Последняя битва (джен)

— Я разочарован. Савада Цунаёши, Бермуда… Я рассчитывал на большее, гораздо большее, — голос Шахматноголового разнесся над парком, вспугнул ворон с деревьев и голубей с крыши парковки. — Вы сражались неплохо, но я уверен, что ни один из вас не раскрыл свой потенциал полностью. Что ж, я дам вам еще один шанс. Это не в моих правилах, но ради поистине великолепного зрелища я готов от них отступить... всего разок. Я даю обеим командам сутки на отдых, хочу, чтобы вы восстановили силы и выступили в полную мощь. Ведь это ваш звёздный час — одна звезда погаснет навсегда, а другая воссияет во мраке… И не пытайтесь, сняв часы, перебить друг друга ночью. На эти сутки я устанавливаю мир в Намимори и, поверьте мне, я это могу.

— Может-может, Шахматноголовый-сама всё может, — гаденько захихикал Цуномичи. Снял шляпу, раскланялся в гротескном поклоне, а затем с громким хлопком исчез.

— Завтра победитель должен определиться, — завершил свое выступление Шахматноголовый. Часы погасли.

По спине пробежал холодок, сжался в животе колючим комом тревожного предчувствия.

— Завтра, — повторил Цуна. — Реборн, слышишь? Завтра все решится.

Он сидел посреди исковерканной сражением площадки, опираясь ладонями о землю, чтобы не упасть. Пытался вслушаться в голоса, понять, все ли живы, что с ранеными. Думать о завтрашнем не было сил, не думать — не получалось. Теперь, когда бой закончился, Цуне снова стало страшно. Сначала — снова драться с Бермудой, а после… Если он будет в таком состоянии, как сейчас… Слишком многое зависело от тех нескольких секунд, которые у них будут. Слишком страшную цену придется платить за проигрыш.

— Перестань, Никчёмный Цуна, — Реборн, как всегда, видел его насквозь. — Тебе нужно отдохнуть. Остальное потом.

— Дядя, — к ним подошла Юни. Ее губы дрожали, в уголках глаз блестели слезы. Села рядом, как будто сил стоять у нее не осталось, повторила: — Дядя Реборн!

Реборн взглянул на нее, спросил, понизив голос так, чтобы слышали только Юни и Цуна:

— Ты видела? Не получится?

Юни медленно покачала головой.

— Я видела разное. Множество картинок, но собрать их воедино не удается. Как будто из нескольких миров, перепутанные вероятности, не угадать, какие из них сбудутся. Я боюсь, дядя Реборн! Второй раз умирать страшнее, чем в первый.

— Ты не умрешь, — прошептал Цуна. — Я не позволю вам умереть. Никому из вас.

— Он не появится здесь. Вы сможете победить, но для этого нужно добраться до него. Иначе… — не договорив, Юни снова покачала головой.

— Цуна!

— Десятый, как вы?

Цуна глядел на ребят, думал: живы. Живы все, а вот в порядке — мало кто.

— Юни! Ты видела, что его можно победить? Я правильно понял? Ты видела, как это сделать?

— Я видела тебя и дядю Реборна. И Бермуду с его жаждой мести. Потом — только пламя. Я не видела, как он был побежден, просто знаю, что вы могли. Если кто-то и сможет, то только вы. Но это было не здесь. Шахматноголовый сидел на троне, в луче света посреди тьмы. Его убежище — я не знаю, где оно.

— О, кажется, это знаю я.

Цуна обернулся. Позади него, небрежно опершись спиной о Кангаръю, будто и не было никаких ранений, стоял Бьякуран, окутанный золотистым пламенем Солнца.

— Цунаёши-кун... Видишь ли... — он прошел мимо Цуны и сел рядом с Юни, словно ненароком ее приобняв, — я сейчас не слишком контролирую свой дар. Я не могу узнать что-то по заказу. Но иногда оно приходит само, нужное, не нужное, как повезет. И мне кажется, почему-то кажется… Что сейчас именно такой момент.

— Говори уже скорей! — вспыхнул Гокудера. — Ты что-то узнал?

— Шахматноголовый на клетчатом троне в луче света, — в голосе Бьякурана отчетливо слышалась насмешка. — Слишком пафосный для бога. У меня получилось бы лучше. Эй, Гокудера-кун, если ты меня убьешь, я не смогу ничего рассказать.

Ямамото дернул вскочившего Гокудеру за руку:

— Сядь, давай дослушаем.

Гокудера обернулся к нему, как будто хотел что-то сказать, но промолчал.

— Что ты видел, Бьякуран? — спросила Юни. — Расскажи, пожалуйста.

— Я знаю, где он, — Бьякуран довольно улыбнулся. — Тибет. Храм в горах, я смогу отметить это место на карте. Очень антуражно, — он рассмеялся, — древняя пещера, столб света посреди мрака, самое подходящее для того, кто овладел тринисетте и стал богом. А еще, — он вдруг стал серьезен, — я знаю, что он делает. В том мире, который я видел, он как раз был занят изготовлением новой партии аркобалено. Кажется, у него там был интересный артефакт, он называл его «истинный Грааль». В него собрался свет старых пустышек, и прежние аркобалено стали обычными людьми.

— Не умерли? — быстро переспросил Цуна.

— Нет, что ты, Цунаёши-кун, конечно, они живы. То есть были живы, — Бьякуран пожал плечами, — были живы, пока…

— Пока — что?

— Признаться по правде, этот момент я понял очень плохо. Он что-то сделал, и появились новые пустышки, у новых аркобалено. И вот тогда прежней семерке стало не до веселья. Жуткое зрелище, я даже обрадовался, когда видение прервалось. Но в любом случае все дело в «истинном Граале». Он связан с тринисетте, это средоточие энергии мира. Его центр, если хотите. Весело, должно быть, подержать в руках пуп земли. Я бы хотел.

— И именно так Шахматноголовый снимает проклятие, — повторил Цуна. — И мы можем его победить, только нужно не ждать здесь, пока он сделает все издали, а найти его логово.

— И у нас времени до шестнадцати тридцати завтрашнего дня, — напомнил Реборн. — Тибет, значит? Нам понадобится самолет. Уговорю Емицу одолжить. Реши, кого берешь с собой, Цуна.

И умчался, оставив Цуну на растерзание. Оказывается, пока Бьякуран говорил, подойти к ним успели почти все, и, конечно, все тут же собрались бить Шахматноголового — хотя некоторые и до больницы на своих ногах не дошли бы.

Ямамото любил летать. По правде говоря, он летел самолетом всего третий раз в жизни. Гокудера снисходительно усмехнулся, когда он занял место у иллюминатора, и фыркнул, с независимым видом усевшись рядом с Цуной, у прохода. А Ямамото глядел на землю внизу, потом на море, с высоты похожее на стекло или блестящий на солнце камень, а потом — на белые комья облаков, напоминавшие огромные порции сахарной ваты.

