Преступление, наказание и прочие неприятности (гет)

...Слова по моему, отнюдь, не скромному мнению,

наш самый неиссякаемый источник магии,

способный одновременно причинить боль и вылечить её...

Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Дары смерти»

Драко, сидя за столом личного кабинета, всматривался в завораживающие языки пламени. Огонь в камине успокаивающе потрескивал, давая время собраться с мыслями, и напоминал, что в этой комнате, как и во всём Мэноре, лишь один хозяин — Малфой.

А не что-то... Чему и названия-то нет!

Кто бы мог подумать, но за один год он превратился из нормального человека в безумца, одержимого одной единственной идеей, одной единственной мыслью, одной единственной фантазией.

И одной единственной вещью.

А всё так хорошо начиналось...

Малфой жил в своё удовольствие, уделяя маленькой персональной тайне определённое время — свободное. Работа, семья, свидания — всё это было куда важнее, чем чужие секреты. Но в какой-то момент положение изменилось. Семейные ужины случались реже, свидания стали бесполезной тратой времени, а на работе Драко занимался изучением не квартальной отчётности, а узкоспециализированной литературы. Его полки пестрили книгами о редчайшей магии, вот только необходимых плодов это не приносило. Драко и без того знал, что подобного рода чары удаются далеко не всем, а очень сильным и одарённым волшебникам.

«Кто бы сомневался».

И снять их мог только тот, кто наложил.

«Не удивительно».

Он повернулся к столешнице. Всё на месте: бинты, пара флаконов с лечащими зельями, список заклинаний. Точный взмах палочки — и мягкие пуховые подушки разбросаны по полу. Но чего-то не хватало.

Спустя секунду Драко понял, чего именно — огневиски. Он извлек из кармана серебряную фляжку и сделал небольшой глоток. Даже два. Для храбрости. И, осмотревшись, мысленно приготовился к новым испытаниям. Малфой знал, что и сегодня будет непросто. Знал, но не отступал. А все его приготовления стали своего родом ритуалом, доведенным до автоматизма.

Время пришло.

Драко поднялся и тяжело вздохнул. Снял пиджак. Ослабил узел галстука. Закатал рукава. Убрал пряди с лица. Крепко сжал палочку.

Наконец, Малфой достал из первого ящика книгу с красиво выведенной надписью «Кодекс Малфоев». Он прекрасно сознавал, что чем раньше разберется с проблемой, тем быстрее избавится от наваждения. Даже во сне ему нет покоя...

А всё эта чёртова книга!

Которая только что заняла строго отведенное ей место — в центре стола.

Момент истины.

— Пора... — выдохнул Драко, направляя палочку точно в цель, на темный переплет: — Конфундус.

Волнение сковало связки, и вдруг знакомый голос пренебрежительно протянул:

— Конфундус? Ты шутишь? А чего не Консенсус?

— А поможет? — на полном серьёзе поинтересовался Драко, пряча за скрытой иронией разочарование.

Не сработало.

— Как же ты меня утомил, Малфой. Ну, взгляни на себя... На кого ты похож!

Драко отступил и невольно поискал глазами зеркало.

«О, Мерлин... Ну сколько можно?!» — протяжным воем пронеслось в голове.

В отражении маячило Нечто странного пола с длинными белоснежными растрепанными волосами и противной гриффиндорской форме, а именно: в школьной блузке с красно-желтым галстуком, короткой юбке и гольфах в тон. Оно светило своими бледными коленками и подкрашенными губами прямо в стенах родового замка!

Обхохочешься.

Будь это не Малфой.

«Бр-р-р-р...»

Драко стряхнул палочкой чары.

«Хоть сегодня обошлось без травм».

В прошлый раз ему прилетело собственной чернильницей, и стойкий синяк под глазом послужил не слишком шикарным украшением.

— Боюсь спрашивать, о чём ты думал, — прохихикала книга. — Извращенец!

Он пропустил мимо ушей столь оскорбительное замечание. Со временем к подобным неопасным выходкам у Драко выработался иммунитет. Поначалу он выражался, огрызался, спорил, язвил, а потом понял, что чары, поддевающие незваных гостей, разумнее игнорировать. Чем Малфой и занимался, перекладывая листки с заклинаниями, подыскивая что-то действеннее Конфундуса.

