Поединок со сфинксом (джен)

Вино благоухало ароматами фруктов и корицы — и под лучом света играло в бокале всеми оттенками насыщенного, яркого рубинового цвета. Даже странно, что в этой захудалой рыгаловке отыскалась бутылочка неподдельного бургундского — но, по словам Антиплаща, одноглазый, как пират, самого наиразбойничьего вида владелец заведеньица был его, Антиплаща, хорошим приятелем, и потому во имя их давнего знакомства соизволил-таки оторвать задницу от табурета, стряхнуть пыль со старого сундука и извлечь на свет божий из груды тлена, праха и плевел настоящее сокровище.

Впрочем, Мамаша сидела с таким видом, словно вместо тонкого и изысканного Мюзиньи десятилетней выдержки ей поднесли отвратительную мексиканскую брагу из какого-то особенно кислого и неудобоваримого сорта кактусов.

— Значит, ты отказываешься?

— Я не сказал «отказываюсь». Я сказал — «подумаю».

— В твоих устах это одно и то же.

— Не всегда. Просто я предпочитаю не браться за дела, которые заведомо безнадежны. Удивлены?

— То есть, по-твоему, проникнуть в Хранилище невозможно?

— Проникнуть? Может быть, и возможно… при должном подходе и хорошо обдуманном плане. Вопрос-то, собственно, не в том, как проникнуть в Хранилище, а в том, как потом из него выйти. Откровенно говоря, я вообще удивлен, с какой такой стати вы решили втянуть меня в это дело.

Удивлен он, видите ли! Мамаша смотрела волком. Ей, Мамаше Гавс, знаменитой в определённых кругах грабительнице банков, аферистке со стажем и главарю далеко не безызвестной в Даксбурге банды налетчиков, пришлось многократно переступить через свои гордость и предубеждение... сиречь профессиональное самолюбие, чтобы приехать в Сен-Канар, отыскать в закоулках большого города этого белобрысого нахала и явиться к нему на поклон с почти разработанным планом крупного ограбления, — а он, видите ли, воротит нос, кривит физиономию и заявляет, что дело заведомо обречено на провал! Да если бы она могла обойтись без него и его шайки полоумных, с позволения сказать, «непризнанных гениев», то послала бы его с таким напутствием, таким густым лесом и так надолго, что он и до Страшного Суда не сумел бы отыскать обратной дороги. И все же… Все же кусок, спрятанный в Хранилище Макдака, слишком, слишком заманчив, чтобы можно было вот так запросто от него отказаться! Загнав обиду и досаду глубоко в лабиринты своей тёмной и неведомой, как пещера, души, она глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

— Значит, я зря трачу на тебя время? Ну да, понимаю. Неспроста, видать, молва ходит, что ты решил завязать…

— Я? Завязать? — Удивленно приподняв брови, Антиплащ бросил на стол смятую салфетку и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. — Кто сказал вам такую чушь?

— Да так… — пробурчала Мамаша. — Слухами мир полнится… впрочем, я рада, что это всего лишь слухи. Хотя… — Она невольно покосилась на запястья собеседника, которые были надежно скрыты от досужих взглядов под широкими кожаными манжетами. — Говорят, у тебя какая-то проблема с руками?

Взгляд Антиплаща, и без того не радующий глаз собеседницы приветливостью и теплотой, при этих словах и вовсе налился арктическим холодом.

— У меня нет никаких проблем ни с руками, ни с ногами, ни с головой, ни с прочими… частями тела, Мамаша. Вас еще что-то интересует?

— Тогда почему о тебе уже почти год ничего не слыхать?

— Если обо мне ничего не слыхать, это не значит, что я сижу без дела. Черт возьми! Скорее наоборот… Да я денно и нощно, в поте лица, не покладая, так сказать, сверла и отмычек, повышаю квалификацию. Конструкция и замки сейфов усложняются с каждым годом — надо постоянно следить за новинками охранного рынка, чтобы в один далеко не прекрасный день некстати не сесть в калошу. По-вашему, взламывать эти железные гробы — работёнка на раз плюнуть? Они, к сожалению, не открываются передо мной по щелчку пальцев и заклинанию «сезам», знаете ли.

— Набиваешь себе цену? Ну-ну. Все далеко не так уж сложно, как ты стараешься это изобразить. При желании и должной сноровке депозитарные ячейки можно вскрывать обыкновенной монтировкой…

— Мамаша! Ради бога! Вы можете ехать в любой Сарайбург или Днищевилль на ваш выбор, проникать в тамошний банк и вскрывать депозитарий хоть консервным ножом, хоть кочергой, хоть двадцатифунтовой гантелей. Вот только в Хранилище Макдака этот номер вряд ли пройдет. Этот банк считается наиболее надежным… ну, не скажу — в пределах страны, но в пределах штата — точно. Старый хрыч Макдак, дорожа репутацией, втрюхивает в средства охраны сумасшедшие бабки — и дерет с клиентов еще более сумасшедшие именно за счет того, что его Хранилище считается неприступным для взломщиков. Насколько я знаю, он как раз не то установил, не то собирается установить в своем банке новую систему безопасности, разве не так?

Мамаша взволнованно подалась вперед.

— Верно, собирается. Ты-то откуда знаешь?

— Мелькнула как-то статейка об этом в «Сен-Канарском вестнике»... Я что же, по-вашему, и читать не умею?

— А, значит, ты все-таки его Хранилищем интересуешься…

— Ну, интересуюсь, конечно. Чисто как занятной головоломкой. Но вплотную этим вопросом не занимаюсь. У меня слишком мало данных, чтобы на их основе можно было сообразить какой-никакой план… И потом, вы же, насколько я понимаю, вовсе не депозитарные ячейки предлагаете мне вскрывать?

— Ну… речь идет о сейфе, который установлен в одном из отделений депозитария. Ты слышал что-нибудь о бриллиантовом Ожерелье Клеопатры? Макдак (этот старый хрыч, сам знаешь, любит таскаться по всяким заграницам) привез эту безделку из Египта с каких-то там раскопок или чего-то в этом роде. Это ожерелье из золота высшей пробы, весьма обильно украшенное драгоценными камнями — бриллиантами, изумрудами и рубинами... кроме того, на нем выгравированы иероглифы египетской царицы Клеопатры, свидетельствующие о том, что оно действительно принадлежало именно ей. Вещица красивая и безумно дорогая… не только как изящное и богатое ювелирное изделие, но и как настоящий антиквариат, имеющий неоспоримую историческую ценность.

— И у вас есть покупатель?

— А как же!

— И какова цена?

Мамаша понизила голос:

— Десять лямов. Только за одно это Ожерелье, а ведь в скруджевской сокровищнице наверняка спрятано и много других, не менее замечательных штучек.

— Звучит заманчиво.

— Вот именно.

— Но почему Макдак держит это ожерелье в депозитарии, а не, скажем, в домашнем сейфе? Довольно странное место для хранения милых и, э-э, столь уж дорогих сердцу безделушек…

— Ха-ха! В том-то вся и соль! — Мамаша многозначительно ухмыльнулась. — У него какие-то проблемы с таможней… Эта штучка была приобретена им незаконно и тайно вывезена из страны! Если станет известно, что Ожерелье у Макдака, власти Египта потребуют вернуть его назад, как национальную реликвию, и все денежки Скруджа — а он тоже эту вещицу не задешево купил, — пойдут псу под хвост. А он этого ой как не любит… Понятно? Но нам-то все это только на руку… Если Ожерелье и всю прочую контрабанду внезапно похитят, Макдак даже не сможет заявить о пропаже в полицию!

— Ах вот оно как… — Подняв бокал с вином на уровень глаз, Антиплащ задумчиво полюбовался ясной и чистой, завораживающей глаз переливами кармина игрой света. — А что еще находится в сейфе помимо этого Ожерелья?

— Ну, это мы узнаем после того, как вскроем сейф. Но я голову даю на отсечение, что там еще предостаточно подобных штучек. Скипетр Карла V, например, который много лет назад был украден из Лувра и с тех пор как сквозь землю провалился… Чем черт не шутит, может, он до сих пор преспокойно лежит себе в скруджевском сейфе и дожидается нас? Или золотой браслет Жозефины, подаренный ей Наполеоном. Или даже бриллиантовые подвески английской королевы Елизаветы… Да мало ли еще что!

— Хм! А вам-то откуда известно об этом сейфе, интересно знать? Надо полагать, Макдак не кричит об этой тайной сокровищнице на каждом углу.

— Верно, не кричит. Но я, знаешь ли, уже давненько не выпускаю Скруджа из вида. Этот старый сморчок хитер и изворотлив, как лис, но даже он не может полностью предупредить утечку информации и предусмотреть всё. И наверняка в его хваленой системе безопасности найдется слабое звено, надо только хорошо поискать.

— Да ну? У вас есть планы Хранилища? Коды сигнализации? Сведения о постах охраны? Схема расположения видеокамер? Точное местонахождение сейфа вам, кстати, известно? Какова модель ящика и степень его взломостойкости?

— Четвертая степень. Сейф — германский, «Кайзер Голд». Макдак не так давно закупил для своего банка целую партию этих сейфов. Говорю тебе, мне становится известен практически каждый его шаг… Ну, так как? Ты согласен?

— Охрана вооружена?

— Ну, надо полагать, да.

— За десять лямов я рисковать своей шкурой не намерен.

— А за сколько намерен?

— Ну, скажем, за тридцать. За одно только Ожерелье. Тогда я еще могу, хм… подумать.

Полное круглое лицо Мамаши обескураженно вытянулось.

— За сколько? За тридцать?! Ну, знаешь ли, у тебя и расценки…

Антиплащ равнодушно пожал плечами. Парой глотко́в осушил бокал, поставил пустую посудинку на стол и, щелкнув по стеклу ногтем, решительно поднялся.

— До свидания, Мамаша. Не благодарю за неприятно и без пользы проведенное время.

— Стой! — Мамаша яростно заскрипела зубами. — Ладно, так и быть… Думай. Только поживее. У нас не так много времени.

— Это почему? Что ещё за спешка? Ожерелье, насколько я понял, лежит в скруджевском сейфе не первый день, и Макдак как будто не собирается расставаться с ним в ближайшее время.

— Может, и не собирается... хотя кто его знает! С этим старым хрычом надо держать ухо востро. От Ожерелья он, конечно, вряд ли надумает избавляться, оно ему все-таки влетело в копеечку, — а вот изменить меры охраны ему как, кхгм, переносицу почесать… Ладно. Вот номер телефона того мотельчика, где я остановилась. Я буду ждать твоего ответа… ну, скажем, три дня. Можешь звонить в любое время. О`кей?

— Так и быть, Мамаша. Ждите. — Антиплащ коротко усмехнулся. — О`кей…

С высоты птичьего полета, из небольшой подсобки, находящейся почти под крышей маяка, лодки и катера, деловито снующие туда-сюда по волнам залива, казались забавными заводными игрушками.

Антиплащ сидел на излюбленном месте — на подоконнике, подставляя лицо легкому майскому ветерку и от нечего делать складывая из старых чертежей и газетных листов модели бумажных самолетиков. Мегавольт, томившийся за рабочим столом в глубине комнаты, вновь выдал какой-то особенно затейливый непечатный оборот… Вот уже два часа Элмо Искромет, окутанный облаком канифольного дыма, в поте лица корпел над небольшим черным приборчиком, расчлененном на столе на составные части; время от времени — в те моменты, когда дело у Мегса явно не спорилось — его беспечное жизнерадостное мурлыканье сходило на нет и прерывалось раздраженным шипением, бормотанием и гневными чертыханиями. Впрочем, когда ругательства и досадливые восклицания утихали и сменялись фальшивым насвистыванием «У любви как у пташки крылья…», Антиплащ понимал, что дело ни шатко ни валко, но тем не менее общим направлением идет на лад.

— Ну и какого черта? — задумчиво, разглаживая на колене крылья очередного бумажного голубя, вопросил он.

— Что «какого черта»? — не понял Мегс.

— Какого черта я к тебе притащился? Ты сказал, что у тебя есть генератор кодов — но, когда я, повизгивая от восторга, за ним примчался, выяснилось, что в разговоре со мной ты забыл добавить словечко «как бы». У тебя как бы есть как бы генератор кодов, который как бы, того-этого, надо еще доделать.

— Терпение, амиго. Он просто слегка недоработан… Я сейчас все поправлю. А, дьявол! — Мегавольт с проклятием отшатнулся: улучив момент, приборчик исподтишка высунул оголенный проводок и выстрелил ему в глаз жгучей электрической искрой. Мистер Искромет пришел в ярость и, схватив паяльник, набросился на злосчастный прибор с особой жестокостью. — Я не думал, что эта штука тебе так прямо вынь-да-положь понадобится! — сердито пробурчал он в ответ. — Мне что-то казалось в последнее время, что ты вообще решил завязать.

— Да ну? — Антиплащ живо обернулся к нему. И, чуть помолчав, небрежно добавил: — Странно.

— Что странно? — Под его взглядом Мегавольту стало не по себе.

— Ты — уже второй человек, от которого я за прошедшие два дня слышу эту фразу. О том, что я якобы решил завязать. Слухи о моей смерти, конечно, изрядно преувеличены… но какая сволочь их распускает, хотел бы я знать?

— Никто их не распускает, — пробормотал Мегавольт. Он поднял голову, снял очки и тыльной стороной ладони потер лоб. — Просто… они, ну…

— Сами распускаются, как анемоны после дождя?

— Да что-то вроде того. Ну, посуди сам… Ты уже год, э-э… не появляешься на арене. Отметаешь все деловые предложения. Не заглядываешь ни в «Сивую кобылу», ни в подвальчик Джонни… и даже в «Веселый Роджер» забыл дорогу. Шляешься не-пойми-где и занимаешься не-пойми-чем… Завернул безо всяких объяснений два или три приличных заказа…

Антиплащ рассеянно скатывал в шарик оторванную от газеты бумажную полоску.

— Ах, вот откуда ветер дует… Понятно. Но, если я не таскаюсь по «малинам» и не размениваюсь на всякие мелочи, это не значит, что я решил поставить на своей криминальной карьере жирный крест. Хотя… — потирая висок, он негромко и невесело хмыкнул, — если бы это было действительно так, кое-кто, наверно, обрадовался бы несказанно…

Последнюю фразу он произнес совсем тихо, адресуясь скорей самому себе, нежели кому бы то ни было — но у Мегавольта неожиданно оказались длинные уши.

— «Кое-кто»? Кто? — Мегс стянул с головы шлем и остервенело почесал затылок рукоятью отвертки. — Копы, что ли? Черныш? Уж ему-то на тебя точно плевать.

Антиплащ холодно покосился на него:

— А тебе не всё ли равно?

Но Мегавольт сделал вид, что не заметил прохладцы в его голосе. Хитро потер ладони:

— А-а, вон оно что! Так этот «кое-кто»… для тебя еще актуален? Хех. Я полагал, ты предпочитаешь не останавливаться на достигнутом.

Антиплащ задумчиво изучал плывущее над крышей маяка причудливой формы белое облако — пушистое и воздушное, точно циклопический ком сахарной ваты.

— Обычно так и есть. — Небрежно повертев в пальцах очередной попавшийся ему под руку ветхий чертеж, густо исчерканный стрелочками и расчетами, он неторопливо сложил его пополам, подумал — и еще раз сложил пополам. — Но не в этот раз.

— Почему? — Мегавольт был совершенно искренне удивлен.

— Этот «кое-кто» меня любит.

— Ну да, ну да. — Мегс понимающе захихикал. — А ты — этого «кое-кого»?

— Понятия не имею. Да и не желаю иметь. — Антиплащ, взвесив на руке сложенную «вертушку», коротким сильным взмахом запустил её в полет над заливом — и проводил взглядом подхваченную ветром легкую, танцующую в воздухе бумажную фигурку. — Просто у меня от «кое-кого» слабость в коленях. О чем это говорит?

Мегавольт пожал плечами.

— Да ни о чем. От поноса тоже бывает слабость в коленях.

— Но от поноса обычно хотят побыстрее избавиться.

— А ты от «кое-кого» — нет?

— Даже хуже. Если с этим «кое-кем» вдруг что-нибудь случится, мне станет очень и очень грустно. А я не люблю, когда мне делают грустно, знаешь ли.

— Да ладно. Что, собственно, с этим твоим «кое-кем» может случиться? Никому он… она нафиг не сдалась, уж поверь. Всем попросту фиолетово!

— Может, ты и прав. Только… Железного Дровосека, помнится, так и не поймали. До поры до времени он залег на дно, но, боюсь, рано или поздно вновь о себе напомнит. Он, увы, не из тех, кто позволяет сбрасывать себя со счетов… и, кроме того, у него на меня зуб. Очень большой и острый. У меня на него — тоже, но, к сожалению, ему все-таки достать меня куда проще. И вцепиться в глотку если не мне, то…

— Этой твоей девахе?

— Вот именно. Поэтому — забудь. И о «кое-ком», и обо всем, о чем я тут тебе в припадке слабоумия наболтал. Я не могу и не хочу ничего афишировать — это абсолютно излишне и, кроме того, отнюдь не безопасно. Как и трепать всуе мое имя и обсуждать, роняя слюни от зависти, мою, без сомнения, весьма богатую и занимательную личную жизнь. Надеюсь, ты уловил основную мысль?

— Ну… э-э… да. Уловил. То есть…

Антиплащ сердито сверкнул глазами.

— Держи язык за зубами, черт бы тебя побрал! Теперь ясно?

— Ясно, ясно! Уймись… чего ты дергаешься… — Мегавольт нервно поёжился. — Все твои бабы мне абсолютно до лампочки.

— Очень рад это слышать…

— Вот, смотри. Готово! — Элмо откинулся на спинку стула, с хитрецой поблескивая очками; на его бледных впалых щеках выступил румянец — проявление гордости и ликования человека, наконец успешно разрешившего трудную задачу. — Дамы и господа, прошу тишины… представляю вашему вниманию… та-дамм… Генератор кодов! Маэстро, туш! Спасибо, спасибо за аплодисменты! Мерси, мерси, леди и джентльмены! Данке шон, дамы и господа! Грациас, сеньоры и сеньориты! Кто там с фотоаппаратом? Снимать лучше вот с этого ракурса… Да-да! Благодарю, благодарю! Не надо оваций…

— …лучше помогите материально. Знаем уже, проходили. Вернись в суровую реальность, юное дарование! — Антиплащ подошел ближе и, оперевшись руками на край стола, взглянул на небольшой, ощетинившийся проводками черный приборчик с цифровой клавиатурой, похожий на упитанного круглого краба с короткими цепкими ножками врастопырку. — Так это и есть… генератор кодов? Как он работает?

— Просто, как все гениальное! — Мегавольт, торжествующе ухмыляясь, картинно прищелкнул пальцами. — Подсоединяешь его к лимбовому замку, задаешь начальные данные — и генератор начинает быстро перебирать их во всех возможных последовательностях. И — вуаля! — рано или поздно находит нужную комбинацию…

— Что значит — рано или поздно? Мне не нужно «поздно». Сколько времени уходит на подбор кода?

— Ну, это зависит от количества чисел в комбинации. Если, допустим, там три числа…

— Три числа — это всего шесть возможных комбинаций. Мне, знаешь ли, проще перебрать их вручную.

— Ага — если тебе их значения точно известны. А если приходится учитывать числа в вероятностном отрезке, то число комбинаций доходит до ста шестидесяти. А если в коде четыре числа — то комбинаций уже получается около двух тысяч! Даже в лучшем случае на перебор их вручную у тебя уйдет три-четыре часа. А генератор кодов справится минут за десять! А уж если кодовых чисел — пять…

— Ну ладно, ладно, убедил. — Антиплащ накрыл приборчик ладонью. — Полагаю, эта штука мне вскоре понадобится…

— Правда? — Мегавольт, заложив руки за голову, безмятежно покачался на стуле, глядя в потолок. Перевел взгляд на Антиплаща — и в глазах его появилось подозрение, смешанное с любопытством. — Ты что-то задумал?

— Не я. Но, возможно, в ближайшее время всем нам придется прокатиться в Даксбург.

— В Даксбург? — Бледная физиономия Мегавольта недоуменно вытянулась. Он согнул колени — и стул, отпущенный на свободу, с грохотом опустился на все четыре ножки. — Какого черта? Ты что, шутишь? Я не хочу ехать ни в какой Даксбург!

— Я не спрашиваю, хочешь ты или не хочешь. Я сказал — «придется прокатиться». Понятно?

— Да зачем, черт побери?

— Речь идет о Хранилище Скруджа.

— Что-о? — Бесцветные глазки Мегавольта в ужасе полезли на лоб. — Ты что, совсем спятил?!

— Нет, еще не совсем. — Подбросив генератор кодов на ладони, Антиплащ спрятал его в свой бездонный карман и многообещающе Мегавольту подмигнул. — По правде говоря, это не моя идея, а Мамаши.

— Какой мамаши? Постой… ты говоришь о Мамаше Гавс?

— Вот именно. Она мыслит просочиться в скруджевское хранилище и взломать какой-то там супер-пупер бесценный сейф…

— Но… это невозможно! — Мегавольт оторопел. — Банк Макдака еще никому и никогда обчистить не удавалось.

— Так что мешает нам быть первыми, Мегс? — Антиплащ захохотал. — Все когда-нибудь случается впервые…

Мегавольт смотрел на него недоверчиво.

— Бред…

— Вовсе нет. Вскрыть Хранилище Скруджа — задачка не из простых, это верно… но, знаешь ли, нет на свете такой головоломки, придуманной одним человеком, которую другой человек не сумел бы разгадать. А дельце, похоже, того стоит… Черт возьми, да разве тебе не нужны бабки для твоих экспериментов?

— Ну, допустим, нужны…

— Отлично! Так за чем же дело стало? Я так и знал, что ты согласишься. Ладно, Бушрута я сам уломаю… то есть объясню ему популярно все плюсы и минусы затеянной авантюры. А ты пока найди этого идиота Квагу…

— Квагу? — Мегс в недоумении пожал плечами. — Зачем? Он же шулер, а не взломщик… Он-то тебе для чего понадобился?

Антиплащ отрывисто усмехнулся.

— Для симметрии.

— Что?

— В банде Мамаши четверо человек — она сама и трое её обалдуев-отпрысков: Громила, Обжора и Балбес. Поэтому нас тоже должно быть четверо — во избежание, так сказать, всяких досадных недоразумений. Ясно? Ростом и комплекцией Квага как раз походит на Балбеса…

— Ну-ну. Только все равно численное преимущество на их стороне.

— Это почему?

— Потому что, заметь на всякий случай, в случае возникновения «недоразумений» несгораемый шкаф Громила сойдет за двоих. — Мегавольт определенно приуныл. — А если он действительно оправдывает свою кличку…

— Ну, начнет возбухать — шарахнешь его пару раз током, и все дела. А Репей подсыплет верблюжьих колючек ему в постель… или в кофе, это уж как придется. Впрочем, если двое других братцев свои клички тоже оправдывают, то нам, честное слово, опасаться нечего. Ладно, не ссы, папочка Антиплащ всегда с вами. — Он с усмешкой похлопал Мегавольта по плечу. — Кроме того, я ничего конкретного на самом деле пока не решил… Будут новости — сообщу.

Маленькая двухкомнатная квартирка в панельной многоэтажке, как всегда, встретила хозяйку пустотой и тишиной.

Кошку, что ли, завести, подумала Гейл, запирая дверь, — по крайней мере, хоть кто-то будет ждать меня дома, вскакивать с дивана при первых звуках поворачивающегося в замке ключа, бросаться в прихожую и, распушив хвост, встречать с неподдельной радостью… Сбросив туфли, Гейл повесила куртку на крючок, со вздохом взглянула в зеркало на свое постное, утомленное после рабочего дня лицо, поправила растрепавшиеся волосы, вошла в комнату и… остолбенела.

Антиплащ сидел в кресле возле окна и читал какой-то журнал. Так, словно никогда и не покидал этого места. Словно оно, это продавленное, с облезшими ручками, старое дерматиновое кресло принадлежало ему по праву. Так, словно именно его оно и ждало все эти дни — тихо, молчаливо и преданно, как ждут доброго и надежного, но занятого делами и до поры до времени припозднившегося на службе главу семьи.

Как ждут хозяина.

Гейл замерла на пороге комнаты. Вот так сюрприз! Опять, в который уже раз Антиплащ застал её врасплох, удивил и ошеломил, хотя за прошедший год ей бы давно следовало привыкнуть к его штучкам. А вот она, надо же, до сих пор не привыкла… И, так не чаянно увидев его вновь, улыбается глупо, широко и счастливо, точно последняя дура.

— Дирк. Ты… откуда взялся?

И, как всегда, он ничего не ответил. Смотрел на Гейл так, как умел смотреть только он — чуть искоса, понимающе и слегка насмешливо. Отбросил журнал, лениво потянулся, точно сытый кот, поднялся и неторопливо подошел к Гейл — вальяжной, пружинистой походкой чуть-чуть вразвалочку. Бесцеремонно отобрал у неё докторский саквояжик и, не глядя, бросил его на журнальный столик. Коварно улыбнулся. Взял Гейл за руки и мягко притиснул её к шкафу, прижал её запястья к полированным дверцам по обеим сторонам её головы. Гейл, не отрываясь, смотрела ему в лицо — и ей показалось, будто его серые глаза в вечернем полумраке комнаты блеснули отраженным зеленоватым светом, как у хищного зверя.

И время — как всегда! — для неё остановилось…

В последний раз она видела его три недели назад. Почти три недели… Так было всегда — он приходил и уходил, когда ему вздумается, ничего не объясняя, никогда и ни перед кем в своих действиях не отчитываясь. Мог неожиданно нагрянуть вечером или ночью — и уйти на следующее утро; а мог и задержаться в маленькой квартирке на несколько дней, а потом так же внезапно и безвестно пропасть на неделю. Гейл не знала, где он бывает, с кем встречается и чем занимается во время этих «исчезновений», да, собственно, и не хотела этого знать… Но деньги у него никогда не переводились.

И Гейл совсем не хотела думать о том, откуда он их берет.

Сам он никогда об этом не распространялся, а Гейл (увы!) слишком дорожила сложившимися между ними странными необъяснимыми отношениями, чтобы приставать к нему с неуместными расспросами. Чувствовала — все закончится в тот момент, когда она попытается объять необъятное и рискнет посягнуть на его свободу или, паче того — на его ярую неприкосновенную независимость. Он уйдет и больше не вернется — ни через день, ни через неделю и даже ни через месяц. И тогда ей останется только в отчаянии прошибить бетонную стену собственной дурной головой.

…Но сейчас он опять был здесь, рядом с ней — сильный, самоуверенный и долгожданный, ставший за прошедший год таким близким, необходимым и, чего уж там скрывать, абсолютно незаменимым. Его светлые непослушные волосы вновь отросли и небрежно спадали на глаза, он где-то успел слегка загореть, и вид у него был азартный и яростный… яростно-азартный, прямо какой-то пиратский, весело подумала Гейл. Он медленно склонился к ней и мягко поцеловал её в шею, неспешно, почти невесомо провёл губами по тонкой коже — так, что горячие мурашки пробежали по телу Гейл до самого затылка… Но руки её (ах!) были по-прежнему надежно прижаты к шкафу, поэтому она смогла только прерывисто вздохнуть в ответ, закрыть глаза и с трепетом податься навстречу своему нежному и безжалостному мучителю. О, боже!.. Как же она по нему соскучилась!

Дирк, посмеиваясь, ласково куснул ее за мочку уха.

— Ты моя сладкая… Я тебя съем. Прямо сейчас. Хочешь?

От его негромкого хрипловатого голоса в животе у Гейл предсказуемо запорхали бабочки.

— Хочу, — прошептала она. И он отрывисто усмехнулся — и прижал её к себе так беззастенчиво и так крепко, что у неё захватило дух…

* * *

Мрак. Холод. Боль.

Едва слышно бурчит вода в трубах. Вода. Вода… Все, все что угодно за глоток воды! Горло горит от жажды, губы потрескались, и в голове мутится… Сердце уже не способно проталкивать по жилам загустевшую кровь… Когда это закончится?! Когда? Когда… Он и так совсем обессилел…

Где-то в темноте возятся крысы. Они уже пару раз пытались к нему подобраться и укусить за ноги, но он дернулся и сумел их напугать… Хотел крикнуть — и не мог, из пересохшей глотки вырвалось лишь слабое хриплое карканье… Но ничего, с крысами он еще в состоянии справиться — пока. Рано или поздно они — ха-ха! — сумеют справиться с ним.

Ужас. Паника. Одиночество.

Ноги дрожат. Руки… ах, черт, он их уже давно не ощущает — поднятые вверх, они онемели до полной бесчувственности. Только по плечу медленно, высыхая, течет что-то теплое… Он не хочет думать о том, что это такое, да и не может… Ни о чем уже не может думать, в голове туман, нет ни одной мысли, кроме «скорее бы сдохнуть», боже, боже, помоги мне, я больше не могу это терпеть, не могу, не могу…

Боль. Судорога. Опять! Острая и холодная сосулька вонзается в подмышку, тупым гвоздем пропарывает бок и добирается до перенапряженной диафрагмы, так, что от невыносимой боли не только темнеет в глазах, но и становится нечем дышать… Господи, о господи, хоть бы сойти с ума! Повредиться рассудком, впасть в помешательство, ничего вокруг не видеть, не слышать, не осознавать, ничего не чувствовать, в конце-то концов... О, да, да, безумие стало бы для него спасением! Все равно другого исхода нет... Нет! Нет! Сколько времени уже длится эта пытка — несколько часов, день, неделю? Прошла уже вечность — а смерть, эта гнусная костлявая старуха с косой, заплутала где-то в трех соснах и никак не идёт к нему… никак не идёт, не идёт!..

Отчаяние. Апатия. Тоска…

Холод.

 

…Антиплащ проснулся с хриплым коротким стоном. Опять! Опять он был в этом проклятом подвале! Господи, о господи, да сколько же это будет продолжаться?!

Некоторое время он лежал, глубоко дыша, пытаясь взять себя в руки, ощущая, как прилипает простыня к его горячей взмокшей спине. Три часа ночи… Рядом, уткнувшись носом в подушку, тихо посапывает Гейл… кажется, ему — слава богу! — на этот раз удалось не разбудить её своими судорожными метаниями во сне, стонами и воплями ужаса. Он вновь глубоко вздохнул… потом сполз с кровати, нашарил на полу свою одежду, на цыпочках выбрался на кухню и без сил рухнул на табурет.

Курить!

Трясущимися руками он натянул джинсы и водолазку и пошарил по карманам в поисках сигарет… пусто! Господи, он что, опять — в который уже раз! — бросил?! О нет, только не сейчас… Полцарства за сигаретку… за окурок… за самую смятую и слабенькую самокруточку, за что угодно! К его невыразимому облегчению, ему наконец удалось нащупать в глубине кармана мятый хабарик, он прикурил его от газовой конфорки и пару раз жадно, глубоко затянулся… Стряхнул пепел в стоявшее на столе пустое фаянсовое блюдце.

Кажется, слегка отпустило.

Г-господи…

Некоторое время он сидел и судорожно тянул в легкие горький упоительный дым, тупо глядя в стол прямо перед собой. На стоявшие рядышком две пустые чашки, на присоседившуюся к ним солонку-грибочек, на крохотную щербинку на краю старого блюдца. На тонкую, почти незаметную царапинку на клеёнке. На свои бледные трясущиеся пальцы… Внезапно вспомнилась Мамаша: «Говорят, у тебя какие-то проблемы с руками?»

 

Нет, Мамаша. У меня нет никаких проблем. Кроме того, что по временам у меня дико болят эти чертовы шрамы, пальцы плохо меня слушаются, порой теряют чувствительность и от волнения начинают непроизвольно трястись, как у столетнего старика. И какой, спрашивается, я тогда ко всем чертям взломщик — с такими-то руками?!

 

Он тяжело выдохнул воздух сквозь зубы. Ну какой, действительно, теперь из него взломщик? А все они, ха-ха, так искренне и наивно удивляются тому, с чего бы это он внезапно «отошел от дел»!

Он положил тлеющую сигарету на блюдце и осторожно расстегнул мягкие кожаные манжеты, под которыми прятал свои многострадальные запястья. Вернее — эти проклятые шрамы, оставленные впившимися до костей кольцами наручников: темные бугристые полосы, опоясывающие тонкую кожу кисти и основания ладони. Бережно помассировал их кончиками пальцев… Никто и никогда, к счастью, эти жуткие безобразные шрамы не видел — кроме пластического хирурга, который как-то попытался привести их в божеский вид, и… и Гейл.

Гейл… Да.

Почему он раз за разом возвращается сюда, к ней, к этой хрупкой застенчивой девочке с большими доверчивыми глазами? Ведь есть же много других — сочных, бойких, даже наглых, стервозных, вызывающе красивых… готовых повиснуть на нём, как груши, по одному только мановению его мизинца. Он даже не запоминал, как их зовут, ибо дело было абсолютно зряшным — они каждый день вились вокруг него и никогда не переводились, яркие и сладкие, точно экзотические плоды, различаясь лишь цветом волос, оттенком помады и лейблами модных шмоток, так что ему оставалось только протянуть руку и, так сказать, наощупь выбрать для себя самую вкусную… Но, несмотря на всё это фруктовое изобилие, его частенько тянуло сюда, в эту крохотную квартирку, в две маленькие комнатки, соединенные кухонькой и узким коридорчиком, которые он за прошедший год привык считать… чем? Домом? Местом, куда, черт побери, хочется вернуться? Своим… надежным убежищем? Интересно, почему?

Потому что здесь его всегда ждут и всегда примут. Днем и ночью. В болезни и в здравии. В богатстве и в бедности. В горе и в радости. Победителем и… побежденным. Любым.

Ну-ну. Чистой воды stiltus mollis delirium во всей красе, то бишь идиотский сентиментальный бред… Или его просто одолевает очередной приступ хандры? Психологический возрастной рубеж? Кризис, черт бы его побрал, среднего возраста? Горькие измышления человека, ничего в жизни так и не добившегося… и к своим тридцати четырем годам не построившего дом, не посадившего дерева и не вырастившего сына?

Нет. Все дело в том, что он просто нуждается в этой девочке. Так же сильно и отчаянно, как наркоман нуждается в дозе «дури». Только, в отличие от нарка, ему, закоренелому бродяге, для того, чтобы отогнать страхи и вселенскую тоску и вновь почувствовать себя человеком, нужна доза не ЛСД, героина или изуверского «крокодила», а «доза Гейл». Хорошая такая порция ласки, нежности, тепла, моральной поддержки и прочих очень нужных по жизни и, кроме того, весьма приятных вещей.

Это как погладить кошку, с усмешкой сказал он себе. Почувствовать под рукой мягкую шелковистую шёрстку, до печенок проникнуться ощущением домашнего уюта, понять, что ты действительно кому-то нужен, и услышать, как она с готовностью замурлычет в ответ и будет тереться о твою руку, требуя продолжения — мягко, радостно и доверчиво. Даже слишком доверчиво, черт бы её побрал…

Он вздохнул. Нет, с этим надо что-то делать.

«Запомни, — говорил ему Торо. — Ты всегда должен быть один. Пусть тебя называют нелюдимом, букой, одиноким волком — как угодно. Неважно. Только одиночка может выжить в нашем жестоком мире, где денно и нощно идет игра на выбывание. Как только ты допускаешь кого-то в свои мысли или, не дай бог — в свое сердце, ты становишься уязвимым. Ты обретаешь слабое место. И твои враги, уж поверь, не преминут этим воспользоваться».

Вот так.

Мудрый Торо был прав. Как всегда.

Ну вот какого черта он был всегда прав, а? Антиплащ яростно затянулся в последний раз — и свирепо раздавил дотлевшего почти до фильтра сигаретного червячка на дне щербатого фаянсового блюдца.

А ведь Железного Дровосека так и не поймали… Лоханулись доблестные наши идиотики из ШУШУ, такие вот дела, м-дэ.

Он вздрогнул — на плечо ему легла мягкая теплая рука.

Он сидел спиной к двери и, погруженный в свои мысли, не слышал, как Гейл вошла на кухню.

