Секрет привлекательности (джен)

Лаванда и Парвати встретились на третьем этаже в нише окна — второго от статуи дракона. От всех других оно отличалось тем, что шальное заклинание впечатало в стекло рисунок раскидистого дерева, хотя и без листьев. Сбоку красовалась надпись «Л + П = дружба навсегда». Они вместе наколдовали эту надпись перед зимними каникулами на первом курсе. А несколько месяцев спустя они снова пришли сюда, но уже для того, чтобы спокойно подумать, куда бы припрятать шпоры, чтобы не спалиться под пронзительным взглядом злобного профессора Снейпа. Обе сдали зелья на Выше Ожидаемого, и оконная ниша третьего этажа навсегда стала их счастливым местом. Теперь все важные вопросы должны были обсуждаться только здесь.

— Я достала список. — Лаванда перевела дыхание и плюхнулась на подоконник рядом с подругой.

— Покажи! — Парвати нервно теребила ее за рукав школьной мантии. Браун сама хотела побыстрее изучить список, добытый с таким трудом. А дерганье только мешало ей рыться в сумке. Там вперемешку с конспектами, домашкой, учебниками валялись несколько помад, пудреница, старые шпоры и записки, пустой пузырек с чернилами, полный пузырек с чернилами, цветные карандаши, три обычных пера и одно счастливое, маленькая плюшевая собачка, две линейки, простая и красивая, леденцы, заколки с бабочками, брелок без ключей и много чего еще. Если бы Лорду Волдеморту потребовалось надежное место, чтобы спрятать очередной дневник, то он бы не нашел лучшего тайника, чем сумка Лаванды Браун.

— Вот он! — победно воскликнула она и вытащила свиток, размерами похожий на те сочинения, которые им каждую неделю задавал профессор Флитвик. Свиток выглядел изрядно потрепанным, ведь он прошел через руки почти всех девчонок в школе.

Две головы — одна светленькая, другая темненькая — склонились над желтоватой бумагой. Парвати заплетала свои черные блестящие волосы в толстую косу длиной до лопаток, а Лаванда завязывала розовыми ленточками в два хвостика. Когда подруги сидели рядом, то сила контраста работала на них. У Патил была темная, почти коричневая кожа и большие карие глаза, а Браун походила на ангелочка — голубоглазого, розовощекого и всегда готового широко улыбнуться миру.

Читали они внимательно и вдумчиво, будто им в руки попал рецепт зелья, обещающего вечную молодость, красоту и богатство. На самом деле это был всего лишь список имен и ряды криво накарябанных цифр. Бумагу зачаровали таким образом, чтобы строчки могли меняться местами в зависимости от общей суммы баллов. Она стояла рядом с каждой фамилией и так и лезла в глаза, потому что нарочно была выделена ярко красными чернилами.

С тех пор как стало известно, что старшекурсники решили выбрать самую красивую девчонку в школе, началась такая лихорадка, какую Хогвартс еще не знал ни в один из магических турниров, включая нынешний. Каждая девчонка хотела узнать, сколько баллов ей поставили, пусть некоторые и говорили, что, мол, им все равно, они типа выше всего этого. Но Браун была уверена: покажи им список, и они бы с руками его оторвали.

— Смотри, нас здесь нет! — со слезами на глазах выкрикнула Парвати. — Будто мы невидимки!

— Дай глянуть еще раз. — Лаванда вырвала свиток у нее из рук и быстро пробежала глазами. Но Патил была права: они в список просто не попали. Первые строчки занимали воображалки из Франции, расфуфыренные и заносчивые, будто они приехали не на Турнир Трех Волшебников, а на королевский прием. Хогвартским девушкам достались места в середине и конце списка.

— Нет, какие же парни уроды! — Лаванда порвала бы свиток на мелкие кусочки, если бы не оставила в залог свой любимый браслетик с перламутровым сердечком.

— Уроды, хуже скручервей, — согласилась Парвати и со злостью добавила: — Скручервей, которые болеют оспой, чумой, проказой и герпесом.

— Пожалуйста, прекрати! У меня ведь богатое воображение. Если ты продолжишь, то я больше никогда не смогу целоваться с мальчишками, потому что буду видеть перед собой морду скручервя — прокаженного, чумного и с герпесом.

