Пред ветром все равны (гет)

Ночь приходит,

я стою на крыльце и слушаю,

звёзды роятся в саду,

а я стою в темноте.

Слышишь, звонко звезда разбилась.

Не ходи босиком по траве:

в моём саду полно осколков.

Эдит Сёдерган

* * *

Говорят, если назвать оборотня по имени — он уйдёт...

Ветви тысячелетних, древних, как мир, аэсов сомкнулись над головами куполом — таким же серым, как сумрачное небо. Аэсы, больше всего напоминавшие невероятно огромные плакучие ивы, не облетали на зиму, не теряли серебристую листву, и теперь клонились скорбно к зеркальному камню надгробия.

Весь мир будто выцвел: холодные клочья перегоревшего пепла, белый снег. Ничего больше.

Глухо звучали голоса. И запах дыма — властвовал повсюду.

Ойор Аэс, наследный замок Ярренвейнов, истлел до головёшек почти весь. Сначала занялись комнаты молодой ронэл, потом — быстро, очень быстро — схватилось всё остальное; ночь была глухая, по-зимнему безлюдная, так что и на помощь не мог придти никто; но он — не опустил рук до последнего. Многих спас. Её — нет. Когда бросился в огонь в последний раз — за ней, единственной, кого не было среди столпившихся людей, единственной в этой жизни — его попытались удержать, но — куда там!

— А как вышло, что… они с ронэл потерялись? Что он не её… спасал первую? — всхлипнула Ронья.

Эмметская каннка рыдала всю дорогу, никак не могла успокоиться, вот и сейчас голос не слушался её, а на ресницах замерзали слёзы.

— Он не сумел её найти, — Татеук Лассан мотнул головой. — У них не всё ладилось последние дни, и он ночевал в покоях старого рона, а она — почему-то тоже была не у себя…

Яска стояла в стороне: хрупкая сгорбленная фигурка; узкое некрасивое лицо, бледное и ещё больше вытянувшееся сейчас; огромные глаза казались тёмными от непомерно расширенных зрачков. Тень на пепелище.

Вот и всё. Синнорэндэ.

Снег укроет сердце Ястриннэн, чёрное, обугленное теперь. Мёртвое.

Да, замок можно было бы восстановить, хоть и жаль знаменитых витражей, погибших в пламени. Только — кому там жить? Нет больше никого из рода Эанэ, нет и не будет Серебряных Ярренвейнов на этой земле.

— Смотрите — Яска! Точно — она!

Шёпот в спину следовал за ней неотступно. Здесь её знали — смешную вечно лохматую подружку своего Арамано. И отсвет беззаветной любви, которую дарили ему, ложился на её душу, согревал, утешал — просто так, ни за что, потому что всегда была рядом.

— И зачем он ту гонровку привёз?..

Ясс прижала пальцы к вискам, к лихорадочному пульсу; а надо было — бежать, прятаться, не слушать...

— Подождал бы, пока рыжая подрастёт, её бы и брал, всё равно не разлучались почти... Был бы сейчас жив, а то и пожара бы не было. Ведь неспроста это всё, точно вам говорю, всё из-за ведьмы той…

Говорят, если назвать оборотня по имени — он уйдёт... А как быть, если твоего потаенного, сокровенного, взлелеянного оборотня невзначай назвал по имени другой, почти чужой тебе человек, не подозревая, что подсказал тебе имя твоего мучителя, сокрытого в самых глубинах тщательно защищённой от постороннего глаза души? Ведь ты смотришь чудищу в глаза — уже неописуемо долго, изо дня в день, начинаешь привыкать к его неизбежному присутствию, и только когда случайный встречник ткнул тебя носом, соображаешь наконец, как именно его зовут. Ну, так что же ты? Теперь ведь знаешь, с чем бороться...

Только — поздно.

...весна взломала зеленоватый лёд, и золотые цветы Лэхэнни ковром укрыли водную гладь; некому их больше потревожить, купаясь лесном в озерце; заросли вьюнком любимые тропинки — через пару лет никто и не вспомнит, что по ним когда-то ходили рыжая девчонка и последний из Серебряных ронов.