Оберег (джен)

Когда Гарри Поттер был ребёнком, он очень любил сбегать в лес. Тот дарил ему ощущение защищенности. По правде говоря, лес был единственным местом, кроме библиотеки, куда Дадли с приятелями не сунулись бы ни за какие коврижки.

За бесконечными рядами деревьев очень-очень темно — сквозь плотный купол зелени проникает мало света. Обычные дети боятся темноты, но привыкший к вечно лезущим в рот паукам из своего темного чулана Гарри — нет. Он не боялся ни темноты, ни темных ее порождений — они его защищали.

А ещё Гарри любил сказочные истории о тёмных волшебниках, ведьмах и чудовищах леса. Таинственные и страшные рассказы, находящиеся под строжайшим запретом дяди и тёти, манили его как мотылька на огонь — иногда он засиживался в библиотеке часами, покуда фурия с тугим пучком волос на голове не вышвыривала его вон, захлопывая двери прямо перед его носом. Начитавшись волшебных приданий, маленький Поттер вылетал из библиотеки и уносился далеко за старый пустырь, чтобы затеряться в гуще леса.

Деревья говорили. Гарри прижимал ухо к стволу и слушал шёпот старого дуба, чувствуя, как бьется под его пальцами пульс, словно дерево имело свою деревянную сердечную жилу, которая, сокращаясь, толкала к ветвям густую и тёмную живую кровь.

Лес принимал его и защищал, укрывал в своих объятьях от лишних глаз, но Гарри каждой клеточкой своего тела ощущал, что за ним наблюдают.

Когда Поттер в первый раз вступил под тёмные своды, он испугался нахлынувшей на него шумной тишины и резко сделал шаг назад, к свету. За безмолвием деревьев скрывалось множество голосов, и очарованный Гарри сам потянул руку в расщелину между стволами. Зажмурив глаза, он подобрался и напрягся, готовый убежать при малейшей опасности в любую секунду.

По самым кончикам его пальцев прошелестело чье-то тёплое дыхание, и воздух будто бы уплотнился, словно ладоней коснулась призрачная рука. Страх комьями стал подбираться к горлу, желание убежать росло, а ноги Гарри казалось вросли в землю, но в момент наивысшей тревоги невидимый призрак со свистом сам убрал свою руку, как испуганный зверь.

Напряжение ушло, спазмы прекратились, дышать стало легче. Поттер всё ещё боялся ушедшего видения, но зачаровавшие его голоса снова зашептали его имя, и, не сумев подавить судорожный вздох, он сделал шаг навстречу тьме.

Гарри решил приручить лес, подобно тому, как Принц из одной сказки, прочитанной им в библиотеке, приручил Лиса. Каждый день он стал приходить к тенистым зарослям, каждый день, хрустя ветвями под ногами, он делал всё новый и новый шаг к сердцу леса, и за каждым его движением день ото дня следили сотни невидимых глаз.

И, наконец, лес распахнул для него свои объятья.

И с этого мгновения в мрачном лесу стало неожиданно светло. Деревья дышали, и с каждым их вдохом странная ясь высвобождалась из самой их глубины, струилась по могучим кронам, отдавая всё свое сияние другим обитателям леса, и маленький Поттер не мог налюбоваться огоньками, то парящими высоко над головой, то проносящимися прямо под его носом.

И однажды, когда он отдыхал в корнях старого дуба, лес заговорил с ним.

— Ты грустен, дитя моё, — прошелестел ему на ухо лес.

— Ты говоришь? — громким шёпотом воскликнул Гарри, и глаза его засветились от тихой радости.

— Только с детьми леса, дитя моё.

— Я был плохим мальчиком и дал Дадли по носу, когда он легонько до меня дотронулся.

— Всё действительно было так?

— Нет, так сказала тетя Петунья. Мне было очень больно, когда до меня дотронулся Дадли.

— Тогда это была защита, дитя моё, каждому живому существу необходима защита.

— А что такое защита?

— Я даю приют множеству созданий — дарю им тень, кров и пищу, запутываю тех, кто хочет сделать пищей их. Они — мои дети, и я даю им защиту, дитя моё.

— Значит, тетя Петунья защищает Дадли. Но почему она не защищает меня?

— Не думай об этом, дитя. Теперь тебя защищаю я.

Беседа стихла сама собой. Гарри очень хотелось жить в лесу, но он понимал, что не может — тетя Петунья всегда очень сердилась, когда он поздно приходил домой. Она волновалась. Она давала ему кров — у него был чулан, она давала ему пищу — он даже получил маленький кусок торта на дне рождения Дадли. Гарри решил для себя, что это тоже защита, просто вот такая странная.

