По-волчьи жить (гет)

Глава 1

Главное, чему родители могут научить своих детей, — как жить без них.

Фрэнк Кларк.

Знаете, что такое одиночество?

С вежливой улыбкой наблюдаю, как Соня тискает Мариссу, пока та привычно уворачивается и умоляюще смотрит на меня, взывая о помощи. Я молчу.

Она так ничего и не поняла, Марисса.

Медленно выбираюсь из мягкого кресла и плетусь к двери. Я стала какой-то тяжеловесной, хотя не прибавила ни грамма. Вся тяжесть — в плечах. Невидимая глазу.

Дверь скрипит — Марисса и Соня оборачиваются на звук.

— Куда ты, детка? — интересуется Соня, изящно изгибая шею, чтобы посмотреть меня.

Судорожно придумываю ответ.

— Я провожу Лухан, — мгновенно реагирует Марисса.

— Нет!

Вышло слишком резко. Соня и Марисса застывают в удивлении.

— Я только выпью воды и вернусь, — нахожусь я и картинно взмахиваю рукой. — Жуткая жара, вам не кажется? Изнываю от жажды, — быстро прибавляю и спешу закрыть за собой дверь.

В холле прохладно. Ступаю босиком на мраморный пол и с облегчением ощущаю под ступней отрезвляющий холод. Не сразу привыкла к этому дому. В нем всего понемногу: холодная точность линий и яркие стены. Диковинное сочетание духа Рэй и Колучи.

Дохожу до кухни, но не останавливаюсь, а выхожу в сад. Приближается ночь, однако воздух по-прежнему горячий. На черном небе видны только крупные звезды и стареющая луна.

Приходит в голову дикая мысль — взвыть на луну. Торопливо отгоняю ее.

Чувствую под босыми ступнями влажную и колючую траву. Замираю, чтобы запомнить это ощущение, и прислушиваюсь. Щебет птиц настороженно смолкает — в саду чужак.

— Так и знала, что ты здесь. — Голос за спиной. — Соня тебя утомила? Если даже ты от нее устала, не знаю, кто может ее выдержать…

— Марисса, не говори ерунду, — резко обрываю ее.

Марисса насупилась.

— Прости, — смягчаю тон. — Ты знаешь, что мне не нравится, когда ты так отзываешься о ней.

— Говорю, что думаю, — буркает она.

— Ты так не думаешь.

— Тебе виднее, — огрызается Марисса.

— Конечно, не виднее, у меня-то нет матери! — вырывается у меня. К счастью, Марисса не может видеть моего лица, но тон выдает. Она приближается и встревоженно заглядывает мне в глаза.

— Скучаешь по… — она запнулась, — Опекуну?

Это психологический барьер. Блас — скользкий и противный тип, по нему невозможно ни скучать, ни скорбеть — даже смерть мало оправдала его в глазах Мариссы, хотя мертвые всегда правы. Но как только назовешь его опекуном, все сразу встает на свои места. Разумеется, малышка Лухан опечалена смертью своего наставника — это вполне естественно!

— По Бласу, — едко поправляю я. — Нет, не скучаю.

Марисса пристально смотрит на меня.

— Ты стала другой, — тихо замечает она. — Отдаляешься.

Мне становится стыдно. В последнее время, я действительно стала желчной и враждебной. Как он.

— Мне хочется умереть, — шепотом признаюсь я.

Марисса шлепает меня по губам.

— А ну перестань! Из-за Бласа? Решила составить ему компанию?

— Не из-за Бласа, — неохотно отзываюсь я.

Судя по учащенному дыханию, Марисса разозлилась не на шутку.

— А из-за кого? — возмущается она.

— Ни из-за кого, — коротко отвечаю я. — В этом и дело, понимаешь? Мне не из-за кого умирать и не ради кого жить. У меня ничего не осталось.

— Перестань! — обижается Марисса. — Сколько лет жила без Бласа — и ничего! У тебя есть мы!

— Знаю, — кротко соглашаюсь я.

Марисса подозрительно смотрит на меня. Она знает, что я пытаюсь от нее отвязаться.

— Ладно, извини меня, — вздыхает она. — Конечно, ты успела привязаться… к Бласу, — выдавливает с видимой неохотой. — Но это не повод спешить к нему на тот свет, верно? Хватит убиваться: прошло два месяца, — мягко напоминает она.

Я послушно киваю.

— То-то же, — задорно хлопает меня по плечу. — Пойдем, раскрутим Соню устроить завтра пикник на озере. Я докажу тебе, что кроме Бласа, есть куча разных уважительных причин жить и наслаждаться жизнью.

Продолжаю кивать, как китайский болванчик.

— Нет, — опомнилась я, когда Марисса потянула меня в сторону дома. — Я еще посижу здесь немного, ладно? Хочу побыть одна.

— Я не оставлю тебя одну, — упрямо мотает головой. — И не мечтай. Буду сидеть здесь и подавать тебе носовые платочки. Хочешь убиваться, делай это хотя бы под моим присмотром.

Я слабо улыбаюсь. Мариссе всегда удавалось меня развеселить, но сейчас мне действительно хочется остаться одной.

— Обещаю, что ничего с собой не сделаю, — примирительно говорю я. — И я не собираюсь плакать.

Марисса явно хочет что-то возразить, но не озвучивает, лишь недоверчиво протягивает:

— Обещаешь?

— Обещаю.

Марисса понимающе кивает и поворачивается к дому.

— Не уходи далеко, в лесу могут быть дикие звери, — напоминает она прежде, чем уйти.

Я кивнула и проводила взглядом ее миниатюрный силуэт. Марисса махнула рукой на прощание и скрылась в доме.

Я снова погрузила ступни в траву и медленно прошлась вдоль сада, ощущая каждый камешек под ногами.

Взгляд настойчиво возвращался к калитке, за которой начинался лес.

«В лесу могут быть дикие звери…» — звенело в ушах предупреждение Мариссы.

«Не пойду далеко», — решила я и сдвинула щеколду.

Впереди расстилалась тропинка, но я пошла по траве, чтобы не содрать ноги.

«Рики Фара совсем не такой! Он сильный, он никогда не искал чьей-то дружбы или любви — ему это ни к чему. Он не хочет, чтобы его любили, он привык быть один…».

«Да? И чего же стоит такая жизнь? Ответь мне, Рики Фара! Стоит ли так жить?».

В лесу не было видно ни зги, но я упрямо шла вглубь. Дом давно скрылся из виду, однако мне не было страшно. Я уже была в лесу ночью — в Барилоче, когда пыталась найти человека, который мог помочь мне взломать компьютер Бласа. Я была готова на все, чтобы найти своего опекуна. Найти единственного человека, которому действительно есть до меня дело.

Впереди показался просвет. Я с любопытством вглядываюсь в темноту и ускоряю шаг.

Теперь у меня нет никого. Я убила своего опекуна.

Деревья редеют, и передо мной открывается небольшой овраг, на вершине которого мечутся силуэты. Кровь застывает в жилах, и я понимаю, что не могу сдвинуться с места. Один силуэт отделяется и встает над самой пропастью. Я могу видеть четко очерченную узкую морду, поднятую к небу.

Это был первый раз, когда я услышала волчий вой. Тоскливый, пробирающий до костей, он поднял во мне новую волну безысходности.

Друзьям и психологу, нанятому Соней, удалось внушить мне, что Блаз выехал на встречную полосу не по моей вине. Это была оплошность, допущенная по невнимательности, а не из-за погони. Однако им никогда не удастся убедить меня, что я непричастна к его гибели. Они не знают и никогда не узнают, что произошло в квартире Бласа на день раньше, когда я нашла документы и выудила на поверхность его прошлое. Залезла в душу, неуклюже потопталась там и ушла, поверив, что так будет лучше. Убила, оставив один на один с самим собой.

Я оступаюсь, и под ногой трещит ветка. Волки оборачиваются на звук. Я нервно облизываю губы. Наверно, облизываются и они — мне не видно, слишком высоко. Миг — и волки срываются с места, большими прыжками преодолевая расстояние до земли.

Я не знала, зачем убегаю от них. Я пребывала в состоянии абсолютной апатии, и мне было все равно, выживу я или нет, но инстинкт жертвы подхлестывал и заставлял бежать изо всех сил. Ветки деревьев больно били по рукам, мелкие камни впивались в босые ступни, но я продолжала бежать, пересиливая боль, а в голове раздавался ленивый насмешливый голос:

«Как жаль, что мой отец не видит, какая ты слабая, Линарес. Ты не способна на борьбу, а в этом мире выживают сильнейшие».

Я бежала, не разбирая дороги, но боль и обида отрезвляли и заставляли двигаться в правильном направлении. Я не оглядывалась, но знала, что волки дышат в спину, — все же, у меня был шанс, не зря в детдоме я выигрывала все спортивные соревнования.

В деревьях вновь показался просвет, и сердце бешено заколотилось. Я рванулась к блестевшей в лунном свете калитке, но оступилась и полетела на землю. Позади раздалось жадное ворчание. Волки приближались неторопливо, играя с жертвой. Я зарыдала от страха и, судорожно вцепившись в калитку, тщетно пыталась подняться. Руки и ноги, скованные страхом, слушались плохо.

Я была почти готова сдаться, когда в голове возник смутный, почти забытый образ. Взволнованная девочка с двумя косичками склонилась над ноутбуком, читая послание от таинственного опекуна:

«Поэтому я выбрал тебя из всего приюта: ты казалась самой сильной. Ты переживешь и колледж, и старосту — у тебя хватит запала».

Словно пружина, я подскочила на ноги и, нырнув в сад, задвинула щеколду прямо перед носом у бросившегося на калитку волка. Стальная ограда дрогнула, но устояла. Снова раздался леденящий кровь вой, однако на сей раз я его не слышала, завороженная пристальным взглядом волка, оставшегося по другую сторону калитки. Он щетинился и озлобленно рычал, но в какой-то момент смолк и пристально посмотрел на меня холодными светлыми глазами. Я была не в силах пошевелиться и стряхнуть с себя навязчивое видение. Мне казалось, что я смотрю в глаза Бласа. Тот же взгляд: пронизывающий и прозрачный — волчий.

«Всегда помни, что тебя никто не защитит. Твоя жизнь зависит лишь от тебя».

«Как это?»

«Когда у человека нет родителей, нет семьи, он должен быть сильнее всех — как одинокий волк».

С минуту я не могла сдвинуться с места или хотя бы оторвать взгляд от хищника, но, наконец, опомнилась и, развернувшись, побежала к дому. Ноги были ватными и саднили, и у самого порога я снова оступилась и полетела в грязь, однако, на сей раз, поднялась не сразу. Я долго пролежала так, уткнувшись лицом в траву и вязкую землю и сотрясаясь от слез.

Знаете, что такое одиночество?

Глава 2.

Франко, обеспокоенный появлением волков возле дома, не позволил Мариссе устроить пикник на озере. Они приобрели этот загородный дом недавно, и Франко еще не успел свыкнуться с мыслью, что лес таит в себе множество опасностей, бороться с которыми приходится без помощи цивилизации. Реакция Мариссы была предсказуемой.

— Что этот старый пень о себе возомнил? — бурчала она, лежа у меня на коленях, пока я заплетала ее чуть отросшие волосы в африканские косички. — Неужели мы согласимся все лето проторчать в четырех стенах?

— Он одумается, — подбодрила я ее.

