Valentine Encounter — Встреча в День святого Валентина (гет)

Если бы он только знал заранее, насколько изменится его жизнь, когда он завернет за этот угол, он бы наверняка немедленно развернулся и направился обратно в гостиную Слизерина.

Но он не имел ни малейшего понятия о том, что его ожидало: не подозревал о том счастье, смешанном с выматывающей нервы горечью, которое поджидало его всего лишь за поворотом, а слизеринская гостиная была на тот момент последним местом в Хогвартсе, где ему хотелось быть. Даже башня Гриффиндора в сравнении казалась более привлекательной. Хотя, пожалуй, все же нет. Если бы ему и пришлось выбирать, он бы определенно остался в гостиной своего факультета, нежели ступил бы на территорию гриффиндорцев. Но в тот момент даже их взаимная ненависть отошла на второй план. Вечеринка, тщательно спланированная и подготовленная Панси, была в самом разгаре, но Драко просто был не в настроении с кем-либо общаться. Некоторое время он сидел, пытаясь изобразить того, кем его хотели видеть — он ведь, в конце концов, староста школы, да к тому же еще и капитан команды по квиддичу, — а затем он почувствовал, что в какой-то момент перестал быть в центре внимания.

А это значило лишь, что он провел уже достаточно много времени, потягивая легкий пунш и отмахиваясь от ухаживаний Панси, которые обычно доставляли удовольствие. А ведь он действительно был в центре всеобщего внимания — и не только теперь, будучи старостой, но и раньше, еще до седьмого курса, он был кем-то вроде слизеринской знаменитости благодаря своему имени, состоянию, особому положению его семьи в кругу приближенных Темного Лорда, способностям в квиддиче — пусть ему еще и не удалось вырвать золотой снитч из рук Поттера, но в играх с Рейвенкло и Хаффлпаффом он часто приводил свою команду к победе, — и, судя по женской половине Слизерина, благодаря своей внешности.

Как и его заклятый соперник Гарри Поттер, Драко был относительно легким и юрким — что и требовалось ловцу, — но в то же время атлетичное сложение, подтянутое, поджарое тело, пронизанное необыкновенной стойкостью и силой, светлые волосы и серые мрачные глаза — все это привлекало внимание, а у многих вызывало восхищение. Да, конечно, он не был загорелым богом, которого порой рисуют себе девушки с особо богатым воображением, однако его внешность во многом была не менее притягательной, только по-своему. И в те чрезвычайно редкие минуты, когда он улыбался — не усмехался как обычно, двенадцатый раз за день, — когда он по-настоящему улыбался — что, вероятно, он сделал лишь двенадцать раз за все свое время обучения в Хогвартсе, — эффект был, мягко говоря, ошеломляющим.

Теперь же он не улыбался. По правде говоря, он вообще был готов зарычать, вспоминая последнюю откровенно похабную попытку Панси подлизаться к нему. Скверно было то, что родители намеревались поженить их сразу после окончания школы — в конце концов, родословная у нее была отменная, — но он совершенно не собирался с головой бросаться в эту уготовленную для него жизнь, полную проблем и страданий, которые, он был уверен, ждали его, стоило ему связать себя с Панси. И если с мыслью о браке по расчету Драко еще мог смириться, то необходимость встречаться с ней сводила его с ума. Отец велел беспрекословно сопровождать ее на каждой школьной вечеринке, и это казалось Драко просто отвратным. А уж о добровольных свиданиях и речи быть не могло.

Ни за что!

И точка.

Черт возьми, жеманная, курносая, мелкая...

Что это было?

Он остановился, склонил голову набок и прислушался. Впереди, за углом, раздался звук открываемой и вновь захлопываемой двери — возможно, кабинета зельеварения, — а затем послышались шаги, как минимум, двоих, торопливо идущих дальше по коридору, сопровождаемые грубым хихиканьем и еле сдерживаемым хохотом. Может, Кребб и Гойл? Их не было на вечеринке, если подумать.

Он постоял еще несколько секунд, пока шаги не стихли — кто бы это ни были, он не желал с ними столкнуться, и уж тем более если это и правда были Кребб и Гойл. Пусть присутствие парочки здоровых, невероятно преданных болванов и было порой полезно для поддержания авторитета, но времяпрепровождение с ними Драко никогда не доставляло особого удовольствия.

Боже, они же тупые!