Новизна впечатлений заслоняла усталость от боя, тревогу остальных и дурные предчувствия.

Цуна спал, откинув спинку кресла и укутавшись в плед. Гокудера вытянул ноги и закинул руки за голову — тоже, в общем, почти лежал. Вид у него был уставший и потрепанный: хотя Рёхей и подлечил их всех, пламя Солнца не заменяло самого обычного отдыха. Им бы тоже стоило поспать, как Цуне. Но Ямамото сейчас не смог бы заснуть. А Гокудера… кто знает, может, он не хотел. Он поглядывал иногда на Ямамото со своим обычным слегка насмешливым выражением, а потом снова проваливался в какие-то явно сложные мысли: хмурился, морщил лоб, беззвучно шевелил губами и зло кривился. Наверное, думал о бое с Шахматномордым.

Или, может быть, вспоминал, как они доказывали Цуне, что с ними все в порядке. Сначала Цуна вообще собрался лететь вдвоем с Реборном: остальным слишком сильно досталось, а носители пламени Солнца, более-менее целые, нужны были, чтобы помочь раненым. Но Гокудеру и Ямамото Рёхей успел подлечить, и они оба ни в какую не согласились отпускать Цуну одного. В конце концов тот сдался, а вот другим желающим отказал уже наотрез.

— Мы как десант в тыл врага, — сказал тогда Гокудера.

Малыш Реборн сразу после взлета ушел в кабину пилота и не показывался, Цуна заснул. Ямамото было странно весело и хотелось болтать. Хотелось спросить у Гокудеры, смотрел ли он на землю, когда летел в Японию, и какая была погода над океаном. Рассказать, как Дино весь перелет до Италии рта не закрывал, все тринадцать часов, а сам старательно глядел прямо перед собой, а не на Ямамото — лишь бы случайно не выглянуть наружу. Еще очень хотелось сказать, как он рад, что с Гокудерой все хорошо. Но Ямамото боялся разбудить Цуну и потому молча глядел на сахарные бока облаков и стеклянно-синее море в прорехах.

И сам не заметил, как уснул.

Разбудила его тряска. Самолет болтало, снаружи ничего не было видно, кроме сплошной серой мути. Ямамото вцепился в подлокотники кресла, напротив тер глаза сонный Цуна и ругался сквозь зубы Гокудера.

— Что это? — спросил Ямамото. — Авария?

— Просто воздушные ямы, — буркнул Гокудера. Однако в его голосе сквозила неуверенность, и ему, кажется, тоже было не по себе.

Цуна встал:

— Спрошу у Реборна.

В этот момент самолет ухнул вниз, как на русских горках — Ямамото аж подлетел над креслом, будто в невесомости. Цуна не удержался на ногах, свалился на Гокудеру, тот подхватил его, сказал:

— Я провожу, Десятый.

Ямамото не захотел ждать в одиночестве и пошел с ними.

Они остановились в дверях пилотской кабины: Цуна на пороге, Ямамото с Гокудерой за ним. Спрашивать ничего не пришлось: сами увидели. Прямо по курсу в серых тучах распустило черные щупальца знакомое пламя. Взбухло, рванулось навстречу. Реборн прыгнул на Цуну, толкнул его на Гокудеру, и все вместе они свалились на Ямамото, приложив его спиной о мягкий ковёр на полу. Но в то же мгновение самолет резко клюнул носом, и их куча мала распалась.

Ямамото сел, схватившись обеими руками за ногу Гокудеры, и уставился перед собой, чувствуя, как леденеет в животе. Люк в пилотскую кабину закрывала система CAI и, похоже, только это их четверых и спасло. Пока спасло. Колпак был разбит вдребезги, мертвый пилот лежал грудью на пульте управления, второй свесился через подлокотник кресла, а самолет, похоже, падал. Серую облачную муть сменила мгла пламени Ночи, и Ямамото подумал, что так, может, и лучше: не видно. Может быть, они разобьются уже через несколько секунд, а может, будут падать еще долго.

— Эй, Ямамото, ты в порядке? — вопреки обыкновению, Гокудера не орал, не назвал его бейсбольным придурком, да и вообще его голос был каким-то странным.

— Да, — ответил Ямамото. — Если это еще важно. Мы падаем.

И в этот самый миг они перестали падать. Самолет повис в воздухе, все так же накренившись носом вниз, а над головой Ямамото раздался холодный голос Цуны:

— Гокудера, стреляй.

Ветвящийся разряд — Солнце и Облако, машинально отметил Ямамото, — ударил в черноту пламени Ночи, разорвал на чернильные кляксы и иссяк. Впереди, в мешанине серого и черного, проступили неясные фигуры. Гокудера выстрелил снова, но, Ямамото разглядел это совершенно ясно, Виндиче исчезли раньше, чем пламя Гокудеры их настигло.

— Почему они не атаковали? — пробормотал Гокудера.

— Неправильный вопрос, — тут же отозвался малыш. — Почему они атаковали, вот что интересно? Бермуде ведь нужен Шахматноголовый, он наверняка решил добраться до него у нас на хвосте.

— Заблудился в тумане, — рассмеялся Ямамото, чувствуя, как у него дрожат и потеют ладони. Поднял голову. Вокруг рук Цуны плясало не только привычное пламя Неба, но и ленты пламени Земли. Ну конечно, Энма ведь отдал ему свое кольцо. И теперь их спасало не чудо, а подвластная Цуне сила гравитации.

— Заблудился, — повторил малыш. — Неплохая версия, Ямамото. При нулевой видимости легко не рассчитать расстояния до того, за кем следишь. Цуна, ты сможешь заставить самолет лететь дальше?

— Нет. Только не упасть.

— Тогда опускай. Спасибо и за мягкую посадку. Дальше будем добираться своим ходом.

Мягкой посадки не получилось. Самолет рухнул на верхушки деревьев и с треском поехал вниз по склону. Гокудеру впечатало спиной в стену возле пилотской кабины, голова Ямамото врезалась ему в живот, Десятый растянулся на полу, утонув ладонями в ковре. Самолет подпрыгнул несколько раз; Гокудера увидел в иллюминатор, как отвалился, врезавшись в толстое дерево, кусок крыла. Потом, после особенно сильного толчка, самолет пошел юзом, накренился — Гокудеру бросило вбок, но его удержал Ямамото.

Под днищем заскрежетали камни. Реборн выстрелил в пассажирский люк, вышибив его к чертям, заорал:

— Все вон, живо! — и вышвырнул Десятого, вздернув его с пола за ворот футболки.

Гокудера толкнул Ямамото:

— Не стой, придурок!

Выпрыгнул наружу следом, подвернул ногу, попав в россыпь сыпучей гальки. Над головой, почти задев, пронеслась серая плоскость крыла. Самолет пер вниз по склону, оставляя за собой полосу изломанных деревьев, взрытой земли и вывороченных камней.