— Да не буду я ждать, пока он одумается! — Марисса резко села, и косичка выскользнула у меня из рук. — К концу каникул он все-таки догадается вызвать егеря и поведет нас под конвоем на природу — спасибо большое! Мы пойдем на озеро сегодня — и точка.

— Вдвоем опасно, — нерешительно заметила я. Хотя мне и правда не хотелось новых встреч с волками, возражала я по другой причине. Я была, наверно, единственным человеком в доме, который не имел ничего против того, чтобы провести каникулы в четырех стенах.

— Лухи, ты что? — недоверчиво покосилась на меня Марисса. — С каких пор ты стала такой трусихой?

Сердце пропустило удар, когда она назвала меня так.

— Ты же со мной! Марисса Андраде все просчитала, — деловито заверила она меня. — У Франко в кабинете висит охотничье ружье.

Видимо, я отреагировала недостаточно бурно, так как она подскочила на кровати и возмущенно воскликнула:

— Лухан, в чем дело? Что с тобой?

Я опешила.

— Я тебе план побега излагаю, а ты в облаках витаешь!

Я кашлянула и, стараясь, чтобы мой тон прозвучал как можно менее язвительно, осторожно поинтересовалась:

— Каким образом ружье в кабинете Франко связано с твоим гениальным планом?

Марисса довольно сощурилась.

— Спрашиваешь! Мы его позаимствуем.

— Зачем? — На сей раз, я почти удивилась.

— Чтобы защищаться от волков! — воинственно взмахнула кулаком Марисса.

Я фыркнула.

— Марисса, ты же не умеешь стрелять!

— Какая разница? — отмахнулась Марисса. — Волки услышат выстрел и разбегутся.

Я с сомнением покачала головой.

— А если нет?

— Лухан, не будь параноиком! Волки — это выдумка Франко, мы лишь перестрахуемся. Никакие хищники на нас не нападут.

— Это не выдумка, Марисса, я же своими глазами вчера видела. Да и вы слышали вой.

К слову, я не сказала им, что выходила за калитку.

— Не важно! — отрезала Марисса. — Здесь они водятся, а на озере им делать нечего. Да что с тобой, Лухи? Ты стала мне напоминать Лауру!

Не то чтобы надо мной возобладал дух соперничества, — просто не хотелось снова говорить о себе.

— Ладно, — обреченно кивнула я. — Что скажем Соне и Франко?

— За Мией должок — она нас прикроет, — уверенно заявила Марисса. — Скажем, что у нас началась ветрянка!

— Что?! — поперхнулась я.

— Что слышала, Лухи! Мия шепнула, что Франко не болел ветрянкой, так что он и носа не кажет в нашу комнату. Так мы избавимся от них, по крайней мере, на неделю.

— Но Соня-то болела…

Марисса торжествующе покачала головой.

— Нет? — удивилась я. Насколько я знала, у Сони было тяжелое детство, да и юность не сахар, и представить, что она за все это время ни разу не переболела ветрянкой, было трудно.

— В любом случае, Франко не поверит, что мы одновременно заболели, — нашлась я.

— Поверит, — хищно улыбнулась Марисса, хватая с туалетного столика темный пузырек.

— Что это?

* * *

— Что это? — охнула Соня, когда мы вдвоем протиснулись в гостиную и встали на пороге. Она изящно поднялась с дивана и сделала несколько шагов к нам.

— Зеленка, — сделала Марисса несчастное лицо. — У нас ветрянка.

— Что? — отпрянула Соня.

— А что, ты не болела? — наивно расширила глаза Марисса.

Порой мне казалось, что Марисса нашла бы себя на театральных подмостках. Причем, желательно в моноспектакле.

Сона забегала глазами и испуганно прикрыла рот длинными пальцами.

— Деточка моя, конечно, нет… — обеспокоенно пролепетала она. — Я могу заразиться… Ветрянка оставляет такие неприглядные шрамы…

Мы понимающе закивали.

— Но здоровье моих девочек важнее, — самоотверженно воскликнула Соня, чуть подумав. — Дайте я взгляну, насколько все серьезно… — Она сделала еще несколько шагов к нам, пока не оказалась в опасной близости, чтобы заметить, что под зеленкой нет никаких волдырей.

— Мама, ты же не врач! — увернулась Марисса и потянула меня в сторону, пытаясь отойти как можно дальше от Сони. — И тебе нельзя приближаться: если заразишься, карьере конец.

— Марисса, не преувеличивай, — остановила ее жестом Соня, но нагонять нас не стала. — Звезда такого масштаба не распрощается с карьерой из-за пары маленьких шрамов на теле… — Последние слова она произнесла с дрожью в голосе.

— Все равно, мама! — не унималась Марисса. — Я не хочу, чтобы ты заболела из-за меня.

Наверно, Соня была действительно тронута заботой любимой дочери, потому что быстро заглотила наживку.

— Что же делать? Ближайший врач в Буэнос-Айресе. Я должна посоветоваться с Франко.

— Мамочка, не надо врача, о нас позаботится Мия! — затараторила Марисса.

— Мия?

Я едва не прыснула — настолько комичным было выражение лица Сони.

— Мия-Мия, — подтвердила Марисса, подхватывая меня за локоть. — Она вроде бы болела ветрянкой — подскажет, как лечиться, — бойко пояснила она и шепнула мне на ухо:

— У тебя все тело в волдырях. Тебе должно быть больно, когда я дотрагиваюсь.

— А-а, — огласила я комнату истошным воплем.

— Переигрываешь, — сквозь зубы процедила Марисса.

— Что здесь за шум? — вошел в комнату Франко.

— Девочки заболели ветрянкой, дорогой… — начала Соня.

— Что? — подскочил Франко и сделал шаг назад. — Как это возможно? — посмотрел он на нас с таким ужасом, словно мы были обречены.

— Вы так реагируете, будто у нас не ветрянка, а желтая лихорадка, — хмыкнула Марисса.

Соня и Франко переглянулись.

— Видишь ли, детка, ветрянка может быть очень опасна для взрослых, — неохотно пояснила Соня.

Марисса испуганно округлила глаза.

— Смертельно? — воскликнула она драматично.

Соня затравленно посмотрела на Франко.

— Ну, я бы не был так категоричен, — выдавил он, прочистив горло. — Просто это чревато осложнениями. Чем старше организм, тем труднее ему бороться с болезнью.

— Ну, тогда у вас точно нет шансов! — вырвалось у Мариссы, и я едва не прыснула от смеха при виде выражения лица Сони.

— Синьорита, следите за языком, — неожиданно строго осадила она Мариссу. — Я ненамного старше тебя. — Прибавила Соня, оправляя свою мини-юбку.

Марисса послушно закивала.

— Конечно, мама, конечно — заговорила она с Соней, как с маленькой девочкой. — Но все же вам следует поберечься. Мы запремся в нашей комнате, и оттуда носа не кажем, а вы к нам не заходите, чтобы не заразиться, — предложила она.

Соня сокрушенно покачала головой.

— Нет, деточка, я не могу допустить, чтобы мои девочки переносили такой недуг в одиночку!

— Мама… — Маска кроткой дочери мгновенно слетела с лица Мариссы, и оно приняло привычное упрямое выражение. — Мы попросим Мию за нами присматривать — что неясно?

Соня обменялась с Франко нерешительными взглядами.

— Но ты уверена, что Мия согласится?

* * *

— Да, — кивала Мия с обреченным видом. — Обещаю, что не спущу с них глаз.

— Деточка, спасибо тебе, ты не представляешь, как много делаешь для меня и Мариссы!

— Представляет, — шепнула мне на ухо Марисса, ухмыляясь. — Теперь Мия должна мне на одно желание меньше.

Я цыкнула на нее и снова приникла к замочной скважине.

— Ах, Соня, ты же знаешь, я люблю Мариссу и Лухан, как родных сестер, — лукаво улыбнулась Мия и взяла Соню за руку. — Под присмотром Мии Колуччи они не только выздоровеют, но и станут свежими, как огурчики, благодаря моим грязям с побережья Красного моря.

Соня вернула ей умильный взгляд и проникновенно изрекла:

— Мия, Марисса и есть твоя сестра, потому что ты стала мне настоящей дочерью. Спасибо тебе.

Я как раз оторвалась от скважины, чтобы увидеть, как Марисса изображает рвотный рефлекс.

— Ладно тебе, — ткнула я ее в плечо и преувеличенно широко улыбнулась. — Зато свобода!

Марисса разжала кулаки и, чуть помедлив, довольно кивнула.

— Мия у нас в кармане, — протянула она. — Будет прикрывать нас все каникулы.

Я не успела ответить, потому что дверь толкнули снаружи, и мне пришлось резко отскочить.

— Во что ты меня втянула? — воскликнула Мия, возмущенно глядя на Мариссу.

Последняя поморщилась.

— Мия, расслабься. Ты отлично сыграла свою партию — теперь мы свободны, — лучезарно улыбнулась она.

— Я терпеть не могу врать Соне! — продолжала вопить Мия. — Как мне теперь смотреть ей в глаза?

Марисса неприлично громко фыркнула.

— Извините, — кашлянула она. — Мия, ты врешь папочке при каждом удобном случае, кого ты пытаешься разжалобить?

— Я? — задохнулась Мия.

— Ты-ты, — небрежно уронила Марисса. — Кто сказал Франко, что в связи со сменой статуса школы нам понадобятся новые формы в будущем году?

— Так и есть, — передернула плечами Мия.

— Возможно, — хмыкнула Марисса. — Но деньги ты потратила явно не на форму.

Мия сузила глаза.

— Знаешь, что? — тихо начала она. Мне не понравился ее взгляд. Похожее лицо у нее было, когда она узнала, что мы с Мариссой закопали ее платье на заднем дворе колледжа. — Эта ваша авантюра стоит не одно желание! Это три желания, поняла?

— Еще чего! — снова фыркнула Марисса.

— Еще, — мстительно улыбнулась Мия, — вы будете отлучаться только тогда, когда мне будет удобно вас прикрывать. Я не собираюсь торчать в вашей комнате круглыми сутками.

Марисса улыбнулась и по-свойски похлопала Мию по плечу.

— Мия, детка, — смешно скопировала она Соню, — ты не поняла. Ты не сможешь нас остановить. Мы будем отлучаться, когда нам вздумается, а ты будешь прикрывать нас, потому что должна нам желание — и не одно.

Мия вывернулась и, приторно улыбнувшись, потрепала Мариссу по щеке.

— Марисса, детка, это ты не поняла. Вы будете делать то, что я вам говорю. Или все узнают, что у вас нет никакой ветрянки.

Марисса сузила глаза.

— Настучишь?

Мия расплылась в довольной улыбке и дернула плечиком.

— Не бойся, — подмигнула она. — Я всего лишь растерянно сообщу, что у вас не ветрянка, а какая-то другая неизвестная мне болезнь. И вас повезут на обследование, — сочувственно поджала губы Мия. — Какие невеселые каникулы…

Марисса рванулась вперед, чтобы вцепиться ей в волосы, но я остановила ее.

— Марисса, успокойся, — заглянула я ей в глаза и вскинула взгляд исподлобья на Мию. — Знаешь, что, — спокойно обратилась я к ней, с некоторым удивлением замечая, как меняется ее лицо, — я лично вообще не хотела идти ни на какое озеро — это идея Мариссы. Что касается меня, с удовольствием проведу оставшиеся каникулы в больнице, еще лучше — в морге. Так что не трудись пакостить, мы рискнем обойтись без твоих услуг.

