Хозяин (джен)

Всё прощается, пролившим невинную кровь не простится никогда.

(А. Рыбаков, «Тяжёлый песок»).

Прохладный ночной ветерок ерошит шерсть, пахнет мокрой землёй и пожухшей травой. Хорошо, что ночь ясная и не приходится мокнуть. Я притаился под корнями дерева во дворе. Тёмный Лорд сказал, что пойдёт один, но и не запретил мне напрямую следовать за ним — и я не смог удержаться. В одной маггловской книге, которую подсунула мне Лили, я читал, что преступника всегда тянет на место преступления. Вот только я не чувствую себя преступником. Я вообще ничего не чувствую, хотя умом понимаю, что в таком мирном и уютном с виду доме сейчас разворачивается трагедия. Но — ничего. Только пустота и холод где-то глубоко внутри.

— Пожалуйста, только не Гарри! Убейте меня вместо него!

— Отойди, девчонка!

— Нет, пожалуйста, только не Гарри…

Зелёная вспышка. И ещё одна. А потом… потом происходит что-то непонятное. Раздаётся взрыв, рядом падает обломок черепицы, волна силы вдавливает меня в землю, кажется, ещё немного — и треснет позвоночник. Но в следующее мгновение всё затихает. На втором этаже на месте крыши зияет дыра, а через несколько секунд я слышу… плач младенца! Не может быть! Как он сумел выжить? Но судьба только что швырнула невозможное мне в лицо. Я не только слышу детский крик, но и чувствую, как ослабела та странная и притягательная мощь, что я всегда ощущал в присутствии Лорда. Ослабела, но не исчезла до конца.

Проникаю в дом через лаз для кошки. Здесь пахнет смертью, я стараюсь не смотреть по сторонам, понимая, что увижу нечто страшное. Превращаюсь только рядом с лестницей и медленно, будто на эшафот, поднимаюсь на второй этаж. Сквозь зияющий провал в крыше светит одинокая звезда, в углу горят две свечи, каким-то чудом не погасшие при взрыве. Яркое пятно на полу — рыжие волосы Лили на тёмных половицах, лицо искажено ужасом, рот раскрыт. Отворачиваюсь. От неё, от Гарри, который заливается плачем и тянет ручки к матери. Я не хочу это видеть, не хочу думать, что это моя вина. У меня не было выбора. Легко рассуждать о чести, благородстве и долге, когда ты сильный и талантливый. Они все были такими — Джеймс, Сириус, Ремус, Лили… А я нет. Я ведь просил у судьбы так мало — лишь толику силы, чтобы идти своим путём, ни на кого не оглядываясь и ни от кого не завися, но так ничего и не получил. Я не могу без опоры и защитника. А раз так — это должен быть лучший защитник, самый сильный, и я всегда выбирал именно таких. Но взамен они — и Лорд, и Мародёры — требовали слишком много. Преданности. Самозабвенной преданности до самой смерти и под угрозой смерти. С Тёмным Лордом это выглядит как-то… честнее. Он господин, я слуга, он приказывает, я повинуюсь, зная, что ослушание карается смертью. Но люди, которые называют себя моими друзьями, должны относиться ко мне иначе, не считать меня игрушкой, которой можно вертеть по своему усмотрению! А они предлагают мне точно такой же выбор — делай, как нам надо, или умри! Если бы они действительно были моими друзьями, то понимали бы, что требуют невозможного! Для начала вообще не тащили бы в этот Орден, а дали бы спокойно жить! «Тебе нечего бояться, они будут охотиться за мной», — звучит в памяти голос Сириуса. Нечего бояться… попробовал бы сам сначала что-нибудь скрыть от Тёмного Лорда!