— Эй, Гокудера!

— Гокудера-кун?

— Все в порядке, — Гокудера сел, потер ушибленное колено, ощупал ногу. Болело, но вывиха не было. — В порядке.

— Раз в порядке, иди сюда, — Реборн сидел на огромном валуне, разложив на коленях карту. — Все идите ко мне.

Морщась, Гокудера прихромал к остальным.

— Глядите, мы сейчас вот здесь. Нужно нам, — крохотный детский палец завис над огромным бумажным листом, — туда.

Судя по линейке масштаба, они не дотянули до цели совсем немного, но во что это «немного» выльется, если добираться своим ходом, трудно было сказать.

К счастью, они могли лететь — Десятый, конечно, быстрее и дольше остальных, но даже обычно не летавший Ямамото не хотел отставать, поэтому все выжали максимальную для них скорость. Над верхушками кривых от ветра деревьев, над расщелинами, оползнями, обрывами и крутыми склонами — пешком они застряли бы, наверное, на первом же километре. Да и нога продолжала ныть.

Кроны деревьев сливались в размытые зеленые пятна, с одной стороны прикрытые оранжевым шлейфом пламени Десятого, с другой — голубой дымкой Дождя. Гокудера пытался смотреть во все стороны сразу: Виндиче в любую минуту могли напасть. Но небо оставалось ясным и чистым, от однообразного унылого вида наваливалась сонная усталость, и в какое-то мгновение Гокудера понял, что сбавил скорость и снизился и что поддерживать нужную концентрацию все труднее.

Он сжал кулаки и поднялся вверх отчаянным рывком, так что ураганный щит под ногами завибрировал от напряжения. Пламя Десятого сияло двумя огненными кляксами далеко впереди, Ямамото держался между боссом и Гокудерой — привычка работать в команде, конечно же. Оглянулся, заложил вираж — голубое пламя изогнулось тремя широкими полосами и просыпалось вниз мелкой моросью.

— Эй, Гокудера!

— Чего тебе? Все нормально.

— Наперегонки?

— Нашел время играть, — Гокудера прищурился, оценивая расстояние, и рванул вперед, так, чтобы обогнать придурка сверху и не попасть под его Дождь. Ямамото будто того и ждал: уклонился немного вниз, подождал, пока Гокудера окажется впереди, и усилил пламя. Перевернулся лицом вверх, послал Гокудере одну из своих дебильных улыбочек — еще бы рукой помахал, придурок! — и, очертив пламенем очередной дурацкий вираж, полетел за Десятым.

Тот притормозил и ждал их, зависнув над узкой поляной между обрывом и рекой.

— Подходящее место для ночевки, как думаете, ребята?

— Я поищу веток на растопку, — Ямамото развернулся и полетел к лесу.

Гокудера опустился на траву. Нога болела все сильней, он поддернул штанину и начал растирать опухшую щиколотку. Десятый присел рядом:

— Гокудера-кун?

— Все в порядке, — Гокудера надеялся, что его улыбка вышла не слишком жалкой. Какой он боец, если получил травму еще до начала драки.

— Сходи за водой, Цуна, — Реборн швырнул Десятому непонятно откуда взявшийся котелок и толкнул вставшего было Гокудеру обратно на траву. — Сидеть. Руки убери.

Гокудера совсем забыл, что у великого киллера Реборна пламя Солнца и он может лечить.

— Не сочетается с имиджем, — ответил на незаданный вопрос Реборн. Золотое пламя обнимало ногу, боль уходила, отек спадал на глазах. — Ты слишком психуешь, Гокудера. Это вредно для дела.

— Реборн-сан…

— Все, хватит разговоров. Разболтались.

Поужинали консервами, и Реборн скомандовал отдыхать. Десятый заснул сразу, Гокудере даже стыдно стало за свою усталость: разве можно сравнивать! Вот уж кому сегодня досталось…

Ямамото пытался о чем-то трепаться, но Гокудера и слушать не стал. Не время отвлекаться на болтовню. И вообще отвлекаться. Вот уделают Шахматномордого, тогда…

— Спи, — буркнул он и отвернулся.

Вот уж трепло. Еще, наверное, улыбается сейчас. Как обычно: «Эй, Гокудера, что ты такой мрачный, это же всего лишь игра, и мы одна команда, здорово, правда?» Хотя, чего там, он даже привык. Без Ямамото было бы… не так.

С громким, похожим на выстрел щелчком треснула ветка в костре. Гокудера повернулся набок, подставив спину идущему от огня теплу, и уставился в темноту.

Он вымотался сегодня до предела, но толком заснуть не мог: едва проваливался в дрему, как чудились подбирающиеся к стоянке Виндиче. После нападения на самолет эти твари не показывались больше, но кто знает, что у них на уме. Да и Реборн сказал, что Бермуда, скорей всего, попытается и дальше следить за ними.

Хотя еще он сказал, что опасаться нечего: пока не выйдут к логову Шахматноголового, Бермуда не станет нападать. Вот тогда…

На этой мысли Гокудера в очередной раз провалился в короткую тревожную дрему.

Он просыпался за ночь еще несколько раз. Ни Виндиче, ни ночные хищники, ни йети их не побеспокоили, но тревога не уходила. В одно из пробуждений Гокудера увидел, что Ямамото обходит поляну, держа Шигуре Кинтоки наизготовку. Сел, спросил тихо:

— Что?

— Показалось, наверное, — Ямамото пожал плечами, спрятал катану и вернулся к костру. Признался: — Нервничаю. Как будто в спину кто-то смотрит. Спи, я покараулю.

И — будто Ямамото со своей катаной и правда мог отгонять дурацкие ночные кошмары, — Гокудера лег и провалился в сон, на этот раз крепкий и глубокий.

Утром Реборн сказал, что чувствовал неподалеку темное пламя, и что дважды за ночь его пустышка вспыхивала и тут же гасла.

— Думаю, — сказал Реборн, — он случайно столкнулся с самолетом, не рассчитал перемещения. Он следит за нами. Его цель — не мы, а Шахматноголовый.

— Что мы можем сделать? — спросил Десятый. Он был напряжен, как будто бой мог начаться уже в следующую секунду.

Реборн поправил шляпу и усмехнулся:

— Только победить. Или умереть, но тебя ведь это не устраивает.

— Не устраивает, — согласился Десятый.

— Значит, победим, — Ямамото потянулся, закинув руки за голову, Гокудера пихнул его кулаком в бок:

— Эй, это должен был сказать я!

Ямамото рассмеялся:

— Хорошо, Гокудера. Давай считать, что это сказал ты.

Ладно, решил Гокудера, высказать придурку все, что он о нем думает, можно и позже. Тем более что Реборн как раз развернул карту, и оказалось, что до цели им осталось всего ничего.

Когда Ямамото затушил костер, пустышка Реборна вспыхнула снова — и погасла, едва они изготовились к бою.