Но в любом случае, что они делали в пустом классе после отбоя? Вероятно, сломали пару парт и стульев, а ему завтра придется их покрывать, обвиняя во всем Пивза, ибо сами они были слишком недалекими, чтобы догадаться отвести от себя подозрения, свалив все на полтергейста. Такое уже случалось. Интересно, чей класс попал под раздачу на этот раз? По всей видимости, это был кабинет декана Слизерина. Если уж им так нравилось громить все что ни попадя, почему же они, черт возьми, не нацелились на класс МакГонагалл или этой полоумной Трелони?

Ах, ну да, они же тупые!

Он раздраженно тряхнул головой. Что же он такого сделал, что в наказание ему послали этих болванов в качестве "друзей"? Ни один слизеринец и рядом не стоял с Драко по интеллекту, и он без лишней скромности всегда признавал это. А поскольку общаться с учениками других факультетов он не желал, интересные интеллектуальные разговоры стали для него недоступной роскошью, чудом, на которое он уже перестал надеяться. Единственным способом сбежать от своих умственно отсталых однокурсников было скрыться в библиотеке и с головой погрузиться в какую-нибудь хорошую книгу. Туда-то он, на самом деле, и направлялся, будучи абсолютно уверенным, что в библиотеке сейчас никого нет — он любил ее именно такой: безлюдной и пустынной.

Он сильно сомневался, что кто-то учился в такой поздний час.

Так он размышлял, заворачивая за угол в длинный коридор, где располагался кабинет зельеварения.

И остановился как вкопанный, неотрывно глядя на дверь кабинета. То, что он увидел, изменило его жизнь — пусть он и не догадывался об этом в ту минуту.

На его глазах дверь, которую несколько минут назад кто-то захлопнул, покидая класс, распахнулась, и девушка, споткнувшись, практически выпала в коридор.

Не просто девушка, однако.

Староста школы.

Грейнджер.

Драко ошеломленно смотрел, как она почти упала на пол, но сумела ухватиться за дверной косяк и устоять на ногах. Затем очень медленно она вышла из класса и тяжело оперлась спиной о каменную кладку стены.

Выглядела она ужасно. Форма была смята, волосы всклокочены, по щеке начинал расползаться огромный кровоподтек, из уголка рта стекала тоненькая струйка крови. Руками она обхватывала себя где-то в районе талии, словно защищаясь, и до Драко доносились короткие частые хрипы — ее дыхание.

Несколько безумно долгих секунд он просто стоял и смотрел, как она подпирала собой стену, закрыв глаза. Затем его накрыло понимание, и невольное "ах" вырвалось из его легких, когда он в полной мере осознал, что все это значило.

Кребб и Гойл — теперь он был уверен, что это были именно они, — только что избили старосту школы. Мерлин Всемогущий. Они оказались в десять раз тупее, чем он думал. Их ведь исключат за это! И как их, черт возьми, теперь выгораживать?

Да и, если подумать, стоит ли?

Первым порывом было защитить своих приятелей — ну, в первую очередь, себя, конечно, а потом уже приятелей, — впрочем, как и всегда. Но мысль о двух тварях габаритов Кребба и Гойла, зажавших в углу девушку и избивших ее — пусть даже это была Грейнджер, — заставила его передумать. Это было... Низко. Вопреки убеждениям золотого-мальчика-Поттера у Драко все же были какие-никакие моральные принципы, и согласно им бить девушек было чем-то унизительным и недостойным. Грубые приемы в квиддиче — это другое дело, в конце концов, это часть игры, и девушки, вступившие в команду, знали, на что подписывались. Но это... Два бегемота, намеренно объединившиеся против одной, довольно миниатюрной, девушки — это нечто из ряда вон выходящее. И неважно, кто была та девушка.

Его размышления резко прервала Гермиона, внезапно открывшая глаза и ошарашенно уставившаяся на него. Она услышала его вздох несколько секунд назад. Глядя на него через все то расстояние, что разделяло их, она прошептала нечто очень напоминавшее: "Отлично. Ты". Однако он не был в этом уверен — ее голос был слишком тихим.

А затем ее ноги вдруг резко перестали ее слушаться, и она медленно сползла вниз по стене, тяжело опустившись на пол и явно подавляя крик боли. Она опустила голову, но Драко успел заметить две скатившиеся по щекам слезинки.

Он приблизился и присел рядом с ней.

— Грейнджер.

— Отвянь... Малфой, — она даже не подняла голову.