— Ты опять куришь, Дирк?

— Да, — отозвался он вяло. — Дымлю, как пароходная труба. — Впрочем, в ее голосе не было ни упрека, ни осуждения. Она прекрасно знала причину.

— У тебя снова были кошмары?

Он промолчал. Гейл плотнее запахнула велюровый домашний халатик и присела рядом на соседнюю табуретку. Она почти не пользовалась косметикой, поэтому её смуглое, с тонкими чертами лицо в любое время суток выглядело одинаково. Одинаково симпатично. По крайней мере, по утрам Антиплащу не приходилось от неё оторопело шарахаться, как от некоторых ярких, бойких и вызывающе красивых…

И он был ей за это благодарен.

А еще — за то, что почему-то не боялся показаться перед ней вот таким: слабым и жалким, растерянным, взмокшим от ужаса и — ха-ха! — чуть менее, чем полностью, павшим духом.

— Гейл, — сказал он хрипло, глядя в стол. — Скажи… когда я в последний раз дарил тебе цветы?

Гейл удивленно подняла брови. Вопрос, что и говорить, был весьма неожиданный.

— Ты — и цветы? Мне казалось, два эти понятия абсолютно несовместимы. Хотя… дай-ка припомнить… — Она улыбалась той легкой неуловимой улыбкой, которую Антиплащ с момента их первой встречи так в ней любил/лелеял/ненавидел. — Э-э… что-то мне подсказывает, что никогда.

— Верно. А знаешь, почему? — Он сделал перед собой затейливый неопределенный жест. — Потому что это — по́шло, неоригинально и непрактично.

— Ну да, конечно.

— Цветы рано или поздно завянут… Духи — выдохнутся. Шмотки — порвутся. Золото потускнеет… Шампанское будет выпито, а конфеты — съедены.

— Ничто не вечно в этом подлунном мире…

— И все же у меня для тебя кое-что есть. То, с чем ничего никогда не станется. — Он опустил руку в карман. — Что никогда и нигде не пропадет. Что всегда будет вечно, незыблемо и неизменно, как… как теорема Пифагора. И никогда не даст тебе обо мне забыть.

— Правда? — В глазах Гейл мелькнуло что-то, что Антиплащ назвал бы изумлением и радостным ожиданием. Господи боже, с ужасом подумал он, она, наверно, ждет, что я сейчас достану из кармана обручальное кольцо… Он поднял над столом сжатый кулак, в котором была запрятана загадочная вещица — и, чуть помедлив, неторопливо разжал пальцы.

Гейл не выдержала — и рассмеялась.

— Шарик от подшипника? О, да! Действительно — очень оригинально…

— А главное — надежно! — совершенно серьёзно заметил Антиплащ. — С этой вещицей никогда ничего не станется — даже в случае атомной войны. Она не погнется и не расколется. Не растечется, не испарится и не разойдется по швам. И даже если — вдруг! — ты её нечаянно проглотишь…

— То даже тогда ей ничего не сделается. Разве что потом придется ставить новый толчок…

— Вот видишь, как хорошо мы друг друга понимаем. — Он катнул блестящий металлический шарик по столу по направлению к Гейл — и она поймала его кончиками пальцев. Н-да, цветов, духов и подарков, конечно, от Антиплаща не дождешься… но зато никогда с ним и не соскучишься — это уж наверняка.

— Дирк, послушай. — Чуть помолчав, она взяла его за руку. — Я… хотела у тебя кое-что спросить.

— Ну, раз хотела — спроси. — Он мягко, но упрямо убрал свою руку из ее ладони и вновь принялся натягивать на запястья широкие кожаные манжеты.

Гейл задумчиво покатала шарик в ладони.

— Видишь ли, у меня скоро будет отпуск, и я думаю недельки на две отправиться домой, к маме. Может быть, ты, ну… захочешь поехать со мной?

Антиплащ внутренне содрогнулся. Только этого не хватало!

— Я? Интересно, в качестве кого? — спросил он со вздохом. — Знакомого? Приятеля? Или, может быть… жениха?

Гейл опустила глаза — и на ее смуглые, чуть порозовевшие от смущения щеки легла зубчатая тень от длинных темных ресниц.

— Это, ну… не так уж важно. Моя мама — не любопытна, Дирк. Она этого не спросит.

— Очень благоразумно со стороны твоей мамы. Но ведь важно не то, что́ она спросит, а то, что́ она подумает. — Кривовато усмехаясь, Антиплащ покачал головой. — Прости, Гейл. Я… ну, обязательно когда-нибудь познакомлюсь с твоей достойной матушкой, только… не сейчас. По правде говоря, в ближайшее время у меня есть кое-какие дела.

— Дела? Это…

— Да. Мне нужно уехать из Сен-Канара. Месяц или два меня не будет в городе, и… в общем… я тоже хотел кое-что тебе сказать. Ты… будь осторожна, ладно? Я не смогу тебя защитить, если… ну, мало ли…

— Если что? Я? Осторожна? Да… но… — Гейл растерялась. — Дирк! Это… твоё «дело» … оно…

— Если ты не станешь меня расспрашивать, Гейл, мне не придется тебе врать. Понимаешь?

— Для тебя это так важно?

— Да. И дело даже не в деньгах, хотя куш обещает оказаться неплохим. А в том, что… если уж говорить совсем откровенно, то…

— Что?

— Я просто хочу доказать, что я ещё на что-то способен. Вот и все.

— Кому доказать? — спросила Гейл, помолчав.

— В первую очередь — самому себе. — Он легонько, ободряюще тронул Гейл за плечо, потом поднялся и вышел в прихожую.

Гейл осталась сидеть за столом. И смотреть на прижавшиеся друг к другу чашки, и на солонку-грибочек… и на фаянсовое блюдце, наполненное невесомыми комочками пепла — серыми и унылыми, как хлопья грязного и слежавшегося, никому уже не нужного старого снега.

Металлический шарик от подшипника нагрелся в ее ладони.

— Дирк! Дирк, постой! — Она поспешно вскочила и бросилась в прихожую вслед за ним. — Постой… Антиплащ!

Он не ответил. Хлопнула входная дверь.

И Гейл поняла, что теперь вновь увидит его (если вообще увидит) еще очень и очень нескоро…

* * *

Половина пятого утра. Именно в это время объятия Морфея так неодолимы и всеобъемлющи, а сон так крепок и сладок… Ну-ну.

Антиплащ подошел к первому попавшемуся телефону-автомату. Нашарил в кармане бумажку с номером… Набрал на диске несколько цифр.

На звонок долго не отвечали. Антиплащ насчитал с дюжину гудков — и уже хотел сбросить вызов и набрать номер по новой, но тут на другом конце провода раздался щелчок, и сонный голос простонал в трубку:

— Алло…

— Ах, Мамаша, — посмеиваясь, сказал Антиплащ, — я думал, вы не спите.

— Вот черт… Это ты? — Мамаша процедила сквозь зубы нечто невнятное. — Какого дьявола ты трезвонишь посреди ночи?!

— Но вы же сами сказали, что будете ждать моего звонка в любое время, — невинно заметил Антиплащ.

— Ах ты сволочь… Ну, что?

— Как клиент?

— Представь себе, жив-здоров.

— Согласен на мою цену?

— Согласен.

— Я ничуть не удивлен. От него, я так полагаю, особенно не убудет.

— Да? Ты знаешь, кто покупатель? — помолчав, спросила Мамаша.

Антиплащ усмехнулся.

— Конечно, знаю.

— Э-э… Вот как? И кто?

— Идиот, готовый платить сумасшедшие бабки за финтифлюшки, которые даже в домашнем музее на всеобщее обозрение не выставишь. Но, впрочем, меня это не касается.

— Вот именно. Так ты — в деле, или нет?

— Считайте, что я — в деле. Но!

— Что?

— Мамаша, нам нужен план Хранилища и точные данные о системе безопасности. Иначе все дальнейшие конвульсии попросту не имеют смысла.

— Понимаю. И каким образом ты собираешься эту информацию раздобыть?

— Я собираюсь?

— Слушай, — Мамаша опять чуть помолчала. — Давай договоримся. Нам нужно собраться всем вместе и обсудить план дальнейших действий. У меня тут катер стоит у Восточного пирса, так ты созови часам к десяти своих обормотов — и мы махнем на этой посудине в Даксбург. Осмотрим, так сказать, всё на месте… Идет?

— Ладно, Мамаша. Договорились…

— Здоро́во, Плащ. Ты чего сегодня такой смурной? Не выспался? Пропустил любимый сериальчик? Тебе позвонили из коллекторского агентства? На голову упал метеорит? Или, э-э… твоя оторва принесла очередной «неуд» из школы?

Черный Плащ поднял руку и со вздохом покачал пальцем голову узкоглазого китайского болванчика, стоявшего на столе.

— «Неуд»? Хуже, Гриз! Она вчера затеяла играть в бейсбол в школьном вестибюле, что, надо понимать, категорически запрещено. И…

— И?

— И заехала бейсбольным мячом в глаз директрисе!

— Ого. Надеюсь, нечаянно? — помолчав, спросил Гризликов.

Дрейк кисло улыбнулся.

— Я тоже… надеюсь. Короче, в субботу мне предстоит «серьезный разговор» с этой… пострадавшей. И без того дамой, надо признать, далеко не нежной и уж вовсе не очаровательной… Она к этому времени как раз выйдет из больницы.

Гризликов усмехнулся — как обычно, мимоходом, не отрывая взгляд от монитора компьютера.

— Ладно, не переживай. В субботу тебя во всяком случае здесь не будет.

— Правда? — хмуро спросил Дрейк. — Это почему?

— Тебя пошлют.

— Ну, в этом-то я и не сомневаюсь… Вопрос только — кто и куда?

— Хоутер. В командировку. А ты что подумал?

— Меня так часто посылают в, э-э… разных направлениях, Гриз, что мне, право, извинительно не знать очередной пункт назначения. А что за командировка?

— В Даксбург.

— Что-о? — Черный Плащ поперхнулся. — Ты что, шутишь? Этого еще не хватало!

— Ты предпочитаешь остаться здесь и разговаривать тет-а-тет с директрисой? — небрежно полюбопытствовал Гризликов.

— Но… почему в Даксбург? Что за… Зачем?

— Я тебе все объясню. — Гризликов, щелкая мышкой, перелистнул на экране несколько электронных страниц. — Представь, что существует некий… ну, назовем его, э-э… Объект Икс. Этот Объект мало изучен, обладает некоторым странным энергетическим потенциалом и потому представляет собой весьма определенный научный интерес. Объект хранится в подземном бункере Национального Банка, но некоторое время назад его, как предмет, представляющий (см. выше) определенный научный интерес, отправляют для демонстрации его свойств на конференцию физиков в Санлайт-сити. Объект благополучно прибывает в Санлайт-сити, смущает там умы всех собравшихся и вызывает в ученой среде настоящую научную сенсацию, но, поскольку средств на его изучение выделять никто особо не собирается, благополучно отбывает обратно, в Хранилище Национального Банка — до, так сказать, лучших времен. И по дороге, в Даксбургском аэропорту, этот Объект пытаются похитить.

— М-м?

— К счастью, грабители терпят сокрушительное фиаско… Объект удается сохранить в целости и неприкосновенности. Пока. Исключить вероятность того, что в ближайшем будущем такие попытки не повторятся, невозможно, тем более известно, что этим Объектом уже давно интересуется одна весьма могущественная и влиятельная криминальная организация. Отправлять в таких условиях Объект в старое Хранилище, через всю страну — значит, попросту отдать его в руки бандитов… К счастью, в Даксбурге имеется и другой подземный бункер, ничуть не менее надежный и хорошо защищенный, нежели закрома Национального Банка — да, я имею в виду банковское Хранилище Макдака. Именно туда после некоторых раздумий и сомнений ответственные лица и решают поместить этот важный и неоспоримо ценный Объект.

— И Макдак, конечно, этому нисколько не сопротивляется?

— Ну, что ты, Макдак сопротивляется изо всех сил… Но, откровенно говоря, иного выхода у него нет. Объект, как ни крути, имеет национальное значение. Кроме того, Скруджу, уж поверь, нехило так капает арендная плата за использование его лучшего персонального сейфа. Так что все как будто заканчивается благополучно… Но!

— Что?

— В ближайшее время у ШУШУ, к сожалению, нет возможности вплотную заняться этой проблемой и достаточно безопасно переправить Объект обратно в Национальный Банк. Подходящий транспорт будет организован недели через три-четыре... И до тех пор Объект Икс будет находиться в Хранилище Макдака, а, поскольку в деле замешана ВАОН, Хоутер пришел к выводу, что на это время в Даксбург необходимо отправить представителя ШУШУ, дабы, так сказать, он, э-э… присутствовал на месте пребывания Объекта, координировал действия охраны и, в общем и целом, всячески контролировал ситуацию.

— Понимаю. И среди всех агентов ШУШУ он выбрал именно меня, как лучшего детектива, сведущего эксперта и истинного профи в своем деле.

— Ну, говоря откровенно, я думаю, что он просто положил перед собой список агентов и ткнул пальцем не глядя… И я очень рад, что мимо моей фамилии он все-таки промахнулся.

Черный Плащ поджал губы.

— Тебе неохота связываться с этим старым скупердяем Макдаком?

— Нет, я просто сам по себе достаточно тяжел на подъем. А Макдак — старикан забавный… немного эксцентричный и прижимистый, но, в целом, достаточно симпатичный, если особенно к нему не приглядываться. Да ты и сам все увидишь, Плащ. Или, — посмеиваясь, Гризликов бросил на Дрейка лукавый взгляд, — ты все-таки предпочитаешь отправляться в школу и общаться там с директрисой?..

* * *

— Ну, и где они там пропали? Мамаша сказала, что они будут к ланчу.

— К двум часам пополудни.

— Ну, значит — к обеду.

Обжора всегда исчислял время кулинарными категориями, поэтому Громила решил, что лучше не спорить. Насвистывая сквозь зубы, он бродил по берегу залива, поигрывая бейсбольной битой и кровожадно давя каблуком попадающиеся под ноги пустые ракушки. Балбес лениво бросал в воду разноцветные камешки. Обжора, как всегда, что-то жевал, роняя на землю обертки от конфет и шелуху от фисташек. Было жарко, пахло сыростью и нагретым камнем, солнечные лучи ярко отражались от поверхности воды россыпью ослепительных серебристых бликов. В прохладной зеленоватой толще неподалеку от берега в такт прибою колыхались лохматые темные водоросли, мягко шевелили длинными гибкими пальцами, словно пытаясь дотянуться до каменистого пляжа…

— Вон они! — крикнул Балбес, указывая рукой на горизонт. — Смотрите!

В воздухе разнесся негромкий шум мотора — пока еще смутный, далекий и едва различимый. Из-за ближнего мыса показалась темная точка, скачущая на волнах; с каждой секундой она приближалась, увеличиваясь в размерах, и вскоре уже можно было увидеть, что это — небольшой прогулочный катер: далеко не новый, явно требующий очистки, покраски и, как минимум, косметического ремонта. С шумом рассекая темную шероховатую шкуру залива, посудина через несколько минут подошла ближе, круто развернулась неподалеку от берега и заглушила моторы. На носу, уперев руки в бока и улыбаясь во весь рот, стояла Мамаша, лихо заломив на затылок широкополую соломенную шляпку.

— Здорово, мальчики. Дождались наконец? Ну, встречайте!

Над бортом выросла другая фигура — рыжего скуластого парня в пестрой рубахе и широких голубых «бермудах» с затейливым абстрактным рисунком. На его взлохмаченной голове на пиратский манер был с шиком повязан яркий зеленый платок. В руках он, широко — прямо-таки невообразимо широко — улыбаясь, сжимал длинный швартовочный трос.

— Эй, там, на берегу! Держите конец!

— Чей? Твой? — проворчал Громила.

Другой парень, стоявший на корме — невысокий и коренастый, с копной соломенно-желтых волос, одетый в джинсы и бордовую водолазку — быстро обернулся и посмотрел на Громилу. Обвел братьев медленным внимательным взглядом, оглядел их одинаковые засаленные бейсболки, одинаковые красные свитера и синие штаны, одинаковые плохо выбритые физиономии — и, прищурившись, отрывисто ухмыльнулся. Как-то, надо сказать, очень неприятно прищурился и не менее неприятно и всёпонимающе ухмыльнулся.

— Братья Гавс… Как кегли в боулинге — все на одно лицо. Трое из ларца… — Он уперся тяжелым взглядом в Громилу. — А ты, обезьян, меня весьма обяжешь, если впредь будешь держать свой доморощенный юморок при себе, о`кей? — Не оборачиваясь, он небрежно бросил через плечо: — Так это и есть ваши хваленые обалдуи, Мамаша?

— Они ничуть не хуже твоих, — сердито оборвала Мамаша. — Ладно, мальчики, не ссорьтесь, у нас сегодня ещё много дел. Громила, Балбес, ловите трос.

…Наконец катер благополучно ошвартовался и, подтянутый тросом к берегу, мягко ткнулся облупленным бортом в шуршащую разноцветную гальку. Не обращая внимания на сходни, опущенные на берег, рыжий парень в «бермудах» с молодецким гиканьем сиганул через борт, прямо в воду, с хохотом подняв в воздух фонтан брызг; и какая-то бледная неприметная личность, стоявшая возле борта в тени каюты, испуганно шарахнулась в сторону.

— Тихо ты, Квага, придурок! Поаккуратней нельзя?

Квага обернулся.

— Ой, Мегс, пардон! Я тебя не заметил! — Он захихикал, видимо, не столько этим фактом удрученный, сколько откровенно довольный.

Мегс сердито поморщился. Он был фигурой довольно причудливой: тощий очкарик в желтом спортивном костюме, синей жилетке со множеством накладных карманов и с небрежно повязанной на голову банданой мерзкого ржаво-красного цвета. На руках его имелись резиновые перчатки, на ногах — резиновые сапоги (в такую-то жару!), а за спиной — что-то похожее на ранец или спортивный рюкзак (резиновый или нет, Громила не успел разглядеть, ибо Мегс к нему спиной все-таки не поворачивался).

Физиономия у Мегса была бледная, кислая и слегка зеленоватая, словно его недавно мутило. Маленькие бесцветные глазки взирали на мир безо всякого интереса, часто помаргивая и близоруко щурясь. На шаткие сходни он ступил с немалой опаской и, неумело балансируя, поскорее перебежал на берег — и вздохнул с явным облегчением, когда узкая полоска воды осталась позади.

Вслед за ним на сходни взошел другой пассажир — в мягких вельветовых штанах и белой ситцевой рубахе с расстегнутым воротом. Но, если Мегс был просто слегка зеленоватым, то этот парень оказался полностью зеленым, и вряд ли от того, что его укачало от долгого пути — у него была густо-зеленая, с мягким изумрудным оттенком кожа, и на темном лице из-под густых пушистых ресниц сверкали яркие синие глаза… Ну и субъект! Громила невольно поежился. Он, конечно, слышал о сен-канарском мутанте, но почему-то не предполагал, что у этого типа окажется столь уж, мягко говоря, необыкновенная внешность… Реджинальд Бушрут был высок и изящен, точно лесной эльф, но от его густо-зеленого цвета кожи, фиолетовых волос, ненормально-длинных ресниц и общего жутковато-диковинного вида бросало в дрожь.

Он нес на плече большую сумку с неисчислимым количеством карманов, кармашков и отделений, в которых звякали какие-то склянки.

Последними на борту остались Мамаша и невысокий блондин.

— Прошу вас, Мамаша, — светловолосый чуть посторонился, пропуская Мамашу на сходни. — После вас.

— Благодарю. — Мамаша кокетливо поправила шляпку. — С твоей стороны весьма учтиво пропустить даму вперед, Антиплащ.

— Ну что вы, Мамаша. — Антиплащ усмехнулся ей в спину. — Учтивость тут ни при чем. Просто, видите ли, капитан всегда покидает последним… тонущее судно.

— Ах ты урод, — ласково сказала Мамаша. — Во-первых, «судно» пока еще не тонет. А во-вторых… с чего это ты вдруг произвел себя в ранг капитана, а?

— Хм! А что, у вас есть другие кандидаты на эту должность?

— Посмотрим. Пока еще рано об этом говорить. — Мамаша холодно сузила глаза. — Пойдемте, нам еще следует добраться до дома и распаковать чемоданы.

— Ой, поскорей бы! — Обжора облизнулся. — А когда обед, мам? У меня уже в кишках урчит от голода. — Он бросил в ближайшие кусты обертку от очередного шоколадного батончика и выразительно похлопал себя по животу.

— Подними, — негромко сказал зеленокожий мутант, прежде чем Мамаша успела ответить.

— Чего? — Обжора не понял.

— Подними обертку, — зловеще прошелестел Бушрут. — Тебе никогда не говорили, что загрязнять окружающую среду — нехорошо?

— Загрязнять? Да, но… Я… — Обжора попятился от неожиданности. И, ища поддержки, беспомощно оглядел всех присутствующих…

— Лучше не зли его, жирняй, — посмеиваясь, заметил Антиплащ. — А то ведь ему подсыпать тебе в тарелку какой-нибудь отравы — как мимоходом высморкаться. Даже не со зла — а просто так, в качестве эксперимента. Посмотреть, какого цвета пена пойдет у тебя из ушей…

— Ну, ты! — Громила шагнул вперед, к этому заносчивому белобрысому нахалу, и покрепче перехватил в руке длинную тяжелую биту. — Ты чего себе позволяешь, чмо? Мамаша! Какого черта он позволяет себе разговаривать с нами в таком тоне, а?

Антиплащ и бровью не повел.

— Ай-ай-ай, Мамаша, — поцокав языком, он укоризненно покачал головой. — Как все это невежливо и некрасиво с вашей стороны, честное слово! Если подобная неучтивость войдет у ваших обормотов в привычку, нам, пожалуй, придется… расторгнуть соглашение. Раз уж нас так не рады здесь видеть, мы вернемся ближайшим поездом в Сен-Канар. Верно, ребята?

— Стойте! — Мамаша побагровела от злости. — Громила, Антиплащ, прекратите, оба! Ну что за детский сад, а? Обжора, ты, это… подними обертку. Давайте не будем ссориться хотя бы сейчас. Мы все устали… Поэтому пойдемте скорее до хаты, надо еще приготовить ужин…

* * *

«Хата» оказалась большим, но основательно запущенным частным коттеджем на одной из весьма отдаленных от цивилизации окраин Даксбурга.

Это был двухэтажный деревянный дом с чердаком и широкой верандой, когда-то выкрашенный жизнерадостной синей краской, но ныне — покосившийся, облупившийся и потемневший от времени. В углу двора, водруженный на колодки, уныло доживал свои дни старый микроавтобус с выбитыми стеклами, остальное пространство заполонили лопухи, потрескавшиеся доски, пустые газовые баллоны и груды ржавого неопознанного железа, между которыми петляла, подходя к вросшему в землю крыльцу, узенькая тропа. Возле дома следы цивилизации приобретали более бытовую окраску и выражались в виде разбросанных повсюду упаковок от чипсов, пустых консервных банок, чьих-то висящих на перилах полосатых трусов и надписей, вырезанных на деревянных столбиках перочинным ножом: «Здесь были Г. и Б.» и «На этой ступеньке Обжора съел свой 1268-й пончик». Внутри дом, вопреки самым худшим опасениям гостей, выглядел все-таки более обжитым и современным: по крайней мере, большая железная плита, стоящая на кухне, топилась газом, а не щепой, углем и деревянными чурочками, как Антиплащ себе уже со страху вообразил.

Громила, Обжора и Балбес, едва войдя в дом, неприметно рассеялись по углам. Квага бросил на пыльный пол сумку со своими шмотками, устало плюхнулся на неё и, вытянув ноги, отсутствующим взглядом уставился в потолок. Бушрут с удрученным вздохом потрогал пальцем засохшую на подоконнике несчастную фиалку. Мегавольт, насвистывая, выудил из кармана две длинные металлические спицы и беспардонно сунул их в ближайшее электрическое гнездо. Раздался хлопок, и из розетки брызнул сноп жгучих голубоватых искр.

Мегс виновато передернул плечами:

— Проводка ни к черту не годится… Уже.

— Ну и дыра, — проворчал Антиплащ, недовольно оглядываясь. — Что за убожество, Мамаша? Вы что, не могли подобрать для жилья что-нибудь получше?

Мамаша окрысилась:

— А что? По-твоему, я должна была заказать лично для тебя номер люкс в даксбургском «Гранд Отеле»?

— Ну, было бы неплохо.

— Пойди и сними себе комнату в особняке Макдака, черт тебя побери! Не пойму, что́ тебя не устраивает? Электричество тут есть, газ и водопровод — тоже, в щели не дует, пол не проваливается… Квартирка, можно сказать, со всеми удобствами!

— Со всеми неудобствами. Которые, надо полагать, находятся на улице за углом, — сердито проворчал Антиплащ, глядя, как скромный мохнатый паучок трудолюбиво плетет в темном углу столовой ловчую сеть. — Экономите на квартирной плате, Мамаша?

Мамаша разозлилась.

— Не пойму — тебе нравится нас провоцировать, что ли? Нарываешься на то, чтобы тебе начистили морду? Не по душе тебе грязь и хлам — так за чем же дело стало? Швабру в руки — и вперед! Ты не думай, что ты сюда на курорт приехал! — Уперев руки в бока, она развернулась всем корпусом, как танковая башня, взяла на прицел своих великовозрастных лодырей-сыновей и властно, непререкаемым тоном гаркнула: — Обжора, Балбес — ноги в руки и на кухню: чистить картошку, живо! И ты, рыжий, тоже с ними, нечего тут попусту лыбиться в потолок! Мегавольт, вверни наконец лампочку в сортире, пока там кто-нибудь не провалился… Бушрут, иди в сад и набери зелени для салата! А ты, Громила, вытащи из холодильника индейку и разделай её для жаркого, у тебя это лучше всего выходит…

— Ого. Большой специалист по расчленению трупов? — спросил Антиплащ.

— Вот именно. — Мамаша усмехнулась. — Делай выводы, чувак. И вот еще что… — Она еще раз обвела взглядом всех своих приунывших соратников и добавила — холодно, увесисто и резко, точно вбивала гвозди в бетонную стену: — Я не собираюсь лезть вон из кожи и одна готовить жратву на такую ораву голодных мужиков, поняли? Так что знайте: стоять у плиты будем по очереди! И… — Чуть помедлив, она набрала в грудь побольше воздуха и безжалостно вколотила последний, самый огромный и ржавый гвоздь: — И посуду мыть, между прочим, тоже!

— Так это и есть банк Макдака?

— Вон то белое здание на холме… Видишь?

— Да… Надо подойти поближе.

Мамаша и Антиплащ неторопливо прогуливались по просторной, залитой полуденным солнцем Гиллфорд-стрит. Мамаша кокетливо крутила над головой розовый дамский зонтик, делая вид, будто прикрывается им от солнца; Антиплащ внимательно оглядывал окрестности сквозь дорогие и стильные (он сам так сказал) непроглядно-темные защитные очки. Даксбург, по его мнению, оказался городком скучным и сонным: тут не было ни автомобильных пробок, ни угрюмых толп вечно куда-то спешащих озабоченных прохожих, ни сутолоки и суеты: лениво подметал тротуар неспешный дворник, протирала витрину ближайшего магазина пожилая уборщица, в тени ближайшего дома, позёвывая, лежал большой лохматый пес и безучастно наблюдал за прохожими, вывалив чуть ли не до земли лопатообразный розовый язык.

Белое здание на холме невольно притягивало взор.

Оно возвышалось над городом, точно закованный в белые сверкающие латы величественный страж — несокрушимое и незыблемое, как сама вырвавшаяся из-под слоя почвы земная кость: с крепкими гранитными стенами, покрытыми слоем бетона, с непроницаемыми зеркальными окнами, с кокетливо надетым на крышу широким полукруглым куполом, красным, точно шапочка кардинала. Дорога, ведущая от города к банку, была обсажена тополями: на стоянке возле главного входа плотным табунчиком теснились представительские «форды», «линкольны» и «кадиллаки» премиум-класса. Прогуливаясь по тенистой тополевой аллее, Мамаша и Антиплащ подошли к зданию почти вплотную; Антиплащ небрежным кивком указал на красный глаз видеокамеры, висящей на стене и держащей «под прицелом» подступы к парадному входу.

— Тут и стены имеют уши… вернее, слишком наглые и любопытные зенки. Много тут таких, а, Мамаша?

— Да уж хватает, надо полагать.

— А вон та металлическая решетка возле дверей случайно не под напряжением?

— Сейчас — нет, а вот ночью… кто его знает? Макдак помешан на средствах охраны, и его банк буквально нашпигован всякими новомодными штучками. Но я полагала, что этот твой… Мегавольт сумеет устроить в городе небольшой энерго-апокалипсис, и вся эта электрическая хрень не станет для нас помехой.

— Видите ли, в чем дело, Мамаша… Да, залезть в ближайший распределительный щит и устроить там короткое замыкание, которое оставит без света несколько ближайших кварталов, для Мегса действительно не проблема. Вот только я не думаю, что старый лис Макдак вариант с отключением электричества не предусмотрел. Как только эта часть города будет обесточена, в Хранилище включится аварийный генератор, который наверняка установлен в подвале и питает всю энергосистему здания, включая видеокамеры, сигнализацию и прочие затейливые штучки. И каким образом, интересно, вы сумеете отключить его?

— Ну, я не знаю…

— Черт побери, я ничуть не удивлюсь, если выяснится, что у Макдака там организована автономная система жизнеобеспечения… а также припрятан запас медикаментов, воды и провизии на случай всяких непредвиденных ситуаций. Не банк, а прямо Форт-Нокс* какой-то…

— Смотри!

— Что?

— Вот и сам Макдак явился, легок на помине. Вон его лимузин, видишь?

— Вот это старое корыто? «Мерседес-Бенц» семидесятых годов выпуска? Что за древность, Мамаша? Макдак что, не может позволить себе что-нибудь посовременнее — при его-то уровне доходов?

Мамаша усмехнулась.

— Скрудж консервативен в своих предпочтениях… Кроме того, он жуткий скряга. Будет эксплуатировать однажды купленный автомобиль вусмерть — до тех пор, пока эта несчастная груда железа прямо на дороге не развалится на винтики.

Меж тем черная машина бесшумным вихрем скользнула мимо Антиплаща и Мамаши и остановилась неподалеку от здания. Водитель, одетый в наиреспектабельнейшего вида черную ливрею, выскочил из кабины и, согнувшись в полупоклоне, предупредительно распахнул дверцу салона. Из машины выкарабкался седой взлохмаченный старичок худощавого телосложения, облаченный в строгий, устаревшего покроя сюртук и старомодные штиблеты ему подстать; а вслед за ним — оп! — из уютной бархатной утробы лимузина появилась еще одна загадочная личность в темной фетровой шляпе, черных джинсах и столь же черной кожаной куртке.

Антиплащ замер, словно пораженный громом.

От изумления и неожиданности он с такой силой стиснул в ладони локоть Мамаши, что она невольно вскрикнула.

— Эй, что с тобой? Отпусти!

— Что за черт, Мамаша! Провалиться мне… не верю своим глазам… да это Черныш!

— Что? Кто? — Мамаша в недоумении крутила головой. — Ты о чем? Какой Черныш?

— Черный Плащ… Мой двойник, агент ШУШУ… Какого черта он тут делает, а?! Да еще разъезжает в лимузинах вместе со Скруджем?!

— Ты про кого? Про этого мутного типа в шляпе?

— Вот именно. Мне это не нравится, Мамаша. Очень не нравится!

Не подозревая, какое замешательство (и ужас) вызвало у Мамаши и Антиплаща их эффектное появление, Скрудж и Черный Плащ стояли возле машины, о чем-то вполне мирно беседуя. Повесив на руку тонкую изящную трость, Макдак стряхивал невидимые пылинки с высокого цилиндра, который тем временем выудил из салона; Черный Плащ покачивался с носка на пятку, заложив руки за спину, глядя, по своему обыкновению, чуть исподлобья, и время от времени, кивая, мимоходом вставлял небрежные реплики. Длинный блестящий «мерседес» меж тем бесшумно отчалил и ускользнул за угол; продолжая разговор, Макдак и Дрейк неторопливо двинулись ко входу в здание, порой останавливаясь на дорожке и начиная что-то горячо обсуждать.

— Дьявол! Ну какого черта он тут делает, а? — злобно, с досадливым стоном прохрипел Антиплащ. Оглядевшись, он живо потянул спутницу в ближайшие достаточно густые кусты. — Мамаша, раздевайтесь! Живее! Ну же!

— Что-о? — Мамаша оторопела. Сказать, что она была ошеломлена и потрясена столь неожиданным и бесцеремонным нахрапом — значит, ничего не сказать; на какую-то секунду она просто потеряла дар речи. — Ты что, спятил, придурок?! Ты… да ты что себе позволяешь, а? Что ты собираешься делать?

— Собираюсь вас изнасиловать, черт возьми! Ну же, раздевайтесь!.. И давайте сюда ваши шмотки. Мне надо выяснить, о чем они говорят, а вас Макдак знает в лицо… Ну же, поторопитесь, пока они не распрощались! Давайте, давайте… юбку, кофту и шляпку… и чулки тоже, да, да! Черт, какого ваше шмотьё размера — «супер-мега-плюс»?.. Ну, ладно, сойдет. А теперь гоните сюда зонтик и ждите меня…

— Ждать? Здесь?! — Мамаша взвизгнула от возмущения и ужаса. — В кустах? В нижнем белье?!

— Не бойтесь, — процедил Антиплащ, — никто на ваши древние панталоны… и на то, что под ними, не позарится, это уж точно. Не высовывайтесь, я скоро!

— Ах ты…

Дальше Антиплащ не стал слушать — и, поправив съезжающую на затылок шляпку, незаметно (по крайней мере, он на это надеялся) выбрался из кустов. Мамаша, съёжившись в комочек и дрожа не столько от холода, сколько от неловкости и негодования, в бессильной ярости смотрела ему вслед. Неуверенной, слегка косолапой походкой почтенной дамы бальзаковского возраста Антиплащ, помахивая зонтиком, приблизился к дверям здания — и тут, по-видимому, что-то случилось с его обувью: он наклонился и, подвернув юбку, принялся возиться со шнурками на теннисных туфлях. Макдак и Черный Плащ, беседуя, стояли от него в двух шагах, не обращая на него никакого внимания; потом, не прекращая разговора, неспешно двинулись к дверям банка. Неуклюжая «дама» с зонтиком шагнула вслед за ними… но тут нога у неё нечаянно подвернулась, и она, неловко вскинув руки, повалилась прямо на Черныша.

Мамаша охнула от неожиданности.

Дрейк едва успел «пострадавшую» подхватить. Дама, видимо, испуганно охала и рассыпа́лась в извинениях; с трудом утвердившись на ногах, она всплескивала руками, размахивала зонтиком, делала им беспорядочные хаотичные жесты и виновато трясла широкими полями соломенной шляпки… Макдак тоже что-то спросил; чуть помедлив и явно стараясь держаться подальше от острого навершия зонтика, он подхватил бедняжку с другого бока — и они с Дрейком повели чуть прихрамывающую «даму» вверх по ступеням к дверям банка. Какого черта этот тип так неприкрыто рискует и лезет на рожон, с раздражением спросила себя Мамаша, — а что, если его разоблачат?! Всю операцию ставит под удар, креативщик, блин, творческая личность, любитель неоправданного риска! Троица скрылась в вестибюле банка, и все дальнейшее Мамаша могла видеть только в своем воображении, что было делом неприятным и оптимизма отнюдь не внушающим. Ей казалось, что подобная безумная затея просто не имеет никаких шансов закончиться благополучно... Черт побери! Она в волнении кусала губы, против воли представляя, как у Антиплаща внезапно по-настоящему подворачивается нога, и он падает прямо в ласковые объятия подоспевшего охранника, и тут же в прямом и в переносном смысле «теряет лицо», лишается шляпки и зонтика, роняет на пол спасительные темные очки... Время, как назло, сочилось медленно и лениво, приезжали и уезжали от здания автомобили, каркала на ближайшей ветке шальная ворона, а мадам Гавс, близоруко щурясь, настороженно следила за входом в банк — и вздрагивала каждый раз, когда дверь-вертушка выплёвывала на крыльцо очередного вышедшего из здания клиента, но чертов белобрысый нахал как сквозь землю провалился… Тысяча чертей, в ярости твердила себе Мамаша, я же знала, знала, что все это добром не закончится! Наверняка Антиплаща и впрямь уже давно «замели»... и увезли в ближайшую кутузку — с черного хода. А я сижу тут в кустах в лифчике и панталонах с оборками, как последняя дура, рядом, черт возьми, с муравейником, и караулю брошенные на траву антиплащовские шмотки… и если сейчас кто-нибудь пойдет мимо… и увидит меня… и… и… ужас, ужас, что же делать?..