От бесформенной чёрной кучи на полу веет холодом. Мантия, плащ, палочка… и всё. Тела нет, а знакомая мощь чувствуется хоть и слабо, но вполне отчётливо. Ломать себе голову над этой загадкой я тоже не хочу, всё равно ни до чего не додумаюсь, просто приму к сведению: что бы ни случилось с Тёмным Лордом, смерть его не взяла. Что делать теперь? Закончить то, за чем он сюда пришёл? Даже если бы я был на это способен, что я могу там, где не справился сам Лорд? Нет, надо действовать иначе. Замести следы, залечь на дно и ждать. Если он не мёртв, то рано или поздно вернётся, и я должен буду занять своё место рядом с ним. Если я сейчас сыграю правильно, то место это будет близко к вершине лестницы. Иного пути нет, меня просто убьют. Не бывшие друзья, так бывшие соратники по службе Лорду. Так что на переживания времени нет, сделанного не воротишь. Надо думать и действовать, если я не хочу сдохнуть или очутиться в Азкабане.

Подбираю палочку и аккуратно кладу её в карман. Первая задача — спрятать это сокровище как можно надёжнее, оставить при себе слишком рискованно. Гринготтс исключён, тайники, о которых знают Мародёры — тоже. К счастью, уже после школы я устроил один для своего личного пользования и даже сумел освоить чары, устанавливающие пароль, которые так и не дались мне в школе. Пустынное побережье Девоншира — самое подходящее место. Туда доберётся разве что птица… или крыса.

Несколько минут — и с этим делом покончено. Остаётся самое главное — замести следы, лечь на дно, не дать никому меня найти. Как? В этой задаче слишком много неизвестных. Весть о случившемся в Годриковой Лощине наверняка разнесётся быстро — поселение смешанное, соседи-волшебники наверняка уже не только заметили неладное, но и набрались смелости связаться с Министерством. А возможно, что и Дамблдор присматривает за домом. Значит, даже если Сириус ещё ни о чём не знает, то скоро узнает — и он меня не пощадит. Он не примет моих объяснений, наш образцовый гриффиндорец никогда не понимал и не поймёт, что значит бояться и быть слабым. А хуже всего, что он может кому-нибудь рассказать о смене плана, и в этом случае я, наверное, стану преступником номер один во всей Британии. Я должен исчезнуть. Совсем. Что если… Я закрываю глаза, чтобы не дать ускользнуть смутной идее — и постепенно она обретает чёткость, обрастает подробностями… удивительно, как быстро можно думать, если речь идёт о жизни и смерти. Уже через несколько минут я точно знаю, что надо делать и как я это сделаю. Я должен умереть. Так, чтобы ни у кого не оставалось сомнений. Так, чтобы никто не пытался меня больше искать, даже если Сириус успел рассказать правду. А ещё надо избавиться от него, единственного, кто перевернёт небо и землю, чтобы найти меня. У Ремуса, если он останется один, на это не хватит ни сил, ни решимости, а при удачном раскладе он даже ничего и не заподозрит…

Я знаю, что Сириус, разыскивая меня, непременно заглянет в один укромный уголок Эдинбурга. В один бар в магической части города, где мы отмечали все важные события в нашей жизни: помолвку Поттеров, рождение Гарри, наши дни рождения… Я хорошо помню эту его привычку ещё со школы, он всегда начинал с того, что моя мама называет «искать под фонарём». Я спрячусь где-нибудь поблизости и пошлю ему Патронуса, назначив время и место встречи. Он придёт, не сможет не прийти, и придёт один, это я знаю совершенно точно. Даже если успеет кому-нибудь рассказать правду. Слишком велико для него будет искушение разобраться со мной лично…

Мне всё-таки повезло с анимагической формой. Что может быть проще, чем затаиться под деревом рядом с тем пятачком, где заканчивается граница антиаппарационных чар рядом с баром? На близких расстояниях нюх у меня даже лучше, чем у собаки. Когда Сириус появится, мне останется пробежать несколько ярдов до ближайшего здания, завернуть за угол и выпустить Патронуса так, чтобы Бродяга получил его прямо у входа в бар. Мне даже не приходится долго ждать — по моим ощущениям, проходит всего-то минут пятнадцать, когда раздаётся хлопок, а затем в ноздри ударяет знакомый запах. Пора! Быстро и аккуратно скольжу в траве до ближайшего дома, заворачиваю за угол, превращаюсь, выпускаю Патронуса и мгновенно аппарирую в Лондон. Теперь остаётся только ждать.

