Осколки в ладонях ломая (гет)

Пустые слова

я в яд превращаю...

Ей тепло и хорошо, потому что утро — теплыми пальцами любимого человека, а солнце — яркими лучами по глазам, заставляя открыть их и улыбнуться. Только вот они оба знают, что сегодня их последний день, и назавтра Тайренн должна уйти: магия требует уединения.

Девятнадцатилетняя Тай родилась в Ист-Оль, небольшой деревне Водных. Странно было то, что обычная девчонка обладала неплохими магическими задатками, и местный лекарь-маг сам учил ее, советуя отправиться в город Асткрист, где она закончила бы свое обучение.

Назавтра она оставит Хараля и отправится в город, чтобы на год пропасть за каменными стенами монастыря магов.

— Тай?

Девушка смешно жмурится, прикрывая глаза от слепящих солнечных лучей. Рыжие волосы горят в этом свете, будто чистейшая медь. Она потягивается, задевая пальцами руку светловолосого юноши, и тот обнимает ее.

— Проведешь это день со мной?

Полдень застает их на реке, где Тайренн заставляет воду искриться тысячами искр, поднимая в воздух маленькие капли. Солнце — раскаленным шаром высоко над головой, и полуголые, Тай и Хараль валяются на траве, обнимаясь и наблюдая, как серебрится чешуя небольших рыбок в солнечных лучах.

— Хараль?

— Да, Тайренн?

Он мягко целует девушку в волосы, вдыхая запах нагретых солнцем теплых полевых трав.

— Обещай, что дождешься меня.

Хараль замирает, потому что слова порождают в нем застарелую боль, что появилась еще тогда, когда он узнал о решении любимой покинуть Ист-Оль и отправиться в монастырь Асткриста. Они были вместе уже четыре года, и для него не было никого дороже этой девушки, но даже она не знала, каких сил ему стоило отпустить ее в этот путь.

— Обещаю.

Слово — упавшим в речную гладь камнем, от которого расходятся безмолвные круги. Затихая, они становятся все шире, пока, наконец, не рассеиваются. Ветерок — приятным холодком по коже, заставляя чуть поежиться, потому что после обжигающего солнечного пламени он — что глоток ледяной воды.

— Тайренн, я буду ждать столько, сколько потребуется, пусть даже и всю свою жизнь, — тихонько выдыхает парень и целует ее, и глаза — двумя чистыми глубокими ключами, ярко-синими, как безоблачное вечное небо над головой.

Девушка отвечает ему, и сердце щемит, душа полна нежности, потому что она знает — его слова — не пустой звук.

День пролетает — хохотом и веселыми брызгами прохладной воды на разгоряченную кожу, беззаботным временем, что лишь растягивает и продлевает агонию.

Ночь — тихим шелестом полевых трав под нежными касаниями холодного ветра, но двоим, что сплелись в одно целое на берегу реки, жарко, слишком жарко, потому что эта ночь — последнее, что им осталось. Успеть, урвать у ненавистного времени, что бежит так быстро, еще одно касание, еще один поцелуй, предпоследний, да, ведь ночь еще не закончилась, и осталось совсем немного…

Тайренн закусывает губы и закрывает глаза — ни к чему Харалю знать, что она плачет, горько, безмолвно, не выдавая себя и звуком, потому что юноше и так тяжело, незачем ему видеть ее слезы, от которых так больно глазам. Она впивается в его спину ногтями, прочерчивая царапины, и наверняка парню не слишком-то приятно, но он и не замечает этого в пелене собственной боли, что стократ сильнее физической. Удовольствие плещется вокруг них магией Тайренн, и оба понимают, что она невольно вызвала дождь, только когда холодных капель становится слишком много.

Ей жарко, потому что каждое касание Хараля — как обжигающе-горячий уголь по беззащитной обнаженной коже. Холод заставляет ее дрожать, потому что сердце не может отринуть мысли о близкой разлуке. Разум может, а сердце — нет, не в силах, упрямо продолжает напоминать о том, что осталось всего лишь несколько часов, и целый год до встречи.

Она все-таки открывает глаза, когда дождь — потоками хлещущей воды по телу, и слезы стекают по лицу вниз, смешиваясь с каплями, когда невозможно в ночной тьме различить, что она плакала. Тайренн смотрит в глаза парня, заставляя себя впитывать каждую черточку лица, запоминая, словно вырезая на внутренней стороне век, так, чтобы каждую следующую ночь — вспоминать.

Хараль держит ее в объятиях и двигается, резко, рвано, и дышит, словно олень, настигаемый гончими. Быстрее, быстрее, успеть, потому что совсем скоро небо станет розовым и беспощадное солнце снова взойдет над мирно спящей землей. Девушка в его руках — хрупкая, тонкая, будто нежный цветок, что готов сломаться от любого движения.

