Случившиеся друг с другом (гет)

О высоких отношениях

Гермиона сопит, когда сердится. По тем пугающим звукам, что она издает сейчас, Джинни делает вывод, что нынешняя стадия раздражения — полнейшее бешенство. И хотя это Гермиона опоздала на встречу на полчаса, и недовольна здесь должна быть как раз Джинни, но она прекрасно понимает, что все это неспроста. Уже догадываясь, кто будет главным героем гермиониного рассказа и одновременно виновником всех бед, она осторожно спрашивает:

— Что, опять он?..

Прежде чем ответить, Гермиона закатывает глаза. Она и раньше была в этом мастерицей, но в последнее время делает это так часто, что, пожалуй, вскоре придется обращаться к колдоокулисту. И тогда он спросит: «А что же вы, милочка, так часто закатывали глаза?» А Гермиона будет просто вынуждена снова это сделать, и только потом рассказать хотя бы одну из длинного списка историй о том, как проклятый Малфой ее изводит. Но пока ее слушает только Джинни. Гермиона поражается своему великодушию и милосердию, которое не позволяет ей посвятить во все происходящее Гарри и Рона. Однажды, когда у нее еще не выработался хотя бы маломальский иммунитет к выходкам Малфоя, она пришла на встречу с друзьями, немножко шмыгая носом. И возможно, глаза у нее тогда были чуть-чуть красные. Узнав, в чем, а точнее, в ком причина ее огорчения, Гарри всерьез собрался поколотить Малфоя, а то, что сказал Рон, Гермиона повторить не берется, но до сих пор краснеет, вспоминая. С тех пор она четко усвоила: если не хочет оказаться потом в Визенгамоте как подстрекательница к убийству, лучше при ребятах помалкивать.

Время от времени Гермиона думает, что Джинни давно надоело слушать ее жалобы. Но та порой так искренне покатывается со смеху, что Гермиона сомневается. А в последнее время Джинни даже иногда передает Малфою привет. Конечно, в шутку, думает Гермиона. Она сама передала бы ему только хороший подзатыльник, а уж никак не привет.

А недавно он придумал себе новое развлечение. Как только Гермиона собирается уходить с работы, на пороге появляется Малфой с невероятно неотложной работой. То срочно нужно исправить неточность в отчете, то в утвержденном уже документе надо переставить местами два слова (а без согласования с Гермионой никак, разумеется), то еще какая-нибудь несусветная чушь. И главное, она могла бы сделать это в течение рабочего дня, но нет — Малфой каждый раз ждет до самого вечера. Гермиона уже не может вспомнить, когда уходила с работы в положенное время.

— Гермиона, не молчи! Что он такого сделал? — Джинни возвращает задумавшуюся подругу к реальности.

Сжав кулаки, она отвечает:

— О, он начал еще с обеда! В столовой я, пока ждала Элис из бухгалтерии, читала книжку. Знаешь, я недавно взяла у мамы: Джейн Остин «Гордость и предубеждение». Это вообще-то… Ну, что уж теперь. Это магловский роман о любви, классика английской литературы, довольно занятный. И вот, сижу я читаю, никого не трогаю, как вдруг появляется Малфой и выхватывает у меня книгу. Что ты смеешься, Джинни? Он же взрослый человек, и мы уже не школьники. Что за детский сад, в конце концов! В общем, Малфой начинает разглядывать книжку, а потом во всеуслышание зачитывать оттуда самые романтические отрывки. И теперь все, кто был в столовой, думают, что я — бестолковая девица, зачитывающаяся дурацкими любовными романчиками. Вот маглы все знают, что Джейн Остин — это не какое-нибудь бульварное чтиво. Ради Мерлина, Джинни, перестань хихикать, это приличная книга, в ней нет никаких постельных сцен!

Рассказывая, Гермиона немного успокаивается. Сопя уже чуть тише, она наливает себе чаю, а Джинни, отсмеявшись, спрашивает:

— Что же ты не отобрала книжку у него сразу?