— Следит, гад, — Гокудера огляделся, высматривая других Виндиче. — Уроды, чтоб вам сдохнуть окончательно.

— Давайте поспешим, может, оторвемся от них, — Десятый посадил Реборна на плечо, зажег пламя и взлетел.

Ямамото закинул за спину Шигуре Кинтоки, достал короткие мечи:

— Вперед, Гокудера. И будем считать, что ты это сказал, да?

Вот же придурок! Нашел время… и улыбается так радостно, будто какой-нибудь дебильный кубок выиграл. Сам дурак, и шуточки дурацкие.

Десятый уже вырвался слишком далеко вперед, поэтому Гокудера не стал отвечать. Вот разберутся с Шахматномордым и Бермудой, тогда…

До цели и правда оставалось недалеко. Гокудера не смотрел вниз, пока летели, только на Десятого и по сторонам: чтобы не пропустить возможную атаку. Ямамото сегодня летел замыкающим, его взгляд щекотал спину, и приходилось сдерживать себя, чтобы не оглядываться.

Бермуды с его уродами видно не было, небо оставалось чистым, и примерно через час Десятый пошел на снижение.

Теперь Гокудера обратил внимание на местность внизу. Идеально круглая долина в обрамлении сияющих снегом вершин, невероятно синее озеро, белые и черные скалы — вид был бы прекрасен, если бы не площадка в бело-черную клетку и белоснежные колонны, за которыми угадывался темный провал пещеры. Посреди девственной природы выглядело это странно и нелепо. «Затерянный дворец самопровозглашенного бога», — как выразился Бьякуран.

— Зато не промахнешься, — пробормотал себе под нос Гокудера.

Из-за спины хлестнул крик Ямамото:

— Виндиче!

Гокудера развернулся, вгоняя в ствол динамитную шашку. В синем небе расцветала черная хризантема пламени Ночи, и это было настолько же неуместно здесь, как помпезные белые колонны и дебильная площадка в шахматную клетку.

— Десятый! Они здесь! Бермуда со своими уродами!

— Мне нет смысла тратить силы на схватку с вами, — сказал Бермуда. — Вы знаете мою цель. Просто отойдите в сторону.

Его пламя Ночи жадно пульсировало, извивалось голодными щупальцами, окутывало Джека и Алехандро мерцающими плащами.

— Один раз уже потратил и продул, — резко напомнил Гокудера. — Вмажьте ему, Десятый.

Но Бермуда, кажется, был настроен на переговоры, и Цуна решил не упускать этого шанса.

— Послушай, — мягко произнёс он, стараясь не думать о ранах друзей во вчерашнем бою, о погибших пилотах, о беспощадном «ничего, кроме мести», — неужели месть для тебя дороже возможности вернуться к нормальной жизни? Сейчас мы можем снять проклятие. Со всех, и с вас тоже! Разве вы не хотите снова стать людьми?

— Замолчи, — черное пламя стало, кажется, еще чернее. — Ты ничего не понимаешь. Ты не способен даже представить, сколько нескончаемых лет я думал только о мести, и только эти мысли давали мне силу жить. Ради мести я готов на все. Я уничтожу любого, кто встанет у меня на пути. Такому, как ты, этого не понять.

— Не понять, — Цуна сжал кулаки, усиливая пламя. — Но я готов на все ради того, чтобы мои друзья жили. Я не дам тебе их убить.

Они ударили одновременно: Джек и Алехандро цепями, а Цуна — силой, которой поделился с ним Энма. Цепи тяжело, будто весили сто тонн каждая, упали на землю: брызнул черный и белый щебень, на площадке перед пещерой остались глубокие извилистые следы. Гокудера тут же выпустил очередь динамитных шашек, заставив Виндиче переместиться, а Ямамото — за спиной Цуны — встретил их рассекающим дождем, вынудив тут же отступить еще раз. Цуна взлетел; следом понеслись цепи Виндиче. Гокудера уклонился, Ямамото рассек летящую в него цепь, но попал под атаку Бермуды, отпрыгнул, упал, проехав спиной по черно-белому щебню. Рядом с ним тут же оказался Гокудера, принял следующий удар на щит системы CAI. Черные дуги и кости разлетелись и бессильно упали на искрошенный боем камень. Но Ямамото уже успел встать.

На мгновение Цуна растерялся: единственным способом окончательно покончить с Виндиче был сверхсжатый икс-барнер, но враги слишком быстро перемещались, не давая времени прицелиться. Он блокировал атаку Бермуды, ударил в ответ, промахнулся, резко отлетел; почувствовав врага за спиной, развернулся, но закрыться опоздал — снесло, ударило о скалу, потемнело в глазах.

— Десятый, вы в порядке?!

— Цуна!

— Да… сейчас…

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, и это было почти поражением. За эти секунды Ямамото оттеснили от входа в пещеру, и Бермуда, махнув цилиндром в издевательском поклоне, исчез в темноте между колоннами. Джек и Алехандро сдвинулись плечом к плечу, перекрыв путь. Сгнившие губы расплылись в улыбках, обнажив пожелтевшие пеньки зубов. Цепи с гулом рассекали воздух, казалось, они множатся, заполняют все пространство сразу. Цуна ударил гравитацией, цепи упали, но тут же снова взвились в воздух, рассекли на брызги атаку Ямамото, едва не достали Гокудеру. Бермуда, похоже, не пожалел для Виндиче своего пламени напоследок.

— Мы так не пройдем! — крикнул Ямамото. — Что делать, Цуна?

— Наша цель — не они, — напомнил Реборн то, что Цуна и сам прекрасно помнил.

— Ребята, — Цуна отлетел за пределы досягаемости цепей и завис напротив входа в пещеру, накапливая пламя для икс-барнера. — Ребята, если я пройду, вы сможете задержать здесь этих?

— Но, Десятый…

— Цуна…

Они оба не хотели отпускать его в бой одного — а Цуна не мог им сказать, что сам он гораздо больше боится за них, чем за себя. Все равно других вариантов не было. Ему придется оставить ребят сражаться против Виндиче, а самому — встретиться с Шахматноголовым.

— Цуна прав, — вмешался Реборн. — Юни видела у Шахматноголового троих: его, меня и Бермуду.

— Пожалуйста, ребята, — Цуна вытянул руку, поймав цель в перекрестье виртуального прицела, сжал пламя гравитацией. Вряд ли Виндиче дадут себя задеть — не слепые же, — но, уклоняясь, дадут ему прорваться внутрь. А ребята прикроют от удара в спину. — Пожалуйста, займитесь ими. Дайте мне шанс.

— Хорошо, Цуна.

— Мы не подведем, Десятый, — ответили они в один голос. Переглянулись, Ямамото улыбнулся, Гокудера нахмурился: — Только, пожалуйста, будьте осторожны! И позовите, если нужна будет помощь там! Мы придем.

