Кто первым сойдет с ума? (гет)

Ты ничего не знаешь о чудном мире подростков. Они все сумасшедшие.

Эдвард руки-ножницы

1.

Это была идея Вики. Очередная дерзкая идея, которая не предвещала ничего хорошего. Иногда я не понимал, откуда в её белокурой головушке брались все эти затеи. Но что поделать, если Вики — манипулирующая сучка, а я черствый пофигист. Скажем спасибо родителям обортням, вейлам и метаморфам, чья взрывная комбинация сносила нам крышу и позволяла улетать на седьмое небо от сухого аконита.

Моё первое детское воспоминание о Вики на удивление яркое. Виктуар исполнилось три. Я, в шортах и запачканной майке, совершенно нелепо смотрюсь с красавицей Вики, протягивая ей большого плюшевого медвежонка. Вики морщит носик, берет медвежонка, а потом с силой кидает его на пол и начинает кричать: “Я хотела куклу!!!”

Тогда я терпеть не мог малышку Вики и совсем не хотел с ней дружить. Избалованная кукла, которая только и умела, что плакать, кричать и топать ногами. Но для всех остальных Вики была ангелом с очаровательной улыбкой. Ей было дозволено все, и я считал это возмутительной несправедливостью, но бабушка лишь шикала на меня и дарила Виктуар клубничные леденцы. Яркая, заметная, малышка Вики притягивала к себе взгляды прохожих, ей нравилось чужое внимание, она любила, когда люди восхищались ей.

Но я видел за её слащавыми улыбками мерзкие ухмылки, а за ярким блеском в глазах — желание причинять боль окружающим. О да, Вики была ненормальной. Она любила делать больно другим, видеть их слезы и перекосившиеся лица, ей это доставляло неимоверное удовольствие. Но больше всего ей нравилось травить малышку Доминик. Вики не могла пережить, что уродливый комочек привлекает к себе всё внимание взрослых, а до неё, красавицы Виктуар, никому нет дела. Она травила Доминик день за днём и никто этого не замечал. Никому и в голову не могло прийти, что идеальная Вики на самом деле не так уж и идеальна.

Маленькая Мини была похожа на пушистый одуванчик. Воздушная и легкая. Она боготворила Виктуар и была ни капли на неё не похожа. Но как и одуванчики превращаются в некрасивые жёлтые сорняки, так и Доминик было суждено превратиться в очередную рыжую Уизли. В ней не было ничего особенного, разве что затравленный взгляд и боязнь старшей сестры. Малышка Доминик до дрожи в своих тощих коленках боялась Вики, которая никогда не упускала возможности поиграть с сестрёнкой в кошки-мышки.

И всё-таки идеи Вики никогда не заканчивались ничем хорошим. Особенно, когда они приходили в её белокурую головушку под кайфом и под полной луной. А в тот день мы сидели на крыше дома её родителей и курили магловскую дурь. Виктуар только закончила Хогвартс и ей казалось, что мир у её ног. Она не собиралась ни работать, ни продолжать учиться дальше. Ей хотелось путешествий и приключений. Оплаченных за счет родителей, разумеется.

Я покрывал шею Вики укусами, когда она оттолкнула меня и указала пальцем на дорожку у калитки:

— О, Те-е-е-дди, это же малышка Мини!

Мне не было дело до невзрачной Доминик, и я лишь забрал у Вики из рук косяк и затянулся.

— Кажется, я сказала этой сучке не выходить из своей комнаты. Совсем страх потеряла.

В ее глазах появился маниакальный блеск, и я застонал от разочарования. Я не видел её больше двух недель, а она так нагло решает динамить меня?

— Вик, ну зачем? — протянул я, предпринимая последнюю попытку остановить её.

— Она заебала меня, куда бы я не пошла — везде эта соплячка.

Вики улыбнулась и выкинула окурок в песок. А мне не оставалось ничего, кроме как сдаться, ведь для Вики это была очередная игра, и она не могла проиграть. Она Виктория. Победительница.

— Ну давай, что ты придумала?

2.

Вики сидела на нашей крыше и курила.

Ей было страшно. Я чувствовал ее страх, слышал, как лихорадочно колотится ее сердце.

Я видел, она винила себя. Это было так не похоже на Вики, которая никогда не отвечала за свои поступки и не думала о последствиях. Ей всю жизнь было все равно. А теперь она плачет.

— Вик, кончай реветь, в чем дело?

Она не ответила, и я потряс её за плечи. Вики отстраненно посмотрела на меня и просипела:

— Она хотела покончить с собой. Из-за меня.

