Рыцарей больше нет (гет)

Рождество на площади Гриммо. Сириус старательно тянет заклятьем через всю гостиную очередную гирлянду. Из соседней комнаты доносится приглушённое хихиканье Гарри и его друзей. Ёлочные звёзды радостно вспыхивают, скрашивая мрачные тона дома Блэков. В такие секунды он даже не похож на тюрьму. Повинуясь внезапному порыву, Сириус взмахивает волшебной палочкой, и из её кончика вырывается целый фонтан сверкающего сказочного снега. Он кружит по гостиной, оседает на люстре, на тяжелых портьерах и старинных гобеленах.

— Мерлин! Какая красота! — в комнату забегает Тонкс, а за нею и все остальные. — Послушай, Сириус, я сказала, что ты умеешь танцевать джигу, а они не верят.

— Кто не верит? — грозно спрашивает Блэк, старательно сдерживая смех. — Я ещё и павану умею танцевать — дьявол бы его побрал, моё классическое воспитание.

— Неужели? — в гостиную заходит Гестия Джонс.

Она явно с орденского дежурства. Её лицо разрумянилось от сильного ветра. И Сириус, глядя на него, неожиданно улыбается, а приметив форменную мантию — хмурится. Женщины воюют, пока он, Сириус Блэк, отсиживается в прогнившем ненавистном материнском доме.

— Если ты найдешь мне плащ, шпагу и партнершу для танца, то я продемонстрирую свои умения на Рождество.

— Их же можно трансфигурировать, — неожиданно встревает в разговор Рон.

— Партнершу нельзя, — ухмыляется Сириус, но улыбка отчего-то получается немного кривой.

— Я найду, — Гестия щурится и спокойно глядит на него.

* * *

Сириус сражается с грязью на чердаке — в августе Молли так и не добралась туда со своею уборкой. Вытягивает из-под шкафа какую-то замызганную тряпку — не сразу понимает, что это его старый гриффиндорский шарф.

— М-да, матушка никогда по отношению ко мне не отличалась сентиментальностью, — чуть насмешливо комментирует Сириус вслух.

Но ткань из рук не выпускает. Лихие, незабвенные и самые лучшие времена — память о них не смогли высосать даже дементоры Азкабана. Иногда Сириусу кажется, что он тот самый остроумный и великолепный Бродяга. Что сейчас распахнутся двери, и с хохотом и приколами влетят задорный и неистощимый на выдумки Сохатый, утонченный Лунатик, который как никто умел в нужный момент отпустить какую-нибудь шуточку, тихий и преданный… преданный Хвост. И тут этот мир разбивается на сотню мелких осколков дурацкого хрустального шара тукнутой Трелони. А иногда даже раньше исчезает дымом от «весёлых» самокруток… стоит только Сириусу увидеть своё нынешнее отражение в зеркале.

И кажется, что и «Ведуньи» поют в колдорадио тише, чем пели когда-то давно — в конце семидесятых. Гарри упоминал, что эту группу Дамблдор пригласил на Святочный бал в прошлом году — удивительный учитель Дамблдор. Настоящий учитель. И очень опасный учитель, потому что знает, чего хотят его ученики.

А тогда «Ведуньи» только набирали популярность. И Мародёры сбегали на их концерты, пробираясь из школы в Хогсмид, а оттуда аппарируя в маленький подвальчик, где собиралась разношерстная компания рокеров.

Can you dance like a hippogriff?

Ma ma ma, ma ma ma, ma ma ma[1]!

Доносится из кухни, которую так неосмотрительно покинула Молли и которую тут же оккупировали Тонкс и Джинни, переключившие колдорадио на другую волну.

Сириус тихо и нецензурно ругнулся, опускаясь на грязный пол, сам не зная, счастлив ли он этими воспоминаниями или ненавидит их.

А им всё было мало. И тогда Бродяга волок их всех в магловский Лондон. Где они целую ночь напролет отрывались под «Sex Pistols». И никто не обращал внимания на их мантии… Мордред! Да если бы даже Мародёры начали колдовать посреди клуба, окружающие маглы всё равно были бы уверены, что их просто отлично вштырило и продавец не обманул, продав качественную дурь.