Не только минуты, но и секунды тянутся бесконечно. Чем дальше, тем труднее становится заткнуть противный маленький голосок, зудящий, что в моём плане слишком много дырок. Что, если Сириус всё-таки явится не один? Что, если он окажется быстрее? Что, если… «Если» множатся с каждой секундой, словно кролики весной, но все они не в состоянии заслонить главного: другого шанса у меня нет и не будет. Я не имею права проиграть.

Часы на соседней церкви отбивают без четверти восемь. Последние десять минут, самые долгие. Сириус всегда появляется в самый последний момент, так что мне достаточно опередить его всего на три минуты. На девяносто секунд, которые решат мою судьбу. Наконец, минутная стрелка подползает к цифре одиннадцать. Пора! Я аппарирую в назначенное место, на узкую улицу рядом со станцией метро. В это время там ровно столько народа, сколько нужно для моего плана — достаточно для громкого скандала и не слишком много, чтобы не заметить моего преследователя. Занимаю позицию рядом с решёткой, ведущей в канализацию, и жду. Осталось уже совсем немного.

Я угадал. Сириус появляется за секунду до восьми. Одинокий, измученный и бледный. Мне становится почти жаль его, они с Джеймсом были братьями во всём, кроме крови… но только «почти жаль». Если я позволю эмоциям хоть на секунду поколебать своё решение, всё пропало. Он замечает меня и останавливается.

— Питер, ты…

Я притворяюсь, будто только что увидел его.

— Сириус, как ты мог?! Лили и Джеймс наши друзья!

Быстро прошептать два заклинания подряд — взрывное и режущее, направленное на собственную плоть. Страшно до ужаса, но по-другому нельзя! Есть!

Яркая вспышка взрыва. Удар. Боль. Слепящая, оглушающая, словно пришлось расстаться не с одним пальцем, а с целой сотней. В глазах темнеет, сознание готово вот-вот отключиться, но надо вытерпеть. Сейчас боль — самый надёжный мой союзник, говорящий мне главное: я ещё жив. У меня всё получилось, это кажется почти чудом: маленький человек пошёл ва-банк и победил. Выплыл, оказавшись в водовороте на перекрёстке двух схлестнувшихся потоков, выиграл свою маленькую жизнь. Но расслабляться ещё рано. Бежать, бежать как можно дальше отсюда!

Протискиваюсь через решётку, грузно шлёпаюсь на скользкие камни и бегу вперёд, собрав в кулак все оставшиеся силы, пока даже крысиные лёгкие не начинают гореть. Останавливаюсь и перевожу дух. Темнота. Пахнет сыростью, плесенью и разложением. И тишина. Там, наверху, сейчас кромешный ад: стонут и кричат раненые, тоскливо, как оборотень в ночь полнолуния, завывают сирены маггловских полицейских машин. А здесь вековечный покой, слежавшийся от времени. Только вода тихонько журчит. Шлёп-шлёп — чьи-то шаги гулким эхо отдаются от стен тоннеля. В следующий момент я вижу в трёх футах от себя крысу. Сородич… Крупный, больше меня, с хищным выражением на морде. Он меня тоже заметил — остановился, принюхивается… да, здесь лучше не задерживаться. Чтобы выжить в лабиринтах лондонской канализации, надо быть настоящей крысой, а не анимагом. Я не для того так рисковал, чтобы найти последний приют в потоке нечистот!

Вылезаю на поверхность где-то в парке. Всё, самое жуткое позади. Теперь есть время расслабиться, посидеть и спокойно подумать, что делать дальше. Эйфория постепенно начинает спадать, а занудный голосок становится всё громче и громче. Сколько же я всего не предусмотрел, зациклившись на идее инсценировать свою смерть! Почему я решил, что Сириуса никто ни о чём не спросит, даже если его всё ещё считают Хранителем? А если ещё и Ремус вмешается? Но самое главное — что делать теперь? Когда Лорд вернётся, у меня будет шанс, но до этого ещё надо дожить, и неизвестно, сколько придётся ждать. Как и где? Спрятаться у мамы? Исключено. Она никудышная актриса, она меня выдаст одним своим видом. Эмигрировать? Тем более. Возвращения Лорда надо дожидаться здесь, в Британии. У меня остался только один вариант… и это тупик. Первое правило, о котором пишут в любом руководстве по анимагии — нельзя проводить слишком много времени в анимагической форме. Это опасно, однажды можно и не вернуться. Мерлин, почему я раньше об этом не подумал?

