Неясыть (джен)

Быстрый бег горного ручейка привычно настраивал на необходимый сейчас, как никогда, веселый лад.

Мы с друзьями решили выехать на природу, и, потому как природа у нас в сорока минутах езды от города, организоваться было нетрудно. Я очень редко бываю дома, на Кавказе, и потому все мои здешние друзья были очень рады, что меня все-таки удалось вытащить из городского водоворота. Но, не смотря на общее веселье, я немного скучал.

Нет, было, конечно, весело, но моей девушки рядом со мной не было, а последний раз, когда я решил немного оторваться без ее присутствия, чуть было не закончился разрывом с ней, потому как я имею свойство, выпивши, просыпаться с кем-нибудь в обнимку. И, даже при том, что мне и в страшном сне не придет заниматься любовью с кем-то, кроме моей Лерочки, ведь я контролирую себя в любом состоянии как стояния, так и не-стояния, подобное пробуждение может стать поводом для слухов, которые совершенно спокойно доберутся до ушек самой главной моей зазнобы. А уж дальше ее неуемная фантазия доделает основное... Знаем, в общем, проходили.

Но скучаю я отнюдь не потому, что я не могу напиться, забыться и все в том же духе. Просто я не люблю надолго оставаться без нее, хотя и по работе частенько приходится уезжать, и домой хотя бы пару раз в год надо заглянуть на десяток дней. Но мы слишком уж основательно привыкли друг к другу, а любовь из страсти превратилась в почти семейную жизнь, правда, пока мы надоесть друг другу не успели... Но, уж на что надеюсь, так на то, что у обоих отличная фантазия!

Я усмехнулся своим мыслям и бросил пару каштанов, что вертел в ладони, прямо в речку. Они глухо булькнули и пошли ко дну, но их неровные круглые тельца мгновенно унесло течением вниз. Я уже, было, собрался подняться и снова пойти к мангалу, совершать таинство приготовления шашлычка, но тут вмешался случай.

— Андрюха! — меня неожиданно хлопнули по спине и временно оглушили громким воплем. — Пойдем купаться!

— Да не, ты же знаешь, как я плаваю, — отмахнулся я, повернув лицо к Вадику, нашему главному позитивному элементу. — Тем более, какое купание в такой речке? Мелководье же... Только шлепки намочить.

— Озеро-о-о! — подошел ближе другой мой друг, Геша или, если по-человечески, Евгений. — Здесь вообще-то озеро есть, если ты не помнишь.

— Или задницу поднять да пройтись пару километров не хочешь? — теперь с хитринкой в глазах в уговоры вступил Кот. — Совсем уже омагистрился, задницу отращиваешь с пузом вместе? Ну и где же ты, КаМэСочка, где?

— Ну не Мастер же, — огрызнулся я. — Моя акробатика осталась только в сомнительном сальто и мощных икрах. Даже кубики и те...

— Сдались под напором мозгов, — покивал Вадик, а Кот, или иначе, Костя, жизнерадостно заржал, умиротворенно хлопая по нажратому за сегодня, в основном шашлыками, расслабленному пузику.

— А ведь моя меня любить и так будет, — глумливо прогыгыкал Кот, растопыренной ладонью повелительно показывая на Жеку, его девушку, сидевшую под тентом, со смаком впивавшуюся в куриный шашлычок и поглядывавшую в зону расположения еще одного, только что мною заполненного доверху, тазика с шашлыками. — А вот твоя фифа московская...

— Завидуешь, завидуй молча, уткнувшись в попку Жеки, — усмехнулся я. — Она у нее наверняка большая и мягкая...

Вадик заржал, а Костя на эмоциях рванул ко мне и схватил за ворот рубашки, хватанув вместе с ним и цепочку на моей шее. Я рефлекторно сбил руку друга в сторону и сделал резкое движение назад, чтобы вспыльчивый Кот не успел, если что, применить свое основное оружие — пудовые кулаки со сбитыми костяшками. Он никогда не сдерживает ни речь, ни собственные порывы набить морду, причем даже собственным друзьям. Но тут уж мне пришлось себя сдерживать, потому как мои ладони, до этого сжатые, непроизвольно и судорожно протянулись к груди, чтобы словить, как показалось, разорванную цепочку с тяжелым медальоном на ней.

