Поединок со сфинксом (джен)

Вино благоухало ароматами фруктов и корицы — и под лучом света играло в бокале всеми оттенками насыщенного, яркого рубинового цвета. Даже странно, что в этой захудалой рыгаловке отыскалась бутылочка неподдельного бургундского — но, по словам Антиплаща, одноглазый, как пират, самого наиразбойничьего вида владелец заведеньица был его, Антиплаща, хорошим приятелем, и потому во имя их давнего знакомства соизволил-таки оторвать задницу от табурета, стряхнуть пыль со старого сундука и извлечь на свет божий из груды тлена, праха и плевел настоящее сокровище.

Впрочем, Мамаша сидела с таким видом, словно вместо тонкого и изысканного Мюзиньи десятилетней выдержки ей поднесли отвратительную мексиканскую брагу из какого-то особенно кислого и неудобоваримого сорта кактусов.

— Значит, ты отказываешься?

— Я не сказал «отказываюсь». Я сказал — «подумаю».

— В твоих устах это одно и то же.

— Не всегда. Просто я предпочитаю не браться за дела, которые заведомо безнадежны. Удивлены?

— То есть, по-твоему, проникнуть в Хранилище невозможно?

— Проникнуть? Может быть, и возможно… при должном подходе и хорошо обдуманном плане. Вопрос-то, собственно, не в том, как проникнуть в Хранилище, а в том, как потом из него выйти. Откровенно говоря, я вообще удивлен, с какой такой стати вы решили втянуть меня в это дело.

Удивлен он, видите ли! Мамаша смотрела волком. Ей, Мамаше Гавс, знаменитой в определённых кругах грабительнице банков, аферистке со стажем и главарю далеко не безызвестной в Даксбурге банды налетчиков, пришлось многократно переступить через свои гордость и предубеждение... сиречь профессиональное самолюбие, чтобы приехать в Сен-Канар, отыскать в закоулках большого города этого белобрысого нахала и явиться к нему на поклон с почти разработанным планом крупного ограбления, — а он, видите ли, воротит нос, кривит физиономию и заявляет, что дело заведомо обречено на провал! Да если бы она могла обойтись без него и его шайки полоумных, с позволения сказать, «непризнанных гениев», то послала бы его с таким напутствием, таким густым лесом и так надолго, что он и до Страшного Суда не сумел бы отыскать обратной дороги. И все же… Все же кусок, спрятанный в Хранилище Макдака, слишком, слишком заманчив, чтобы можно было вот так запросто от него отказаться! Загнав обиду и досаду глубоко в лабиринты своей тёмной и неведомой, как пещера, души, она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

— Значит, я зря трачу на тебя время? Ну да, понимаю. Неспроста, видать, молва ходит, что ты решил завязать…

— Я? Завязать? — Удивленно приподняв брови, Антиплащ бросил на стол смятую салфетку и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. — Кто сказал вам такую чушь?

— Да так… — пробурчала Мамаша. — Слухами мир полнится… впрочем, я рада, что это всего лишь слухи. Хотя… — Она невольно покосилась на запястья собеседника, которые были надежно скрыты от досужих взглядов под широкими кожаными манжетами. — Говорят, у тебя какая-то проблема с руками?

Взгляд Антиплаща, и без того не радующий глаз собеседницы приветливостью и теплотой, при этих словах и вовсе налился арктическим холодом.

— У меня нет никаких проблем ни с руками, ни с ногами, ни с головой, ни с прочими… частями тела, Мамаша. Вас еще что-то интересует?

— Тогда почему о тебе уже почти год ничего не слыхать?

— Если обо мне ничего не слыхать, это не значит, что я сижу без дела. Черт возьми! Скорее наоборот… Да я денно и нощно, в поте лица, не покладая, так сказать, сверла и отмычек, повышаю квалификацию. Конструкция и замки сейфов усложняются с каждым годом — надо постоянно следить за новинками охранного рынка, чтобы в один далеко не прекрасный день некстати не сесть в калошу. По-вашему, взламывать эти железные гробы — работёнка на раз плюнуть? Они, к сожалению, не открываются передо мной по щелчку пальцев и заклинанию «сезам», знаете ли.

— Набиваешь себе цену? Ну-ну. Все далеко не так уж сложно, как ты стараешься это изобразить. При желании и должной сноровке депозитарные ячейки можно вскрывать обыкновенной монтировкой…

— Мамаша! Ради бога! Вы можете ехать в любой Сарайбург или Днищевилль на ваш выбор, проникать в тамошний банк и вскрывать депозитарий хоть консервным ножом, хоть кочергой, хоть двадцатифунтовой гантелей. Вот только в Хранилище Макдака этот номер вряд ли пройдет. Этот банк считается наиболее надежным… ну, не скажу — в пределах страны, но в пределах штата — точно. Старый хрыч Макдак, дорожа репутацией, втрюхивает в средства охраны сумасшедшие бабки — и дерет с клиентов еще более сумасшедшие именно за счет того, что его Хранилище считается неприступным для взломщиков. Насколько я знаю, он как раз не то установил, не то собирается установить в своем банке новую систему безопасности, разве не так?

Мамаша взволнованно подалась вперед.

— Верно, собирается. Ты-то откуда знаешь?

— Мелькнула как-то статейка об этом в «Сен-Канарском вестнике»... Я что же, по-вашему, и читать не умею?