— Мамаша!

Мамаша едва не подпрыгнула от испуга.

— Господи, это ты! Откуда ты взялся?

Посмеиваясь и похлопывая по ладони зонтиком, Антиплащ стоял за её спиной.

— Вышел через боковой вход. Эти двое любезно довели меня до медпункта, но, пока суд да дело, я благополучно «выздоровел» и свалил в туман. Заодно прикинул, как у них там обстоят дела с видеонаблюдением… Плохо дело, Мамаша.

— Что такое?

Антиплащ живо стягивал с себя чулки и юбку.

— Я кое-что уяснил из их разговора. Черныш явился сюда по заданию ШУШУ. Похоже, Хранилищем Макдака интересуемся не только мы, но и некоторые другие темные личности… что довольно странно. И наводит на размышления. Мамаша! — Что-то беспечно насвистывая сквозь зубы, он искоса, как-то очень подозрительно посмотрел на спутницу. — Что ещё находится в скруджевском сейфе помимо Ожерелья, а?

— Откуда мне знать? — пробормотала Мамаша. — Я же тебе говорила — узнаем, когда вскроем ящик… Наверняка что-то достаточно ценное!

— Правда? А то меня как-то мало прельщает перспектива рисковать любимой шкурой ради кота в мешке. Да еще под бдительным надзором Черныша, который, к сожалению, далеко не такой идиот, как нам бы хотелось. Ах, черт! — он раздраженно зашипел, яростно отряхиваясь. — Какого дьявола вы напустили муравьёв мне в штаны?.. Ладно, ладно, не унывайте, моя дорогая, есть и хорошие новости.

— Это какие?

— Я, кажется, придумал, как нам раздобыть планы Хранилища и узнать подробности о системе безопасности. Завтра, насколько я понял, Черныш отправляется в местное полицейское управление, улаживать там какие-то формальности по делам ШУШУ — я слышал, как он только что говорил об этом Скруджу. Значит, в утренние часы его в банке не будет. Ну и отлично! В это время я явлюсь к Макдаку под видом Черныша и потребую представить мне всю необходимую информацию… ну, скажем, для того, чтобы изучить «слабые места» системы безопасности или чего-нибудь в этом роде… Как по-вашему, этот план имеет шансы на успех?

— Бред какой-то… Ты думаешь, Макдак ничего не заподозрит?

— Он не настолько хорошо знает Черныша, чтобы что-то заподозрить. Кроме того, ему наверняка не известно о том, что у Черного Плаща есть, хе-хе, доппельгангер-двойник. Так что… почему бы и нет?

Мамаша с сомнением пожала плечами.

— Рискованно, Антиплащ. Если Макдак тебя разоблачит… Этот старый сморчок не лыком шит, знаешь ли!

— Я тоже, Мамаша, — посмеиваясь, небрежно заметил главарь.

— Ну ладно, — проворчала Мамаша. Она уже достаточно хорошо изучила Антиплаща для того, чтобы понять: переубеждать его бесполезно, если он что-то намерен предпринять — сделает так, как задумал, и никто этому упёртому ишаку не указ, и все её слова — для него не более чем шелест под ногами старой, давно опавшей листвы. — Какого черта ты интересуешься моим мнением, если уже всё для себя решил? Если уж ты так железно уверен в том, что не сядешь в лужу и не проколешься — ну, делай, как знаешь. При удачном стечении обстоятельств эта затея, чем черт не шутит, может и сработать.

Антиплащ кивнул.

— Я тоже так думаю. Хорошо. Пойдемте домой, Мамаша, здесь, я полагаю, нам больше ловить нечего… Дела делами, а обед по расписанию. Кстати, кто у нас сегодня «дежурный по кухне»? Боже мой, неужели Обжора? Мы все опять останемся голодными!

— Сегодня Балбес кашеварит. — Мамаша уязвленно поджала губы. — И вовсе не такой уж он плохой повар, как ты думаешь… Лапша с приправами и томатным соусом у него получается просто на ура, пальчики оближешь! Сам вскоре убедишься.

Антиплащ скептически хмыкнул.

— Лапша с приправами? Уж не та ли, которая быстрого приготовления? Ну-ну. Знаете что, уж лучше, с вашего позволения, я оставлю этот замечательный балбесовский «доширак» на завтра, дабы вешать его Макдаку на уши, ладненько? А сейчас, пожалуй, всё-таки куплю себе пиццу…

 

___________________

* Форт-Нокс — хранилище золотого запаса США

— Скрудж всегда приезжает в банк в одно и то же время, верно?

— Да, к десяти часам.

— Мне надо перехватить его у входа. У меня нет карты доступа на верхние этажи… Так что пропуском должен послужить сам Макдак.

Антиплащ окинул себя в зеркало критическим взглядом. Большая часть вчерашнего дня ушла у него на визит в парикмахерскую и блуждания по магазинам одежды в поисках подходящей черной куртки и водолазки сливового цвета — но зато теперь он вполне мог быть собой доволен. Главное — надеть не только подходящие шмотки, но и самовлюбленно-заносчивый вид, говорил он себе, а также не забыть хитрый прищур, язвительную ухмылку и упрямо/презрительно оттопыренную губу. Вот тогда все пойдет как по маслу.

…На плите пыхтел позабытый чайник. На лавке в углу столовой то и дело почесывающий затылок Балбес и жующий печенье Обжора резались в карты. Со двора доносились звуки ударов и молодецкое хаканье — то Громила отрабатывал на чём-то (или на ком-то?) затейливые боксерские приемы. Бушрут с раннего утра (за)копался где-то в саду. Квага и Мегавольт шарились наверху, в одной из спален, чем-то там скрипели, шуршали и шелестели, громко топали по полу, Мегавольт невнятно бухтел, Квага весело ржал; внезапно раздался короткий тупой стук, ругань, вскрик и вслед за этим — протяжный прерывистый стон…

Мамаша, помешивая половником варево в огромной кастрюле, сердито поморщилась.

— Придурки… Чем они там занимаются?

— Они не только чем-то там занимаются, но при этом еще скрипят и надрывно стонут, обратили внимание? — небрежно заметил Антиплащ. — Эй, парни! Смелее, не останавливайтесь на достигнутом! Е-е-е!

Где-то наверху распахнулась дверь, и дрожащий от негодования и боли голос Мегавольта возмущенно крикнул:

— Козёл! Я молоток себе на ногу уронил, ясно?

Антиплащ захохотал.

— Ну, разумеется, именно это я и подумал. А в чем дело?.. Эй, рыжий!

— Что? — Над перилами лестницы возникла взлохмаченная голова Кваги. Увидев Антиплаща, он выкатил на лоб и без того выпуклые водянистые глаза и изумленно присвистнул. — Мегс, не ходи сюда, а то на вторую ногу что-нибудь уронишь! У нас тут синий дьявол во плоти…

— Ты сам сегодня не синий? Где моя «шпионская» ручка? Поигрался? Дай сюда, она мне вскоре понадобится.

— Правда? — Квага, сияя, как медный грош, скатился вниз по перилам. Он, как всегда, был весь пестрый: в цветастой шелковой рубахе и ярких голубых штанах, в аляповатом разноцветном фартуке, с каким-то немыслимым цыганским платком, повязанным вокруг пояса. Физиономия его была измазана не то краской, не то кремом для загара, а во всклокоченной рыжей шевелюре торчали два пестрых петушиных пера.

Похоже, он был сегодня индейцем.

Улыбаясь во весь рот, он извлек из недр своего одеяния толстую черную ручку с позолоченным держателем. На самом деле в ручку была встроена миниатюрная видеокамера, рассчитанная на два часа непрерывной работы и записывающая информацию на цифровой носитель. Гаджет был относительно новый, далеко не всем известный и дорогой, словно изделие Фаберже — но Антиплащ не без оснований считал, что на полезные технические новинки скупиться попросту грех.

— Удачи! — сдержанно пожелала Мамаша. Кажется, то, что происходит сейчас в кастрюле, интересовало её куда больше происходящего в комнате.

Антиплащ кивнул, спрятал ручку в нагрудный карман и вышел из дома. Мимо крыльца, через залитый солнцем двор тянулся длинный шланг, исчезающий за садовой калиткой — и крохотный фонтанчик, поднимающийся над трещинкой в резиновой кишке, переливался под солнечными лучами всеми цветами радуги. В углу двора Громила с упоением лупил боксерскую грушу, висящую на скрипучей деревянной балке; грузный кожаный мешок, глухо похрюкивая от ударов, маятником раскачивался из стороны в сторону. Кажется, дать сдачи у груши не было никаких шансов — но, заметив выходящего из дома Антиплаща, Громила на секунду отвлекся… и тут же получил увесистый апперкот по уху — так, что, сбитый с ног, ласточкой отлетел к забору и зарылся головой в лопухи. Груша продолжала раскачиваться на балке как ни в чем не бывало, но вид у неё, казалось, стал самодовольно-удовлетворенный… Она явно переживала свой звездный час.

— Ну, здоро́во, олигофрен, — проворчал Антиплащ, проходя мимо. — Живое олицетворение известной пословицы…

Громила, подбирая с земли сбитую бейсболку, свирепо набычился.

— Какой пословицы?

— А ты сам не догадался? Сила есть…

Договорить ему не удалось — Громила протянул мощную лапу и сгреб Антиплаща за грудки. Вперился в него маленькими чёрными глазками, цепкими и кусачими, словно злобные августовские мушки.

— Ну ты, сукин сын! Подбери язык! Умник нашелся… Ща подвешу тебя вместо груши вот на эту балку — и пылишку-то как следует повыбиваю, понял? Чмо сен-канарское! Только попробуй тут права качать — живо клочки по закоулочкам полетят, и не соберёшь...

Впрочем, Антиплаща было трудно напугать. Голос его звучал в ответ тихо и сдавленно — но оттого ничуть не менее угрожающе:

— Кретин! По-твоему, я тебя боюсь? И язык у меня дрогнет послать тебя и всю твою семейку дремучим лесом… таким же глухим и непроходимым, как твоя тупость? Я ведь даже не попрощаюсь… И вряд ли пришлю вам из Сен-Канара открытку на Рождество.

Громила зашипел от злобы.

— Ну и вали, ублюдок, в свой поганый Сен-Канар вместе со своими придурками! Как-то до сих пор без тебя обходились — и сейчас обойдемся! Незаменимых здесь нет, понял?

— В самом деле? — Антиплащ ухмыльнулся. — Скажи об этом Мамаше. Кто, кроме меня, вскроет ей этот проклятый сейф — может быть, ты? Двадцатифунтовой гантелей? Знаешь что, гуманоид, если я захочу взять Хранилище Макдака, я это сделаю и без тебя. А вот ты без меня вряд ли обойдешься… Так что засунь свои угрозы себе в задницу и сиди на них тихо, это в твоих же собственных интересах. Начнешь пузыри пускать — я тебя в сортир солью быстро и на спуск нажать два раза не поленюсь... Надеюсь, я доходчиво объяснил?

* * *

Массивное белое здание высилось на холме величественно и неприступно, точно безмолвный сфинкс, хранящий в себе множество непостижимых тайн и мрачных загадок.

Антиплащ подошел к нему как раз вовремя, чтобы увидеть, как длинный черный «мерседес» Макдака сворачивает с Гиллфорд-стрит на тополевую аллею.

Только бы Черныша с ним сегодня не случилось, сказал себе главарь, а не то другого подходящего случая придется ждать долго… К счастью, Скрудж был один; отпустив водителя, он приладил на голову свой знаменитый, начищенный до блеска цилиндр и, беспечно помахивая тростью, принялся подниматься по ступеням к парадному входу.

Антиплащ самым непринужденным образом перехватил его возле дверей.

— Мистер Макдак?

— Черный Плащ? — Скрудж, казалось, слегка удивился, в чем, впрочем, не было неожиданности: он, конечно, встретить сегодня Черныша не рассчитывал. — Разве вы не в Управлении?

— Я там уже был. И выяснил, что из ШУШУ необходимые документы еще не поступили — ну, ничего удивительного, с ними это частенько случается… Поэтому я решил заглянуть к вам. Видите ли, мне в голову пришла одна мысль…

— Только одна? — мимоходом заметил Скрудж.

Антиплащ позволил себе сдержанную улыбку:

— Только одна из тех, которые могли бы вас заинтересовать.

— Ах, вот что…

Миновав дверь-вертушку, украшенную позолоченным символом доллара, они вошли в вестибюль — и, сдержанно отвечая на приветствия персонала, Макдак повернул к лестнице, ведущей к его офису на второй этаж. Антиплащ ужом скользнул вслед за ним — мимо турникета и поста охраны; интересно, мелькнуло у него в голове, а если Скрудж сейчас спросит, где моя карта доступа, что я ему отвечу? Что ненароком забыл её у своей любовницы? Подпортим Чернышу репутацию и моральный облик, хе-хе…

К счастью, Макдак ничего не спросил.

К его кабинету вел длинный коридор, выложенный натертой до зеркального блеска мраморной плиткой. Стены были отделаны золотистыми панелями, мягко рассеивающими свет ламп; там и сям, словно некие могущественные магические знаки, попадались на глаза вездесущие изображения денежного символа: то мелькали в простенке меж декоративных колонн, то угадывались в лепнине потолка, то подкарауливали над раковиной с фонтанчиком питьевой воды, а то складывались на полу из бесчисленных извилистых прожилок мрамора… Поспешая за Макдаком по этому замечательному во всех отношениях, внушающему почтение и благоговейный трепет коридору, Антиплащ на ходу пояснял свои намерения:

— Видите ли, раз уж меня прислали сюда проконтролировать безопасность Хранилища, мне следовало бы быть в курсе всех подробностей о функционировании системы охраны. Я, конечно, могу запросить эти сведения и в ШУШУ, но вряд ли это будет целесообразно… Во первых, возникнут значительные и досадные проволочки: вы же знаете, что ШУШУ — настоящий оплот формализма, бумажной волокиты и бюрократии, а во-вторых…

— Да? Что же во-вторых?

— Во-вторых, я склонен полагать, что там представлен далеко не полный перечень всех мер безопасности и упущены… ну, скажем, по невнимательности… многие, м-м… тонкости и значительные нюансы. Ведь так, мистер Макдак, э?

Макдак усмехнулся.

— Кажется, вы проницательнее, чем я о вас думал, Черный Плащ. Да, вы правы, кое-какие сведения о предпринятых мною мерах безопасности я не счел нужным предоставлять даже в ШУШУ. У них тоже случаются накладки, знаете ли… а, чем меньше народу знает о том, каким волшебным заклинанием открывается моя сокровищница, тем меньше я страдаю бессонницей.

— Понимаю. Но мне-то вы можете полностью доверять…

— Правда? Я иногда и самому себе полностью не доверяю.

— М-м, что ж, это весьма похвально… Я бы тоже не стал вам полностью доверять, мистер Макдак.

Они пристально посмотрели друг на друга — и рассмеялись.

Скрудж носил пенсне — но, по мнению Антиплаща, вряд ли особенно в нем нуждался: взгляд у старика был отнюдь не по-стариковски ясный и цепкий. У него было живое худощавое лицо, впалые щеки, обрамленные всклокоченными бакенбардами, тонкий нос, бесцветные губы, решительно сжатые в прямую линию, и гладко выбритый, отнюдь не потерявший твердости подбородок. Выцветшие от старости светло-голубые глаза смотрели пытливо и остро, седая, не слишком тщательно приглаженная шевелюра топорщилась на затылке хохолком, а темно-синий, допотопного покроя сюртук сидел слегка мешковато. Он был весьма среднего роста и отнюдь не могучего телосложения — но от его уверенной осанистой фигуры почти физически исходило столько энергии, предприимчивости и железобетонной целеустремленности, что волей-неволей приходилось верить: своего богатства и положения в обществе Скруджу Макдаку действительно пришлось добиваться с нуля, а свой первый дайм он заработал за чистку чьих-то грязных вонючих сапог.

Теперь этих даймов у него было столько, что он мог бы облицовывать ими стены, если бы ему в голову вдруг взбрела подобная фантазия.

Он то и дело поглядывал на Антиплаща поверх пенсне: вроде бы мимоходом, но вместе с тем внимательно, испытующе и лукаво, едва заметно усмехаясь уголком губ.

— К счастью (к счастью для меня), мнение многих моих клиентов все-таки расходится с вашим, Черный Плащ. Ну так что ж… вы хотите узнать, каким образом обеспечивается взломостойкость Хранилища?

— Именно так. А еще лучше — собственными глазами оценить возможности системы безопасности и воочию увидеть все её слабые места.

— Вы настолько уверены в том, что они… эти, кхм, «слабые места» — есть?

— В любой, самой затейливой и замысловатой системе охраны есть, кхм, слабые места, мистер Макдак, и глупо этого не признавать. Ну вот скажите… если бы вы были грабителем и поставили перед собой цель обчистить ваше Хранилище, то с чего бы вы начали?

— Странный вопрос… Если бы я был грабителем, я бы не зарился на то, что мне явно не по зубам. Впрочем… Я не очень люблю, когда к этой теме проявляют интерес посторонние люди, но Хоутер характеризовал мне вас, как человека дальновидного и знающего своё дело. Хотя, мгм, и не без недостатков…

— Которых тем не менее куда меньше, нежели достоинств.

— Но скромность к которым отнюдь не относится… Проходите.

Макдак открыл дверь в свой кабинет и чуть посторонился, учтиво пропуская Антиплаща вперед. Кабинет был просторный и светлый, обставленный чопорной старомодной (прямо-таки вызывающе старомодной) мебелью с претензией на викторианский стиль, но без особых излишеств: вдоль стен тянулись красно-коричневого цвета книжные шкафы из палисандра, там и сям, в стратегически важных пунктах стояли легкие изящные стулья, на полу расположился уютный однотонный коврик, а за письменным столом занимало почетное место внушительное кожаное кресло с высокой спинкой, огромное, черное и зловещее, точно трон Темного Властелина. Свободную от полок стену украшал некий аппетитный натюрморт в тяжелой позолоченной раме, и… Антиплащу это померещилось, или на боку золотистого грушеподобного фрукта виднелось вездесущее изображение знакомого символа?

Равно как и на боковой стенке массивного письменного стола. Впрочем, тут знак доллара вовсе не скрывал от нескромного взора своих соблазнительных змеиных изгибов — и отнюдь не старался сделаться незаметным, бесследно слиться с фоном и  мимикрировать под цвет окружающей среды.

— Ваш фетиш? — вполголоса заметил Антиплащ.

Макдак, рывшийся в стенном сейфе, к счастью, не расслышал.

— Что? — Он наконец извлек на свет божий и положил на край стола пухлую пластиковую папку. — Вот то, что вас интересует, Черный Плащ.

— Это описание системы безопасности? Разрешите ознакомиться?

— Прошу вас. Как вам будет удобно. — Скрудж любезным жестом пригласил гостя подойти ближе — и, обогнув стол, утонул в пучине своего чудовищного кресла. Антиплащ неторопливо опустился на ближайший стул, откинулся на мягкую спинку, непринужденно закинул ногу на ногу и вообще устроился как можно удобнее. Положил на колено пластиковую папку.

А затем достал из кармана ручку с видеокамерой — и, пощелкав кнопочкой, с рассеянным видом покатал ее на ладони.

Скрудж, водрузив локти на стол и положив подбородок на скрещенные пальцы, задумчиво наблюдал за тем, как визитер, раскрыв папку, неторопливо переворачивает страницы пухлой подшивки, поигрывая над ними позолоченной паркеровской ручкой.

— Как вы сами видите, Черный Плащ, — заговорил он наконец, — здание банка имеет несколько этажей. То, что расположено в надземной части — офисы, операционные залы, центры обслуживания клиентов и служебные помещения — это, как говорится, только верхушка айсберга. Само Хранилище находится в глубине холма, на уровне двадцати метров ниже уровня земли. Это монолитный бункер, стены которого выполнены из сталефибробетона — композиционного материала, содержащего в составе помимо собственно бетона еще и стальную матрицу — фибру. Бункер имеет три отсека, которые отделены друг от друга стальными стенками. Первый отсек — собственно, депозитарий, где клиенты хранят свои сокровища, второй отсек — вместилище золотых слитков, третий… ну, впрочем, об этом вам знать необязательно, это небольшое помещение, отведенное мной для личного пользования и хранения особо важных документов. В первом и втором отсеках помимо сигнализации установлены круглосуточные камеры видеонаблюдения.

— Даже в самом депозитарии? Вы не стесняетесь подглядывать в карманы ваших клиентов, мистер Макдак? А как же конфиденциальность и тайна вложений?

— Непосредственно в депозитарии камеры дают только панорамный обзор… Кроме того, там имеются банковские шлюзы, где, если у клиентов возникает такое желание, они могут чахнуть над своим златом сколько душе угодно в абсолютном покое и уединении.

— Датчики слежения и тепловые детекторы?

— Безусловно. Но их включают только на ночь. Впрочем, это скорее перестраховка… После того, как банк в девять часов вечера закрывается для посетителей, к Хранилищу не имеет права доступа никто.

— Даже так? Весьма предусмотрительно…

— Бункер сообщается с верхними помещениями посредством бронированного лифта. Коридор, ведущий к лифту, также находится под круглосуточным наблюдением. Заходить в него имеют право только доверенные — и многократно проверенные — люди. Все коридоры оснащены инфракрасными и ультразвуковыми датчиками движения, на всех дверях стоят сенсорные замки.

— А дверь Хранилища? С двумя замками, как обычно?

— Да. Ключ и кодовый диск. Секретность замка — свыше ста миллионов комбинаций. Механический привод на ригели. Рычаг проворачивается только в случае полнейшего совпадения кодов ключа и механизма секретности.

— Как часто меняются коды?

— Раз в неделю. Кроме того, код состоит из трех частей — и полностью его не знает никто. Даже я.

— То есть брать вас в заложники бесполезно…

— Представьте себе, да. Каждому из трех моих доверенных людей известна только одна часть кода. Чтобы открыть дверь, нужно собрать вместе всех троих. Кроме того, если два раза пароль вводится неверно, замок заклинит, и дверь бункера на несколько часов окажется заблокирована намертво.

— Н-да, не думаю, что взломщик станет этак заморачиваться… Пара фунтов тротила и пара фунтов пластида — и от вашей хваленой двери не останется даже воспоминаний. Именно так незадолго до Рождества были вскрыты двери хранилища одного небезызвестного банка на окраине Мехико.

Макдак ухмыльнулся.

— Ну так то были не двери, а, хм, какие-то, не в обиду им сказано, двероподобные изделия. Дверь Хранилища — это «бутерброд» толщиной в три с половиной фута из нескольких листов бронированной стали, кевлара и сталефибробетона, она способна выдержать даже взрыв водородной бомбы. Её невозможно вскрыть ни взрывчаткой, ни бензорезом, ни алмазным буром, ни плазменной горелкой, ни кислородным копьём.

— А канатной пилой? Ими режут даже стенки подводных лодок.

Макдак расхохотался.

— Ну, может быть. Но хотел бы я посмотреть на то, как взломщики попытаются протащить в бункер канатную пилу весом в полтора центнера… Да и вряд ли эта зверская установка станет работать от обычной розетки! Нет-нет, я вовсе не утверждаю, что дверь Хранилища в принципе невозможно вскрыть — таких дверей в природе не существует… загвоздка в том, что её невозможно вскрыть незаметно и достаточно быстро. Кроме того, сам бункер — ни что иное, как огромная подземная ловушка: достаточно всего лишь заблокировать лифт — и взломщики окажутся замурованы в каменном мешке до тех пор, пока их оттуда… ну, скажем так, не извлекут. Кроме того, с десяти вечера и до семи утра приблизиться к двери Хранилища попросту невозможно.

— Это ещё почему?

Скрудж загадочно повел бровями.

— Если вы достаточно внимательно изучите планы Хранилища, вы поймете, что́ я имею в виду, Черный Плащ.

— Разумеется, — проворчал Антиплащ. — Именно этим-то я и намерен занятся… на досуге. А что насчет персонала? Все охранники, разумеется, люди проверенные?

— О, да. Суровые и надежные. Имеющие приказ в случае возникновения критических ситуаций стрелять без предупреждения. На посту охраны, куда выводятся все данные сигнальной системы, всегда находятся минимум двое дежурных. И, скажу вам по секрету — каждый час они обязаны выходить на связь с ближайшим полицейским управлением и докладывать существующую обстановку.

— О, черт! Ну, знаете… Это как-то уже слишком…

— Слишком для кого?

— Для несчастных грабителей…

Макдак весело рассмеялся.

— Неужели? Вы все еще хотите попытаться обчистить Хранилище, Черный Плащ, а? Вы уже нашли какие-то «слабые места»?

— Признаться, ещё не нашел… — пробормотал Антиплащ. «Пока», — добавил он про себя. — Но, впрочем…

— Что?

— На бумаге все выглядит весьма красиво, замечательно и логично. А вот как все это организовано на практике…

— Вы хотите спуститься в бункер?

— Ну, было бы неплохо… Лучше, как говорится, один раз увидеть.

Скрудж скорбно улыбнулся.

— Боюсь, ничего не выйдет.

— Почему?

— Видите ли, Черный Плащ, как я уже сказал, доступ в Хранилище имеют только доверенные и проверенные люди. Попрошу без обид, но вы к ним пока не относитесь.

— Хм! Интересно, что же я должен сделать для того, чтобы заслужить ваше доверие?

Макдак язвительно улыбнулся.

— Ну, для начала — не задавать дурацких вопросов.

— Вижу, вас на мякине не проведёшь… — проворчал Антиплащ. Он убрал ручку обратно в нагрудный карман, закрыл папку и положил её на стол. Пора было заканчивать визит: большего от Скруджа, он понимал, он все равно не добьётся, а настоящий Черныш мог нагрянуть в банк в любую минуту — и Антиплащ, наверно, почувствовал бы себя слегка неловко, если бы ему довелось нос к носу столкнуться в дверях со своим двойником. — Ну что ж, благодарю вас за информацию, мистер Макдак, общее представление об организации мер безопасности я все-таки получил, а что касается всего остального…

— За подробностями вы всегда можете обратиться в ШУШУ.

— Именно это я и намерен предпринять. Навещу-ка я еще раз полицейское управление и выясню, не поступили ли туда наконец нужные документы, отчаянно ждущие моего автографа. Что ж, всего вам доброго, мистер Макдак… да преумножатся — хм, хм! — бесконечно ваши богатства…

— Все готово? Пушка при тебе?

Балбес поёжился.

— Нам же не придется пускать её в ход, правда?

— Нет! Надеюсь… Но пугануть-то эту публику надо? Иначе как они выложат на столы свои денежки? Прекрати жевать, Обжора!

Обжора захныкал, пряча в карман пакетик засахаренного арахиса.

— Я волнуюсь, Громила! А ты знаешь — когда я волнуюсь, я всегда хочу есть!

— Ключевое слово — «всегда». Ты всегда хочешь есть, независимо от того, волнуешься ты или нет. Ладно, повторим все детали… Итак. Мы начнем все это дельце около одиннадцати, когда «У Теда» будет полно народу и не будет фараонов. Машину оставим неподалеку, на Кэнди-стрит — это маленький переулочек за углом. Первым в кафе войду я, за мной — Балбес. Обжора, ты будешь прикрывать дверь. Я обезврежу охранника — в это время он там будет один, — а Балбес сразу пройдет к стойке, оттуда можно держать под контролем весь зал. Главное — делать рожи посвирепее и держать пушки на виду, тогда публика будет у нас в руках и раскошелится быстренько и без возражений. Я обойду все столы и соберу ценности и бумажники… Если мы сработаем быстро, все дело займет минут пять-десять. Только не вздумай там ничего жрать, Обжора! А стрелять нам и вовсе ни к чему, ну разве что уж в самом крайнем случае.

Балбес мрачно крутил в руке старый полицейский кольт.

— Мне все это не нравится, Громила. Далось тебе это кафе… Какого черта нам надо идти на «дело» именно сейчас? Этот… белобрысый… просто взбесится, если узнает. Он же всем нам велел сидеть тихо и не привлекать внимания…

— Что-что? — Громила помрачнел. При упоминании об Антиплаще кровь бросилась ему в лицо — и бычья его, угрюмая физиономия, набрякшая гневом и ненавистью, стала поистине устрашающей. Балбес невольно съёжился под его взглядом: Громила был весьма тяжел на руку, его братья хорошо усвоили это еще с детских лет. — Ты, кретин! Ты кого будешь слушать — этого вшивого сен-канарского выскочку или меня? Он-всем-нам-велел-сидеть-тихо? Да что ты говоришь! И какое нам дело до того, что он там велел, а?! Он тебе кто — сват, брат, босс, фея-крестная? Да чтоб ему… провалиться ко всем чертям! Я не собираюсь плясать под его дудку и тем более слушать, что он там, видите ли, велел! Явился тут из своего задрипанного Сен-Канара и строит из себя криминального гения, черт бы его побрал! С-сукин сын!

— Мамаша его слушает, — пробубнил Обжора.

— А я — нет! У меня и своя голова на плечах, ясно? А ты… боишься мамочку, да? В угол она тебя поставит и сладкого не даст на десерт? Или, может, лишит карманных денег? Ну-ну. Идиоты! — Тяжело дыша, он обвел своих приунывших братьев яростным взглядом. — Вы что, не понимаете, что этот белобрысый подонок держит нас всех за пустое место? Что он с нами не считается и ему на нас на всех попросту плевать? Задвинул нас всех в угол — и в ус не дует! Думает, что мы ни на что не способны! Что мы — мусор, грязь, слякоть у него под ногами… Черта с два! Мы докажем… мы им всем докажем, что мы не тряпки, не лузеры и не лохи! Ясно?! Тогда заткнитесь, оба, утрите носы и подтяните штаны — мы должны выглядеть свирепо и угрожающе, а не как шайка занюханных клоунов с уличного балагана!.. Маски взяли?

— Мамашины черные чулки подойдут? — буркнул Балбес.

— Подойдут… Ну, готовы? Тогда пошли — если встретим кого-нибудь из этих придурков (а я надеюсь, что никого), смотрите в пол и делайте морды кирпичом. Мы просто идем прошвырнуться до ближайшего кабачка, ясно? Напр-раво, вперед, шагом марш!

Друг за дружкой, на цыпочках, они вышли из обиталища Громилы. Прислушались. В доме царила тишина — только с кухни доносился плеск воды, грохот посуды и ругательства Мамаши, воюющей с грязной сковородой. Балбес нервно почесывался, Обжора опять шуршал какой-то оберткой. Громила коротко кивнул своим братцам, шагнул по коридору к выходу из дома — и остановился.

На полу возле лестницы, скрестив ноги по-турецки, сидел Квага и, насвистывая под нос, играл сам с собой в «напёрстки», ловко гоняя между тремя стаканчиками разноцветный каучуковый шарик. Увидев Гавсов, он удивленно вытаращил глаза.

— Вы куда?

— Никуда. Тебе-то какое дело? — сердито бросил Громила. Он перешагнул через Квагу и, набычившись, двинулся к двери; Балбес последовал за ним… но тут Квага то ли нечаянно, то ли нарочно вытянул вперед обе ноги — и, споткнувшись о них, Балбес на секунду потерял равновесие. Нелепо взмахнул руками и пошатнулся… Пистолет, который он все ещё нервно стискивал в ладони, выскользнул из его разжавшихся пальцев и с грохотом упал на пол.

Квага уставился на него изумленно. Глаза его в недоумении разъехались в разные стороны.

— Эт-то еще что?

Балбес торопливо поднял предательскую пушку. Громила решительно шагнул к Кваге и сгреб его за шиворот.

— А ну тихо, шут гороховый! А то ща так врежу, что небо в алмазах увидишь безо всякого планетария!

Впрочем, было уже поздно. Грохот железа, упавшего на некрашенный деревянный пол, не услышать было попросту невозможно… Из кухни, вытирая руки передником, выскочила Мамаша, с лестницы, перегнувшись через перила, таращился Мегавольт, на пороге своего «кабинета» стоял Антиплащ и, скрестив руки на груди, наблюдал за тем, как Балбес, путаясь в вылезшем из кармана черном мамашином чулке, суетливо запихивает в загашник злосчастный кольт.

Только Бушрут, как всегда, к началу представления безнадежно опаздывал.

— Ах, это вы, гоблины? Ну и какого черта тут происходит? — холодно, привалившись плечом к дверному косяку, спросил Антиплащ. — Куда это вы собрались на ночь глядя, а? Да еще с оружием?

— А твое-то какое дело? — окрысился Громила. — Куда бы мы ни собрались — тебя с собой не приглашали, ясно? Верно, братцы? Так что отвали в сторону и дай нам пройти! — Выпятив губу, он оттолкнул Квагу к стене и решительно двинулся мимо Антиплаща к входной двери.

Антиплащ шагнул вперед и преградил ему дорогу.

— Кретины! — голос его дрогнул от едва сдерживаемой ярости. — Ну куда вас понесло, а? Магазин грабить? Газетный киоск? Фургон с мороженым? Я же вам ясно сказал — сидеть тихо! Если копы вас заметут, я, знаете ли, в подушку рыдать не буду — просто не желаю, чтобы своей непроходимой тупостью вы подставили под удар всю нашу кампанию!

— Заткнись! Ничего мы не подставим… С какого перепугу нас должны замести?

— С такого, что, во избежание жестоких разочарований, я всегда предпочитаю представлять худший вариант событий. Вот с какого перепугу вас должны не замести, скажите пожалуйста? С вашим-то профессиональным идиотизмом… и протокольными рожами?

— Ах, тебе рожи наши не угодили, ублюдок сен-канарский? — прошипел Громила. Он надвинулся на Антиплаща мощно и угрожающе, точно бронированная машина, и, протянув длинную руку, ласково взял его за пуговицу на куртке. — Вот с этого и надо было начинать! За дерьмо нас держишь, ублюдок, э? Хочешь, чтобы мы тебя шишкой на ровном месте признали… и лизали тебе, ублюдку, твою грязную ублюдочную задницу?

— Я всегда подозревал, что твой словарный запасец оставляет желать лучшего, но никогда не думал, что до такой степени, — спокойно заметил Антиплащ. — Три раза «ублюдок» в предложении из десяти слов — это уже как-то слишком! Есть же и много других замечательных эпитетов — «сволочь», например, «паскуда», «дегенерат» или даже «инсинуатор». И ты еще удивляешься, что я не сомневаюсь в узости твоего мышления? Ну иди, иди, грабь свой пивной ларек или что ты там задумал… Загремишь в каталажку — туда тебе и дорога. Пользы от тебя все равно никакой…

Громила вспылил.

— Можно подумать, что от тебя есть большая польза! И от этих твоих… сумасшедших гениев, разрази вас всех гром! Только трындишь, да шляешься где-то целыми днями…

— Я не «шляюсь», а собираю информацию, между прочим. Это иногда абсолютно разные вещи.

— Ну и много ты этой информации насобирал? Неделя прошла — а воз и ныне там! Как было Хранилище для нас недоступно, так и есть… ну где он, твой супер-пупер-грандиозный план Ограбления Века, а?

— Здесь, — ухмыляясь, Антиплащ кивком указал в сторону своего «кабинета». — И если ты все-таки желаешь с ним ознакомиться, то прекрати рвать на мне пуговицы и трясти меня, как тряпичную куклу!

