Три минуты (гет)

Собственная импульсивность никогда не была тайной для Ирен Адлер. Совершать поступки на эмоциях, делать выбор под давлением сиюминутных желаний – не самое лестное, но весьма правдивое описание её характера. Доминировать над другими было всегда в разы и разы проще, чем укрощать свою натуру. В какой-то миг Ирен перестала даже пытаться: верховодить другими, дрессировать их гораздо приятнее, чем измываться над самой собой.

Ирен осторожно расправила складки на свадебном платье и одним кивком головы приказала стае подружек невесты выйти, оставив её в одиночестве. Суета вокруг неё уже года полтора как не вызывала ничего, кроме тошноты. В лицах приличествующей невесте свиты она нет-нет, краем глаза видела отражение своего давнего кошмара, который начинался как ожившая наяву самая потайная, самая заветная эротическая фантазия. Ирен заставила плясать вокруг себя британское правительство, даже не взявшись за плётку, но игра закончилась самым постыдным в мире образом – покаянно танцевать по итогу заставили её.

Ей не нужны ни фотографии, ни газеты, ни люди, чтобы помнить. Она закрывает глаза и сразу видит всё в малейших деталях, будто тот вечер навечно оказался запечатлён на сетчатке. Оно всегда незримо присутствует в её жизни, но стоит хоть на миг закрыть глаза – и всё всплывает тут же, как будто прошло не восемнадцать месяцев, а восемнадцать секунд. И слёзы жгут, а страх сворачивается колючим клубком где-то в груди, раздражая, подчиняя и посылая чувство чистейшего ужаса вновь гулять по нервной системе.

Не так страшен Майкрофт, не так пугает британское правительство, но никакая королевская конница, никакая королевская рать не могла собрать то, что разрушила ожившая эмоция. Любовь. Шерлок смог собрать себя после «предательства» Ирен с подставной смертью, а она – нет. Смириться с тем, что у неё отобрали плётку и поставили на колени её же эмоции, она не смогла – она просто разбилась.

А Шерлоку словно было мало! Ему нужно было добить то, что осталось от неё! Ему нужно было спасти её, а самому умереть, сдохнуть, как последнему трусу, сбросившись с крыши! Белое платье душит Ирен, корсет впивается в нежную кожу, а кружевная фата будто тянет к земле. Она знает, что костюмчик – не по ней, но иногда нет никакой возможности устанавливать правила, нужно им только подчиняться. Может, если она подчинится, кто-то другой сможет установить свои? Может, он сможет нарушить все законы мироздания и выбраться из лап костлявой живым? В конце концов, это же Шерлок! Его призвание – доставать окружающих! Перед ним и смерть спасует!

Ирен на это надеется, но не верит. Шерлок только казался невозможным, исключением во всём, но реальность задавила и его. На каждый плюс находится свой минус. На каждого сверхрационального гения – сверхсуицидальный психопат, который и сам жить не желает, но и другим не даёт.

В дверь стучат, и Ирен тут же прячет лицо под фатой – макияж она поправит позже.

— Дорогая, всё в порядке?

Её жених. Годфри Нортон. Скучный, пресный, тупой слепец. Зато богат. И из высших кругов этого гнилого мира. Ирен ни разу не погрешила против истины, сказав тогда Шерлоку, что любит детективы и детективов. Всё было, как у Честертона в «Сломанной шпаге». Хочешь спрятать лист? Прячь его в лесу. Хочешь спрятать шлюху? Прячь её в высшем свете на виду у всех.

— Разумеется, просто волнуюсь, – она натянуто улыбается, чтобы голос звучал теплее, и гордится тем, что говорит ровно, только немного хрипит от слёз, сковавших горло. – Я скоро выйду.

— Хотелось бы, – хохочет за дверью Годфри. Милый, тупой Годфри. У Шерлока был Джон, а Ирен пошла дальше: решила выйти замуж за своего «Джона» по имени Годфри. – Священник уже тут.

— Ещё пару минут.

Ей нужно время, чтобы проститься с самой собой и поправить макияж. Хотя, кажется, никто не будет удивлён, если тушь размазалась: от невест только и ждут того, что они умилённо будут вытирать слёзки, ведь сбылась их диснеевская мечта о принце. И даже белое бальное платье имеется, а вместо тиары – фата. А ровно в полночь, точнее на рассвете, развеются чары крёстной феи – организатора свадьбы – и принцесса обнаружит себя, спящей в постели с гнилой тыквой, название которой «муж». Ирен не питала иллюзий и сквозь блеск обручального кольца с брильянтом видела в Годфри Нортоне не принца, но выход.

Любила ли она Годфри? Это было просто смешно. Любила ли она Шерлока? Ирен шла по проходу церкви и сквозь белоснежную фату не различала лиц, видела только тропу, сквозь которую её, будто ведьму на сожжение, тащил к алтарю посажённый отец. В отличие от настоящей ведьмы, она не сопротивлялась. Внешне. А внутри… внутри были эмоции, которые с трудом поддавались контролю.

Ирен подошла к Годфри, глядя исключительно на подол своего баснословно дорогого платья, – у приговорённых к казни через свадьбу тоже есть право на последнее желание. Её жених откидывает фату с её лица, и Ирен улыбается ему отрепетированной на множестве клиентов улыбкой. Слёзы, стоящие в глазах, Годфри предсказуемо принимает за выражение радости. И рядом раздаётся смешок. Даже не смешок, а презрительное фырканье.