— Чего ты там копошишься, как третьекурсница перед свиданием?

Но всему есть предел. Малфоевскому терпению тоже.

— Умолкни! — не выдержал Драко, учитывая недавнее представление. Что-что, а выводить из себя эта штука умела. Одним своим видом. — Разве не заметно, что я не желаю вести с тобой беседу. Только познакомиться поближе, — не устоял, всё-таки съязвил.

— А хочешь правду? — не унималась книга. Малфой молчал. — Сколько бы ты ни старался открыть меня, — а дальше по слогам: — те-бе не су-жде-но. Хотя, что можно ожидать от такого, как ты... Заносчивый идиот!

Это задело. Но препираться с вещью — верх абсурда. Не настолько сошёл с ума, чтобы оправдываться, доказывая обратное. Тем более, перед бумажным недоразумением.

«Это чары. Всего лишь бесполезные глупые чары, ворующие фразы со своих страниц», — повторял Драко про себя.

А ведь было время, когда о книге почти забыл. На тот момент нездоровое любопытство заслонили куда более значимые дилеммы: убийство Дамблдора, война, Реддл... Вспомнил Драко про особенную находку в прошлом году, на одном из Министерских приёмов, которые по старой доброй традиции устраивались в канун Рождества. Почему? Да потому что именно в тот самый день Малфой встретил человека, которому эта вещица принадлежала. Соблазн узнать все его секреты — от самых невинных до самых сокровенных — разгорелся с новой силой.

И всё было бы хорошо, если бы не одно «но»: книга оказалась мастерски заколдована. Мало того, что эта дрянь смела его — чистокровного волшебника в шестнадцатом поколении — оскорблять почём зря, так ещё и потешалась над ним. И вот тогда разобраться с ней стало делом принципа. Малфой не глупее прочих! Починить Исчезательный шкаф смог, а открыть книгу так хуже наказания... И чем больше Драко смотрел на её истинного хозяина, чем чаще видел его, тем сильнее хотел знать, что же так тщательно охраняется. Это уж точно не для посторонних глаз! Не для его глаз. Что-то интимное. Очень-очень личное. Сокровенное. И как только эта мысль засела в голове, жизнь Драко резко сменила направление.

Он пальнул в книгу парочкой заклинаний. Та театрально ойкала, ахала и издавала заунывные, страдальческие звуки, выгибаясь в дугу. Кривлялась, как могла. А потом взяла и отзеркалила режущее заклятье, превратив одежду в лохмотья.

Стало не до смеха.

— Достала! — выругался Драко.

А книга, без сомнения, была настроена решительно:

— Если б ты только знал, как ты мне, — она передернула обложкой, — неприятен.

— Ну, так в чём проблема? Проваливай! — не сдержался Малфой, а затем язвительно добавил: — Ах, прости, совсем забыл. Ты же не можешь. Ты всего лишь жалкая книжонка!

— Неуч.

— Сама такая!..

— Ты, что, ребенок?

Драко взревел:

— Уродина! Толстуха! Посредственность!

Три — один. Но, кажется, даже книги умеют обижаться. И очень:

— Бестолочь.

— Дура!

— Трус!

Короткое слово, а прозвучало как пощечина. Пятно, от которого сложно отмыться. Как же быстро его довела гора бумажного мусора!

— Это ведь правда, — тем временем продолжала она. — Признай очевидное — ты боишься. Постоянно, — ехидная усмешка. — Боишься того, что о тебе подумают другие. Ведь ты зависим от чужого мнения, а это уже слабость… — Драко вновь направил на книгу палочку.

— Не смей! — на эмоциях выпалил он. Но неприступная находка предпочла проигнорировать его указание:

— Ты и меня боишься.

Их разговоры и раньше крайне раздражали, но сейчас взбесило другое — книга права. Она озвучила то, в чём Драко отказывался признаваться даже себе: он боится паршивой книженции! Бред. Абсурд. Околесица. Отец точно поднял бы на смех, если б узнал.

— Ты забываешься, грязный дневник! — вот и озвучил истинное назначение этой вещи.

— А ты просто жалок, — протянул тот снисходительно.