Защита леса нравилась ему гораздо больше, и он сбегал в его чертоги при каждой возможности. Там он мог перестать боятся. После того чудесного разговора, лес больше не говорил с ним, да это было и не нужно. Гарри стал чаще находить кустики лесных ягод летом и осенью, даже зимой и весной они открывались для него, заботливо укрытые желтыми сухими листами; феи, эльфы и лесные духи общались с ним, когда ему было грустно и одиноко; лисы и волки ластились к нему, словно были домашние, а белки и птицы делились своими припасами — одна необычная сипуха даже сочла за честь принести ему иногда одно-другую мышь. Когда Гарри в первый раз получил необычную посылку, он даже растерялся, но, вовремя спохватившись, неловко поблагодарил заботливую птицу и попытался поделиться орешками. Тогда, посмотрев на неразумного ребёнка своими большими жёлтыми глазами, сова мягко прихватила его за палец, и Гарри только через пару дней узнал, что совы — хищные птицы, а значит орехи за еду не считают.

Остальные пернатые, видимо, были осведомлены о вкусах маленьких детей и кидали ему прямо в ладони не только привычные ягоды и орехи, но и вкусные конфеты, а иногда приносили и целые пакеты с выпечкой, очевидно, стащенные у людей в округе.

Вся эта идиллия продолжалась бы ещё много-много лет, Гарри мог бы вырасти в какого-нибудь врача ветеринара, но жизнь всё расставила на свои места, и на забытый богом остров посреди моря постучался великан, живо напомнивший Гарри дух одного заросшего мхом гигантского пня, и забрал его в каменные джунгли Лондона, рассказывая сказку о маленьком мальчике со шрамом. Гарри было очень грустно слышать настоящую историю своих родителей, но единственный вопрос, который его интересовал тогда был "Есть ли у Хогвартса лес?", и когда Хагрид (так звали великана) ответил положительно, горделиво добавив, что именно он является его лесничим, оба в тот момент почувствовали в друг друге родственные души.

Весь оставшийся путь они разговаривали о лесе.

Он вернулся к Дурслям очень поздно, тетя Петунья очень долго ругалась на него, как обычно ворча, но после отпустила к себе и даже показала ему его новую комнату.

На следующий день Гарри пришёл в свой лес, и ему было очень-очень грустно. Поттер думал, что уезжая в Хогвартс, где лес, по словам Хагрида, был гуще, древнее и даже (как же здорово!) опаснее, он предаёт свой. Гарри устроился между корней старого знакомого дуба и закрыл глаза, всем телом ощущая его пышущий жизнью ствол. Печальные мысли не покидали его.

Вдруг он услышал знакомый шёпот.

— Ты грустен, дитя моё, — заговорил с ним лес. Всё было точно так, как и при их первом разговоре. От этой мысли стало ещё тоскливее.

— Мне сказали, что я волшебник. Я должен покинуть тебя и отправиться в школу для волшебников, в Хогвартс, — тихо промолвил Гарри, крепко зажмурив глаза, по его щеке скользила прозрачная слеза.

— Большая сила — большая ответственность, дитя моё. Чтобы сила покорялась тебе, а не ты силе, ты должен учиться управлять ей, — ответил мудрый лес.

Гарри неловко и коротко улыбнулся, подавил всхлип и зажмурил глаза ещё сильнее. Тогда его ушей достиг новый шелест. Лес снова заговорил с ним:

— Но не только в этом причина твоей грусти, дитя моё.

— Не только. Там, в Хогвартсе, будет другой лес. Хагрид, лесничий этого леса, говорит, что он очень древний и могущественный. Это значит, что я предаю тебя.

— Ты не можешь предать меня, дитя моё — твоё сердце чисто, а помыслы бескорыстны. Я защищаю не только тебя, это ведь не значит, что я предаю тебя, дитя?

— Нет, — Гарри улыбнулся, и на этот раз его улыбка была светлее.

— Я буду ждать тебя, дитя моё. И помни — всё, что мы любим и оберегаем, всегда с нами, где бы мы не находились.

— Всё, что мы любим и оберегаем, всегда с нами... — эхом повторил мальчик, окончательно успокаиваясь.

Через месяц, наполненный ягодами и мечтами, Гарри сел в Хогвартс-Экспресс. Жизнь помчалась и закрутилась, события и люди сменяли друг друга в безумном вихре. Но где бы Гарри не был, в какой-бы невыполнимой ситуации не находился, он помнил старый лес и его заветы.

Они были с ним и тогда, когда он смотрел в зеркало Еиналеж, и когда он посреди ночи просыпался от кошмаров, а на следующий день, проспав всего пару часов, бесконечно разучивал всё новые чары с Армией Дамблдора, и когда сидел опустошенный смертью Дамблдора в гостиной Гриффиндора, устремив свой взор на всполохи огня в камине, так похожие на оперение Фоукса. Особенно ярко Гарри вспомнил эти заветы, когда держал в руках вечно холодный камень Смерти и готовился умереть. Потому что каждое живое существо, нуждающееся в защите, должно её получить, и потому что сколько бы людей не покинули его жизнь, они всегда были и будут с ним, и он всегда будет с теми, кто его искренне любит и оберегает.

Порой он даже не знал, кем бы был без этих заветов.

Уж точно не Гарри Поттером.