Ему пришлось побороть желание сделать именно это — уйти прочь от сидящей на полу грязнокровки и отправиться дальше по своим делам, забыв все, что он только что видел. Ему не нужна была еще одна проблема на шее — это вообще было не его дело.

Хотя, конечно же, его. Она была старостой девочек, он — старостой мальчиков, и во всем этом были замешаны его собственные зверьки-амбалы, а потому это были именно его проблемы. О, да...

— Грейнджер, — повторил он, тщательно контролируя голос, и она, наконец, нехотя подняла глаза и встретилась с ним взглядом. — Что случилось?

Она ничего не ответила, лишь зло смотрела на него. Ну пыталась, по крайней мере. Выражение ее лица было слишком искажено болью, чтобы хоть немного напоминать рассерженность.

Он попытался снова:

— Это Кребб и Гойл? — он уже знал ответ и теперь просто хотел убедиться.

Он отвела взгляд и, глядя в пол, прошептала:

— Да.

Новая, еще более тревожная мысль охватила его, пока он пристально смотрел на нее, подмечая крайне измятую и местами порванную одежду.

— Грейнджер, а они... Они ведь не...

— О Мерлин, нет! — вскричала она, поняв, что он имел в виду, да с такой яростью, какой Драко от нее вовсе не ожидал. Она снова повернулась к нему — ее лицо скривилось от отвращения. — Я лучше умру!

— А что, черт подери, ты делала здесь внизу одна?! — взорвался он, абсолютно сбитый с толку всем происходящим и ошарашенный противоречивыми чувствами, бурлящими в его груди. Он не должен беспокоиться о грязнокровке, черт возьми! Его единственной заботой должны были быть лишь мысли о том, как это дело поскорее замять и как спасти задницы своих бесценных сокурсничков. Ему следовало сейчас же наложить на Грейнджер обливиэйт. Но все же он никак не мог отделаться от ощущения, что в этот раз Кребб и Гойл зашли слишком далеко. Просто охренеть как далеко!

— Ты прекрасно знаешь, что это не совсем дружелюбная территория, Грейнджер, — зло продолжил он.

— А я сюда и не со светским визитом пришла, — выдавила она. — Я патрулировала.

— Патрулировала, — эхом повторил он, не веря. — Одна? А где, черт возьми, твой напарник? Где Уизли?

Каждую пятницу и субботу старосты факультетов должны были патрулировать коридоры Хогвартса после отбоя, и старосты школы не освобождались от этой не особо приятной обязанности. Однако всегда патрулирующих было двое, чаще всего даже с одного факультета. Это был не просто обычай — это было правило, предназначенное для предотвращения ситуаций, подобных этой. Так какого же боггарта Грейнджер взбрело в голову отправиться патрулировать в одиночку?

— Сегодня День святого Валентина, — прошептала она с нескрываемой горечью в голосе. — И Рон решил, что у него есть дела поважнее.

Какое-то время Драко мог лишь пораженно смотреть на нее, не произнося ни слова.

— Но... — выдавил он наконец. — Но Уизли же вроде как твой лучший друг. Я бы никогда не отправил Панси одну на дежурство, а она мне даже не...

Он резко оборвал себя на полуслове, быстро захлопнув рот. Он чуть было не сказал непозволительно много.

— Почему тогда Уизли не нашел себе замену? — спросил Драко спустя несколько секунд, снова овладев собой.

— У каждого сегодня какие-то планы, Малфой. У каждого, — устало ответила Гермиона.

— У каждого, кроме тебя? — подметил Драко, неспособный удержаться от колкости даже теперь.

За что снова был удостоен гневного взгляда.

— Что-то я не заметила никакой горячей штучки, повисшей на твоей руке, — парировала Гермиона.

— У меня было свидание до отбоя, — легко солгал он. — В этом отношении я настоящий джентльмен.

При слове "джентльмен" Гермиона насмешливо фыркнула — и тут же тихо зашипела от боли, согнувшись пополам и уткнувшись лбом в согнутые колени. Руками она по-прежнему крепко обхватывала себя.

— Так, Грейнджер, где болит?

Ответа не последовало.

Он вздохнул:

— Вставай, я отведу тебя к Помфри. Я староста, а потому вряд ли у меня есть выбор.

Она мгновенно подняла голову, и он очень удивился панике, плескавшейся в ее глазах.

— Не смей, Малфой! — выкрикнула она. — Мне нельзя туда.