— Спасибо, ребята, — давление пламени достигло предела, и Цуна ударил.

И тут же, не дожидаясь результата атаки, на полной скорости полетел вперед. Он успел проскользнуть в ту единственную секунду, которая у него была — даже, кажется, задел плечом кого-то из Виндиче.

— Лови, урод! — послышался едва слышный, как будто совсем издалека, голос Гокудеры. — Давай, придурок! Вместе!

Слишком яркое высокогорное солнце сменилось почти непроглядным мраком. Цуна затормозил, развернулся: в светлом проеме выхода виднелись две фигуры Виндиче, а за ними сквозь мельтешение цепей едва угадывался Ямамото, окутанный голубыми потоками Дождя.

— Отлично, — сказал на ухо Реборн. — Они связаны боем и не могут преследовать тебя. Твои хранители молодцы, Цуна. Не беспокойся за них.

Цуна опустил руки, ослабил давление пламени. Нужно было подождать, пока глаза привыкнут к темноте.

Постепенно сквозь мрак проступал широкий коридор: стены и пол в надоевшую уже черно-белую клетку, сводчатый потолок, белые и черные колонны. Коридор казался бесконечным, ни Бермуды, ни Шахматноголового видно не было, тишина стояла мертвая — даже звуки битвы снаружи вдруг перестали быть слышны. Цуна полетел вперед. За бесконечной темнотой угадывалось едва заметное сияние, и Цуна не сомневался, что именно там их цель.

Через несколько минут сияние стало почти нестерпимым, и в его центре Цуна разглядел мерцающую черную кляксу.

— Бермуда…

— Да, — отозвался голос Шахматноголового, — наш дорогой Бермуда поторопился ко мне в гости. Нехорошо с его стороны не подождать противника.

Бермуда колотился о перекрывшую коридор стену ослепительного белого света, как муха бьется о стекло. При первых словах Шахматноголового он замер, обернулся — и, бешено взвыв, кинулся на Цуну.

Тот выставил перед собой руки, пламя вспыхнуло ярче, пересеклось наискось лентами силы Энмы. Бермуду как будто за ноги дернуло вниз, но вместо него к Цуне ринулись черные змеи его пламени Ночи.

— Э, нет, — рассмеялся Шахматноголовый. Коридор залил слепящий белый свет, ударил по глазам, Цуна беспомощно вскинул руки, заслоняясь. — Так не интересно. Раз уж пришли, заходите, драться на пороге — не слишком вежливо по отношению к хозяину. Ваше сражение нужно обставить более торжественно. Впрочем, я еще подумаю, нужно ли оно вообще.

Свет стал мягче, приглушеннее — ровно настолько, чтобы можно было глядеть, не опасаясь ослепнуть. Вокруг Цуны сгустился светящийся кокон — он не мешал видеть, но, протянув руку, Цуна уперся в границу света, как в стекло. Его оторвало от пола и понесло вперед, туда, где ждал Шахматноголовый. Справа и слева в таких же коконах плыли Реборн и Бермуда. Бермуда колотил кулаками о световую стену, вокруг него плясало черное пламя, но преодолеть границу не могло. Реборн поправил шляпу пистолетом и скрестил руки на груди. Цуна поймал его взгляд — темный, тяжелый, какой бывал в самые сложные тренировки или перед серьезными сражениями.

«Я готов, Реборн», — одними губами прошептал Цуна.

Реборн кивнул и едва заметно улыбнулся.

Пламя Дождя почти не действовало на Виндиче. Наверное, думал Ямамото, его «успокоение» не подходит там, где нужно «упокоить». Оно все же для живых, не для тех, кто на самом деле давно умер.

Атаки Гокудеры оказались более эффективны. Жаль только, что нанесенные ими повреждения не слишком мешали Виндиче драться. У Алехандро из развороченного взрывом бока торчали пожелтевшие ребра, Джек светил сквозной дырой в животе, но оба они работали цепями все так же опасно. Разве что перемещаться стали медленней, но это вряд ли было заслугой Ямамото и Гокудеры. Скорей всего, просто запасы пламени Бермуды начали иссякать.

Ямамото разрубил очередную летящую в него цепь, увернулся от второй, прикрыв Гокудеру: тот стрелял почти беспрерывно, целиком положившись в защите на свою систему CAI, как будто эта защита не разлеталась вдребезги от прямого удара Виндиче.

Серия бомб Гокудеры попала в цель. Цепь Алехандро рассыпалась на звенья; отлетела, перекувыркнувшись в воздухе, оторванная от локтя рука. Упала на камни, зашарила пальцами, будто пытаясь нащупать оружие. Ямамото обернулся, поднял большой палец:

— Отлично, Гокудера!

— Придурок, — немедленно отозвался тот, будто только того и ждал, — чему ты радуешься, мы не можем их прикончить!

Рука Алехандро все скребла и скребла пальцами по камням, а после следующего выстрела и сам Алехандро отлетел на кучу щебня, едва ли не пополам перешибленный. Правда, почти тут же попытался встать — и, похоже, вполне мог вскоре вернуться в бой.

— Зато у нас получается их задержать, — Ямамото отбил атаку Джека и отпрыгнул, давая Гокудере лучший обзор. Гокудера выстрелил, и Ямамото тут же прикрыл его снова.

— Ты беспросветный оптимист, — буркнул ему в спину Гокудера.

Ямамото рассмеялся:

— Так ты меня еще не обзывал.

Лязгнули цепи, зазвенели, рассыпаясь под секущим ливнем. Джек тут же выпустил новые, закрутив их хитрыми спиралями, так что непонятно было, откуда ждать удара.

— Отойди, — крикнул Гокудера, — сейчас я его…

Он выстрелил, не договорив, в Джека полетели ракетные бомбы, меняя траектории, обходя рассекающие воздух цепи. Гокудера выбрал отличный момент: Виндиче никак не мог быстро увернуться от его атаки.

Сквозь вой цепей Джека и свист бомб Гокудеры Ямамото не сразу различил еще один звук — со спины. Обернулся, когда единственная цепь, которой ударил Алехандро, была уже слишком близко — не успеть ни перерубить, ни поставить защиту. Ямамото прикрылся катаной и качнулся вбок, заслоняя Гокудеру.

Цепь ударила по рукам, впечаталась в ребра и швырнула Ямамото назад. От нестерпимой боли перехватило дыхание, пальцы разжались, Шигуре Кинтоки упал, укоризненно зазвенев. Рот наполнился кровью, чьи-то руки подхватили его, пытаясь удержать, не хватало воздуха, Ямамото попробовал вдохнуть и потерял сознание.

Очнувшись, он сначала осознал боль, мешавшую дышать. Потом понял, что странный бело-черно-красный узор перед глазами — всего лишь камни, испачканные кровью. Потом, попытавшись пошевелиться, обнаружил, что связан цепью, обвившей его от плеч до щиколоток, а спиной упирается в теплое. А потом из-за спины, очень близко, донесся злой и встревоженный голос:

— Эй, ты очухался? Ты жив там?

