Город снов (джен)

Зима в этом году предпочла задержаться. Наступил март, а снег все не прекращал падать — облеплял деревья, засыпал дороги и тротуары, создавал непроглядную завесу, при взгляде сквозь которую люди казались ожившими призраками.

Он не обращал внимания на снег. Казалось, его вообще ничего не интересует. Засунув руки в карманы пальто и потупив взгляд, он вошел в метро, чуть не сбив с ног шедшую рядом женщину. Он не слышал, как та выкрикивала ругательства ему вслед, просто продолжал свой путь.

Спуск на эскалаторе показался ему нескончаемо длинным, и он понемногу, расталкивая людей, начал преодолевать движущуюся лестницу на своих двоих. Платформа метро встретила его будничной унылостью. Толпа людей, громко обсуждающие какой-то фильм дети, два озирающихся по сторонам стража правопорядка...

Он уже успел выучить, где именно оказываются двери поезда, и встал так, чтобы войти в вагон первым.

"Осторожно, подходит поезд, отойдите от края платформы". Объявления он толком и не расслышал — просто что-то прошумело в ушах. Он ждал. Синяя змея состава, издавая пронзительный гудок, подползла к платформе, и он юркнул внутрь. Заметив свободное место, оттолкнул кого-то и плюхнулся на сиденье. Над головой кто-то что-то пробубнил, но он уже не слушал. Он спал.

* * *

— Пер! Пер, ты здесь?

Ну кто там чего от меня хочет, напиться спокойно не дадут! Я взглянул на тлеющую в пальцах сигару. Твою мать, начинал курить сигарету, а теперь у меня в пальцах это американское дерьмо!

— Пер!

— Сколько раз я тебе говорил: не Пер, а Петр, — я окинул взглядом топчущегося рядом со мной юношу. И почему здесь, в мире снов, нет языковых барьеров? Достали японцы, европейцы, а этот американец — особенно. Даже имя мое выговорить не может. У них там у всех такие тараканы в голове?

Затушив сигару, я взял со стойки стопку. Только бы моя водка не превратилась в чистый спирт, а то, чего доброго, может и бензином стать. Нет, на запах обычная водка. Ну, за мое здоровье!

— Пер, ты меня слушаешь?

— Петр, — скривившись от режущего вкуса, ответил я. Он даже "р" как следует произнести не способен!

— Так вот, ты же там коп? Ну, в реальности?

— У нас копами никто не называет, говорят "мент", — принялся объяснять я. Спиртное уже успело подействовать, и американец показался мне не таким уж придурком. Как же его зовут? Майкл. Вроде так. — Но смысл тот же. И я уже давно не мент. Работаю в частной охранной службе. Выгнали меня из ментовки. Вот за это, — я продемонстрировал ему свою стопку.

— Но все равно опыт у тебя есть, поможешь? — затараторил Майкл. — Тут же ни копов, ни законов, ничего. Каждый делает, что хочет.

— За это я и люблю город снов, — буркнул я, одновременно жестом прося бармена повторить заказ.

— Ты же слышал о наркотике "Поцелуй вдовы"?

— Что-то слышал краем уха, — отозвался я, доставая из кармана пачку сигарет. Только бы не вынуть из нее сигары. Или кролика — и такое бывает.

— Эта зараза погружает человека в летаргический сон, а то и вообще убивает, оставляя его личность в мире снов навсегда. Ты меня слушаешь, Пер?

— Да слушаю, слушаю, — я осушил еще одну стопку и закурил. Даже здесь спокойно напиться не дадут.

— Так вот, — продолжил Майкл, — я тут вчера шел по улице в южном квартале, и как же трахаться захотелось, ты себе не представляешь! Дай, думаю, загляну в бордель, благо здесь заразу не подцепишь, женщины, все как на подбор, красивые, и платить не надо.

— Попал в сон какого-то извращенца, — констатировал я, затягиваясь сигаретным дымом.

— Куда? — спросил Майкл.

— Да, ты же новичок. Неделю хоть в город снов ходишь?

— Три дня, — он пожал плечами.

