Спортивный интерес (джен)

Энни не могла поверить, что всё кончилось. У неё было такое же чувство, как после сложного экзамена в школе: через неделю после него хочется что-то ещё учить, и только потом спохватываешься.

Она до сих пор вздрагивала по ночам, а днём старалась не оставаться одна, но это постепенно проходило. Изумрудный город вновь сверкал своим великолепием, на улицах то тут, то там слышался смех, и всё становилось по-прежнему… если закрыть глаза.

Но когда Энни видела перед собой тот самый вертолёт, на котором её похитили, — лишнее напоминание, заставлявшее тревожно сжиматься сердце, — она понимала: уже ничего уже не будет по-прежнему, и она сама не будет прежней. Она готова была умереть за Волшебную страну, если потребуется, и это знание о себе пугало её.

Нужно было возвращаться к прежней жизни, щедро раздаривать улыбки и радоваться каждому новому дню, но пока что Энни чувствовала себя мухой, замершей в капле янтаря. Пристроившись на подоконнике в одном из коридоров, она лениво наблюдала за тем, что происходит во внутреннем дворике, огороженном стенами Изумрудного дворца, и ей совсем не хотелось уходить. Она досадовала на то, что в любую минуту может появиться Тим и потащить её в Тронный зал — на очередной совет, присутствовать или подслушивать, это уж как повезет. Или Фред подойдёт и спросит, почему она торчит у окна, а не гуляет.

Внизу прошёл повар Балуоль с корзиной, накрытой листьями, наверное, ходил забрать ягоды, собранные жителями фермы, что располагалась неподалёку от города. Энни прислушалась к себе: ягод не хотелось. Не хотелось играть в классики, салки и прятки, крестики-нолики и морской бой, хотя она же сама и научила жителей Волшебной Страны этим играм. Не все же Тиму с его волейболом! Не хотелось улыбаться, не хотелось никого видеть. Может, так и становятся взрослыми и скучными людьми?

— А ты знаешь такую игру, когда несколько человек по очереди пишут фразы, не зная, что написали предыдущие, и получается иногда со смыслом, иногда без, но почти всегда смешно?

Энни узнала голос Фреда, который стоял под самым окном, но не пошевелилась, чтобы выглянуть и узнать, с кем он разговаривает.

— У нас было… есть что-то похожее, но с рисунками, — ответил внизу Ильсор. — Нужно дорисовать, а потом угадать, таков ли был замысел.

— Может, сыграем? — предложил Фред. — Но по-своему. Интересно, получится ли у тебя изобретать на ходу? — и добавил, чтобы не вышло чересчур снисходительно: — Ну и у меня тоже…

Это становилось интересным. Энни всё же перегнулась через подоконник и увидела, в руке Фреда палочку мела.

— Места много, — заметил Ильсор и протянул руку. Палочка разломилась пополам. — С чего начнём?

— С чего хочешь. — В голосе Фреда послышалось лукавство, и Энни поняла: он стремится обнаружить пределы человеческого разума, понять, может ли он, Фред, землянин, соперничать с создателем «Диавоны» или Земля безнадёжно отстаёт от Рамерии?

Ильсор прошёл немного вперёд и уселся прямо на плиты двора.

— Про что ты сейчас думаешь? — спросил он, машинально касаясь мелом губ. Энни залюбовалась им по привычке и тут же рассердилась на себя, потому что вдруг очень отчетливо поняла, что всё это время страдала из-за ерунды. Ильсору пришлось гораздо хуже, чем ей, но он не чувствует себя мухой в янтаре. Или чувствует?

— Про картошку, — тем временем ответил Фред.

— Картошку? Это такие клубни, да?

Энни мысленно зааплодировала. Все освобождённые от рабства арзаки с потрясающим рвением изучали чужую планету, утоляя любопытство и пытаясь вникнуть в каждую мелочь.

— Ага, — хмыкнул Фред, присаживаясь рядом. — Их ещё чистить надо.

— Чистить… — Ильсор поднял глаза к небу, словно задумавшись. — Картошку. И другие корнеплоды. Ага.

Мел заскрёб по плитам. Энни вытянула шею, чтобы было лучше видно.

— Ну, это я так, из спортивного интереса, — сказал Ильсор, закончив. — Без деталей.

Фред склонился пониже.

— Ага, понял, вот сюда кладёшь картофелину, это крутится, сюда падают очистки. Полезная штука! А очищенную картошку куда?

— Так спортивный же интерес, — с нажимом произнёс Ильсор. — Не хозяйственный. Твой ход.

Фред думал дольше, что-то намечал, потом растирал линии пальцами.

— Спортивный — это хорошо, — бормотал он. — Но знал бы ты, сколько времени отнимает у нормального человека готовка! Чистить, мыть, варить… Вот пусть она все это и делает. Вот! — не без гордости объявил он, наконец. — Очищенное — сюда, в такой специальный барабан, прозрачный, чтобы можно было контролировать процесс. Тут оно все моется, ополаскивается и отправляется в кастрюлю, а кастрюля подается на плиту.

На этот раз Ильсор думал дольше него, Энни извелась от любопытства. Чертёж всё расползался и был уже раза в два больше первоначального.

— А это что? — спросил Фред, обойдя его вокруг.