— Слышала? — выплюнула Марисса.

Мия, кажется, хотела что-то сказать, но не успела, потому что Марисса вытолкала ее за порог и захлопнула дверь, заперев на ключ.

— Так ей и надо, — проворчала она. — Вот ведь дрянь!

Я не ответила. Напоследок Мия смерила меня этим знакомым взглядом, которым в последнее время смотрят на меня все, кроме Мариссы. Взгляд, от которого хочется лезть на стену, посылать всех к черту, и от которого укрыться некуда. Он говорит: «Ах да, ты же недавно потеряла опекуна. Кажется, ты любила его, верно? Бедная, девочка, а я забыл/-а и веду себя с тобой как обычно, как будто ты не ущербная. А ты ведь ущербная: потеряла все, что имела, и теперь тебя нужно пожалеть. Давай я тебя пожалею?».

* * *

Марисса куда-то вышла, воспользовавшись тем, что все обитатели дома легли спать, а я лежала в кровати, свернувшись калачиком, и призывала сон. Обычно я засыпала быстро, но сегодня мы весь день провели в спальне практически без движения, и я совсем не устала. Как всегда в таких случаях на смену овцам быстро пришли воспоминания о Бласе, и я, закрыв глаза, обреченно просматривала ленту кадров, возникавших в голове:

Вот Блас заходит в мою комнату и касается моего плеча. Оборачиваюсь и со злостью бросаю в него игрушку.

«Уходи! Уходи из моей комнаты!».

«Поговорим?».

«Нам не о чем говорить! Я уже все слышала».

«Я хотел обезопасить себя. И не подумал о тебе. Прости».

«Почему?».

«Ты не такая, как все».

«Это я уже слышала. Я выросла на улице, я — отброс общества и никогда не выбьюсь в люди. Я устала это слушать!».

«И никогда не забывай об этом».

«Почему? Я мечтаю забыть об этом!».

«Это ошибка. Всегда помни о том, что тебя никто не защитит. Твоя жизнь зависит лишь от тебя».

Картинка меняется, и я оказываюсь в роскошном номере. Напротив меня сидит ухоженная темноволосая женщина.

«Ты меня помнишь? Я Лаура Флорес, бывшая директриса приюта».

«Да, конечно!».

«Как ты выросла! Я помню, как ты лазала за яблоками в соседний сад, а потом раздавала их малышам».

«Да… Садитесь. Зачем вы пришли?».

«Ты меня искала?».

«Да… Чтобы спросить, кто мой опекун».

«Он очень добрый и очень могущественный».

«А почему он скрывается? Ведет себя, как преступник!».

«Детка, у тебя о нем ошибочное мнение… Он очень ценит тебя».

Год спустя. Ловлю Бласа в учительской.

«Линарес, я не собираюсь отвечать на глупые вопросы о твоем опекуне. Ты никогда его не найдешь».

«Я уже его нашла — не отпирайся. Ты мой опекун. Мне это точно известно. Я спасла твоего отца от полицейских, и он стал заботиться обо мне».

Вижу, как меняется его лицо.

«И что тебе нужно от меня?»

«Последний вопрос: ты опекаешь меня по просьбе отца? Или ты меня любишь?»

Он разъяренно хватает меня за грудки и припирает к стене.

«Я тебя ненавижу. Отец не оставил мне выбора. Мне хочется раздавить тебя, потому что ты сломала мне жизнь. Таких, как ты, надо уничтожать».

Картинка снова меняется. Мы с Маркосом сидим в буфете. Третий курс.

«А ты все еще ищешь своего опекуна?».

«Нет, не хочет показываться — не надо! Я больше не подхожу к компьютеру».

«Значит, опять мы с тобой одни остались».

Киваю. В буфет заходит Глория.

«Линарес, тебе звонят по моему телефону».

«Кто?».

«Твой опекун! Он уверяет, что послал тебе десяток сообщений, а ты не ответила! Он переживает».

И меня затягивает в воспоминания все глубже.

Грустный прозрачный взгляд исподлобья. Такой я видела только у Бласа.

«Я дам тебе совет: не хочешь, не слушай».

«Совет?

«Не ищи своего опекуна. Смирись с тем, что не нужна ему».

«Ты не понимаешь, как это важно для меня!».

«Но почему? Почему это важно? Думаешь, он тебя любит? Заменит тебе отца? Ты в это веришь? Да?».

Сижу в его квартире, перечитывая письма от Рикардо Фара-старшего.

«Что ты ревешь? Где твоя хваленая храбрость?».

«Вот, почему ты не прощал мне слабость…».

«Я тебя испытывал. Устроился на работу в колледж, чтобы сделать твою жизнь невыносимой и радоваться этому. Понятно?».

«Я не виновата, что твой отец сделал меня примером! Не виновата!».

«Не реви!».

«Почему? Я не такая уж и храбрая…».

Начало четвертого курса. Стучусь в дверь учительской.

«Войдите».

«Можно?»

«Да, ты принесла рассказ?»

«Вот он».

«Отлично. Итак, Линарес, ты всю ночь его сочиняла, обливаясь слезами?».

«Нет».

«Значит, ты выполнила условие, которое поставил твой покровитель? Не разочаруешь его?».

«Надеюсь».

«Не беспокойся, я передам ему твой рассказ».

«Ладно».

«Линарес, еще одно».

Вопросительно смотрю на него.

«Я не хочу видеть тебя в слезах».

— Лухан, ты спишь?

«Не хочу видеть тебя в слезах…».

Отмахиваюсь, цепляясь за сон, но черты лица Бласа постепенно расплываются.

«Таких, как ты, нужно уничтожать…».

— Лухи, проснись, мне нужно поговорить с тобой…

— Марисса, отцепись, — бормочу во сне.

— Это не Марисса.

Сон слетел разом. Я медленно оторвала голову от подушки. Мия с несчастным выражением лица склонилась надо мной и нервно теребила подол своей длинной шелковой сорочки.

— Что тебе нужно? — не слишком любезно спросила я.

Мия, казалось, ничуть не обиделась.

— Я хотела… Извиниться, — выдавила она с трудом.

Я села на кровати и озадаченно уставилась на нее.

— За что?

Мия несмело присела на край одеяла рядом со мной и взяла меня за руку.

— Вместо того чтобы поддерживать тебя я только грызусь с Мариссой. Я не хотела помешать вашим планам. Если хотите, отправляйтесь на озеро завтра, тебе нужно развеяться.

Я тупо смотрела на нее, переваривая полученную информацию.

— Я в полном порядке, — буркнула я и, вырвав руку, подтянула одеяло к подбородку. — С чего такая забота?

Мия замялась.

— Ты потеряла опекуна и… — пробормотала она. Я вдруг резко приблизилась к ее лицу и схватила за плечо.

— Не смей меня жалеть, понятно? — прошипела я.

Мия с ужасом смотрела на меня во все глаза, и я отпустила ее. Сидит на моем одеяле — еще наделает лужу от страха.

— Мы все выяснили? — бесцветным голосом спросила я. — Теперь иди.

Мия не сдвинулась с места, продолжая взирать на меня, как мышь на анаконду.

— Что-то еще? — резко спросила я, не выдержав ее настороженного взгляда.

Мия опустила глаза и снова нервно схватилась за подол своей сорочки.

— Да…- решительно выдохнула она и вскинула взгляд на меня. — Ты только не сердись… Я знаю, что твой опекун — Блас.

Несколько мгновений я не отрывала от нее напряженного взгляда и, когда, наконец, все же отвела его, вдруг осознала, что ничего не чувствую. Мне было все равно, знала Мия или нет.

Я передернула плечами.

— Кто сказал? — равнодушно спросила я, не глядя на нее.

Мия помедлила.

— Соня, — призналась она. — Она не хотела говорить, но я вынудила ее. Мы ведь теперь одна семья — я имею право знать!

Я подавила саркастический смешок. Мия выглядела такой наивной и искренней — словно кто-то подменил ее за вечер.

— И что? — коротко спросила я после минутной паузы. Я ожидала, что Мия растеряется, но та отозвалась тут же.

— Блас был моим другом, — твердо сказала она. Я вскинула на нее удивленный взгляд. — В последнее время, мы не ладили, но это не значит, что я забыла, как он поддерживал меня в трудную минуту.

Я хмыкнула.

— Я знаю, с тобой он обращался жестоко, — решительно продолжала Мия. — Да и со всеми остальными… Но на самом деле он был хорошим человеком.

— Зачем ты говоришь мне это? — устало прервала я болтовню Мии.

Та смешалась.

— Ты не хочешь узнать, каким был настоящий Блас? — нерешительно взглянула она на меня.

Я криво усмехнулась.

— Ты можешь рассказать мне, каким был настоящий Блас?

Мия, чуть помедлив, кивнула.

— Да, — ответила она нерешительно, — думаю, да.

— И каким же? — равнодушно спросила я, глядя куда-то в сторону.

Мия оживилась.

— Он был очень заботливым, беспокоился за меня, — принялась перечислять она. — Однажды прислал мне огромного медведя с очень красивыми стихами разных поэтов!

— Стихами? — усмехнулась я.

— Да… — Мия запнулась. — Что тебя смущает?

— Не думаю, что он читал стихи, — бросила я.

Мия отмахнулась.

— Это совершенно не важно! Я и сама не читаю, — доверительно сообщила она мне. — Кто в наше время читает стихи, сама подумай? Главное, что он был очень заботливым…

— Пока вы встречались? — уточнила я.

— Да, — кивнула Мия. — Потом…

— Потом ты его предала, — услужливо подсказала я.

Мия нахмурилась.

— Это нечестно. Мы все в этом участвовали.

Я пожала плечами.

— Я не спорю.

Было бы несправедливо винить во всем Мию. Мы все ждали увольнения Бласа, как манны небесной. Да и мне ли упрекать Мию в предательстве?

— Блас был мстительным, это правда, — кивнула Мия. — Но его тоже можно понять. У него было тяжелое детство.

Я насторожилась.

— Он рассказывал о своем детстве?

Мия покачала головой.

— Нет, об этом так и не рассказал, но я знаю. Ему даже приходилось зарабатывать армрестлингом…

— Что? — поперхнулась я.

— Кулачные бои, — смутилась Мия. — Он соревновался в пабе, чтобы позволить себе ухаживать за мной.

Может быть, мне показалось, но в этом похоронном завывании как будто махнула хвостиком нотка тщеславия.

— Мия… — Я усмехнулась и покачала головой. Странно, но я даже не сердилась на нее. Она казалась такой наивной и так искренне пыталась помочь мне. — Это вранье.

Глаза Мии расширились.

— Нет, Лухан, поверь мне, я сама видела, да и он мне говорил…

— Мия! — Я остановила ее жестом. — Он тебе врал. Ему досталось от отца целое состояние, на которое он содержал и меня, и себя. Зачем ему было зарабатывать на соревнованиях?

Мия как будто задумалась. Стоило запечатлеть этот исторический момент, но я была не в настроении устраивать фотосессии.

— Хорошо, — сдалась Мия. — Возможно, здесь он приврал, чтобы меня успокоить. Но в остальном он не мог соврать — я же видела все своими глазами! Я видела настоящего Бласа! — пылко воскликнула она.