Недовольно ворча, как разъяренный пес, Громила медленно отпустил Антиплаща и нехотя, под осуждающим взглядом Мамаши отступил на шаг. Связываться с белобрысым нахалом явно не стоило… Пока.

— Это правда? — быстро спросила Мамаша. — Ты действительно что-то придумал?

Антиплащ передернул плечами, чтобы водрузить на место сползшую куртку.

— Представьте себе, придумал. Но план пока сыроват, требует доработок и кое-каких уточнений. — Он обвел взглядом всех присутствующих: Мамашу, Обжору, Балбеса, Квагу, стоявшего у стены, перевесившегося через перила лестницы Мегавольта… и, чуть помолчав, коротко кивнул в сторону столовой. — Поэтому я категорически предлагаю пойти и все подробности обсудить. Мне понадобится ваша помощь, парни.

* * *

Кухня (и, по совместительству — столовая) была самым большим и чистым… ну, относительно чистым помещением в доме. Мамаша все-таки старалась держать свою вотчину в порядке, поэтому клеенчатые столовые скатерти были лишь слегка засалены, пол отмыт почти дочиста (по крайней мере, на середине комнаты), а оконные занавески были постираны всего-то полгода назад; кроме того, любимая мамашина сковорода, висевшая на стене на почетном месте, блестела так, что при желании в неё можно было бы смотреться, как в зеркало. Не то, чтобы жарить на этой сковороде котлеты было уж особенно удобно, — но зато как наиболее весомый аргумент во всевозможных спорах она всегда действовала на оппонента абсолютно безотказно.

Антиплащ подождал, пока вся компания разберется со стульями и табуретками и рассядется вокруг широкого обеденного стола. Бросил на стол  принесенную из «кабинета» пачку невзрачных сероватых распечаток.

— Итак. Я скинул материалы, заснятые мной у Скруджа, с видеокамеры на портативный комп Мегса и — для наглядности — распечатал скрины на принтере. Принтер у вас старый, качество не особенно радует, но понять, что к чему, все-таки можно. Это архитектурные планы Хранилища и здания банка с указанием толщины стен, ходов-выходов, сантехнических, вентиляционных и прочих коммуникаций, а также почти полное описание системы безопасности и, в качестве приятного бонуса — схема расположения датчиков сигнализации. Да вы все эти планы видели… ну, по крайней мере, те, кто хотел увидеть. И для начала я хочу поинтересоваться — у кого-нибудь из вас есть какие-нибудь соображения по, э-э… тому поводу, ради которого все мы здесь собрались?

Он обвел приятелей выжидающим взглядом — как будто действительно ждал ответа… Но все молчали. Мамаша рассеянно перелистывала бумаги. Обжора, пуская слюни, что-то украдкой жевал. Бушрут, силком выдернутый из сада и этим обстоятельством весьма недовольный, аккуратно извлекал тоненькой пилочкой набившуюся под ногти грязь и комочки земли. Балбес смотрел в потолок — отрешенно-задумчивым взглядом человека, увидевшего на люстре надпись из египетских иероглифов. Квага, поглядывая в окно, уныло ёрзал на стуле — предвидя грядущий час неминуемой тоскливой болтовни, он уже откровенно скучал. Громила сидел, по-хозяйски развалившись в кресле, рыская взглядом по сторонам и свирепо ковыряя в зубах заостренной спичкой. Высказывать «свои соображения по этому поводу» никто из них не спешил.

— Ну? — поторопил Антиплащ.

— Что «ну»? — проворчал Громила. — Это же ты у нас — мозг и центральная нервная система всего предприятия, а мы — так, дерьмецо, лишние пальцы на ногах… и всякие там прочие никчемушные придатки.

— Ты за всех-то не говори, — проскрипел Мегавольт. Он сидел, вертя в руках электрическую лампочку и поглядывая на Громилу хмуро и исподлобья — его бесцветные глазки сердито моргали за пластиковыми стеклами защитных очков.

— Ладно. Будь по-твоему, аппендикс. Раз уж идей ни у кого нет, выскажусь я. — Антиплащ постучал карандашом по распечатке. — Итак, что мы имеем? Нам нужно добраться до сейфа, который стоит в одном из отделений Хранилища — то есть в бункере, находящемся под землей и оснащенном по последнему слову охранной техники: видеокамерами, сигнализацией, допплеровскими радарами, инфракрасными и ультразвуковыми датчиками слежения и прочей заумной хренью на грани и за гранью фантастики. Ну, замечательно. Все эти датчики тепла, движения и вибрации действительно очень эффективны, чувствительны, легки в эксплуатации и практически не имеют недостатков… за исключением одного, весьма существенного. Они все — энергозависимы. То есть стоит отключить их от источника питания — и они попросту перестанут работать, окажутся слепы, глухи и потому бесполезны.

— Но, по твоим же собственным словам, они подключены к генератору, который тоже находится в подвале, — осторожно заметила Мамаша.

— Да. В целях безопасности они запитаны не только от внешней сети, но и от автономной подстанции, которая, согласно схеме, любезно, хе-хе, предоставленной мне мистером Макдаком, расположена в здании Хранилища рядом с бункером.

— Ну и? Выходит, для того, чтобы отключить в здании сигнализацию, сначала нужно вырубить эту подстанцию? Верно?

— Верно, Мамаша. Но, признаюсь, мы с Мегавольтом уже немного поломали головы над этой темой. Что скажешь, Мегс?

Мегавольт, легонько щелкнув ногтем по лампочке (которая в его пальцах то и дело ярко вспыхивала и медленно гасла), растянул в усмешке тонкие губы.

— Есть способ вывести эту внутреннюю подстанцию из строя. Клин клином вышибают… Ну-ка, скажите, кто-нибудь из вас слышал о существовании пинч-эффекта? Или генератора электромагнитных импульсов?

— Даже и не хотели слышать, — пробормотал Балбес. — Что это за звери такие?

Мегавольт, потирая пальцы, поудобнее умостился на стуле и, словно лектор перед неспокойной аудиторией, обвел всех присутствующих внимательным взглядом поверх стёкол сползших на кончик носа очков. Иного ответа он, собственно говоря, и не ждал.

— Речь идет о генераторе ударной волны… ну, такой штуке, которая способна вырабатывать сфокусированную электромагнитную энергию. То есть создавать электромагнитный импульс мощностью в несколько мегаватт, который губителен для чувствительного к электронным помехам оборудования — и может надолго вывести его из строя. Подобный эффект создается при взрыве ядерной бомбы… только бомбы у нас нет, а генератор электромагнитных импульсов — есть! Почти. Я его называю импульсной пушкой. — Хихикнув, он  через стол многозначительно подмигнул главарю.

— Так ты его доработал? — быстро, но как-то без особого интереса спросил Антиплащ. Мегавольт обиженно поджал губы.

— Я же сказал — почти. Схему я набросал, осталось только обзавестись кое-какими деталями… Трудность в том, что прибор, согласно твоим соображениям, не должен превышать определенные размеры, отчего радиус действия у него окажется достаточно ограничен. Поэтому желательно, чтобы он находился не слишком далеко от генератора, который нам нужно, ну… обработать.

— Хм! Прокол номер раз! — Мамаша хмыкнула. — Подстанция-то находится в бункере рядом с Хранилищем! Как, интересно, можно незаметно пронести туда этот чертов прибор… под носом охраны и этого вездесущего хрыча Скруджа?

Антиплащ ухмыльнулся.

— Да запросто, Мамаша! Вы что, не догадываетесь? Я вовсе не собираюсь делать это незаметно.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы арендуем ячейку в депозитарии — разумеется, по поддельным документам — и поместим в неё это адское устройство. В назначенный час оно сработает, создаст этот зверский электромагнитный импульс и выведет из строя подстанцию, а вместе с ней — все видеокамеры, датчики слежения и сигнализацию. Кроме, возможно, лифта, который хоть и приводится в движение электромотором, но при этом имеет собственную аккумуляторную батарею — как раз на случай подобных аварий.

Гавсы переглянулись. Мамаша нервно крутила в пальцах чайную ложку.

— Ну, хорошо, допустим, сигнализацию и датчики удастся обесточить… Что дальше? Хранилище все равно само собой перед нами не откроется. Как ты справишься с дверью бункера… со всеми этими чертовыми замками, секретами и кодами?

— Никак. Эти замки меня вообще ни на грош не волнуют, Мамаша.

— Хм! Даже так?

— Да, вот так. Потому что я никак не собираюсь с ними справляться. Я долго изучал этот вопрос… и пришел к выводу, что дверь Хранилища — отнюдь не то место системы, которое можно счесть «слабым». Макдак обмолвился, что к этой двери вообще невозможно приблизиться после десяти вечера… И, черт возьми, он был прав!

— Минируют они там все подходы, что ли? — проворчала Мамаша.

— Вроде того. — Антиплащ усмехнулся. — Они её затапливают.

— Что?

— Взгляните на план бункера. Вот этот крохотный тамбур перед дверью Хранилища — ни что иное, как замкнутый, герметично закрывающийся резервуар! Видите, к нему подведены трубы с водой? Вечером туда под большим давлением доверху закачивают воду, а утром, около семи часов — сливают.

— Что за бред…

— Ну, получается немного сыровато, зато приблизиться к двери Хранилища действительно невозможно. И, следовательно — каким-либо образом её взломать, продырявить или заминировать. Поэтому мы и не станем к ней соваться.

— Тогда что? Телепортируемся прямиком внутрь депозитария?

— Было бы неплохо. А что, телепортация входит в число ваших суперспособностей, Мамаша?

— К сожалению, нет…

— И тем не менее в Хранилище мы все-таки попадем. — Антиплащ обвел карандашом какую-то точку на плане. — Обратите внимание на шахту лифта — она граничит с боковой стенкой бункера.

— Эге-эге. То есть ты хочешь добраться до Хранилища через шахту лифта?

— Вот именно. Допустим, нам удастся отключить в здании электричество и спуститься в эту шахту. От отсека, в котором находится нужный нам сейф, нас будут отделять только три с половиной фута сталефибробетона. Это страшная штука — бетон, армированный стальной фиброй и всяческими наполнителями вроде металлических шариков, её почти невозможно ничем высверлить, разве что алмазным буром, или кислородным копьём, да и то с трудом… но мы не станем тащить в подземелье алмазную установку.

— Тогда как мы справимся с этой стеной?

— А вот это пусть объяснит нам наш молчаливый зеленокожий друг.

Индифферентный Бушрут, казалось, даже не заметил, что все внимание присутствующих внезапно обратилось на его неприметную скромную персону. Не прекращая тщательно полировать ногти, он небрежно пожал плечами.

— То, что невозможно высверлить, можно аккуратно, э-э… искрошить. Бетон — материал достаточно хрупкий, и стальная матрица сделана именно для того, чтобы воспрепятствовать его механическому дроблению. Но, мне кажется, я сумел эту проблему преодолеть. Мне удалось получить взрывчатую жидкость на основе нитроглицерина, которая при достаточно низкой фугасности обладает весьма высокой бризантностью. То есть при достаточно малом объеме выделяемых газов мощность ее очень и очень велика. Впрочем, не буду вдаваться в научные подробности… Но при попадании в крохотную щель эта жидкость создаст серию негромких, но мощных и узконаправленных взрывов, которые раскрошат стену, как сухой хлеб, останется только отгрести в сторону обломки…

— То есть эта взрывчатая жидкость пробьёт дыру в бетонной стене толщиной в три фута? — недоверчиво проворчал Балбес.

В синих глазах Репейника блеснула лукавая искра.

— Почему бы и нет? Но в том и загвоздка, что перед нами стоит цель не разрушить стену напрочь, а достаточно тихо и незаметно проделать в ней сквозное отверстие. Тем не менее в нитропине — так я назвал полученное вещество — я абсолютно уверен… Толстяк, конечно, в получившуюся щель вряд ли пролезет, но достаточно худой и ловкий человек — запросто.

— И этот счастливчик окажется в Хранилище? — скептически протянула Мамаша. — А как же охранники? Надо полагать, всё это время они будут тихо сидеть в мягких уютных креслах и пить кофе?

— Охрану нам придется обезвредить, — помолчав, сказал Антиплащ.

— Каким образом?

— Да любым достаточно подходящим! Скажем, шашкой со слезоточивым газом…

— Или ударом дубинки по голове, — проворчал Громила, оживившись. — Действует безотказно. Вот только как к этим типам на такую интимную дистанцию подобраться? Пост охраны у Скруджа неприступен, как бастион...

Антиплащ кивнул.

— Разумеется. Но они сами нас впустят, Громила.

— Правда? С чего бы это?

— Ну, посудите сами... Импульсная пушка, помещенная в депозитарную ячейку, в назначенное время выводит из строя подстанцию, и в Хранилище вырубается электричество. Как вы думаете, что будут делать охранники?

— Позвонят Скруджу.

— В два часа ночи?

— Почему нет? Ситуация чрезвычайная, что ни говори.

— И что сделает Макдак?

— Обложит их матом.

— Ну, а кроме?

— Вызовет полицию…

— И все же я не думаю, что охранники посреди ночи вздумают беспокоить Скруджа… по крайней мере, очень хочу на это надеяться. В конце концов, непосредственной опасности для Хранилища это не представляет… причину обесточивания здания они будут видеть именно в поломке генератора, а не в угрозе извне. И первым делом они вызовут для его починки бригаду электромонтеров из конторы "Даксбург энерго", в ведении которой находится этот объект. Ремонтники — в бригаде их, как правило, трое-четверо — подъедут к Хранилищу минут через десять на фургоне, принадлежащем "Даксбург энерго"… не спрашивайте, откуда я все это знаю, я уже говорил, что наводил справки, к тому же на схеме коммуникаций стояло название обслуживающей фирмы… Так вот. Догадываетесь, к чему я веду? Мы перехватим этот фургон, уложим электриков отдыхать на обочине, переоденемся в их фирменные комбезы и в таком виде явимся к Хранилищу. Охрана впустит нас во двор, потому что и фургон, и форма рабочих им хорошо знакома, да и карты доступа у этих ребят наверняка есть — они обслуживают банк Макдака уже не первый год. Ну, далее придется импровизировать… Мы обезвредим охрану и тем самым получим доступ к внутренним помещениям, спустимся в бункер, проникнем в шахту лифта, пробуравим отверстие в стене и окажемся в Хранилище. Добавлю только, что закончить все эти затейливые манипуляции мы должны от силы за час.

— Почему?

— Потому что каждый час охранники обязаны звонить в ближайший полицейский участок и докладывать, что все в порядке. Да-да, скажите спасибо Макдаку, который проболтался мне об этой тонкости… или, скорее, прихвастнул собственной хитростью. Ясен пень, что, если в назначенное время охрана не выйдет на связь, к Хранилищу уж точно нагрянет толпа полицейских. И вместе с ними — наверняка Скрудж, Черныш и прочие, хм… заинтересованные лица.

— Понятно… Но ведь помимо того, чтобы проникнуть в Хранилище, нам еще придется вскрывать сейф…

— Вот то-то и оно… Мамаша, вы уверены, что этот сейф — именно «Кайзер Голд»?

— Уверена. Я же говорю — Макдак недавно закупал для своего банка партию этих сейфов, я даже видела, как их сгружали возле Хранилища… Сколько времени тебе потребуется на то, чтобы вскрыть этот ящик?

— Если это действительно «Кайзер Голд» с его четвертой степенью взломостойкости, то — немного… Минут восемь-десять. После чего мы прихватим ценности и уберемся из Хранилища опять-таки на фургоне «Даксбург энерго». До ближайшего переулка, где пересядем на свой собственный фургон, дабы окончательно замести следы… И, кстати, Мамаша, забыл упомянуть — нам нужно обзавестись по фальшивым ксивам сотовыми телефонами или хотя бы пейджерами, чтобы держать друг друга на связи... а для «дела» понадобится старая и добрая надёжная рация, чтобы лишний раз не светить свое местоположение. Да, вот еще что…

— Что?

Антиплащ откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.

— Прежде, чем мы перейдем к обсуждению конкретных деталей плана, я хочу, чтобы мы пересмотрели паи.

Мамаша и Гавсы переглянулись. Это было весьма неожиданное заявление… и оно явно не привело их в восторг.

— Что? Пересмотрели паи? Это с какого перепугу?

— Видите ли, Мамаша. — Антиплащ язвительно улыбнулся. — В криминальном мире принято делить добычу между членами шайки в соответствии с долей участия в деле того или иного человека. То есть доля главаря априори больше доли какой-нибудь «шестерки» или вшивой сявки на побегушках. Первоначально паи между вашей бандой и моей «Четверкой» были разделены в процентном отношении 50 на 50: половину добычи получали мы, половину — вы. Мне такой расклад представляется несправедливым.

— Вот как? А какой — справедливым? — Громила, закипая, медленно поднялся со своего места. Скрежеща зубами и — между прочим — сжимая под столом кулаки.

Но Антиплащ как будто ничего не заметил.

— Добычу будем делить на три части. Вы получите одну часть, мы — две. Так, мне кажется, будет по совести. В конце концов, без нашего участия в деле никакой взлом и вовсе не состоится.

— Т-ты… да т-ты… Что-о?! — Громила захлебнулся от негодования. — Ты что, совсем обнаглел? С какой такой стати мы должны отдавать тебе две трети добычи?

— С такой, что, как я уже сказал, без импульсной пушки Мегавольта, взрывчатки Бушрута и моих профессиональных навыков взломщика никакого Ожерелья и прочих сокровищ вы никогда не увидите. Да-да, прими эту данность как аксиому, дружок. — Антиплащ поцокал языком с насмешкой, которую нисколько не считал нужным скрывать. — Видишь ли, Громила, на самом деле ты и твои братцы нужны мне, как ведро снега в Антарктиде… я-то всегда сумею найти на вашу «должность» подходящих людей, а вот вам, дружочки, без меня абсолютно ничего не светит. Или вы все-таки хотите попытаться провернуть это дельце без нас? Ну, попытка не пытка… как говорится, двадцатифунтовая гантеля вам в помощь! Самый подходящий инвентарь для такого, как ты, э-э... законченного рудимента. — Глядя на Громилу вызывающе и в упор, он ухмыльнулся так понимающе и ядовито, с такой неприкрытой неимоверной издёвкой, что у Гавса-старшего попросту свело зубы...

Он размахнулся и изо всех сил припечатал свой бронебойный кулак Антиплащу в челюсть.

Мамаша испуганно взвизгнула.

Все произошло очень неожиданно. Всю свою ненависть, злобу, ревность и зависть вложил Громила в этот короткий, но поистине богатырский удар — и, сбитый с ног, Антиплащ синусоидом перелетел через всю комнату и с грохотом повалился на шкафчик с посудой. Задребезжали тарелки и чашки, загремели жестяные кастрюли, откуда-то с верхней полки соскользнул и со звонким треском самоубился об пол фаянсовый чайник. Бушрут всплеснул руками, Квага и Мегавольт оторопело вскрикнули, Гавсы вскочили, опрокидывая стулья. Шипя ругательства, Антиплащ барахтался на полу среди осколков и обломков; Громила бросился на него и… наверно, через минуту превратил бы его в фарш, если бы с одной стороны на нем не повисли Обжора и Балбес, а с другой — Мегавольт и не столько напуганный, сколько обрадованный таким неожиданным развлечением Квага.

И всё смешалось в доме Облонских...

— О, боже! — в ужасе кричала Мамаша. — Разнимите их, кто-нибудь… да что же это такое… он же его сейчас убьет!

— Окстись, Громила! — с натугой кряхтел Балбес. — Хватит! Остынь! Брось его!..

— Бандиты, отморозки, хулиганьё! — пронзительно верещал Квага. — Всё родителям расскажу!

— Ой, мамочки! — визжал Обжора. — Я чуть не подавился! Совсем с ума посходили, поесть спокойно не дадут!

— А ну, тихо! — вопил Мегавольт. — Уймитесь, вы, все! Не то щас как жахну всех током!

— А ну, пустите меня! — исступленно ревел Громила. — Дайте мне до этого паршивца добраться!.. Я его ща раздавлю, как гнилую виноградину!

— Дуболом! — прохрипел Антиплащ. Он с трудом, держась за стену, поднялся на ноги и теперь тыльной стороной ладони утирал кровь, текущую из разбитой губы. — Не надо меня кантовать, или моя хрупкая неустойчивая психика не выдержит такого грубого обращения! Имбецил чертов… привык все проблемы решать кулаками, да? Треть добычи — это десять лямов, козёл, Мамаша поначалу готова была работать и за такую сумму! Это я, я поднял планку до приемлемых размеров, понятно? Черт побери, Мамаша! Вы что, ему этого не объяснили? Какого дьявола вы так разбушевались? Вы запросили десять лямов — так вы их и полу́чите, в конце-то концов! А остальные бабки пусть достанутся тому, кто их честно заработал…

— Ах ты… мерзавец! С-сучара подзаборная! Ты заработал? Ты? Ты?!.. — В ярости Громила все еще рвался и брызгал слюной, но уже без прежнего напора: крыть-то, собственно говоря, ему было нечем. Он в бешенстве обернулся к Мамаше. — Это что, правда, Ма? Насчет десяти лямов? Правда, да? Ну какого черта ты этак продешевила, ну?!

— Вам не кажется, господа, что мы делим шкуру неубитого медведя? — негромко пробормотал Бушрут, но его, похоже, во всеобщем шуме и суматохе и вовсе никто не расслышал.

— Ну, видишь ли... — Мамаша замялась. — Так получилось, что...

— Ах, получилось? Получилось так, что мы теперь останемся с носом, да? А заодно и без штанов? Это, черт возьми, уже слишком... Слишком, Мамаша! Я за эту жалкую треть добычи горбатиться, знаешь ли, никак не согласен!

— А за что согласен? — Через силу усмехаясь, Антиплащ открыл холодильник, добыл из морозилки кусок льда и приложил его к своей пострадавшей, вспухающей на глазах губе. — За ещё более жалкую четверть, э?

— Да пошел ты... падла! Не на слишком ли большой кусок ты разинул свою жадную пасть, а? Чтоб он застрял у тебя в горле, паскуда! Да отпустите вы меня наконец! — Громила с раздражением стряхнул с себя своих перепуганных братцев, смачно плюнул в сторону Антиплаща и, повернувшись, быстро вышел из комнаты — с такой силой захлопнув за собой дверь, что с подоконника с дребезгом сорвалась стоявшая на краю пустая жестяная чашка…

— Мамаша! Ты совсем сдурела? Пляшешь под дудку этого проходимца… Он из нас веревки будет вить и ноги о нас вытирать, а ты станешь во всем ему поддакивать, а?

— Он дело говорит, Громила.

— Дело?! Ну да, конечно! Сегодня он говорит, что нам причитается треть добычи, завтра кинет нам, как обглоданную кость, всего пару тысяч, а послезавтра и вовсе оставит с голой задницей! Это, по-твоему, и есть «дело», угу?

— Уймись! Кто кого оставит с голой задницей, это еще вопрос… Нам кровь из носу необходимо вскрыть этот чертов сейф! А где ты сейчас найдешь другого взломщика, а? Хочет он заполучить Ожерелье — ну и пусть им подавится… а мы возьмем то, что сто́ит стократ ценнее всяких дурацких побрякушек. Главное, чтобы этот стервец ничего не заподозрил… Он ведь такая хитрая сволочь, что… Тихо! Кто-то идет.

Действительно — из-за двери, ведущей в коридор, послышались голоса и приближающиеся шаги. Квага говорил тихо и неразборчиво, время от времени посмеиваясь; зато скрипучий голос Мегавольта был отлично слышен, звучал громко, насмешливо и скептически:

— Правда? Брось! Никому ты его не покажешь… Пороху не хватит.

В ответ Квага хихикал:

— Покажу, покажу! Спорим, покажу? Вот прям щас? Возьму и покажу! Вот увидишь, все будут в восторге!

— В восторге? Ну-ну. Что-то сомнительно… Слишком уж он у тебя большой… Да они просто испугаются!

— А вот смотри!

Распахнулась дверь…

— О, Мамаша! — радостно, сияя, как первый скруджевский дайм, вскричал Квага. — Вас-то мне и надо! Громила, и ты здесь? Хотите, я вам что-то покажу? — И, прежде, чем Мамаша успела сказать «нет», он с ухмылкой запустил руку под рубаху и, подмигивая Мегавольту, вынул из широких голубых штанов…

Мамаша побледнела.

— О, боже! — Она в ужасе шарахнулась в сторону. — Т-ты… Ты что?! Убери… убери это сейчас же! Совсем спятил?!

— Вам не нравится? Да вы посмотрите на него получше! — Сияющее лицо Кваги разочарованно вытянулось. — Он же… он такой огромный! Такой классный! Просто симпатяга, да? Я называю его «Красавчик».

— Я тебе что́ сказала? Убери его от меня! Убери-и! — Мамаша взвизгнула — брезгливо и яростно — и торопливо отгородилась от Кваги ближайшим стулом. — Сию же минуту!

— Ну, зачем вы так? Вы его только потрогайте! — Подходя ближе, Квага обиженно надул губы. — Возьмите в руку… И ласково так погладьте… Ему понравится, честное слово!

— А-а-а! Не подходи ко мне! Не подходи, слышишь! — Мамаша отшатнулась — прыжком, словно ошпаренная, и схватила в руки свою любимую сковороду. — Не то получишь! По… по этому самому «Красавчику»! Да я его щас в лепешку расплющу! Извращенец чертов!

Мегавольт тихо ржал в сторонке, фыркая в кулак. Громила, ухмыляясь, сказал:

— Какого черта мы должны смотреть на эту мерзость, шут? Нашел, чем хвастаться! Лучше убери его подобру-поздорову, не то…

— Что «не то»? Не пойму, вам что, правда не нравится? Вам не нравится мой Красавчик? — Квага помрачнел. — Совсем-совсем? Прямо ни капельки?

— Да. Не нравится. Совсем-совсем. Прямо ни капельки. Что, по-твоему, мы его целовать должны?

— А вы не хотите? — Квага удрученно вздохнул. И обескураженно уставился на возящегося у него на ладони гладкого и глянцевитого, словно намазанного маслом крупного навозного жука, которого он только что достал из кармана. — Я его за домом нашел… Смотрите, какой он большой! Черный и блестящий! Мощный, как трактор! Одним словом — Красавчик! Ведь правда?

— Правда, правда! Ненавижу насекомых! — прошипела Мамаша. — Особенно этих жутких жирных навозников… Да убери ты его от меня наконец! Вот мерзкая тварь… Ей самое место в той куче, в которой ты его откопал. Вот пойди туда и закопай эту дрянь обратно… Придурок!

— Ну и ну. Обалдуи! — пробормотал Громила, когда за Квагой и Мегавольтом наконец-то закрылась дверь. — И вот с этими даунами из детсадовской группы мы должны иметь дело? И ещё отдавать им бо́льшую часть добычи? Да если бы я только знал, чем все закончится, я бы, черт возьми, никогда не ввязался в эту идиотскую затею. Да с этими недоумками не то что сотрудничать, а даже ходить по одному тротуару стрёмно…

Мамаша, переведя дух, нервно поправила растрепавшиеся волосы.

— Ладно, не бухти. Потерпим немного, дело того стоит. Ничего ещё не закончилось, Громила, а хорошо смеётся тот, кто смеётся последним… или ты об этом забыл?

* * *

На следующее утро Мамаша проснулась от шума мотора и чьих-то громких голосов, доносящихся со двора:

— Да-да… Вот так. Раз, два, взяли!.. Заноси… Левее, левее… Осторожнее, здесь ступенька… Так, так…

Голоса стихли где-то в доме, и теперь неразборчивым гулом доносились с первого этажа. Равно как шарканье, топот, невнятная возня, скрежет, шуршание и возгласы натуги. Тяжело встало на пол что-то массивное и громоздкое — так, что дом содрогнулся от основания до конька крыши. Мамаша с недоумением прислушивалась: какого черта там происходит?

Голос Антиплаща весело сказал под окном:

— Да, да, премного благодарен. Ну, что вы, монстр, а не ящик! Ха-ха, я знаю… Счет оплачен. Где я должен подписать? Угу.

Голоса отдалились, с лязганьем захлопнулись металлические дверцы, и раздался шум отъезжающей машины. Закрылись ворота. Путаясь в рукавах, Мамаша торопливо натянула на себя блузку и юбку, накинула шаль, спустилась в столовую и… замерла в недоумении.

Он стоял в дальнем углу столовой. Поблескивая неярко, но самоуверенно, твёрдо попирая короткими ножками пол, крепко сжав непробиваемые железные челюсти — огромный металлический ящик, плотно закрытый, тяжелый и неуязвимый, точно базальтовая глыба.

Он — внушительный банковский сейф четвёртого класса взломостойкости. «Кайзер Голд».

— Этот, Мамаша?

— Что? — Мамаша оглянулась на Антиплаща, который тем временем неслышно подошел к ней сзади — и теперь, пожевывая зубочистку, стоял за плечом. Лицо у него сегодня было слегка ассиметрично — из-за распухшей, как лепешка, губы — но, как всегда, лучилось язвительным самодовольством. Прищурившись, он тоже внимательно разглядывал сейф, окидывал его медленным и придирчивым взглядом боксера на ринге, прикидывающим, где у противника имеются слабые стороны и наиболее уязвимые места.

— Что «этот»? — не поняла Мамаша.

— Этот сейф нам предстоит вскрывать? «Кайзер Голд», модель ХС-532, я ведь правильно вас понял?

— Ну, э-э, да. А ты… эту штуку… откуда взял?

— Прямиком со склада фирмы, Мамаша. Я его купил.

— Купил? — Мамаша оторопела. — За две тысячи баксов?!

— Да. Что вас, собственно говоря, так удивляет? На кону стоят миллионы — а я должен жалеть ради успеха дела какие-то жалкие пару тысяч?

— «Жалкие» пару тысяч? — Мамашу просто перекосило от этого сочетания.

Антиплащ расхохотался, глядя на её вытянувшееся от изумления лицо. Но тут же скривился от боли и нервно потрогал разбитую губу.

— Да. Именно «жалкие». Я же должен знать своего врага в лицо… ну, вернее сказать — «в замок». Мне уже доводилось иметь дело с сейфами «Кайзер Голд», только не этой модели, поэтому было бы неплохо как следует изучить её особенности. И вы мне в этом поможете, Мамаша.

— Помогу? Как?

— Я вам объясню. Но только чуть позже, ладно? Я голоден, как тираннозавр… Что у нас сегодня на завтрак?

* * *

— И что ты от меня хочешь?

…Завтрак был благополучно закончен, и столовая наконец опустела: даже Обжора, доскребывавший со дна кастрюли пригоревшие остатки каши, куда-то слинял — видимо, на поиски иной съедобной добычи. Балбес и Громила резались на крыльце в «бутылочку», Бушрут, как обычно, зависал в саду, Квага и Мегавольт наловили навозных жуков и теперь развлекались тем, что, посадив бедолаг в большую коробку, устроили в ней «жучиные бега». В кухне остались только Антиплащ и Мамаша. Миссис Гавс, нацепив очки, без особого интереса штудировала в «Даксбург ньюс» колонку криминальной хроники; Антиплащ ходил вокруг сейфа, точно примеривающийся для прыжка тигр, время от времени потирая и разминая запястья, спрятанные под широкими кожаными манжетами.

— Я хочу, чтобы вы установили код замка. А я попытаюсь его вскрыть. Посмотрим, сколько времени это займет. Знаете, как устанавливаются коды, Мамаша? Закройте сейф. Вот эта круглая ручка с делениями называется лимбом. Сбросьте его на нулевое значение. Вот так… Теперь поворотом ручки лимба устанавливайте код… да-да, какой хотите… я не должен его знать. Готово?

— Погоди… — Мамаша крутила ручку лимба туда-сюда, выбирая первые пришедшие на ум числа. — Тренировка — это, конечно, хорошо, — проворчала она, — но, честно говоря, на пойму, к чему вообще устраивать такие несусветные ухищрения? Если нам удастся добраться до сейфа, пара шашек динамита сделает все за нас. Это же так просто… Балбесу как-то приходилось вскрывать сейф в Грейтон-сити с помощью взрывчатки, так, представь себе — этот стальной гроб раскурочило за пару секунд!

— Грейтон-сити? Ну-ну, помню я этот случай. — Антиплащ презрительно ухмыльнулся. — Так это ваш Балбес был тем идиотом, который неправильно рассчитал силу заряда? Сейф-то действительно раскурочило вусмерть… вот только все золото, которое находилось внутри, попросту расплавилось и прикипело к стенкам. Этот конфуз был потом занесен в полицейские анналы как одно из самых нелепых преступлений десятилетия*. Ха-ха! Мамаша! Вы что, хотите, чтобы то же самое случилось и с Ожерельем?.. Ну, готово?

— Да. — Мамаша сердито отступила на шаг. — Вперед, к великим свершениям!

— Ладно. Засекайте время.

Из черного чемоданчика, лежащего на столе (Мамаша только сейчас обратила на него внимание) Антиплащ извлек фонендоскоп, надел наушники и, присев возле сейфа на корточки, приложил мембрану фонендоскопа к дверце. Сделал несколько полных оборотов ручки лимба по часовой стрелке, чтобы сбросить замок на начало ввода комбинации, потом осторожно, по миллиметру, принялся крутить ручку лимба против часовой. Мамаша невольно фыркнула, наблюдая за ним.

— Прямо как в кино. На публику работаешь, э?

Антиплащ с раздражением поморщился.

— Я не работаю на публику, черт возьми, я всегда работаю только на себя самого. Этот «киношный» способ действительно весьма прост и эффективен, и, к вашему сведению, это вовсе не взломщики переняли его у киношников, а как раз-таки наоборот… Можете вы помолчать?

— Нет. Мне правда интересно. Что ты делаешь?

— Пытаюсь определить количество чисел в комбинации. Тихо!.. — Он секунду-другую напряженно прислушивался, приложив кончики пальцев к стальной дверце сейфа. — Так! Стоп. Зона контакта — есть. Сейчас проверим… — Он вновь сбросил замок и повторил все манипуляции заново. — Да. Зона контакта — здесь. А теперь… — Он резко повернул ручку лимба на 180 градусов против часовой. — А здесь — зона парковки кодовых дисков…

— Чего?

— Из этого положения можно подсчитать количество кодовых дисков механизма. А каждый диск, грубо говоря, соответствует одному числу комбинации. А теперь — помолчите… — Он вновь медленно крутил ручку лимба, считая число щелчков при прохождении «зоны парковки». — Один, два… три… четыре. Проверим. Один… два… Да, четыре. В коде — четыре числа. Хорошо.

— Что теперь?

— Будем выяснять значения кодовых чисел. Дайте мне блокнот, Мамаша.

— Какой блокнот?

— Который лежит в кейсе. Или у вас есть какой-то другой блокнот?

В чемоданчике действительно обнаружился потрепанный блокнот в черной кожаной обложке, лежащий поверх каких-то металлических инструментов; Мамаша взяла его и протянула Антиплащу — и при этом из блокнота выпала небольшая цветная фотография… Вернее, часть фотографии, наклеенная на кусочек плотного картона: смеющаяся девушка с каштановыми волосами, в красном шерстяном шарфике, снятая на фоне заснеженного леса. Когда-то, видимо, у неё был и спутник, запечатленный рядом — но теперь вторая половинка снимка отсутствовала: кто-то безжалостно её отрезал, отсек от девушки «лишнего» неугодного человека и, должно быть, безжалостно отправил его (во всех смыслах!) в мусорное ведро. Мамаша удивленно подняла брови:

— Кто это?

— Что? — Антиплащ обернулся и увидел, что она держит в руках кусочек картона с наклеенной фотографией. — Дайте сюда! — сказал он сквозь зубы.

— Кто эта девушка? — не отставала Мамаша. Её — ай-яй-яй! — непреодолимо снедало назойливое женское любопытство.