— Не знаешь, значит, — я еще раз затянулся, выпустил в потолок дымовое облачко. На трезвую голову, наверное, мне бы захотелось послать его подальше, но сейчас почему не объяснить? — Город снов формируется из того, что видят в своих сновидениях обычные люди. Кто-то видит здание, кто-то — машину, кто-то — вот этот бар или его часть. Вот эти чертовы сигареты или эту стойку, а какая-то сволочь, сама того не подозревая, превращает мои сигареты в сигары. Они этого не понимают, думают, что просто видят сны, а на деле формируют вот это место. Мы же можем осознанно погружаться в созданный ими мир, жить здесь. Не знаю, откуда это берется. Талант. Никогда не думал, что я талантливый. Так вот, настроение того, кто смотрит сны, передается и нам. Если ты оказался в районе города, созданном подростком в пубертате или извращенцем, то его желания передадутся тебе. Если человек злится, ты тоже разозлишься. Если он радуется... Но такого мне не встречалось. Похоже, сны формируют одни ублюдки.

Я затушил сигарету, посмотрел на Майка.

— Так чего там ты натворил, в борделе? Встретил любовь всей жизни? Заметь, здесь они все красивые, а на деле могут быть прыщавыми толстухами. Знаешь, почему здесь существуют бордели? Почему они бесплатны? Да потому, что бабы сами этого хотят и в городе снов добровольно спариваются со всеми подряд. Каждая женщина в душе потаскуха, а страшилы — в особенности.

— Нет, мне кажется, она не из этих...

Фантазер, блин! Не из этих. А из каких еще?

— Так вот, она попробовала этот наркотик. "Поцелуй вдовы". И не может вернуться в реальность. Говорит, со вчерашнего дня не может! Ты мог бы помочь?

— И чем я тебе помогу? — он думает, я всемогущий, что ли? Наркотик ведь существует только здесь, в городе снов, и попробуй пойми, кто его создал и есть ли противоядие. Какой-то фанатик, считающий, что мир снов лучше реальности, продуцирует его и раздает кому попало. Впрочем, в чем-то я с ним согласен. Там, в реальности, законы, запреты, люди, которые все время пытаются командовать, а здесь свобода. Делай что хочешь.

— Она говорит, что ей дал его один из клиентов. Она не знала, что это, и приняла. Ты мог бы хоть поговорить с ней?

А почему бы действительно не смотаться сейчас в бордель? Ну, поговорю я с ней пять минут, а потом можно будет развлекаться сколько влезет, да и потенция здесь всегда в порядке, не то что в долбаной реальности.

Я поднялся с кресла, и мир на миг пошел кругом. Я вцепился в стойку, стараясь удержаться на ногах. Уф! Как раз то состояние, когда выпил в норму. Ни перебора, ни недобора. Можно и по девочкам.

— Ладно, пошли, — кивнул я, еще раз окидывая взглядом бар. Теперь он напоминал какой-то старый сарай: скрипучие доски под ногами, стены, которые, казалось, вот-вот не выдержат, и закопченный потолок рухнет на голову. Чертовы создатели снов! Меняют картину прямо на ходу! Какая дрянь захотела видеть во сне это место таким? Ладно, я все равно собрался уходить.

* * *

Он вышел из метро, втянув голову в плечи, поднялся на эскалаторе, не обращая ни малейшего внимания на подбегающих один за другим раздатчиков флаеров. Пошарив рукой в кармане и найдя там пару жетонов, он заключил, что новых покупать не надо, и вышел на заснеженную улицу. Он не ощутил, как мороз жалит его лицо, пробирается под пальто, кусает тело. Он даже не обратил внимания на знакомого, с которым встретился в переходе. Ноги несли его сами, и единственным желанием, царящим в голове, было побыстрее скоротать этот путь.

Холодный подъезд, не менее холодный лифт, двери квартиры. Его пальцы сами нашли ключи в кармане, отперли дверь. Руки, словно принадлежащие кому-то другому, сняли пальто и небрежно повесили его на вешалку, ноги самостоятельно сбросили тяжелые зимние ботинки.

Теперь ему ничего не помешает. Он плюхнулся на диван и сразу же отключился.

* * *

Я вышел из бара и оглянулся. Город снова изменился. Он непрерывно менялся, и мне это нравилось. Серость. Вечная серость. Кто-то хочет день, кому-то нравится ночь, а на выходе получается серость! И луна с солнцем одновременно в небе. Нам вроде бы надо было в ту сторону, к тому дому, который наполовину хрущевка, наполовину Эйфелева башня. Там, кажется, был переход? Запомнишь тут, когда место непрерывно меняется.