Занесло.

В голове Драко всё смешалось: злость с отчаянием, обида со страхом, ненависть с одержимостью. И два непростительных слова слетели с языка, пока мозг лихорадочно соображал, грозит ли Азкабан за издевательство над книгами:

— Авада Кедавра, — зелёный луч попал точно в цель, отбросив несчастный талмуд в сторону.

Доигрались.

Драко, ладонью, стер с лица признаки сумасшествия и нехотя подошёл. Скорее из любопытства, чем из сожаления. Теперь книжка молчала, оставив последнее убийственное слово за Малфоем. И это было не в её характере. Как подтверждение, через секунду она буквально выплюнула старый пожелтевший листок бумаги с весьма содержательным посланием:

«Я, честно говоря, не думала, что ты настолько помешался, — пергамент весь скукожился. Видимо, скривился. — И знаешь... Ты мне надоел. Ровно в полночь от меня останутся лишь воспоминания, — добавив напоследок: — Придурок!» — и медленно теряя чары, листок стал девственно чистым.

«В полночь? — Драко скомкал бумагу. — Это что — ультиматум?»

Ему-у? Малфою?!

Он разозлился. До частичного помутнения рассудка и зубного скрежета. Невольно взглянув на часы и швырнув книгу обратно на стол, Драко не понимал одного — как? Как ей удаётся трепать ему нервы месяц за месяцем, выводить из себя одним словом, бесить чудовищным упрямством и сводить с ума своими выходками! Всё это невыносимо и знакомо до одури.

Голова гудела и готова была лопнуть в любой момент. То ли от гнева, то ли от нахлынувшего разочарования. Какого чёрта Драко связался с колдовством?!

Ответ был.

Стоило заметить этот подарок судьбы, напоминающий книгу, сомнения отошли на второй план, уступая место дикому любопытству. И почему тогда, на пятом курсе, Малфой не оставил её в Выручай-комнате? Сгорела бы вместе с другим хламом в адском пламени — и нет проблем!

А пока все его попытки открыть злосчастный дневник не принесли ничего, кроме разбитого носа, парочки порезов и кучи препирательств. И это не считая издевательств, таких как Драко-полудевушки и пропажи всех вещей в Мэноре. Буквально — всех!

Не говоря уже о том, чего стоило затереть прежнее название выгодным «Кодекс Малфоя» во избежание лишних вопросов. Магические шрамы уже не свести.

Жил же себе спокойно...

Тяжело вздохнув, Драко уселся на кожаный диван. Неприятное и липкое чувство безысходности сдавливало внутренности, а мозги превращались в кашу. Но способность здраво мыслить ещё пригодится, если хочешь насладиться чужими тайнами.

А Драко не просто хотел... Желал. Всей душой. Желал так, что даже не понимал, почему это так важно для него.

Эта книга стала важнее всего.

«Не слишком ли много чести для вещи?» — к слову, которую давно надо выбросить в мусорный ящик.

Но Драко не мог. Вновь и вновь он подавался собственной слабости и от того чувствовал себя никчёмным. А главное — проигравшим.

И чему?!.. Или кому?.. Но правда неумолима: Малфой проиграл дневнику.

Дневнику Гермионы Грейнджер.

Это унизительно.

Потому что понимал: даже если он избавится от книги, от постыдных фантазий не скрыться. Они преследовали и терзали, стоило только закрыть глаза. Драко наслаждался ими и одновременно ненавидел.

Потому что воображал нечто несбыточное: его комнату, полумрак, каштановые волосы, струящиеся по хрупким плечам; бездонные карие глаза, бросающие вызов, и бесстыдно-привлекающие губы. Воздуха не хватало. Казалось, чья-то безжалостная рука сдавливала лёгкие. И Драко знал, кому она принадлежала.

Той, чьё имя когда-то было выведено на обложке красивыми буквами.

Он встал и распахнул окно, чтобы выветрить из сознания преследующее его наваждение. Усилием воли Драко старался вытеснить несвоевременные, непрошеные мысли. Сделал глубокий вдох и такой же выдох. Настойчивые видения ничего не значат, а всплывающие образы — лишь тени в полутьме.