— Не все ли равно? Моя двоюродная сестра. Дайте сюда, я сказал! — Он чуть ли не силой выдернул снимок из рук Мамаши и спрятал его во внутренний карман куртки. Ему всегда нравилась эта фотография — Гейл здесь была такая яркая и счастливая! — поэтому он как-то мимоходом позаимствовал этот снимок из старого альбома мисс Андерс и передислоцировал его в свой «секретный блокнот». Но, разумеется, терпеть нахальную рожу крокодила рядом с Гейл было просто немыслимо, поэтому Антиплащ взял ножницы и… «программа «Дилон Хаксли» и все её компоненты была полностью удалена с вашего компьютера», гы-гы-гы. Впрочем, объяснять сейчас все эти нюансы Мамаше он был совершенно не намерен.

Она и так смотрела на него, чуть посмеиваясь:

— Двоюродная сестра, правда? Не очень-то вы с ней похожи…

— И что?

— А то. — Мамаша многозначительно ухмыльнулась. — Снимки двоюродных сестер обычно не вклеивают в симпатичную рамочку и не хранят в тихом и укромном местечке… согласно, знаешь ли, моим жизненным наблюдениям, мой мальчик.

— Дайте сюда блокнот! — свирепо прошипел Антиплащ. — И заткните наконец пасть, не то я вам гарантирую, что вы сами вскоре будете храниться в тихом и укромном местечке! Согласно моим жизненным наблюдениям. Ясно вам это, моя старушка, я полагаю?

— Ясно, ясно. — Мамаша уязвленно поджала губы. — Это с каких это пор я стала для тебя «старушкой», интересно знать?

— С тех самых, как я стал для вас «мальчиком», Мамаша! О’кей?

Открыв блокнот, он принялся быстро набрасывать в нем систему координат для линейного графика. Вновь крутанул замок и поставил ручку лимба на ноль. Сделал несколько полных оборотов по часовой стрелке. Мамаша смотрела, как, по миллиметру продвигая ручку лимба и прислушиваясь к звукам, издаваемым внутри замка кодовыми дисками, он отмечает на графике какие-то цифры и соединяет их ломаной линией… Вскоре на листке блокнота зазмеились две кривые, в нескольких местах пересекающиеся и накладывающиеся друг на друга. Антиплащ обвел карандашом значения точек пересечения.

— Итак, числа… 16, 38, 65, 91. Нельзя утверждать, что именно эти числа и составляют код, но они где-то очень близки по значению… то есть, возможно, не 16 — кодовое число, а 15 или 17, это так называемый вероятностный отрезок… Гм! Осталось выяснить последовательность чисел. Конечно, можно решать эту задачу простым перебором вариантов, но количество возможных комбинаций с учетом вероятностных отрезков абсолютно немыслимо… на перебор вариантов вручную может в лучшем случае уйти несколько часов. К счастью, у нас есть то, что облегчит нам задачу, а именно — генератор кодов. — Антиплащ извлек из кейса черную, похожую на краба металлическую штуковину и каким-то хитроумным манером присоединил её к ручке лимба. — Итак… вводим значения найденных чисел… 16, 38, 65, 91. А теперь…

— Что теперь? — спросила Мамаша. — Этот приборчик будет подставлять эти числа в пароль во всех возможных комбинациях?

— Грубо говоря, да. Посмотрим, за сколько времени он справится… все-таки возможных вариантов несколько тысяч…

— Похоже, это надолго.

— Не знаю. Мегс обещал, что в худшем случае это может занять минут двадцать… Ага!

Генератор кодов, до сих пор издававший низкое, едва слышное гудение, тихонько щелкнул. В окошечке прибора высветились числа: 64, 91, 17, 38.

— Вот так. Гм! Это и есть код? — спросил Антиплащ у Мамаши.

Она медленно кивнула.

— Кажется, да…

— Отлично. Проверим? — Антиплащ снял с лимба генератор кодов, ввел одной рукой найденную комбинацию, а другой — резко крутанул ручку замка. Ригели вошли в пазы легко и беззвучно, дверца сейфа бесшумно открылась. Антиплащ потер руки.

— Вуаля!

— Ловко! — восхитилась Мамаша.

— Сколько времени у нас на всё это ушло?

— Тринадцать минут.

— Минус полторы минуты на всякую левую болтовню. Итого — одиннадцать с половиной минут… Неплохо, но могло быть и лучше. Ладно. Переустановите-ка код, Мамаша. — Он опять закрыл сейф и, пока Мамаша возилась с перекодировкой, вынул из кейса небольшое круглое, с металлическими ручками по бокам блестящее приспособление. — Ну, готово? Попробуем вариант попроще.

— Что теперь?

— Засекайте время. — Антиплащ осторожно покрутил лимб, установил на него круглое приспособление, чуть подрегулировал боковые захваты… с усилием их повернул, и — хоп! — ручка лимба осталась у него в ладони. Под ней обнаружилась гладкая поверхность стальной двери, скрывающая за собой механизм замка; Антиплащ коснулся её пальцем и понимающе хмыкнул. Извлек из кейса бесшумную электрическую дрель и набор длинных черных сверл.

— Ого! Сверла из карбида вольфрама? — пробормотала Мамаша.

— С алмазными головками, Мамаша. Я, конечно, человек в определенном смысле железный, но вовсе не настолько, чтобы пальцем просверлить закаленную сталь. — Антиплащ нашел какую-то точку на дверце сейфа, примерился — только бы не дрожали руки! — и мягко нажал на пусковой рычажок; алмазное сверло аккуратно вгрызлось в прочный стальной лист. — Отлично! В новейших моделях сейфов ставят так называемые «ловушки для взломщиков», всякие там «плавающие» наполнители, алюминиевые или медные пластины и прочую хрень, которая призвана затруднить сверление — но «Кайзер Голд» явно консервативен в этом вопросе и предпочитает обходится без извращений. Ну, тем лучше для нас. — Он легонько сдул с дверцы металлические опилки и вставил в полученное отверстие тонкую трубочку бороскопа**. — Посмотрим, что творится внутри замка… Дайте мне плоскогубцы, Мамаша. Тэк-с… Минутку…

Сверяясь с изображением на экране бороскопа, он тонкими губками пассатижей аккуратно поворачивал стержень замка, стремясь, чтобы все надетые на него кодовые диски встали в нужное положение, и прорезанные в них пазы выстроились друг за дружкой в единую линию. Несколько секунд — и «собачка» замка мягко скользнула в открывшийся канал. Дверца сейфа с готовностью распахнулась.

— Ага. Сколько на всё про всё ушло времени, Мамаша?

— Четыре минуты и тридцать восемь секунд.

— Замечательно! — Он бросил инструменты обратно в кейс, достал из кармана измятую картонную пачку в целлофановой обертке и, вытряхнув из неё сигарету, неторопливо закурил. — Этот результат мне нравится куда больше.

Мамаша оглянулась на него удивленно.

— Ты разве куришь? — пробормотала она.

— Иногда. — «Когда надо унять дрожь в руках». Он глубоко затянулся — и медленно, задумчиво выдохнул струйку дыма. Вынул из патрона дрели черное сверло, внимательно его осмотрел и, проведя пальцем по режущей кромке, положил сверло обратно в коробку. — Зря вы полагаете, что все так легко и просто, — добавил он с усмешкой, перехватив на себе оценивающий мамашин взгляд, — и что ваш тупоголовый Громила справится с подобным сейфом не хуже меня. Надо знать, где, как и что сверлить, отжимать и поворачивать. Как и в любом достаточно тонком деле, здесь нужны опыт, навыки и сноровка — в первую очередь.

— Ну-ну. Набиваешь себе цену? Ты там полегче с «тупоголовым»-то, — сердито проворчала Мамаша. — Твои сумасшедшие гении тоже особыми мыслительными способностями не блещут. Ну ладно Мегс, или этот тощий лохматый мутант, они в своих областях что-то секут — а вот какого черта ты держишь в своей команде этого придурковатого шута, я никак не могу понять? Он только и умеет, что ржать во всех углах… да пугать народ всякой, — она передернулась, вспомнив вчерашнего «Красавчика», — всякой дрянью.

— Квага-то? Вы его недооцениваете, Мамаша! — Антиплащ, стряхивая пепел в цветочный горшок, усмехнулся. — Он — бывший циркач, фокусник и гимнаст, при необходимости может протиснуться в мышиную щель и вскарабкаться хоть по отвесной стене. Весьма полезное умение для вора, вы не находите? Кроме того, он — профессиональный шулер и ловкий карманник. Вот угадайте, куда делась брошь, которой была поутру заколота ваша шаль, а?

— Что? Брошь? — Мамаша схватилась за шаль — и обнаружила, что простенькая брошь в виде розы, которой она закалывала края накидки, действительно исчезла… на её месте осталась только жалкая тоненькая булавка. Ну, рыжий! Он действительно подходил к ней после завтрака и, размахивая руками, нес какую-то околесицу насчет подгоревших тостов… но когда он умудрился снять с неё эту злосчастную брошь, она даже ничего не заметила! Вот тебе и фокусник, блин… мистер Ловкая Рука! «Циркач»! Иллюзионист хренов, черт бы его побрал!

— Ну вот видите, — посмеиваясь, заметил Антиплащ. — А вы говорите, он — лишний… Я не держу в банде бесполезных людей, Мамаша… в отличие от вас. Впрочем, у вас же семейный подряд, поэтому нельзя, хе-хе, требовать от вас слишком уж многого. Ну ладно, ладно, не обижайтесь, я просто-напросто пошутил… дорогая моя старушка!

 

_________________________

* Реальный случай.

** Бороскоп — гибкая трубка с миниатюрной видеокамерой на конце, которая передаёт изображение на экран. Различают, в зависимости от области применения, технические и медицинские бороскопы (эндоскопы).

— Так это и есть импульсная пушка?

Мамаша с недоумением изучала небольшой приборчик, имевший вид плоской черной коробочки с металлическим рупором, в котором пряталась коническая секция излучателя. Мегавольт поглядывал на миссис Гавс с неодобрением, готовый в случае посягательств на свой драгоценный прибор поспешно накинуть на него платок и спрятать за пазуху. «За просмотр деньги платят», — было написано на его недовольно хмурившемся бледном челе; кроме того, Мегавольт всегда относился к своим дражайшим «детищам» достаточно ревностно.

Он вообще чувствовал себя слегка неуютно в непривычной одежде — и то и дело нервно поправлял накрахмаленный, неудобный, душащий его галстук. Костюм у него тоже был новый, жесткий, будто сделанный из картона, а брюки отглажены до негнущегося состояния; впрочем, вид Антиплаща вызвал бы у нечаянного свидетеля еще бо́льшее замешательство. Главарь нацепил яркий, вызывающе-рыжий кудрявый парик и большие черные очки, а также яркое красное платье, в которое с трудом втиснулся (Мамаша уверяла, что платье принадлежит ей, но Антиплащ только скептически хмыкнул: «Да ну? Неужели? Вы действительно были когда-то настолько стройной, Мамаша?»). Время от времени он небрежно поправлял пышный накладной бюст, надеясь, что эта штука не начнет сползать в самый неподходящий момент, как это с ним уже однажды случилось. Разбитая губа, к счастью, уже имела не столь явно устрашающий вид, и оставшиеся дефекты внешности оказались легко устранимы посредством пудры и губной помады.

— Гоните ксиву, Мамаша.

Мамаша протерла уголком шали пластиковое удостоверение личности с мутноватой фотографией, которую к тому же почти полностью закрывала неряшливо шлепнутая печать.

— «Миссис Мэри Смит, Вилледж-плейс, Ортленд, Калисота», ну-ну. Оригинальное имечко, ничего не скажешь. Впрочем, тем лучше… Чем банальнее и неприметнее имя, тем труднее его носителя запомнить и отыскать. Ты готов, Мегс? То есть, хе-хе, мистер Смит?

— Готов, — пробурчал Мегавольт. Его слегка лихорадило перед предстоящим визитом в банк, хотя речь шла всего-навсего об аренде депозитарной ячейки… Импульсная пушка была уложена в вычурную резную шкатулку и спрятана во внушительный кожаный кейс — ни у кого и сомнений не должно возникнуть, что у нас там не фамильные драгоценности семейки Смит, а коварное электронное устройство, заметил Антиплащ, посмеиваясь и натягивая на руки изящные дамские перчатки. В отличие от Мегавольта, он был спокоен, хладнокровен и собранн — или, по крайней мере, старался таковым казаться. Глаза его горели азартом и предвкушением битвы — сейчас он был не Антиплащом и даже не Дирком, а простоватой, но беззастенчивой и нахрапистой миссис Смит из Ортленда, желающей поместить на хранение в надежное место доставшееся ей от почившей бабушки бриллиантовое колье…

* * *

В Банке Макдака деловая жизнь шла своим чередом.

В чистом просторном вестибюле было тихо, чинно и скучно, точно в холле скромной муниципальной больницы. Умиротворяюще журчала вода в крохотном декоративном фонтанчике посередине зала, деликатно гудел кондиционер, немногочисленные посетители в ожидании приема томились на мягких диванчиках и кожаных креслах. Прохаживающийся вдоль дальней стены охранник, вооруженный резиновой дубинкой, скользнул по вошедшей в вестибюль супружеской паре мимолетным взглядом — и равнодушно отвернулся. Они его не заинтересовали… Неопределенного возраста рыжая бабенка в черных очках на пол-лица и вульгарном красном платье «в облипку» казалась особой недалёкой и вздорной — из тех, которые пытаются претендовать на звание «элегантной леди», не имея о хорошем вкусе ни малейшего представления; а муженек её, явно насильно закованный в парадные брюки, пиджак и рубашку, и вовсе представлялся неловким тюфяком-деревенщиной, по какому-то недоразумению перепутавшим сегодня деловой костюм с рабочим комбинезоном.

— «Управляющий. Мистер Джонатан Олдмайер. Часы приёма: по вторникам и четвергам, с 14 до 16 часов», — прочитал Антиплащ надпись на ближайшей, попавшейся ему на глаза запертой двери. — Интересно, чем же наш глубокоуважаемый мистер Олдмайер занимается все остальное время — в понедельник, например, в среду и в пятницу? Работает, надо полагать, не покладая рук?

Мегавольт крутил головой, с беспокойным любопытством оглядываясь по сторонам. Антиплащ, ущипнув спутника за руку, потянул его к ближайшей свободной стойке. В глаза сразу бросалась стоящая на полированном столе пластиковая табличка: «Скажите „Сы-ы-р“. Вас снимает скрытая камера».

— Добрый день. Чем могу служить? — приветливо осведомилась девушка-операционистка, на бейджике которой значилось имя: «Келли Фимсон». Кокетливо поправляя волосы, Антиплащ улыбнулся ей — надеясь, что достаточно обворожительно.

— Мы с мужем хотели бы арендовать депозитарную ячейку. Мы слышали, этот банк предоставляет такую услугу?

— Да, конечно. От вас только требуется заполнить небольшую анкету, миссис…

— Смит. Мэри Смит, милочка.

— Будьте добры ваши документы.

Антиплащ протянул девушке удостоверение. Пальцы операционистки ловко забегали по клавишам.

— На ваше имя оформляем ячейку, миссис Смит?

— Да, разумеется. Не на имя же моего благоверного! — Антиплащ презрительно усмехнулся. И, понизив голос, сообщил девушке доверительно, приложив ладонь ко рту: — Знаете, он у меня такой тюфяк и мямля…

Мегавольт сердито пнул его коленом. Мисс Фимсон невольно хихикнула — но тут же приняла суровый, строго-официальный вид.

— Не могли бы вы снять очки, миссис Смит? Мне необходимо сличить вашу фотографию.

— Очки? Эм-м… видите ли… — Миссис Смит как будто замялась. — Мне буквально вчера делали операцию на роговице, и врач велел мне несколько дней беречь глаза от света… а то могут возникнуть осложнения… помутнение склеры… слепота… опухоль мозга… вплоть до… Но, разумеется, если вы настаиваете… — Она с готовностью взялась за край дужки.

— Ну, хорошо, хорошо, не стоит. Будьте любезны подписать вот здесь и здесь… Арендную плату внесете единовременно? Она составляет…

— Сколько?! — Миссис Смит неохотно полезла в сумочку за кошельком. — Боже! Ну у вас тут и ограбило… гхм! дороговизна. Глазоньки у меня чуть из орбит не повыскочили, бедная моя роговица… Так сколько, вы сказали?

— Вы можете оформить кредит, — любезно предложила мисс Фимсон. — Нет, не хотите? Будете расплачиваться наличными? Замечательно… Пожалуйста, присядьте на минутку. Сейчас придет сопроводитель и проведет вас в депозитарий.

Мисс Фимсон закончила заносить данные в компьютер и, вернув Антиплащу удостоверение, взялась за телефонную трубку. Супруги Смит, облегченные на энную, весьма внушительную денежную сумму, отошли от стойки и присели на ближайший свободный диван.

— Значит, муж у тебя мямля и тюфяк, да? — яростно прошипел Мегавольт, ёрзая на мягком кожаном сиденье так, точно оно было раскалено до температуры горячей сковороды. — Ну, спасибо! Тогда какого черта ты, кошка драная, выходила за меня замуж?

Антиплащ снисходительно похлопал его по руке.

— Потому что у тебя много денег и мало мозгов, дорогой мой, неужели не понятно? Яркие и красивые девушки любят таких интересных мужчин…

— Ну-ну, конечно! Яркая и красивая девушка, блин! С помутнением склеры и опухолью совести… Транжиришь по клубам и spa-салонам мои кровные и честно заработанные, да? Поди и рога мне мимоходом наставляешь, стерва?

— Идиот. Если у тебя растут рога, это ещё не значит, что я тебе изменяю. Возможно, ты просто козел!.. Тише, вот и служащий…

К ним, держа в руках какие-то бумаги, подошел рослый, с едва наметившимся брюшком мужчина в белой рубахе и серовато-коричневом пиджаке: «Эндрю Коллинс», как с готовностью оповещал всему миру кремового цвета бейджик.

— Мистер и миссис Смит?

— Да. — Антиплащ жеманно хихикнул. — Мистер Коллинс?

— Добрый день, рады видеть вас в Банк Макдак Инкорпорейтед, господа, вы, несомненно, сделали правильный выбор. Вы хотите арендовать депозитарную ячейку, правильно ли я вас понял? На, гм… два месяца? Отлично! Наш банк, вне всяких сомнений, лоялен по отношению к клиентам и хранит тайну вкладов… но вы предупреждены о том, что в депозитарные ячейки нельзя помещать заведомо опасные предметы?

— Э-э… Да, разумеется.

— В таком случае прошу вас пройти со мной.

Сделав приглашающий жест, Коллинс повернулся и зашагал к дверям в дальнем конце зала, за которыми обнаружился длинный широкий коридор, освещенный встроенными голубовато-бледными светильниками и насквозь простреливаемый зоркими объективами видеокамер. В полуметре над плинтусами тянулся ряд белых пластиковых приборчиков — инфракрасных датчиков охраны периметра*, сейчас выключенных, но, несомненно, бдительно несущих неусыпный дозор по ночам… Откуда-то появились и пристроились за спиной супружеской четы еще два охранника; Антиплащ невольно скользнул взглядом по кобурам у них на поясах: н-да, эти ребята явно шутить не привыкли. А вот и лифт в конце коридора… его тяжелые стальные створы распахнулись так легко и бесшумно, точно были смазаны маслом.

Антиплащ, имитируя бурный наивный интерес провинциалки, восторженно оглядывался по сторонам.

— Ах, боже, как тут все шикарно и современно! Какой лифт! Какой у него плавный ход! Какие блестящие стенки! Они что, правда пуленепробиваемые? О! О, о! Недаром говорят, что этот банк — один из самых надежных в стране. Мы не зря обратились именно сюда, дорогой! Ведь правда, мистер Коллинс?

— Разумеется, миссис Смит. Пока еще его никому обчистить не удавалось.

Охранники сурово молчали. Мистер Смит стоял, прислонившись плечом к стенке лифта, и вид имел придурковато-отсутствующий (хорошо хоть слюна из уголка рта не текла), — впрочем, Антиплащ хорошо знал, что на самом-то деле Мегавольт, ушедший глубоко в себя, внимательно «прослушивает» электронную систему лифта, вычисляет все его электрические узлы, нервы и сочленения, пытается определить местонахождение его тонко организованного электронного «сердца». Дабы не привлекать к спутнику излишнего внимания, Антиплащ продолжал пылко заполонять собой все окружающее пространство, всем вокруг надоедать, неиссякаемо восхищаться и издавать восторженное хихиканье и бессвязные восклицания различной степени глупости:

— Ах, какая прелесть! Оу! Ах! Ох! Бесподобно! Шармант! Респект! Даст ист фантастиш! В эти стенки можно смотреться, словно в настоящее зеркало! Я чувствую себя героиней фантастического фильма, оказавшейся в диковинной космической капсуле… Чудесно! Невероятно! Просто аттракцион! Нереальные ощущения!

Лифт мягко остановился и замер. Распахнулись двери.

— О, боже! — миссис Смит от избытка чувств всплеснула руками. — Это сногсшибательно! Как в самом крутейшем боевике!

Они уже миновали «тамбур», выложенный серой керамической плиткой (тот самый, который на ночь заливался водой — подняв голову, Антиплащ разглядел под потолком широкие щелястые пасти теплодувов, которыми поутру, после спуска воды, насухо обрабатывалось помещение), — и теперь стояли перед монструозной, золотистого цвета дверью Хранилища: круглой и грозной, даже на вид невыносимо тяжелой, оснащенной множеством многозначительного вида заклепок, кнопок, ручек и рычагов. Мистер Коллинс ввел на кодонаборной панели свою часть пароля, другую часть ввел шагнувший вперёд охранник, третью — девушка в фирменной блузке работницы банка, которая спустилась на лифте следом за посетителями. Один ключ — длинный, с затейливой бородкой — оказался у мистера Коллинса, другой — у одного из охранников; и наконец, спустя несколько минут сложной, абсолютно необъяснимой для непосвященных ворожбы над замками, засовами и хитроумными запорами массивная дверь Хранилища медленно распахнулась…

Открылось вожделенное золотоносное чрево: небольшое помещение, вдоль стен которого тянулись стальные шкафы со множеством безликих металлических ящичков — депозитарных ячеек. Справа и слева виднелись серые бронированные двери, ведущие, как понял Антиплащ, в соседние отсеки — в хранилище золотых слитков и в «секретную комнату», где стояли личные сейфы Макдака. Под потолком, не скрываясь, беззастенчиво помаргивали красные огоньки видеокамер, кое-где на стенах Антиплащ заметил маскирующиеся под цвет облицовки датчики движения. Мистер Коллинс, сверившись с документами, подвел супругов Смит к одному из высоких металлических шкафов.

— Номер вашей ячейки — 328. Ячейка имеет два замка. Ключ от одного из замков строго индивидуален и будет храниться у вас. Ключ от другого замка — универсален и остается на хранение в банке. Таким образом открыть ячейку самостоятельно, без работника банка вы не сможете, равно как и работник банка не может открыть вашу ячейку в ваше отсутствие. Вот ваш ключ. — Он вынул из кармана небольшой ключик с выгравированной на нем надписью «328» и протянул его клиентке. — А вот — мой. — В ладони его появился другой ключик, которым Эндрю Коллинс открыл «свой» замок на дверце ячейки №328 и отступил на шаг. — Прошу вас.

— Оу, — миссис Смит казалась разочарованной.

— Что такое? Что-то не так?

— Нет, нет, ничего. — Антиплащ открыл свой замок и распахнул железную дверцу. — Какая она тонкая! Я думала, здесь стоят настоящие стальные сейфы. А эту ячейку можно вскрыть обычной монтировкой!

— Вы сначала попробуйте до неё добраться, леди, — сухо заметил за спиной чей-то знакомый голос. Скрудж! Который тем временем неслышно подошел сзади — и теперь, едва заметно усмехаясь, изучающим взглядом рассматривал вытянувшуюся от неожиданности физиономию клиентки. — Это Хранилище имеет высший класс взломостойкости… При мерах безопасности, принятых в нашем банке, и абсолютной надежности наружной двери попасть внутрь Хранилища незаконным образом практически невозможно. При таких условиях ставить в и без того основательно защищенном помещении еще какие-то хитрые сейфы попросту нецелесообразно.

— То есть на этом можно и сэкономить, мистер Макдак? — миссис Смит кокетливо повела плечом. — Хозяйственный вы мужчина… Я всегда мечтала с вами познакомиться!

— В моем банке все желания клиентов непременно сбываются, хе-хе-хе… Я тоже, э-э… рад знакомству, — весьма сдержанно, с прохладцей заметил Скрудж. И добавил отрывисто: — Но, как вы верно заметили, предпочитаю не бросать деньги на ветер, если могу без этого обойтись. В этих ячейках вашим сокровищам ничто не угрожает, мадам, уж поверьте моему слову. Всего наилучшего. — Он учтиво приподнял цилиндр, резко повернулся на каблуках и направился к стальной двери, ведущей в «секретную комнату». — Мистер Коллинс! Передайте Олдмайеру, что двадцать шестого на совещании я присутствовать не смогу. Мне необходимо уехать из Даксбурга.

— Уехать, мистер Макдак? Надолго?

— На пару дней. «Глорус Вадис» наконец-то созрел для сотрудничества. Мне придется прокатиться в Денвер и обсудить условия контракта, раз уж подворачивается такой удобный шанс. А то ведь «Глорус» может и передумать… — Они удалились в угол депозитария, и их приглушенные голоса перестали быть слышны. Антиплащ и Мегс быстро переглянулись.

Стараясь держаться спиной к красному глазку видеокамеры, Мегавольт вынул из кейса резную лакированную шкатулочку и вложил ее в стальной контейнер, извлеченный из ячейки. «Оу, — прошептал Антиплащ, стараясь, чтобы фраза все-таки долетела до ушей маявшегося неподалёку охранника, — осторожнее, дорогой! Любимое бриллиантовое колье моей бабушки… старая карга в гробу пять раз перевернется, если ты, растяпа, его уронишь…» «Не каркай, старая ворона! — сердито прошипел в ответ Мегавольт. — Ну что за дурацкая привычка — говорить под руку?» Контейнер был благополучно закрыт и вложен в ячейку, ячейка заперта на ключ; подоспевший мистер Коллинс закрыл свой замок и, любезно улыбаясь, жестом пригласил клиентов на выход.

Один из охранников последовал за ними, другой остался в депозитарии — видимо, дожидаться Макдака, исчезнувшего в своей тайной сокровищнице. На какую-то секунду Антиплащ заколебался… Дверь «секретной комнаты» была чуть приоткрыта — и прямо-таки непреодолимо манила его к себе… О, да! Да! Очнувшийся охранник проворно бросился ему наперерез — но было уже поздно… Поздно! Грабитель сшиб его с ног и метнулся к открытой двери, пулей ворвался внутрь, схватил за шиворот Макдака, склонившегося над открытым сейфом, и приставил к его виску пистолет…

В своих отчаянных мечтах.

План этот был обречен на провал хотя бы потому, что у Антиплаща не было с собой пистолета. Макдак, да и охранники казались людьми вовсе не робкого десятка и вряд ли повелись бы на требования бандита, к тому же глупо было забывать про видеокамеры, сигнализацию и бронированный лифт, который ничего не стоит заблокировать с поста охраны. Даже если бы Антиплащ ухитрился уложить всех присутствующих (за исключением Мегавольта) носом в пол и обчистить сейф, выбраться из бункера беспрепятственно им вряд ли удалось бы — зато вся полиция города была бы мигом поднята по тревоге и поставлена на уши. Поэтому Антиплащ без особого труда поборол свой импульсивный порыв — и любезно улыбался всем и каждому до тех пор, пока они не вознеслись на бесшумном зеркальном лифте в вестибюль, не расшаркались на прощание с мистером Коллинсом, не вышли из банка на свежий воздух и не скрылись за ближайшим углом…

— Пр-роклятие! — Мегавольт с остервенением сорвал с шеи осточертевший галстук и, подавив искушение с чувством растоптать его в пыли, небрежным комом запихнул в карман. Яростно рванул пуговицу на рубашке. — Ну и денёк! Я весь взмок в этих треклятых доспехах, меня, черт побери, чуть не закоротило! Да разрази меня гром, если я еще хоть раз соглашусь играть роль старого богатого дурня!..

Но Антиплащ его ворчание не слушал — да и не хотел слушать.

— Так-так. Подведем итоги. Двадцать шестого числа Скруджа в городе не будет… Отлично! Что насчет лифта, Мегс?

Мегавольт пожал плечами.

— Там установлены аварийные аккумуляторы, как я и предполагал. На случай перебоев с питанием.

— То есть, когда в здании вырубится электричество, лифт тем не менее будет работать?

— Разумеется. — Ухмыляясь, Мегс сложил пальцы в какую-то причудливую фигуру. — Пока есть заряд в аккумуляторах — пару часов или около того.

— А твоя импульсная пушка не выведет его из строя вместе с подстанцией?

— Хм! Пушка все-таки невелика, и радиус действия у неё достаточно ограничен. До подстанции, которая находится рядом с депозитарием, импульс «дотянется», а вот до лифта, система энергообеспечения которого изолирована — нет. Сам лифт в момент лучевого удара будет находиться наверху, на расстоянии двадцати метров от источника излучения, поэтому, я полагаю, не пострадает никак.

— Ладно. Значит, двадцать шестого… — Антиплащ задумчиво поскреб ногтем гладко выбритый подбородок. — Осталось два дня, надо успеть все окончательно рассчитать и подготовить. А потом…

— А потом, — Мегавольт, шмыгая носом, весело ухмыльнулся в ответ и предвкушающе потер ладони, — потом мы станем миллионерами! Правда ведь, э?..

 

_________________________

*Датчики охраны периметра — активные инфракрасные датчики типа «барьер»: на одной стене крепится излучатель, на другой — приемник; при пересечении луча срабатывает тревога.

Весь день над городом стояла душная влажная марь.

К вечеру чуть запрохладило — над дальними холмами копилась мрачная грозовая туча, угрюмая и зловещая, точно вражеская рать, собиралась с силами, висела над горизонтом непроглядным сизовато-черным занавесом; иногда эту темную тушу пропарывали яркие беззвучные вспышки зарниц. Над холмами тяжело ворочался и сердито ворчал, словно некстати разбуженный медведь, отдаленный гром. Забияка-ветер, с наступлением темноты изрядно покрепчавший, забавлялся тем, что гонял над тротуаром невесомый целлофановый пакет, то и дело подбрасывая его в воздух; редкие прохожие отчаянно торопились по домам, опасаясь внезапно оказаться под проливным дождем — и всё вокруг затихало, замирало, вязко застывало в бесконечном томительном ожидании…

— Кажется, ночью будет гроза, — задумчиво предсказала Мамаша. И Антиплащ в кои-то веки был с ней согласен — шрамы у него на запястьях начали настойчиво напоминать о себе еще прошедшей ночью, сигнализируя о грядущей перемене погоды.

— Ладно, тем лучше, — хмуро заметил он, — это нам только на руку. В таком случае веерное отключение электричества в городе не вызовет никаких подозрений. Случаются же, надо полагать, у вас энергетические коллапсы — особенно при «неблагоприятных погодных условиях», э?

— Ну, как у всех. Или у вас что, они не случаются?

— Еще как случаются, Мамаша! — Антиплащ многозначительно ей подмигнул. — И вы, наверное, даже догадываетесь, почему.

…К полуночи все было готово.

— Фонари?

— Есть.

— Маски?

— Взяли.

— Пушки?

— Готовы.

— Перчатки?

— Надеты.

— Рации? Моя — в кармане. Мамаша, где ваша?

— При мне.

— Громила?

— Все тип-топ, не ссы, белобрысый…

— У Балбеса тоже есть рация?

— Да.

— Хорошо. Ну, я полагаю, еще раз обсуждать все предстоящие действия не имеет смысла. Каждый знает, что он должен делать… и чего — не должен. Громила!

— Ну, чего тебе опять?

— Никакой самодеятельности, понятно? Делать только то, что я говорю. Глупостей не морозить, дубинкой попусту не размахивать и силушку свою молодецкую соразмерять, короче, во избежание… Все ясно?

— А если охрана будет сопротивляться? Мне их уговорами и «будьте любезны» носом в пол укладывать, да?

— Наша задача — сделать так, чтобы у них не осталось на сопротивление ни шанса. —Антиплащ придирчиво ощупал собравшихся вокруг обеденного стола подельников оценивающим взглядом, точно проверяя на прочность. — Какие еще у кого вопросы?

Все молчали… Мамаша протирала краем носового платка очки. Балбес нервно грыз ногти. Мегавольт уныло съёжился на стуле, обхватив плечи руками, точно его знобило — о, он-то прекрасно знал, что его ждет… Квага крутил головой и беспокойно ерзал на месте — то ли от волнения, то ли от нетерпения. Обжора потягивал через соломинку сок из бумажного пакета. Бушрут сидел, выпрямив спину, глядя прямо в стол перед собой — и что-то быстро и неразборчиво (молитву или заклинание?) шептал себе под нос. Громила зловеще щерился, поигрывая резиновой дубинкой…

— Все готовы? — хрипло спросил Антиплащ. — Ну, пошли!

Во дворе клубилась темнота. На горизонте по-прежнему мелькали всполохи, и порой, завывая и взметая столбы пыли, вдоль улицы прокатывался резкий порыв ветра, но дождя не было — видимо, ночь предстояла ветреная, но сухая, с отдаленными громовыми раскатами и редкими зарницами. Гроза шла где-то в стороне… Друг за другом сообщники забрались в фургон и расселись на узких скамейках вдоль бортов: Мегавольт был бледен, но решителен, Бушрут копался в своей сумке, чем-то там шуршал, стучал и звякал, Квага отсутствующим взглядом изучал пятно на потолке. Обжора хрустел чипсами; за стенкой, в кабине, Мамаша громко распекала Балбеса за очередную дырку на свитере. Громила, набычившись и втянув голову в богатырские плечи, задумчиво крутил в руке пистолет. Антиплащ, потирая ноющие запястья, покосился на него с угрюмым неодобрением.

— Поаккуратней с оружием… Никакой мокрухи, понятно? Мы — взломщики, а не убийцы, и трупы я на себя брать не собираюсь. Чего и тебе настоятельно рекомендую.

— Ну, ну, — насмешливо отозвался Громила, — давай, поучи меня, с какого конца ложку держать. Выскочка сен-канарский, непризнанный криминальный гений, блин! А без тебя мы не разберемся, что нам на себя брать и чего не брать, да? Раскомандовался он тут, видите ли, сволота подзаборная…

Антиплащ понимающе ухмыльнулся.

— А тебе что, тоже покомандовать охота, да некем? Или, может, командирка маловата?

Громила побагровел. Резко вскинул голову и заиграл желваками, его черные свирепые глазки сверкнули недобро.

— Заткни пасть, белобрысый! Нашел, кого поучать! Каждый раз, когда ты начинаешь пыжиться от самодовольства и корчить из себя пахана, мне, черт побери, хочется смеяться!

— А когда ты начинаешь пыжиться от самодовольства и корчить из себя пахана, мне, черт побери, хочется плакать, — эхом отозвался Антиплащ. — Уж настолько это нелепое зрелище…

— Да прекратите вы, оба! — Бушрут досадливо поморщился. Он нервничал перед предстоящей авантюрой, и потому сидел как на иголках — а также (что нехарактерно) был сегодня зол, взвинчен и склонен раздражаться по пустякам. — Опять завели шарманку… Уши уже вянут вас слушать.

Даксбургские улицы были тихи и пустынны — ночь и ожидание грозы предсказуемо разогнали горожан по домам. К тому же серый неприметный фургон вовсе не рвался в центр города, предпочитая проскальзывать тихими окраинными переулочками; остановился возле невысокой кирпичной будки местного энергоузла. Чуть поодаль, за деревьями, на соседнем холме виднелось здание скруджевского Хранилища, почти полностью погруженное во тьму — лишь в угловых окнах первого этажа, на посту охраны горел приглушенный желтоватый свет. Выбираясь из фургона вслед за Антиплащом, Мегавольт, несмотря на стоявшую в воздухе крепкую духоту, зябко поёжился.

— Сколько времени?

— Почти час ночи. Пора.

Монтировкой Антиплащ сшиб замок на дверях будки и распахнул коротко лязгнувшие, с изображением молнии, восклицательного знака и надписи «Danger», железные створы. Мегавольт, нервно переступая с ноги на ногу, суетливо облизывая губы и то и дело почесывая ногтем переносицу, сосредоточенно потирал друг о друга кончики пальцев.