Некоторое время они сидели с понурым видом, Лаванда покачивала туфлей, которая уже наполовину соскользнула с ноги. Первой молчание нарушила Парвати:

— Парни не приглашают меня на свидание, потому что я из другой страны? Может, они думают, что я ем жуков или заставлю их делать обрезание?

— Нет, просто они — идиоты. — Браун стукнула кулачком по мраморному подоконнику. — Стоило только приехать этим задавакам, и парни с ума сошли. Француженки такие очаровательные, у них такой милый акцент, — она заговорила жеманно, растягивая слова. — А еще они постоянно хлопают своими длиннющими ресницами, будто отбиваются от стаи мошкары. Почти все поставили Флер по десятке. Хотя я тоже блондинка, и глаза у меня голубые, а губы даже красивее, чем у нее. Только она немного худее, но диетолог моей матери говорит, что женщина не должна быть слишком тощей. Тогда почему ее все считают сногсшибательной, а меня простоватой?! Только потому, что она недовейла?

— Кто считает тебя простоватой?

— Дин. Ханна слышала, как он сказал Симусу, что у меня лицо простоватое, как у девушки из рекламы быстрорастворимого супа. Я ведь на нее не похожа?

— Она тоже блондинка, — тактично заметила Парвати, стараясь избежать морального выбора между правдой и дружбой.

— Как и Флер, но ее никто не представляет с банкой супа, а только с бриллиантами на шее. Я тоже хочу быть девушкой с бриллиантами и без супа. И еще я сейчас заплачу, а мне нельзя плакать — у меня тогда глаза покраснеют, как у кролика.

Лаванда уже начала хлюпать носом, и Парвати поспешно ее обняла.

— Я слишком экзотичная, ты слишком простоватая. Неужели мы пойдем одни на бал?

— Я думаю, ты красивая, — теперь пришла очередь Браун утешать подругу. — Просто тебе нужно почаще выщипывать брови и перестать пользоваться этими духами со странным запахом.

— Но мне их подарила бабушка, — вяло запротестовала Патил, уже готовая смириться с участью одиночки и неудачницы. Но Лаванда не собиралась так легко сдаваться.

— Знаешь, тут не обошлось без магии. — Она соскочила с подоконника и встала напротив Парвати, буравя ее взглядом, будто василиск, причем малость сбрендивший. — Они точно мажутся каким-нибудь волшебным кремом или обливаются зельями. Иначе почему парни при встрече с ними ведут себя так, будто ударились башкой об столб? Мы должны узнать, в чем их секрет. Я тоже хочу стать фонарным столбом!

Парвати недоуменно нахмурила брови.

— В смысле, я хочу, чтобы моя женская привлекательность стала фонарным столбом, об который парни будут расшибать себе лбы. Так что сегодня мы тайком проберемся к французским стервам.

— Ну да… Только нас поймают и накажут — вместо бала отправят на отработки к Филчу. Ты знаешь, что у него изо рта воняет хуже, чем от его кошки? А Сюзи сама видела, как эта блоховозка тащила с помойки дохлого скручервя.

— Фу... — От этой картинки Лаванду передернуло. — Но нас никто не поймает — мы залезем в их карету во время ужина, когда все будут в большом зале.

— Как мы это сделаем? О, если мои родители узнают...

— Не беспокойся, у меня есть связи. Мы проскользнем, как мышки, и так же тихо выскользнем, нас не заметят даже другие мышки. Парвати, ты моя лучшая подруга... — Лаванда стиснула ее плечи. — Вместе у нас все получится. Мы будем как Ангелы Чарли, только без рыжей и не такие старые.

— Ладно, но, если родители отправят меня обратно в Индию, это будет на твоей совести.

* * *

Дверь кареты гриффиндорки открыли при помощи одного из многочисленных изобретений братьев Уизли.

— Вау! — вырвалось у Лаванды.

