5 странностей эльфов Лихолесья, которых не знал Кили (гет)

Странность 1: У эльфов Лихолесья есть запах

Что Кили явственно запомнил на всю жизнь — запах в темницах королевства Трандуила, который был присущ всем лесным эльфам. К слову, назвать его неприятным язык не поворачивался, но прекрасный аромат волос и кожи Тауриэль заметно выделялся на общем фоне.

Она пахла влажной землёй или дождём, а иногда как древесная кора или сок. Её запах был сладким, чуть землистым, отличным от всех тех ароматов, которые ему доводилось ощущать. Гномы тоже пахли, но привычный для них запах — пот да эль. И как вообще возможно — быть настолько пропитанной лесом?

Когда в доме Барда Тауриэль села на край кровати и склонилась над Кили, проверяя рану, он вдохнул запах Лихолесья и закашлялся, медленно приходя в себя.

— Тауриэль?

— Молчи, — холодная ладонь успокаивающе легла на его щёку, — дети уже спят. Выпей это.

Губ коснулось горлышко бутылки. Он сделал глоток, не задумываясь. Язык мгновенно обожгло, и Кили закашлялся, пытаясь выплюнуть то, что ему дали.

— Фу, что за гадость!

— Ты должен это выпить, — настаивала Тауриэль. — Прошу тебя, делай, как я говорю. Лекарство убережёт ногу от заразы.

— Ну раз уж ты так просишь… — пробормотал он и, перед тем как сделать повторный глоток, увидел тень улыбки на её лице.

Чтобы перебить вкус, Тауриэль предложила ему молоко, придерживая затылок одной рукой и давая Кили возможность сохранять вертикальное положение.

— Ну вот, — мягко произнесла она, — а теперь отдыхай.

Он кивнул, ощутив, как её ладонь снова коснулась его лба. Сон стал окутывать Кили туманом, который вёл его во мрак с ароматом леса.

Странность 2: Эльфы Лихолесья никогда не уходят из Лихолесья

Подобные вещи Кили в принципе понимал, хотя и считал странным, что, будучи старше его на пять сотен лет, Тауриэль никогда не приходилось бывать дальше, чем на милю от своего дома. Она являла собой невероятную смесь ума и совершенной неосведомлённости о мире за пределами Лихолесья.

Но что ему было предельно понятно — она без ума от всего неэльфийского.

Безусловно, ему это шло только на руку: Кили сам представлял собой ту самую «неэльфийскую» часть и был для Тауриэль источником большого интереса.

С тех пор как Кили окреп настолько, что бодрствование теперь длилось больше пары минут, эльфийка подолгу сидела у его кровати и спрашивала о традициях гномов, культуре и стратегии боя. Разумным объяснением её выбора среди других гномов, оставшихся в Озёрном Городе, было то, что Кили попросту не мог от неё уйти, хотя ему ужасно нравилось думать, будто она поступает так из симпатии, возникшей за время их скудного знакомства. Даже если он и ошибался, всё складывалось так, что её вполне можно было подтолкнуть к большему. В конце концов, Кили было приятно развлекать Тауриэль и наслаждаться её вниманием. Но все попытки очаровать эльфийку в мгновение ока срывались по вине Бофура, который постоянно напоминал о том, что: «Ты вместе с братом позволил трём троллям стащить половину наших пони и едва не дал им сожрать большинство из нас». Оин тоже не отставал и комментировал брачные игры каменных гигантов. А Фили и вовсе указывал на то, что в таком возрасте пора бы иметь густую бороду, а не скудную поросль, красующуюся на лице Кили.

Несмотря на всё это Тауриэль не отходила от него. Ей хотелось знать, из чего сделан его лук, и с полученного разрешения она внимательно разглядывала стрелы (хотя под этим пристальным взглядом запретить ей что-либо Кили представлялось попросту невозможным). Она спрашивала о гномьих рунах на мече, интересовалась алфавитом: сколько в нём букв, как они звучат, развивается ли гномий язык и существуют ли наречия, а если так — на каком говорит сам Кили. Тауриэль поила его отварами, а затем расспрашивала о чём-то. Никогда в жизни его не кормила с ложки прекрасная эльфийка, и он слишком сильно наслаждался этим, чтобы признаться в неспособности ответить и на половину вопросов. Многое приходилось выдумывать. Кили был уверен — Тауриэль прекрасно понимала, что он выдумывает, но ему хотя бы удавалось её рассмешить.