Странноватое строение впереди напоминало извившуюся спиралью змею, на голове которой расположилась маленькая деревенская избушка. За ним проглядывало футбольное поле, покрытое снегом, непрерывно падающим из огромного висящего в небесах ведра, а дальше — исполинская тумбочка с тысячей кроваво-красных глаз, каждый из которых всматривался в меня.

— Да пошли вы, — буркнул я глазам. И не к такому привыкнешь, хотя недавно тумбочка была огромным драконом с тремя поросячьими головами. Глаза, похоже, послушались меня и превратились в машины, снующие туда-сюда по поверхности тумбочки.

— Подайте, — прошептал мне сидящий беззубый старик, опирающийся на чешуйчатый столб.

— Пошел ты! — интересно, кто-то здесь добровольно становится бомжом, или это деталь окружающей обстановки? Чуть дальше три человека дубасили ногами четвертого. Развлекаются ребята. Где-то громко залаяла собака, а спустя секунду ее лай обратился в уханье филина.

— Так. Кажется, нам туда, — указал я Майклу на огромную волчью пасть, над которой красовалась надпись "Продтовары". — Короткий проход в нужный район.

— Уверен, что нам надо в эту пасть?

— Не боись, — кивнул я, закурил и пошел к поблескивающим зубам, которые на ходу превращались в человеческие руки. Они извивались, пытались ухватить меня за одежду. Во гады! Кто же это создает?

Протиснувшись между ними, я вошел во тьму пасти и сразу же оказался на другой улице. Передо мной простиралась дорога, по которой проезжали десятки самых невообразимых машин.

Покататься бы на таком автомобиле! Спортивная иномарка с колесами от поезда и пропеллером на крыше. Показалось, или в самом деле у этого транспорта еще и ноги под днищем есть? Нет, не показалось! Вон, и хвост сзади. Тонкий, мышиный.

Майк прошел? Я оглянулся.

— А мне показалось, ты испугался рук.

— Нет, а вот если бы они были татуированы...

Во фобии у этих американцев!

— Нам туда, — показал он.

— Сам знаю.

Мы прошли мимо толпы людей с обезьяньими ушами, которые отбивали поклоны стоящей на высоком помосте женщине с копытом вместо подбородка. Кажется, Майк удивился, а меня уже ничем здесь было не удивить. Кто-то хочет копыто вместо подбородка и повелевать, кто-то — избивать людей, кто-то — воровать, и здесь все это становится возможным. Человеческая натура как она есть, без социальных ограничений. Хочу здесь пить и буду, и плевать на испорченную печень. А захочу убить кого-то — убью, и никто ничего мне за это не скажет.

— Ты ведь только что выходил в реальность? — спросил Майкл. — Вот, как мы вышли из бара.

— Не напоминай мне про реальность, — разозлился я. — Тут не место, чтобы обсуждать реальную жизнь.

Кажется, он правильно понял и предпочел не нарываться на мой кулак. Реальность! Я бы и сам с удовольствием принял бы тот наркотик, "Поцелуй вдовы"!

Мы перешли дорогу, по которой сновали причудливые машины. Одни из них были похожи на жуков с колесами, другие — на огромные спичечные коробки с ножками, третьи напоминали реальные автомобили, только вместо фар у них были глаза, а из багажников торчали хвосты. Может, все создатели снов — наркоманы?

Мне бы сейчас женщину помоложе, желательно не толстую, но и не швабру. Тело так и требовало разрядки. Хм, ясно. Подходим к борделю — желание возрастает. Почему он выглядит как огромная ступня, еще и мужская, волосатая? Наверное, его создательница — баба-извращенка. Или голубой.

Мы подошли к борделю, и в ноге, прямо перед моими глазами, открылся человеческий рот с надписью на зубах "Добро пожаловать". Точно наркоманы... А вот внутри все оказалось довольно уютно. Кажется, даже так же, как было во время моего прошлого визита: красная ковровая дорожка, огромные люстры под потолком, двери по обе стороны коридора и какая-то древняя мелодия, которую мне не раз приходилось слышать.

— А сколько здесь жителей, в городе снов? — спросил Майкл.

— Откуда мне знать? Иногда кажется, что их больше, чем в реальности, — я пожал плечами. — Много. Ладно, показывай, где эта твоя девица.