Я недовольно посмотрел на Кота, исподлобья, как если бы всерьез рассердился, а не всего лишь захотел пнуть во имя справедливости, но наткнулся в ответ на извиняющийся взгляд. Теперь можно отдать все свое внимание цепочке. Оказалось, что всего-то немного отошел замочек, но я быстро поправил звено и повесил цепочку обратно, поправив медальон.

Кот кивнул своим мыслям, и я понял, что он уже успокоился и для себя тему закрыл. Но Вадик, как обычно толстокожий и подслеповатый на происходящее, ничего не заметил.

— Кот, ты только не вспоминай, что когда-то шел на Мастера Спорта по боксу, иначе наш брат-акробат зайчиком скакнет в кусты, спасаясь от кошачьей мощи!

— Сравнимой с гориллой мощи, — добавил Геша, многозначительно уперев указательный палец в небо и посмотрев чуть наверх.

Этот наверняка заметил все, но вот своими наблюдениями делиться ни с кем не собирался. Беспредельно скрытный, крайне осторожный, но при этом умудряющийся влипать в неприятности, Геша приносил в свою обыденную жизнь почти все недостатки своей профессии. Но его работа в прокуратуре казалась нам всем и ему, в том числе, чем-то отдаленным, когда мы оставались в кругу ближайших друзей, где можно было не беспокоиться о субординации и капризах начальства.

Вадик наигранно вздохнул и повторил за Гешей взгляд в небо.

— Точняк, гений ты наш, Евгений, а дождик-то собирается... Так, народ, сгоняем девочек в кучку и в темпе вальса совершаем наступление...

— Я бы даже сказал, блицкриг, — вставляю свое веское слово, тоже деланно серьезно оглядывая пейзаж.

— Да, как верно заметил Андрей Николаевич, именно Блицкриг! И да захватим мы катамаран! И да не помешает нам психованный лодочник!

— Деньги не забудь, Гитлер доморощенный! Лодочника подкупать будем... — напомнила о своем существовании девушка Вадика, также здесь присутствовавшая. Тонкогубая, но миловидная, со светлыми, я бы даже сказал, золотистыми, волосами, моя бывшая одноклассница и девушка, оказывавшая мне в свое время определенные знаки внимания, после выпускного благополучно мною задвинутые в дебри памяти.

Она, так же, как и я, поступила на исторический факультет. Думаю, это был расчет, потому как все в классе знали, куда я собираюсь после школы, но вот только вряд ли кто думал, что паренек из не самой, вроде бы, богатой семьи решит уехать в Москву. Но, как бы то ни было в прошлом, сейчас она безраздельно принадлежит Вадюшечке, Димочке и прочим уменьшительно-ласкательным, которые звучали бы смешно, не будь ее исполнение столь органичным.

— Да можно водочкой, дядя Арсен не обидится! — хлопнул Светку по плечу Вадик, заставив ее поморщиться вначале, но от непосредственности и радости на роже Вадика, Света невольно улыбнулась, и потому Вадик недовольства даже не заметил, тем более, он уже давно переключился на какую-то свою волну. — Светочка Егоровна, прошу вас, — раскланялся Вадик, — позовите остальных представительниц прекрасного пола на променад до озерца. Правда, боюсь, и как друг, и как врач, что попка Жеки, — он быстро взглянул на меня и усмехнулся, — может подвергнуться судорогам, потому как хотя бы пол часика после принятия...

— На грудь! — гаркнул внезапно Кот, заставив меня расплыться в положенной случаю ухмылке, а Гешу заржать.

— Принятия пищи, — степенно продолжил привыкший к таким друзьям, да и сам такой же, Вадим.

— Погоди-ка, — приостановил я Вадика, — мы с Константином Дмитриевичем все еще не решили вопрос моей московской фифы. Мне было бы интересно узнать, что же мой хороший друг думает о моей, — я схватился за сердце и патетически воскликнул, смеша окружающих, — единственной в жизни, несравненной и незабвенной, бесстрашной, потому как лишь такая выберет меня, и безраздельно владеющей моими помыслами, возлюбленной!

— Ну, если ты ее любишь, то я лучше промолчу, — вздохнул Костя и цокнул языком. — Хотя твой финт про попку меня немного рассердил, потому раз уж ты так настаиваешь... — протянул Кот, кося на меня из-под полуприкрытых век.