Спустя день или около того она забралась на крышу бардовского дома, чтобы помочь с ремонтом после орочьего набега, но Кили понял, что истинной причиной стало её желание разобраться в конструкции. Тауриэль уже доводилось видеть Озёрный Город, но его границы она не пересекала, и сейчас, по ведомым лишь ей причинам, просто восхищалась обычным дымоходом.

Эльфы их не строили. По крайней мере, не из камней с квадратной сердцевиной.

Тауриэль была зачарована общим видом зданий (маленькие прямоугольные комнаты, окна, крыши из шифера), которые так отличались от древесных, натуральных, растущих структур Лихолесья. Возможно, Кили совершенно зря встал с постели, чтобы последовать примеру Тауриэль и залезть на крышу, ведь его лихорадило, когда он наблюдал за кончиками её пальцев, бегающих по черепичной плитке. Она попыталась вытянуть одну из них и посмотреть на крепёж. Материал Тауриэль не знала, поэтому поспешила спросить Кили — таким его брали из скал или вырезали специально? Объяснение процесса оказалось для Кили самой странной и скучной беседой, какая только могла быть. В конце концов, он упал в обморок, и Тауриэль спустила его с крыши, запретив подниматься с постели в ближайшем будущем.

И снова она сидела у его кровати. А Кили вовсе не возражал.

Странность 3: Эльфы Лихолесья любят детей

Такого он не ожидал. Тауриэль сразу проявила интерес к детям Барда, и пока его не было (он оставался под стражей), взяла над ними фактическую опеку.

— Они ещё так юны, — ответила она Кили, когда тот спросил о её обязательном курсе быстрого потрошения орка обычным кухонным ножом. — Когда мне было шестнадцать, я едва могла сказать что-то умное, а эти дети умеют постоять за себя. Как — понятия не имею.

Эльфы не очень-то часто заводили детей. Кили предположил, что среди бессмертной расы не бытовала цель продолжения рода, а в Лихолесье несколько сотен лет не рождались дети. С другими людьми Тауриэль не общалась, поэтому ей было интересно сравнивать развитие людских отпрысков с эльфийскими.

Кили застал её, когда она сравнивала руки самой младшей дочери Барда — Тильды — со старшей — Сигрид.

— Как вы считаете возраст? — спросила она их. — Годами или декадами?

Никто из девочек ей ответить не смог.

— А сколько вам лет? — спросила Тильда.

— Тильда! — старшая сделала ей замечание.

— Мне шесть сотен лет. Или около того, — Тауриэль пожала плечами, — а что?

— Шестьсот?! — Тильда выглядела явно шокированной. — Правда? Но как?

— Всё просто: я родилась, а потом прожила шесть веков, — Тауриэль удивилась. — Для эльфа это не такая долгая жизнь. Владыке Трандуилу — королю Лихолесья — почти шесть тысяч лет.

Тильда была окончательно впечатлена этим заявлением.

«Шесть сотен лет, — подумал Кили, — наверное, за это время она увидела и сделала так много! По крайней мере, в Лихолесье. И как только эльфийка её возраста воспринимает меня — гнома, едва достигшего семидесяти семи, — как равного? Сколько она вообще проживёт? Если так же, как Трандуил, то она меня забудет, я уверен… не то чтобы это так важно».

Странность 4: Эльфы Лихолесья обожают истории

Чтобы успокоить детей Барда после вторжения в их дом небольшой армии кошмарных тварей и компенсировать отсутствие отца, Тауриэль рассказывала им истории, а Кили начал жалеть, что здесь не остался Ори, ведь тот мог записать парочку.

На гномьи сказки они похожи не были, но в них таилась интрига. А может, дело было в том, как Тауриэль их рассказывала: певучим и мягким голосом, будто читала стихи (чуть позже она добавила, что на её языке практически все истории строятся в рифму).

Когда она стала рассказывать детям историю трагической любви эльфийки по имени Лютиен и влюблённого в неё смертоного — Берена, даже Бофур уселся у ног Тауриэль и стал слушать.