— Все в порядке, Мегс?

— В порядке… — пробурчал Мегавольт. — Что мне, в первый раз, что ли? Отойди, а не то поджарит. — Не оглядываясь, он, стиснув зубы, подтянул перчатки, поправил шлем, пару раз, словно для пущей храбрости, глубоко вздохнул и, секунду помедлив, решительно шагнул внутрь будки.

— Во дает! — Гавсы смотрели ему вслед, точно смертнику. В небе в этот момент полыхнуло особенно сильно — промчался по улице резкий порыв ветра, всколыхнул неподвижную листву деревьев; затрещали протянутые над улицей провода. В будке что-то хлопнуло и зазвенело, выплюнуло сноп трескучих голубых искр — и все вокруг погрузилось во тьму: погасли фонари, вывеска ночного кафе на противоположной стороне улицы, редкие огни в домах, погас желтоватый огонек на первом этаже Хранилища… но тут же — как и следовало ожидать! — вспыхнул снова: включился аварийный генератор, установленный в подвале здания. Над городом, громыхая, точно телега, нагруженная железными бочками, прокатился оглушительный громовой раскат — и затих вдали, во мраке за соседними холмами. Мегавольт, судорожно хватая ртом воздух, на дрожащих ногах вывалился из будки и ничком упал на траву; его с головы до ног колотило крупной непроизвольной дрожью.

— Мегс! — к нему сунулся встревоженный Квага. — Мегс, ты в порядке?

— В фургон, быстро! — прошипел Антиплащ. — Едем к Хранилищу!

Бушрут и Квага помогли Мегавольту подняться и втащили его в фургон. Мегса все еще трясло, но уже с меньшей силой, по кончикам его пальцев то и дело пробегали бледные голубоватые искры, он болезненно скорчился на лавке в углу, постанывая и судорожно клацая зубами. Отыскал глазами Антиплаща.

— П… п-п…

Главарь склонился к нему:

— Что?

— Импульсную п-пушку… З-задействуй… П-приведи в готовность…

— Где пульт?

— В б-барсетке… Там! — Мегавольт показал пальцем куда-то в угол. И, закрыв глаза, бессильно откинул голову на лавку — не то уснул, не то потерял сознание… Квага в ужасе затряс его за плечи.

— Мегс! Мегс, очнись! Что с тобой?

— Во дьявол! — не столько со злостью, сколько удивленно сказал Громила. — У вас что, всегда так? Чего это он, а?

— Пропусти через себя ток в десять тысяч вольт, и сразу узнаешь, чего это он, понял? — яростно, со слезами в голосе крикнул Квага. — Тебя бы так шибануло…

— Ну-ну, — едва слышно, слабым голосом пробормотал Мегавольт, — уже все… все прошло. Сейчас… оклемаюсь… — Он тяжело, с присвистом дышал, и руки его все еще мелко подергивались; он крепко сжал их в кулаки, чтобы унять наконец эту конвульсивную дрожь. — Сейчас… все будет о'кей… — Он попытался приподняться и сесть — но тут же рухнул обратно на лавку, одолеваемый слабостью и неудержимым головокружением. Коротко застонал и закрылся ото всех локтем…

Бушрут смотрел на него с тревогой.

— Антиплащ, — негромко окликнул он главаря. — Похоже, Мегс с нами не ходок.

Антиплащ с раздражением оглянулся через плечо. На секунду на лице его мелькнула тень досады и замешательства — но он тут же принял решение:

— Пусть остается в фургоне. Справимся без него.

— Чего это, а? — Громила возмутился. — Без него? Мы, значит, копам на рожон полезем, а он будет в тылу отсиживаться, а? А если его способности нам еще понадобятся?

— Ему надо восстановиться, козел. Это раз. А во-вторых — он свое дело сделал, теперь очередь за нами… Каждый делает свою работу, ты что, этого еще не понял?

— Понял, понял! А кто, черт побери, запустит нам лифт?

— Какой лифт? — Обжора в недоумении крутил головой. — Вы же говорили, что лифт работает на аккумуляторах!

Мегавольт, тяжело переводя дух, пояснил сквозь зубы:

— Верно, на аккумуляторах… но дело в том, что… после того, как будут открыты двери шахты, лифт отключится автоматически… это элементарная техника безопасности, знаете ли. И, если его никто не запустит… взломщики не сумеют выбраться из бункера… А панель управления находится на чердаке здания… кто-то должен подняться туда и набрать там код операции. Это несложно…

— Я это сделаю! — загорелся Квага.

— Ты-ы? — Громила презрительно выпятил губу. — Да ну? Правда?

— Я… напишу тебе код. — Мегавольт вырвал лист из блокнота и дрожащей рукой нацарапал на нем несколько символов. — Вот, это код запуска для лифтовой системы… Только ты, это… смотри, поаккуратнее там… не заблудись... и ничего не перепутай...

— Ага. — Квага сложил листок пополам и сунул его в карман.

— Дай сюда! — буркнул Громила, протягивая к нему руку. — Я бы тебе, придурку, и посуду мыть не доверил, не то что запускать лифт! Лучше я сам этим займусь.

— Нет! — Антиплащ предостерегающе посмотрел на него: уперся в него взглядом, точно железным багром. — Ты мне нужен на посту охраны. Кто-то должен стоять на шухере, контролировать входы-выходы и держать сторожей на мушке, ага? А у тебя фактура для этого очень уж подходящая…

Громила криво усмехнулся.

— Ну да, ну да. Самое опасное дело на меня вешаешь? Как шкурой рисковать и под пули подставляться — так Гавсы впереди всех, а как добычу делить — так занимайте очередь в самом конце! — Скрежеща зубами, он в ярости сгреб Антиплаща за грудки. — Так, по-твоему, да?

Антиплащ (к счастью) ответить не успел: в этот момент Балбес резко дал по тормозам — фургон качнуло, и спорщики, сбитые с ног, с руганью и проклятиями повалились друг на друга и на стенку кабины. Скрежеща тормозами, машина остановилась: грабители были у цели.

— Да уймитесь вы наконец! — с раздражением простонал Бушрут. — У нас вообще ничего не выйдет, если вы станете собачиться из-за каждого пустяка. Давайте сначала сделаем дело, а? А потом творите что хотите, хоть поубивайте друг друга, мы вам только спасибо скажем! — Он сильным толчком откатил тяжелую дверцу кузова. — Вот и Хранилище.

Фургон стоял за деревьями на Гиллфорд-стрит — до смутно белеющего в конце тополевой аллеи здания банка оставалось не более полумили. Грабители выбрались из машины и рассредоточились в тени под деревьями — место было тщательно осмотрено и выбрано заранее. Балбес отогнал фургон на боковую дорогу — так, чтобы в нужный момент бросить машину наперерез автомобилю, едущему по Гиллфорд-стрит. К Антиплащу подошла Мамаша, упакованная в синий тренировочный костюм размера XXXL и оттого похожая на гигантского голубого осьминога из старых японских сказок.

— Все готово?

— Да. Я включаю импульсную пушку…

Антиплащ вынул антенну, утопил в гнезде красную пусковую кнопку дистанционного пульта — и вслед за этим плавно крутанул регулятор мощности. Мамаша внимательно смотрела в сторону Хранилища — все зависело от того, погаснет ли сейчас свет в окнах первого этажа… Но ничего не происходило — секунду… другую… третью…

— Слишком далеко... Нужен усилитель сигнала... Давай максимальную мощность! — прохрипел Мегавольт из фургона.

Антиплащ резко крутанул регулятор до отказа. Все оцепенели от напряжения: Громила, Квага, Репейник... даже Обжора, кажется, на секунду перестал жевать. Прошло еще мгновение... два… и Хранилище погрузилось во тьму.

— Сработало, — прошептала Мамаша. И горделиво, торжествующе огляделась, словно все происходящее было сугубо делом её рук и личной профессиональной заслугой. — Сработало, черт побери! Нет, вы это видели, а? Сработало, парни!

— Видели, видели. А вы ожидали чего-то другого? — Антиплащ, жуя травинку, небрежно посмеивался. Если он и разделял это ликование и бурный мамашин восторг, то явно считал ниже своего достоинства ему столь безудержно предаваться. — Тихо, ждем. Теперь, согласно моим предположениям, они должны вызвать мастеров из "Даксбург энерго"… Надевайте маски!

…Медленно, по капле, сочилось время. Шумели под ветром деревья над головой. На горизонте беззвучно поблескивали зарницы. Тучи над головой то сходились, то расходились, и в открывающиеся прорехи время от времени стыдливо заглядывала луна. Где-то в городе время от времени приглушенно завывала автомобильная сигнализация, отрывисто взлаивала собака, гулко хлопала незапертая калитка… Мамаша беспокойно переминалась с ноги на ногу, Антиплащ, скрестив руки на груди, невозмутимо подпирал плечом ближайшее дерево, Громила, что-то сердито шипя сквозь зубы, нетерпеливо метался туда-сюда вдоль обочины и вертел в руке пистолет.

— Проклятие! Где они там пропали? Может, охранники решили никого не вызывать? Сколько шансов на то, что они первым делом решат обратиться в полицию, а?

Мамаша пожала плечами.

— Пятьдесят на пятьдесят. Хотя поломка подстанции — дело явно не для полиции. А Скруджа в городе нет…

— Зато Черный Плащ есть, — проворчал из темноты Квага.

— Похоже, самое время перекусить! Я прямо проголодался от волнения! — Обжора плюхнулся на траву, извлек из кармана завернутый в бумагу пакет с бутербродами и вновь принялся аппетитно жевать…

— Тихо, — негромко сказал Бушрут.

Он сидел на корточках, прикрыв глаза и приложив обе ладони к земле, словно слушая кончиками чувствительных пальцев вибрацию почвы — и сейчас быстро поднял голову. Глаза его странно и напряженно блеснули в темноте.

— Антиплащ! Машина.

Главарь подобрался.

— Где? Далеко?

— Не дальше, чем в полумиле отсюда. Явно не легковая, но и не настолько тяжелая, чтобы сойти за фуру. Скорее всего — минивен или небольшой грузовичок. Приближается…

— Это они. Все по местам, живо! — Антиплащ схватился за рацию. Только бы чертова связь не подвела! — Балбес!

— Да. Слышу, — отозвался из фургона Балбес.

— Они едут. Ты готов?

Балбес издал какой-то странный звук — не то икнул, не то охнул.

— Д-да…

В конце улицы блеснул яркий свет фар.

— Вот они!

— Ты уверен?.. — пробормотал Балбес — и тут же выключил рацию. Как раз в этот момент из круговерти туч вновь выглянула луна, ясно осветила пустынное шоссе и мчавшийся по нему крохотный грузовичок с яркой желтой полосой на борту — всем известной в городе эмблемой «Даксбург энерго». Он был уже совсем близко… В сотне ярдов… в полусотне… в двух десятках… Поравнялся с местом засады…

Балбес резко вдавил в пол педаль газа. Серый, вороньей расцветки разбойничий фургон выскочил наперерез желтой канареечной машинке — раздался панический скрежет тормозов, звук удара железа о железо и звонкий дребезг разбитой фары… Грузовичок протащило по асфальту несколько метров боком и развернуло поперек дороги. Прежде, чем его водитель и пассажиры успели прийти в себя, Антиплащ тигриным прыжком метнулся к автомобилю, распахнул дверцу кабины и ткнул водиле в лицо дулом пистолета.

— Это налет! Выходи из машины, живо! Ну?! Десять грамм свинца в лоб хочешь получить, тюфяк?

Водила не заставил себя упрашивать… Громила, подскочивший к машине с другой стороны одновременно с Антиплащом, за шиворот вытащил из кабины его напарника. Еще двоих Мамаша, Обжора и Квага выгнали из кузова грузовичка на обочину — испуганных, недоумевающих мужичков в зеленых рабочих комбинезонах: они были обычными электриками и монтерами и сопротивляться даже не пытались, тем более что в распоряжении явно превосходящих сил противника имелись кастеты, дубинки и внушительного вида черные "беретты"…

— Раздевайтесь! — прорычал Громила. — Ну, живо! — О, это был его звездный час: Гавс-старший явно чувствовал себя в своей стихии и взахлеб упивался осознанием своей силы и полнейшей власти — над безоружными, растерянными и испуганными людьми. — Пошевеливайтесь, я кому сказал! Кто будет последним — получит дубинкой в брюхо, понятно?

Деваться было некуда… Дрожа, бедолаги поспешно скидывали с себя зеленые штаны и куртки с желтой эмблемой фирмы на нагрудном кармане. Всех четверых, закованных в наручники, их затолкали в серый разбойничий фургон и рядком усадили на лавку — под присмотром Мегавольта, который, приподнявшись, скорчил из угла такую зверскую рожу, на какую только был способен (наверно, ему самому она представлялась поистине свирепой и угрожающей, хотя на деле больше напоминала жалкую гримасу человека, мучимого зубной болью). Они с Балбесом должны были этапировать пленников куда-нибудь за город, подальше в лес, и высадить там на обочину — а потом вернуться в Даксбург и встречать в условленном месте остальных подельников... которых тем временем поджидал притаившийся в конце улицы белый безмолвный сфинкс.

Дежурство обещало быть самым обыкновенным.

Дэн Симпсон скучающим взглядом окидывал экраны, на которые выводилось изображение с камер видеонаблюдения. Всё (как всегда!) было бестревожно и тихо… Последние уборщики покинули здание банка в десять часов вечера, наружные двери цитадели были заперты, все помещения — проверены на наличие подозрительных предметов, камера перед депозитарием заполнена водой, и система охраны полностью включена; теперь главным было — не заснуть до утра от тишины, безделья и изнурительной скуки. Спать на посту (несмотря на то, что охранников было двое) категорически запрещалось, как и заниматься всякими посторонними делами — но Билли, напарник Симпсона, устроившись за столом, уже достал из сумки учебники и, обхватив голову руками, зубрил какие-то параграфы, таблицы и законы: он учился на юридическом факультете, вот-вот готовился сдавать экзамены и считал, что долгие часы тоскливого ночного бдения не должны пропадать впустую.

Ни шатко ни валко цедилось время — и наконец лениво подползло к часу ночи... Ровно в «1.00» Симпсон поднял телефонную трубку, чтобы позвонить в Управление. Ответил, как и в полночь, знакомый до последней нотки голос Грегори Райта — сегодня была его смена:

— Ну, как дела, Дэн?

— Все о'кей, как обычно. — Симпсон едва подавил зевок. — Скука смертная.

— Ну, у нас тоже. Духота-то какая, чуешь? Аж наэлектризовалось всё… Хоть бы дождь пошел…

— На горизонте вроде погромыхивает, может, и польет… Ну, бывай, через час созвонимся. А там, глядишь, и до конца смены недалеко.

— Ага. Спокойного дежурства!

Райт отключился. Н-да, денёк сегодня и впрямь выдался тяжелый — ватный и липкий, удушающе жаркий, грозящий вот-вот перейти в грозное ненастье. Видимо, поэтому еще с вечера у Симпсона крепко разболелась голова, и то и дело наваливалась почти не преодолимая сонливость. Он сварил себе и Билли по чашке кофе, достал из пакета шоколадные пончики, которыми предусмотрительно запасся перед началом дежурства, выложил их на тарелку, и…

В этот момент в здании погас свет.

Совсем.

Билли — там, позади, за спиной Симпсона — негромко ахнул. Впрочем, темнота продолжалась не более пары секунд: почти тут же лампы под потолком и голубые экраны вспыхнули снова — видимо, в подвале включился аварийный генератор. Симпсон в замешательстве потер шею, Билли смотрел на него с недоумением.

— Что это было?

— А бог его знает… Перебои с электричеством. — Симпсон выглянул в окно — отсюда, со склона холма, лежащий в низине Даксбург был виден как на ладони. — Нет, ты только посмотри на это! Во всем квартале нет света!

Действительно — ближайший к Хранилищу район города был погружен во мрак. Чуть дальше, на периферии западного и южного округов мерцали огоньки реклам, вывесок и светофоров, но вблизи, невдалеке от Хранилища все было темно, черно и беспросветно — будто в долине разлили огромную цистерну первосортных чернил, которые густо стеклись в низину к подножию холма.

— Может, отключили из-за грозы? — с сомнением в голосе пробормотал Билли.

— Может, и так… А может, авария какая-нибудь на подстанции, перепад напряжения, или обрыв проводов, или еще что-нибудь в этом роде… Ну да ремонтники разберутся, нас это не касается, слава богу. У нас-то все в порядке…

Симпсон пощелкал тумблером, переключая изображение с видеокамер. Ничего подозрительного не обнаружилось — коридоры Хранилища были пустынны, датчики слежения молчали, сигнализация вела себя тихо. Успокоенный, Симпсон со вздохом откинулся на спинку кресла, поднес ко рту пончик и… на какую-то секунду ему показалось, что он ослеп.

Темнота обрушилась на комнату внезапно, точно плотное одеяло. Погасли лампы, экраны, огонек кофеварки, умолкло гудение кондиционеров — всё, всё вокруг разом отказалось работать, безнадежно умерло и почило во тьме. Это случилось так резко, ошеломляюще и неожиданно, что Симпсон, охваченный оцепенением, на какую-то секунду просто окаменел в кресле — и с трудом заставил себя пошевелиться и повернуть голову.

— Вот черт! — с недоумением сказал из другого угла комнаты Билли. — Это еще что?

— Генератор… — пробормотал Симпсон.

— Что?..

— Аварийный генератор вышел из строя.

— Не может быть! Почему?

— Откуда мне знать? Может, не выдержал перепада напряжения? Погоди… — Он поднял телефонную трубку (по крайней мере, телефонный кабель был не поврежден!) и торопливо набрал номер Управления. — Грег!

Райт ответил не сразу — видимо, был занят разговором по другой линии. Наконец в трубке раздался его встревоженный голос:

— Да?

— Что там в городе со светом? Что за чертовщина творится?

— Понятия не имею. Какие-то проблемы, Дэн?

— У нас аварийный генератор отказал.

— Не может быть! Его же, вроде, недавно проверяли. Все было в порядке.

— Ну, та́к проверяли, значит… В темноте сидим.

— В «Даксбург энерго» звонил?

— Нет еще. Сейчас позвоню.

— Ладно, давай. Ты прости, проблемы с электричеством — это не по нашей части… у нас с одного хлебозавода уйма звонков… а еще из всяких магазинов, аптек, клубов, кафешек и прочих ночных шарашек, все требуют прислать им патруль, ремонтников, энергетиков, черта в ступе… И все хотят понять, что случилось, а я-то откуда знаю… Никакой информации пока нет. Что с Хранилищем?

— Ничего. Все заперто. Все спокойно.

— Ну хорошо. Вызывай электриков, значит, и сиди, кхм, ровно… Звони, если что случится. Через час — жду! — Он повесил трубку. Симпсон обернулся к напарнику.

— Билли! Будь добр, позвони в «Даксбург энерго», вызови бригаду. И дай мне фонарик, пойду пройдусь по помещениям… Что-то на душе у меня неспокойно…

* * *

Около двух часов ночи кто-то отчаянно засигналил около ворот.

Симпсон выглянул в окно. В темноте было почти ничего не видно — но, к счастью, в этот момент луна, то скрывающаяся за тучами, то вновь появляющаяся на небосводе, была в режиме «онлайн», и в ее бледноватом призрачном свете отчетливо вырисовывался стоящий у въезда знакомый желтый грузовичок «Даксбург энерго». Билли шумно засопел за плечом напарника.

— Это они? Слава богу!

— Да. Черт, придется открывать ворота вручную, автоматические запоры не работают. Жди меня здесь.

Симпсон взял фонарик, и, пятная тихий темный вестибюль беглыми мазка́ми света, вышел во двор. Приблизился к воротам. Посветил фонариком в щель между створами. За оградой нетерпеливо переминался с ноги на ногу невысокий человек в зеленом комбинезоне. Симпсон, уже не раз сотрудничавший с бригадой из «Даксбург энерго» и знавших всех ребят из неё наперечет, никак не мог сообразить, кто это… Стивенс? Кроули? Мак-Коннехи? Может, кто-то из новеньких?

— Кларенс? Это ты, что ли?

— Ага. Отворяй, дружище. — Голос Кларенса звучал из-за забора приглушенно и с небольшой, едва заметной хрипотцой. — Какого черта у вас тут происходит? Дергаете нас посреди ночи…

— А бог его знает… Сейчас, сейчас… — Положив фонарик на землю, Симпсон возился с тяжелым засовом. Что-то его слегка смущало в происходящем, казалось странным и неуместным, но что именно — он никак не мог определить и понять. — Что́ это у тебя сегодня с голосом, а? Я тебя сразу и не узнал…

— Да так… Простыл немного на днях. — Кларенс хрипло закашлялся, прикрывая лицо ладонью. — Долго еще, дружище?

— Готово. — Симпсон наконец выдернул засов и распахнул ворота. И сейчас — только сейчас! — понял, что́ же именно показалось ему таким необычным и подозрительным…

Кларенс никогда не называл его «дружище». «Дэн», или «Дэнни», или даже «старина Дэн» было в порядке вещей, но «дружище»… нет, никогда! Перед ним был вовсе не Кларенс…

Но, прежде чем мозг его успел окончательно этот факт принять, обработать и осознать, из темноты на затылок Симпсона обрушился быстрый мощный удар чем-то тяжелым — и мир вокруг него мгновенно вспыхнул и выключился, словно перегоревшая лампочка…

* * *

— Готов! — прошипел Громила. — Что теперь?

— Обыщи его карманы. У него должна быть карта доступа…

— Какого чёрта? Турникеты все равно не работают!

— На всякий случай, вдруг пригодится… Давай сюда… Пошли!

Обжора подогнал желтый грузовичок к порогу здания. Шесть темных силуэтов друг за другом скользнули к дверям: Антиплащ, Громила, Мамаша и Бушрут, замыкали цепочку Квага и Обжора, тащившие на себе бесчувственного сторожа. В вестибюле было темно и тихо, только едва слышно тикали механические часы где-то на стене. Даже журчания фонтана не было слышно — не работали насосы, нагнетающие воду в механизм. Антиплащ и Громила метнулись к посту охраны, рывком распахнули дверь…

Здесь тоже было темно. Бледный вихрастый парень в форме охранника поднял голову им навстречу, и в глазах его не было подозрения: видимо, на какое-то мгновение его ввели в заблуждение их зеленые рабочие комбинезоны.

— Привет. Вы — электрики, да? Из этого самого…

— Да-да, точно-точно, именно из этого самого, — ласково сказал Антиплащ. — А ты сомневаешься?

Парень не успел ответить, потому что в этот момент ему на затылок обрушилась резиновая дубинка — и он снопом повалился на пол. Выпала из его рук и, шелестя страницами, шлепнулась на пол книжонка в мягкой обложке; Антиплащ бегло посветил на неё фонарем:

— «Основы уголовного права. Пособие для студентов». Ну-ну. Будущий зуботычка*, черт побери! — Он взглянул на подельников, быстро обшаривающих небольшое помещение. — Кажется, больше никого?

— Нет. Пусто.

— Отлично. Уложите этих двоих отдыхать в уголочке… Громила, Обжора, вы — на шухере, если что — звоните Мамаше. Остальные — за мной! В лифт! Быстро, у нас не так много времени!

Блестящие стальные двери лифта поджидали грабителей в конце длинного коридора. Луч фонарика запрыгал по прочным створам, которые были так плотно пригнаны друг к другу, что в щель между ними не просачивалось ни малейшего проблеска света. Квага смотрел на них заворожённо.

— А эта штука вообще работает?..

— Работает, не переживай. Лифт оборудован аккумуляторами на случай аварий… иначе как, по-твоему, ремонтники вообще могли бы добраться до подстанции в подвале? Хотя я не исключаю, что у Скруджа где-то имеется и пожарная лестница на самый уж крайний случай… Ну, в чем дело?

Бушрут нажал на кнопку вызова кабины. Раз, и другой... Она подсветилась красным — и... ничего не произошло.

Ничего! Непреклонно сжатые челюсти лифта открываться перед отчаянной командой отнюдь не желали.

— Что за черт? — прошипела Мамаша. — Нам придется искать эту проклятую лестницу?

— У нас нет времени! — свирепо процедил Антиплащ. — До «контрольного звонка» из участка — минут сорок, не больше…

— Но лифт не работает!

— Работает! Кнопка загорается — значит, электричество есть!

— Тогда какого лешего…

— Карта доступа, — негромко сказал Бушрут.

— Что?

— Карта доступа, которую вы изъяли у охранника! — Репейник направил луч света на приборную панель. — Эта штука… лифт… нас попросту не распознает.

Антиплащ хлопнул себя ладонью по лбу.

— Ну, конечно! Репей, ты гений! — Он вставил в тонкую щель приемника пропуск, который принадлежал Симпсону — и тяжелые пуленепробиваемые двери лифта бесшумно разошлись в стороны…

— Вниз! Быстро!

Спуск занял не более полминуты. Антиплащ, Мамаша и Бушрут вышли в открывшийся коридор; главарь коротко кивнул Кваге:

— Поднимайся на чердак. По моему звонку ты должен тотчас запустить лифт, ясно?

— Угу. — Квага нервно хмыкнул. Утопил в панели кнопку верхнего этажа — и, с едва слышным шелестом сомкнув челюсти-двери, лифт, унося пассажира, бесшумно вознесся ввысь... Антиплащ оглянулся на своих дружков:

— Остальные — за мной!

— Это и есть тамбур? — Мамаша смотрела на тяжелую стальную дверь в противоположной стене.

— Да. Он заперт и залит водой. — Антиплащ раскрыл свой внушительный черный кейс и извлек из него длинный металлический штырь с крюком на конце. Мельком бросил взгляд на электронное табло над дверьми лифта, показывающее, на каком этаже стоит кабина. — Тэкс! Вижу, Квага уже наверху... Отлично. Открываем двери шахты… — Он просунул штырь в узкую щель между стеной и лифтовой створой и принялся деловито шуровать внутри крюком. — Никогда раньше заниматься этим не доводилось, но, насколько я знаю, следует подцепить «ключом» край кронштейна, который запирает створы. Когда он поднят, двери легко расходятся в стороны… Уф! Вот так! Не зря я тренировался на лифтах в городе, — посмеиваясь, он рукой отвел в сторону половину двери.

Открылась черная квадратная яма глубиной в человеческий рост, с уходящей вниз блестящей металлической лестницей. Мамаша осветила фонарем серую бетонную стену.

— Здесь?

— Да. Эта стена примыкает к «секретной комнате» Скруджа. Что скажешь, Репей?

Бушрут, спустившись в яму и бросив на пол свою сумку, уже выкладывал из неё какие-то склянки и инструменты.

— Надевайте повязки, — бросил он через плечо. — Пыли будет много.

Спорить не приходилось… Бушрут вынул из сумки и натянул на лицо респиратор, потом осторожно ощупал бетон; подложил под стену небольшую металлическую таблетку, щелкнул зажигалкой… Отшатнулся в противоположный угол.

Раздался приглушенный удар, перешедший в череду негромких потрескиваний, в воздух взметнулось облако бетонной пыли, по стене к потолку шахты зазмеилась широкая извилистая трещина. Бушрут кивнул, подошел к стене и осторожно поковырял металлической лопаткой в получившемся отверстии.

Антиплащ заглянул в яму.

— Ну, что?

Репейник на секунду снял респиратор.

— Хороший бетон, ничего не скажешь. Но продырявить его мы все-таки сумеем.

— Сколько времени это займет?

— Минут десять-пятнадцать. Отойдите пока.

— Ладно. — Мамаша и Антиплащ отошли в другой конец коридора. Мамаша нервно бросила взгляд на часы.

— Двадцать пять третьего. Мы успеваем?

Антиплащ пожал плечами.

— Пока — да… Все зависит от того, как быстро мы сумеем вскрыть сейф.

Из ямы вновь донеслась череда глухих взрывов, все вокруг заволокло плотной удушающей пеленой бетонной пыли. Мамаша, чихнув, прикрыла лицо локтем.

— Черт, ну и пылища! Не проще ли было использовать алмазный бур?

— Думаете, при алмазном бурении пыли было бы меньше? Черта с два! Да и провозились бы мы с алмазной установкой куда дольше… — Антиплащ рассеянно пощелкал кнопкой фонарика. — В одном из австрийских банков некие хитрецы продырявили стену хранилища таким буром — но у них было три дня в запасе: они взялись за дело как раз накануне Рождества, и все эти дни банк был закрыт, так что пропажу обнаружили отнюдь не сразу. Помнится, оказавшись в хранилище, эти ловкие ребята еще и устроили там сабантуйчик в честь праздника, ха-ха!.. Но у нас, к сожалению, лимит времени ограничен…

Стены банка опять ощутимо тряхнуло, раздался треск и шорох осыпающихся камней — не будь здание обесточено, сейчас наверняка срвботали бы датчики вибрации, мельком подумал Антиплащ, о чем немедленно стало бы известно в ближайшем участке. Над краем шахты поднялась голова Бушрута — он молча кивнул главарю, подзывая его к себе.

Антиплащ спустился в бетонную яму. Левую стену шахты разреза́ла трещина, достаточно широкая у основания и сужающаяся к потолку; саперной лопаткой Репейник отгребал от зияющего отверстия обломки и бетонную крошку. Вопросительно взглянул на главаря:

— Пролезете? Или еще расширить?

Антиплащ посветил в трещину фонарем. Она была сквозная: луч фонарика осветил впереди темное пустое пространство и уперся в нечто серое и массивное… угол сейфа? Заветная сокровищница Скруджа была совсем рядом, за стеной, буквально на расстоянии вытянутой руки…

— Попробую. Потом передашь мне кейс с инструментом. — Он осторожно, боком, протиснулся в трещину и, обдирая руки и одежду об острые отломки бетона, кое-как продвинулся вперед. Ещё и ещё… Вокруг него — сверху, снизу, сбоку — был мрак и мертвый, давящий со всех сторон холодный камень, и на какую-то секунду его одолело мерзкое ощущение погребенного заживо — такое яркое, отчетливое и невыносимо жуткое, что он и в самом деле чуть ли не начал задыхаться… но, к счастью, трещина оказалась невелика, всего-то фута четыре длиной, и, преодолев её судорожным рывком, Антиплащ благополучно вывалился в неведомую темноту «секретной комнаты». Не отряхиваясь, быстро вскочил на ноги и посветил фонариком прямо перед собой.

И тут же увидел сейф.

Помещение было совсем маленьким, чуть больше подсобки — и стальной монстр стоял у противоположной стены: большой, черный, неприступный, точно такой, как говорила о нем Мамаша… кроме одного.

Это был вовсе не «Кайзер Голд».

 

__________________

*Зуботычка (сленг) — прокурор

Это был «Феникс» одной из последних, самых современных моделей.

Антиплащ похолодел.

Именно этого-то он и опасался…

Позади раздалось пыхтение, возня и шорох осыпающейся бетонной крошки — это Мамаша с трудом протиснула свои рыхлые телеса в узкую трещину в стене. Кое-как утвердилась на ногах и, близоруко щуря глаза, с недоумением уставилась на проклятый сейф.

— Что это? Какого черта?..

— Вот именно этот вопрос я и хотел вам задать, Мамаша! — в ярости прошипел Антиплащ. — Ну вот какого черта, а?..

— Это не тот сейф… — Мамаша растерялась. — Это… должен быть «Кайзер Голд»… я же сама видела…

— Макдак оказался вовсе не таким дурнем, как вы о нем думали, черт возьми. Что ж, этого следовало ожидать… Ничего удивительного… Сейфы «Кайзер Голд» Скрудж явно приобретал… ну, не для отвода глаз, но для каких-то иных, определенно не столь важных целей — и факт покупки ни от кого не скрывал. А этот гроб был куплен и установлен тайно, так, чтобы никто, кроме самых доверенных людей, об этом не знал. Макдак, конечно, подозревает о том, что вы (да наверняка и не только вы!) за ним следите, Мамаша — и не мог не принять дополнительных мер предосторожности. Глупо было этого не предполагать…

Мамаша молчала — только беззвучно открывала и закрывала рот, словно выброшенная на берег рыба. Она оказалась удивлена и потрясена не меньше Антиплаща, это было ясно — но растеряна куда больше.

— Эй, — раздался из трещины встревоженный голос Репейника, — в чем дело? Что у вас там?

— Ничего, — буркнул Антиплащ. — Давай сюда кейс.

Он принял из рук Бушрута протянутый в трещину черный чемодан и, опустившись на одно колено, раскрыл его на полу. Блеснули в свете фонарика стальные инструменты, отмычки и сверла.

— Ну, — пробормотала Мамаша, — ну ладно, признаю, Макдак оказался хитрее нас… Но, в конце-то концов, какая разница… разве ты не сумеешь вскрыть этот ящик? С твоим-то умением… и набором профессионального инструмента…

— Этот сейф нельзя сверлить, Мамаша.

— Почему?

— Помните, я говорил вам о том, что в современных сейфах стоят «ловушки для взломщиков»? Так вот, этот ящик — как раз из таких. Там, внутри, в дверной панели установлен кусок стекла. Если начать его сверлить, оно лопнет, расколется… и тогда сработает дополнительная защита. На несколько часов замок и дверца окажутся заблокированы намертво, их уже ничем не откроешь… Я вовсе не говорю, что не могу этот сейф взломать, но повозиться с ним придется изрядно. Сколько сейчас времени?

— Два тридцать шесть…

— Значит, у нас в запасе только десять-пятнадцать минут… Дьявол! — Он присел возле сейфа с фонендоскопом. — Как мало!.. Черт бы побрал этого старого хрыча Макдака с его грёбаной подозрительностью и вселенской паранойей...

Мамаша охнула.

— Что же нам теперь делать…

— Помолчите, а? Тут еще наверняка напичканы ложные кодовые диски… я должен отличить подлинные щелчки от… всех посторонних. Сидите тихо!

Мамаша замолчала. Помочь Антиплащу она ничем не могла — ей оставалось только стоять и смотреть, как, сосредоточенно морща лоб и прикрыв глаза, взломщик поворачивает ручку лимба — то вправо, то влево, то плавно, то резко, то вдруг замирает, внимательно прислушиваясь и кусая губы, и начинает продвигать лимб вперед буквально по миллиметру… Антиплащ взмок от волнения: механизм замка был коварен и сложен, щелчки при поворотах кодовых дисков слышались то глуше, то четче, много было лишних и неуместных — «ложных», и только богатый взломщицкий опыт позволял главарю вычленить из этого набора звуков главное и нужное — и отсечь пустые «обманки». К тому же опять некстати, как всегда в минуты душевного напряжения, начали напоминать о себе проклятые шрамы: запястья Антиплаща просто сводило судорогой — так, что слабели руки, кончики пальцев теряли чувствительность, и он не мог ощутить ничего, кроме этой проклятой, разливающейся по рукам дергающей боли. «Успокойся, — твердил он себе. — Успокойся, иначе ничего не выйдет... Ну же, неврастеник проклятый, возьми себя в руки! Дыши глубже! Глубже... Дыши... Ну?!..»

Ничего не помогало.

Его охватил ужас, граничащий с паникой.

Руки его были неуклюжими и чужими, словно купленными на барахолке, чертовы шрамы жгло огнем, пальцы тряслись и не слушались, воздуха не хватало, было дурно, муторно и совершенно невыносимо, и тогда...

...тогда он заставил себя собраться с силами; медленно, выдыхая сквозь зубы, перевел дух, сосредоточился, и, призвав на подмогу все своё воображение, представил, как его плеча ободряюще касается мягкая теплая рука Гейл... и (странное дело) это помогло — боль слегка откатилась, дышать стало легче, чувствительность вернулась, пальцы наконец «отмёрзли»... Он искоса посмотрел на Мамашу — заметила она его сумбурные панические метания или нет? Но ей (к счастью) не было до него никакого дела — её сугубо и трегубо интересовал только полученный результат. И Антиплащ негромко сказал:

— Шесть.

— Что?

— Шесть. Здесь шесть кодовых дисков, Мамаша. Шесть! Не четыре, даже не пять… Шесть чисел в комбинации, черт побери! Давайте блокнот.