Мы прошли к одной из дверей, Майкл открыл ее, словно приглашая меня внутрь. Симпатично. Занавески цвета крови на окнах, люстра в форме извивающегося клубка змей на потолке. Нет, не люстра. Змеи действительно шевелились. Здесь к чему угодно привыкнешь. Огромное же здесь ложе! Когда приходилось бывать здесь раньше, постели были поменьше. Девица, сидящая ко мне спиной, сзади так ничего...

Она повернулась. Где я видел это лицо? Похоже, нигде. Здесь, в городе снов, иногда все лица кажутся одинаковыми.

— Лиза, это Пер, — затараторил Майк. — Он был копом, он постарается помочь тебе с твоей проблемой.

— Петр, — поправил его я, хоть это и было бесполезно. То же, что учить петуха лаять. Американцы...

Ну и чем я ей помогу? Да ничем! Выслушаю какую-нибудь слезливую историю, трахну, и поминай как звали.

— Вы поможете? — спросила Лиза.

— Не обещаю, — ответил я, хотя честным такой ответ вряд ли был.

— Кто-то подсунул мне этот наркотик. "Поцелуй"...

— Вдовы, — помог ей вспомнить Майкл.

— Да, "Поцелуй вдовы", — продолжила она. — Я не могу выйти в реальность! А там у меня ребенок! Семь лет! Мне нужно вернуться, — взмолилась она.

— Хм, — я посмотрел ей в глаза, не вызывающие ни малейшего сочувствия. Как можно сочувствовать снопроститутке? Обошел комнату, выглянул в окно. Забавная же штука — город снов. Мы ведь не поднимались, но сейчас я смотрел на улицу с высоты этажа так двадцатого.

Там шел дождь, и, похоже, уже давно. Может, если смотреть из этого окна, город всегда предстает дождливым? Внизу бродили прикрывающиеся зонтами люди, ездили причудливые машины, на противоположной стороне один человек целовал задницу другого. Забавная картина! В реальности подобного не встретишь. Кем только не представляют здесь себя извращенцы.

— И кто же вам дал этот наркотик? — спросил я, не отводя взгляда от окна. Умывающиеся слезами женщины — явно не то, чего ждешь от города снов.

— Не помню, — она тихо всхлипнула за моей спиной. — Помню только голос, который предлагал мне его принять, и почему-то я не смогла отказаться.

У дамочки, похоже, провалы в памяти. И чем я ей помогу? Даже если бы и хотел — ничем.

— И еще одно, — прошептала она. — До этого я делала здесь все добровольно, мне это доставляло удовольствие. А сейчас...

Как же бесит ее всхлипывание!

— А сейчас я не могу отказать, но словно обязана делать... Ну, вы понимаете, тело само это делает, но мне неприятно...

Ух ты! Не думал, что есть бабы, которым неприятно трахаться.

— Есть чего выпить? — спросил я. Похоже, у меня еще не та кондиция, чтобы выслушивать весь этот бред.

— Бар в стене справа, — сказал Майкл.

Ну надо же! Все здесь знает! Постоянный клиент, небось! Я подошел к стене, нашел кнопку, открывающую бар. Хм, неплохой ассортимент. Виски, мартини, коньяк. Вот его-то я себе и налью.

Я опрокинул стакан коньяка, и в животе сразу потеплело. Как там наша красавица со слезливой историей? А она ничего так, и грудь, и бедра — все при ней.

— Майкл, уйди-ка на часик.

Он понял сразу, кивнул и вышел. Наверное, в другую такую же комнату. Я присел рядом с Лизой. Кажется, так ее звали. Положил руку на обнаженную голень.

— Вот, и вы туда же, — пробормотала она. — И я не смогу вам отказать.

-Знаю, — кивнул я, проводя пальцем по ее животу и ощущая возбуждение.

— Вы поможете мне? — шепнула она.

— Не знаю. Учитывая, что вы даже не помните, кто дал вам этот наркотик...

Я расстегнул воротник рубашки, склонился и провел языком по ее шее...

* * *

— Ты будешь ужинать? — донеслось из кухни. Он приоткрыл глаза, посмотрел на потолок, который уже давным-давно стоило побелить, поднялся на ноги. Только сейчас он заметил, что даже не разделся. Как пришел, так и уснул. Он ленивым шагом прошел на кухню, смерил жену безразличным взглядом.