На Озёрный Город опустилась ночь.

Тауриэль сидела за столом в небольшой гостиной. Свет свечей струился по её рыжим волосам жидким золотом, а от длинных ресниц падали тени на кошачьи черты её лица. Каждый раз, когда Тауриэль улыбалась, грусть в историях становилась более мягкой, а когда обрисовывала вершины гор или своды пещер своими белыми ладонями, Кили казалось, что всё сказанное ею действовало на него невидимыми заклятьями, что слетали с кончиков её пальцев.

(— Я и не знал, что эльфы истории могут рассказывать, — прошептал Фили. — Думаешь, они все такие одарённые, или только она?

— Может, и то, и другое, — ответил Кили, на что брат кивнул с умным видом. Тильда кинула на них возмущённый взгляд и приставила палец к губам, чтобы они замолчали, пока Тауриэль рассказывает.)

— И часто такое бывает? — спросил Кили у Тауриэль пару часов спустя, когда все уже давно уснули, а та снова сидела возле его кровати и меняла повязку на ноге.

— Что именно? — уточнила она, не отрывая взгляда от раны.

— Эльфы, влюблённые в смертных, — Кили вжался в кровать, стараясь не вздрагивать, когда она стягивала узелки на его бедре, — часто такое бывает?

Тауриэль замерла на мгновение, но глазами с ним так и не встретилась.

— Нет.

— Лютиен и Берен — единственные?

— Нет, — она чуть выдохнула, окинула его быстрым взглядом и снова отвернулась. — Был союз между Туором и Идриль, чей сын Эарендил — отец Элронда Полуэльфа…

— Элронд из Ривенделла? Он наполовину смертный? — брови Кили поползли вверх от удивления.

— Он один из полуэльфов, тех, в чьих жилах течёт кровь человека, — исправилась Тауриэль. — Он не смертный.

Кили подозревал, что поздней ночью осмыслить услышанное будет трудной задачей.

— Это получается, что дети эльфов и людей… могут стать бессмертными?

— Или не могут. Брат Элронда был смертным.

Кили медленно кивнул.

— А были ещё союзы, как бы сказать… между эльфами и не-эльфами?

— Не-эльфами?

— Да, вроде… — Кили не мог сказать «гномов». С его стороны совершенно нетактично говорить такое. Правда же?

Тауриэль загадочно улыбнулась и накинула одеяло на его ногу.

Весь следующий день Кили отчаянно пытался впечатлить эльфийку.

Он был не в силах оторвать от Тауриэль взгляд, пока лежал в постели и наблюдал за процессом смешивания лечебного зелья.

— А ты когда-нибудь слышала истории гномов?

Тауриэль насмешливо посмотрела на него.

— У гномов есть истории?

— Есть, — Кили сделал вид, что страшно обиделся. — Мы, может, короткие да уродливые, моя госпожа, но не бескультурные.

— Прости, — склонила голову Тауриэль. — Мне не следовало так говорить.

— Не следовало, — Кили кивнул в ответ. — А теперь я должен рассказать тебе о каменных великанах Мглистых Гор. Один меня чуть не убил. То есть всех нас.

Эльфийка нахмурилась.

— Правда?

— Ага. Фили, сколько там великанов было?

Фили усиленно пытался уснуть за столом.

— Не знаю, — ответил он, не открывая глаз, — я был занят выживанием, и как-то не представилось возможности остановиться и посчитать.

— Трое их было, — вклинился Оин, сидя с кружкой чая. — И готов поспорить, двое из них боролись за третью.

— Ты имеешь в виду брачные игры? — брови Кили взлетели вверх от удивления.

— А почему нет? — спросил Оин. — Как-то же им надо размножаться, м?

Лицо Кили вытянулось, а Тауриэль не сдержала смеха — он прозвучал настолько восхитительно, что Кили едва не соскочил с кровати в ту же секунду с намерением сделать ей предложение руки и сердца, и плевать, что скажет дядя Торин по возвращении, обнаружив одного из своих наследников помолвленным с эльфийкой; естественно, ничего подобного он не сделал хотя бы потому, что коленопреклонение с примесью боли выглядело бы совсем не романтично.