Я не выдержала и, снова резко приблизившись к лицу Мии, горько выплюнула:

— Мия, какая же ты глупенькая!

Мия испуганно сжалась.

— Никто не знает, каким был настоящий Блас, — продолжала я с надрывом. — Никто, понимаешь? — я смахнула с щеки набежавшую слезу и судорожно схватила ее за руку. — Никто не знает…

Прошло несколько мгновений, прежде чем я отпустила ее ладонь и отвела безумный взгляд. Мия смотрела на меня во все глаза и явно не знала, что ответить.

— Теперь и не узнает, — тихо прибавила я и, нашарив тапочки в темноте, вышла из комнаты.

Глава 3.

Мне было не по себе. Я почти явственно ощущала на себе взгляд. По-волчьи холодный взгляд светлых глаз. Видимо, позавчерашняя прогулка не прошла бесследно для моей психики.

— Ты чего? — серьезно посмотрела на меня Марисса, после того как я несколько раз тревожно оглянулась.

— Не знаю, — неохотно отозвалась я после некоторой паузы. — У меня такое чувство, будто за нами наблюдают.

— Да? — Марисса тоже подозрительно осмотрелась. — Думаешь, Колуччи раскусил нас?

— Нет… — Я озабоченно наморщила лоб. — Вряд ли. Наверно, это просто паранойя.

Марисса энергично кивнула и деловито поправила чехол с ружьем, болтавшийся у нее на плече.

— Для всех остальных у нас есть угощение, — угрожающе протянула она и ускорила шаг. — Пойдем скорее — чем раньше мы окажемся у озера, тем быстрее избавимся от паранойи.

— Ты когда-нибудь стреляла? — недоверчиво покосилась я на ружье.

— Не-а, — беспечно махнула рукой Марисса. — Но что тут сложного?

— Все-таки, ты сумасшедшая, Марисса, — покачала я головой, не в силах сдержать улыбку.

— Я обещала, что выбью дурь из твоей башки, — она шутливо постучала пальцем по голове. — Ты сама не своя в последнее время.

— Вовсе нет, — смущенно буркнула я.

— Вовсе да, — передразнила Марисса. — Не помню, чтобы ты по-настоящему смеялась с тех пор, как погиб Блас.

— Блас ни при чем, — резко прервала я.

Марисса остановилась и серьезно посмотрела на меня.

— Лухи, никто не требует от тебя, чтобы ты его забыла, — твердо отчеканила она. — Но не вздумай из-за него меняться. Он бы не хотел, чтобы ты менялась.

Повисло неловкое молчание. Марисса умеет залезть в душу.

— Давай сменим тему, — выдавила я, чувствуя, что спазм в горле мешает говорить.

— Давай, — торопливо согласилась Марисса и прибавила шаг. — Как тебе физиономия Мии, когда она увидела наш камуфляж? — хитро покосилась она на меня.

Я расхохоталась. Наверно, снова слишком громко, чтобы это звучало естественно.

— Не знаю, как ты собираешься это отмывать. Думаю, мы так и останемся с этими отметинами.

— Перед кем красоваться, Лухи? — Марисса хлопнула меня по плечу. — До возвращения в колледж

еще три долгих мучительных месяца в обществе моих мамочки и «папочки».

— «Сестричку» забыла, — подыграла я.

— Куда же без нее, — протянула Марисса. — Хорошо хоть ты согласилась разделить мое заключение.

Я хмыкнула.

— Если бы не я, ты бы сейчас отдыхала у отца в Барилоче.

— Вовсе нет! — взвилась Марисса. — Соня все равно заставила бы меня остаться здесь.

Я промолчала, потому что мы итак обе знали, что заставить Мариссу практически невозможно.

— Ты уверена, что знаешь дорогу? — с сомнением огляделась я. Вокруг, насколько хватало глаз, простирался густой лес.

— Я запомнила дорогу, когда Франко вез нас сюда. Это недалеко, скоро будем там. Купальник не забыла?

— Я в нем.

Я знала, что если «случайно» оставлю купальник дома, мы все равно вернемся за ним несмотря ни на что. Или Марисса заставит меня купаться голышом. Или просто скинет меня в озеро прямо в одежде — с нее станется.

* * *

— Между прочим, мы до сих пор не выяснили один вопрос, — плюхнулась Марисса на разложенное полотенце и помотала головой, обдавая меня холодными брызгами. Мы купались по очереди: кто-то оставался с ружьем на берегу.

— Какой? — изобразила я живой интерес.

— Через две недели тебе исполняется семнадцать, — чуть помедлив, объявила Марисса.

Я резко выставила перед собой руки и покачала головой.

— Нет, Марисса, мы не будем это обсуждать, я тебе уже сто раз говорила! Я не праздную свой день рождения.

— Но почему? — возмутилась Марисса. — Помнишь позапрошлый год? Я выдержала даже Мию, — она состроила забавную гримасу, — но отметила свое пятнадцатилетие! Так что ты обязана сделать то же самое.

— Нет, — перебила я раздраженно. В сердце засаднило, когда Марисса напомнила о прошлогодней вечеринке в колледже.

«Я присылал тебе два наряда, чтобы ты сама выбрала тот, который тебе больше понравится, но ты не ответила, поэтому я выбрал сам. Надеюсь, ты оценишь мой выбор».

— Нет, — помотала я головой, чтобы отогнать непрошеные мысли. — Что мне праздновать, Марисса? Я даже не уверена, что родилась в этот день.

— Это совершенно не важно, — невозмутимо продолжала Марисса, выкручивая влажные волосы. — Тебе исполняется семнадцать — плюс-минус день не играет роли. Ну, говори, — ее глаза азартно загорелись.

— Чего бы тебе хотелось?

«Чтобы меня оставили в покое», — мелькнула мысль, но вслух я сказала другое:

— Марисса, давай закроем эту тему. Я не в настроении праздновать что-либо.

— Исключено, — упрямо покачала головой Марисса. — Не каждый день исполняется семнадцать — это же почти совершеннолетие! Пропуск во взрослую жизнь! Цвет юности! Прощание с детством! — с напускной восторженностью стала перечислять она, заставляя меня невольно расплыться в улыбке.

— Мне кажется, ты слишком много времени проводишь с Мией, — ревниво уколола я ее.

— Не меняй тему, — категорично отрезала Марисса. — Подумай, чего бы ты хотела на свой день рождения? Самое-самое сокровенное желание!

Я собиралась сражаться до последнего, но в какой-то момент поняла, что это бесполезно. Разумнее пойти на хитрость.

— Ну хорошо! Давай подумаем, — я приложила палец к подбородку, изображая глубокую задумчивость.

Марисса обрадованно кивнула и села по-турецки, демонстрируя полную концентрацию.

— Кого позовем? — спросила она. — Маркоса?

— Нет, — покраснела я. — Он в США с отцом.

— Точно! — закусила губу Марисса. — Лауру? Она вроде бы в городе…

— А давай не будем никого звать? — с надеждой посмотрела я на нее.

Марисса неуверенно повела плечом.

— Как хочешь… Только мы вдвоем?

— Ты и — ладно уж — Мия. Может быть, Соня и Франко захотят присоединиться…

— Конечно, захотят! — расплылась в торжествующей улыбке Марисса.- То есть, ты планируешь тихий семейный вечер? Не боишься звать Франко? Комары ведь от скуки сдохнут!

— Будет кому защищать нас от комаров, — улыбнулась я.

— Это мне нравится, — фыркнула Марисса и одобрительно хлопнула меня по плечу. — Ну, а где?

— Дискотеку не хочу, — отмела я.

Марисса одобрительно кивнула.

— Может, прогулка на лошадях? — предложила она.

— Ну нет, — сморщила я нос. — У меня лошади ассоциируются с Фернандой.

Марисса фыркнула.

— Да, есть некоторое сходство, — протянула она, хотя знала, что я имела в виду другое.

Я засмеялась.

— Ну хорошо, а что ты хочешь тогда? — уставилась она на меня.

— Я… Хочу на каток, — выдала я и хитро улыбнулась.

— Что? — воскликнула Марисса. — Это же Буэнос-Айрес, какой каток? Да и вообще сейчас лето!

Я вызывающе пожала плечами и закусила губу.

— Значит, не судьба, — насмешливо протянула я.

Марисса споткнулась и вдруг внимательно на меня посмотрела.

— Ты это специально, да? — спросила она. — Хочешь от меня отделаться?

— Я? Никогда, — притворно возмутилась я. — Ни разу в жизни не была на катке!

— Я убью тебя! — завопила Марисса и повалила меня на полотенце. Мы с хохотом стали кататься по траве.

— Подожди, ружье, — простонала я, уткнувшись ребром в твердую рукоятку. — Надо убрать в чехол — еще выстрелит!

— Так и быть, оставлю тебя в живых, — сжалилась Марисса и слезла с меня. — Не убирай — вдруг понадобится.

Я закатила глаза.

— Марисса, мы, скорее, убьем этим ружьем себя, чем… — начала я и смолкла на полуслове.

— Я тебе сто раз гово….

— Тихо! — прервала я ее, приложив палец к губам. — Ты слышала?

Марисса замерла, прислушиваясь.

— Что?

— Вот опять! — Я снова перебила.- Шорох в траве.

Марисса расслабилась.

— Да это птица какая-нибудь, — отмахнулась она. — Я ничего не слышу.

Шорох прекратился.

— Какая умная птица, — сощурилась я, медленно поднимая ружье с травы.

— Думаешь, это волки? — неуверенно взглянула на меня Марисса.

Я пожала плечами и снова прислушалась.

— Дай лучше я! — Марисса вырвала ружье у меня из рук и сняла заслон.

Мы замерли в ожидании.

Внезапно в кустах треснула ветка. Среди мирной тишины леса этот звук показался пушечным залпом, и Марисса инстинктивно нажала на курок. Раздался выстрел, и она повалилась на землю, сжимая плечо.

— Марисса! — Я испуганно подскочила к ней и упала рядом. — Ты в порядке? Где рана, покажи мне, ты попала в себя? Убери руку! — в паники бормотала я. — Я же говорила, я же говорила!

Марисса со стоном оторвала руку от плеча и, собрав последние силы, оттолкнула меня.

— Ну-ка слезь с меня, — проворчала она.

— Но ты ранена! Тебе нужно в больницу! — заорала я на нее.

— Да не ранена я! — заорала она в ответ. — Я же дуло в кусты направляла, ты что, ослепла?

Я почувствовала себя идиоткой.

— Зачем пугаешь тогда? — с досадой отстранилась.

Марисса поднялась и, поморщившись, потерла плечо.

— Отдача, — туманно объяснила она, рассчитывая, видимо, что я пойму ее с полуслова. Но я сегодня била все рекорды по сообразительности.

— Отдача? — переспросила я.

— Мне папа говорил что-то, но я забыла, — недовольно буркнула она. — Когда стреляешь из охотничьего ружья, пуля вылетает с такой скоростью, что ружье автоматически отталкивается в противоположную сторону. Его надо придерживать, а я этого не учла.

Я фыркнула и расхохоталась — на сей раз, вполне искренне.

— Тебе смешно, а у кого-то будет здоровенный синяк, — насупилась Марисса.

Я попыталась деликатно смолкнуть, но снова прыснула.

— Извини, — виновато посмотрела я на нее, не в силах сдержать широкой улыбки. — Это нервное — я так испугалась! Представляю, как это выглядело со стороны.