Что ж, сделанного не поправишь. Пути назад у меня нет, придётся жить в крысином обличье. Неизвестно, сколько лет. Второй вопрос — где? Понятно, что в волшебном мире, поближе к новостям. Но просто поселиться где-нибудь в доме не получится, я по собственному горькому опыту знаю, что полностью избавиться от диких крыс невозможно даже волшебными методами. Погибнуть от чьих-нибудь зубов — перспектива ещё менее привлекательная, чем смерть от заклинания. Значит, остаётся только одно: найти волшебника, которому нужен такой питомец. Крысы, конечно, не так популярны, как совы, но, тем не менее, какие-то шансы у меня есть. Но сначала — сначала надо всё-таки убедиться, что мой план сработал.

Долгий день, изменивший судьбы десятков людей, уходит, наконец, в ночь. На Лондон наступает тьма — серая, словно рука дементора, пронизывающая, как ужас, который внушают эти твари. Выбираюсь из парка и с радостью обнаруживаю, что эта местность мне хорошо знакома. На углу маггловский паб, в котором мы… нет, об этом я вспоминать не буду. Эта страница перевёрнута. Прошлое должно оставаться прошлым. Главное — что это совсем рядом с Диагон-аллеей. Наверное, сама судьба вывела меня именно сюда…

Даже с другой стороны улицы слышно, как шумно сейчас в «Дырявом Котле». Песни, смех, радостные голоса — для всех, кто собрался там в этот мрачный вечер, праздник продолжается. Многие из них до сих пор не смеют поверить, что кошмар остался в прошлом, что можно возвращаться домой, не опасаясь увидеть Смертный Знак. Они верят, что спокойно доживут остаток дней, занимаясь своими маленькими делами. Наивные — они не понимают, что это не могло закончиться так просто, что окончательной победы добра над злом не бывает. Всё ещё вернётся, и я тоже вернусь. А пока надо ждать. Осталось лишь найти надёжную норку. Перебегаю дорогу, запрыгиваю по стёртым ступеням на крыльцо, прижимаюсь к столбику перил, почти слившись с ним, как это умеют делать только крысы. Мне не приходится долго ждать — вскоре дверь распахивается, выпуская наружу очередного гуляку. Быстро и бесшумно, словно тень, проскальзываю внутрь, аккуратно пробираюсь по стеночке к стойке, прячусь под ней и весь обращаюсь в слух.

— И что они оба делали в маггловском районе в такую рань?

— Ужас, одним взрывом тринадцать человек!

— А потом стоял и хохотал, как сумасшедший!

— В кои-то веки министерские не копались! Чисто сработали!

— Слава Мерлину, что так! Из Азкабана ещё никто не убегал!

— Эй, а как же суд?

— Да какой там суд, и так всё ясно! Есть у Крауча особые полномочия, пусть пользуется, чтобы приличные люди спокойно жили!

— Блэк, что с него взять? Дурная кровь! С дементорами ему самое место!

— Бедная миссис Петтигрю! Я её помню по школе. Какой удар! Почему хорошим людям всегда так достаётся?

— И овдовела она совсем недавно, года ещё не прошло. Мы с её мужем работали вместе.

— Говорят, ей за сына Орден Мерлина первого класса дадут?

— Ну уж и первого! Вот если бы Петтигрю спас всех этих магглов…

Потрясающе! О такой удаче я даже и мечтать не смел — неужели никто даже не подумал о расследовании? Похоже, что так, если Сириус, судя по этим разговорам, уже в Азкабане. Кажется, он никому ничего не сказал, вот и отлично. Значит, можно двигаться дальше. Выбираюсь из трактира на задний двор и протискиваюсь в щель под стеной. Она слишком узкая даже для крысы, но несколько клоков шерсти — наименьшая из сегодняшних потерь.