Ах да. Вчера малышку Доминик нашли без сознания в её спальне. По мне, лучше бы сдохла. Тоже мне — королева драмы. Вот если бы Вики решила покончить с собой, она бы выбрала что-то демонстративное и душераздирающее, с кровью и криками. Но Вики была со мной не согласна. Было так странно слышать страх в её голосе. Она будто находилась в каком-то трансе и я, не зная, что делать, сел рядом и взял сигарету из её рук. Вики вскочила и заорала:

— Она, блядь, чуть не сдохла по моей вине, Тед!

— Но ведь не сдохла, — я затянулся, — так что заканчивай истерить.

Вики снова села и прижала коленки к груди.

Ей было страшно. Она винила себя. Но я все равно её не понимал. Она же терпеть не могла Доминик, нет?

— Вик, с чего вдруг такая забота о Доминик?

Она посмотрела на меня, как на умалишенного, и прошептала:

— Она моя сестра.

Я приподнял брови:

— И?

— Она, блядь, моя сестра, что тут непонятного? Я люблю её!

— У тебя странные методы показывать свою любовь. Так себе, на троечку.

Вики смерила меня уничтожающим взглядом.

— Она бесила меня, но это не значит, что я хотела, чтобы всё так вышло.

— У неё, мать твою, клаустрофобия из-за тебя.

— Заткнись Тед! Заткнись-заткнись-заткнись!!! Проваливай. Убирайся! Не желаю тебя видеть!

А потом она столкнула меня с крыши. Просто взяла и столкнула, чокнутая сука. И в её глазах было столько ненависти, что я уверен, ей было наплевать, упал я на твердый грунт или мягкий песок.

— Ебанутая, — проорал я ей и трансгрессировал с громким хлопком.

3.

Вики не могла жить без истерик. Вся её жизнь состояла из бесконечных истерик, фальшивых рыданий и вранья. Придумывать херню и вешать лапшу на уши — вот настоящий талант Вики. В пятнадцать напиться в хлам и рассказывать незнакомцам небылицы о своей жизни было её любимым занятием. Но враньё стало частью Вики еще в детстве, когда солгать родителям не стоило и труда.

— Играем в Снитч?

— Что?

Мне пять, и я играю в ГеймБокс, а Вики три, но её совсем не смущает разница в возрасте.

— Ну… Снитч! Я прячусь, ты ищешь, найдешь — догони!

— Нет. Ни во что я с тобой играть не буду, отстань, малявка.

И Вики начинает плакать. Нет, рыдать. Громко, взахлеб, так, чтобы каждый в доме услышал. На громкий рёв сразу прибегают взрослые.

— Вики, солнышко, что случилось? Ты ушиблась?

Вики отрицательно мотает головой, а потом…

— Тедди ударил меня!!!

Стоило мне сделать что-либо, что ей не нравилось, она бежала в комнату ко взрослым, обнимала маму или Гарри и, заливаясь слезами, всхлипывала:

“Тедди отнял у меня мишку”.

“Тедди не делится конфетами”.

“Тедди назвал меня дурой”.

Маленькая ябеда. Мне хотелось разорвать её на кусочки, впиться в глотку и почувствовать вкус её крови, услышать её крики, молящие о пощаде. Наши бабушки находили нашу дружбу умилительной.

Мне было восемь, когда я решил, что больше не намерен терпеть истерик Вики. Я схватил её за запястье и потащил в чулан. Оказавшись в полном мраке, я закрыл глаза и постарался сосредоточиться. Сознательный метаморфоз давался мне пока с трудом. Но я не зря оттачивал этот трюк уже несколько месяцев. Снова открыв глаза, я понял, что у меня все получилось. Мои глаза превратились в круглые глаза хищника с дикими желтыми зрачками, а рот исказился в страшной ухмылке с острыми клыками. Я посмотрел на Вики и моё сердце упало. На ёе лице не было ни страха, ни хотя бы отвращения.

— Уау, — наконец выдохнула она, — научишь меня?

Я не понимал эту девчонку. Она должна была завизжать от страха и больше не сметь ко мне приставать, а вместо этого она начала восхищаться мной?

От возмущения и досады я зарычал.

Вики захлопала в ладоши.

В тот момент я её ненавидел.

А во время очередного шумного ужина в Норе мы понимаем, что похожи. Джинни начинает историю о зубе Лили, и мы синхронно вздыхаем. Вики замечает это первой и легонько пинает меня под столом.