— Ты что, пьян? — спросила она, буравя его взглядом.

Он схватил вилку. Наколол на нее кусок помидора, отправил в рот.

— А что, нельзя?

— Сколько можно? Каждый день одно и то же! — взбесилась она.

— А ты где так долго была? Уже почти одиннадцать! С Мишкой? — подцепляя вилкой еще кусок, спросил он.

— С каким Мишкой?

— Ну, с тем... Сисадмином, или чем он там занимается, твой хахаль, — он говорил об этом, словно обсуждал вчерашний футбольный матч. Спокойно, с улыбкой, одновременно жуя.

— Мы с ним всего один раз виделись, и то по работе, — вскипела она.

— Да не ври ты, — сказал он, откусывая котлету. — Он сам мне по пьяни рассказал, как вы с ним кувыркаетесь.

— Не выдумывай, — буркнула она и отвернулась.

Он спокойно доел котлету, подошел к жене. Взял ее за подбородок и повернул к себе.

— Врешь, врешь. Смотришь в глаза и брешешь. Как собака, — сказал он, глядя ей в глаза. — Вот посмотри на себя. Как...

Договорить он не успел. Она дала ему пощечину, из глаз посыпали искры.

— Тварь, — шепнул он про себя и изо всех сил толкнул жену, которая, отлетев, упала на пол. Его лицо оставалось все таким же спокойным, словно бы он находился не здесь, а где-то в другой реальности.

— Ах ты, сволочь! — крикнула она, поднимаясь на ноги, но он с таким же невозмутимым видом ударил ее точно в глаз. Она снова очутилась на полу, закашлялась, но это словно возбудило его. Он усмехнулся, будто это доставляло ему удовольствие, и пнул в живот стоящую на коленях и всхлипывающую жену.

Он отвернулся от корчащегося на полу тела, взял хлеб, откусил кусок.

— Как же бесит ее всхлипывание, — пробормотал он про себя, тут же повернулся и ударил жену носком ноги в висок.

Пытаясь игнорировать женские стоны, он подошел к подоконнику, где лежали сигареты, взял одну, повертел ее в руках, закурил, всматриваясь в огни ночного города. Мертвая тишина, и лишь только редкие огни в некоторых окнах и тусклый свет уличных фонарей прорезались через покров городской темноты.

Он услышал стук сзади, но не обернулся, продолжая затягиваться сигаретой, и даже нависшая над ним тень не смогла заставить его оторваться от окна.

А потом он почувствовал, как мир пошел кругом.

* * *

Что может быть лучше сигареты после хорошего секса? Полежать на широкой кровати, попускать кольца белесого дыма в потолок. Идеально же! И пошла она в задницу, вся эта реальность с ее суетой, ежедневной морокой, проблемами...

Найти бы этого распространителя "Поцелуев вдовы". Найти не с целью наказать, а взять у него для себя дозу. Чего его наказывать? Хорошо ведь делает...

— Я вспомнила его, — прошептала Лиза. — Точнее не его, а ее.

— И? — вздохнул я, не надеясь получить вразумительного ответа.

— Это была моя клиентка. Я не помню ее лица, но она сказала, что если кому понадобится "Поцелуй", то она живет на углу Мыльного переулка и Петриума. Говорила, тот, кому действительно это нужно, без проблем найдет ее.

Я посмотрел в ее лицо. Кажется, не врет. Да и зачем ей врать? Где там моя одежка? Брюки в одном конце комнаты, рубашка в другом. Пиджак на кровати. Эх! Надев трусы, я подошел к бару, опрокинул стакан коньяка. Как же хотелось побыстрее добраться туда! Угол Мыльного переулка и Петриума. И больше не возвращаться в реальность. Оставить там все — жену-изменницу, надоевшую работу, идиотов-собутыльников. Здесь можно все, и здесь можно остаться навсегда.

Я быстро натянул брюки, рубашку. Ботинки, где они? Вот, под кроватью. И пальто. Пиджак? Галстук? Да кому они нужны здесь, в городе снов?

— Ты куда? — спросила Лиза.

— Смотаюсь по твоему адресу, — улыбнулся я, покуривая сигарету.