Кили твёрдо сидел на кровати и старательно пытался не смотреть на Тауриэль во все глаза.

— А как выглядели эти великаны? — спросила она, принимая его внимание за приглашение. Тауриэль села на привычное место у края кровати, явно желая утолить свой интерес. — Насколько большими они были?

Он расправил руки, пытаясь показать.

— Такие огромные, что ты смогла бы с лёгкостью спутать их с горой. Мы стояли на одном из них, даже не задумываясь, где именно находились, а потом…

— А потом мы едва не погибли ужасной и страшной смертью, — вклинился Фили, так и не оторвав голову от столешницы. — Не романтизируй.

— Ничего я не романтизирую! — возразил Кили. — Я просто рассказываю милой эльфийской леди о наших приключениях.

— Он впечатлить тебя хочет, — эти слова Фили адресовал Тауриэль. — Не позволяй ему этого. Молодой ещё, неискушённый.

— И пахнет забавно, — весело добавил Бофур, вошедший в дом с хворостом. — О чём болтаем?

— Почему Тауриэль не должна покупаться на попытки Кили впечатлить её.

— Ох, нет-нет-нет, тебе совершенно точно не нужно этого делать, — Бофур покачал головой. — У него ж даже бороды нет! В его-то возрасте! С ним явно что-то не так, точно тебе говорю.

— И вовсе мне не нужно пытаться впечатлить эльфийскую леди, — запротестовал Кили. — Я уверен, что она и так уже восхищена мной.

От широкой улыбки Тауриэль Кили ужасно покраснел, чем заработал насмешливые взгляды друзей. Бофур издал грубый горловой звук и разрушил всю прелесть момента.

— Рассказывай дальше: что было после того, как вы сбежали от великанов? — Тауриэль приблизилась к нему, и чудесное мгновение вернулось. Больше всего на свете Кили хотел, чтобы оно никогда не заканчивалось (Интересно, а предложение руки и сердца сможет его продлить? Он решил, что лучше пока подождать с этим). — Какие ещё приключения обрушились на вас по пути в Лихолесье?

— Ну… — Кили перебирал все их передряги, чтобы вспомнить хотя бы одну, где он проявил себя героически. — Однажды я загородил собой хоббита от целого отряда орков…

— Да-да, но не раньше, чем этот самый хоббит закрыл собой Торина от того же орочьего отряда, — дополнил его рассказ Бофур. — Тогда мы все над обрывом висели, насколько я помню.

— Ты мог бы поделиться с леди историей о том, как вы с Фили позволили троллям вторгнуться в наш лагерь, — сухо произнёс Оин, — и потом мы все крутились над костром, подобно дичи, едва не оказавшись съеденными заживо.

— Ну не настолько всё было плохо, чтобы нас ещё и съели, — Кили сложил руки на груди.

— Настолько плохо, что я усы свои подпалил, — парировал Бофур.

Тауриэль смотрела на гномов с недоверием.

— Подумаешь, недоглядели, — заверил её Кили, — с каждым случается. В конце концов, ну кто будет ждать встречи с троллями так далеко на севере?

Она чуть изогнула бровь.

— Действительно — кто?

— О Гоблинском Королевстве ей расскажи, — предложил Фили, так и не удосужившись почтить присутствующих взглядом, — вполне подойдёт.

— Гоблинское Королевсто, — повторила Тауриэль.

— Ага. Ты когда-нибудь видела их короля? — Кили приподнялся на локтях. — Ничего более уродливого ты никогда не увидишь, одной его мордой можно корабли топить.

— Или обращать в камень, — добавил Фили.

— Обратить половину Озёрного Города в камень, — согласился Кили. — Нос как у свиньи, во рту обломанные жёлтые клыки со слюной, а подбородок похож на… на…

— Мошонку, — бестактно подметил Бофур.

Фили фыркнул и схватился за живот от накатывающего смеха.

Тауриэль оценила остроту.

— И как же вам удалось выжить в таком испытании?

— Всё дело в мастерстве, — гордо произнёс Кили.

— Ага, и очень быстром беге, — добавил Бофур.

— Как вы там вообще оказались? — Тауриэль нахмурилась. — Откуда пришли?