Драко падал. Он чувствовал это. Опять. Внутри всё стягивалось в тугой клубок, а на душе росла свинцовая тяжесть, и даже морозный декабрьский воздух не избавлял от навязчивых призраков. Они преследовали и тянули за собой.

Туда, где их можно коснуться.

И почувствовать бархат кожи. Провести пальцами вдоль позвоночника, снимая красное, почти ничего не скрывающее платье, алым огнем отгоняющее мрак. Притянуть к себе и поцеловать, пока сердце не остановится, оставляя лишь тело и ни с чем несравнимое желание. Растущее и такое острое, что, кажется, нервы рассекает Сектусемпра.

Драко не замечает, как подходит к столу. Скользит пальцами по его неожиданно теплой поверхности.

И почти слышит, как с каждым прикосновением видение произносит его имя. Выдыхает с полустоном, стоит избавить от лишней одежды, лишь бы увидеть Её...

Всю.

Не прекращая ласк и не давая выскользнуть, Драко касается искушения даже взглядом, оттягивая момент особого удовольствия.

Неосознанно проводит пальцами по корешку зачарованной книги, ощущая необыкновенную гладкость.

А потом…

Потом он приподнимает подбородок туманного образа, утопая в глазах, потемневших от взаимного желания. Очерчивает контур нежных губ, наслаждаясь их мягкостью…

И — наконец! — сладостью.

Драко чувствует робкие касания языка. Не разрывая поцелуя, он хочет, чтобы два тела слились воедино. Кожа к коже. Нерв к нерву. Хочет прижать Её сильнее. Устроиться между ног. Очень медленно, плавно погрузиться в пьянящую теплоту, теряя остатки разума.

Драко забыл остановить время. А оно мчится. Летит. Сгорает, словно бумага в пламени. Как и он во всполохах алого платья, лежащего у девичьих ног.

— Прошу тебя, — шепчет она. — Не сегодня.

«Пожалуйста», — просит он, не думая. Мысленно и отчаянно. Иных слов не зная.

Именно сегодня.

Сейчас.

— Пожалуйста, — вторит он вслух, впиваясь пальцами в обнаженные бедра, почти осязаемые в эти мгновения.

И вдруг...

Щ-щёлк.

Тихий звук вырвал из забытья.

Драко не верил собственным глазам: книга неожиданно открылась. Сама. По какому-то неведомому волшебству.

Неужели дневник сжалился? Не-е-ет. Не может этого быть!

Драко элементарно смог. Сам того не ведая, он подобрал ключик не только к магическому замку, но и к чужой тайне.

Какой же он идиот!

Всё было до смешного просто. Оказывается, достаточно произнести «пожалуйста»...

Слово, которое Драко не говорил никому и никогда. Не вот так: искренне и вслух.

До сегодняшнего дня.

Потому что просить — не в его правилах. Зато в его правилах — брать заслуженное. Конечно, читать чужие дневники — моветон, но уж слишком много было потрачено нервов и времени, чтобы идти на поводу у внезапно проснувшейся совести.

Взгляд блуждал по открывшейся странице, по плавному почерку и интимным мыслям, цепляясь за буквы, выстраивающиеся в слова:

«Он снился мне. Снова. Снова — он. Снова — там... »

Собственно, кто и где снился Грейнджер, Драко и ни пытался разобрать. Текст зачёркнут, замалёван, словно она пыталась скрыть правду и от себя тоже.

Взгляд сразу скользнул к концу страницы:

«…Я не понимала, почему позволяю ему это. Не понимала и позволяла, позволяла, позволяла... всё. Я, кажется, стонала, впивалась в его спину ногтями, а в губы губами. И он целовал меня. Жадно и настойчиво, показывая, что я принадлежу только ему…»

О, Мерлин.

Драко нечем дышать.

«…А потом всё смешалось: стоны и вздохи. Приглушенные и не очень. Я чувствовала лишь дикое биение сердца, которое стучит в такт с моим. Вторит тихим эхом, отвечает, словно наши тела разговаривают друг с другом. Понимают без слов. Он снова произносит моё имя, так как умеет только он, властно и нежно одновременно. Меня опять бьет дрожь. Яркая и опустошающая. Такая необходимая...