— А, значит, ты все-таки его Хранилищем интересуешься…

— Ну, интересуюсь, конечно. Чисто как занятной головоломкой. Но вплотную этим вопросом не занимаюсь. У меня слишком мало данных, чтобы на их основе можно было сообразить какой-никакой план… И потом, вы же, насколько я понимаю, вовсе не депозитарные ячейки предлагаете мне вскрывать?

— Ну… речь идет о сейфе, который установлен в одном из отделений депозитария. Ты слышал что-нибудь о бриллиантовом Ожерелье Клеопатры? Макдак (этот старый хрыч, сам знаешь, любит таскаться по всяким заграницам) привез эту безделку из Египта с каких-то там раскопок или чего-то в этом роде. Это ожерелье из золота высшей пробы, весьма обильно украшенное драгоценными камнями — бриллиантами, изумрудами и рубинами... кроме того, на нем выгравированы иероглифы египетской царицы Клеопатры, свидетельствующие о том, что оно действительно принадлежало именно ей. Вещица красивая и безумно дорогая… не только как изящное и богатое ювелирное изделие, но и как настоящий антиквариат, имеющий неоспоримую историческую ценность.

— И у вас есть покупатель?

— А как же!

— И какова цена?

Мамаша понизила голос:

— Десять лямов. Только за одно это Ожерелье, а ведь в скруджевской сокровищнице наверняка спрятано и много других, не менее замечательных штучек.

— Звучит заманчиво.

— Вот именно.

— Но почему Макдак держит это ожерелье в депозитарии, а не, скажем, в домашнем сейфе? Довольно странное место для хранения милых и, э-э, столь уж дорогих сердцу безделушек…

— Ха-ха! В том-то вся и соль! — Мамаша многозначительно ухмыльнулась. — У него какие-то проблемы с таможней… Эта штучка была приобретена им незаконно и тайно вывезена из страны! Если станет известно, что Ожерелье у Макдака, власти Египта потребуют вернуть его назад, как национальную реликвию, и все денежки Скруджа — а он тоже эту вещицу не задешево купил, — пойдут псу под хвост. А он этого ой как не любит… Понятно? Но нам-то все это только на руку… Если Ожерелье и всю прочую контрабанду внезапно похитят, Макдак даже не сможет заявить о пропаже в полицию!

— Ах вот оно как… — Подняв бокал с вином на уровень глаз, Антиплащ задумчиво полюбовался ясной и чистой, завораживающей глаз переливами кармина игрой света. — А что еще находится в сейфе помимо этого Ожерелья?

— Ну, это мы узнаем после того, как вскроем сейф. Но я голову даю на отсечение, что там еще предостаточно подобных штучек. Скипетр Карла V, например, который много лет назад был украден из Лувра и с тех пор как сквозь землю провалился… Чем черт не шутит, может, он до сих пор преспокойно лежит себе в скруджевском сейфе и дожидается нас? Или золотой браслет Жозефины, подаренный ей Наполеоном. Или даже бриллиантовые подвески английской королевы Елизаветы… Да мало ли еще что!

— Хм! А вам-то откуда известно об этом сейфе, интересно знать? Надо полагать, Макдак не кричит об этой тайной сокровищнице на каждом углу.

— Верно, не кричит. Но я, знаешь ли, уже давненько не выпускаю Скруджа из вида. Этот старый сморчок хитер и изворотлив, как лис, но даже он не может полностью предупредить утечку информации и предусмотреть всё. И наверняка в его хваленой системе безопасности найдется слабое звено, надо только хорошо поискать.

— Да ну? У вас есть планы Хранилища? Коды сигнализации? Сведения о постах охраны? Схема расположения видеокамер? Точное местонахождение сейфа вам, кстати, известно? Какова модель ящика и степень его взломостойкости?

— Четвертая степень. Сейф — германский, «Кайзер Голд». Макдак не так давно закупил для своего банка целую партию этих сейфов. Говорю тебе, мне становится известен практически каждый его шаг… Ну, так как? Ты согласен?

— Охрана вооружена?

— Ну, надо полагать, да.

— За десять лямов я рисковать своей шкурой не намерен.

— А за сколько намерен?

— Ну, скажем, за тридцать. За одно только Ожерелье. Тогда я еще могу, хм… подумать.

Полное круглое лицо Мамаши обескураженно вытянулось.

— За сколько? За тридцать?! Ну, знаешь ли, у тебя и расценки…

Антиплащ равнодушно пожал плечами. Парой глотко́в осушил бокал, поставил пустую посудинку на стол и, щелкнув по стеклу ногтем, решительно поднялся.

— До свидания, Мамаша. Не благодарю за неприятно и без пользы проведенное время.

— Стой! — Мамаша яростно заскрипела зубами. — Ладно, так и быть… Думай. Только поживее. У нас не так много времени.

— Это почему? Что ещё за спешка? Ожерелье, насколько я понял, лежит в скруджевском сейфе не первый день, и Макдак как будто не собирается расставаться с ним в ближайшее время.

— Может, и не собирается... хотя кто его знает! С этим старым хрычом надо держать ухо востро. От Ожерелья он, конечно, вряд ли надумает избавляться, оно ему все-таки влетело в копеечку, — а вот изменить меры охраны ему как, кхгм, переносицу почесать… Ладно. Вот номер телефона того мотельчика, где я остановилась. Я буду ждать твоего ответа… ну, скажем, три дня. Можешь звонить в любое время. О`кей?

— Так и быть, Мамаша. Ждите. — Антиплащ коротко усмехнулся. — О`кей…