Однажды, уже после окончания Хогвартса, с ними даже пошла Лили. Тогда Сохатый жутко нервничал, то и дело предлагал пойти развлекаться куда-нибудь в другое место. Как мальчик из приличной семьи, краснел перед Эванс за каждую чужую выходку. А Сириус тихо ржал в кулак над друзьями.

How many ways to get what you want

I use the best I use the rest

I use the enemy.

I use anarchy cause I

I wanna be anarchy!

It’s the only way to be[2]!

И война тогда казалась чем-то вроде рыцарского турнира. И друзья были счастливы своей любовью. Сам Блэк не умел влюбляться. Говорил, что не нашёл такую, как «наша Лил». Хотя в глубине души очень сомневался, что смог бы пойти с ней дальше ненапряжного флирта. Это Джеймс был романтиком… хотя кому он врёт?

Они все были воспитанными на рыцарских балладах романтиками, неловко хлебнувшими воздуха анархии. В конечном итоге, они все же оказались слишком далеки от того, что стало для них пусть и увлекательной, но только игрой. Анархия не вошла в их плоть и кровь, не пустила ростки, не пронзила своими корнями. Они росли не в тех семьях: родовые гобелены всегда незримо присутствуют за твоими плечами, сколько бы ты ни развешивал магловские плакаты и ни писал на стенах лозунги о всеобщем равенстве. Эти родовые принципы и девизы вбиты в твою башку, выбиты на твоих щитах, а ноги до сих пор помнят па паваны. Возможно, именно поэтому Сириус сейчас провожает странным взглядом Гестию Джонс.

Бродяга никогда не видел ничего дурного в том, чтобы провести ночь-другую с красивой девчонкой. И для здоровья полезно, и удовольствие обоюдное… ну, по крайней мере, предполагается. «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен. Чего зря время терять?» А сейчас, наверное, пришла старость Сириуса Блэка. Того самого Сириуса Блэка, который всё время разглядывает длинные чёрные блестящие косы, стройную фигуру под форменной мантией и ловит взгляд спокойных глаз. Интересно, на сколько лет Гестия младше него? Если считать просто года, а не азкабанские часы, потому что тогда во веки вечные не сосчитать.

— Сириус! Ты здесь? — на чердак заглядывает Гарри.

Гарри… не Джеймс! Иногда Сириус вдруг осознает, что Гарри куда меньше похож на своего отца, чем может показаться на первый взгляд. И Блэк сам не знает: хорошо это или плохо. Дети не должны повторять судьбу родителей. С другой стороны, судьбе Гарри Поттера вряд ли кто позавидует. В пятнадцать лет надо с девчонками целоваться и таскать контрабандный огневиски в факультетскую гостиную, а не думать о войне. Тем более что война для Гарри никогда не была рыцарским турниром — он слишком хорошо знает её изнутри.

Сириус расспрашивает крестника об ОД, пока они слезают вниз по шаткой чердачной лестнице. А потом Гарри с ехидной усмешкой сообщает, что Гестия нашла Сириусу партнёршу для паваны, так что на Рождество все ждут представления. И Блэк в ужасе закрывает лицо руками — теперь ночь напролет придётся вспоминать па. Он всегда знал, что от Гестии Джонс можно ожидать любой подлянки!

* * *

— Ты нарочно это придумала? — шепчет Сириус, пока они обходят круг по гостиной.

О, маменька была бы счастлива, увидев непутевого старшего сына при плаще и шпаге!

— Изначально это была твоя идея, — спокойно отвечает Гестия. — Пусть дети посмотрят, как танцевали их предки.

Тонкс и Рон тихо хихикают в углу. Гермиона и Джинни с явным интересом наблюдают за нарочито медленной паваной. Молли Уизли утирает слёзы умиления. Близнецы под шумок, пока мать растрогалась и потеряла бдительность, обделывают свои сомнительные дела с Наземникусом — Сириус невольно фыркает.

— Не ржать, Блэк, — с интеллигентной улыбкой говорит сквозь зубы Гестия.

И с силой сжимает ему руку — а захват-то у Джонс, как у аврора. Поклон.

— Не торопись. Ещё гальярда и джига.

— За что?! — в ужасе шепчет Сириус.

— Я поспорила с Тонкс на двадцать галлеонов и бутылку вина с погребов Андромеды. Не вздумай испортить мне всё веселье, — усмехается Гестия.