Ямамото попытался повернуть голову; перед глазами поплыло, накатила обморочная слабость.

— Ты… где? — он едва смог сказать это, каждое слово, казалось, раздирало легкие в кровь.

— К тебе примотан, — зло буркнул Гокудера. — Эти уроды обмотали нас цепями и бросили здесь, а сами пошли за Бермудой. А там Десятый! Один! А мы… бесполезные идиоты!

— Цуна справится… — Ямамото закашлялся; рядом с пятнами засохшей крови брызнула на камень свежая. От кашля боль стала настолько сильной, что он снова отключился.

Когда пришел в себя, Гокудера за его спиной хрипло ругался, мешая японский с итальянским. В его голосе было отчаяние, какого Ямамото не слышал от Гокудеры никогда.

— Что ты? — прошептал он.

Гокудера замолчал. Всхлипнул, судорожно дернувшись. Сказал сипло:

— Чертов ты придурок, мне показалось, что ты умер. Я же не вижу, как ты там.

Почему-то захотелось смеяться.

— Я не умру, — сказал Ямамото. — Обещаю.

— Вот спасибо, — к Гокудере, похоже, вернулась его обычная злая язвительность. — Да только попробуй сдохнуть, я тебе этого не прощу.

«Как правая рука Десятого?» — спросил бы Ямамото, но подумал, что на такой длинный вопрос у него не хватит сил. От каждого вдоха по телу волной шла боль, он старался дышать редко и неглубоко, и лучше было молчать. Да и не хотелось дразнить Гокудеру — сейчас. Что-то такое слышалось если не в его словах, то в интонациях, заставлявшее Ямамото чувствовать себя виноватым за то, что ему так паршиво, за отключку, за полученные раны.

— Тебе там совсем хреново? — спросил вдруг Гокудера.

— Нет, — соврал Ямамото. — Терпимо. А ты? В порядке?

Гокудера длинно выругался.

— Эти уроды забрали кольца. Не представляю, почему они нас не прикончили.

«Узнаем еще», — подумал Ямамото. Попробовал шевельнуться и тут же замер: оказалось, что даже самое незаметное движение приносит слишком острую боль, а он совсем не хотел отключиться снова. В таком отчаянном положении нельзя позволить себе валяться без сознания.

Гокудера замолчал, и Ямамото услышал вдруг, какая здесь стоит тишина. Вроде и не мертвая — но такая полная и глубокая, что даже вздохом страшно ее нарушить. «Странное место», — подумал Ямамото. И вдруг испугался: дыхания Гокудеры он не слышал тоже.

— Гокудера? — в горле булькало, каждое слово раздирало изнутри грудь, но Ямамото уже не обращал на это внимания. — Ты точно в порядке? Гокудера?!

— Да, сказал уже, — зло отозвался тот. — Еще повторить?

Облегчение оказалось настолько резким, что едва не вышибло из Ямамото дух.

— Повтори, — через силу выдавил он. — Не молчи, слишком тихо.

— Что за чушь, — Гокудера осекся, дернулся: шею Ямамото щекотнули пряди чужих волос. — Эй, Ямамото! Если ты…

Тишина накатывала и отступала, но особой разницы Ямамото не замечал, разве что голос Гокудеры то замирал, то появлялся снова. И немного обидно было, что он никак не может уловить целиком, что говорит Гокудера. Только отдельные слова, обрывки фраз, а иногда и вовсе — просто голос.

— Ямамото. Чертов ты придурок, ты не можешь… Эй, слышишь, ты… Ты не имеешь права вот так сдохнуть!.. Пожалуйста, санта верджине Мария… Такеши!

«Да не умру я, — хотел ответить Ямамото, — обещал же». Но снова накатила тишина, и он решил подождать, пока все наладится: странно же говорить, когда и сам себя не слышишь. Правда, было обидно перестать слышать Гокудеру, но Ямамото чувствовал спиной его тепло. Это помогало. «Будь я один, я бы уже умер, — с неожиданной ясностью подумал Ямамото. А потом: — Но я же обещал Гокудере…»

Звуки вернулись, и Ямамото забыл, о чем думал, жадно вслушиваясь в голос. Вот только слов он теперь совсем не мог понять: кажется, Гокудера окончательно перешел на итальянский. Но это было не важно.

Этот придурок за его спиной умирал, а Гокудера мог только ругаться и молиться — как будто что-то из этого могло помочь... Чёртовы мумии!

Из пещеры вышли Виндиче, и Гокудера дернулся: пусть только подойдут, он убьет этих гадов в стиле Хибари, голыми руками. И только когда Алехандро остановился над ним, зажав под мышкой оторванную руку, а Джек присел рядом на корточки и дернул за цепь, понял, что убивать будет не он, а его.

— Твой дружок подыхает, — сказал Джек. — Хочешь его спасти?

— Как? — вопрос вырвался сам, до идиотизма бесполезный: Виндиче, скорей всего, просто издевались.

Но Джек оказался серьезен.

— Ты слышал, что говорил твой босс? Принеси нам ту штуку. Мы хотим жить. Если оно сделает живыми нас, то твоего дружка спасет тем более. Нас туда не пропустило, там лабиринт, все время выводит к выходу. Но твой босс прошел, значит, и ты сможешь. Живой, — в голосе Джека звучала откровенная зависть.

— Ладно, — думать было некогда, оставалось просто ухватиться за неожиданно предоставленный ему шанс: освободиться, спасти Ямамото, помочь Десятому.

Джек убрал цепь, схватил Гокудеру за руки, поднял. Гокудера дернулся к Ямамото. Тот лежал ничком, ни лица не разглядеть, ни понять, что там за раны.

— Тебе туда, — Джек рывком развернул его лицом к пещере.

— Дай мне его осмотреть хотя бы, бесчувственный зомби!

— Туда, — Джек был неумолим, и Гокудера понял, что проще будет смириться и сперва принести этот сраный грааль. И никто не говорил, что граалем нельзя будет врезать по разваливающейся голове гнилого ублюдка.

— Пояс верни.

— Нет. Ты все равно слишком слаб, чтобы драться там. Просто вынеси его, — гнилые губы Джека разъехались в гротескную улыбку, — пока остальные будут заняты.

Гокудера оглянулся на Ямамото, и желание высказать Виндиче все, что он о них думает, мгновенно пропало. Это можно и после. Когда он сможет тратить драгоценные секунды на этих тупых уродов. Он дернул руками:

— Пусти, я пошел.

— Поторопись, — Джек толкнул его с такой силой, что между колоннами Гокудера пробежал, едва не упав. — Твой дружок проживет еще с час. Наверное. У него удачное пламя.

— Сволочь, я до тебя еще доберусь, — крикнул ему Гокудера и повернулся, пытаясь понять, куда же нужно идти.