Подсвечивая себе фонариком, он принялся набрасывать в блокноте систему координат. Мгновения утекали быстро: сорок минут третьего, сорок две, сорок четыре… В три часа последует «контрольный звонок» из Управления; если к этому времени взломщики не сумеют выбраться из бункера, им крышка. В десять минут четвертого Хранилище будет оцеплено тройным кольцом полицейских, Мамаша как-то очень хорошо это себе представляла… А Антиплащ все еще крутил ручку лимба, прислушиваясь к звукам внутри замка и время от времени что-то шипя сквозь зубы, соединял какие-то цифры в своем блокноте, торопливо вычерчивал график…

И Мамаша видела, как у него дрожат пальцы.

И не хотела этого видеть…

Наконец, без пятнадцати три, он вполголоса заговорил:

— Вероятные кодовые числа: 12, 26, 48, 59, 72, 94. Хорошо. Теперь дело за подбором комбинации… Давайте сюда генератор кодов.

Мамаша торопливо протянула ему похожий на черного краба хитроумный приборчик. Антиплащ установил его на лимб, ввел найденные числа — и генератор кодов мягко загудел, временами тихо попискивая и пощелкивая, подбирая нужную последовательность. Потирая запястья, Антиплащ оглянулся на Мамашу: он тяжело дышал, в глазах его мерцал яростный лихорадочный огонек, бледное взволнованное лицо блестело от пота. Стянув с руки одну из тонких кожаных перчаток, он тыльной стороной ладони вытер лоб.

— Сколько сейчас?

— Чуть меньше, чем без четверти три… Сколько времени уйдет на подбор комбинации?

— Не знаю… Шесть чисел — это тысячи вариантов… При условии, что эти числа определены правильно, без погрешности...

— Мы не успеваем!

— И что вы предлагаете? Все бросить и удирать несолоно хлебавши? Другого шанса у нас не будет, Мамаша.

— Но если эта штука… не подберет код в течение двух минут… — Мамаша похолодела. — Мы выйдем из Хранилища только в наручниках, Антиплащ!

— Эй! — раздался из трещины голос Репейника. — Что у вас там? Поторапливайтесь, пора отсюда выбираться…

— Я знаю! — яростно прорычал Антиплащ. — Заткнитесь, все! — Генератор годов все еще ровно гудел и пощелкивал, перебирая варианты пароля, и конца края этому гудению пока не предвиделось… Неужели и правда — придется все бросить и бесславно удирать? Сейчас, когда они буквально в шаге от своей цели?.. Антиплащ заскрипел зубами. Неужели всё, буквально всё было зря? Все его бессонные ночи, кропотливая разведка, бесконечное просчитывание всех деталей, волнение и нудная цепенящая боль в проклятых шрамах? Неужели весь его тщательно продуманный и подготовленный, выверенный по минутам, сердцем выстраданный план теперь пойдет прахом?

Ему смертельно хотелось курить.

Минуты текли. Генератор кодов невозмутимо щелкал. Ничего. Ничего! Трижды ничего!

Антиплащ тупо смотрел в блокнот, на найденные числа: 12, 26, 48, 59, 72, 94… По какому принципу Скрудж их подбирал? Просто от балды? Или они что-то для него значат?

— Что это за числа, Мамаша? — глухо спросил он. — Они вам ни о чем не говорят?

Миссис Гавс нервно вздрогнула. Кажется, она уже думала не о коде… Она уже готовилась к самому худшему — и думала о том, как бы благополучно удрать.

— Ты о чем?

— Эти числа… Почему Скрудж выбрал в качестве пароля именно их? Вы говорили, что хорошо его знаете… Ну-ка пораскиньте мозгами, может, поймете, чем именно Макдак руководствовался при вводе кода?

— Чем он руководствовался? Понятия не имею… Эти числа могут значить все, что угодно. От… от размеров его нижнего белья до «счастливых номеров» какого-нибудь старого лотерейного билета. Я… я не знаю… Он просто случайно их натыкал!

— Случайно? Такой педант, скряга и аккуратист, как Скрудж? Конечно, может, и так, но… сдается мне, это не в его характере. Какое-то определенное значение эти числа должны для него иметь. Но… На дни рождения это не похоже… На какие-то важные для Макдака даты? Годы? Телефонные номера? Позиции в списке «Форбс»? Или — что? Что? Ну же, помогите мне, Мамаша!

Мамаша нервно бросила взгляд на часы. Без десяти. Гудение генератора прекратилось. В окошке выскочила какая-то комбинация… но, не успели взломщики ей порадоваться, как она тут же исчезла — и мерное гудение прибора как ни в чем не бывало возобновилось снова: код был неверен…

С головы до ног Мамашу охватила мерзкая леденящая дрожь.

— Пора убираться отсюда… Ничего не выйдет! Мы проиграли…

— Нет! Эти числа… Они… Должна быть какая-то закономерность… Они похожи на… На что они похожи, Мамаша? На автомобильные серии… на номера газет… трамвайных билетов?.. Выигрышных чисел в рулетке?.. Домов?..

— Да отстань! Я не знаю! Ну не знаю я! Номера домов… что за бред… Что ты несешь? Ну каких домов, а? Хотя… погоди... На Кенни-маунт, 59, у Макдака отделение его банка.

Антиплащ схватил её за руку.

— Что?.. Что вы сказали?!

— По адресу Кенни-маунт, 59, расположено отделение «Банк Макдак Инкорпорейтед». Хранилище — это головной офис его компании, а отделения разбросаны по всему городу. Их…

— Сколько их? Сколько, Мамаша?

Мамаша лихорадочно вспоминала. Её трясло от волнения.

— Шесть! Их как раз шесть, Антиплащ!

— И вы знаете их адреса?

— Ну, ещё бы! Мне да не знать адресов скруджевских банков? Хмм! — Мамаша, прищурившись, бросила оценивающий взгляд на числа, записанные на листке блокнота. — Ну, конечно! Кенни-маунт, 59… Солт-бич, 12… Оушен-плейс… только не 72, а 73… Это адреса отделений его банка, расположенных в Даксбурге!

— Отлично, Мамаша! — Антиплащ ликовал. — Мы подвигаемся… Логично предположить, что Скрудж заносил их в пароль в хронологическом порядке… Какое отделение было открыто первым?

— На Сентрал-стрит, 26… это почти центр города…

— Дальше!

— Через год — на Оушен-плейс, 73, это на набережной… Потом… э-э… на Франс-авеню, 47. В этом же году — опять на Сентрал-стрит, 94. А два последних были открыты недавно, почти одновременно… Кенни-маунт, 59, и Солт-бич, 12… еще реклама была по местному каналу…

— Черт побери, Мамаша! — Антиплащ бросился к сейфу и, сорвав с лимба все ещё равнодушно гудящий генератор кодов, торопливо принялся вводить числовую последовательность. — Значит, комбинация такова… 26… 73… 47… 94… 59... 12... Ну-ка, ну-ка… — Он схватился обеими руками за ручку сейфа и с силой её повернул...

Ничего. Ничего не произошло. Проклятый ящик оставался глух, холоден и ко всему равнодушен, точно саркофаг древнего фараона. И столь же незыблем и неприступен...

— О, нет! — Мамаша застонала, в отчаянии ломая руки. — Все не так! Не так! Мы ошиблись! Все пропало!

— Замолчите, вы!.. — Антиплащ взволнованно кусал губы. — Два последних отделения были открыты почти одновременно... два последних числа... надо поменять местами... попробуем по-другому! 26... 73... 47... 94... 12... и 59... Ну же! — Он судорожно выдохнул, трясущейся рукой утер пот со лба и, на секунду задержав дыхание, резко крутанул ручку сейфа.

Раздался едва слышный щелчок.

Дверца медленно открылась.

Взломщики на секунду онемели...

— О боже! — Мамаша взвизгнула. — Боже мой! Боже мой, ты только посмотри!!! Мы все-таки сделали это!

— А вы еще во мне сомневались? — Антиплащ торжествующе захохотал. — Давайте сумки, Мамаша.

— Эй! — крикнул из трещины Бушрут. — Выбираемся! Быстрее! Время — без пяти!

— Сейчас, сейчас… — взломщики торопливо потрошили сейф. Он имел два отделения: наверху лежали какие-то футляры, шкатулки, ларцы, коробочки; Антиплащ посрывал с них крышки — и в свете фонарика ярко блеснуло золото, изумруды, рубины, бриллианты… Это было Ожерелье Клеопатры... и еще какое-то ожерелье, и колье, и браслеты, и подвески, и перстни, и прочие побрякушки, и еще какие-то драгоценности — но разбираться в них сейчас не было времени: грабители торопливо, небрежной кучей ссыпа́ли их в приготовленную спортивную сумку. В нижнем отделении сейфа не хранилось почти ничего: только пачка документов в голубой пластиковой папке и присоседившийся к ней черный невзрачный чемоданчик…

Мамаша живо потянулась к нему — но Антиплащ стоял ближе к сейфу. И потому успел схватить его первым.

— Что в чемодане, Мамаша?

— Откуда мне знать? Давай сюда, я его понесу…

— Я сам.

— Там все равно нет ничего ценного!

— Правда нет? Тогда какого черта вы так волнуетесь? — Антиплащ посветил фонариком ей в лицо. — Ай-ай-ай, Мамаша! Должен вас сразу предупредить, что я страшен в гневе. Право, если вы вдруг решите меня обмануть, я стану всерьез опасаться за вашу жизнь и здоровье.

— Ну, где вы там? — рявкнул из шахты лифта Бушрут. — Быстрее! Время на исходе!

Препираться и спорить было некогда; грабители бросились бежать, тем более что делать в опустошенной сокровищнице было больше нечего… Назад, назад — сквозь узкую трещину в стене, в шахту лифта, вверх по металлической лесенке, в коридор… Главарь схватил рацию. Время действительно было на исходе... За те несколько секунд, пока устанавливалось соединение, Антиплащ пять раз успел облиться холодным по́том: а что, если Квага, презрев приказ главаря и вовремя не дождавшись сигнала, решил удрать? Что, если, заметив подползающую к «критической точке» стрелку часов, он просто-напросто струхнул и поспешил подобру-поздорову унести ноги? Да и не только он... Громила и Обжора — они-то сейчас на месте? Или, потеряв веру в успех, тоже предпочли убраться восвояси, бросив незадачливых сообщников запертыми в бункере и предоставив им сомнительную радость разбираться с полицией? Хватит ли у Гавсов сил и мужества сражаться до последнего... и оставаться на посту до самого конца, каким бы он ни был?

К счастью, в динамике едва слышно щелкнуло.

— Квага? Это ты, черт тебя побери? Запускай лифт!

— А-а… Э-э… — Квага что-то невнятно промямлил в ответ, слова его были неразборчивы и едва слышны.

— Что?! Не слышу! Запускай лифт, немедленно! Ну!

— Это… оно, тут…

— Что?!

Но тут соединение прервалось, и без того стремящийся к нулю квагин голос окончательно смолк. Мамаша, Бушрут и Антиплащ с тревогой переглянулись. Что-то у Кваги явно было не в порядке, но что именно — они могли только предполагать… Рация молчала, кнопка приема не светилась, и шахта лифта по-прежнему была пуста и темна — вызволять грабителей из проклятого Хранилища явно никто не собирался...

* * *

Оставив Антиплаща, Бушрута и Мамашу в бункере, Квага тотчас же, как и было велено, поднялся в лифте на последний, третий этаж банка и вышел в длинный темный коридор. Как раз в этот момент Антиплащ, видимо, открыл двери шахты, потому что лифт обесточился, и так — с распахнутой пастью — и замер за спиной Кваги: теперь следовало подняться на «технический этаж», то есть чердак, где располагалось все лифтовое хозяйство, и вновь его запустить. Подсвечивая себе фонариком, Квага двинулся по коридору в поисках лестницы на чердак: «Она там, — туманно пояснил ему Батарейка, — ну, где-то там… в конце коридора». Мегавольт и сам видел эту лестницу только нарисованную на плане.

Длинный проход был темен и пуст. По правую и левую руку тянулись глухие, безо всяких надписей запертые двери, темные и зловещие — точно в неком мертвом доме или заброшенной психбольнице; если бы не пятно фонарика, весело прыгающее по полу и стенам, Кваге стало бы и вовсе не по себе. Он бежал рысцой — помнил, что времени у него не так уж и много, — и вскоре уперся в нужную лестницу; шагая через две ступеньки, поднялся на «технический этаж». Железная дверь, разумеется, была заперта, так что пришлось, зажав фонарик в зубах, еще пару минут повозиться с отмычками — но наконец все препятствия были благополучно преодолены, и Квага оказался собственно в лифтовой — и обомлел…

«Да там все просто», — беспечно говорил ему Мегавольт. «Да там стоит такая штука — модуль управления лифтом, — говорил Мегавольт, — и тебе надо всего-навсего ввести на клавиатуре нужный код и повернуть рубильник». «Да это полная ерунда — ты сам все увидишь и поймешь», — говорил Мегавольт. Ну да, ну да. Квага действительно сам все увидел — и понял, что вот ни фига не понимает.

Перед ним был громадный железный блок со множеством загадочных тумблеров, кнопочек, экранчиков и рычажков. Бледно мерцали желтоватые лампочки, перемигивались разноцветные огоньки, светилась красная надпись на небольшом экране: «Внимание! Ошибка!». Тут же, рядом, находилась клавиатура и целый сонм непонятных кнопок, регуляторов, загогулин и переключателей. Рукой, мокрой от пота, Квага извлек из кармана клочок бумаги, данный ему Мегавольтом, и развернул его на ладони.

Не было никаких пояснений, только буквы и цифры: «MO98ZI06S». Видимо, это и был код отмены ошибки… Слизывая солоноватый пот, текущий по верхней губе (в лифтовой было жарковато), Квага торопливо набрал пароль на клавиатуре:

«MO98ZI06S»

Модуль отреагировал тотчас же:

«КОД НЕВЕРЕН».

Какого черта? Может, Квага ошибся в каком-то знаке? Ежесекундно сверяясь со шпаргалкой, он опять набрал ряд чертовых цифр…

«Код неверен». Неверен. Ха-ха. Неверен, черт побери!

Значит, Мегс в чем-то ошибся? Неправильно записал код? Забыл его? Не знал? Может, у Скруджа и лифт защищен какой-нибудь супер-пупер хитроумной охраной? Будь здесь Мегавольт, он, конечно, разобрался бы, в чем дело, в крайнем случае запустил лифт «собственной» энергией… но Мегавольта здесь нет. Нет! Нет!!! Он, Квага, остался один-одинешенек перед этим загадочным электронным монстром, и от него, от Кваги, зависит сейчас удача и успех всей затеи…

Стены покачнулись у бедняги перед глазами.

«M. O. 9. 8. Z. I. 0. 6. S.»

«Код неверен».

Квага готов был зарыдать от ужаса. Ну где, где, где ошибка?! Где? Где?!

Негромко запищала до сих пор молчавшая рация. Ах, черт, Квага совсем о ней позабыл — и, вытаскивая приборчик из чехла, едва не выронил его из потных рук — так они у него тряслись от волнения и шока.

Это был Антиплащ.

— Квага! Это ты, черт тебя побери? Запускай лифт!

— А-а… Э-э…

— Что?! Не слышу! Запускай лифт, немедленно! Ну!

— Это… оно, тут…

— Что?!

Радиосигнал (к счастью!) оборвался, отсек от Кваги разъяренного главаря — но зато подал ему единственную разумную мысль, за которую он тотчас же ухватился с отчаянной цепкостью утопающего. Вновь включил рацию... Хрипло крикнул сквозь шум и свист эфирных помех:

— Балбес. Балбес!..

К счастью, связь установилась почти сразу. Балбес откликнулся сию минуту:

— Что?

— Дай Мегавольта, живо! — гаркнул Квага — и чуть не обмяк от облегчения, услышав в динамике далекую, но такую знакомую скрипучую скороговорку:

— Квага? Ты чего?

— Мегс! Код неверен! — выкрикнул Квага — и был в его дрожащем голосе неописуемый ужас пятилетнего малыша, безнадежно потерявшего в равнодушной толпе любимую маму.

— Что? — Мегавольт явно озадачился. — Не может быть! Ты все правильно ввел?

— Да! Да! А он мне пишет «неверно»! «Неверно!» «Неверно!»

Мегавольт молчал. Растерялся? Задумался? Просчитывал варианты? Боролся с искушением выключить рацию?

— Не понимаю… — пробормотал он наконец. — Может, блокировка какая-нибудь… Ты как вводил? Большими буквами?

— И большими, и маленькими! По всякому уже! «М», «О»…

— Стой, стой! Какое «М»? Первое — «S»! Это символ ошибки.

Квага замер.

— Почему «S»? У тебя же написано «М», потом «О»… «S» — последняя!

— Не последняя, а первая! Идиот! — Где-то там, далеко, в сером фургоне, Мегавольт коротко застонал от досады; против воли Квага представил себе его бледное рассерженное лицо... как он яростно сопит, дергает себя за кончик носа, хмурит тонкие бесцветные брови и гневно бьет себя кулаком по колену. — Ты, это... Переверни записку, кретин! Ты держишь её вверх ногами!

— Что... — Квага обомлел. Перевернул записку — и все понял…

«S90IZ86OW».

Ну кто же виноват, что чертовы буквы и цифры подобрались таким образом, что их можно было прочесть и так, и этак!

Но теперь, по крайней мере, все было ясно, как дважды два... Едва попадая пальцами по клавишам, Квага набрал на клавиатуре правильный код и, мельком бросив взгляд на табло, где (слава богу!) наконец зажглась вожделенная надпись «Система запущена», бросился вон из лифтовой. Чуть ли не кубарем скатился с лестницы, сломя голову промчался по длинному темному коридору, влетел в лифт и нажал кнопку самого нижнего этажа…

Часы показывали пять минут четвертого.

Часы (Громила время от времени светил на них фонариком) показывали без четверти три.

Через пять минут (вполне ожидаемо) они покажут уже без десяти.

Если к этому времени Репей, Мамаша и белобрысый не выберутся из бункера, то…

То что?

Громила не уставал задавать себе этот вопрос.

В три часа последует «контрольный звонок» из Управления, и ответить на него должен кто-то из охраны… Но оба охранника были сейчас не в состоянии отвечать на вопросы: младший все еще был без сознания, а старший… тот, которого Громила оглушил возле ворот… Старший на какую-то минуту очнулся. Нависнув над ним угрожающей черной глыбой, Громила светил ему фонариком прямо в глаза, стараясь его ослепить.

— Ты! Позвонишь в Управление и скажешь, что тут у вас все о'кей, понял?

— Да пошел ты… с-сука! — пробормотал Симпсон. Щурясь и моргая, он, твердо сжав губы, смотрел на Гавса-старшего исподлобья — и было в его взгляде столько враждебности, ненависти и отчаянной решимости, что Громила понял — подпускать его к телефону ни в коем случае нельзя: этот тип не даст себя запугать даже под дулом пистолета. Он — один из тех прописных идиотов, для которых долг, честь и совесть превыше даже собственной жизни. Ну да, ну да...

Поэтому пришлось вновь дать ему дубинкой по зубам и уложить отдыхать — пока он не очухался настолько, чтобы разглядеть налетчиков во всех подробностях. Хоть Громила и Обжора и были в масках и безликих зеленых комбинезонах от "Даксбург энерго", пренебрегать мерами предосторожности определенно не следовало.

Обжора, сопя, сидел за столом, вполглаза наблюдая за братом — разборки Громилы с охранником его совершенно не интересовали. Его интересовало другое… Прямо перед ним, на тарелке, лежали шоколадные пончики, которые Симпсону так и не довелось съесть на ужин — и дразнили Обжору заманчивым, аппетитным, совершенно обольстительным видом... Он взволнованно ёрзал на стуле, не сводя с них глаз, и ноздри его едва заметно подрагивали, втягивая исходящий от свежих пышечек сказочный аромат… О, боже!

Пончики. Шоколадные. Ма так давно не покупала ему это волшебное лакомство! Обжора мысленно облизнулся; он старался отвлечься, смотреть куда угодно — в стену, в окно, на потолок, но все было безрезультатно: взгляд его, будто намагниченный, то и дело притягивался к злосчастной тарелке…

Громила, видимо, заметил его мучения.

— Не вздумай тут ничего жрать, понял? Нам только не хватало в неприятности влипнуть из-за твоего ненасытного брюха!

— Ага, — пробормотал Обжора. Вздохнул. И закрыл глаза, но это не помогло, шоколадный пончик тут же предстал перед его мысленным взором — во всех подробностях: свежий, мягкий, политый темной глянцевитой глазурью и посыпанный разноцветной сахарной крошкой. Сопротивляться этому видению было невозможно, немыслимо… Его Величество Пончик был неотразим и великолепен. Обжора жаждал его всем своим существом, жаждал обладать им, ласково обнять его пальцами, вонзить зубы в пышный воздушный бок и ощутить во рту нежный, тающий на языке вкус… Это было невыносимо. Это было мучительно. Это было непреодолимо... Наверное, от переживаний Обжора на какой-то миг просто потерял сознание — потому что, придя в себя, внезапно обнаружил, что уже успел не только взять ближайшую пышечку в руку, но и откусить от неё порядочный кусок...

— Дебил! — Громила, подскочив, дал ему крепкий подзатыльник, выхватил из рук братца остатки пончика и швырнул их в мусорное ведро. — Какого черта? Я же тебе сказал — ничего не жрать!

— Ну, — пролепетал Обжора, — я нечаянно... я же только маленький кусочек… Чего ты прыгаешь, как ненормальный?

— А то! Уже почти три часа! Где там пропали эти идиоты?!

Три часа? Обжора невольно посмотрел на циферблат — и понял причины волнения старшего брата.

— Ждем еще пять минут — и уматываем, — злобно процедил Громила. — Больше времени нет…

Обжора растерялся.

— А как же… ну, остальные? Антиплащ и зеленорожий… И Мамаша с ними…

— Мамаша… В том-то и дело… — Громила помрачнел. На мутанта и белобрысого ему было наплевать, но вот Мамаша… Ну какого черта они там застряли?! Они должны были выбраться из бункера самое позднее — без десяти три… Что, что пошло не так? Может, всё уже безнадежно провалено, взломщики попали в одну из коварных скруджевских ловушек и не могут из неё вырваться? Может, уже пора делать ноги? Что там вообще происходит? Ответа на этот вопрос не было: старая, слабенькая рация только хрипела и сипела, как ни пытался Громила настроиться на нужную волну — слишком глубоко под землей находился депозитарий, чтобы туда мог дотянуться сигнал простенького прибора, не рассчитанного на преодоление многих метров бетона, железа и плотного каменистого грунта.

— Нечего было экономить на рациях, я тебе давно это говорил! — сердито проворчал Обжора. — Надо было настоящую японскую технику покупать, а не дешевую китайскую подделку. Да еще и подержанную...

— Заткнись! Я тебе что — миллионер? — Громила нервно бросил взгляд на часы. Без пяти… Ну что же делать, что, что?! Бежать? Ждать… чего ждать? Пока сюда нагрянут копы? Они и так торчат в Хранилище уже слишком долго… Провалился идиотский план этого белобрысого, что-то где-то пошло не так, в чем-то он просчитался, падла, сволочь, чмо тупое нахальное… но почему Громила должен отвечать за его дурацкие ошибки? Вот почему, а? Да пропади оно все пропадом и гори синим пламенем! Не стоило вообще это дело затевать... И тем более связываться с этими сен-канарскими имбецилами…

На столе громко запищал городской телефон.

Громила подпрыгнул от неожиданности. Вместе со стулом.

Обжора испуганно вытаращил глаза.

— Оно, это… оттуда?

Разумеется, оттуда! Из полицейского участка… Громила бросил взгляд на часы. Без двух минут три! Какого черта они звонят так рано, у них еще было две минуты в запасе…

Телефон все еще верещал — гудки тянулись мучительно долго, нудно, невыносимо, точно приступы зубной боли. Девять, десять, одиннадцать… на двенадцатом гудке телефон наконец смолк. Гавсы примерзли к полу. Против воли Громила вообразил себе дежурного из участка, как тот сидит за столом и, недоумевая, нетерпеливо барабанит пальцами по аппарату, потом прижимает трубку к плечу и оборачивается к напарнику: «Никто не отвечает. Странно… Заснули они там, что ли?». «Позвони еще раз, — лениво отзывается напарник. — Если опять не ответят, ну… придется выслать патруль». И дежурный вновь набирает знакомый номер…

Дзы-ы-ы-ынь! Дзы-ы-ы-ынь! Даже вот так — дзы-ы-ы-ынь??! Громила как в воду глядел — проклятый телефон ожил снова. Сейчас, когда гудки смолкнут, дежурный, уже ни в чем не сомневаясь, протянет руку и нажмет на кнопку вызова бригады. И тогда…

Прежде, чем Громила успел додумать эту мысль до конца, Обжора — Обжора! — подскочил к напористо гудящему аппарату и поднял трубку.

— С вами. Говорит. Автоответчик. Неполадки. На линии. Неполадки. На линии. Приносим. Извинения. За временные. Неудобства. Неполадки. На линии. — Он громко пискнул, имитируя сигнал автоответчика, потом нажал кнопку отбоя и положил трубку на стол. Она разразилась короткими отрывистыми гудками… Неполадки на линии, ага, типа того... Ну, типа из-за грозы...

Ухмыляясь, Обжора победно посмотрел на брата.

— Ч-черт, — прошипел Громила. Ничего другого на ум ему не приходило.

— Как думаешь, это их успокоит?

— Скорее — озадачит. Интересно, надолго ли?

Может быть, «неполадки на линии» действительно на какое-то время объяснят дежурным в участке, почему нет соединения, и дадут грабителям небольшую отсрочку? Но — какую? Две, три, пять, десять минут? Рано или поздно сюда все равно нагрянет патруль… Стоит ли его дожидаться? Или пора — пока еще есть время — подобру-поздорову уносить задницы?

Где-то в конце коридора едва слышно звякнул лифт. Застучали по полу торопливые шаги нескольких пар крепких ног… Господи, наконец-то!

Громила и Обжора выскочили навстречу бегущим. Мамаша, белобрысый, Квага и Бушрут — все были в сборе. Квага и Антиплащ тащили в руках тяжелые сумки.

— Что за черт, — простонал Громила. — Где вас леший носил? Почему так долго?

— Макдак оказался хитрее, чем мы о нем думали! — крикнула на бегу Мамаша. — Потом, потом! Сколько времени? Пора сматываться!

— Ну, еще пять минут у нас есть…

Грабители выскочили из здания и бросились к желтому грузовичку «Даксбург энерго». Ворота были открыты, дорога, уходящая к городу — темна и пустынна… Пока. Громила прыгнул за руль, Мамаша вскарабкалась в кабину, остальные забились в тесный кузов. Громила повернул ключ зажигания, и...

Тишина. Только едва слышно, вхолостую, щелкнул стартер. Громила похолодел.

— Ну, в чем дело? — Мамаша смотрела на него округлившимися глазами.

— Не знаю… Не заводится… Дьявол! — Изо всей своей богатырской силушки Громила вломил кулаком по приборному щитку. И это помогло: видимо, какой-то отошедший контакт встал на свое место, стартер провернулся, мотор яростно взревел… Грузовичок рванул к воротам, к выходу со двора, вниз по длинной, обсаженной тополями Гиллфорд-стрит, навстречу мрачной грозовой тьме, по-прежнему клубящейся над горизонтом…

— Слышишь? — пробормотала Мамаша.

— Что?

— Сирены…

Действительно — спереди, из лабиринта темных городских улиц донеслись пока еще отдаленные, но быстро приближающиеся завывания полицейских сирен. Они… копы… едут сюда? Громила обмер. Значит, дежурные из участка все-таки вызвали к Хранилищу патруль, наивная хитрость Обжоры ни на грош их не обманула… О, дьявол!

По левую руку мелькнула боковая дорога — та самая, где часом раньше Балбес прятал фургон перед нападением на желтый грузовичок. Громила не успел даже ни о чем подумать, как руки его сами выкрутили руль — и, нырнув в густую темноту под развесистые деревья, фургончик «Даксбург энерго» затаился там беззвучно и тихо, точно оробевшая мышь в норе. Громила приглушил двигатель и выключил фары… Заметят их, или нет? Заметят или нет?

Мелькнул на дороге яркий свет фар. Белая полоса скользнула по асфальту, провыла сирена, негромко прошуршали шины… мимо. Мимо! Спасибо мгле и тучам, вновь затянувшим небосвод — в непроглядной ночной темноте полицейские не заметили прячущийся под деревом желтый грузовичок, да было им сейчас и не до того, чтобы разглядывать окрестности — патрульная машина промчалась к безмолвному, погруженному во тьму Хранилищу. Сейчас копы войдут внутрь, найдут оглушенных охранников, пролом в стене бункера и взломанный сейф — и разразится гроза…

А если они объявят по городу план «Перехват»?

Громила стиснул зубы. Надо было торопиться… Вниз, вниз, по темной Гиллфорд-стрит, по гладкому полотну серого асфальта, первый поворот направо — в короткий переулок, на узкую грязную улочку, ведущую в район промышленной зоны. В условленном месте, в перелеске на выезде из города, грабителей ждал серый фургон; Громила затормозил так, что визг тормозов, наверное, был слышен в соседнем квартале. Желтый грузовичок качнуло, из кузова послышался грохот, проклятия и звуки падения тяжелых, отчаянно чертыхающихся тел…

— Тише ты, козел! — простонал Квага, с усилием откатывая в сторону увесистую дверь, вываливаясь из кузова и потирая пострадавшие места. — Мешки с цементом везешь, да?

От серого фургона навстречу грабителям уже бежал взволнованный Мегавольт.

— Господи, наконец-то! Какого черта вы так долго? Мы уже начали думать, что что-то не в порядке…

— Некогда объяснять, потом! — гаркнул Антиплащ. — Живее, живее, выпрыгивайте, обормоты, и вытаскивайте добычу... Громила! Разберешься с телегой?

— А то! — Громила задергал рычаги управления.

— Осторожнее, ради бога! — простонала Мамаша.

— Всё о'кей, Ма! За кого ты меня принимаешь?

Чуть в стороне от дороги находился глубокий песчаный овраг, по дну которого бежала небольшая речка; Громила отогнал желтый грузовичок "Даксбург энерго" до ближайшего поворота, развернул его носом к песчаной яме и, пустив двигатель на минимальную скорость, на ходу выскочил из кабины... Никем не управляемая, желтая машинка, подминая под себя траву и низкий кустарник, скользнула к оврагу и тяжело перевалилась через травянистую кромку. Заскрежетало сминаемое железо, затрещали внизу ломаемые кусты, шумно всплеснулась вода в речке — и все стихло; подельники осторожно заглянули через край оврага...

Маленький грузовичок завалился набок и медленно погружался в речушку, которая в этом месте была неширока, но достаточно глубока: желтая машина утонула в ней почти полностью, через минуту над мутной водой, будто хребет диковинного морского животного, остался торчать только верхний ребристый край кузова. Потирая запястья, Антиплащ удовлетворенно кивнул.

— Отлично. Обнаружат его не сразу, а когда обнаружат, то внутри все будет здорово попорчено водой... Ну, здесь больше делать нечего. Все — в фургон! И сидите тихо, как будто вы и впрямь мешки с цементом, понятно? Я — в кабину, теперь моя очередь ехать с комфортом. Балбес! Двигай по окружной — это безопаснее, чем пилить по городу. Как только поднимется шухер, копы перекроют все дороги…

Балбес не спорил.

Время подбиралось к половине четвертого утра — ранний июньский рассвет был близок, и небо на востоке вскоре должно было посветлеть, если бы его по-прежнему не закрывали грозовые тучи, которые, казалось, никак не могли решить, быть сегодня в Даксбурге дождю, или нет. Балбес, судорожно вцепившись в руль, гнал фургон на максимально возможной скорости, Антиплащ, сунув вспотевшие ладони подмышки, угрюмо смотрел на проносящиеся мимо полосатые дорожные столбы. Неприступный белый сфинкс, посрамлённый и потерпевший поражение в короткой, но отчаянной схватке, с каждой минутой оставался все дальше и дальше... Дельце завершилось успехом, но почему-то главарь абсолютно не чувствовал радости по этому поводу — была только усталость, опустошенность, осознание очередной утраченной жизненной цели, какая-то странная сосущая тоска… Или радость, воодушевление и упоительное осознание удачи придут потом, позже? Когда уже все — абсолютно всё! — останется позади, и утихнет ноющая боль в проклятых шрамах, и нервы его уже не будут болезненно трепетать, как натянутая, готовая вот-вот лопнуть струна? Антиплащ перебирал в уме события прошедшей ночи, пытаясь сообразить, какие следы оставили за собой взломщики, и удастся ли полиции эти следы обнаружить… Свидетели? Вряд ли они многое смогут рассказать... Какие-то случайные, незамеченные улики? Отпечатки пальцев? Все было как будто чисто, но… Во всяком случае, теперь уже ничего изменить нельзя — по крайней мере, грабителям удалось уйти из Хранилища не с пустыми руками... Догадается ли Черныш о том, кто сумел проникнуть в недосягаемую гранитную цитадель и "взять" коварный скруджевский сейф, э? Антиплащ усмехнулся про себя, представив ошеломленную физиономию Скруджа — в тот момент, когда ему доложат о том, что взломано не только его неприступнейшее Хранилище, но и — ха-ха! — личный секретный тайник! Нет, не хотел бы Антиплащ оказаться тем человеком, которому придется преподнести Макдаку эту невеселую новость…

— О, черт! — вдруг прошептал Балбес.

— Что такое? — Антиплащ поднял голову. И сердце у него оборвалось…

Свет фар выхватил из темноты машину патрульной службы, стоявшую на обочине. И офицера дорожной полиции, который как раз в эту минуту взмахнул жезлом, приказывая мчавшемуся по шоссе серому фургону прижаться к краю дороги и остановиться…

— Дьявол! — Балбес, кажется, растерялся, не зная, нажать то ли на педаль тормоза, то ли газа…

— Останови, — процедил Антиплащ.

— Что? — Балбес оторопел. — Какого черта?..

— Я сказал — останови! Это обычная проверка… К чему нам привлекать к себе подозрения?

— А если они уже получили ориентировку?!

Антиплащ повернул голову и внимательно посмотрел на Балбеса. Истеричка чертова! Если он будет так потеть, трястись и подскакивать от каждого слова, то неминуемо провалит все дело.

— Не дури. Никто нас не видел, какая ориентировка? Документы на фургон при тебе? Давай их сюда и сиди тихо. И сними наконец маску, придурок! Этого типа я беру на себя.

— Что? — В карих, как у коровы, круглых глазах Балбеса мелькнул неподдельный испуг. — Ты же сам говорил — никакой мокрухи…

К окошку подошел полисмен в серой форме дорожного патруля, отдал честь, коснувшись кончиками пальцев козырька темной полицейской фуражки.

— Офицер Стивен Майлс, проверка документов. Позвольте ваши водительские права.

Балбес, часто (слишком часто!) облизывая губы, молча протянул копу права, автомобильное удостоверение и страховой талон. Майлс, перебирая их в руках, посветил на них фонариком. Антиплащ очень надеялся, что острой нервозности Балбеса коп не заметит.

— Откуда едете? — равнодушно спросил Майлс.

— Тут… с одной фермы с Пламмерс-крик, — неопределенно отозвался Антиплащ — прежде, чем Балбес успел открыть рот для ответа. — А в чем дело, офицер? Что-то не в порядке?

Майлс не менее неопределенно пожал плечами.

— Случилось… кое-какое происшествие в городе. Велено задерживать все подозрительные машины.

— А мы что, — Антиплащ непринужденно усмехнулся, — правда похожи на «подозрительных», а?

— Доверяй, но проверяй. — Майлс со вздохом вернул Балбесу документы. — Можно взглянуть, что у вас в кузове?

— Э-э… — Антиплащ поперхнулся. — Видите ли…

— Да? Какие-то проблемы?