Время безжалостно, и его нельзя умолить, но с ним можно схватиться.

Тайренн поднимается со стылой земли, прикрывая глаза, впитывая солнечные лучи, скользящие по бледному лицу с красными глазами — она не спала всю ночь, надеясь наглядеться на юноше на целый год вперед.

Хараль лежит на боку, и на лице его страдание, что не отпускает его даже во сне. Закрывая глаза, Тай ощущает соленые слезы, что снова текут по его лицу. Холодный голубой свет телепортации окутывает ее, и она исчезает.

Только разбиваю себя

все неверно...

Монастырь в Асткристе — невысокое строгое здание в десяти минутах езды от города. Суровые монахи в коричневых рясах вызывают у Тай дрожь по телу. Они живут по собственным законам и, говорят, что и сам князь Воды им не указ. Мужчины и женщины учат Тайренн владеть собственной магией, что пытается выйти из-под контроля, расплескаться во все стороны озлобленной стихией, что готова смыть половину монастыря.

У девочки действительно талант, отмечают все, и Тай, стиснув зубы, постигает сложную науку. Сложные плетения заклинаний и вязи рун даются ей с трудом — гораздо легче просто закрыть глаза и представить, как чистая магия сама срывается с твоей руки каплями живительного дождя для иссохшей, мертвой земли. Или как тонкой изморозью она разрисовывает окна, выводя узоры из птиц, трав и неведомых зверей.

Таких, как Тай, тут около десятка, и все практически не общаются друг с другом, потому что тайны магии монахи доверят только трем. Закон — а что поделать? — выживает сильнейший, и только достойный может познать саму суть Воды, ее природу. И Тайренн выжимает из себя все, потому что только так она может оправдать то, что согласилась покинуть Хараля на целый год.

Ночами ее донимают грезы, и ей сниться голос любимого, что зовет ее домой, словно предупреждая о чем, но стоит девушке сделать шаг в сторону юноши, как он тает, словно лед на ярком солнце.

— Давай, Тайренн, — нетерпеливо приглашает голос, и девушка мотает головой, приходя в себя.

Вскинуть руку, произнести конструкцию древних слов, увидеть голубую звездочку и направить ее в сторону учителя. Холодное свечение окутывает его, и монах улыбается:

— Молодец. Лечебные заклятия тебе поддаются очень хорошо. Ты почти закончила свое обучение. Пожалуй, один поединок, несколько слов в заключение, и мы ничего не сможем больше тебя научить.

Тай не дышит, боясь поверить в свое счастье. Неужели заточению в монастыре пришел конец? Если она выиграет поединок, то постигнет тайну Воды, что так сокровенно оберегают монахи! А потом… потом ее ждет долгий путь домой.

Этим вечером она возвращается в свою комнату, когда сзади на нее набрасывают мешок и волокут куда-то в сторону. Тяжелый удар по затылку, и последнее, что слышит девушка, это чьи-то слова:

— Попробуй только завтра выиграть, мерзавка. Магия не подчиняется слабым…

Наутро Тайренн просыпается в своей постели: все тело ломит так, что даже встать с кровати представляется ей большим трудом. Кости будто переломали по одной, а потом небрежно сложили вместе, скрепив «Связкой» — дилетантским лечебным заклинанием, на которое способна любая деревенщина. Голос, что она слышала ночью, не выходит из головы, и когда один из парней, с кем она вместе занималась, Тарлок, приходит за ней, Тай с трудом переваливается и падает на пол, не сдержав стона.

— Ты чего, Тай? У тебя поединок через десять минут, ты же даже поесть не успеешь!

Мальчишка помогает ей добрести до зала, и девушка останавливается перед высокими дверьми, собираясь с духом. Самым большим желанием ей кажется только сон или, по крайней мере, покой на кровати в компании одеяла.

Голос… Анвари! Вот же скотина. Невзлюбила же Тай ее с первого взгляда, и эта тварь, решив, что у Тайренн есть шансы войти в тройку лучших, с помощью своих друзей измочалила ее вчера ночью!

Девушка стискивает зубы и поднимает голову, вскидывая подбородок. Пусть ей отведено место проигравшей, но она уйдет с гордо поднятой головой, и никто не посмеет обвинить ее в том, что она была слабой.

Тарлок открывает дверь, и Тай входит внутрь. Здесь собрались почти все маги и ученики, выстроившись вдоль стен.

— Тайренн, пришло твое время сразиться с Сильвестро.

Монах лет сорока выходит вперед, и Тай поеживается. Сильвестро — лучший из тех, кто живет в монастыре, и если ей придется драться с ним, то она несомненно проиграет.