Переливается в свете зачарованных свечей парча её старомодного платья. Чёрные косы, перевитые лентами, уложены в причудливую прическу.

— Тогда половина выигрыша моя, — мурлычит Сириус и целует партнерше руку.

Звуки бубна — начинается гальярда. Это посложнее — отвык уже. Зато молодежь наблюдает явно с большим интересом. Тихий шёпот:

— Вымогатель!

Задорные прыжки, звонкие хлопки в ладоши, вуаль Гестии легко развевается за спиной.

— Блэк, не сбивайся с ритма.

— Я старый, больной заключенный, а не Рабастан Лестрейндж, отплясывающий в борделе.

— А что ты там делал, в борделе?

— На экскурсии был… И вино возьмем у Тонкс сейчас, надо передохнуть перед джигой.

— Где твой задор, гриффиндорец?

— Где твоя продуманность, мисс любительница пари?

* * *

Тонкий атлас ночного неба. Когда его чернота затянута прозрачной пеленою облаков, оно больше похоже на дымчатый атлас, чем на пресловутый бархат. Гестия подставляет лицо морозному воздуху. Сириус Блэк оперся на перила балкона и с удовольствием дегустирует прямо из бутылки отвоеванное у Тонкс вино. Такое вино надо пить только из фамильных кубков. И всё же они кощунствуют, прикладываясь по очереди к бутылке на балконе старого особняка семьи Блэк. Гестия и сама не поймёт, то ли жёсткий корсет старомодного платья, которое она так и не сняла после танца, не даёт дышать, то ли присутствие Блэка. Надо бы переодеться во что-то более удобное. Ветер треплет вуаль, практически кидая её на лицо — вуаль густая, как подвенечная фата. Гестия со злостью сдёргивает головной убор вместе с проклятой вуалью — косы падают на плечи. Сириус протягивает выигранную в честном бою бутылку. Вино восхитительное.

Блэк — мерзавец! — слишком красив. Гестия ненавидит красоту. Та напоминает о несбывшихся балладах из старых книг. Ветер треплет и волосы Сириуса тоже — ласкается к длинным прядям, путается в них. Азкабан жесток, но даже он не в силах победить эту невероятную фамильную красоту рода Блэк. Вытравить её до конца. Взять хоть ту же Беллатрису Лестрейндж или Сириуса… Это всё равно что попытаться загасить звезду. Грёбаные звёзды не гаснут! Только глаза больше не пронзительно-синие, а словно затянутые дымкой, как атласное зимнее небо.

— Ты же гриффиндорка, Гестия? — улыбка на красивых губах так напоминает обаятельную усмешку красавчика Бродяги, перед которой не могла устоять ни одна девица.

Да что там девицы — и Спраут, и Трелони, и даже (о Мерлин!) Макгонагалл смягчались и начинали улыбаться в ответ.

— Я училась вместе с тобой. Поступила в Хогвартс, когда ты был на шестом курсе.

— Правда? — в голосе Сириуса искреннее удивление.

Конечно, не помнит. Это маленькие девочки могут влюбляться в красивых старшекурсников и следить за каждым их шагом.

— Однажды слизеринцы заколдовали все мои перья, и ты отдал мне своё, — пожимает плечами Гестия.

— И ты, конечно, хранила его под подушкой?

— О, разумеется! И каждый вечер целовала перед сном, — в том же тоне отвечает ему Джонс.

Нет, ничего страшного, если первокурсница трепетно хранит перо, подаренное великолепным Бродягой. Страшно, когда сотрудница Министерства и почти тридцатилетняя дура держит это перо в шкатулке вместе с маминым кулоном и фамильным артефактом.

— А с теми слизеринцами я разобрался? — с неожиданным интересом спрашивает Блэк.

— Тебе было немного некогда, ты никак не мог решить: пойти ли тебе с Марлин на свидание или поиграть с Джеймсом в квиддич.

Сириус искренне хохочет. Гестия невольно присоединяется к нему.

— Ничего. Я сама с ними тогда разобралась. Нарвалась на первую в жизни отработку, зато рыжий Вилли три дня провёл в Больничном крыле — рекорд среди первокурсников.

