Солнце (гет)

А вы любите солнце?

Солнце летнее, заглядывающее в окна по утрам, дарящее легкий (а иногда и не очень) загар. Или, может быть, солнце весеннее, ленивое, только набирающее силу, чтобы потом, собравшись, растопить застоявшиеся снега, ставшие уже грязными и серыми? Возможно, вам нравится солнце зимнее, дразнящее и лишь изредка немного ласкающее окоченевшие пальцы через бабушкины шерстяные варежки? Ой, да все, ну, или практически все, его любят.

А вот она его не любила.

Не любила, так как считала причиной и источником всех бед, случавшихся с ней с самого детства. Первый несчастный случай произошел давно, когда девочке было пять или шесть лет. Тогда, будучи жизнерадостной и до смерти любопытной, малышка смотрела на облака, плывущие по небу и затянувшие его практически совсем. А они, медленно направляясь куда-то на юг, приоткрыли ослепительную красоту Большой Звезды серым и чувствительным детским глазкам. Тогда ребенок чудом не лишился зрения.

Затем неприятности были мелкие и несущественные, но значимые. Растаявший наутро снеговик, превратившийся в комок грязного снега. Яркие блики, мешающие смотреть. Жара, от которой не спрятаться. Самое страшное произошло чуть меньше года назад.

Её отец возвращался домой с работы в солнечный и безоблачный день. Мужчине не мешали никакие блики, так как лучи не могли пробиться через солнцезащитные очки. А кому-то, видимо, мешали. Глупый и безбашенный лихач, предпочитающий скорость и плюющий на дозволенные нормы и правила, не справился с управлением и выехал на встречную полосу на огромной скорости. Лобовое столкновение. Дмитрий Дроздовский, "папуля" и любимый муж, погиб на месте. Виновника аварии вскоре посадили, но это ни в коей мере не могло придать утешения осиротевшей семье.

С тех пор девушка не любила солнце. Сегодня как раз был один из таких дней. Такой, как тогда. Ни облачка на небе, лишь круглое светило, проникающее в окна и высвечивающее парты. Выходя из школы, она услышала голос своей лучшей подруги, который не могла спутать ни с каким другим.

— Степана! Степка, ну же, ну подожди же ты меня! — кричала черноволосая девушка и пыталась на бегу удержать слетающую с головы шапку. Мирослава, или, как её называли практически все, Мира, всегда провожала одноклассницу домой. Не было дня, чтоб она пошла одна.

Подруги были немного похожи — обе сероглазые, обе невысокие, обе учились для себя, а не ради хороших оценок в классном журнале. Но на этом сходства заканчивались. После смерти отца Степана стала замкнутой и тихой, хотя, казалось ранее, тише уже некуда. Мира постоянно вытаскивала её на разные мероприятия, будь они школьными концертами или премьерами в небольшом театре. За это девушке была очень благодарна мать Степаны, уже потерявшая надежду вернуть тот блеск в глазах дочери и ту загадочную и радостную улыбку на её тонких бледных губах.

Странное и непонятное чувство никак не хотело уходить. Будто предчувствие чего-то нехорошего преследовало Степану с самого утра, причиняя дискомфорт и заставляя руки слабо трястись. Она доверяла интуиции, но в этот раз ей очень хотелось этого не делать.

Какое-то время девушки шли молча. Мира хорошо знала, когда подругу можно разговорить, а когда её старания будут бесполезны. Свернув с площади и выйдя к детским садам, откуда до дома было рукой подать, одноклассницы замерли.

Нехорошее предчувствие оправдалось.

Толпа стояла у одного из домов, люди вскрикивали и толпились. Подойдя ближе, Степана ахнула, а её сердце пропустило удар: мужчина, явно пьяный, причем сильно, замахивался на её маму, стоявшую подле и держащую пакеты с продуктами. Прохожие пытались остановить его, но дебошир беспорядочно махал руками, не подпуская к себе пытающихся его усмирить.

— Да что ты зна-а-аешь обо мне?! Да я... — Говорил выпивший, дыша перегаром и брызжа слюной. — Да я работал там, где те-е-ебе и не снилось, курица обша-арпанная!..

— Подождите, не надо кричать, мы можем просто разойтись сейчас...

— Молчи, дура!.. Ты всего лишь ша-а-авка, ты... Да ты даже не имеешь права мне ничего га-а-вар-рить!..

Напуганная жертва оскорблений лишь отступала, не получая помощи со стороны зевак. Степана двинулась к матери, в это время мужчина замахнулся и ударил женщину по лицу, упав затем, повинуясь законам физики. Елена Дроздовская стояла и, прикрывая горящую щеку рукой, не могла пошевелиться от досады и потрясения. По её щекам текли слезы. Степана обняла мать, наконец, пробравшись к ней через безразличных людей, которые даже не сдвинулись с места, чтобы хоть как-то помочь.

Из подъезда дома, стоящего неподалеку, выбежал парень, растрепанный и сонный. Разобравшись в ситуации и сложив "два и два", он потрясенно вздохнул. Девушка тоже посмотрела на него, оглянувшись. В её больших, серых глазах крылась такая глубокая боль, всепоглощающая, как океан во время сильного шторма. Помотав головой, она, плачущая, отвернулась и медленно пошла к дому, поддерживая мать под руку.