Знакомый путь, который я столько раз проходил на двух ногах, совсем иначе выглядит с высоты крысиных лапок. Запахи... Типографская краска и пергамент — Флориш и Блоттс, карамель и сливки — кафе Фортескью. Опилки, сено, птичий помёт — а вот и моя цель, зоомагазин! Забираюсь внутрь, снова ободрав бока, сворачиваюсь клубком у прилавка и крепко засыпаю.

Когда я открываю глаза, над Диагон-аллеей занимается рассвет. Хмурое, словно невыспавшееся белёсое солнце лениво выползает из-за облаков, гремят отпираемые замки и решётки. Дверь зоомагазина распахивается, и на пороге появляется полная женщина средних лет. Хозяйка. За следующие несколько минут я должен убедить её не выгонять меня. Что ж, служить и угождать у меня получается лучше всего, этим и займусь. Я карабкаюсь на прилавок, встаю на задние лапки, складываю передние и стараюсь глядеть на неё как можно жалобнее. Она замечает меня.

— Откуда ты здесь взялся? Кыш!

Я продолжаю смотреть на неё с мольбой и пару раз дёргаю передними лапками. Женщина осторожно протягивает ко мне руку, я аккуратно беру её палец и начинаю облизывать.

— Какой ты ручной! — Она улыбается. — Потерялся? Или тебя старые хозяева выбросили? Ну, иди сюда. — У неё крупные, почти мужские кисти, я удобно устраиваюсь на ладони. — Где ты так ободрался? Не крыса, а сплошной струпик! Ох, и пальца не хватает… досталось же тебе, бедняга! Пошли лечиться.

Она уносит меня в заднюю часть магазина и смазывает раны какой-то мазью. Я начинаю ещё усерднее облизывать ей руки, изо всех сил стараясь выглядеть умным и благодарным животным. Получается хорошо — она снова улыбается, нежно гладит меня двумя пальцами по спине.

— И что мне теперь с тобой делать? Не на улицу же выбрасывать, ты там пропадёшь... Ладно, одна крыса меня не объест. Попробую тебя пристроить в добрые руки.

Она достаёт клетку, насыпает в неё опилки, ставит домик и открывает дверку.

— Прошу.

Клетка. Немногим лучше, чем тюрьма. Стоило так бороться, чтобы в итоге всё равно очутиться за решёткой?! Я замираю, не в силах ничего сделать со своим страхом, и в следующий момент меня довольно бесцеремонно подхватывают и водворяют внутрь.

— Извини, дорогой, но держать тебя на свободном выгуле я не могу.

За спиной с лязгом захлопывается дверка. А я с горечью понимаю, что не подумал ещё и о побочных эффектах своей замечательной идеи стать домашним питомцем. Комфорт и безопасность — это прекрасно, но такой ценой? А выбора опять нет. Я, конечно, мог бы открыть дверку и сбежать — если бы было куда бежать…

Будь я настоящей крысой, в следующие несколько недель мне было бы совершенно не на что жаловаться. Единственная неприятность — едкая мазь, которой меня мажут первые несколько дней. Всё остальное — голубая мечта любого бродяги. Отдельное жильё, вполне комфортное для моего нынешнего облика. Тепло и уют. Лакомые кусочки, на которые не скупится миссис Черити — так обращаются к владелице магазина постоянные клиенты. Даже прогулки по прилавку — особая привилегия, других крыс хозяйка не выпускает. Кажется, она ко мне немного привязалась. Но я — я даже не знаю, что пугает меня больше: то, как остро мне не хватает свободы, или то, что это чувство постепенно начинает притупляться… К тому же здесь у меня нет ни одного шанса подслушать разговоры о новостях, прочитать газету, а тем более — ненадолго сбежать и превратиться в человека. Скорее бы кто-нибудь меня взял!