— Люблю, — вздохнул я. — Но мне правда интересно. От этого я ее любить не перестану, а вот мнение твое выслушать просто любопытно. Ты ведь меня знаешь...

— Ага. И только поэтому я скажу, Андрей, — Кот стал неожиданно серьезным. — Если честно, мне бы такая не понравилась. Она слишком закрытая, слишком не такая как мы, да и не такая как ты, как мне кажется. Не поймешь, что у нее на уме, часто хмурится чему-то, и это что-то иногда просто искажает ее лицо. Чувство, будто, не смотря на общий с нами возраст, она пережила раза в три больше, чем мы все. Как ты с ней общаешься, я не понимаю, если честно. Она, конечно, может быть интересной, когда раскроется, ты ведь помнишь, что никто из нас ничего тебе не сказал на ее счет, когда вы разок вместе приезжали...

— Я ее не видела, — открестилась Света, но труднообъяснимое любопытство и какое-то странное чувство заставило ее глаза лихорадочно блеснуть, а Вадика — нахмуриться, — потому ничего сказать не могу. Но твоя типичная жизнерадостность и тяга к безумствам как-то мало сочетается с описанием, которое дал Костик.

— Она трудный человек, — вынужденно согласился я. — Но ее жизнь... В общем, я ее порой спасаю. Она непредсказуема — это дает свежую струю. Она любит меня — это обнадеживает, и она не предает — это факт. Все, что мне надо, она дать способна, а я даю ей все, что могу, и она любит меня...

— Ты повторяешься, — серьезный Вадим — это нечто необычное, но, как ни странно, я его сейчас перед собой вижу. — Но я понял тебя. Вы просто оба попались, — он усмехнулся. — И именно это мы зовем любовью! — преувеличенно бодро заявил он и приобнял за плечи Светочку, которая все еще как-то странно изучала мое лицо.

— Что-то не так? — я поднял брови, недоуменно на нее взглянув. — Так мы идем на озеро? — я обратился к Вадику. — Я не против на катамаране, все же, это не ручками-ножками, а как на велике. Терпеть не могу плавать...

Я поморщился и пошел к складированным в кучу рюкзакам — взять сменные труселя просто необходимо!

* * *

Света и девушка Геши, Мария, решили не залезать на катамаран, а поплавать в озере сразу, потому как не ели до этого как раз минут сорок, заговорившись о том, о сем возле костра. Вадик и я крутили педали, медленно направляя наше транспортное средство в нужную нам сторону. На одном из крыльев катамарана вальяжно расселся Геша, а на другом Кот безбожно третировал Жеку, пытаясь ее покусать или защекотать, я так и не понял. Выглядело это с какой-то стороны комично, а с какой-то — даже сексуально, ведь, не смотря на то, что я говорил о Жеке, ее попка была хоть и немного не в моем вкусе, но ни валиков на талии, ни отвисших мышц не было видно и, соответственно, не было.

Маша решила сказать что-то Геше и под этим предлогом коварно столкнула его с крыла, немного перекосив катамаран. Так как это грозило переворотом, а ребята на другом крыле даже не заметили происшествия, я с места скакнул на освободившееся крыло и с громким воплем поскользнулся, рухнув в темную воду и вызвав целый фонтан. Так как я ударился лодыжкой мне было очень неудобно держаться на воде, хотя я по инерции отплыл от катамарана, на котором наконец-то заметили хоть что-то, кроме!

— Черт! — пробулькал я, на пару мгновений из-за пронзившей меня судороги погрузившись в воду с головой.

Отчаянно пытаясь успокоиться, я почти закончил бить руками по воде, ведь это было в данной ситуации несколько излишним. Но панику я своим криком поднять успел, потому как обеспокоенный возглас Вадима и тонкие ручки, схватившие меня поперек груди, просунувшись под мышками, вонзились в общие ощущения мира, ставшие неимоверно мутными, как молния посреди ночи врезается в зрительное восприятие.

Хрипловатый шепот "Держись!" и ощущение того, что меня тащат, а я и не спешу сопротивляться, завершили мое маленькое приключение. Меня за пол минуты вытащили на берег, а прямо перед глазами оказалось обеспокоенное и окруженное солнечным ореолом из волос личико Светы.