— К счастью, нас никто не видел, — хмыкнула Марисса. — Как думаешь, нам удалось спугнуть нашего волка?

— Не знаю, но мне кажется, пора отсюда выбираться, — решительно ответила я. — Я лично — сплошной комок нервов.

— Я тоже, — кивнула Марисса. — Давай одеваться.

* * *

Волчица наблюдает с холма за Людьми, сбившимися в стаю на берегу озера. Они молоды, наверняка слабы, но волчица не собирается охотиться. Во-первых, она сыта, во-вторых — носит детенышей. У Людей есть оружие: нет нужды подвергать плод опасности.

Раздается выстрел, и от стаи отделяется Человек. Крупнее и сильнее сородичей, он плавной и осторожной походкой передвигается по лесу, время от времени замирая и прислушиваясь, словно опасаясь преследования. Так двигаются волки, почуяв охотника, но волки всегда держатся стаи — Человек один. Человек оставил стаю.

Волки ненавидят Людей. Люди хитрые и подлые: нападают со спины и играют инстинктами. Волки не привязываются к Людям, как приблудные сородичи-псы, — это опасно и унизительно. Волк, отбившийся от стаи, скорее, умрет, чем прибьется к стае Людей.

Человек скрывается в лесных зарослях, но вскоре вновь появляется на дороге. Еще раз настороженно оглядевшись, он подходит к изящному дорогому автомобилю и скрывается в салоне. Машина тихо урчит и бесшумно трогается с места, оставляя на дороге темные следы колес.

Глава 4.

«Я не собираюсь мстить! Ты что, не понимаешь? Ты очень много для меня сделал! Больше, чем кто бы то ни было…».

Пытаюсь обнять его, но он швыряет меня на асфальт и садится в машину.

«Блас! За ним!».

«Ты с ума сошла?».

«Скорее в машину, мы его догоним!».

Чувствую, как на лбу выступает пот. Я знаю, что будет дальше. Если продолжу погоню, он вылетит на встречную полосу под самосвал. Последует кома и долгое, мучительное расставание.

Я должна отпустить его, чтобы снова обрести. Если отпущу, потеряю на время, но он останется жив.

Потом я найду его, обязательно найду, но сейчас нужно отпустить. Нельзя позволить ему снова погибнуть.

«Подождите, подождите, остановите машину!».

«Но Лухи, он же уйдет!».

«Маркос, пусть уезжает, я прошу!».

Истошно кричу.

«Но Лухи…».

«Остановите машину!».

Рыдаю.

«Давайте остановимся, ей плохо».

«Но нарушитель уйдет».

«Если не остановите машину, я выпрыгну!» — в отчаянии хватаюсь за ручку двери.

Мы останавливаемся, и машина Бласа скрывается за поворотом.

Плачу от облегчения. Я спасла его. Он остался жив.

«Лухи», — слышу, словно сквозь пелену, голос Мариссы.

Я спасла его.

Счастливые слезы текут по щекам. Блас жив, Блаз остался жив.

«Лухи, просыпайся», — чувствую руку на своем плече.

Жив.

Открывать глаза не хочется, но нужно поделиться с Мариссой радостной новостью. Я неохотно разлепляю веки и резко поднимаюсь на кровати. Провожу пальцами по щекам — они влажны от слез.

— Марисса… — радостно начинаю я.

— Лухи, ты кричала во сне. Что случилось? Что тебе приснилось? — Марисса обеспокоенно гладит меня по плечу.

— Я… Я… — начинаю ликующим тоном и вдруг спотыкаюсь. Спазм сковывает горло. Приходит осознание.

Это был сон. Блаз по-прежнему мертв. Мертв — и ничто не может этого изменить.

Вскидываю на Мариссу беспомощный взгляд. Она участливо смотрит на меня в ожидании объяснений.

Становится холодно. Поджимаю колени и обнимаю их руками.

Мертв.

— Приснился кошмар? — подает, наконец, голос Марисса.

Чуть помедлив, молча киваю и вновь ложусь на подушку.

— Все в порядке, — шепчу, кутаясь в одеяло. — Приснилось, что пришла на урок голой… — ляпнула я.

Марисса не верит, но вида не подает.

— Бывает, мне тоже иногда снится, — хлопает ладошкой по одеялу и подмигивает мне. — Главное, помни: нам стыдиться нечего. В следующий раз входи в класс с гордо поднятой головой.

Надо улыбнуться, но сердце все еще саднит. Я словно заново переживаю его смерть.

— Хорошо, — шепчу я и отворачиваюсь к стене. — Спокойной ночи, Марисса. Спасибо тебе.

Она не ответила. Чуть помедлив, встала с моей кровати и забралась на свою. Промаявшись до рассвета, я все-таки, наконец, уснула.

* * *

— Лухи!

На меня с разбега приземлился бегемот. А, нет, — это Марисса.

Я с трудом разлепила веки. В голове туман.

— Чего ты в такую рань? — простонала я.

— Рань? — возмутилась Марисса. — Уже обед скоро! Ты забыла, что мы на карантине? Я даже из комнаты выйти не могу, чтобы позавтракать! Нам все принесли в комнату.

— Ну и ешь на здоровье, — буркнула я.

— Лухи, вставай, — ущипнула она меня за щеку. — Мне же скучно!

— Иди к Мие! — отмахнулась я, снова погружаясь в сон.

— Отстань ты со своей Мией! — рассердилась Марисса. — Я видеть ее не хочу после того, что она выкинула. Мы должны срочно придумать, чем заняться! «Болеем» уже неделю, а успели только на озеро сбегать разок!

Я медленно отключалась. Внезапно кто-то резко подскочил ко мне и содрал с меня одеяло.

Я истошно завопила:

— Отдай!

— Одевайся! — Марисса увернулась от моего пинка и отбежала с одеялом к окну, игриво улыбаясь.

От злости я проснулась окончательно. Тут же вспомнилась минувшая ночь и сон с Бласом. Несмотря ни на что, я была рада, что он мне приснился, — Блас редко это делал, хотя его смерть ходила за мной по пятам. Так привычно было снова видеть его рядом — я даже не осознавала, как скучаю по нему. Хотелось прижать его к себе силой, застыть так и больше никогда не просыпаться.

— Ладно, — послушно спустила я ноги на пол. — Где, говоришь, завтрак?

Марисса была явно разочарована, что я не поддержала ее игру, но быстро сориентировалась и указала на туалетный столик.

— Мне кажется, они решили, что у нас не ветрянка, а отравление, — проворчала она. — Не будь я так голодна, вылила бы эту овсянку на голову горничной. Или Франко.

— Я не буду овсянку, — в животе скрутило при воспоминании о холодной вязкой жиже, которую подавали на завтрак в приюте.

— И я не виню тебя, — сморщила нос Марисса, сняв крышку с кастрюли. — Придумала! — На ее лице появилось знакомое выражение а-ля «Марисса-что-то-задумала-и-опять-найдет-неприятности-на-свою-голову-или-ниже».

— Я не голодна, — сочла своим долгом предупредить я, но Марисса, естественно, не слушала.

— Нам надо забраться в погреб: наверняка, у Хуаниты припасено что-нибудь вкусненькое, — в предвкушении потерла руки Марисса.

— Погреб на кухне — кухня в другом конце дома, — лаконично обрисовала я ситуацию. — Нас поймают еще в коридоре и поймут, что мы прекрасно себя чувствуем.

— Это если мы пойдем по коридору, — хитро блеснули глаза Мариссы.

— Предлагаешь лететь по воздуху? — хмыкнула я.

— Лухи, ты невыносима! — взвыла Марисса.

— Это ты верно подметила, потому что я никуда не иду, — категорично отрезала я и демонстративно хлопнула дверью ванной.

— Ну и давись своей овсянкой, — донеслись до меня приглушенные вопли Мариссы.

Я хмыкнула и включила воду. Подставив ладони под ласковую струю, посмотрела в зеркало — на меня с любопытством взглянули холодные серые глаза. Я попыталась придать лицу более мягкое выражение, но ничего не вышло: взгляд по-прежнему оставался жестким и равнодушным. Что-то случилось со мной за последние месяцы, я с трудом узнавала свое отражение. Губы побледнели и упрямо сжаты, глаза наоборот стали казаться больше. Раньше они были серо-голубыми, теперь приобрели блеклый оттенок пасмурного неба. Я вообще выглядела так, словно потеряла какой-то пигмент, и теперь все лицо казалось бледным пятном в обрамлении непослушных светло-русых волос, спадавших неровными чуть вьющимися прядями. Давно перестала убирать их в прическу. Детдомовская привычка заплетать косички и хвостики со временем атрофировалась, да и мне было попросту наплевать, что у меня на голове.

«Оправься, причешись», — услышала я как наяву и невольно улыбнулась. Я готова была убить Бласа на месте, когда он делал мне замечания. Наброситься сзади и, подобно индейскому аборигену, вцепиться в волосы, чтобы снять скальп. Я так привыкла ненавидеть его ленивый, чуть гнусавый голос, что не смогла бы определить, в какой момент он стал родным.

Почистив зубы, я забралась в ванную и быстро приняла душ. Еще одна детдомовская привычка: мыться очень быстро, потому что в душевую выстраивается длинная очередь. Будешь засиживаться — тебя после поймают и отлупят за медлительность. Те, кто оставался в хвосте, обычно опаздывали на урок и получали серьезное наказание, — неудивительно, что в конце очереди, как правило, оказывались слабые: в детдоме царили волчьи законы.

Я никогда не оказывалась в хвосте. Вовремя сообразив, что к чему, я стала тренироваться и вскоре могла заткнуть за пояс любого мальчишку. Для меня спорт не был развлечением, как для избалованных деток в «Элитном пути», — это был способ выжить. Практически единственный способ.

Я выключила воду и потянулась за полотенцем.

— Девочки, вы в ванной? — раздался за дверью приглушенный голос Сони. Я в панике осмотрела свое тело и поняла, что смыла все отметины, которые наставили мы с Мариссой. Выскочив из ванны, я снова включила душ до упора и быстро закуталась в банный халат с капюшоном.

— Соня! — Я выскользнула из ванной и прижалась спиной к двери, бегая глазами по комнате в поисках Мариссы. Взгляд остановился на распахнутом окне, и я едва сдержала стон. Теперь стало ясно, как она собирается осуществить свой план.

— Где Марисса? — Соня последовала моему примеру и огляделась. На ней тоже был банный халат и какие-то страшно безвкусные шлепанцы на каблуках. В руках она держала большую коробку.

— Э-э… — замялась я. — Соня, тебе нельзя здесь находиться! Ты же не болела ветрянкой!

— Я только на секундочку, — беспечно махнула она рукой. — Спустилась утром за газетой, и увидела на пороге вот это, — она протянула коробку. — Решила занести, вдруг что-то важное.

Я в недоумении посмотрела на коробку.

— Передать Мариссе? — уточнила я.

— Ах, нет, детка, здесь стоит твое имя. — Соня ткнула длинным пальцем в надпись на посылке.

Я нахмурилась и прочитала:

«Лухан Линарес, Аргентина, Палермо, бунгало Колуччи».

Тысяча вопросов возникло у меня в голове. Кто может знать адрес Мариссы? Кто знает, что я здесь? Кому понадобилась отправлять мне посылку?