Она кланяется мужчине, а тот, не дожидаясь чьей-либо команды, посылает в нее ледяные стрелы. Тай вскидывает руки, ставя щит, и под прикрытием морозной стены меняет позицию, готовясь атаковать шаром.

Сам бой Тай потом вспоминала с трудом. Тело шевелилось еле-еле, но девушка выжимала из него все, что могла, прыгая, уворачиваясь и стараясь достать противника хоть раз. Когда и она, и монах уже израсходовали все свои уловки, то Тай удалось парализовать старика ледяным паром, что при вдохе заставлял человека оцепенеть где-то секунд на тридцать, но и сама Тайренн словила ледяное кольцо, что пригвоздило ее к полу.

— Тайренн, девочка, позволь поздравить тебя.

Вечером она прибыла в келью к Сильвестро. Странно, но они были одни.

— Ты, наверное, думаешь, что я открою тебе тайну Воды? — мужчина усмехнулся. — Хорошо. Тайна в том, что тайны нет. Понимаешь? Ты просто лучшая из лучших, и нет ничего, что помогло бы тебе обуздать природную стихию, кроме твоей силы и твоих умений. Крепись, девочка. У тебя нелегкая судьба, и знай, что мы больше никогда не пересечемся, хотя ты переживешь меня на много лет…

Пытаюсь прожить

не разбираю...

Наутро Тайренн покинула монастырь, напоследок «подарив» избившим ее ученикам изощренное проклятие, что отмораживало ммм… не оставляло, короче, надежд на счастливую личную жизнь как минимум в ближайшие лет пять. Это интересное заклятие она почерпнула для себя из древнего фолианта в библиотеке монастыря.

Дорога до дома занимала четыре дня, и Тайренн применила магию, чтобы преодолеть половину пути. Решив сделать привал, она устроилась под деревом вдали от дороги, чтобы не нарваться на разбойников. Нет, она бы, наверное, смогла их одолеть, но рисковать не стоило.

— Ну, долго ты меня не замечать будешь? — язвительно поинтересовался голос сзади, и Тай испуганно обернулась. В тени под деревом сидели двое: рыцарь в полном боевом облачении с мечом в ножнах и молодой мужчина в залатанном одежде. Рядом с ним лежала котомка.

— Кто вы? — нервно поинтересовалась Тайренн. В ладонях помимо ее воли зацвела голубая стрелка, направленная в сторону возможных врагов. Воин захохотал, увидев заклятие в ее пальцах, а его друг лишь улыбнулся.

— Меня зовут Сигурд Асткристкий, рыцарь, что странствует по миру в поисках лучшей доли. А этот молчун — Дастан, лекарь и травник. А кто же ты, красавица?

— Тайренн из Ист-Оль, — сквозь зубы пробормотала девушка, больше похожая в этот момент на волчицу. Стрелка и не думала исчезать из соединенных лодочкой рук, и пальцы нервно шевелились, отчего она вращалась, будто взбесившийся компас.

— Не надо так переживать, — мягко предложил Дастан. — Мы всего лишь не стали сразу обнаруживать свое присутствие. Тем более, если ты направляешься в Ист-Оль, то нам по дороге.

— С чего вы взяли, что я пойду с вами? — нахмурившись, поинтересовалась Тай. Заклятье в ее руке трансформировалось в маленькую ледяную бабочку, что взлетела с ее ладони и села на черные волосы Сигурда.

— Да не нервничай ты так, — чуть улыбнулся рыцарь, пересаживая бабочку на палец и отодвигаясь подальше от разведенного Тайренн пламени. — Мне нужно навестить ту, что ждала меня в Ист-Оль и обещала родить мне ребенка…

Глаза молодого рыцаря затуманились, и Тай ощутила острую жалость, прекрасно понимая, что происходит в душе у мужчины. Она и сама сходила с ума, желая поскорее увидеть Хараля. К сожалению, перемещение на такие расстояния забирало огромное количество магии и поэтому было сейчас недоступно.

Закончилось все тем, что уснули они на одном одеяле Тай, накрывшись плащами Сигурда и Дастана, прижавшись друг к другу, потому что ночи стояли на удивление холодные. Целый день провели в молчании, измеряя шагами дорогу домой, думая каждый о своем и надеясь на то, что следующий день принесет им счастье.

Последним день занимался грязно-серым мутным рассветом, что обещал каждому свое: Тай — долгожданную встречу с любимым, Сигурду — свидание с невестой, а молчаливому Дастану — возможность увидеть старую больную мать и молодую жену.