Это случается незадолго до Рождества — над дверью уже висит омела, а в витрине горят маленькие звёзды. Он заходит в магазин вместе со своей мамой — мальчик лет пяти-шести, не по годам серьёзный и задумчивый. Пока его мать выбирает совиный корм и болтает с хозяйкой, ребёнок внимательно рассматривает сидящих на жёрдочке сов. Почти всем детям хочется иметь свою. А мне шестое чувство подсказывает, что это мой шанс, что если я сейчас поведу себя правильно, то жизнь изменится к лучшему. Замок у моей клетки несколько туговат, но если постараться, то открыть можно. Именно это я и делаю — открываю дверцу, прыгаю на прилавок, подбегаю к мальчику и карабкаюсь по руке на плечо. Оправдывая мои ожидания, он смотрит на меня не с испугом, а скорее с весёлым удивлением. Я облизываю ему щёку, и он смеётся, а потом нерешительно проводит двумя пальцами по моей спине.

— Перси, я же сказала тебе ничего не трогать!

— Это не что, а кто, — смеётся миссис Черити. — И мне кажется, они отлично поладят.

— Но я не собираюсь покупать ему крысу!

— Этого зверька я отдаю в добрые руки. Бесплатно. Он попал ко мне случайно, а выкидывать на улицу было жалко. Смотрите, как им хорошо вместе. Не беспокойтесь, ребёнку он не навредит. Он очень ручной и ласковый, кусаться не пробовал, даже когда я ему раны обрабатывала.

Перси уже играет со мной, как с котёнком, а я ловлю его пальцы. Женщина смотрит на нас с явным неодобрением. Только бы не сорвалось! Малышу я понравился, теперь осталось убедить его мать, что я самый лучший питомец для её сына.

— Мам, он мне нравится, — жалобно просит мальчик.

— Нет!

— Мам, ну пожалуйста…

— Перси, я ясно сказала — нет! Мне не нужны крысы в доме!

— Ма-а-ам! Ну ты же обещала, что я сам себе выберу подарок на Рождество! Я хочу крысу!

Женщина качает головой, потом тяжело вздыхает.

— Даже не знаю… Миссис Черити, он точно не кусается?

— Поверьте моему опыту — если животное не пытается кусаться, когда его лечат, оно не агрессивное. А этот малыш мне руки облизывал, когда я его едкой мазью мазала.

— Ну хорошо, я его беру.

Хозяйка протягивает покупательнице пакет крысиного корма, а малыш прячет меня за пазуху.

— Как его зовут? — робко спрашивает он.

— Струпик. Он был весь ободранный, когда я его нашла. Но ты можешь назвать его по-другому, если хочешь.

— Нет, пусть будет Струпиком.

— Перси! — возмущается его мать. — Ты хоть знаешь, что такое струпик? Ну что это за имя для животного?

— Знаю. Но мне всё равно нравится.

— Перси!

— Мама, это же моя крыса! Ты сама сказала! Почему нельзя её звать, как мне нравится?

— Ну ладно, ладно! — Его мать раздражённо машет рукой. — Пошли, нам домой пора.

Следующие полчаса приносят два открытия. Первое — приятное: путешествовать по каминной сети у кого-нибудь за пазухой гораздо комфортнее, чем самому. Второе — наоборот, крайне неприятное: Перси не единственный ребёнок, у него есть братья или сёстры. Судя по визгу и крикам — младшие. А их мать, приказав детям вести себя как следует, выходит из комнаты. Мерлин, во что я вляпался?

Перси достаёт меня из-за пазухи и аккуратно сажает на плечо.

— Фто тут у тебя? Показы!

Меня крепко хватают за хвост и вздёргивают в воздух. О, нет! Кажется, у меня сейчас кожа с него слезет!

— Джордж, оставь его! — возмущённо кричит Перси.

— Я не Двов, я Флед!

Маленькая ручка с неожиданной силой сдавливает меня за бока. Да уймёт кто-нибудь этого ребёнка?!

— Всё равно оставь!

— Фред, не смей мучить животное!

Звучный шлепок и громкий детский рёв. Меня аккуратно, двумя руками, подхватывают под брюшко. Осматриваю своего спасителя. Мальчику лет девять или десять — и надо же, какой ответственный. Впрочем, неудивительно, если он в такой большой семье старший брат.

— Билл, что тут происходит? — раздаётся приятный мужской голос. Слава Мерлину, в комнате появился взрослый человек.