— М-м-м, — задумался Кили на мгновение и откинулся на спину. — Ладно, так уж и быть, расскажу с самого начала.

Уголки губ Тауриэль приподнялись в улыбке, после чего она устроилась на кровати поудобнее.

— Рассказывай, маленький.

— Расскажу, — ответил ей Кили, — если ты больше не будешь заставлять меня пить эту гадость.

Он указал на стол, где в небольшой бутылке стоял отвар.

Тауриэль окинула «пациента» оценивающим взглядом и произнесла:

— Всего ложечку.

— А на вкус оно какое? — Кили с настороженностью взглянул на отвар.

— Ужасное, — честно призналась она, — зато поможет тебе избежать мучительной смерти от заражения крови.

Кили вздохнул.

— Ладно, ладно — всего ложку. И только ради тебя.

Тауриэль слегка улыбнулась и протянула ему лекарство.

Странность 5: Эльфы Лихолесья любят мыться

Это действительно имело смысл. Не принимая во внимание то, что все эльфы Лихолесья имели одинаковый запах, крайняя брезгливость явно была характерной чертой их расы. Эльфы Ривенделла выглядели так, будто проводили водные процедуры по три раза в день и дважды переплетали волосы. И хотя их собратья из Лихолесья сами по себе были грубее и резче, готовые полезть в мутный брод за орками, но в бою всё равно старались не испачкаться даже кровью врагов, так как чистоту они очень любили.

Слухи о том, что гномы привыкли жить в грязи и рядом со свиньями, были чудовищной ошибкой. Но это не отменяло того, что чем более терпкий запах у гнома, тем больше почёта от собратьев он получал. Это, безусловно, отличало их от эльфов.

Но Кили не был уверен, так ли Тауриэль помешана на чистоте, как её соплеменники.

По утрам, разбуженный тупой болью в ноге, он наблюдал за тем, как она просыпается (странность 5.5 — эльфы Лихолесья могут заснуть на любой поверхности) и занимается обычными утренними делами.

Перед сном она всегда заплетала и закалывала волосы на затылке, чтобы ночью они не спутывались. Кили видел гномов с длинными бородами, проделывающими то же самое, хотя если коса падала на колени — болезненного пробуждения было не избежать. Он не мог не восхищаться мастерством Тауриэль в том, как она распутывала медные локоны, расчёсывала их гребнем, разделяла на пряди, смазывала кончики маслом и собирала волосы так, чтобы лицо оставалось открытым. После этого снимала тунику и рубашку, обнажая длинные чуть мускулистые руки, и оставалась в тонкой сорочке (Кили старался не смотреть на неё в этот момент), чтобы помыть руки, шею, лицо, кончики пальцев и уши.

Для своих водных процедур она набирала ведро озёрной воды и кипятила её на огне. Сейчас вода наверняка была ледяной, но Кили казалось, что Тауриэль не обращала на это внимания. От трения кожа её розовела, а от вида застывших капелек воды, медленно стекающих вниз, ему и вовсе стало не по себе. Все гномьи девы не шли в сравнение с этой эльфийкой. Изгибы тела, спрятанные под одеждой, в его глазах выглядели совершенно необычно.

Закончив с мытьём, Тауриэль жевала кору. Когда Кили впервые увидел её за этим занятием, она объяснила, что так её зубы остаются белыми, и спросила:

— Разве гномы не делают то же самое?

— Может, эльфийские зубы более хрупкие и требуют особого ухода, но у гномов такой проблемы нет, — заверил её Кили с серьёзным видом, на что она рассмеялась, выплюнула жеваную кору и прополоскала рот водой.

— Жить на этой земле нам ещё долго, поэтому будет грустно остаться бессмертным, но беззубым, — прокомментировала она.

Окончательно завершив свои водные процедуры, Тауриэль посмотрела на Кили и улыбнулась.

— Не желает ли господин гном испить чаю?

Он покачал головой.

— У меня нога болит.

Тауриэль нахмурилась и, накинув рубашку, подошла к его кровати.

Никакой новой инфекции или другого недуга, всего лишь скованные от неподвижности мышцы. Неделя прошла, и рана уже затянулась, но легче не становилось.

— Тебе бы поплавать, — произнесла Тауриэль, — в озере. Хотя бы немного. Мышцы расслабятся без нагрузки твоего веса.