— Что ты несешь? Посмотри на себя, Грейнджер, ты явно ранена. Не то чтобы меня это волновало, но как у старосты у меня есть некоторые обязанности...

— К херам тебя и твои обязанности! — четко и членораздельно вскричала она, и у Драко буквально отвисла челюсть. Он и представить не мог, что Грейнджер способна так выражаться. Кто угодно, но только не маленькая чопорная Грейнджер. Мерлин, что дальше?

— Я не пойду в больничное крыло, — категорично повторила она. — Ты что, не понимаешь, Малфой? Патрулирование в одиночку — это нарушение правил. У меня будут неприятности, а у Рона будут еще большие неприятности за то, что он допустил это. А Гарри жутко разозлится на Рона, и... О, будет такой скандал! Я могу лишиться значка из-за этого, понимаешь? Я не могу этого допустить! И... Мерлин, да зачем я тебе вообще все это говорю? — страх застыл на ее лице. — Зачем я доверяюсь человеку, который просто спит и видит, чтобы это произошло? — слезы брызнули из ее глаз, и она снова уронила голову на колени, бормоча: — Дура, дура, дура...

Мозг Драко работал очень быстро: вот он — способ замять этот маленький неприятный инцидент. Она преподнесла его на серебряном блюдечке!

— Расслабься, Грейнджер, — произнес наконец он. — Я не выдам тебя. В конце концов, я и сам заинтересован в том, чтобы эта история не предалась огласке.

— Иначе говоря, чтобы ты мог покрыть этих имбецилов, которых ты называешь "друзьями", — приглушенно пробормотала она, все еще пряча лицо.

— Как будто ты не сделала бы того же, будь это Поттер и Уизли, — огрызнулся Малфой. — Минуту назад ты сказала, что не хочешь, чтобы Уизли попал в неприятности — а как по мне, так он вполне заслуживает наказания. Это полностью его вина.

— Как бы не так! — воскликнула она. — Это не он... толкнул меня в пустой класс и... — она замолкла, словно не хотела — или не могла — сказать то, что было у нее на уме. — В любом случае, — продолжила она, — это другое. И, к слову, я не стала бы защищать ни Гарри, ни Рона, если бы они сделали что-то подобное даже с тобой.

— Премного благодарен, Грейнджер, — протянул Драко. — Весьма тронут.

Сказав это, он встал на ноги, наклонился, взял ее под руки и без дальнейших разбирательств поднял ее с пола. Он собирался было уже зайти преступно далеко и предложить отвести ее в башню Гриффиндора — невероятный поступок с его стороны, — как случилось нечто, заставшее его врасплох.

Очевидно, такое резкое движение еще больше усугубило ее состояние, так что она закричала, в точности как до этого, когда она рухнула на пол. Только теперь ее не волновало, что кто-то может услышать — или же она просто не сумела сдержать крик. Ее ноги подогнулись, и Гермиона рухнула прямо в руки Малфоя, задев головой его плечо, и начала медленно, но неумолимо оседать.

— Твою мать, Грейнджер! — воскликнул он, быстро вскинул руки и, поймав ее где-то в районе талии, инстинктивно прижал Гермиону ближе к себе, дабы предотвратить падение. Она снова закричала, правда на этот раз несколько глуше, поскольку уткнулась лицом в его плечо. Поняв, что держаться на ногах самостоятельно она не могла, Драко осторожно положил Гермиону на спину, краем сознания подмечая, что поддерживает ее голову, защищая от холода каменных плит.

— Грейнджер, — проворчал он, склоняясь над ней. Ее глаза были плотно зажмурены, лицо исказила гримаса боли, а руками она все еще продолжала обхватывать себя. — Какого черта?..

Она открыла глаза и несколько секунд пыталась сфокусировать взгляд на нем. Она дышала очень часто и отрывисто: казалось, будто воздух вообще не поступал в легкие.

— Ма... Мал-фой... — с явным усилием выдохнула она. — Б-больно ды...шать...

— Черт, черт, черт, — тихо выругался Малфой себе под нос. — Что же вы, гребаные идиоты, сделали?

Он осторожно взял ее за подбородок, заставляя удерживать постоянный зрительный контакт.

— Грейнджер, вопреки главным правилам своего факультета я вынужден настаивать, чтобы ты пересмотрела свое решение относительно больничного крыла. Я не могу отлеветировать тебя туда. И если ты вдруг не заметила, все охеренно серьезно!