— Лухи, ты в порядке? — Соня протянула руку к моей щеке, но в последний момент отдернула ее, опомнившись.

Я растерянно переводила взгляд с коробки на нее.

— Да, — кивнула я, наконец. — Спасибо. Иди скорее, а то заразишься.

— Ай, не переживай, в моем возрасте болеть ветрянкой еще вполне безопасно, — жеманно взмахнула рукой Соня. — Это Франко пусть беспокоится. Как там мое солнышко? — посмотрела она на дверь ванной. — Меня терзает мысль, что я не могу быть рядом с моей девочкой, пока она болеет.

— Она в душе, слышишь, вода шумит? — невинно посмотрела я на нее. — Нам уже лучше, Хуанита хорошо о нас заботится. Да и мы уже не маленькие, сами справляемся.

— Да-да, конечно, — послушно закивала Соня и повернулась, чтобы уйти, но у самого порога остановилась. — Подожди, мне тут пришла в голову мысль. А это не вредно принимать душ во время ветрянки?

— Нет! Что в этом может быть вредного? Мыться вообще полезно, — авторитетно заявила я.

— Да, наверно, ты права, — задумчиво кивнула Соня, окидывая меня подозрительным взглядом.

«Где Марисса со своим театром на выезде?», — тоскливо подумала я. У меня выходило далеко не так убедительно.

— Потом расскажешь мне, что внутри. — Соня кивнула в сторону коробки, — мне жутко любопытно.

Я рассеянно перевела взгляд на коробку и вновь посмотрела на Соню.

— Да, конечно, — через силу улыбнулась я. — Скорее уходи, а то заразишься. После ветрянки остаются жуткие отметины — не сможешь выступать, — припугнула я.

Соня закивала.

— Бедные мои девочки, — драматично воскликнула она и поспешила ретироваться.

Все-таки, Марисса — гений.

Я положила коробку на кровать и выглянуло в окно. Я немного беспокоилась: спальня находилась на втором этаже, и если я правильно оценила ситуацию, Марисса спустилась по пожарной лестнице, чтобы попасть на кухню через черный вход. Внимательно осмотрев землю под окном и не обнаружив никаких следов неудачного падения, я прикрыла раму, оставив щелочку, на случай если Марисса решит вернуться тем же путем. Снова приблизившись к кровати, я в нерешительности уставилась на коробку.

«Скорее всего, от Маркоса», — подумала я, закусив губу, и в груди разлилось приятное тепло. Я до сих пор не разобралась в своих чувствах к нему, и, хотя четко решила, что между нами ничего быть не может, осознание, что он помнит обо мне даже в США, грело душу.

«Нет, скорее всего, просто ошиблись адресатом», — передумала я через несколько секунд. — Наверно, это Мариссе от Пабло».

Я успокоилась и решила, что вскрою коробку вместе с Мариссой. Если это для нее, она покажет мне свой подарок, а если для меня, будет не так страшно узнать, что внутри. Почему было так страшно, я и сама не могла бы сказать. Меня не отпускало ощущение дежавю или даже мистический ужас: раньше я получала посылки только от опекуна. Но мой опекун больше не мог отправить мне посылку.

Чуть подумав, я решила, что даже если коробка адресована Мариссе, Пабло мог намеренно поставить мое имя, чтобы я преподнесла подарок каким-нибудь особым образом. Получается, если я открою коробку вместе с Мариссой, то испорчу весь сюрприз.

Поколебавшись, я все-таки села на кровать и положила коробку на колени. Слишком много внимания какой-то посылке. На ней значится мое имя — значит, адресовано мне. Я имею полное право вскрыть ее, так? Поддев ногтем край скотча, я попыталась оторвать клейкую ленту, но ничего не вышло: скотч был намертво приклеен к картону. Отложив коробку, я встала и подошла к прикроватному столику, на котором валялись маникюрные ножницы. Схватив их, я вновь решительно вернулась к коробке и сделала надрез. Прозрачная лента легко поддалась. С замиранием сердца я открыла крышку.

Прорвавшись сквозь ворох шелестящей бумаги, я нащупала холод металла. Осторожно ухватившись за предмет, я потянула его на себя и выудила на свет самую диковинную вещь, какую когда-либо видела.

Это был ботинок. Белого цвета, с округлым носком, очень изящный, с резным узором на мягкой коже — такие никто не носил в Аргентине, так как даже зимой в них было бы жарко. Но удивительно было другое: к подошве была прикреплена какая-то фигурная железка, похоже на тупое лезвие, — я не знала, как она называется, но общего образования мне хватало, чтобы понять, что передо мной самые настоящие коньки.

«Ну хорошо, а что ты хочешь тогда?».

«Я… Хочу на каток».

«Что? Это же Буэнос-Айрес, какой каток? Да и вообще сейчас лето!».

«Значит, не судьба».

Я взволнованно порылась в коробке и выудила второй ботинок. Нет, Марисса определенно свихнулась! Зачем мне коньки в Буэнос-Айресе, в самом деле? Она что, шуток не понимает? Когда она успела заказать их, если мы все время вместе?

Я взглянула на обратный адрес — ничего, лишь номер и печать центрального почтамта Буэнос-Айреса. Мне оказалось странным, что в такую глушь приходят посылки. Неужели почтальон добирался сюда полтора часа от города? Почему он не попросил подписать квитанцию о получении, и оставил коробку на пороге?

Стоп, коробку принесла Соня. Может быть, Марисса поручила ей съездить за заказом в город? Но Соне-то должно было хватить ума не тратить время на такую ерунду!

Я вновь открыла коробку и принялась запихивать коньки обратно.

— Сумасшедшая, — пробормотала я и резко смолкла, увидев край конверта, торчавший среди бумаги. Я достала конверт и в нерешительности повертела его в руках. Никаких надписей, запечатан.

«Просто теряюсь в догадках», — хмыкнула я про себя и вскрыла конверт.

Внутри оказались две яркие темно-синие картонки, на которых светло-желтыми буквами значилось:

«Крытый каток под открытым небом в Буэнос-Айресе. Самый масштабный и дорогостоящий проект года. Система заливки катка отличается не только простотой, но экологической безопасностью: специальное оборудование постоянно поддерживает температуру основания катка, которая составляет -12 °C. У каждого желающего попробовать свои силы на льду есть возможность взять коньки напрокат, а новичкам готовы оказать помощь профессиональные тренеры. Ждем вас в любой день с 9.00 до 22.00».

Конверт выпал у меня из рук, но я даже не потрудилась нагнуться, чтобы поднять его. Я вникала в содержание текста и пыталась осмыслить происходящее. Кажется, если бы мне внезапно пришло письмо из Хогвартса, я удивилась бы меньше:

Два билета на каток. Крытый каток в Буэнос-Айресе. Это что, шутка?

Я еще раз перечитала каждую надпись на каждом билете. Каток летом? В Аргентине? Но как Марисса достала эти билеты, это же, наверно, сумасшедшие деньги!

Соня.

Я подскочила было, чтобы допросить Соню, забыв о всякой конспирации, когда оконная рама щелкнула и на подоконнике появилась довольная Марисса с внушительным пакетом в руках.

— Уфф, — отерла она несуществующий пот и, свалив пакет на пол, спрыгнула с подоконника. — Я чуть не упала в изгородь с этим пакетом, а все из-за тебя! Заставила хрупкую девушку тащить все в одиночку.

Я не отвечала, взирая на нее щенячьими от восторга глазами.

Марисса явно растерялась.

— Не волнуйся, тебе тоже перепадет, — проворчала она и, подтащив пакет к кровати, принялась выкладывать содержимое прямо на покрывало. — Я не такая свинья, как некоторые, так что поделюсь чем-нибудь, так и быть, — приговаривала она, выуживая из пакета бутылку с йогуртом.

Я сорвалась с места и повисла у нее на шее, едва не свалив с ног.

— Пусти, задушишь, — прохрипела ничего не понимающая Марисса. — Я смотрю, ты тут совсем оголодала — на людей набрасываешься. — Она с усилием отцепила меня от себя и внимательно осмотрела со всех сторон.

— Что случилось? — подозрительно осведомилась она.

Я торжественно подошла к коробке с коньками и, достав один ботинок, помахала им у ее носа.

— Спасибо тебе! — воскликнула я с сияющими от счастья глазами.

Марисса бросила взгляд на коньки, затем на меня.

— Что это? — недоуменно спросила она.

— Марисса, перестань разыгрывать спектакль, — пригрозила я ей увесистым ботинком. — Только ты могла знать, что я попросила на день рождения. Ты сумасшедшая! Я же не думала, что ты воспримешь это всерьез!

Я отбросила ботинок на кровать и схватила конверт с билетами.

— Я не хотела, чтобы ты поняла, но это действительно моя заветная мечта! Я не шутила!

Марисса осторожно взяла конверт и вынула билеты. С секунду она изучала их так, будто впервые видит, и мне вдруг ударила в голову мысль, что подарок не от Мариссы, а я веду себя, как дура. Но секунду спустя она деловито кивнула и довольно посмотрела на меня.

— Значит, уже дошло — отлично. Успеем раскрутить Франко на поездку в Буэнос-Айрес.

— Спасибо! — Я снова крепко стиснула ее в объятьях.

На сей раз, Марисса обняла меня в ответ.

— Ну ты же меня знаешь, — добродушно проворчала она, отдуваясь от моих влажных волос. — Почему бы не подарить коньки в июне месяце? Это очень даже в моем духе, — задумчиво рассуждала она. — Просили — получите. Ладно тебе, ты что-то совсем расчувствовалась, Лухи. Сама же терпеть не можешь телячьи нежности.

Я отпустила несчастную Мариссу и радостно выхватила билеты.

— Как я рада, что ты у меня есть, Марисса! Для меня никто еще не делал ничего подобного! Не считая Бласа, конечно… — Я помрачнела, но ненадолго, заставив себя вспомнить о подарке, который сделала Марисса. — Как ты собираешься раскрутить Франко? Мы же болеем.

Марисса неуверенно покосилась на меня.

— А сколько длится ветрянка? Может, мы уже выздоровели?

Я с сомнением покачала головой.

— Мне кажется, я недели две болела…

— Так ты болела? — вскинулась Марисса.

— Конечно, — пожала плечами я. — Но давно, я уже не помню ничего…

Марисса встала в позу великой задумчивости.

— Придется идти на поклон к Мии…

Глава 5.

Все обошлось благополучно. Нам удалось убедить Франко и Соню в нашем чудесном выздоровлении, и в день моего рождения они отпустили нас в Буэнос-Айрес. Билета было только два, и нам с Мариссой стоило огромного труда деликатно объяснить Соне, что приобретать еще три нет никакой необходимости. Деликатно — с моей стороны, Марисса, кажется, не слишком старалась. Так или иначе, Франко настоял на том, чтобы отвезти и встретить нас на катке, так что во времени мы были ограничены. Впрочем, каток и без того закрывался в десять вечера, так что эта новость ненадолго омрачила наше приподнятое настроение.

Сказать, что я была в восторге, означало бы ничего не сказать. Каток был крытым, но огромным, и брезентовые стены уходили высоко вверх под купол. Мне он казался сказочным шатром — невзрачным снаружи и роскошным изнутри. Марисса взяла коньки напрокат, а я торжественно надела изящные ботинки, которые получила в подарок.