— Ты страшный человек, Джонс. Расскажи мне ещё что-нибудь, — Сириус садится прямо на ледяной каменный пол и запрокидывает голову, глядя в небо.

— Как ребёнок, — вздыхает Гестия и набрасывает на балкон согревающие чары. — Что тебе рассказать?

Сириус неожиданно скорбно кривит губы, и в эту секунду он как никогда далек от того юного и всесильного Бродяги:

— Не знаю. Как ты попала в Орден?

— Я с тринадцати лет мечтала, что однажды войду в Орден Феникса. У меня кузен был в первом составе. Они мне казались настоящим рыцарским Орденом. А я всегда зачитывалась романами и балладами о рыцарях и прекрасных дамах.

Сириус передаёт ей бутылку — Гестия отпивает из неё. Этот способ пить вино всегда напоминал ей отсроченный поцелуй.

— А ты сейчас похожа… — улыбается с пола Сириус и смотрит на неё снизу вверх.

Гестия прислоняется спиной к перилам, она не хочет мять платье.

— На кого?

— На прекрасную даму из баллад.

— Забавно. Надо было спрятать все свои мечты в сундук, чтобы услышать желаемое, да ещё от тебя… Бродяга.

Сириус задумчиво дёргает её за пышную юбку, и Джонс всё же садится.

— В детстве я мечтала быть прекрасной дамой, из тех, за которыми обязательно приезжают рыцари и спасают из высоких башен, целуют в уста сахарные и везут под венец. Все девочки мечтают об этом, Блэк, — Гестия неожиданно делает большой глоток вина. — Все! Это сказки, глупые сказки, которые губят нас. Которые отравляют нам душу. А потом… потом девочки подрастают и всё понимают. Но поздно — отраву уже не вывести! И тогда…

— Что тогда, Гестия?

— И тогда, Сириус, девочки идут на войну.

Они молчат. Блэк трясёт пустую бутылку, стараясь не встречаться взглядом с Джонс.

— Когда я выпустилась из Хогвартса, Лорд уже пал. А любимого человека посадили в Азкабан, и в это было так трудно поверить. Но поверили все… даже его друзья — вся Британия поверила! И я тоже. Говорят, война закончилась. Но это не так: война идёт всегда. Для тех, кто хочет воевать, всегда найдется битва. Дама… какая из меня, к Мордреду, прекрасная дама, Блэк?! Оруженосец выйдет, да и только. Я убила мечту превратиться в прекрасную даму и поставила перед собой цель — стать рыцарем, — Гестия резко встаёт. — Прости за сопли. Нас ждут. Пойдём, Блэк.

— А я мечтал быть анархистом… Хотя по рождению должен был стать рыцарем. В итоге — ни тот и ни другой. Свобода и прекрасные дамы не дождались меня. Зато дождались дементоры. — Сириус легко вскакивает на ноги, и его веселый крик разрывает атлас неба: — Джига, мисс Джонс! Нас ждёт джига!

* * *

Уже в иных нарядах они, чеканя шаг, выходят на середину гостиной. Заливается скрипка. Сириус жестами показывает Тонкс «двадцать», напоминая о галлеонах.

— Одни разоры, — бормочет она.

Каблуки весело отстукивают. В джиге партнеры редко касаются даже рук друг друга, но надо постоянно двигаться в унисон. Чувствовать каждое движение партнера, каждый его вздох.

Кажется, они не раз сбивались — Гестия давно не танцевала, хотя вчера старательно репетировала в собственной спальне, царапая каблуками паркет и пугая кота. Тот смотрел мрачным взглядом, в его глазах явно читалось: «Рехнулась хозяйка!»

— Кто он? — шепчет Сириус.

— Не сбивай, — старясь не задыхаться, отвечает Гестия.

Но потом всё же любопытство побеждает:

— О чём ты?

Они кланяются под аплодисменты. Молли несёт праздничный ужин.

— Любимый человек… которого посадили в Азкабан, — дыхание Сириуса танцует на её шее.

А сердце тут же начинает отплясывать джигу в груди.

— А ты не догадываешься? — щурится Гестия.

* * *

— Молли, пирог действительно великолепен! Ты дашь мне рецепт? — Гестия сидит на кухне гостеприимной «Норы».

— Конечно, — миссис Уизли сияет. — Дорогая, ты собралась к родителям в Оксфорд? Или… или ждёшь кого-то в гости?