Старуха на дороге приглянулась Тай еще за несколько минут до того, как они к ней подошли. Ужасные раны и нагноение вызывали не отвращение, а жалость, поношенное платье — желание залатать его магией, потому что вода могла сцепить старые нитки не хуже клея, и, пленяя в крохотных капельках радужные отблески мутного солнца, даровать одежде новый цвет.

— Ох, пограбили-побили меня разбойники дикие-е-е! — посетовала нищенка, завидев троих путников.

Сигурд тяжело вздохнул, глядя поочередно на девушку и на лекаря, и поинтересовался:

— Куда сгинули, бабуля?

— Дык в лес, милок! Логово у них там навроде как…

Не говоря больше ничего, рыцарь опустил котомку в пыль рядом со старухой и скрылся в зарослях.

— Давайте я осмотрю ваши раны, — предложил Дастан, доставая из сумки какие-то травы и флаконы.

Тайренн же прикрыла глаза, призывая крошечные капельки росы, осевшие на цветочных лепестках и впитавших их оттенок, переместиться туда, куда девушка звала их: вплестись в залатанное платье, раскрашивая его новыми узорами.

Через некоторое время вернулся молчаливый Сигурд, покрытый кровью, что запятнала серебряную кольчугу.

— Ну все, бабуля, проблем больше нет, а нам дальше надо путь держать. Удачи.

— Прощевайте, внучата! Да будет путь ваш легок…

Они не успели отойти и на три десятка шагов, когда мир вдруг взорвался ярким белым светом, что ослепил путников.

Только я теряю себя

все неверно...

— Черт… Черт! Ну и бабуля, — Сигурд стоял на коленях на вершине башни и хохотал, утирая слезящиеся глаза. — Провела нас, как последних дураков! — внезапно рявкнул он. — Богиня это была, а не нищенка. И черт знает, где мы сейчас!

Позже уже все трое узнали, что стали Триадой — судьями, что призваны сохранять порядок в земле этой. И никому не было дела то трех сломанных судеб, что осыпались звенящими осколками в миг, когда помогли Богине.

Тайренн молчала почти два месяца, не в состоянии осознать, что не может покинуть башни, где они теперь жили. Боль застилала все существо, а понимание того, что это — навсегда, усугубляло и без того незавидное положение. Хараль снился ей каждую ночь, и голос его манил ее, звал за собой, но один шаг — и путь осыпался тысячей ледяных бабочек, что таяли под беспощадным огнем.

Богиня не собиралась отпускать их просто так: никто из Триады не мог отойти от башни больше, чем на две сотни шагов. А дальше будто стоял невидимый барьер, что мешал двигаться дальше, и Сигурд, как тот, что быстрее всех пришел в себя, не раз оттаскивал от него Тайренн, что как пойманная бабочка билась в его руках, пытаясь обмануть проклятую ограду.

Однажды в старой пыльной комнате девушка наткнулась на большую чашу с плоским дном. Руны на боку были стерты и еле читались — «Отражение». Прошло уже больше года с тех пор, как Богиня заперла их в башне. Подойдя к чаше, Тайренн руками отерла с него пыль и заглянула в темную воду внутри. Сначала она видела только свое отражение, но постепенно вода посветлела, и на поверхности черты рыжеволосой девушки выцветали. Мгновение спустя на нее смотрело лицо Хараля. Светлые волосы — до самых плеч, вот, как отросли, и глаза — два синих озера. Застонав, Тай протянула руку и коснулась ладонью воды.

Мир померк, а потом свежий ветер подхватил рыжие волосы, взметнув их вверх языками пламени. Пологий склон, невысокая каменная ограда… Кладбище.

Простая могила с каменным надгробием и всего несколько выбитых слов.

Здесь покоится Хараль Ураиль, павший в сражении за Ист-Оль. Пусть люди всегда помнят его, человека, что оставался воином до самого конца.

Тайренн опустилась на колени, касаясь пальцами равнодушного камня. Хараль. Не сумела тебя сберечь любовь, что покинула, не выжить было в муках одиночества. Вот уже почти год, как обняла тебя своими крыльями смерть, унося с собой.

Закат расцвечивал рыжие волосы пламенеющим огнем, но Тай не видела ни пожухлой травы вокруг, ни других могил, где, наверняка, лежал ее отец и старшие братья. Перед глазами стояло лицо Хараля, его улыбка, в ушах звенел его смех в тот последний день, когда она его видела.

Пальцы закололо, но девушка не видела, как на земле холодным голубым льдом пламенеют заколдованные цветы, что рождались из пролитых слез.

Белая вспышка — и Тай исчезла, в последний раз погладив стылый камень. Ничто не напоминало о том, что здесь была одна из Триады, только тонкие лепестки цветов трепетали на ветру, тихонько отзванивая поминальную песню.