Кошачья мята (гет)

Катарина его ненавидела. За бесконечно синие глаза, за удивительную, почти нечеловеческую красоту, за холодную улыбку, порой играющую на его губах. Ненавидела до искусанных губ, до огненного жара в груди, до следов впившихся в кожу ногтей на мягких ладонях.

Катарина его ненавидела, но отпустить его было выше её сил. Их связывало что-то большее, чем ненависть или любовь, какой её понимали светские сладкие дамочки. Ворон улетал, но всегда возвращался к своей кошке. Позлить, подразнить, унизить, показать своё превосходство, наконец.

Она его ненавидела и безумно любила, но никогда не могла остаться равнодушной, даже когда казалось, что все чувства выгорели, что вместо души — кусок пустоты. Холодный взгляд нестерпимо синих глаз сводил с ума, она мелко вздрагивала, когда он умелыми отточенными движениями развязывал шнуровку, и злилась на зарождающуюся внутри совершенно другую, сладкую дрожь, предвещавшую истому и волну любовного безумия.

Маршал терзал её изощрённо, изысканно, как дорвавшийся до дичи ворон терзает свою ещё живую добычу.

Он делал с ней всё, что хотел. Иногда Катарина сопротивлялась, но всё заканчивалось одним и тем же: она неизменно оказывалась либо на коленях у Алвы, либо под ним. Кошка шипела, кошка порой вырывалась, только ворон держал по-прежнему крепко, неумолимо впиваясь острыми загнутыми когтями, и она нехотя подчинялась.

Недолюбовь-недоненависть, перерастающая во что-то совершенно сумасбродное, когда Рокэ в очередной раз шёл на приступ. Желание расцарапать ему всю спину так, чтобы и он почувствовал, как это больно. Дикое желание удержать рядом с собой, когда он снова улетал на охоту.

Катарина путалась. Королева на время уступала место обычной женщине, стоило ей оказаться наедине, и она пыталась разобраться, что же между ними, всё-таки, происходит. Тщетно. Клубок был слишком запутанный, узлы слишком крепко завязаны. Игра в кошки-мышки затягивалась и никак не заканчивалась.

Катарина боялась его и за него, тщетно отталкивала и также тщетно едва ли не хватала за руки, а он улетал в небо, охотился, бил «гусей» и «павлинов». Он возвращался, обагрённый чужой кровью, ожидающий новой мишени, которую нужно подбить.

Кэнналийский ворон возвращался, и его охота продолжалась уже здесь, в Талиге, в покоях Катарины Ариго Оллар.

Кошка шипела, выставляя когти.

Кошка тихонько подвывала, изгибая спину дугой.

Кошка самозабвенно мурчала, игриво покусывая своего хозяина.