Цена улыбки (джен)

— Папа, зачем ты это делаешь?

Сэр Морис готов был признать, что это не лучшая его идея. Но его умная красивая девочка не обнаруживала ни единого признака счастья с тех пор, как в прошлом году умерла ее мать. Он скучал по ее улыбке, светлому перезвону ее смеха, который прежде наполнял коридоры их дома. Он потерял жену и не хотел потерять дочь.

Он слышал о других политиках и членах королевских семей, объявляющих по своим королевствам о турнирах, соревнованиях или овладениях мастерством, за которые полагался приз. Иногда это было золото или высокая должность, но чаще всего — рука молодой леди. Превращать будущее Белль в приз казалось неправильным, но после года без радости пора было принимать решительные меры.

— Это для твоего же блага, милая.

Она огорченно вздохнула, когда они не спеша шли по коридорам к главному залу.

— Как может сделать счастливой брак с первым, кому удастся меня рассмешить?

Он обнял ее за плечи и слегка прижал к себе:

— Тебе шестнадцать, Белль. Пора уже подумать о замужестве. И, знаешь, найти кого-то, кто способен заставить тебя улыбаться, смеяться и наслаждаться временем, проведенным вместе — хорошая основа для брака. Уж точно крепче, чем брак из политической выгоды.

По-прежнему тихая и подавленная, Белль только опустила голову и ничего не ответила.

— Что сделает тебя счастливой, Белль?

— Мир, который не меняется.

— Несомненно. Но как насчет того, что во власти твоего отца?

— Пусть последнее слово будет за мной.

Он остановился и повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо.

— Последнее слово всегда будет за тобой. Не забывай, что говорила тебе мать.

Белль уставилась в пол.

— Никто не решает мою судьбу, кроме меня.

Словам не хватало убежденности, которую он обычно слышал за ними, но, возможно, однажды она снова произнесет их, вкладывая в них смысл.

* * *

Устав от бесплодных попыток вызвать ее улыбку, Белль однажды после обеда ускользнула из замка. Городские парни выстроились в очередь на несколько дней, припася смешные рассказы, диковинные наряды или дрессированных животных. Хотя это было забавно, никто из них не доставил ей радости.

Они делали это не потому, что заботились о ней. Они делали это, потому что она пользовалась высоким положением в их маленьком приморском городе. Они делали это, потому что она была хорошенькой: безделушка, которую можно повесить на руку. Безуспешные попытки получить приз продолжались, унижая ее каждый раз, когда очередной парень входил во двор замка. Отец тоже начал уставать от бессмысленности происходящего, и Белль надеялась, что он скоро откажется от этой затеи.

Она плотнее натянула плащ на плечах, когда шла через торговую площадь. Был базарный день, торговцы выставили свои товары, и она надеялась развлечься изделиями из экзотических мест. Еда, ткани, драгоценности — здесь можно было так много увидеть и заинтересоваться, откуда все это прибыло.

За одним прилавком продавали мотки шерсти. Сама прядильщица сидела сзади, работая за большой деревянной прялкой, в то время как ее сын занимался торговлей. Мать Белль вязала, когда болезнью была прикована к постели. Она работала над шалью для свадьбы Белль, но не закончила ее. Белль знала, что надо взяться за спицы и закончить самой, но не могла заставить себя.

Ее взгляд бродил по выставленной крашеной шерсти. Ее навыки в вязании были весьма невелики, так что прежде чем взяться за затейливые узоры, которые способна была создавать ее мать, она собиралась начать с чего-нибудь простого и незамысловатого. Мальчик, которому было не больше десяти, вдруг живо вскочил на небольшой стул за прилавком, чтобы быть с ней на одном уровне.

— Что желаете изготовить, миледи?

— Шарф, наверное, — Белль указала на моток, выкрашенный в ярко-красный. — Как насчет вот этого?

Стоявший рядом с ней мужчина неодобрительно хмыкнул.

Она удивленно повернулась к нему — она и не заметила, что он стоит здесь, когда подходила к палатке. Он был одет просто, но добротно. Слегка вьющиеся волосы до плеч, худощавая фигура.

— Что-то не так?

Он повернулся к ней и слегка улыбнулся.

— Красный моток — овечья шерсть, она будет слишком колючей для одежды, касающейся кожи. Лучше возьмите шерсть ягненка, возможно, с примесью хлопка.

Она повернулась обратно к мальчику, и тот кивнул.

— Очень хорошо, каких цветов у вас есть такая смесь?

— Красного нет, но есть, — он достал темно-синий моток, — вот такой. Он будет сочетаться с вашими глазами, миледи.

Белль кивнула:

— Отлично. Тогда я возьму его.

— Позвольте мне, — незнакомец вытянул перед ней руку и опустил в ладонь мальчика золотую монету.