— А как мне подняться с кровати и дойти до озера без посторонней помощи?

От услышанного эльфийка изогнула бровь, взгляд стал озорным.

Кили и подумать не мог, что однажды прекрасная эльфийка пронесёт его на себе через весь город и толпу людей для того, чтобы дойти до места, где сохранился кристально-чистый участок озера.

— Ты знаешь, есть более достойные методы передвижения для принца, — сказал он, чуть дёрнув кончик её заострённого уха.

Тауриэль фыркнула и в ответ чуть хлопнула его по спине.

— Не будет ли младший наследник Торина Дубощита против, если я понесу его?

Следовало признать, что (если отбросить все обстоятельства) ему нравилось касаться её ушей.

Утреннее озеро покрывал лёд, а вода точно кусала пятки с каждым сантиметром погружения.

— Ты уверена, что от холода ноги у меня не отвалятся?

— Уверена, — беззаботно ответила Тауриэль.

Кили застонал, и она тепло улыбнулась на это.

— А ведь ещё вчера, маленький, ты убеждал меня в своей безоговорочной смелости.

Сощурившись от услышанного, он тяжело вздохнул и окунул стопы глубже в воду. Ей тоже пришлось войти в озеро, ведь Кили пока не мог перенести свой вес на ногу. Он опирался на её руку. Тауриэль же будто и не чувствовала холода: в то время как он оказался почти по пояс в воде, ей едва скрыло колени.

К большому удивлению Кили, она присоединилась к нему, откинув тунику на берег, и окунулась с головой. Тауриэль плавала вокруг него, её волосы и руки двигались в воде. Кили следовал за ней, но в более медленном темпе. Она улыбнулась и, подплыв ближе, потянула его за собой.

— Тебе всё ещё холодно?

— Нет, — признал он, потому что боль в ноге ослабла, или, быть может, всему виной стали тёплые руки, обнимающие его за талию под водой. — Озеро творит со мной чудеса.

— Как раз и помыться можешь, — сказала Тауриэль, на что Кили фыркнул и плеснул в неё водой. Она снова улыбнулась и нырнула до макушки.

Они плавали вдоль берега до тех пор, пока губы Кили не посинели от холода, и Тауриэль не настояла поскорее выйти из воды, хотя он и отказывался, заставив её гоняться за собой по всему озеру и схватить за здоровую ногу. Кили брызгался и брыкался, но потом, коротко завопив, распластался на берегу. Тауриэль вздохнула с ужасом.

— Кили? — ринувшись к нему и обняв его за плечо, она не на шутку испугалась, что могла причинить ему боль. Внезапно он перевернулся на спину и громко захохотал от того, что ему удалось обдурачить её, и за это тут же получил шлепок по виску.

— Купилась!

— Ты ужасный принц, — резко сказала Тауриэль, стоя возле него на коленях. — Никакого благородства.

Её рубашка собралась там, где по сути никакой одежды быть не должно. Кили рассмеялся, чтобы хоть как-то сгладить недовольство Тауриэль. Потом резко поднялся на руках, оказавшись с ней лицом к лицу.

— Моей ноге значительно лучше, — сказал Кили, — спасибо.

Если она и простила его, то показала это лишь тем, что помогла встать и позволила опереться на свою руку. Для вымокшего насквозь гнома и эльфийки-воительницы крайне проблематично не попасть под пристальное внимание людей. Оказавшись в доме Барда, Тауриэль приготовила Кили горячую ванную перед печью.

— Тебе и правда стоит помыться, — критично подметила она. — Ты ещё долго будешь идти на поправку, если не станешь следить за собой.

И только Кили начал протестовать, как его толкнули в спину и стали натирать макушку до тех пор, пока он не принялся сыпать угрозами на древнем гномьем языке. Хвала Валару, дома никого не оказалось! Кили сидел в ванной, но достоинство не позволяло ему остаться перед Тауриэль нагишом. Она помогла ему вымыть голову, массируя кожу так же, как проделывала это со своими волосами.

— У тебя здесь половина леса хранится, наверное! — отругала Тауриэль, пытаясь безболезненно вытащить мох из спутанных завитушек на затылке.