В улыбке, взгляде и даже жестах Молли — во всём чувствуется намёк. Она знает, что Гестия не готовит для себя.

Джонс решительным жестом откидывает косу за спину:

— Я хочу зайти на площадь Гриммо.

— Разве у тебя дежурство? — улыбка сменяется озабоченным выражением лица.

— Нет. Кх-м, нет, — откашливается Гестия. — Просто хочу навестить Сириуса. Боюсь, он сам не свой после отъезда Гарри в Хогвартс.

Молли сканирует её своим фирменным взглядом матери семерых детей:

— Ты влюбилась! Ещё одна молоденькая дурочка влюбилась в Мародёра!

— Молли, послушай…

— Дорогая, я не спорю: Сириус всегда был весьма обаятельным мужчиной, но ведь…

— Молли.

— И потом он же до сих пор вне закона.

— Молли, довольно! — Гестия резко выпрямляется.

Миссис Уизли невольно замолкает от этого холодного голоса.

— Выслушай меня… пожалуйста, — стараясь смягчить суровость тона просит Джонс. — Во-первых, я не молоденькая дурочка. И, кстати, Тонкс тоже. Я всего на пять, ну, или шесть лет младше Сириуса. Во-вторых, ты прекрасно знаешь, где я работаю. А наивной я никогда не была. В-третьих, я люблю Сириуса с одиннадцати лет. Боюсь, это уже не исправить. И да, надеюсь, что судьба будет более милосердна к твоей Джинни — я её понимаю. Детская любовь — вообще-то страшная вещь, особенно когда дети вырастают, а любовь остается. А в-четвертых, всё это не имеет значения… сейчас главное — война с Лордом. И да, Молли, пожалуйста, рецепт пирога, ты мне обещала.

Мисси Уизли протягивает ей пергамент, наливает ещё чаю и присаживается рядом. Подпирает подбородок кулачком:

— А почему не имеет значения? И мы с Артуром поженились в войну. Жизнь продолжается, Гестия.

— Я не пойму. Ты что же меня… уговариваешь? — удивленно улыбается Джонс.

— Не кидайся из крайности в крайность, девочка. В мире полно полутонов.

Гестия отпивает немного чая:

— Я никогда не была красавицей.

— Перестань.

— И кокетничать тоже не умела.

— Не волнуйся, если надо — Сириус будет флиртовать за двоих. И да, ещё: ему нужна твёрдая рука, — усмехается Молли. — Но тут я в тебе уверена.

И женщины негромко смеются.

* * *

Пирог Гестия решает испечь в доме Сириуса. В конце концов, она для него старается. Изгоняет из кухни мрачного Кричера. Хоть она и росла в чистокровной семье, мама всегда обходилась без домовика. К тому же от такого угрюмого помощничка всё тесто испортится. Сириус смеется, травит какие-то байки. Варит для Гестии кофе.

Пирог источает невероятно вкусный аромат — скоро лакомство можно будет достать из духовки. На кухне так жарко, что Сириус и Гестия, не сговариваясь, взмахивают палочками, посылая заклинания, чтобы открыть окно. Стекло едва выдерживает такой напор магии. И они подходят к окну.

— Надо же, уже вечер, — тихо говорит Гестия.

— Смотри! Там снег идет, — восклицает Сириус. — И это в начале марта.

— Прощальный снег, — грустно улыбается Джонс, — а он красивый.

Блэк стоит за её плечом. Она почти слышит его дыхание.

— Хочешь потанцевать? — внезапно спрашивает он.

— Ты не натанцевался на Рождество? — фыркает Гестия.

— А в этот раз мы только для себя, — Сириус направляет волшебную палочку на радио, и из него немедленно начинают литься звуки вальса. — Давай, Джонс, должны же мы хоть раз извлечь пользу из ненавистных уроков танцев, которые знатно подпортили нам наше чересчур чистокровное детство.

Он щёлкает каблуками и отвешивает ей поклон.

— А как же честно заработанные двадцать галлеонов? — помедлив, Гестия снимает фартук и вкладывает свою ладонь в ладонь Блэка. Придерживая подол длинной юбки из синей шотландки, позволяет увлечь себя в танце.