— Не нужно, — запротестовала Белль.

— Конечно, нужно, — улыбнулся незнакомец — его карие глаза были одновременно теплыми и загадочными. — Я уговорил вас на покупку. Так что мое право взять за нее ответственность.

Отец учил ее быть любезной с незнакомыми людьми, но предположение, будто ее решение не было ее собственным, злило. Вскинув подбородок, Белль бросила собственную монету в ладонь мальчика, прежде чем двинуться дальше по базарной площади. И только остановившись перед стеклодувом, она поняла, что забыла моток синей пряжи и ушла с пустыми руками.

Проглотив гордость, она вернулась обратно и едва не налетела на незнакомца, который держал ее покупку в протянутой руке.

— Это ищете, дорогуша?

— Спасибо, — пробормотала Белль, поборов неловкость.

Она засунула пряжу в потайной карман с внутренней стороны своего плаща. Незнакомец заслуживал признательности за то, что принес ей моток после ее недавней грубости.

— Не хотите немного пройтись со мной?

Его улыбка была немного робкой.

— Хочу.

Белль начала продвигаться по площади.

— Вы торговец?

Она сильно в этом сомневалась, поскольку ее отец знал каждого торговца и капитана флота, приходившего в их порт. Она никогда раньше не видела этого человека.

— Нет, просто путешественник, проходивший мимо.

— И вас зовут?

Он помолчал — дольше, чем необходимо для чего-то столь простого, как имя.

— Спиндлшенкс.

Они проходили мимо палатки, где продавали толстые ковры из Аграбы. Белль остановилась полюбоваться расцветкой и деталями узора. У отца был похожий в комнате совета.

— Ковры в Аграбе — высочайшего качества из всех, — заметил Спиндлшенкс. — Улицы там покрыты ими.

— Нет, — Белль покачала головой.

Ковры предназначались для замков и политических комнат, а не для улиц.

— Он прав, миледи, — ответил хозяин палатки. — Мы покрываем коврами торговые площади и улицы. Это правда.

— Вы были в Аграбе?

Незнакомец кивнул:

— Да. Я много где был. Поэтому я люблю ходить на базар. Он напоминает мне о тех местах, которые я видел.

Они медленно двинулись дальше и вошли в продуктовую часть базара.

— Я люблю приходить сюда, потому что базар напоминает мне о матери.

— Ваша мать была торговкой?

Белль покачала головой:

— Дочерью торговца. Но она путешествовала со своим отцом. Она помогала устанавливать палатку и торговать на многих базарах. Так она познакомилась с моим отцом. Она приводила меня сюда, когда я была ребенком, и знакомила со всеми людьми, которых встречала во время путешествий.

— Вы хотите повидать мир, как ваша мать.

Белль грустно кивнула:

— Не думаю, что теперь это случится.

— Почему нет?

— Скорее всего я скоро выйду замуж, а мужья не любят, чтобы их жены путешествовали.

— Не все мужья таковы, — он мельком улыбнулся ей. — Если им позволено путешествовать вместе с женами. Это могло бы быть хорошим приключением, на самом деле.

— А что насчет детей?

Он пожал плечами:

— Дети путешествуют.

Белль почувствовала, как едва заметная улыбка оттягивает уголок ее губ, но быстро подавила ее. Парней и мужчин, приходивших ко двору ее отца, она знала, а этого человека — нет. Он мог и не знать об указе, но она не собиралась рисковать и натянула на лицо маску вежливого интереса.

— Расскажите мне о ваших путешествиях, — попросила она.

И он рассказал. Они провели послеобеденное время, бродя по базарной площади, пробуя заморские фрукты, прежде чем вернуться в товарную часть. Он говорил об Аграбе и землях за ней. Он рассказал об островах, которые испещряют ширь океана, и сладчайших фруктах, что растут там. Но с наибольшей любовью он говорил о западных горах. Очевидно, он любил снег больше, чем тропическую погоду, и предпочитал суровость гор стремительным барханам востока. Это было завораживающе — слушать, как он говорит о далеких местах, и внезапно Белль еще острее ощутила силу горя.

— Дорогуша?

Он мягко коснулся ее локтя и будто ниоткуда достал шелковый носовой платок.

Она взяла его с благодарным кивком и вытерла глаза.

— Я скучаю по маме.

— Конечно, — сказал он и повел ее дальше по площади.

Прилавки и витрины закрывались на ночь. Пора было попрощаться с таинственным незнакомцем, но Белль не могла заставить себя расстаться с ним. Однако он провел полдня в ее компании и наверняка отложил другие дела, чтобы развлечь ее. Осталось узнать лишь одно, прежде чем вернуть его миру и путешествиям.

— Зачем вы были в прядильной лавке?