* * *

Солнце светило в глаза, пробираясь сквозь неплотно закрытые шторы, скользя по рукам и лаская щеки. Оно словно нежно и вкрадчиво говорило: "Просыпайся же, дорогой, просыпайся. Пора...". Но просыпаться не хотелось. Особенно здесь, в этой квартире, пропахшей алкоголем настолько сильно, что, казалось, этот запах не уйдет никогда.

Послышался звон посуды и звук чайника, поставленного на плиту. "Мать проснулась." Видимо, его нет дома. Значит, можно вставать, не опасаясь.

Нет, Артем не боялся своего отца, совсем нет. В конце концов, он был уже взрослый, чтобы от страха прятаться в своей комнате. Парню просто было противно. Противно от осознания того, что родной отец, буквально несколько лет назад с радостью дававший деньги на походы в кино с друзьями и на мороженое, сейчас превратился в это, в то, что даже человеком назвать язык не повернется. Ведь раньше у семьи было всё, о чем только можно было мечтать — хорошая машина, высокооплачиваемая работа отца, взаимопонимание. Их называли образцовой семьей, несмотря на то, что у Леонида и Светланы Боровиковых был всего один ребенок — сын, Артём, Тёма.

Но всё развалилось в один миг. Разлетелось маленькими и хрупкими осколками, как любимая ваза, упавшая с журнального столика.

Всё началось с того, что Леонид начал выпивать — сначала мало, по бутылке по выходным, так, для аппетита, как он говорил. Потом больше, чаще и крепче, стал пропадать, скорее всего, нашел собутыльников, но об этом никто не знал. Не реагировал на слезные мольбы жены объяснить причины и прекратить. Естественно, его уволили с работы, и бедной Светлане приходилось разрываться, обеспечивая семью, выкладываясь на двух работах.

Артем помогал матери, как мог — старался учиться хорошо, чтобы приносить домой стипендию, скудную, но всё же имеющую значение. Подрабатывал, разнося газеты, листовки, иногда помогал другу. Но этого было мало.

Парень вышел на кухню, где женщина уже готовила завтрак, напевая что-то грустное. Она выглядела старше своих лет — нагрузки сделали своё дело. Артем тихонько подошел и приобнял мать, которая кивнула на утреннее приветствие, выливая блинное тесто на сковороду. Глаза её были красными и немного опухшими — опять, наверное, проплакала всю ночь.

С улицы послышался шум. Выглянув в окно, Артем замер на мгновение, а затем пулей рванул в коридор, нацепил наскоро куртку и ботинки и выбежал на улицу. Озадаченная, Светлана посмотрела туда, откуда доносились голоса, и охнула, присев на табуретку. Её муж, её Леня, пьяный, устроил потасовку на улице.

Выбежав на улицу, парень понял, что не успел. Не успел защитить от отца-дебошира беззащитную женщину, видимо, просто пытавшуюся помочь. Он встретился глазами с девушкой, скорее всего, дочерью той пострадавшей. В её больших, серых глазах крылась такая глубокая боль, всепоглощающая, как океан во время сильного шторма. Помотав головой, она отвернулась и, вместе с матерью и подругой, медленно пошла к дому. Сердце Артема пропустило несколько ударов. Что же случилось с ней — ведь не бывает такого горя в глазах у молодых и, кажется, вечно радостных подростков, не бывает.

Встряхнув отца, парень потащил его домой. Тот не сопротивлялся, видимо, растратив свой "боевой пыл". Буквально впихнув его в квартиру, Артем хотел пройти в свою комнату и забрать кое-какие вещи, но был остановлен окриком.

— Что, сынка... Стыдно тебе, да? Стыдно за отца-то... — Леонид попытался подняться, но смог лишь опереться на стену. — Зачем ты меня занес, а? Зачем, скажи? Зачем?

Светлана попыталась приподнять мужа с пола, но тот лишь отмахнулся.

— Нет, ты подожди, дорогая... Пусть, пусть он мне ответит.

Артем стоял, не имея сил пошевельнуться. Что он мог сказать? Да, ему было стыдно, ему было чертовски стыдно еще с десятого класса, еще три года назад, и с тех пор это чувство только усиливалось, не желая отпускать. Ему было противно поведение отца, который променял поиски работы и восстановление карьеры на бутылку. Как дешево. Как же дешево...

— Отвечай! — Вывел его из грустной задумчивости возглас. Парень, глядя прямо в глаза отцу, сказал тихо, но твердо:

— Да. Да, папа, мне стыдно за тебя, ведь ты не предпринимаешь попыток вернуть то, что было раньше.

И, взяв свои вещи, он вышел из квартиры, оставив ошарашенного мужчину и обнимающую его мать.

Всё-таки, Светлана очень любила своего мужа. Любила, когда выходила замуж, любила, когда плакала от понимания того, что её Леня начал выпивать, любила, когда молча укладывала пьяного в стельку мужчину в кровать. Любила, и с этим ничего нельзя было поделать. Она верила, всем сердцем верила, что когда-нибудь всё в её маленькой уютной семье снова станет хорошо: снова Леня будет приходить домой и приносить путевки в санаторий, снова Артёмка будет просить у "папули" денег на мороженое или на новую машинку, снова они будут смотреть телевизор допоздна и смеяться над глупыми шутками. Вместе.