Гермиона ставит чашку на блюдце с такой силой, словно желает расколотить ее. Горячий чай выплескивается и обжигает ей пальцы. Она чуть слышно шипит и, прищурившись, отвечает на вопрос вопросом:

— Ты выросла с шестью братьями, и не понимаешь? Я пыталась. Но он же выше меня, мне пришлось бы прыгать вокруг, как собачка! Ты себе это можешь представить?.. Спустя минут пять моего позора он соизволил вернуть мне книгу. Разумеется, я тут же отправилась в свой кабинет, оставшись без обеда. А вечером… Стоило мне только взять сумку и направиться к выходу, как он нарисовался в дверях. Видите ли, в запросе в казначейство, который я составила, ошибка в расчетах, и нужно немедленно исправить это. Но если бы он просто это сказал! Нет же, чертов хорек заявил, что я, видимо, слишком увлечена «слезливыми книжонками» (по его выражению), чтобы сосредоточиться на работе. Представляешь? Я, конечно, сообщила, что у меня назначена встреча, и я не могу задерживаться. Не тут-то было. Он пустился в рассуждения о том, что я спешу на свидание с «героем моего романа», и как он, в извращенном представлении Малфоя, выглядит…

— И как же?

Гермиона тяжело вздыхает:

— Ох, что-то между Роном, Гарри и Виктором Крамом. Фантазия у него, знаешь, не очень-то. Так вот. Я решила не препираться, а лучше побыстрее все поправить, но тут закончились чернила. Малфой вызвался помочь и начал левитировать на стол новую баночку. Тут бы мне и почуять подвох, но нет — не прошло и трех секунд, как чернила перевернулись в воздухе прямо на меня, само собой, «совершенно случайно». Как будто я поверю в такую случайность! Я так разозлилась, пока мы их удаляли, что Малфой даже предложил перенести все правки запроса на завтра. В общем, поэтому я и опоздала. Ушло двадцать минут, пока мы убрали все пятна!

Джинни усмехается и протягивает руку к щеке Гермионы:

— Не все, тут немножко осталось.

Вдруг на ее лице появляется серьезное выражение, и не менее серьезным голосом она говорит:

— Послушай, а ты не думала, что все это неспроста?

Голос Гермионы преувеличенно недоумевающий:

— Что «это»?

Джинни морщится и поясняет:

— Ну, поведение Малфоя. Я раньше не говорила — думала, ты сама догадаешься, почему он себя так ведет.

Гермиона тверда в своем недоумении, словно вовсе не она самая умная ведьма столетия:

— И почему?

Теперь Джинни вздыхает и закатывает глаза:

— Да потому, что у него к тебе чувства! И мне кажется, что у тебя к нему тоже.

Гермиона выглядит испуганно-возмущенной. И даже немного оскорбленной. Выдает ее лишь то, что такое выражение на ее лице появилось вслед за улыбкой, которая мелькнула на ее губах лишь на тысячную долю мгновения и сразу же исчезла. Но Джинни не проведешь, в таких делах она гораздо умнее Гермионы, и хорошо знает такие улыбки. Однако она подыгрывает Гермионе — разве не за этим нужны подруги? — и внимательно выслушивает возмущенные отрицания. Затем говорит:

— Я все-таки останусь при своем мнении. Знаешь, как говорят: от ненависти до любви — один шаг.

Гермиона машет головой из стороны в сторону:

— Нет, это от любви до ненависти. А обратно это не работает!

Джинни пожимает плечами, и тему Малфоя этим вечером они больше не затрагивают.

* * *

Гермиона наконец перелистывает последнюю страницу книги и, зевая, откладывает ее на прикроватный столик. Часы показывают половину третьего ночи. Застонав про себя, Гермиона натягивает на плечи одеяло — спать осталось всего ничего. Перед тем как погасить свет, она бросает последний взгляд на обложку. На фото известные магловские актеры в роли Элизабет и мистера Дарси разгневанно смотрят друг на друга. Уже сквозь сон Гермиона бормочет:

— Вот ведь у людей — высокие отношения…

О дементорах

Комната еще укрыта темнотой, но за окном ночь уже сменилась предрассветными сумерками. Завернувшись в плед, Гермиона смотрит на улицу. Драко подходит к ней со спины и обнимает. Она улыбается одними губами, но не оборачивается. Плед немного сползает, обнажая плечи и кусочек спины. Драко отклоняется назад и проводит кончиками пальцев по коже Гермионы: по шее, по плечу… Пальцы замирают в миллиметре от надписи на спине — там, где обычно ее скрывают распущенные волосы. Тонкие черные линии образуют выведенные изящным почерком слова: Expecto Patronum. Он едва-едва касается букв, но тут же отдергивает руку, словно они могут ожить и, зазмеившись по коже, ужалить его. Невольно переводит взгляд на свою руку — на предплечье по-прежнему проступает выцветшая Черная Метка.