— Я тут подумал… Зачем зря время тратить? Пока оно все чистится и моется, можно слушать музыку, — словно извиняясь, пояснил Ильсор. — Вот тут струны, это молоточки, как в пианино, передача идёт произвольно, мелодия не повторяется…

— А если она мне понравится, и я захочу её запомнить? — резонно возразил Фред. — Её нужно записывать. Фонограф!

Над чертежом фонографа корпели оба. Фонограф добрался почти до самой дворцовой стены, и Энни уже подумывала о том, чтобы спуститься вниз и рассмотреть поближе.

Балуоль прошёл назад, осторожно ступая между нарисованных линий. Потом из-за угла дворца появился Кау-Рук, открыл рот, собираясь что-то сказать или кого-то позвать, но увидел чертежи и озадаченно замер.

— Готово! — выдохнули оба инженера, выпрямляясь. Даже со второго этажа было видно, что оба перепачканы мелом.

— Кто выиграл? — поинтересовался Фред.

— Еще никто, — задумчиво сказал Ильсор, глядя на их общее создание. — Это все только для кухни. Нужно ещё что-нибудь полезное. Только подумай, если довести уровень КПД до девяноста процентов…

— Не получится, — решительно возразил Фред. — Сам знаешь.

— Ничего не знаю, пока не попробую. Что нам ещё нужно?

— Ружьё! — выпалил Фред. — Пусть стреляет?

— В кого? — спросил Ильсор, кажется, едва удержавшись от того, чтобы постучать ему по лбу. — Ты же не менвитский генерал, чтобы стрелять в кого попало.

— Ваш генерал силен стрелять только на бумаге, — указал Фред.

— О! — Ильсор ухватился за подсказанную мысль. — Бумага! Знал бы ты, как мне надоело работать личным секретарем Баан-Ну. Таскаться за ним и все записывать. Я же не машина все-таки! А для машины — в самый раз. И фонограф уже есть — значит, ей можно надиктовывать. Надо только придумать механизм для письма.

Едва письменный механизм воплотился в чертеж, — для этого пришлось залезть его краем на стену, места на площадке уже не хватало — как осенило теперь уже Фреда.

— Если уж она может записывать, так пусть тогда сама и сочиняет!

— Дело говоришь, — согласился Ильсор и перешел к соседней стене.

— Это уже не машина, — удивлялся Фред. — Это же вроде родной матери!

— Лучше бабушка, — поправил Ильсор.

— Почему?

— Бабушки пекут вкусные пироги и вяжут шарфики.

— Стой! — вдруг спохватился Ильсор. — Чтобы бегать и записывать и вообще делать всё, что мы задумали, она должна двигаться. Значит, нужно приделать ей колеса. Или лучше крылья? — Он задумался.

— Крылья, конечно! — подсказал Кау-Рук. Он влез на лесенку, приставленную к вертолёту. Оттуда было очень удобно раздавать ценные указания.

— Сейчас все будет, — пообещал Ильсор. Энни едва не подпрыгивала у окна, забыв про всё на свете, и закрывала рот руками, чтобы не было слышно хихиканья.

— Я тут не мешаю? — хладнокровно поинтересовался Кау-Рук. — А то могу вертолёт отогнать.

— Не очень, тут еще вверху место есть, — отмахнулся Фред.

Энни перебежала за угол и открыла окно в другом коридоре.

— Готово! Чей ход?

С недоумением Фред и Ильсор посмотрели друг на друга; чей ход, они уже забыли.

— Фреда, — подсказала Энни сверху.

— Ты давно тут стоишь? — удивился тот, подняв голову и увидев её.

— С самого начала, — наябедничал со своего наблюдательного поста штурман.

— А вас с самого начала тут не было! — парировала Энни. И вздохнула. — Я так старалась маскироваться, но, видно, получается плохо.

— Едва не выпрыгивая из окна? — догадался Фред. — Так, что я тут хотел… — И он уставился себе под ноги.

— А носки вязать ваша машина умеет? — поинтересовалась Энни, чувствуя себя вправе вмешиваться, раз уж её заметили.

— Носки сложно, — возразил Ильсор. — А вот шарфы, наверное, можно попробовать. Об этом мы уже думали…

Чертёж оставался цел ещё два дня. Все проходящие по двору старались не наступать на меловые линии, а Лестар тщательно перерисовал всё на большой лист.

— Это портрет… Её портрет… — с нежностью заключил Тилли-Вилли, рассматривая сплетение меловых линий.

Через два дня пошёл дождь.

* * *

Две недели спустя Энни стояла в том же коридоре и смотрела во двор, где заканчивались последние работы. Тилли-Вилли, заглядывая сверху, едва не подпрыгивал от нетерпения.

— Можно, я первый? Можно мне? — повторял он.

Наконец приготовления были закончены. Тилли-Вилли протянул железную ручищу, осторожно, почти нежно коснулся рукоятки, приделанной сбоку от нового сооружения, которое теперь красовалось во дворе, и провернул ее. Машина зажужжала, засверкала, через несколько секунд раздался звон разбитого окна кухни.

— Надо было открыть… — запоздало сообразила Энни.

Над двором взлетела хрупкая клавесинная мелодия.

Тилли-Вилли не сводил влюбленного взгляда с новорожденной механической красавицы.

Интересно, что скажут Фред и Ильсор, когда вернутся с «Диавоны»…