— Спасибо, — прохрипел я сквозь кашель. — Нога...

Ногу все еще крутило судорогой, но я даже из последних сил не мог, нет, не мог поднять поясницу от земли. Холодные ладони быстро размяли мышцу, я снова простонал благодарность и сплюнул куда-то вбок противную воду напополам с собственной слюной.

Света приблизилась ко мне, приложив ладони к моим щекам и сфокусировав мой взгляд на ее лице снова. Ее обеспокоенно блестящие серо-зеленые глаза, светлые брови и упрямо поджатые губы выплавились на поверхности моего серого вещества, задевая бесконечное множество нервных узелков, заставляя сосуды расширяться, а сознание светлеть в поражающем открытии. Я почти обреченно смотрел в ее глаза, понимая, что все так, как раньше, продолжаться не сможет.

Ведь мы оба... Чувствуем нечто.

— Все хорошо, Дюша? — тихий голос Светы ворвался в мой мозг беспощадным ураганом эмоций и чувств, и я, не находя слов, просто сграбастал ее в объятия и зашептал в подвернувшееся ушко благодарности.

— Спасибо, Светочка, милая, спасибо, спасла... Не скажу, что я начал прощаться с жизнью... но спасибо, Светочка... Света...

Она подозрительно замерла в моих руках, причем мне это немного даже понравилось... Черт! Черт подери! Я резко отодвинулся от нее и, наверняка раскрасневшись, попытался отнять дрожащие руки от ее плеч, но не успел.

На меня налетел Вадик.

— Ты что, совсем охренел, придурок? — я поначалу подумал что-то не то, но его дальнейшие слова развеяли мои сомнения. — Кто так, блин, посреди озера, херово плавая при этом, скачет?! Придурок! Магистр называется, блин! Лечи мозги, придурок хренов! Я там чуть не обосрался, когда ты тонуть начал! Ударился, да? А головой ты не ударился? Спасибо, Светке, спасла твою задницу!

— Да... Да... — я рассеянно протирал глаза, стараясь привычно улыбнуться, но выходила лишь кривая усмешка.

Света сидела рядом, оттесненная, правда, Вадиком, и смотрела на меня нечитаемым взглядом.

Не могу... Не могу...

Я прикрыл глаза и не очень успешно попытался встать на ноги. Она поддержала меня под локоть, и до меня донеслось как сквозь вату.

— Вадюш, я его провожу, раз уж взялась. Или, если хочешь, сам...

— Ви что тварите, щволачи?! — прямо над ухом раздался рявк, заставивший вздрогнуть и Свету, и меня. — Ща оно в остров врежица! Ви что дэбилы?

— Арсен, Арсен, спокойно, Арсен, — заговорил Вадик и, шикнув на нас, остался разбираться с рассерженным лодочником, имевшим ярко выраженный кавказский акцент. — Ща все будет, Арсен. Эй, ленивые задницы, давайте катамаранте к берегу! Хватит там кувыркаться как два угря!

Мы пошли по дорожке, что должна была привести нас на берег речушки, где остановилась наша компания. Шли мы со Светой сквозь чащу. Здесь не было слышно тех немногих, кто также, как и мы, решили в этот день отдохнуть в горах, а каждый шаг отдавался тихим шелестом росы в траве. Я едва слышал этот звук, но в заповедной тишине светлого леска и при задумчивом молчании непривычно серьезной Светы каждый шаг, каждый шорох фиксировался восприятием и подмечался, хотя в этом и не было нужды.

— Андрей... — она отпустила мой локоть, заставив повернуть голову в ее сторону и посмотреть с плохо скрываемым желанием куда-нибудь деться отсюда подальше. — Я чувствую, что ты чувствуешь...

Я немного судорожно вздохнул и рывком приблизился к ней, беря ее за плечи и стискивая их, будто сейчас эти плечи — последняя надежда на спасение над пылающей и взрывающейся всплесками лавы пропастью. Хотя, наверное, самая страшная пропасть меня сейчас ожидала в ее серо-зеленых глазах, с такими же, как и у меня, расширенными зрачками, в которых можно было увидеть отражение меня, почему-то до бесконечности мокрого и жалкого сейчас, когда странный порыв эмоций взял верх над здравым рассудком и полным непониманием происходящего в собственной душе.