Где там Майкл? Развлекается, наверное. Не стоит его тревожить. Я вышел из борделя, взглянул на изменившееся в очередной раз окружение. Поблескивающий асфальт, сырость и тучи. Посреди расширившейся улицы пять человек облизывали языками дорогу, а еще один ходил рядом и приглядывал за ними. Наверное, ему нравится повелевать людьми, пусть в такой нелепой ситуации. Хорошо здесь. Можно пить, есть, трахаться, повелевать марионетками. Идеальный город снов!

Как бы лучше добраться до этого Мыльного переулка? Похоже, придется брать такси.

В машину, похожую на огромного одноглазого червя, я предпочел не садиться, а другая была вполне ничего, пусть и с чешуйчатым хвостом вместо выхлопной трубы.

Я скользнул на заднее сиденье. Кожаный салон, мягко, удобно, то, что надо.

— Вам куда? — повернулся ко мне водитель.

Это еще что за чертовщина? Пять глаз? Два на щеках, один на подбородке, и еще по одному на шее и лбу? Кажется, изо рта проглядывал шестой. И чего только не встретишь в мире снов.

— Угол Мыльного переулка и Петриума.

— Доставим, — буркнул многоглазый водитель, и вместо рева мотора послышалось змеиное шипение.

Я откинулся на сиденье, снова закурил, посмотрел в окно. Казалось, что в блестящем асфальте отражались чьи-то лица. Рядом проплыла здоровенная башня, которая спокойно шла по своим делам, мимо пролетали причудливые постройки в виде пастей животных, частей человеческих тел, нагромождений чего-то похожего на плесень. Оно двигалось, пульсировало, выращивало белесые пузыри, которые лопались, извергая мутную жидкость, но с каждой секундой мне здесь нравилось все больше. Пусть странный, пусть местами неприятный, но город свободы. И не думал, что Майкл окажет мне такую услугу, отведя меня к той проститутке.

— Мыльный переулок, — объявил водитель. К счастью, в этот раз он не обернулся и мне не пришлось лицезреть его уродливую рожу. Я вышел из машины, вздохнул. А и действительно пахло мылом! Советским. Хозяйственным. Трущобы! Чертовы трущобы! Кому же захотелось видеть во сне эти огромные лужи, обветшалые дома, которые, казалось, вот-вот развалятся. Маленькие окошки, из которых местами пробивался свет. Откуда-то сверху доносились крики — очевидно, там происходила семейная ссора. Надо же, кому-то не хватает этого счастья в реальности.

Я прошел между двумя домами, слушая звонкое эхо от моих шагов. Где-то громко заорала кошка, а вслед за ней залаяла собака. Что-то звякнуло — похоже, разбилось стекло. Твою мать! Чуть не наступил на высунувшийся из лужи язык!

Кажется, мне сюда. Закурив, я вошел в один из домов. И откуда я узнал, что именно этот дом? Какая разница...

Внутри оказался не маленький тамбур, а целый огромный холл, как в каком-нибудь отеле для буржуев. Покрытый узорами потолок, по которому раз за разом, извиваясь, пробегали молнии, ковровое покрытие, которое волнами шло под ногами. Забавное местечко...

Я прошел по коридору, который неожиданно привел меня в тупик. Да ексель-моксель! Наверное, домом ошибся. Попал в холл без единой двери, еще и с глухой зеркальной стеной в конце.

Я всмотрелся в собственное отражение.

— Ну, и что мне здесь делать? — спросил у самого себя.

И тот, второй я сделал шаг мне на встречу. Елки-палки! Смотреть на себя со стороны было непривычно.

— Ты за этим пришел? — спросил он, протягивая мне руку. Никогда не думал, что мой собственный голос звучит так! Я взглянул на торчащую из зеркала ладонь.

— Это "Поцелуй вдовы", — сказал второй я.

Я взял таблетку. Покрутил ее в руках. Какая к черту разница. Кто мне его предлагает? Проститутка? Майкл? Я сам? Вот оно! У меня в руке! Теперь я могу не возвращаться!

— Спасибо тебе, мое отражение! — теперь оно было вполне обычным, каким и должно быть отражение в зеркале. Ну, прощай, реальность! Я положил таблетку на язык. Горьковатая! Неужели это и есть вкус свободы? Проглотил. И что теперь?

А место-то поменялось. Не было ни коридора, ни зеркала. Ох уж эти метаморфозы! Я попал на кухню! На самую обычную кухню обычной квартиры. Тихо гудящий холодильник, старенькая мебель, бутерброды, которые кто-то оставил на столе.