— О, простите, святой отец, – смеётся Годфри. – Залюбовался.

Ирен вновь показывает отрепетированную улыбку и разворачивается лицом к священнику, чтобы понять – Шерлоку и умереть было мало. Он стоит перед ней, как в первый день официального знакомства, в сутане, но без ссадины на скуле, с отросшими волосами и наметившейся бородой. Но она узнаёт его сразу. Узнаёт и чувствует, как падает что-то глубоко внутри неё вниз. Она ошибалась. Тогда Ирен ещё могла собраться, не сразу, со временем. Теперь – точно нет.

Но не только Шерлоку присуще невозможное. Пусть внутри шторм и буря, на лицо возвращается блаженная, отрепетированная улыбка, а в голове щёлкают шестерёнки. Церковь – чистая формальность, гражданский брак и все необходимые документы подписаны вчера. Сейчас главное не сломаться окончательно. Не на его глазах. Он и так видел больше, чем положено хоть кому-то из божьих тварей.

Она улыбается ему, он улыбается ей, а Годфри справа лыбится, не понимая ничего. Между ними искрит воздух, а обида витает вокруг с горьким привкусом ладана. Они неотрывно смотрят друг другу в глаза, будто вновь выясняют, кто сильнее. Но Ирен слишком зла на Шерлока. Ему было мало? Мало?! Он хотел властвовать над ней?! Она прекрасно знает тактику, когда с переменным успехом причиняют то боль, то наслаждение. То рушат жизнь, то спасают. А теперь что? Он вновь пришёл всё разрушить? Не выйдет. У них вместе никогда ничего не выйдет.

— И прежде, чем начать, я должен спросить, – голос Шерлока грозовой бурей разносится по всему помещению и отдаётся в замшелых углах старой церкви, – у кого-нибудь есть возражения против этого брака? Пусть скажет сейчас или замолчит навеки.

Но смотрит он только на неё. Ей в глаза. Не просит, нет, и, тем более, не умоляет. Просто смотрит и ждёт, думает, что она сдастся. Ирен уже сдалась один раз. Больше? О, право, не настолько же она глупа. Или влюблена. Влюблена, конечно, но прививку от эмоций Шерлок ей сделал качественную – на те самые веки вечные, на которые замолчат они оба.

Она не может себе врать: ей хочется, ей до безумия хочется крикнуть «Я против!», сбросить фату и убежать с ним, как тогда после несостоявшейся казни. И вновь безумно хохотать на пару, сходить с ума от перенасыщения адреналином и целовать. Целовать эти острые скулы, орлиный нос, зарываться пальцами в кудри и говорить о своей любви к нему, и верить самой, что она говорит правду. Чувствовать себя целой и собранной. Но потом наступает утро – и ничего не меняется. Она по-прежнему разобрана, он по-прежнему не простил – и реальность врывается в заброшенную хижину в пустыне ветром, несущим колкий песок и отзвук смеха психопата. Реальность – жестокий, но толковый воспитатель.

Возражений у Ирен нет.

— Святой отец? – Пауза затянулась, и Годфри привлекает к себе внимание.

И он пасует. Шерлок моргает и пасует, переводит мгновенно заледеневший взгляд на Годфри Нортона и улыбается так, что сам дьявол ему бы позавидовал. А он и завидует – Ирен знает точно. Мориарти мёртв, а Шерлок жив. Дьяволу только и остаётся что завидовать.

Шерлок продолжает читать традиционную речь. Ирен чувствует себя победителем, но победа почему-то хрустит песком пустыни на её зубах. Больше он не смотрит на неё, просто читает, а во время поцелуя объявляет её с Годфри мужем и женой слишком быстро, слишком яростно, чтобы потом развернуться и уйти под гром аплодисментов идиотов, пришедших поглазеть на небывалый цирк – шлюха выходит замуж.

А Ирен вытирает слёзы. Теперь – можно. Теперь – неподозрительно. Теперь – не стыдно. И когда на банкете после церемонии видит в саду знакомую фигуру, которую она узнаёт сразу даже без пальто, она говорит, что идёт «припудрить нос», и вылезает из окна туалета в своём шикарном свадебном платье, словно малолетняя идиотка из дамского романа.

Шерлок ждёт. Вокруг ночь, в окнах виднеются веселящиеся люди, глухо звучит музыка, а сама виновница торжества стоит под старой, кривой яблоней и просто молчит вместе с Шерлоком. Ирен осторожно берёт его за руку и подносит ладонь к своей щеке, прижимается и закрывает глаза. Он не вырывается, но она чувствует, как рефлекторно дёргаются его пальцы, чтобы… что? Оттолкнуть или наоборот притянуть к себе? Ирен не думает, что ответ знает даже сам Шерлок. Она слышит, как шуршит осенняя трава, когда он делает шаг к ней, и чувствует, как его холодные губы касаются её лба.

— Тебе пора, – говорит Ирен, но по-прежнему прижимает ладонь к своей щеке.

— Да, – звучит ответ, однако Шерлок тоже не меняет позы. – Тебя начнут искать через три минуты, судя по состоянию твоего мужа, миссис Нортон.

Ирен улыбается и целует его ладонь. Три минуты – это целая вечность.