Лишь переступив порог шатра, мы почувствовали, как пахнуло ледяной свежестью северных стран. После вязкой аргентинской жары, которая стояла в столице весь последний месяц, эта прохлада показалась живительной. Впрочем, вскоре мы начали замерзать, так как на лед выйти все не решались, а без движения при такой температуре околели бы и более закаленные организмы, чем у нас с Мариссой. Хорошо, что Франко предусмотрел это и заставил нас надеть джинсы и кофты с длинным рукавом.

По иронии судьбы я не умела кататься даже на роликах — несмотря на то, что считалась спортсменкой. Ролики — спорт для богатых, у бедняков нет денег на такую роскошь. Уличных некому научить верховой езде, танцевать вальс и прочим выкрутасам, доступным деткам из «Элитного пути», поэтому я всегда чувствовала себя неловко на мероприятиях, где от меня требовались подобные навыки. Однако сейчас я была с Мариссой, а та, похоже, дружила с коньками еще меньше, чем я, поэтому я не испытывала никаких неудобств. С громким хохотом мы время от времени решались оторваться от ограды и, потерпев фиаско, помогали друг другу снова подняться на ноги. К концу сеанса мы почувствовали себя более уверенно и стали рассекать за руку по центру катка. Впрочем, подозреваю, выглядело это не менее комично, чем когда мы вытанцовывали возле ограды. По крайней мере, когда мы с Мариссой стали кружить в центре, толпа рассосалась и стала опасливо держаться периферии.

Уже через час мы почувствовали, что больше не можем сделать и шага. Ноги стали ватными, и продолжать кататься было просто опасно.

— Зайдем? — указала Марисса на маленькое кафе возле павильона. Видимо, оно было построено специально для посетителей катка.

— У меня нет денег, — выдавила я, смутившись. — А за твой счет я не хочу. Давай я просто посижу рядом?

Я знала это выражение лица Мариссы и сжалась в ожидании разъяренных воплей, но ее голос был на удивление мягким.

— Лухи, мы теперь одна семья. Если ты признаешь опекунами Соню и Франко, ты должна принимать их деньги.

— Я принимаю… — буркнула я. — Я живу за ваш счет. Но кафе — это лишнее.

— Хорошо, тогда позволь лично мне угостить тебя? — примирительно потрепала меня по плечу Марисса и заглянула в глаза. — Я скопила кое-что. От меня ты деньги принять готова?

У нее был такой умилительный вид, что я не выдержала и рассмеялась.

— Только один раз, — предупредила я. — Угостишь меня чашкой чая.

— Есть, синьорита, — козырнула мне Марисса и стала маршировать в сторону кафе. Я снова радостно засмеялась и последовала за ней. Мне было очень хорошо. Это был мой лучший день Рождения.

* * *

— Что закажем? — протянула Марисса, внимательно проглядывая перечень меню.

— Ну и цены! — ужаснулась я.

— Лухи, — строго взглянула на меня поверх меню Марисса.

— Молчу-молчу, — пробормотала я. — Я уже сказала — буду чай, — нашла я глазами самый дешевый продукт в списке.

Марисса не отвечала, задумчиво покусывая губу.

— Ты чего? — полюбопытствовала я.

— Тут есть глинтвейн. — Глаза Мариссы сверкнули озорным блеском.

Я напрягла память и вспомнила, что так, кажется, называют подогретое вино с разными специями. В Аргентине напиток не был популярен, и его почти нигде не продавали. Само собой, Марисса не могла пройти мимо.

— Исключено, — отрезала я. — Франко приедет за нами через час. Он почувствует, что мы пили спиртное.

Марисса закатила глаза.

— Лухи, не смеши меня, мы же не ведро выпьем. Всего по бокалу! Точнее, глинтвейн вроде бы даже в стаканчиках подают.

Я наклонилась к ней и прошептала:

— Марисса, нам никто не продаст! Мы же несовершеннолетние…

Марисса остановила меня жестом.

— Ты будешь глинтвейн? — спросила она настойчиво.

Я пожала плечами.

— Официант, — позвала Марисса, решив, видимо, что молчание — знак согласия.

К нам подошел пожилой чернявый мексиканец с белым полотенцем, перекинутым через предплечье.

— Что желаете? — учтиво спросил он, приготовив ручку и блокнот.

— Нам, пожалуйста, четыре эмпанадос и два бутерброда с морсильей. И два глинтвейна, — коротко прибавила Марисса.

Официант подозрительно впился в нас взглядом своих глазок-жучков.

— Вам уже есть восемнадцать? — уточнил он.

Марисса томно вздохнула и откинула волосы назад.

— Маленькая собачка — до старости щенок, — доверительно сообщила она мне и вскинула не по годам серьезный взгляд на официанта. — Сейчас подойдет мой муж — у него наши документы. Надеюсь, у вас нет сомнений, что замуж раньше восемнадцати не выходят? — спросила она с ноткой угрозы в голосе.

Официант как будто растерялся.

— Простите, вы очень молодо выглядите, — расплылся он в угодливой улыбке.

— Ничего, все мы время от времени ошибаемся, — благосклонно улыбнулась Марисса и жестом отпустила официанта.

Думаю, мое лицо приобрело багровый оттенок от долго сдерживаемого смеха.

— Марисса, ты была великолепна, — дала я волю хохоту.

Марисса отмахнулась.

— Мой муж всегда меня выручает. Лет с пятнадцати.

— Какой муж? — недоуменно уставилась я на нее.

— С документами который, — рявкнула Марисса и постучала пальцем по голове. — Не пугай меня, иначе я подумаю, что Мия по ночам крадет у нас извилины.

— Ладно тебе издеваться, — неожиданно для самой себя вступилась я за Мию. — Она итак, наверно, обиделась, что ты ее не взяла.

Марисса вскинула брови.

— Вот с этого места поподробней, — протянула она, склоняясь ко мне. — С каких это пор ты переживаешь за Мию?

Я смутилась.

— Да я не переживаю, просто удивляюсь, что ты на нее взъелась. Вы же ладили в последнее время. Более или менее, — прибавила я справедливости ради.

— После того, как она нас шантажировала? Да она мне все лето за это платить будет, — мстительно сощурилась Марисса.

— Она же никому не сказала, — снова вырвалось у меня.

Марисса смерила меня пронизывающим насквозь взглядом.

— Так, что у тебя с Мией? — резко спросила она.

Я уставилась на нее в деланном изумлении.

— Что ты имеешь в виду? — Я стала теребить кончик своих распущенных волос.

— Я не позволю Колуччи увести у меня подругу! — Марисса обиженно стукнула кулачком по столу. — Ты же всегда терпеть ее не могла! Сама меня к ней ревновала! А что теперь?

Я молчала.

— Да ничего не изменилось… — пробормотала я. — Что ты на меня напала?

— Тогда почему ты ее защищаешь? — настойчиво повторила Марисса.

Я вскинула на нее неуверенный взгляд.

— Она знает, что мой опекун — Блас, — решилась я, наконец.

Последовало тягостное молчание. Марисса сникла и явно не знала, что ответить.

— Она говорила с тобой о Бласе? — тихо произнесла она, наконец.

Я молча кивнула. Это неминуемо. Как я ни старалась не вспоминать о Бласе, он все равно всплывал в разговоре ежедневно, в мыслях — ежечасно.

— Она по-доброму отнеслась ко мне. Пыталась рассказать про Бласа — все, что знала сама. Правда, из ее описаний вышел такой супермен, что я ума не приложу, как она такого бросила, — хмыкнула я.

— Все мертвецы — незаурядные люди, — кивнула Марисса. — Никогда не понимала, зачем хвалить после смерти тех, для кого не нашлось добрых слов при жизни. Уж на том свете слова им точно не понадобятся.

В сердце неприятно кольнуло. В конечном итоге, я тоже добрыми словами Бласа не баловала.

— Давай сменим тему, — попросила я. Я всегда прошу сменить тему, хотя обычно сама же ее и завожу.

— Мы возьмем Мию с собой в Мачу-Пикчу, — задумчиво протянула Марисса, не обратив внимания на мои слова. — Когда до Франко, наконец, дойдет, что в его охотничьем домике даже комары дохнут со скуки — не то, что невинные подростки…

— Ваш заказ, — прервал наш разговор официант и поставил перед нами поднос. Среди заказанных нами свертков с выпечкой возвышались две огромные кружки с дымящимся какао. Мы недоуменно переглянулись.

— Простите, — возмущенно начала Марисса, — но мы не заказывали какао.- Где наш глинтвейн?

Официант кивнул.

— Все верно. Какао заказал для вас молодой человек за барной стойкой. Он сказал, что он учитель из вашей школы, и ему достоверно известно, что вам еще нет восемнадцати.

— Что? — воскликнула Марисса и, разъяренно сжав край скатерти под столом, покрутила головой. — Где это ничтожество? — процедила она, вперив внимательный взгляд в посетителей, сидевших за барной стойкой. — Что-то не вижу никого знакомого, ты видишь? — обратилась она ко мне.

Я покачала головой.

— Покажите нам этого человека, — попросила я официанта. — Мы хотим поблагодарить его за какао, — быстро прибавила я, увидев его нерешительный взгляд.

— Да, у меня руки чешутся отблагодарить его, скажите нам, — многообещающе протянула Марисса.

Официант растерянно оглядел стойку.

— Кажется, он ушел, — развел руками он. — Но он совершенно точно заказал вам какао. Даже оплатил его.

Мы с Мариссой снова переглянулись.

— Скажите, а как он выглядел? — Марисса больше не казалась раздраженной, скорее, встревоженной. — Может, мы узнаем нашего учителя по описанию?

Официант растерялся.

— Молодой человек, — промямлил он. — Лет тридцати.

— Волосы? — напряженно спросила Марисса.

— Я не обратил внимание, — покачал головой официант. — На нем была бейсболка.

— Глаза? — вставила я.

— Кажется, светлые, — пожал плечами официант и чуть раздраженно прибавил, — знаете, я как-то мужчин не особенно разглядываю. Мой профиль — это красивые девушки, — расплылся он в кокетливой улыбке.

Меня едва не стошнило.

— Как пить дать, Миранда! — стукнула кулаком по столу Марисса. — Ну он у меня получит осенью…

— Скажите… — Мой голос прозвучал неожиданно хрипло. — А у него не было эмм… растительности на лице — бородки, скажем… — Я поймала на себе внимательный взгляд Мариссы и смущенно смолкла.

Официант покачал головой.

— Нет, бороды точно не было, я бы запомнил, — уверенно ответил он и поспешил откланяться.

— Лухи, — несмело начала Марисса, но я резко оборвала ее.

— Марисса, я просто спросила! Это мог быть Мансилья — вдруг он заехал в Буэнос-Айрес на каникулы.

Марисса смерила меня долгим взглядом, затем кивнула.

— У Мансильи карие глаза. А так, конечно, вполне возможно, — согласилась она и принялась с аппетитом поглощать пирожок.

* * *

— Не могли бы вы принести счет? — поймала Марисса пробегавшего мимо официанта. Тот с готовностью кивнул и достал блокнот с ручкой. — Хотите заказать еще что-то? — любезно поинтересовался он.

— Нет, спасибо, — кисло улыбнулась Марисса, похлопав себя по округлившемуся животику. — Меня итак сейчас стошнит прямо на вас, — жизнерадостно сообщила она. — Принесите счет за то, что мы уже заказали.

Официант в недоумении оглядел поднос.