От входа начиналась широкая закручивающаяся спиралью лестница — выглядела она невесомой и нереальной. Браун показалось, что ее ступеньки сплетены из нитей лунного света. Здесь наверняка поработали горделивые ткачихи, превращенные в пауков обидчивыми богами. В темноте вокруг гибкой лестницы-лозы танцевали искрящиеся фигурки звезд и не только. Парвати насчитала три месяца и две полных луны, они тоже светились мягким потусторонним светом. И пусть астрономически это было неправильно, зато очень красиво. Лестница вела к миниатюрному замку, будто заключенному в огромном игрушечном шаре, висящем на вселенской елке. Казалось, замок украли с картинки в книге сказок. Здесь было все, что ожидает увидеть девочка, мечтающая стать принцессой: маленькие острые башенки с позолоченной черепицей, узкие оконца, тонкие шпили…

Внутри он тоже был прекрасен. Девушки прошли через анфиладу закрытых комнат и оказались в круглой зале с высоким потолком. Одну стену полностью занимало панорамное окно, из него открывался захватывающий вид на незнакомую долину, от которого захватывало дух, будто Патил и Браун смотрели с вершины горы.

— О Мерлин, — одновременно выдохнули они.

— Это иллюзия, — напомнила Парвати, стараясь говорить по-взрослому рассудительно, как и положено воспитаннице профессора Макгонагалл.

— Но она такая красивая. Почему я не родилась во Франции?

— Почему мои родители вместо Англии не поехали туда? — в тон ей сказала Патил.

Отвернувшись от окна, они принялись осматривать комнату. О ее предназначении догадаться было несложно: множество низеньких диванов с круглыми подушечками, большой круглый стол в центре, выложенный янтарной мозаикой и, наверно, очень тяжелый. Он был весь заставлен вазочками и тарелочками с фруктами и сластями. И если это была не гостиная, то Лаванда положила бы обратно мармеладку, которую она цапнула со стола, чтобы вознаградить себя за трудный подъем по лестнице.

И ковры, и диваны были синего цвета, подушки — голубыми. По серебристым шелковым обоям порхали соловьи, скворцы и жаворонки. И в тишине можно было расслышать их волшебное пение.

— Хе-хе-хе...

С каминной полки на них таращился маленький, но противный старикашка, еще более уродливый, чем Филч. Острый подбородок выпирал, будто он держал во рту полумесяц, седая куцая бороденка напоминала перезимовавшую траву. Глубоко посаженные глазки смотрели зло и враждебно. Удивительно, но цвет у них был очень красивый — сапфировый.

Из-под черного котелка торчали жесткие волосы непонятного цвета, как шерсть у дворняги. Старик почесал голову, опасно сдвинув на бок свой котелок, одернул полосатый жилет и снова глянул на незваных гостей со злобным прищуром. А потом вдруг тряхнул головой и плюнул. Этого от него никто не ожидал. Плевок попал точно в центр лба Браун (такой меткости позавидовали бы гриффиндорские бездельники, для которых состязание в меткости плевка было любимым занятием). Лаванда растерянно хлопала глазами, она не могла поверить, что все это происходит именно с ней. Вдобавок ей стало как-то нехорошо…

Дальше было только хуже: Браун вдруг пошатнулась, вяло взмахнула руками, а потом исчезла. Патил быстро обежала стол и увидела нечто, похожее на сгусток мокроты, такой вот немаленький привет от заболевшего великана

— Лаванда, если ты жива, пошевелись, пожалуйста. — Под ее переполненным надеждой взглядом зеленоватый сгусток вяло дернулся. — Хорошо, очень хорошо… — От волнения Парвати затараторила еще быстрее, будто боялась, что стоит ей замолчать и ее подруга совсем исчезнет: растает или что там еще случается со слизью: — Тебе ведь не больно? Потерпи немного. Я отнесу тебя в лазарет, слышишь, мы все исправим. Сейчас, только возьму какой-нибудь горшок.

Лучше всего для этой цели подходила хрустальная ваза для фруктов. Вооружившись ей и стряхнув мармеладки с фарфоровой тарелочки, Парвати попробовала загнать слизь при помощи одного в другое. Лаванда весьма шустро вползла в хрустальную вазу, но дальше начались проблемы. Весьма смирная фруктовница будто взбесилась — затряслась, задрожала и превратилась в череп. А тот запрыгнул обратно на стол. Браун шлепнулась на пол. Патил перевела взгляд на фарфоровое блюдечко, а у того уже росли толстые щетинистые паучьи лапки. Она взвизгнула и отшвырнула его от себя, блюдечко разбилось и осколками рассыпалось по полу. Паучьи лапки несколько раз дернулись и замерли.