— Залезай сюда, — произнёс Кили, но заметив её взгляд, тут же поспешил исправиться: — Горячая вода после холодной — полезна, а то вдруг ещё простудишься.

— Эльфы не простужаются.

«Маленький подпункт 5.75», — подумал Кили.

Но она прямо в одежде всё-таки залезла к нему и медленно вздохнула от ощущения тепла, разливающегося по ногам и груди. Ткань её туники плавала на поверхности, отчего Тауриэль, сидя в центре, выглядела частью необычного цветка. Кили следил за тем, как она закрывает глаза и откидывает голову назад. Пар мягко касался её кожи, на лице извивались тонкие пряди мокрых волос. Было во всей этой ситуации что-то странное.

Кили толкнул её ногу своей.

— Если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду делить ванну с эльфийкой…

Тауриэль коротко хохотнула и окинула размеры ванной взглядом.

— Да если б ты мне сказал…

Она села и закинула свои ноги на Кили (тот задержал дыхание), потом приблизилась к нему, чтобы продолжить массаж его головы. Тауриэль сидела так близко, что он мог с лёгкостью разглядеть светлые веснушки на её коже, посчитать ресницы и вдохнуть непривычный лесной запах, который всегда был с ней. Ему бы не составило никакого труда заглянуть и под рубашку, но вместо этого Кили закрыл глаза.

— Ну вот, — прошептала она через какое-то время, — теперь ты идеален.

Кили открыл глаза, а она не двинулась с места, и на мгновение ему показалось, что Тауриэль глядит на него так же внимательно, как и он на неё.

— Не такой идеальный… как ты, — сказал он, облизав губы.

И что самое ужасное — Фили поднял бы его на смех — он произнёс это прежде, чем смог себя остановить. Она замерла — Кили заметил, как сжались её скулы. Он отчаянно хотел вернуть слова обратно, ведь страшно боялся, что прямо в эту секунду Тауриэль выскочит из ванной и будет избегать его весь оставшийся день.

Но она этого не сделала.

— Ты правда так считаешь? — голос её был тихим и дрожащим, он прозвучал так, как ему ещё не доводилось слышать.

Кили заставил себя посмотреть в глаза Тауриэль и кивнул. Этого хватило, чтобы в следующую секунду почувствовать её дыхание на своём лице, хотя самому Кили дышать было тяжело.

Она наклонила голову и коснулась его губ своими — прохладным, прикосновение тающего снега — легко и мягко. От неожиданности Кили забыл закрыть глаза, коснуться её рук, зарыться пальцами в волосы, вообще обо всём, что, так или иначе, считалось романтичным в подобных ситуациях. Мир вокруг казался размытым, в голове стоял шум. Кили надеялся, что не упадёт перед Тауриэль в обморок во второй раз.

— Тауриэль, — теперь он сам управлял моментом, и поскольку ему не удалось взять себя в руки перед поцелуем, тело предавало Кили, а любые попытки сдерживаться проваливались с треском.

Она издала чуть испуганный звук, когда он резко прижал её к себе и, положив одну ладонь на бедро Тауриэль (для того, чтобы уберечь свою больную ногу, конечно же), углубил поцелуй. Всё, что ей оставалось сделать, — обнять Кили за плечи.

Тауриэль была натянута, как тетива лука, впрочем, сам он был напряжён до предела. Кили чувствовал силу каждого её мускула, а дрожащее дыхание, касающееся его губ, которые она слегка прикусила, наводило на мысль, что во всём Средиземье не существует ничего приятнее этого момента: когда он чувствовал её жаркие поцелуи, тело, с каждым мгновением прижимающееся сильнее, длинные волосы, струящиеся меж его пальцев, и ладони, нежно поглаживающие его подбородок…

Бофур открыл входную дверь и зашёл в дом, напевая дурацкую песню о свиньях и ёжиках.

Тауриэль подскочила так быстро, что едва не пробила потолок. Кили рассмеялся, чтобы скрыть собственную дрожь, и позволил ей помочь себе выбраться из ванной.

Перед Бофуром они объясняться не стали, хотя тот в течение всего оставшегося дня не упускал случая кинуть на них насмешливый взгляд.

Пока никто другой не видел.