Последняя битва (джен)

— Я разочарован. Савада Цунаёши, Бермуда… Я рассчитывал на большее, гораздо большее, — голос Шахматноголового разнесся над парком, вспугнул ворон с деревьев и голубей с крыши парковки. — Вы сражались неплохо, но я уверен, что ни один из вас не раскрыл свой потенциал полностью. Что ж, я дам вам еще один шанс. Это не в моих правилах, но ради поистине великолепного зрелища я готов от них отступить... всего разок. Я даю обеим командам сутки на отдых, хочу, чтобы вы восстановили силы и выступили в полную мощь. Ведь это ваш звёздный час — одна звезда погаснет навсегда, а другая воссияет во мраке… И не пытайтесь, сняв часы, перебить друг друга ночью. На эти сутки я устанавливаю мир в Намимори и, поверьте мне, я это могу.

— Может-может, Шахматноголовый-сама всё может, — гаденько захихикал Цуномичи. Снял шляпу, раскланялся в гротескном поклоне, а затем с громким хлопком исчез.

— Завтра победитель должен определиться, — завершил свое выступление Шахматноголовый. Часы погасли.

По спине пробежал холодок, сжался в животе колючим комом тревожного предчувствия.

— Завтра, — повторил Цуна. — Реборн, слышишь? Завтра все решится.

Он сидел посреди исковерканной сражением площадки, опираясь ладонями о землю, чтобы не упасть. Пытался вслушаться в голоса, понять, все ли живы, что с ранеными. Думать о завтрашнем не было сил, не думать — не получалось. Теперь, когда бой закончился, Цуне снова стало страшно. Сначала — снова драться с Бермудой, а после… Если он будет в таком состоянии, как сейчас… Слишком многое зависело от тех нескольких секунд, которые у них будут. Слишком страшную цену придется платить за проигрыш.

— Перестань, Никчёмный Цуна, — Реборн, как всегда, видел его насквозь. — Тебе нужно отдохнуть. Остальное потом.

— Дядя, — к ним подошла Юни. Ее губы дрожали, в уголках глаз блестели слезы. Села рядом, как будто сил стоять у нее не осталось, повторила: — Дядя Реборн!

Реборн взглянул на нее, спросил, понизив голос так, чтобы слышали только Юни и Цуна:

— Ты видела? Не получится?

Юни медленно покачала головой.

— Я видела разное. Множество картинок, но собрать их воедино не удается. Как будто из нескольких миров, перепутанные вероятности, не угадать, какие из них сбудутся. Я боюсь, дядя Реборн! Второй раз умирать страшнее, чем в первый.

— Ты не умрешь, — прошептал Цуна. — Я не позволю вам умереть. Никому из вас.

— Он не появится здесь. Вы сможете победить, но для этого нужно добраться до него. Иначе… — не договорив, Юни снова покачала головой.

— Цуна!

— Десятый, как вы?

Цуна глядел на ребят, думал: живы. Живы все, а вот в порядке — мало кто.

— Юни! Ты видела, что его можно победить? Я правильно понял? Ты видела, как это сделать?

— Я видела тебя и дядю Реборна. И Бермуду с его жаждой мести. Потом — только пламя. Я не видела, как он был побежден, просто знаю, что вы могли. Если кто-то и сможет, то только вы. Но это было не здесь. Шахматноголовый сидел на троне, в луче света посреди тьмы. Его убежище — я не знаю, где оно.

— О, кажется, это знаю я.

Цуна обернулся. Позади него, небрежно опершись спиной о Кангаръю, будто и не было никаких ранений, стоял Бьякуран, окутанный золотистым пламенем Солнца.

— Цунаёши-кун... Видишь ли... — он прошел мимо Цуны и сел рядом с Юни, словно ненароком ее приобняв, — я сейчас не слишком контролирую свой дар. Я не могу узнать что-то по заказу. Но иногда оно приходит само, нужное, не нужное, как повезет. И мне кажется, почему-то кажется… Что сейчас именно такой момент.

— Говори уже скорей! — вспыхнул Гокудера. — Ты что-то узнал?

— Шахматноголовый на клетчатом троне в луче света, — в голосе Бьякурана отчетливо слышалась насмешка. — Слишком пафосный для бога. У меня получилось бы лучше. Эй, Гокудера-кун, если ты меня убьешь, я не смогу ничего рассказать.

Ямамото дернул вскочившего Гокудеру за руку:

— Сядь, давай дослушаем.

Гокудера обернулся к нему, как будто хотел что-то сказать, но промолчал.

— Что ты видел, Бьякуран? — спросила Юни. — Расскажи, пожалуйста.

— Я знаю, где он, — Бьякуран довольно улыбнулся. — Тибет. Храм в горах, я смогу отметить это место на карте. Очень антуражно, — он рассмеялся, — древняя пещера, столб света посреди мрака, самое подходящее для того, кто овладел тринисетте и стал богом. А еще, — он вдруг стал серьезен, — я знаю, что он делает. В том мире, который я видел, он как раз был занят изготовлением новой партии аркобалено. Кажется, у него там был интересный артефакт, он называл его «истинный Грааль». В него собрался свет старых пустышек, и прежние аркобалено стали обычными людьми.

— Не умерли? — быстро переспросил Цуна.

— Нет, что ты, Цунаёши-кун, конечно, они живы. То есть были живы, — Бьякуран пожал плечами, — были живы, пока…

— Пока — что?

— Признаться по правде, этот момент я понял очень плохо. Он что-то сделал, и появились новые пустышки, у новых аркобалено. И вот тогда прежней семерке стало не до веселья. Жуткое зрелище, я даже обрадовался, когда видение прервалось. Но в любом случае все дело в «истинном Граале». Он связан с тринисетте, это средоточие энергии мира. Его центр, если хотите. Весело, должно быть, подержать в руках пуп земли. Я бы хотел.

— И именно так Шахматноголовый снимает проклятие, — повторил Цуна. — И мы можем его победить, только нужно не ждать здесь, пока он сделает все издали, а найти его логово.

— И у нас времени до шестнадцати тридцати завтрашнего дня, — напомнил Реборн. — Тибет, значит? Нам понадобится самолет. Уговорю Емицу одолжить. Реши, кого берешь с собой, Цуна.

И умчался, оставив Цуну на растерзание. Оказывается, пока Бьякуран говорил, подойти к ним успели почти все, и, конечно, все тут же собрались бить Шахматноголового — хотя некоторые и до больницы на своих ногах не дошли бы.