Драко наклоняется к изгибу шеи Гермионы, словно собираясь поцеловать, но в последнее мгновение замирает и шепчет ей на ухо:

— Почему ты сделала это?

Она хмурится, задумываясь над ответом. Не нужно переспрашивать — она поняла, о чем он. В мире магов не принято делать татуировки, если это не необходимость. Она встретила то же удивление и со стороны Джинни, и со стороны Рона, заметившего надпись летом на море. Она ждала этого вопроса от Драко, и готова ответить. Повернувшись к нему, она кладет руки ему на плечи и садится на подоконник. Говорит — тихо, как будто не хочет нарушать утреннюю тишину:

— Это заклинание от дементоров. Но есть еще те дементоры, которых на самом деле нет. Они здесь, — Гермиона касается его груди слева, и сердце стучит быстрее, — но кто-то считает, что здесь, — вытянув палец, она дотрагивается до виска Драко. — От этих дементоров не спасает ни одно заклинание, ни одно зелье. Когда они приходят, просыпаются самые страшные страхи и самая тоскливая тоска. Каждый борется с ними, как может. Одним помогает огневиски, другим — хороший друг, третьим — поддержка семьи.

Гермиона замолкает на несколько секунд, а Драко боится что-то спросить — его не тревожат дементоры ни в голове, ни в сердце, но он странным образом понимает, о чем она говорит. Такие разговоры редки, и он знает, как трудно вести их, а потому просто ждет, пока Гермиона продолжит. И она продолжает:

— Мне не помогало ничего. Тогда я и сделала это, — она наклоняет голову и проводит ладонью по надписи, хотя и не видит ее. — В ней нет магии, но есть волшебство. Она не дает мне забыть, что как бы ни было плохо, у меня есть такие светлые воспоминания, ради которых стоит выйти из тьмы. Пока со мной не было тебя, это спасало.

— А теперь?

Гермиона на мгновение отводит глаза, а затем снова встречается взглядом с Драко.

— А теперь мои дементоры больше не приходят. Ты у меня лучше любого патронуса.

Она улыбается — спокойно и ласково, и Драко не может не ответить улыбкой.

Хотя он и знает — Гермиона ошибается.

По ночам Драко просыпается. Поначалу каждую ночь, но со временем все реже и реже, его будят дементоры Гермионы. Тихими, горестными стонами; горячими слезами из ее сомкнутых сном глаз; судорожными метаниями по постели; рваным, прерывистым дыханием — дементоры рвутся наружу. У Драко свой способ избавляться от них, простой, но действенный: он крепко обнимает Гермиону и, прижавшись губами к ее уху, почти неслышно нашептывает ей новые хорошие воспоминания — те, которых еще нет. О том, как когда-нибудь он совсем подружится с Поттером и Уизли, и они станут дурачиться и играть вместе в квиддич, а Гермиона, несмотря ни на что, будет болеть только за него. О том, как однажды на Рождество он подарит ей щенка, чему вряд ли обрадуется Живоглот, и их квартирка навеки превратится в сумасшедший дом. О том, как одной промозглой осенью он простынет, а она будет кутать его в колючий красно-желтый шарф и поить Бодроперцовым зельем, а он, конечно же, будет сопротивляться. О том, как на свадьбе Поттера с Джинни она поймает букет невесты, а он достанет кольцо в бархатной коробочке, которое носит с собой уже месяц, но все никак не решался… И еще много, много разных будущих воспоминаний — обязательно самых светлых и теплых.

И пусть Гермиона ничего не знает, однажды ее дементоры уйдут навсегда. Уж Драко об этом позаботится.

О шуме

— Драко. Драко! Драко!