На его лице появилась грустная улыбка.

— Я люблю смотреть на прялку. Это помогает мне забыть.

— Забыть что?

На мгновение на его лице появилось недоумевающее выражение.

— Кажется, сработало.

Он издал вибрирующий смешок, и прежде чем Белль смогла остановить себя, она уже смеялась вместе с ним. Поспешно прихлопнув ладонью рот, она огляделась, высматривая, не заметил ли кто-нибудь ее краткий взрыв веселья. К счастью, никто не обращал на нее внимания, кроме ее спутника.

— А, — он указал на нее, — так это вы. Означает ли это, что я вернусь домой с супругой?

Белль мгновенно отрезвела.

— Таково было условие.

Он повел ее в сторону от редеющей толпы.

— Как насчет того, чтобы заключить сделку?

— Сделку?

— Да, дорогуша, сделку. Я вернусь, когда буду нужен вам. Если вы не захотите пойти со мной, я помогу вам и скажу, что долг уже уплачен. Если же вы захотите пойти со мной, вы станете моей ценой.

— Вы ведь не просто путешественник, правда?

— Разве мы являемся когда-нибудь просто теми, кто мы есть?

Белль мысленно повторила условия сделки. Он вернется, когда будет нужен ей. Ее выбор — уйти или остаться, когда он вернется. Каким бы ни было решение, оно не изменит его готовности помочь. Это была безопасная сделка, насколько она могла понять.

— Выбор будет за мной?

— Конечно.

— Хорошо. Я согласна на сделку.

Он низко поклонился.

— В таком случае, с нетерпением жду нашей следующей встречи.

Белль склонила голову, а когда подняла взгляд, он уже исчез. Она вернулась в замок и, увидев отца, вознаградила его улыбкой, которая положила конец указу.

* * *

Огры в конце концов добрались до их земель. Маленькие, отдаленные города быстро падали, когда монстры продвигались к морю… к ним. Белль отказалась уехать с последней эвакуацией в земли Прекрасного и Белоснежки. Она не бросит своего отца. К тому же оставалось обещание, которое надо сдержать, и если ее подозрения верны, оно скоро будет выполнено.

Они ждали прибытия на помощь Румпельштильцхена.

Белль знала, что имя, которое он назвал ей четыре года назад, ненастоящее. Она проигрывала в памяти день, проведенный на торговой площади, снова и снова, и пришла к выводу, что он мог быть только Темным. Почему он решил провести послеобеденное время, потчуя ее историями, она не могла понять, но это не имело значения. Они заключили сделку. Он придет, и она уйдет с ним.

Когда он, наконец, появился, Белль пришлось приложить усилия, чтобы узнать путешественника, которого она когда-то встретила. Его волосы были кудрявыми, кожа — зеленовато-серой, а глаза больше походили на рептильи, чем на человеческие. Исчезла респектабельная одежда, которую Белль видела во время их первой встречи. Он был одет в кожу и сапоги на высоких каблуках. Она задумалась, а что, если это облик Темного, в то время как она гуляла с Румпельштильцхеном? Почтит ли демон сделку, которую она заключила с человеком?

Но когда он назвал свою цену — ее, — она поняла: он помнит. Конечно, отец и Гастон, ее жених, который, Белль была уверена, никогда не станет мужем, отказались заплатить цену. Она остановила Румпельштильцхена и сама шагнула к нему. Белль сосредоточилась на чертах его лица, на изгибе губ, даже на странных глазах, ища человека, которого встретила, когда была еще совсем девочкой. В конце концов, она смогла разглядеть его, спрятанного под внешним.

— Я пойду с ним.

Он засмеялся, хлопая в ладоши, в то время как все остальные думали, будто она приносит себя в жертву бездушному чудовищу. Слова, сказанные на смертном одре умоляющей матерью своей независимой дочери, с силой вернулись, когда Белль повернулась лицом к отцу.

— Никто не решает мою судьбу, кроме меня.

Понимания на лице отца было почти достаточно, чтобы поколебать ее уверенность в своем решении. Он выглядел преданным, но потом смирившимся.

Румпельштильцхен дал ей последний шанс отказаться:

— Это навсегда, дорогуша.

Белль помнила его обещание. Она может выбрать остаться здесь, и он все равно спасет их. Но ее мать хотела, чтобы она повидала мир, и она тоже этого хотела.

— Я пойду с тобой, навсегда.

Белль попрощалась с отцом и Гастоном, попытавшись уверить их, что не боится этого договора, но никакие убеждения не подействовали. По ее спине скользнула рука, и Румпельштильцхен прошептал ей на ухо:

— Сейчас не время для объяснений, дорогуша.

