О любви к пению и о любви (гет)

Из всех возможных домашних дел, я всегда любила делать только одно — мыть посуду. Стою, намыливаю ее, напеваю что-нибудь этакое. Только моему соседу это не нравилось категорически. Он на мое пение выходил на кухню, стоял за спиной, буравя меня взглядом, и молчал. Портить отношения с ним мне, конечно, не хотелось, но, чувствуя его пристальный взгляд на своей спине, я пела еще громче. Наверное, от нервов.

Ах, да, последние полгода я жила в коммунальной квартире, комната в которой совсем недавно досталась мне от скоропостижно умершей бабушки в наследство, и у меня там было двое соседей.

Один тот самый, что недолюбливал мое пение, а другого я и не видела толком никогда. Он бывал дома наездами, и об этих его визитах можно было догадаться исключительно по следам его мимолетного здесь присутствия.

Например, приходя вечером с работы, я иногда находила на стене возле его стола на кухне записки. Вроде этой: \"Дорогие соседи, удачного вам дня и привет с Севера. Вот вам рыба самая что ни на есть вкусная, поделитесь по-братски! Ваш сосед Семен\".

Так, нам порою перепадали вкусные гостинцы, иногда сувениры из разных городов. И было понятно, что Семен много ездит, но по воле службы или по личным интересам, я не знала. Наш третий сосед, дядя Коля угрюмо молчал и на вопросы не отвечал. Обычно он мрачно отрезал мне половину оставленного гостинца, и так же молча и мрачно уходил со своей половиной в свою комнату.

Однажды, правда, подарок был не съедобный. На столе была оставлена новенькая люстра для кухни. Спустя неделю, мрачный дядя Коля все же соизволил достать стремянку и прикрепить на потолок веселый расписанный рыбками плафон, вместо недавно разбитого по вине самого же дяди Коли — он повздорил с соседом с верхнего этажа, тот ворвался на кухню, кинул что-то в него, но как-то нечаянно промахнулся — дядя Коля остался жив, а плафон, увы, нет.

Из этого события я сделала вывод, что наш мифический сосед был каким-то образом в курсе происходящих в нашей квартире событий, и пытался таким образом на них влиять.

В тот злополучный день у меня были гости, девочки с работы. Грязной посуды образовалось много, и вечером, как обычно, я стояла на кухне и намывала ее, напевая что-то из Наутилуса.

Дядя Коля мрачно вышел из своей комнаты, предварительно выключив свой громкоговорящий телевизор — и как он только улавливал среди этого шума мой голос? — и встал позади меня, включив свой взгляд-буравчик на полную катушку. Почувствовав его взгляд, я, как по команде, начала петь еще громче. Сосед стоял смотрел, я мыла и пела. Он еще немного постоял, потом подошел ко мне, отодвинул меня от раковины, да и грохнул об пол всю стопку моих только что намытых тарелок.

Я онемела. У меня даже слов никаких не нашлось, чтобы что-то ему сказать в ответ на это действо. Спустя пару секунд, а происходящее так и не уложилось в моей голове, я задохнулась, замахала руками, да и сбежала в свою комнату. Такого поступка я от него не ожидала ну совсем, ведь при всей своей нелюбви к вокалу, он был довольно тих и не буянил почем зря. А тут... вдруг...

До утра я на кухню не выходила. А утром тоже не выходила, просто собрала вещи, оделась и сразу ушла на работу.

Вечером, когда я пришла домой, то сразу от порога помчалась на кухню. Я купила себе новые тарелки и вознамерилась их тотчас же демонстративно поставить на свой стол, и, гордо хлопнув дверью, удалиться к себе домой.

Не получилось.

На моем кухонном столе стояли стопочкой точно такие же тарелки, что вчера были разбиты, а рядом со столом на нашем застеленном стареньким линолеумом полу — не поверите — возвышалась новенькая посудомоечная машина.

И белела записочка на стене. \"Дорогие соседи, не ссорьтесь. Мойте посуду в машине, и больше не бейте сервизы. А пение я обязательно хочу послушать в свой следующий приезд! Ваш сосед Семен.\"

Дара речи в тот момент я лишилась окончательно. Поставила купленные тарелки рядом с новыми, развернулась и на цыпочках ушла к себе. В этот момент из своей комнаты попытался было выглянуть дядя Коля, но увидел меня, и с виновато-мрачным лицом скрылся обратно за дверью.

Неделю, наверное, машину никто не трогал и не включал. Потом однажды вечером, вернувшись с работы, я узрела на полу кухни коленопреклоненного дядю Колю, который возился с инструкцией и пытался подключить посудомоечную машину к трубам. Я фыркнула преувеличенно громко и ушла к себе.

Утром, выйдя в места общего пользования, я встретила соседа. Он молча кивком показал мне на машину и вышел в коридор.

Еще через пару дней, после очередного чаепития с подружками, я решила таки машину опробовать. Мыла она долго, но тихо и сама. Что не могло не радовать: вечером все составила, ушла спать, а утром — вот они, чистые чашечки. Бери и пользуйся. В общем, машинка прижилась и стала восприниматься как нечто само собой разумеющееся.

А вот личность нашего отсутствующего соседа волновала меня все больше. Но узнать кто он, что он и когда наконец появится, мне было не у кого. В жилконторе сказали то, что я и так знала — имя, фамилию и год рождения. Судя по году, он было немного старше меня, и это интриговало еще больше, потому что воображение уже начинало рисовать его портреты. Почему-то мне представлялся русоволосый смеющийся парень с чуть прищуренными глазами, и большими руками, которыми он нет-нет, да приглаживал свою растрепанную чуть вьющуюся шевелюру.