Голос становится все громче. Он слышит, но не торопится отвечать. Ведь если молчать, то Гермиона придет сама, а это куда приятнее, чем перекрикиваться с ней из комнаты в комнату. Так и есть — слышно, как поскрипывают ступеньки деревянной лестницы, и вот она уже в комнате. Кудрявые волосы растрепались и торчат из-под косынки — будто такая мелочь смогла бы их сдерживать. Лицо ее раскраснелось — отчасти от уборки, отчасти из-за малфоевского молчания. Проведя тыльной стороной руки по лбу в попытке убрать волосы, она спрашивает почти возмущенным голосом:

— Драко, ты что, не слышишь, как я тебя зову?

Он изо всех сил пытается изобразить удивление и отвечает:

— Нет. А ты разве меня звала? Прости, я что-то задумался.

Теперь она действительно возмущена. Положив руки на бедра, она строго спрашивает:

— И о чем же, позволь спросить?

На этот случай у Драко заготовлен беспроигрышный ответ:

— О том, как сильно я тебя люблю. И еще о том, как мне с тобой повезло. Ну, и разве что совсем немного о том, как тебе повезло со мной. Вот целый день сидел бы и думал обо всем этом, честное слово!

Сердце Гермионы тает. Румянец на ее щеках разгорается еще ярче, а на губах появляется улыбка, которую она никак не может скрыть. Но она все еще пытается проявить строгость:

— Скоро приедут ребята, а комнаты для них еще не готовы. Я так понимаю, ты не будешь мне помогать с уборкой?

Малфой морщится. Помогать нет ни малейшего желания. Особенно после прошлого раза, когда Гермиона выдумала убирать без магии — видите ли, в «Ведьмином очаге» пишут, что такие «семейные хлопоты» укрепляют отношения. Мало того, что Драко напрягся при мысли, что их отношения нуждаются в укреплении (куда уж крепче?), так еще и в процессе беспалочковой уборки вдруг выяснилось, что у него аллергия на пыль. А Гермиона, само собой, объявила, что он это выдумал, потому что лентяй.

— Ты хоть подарки для них упаковал? Я тебя сто раз уже просила!

Теперь Малфой закатывает глаза. Что за дурацкая идея — упаковывать рождественские подарки? Ведь через секунду после получения подарка упаковка уже разорвана и никому не нужна. Абсолютная непрактичность. Но Гермионе этого не объяснишь, ей нужно, чтобы все было красиво, а главное — правильно.

— Еще подарки им упаковывать! — с притворным недовольством бурчит он. — Сейчас приедут, опять шуму будет…

Они оба знают, что Драко на самом деле рад, но без этого капризного тона он будет не он. Гермиона глубоко вздыхает и, покачивая головой, говорит:

— Ты, Малфой, просто неисправимый лентяй и эгоист. Ладно, что уж с тебя взять… Хотя бы проследи за ревеневым пирогом — он в духовке, и его нужно вытащить через полчаса. С этим-то ты справишься?

Состроив обиженное лицо, Драко поднимается с кресла и идет в направлении кухни. На пороге он оборачивается и с ехидной улыбочкой произносит:

— Между прочим, Грейнджер, тебе вообще нельзя готовку доверять. Я до сих пор каждый раз боюсь, что у еды обнаружатся какие-нибудь побочные эффекты. Так вот съешь супчика и превратишься, например, в кошку...

Не дожидаясь ответа, Малфой спешит скрыться в кухне. Гермиона только вздыхает — уж сколько раз она пожалела о том, что рассказала ему про тот случай с оборотным зельем. Теперь он через раз изображает панику, когда она что-то готовит, и поначалу это даже было забавно, но быстро надоело. Ему же, кажется, никогда не наскучит.

Через час на крыльце раздается хлопок аппарации. Входная дверь открывается, и в уютное тепло дома, пропитанное ароматами хвои, выпечки и горячего шоколада, врывается морозный воздух и звонкий женский голос:

— Ма-ам, па-ап! Вы где? Мы приехали! С Рождеством!

Перебивая его, слышатся мальчишеские голоса и топот. Разобрать, что конкретно кричат, невозможно, потому что двое мальчишек делают это одновременно. Наконец, удается расслышать:

— Ура! Бабушка испекла мой любимый пирог с ревенем!

— Почему это твой? Мой любимый!

— Нет, мой!

— Нет, мой!

— Нет!..

Драко тихонько улыбается в седую бороду. От них действительно так много шума. И это прекрасно.