И вновь, хотя уже и почти полубессознательно, она покачала головой настолько рьяно, насколько это вообще было возможно, учитывая ее состояние и руку Малфоя, удерживающую ее.

— Нет, — прошептала она, — Малфой, нет.

— Тогда ты должна хотя бы показать мне повреждения.

Ее глаза распахнулись, когда она осознала, что должно было за этим последовать, и она лишь еще сильнее обхватила себя, сжимая грудную клетку.

Драко почувствовал прилив раздражения:

— Грейнджер, ты что, думаешь, можешь просто захотеть, и все само пройдет? Кто-то должен тебя осмотреть, и раз уж ты отказываешься идти к Помфри, то это сделаю я.

Она снова закрыла глаза, две слезинки сбежали из уголков глаз и, скатившись по вискам, скрылись в гуще взлохмаченных волос.

— С этим должно быть покончено, — сказал Малфой скорее для себя, чем для Гермионы, и осторожно, но решительно убрал ее руки. Уложив их на пол по обе стороны ее тела, он спросил:

— Я могу доверить тебе не мешать мне и не сучить руками, или нужно тебя обездвижить?

Она снова открыла глаза, страх и недоверие отчаянно плескались в самой глубине зрачков.

— Даже... Не... Думай... — прохрипела она.

Он пожал плечами:

— Делай, что хочешь, только не двигайся.

Сказав это, он схватил край ее белой блузки — кто, черт возьми, носит форму по субботам? Даже если ты дежуришь — зачем? Неудивительно, что она оказалась самой невостребованной девушкой в День святого Валентина. Он дернул блузку вверх, обнажая стройное тело, обнажая...

— Мерлин Всемогущий... — тихо выдохнул он.

До этого он лишь предполагал, что Кребб и Гойл немного погорячились — теперь же, видя степень нанесенных повреждений, он был просто уверен в том, что они зашли непозволительно далеко. Только сейчас он понял, что Гермиона могла умереть — хотя, по правде говоря, судя по открывшейся перед ним картине, угроза летального исхода была все еще весьма велика. И что, интересно, случится с ним, умри она у него на руках? Перед глазами на миг пронеслась яркая картинка: он с мертвым телом Грейнджер на руках, несущий ее в больничное крыло, и последовавшая за этим реакция. Конечно же, никто на свете не поверит, что он пытался ей помочь. Его же во всем и обвинят. Его исключат. Его отправят в гребаный Азкабан! На карту теперь были поставлены не только задницы Кребба и Гойла, но и его собственная.

О, этих двух придурков ждет ад на земле за то, что они сделали.

И, кстати говоря, Уизли тоже.

Вся грудная клетка Грейнджер посинела: огромное, ужасное, отвратительное пятно, расползшееся по светлой коже, на которое даже смотреть было больно. Совершенно очевидно, у нее были сломаны несколько ребер, что объясняло затрудненное дыхание. Он даже увидел один из переломов — зубчатый край кости просвечивал сквозь натянутую до предела кожу. Если один из обломков проткнул легкое...

Все внутри Драко перевернулось.

Он оторвал взгляд от ее искалеченного тела и посмотрел ей в лицо. Она пыталась не терять сознание, глаза то закрывались, то с большим усилием открывались вновь, словно у ребенка, борющегося со сном поздно ночью.

— Грейнджер, — попытался он привлечь ее внимание, наклонившись так низко, что их носы почти соприкоснулись, краем сознания подметив дрожь в своем голосе.

— Мал...фой, — о да, она боролась, усердно боролась.

— Сейчас будет больно. Тебе нужно за что-то держаться, — с нарастающим волнением он оглянулся вокруг. Нет, это было не отчаяние, нет. Или даже если это было и оно, то только потому, что если бы она умерла, то он оказался бы по уши в дерьме. Абсолютно точно это не было волнением за гребаную грязнокровку. Пока он озирался в поисках чего-нибудь, чтобы дать ей в руки, он почувствовал, как она уверенно схватила его запястье.

— Ты, — прохрипела она. — Буду держаться... за тебя...

Он ошарашенно посмотрел на нее. Совершенно очевидно, рассудок уже покинул ее.

— Ну ладно, — нерешительно ответил он. — Если тебе так хочется, Грейнджер.