Когда глаза привыкли к полумраку, он разглядел широкий прямой коридор, невысокие ступени в отдалении, а за ними — снова коридор. Никакого лабиринта. То ли и правда сюда впускало только живых, то ли Шахматномордый знал обо всех своих гостях и сам решал, для кого открыть двери. А Десятый…

Гокудера побежал. Он забыл о том, что безоружен, что Бермуда не вышел наружу вместе со своими подчиненными, а значит, тоже может бродить где-то здесь. Коридор казался бесконечным, но, по крайней мере, в нем не встречалось развилок, не было ловушек и всего остального, что ожидаешь встретить в пещерах, старых храмах и местах обитания злодеев, возомнивших себя богами.

Темнота сгущалась, но глаза уже притерпелись — и, может, поэтому, когда впереди вспыхнул яркий, куда ярче дневного свет, Гокудера остановился так резко, будто ударился о стену этого света. Он прикрыл глаза рукой, выжидая, пока они приспособятся, и лишь теперь услышал голоса.

— Кто вы? — спросил Десятый. — Зачем вам нужно все это?

— О, когда-то я был человеком, — это, очевидно, отвечал Шахматномордый. — Очень давно. Я мечтал найти Грааль — слышали о таком? Я потратил на исследования почти всю жизнь — и был вознагражден знанием, которое не далось, кроме меня, никому, ни в одном из миров.

Его голос просто истекал самодовольством. Чем-то напоминает Бьякурана из будущего, отметил Гокудера, только Бьякуран, казалось, вечно шутил, а этот так серьезен, что давит не хуже гранитной плиты.

— Так поделись с нами великим знанием, — голос Реборна был ядовит, как стряпня Бьянки. — Ради чего мы должны умирать?

Гокудера поморгал — глаза слезились, но уже видели, — и осторожно двинулся вперед.

— Хорошо, слушай, — ответил Реборну Шахматномордый. — Профаны искали Грааль, дающий бессмертие и вечную молодость. Но открылся он лишь мне, единственному достойному. Вот он, Истинный Грааль, собравший воедино всю силу мира, средоточие тринисетте. Я нашел его и поклялся защищать, и мне была дарована власть сделать это. Призвать семерых сильнейших, разделить на них радугу…

— Значит, до того мир спокойно стоял без твоей защиты? — перебил Десятый. — Без аркобалено?

— Естественно, — Реборн презрительно хмыкнул. — Он самозванец, а не бог.

— Вот как? — похоже, Шахматномордый улыбнулся. — Может, ты просто завидуешь, убийца? Смотри, я держу в руках все пламя мира.

— Оно не твое! Реборн прав, ты просто самозванец! Мои друзья не умрут из-за тебя! — от отчаянной решимости в голосе Десятого у Гокудеры сами собой сжались кулаки. Если придется сражаться, он будет драться и без оружия. Как Десятый — силой предсмертной воли.

Шахматномордый рассмеялся:

— Пока что они умирают из-за тебя, Савада Цунаёши. Как раз сейчас там, снаружи, один из твоих друзей доживает последние минуты. Превращение в аркобалено могло бы спасти его. Да, конечно, аркобалено тоже потом умрут, ну и что? Вы все смертны. Раньше или позже…

Гокудера сделал еще шаг — и наконец-то увидел. Шахматномордый сидел на огромном резном троне, в столбе света, как и говорил Бьякуран. И сам весь под стать — от украшенной шахматными клетками шляпы и полумаски под ней до острых мысков полированных туфлей и клетчатых же перчаток. Гокудера ненавидел таких типов.

Перед ним стояли Десятый, Реборн и Бермуда, каждый в отдельном световом коконе — похоже, это был способ Шахматномордого связать нежелательных гостей. «Десятый!» — почти беззвучно прошептал Гокудера. Не может быть, чтобы ни босс, ни Реборн не могли вырваться. Наверное, ждут момента…

Клетчатые пальцы ласково гладили бок сверкающей шкатулки. «Это и есть его Истинный Грааль?» — Гокудера сделал еще шаг, не отрывая взгляда от того, что, может быть, еще успеет спасти Ямамото — если, конечно, повезет как-то добыть эту штуку.

— Однако мы заболтались, — губы Шахматномордого тронула самодовольная улыбка. — Пора начать наше маленькое представление. На этот раз у меня сразу четверо зрителей в первом ряду, как приятно. Не стой в дверях, Гокудера Хаято, проходи. Я рад тебя видеть. Из тебя получится отличный аркобалено Урагана.

Щелкнул золотой замочек, пальцы, обтянутые клетчатыми перчатками, откинули крышку шкатулки. По лицу Шахматноголового заплясали радужные блики.

— Все пламя мира… — голос задрожал в жадном предвкушении. Цуна вздрогнул от отвращения, смешанного с жалостью: в одно мгновение Шахматноголовый стал похож на наркомана под дозой или алкоголика, дорвавшегося до бутылки.

Семь разноцветных лучей брызнули из шкатулки. Один из них протянулся к соске Реборна. Цуна напрягся: сейчас! Времени было мало, даже меньше, чем они предполагали вначале, потому что здесь наполнить соску Реборна новым пламенем просто некому.

Реборн выстрелил пулей хаоса, и в тот же миг Цуна рванулся из светового кокона — сквозь огонь, которым взорвался барьер там, где в него попала пуля. Сейчас он не полагался на кольца: вряд ли они помогут против того, в чьих руках собрана вся мощь тринисетте. Сила посмертной воли вела его. Готовность умереть, но победить — то самое, чему так долго учил его Реборн.

Шахматноголовый не ожидал нападения.

Выстрел Реборна нашел сразу с десяток целей — Цуна не знал, как именно тот управляет своим «хаосом» и управляет ли вообще, но эффект оказался потрясающим. Трон Шахматноголового разлетелся вдребезги, по клеткам пола зазмеились трещины. Шахматноголовый упал, шкатулка вывалилась из его рук, запрыгала по полу.

Следующие мгновения смешались и полетели кувырком — так что Цуна едва успевал понимать, что происходит. Желтый луч клюнул пустышку Реборна, но ее пламя не втянулось из соски в луч, как предполагал Цуна, а разлетелось кляксами, взорвав соску изнутри. Реборн закричал, запрокинув голову, шляпа упала, покатилась по полу и провалилась в расширившуюся трещину. Гокудера почему-то рванулся за шкатулкой, споткнулся об обломок трона, проехался по полу животом и почти схватил шкатулку, но тут ее отпихнул в сторону Бермуда, кинувшийся на своего врага. Шахматноголовый успел подняться, взгляд его стал диким, почти безумным. Он побежал туда, куда скользил по гладкому полу его Истинный Грааль — к той самой трещине, куда свалилась шляпа Реборна.