— Пер, — услышал я голос Майкла и обернулся.

— Ты откуда здесь взялся?

— Помнишь это место? — спросил он.

— Обычная кухня, — буркнул я, подходя к столу за бутербродом. — Такая же, как и все.

— Твоя кухня...

— Да какая разница, — перебил его я, откусывая кусок бутерброда. — Теперь мне больше не надо отправляться в реальность. Я принял "Поцелуй вдовы".

— В том-то и дело, — вздохнул Майкл. — Ты захотел остаться здесь.

— Само собой, — огрызнулся я, доедая бутерброд.

— Только реальность здесь. А там — твои воспоминания.

— Напился, что ли? — спросил я, доставая из кармана сигареты.

— Ты давно умер, Пер, и сейчас находишься в аду.

— Что ты несешь?

— Тебя убила твоя жена. Не помнишь? — продолжал Майкл. — Да как ты можешь помнить? Ты даже в воспоминаниях не воспринимал себя как себя. Она тебе изменяла, ты ее избивал. В конце концов, после одного из таких случаев она огрела тебя табуретом по голове. Сама она тоже недолго прожила. Ее задержали, судили, и она умерла в тюрьме. Лиза. Та проститутка в борделе. Она будет вечно, не желая того, спать со множеством мужчин в день. Я тебя отвел к ней, но ты даже не узнал ее.

— Похоже, ты спятил, — заявил я.

— Нет, Пер. Это все правда. Вспомни.

Я взглянул в окно. Мертвая тишина, и лишь только редкие огни в некоторых окнах и тусклый свет уличных фонарей прорезались через покров городской темноты. Да! Я стоял здесь! Черная тень в окне... А потом... Потом я лежал на полу. Боли я не чувствовал, но ощущал, как из моей головы льется кровь...

Мое дыхание остановилось. Я взглянул на Майкла. Он был все тот же, но что-то изменилось. Что-то неуловимо насмешливое проскользнуло по его лицу.

— Ад? — прошептал я.

— Да, это ад, — кивнул он. — Те, кто поклонялись ложным богам, здесь вечно молятся женщине с копытом вместо подбородка. Льстецы вечно лижут задницы. Гулящие женщины становятся проститутками...

— Но почему...

— А потому, что мы заключили договор с противоположной стороной. Кандидат на попадание в ад сперва думает, что это мир снов, а его воспоминания — реальность. И если он осознает, что сотворил, отказывается от мира снов, у него появляется шанс искупить свои грехи. Но большинство, к счастью или к сожалению, смотря с какой стороны подойти, предпочитают забывать реальность. Примиряться с грехами, стирать их со своей памяти и в конце пути принимают "Поцелуй вдовы". Поцелуй Лилит. Это последний штрих. Он значит, что человек отказался от очищения. Только ты сам можешь предложить себе "Поцелуй вдовы", больше никто. Только сам человек может выбрать свой путь.

Я смотрел на него и все еще не мог поверить. Да ну! Не может быть!

— А ты кто такой? — усмехнулся я. — Дьявол?

— Нет, он даже не мой начальник, — ответил Майкл. — Я нейтральный дух. Мне все равно, какой путь выберет тот или иной человек. Именно поэтому я наблюдаю за такими, как ты, смотрю, чтобы все было честно. Ты выбор сделал. Теперь тебя будут избивать, как ты избивал свою жену. Ты будешь вечно пьян и не сможешь протрезветь. Твои легкие выцветут от табака. Прощай, Пер...

А в следующий момент я увидел его. Он лежал возле окна, под его головой растекалась большая бордовая лужа. А его жена, стоящая над ним на коленях, плакала.

— Лиза? — я узнал ее, но она, похоже, меня не видела. А потом я узнал и его. Он все еще дышал, но жизнь готова была вот-вот покинуть его. И он был мной, а я был им. Склонившись, я попытался дотронуться до него, но мои руки прошли насквозь.

Я вспомнил. Вспомнил, как избивал свою жену. Вспомнил, как приходил домой пьяным. Как не ценил ни свою жизнь, ни чужую.

— Прости меня, Господи, ибо я согрешил...

Но Бог меня уже не слушал. Я опоздал. А в следующий миг я уже падал в бесконечность города снов, а город снов был готов принять меня. Навечно.