— Привет, пап. Фред крысу мучает. Я его шлёпнул.

— Какую крысу? Где он её взял?

— Это моя крыса! — гордо заявляет Перси. — Мама мне её на Рождество подарила. Билл, отдай!

— Держи, не отберу, — усмехается Билл. — Зачем тебе такая гадость? Фу, какой у него хвост противный!

— Сам ты гадость! — надувается Перси. — Он мне нравится, вот! И его зовут Струпик.

— Дорогая, зачем ты купила ему крысу? — с недоумением интересуется хозяин дома.

— Не купила, а взяла. Миссис Черити сказала, что отдаёт его в добрые руки. Они с Перси сразу нашли общий язык, и он так просил…

— Ты уверена, что он не покусает детей?

— С Перси он играл, как котёнок. А миссис Черити говорит, что он не кусался, даже когда ему раны обрабатывали — наверное, он действительно безопасен. В крайнем случае, выпустим во двор.

— Хорошо, милая, если ты так говоришь… А где мы будем его держать?

— В комнате Перси, разумеется. Клетка старая в сарае была, посмотришь, не надо ли что-нибудь починить.

Они тоже хотят посадить меня под замок. Конечно, это же нормально — держать крысу в клетке, но мне от этого не легче. Надо что-то делать. Я не превращался уже полтора месяца, это становится слишком рискованно! Я должен доказать, что я ничего не грызу и не порчу и меня можно держать… как это назвала миссис Черити — на свободном выгуле?

За следующие несколько дней я проявляю чудеса угодливости, приспосабливаясь к жизни в новом доме. Перси постоянно таскает меня с собой, а я пользуюсь любой возможностью показать, какой я воспитанный и умный питомец. Притаскиваю хозяину дома очки и газеты, которые он вечно разбрасывает где попало. Вычислил, что больше всего в этой семье животных любит Чарли, ещё один старший брат Перси, и усиленно подлизываюсь к нему, обеспечив себе этим надёжную защиту от неугомонных близнецов. Скромно сижу на коленях у своего маленького хозяина, когда он ест, и не забываю облизать ему пальцы в благодарность за вкусный кусочек. Вечером, когда за столом собирается вся семья, обязательно делаю что-нибудь смешное — например, забираюсь на тумбочку по ручкам ящиков, как по лестнице. Хотя это и тяжело. Когда дети под руководством Билла украшают ёлку, у кого-то из рук вываливается шарик и укатывается под шкаф. Я спрыгиваю с плеча Перси и приношу игрушку. В итоге я добиваюсь своего.

На праздник к хозяевам приходят гости — оказывается, у них куча родственников, и они решили отпраздновать первое мирное Рождество всей большой семьёй. Все с детьми — слава Мерлину, хотя бы постарше, чем близнецы. Я в центре внимания: девочки визжат, что я гадость, мальчики смотрят с любопытством, некоторые даже пытаются погладить. А Перси очень строго следит, чтобы никто не сделал мне больно. Как мило с его стороны…

— Странный выбор питомца, — замечает кто-то из взрослых.

— Перси он понравился, — отвечает хозяйка. — Видите, как он о нём заботится? Очень воспитанный зверь: уже неделю у нас живёт и ничего не погрыз.

— Забота о животном — хороший способ приучить ребёнка к ответственности! — надменно произносит скрипучий старческий голос. — Я бы, конечно, предпочла, чтобы вы выбрали другое животное, но при ваших средствах…

Противная старуха. Говорит вроде бы и правильные вещи, но смотрит на меня при этом, как на грязь, и пытается испортить праздник не только мне. Но всё-таки… всё-таки здесь сейчас тепло и радостно. Эти люди искренне счастливы, что можно расслабиться и праздновать, не опасаясь нападения в любой момент. Дети хохочут и водят хоровод вокруг ёлки, взрослые — кто увлечённо беседует о чём-то, кто встаёт в круг вместе с детьми… Мои хозяева нежно обнимают друг друга и даже украдкой целуются — а ведь они точно не первый день женаты… А у меня ничего этого никогда не будет.