— Сад, — произносит она одними губами, а потом просит у бабушки позволения выйти из-за стола.

Мы лежим посередине поля и смотрим на звезды. Высокая трава скрывает нас от взглядов любопытных родственников.

— Как меня достали эти дети, — Виктуар первая нарушает тишину.

— И не только дети.

И мы рассказываем друг другу, как нас притягивает луна, и как нас обоих бесит Доминик, и пора бы старушке МакГонагалл свалить на пенсию.

— А давай убежим, — тогда предлагает она.

— Убежим? Куда? — мне было семнадцать, и единственное, о чём я думал, так это о вырезе её майки.

— Трансгрессируй нас в Лондон. Эта деревня и пение птичек выводят меня из себя.

И мы проводим целое лето вместе. Самое сумасшедшее лето моей жизни. Вики напивается, сосется с незнакомцами и врёт, принимает экстази и даёт себя трахать. Ей пятнадцать, и меня совсем не удивляет, что я у неё не первый. Мы часами сидим на крыше Ракушки, слушаем море и думаем о будущем. Нам кажется, что взрослые нас совсем не понимают, и мы курим сигареты пачками, учимся заворачивать косяки и пробуем кокаин. Мы хотим свободы, хотим покорять мир, хотим целыми днями курить траву, а потом сходить с ума вместе.

Вики открывает для меня мир наркотиков. Запретное, нелегальное, неправильное — мы не могли не поддаться соблазну. Марихуна, экстази, кокс. Мы курим бонг и целуемся, выдыхая дым друг другу в губы. Нам сносит крышу, и нам это нравится, мы наслаждаемся моментом и друг другом. Нам хорошо, и нас ничто не волнует. Мы включаем музыку погромче, поём и смеёмся. Мне семнадцать, и моя жизнь идеальна.

А потом снова начинается школа, и она ведет себя так, как будто лета не было. Как будто мы не разговаривали ночи напролет, как будто я не прикрывал её перед родителями. Когда на школьной вечеринке я пытаюсь залезть ей в трусы, она лишь улыбается и качает головой. Она флиртует с парнями и отказывает, когда её приглашают на свидания, и мне хочется заорать на весь зал, какая же она лицемерка.

Иногда я не понимал, что меня так привлекало в этой сумасшедшей суке. Да, её красота была завораживающей, но будь Вики бездушной фарфоровой куколкой, я бы и пальцем к ней не притронулся. Наверное, всё дело было в самой Вики, в её пронизывающем взгляде, который бросал в жар и пожирал тебя, высасывал всю энергию, всё до капли, и оставлял беспомощным и зависимым. И снова, и снова, и снова, и опять, и опять. И каждый раз было всё сложнее выбраться из цепких лап этой сирены. Вики умела показать без слов, лишь вглядом и улыбкой, что она нуждается в тебе, что ты особенный, что она хочет тебя, и это было всё что нужно, чтобы снести голову семнадцатилетнему мальчишке.

А ещё в Вики жила неудержимая тяга к безумию. Ей нравилось, что её поступки шокировали, и никто о них даже не догадывался. Чокнутая, безбашенная, она ничего не боялась, ей постоянно хотелось нового, она не могла сидеть на месте. Однажды, проиграв в настольную игру, Вики сошла с ума. Она завизжала во всю глотку, начала прыгать и топать ногами, схватила игральную доску и кинула её через комнату. Она визжала и визжала, пока на крик не сбежались испуганные взрослые. Меня гипнотизировало это её безумие, её ярко горящие глаза, которые всегда обещали ужасное веселье. Наверное, это меня и манило в Вики. Я хотел жить, как она. Я хотел стать частью её мира, частью самой Вики.

Я ловлю её на перемене и тащу в туалет плаксы Миртл.

— Какого черта? — ору я и с силой прижимаю эту суку к стене.

— Что-то не так, Тедди?

Вики смотрит мне в глаза и невинно хлопает ресницами. И я не сдерживаюсь и ударяю её по лицу, желая стереть с её губ, таких соблазнительных губ, наглую ухмылку.

— Т-с-с, — шепчет она и встает на колени, расстёгивая ремень моих брюк.

И я совсем не против, что о нас никто не знает, до тех пор пока она дает ебать свой миленький ротик.

“Стерва”, — говорят однокурсники.

“Шлюха”, — знаю я.

И поэтому, когда через несколько дней она аппарирует ко мне домой с криком “Тед! ”, я нисколько не удивляюсь и лишь вспоминаю, куда положил презервативы.