Он высвободил руку, затем сжал ее ладонь, переплетя пальцы. Другой рукой он нащупал палочку и направил ее на самый явный перелом. Она сделала неглубокий вдох и задержала дыхание, а свободной рукой сжала в кулак ткань юбки.

— На счет три, — прошептал он. — Раз... Два...

Он так и не сказал "три", а лишь быстро пробормотал исцеляющее заклинание. Раздался треск, неожиданно громкий в пустынном коридоре, когда кости вновь срослись. Торчащая кость исчезла из виду, кожа разгладилась, но все еще была неестественно синей. Бросив взгляд на лицо Гермионы, Драко заметил, что она была без сознания. Очевидно, из-за болевого шока.

Пожалуй, так было лучше для них обоих, решил Драко. По крайней мере он сможет привести ее в чувство, когда все уже будет позади.

Но между тем ему еще многое предстояло сделать. Он медленно водил палочкой вперед-назад по ее телу: зеленые искры сыпались с ее кончика, когда очередное серьезное повреждение было обнаружено. Таким образом он нашел еще одно сломанное ребро и два с трещинами. Как только они были восстановлены, дыхание Гермионы стало намного глубже и увереннее, хотя она все еще была без сознания.

Когда самые крупные повреждения были устранены, он перешел к кропотливому процессу заживления обширной гематомы. Когда он закончил, синяк, занимавший почти всю грудную клетку, побледнел и стал желтым, словно прошло уже несколько недель. Драко чувствовал себя невероятно уставшим. Он был уверен, что Грейнджер еще довольно долго будет жить с тупой, ноющей болью, но он решил, что это ей не повредит. Пусть это будет напоминанием о ее чудовищной глупости — патрулировании слизеринской территории в одиночку. Он намеренно не стал залечивать разбитую губу и синяк на скуле. Если будет желание — и умение — сделает это сама. Хотя, честно говоря, он надеялся, что она не сможет.

Он знал, что она хотела скрыть этот инцидент от Уизли и Поттера, но он считал, что они обязаны знать. Уизли не должен был жить в счастливом неведении о жутких травмах, последовавших из-за его безалаберности. Ему следовало столкнуться с тем, что он чуть было не стал причиной гибели своей лучшей подруги. Пренебрежение своими обязанностями старосты было достаточно серьезным проступком — Грейнджер упомянула, что за нарушение правил она могла лишиться значка, но, по мнению Драко, если кто и должен быть потерять место старосты, так это Уизли. С пятого курса Драко довольно ответственно подходил к своей должности старосты факультета. Разумеется, иногда он использовал свое положение в личных целях: показать свой авторитет, покомандовать другими — а какой нормальный слизеринец не поступил бы на его месте так же? Но увиливать от своих обязанностей — никогда.

В общем, довольно скверно, что Уизли просто так послал свой старостатский долг куда подальше. Но еще хуже, что он просто так послал куда подальше свою подругу. Этого Драко понять не мог: в нем вновь проснулся слизеринский инстинкт. Как можно не защитить того, кто находится рядом с тобой? Что бы ни говорили ученики других факультетов, но они не могли отрицать, что слизеринцы всегда держались вместе. Достаточно взглянуть на Снейпа и его невероятную преданность и готовность защищать своих близких. Драко немного усмехнулся своим мыслям. Да, другие ворчали, косо поглядывали и называли это вульгарным лицемерием. Пускай. Слизеринцы просто должны были держаться вместе — а как иначе, когда тебя ненавидят три четверти школы, включая преподавателей?

Драко рискнул бы всем за каждого из своих однофакультетовцев, в особенности за своих сокурсников, с которыми он был знаком дольше и ближе всего. Черт, да ведь он именно этим сейчас и занимался, разве нет? Рисковал своей задницей, чтобы вылечить Грейнджер, дабы преподаватели не узнали, что Кребб и Гойл — эти долбаные идиоты — натворили этой ночью. А ведь он даже никогда не считал их своими друзьями. Всего лишь... единомышленники, порой удачно подворачивающиеся под руку. Да и если уж говорить по правде, Драко никого из своих однокурсников не мог назвать другом — настоящий друг должен был быть ему ровней в интеллектуальном плане, а никто из них и рядом не стоял. Но даже несмотря на это, как он уже сказал до этого Грейнджер, он ни за что не позволил бы кому-либо из них дежурить в одиночку на неприятельской территории. А в целом, он просто не мог представить себе настоящего друга — друга, которого он мог бы полюбить. А ведь даже с его стороны — вражеской и совершенно посторонней — было заметно, что члены Золотого Трио по-настоящему любили друг друга. А затем так небрежно поступили с одной из них...

