Последний закат (джен)

Мок­рая фут­болка мер­зко лип­нет к спи­не, зас­тавляя ежить­ся и силь­нее ку­тать­ся в ра­зод­ранную на гру­ди кур­тку. Ее дав­но нуж­но бы­ло вы­кинуть, но от­сутс­твие за­мены и под­сту­па­ющая зи­ма не да­вали на это шан­сов.

Нес­мотря на хо­лод­ный воз­дух, бь­ющий в ли­цо, пот про­тив­ны­ми по­лоса­ми спол­за­ет с бро­вей на гла­за, от че­го те щип­лет.

Но­ги но­ют от дол­гих ча­сов, а мо­жет да­же дней ходь­бы в из­но­сив­шихся са­погах.

Те­ло ис­то­щилось, из-за че­го обувь силь­но на­тира­ет ло­дыж­ки, а пок­ры­тые тол­стым сло­ем гря­зи и пы­ли джин­сы сла­бо дер­жатся на бед­рах при по­мощи рем­ня.

Же­лудок све­ло до тош­но­ты, но не­весо­мый груз рюк­за­ка на пле­чах тол­ка­ет ид­ти впе­ред и на­де­ять­ся, что за сле­ду­ющим при­гор­ком или по­ляной обя­затель­но бу­дет ка­кой-ни­будь оди­нокий до­мик, фер­ма или по­селе­ние вы­жив­ших.

Хоть что-то, что по­может про­жить еще хо­тя бы день.

Хо­тя бы встре­тить этот за­кат, что сов­сем ско­ро ок­ра­сит се­рое не­бо крас­ка­ми.

Упав на влаж­ную лис­тву, жен­щи­на в оче­ред­ной раз про­тер­ла гла­за, силь­нее раз­ма­зывая грязь по вис­кам и ще­кам.

Уже на про­тяже­нии мно­гих не­дель она не встре­чала ни­чего по­хоже­го на во­до­ем, а те жал­кие ос­татки во­ды, пле­щущи­еся при каж­дом дви­жении в оди­нокой бу­тыл­ке за спи­ной, бы­ло жал­ко да­же пить.

Мир умер слиш­ком дав­но.

Воз­можно, она умер­ла вмес­те с ним. Ког­да-то в прош­лом.

Под­сев бли­же к не­боль­шо­му кос­тру, жен­щи­на дос­та­ла из внут­ренне­го кар­ма­на кур­тки свер­ток, уме­ща­ющий­ся в ла­дони.

Паль­цы мел­ко дро­жат от хо­лода, не спо­соб­ные сог­реть­ся еле ощу­тимым теп­лом низ­ко­го ог­ня.

Раз­вернув ткань, она дос­та­ла пот­ре­пан­ный блок­нот и уже поч­ти сто­чив­ший­ся ог­ры­зок ка­ран­да­ша – единс­твен­ное, что бе­реж­но хра­нит­ся до сих пор; единс­твен­ное, что бу­дет не боль­но те­рять.

Под­це­пив об­ло­ман­ным ног­тем из­мя­тую об­ложку, она по при­выч­ке об­ли­зала гри­фель, но, под­не­ся ка­ран­даш к стра­нице, за­мер­ла, так и не кос­нувшись по­жел­тевшей по­вер­хнос­ти.

Эта ма­лень­кая книж­ка хра­нит в се­бе пос­ледние го­ды су­щес­тво­вания это­го ми­ра.

Аб­со­лют­но мер­тво­го, уже гни­лого и смер­дя­щего да­же в хо­лод­ные но­чи, соп­ро­вож­да­емые нес­конча­емым ры­ком го­лод­ных «лю­дей».

В ней та­ят­ся мыс­ли, на­вер­но, единс­твен­но­го ос­тавше­гося в жи­вых че­лове­ка.

Хо­тя оп­ре­деле­ние «жи­вой» уже дав­но пе­рес­та­ло быть од­нознач­ным.

Трес­ну­ла вет­ка где-то в ча­ще ле­са за спи­ной.

Паль­цы пе­рес­та­ли дро­жать и ве­тер, до это­го тре­пав­ший силь­но от­росшие се­дые во­лосы, за­тих, ого­ляя не­ког­да ус­тра­ша­ющую ти­шину с не­ров­ным ше­лес­том тра­вы под гни­лой плотью хо­дяче­го.

В такт это­го поч­ти род­но­го для жен­щи­ны зву­ка, что еще нес­коль­ко лет на­зад вы­зывал страх, а из де­тей рож­дал убийц, мер­но за­шелес­тел гри­фель, вы­писы­вая не­ров­ные стро­ки на пос­ледней стра­нице.

За­пах гни­ли за­бива­ет нос, а во­рот­ник кур­тки боль­но сдав­ли­ва­ет гор­ло, ког­да кос­тля­вые паль­цы хо­дяче­го тя­нут за ка­пюшон, а че­люсть со ста­рыми, дав­но за­сох­ши­ми кус­ка­ми мя­са кла­ца­ет у са­мого уха.

Этот мир умер слиш­ком дав­но, ос­та­вив жал­кую горс­тку лю­дей ждать сво­ей учас­ти, на­де­ять­ся на спа­сение и воз­рожде­ние прош­ло­го ми­ра, счас­тли­вого, как ока­залась, прош­ло­го.

Этот мир прог­нил до сво­его ске­лета так, что да­же сы­рая зем­ля от­да­вала да­леким смра­дом раз­ла­га­ющих­ся пов­сю­ду тру­пов.

А лю­ди уми­рали и гни­ли вмес­те со сво­им ми­ром.

Воз­можно, она бы кри­чала. На­вер­но, да­же пред­при­няла бы по­пыт­ку от­бить­ся. Ис­поль­зо­вала бы пос­ледний, при­пасен­ный мно­го лет на­зад пат­рон, пус­тив в лоб хо­дяче­му… или же се­бе.

Но вмес­те с те­лом гни­ет и ду­ша.

И от ее ду­ши ос­тался та­кой же со­чащий­ся зло­вони­ем ку­сок, как и у то­го мер­тве­хода, что ры­чит, под­няв под­бо­родок к звез­дно­му не­бу, дер­жа в паль­цах, пе­репач­канных све­жей, теп­лой кровью, не­лов­ко выр­ванный из ос­ла­бев­шей ру­ки ка­ран­даш.

«Всю свою жизнь я бы­ла ра­быней.

А уми­рая, пом­ню толь­ко то, что ког­да-то бы­ла ма­терью…»

Огонь вспых­нул яр­че, с ши­пени­ем об­ли­зывая до­гора­ющий в нем рас­кры­тый блок­нот. И мед­ленно стух под тя­жестью вновь под­нявше­гося вет­ра, ос­тавляя в горс­тке зо­лы не­боль­шой кло­чок стра­нич­ки с уце­лев­шей под­писью в са­мом кон­це: «Кэ­рол».