— Но ваш заказ уже оплачен. — Он пролистал свой блокнот, чтобы проверить себя. — Все верно, сорок песо… — Внезапно он смолк и вдруг хлопнул себя по лбу.

— Я же вам не сказал — тот молодой человек оплатил не только какао! Он оплатил весь ваш заказ в качестве моральной компенсации за глинтвейн. — Официант обворожительно улыбнулся. — Хорошего дня.

* * *

— Кто это мог быть? — била я себя ладонью по лбу по пути на стоянку, где нас ждала машина Франко.

— Миранда? — как-то рассеянно отозвалась Марисса, что-то напряженно обдумывая.

— Не знаю, — с сомнением покачала я головой. — Почему он сбежал тогда? Мог бы и в открытую нас выдать официанту.

— Испугался моего гнева, — хмыкнула Марисса и снова погрузилась в свои размышления.

— Эй, ты чего? — не выдержала я и дернула ее за рукав. — Что ты как воды в рот набрала?

Расстроилась из-за глинтвейна?

Марисса неохотно кивнула и, ничего не ответив, продолжала ход. Я привыкла к перепадам ее настроения, поэтому лишь взлохматила ей волосы и по-хозяйски положила руку на плечо.

— Марисса, да выброси ты из головы — я лично вообще не очень-то хотела брать этот глинтвейн. Какао в итоге оказалось намного вкуснее! — Я заглянула ей в глаза и улыбнулась. — Ты итак устроила мне потрясающий праздник! Я никогда этого не забуду, слышишь?

Марисса, казалось, еще больше помрачнела и отстранилась.

— Я рада, что ты рада, — сухо ответила она.

Я опешила.

— Я отдам сумму, которую ты потратила на коньки, — в сердцах пообещала я, задетая ее поведением. — Наверно, это сумасшедшие деньги, но я устроюсь на работу…

Марисса вдруг резко повернулась ко мне и посмотрела на меня неожиданно виновато.

— Лухи, перестань молоть чушь, — попросила она.

Собственно, это она и должна была ответить по сценарию, но что-то в ее тоне заставило меня насторожиться.

— Это не чушь, я видела, сколько стоил билет: я никогда не смогу тебе подарить на день Рождения такой же дорогой подарок… — затараторила я, но Марисса меня перебила.

— Лухи, Лухи, стой, да подожди же ты! — она силой закрыла мне рот рукой. Я отпрянула и оторвала ее ладонь.

— Что ты делаешь? — возмутилась я.

Марисса не отвечала, молча рассматривая асфальт под ногами.

— Марисса, что происходит? — Я надеялась, что мой голос звучит достаточно угрожающе.

— Я тебе наврала, — пробурчала себе под нос Марисса.

Я подумала, что ослышалась.

— Ты — что?

— Наврала! — рявкнула Марисса и снова потупилась. — Прости меня.

Я ничего не понимала.

— Насчет чего ты наврала? — терпеливо спросила я.

— Я понятия не имею, откуда билеты, — мрачно посмотрела на меня Марисса. — А коньки тем более.

Я опешила.

— Но почему ты сказала, что это твой подарок? — растерянно спросила я.

— Я не говорила, — попыталась было защищаться Марисса, но тут же снова сникла. — Ладно, говорила. Ты была сама не своя от счастья. Я сто лет тебя не видела такой. Думала, если скажу, что это не от меня, ты напридумываешь себе всякую ерунду и откажешься ехать.

Я пожала плечами.

— Почему я должна была себе что-то напридумывать? Ты сказала Маркосу? У нас с ним сейчас нормальные отношения, я бы приняла от него подарок… Конечно, все равно вернула бы часть денег, потому что это слишком дорого…

— Лухи, я не говорила Маркосу, — глухо отозвалась Марисса.

— А кому? — удивилась я, теряясь в догадках.

— Никому. — Марисса посмотрела на меня в упор. — Я никому не рассказывала о нашем разговоре.

Я замерла. Паззлы постепенно складывались в картинку.

— Но кто же тогда…

— Я не знаю, Лухи. — Марисса мотнула головой. — Но думаю, тот же, кто заказал нам сегодня какао вместо глинтвейна.

Глава 6.

— Волк, — выдохнула я, прервав долгую, тягостную тишину.

— Что? — уставилась на меня Марисса.

— Это наш волк, — возбужденно принялась объяснять я. — Помнишь, ты повалила меня на траву, и мы услышали шорох в кустах? Кто-то подслушал нас!

Марисса смотрела на меня с жалостью.

— Лухи, детка, нам пора домой, ты простудилась, — она попыталась заботливо приложить ладонь к моему лбу, но я раздраженно отмахнулась.

— Марисса, не строй из себя дурочку, ты что, действительно не понимаешь? — разъяренно уставилась я на нее.

— Я все понимаю, — успокаивающе закивала Марисса. — Волк подслушал наш разговор и пошел в магазин, чтобы порадовать малышку Лухан, — продолжала ерничать она. — А потом решил угостить нас какао — то-то официант его не запомнил!

— Марисса, — зарычала я. — Это был человек, и ты прекрасно понимаешь, о чем я!

Она тяжело вздохнула.

— Но кому пришло в голову подслушивать нас? — Марисса посмотрела на меня исподлобья. Внезапно она оживилась. — Может, у тебя появился поклонник?

Я застыла.

— Не говори ерунды, — выдала я после долгой паузы. — Откуда он узнал мое имя?

— Я сто раз называла тебя по имени, — нашлась Марисса.

— И ни разу по фамилии, — парировала я. — На коробке стоял твой адрес и моя фамилия.

— Напористому поклоннику это узнать раз плюнуть, — подмигнула Марисса.

Я не сдержала смущенной улыбки, но не могла избавиться от ощущения какого-то неясного предчувствия. Что-то не сходилось.

— Но где же он тогда, этот поклонник? — подозрительно посмотрела я на Мариссу. — Он ни разу не объявился. Даже если предположить, что он тоже живет где-то поблизости…

— Это очень скромный поклонник, — простодушно вскинула брови Марисса и подхватила меня под локоть. — Но мы его обязательно найдем, — хищно улыбнулась она.

— Как? — Я с интересом взглянула на нее.

— Он явно болтается где-то поблизости, — пояснила Марисса. — Значит, живет где-то неподалеку — вряд ли мы одни в этом лесу. Думаю, стоит посетить егеря: вдруг, у него есть симпатичный молодой сын? — подмигнула она.

Я зарделась.

— Не буду я никого искать, — отмахнулась я. — Захочет — сам объявится.

— Он очень стеснительный, — заканючила Марисса. — Ну давай только разок, а?

Я засмеялась.

— Но как ты собираешься сбежать от Франко?

— А мы возьмем его с собой, — чуть подумав, выдала Марисса.

— Что? — моя челюсть самопроизвольно отвисла.

— Пора подать ему идею, — торжествующе улыбнулась Марисса. — Чтобы безопасно гулять по лесу, нужно воспользоваться услугами егеря. Понимаешь, о чем я?

Я фыркнула и умильно взглянула на нее.

— Марисса, я тебе уже это говорила, но скажу еще раз.

— Я тебя тоже люблю, — польщено закивала она.

— Не это, — хитро покосилась я на нее.

Марисса подозрительно уставилась на меня.

— Ты точно сумасшедшая, — уверенно заявила я.

* * *

Егерь оказался ветхим стариком. По настоятельному требованию Мариссы, Франко оторвался от своих многочисленных бумаг и, зарядив ружье, отправился с нами в лес на поиски лесничего. Мы нашли его в ветхой лачуге — полуглухого и одинокого. Никакого сына, точнее, внука, у него не оказалось, но это было не самое неприятное наше открытие. Дотошная Марисса в подробностях выведала у старика все о возможных других охотничьих домиках поблизости. То ли от того, что голос старика был скрипучим и неприятным, то ли потому что теперь дело принимало серьезный оборот, но у меня по коже пробегали мурашки, когда я слушала его ответ:

— Никого в округе, синьорита. Это место не любят туристы — как раз из-за волков, — вещал словоохотливый старик, пока Франко играл желваками и медленно, но верно багровел. — Вам не сказали, когда вы покупали? Обычно предупреждают. Глухое местечко.

Мы с Мариссой переглянулись. Теперь мне стало по-настоящему страшно и совсем не из-за волков. У меня снова не осталось ни одной разумной версии по поводу отправителя того загадочного подарка. Кто-то подслушал нас — это очевидно, но этот кто-то явно знал меня и приехал сюда намеренно, чтобы проследить за мной. Получи я письмо с угрозами или какую-нибудь дохлую беличью тушку, мне было бы и вполовину не так жутко — я вообще не из пугливых и всегда принимала вызов. Но появление очередного таинственного благодетеля сводило меня с ума.

— Лухи, я считаю, не стоит на этом зацикливаться, — не слишком уверенно предложила Марисса, когда мы вернулись в дом. — Нет худа без добра — Франко, наконец, понял, что делать нам здесь нечего. Вернемся в Буэнос-Айрес — а там тебе ничего не грозит.

— Я не боюсь, что мне что-то грозит, — отозвалась я рассеянно, все еще перебирая в голове события минувших дней.

— Почему тогда у тебя такой вид, будто ты таракана слопала?

Я кисло улыбнулась в благодарность за попытку развеселить меня.

— Мне это не нравится, — мрачно заметила я. — Кто-то следит за мной, может быть, даже сейчас за нами наблюдают!

— Прекрати, Лухи, — успокаивающе потрепала меня по плечу Марисса. — Это уже паранойя.

— У меня просто голова идет кругом, — сокрушенно покачала головой я и сползла по стенке на пол.

— Ты слышала, что сказал Франко? Сегодня мы уедем из этой дыры, и ты думать забудешь обо всем этом. В городе мы найдем, чем заняться. Может, даже раскрутим Соню на поездку в Мачу-Пикчу.

— Не надейся, — засмеялась я. — Она и с Симоном нас едва отпустила…

— Но теперь мы старше и мудрее, — подняв указательный палец, наставительно произнесла Марисса. — Главное, выброси из головы эти дурацкие коньки, а еще лучше — из окна.

Не знаю, почему, но идея мне не понравилась. Хотя я уже заочно ненавидела своего неизвестного благодетеля, его подарок очень тронул меня. Я оставила коробку с коньками в загородном доме, на своей кровати. В Буэнос-Айресе они вряд ли могли мне пригодиться, а здесь никому не мешали. Никто не знал, может быть, мне предстояло вернуться сюда за ними снова.

* * *

Люди покидают лес — волки в очередной раз одержали победу. Сбившись в тесную кучку, Люди загружают свои многочисленные мешки в машину и негромко переговариваются между собой. Одна из них стоит поодаль, задумчиво вглядываясь лесную глушь. Она выделяется из стаи, как ни старается прибиться к ней. Подходит к машине и помогает Людям загрузить вещи, но постоянно оглядывается. Смотрит в направлении, где в последний раз скрылся Человек, хотя, наверно, не знает, что он приходил снова.

Человек приходил не только к Ней. Накануне он был в хижине лесника и о чем-то долго говорил с ним, прежде чем снова направиться к Ее дому. Вернувшись на следующий день, он наблюдал за тем, как Люди складывают вещи в машину и, удовлетворенно кивнув, скрылся в деревьях. В тот момент волчица поняла, что Человек на их стороне — он тоже хотел изгнать Людей из леса. Лес — для волков, а не для людей.