Лаванда сделала попытку добраться до двери. Там, где она ползла, вырастали поганки и мухоморы.

— Постой. — Парвати не собиралась бросать подругу в беде. Она подхватила со стола серебряный поднос, серебро ведь верное средство против любой темной магии. — Заползай сюда.

Лаванда послушно забралась на поставленный перед ней поднос. Патил подхватила его и на вытянутых руках понесла к двери. Ей оставалась всего лишь пара шагов до цели, когда в подносе появилась огромная дырка и слизь с противным хлюпом снова шмякнулась на пол, чуть ли не на новые кроссовки Патил. Та посмотрела на дыру, которая уже сомкнулась и теперь напоминала чей-то рот с мерзкими губами, усыпанными вздутыми болячками. Прямо на ее глазах губы вытянулись, превращаясь в длинный мокрый язык, который тянулся к Парвати. Ее лицо скривилось, но девушка уже не завизжала, а лишь со всей силы отбросила от себя эту гадость. Поднос прочертил в воздухе красивую дугу и со звоном врезался в стену.

И в этот момент в комнату вошли французские ведьмы.

* * *

И Лаванда, и Парвати знали, что разговор с мадам Максим будет не из легких, но они никак не были готовы к тому, что ее кабинет будет обставлен настолько солидно и чопорно. Его хозяйка гордо восседала за огромным столом, на котором легко могли разместиться несколько армий игрушечных солдатиков. В глубине души она любила маленькие изящные вещи, красивые и хрупкие, но прекрасно понимала, что, пойди она на поводу у своих вкусов, и люди будут над ней смеяться. Великанша в царстве фарфоровых пастушек и цветочных горшочков была бы прекрасной мишенью для острот и шуточек.

Поэтому кресла подбирались с высокими спинками, книжные шкафы подпирали потолок, так что без лестницы обычный человек ни за что бы не добрался до верхних полок, а в напольной вазе у двери легко бы поместился труп. И только для ламп она сделала исключения — маленькие изящные светильники из цветного стекла выглядели как настоящее произведение искусства.

А то, что ее посетители чувствовали себя немного подавленно, сидя в огромных креслах, было дополнительным плюсом, которым мадам Максим беззастенчиво пользовалась.

— Я хочу знать ваши имена, — сказала она, когда девушки отказались от предложенного чая. Директриса считала чай напитком для старушек, но уважала чужие традиции.

Гриффиндорки нервно переглянулись: назвать свои имена значило попрощаться с последней надеждой избежать наказания. Умом они понимали, что деваться им некуда, но в глубине души все еще надеялись на счастливую случайность. Олимпия заключила сама с собой пари: кто из них решится заговорить первой — и, конечно, угадала.

— Я Лаванда Браун, — сказала светленькая. — А это моя подруга Парвати Патил.

Гриз нашла для нее спортивный костюм нежно-голубого цвета, который очень шел к ее глазам. И, хотя их разделял огромный стол, мадам Максим чувствовала густую смесь запахов, которая окутывала девушку. Видимо, добравшись до ванной, она опустошила все пузырьки и баночки, которые только смогла найти. Но Олимпии и в голову не пришло отчитывать девушку, если бы ее саму превратили в кусок слизи, она бы тоже не успокоилась, пока не вылила бы на себя содержимое всего ванного шкафчика, включая жидкость для мытья самой ванны.

— Ну что ж, — наконец произнесла директриса, — мне приятно с вами познакомиться.

Каждое слово она выговаривала тщательно, стараясь четко следовать инструкциям из учебника по фонетике.

— Но меня совсем не радует тот факт, что вы пробрались сюда, чтобы помешать моей ученице выиграть следующее испытание. Как вы собирались это сделать? И не отпирайтесь. Ваш профессор Дамблдор — хитрый лис, который не упустит возможность забрать себе лишнее преимущество. А как известно, каков директор, таковы и его ученики.

Мадам замолчала, она привыкла говорить образно и эмоционально, но английский, которому ее учили, был сух и формален. Ей не хватало слов, чтобы выразить свое возмущение.

— Опять нечестная игра. Вы пришли сюда шпионить и копать, и это возмутительно. Я донесу до профессора Дамблдора, что никому не дозволено выходить за рамки. Мы играем честно, или я не вижу доводов, чтобы мы остались здесь и продолжали. Это не магический турнир — это цирк.