— Ну, чем не прекрасная дама и её верный рыцарь, а, Джонс? — обаятельно улыбается Сириус.

Если забыть о преждевременной седине в его волосах и усталом, отрешенном взгляде — подарке Азкабана — то Гестия, без сомнения, танцует с блистательным Бродягой. А глаза даже кажутся такими же ослепительно-синими, какими были в школе. Но всё равно Джонс не знает, что ответить. Она раз и навсегда запретила себе верить в красивые старинные баллады о любви, а Сириус Блэк — неотъемлемая часть всей этой рыцарской романтики.

— Знаешь что, — уводит разговор в сторону Гестия. — Лили была вашей прекрасной дамой. Вы поклонялись ей. Ухаживали за ней. Рыжеволосая солнечная королева и её верные рыцари. Половина девчонок Хогвартса отчаянно завидовала ей, а те, кто не завидовали, старательно делали вид, что им плевать.

— И ты, конечно, была во второй команде? — Сириус словно совершенно не обиделся на смену темы.

— Разумеется.

Раз-два-три, раз-два-три. Что может быть более банальным и более завораживающим, чем ритм вальса?

— Ты же понимаешь, что ни я, ни Ремус никогда не любили Лил, в смысле, как женщину, в отличие от Джеймса, — тихо говорит Блэк, его лицо выражает причудливое смешение чувств.

— Понимаю. Но вы всё равно живете прошлым, — тихо отвечает Гестия. Эти слова жестоки, но она не может больше держать их в себе. — Ремус отталкивает Тонкс, а ты словно ищешь гибели. Потому что мысленно вы всегда там: с Лили и Джеймсом. В мире, где гуляли прекрасные дамы и рыцари, и всё казалось лишь игрой.

Раз-два-три.

— У Ремуса сложная ситуация.

— И это причина, чтобы разбивать Тонкс сердце?

— Я думаю… — медленно, подбирая слова, говорит Сириус, — он не понимает, насколько важен для этой женщины.

— И поэтому решает за неё? Извини, надо достать пирог, — Гестия отстраняется, не закончив вальс, и распахивает духовку.

Пока она украшает вишнями ароматную выпечку, Сириус со странным выражением лица наблюдает за ней, изредка таская с блюда крупные ягоды. Потом тихо, словно крадущийся пёс, обходит вокруг стола. Гестия с нервным смешком украдкой слизывает с пальцев сладкий сок вишен.

— Ты же понимаешь, что я не железный? — вкрадчиво и ласково шепчет Бродяга, накрывая ладонями её плечи.

— Я на это надеюсь, — неожиданно осипшим голосом отвечает Гестия.

Блэк тихо смеется и целует её руки, слизывая остатки вишневого сока с тонких пальцев. Неожиданное нежное прикосновение обветренных губ. Мягкие усы щекочут кожу.

— А пирог…

— Подождёт! — следующий поцелуй Сириуса уже совсем не нежный, а жадный и требовательный.

Худое, сильное тело вжимает её в стол. Гестия обвивает руками Сириуса за шею. Они целуются и целуются. Не замечая заглянувшего на кухню Кричера и его мрачных взглядов. Не слыша, что в приёмнике закончилась музыка, и он теперь только тихо свистит. Сириус подхватывает Гестию и уносит из кухни. Спотыкается в тёмном коридоре.

— Упадём прямо тут? — провокационно шепчет ему на ухо Джонс.

— Только если мисс хочет получить вопли моей матушки в качестве звукового сопровождения.

— Ужас!

— Вот и я о чём.

Какая-то очередная комнатка в доме Блэков, Гестия даже не уверена, что видела её прежде, тем более что внутри царит полумрак. Сириус немного нервным взмахом палочки разжигает камин. И поворачивается к Гестии, сидящей на диване. Подходит, медленно опускается на колени. По лицу Блэка танцуют отблески пламени, словно свет далеких звезд. Гестия запускает пальцы в его длинные вьющиеся волосы.

— Тебе не страшно? — неожиданно тихо спрашивает Бродяга.

— Только если проснусь, — отвечает Гестия.

Сириус утыкается лицом в её колени. Ныряет ладонями под юбку. Шуршит и падает на пол мантия Блэка.

— Сириус… — тихо шепчет Гестия.

— Что?