Цуна бросился наперерез и ударил. Он точно знал, что второй попытки не будет, и потому вложил в единственный удар всю свою решимость. Шахматноголовый вспыхнул ослепительно белым и смел Цуну с дороги взмахом руки — так, что тот отлетел, ударился спиной в стену и киселем сполз на пол. Разлетелось вдребезги кольцо, полыхнув напоследок чистым пламенем Неба. Белый свет запульсировал, слепящим ветром ударил в лицо. Кто-то крикнул: «Цуна!» Голос был знаком — Реборн, конечно. Вчера в бою он говорил так же, когда стал взрослым и пришёл на помощь. Вот только почему сейчас Цуне слышалась в этом голосе паника? «У нас получилось, Реборн! Что не так?»

Он понял почти сразу — когда Реборн, одним прыжком преодолев разделявшее их пространство, прикрыл Цуну собой. Именно этот свет сделает из них аркобалено?

Белое смешалось с черным: Бермуда добрался до Шахматноголового и без затей вцепился ему обеими руками в горло. Его пламя Ночи было сейчас даже сильнее, чем вчера, под конец боя. «Меня он не ненавидел, — мелькнула мысль, — я ему всего лишь мешал». Белое сияние погасло, поглощенное этой ненавистью. Цуна поглядел на свои руки: привычные, как всегда. Ничего не изменилось, только колец Вонголы и Шимон больше нет. И Реборн…

— Реборн, — позвал он, непривычно задирая голову вверх. — У нас получилось?

Реборн молча сделал шаг в сторону, открывая Цуне обзор. Шахматноголовый и Бермуда катались по полу, сцепившись, как мальчишки в драке. Силы их были, похоже, почти равными: вернее, их уравнивали растерянность одного и жажда мести второго. Ребенок против взрослого мужчины — наверное, это могло бы смотреться смешно, однако на самом деле выглядело жутко.

Пол ходил ходуном, как при землетрясении: похоже, выстрел Реборна уничтожил основание пещеры. Гокудера бежал через зал — с перекошенным лицом, не отрывая взгляда от шкатулки. Та стояла, пошатываясь, на самом краю трещины, из-под ее крышки лился спокойный белый свет, мягкий и успокаивающий. Под ноги Гокудере подкатились Бермуда с Шахматноголовым, сшибли, он поднялся, перепрыгнул через разошедшуюся прямо перед ним новую трещину…

— Гокудера-кун! — Цуна побежал к нему. Что-то важное наверняка связано с этим Истинным Граалем, о чем Гокудера узнал или догадался.

Из-под ног донесся ровный мерный гул, усилился — так, что завибрировали кости и заныли зубы. Трещина разветвилась, куски пола с грохотом рушились в бездну — и в ту же бездну, так и не расцепив объятий, полетели Бермуда и Шахматноголовый. А за ними — Истинный Грааль.

— Гокудера! — закричал Цуна. Он сам с трудом слышал собственный голос и совсем не был уверен, что услышит Гокудера, но тот обернулся, крикнул что-то в ответ. Упал на живот на краю трещины. Цуна подбежал к нему: — Гокудера! Что?..

— Нужно достать! — Гокудера тянул руку вниз, туда, где на узком уступе лежала на боку шкатулка. Из нее все еще лился спокойный белый свет, манящий, завораживающий. «Все пламя мира», — вспомнил Цуна.

— Зачем?

— Ямамото! Он умрет! — Гокудера на мгновение обернулся к Цуне, и на его лице отразилось такое отчаяние, какого Цуна еще никогда не видел у друга. А Гокудера уже снова свесился вниз. Ему не хватало каких-нибудь нескольких сантиметров, чтобы дотянуться.

«Как раз сейчас там, снаружи, один из твоих друзей доживает последние минуты», — Цуна вздрогнул, вспомнив. Он тогда подумал, что Шахматноголовый врет, издевается, пытается лишить их уверенности.

Цуна упал рядом, свесил голову. Нет, так не достать.

— Гокудера! Держи меня за ноги, я…

Он не успел договорить. Черное пламя взметнулось из пропасти, тряхнув землю судорожным толчком. Гокудера рухнул вниз — Цуна едва успел ухватить его за пальцы. Перехватил другой рукой за запястье, сам опасно перегнувшись вниз. Гокудера все тянул вторую руку к шкатулке, Цуна едва мог удержать его и, казалось, Гокудера готов вырвать руку и прыгнуть — но тут уступ осыпался мелким крошевом, и Истинный Грааль медленно, как будто во сне, упал в бездну.

Он падал, сияя все тем же ровным белым светом — и, столкнувшись с пламенем Бермуды, взорвался разноцветьем радуги, разлетелся сияющим фейерверком. Гокудера ахнул и безвольно обвис. Поток семицветного пламени взмыл фонтаном, ударил в потолок, и гора над головой затрещала.

Цуна лежал, обеими руками держа Гокудеру, и чувствовал, как сам он медленно соскальзывает в пропасть.

— Десятый, лучше отпустите меня,— голос Гокудеры был странно, почти неестественно спокоен — как будто он уже умер, в отчаянии подумал Цуна.

— Два тупых щенка! — пол исчез, неведомая сила рванула Цуну вверх, и в следующий миг он обнаружил, что бежит по тому самому коридору, который привел их в логово Шахматноголового; что рядом бежит Гокудера; и что их обоих за шкирки — в самом деле как щенков! — то ли толкает, то ли волочет Реборн.

Еще через несколько мгновений в глаза ударил солнечный свет, и оба они полетели носами в землю. Над головой пронесся ураганный порыв ветра, снова дрогнула земля, загрохотало — и стихло.

Цуна поднял голову, сел; острые грани щебня больно кололи ладони.

В нескольких шагах от них сидел Ямамото, разглядывая собственные руки с таким удивлением, будто видит их первый раз в жизни. Его рубашка была вся пропитана кровью, камни вокруг побурели, но выглядел он ничуть не умирающим. Поднял голову:

— Йо, Цуна, все в порядке? Вау, малыш! Ты стал взрослым! Гокудера, ты…

— Ямамото! — Гокудера подскочил к нему, схватил за плечи. — Жив? Чертов ты придурок, ты жив? — Странно всхлипнул и сел рядом, как будто потерял последние силы. — Т-такеши…

— Я же обещал, — немного растерянно сказал Ямамото. Медленно поднял руки и накрыл ладони Гокудеры своими.

Цуна подумал вдруг, что им совсем не нужны сейчас лишние взгляды — даже его. Отвернулся к пещере Шахматноголового. Колонны уцелели, но между ними вместо темного провала была теперь ровная скала.

— Не туда смотришь, — ухмыльнулся Реборн. Поднял руку: — Гляди.

Над озером миллионом крохотных радуг сияло пламя.

— Вот настоящее тринисетте, — сказал Реборн.

А на берегу выплясывали, размахивая бинтами, как серпантином, двое мужчин — Цуна подумал, что теперь, наверное, будет не слишком правильным называть их Виндиче.