Отпустить Грейнджер одну на такую опасность — если Уизли не видел опасности, то он был настолько же туп и слеп, насколько беден и страшен, — решив, что лучше провести этот вечер в объятьях какой-нибудь шлюхи? У Вислого же даже небось и девушки-то никогда не было. Драко отдал бы многое, чтобы знать наверняка — еще больше поводов для насмешек.

Он устало покачал головой. Гриффиндорцы ничего для него не значили. Совершенно ничего.

И говоря о гриффиндорцах, что делать с этим конкретным представителем? Отнести ее в свою комнату — даже не обсуждается! Будучи старостой школы, Драко имел свою собственную спальню, но чтобы до нее добраться, следовало пронести Грейнджер на руках через всю общую гостиную Слизерина. Через общую гостиную, где все еще проходила вечеринка Панси. Да и дело было даже не в этом — ему просто не хотелось, чтобы порог его комнаты переступила нога грязнокровки. Нет, его спальня определенно отпадала. И, как они уже выяснили, больничное крыло также было под запретом.

Ладно, тогда ее комната? Она располагалась в другом конце замка, за чертову сотню лестничных пролетов отсюда. Охеренно далеко — слишком велик был риск встретиться с кем-нибудь. Как бы он тогда объяснил ситуацию? А может, просто привести ее в чувство, и пусть сама добирается до Гриффиндорской башни? В таком случае даже если она встретит кого-нибудь из преподавателей, она могла бы просто и довольно правдиво сказать, что возвращалась с ночного обхода — сверившись со списком, они бы убедились, что Грейнджер действительно расписывалась сегодня в графике дежурств. Затем они бы заметили, что Уизли также поставил свою подпись, но послал к чертям свои обязанности, а значит его ждали бы крупные неприятности — отличное решение, с какой стороны ни посмотри!

Однако... Он не мог примирить себя с мыслью, что придется отправить ее в самостоятельный путь до собственной комнаты с такими свежими ранами. Теперь, вылечив ее, он невольно чувствовал себя ответственным за Грейнджер. Он был уверен, что это глупое чувство скоро пройдет, но этой ночью — только этой ночью — он не бросит ее, как это сделали ее так называемые друзья. Особенно, когда Кребб и Гойл все еще где-то шатались, учиняя Мерлин знает какие бесчинства. Они могли быть сейчас где угодно. Если она снова столкнется с ними...

Думать об этом не хотелось.

Так куда же, черт возьми, ее деть? Они же не могли оставаться в этом продуваемом всеми сквозняками подземельном коридоре. Откровенно говоря, они и так уже провели в нем слишком много времени. Им просто очень повезло, что их все еще никто не встретил — Кребб и Гойл, возвращающиеся в гостиную Слизерина, Снейп, Филч или его треклятая кошка, — и Драко не мог рассчитывать, что эта удача продержится с ними еще некоторое время. Но что же делать?

Он сидел рядом с Грейнджер, уронив голову на руки и глубоко задумавшись. Затем он поднял голову, и первым, на что упал его взгляд, был открытый кабинет зельеварения, из которого вывалилась староста школы, не сделав и пяти шагов.

«А вот и выход», — решил Драко. На одну ночь — самое то. Он занесет ее внутрь, и шансы, что на них кто-нибудь натолкнется, значительно уменьшатся. Будет не очень удобно, но зато безопасно. Взяв Грейнджер на руки, Драко пожалел, что Выручай-комната была так же далеко отсюда, как Гриффиндорская башня. Лишь позже — намного позже — до него дойдет, что он даже не подумал просто отлеветировать ее в класс. Он был слишком занят раздумьями о том, что комнате, которая может предоставить все, что угодно, не следовало бы быть статичной; раз уж это действительно Выручай-комната, то пусть она бы перемещалась по замку, и в моменты отчаянной необходимости — как сейчас, например, — появлялась перед учеником со всем необходимым. Таким образом, мозг был слишком занят, а потому он просто доверился инстинктам и взял Грейнджер на руки, поскольку это было самым естественным в данной ситуации.

Драко внес ее в темный, глухой кабинет и, пробормотав заклинание, — на седьмом курсе студентов обучали безпалочковой магии, — запер дверь изнутри.