— Но, мадам, — Лаванда нашла в себе силы возразить грозной даме, — мы здесь не из-за турнира.

Смелости ей хватило только на то, чтобы выдавить эту короткую фразу. Мадам Максим с ее прямой осанкой, строго поджатыми губами, орлиным носом наводила на нее еще больший ужас, чем профессор Снейп. Она еще никогда в жизни не чувствовала себя такой жалкой.

Директриса удивленно приподняла брови:

— Тогда почему вы здесь?

— Мы хотели узнать, почему ваши ученицы всегда выглядят такими красивыми, — запинаясь от смущения, призналась Парвати.

— И все мальчишки сходят по ним с ума, — добавила Лаванда. — Мы думали, что ваши ученицы используют магические чары, и тоже захотели...

Мадам перевела взгляд с одной девушки на другую, обе покраснели и едва сдерживались, чтобы не заплакать, но говорили правду — а потом она засмеялась. «Должно быть, от хохота этой гигантши трясутся стены, а стеклянная посуда разлетается вдребезги», — думали те, кто плохо знал мадам Максим. Но смех у нее был на удивление тихий и мелодичный .

— Так весь этот сумбур из-за мальчишек? — спросила она.

Девушки кивнули, чувствуя себя полными дурами. И приготовились к суровой, но заслуженной головомойке, однако мадам не спешила их ругать. Она незаметно скинула под столом туфли, решив дать короткую передышку уставшим ногам. Каблуки у туфель были высоченные, но Олимпия давно поняла, что, таская унылую обувь на плоской подошве, она ничего не выигрывает. И, как бы она ни сутулилась, как бы ни хотела казаться меньше, люди все равно будут над ней посмеиваться и отпускать дурацкие шуточки. Так что теперь директриса всегда держала спину прямо и гордо ходила на высоченных шпильках. Но в пятнадцать лет — а девчонки, сидевшие перед ней, не выглядели старше пятнадцати — она бы не задумываясь продала душу дьяволу, если бы он рассказал ей, как стать первой красавицей школы.

— Это я все придумала, — отчаянно храбрясь, начала Лаванда. — А Парвати меня отговаривала. Так что нужно наказывать только меня одну.

— Это я буду решать без чужих советов. Но ваше признание показывает вас с лучшей стороны. И вы уже достаточно страдали, встретившись с нашим демьеном. Его вызвали мои старшекурсницы. Они хотели, чтобы он выводил навязчивых кавалеров. Но он абсолютно никому не подчиняется, гуляет, где хочет, и старается в кого-нибудь....

Олимпия остановилась, вспоминая нужное слово, но не смогла. Прибегать к помощи родного языка она посчитала дешевым позерством, поэтому усмехнулась и небрежно закончила:

— Думаю, вы понимаете, о чем я говорю. Ему очень не нравятся блондинки. Не знаю почему.

При упоминании о мерзком старикашке Лаванда вздрогнула.

— Но осталась еще ваша подруга. — Она пристально посмотрела на Парвати, та вжалась в спинку кресла. — Думаю, вы не хотите, чтобы наш разговор был продолжен в кабинете профессора Дамблдора.

Патил и Браун дружно кивнули.

— Тогда вы сварите для меня зелье, которое выгонит демьена отсюда. Я занята турниром. А у вас, очевидно, слишком много свободного времени.

— Мы все сделаем, — с готовностью ответила Парвати. — Извините, что мы вломились к вам.

— И испортили вашу гостиную, — добавила Лаванда.

Олимпия кивнула, но потом добродушно улыбнулась, давая понять, что извинения приняты.

— И если вы хотите быть привлекательными, то вам не нужны заклятия, хватит обычной уверенности в себе.

— А как это? — спросила Браун.

И мадам Максим рассказала — а почему бы и нет? Ей ведь тоже когда-то было пятнадцать. Может быть, Лаванда и Парвати были разочарованы, что все оказалось так просто и им не нужно было творить сложные чары или варить зловонные зелья. Но обычно самые действенные средства по сути своей очень просты. Вот только иногда следовать этим советам бывает сложнее, чем сварить в котле парочку жаб. Но, как говорил Великий Мерлин, кто не отступает, тот и не проигрывает.