Белль умоляюще посмотрела на него, не желая оставлять отца с беспокойством и страхами. Румпельштильцхен, кажется, понял и слегка кивнул. Белль доверилась ему и подчинилась мягкому движению направлявшей ее руки, когда он снова заговорил:

— Ее отцу позволено видеть ее, это все.

Когда они вышли из зала, он повернулся к ней.

— Собери все, что хочешь взять с собой и положи в чемодан, который найдешь в своей комнате. Как только крышка опустится и замок закроется, он исчезнет. Убедись, что все, что тебе нужно, внутри, прежде чем запереть его.

— Поняла.

Белль поспешила в свою комнату, проводив взглядом отца и Румпельштильцхена, шедших к выходу из крепости. Она не была уверена, о чем они говорили, но скорее всего отец умолял отпустить ее. Интересно, скажет ли Румпельштильцхен об их предыдущей сделке или предоставит это ей?

Согласно его словам, посреди комнаты стоял большой открытый чемодан, ждущий, чтобы она заполнила его. В первую очередь Белль собрала все свои нижние юбки, корсеты и белье, прежде чем положить сверху пару любимых платьев. Затем последовала небольшая коллекция книг, сопровождаемая многочисленными лентами, расческами, маслами, кремами и украшениями, которые она собирала годами или получила от матери. Больше не оставалось ничего, что бы она хотела взять из родного дома. С удовлетворенным кивком Белль закрыла чемодан и заперла его. Мигнув, он исчез.

Она забралась в опустевший гардероб и вытащила синий шарф, который связала из мотка, купленного ей Румпельштильцхеном, и обмотала его вокруг шеи, прежде чем накинуть на плечи плащ и застегнуть его. Когда она повернулась к двери, там стоял отец, мрачный и серьезный. Белль подошла к нему и распрямила плечи.

— Это мой выбор.

Морис сглотнул.

— Так он и сказал. Но это все, что он сказал.

— Это правда, — Белль взяла отца за руку и пошла по коридорам крепости, бывшей ей домом всю ее жизнь. — Помнишь, ты издал указ, что тот, кто заставит меня улыбнуться или засмеяться, получит мою руку?

— Конечно, но что…

— Я встретила его — Румпельштильцхена, хотя я и не знала тогда, что это он. Он был на торговой площади однажды после полудня, и мы провели вместе полдня. Как раз перед тем, как расстаться, он рассмешил меня. Он сказал, что вернется, когда будет нужен мне, и что, если я захочу уйти с ним, я уйду. Если захочу остаться, он все равно поможет и я смогу остаться.

— И ты хочешь уйти?

Белль улыбнулась, что давалось ей все легче с того дня на торговой площади.

— Хочу. Я хочу увидеть мир. Кроме того, ты сказал, что найти кого-то, кто заставляет тебя улыбаться и смеяться — лучшая основа для брака, чем политическая выгода.

— О, Белль…

— Папа, все будет хорошо.

Они дошли до главных ворот, где ждала темная карета. Румпельштильцхен стоял возле открытой двери. Белль шагнула к нему, но отец придержал ее.

— Она не будет пленницей?

Румпельштильцхен покачал головой:

— Ни в коем случае.

— Я смогу видеть ее?

— Когда она пожелает.

— Я хочу твое слово.

Румпельштильцхен слегка кивнул:

— У вас оно есть.

— Папа, — Белль дождалась, пока он переведет свой взгляд с Румпельштильцхена на нее. — Это моя судьба.

Она поняла это с того самого дня, даже раньше чем угадала его настоящее имя. Все будут думать, что она уходит с чудовищем, но она знала, что уходит с человеком. И он не вернулся бы за ней, если бы не чувствовал то же самое.

Отец поцеловал ее в лоб и, наконец, отпустил. Белль подарила ему самую искреннюю улыбку, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы повлиять на него. Когда из уголков его губ исчезло неодобрение, она ощутила надежду, что когда-нибудь он поймет. Она повернулась к Румпельштильцхену, который протянул руку, ладонью к ней:

— Последний шанс, дорогуша. Это навсегда.

Все еще улыбаясь, Белль вложила свою ладонь в его.

— Навсегда.

Бело-золотые нити магии оплели их соединенные руки и исчезли так же быстро, как и появились.

— Немного крепче, чем обычные свадебные обеты, моя дорогая.

Белль в последний раз посмотрела на отца, прося его одобрения и нашла его в легком кивке, когда Румпельштильцхен помогал ей подняться в карету. Он сразу же последовал за ней, и карета тронулась вперед.

— Итак, — он потер руки, — если я правильно помню, ты хотела увидеть мир.

Белль пересела к нему, несмотря на ошеломленное выражение на его лице.

— Помню, ты очень хорошо отзывался о Западных Горах.

Он не возразил против ее близости и улыбнулся.

— Действительно. Начнем с дома.