Парень казался мне смутно знакомым, но выявить место, где я могла его видеть, у меня не получалось, и потому я все списывала на свою развитую фантазию и богатый внутренний мир.

Я стала ждать встречи. Очень сильно ждать. Однако, сосед появляться не спешил.

Прошло уже два месяца с момента появления в нашей квартире чудо-агрегата, а от соседа Семена больше не было никаких вестей. Ни подарков в виде вкусностей, ни записок, ни его самого. Я начала волноваться, я даже попыталась спросить о Семене у дяди Коли, но тот только мрачно отмахнулся, сгорбился как-то весь и поковылял в свою комнату.

Еще спустя три месяца новостей по-прежнему не было.

Иногда вечерами, когда я ставила свою и соседскую (в какой-то момент, мы с дядей Колей неожиданно стали делать какие-то домашние дела по очереди, молчаливо договариваясь об этом взглядами) посуду в машину, я гладила ладонью ее белый глянцевый бок и пыталась представить, что случилось с нашим Семой, и почему он больше не приезжает.

Я скучала по нему, хотя не видела его никогда, только читала его записки, которые все до одной стопочкой хранились у меня в комнате в комоде.

Однажды, уже темной осенней ночью, когда я давно легла в постель, да все никак не могла погрузиться в сон, лежала и ворочалась как на иголках, в коридоре послышался шум. Будто кто-то пытался открыть дверь, но у него это плохо получалось — ключ словно срывался в скважине с заранее проточенных пазов, то ли руки дрожали, то ли ключ не подходил к замку.

Я вскочила с кровати. Не от страха. Пожалуй, страха не было, а вот ожидание и беспокойство нарастали как снежный ком. И я не стала ждать пока этот кто-то наконец откроет дверь, а сама, накинув на себя халатик, помчалась в коридор. Когда я дошла до входной двери и включила в прихожей свет, ночной пришелец как раз справился с замком, и она распахнулась.

На пороге стоял тот самый парень из моих фантазий, только что он совсем оброс, щетина уже могла называться бородой, волосы были забраны сзади в хвост, в левой руке он держал большую сумку и ключи, а в правой руке у него была палочка, такая, с большим резиновым наконечником, с какими ходят все бабушки и дедушки на прогулках.

— Привет, — улыбнулся парень, и прищурил глаза, — я тут немного подзадержался, но я готов послушать твое пение прямо сейчас. Если ты, конечно, поможешь мне войти и закроешь эту ужасную дверь.

— Конечно, — смутилась я, и выпалила то, что меня сейчас больше всего волновало, — где я могла тебя видеть раньше? Я же тебя знаю, абсолютно точно знаю, я же тебя представляла именно таким, Семен...

— Да и я тебя знаю... Катерина... — с расстановкой произнес он мое имя и чуть наклонил голову набок, — а ты вспоминай... Твоя бабушка была учителем музыки в нашей школе... И ты частенько прибегала к ней после уроков, когда она вела музыкальный кружок. Ну, помнишь?

— Помню... а ты был такой высокий и нескладный, носил бабушкины ноты после занятий ей до дома, а она говорила, что голоса у тебя нет, а зато старания хоть отбавляй...да?

-Да, — улыбнулся Семен, — и она же мне советовала пойти учиться в Горный, потому что всю дорогу я ей обычно травил байки про горы и альпинистов, и она говорила, что только там мне и место — среди камней, птиц и неба, и что у костра в горах даже мой голос сойдет за хороший.

— Так ты геолог? Ты поэтому ездишь по всей стране и не бываешь дома? — меня озарила очевидная догадка.

— Угу, и геолог, и альпинист, — он покачал палочкой в воздухе, — видимо, уже в прошлом. Помоги же мне уже домой попасть! Я хочу сесть, выпить чаю и послушать песню. Ты же мне споешь? Катерина?

— Дядя Коля не любит как я пою, — поморщилась я, — вряд ли он оценит мое пение сейчас, тем более среди ночи.

— Мой дядя очень любит пение, — тихо сказал Семен, усевшись на кухне возле стола, и поморщился, протягивая вперед больную ногу, — просто он очень любил твою бабушку. Ее болезнь оказалась такой внезапной и такой быстрой, что он не успел с ней даже объясниться толком. А твой голос, насколько я помню еще по школе, очень похож на бабушкин. Вот он и переживает. Все же очень просто.

— Наверное...

Я настолько удивилась, что даже не нашлась, что еще ответить. Для меня бабушка была всегда моей бабушкой. Да, моложавой, энергичной, веселой, но всего лишь моей бабулей, а дядя Коля оказывается видел в ней женщину, которая его привлекала и чье пение он слушал ежедневно, сидя у открытой двери, пока бабушка принимала дома учеников.

— Я не знала, — смутилась я окончательно. — Я думала, он просто не любит когда кто-то поет. И даже иногда специально делала это погромче, чтобы его позлить.

— Ну, а теперь знаешь, — засмеялся Семен, — давай-ка попьем чаю. Я привез вкуснейшие пироги с адыгейским сыром. А потом ты все-таки мне споешь... тихо-тихо... Просто я, как и мой дядя, тоже очень люблю, когда поют. И у меня тоже есть любимая певица.

И он посмотрел мне в глаза внимательно и тепло.

И мне показалось, что вот этого взгляда я и ждала всю свою жизнь.