Но я не могу назвать его по имени, иначе я сама себя возненавижу. За то, что я с ним. За то, что он со мной.

И я просыпаюсь. Всегда. На одном и том же месте.

Это наказание. Преступление против самой природы вещей».

Финальные строчки туманят восприятие:

«Он чужой. Пора перестать думать о нём. Так. Проклятые сны! Нена-ави-ижу-у их. Ненавижу их вдвойне, потому что ничего не понимаю.

Я и его ненавижу.

И легко могу сказать это прямо в лицо. Потому что он...»

Драко коснулся края страницы и уже был готов перевернуть её в надежде на имя...

Только внутренности неприятно скрутило.

«Вот чёрт!..»

* * *

Никогда прежде Драко не чувствовал себя так…

...по-дурацки.

И чего только с ним не случалось за последний год... Казалось, грейнджеровский дневник использовал весь свой запас унижений, и Драко, как последний болван, наивно полагал, что хуже уже не будет.

Это утверждение рассыпалось легко и бесшумно, как карточный домик. Порой самые неприятные вещи с нами случаются, когда меньше всего этого ждёшь. Особенно это понимаешь, если стоишь посреди чужой квартиры...

...в чём мать родила.

В наказание.

Обнажение за «обнажение». За бесцеремонно вторжение в эротические секреты. И единственное, чем можно прикрыться — злосчастный дневник!

Может быть, Драко спокойно трансгрессировал к себе домой, не травмировав ничью стыдливость, если бы не одно «но»: портал переместил его не к кому-нибудь, а — какое несчастье! — к хозяйке дневника. Прямо в спальню, застав Грейнджер врасплох.

— Малфой? — обескураженно произнесла она, вставая с постели. — Что ты здесь делаешь?! — а затем, оглядев его весьма непрезентабельный вид, добавила: — В таком…

Повисла неловкая тишина.

«Да вот, в гости решил заскочить, разве не видно?» — уже хотел съязвить Драко, но промолчал, уловив пристальный взгляд, направленный прямо на…

Грейнджер пялилась на дневник, которым Малфой успел рефлекторно прикрыться.

— Что это у тебя в руках? — выпалила она.

«Кажется, пора уносить ноги!»

И остальные части тела. Грейнджер обо всём догадалась.

— Откуда он у тебя? — теперь она смотрела в глаза, прожигая и обвиняя: — Ты украл его?!

На секунду Драко испугался и захотел провалиться сквозь землю. Точнее, сквозь пол. Не от стыда за бесчестный поступок, а чтобы обезопасить себя от Грейнджер, которая явно была готова врезать ему.

Прямо по «дневнику».

Малфой на миг растерялся, когда Грейнджер сократила разделявшее их расстояние, и вовремя одёрнул руку, не давая заполучить ей её же имущество.

— Маленькое уточнение, — Драко сделал шаг назад, поднимая книгу над головой. — Я его нашёл, а не украл. Это, во-первых, — Грейнджер отчаянно пыталась дотянуться до дневника. — А во-вторых, я и строчки не успел прочесть.

— Не успел?!.. — искреннее возмущение лилось рекой. — Ты лжёшь, — Гермиона резко повысила голос. — Ты всё время лжёшь, Малфой! Верни немедленно! — она не прекращала нелепых попыток заполучить своё. Пыталась допрыгнуть, дотянуться, игнорируя пикантность ситуации.

Оправдываться Драко не хотелось, ему хватило лекций и от самой книги. А терпеть подобное ещё и от Грейнджер — перебор. Он ухмыльнулся и без тени стеснения протянул ей дневник:

— По-моему, мы в расчете. А может, ты снова спишь? Снова ненавидишь меня. И ты снова со мной.

Ничего не понимаешь.

Как и он.

В том, что она лупит его треклятой книгой, куда вздумается, не заботясь о том, куда прилетит: по лбу, по ушам, по рукам, по плечам...

Ну вот...

Теперь Драко сражается еще и с Грейнджер, выкрикивающей:

— Убирайся, Малфой!

Но он и не думает останавливаться. Не в этом месте... Наяву. Когда пытается поцеловать её.

Сознавая, что неприятности только начинаются.

«Ничего...»

Не в первой.