— Я ведь потом не смогу без тебя.

Блэк долго, очень долго смотрит на неё. Его синие глаза сверкают, как… да она и сама не знает, с чем сравнить. Слова какие-то неживые по сравнению с ослепительной жаждой жизни в этих глазах! И как она могла подумать, что они потускнели?!

Вдруг Сириус поднимается с пола и толкает её на диван, падая сверху:

— Я тоже.

* * *

Гестия пытается справиться с истерикой, пока Молли отпаивает её чаем.

— Я… я убила Беллатрису Лестрейндж. Я убила мразь! Мерлин! Я убила… человека…

— Тихо. Тихо. Это был бой.

— Она хотела убить Сириуса. МОЕГО Сириуса, понимаешь?! — хрипит Гестия, горячий чай выплескивается из дрожащей в руках чашки на колени. Джонс смотрит на Молли, взгляд горящий и страшный. — О, будь я там ещё раз, я не то чтобы Аваду… я бы собственноручно ей череп арматурой раскрошила! Молли, дай выпить!

— Сейчас придёт Скримджер, будешь показания давать. Тебе надо быть вменяемой и положительной, — на кухню заходит Кингсли. — Пожалуйста, возьми себя в руки и выпей успокоительное, Гестия.

— Будет суд?

— Разумеется. И, конечно, будет оправдательный приговор и у тебя, и у Сириуса. Правда, скорее всего тебя отстраняет от нынешней работы.

— Ну, и пусть идут со своей работой на х*й! — неожиданно для всех резко рявкает Джонс, словно это не она положила больше десяти лет своей жизни во имя карьеры.

— И ты теперь вошла в тройку лидеров «любимчиков» Волдеморта. А охраны тебе, как Гарри Поттеру, никто не даст. И ты не под защитой Хогвартса, как Альбус Дамблдор, — устало замечает Кингсли. — Правда, мы постараемся что-нибудь придумать.

— Переживу, — огрызается Гестия, но уже тише. Наверное, успокоительное зелье начинает действовать. — Это что же получается: я теперь круче Мальчика, который выжил?

— Не надейся! — раздаётся весёлый голос. На кухню влетает сам Гарри Поттер. — Спасибо!

Гестию душат в объятиях. И внезапно она понимает, что вот ещё один человек, для которого смерть Сириуса Блэка была бы падением мира. И то, что она стала убийцей, уже не кажется такой высокой платой.

* * *

— Послезавтра нас вызывают в Визенгамот, — она поправляет одеяло на кровати Сириуса. — Надеюсь, ты уже будешь в состоянии встать.

Главное, что Арка Смерти миновала его.

— Джонс, почему каждый получает то, что особенно ненавидит?

— Ты — беспомощность, связанные руки, а я — неизвестность будущего? — уточняет Гестия.

— Да.

— Думаю, просто мы замечаем в первую очередь то, что нас цепляет больше всего, — Джонс присаживается на краешек его кровати.

— А ты знаешь, я везунчик, — неожиданно, немного помолчав, ухмыляется Блэк.

— Неужели?

— Ну а как ещё объяснить, что ты со мной?

Гестия улыбается, наклоняется к нему и целует в губы.

— Спасибо, что спасли меня, моя Прекрасная Дама, — Сириус прижимает её ладонь к губам. — Придется теперь тебе, как честной женщине, выйти за меня замуж.

— Единственное разумное решение хозяина за всю его жизнь, — неожиданно бурчит из какого-то угла Кричер.

Гестия заливается смехом.

— Но-но, а тебя я вообще ещё не простил за твои интриги, — грозит пальцем в темноту Сириус, — так что помалкивай.

— Я согласна, мой Рыцарь, — улыбается Гестия.

И Сириус улыбается в ответ, а потом тихо добавляет:

— Жаль только, что нынче рыцарям не место в этом мире. Да и какой из меня рыцарь, так… дурак, всю жизнь пропрыгал. Хоть и не любил своё происхождение, да следовал кодексу чести. А теперь — кодекс остался, а чести нет. И рыцарей больше нет.

— А я глупая и наивная. Я верю в сказки. Ты сам меня научил. Звёзды не гаснут, Сириус.

[1] Ведуньи «Do The Hippogriff»

[2] Sex Pistols «Anarchy in the U.K.»