Кажется, я никогда не научусь твёрдо придерживаться однажды принятых решений. Я так хотел оставить прошлое в прошлом, провести черту, никогда больше не вспоминать о тех днях, когда меня называли другом. Но не получается. Как будто кто-то силой втискивает картины беззаботного прошлого в мою память. Особенно яркие — о Рождестве семьдесят девятого. Когда Лили, возможно, ещё сама не знала, что беременна, когда на моей руке ещё не чернело клеймо. Тогда мы верили, что вот-вот победим, и собрались на праздник в доме друга, оставив все печали и проблемы за порогом. Мы хохотали до рези в животе по малейшему поводу — например, когда Ремус уронил салфетку, мы решили, что она очень забавно порхает в воздухе. А потом подвыпивший Сириус превратился в собаку и начал жевать ёлку, и Лили гонялась за ним по всему дому с кухонным полотенцем… Наверное, тогда я последний раз был так безгранично и безоблачно счастлив и даже позволил себе надеяться, что это надолго. Всего через несколько дней два коротких слова разбили эти иллюзии вдребезги. На очередном собрании Ордена Сириус был сам не свой, и это заметили все. Но только нам он объяснил, что случилось.

— Регулуса убили.

Я знал, что должен посочувствовать, выразить соболезнования, но чёрный липкий страх лишил меня дара речи. Если даже Блэки оказались бессильны защитить одного из своих, что будет со мной? Именно тогда я впервые задумался о… Нет, хватит! Прошлого не вернуть, сколько бы раз я ни прокручивал эти картины в памяти. Надо жить настоящим и ценить то немногое, что у меня есть сейчас! Я почти физическим усилием заставляю себя снова сосредоточиться на картине чужого счастья вокруг, но теперь она не греет, а жжёт. Ничего, скоро всё это закончится.

Наконец, часы отбивают девять, гости начинают расходиться, а Перси отправляют спать. И тут неожиданно я получаю свой подарок на Рождество.

Когда за матерью закрывается дверь, Перси встаёт, открывает клетку и вытаскивает меня.

— Мама сказала, что ты воспитанный зверь. Я хочу, чтобы ты спал со мной. Ты ведь ничего не погрызёшь, правда?

Я облизываю ему палец. На этот раз даже с искренней, а не наигранной благодарностью. Неужели у меня наконец-то появится шанс превратиться?

— Хорошо, — сонно бормочет Перси, укладывая меня на подушку. — Спокойной ночи, Струпик.

Он засыпает почти мгновенно, а через некоторое время я слышу, как его родители проходят по коридору к своей спальне. Подождав для верности ещё немного, я проскальзываю в чулан и впервые за почти два месяца снова становлюсь человеком.

Человеческие эмоции намного сильнее звериных, и меня охватывает такое отчаяние, что хочется завыть в голос. Я хотел силы и независимости — а что получал всю жизнь? Сначала был на побегушках в компании школьных звёзд, потом год жил в страхе прогневать Лорда, а теперь изображаю миниатюрную комнатную собачку! Неужели я гожусь только на то, чтобы служить, пресмыкаться и подлизываться?! Почему мне всегда отказывали в уважении и достоинстве? Почему только мне всё время приходится так расплачиваться за то немногое, что я получаю?! Бессильно опускаюсь на пол и обхватываю голову руками.

Через некоторое время возвращается способность мыслить здраво. Отступать некуда, изменить или поправить я ничего не могу, остаётся только искать хоть какие-то светлые стороны в новой жизни. Перси, по крайней мере, искренне любит и защищает меня. Могло быть хуже… даже хуже, чем было.

Ночь. Тишина. За окном крупными хлопьями падает снег и светит яркая звезда. Идиллическая рождественская картина, от которой впору прослезиться. Я сворачиваюсь клубком на подушке рядом с детской головкой. Теперь моё место здесь. Придётся смириться с тем, что моя судьба — всю жизнь быть чужой игрушкой и угождать хозяину, а единственное утешение — что на этот раз мне повезло. Этот хозяин будет заботиться обо мне, а я буду позволять себя гладить, лизать руки и смешить его забавными трюками. Меньшую цену мне не предложат.