Это-то меня и отрезвило.

Когда находишь время взглянуть на себя, такого до брезгливости жалкого, бесполезно жестокого как к самому себе, так и к девушке, смотрящей на тебя таким взглядом, становится понятно, что ни мое признание в ответных чувствах, ни ее эмоции, не сделают ни одного из нас счастливыми. Я точно знаю, что сейчас мое тело — самый главный предатель, а теплое отношение, и без всяких происшествий, к этой девушке делает свое грязное дело, заставляя мое сердце биться чаще и сильнее, а глаза — искать в ее глазах ответы на свои невысказанные вопросы. А она, даже если не любит Вадика, станет предательницей и сделает предателем меня, если даст этим чувствам развиться.

Именно поэтому я должен остановиться.

— Да ладно, — я выдавил улыбку и чуть зажмурился — солнце вышло из-за деревьев и яростно блеснуло прямо в глаза. — Ничего я не...

Я не мог видеть, что что-то в ее лице меняется, а настрой сменяется с робкого на решительный. Именно поэтому случилось то, что случилось. И моя хрупкая гармония перевернулась пару раз, дала трещину, немного выпустила топливо и скоропостижно взорвалась, как взрываются автомобили в тупых боевиках или вертолеты от стрел Рэмбо.

Мои губы чувствовали ее губы, моя грудь — ее тело, прижавшееся ко мне, а загривок настойчиво оккупировали ее тонкие пальчики. Света не поняла опасности. А я забыл, как сопротивляться, но и не делал встречных шагов.

Ее язык ткнулся в мои плотно, даже напряженно, я бы сказал, закрытые губы, но я спешно попытался прийти в себя, и потому сумел сообразить, что надо как-то выворачиваться, чтобы... А чтобы что? Я не понимал и сам.

Я решил ответить на поцелуй, надеясь, что девушка расслабится и даст шанс отскочить — и в самом деле, она, получив желаемый ответ, подалась вперед еще сильнее, и именно на этом я ее подловил. Резко прервав поцелуй, я вывернулся из ее хватки, заставив ее ладони протестующе сжаться на пустом воздухе, и за пару мгновений оказался в метре от нее.

— Света, не надо, — я качнул головой. — Я тебя прошу, Света. Сейчас я могу ответить, но я тебя не люблю, послушай... Не падай в моих глазах... Света, пожалуйста.

Она, уже, было, сделавшая крохотный шаг ко мне, остановилась и как-то жалобно взглянула мне в глаза. Но унижаться не стала. И только лишь плотно стиснутые зубы, скрежетнувшие в наступившей тишине, сумели мне сказать о ее душевном состоянии гораздо больше, чем весь ее, ставший внезапно болезненно независимым, вид.

— На, возьми, — она протянула мне свою ладонь.

Я с удивлением заметил на ее руке тяжелую стилизованную фигурку неясыти, которую мне давным-давно подарила Лера. Пальцы Светы чуть подрагивали, а на лице было странное выражение, заставившее взгляд прикипеть к ее тонким чертам лица. Я видел странную борьбу на ее лице, мои ладони пару раз сжались, когда я невольно представил, как было бы приятно притронуться к ее волосам, провести пальцами от ушка до губ, взять за руку, огладить плечи и сблизиться с ней, чтобы дышать одним воздухом...

Я взял фигурку из ее ладоней и сжал на холодном металле пальцы.

— Цепочка выскользнула, а фигурку я успела загрести, и так она и зацепилась...

— Ясно, — я не знал куда деть руки и что сказать, но пока я думал да решал, Света, не дождавшись продолжения, развернулась обратно, чтобы идти по намеченной тропинке. Я наконец собрался с духом, взглянув на неясыть на ладони, и вспомнил Леру.

Короткая стрижка, серьезный взгляд и то, как долго она не могла мне полностью доверять. И насколько долго я старался убедить ее в том, что я не такой...

Придется соответствовать.

— Спасибо, — пробормотал я в спину Свете и заложил ладони в карманы шорт, направившись вслед за девушкой. — Это Лерин подарок.

Ее стройная спина на миг одеревенела, но я сделал вид, что не заметил, и направился по знакомой тропке дальше, к нашему месту стоянки.

Уже на обратном пути к городу пошел жуткий ливень.