— Нет-нет! Никаких! Если уж это так необходимо…

Он медленно открыл дверцу кабины. П-проклятие, ну что за настырный попался коп! Неужели и впрямь придется вломить ему кирпичом по затылку и затолкать в багажник его же собственной патрульной машины? Он видел и Антиплаща, и Балбеса, и впоследствии как пить дать опишет ищейкам их приметы… О, черт, неужели тут действительно без мокрухи не обойтись? Балбесу, видимо, пришла в голову та же мысль, Антиплащ слышал, как он тяжело и взволнованно сопит за его плечом…

Главарь бросил на него предостерегающий взгляд. Распахнул дверцу кабины, выпрыгнул на асфальт и, вскрикнув от боли, поджал левую ногу, тяжело привалившись плечом к серому боку фургона.

Майлс, уже ушедший вперед, к запертым дверцам кузова, на секунду обернулся и с головы до ног облил его белым светом фонарика.

— Что такое? Что с вами?

— Я… ничего… кажется, ногу подвернул… Ох ты, черт! — Антиплащ сделал неуверенный шаг вперед и, со стоном втянув воздух сквозь зубы, крепко вцепился рукой в стенку фургона. — Простите, офицер…

— Ничего, ничего. Бывает. — Майлс вернулся, подошел ближе и поддержал его под локоть. — Не беспокойтесь, раз такое дело, я сам загляну в кузов. Или пусть ваш напарник мне подсобит… Это же пустая формальность, не более того...

— Да-да, конечно, я понимаю… Загляните, в чем же проблема… Только вы там, это… поаккуратней. Мы… — Антиплащ перевёл дух: надо было отчаянно и безоглядно идти ва-банк. — Мы, знаете ли, навоз с фермы везём…

— Навоз? — Коп остолбенел. Он как будто растерялся на секунду. — Какой навоз?

— Да самый обыкновенный — конский, коровий… — Антиплащ поморщился от боли. — Разных сортов, так сказать. Сдаём на переработку на фабрику удобрений, частным порядком, без накладных — лишний грошик в хозяйстве никогда не помешает. Мы обычно с вечера его развозим, а сегодня вот припозднились ненароком… но сырье-то в цехе к утру должно быть, поэтому в последний рейс ночью и пришлось ехать… вот оно как получилось… ведь правда, Сэмми? — Он быстро метнул на Балбеса многозначительный взгляд.

Тот, к счастью, все-таки сумел собраться с духом и согласно кивнул головой в ответ:

— Ну, это, того... Угу.

Майлс явно пришел в замешательство.

— Э-э, понятно… Значит, навоз…

— Ну да. — Антиплащ виновато улыбнулся. Только бы никто из «навоза» не вздумал сейчас чихнуть! Впрочем, в кузове было тихо — сквозь тонкие стенки фургона, несомненно, было прекрасно слышно всё, что происходит снаружи. — Заказов сегодня оказалось так много, что мы даже машину толком не успели помыть… Но, конечно, если вы не из брезгливых…

— Э-э… э-э, вот как… значит, не успели помыть… э-э... Как ваша нога?

— Пока не отвалилась...

— И все же, наверно, вам стоит как можно быстрее сделать рентген... Ладно уж, так и быть, поезжайте без досмотра, сделаю вам поблажку… Исключительно заботясь о вашем здоровье, мистер...

— Томас Браун меня зовут... Спасибо вам, офицер! Вы очень любезны! Вы в каком участке служите? Обязательно напишу вам благодарность за проявленное участие и внимание.

— Да бросьте, не стоит. — Майлс помог Антиплащу вскарабкаться в кабину и, вновь лихо, прямо-таки с удовольствием козырнув, отступил на шаг. — Всего хорошего, господа, доброго пути.

— Благодарю вас! И вам того же! — любезно улыбаясь, Антиплащ захлопнул дверцу кабины. Трясущейся рукой. И толкнул в бок обомлевшего, словно мокрая мышь, испуганного Балбеса, который сидел рядом ни жив ни мертв. — Ну? Отомри! И жми на газ, пока он не передумал!

К счастью, Балбес не заставил главаря повторять дважды…

— Макдак у себя? — хмуро спросил Черный Плащ.

Ричардс покосился на него нервно, с таким плохо скрытым ужасом, трепетом и сочувствием, с каким смотрят на заведомого смертника.

— Да. С семи утра, как вернулся из Денвера, сидит в своем кабинете. Только отгавкивается от репортеров… Старик сегодня явно не в настроении. Впрочем, его можно понять…

Это Черный Плащ знал и без Ричардса. Безопасности ради следовало бы в ближайшее время вообще обходить Макдака десятой дорогой, но деваться Дрейку было некуда, положение обязывало… поэтому он поднялся из Хранилища на второй этаж и постучал в крепкую дубовую дверь скруджевской берлоги.

Скрудж — бледный и осунувшийся, как-то разом удручающе постаревший, совершенно больной от волнения и потрясения — сидел за столом, подперев щеку рукой, и рассеянно складывал перед собой столбики из долларовых монеток. При звуке открывшейся двери он поднял голову и равнодушно взглянул на вошедшего. В кабинете царил полумрак, шторы были опущены, и Дрейку показалось, что в комнате витает тонкий фруктовый аромат французского коньяка... Показалось.

— А, это вы, Черный Плащ. — Макдак устало откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. — Ну, что нового?

— Пока, к сожалению, ничего. Но осмотр продолжается, в бункере и на посту охраны до сих пор снимают отпечатки пальцев. Хотя, будем откровенны… Ограбление совершили явно не прохожие мальчики с улицы. Все было тщательно спланировано, и грабители постарались не оставлять за собой следов. Впрочем, это не значит, что их совсем нет.

— И вам удастся их обнаружить? Только не будет ли это слишком поздно, Черный Плащ, а? — Скрудж тяжело вздохнул. Потом поднялся, достал из нижнего отделения шкафчика пузатую бутылку «Хеннесси» и пару крохотных хрустальных рюмок и, зачем-то проглядев их на свет, водрузил на стол. — Присоединитесь, Дрейк?

— Нет, благодарю, — хмуро отозвался Дрейк. — Я не пью.

— Совсем?

— При исполнении, по крайней мере. Это, знаете ли, подрывает авторитет… и может не лучшим образом отразиться на результатах моей, э-э… бескомпромиссной борьбы с преступностью.

Скрудж, поправив пенсне, внимательно посмотрел на него.

— Вот оно что. А я-то, дурень, до сих полагал, что вы ведете бескомпромиссную борьбу не с преступностью, а против неё, Черный Плащ.

— Вижу, коньяк не пошел вам на пользу, — небрежно заметил Дрейк, — раз вы позволяете себе столь уж плоские и бородатые каламбуры, мистер Макдак.

Скрудж сделал вид, что не расслышал.

— Ладно, шутки в сторону. Что по поводу произошедшего говорят в ШУШУ? — отрывисто спросил он.

— В ШУШУ-то? Ну что там могут сказать хорошего… — проворчал Дрейк. Он поморщился — тема была больная и, по понятным причинам, вызывала у него непреодолимый приступ печеночных колик. Прочно, так сказать, сидела в печенках.

Скрудж метнул на него быстрый взгляд.

— Как по-вашему, грабители знали о том, что́ находится в чемоданчике?

— Судя по тому, что они рвались именно к этому сейфу, а не в депозитарий, видимо… да.

— Для того, чтобы попасть в депозитарий, им пришлось бы взламывать еще одну железную дверь, и они, быть может, просто решили не заморачиваться… Но предположим самое худшее — в деле замешана ВАОН?

— Видимо, так. Хотя наверняка пока сказать трудно. Все-таки сейф обнесли полностью… а там, помимо «объекта Икс» хранилось немало и других… занятных вещиц.

— Ну, с этим трудно не согласиться! — не удержался Скрудж. — И вещиц, и документов… Вы беседовали с охранниками?

— Да. Грабители заявились в Хранилище около двух часов ночи — под видом электриков из «Даксбург энерго».

— То есть эта авария на городской подстанции была делом их рук?

— Вполне возможно. — Дрейк чуть помолчал. — Потому что для простого совпадения это как-то уж слишком… невероятно.

— Вам удалось восстановить хронологию событий?

— Приблизительно. Авария на подстанции случилась около часа ночи, и весь округ остался без света. А спустя четверть часа вышел из строя и аварийный генератор в подвале Хранилища.

— Это более чем странно! Его недавно проверяли от и до, все было в полном порядке. Просто не могло не быть!

— А в чем причина поломки?

— Пока неизвестно, к сожалению… это в данный момент и пытаются установить… Черт возьми! — Скрудж досадливо застонал. — Неужели это тоже было… спланировано?! Не могу поверить… Неужели где-то среди моего персонала затесался предатель? Который вывел из строя генератор и впустил в Хранилище этих мерзавцев? Но… кто? Кто? Кто-то из обслуги? Служащие? Охранники? Этот мальчишка Билли Трейт? Симпсон? Не может быть… я знаю Симпсона более десяти лет… я доверял ему больше, чем самому себе! И вот... надо же... — голос старика едва заметно дрогнул, — внезапно получил такой удар в спину...

Удар в спину. М-да. Черный Плащ не придумал ничего лучшего, чем сочувственно вздохнуть в ответ. К чести Макдака следовало отметить, что переживал он не столько из-за пропавших побрякушек, сколько из-за мнимого или истинного предательства тех, кому до сих пор полностью, безоглядно и безоговорочно доверял... Это, безусловно, было достойно уважения и поддержки, но, увы, закалившись в боях с криминалом до пуленепробиваемой прочности и нарастив себе крепкую титановую шкуру, Дрейк слабо умел выражать подобные чувства.

— Давайте не будем делать поспешных выводов, мистер Макдак… Возможно, ваш Симпсон тут и ни при чем… Ему не было бы нужды звонить в Управление и докладывать о поломке генератора, если бы он был сообщником грабителей.

— Может быть, это всего лишь способ отвести от себя подозрения… В том, что грабителям был великолепно известен план Хранилища, вы же не будете сомневаться? И сейф… его не взламывали и не сверлили… его просто-напросто открыли, как… как обыкновенную коробку с конфетами! Ввели уникальный и единственно верный пароль!

— Мистер Макдак! Кто знал код сейфа… кроме вас?

И без того мрачный взгляд Макдака, исподлобья устремленный на Дрейка, при этом вопросе налился и вовсе уж не скрываемым раздражением.

— Никто! Это мой личный сейф, черт побери! Никто, кроме меня, не имел к нему доступа и уж подавно не мог знать кода! Никто!

— Что ж, — пробормотал Дрейк, — к сожалению, среди грабителей порой тоже встречаются виртуозы своего дела. Здесь явно работал профессионал… если это не кто-то из «новичков», нигде ранее не светившийся, в чем я лично почти не сомневаюсь, то рано или поздно мы, конечно, этого ловкача найдем… Но не буду кривить душой — дело очень серьезно, мистер Макдак. Почти катастрофично. И ухудшается с каждой минутой… Если «объект Икс» попадет в лапы ВАОН…

Кто-то робко постучал в дверь. Это был констебль, присланный с первого этажа.

— Черный Плащ, вы здесь? Ричардс просил вас спуститься. Они там кое-что нашли…

— Хорошо, — бросил Дрейк через плечо. — Я сейчас буду.

— Я с вами, — со вздохом сказал Скрудж. Он поднялся и, небрежно покачав бутылку с остатками коньяка в руке, припасливо спрятал её обратно в бар. — Нельзя же теперь безвылазно сидеть в кабинете, дуться на весь мир и посыпа́ть голову пеплом... и при этом бездумно лакать коньяк… К сожалению.

* * *

Пост охраны по-прежнему был опечатан. Хотя фотограф уже спустился в бункер, и криминалисты закончили основную работу — все вокруг было засыпано порошком для снятия отпечатков. Один из главных свидетелей (или подозреваемых?) — Симпсон, бледный и взволнованный, еще не до конца оправившийся от шока, сидел на стуле возле стола, удрученно опустив голову и время от времени нервно ощупывая кончиками пальцев чудовищную сизую шишку, вспухшую на подбородке — там, куда Громила от души приложил его дубинкой.

— Значит, — Ричардс деловито делал пометки в блокноте, — вы утверждаете, что грабителей было трое?

— Минимум трое, — хмуро поправил Симпсон. — Я, по крайней мере, видел троих. Но более чем вероятно, что их было больше… Двое остались здесь, остальные спустились в бункер.

— Те, что остались… вы можете их описать?

— Один был высокий, широкоплечий. Второй — пониже ростом, коротышка такой с брюшком… они были в комбинезонах и кепках от «Даксбург энерго». В масках.

— Вооружены?

— Да. У высокого был пистолет и резиновая дубинка. — Рука Симпсона вновь потянулась к пластырю на подбородке — и он торопливо, словно злясь на себя за это невольное проявление нервозности, её отдернул. — Он все время ругался, голос у него низкий, слегка с сипотой. А коротышка сидел вон там, возле стола… где вы сейчас сидите. Ах да, кстати, — он нервно, дергая щекой, чуть натянуто усмехнулся. — Вот интересно…

— Что интересно?

— Да так, ерунда… Я только сейчас заметил… — Он покосился на тарелку с засохшими пончиками, которая все еще сиротливо стояла на краю стола. — Вчера там было три пончика. А сейчас осталось два…

— Правда? — Черный Плащ небрежно прошелся по комнате и заглянул в мусорное ведро. — Оп! Смотрите-ка! — Он наклонился и рукой, затянутой в латексную перчатку, извлек из корзины остатки надкусанного Обжорой пончика. — Вот и ваша пропажа.

— Вы хотите сказать, — быстро спросил Ричардс, — что кто-то из грабителей решил, э-э, в процессе кражи мимоходом перекусить?

— Похоже на то…

— Отлично! Уже кое-что! — Черный Плащ хмыкнул и аккуратно вложил злосчастную пышечку в полиэтиленовый пакет. — Отправим-ка мы этот пончик на экспертизу, на нем наверняка остались следы слюны нашего славного вора-сладкоежки. А заодно проведем и анализ ДНК…

Скрудж вдруг захохотал. Ричардс и Дрейк, вздрогнув, оглянулись на него с недоумением. Вот оно, началось, мелькнуло в голове Дрейка, старый скряга окончательно съехал с нарезки… Взъерошенный и всклокоченный, с резкими движениями, с подскакивающим на носу пенсне, с бешеным блуждающим взором и лихорадочно поблескивающими глазами, Скрудж и впрямь производил впечатление законченного психа.

— Черт побери! — сквозь смех выкрикнул он. — Да я и без всякого анализа могу сказать, кто был этот «коротышка с брюшком»! Ну кто, кто не может удержаться от того, чтобы не набить своё ненасытное пузо даже на ответственном «деле»? Только Обжора, не иначе!

— Какой обжора?

— Обжора Гавс! Кличка у него такая… А тот, другой, высокий и плечистый, с сипатым голосом — наверняка Громила! Ну да, конечно! Братья Гавс… Это они были ночью в Хранилище! Но кто же тогда вскрывал сейф, неужели Балбес? Быть того не может!

— Почему?

— Потому что Балбес и шнурки у себя на ботинках не сумеет завязать без, гм… чуткого и чёткого руководства. Например, Мамаши… Так неужели это была Мамаша? Неужели глупая толстуха добралась-таки до моего сейфа?! — Взволнованно меряя шагами небольшую комнату, Скрудж нервно пощипывал бакенбарды. — Кстати, что там известно по поводу трещины в стене? Чем эти мерзавцы умудрились пробить фибробетон?

— Каким-то мощным взрывчатым веществом ограниченного радиуса действия… точнее пока сказать нельзя. Эксперты берут соскобы с поверхности бетона, на котором остались следы воздействия этого вещества. Кстати, — Дрейк щелкнул пальцами, — я с утреца эту трещину осмотрел и нашёл там пару синих шерстяных волокон словно бы из тренировочного костюма… Кто-то из грабителей не слишком-то, хм, бесследно в неё просочился.

— Ну, ничего удивительного, — вскользь обронил Скрудж, — Мамаша — барышня не из изящных и вряд ли умеет бесследно просачиваться в узкие бетонные щели… разве что продавливаться…

— Вы же говорили, что преступники были в рабочих комбинезонах от «Джи-Эй», — заметил Ричардс. — Или к Мамаше Гавс это не относится?

— Видимо, так, — сказал Дрейк. — Ребят из «Даксбург энерго» взломщики перехватили невдалеке от Хранилища, выгнали их из машины (её сейчас ищут) и заставили раздеться чуть ли не до порток. После чего облачились в их рабочую одежду. Вот только для мадам Гавс, по-видимому, подходящего размера попросту не нашлось. Поэтому она осталась при своих шмотках и подарила нам на память пару нечаянных ниточек… Но вернемся к месту проникновения. Ясно одно — оно было выбрано не случайно. Грабители прекрасно знали, что шахта лифта граничит со стеной Хранилища.

Скрудж в ярости рванул бакенбарды.

— Это в очередной раз служит подтверждением тому, что у них были подробные планы здания!

— Да.

— У меня один вопрос — как? Каким образом эти сведения оказались в их грязных лапах? Какая сволочь слила им эту секретную информацию, а?!

— А кто, кроме вас, располагал этими сведениями, мистер Макдак?

— Из тех, кого я не знаю, как облупленных, и не могу доверять на все сто процентов? Да вот, например, вы, Черный Плащ!

— Я?

— Да, вы! Черт побери! Вы же сами просили предоставить вам сведения о системе безопасности! А после этого… заметьте там в вашем блокнотике… именно после этого мой сейф оказался взломан, как… как дурацкий жестяной ящик для писем! Какое-то… настораживающее совпадение, Черный Плащ, вы не находите, а?!

Дрейк нахмурился. Подозрительность, внезапно загоревшаяся в мрачных, нездорово поблескивающих глазах Скруджа, ему определенно не нравилась. Да и поворот разговора был, мягко говоря, странным... и для самого Дрейка весьма неожиданным. Неужели...

Внутри него дрогнула тонкая ледяная струнка. От внезапной догадки, пришедшей ему на ум, ему стало не по себе.

— Я́ просил вас предоставить сведения о… Постойте, постойте! Вы ничего не путаете, мистер Макдак?

— Нет. Я ничего не путаю. Я пока еще в здравом уме и трезвой памяти, Черный Плащ… в отличие от вас. Ну же! В тот день, недели полторы назад, вас вызывали в Управление разбирать какие-то бумаги из ШУШУ. Но, поскольку эти злосчастные документы еще не поступили, вы вернулись обратно, и… В чем дело?

— Ни в чем. — Дрейк взволнованно потер пальцем подбородок. — Кроме того, что в тот день я действительно был в Управлении и не покидал его почти до вечера. Черт побери! Можете запросить данные местного пропускного пункта, я отмечался там при входе и выходе. Да меня видела уйма народу, я проторчал в Управлении с восьми утра до четырех часов пополудни, пока не разделался с последней бумажкой… В этот день я не появлялся в Хранилище, мистер Макдак!

Скрудж явно растерялся.

— Так! Не появлялись? — Побледнев, он в замешательстве закусил губу. — То есть… я не понимаю... это были не вы?

— Нет, не я.

— Но… тут что-то не вяжется... кто же тогда… — Макдак оторопел. — Я был уверен, что это вы!

— Нет. — Черный Плащ горько улыбнулся и покачал головой. Скрудж был смущен и растерян — но зато Дрейку всё отныне стало ясно, как дважды два... Чуть помолчав, он добавил со вздохом: — Впрочем, я догадываюсь, о ком вы говорите. Более того: теперь я знаю, кто вскрыл ваш сейф. Он… этот ваш любопытствующий посетитель… был очень похож на меня, верно?

— Ну да… Я, конечно, не приглядывался к деталям… Но у меня ни на секунду не возникло сомнений… Черт возьми, то же лицо, та же комплекция, та же манера разговора… тот же зверский апломб, в конце-то концов…

— Ну да, ну да. Апломб, говорите?.. Ну, ничего удивительного. Ничего другого не следовало и ожидать…

— Кто же был этот мерзкий тип?!

— Мой двойник.

— Что?..

— У меня есть двойник. Доппельгангер, если угодно — он так себя позиционирует. Вы что, никогда о нем не слышали? В Сен-Канаре он довольно известен именно как опытный медвежатник. Он специализируется на банковских сейфах.

— Ч... что? На банковских сейфах? То есть этот мерзавец и спланировал ограбление?.. Имел наглость явиться ко мне и потребовать у меня все сведения о системе безопасности? И я — я сам, по собственной глупости! — открыл ему все секреты?! О, нет! Нет!!! — Скрудж в ужасе схватился за голову. И огляделся с таким видом, словно искал наиболее подходящую стену, о которую можно было бы в отчаянии побиться затылком. — Да подавиться мне моим первым даймом! Почему вы меня не предупредили, Черный Плащ? Почему не предупредили, а?! Я же не спец по вашим сен-канарским бандитам... А этот сукин сын обвел меня — и вас! — вокруг пальца, словно распоследних идиотов и простачков! А теперь, черт побери... что теперь? Что? Что?! Это гнусное преступление сойдет ему с рук?!

— Ни в коем случае! Без истерики, мистер Макдак, этот мерзавец свое получит, не сомневайтесь, — Дрейк мрачно стиснул зубы. — Да-да, теперь-то все понятно, все встает на свои места. И эта внезапная авария на подстанции… и неизвестная взрывчатка… и взлом сейфа… Братья Гавс действительно побывали ночью в Хранилище — вот только приходили они не одни. Впрочем, преступников мало опознать и установить — надо еще найти их и упечь за решетку... и, самое главное — вернуть на место все похищенное. Вот именно этим-то мы сейчас и займемся! — зловеще посмеиваясь, Дрейк подошел к телефону и набрал междугородный номер. — Мистер Хоутер? По делу об ограблении Хранилища есть кое-какие подвижки… Да. Будьте добры, откройте доступ к электронным досье Кваги, Мегавольта, Бушрута и, в особенности — Антиплаща… Немедленно! Да. Да. Именно так. Я сам удивился... Теперь это только дело времени и технических средств. Ну, разумеется, я прослежу. И буду держать вас в курсе событий…

— …расследование продолжается. Напоминаем зрителям о беспрецедентном случае, произошедшем нынешней ночью: несколько часов назад было совершено дерзкое ограбление главного офиса „Банк Макдак Инкорпорейтед“ на Гиллфорд-стрит. Официально заявлено, что депозитарий и вклады клиентов не пострадали, поэтому мистер Макдак призывает заинтересованных лиц сохранять спокойствие; были похищены лишь некоторые ценности из его личного сейфа. Преступникам удалось застать охрану врасплох; обесточив здание, они спустились в шахту лифта и проникли в бетонированное помещение Хранилища через пролом в стене. Но полиция уже располагает сведениями, которые позволяют установить личности злоумышленников, и, утверждают компетентные лица, все силы органов охраны правопорядка брошены на их поимку…

Гавсы ржали, глядя на профессионально-доброжелательное лицо диктора новостного канала. Головокружительный (и слегка неожиданный) успех затеянной авантюры привел их в настоящую эйфорию, которая еще не до конца повыветрилась: Балбес в восторге хлопал ладонями по коленям, Обжора давился засахаренными орешками, Громила ухмылялся широко, ликующе и донельзя удовлетворенно, точно осчастливленный очередным "Колгейтом" персонаж из рекламного ролика зубной пасты.

— "Беспрецедентный случай"… "дерзкое ограбление"… "полиция располагает сведениями"… "все силы брошены на поимку"… Ха-ха-ха! Они всегда так говорят, когда следствие прочно и безнадежно заходит в тупик! Ни черта они не знают… и знать не могут…

— Однако шухер в городе поднялся будь здоров! На каждом углу торчит по патрулю, а то и по два. Они сегодня всю полицейскую кодлу подняли на крыло. Даксбург гудит, точно пчелиный улей!

— Ах, черт, не ожидал, Макдак, старый хрыч, такого сюрприза, а? Получил лопатой по морде, ха-ха-ха! Ну, это собьет с тебя спесь, старая перечница… как пустую пенную шапку с кружки пива, хо-хо!

— Ну и рожа, наверно, у него была, когда он увидел пустой сейф! Я бы свою правую руку отдал, чтобы на неё потаращиться!

— Руку?! Лучше голову, Балбес — она тебе все равно ни к чему…

— Здорово мы сработали, верно, парни? Как я сбил этот грузовичок с дороги, а? Как кеглю в кегельбане!

— А я вломил охраннику по зубам!..

— А я… а я…

— А ты всего-навсего сожрал пончик, Обжора!

Обжора оскорбился.

— Я еще отвечал на звонок из Управления! Если бы я на него не ответил, копы нагрянули бы к Хранилищу куда раньше! И черта с два мы бы тогда успели удрать! Мы и так едва успели…

— И чуть не попались…

— Ага. Этот настырный коп на дороге… Когда он нас тормознул, я уж решил, что без мокрухи не обойтись… А белобрысый сказал ему, что у нас в кузове навоз… „Навоз“, черт побери! Он нас всех за навоз держит, видали, парни?

— По-вашему, — холодно спросил Антиплащ, который, скрестив руки на груди, стоял на пороге комнаты, небрежно прислонившись плечом к дверному косяку, — по-вашему, я должен был сказать копу, что мы везем в кузове бешеных поросят? Вы бы смогли изобразить бешеных поросят, Громила, а? Думаю, что смогли бы… при ваших-то непревзойденных талантах к свинству и поросячеству. Но мне показалось, что „навоз“ более соответствует уровню, хм… вашего актерского мастерства. А я не люблю неоправданный риск, знаете ли. Кстати…

— Что?

— Коп, который нас остановил, наверняка заметил номера фургона. Вопрос номер один — зафиксировал он их где-нибудь, или нет? Вопрос номер два — свяжут ли они этот эпизод с ограблением Хранилища? Девяносто процентов за то, что не свяжут, на это нет никаких оснований, но… Лучше бы нам от этого фургона избавиться. И объявить его в угоне.

— От моего фургона? Избавиться? — Балбес не на шутку возмутился. — Какого черта? На чём я буду ездить в клуб и в супермаркет?

— Купишь себе другой. — Антиплащ ухмыльнулся. — На свою часть добычи. Кстати, о добыче. Мамаша! Когда вы свяжетесь с покупателем?

Мамаша, которая, кутаясь в шаль, сидела в старом расхлябанном кресле в уголке гостиной, неохотно оторвала глаза от „Большой поваренной книги настоящей хозяйки“ и поверх очков посмотрела на главаря. Весь ее вид выразил удивление (и даже негодование) по поводу такого бесцеремонного и неуместного вопроса.

— Даксбург кипишит, словно муравейник, в который бросили кирпичом. Никому из нас сейчас в городе лучше не появляться. Пусть шумиха вокруг ограбления слегка уляжется.

Антиплащ устало улыбнулся.

— Я не спрашиваю, Мамаша, когда вы собираетесь отправиться в элитный ресторан или пойти на очередной шопинг по Сентрал-Генерал-стрит. Я спрашиваю, когда мы увидим — здесь, в нашей более чем скромной обители! — вашего покупателя или его доверенное лицо? Если гора не может прийти к Магомету, это не значит, что Магомет не может прийти к горе.

Мамаша раздраженно накрутила на палец уголок шали.

— Ну, хорошо, я его приглашу… завтра. Или послезавтра.

— Завтра. Чем быстрее мы избавимся от побрякушек и переведем всё награбленное в деньги, тем лучше.

— Если он согласится все это купить… Мы договаривались только насчет „Ожерелья“.

— Не согласится он — согласится кто-то другой. Вещички-то раритетные! — Антиплащ медленно расстегнул молнию черной спортивной сумки, лежащей на столе — и заблистало в свете настольной лампы червонное золото, мягко заискрилось серебро, засверкали сапфиры, изумруды, рубины и бриллианты. Кроме „Ожерелья Клеопатры“ в загашнике Скруджа оказались чистейшей воды бриллиантовые подвески (Мамаша утверждала, что принадлежащие особе некой королевской фамилии), литой из золота, инкрустированный драгоценными камнями кубок (сам Святой Грааль, не иначе), тонкой работы сапфировое колье в серебряной оправе (с его идентификацией Мамаша затруднилась, но это тоже наверняка было что-то королевское), дивной красоты пасхальное Яйцо Фаберже (из Лувра, это уж наверняка), оправленный в золото клык из слоновой кости („Зуб графа Дракулы“, хе-хе-хе) и целая коллекция брошей, браслетов, кулонов, перстней и прочих бирюлек, одна другой вычурнее, изящнее, богаче и краше. — Как по-вашему, — Антиплащ задумчиво перебирал в пальцах нитку ярких красных кораллов, — в какую сумму все это можно оценить? Скрудж бормотал что-то о пятидесяти миллионах, но, сдается мне, наш старый жмот очень уж поскромничал, и реальная стоимость этих финтифлюшек куда выше… И еще один интересный вопрос, — он постучал костяшками пальцев по поверхности вынутого из сумки черного чемоданчика, — что же находится в этом пиратском сундучке?

— Да черт его знает, — пробормотала Мамаша. — Наверняка какая-нибудь ерунда! Старые любовные письма или какие-нибудь идиотские сопливые стишата, поэтико-лирический бред… или медальон с прядью волос с головы любимой, или пара засушенных розовых лепестков, или еще какая-нибудь романтическая чепуха, дорогая как память сентиментальному скруджевскому сердцу…

— Вы думаете? — Антиплащ хмыкнул. Мамаша так старательно делала вид, что не обращает на чемоданчик никакого внимания, что Антиплащ все больше исполнялся странных, на первый взгляд вроде бы совершенно беспочвенных подозрений. Впрочем, открыть странный сундучок оказалось делом не из простых. Черной кожей была обтянута стальная, какая-то очень прочная основа — чемоданчик и сам походил на миниатюрный сейф, не в последнюю очередь еще и тем, что имел кодовый замок-вертушку, состоящую из восьми крохотных окошечек с однозначными цифрами — и пароля, само собой разумеется, никто из сообщников знать не знал. Балбес поднатужился и родил некую гениальную идею, которая сподвигла его принести из сарая старую и ржавую циркулярную пилу и попытаться вскрыть чемоданчик с её помощью. Впрочем, из этого тоже ничего не вышло: пила бодро вспорола мягкую кожу обшивки, но, натолкнувшись на стальной (стальной ли?), какой-то необоримой прочности каркас сундучка, лишь бессильно чиркнула по нему зубьями — и беспомощно заклинилась в странном, неуязвимо-вязком металле.

— Болван! — Мамаша дала сыну хороший подзатыльник. — Ничего лучшего не сообразил, а? А если там и впрямь что-нибудь ценное?

Антиплащ задумчиво потряс чемоданчик в руке. Сундучок не издал ни звука, точно был пуст, как ограбленный сейф; пришлось встряхнуть его посильнее — и тогда внутри, глухо прошуршав, что-то едва слышно стукнуло, точно толкнулась об обитую бархатом крышку пара небольших камешков… Весил чемоданчик не более трех фунтов (причем два из них явно приходились на вес самого сундучка), и определить что-либо конкретное по этой удельной массе не представлялось возможным.

Балбес удрученно разглядывал и без того щербатую, точно челюсть столетнего старца, пострадавшую кривозубую пилу.

— Нужен новый диск… Тогда, может, что-то и выйдет…

— Да не стоит и возиться, — пробурчала Мамаша. — Из-за какой-нибудь ерунды…

— Вы что, правда так думаете, Мамаша? — Антиплащ внимательно посмотрел на неё. — Что там нет ничего ценного? А ведь только что вы с таким надрывом переживали из-за того, как бы ваш шустрый сынишка ненароком не повредил содержимое…

Мамаша набычилась.

— А что? Почему, по-твоему, я не могла из-за этого переживать? Я же не знаю, что там внутри!

— Правда не знаете? Да неужели?

— Правда не знаю! А ты мне не веришь, что ли? Думаешь, что я пытаюсь тебя нагреть?

— Я? Не верю? Да бог с вами, Мамаша! Просто, как сказал бы всеми нами любимый Черныш, вы, мадам, что-то путаетесь в показаниях. В ваших словах нету логики, а это наталкивает на некоторые сомнения… Да и соблазн, знаете ли, слишком велик…

Мамаша вспыхнула.

— Соблазн? Какой соблазн? Ты на что это намекаешь? На то, что мы хотим кинуть вас и удрать вместе с добычей? А как насчет тебя, а? Почему мы должны быть уверены в том, что ты не сделаешь этого первым?

— Потому что у меня, в отличие от вас, не налажен канал сбыта. Я, конечно, и сам могу найти покупателя, но это потребует много времени и лишнего риска. А вот вы, имея барыгу и свободный доступ к добыче…

— Что? Ну-ка повтори, что сказал! Сукин сын! — Громила, злобно кривя губы, решительно воздвигся из-за стола и угрожающе шагнул к Антиплащу. Волосатые его, жуткие, ободранные и покрытые ссадинами клешнеобразные лапы сами собой сжались в огромные кулаки — ох, как ему сейчас хотелось (наконец-то!) пустить эти стальные кувалды в ход! Вид у Гавса-старшего был настолько кровожадный и воинственный, что все присутствующие, бросив свои занятия, уставились на него с неподдельным интересом, в явной надежде на крутое месилово.

Только Антиплащ, казалось, не обратил на Громилу никакого внимания.

— Не кипятись! — хмуро буркнул он. — С чем ты не согласен? Я думаю, каждый из нас чувствовал бы себя куда спокойнее, если бы был уверен в том, что его часть добычи до момента дележа останется в целости и неприкосновенности.

— И каким же это образом ты, чмо, собираешься эту „неприкосновенность“ обеспечить? А? Может быть, прикажешь сложить все барахло тебе под кровать?

— Ну… почему же сразу под кровать?

— А куда, сука? Тебе в карман, да? Или забить тебе его в глотку?

— Сейф, — вдруг негромко сказал Бушрут. Сидевший под лампой в углу гостиной и небрежно перелистывающий новый номер еженедельника „Таинственный мир флоры“, Репейник опустил журнал на колени и, прищурившись, обвел всю компанию серьёзными синими глазами. В глубине которых тем не менее мерцала едва заметная зеленоватая искорка потаённого лукавства.

Гавсы и Антиплащ уставились на него в недоумении. Громила, остановленный, так сказать, на полном скаку, свирепо выцедил воздух сквозь зубы — ему было так же трудно укротить неуправляемо взбухающую в груди ярость, как сбросить избыточное давление из неисправного парового котла.

— Что — сейф? Какой сейф?

— „Кайзер Голд“. Который стоит в столовой. — Очень довольный произведенным впечатлением, Бушрут, усмехаясь, вновь закрылся „Миром флоры“, непринужденно откинулся на спинку кресла и закинул ногу на ногу. — Поясню свою мысль… Если уж мы настолько друг другу не доверяем, почему бы не спрятать всю добычу туда, гм, от греха подальше — по крайней мере, до тех пор, пока не решится вопрос с деньгами.

— Спрятать добычу? Туда? — пробормотала Мамаша. — В этот продырявленный ящик?

— А что, это вполне здравая мысль. Почему бы и нет? — Антиплащ пожал плечами. — Просверленные отверстия можно заварить. Обычно со вскрытыми сейфами так и поступают… Между прочим, это увеличивает класс взломостойкости — просто потому, что сверлить эти сейфы уже становится невозможным.

— Ну, не знаю… — Мамаша смотрела волком. — Мне это не нравится.

— Почему? — Антиплащ сделал удивленное лицо. — Потому что это не позволит вам незаметно смыться с добычей?

Мамаша побагровела.

— Ты… Да какого черта… Что ты несешь?!

— А что такое? Пардон, но я не вижу иной причины, Мамаша.

— Да провались ты… По-твоему, побрякушки в этом железном саркофаге будут в целости и сохранности, э? И в безопасности, надо полагать? От тебя, да?! Что-то сомневаюсь! И потом — кто будет устанавливать пароль?

— Там четыре числа. Два числа введете… ну, скажем, вы с Громилой, а два — Мегс и Бушрут. Каждый — по одному числу. То есть полностью код не будет известен никому, в том числе и мне.

— Ну-ну. И это не позволит тебе этот сейф вскрыть?

— Не позволит? Да что вы, Мамаша! Но у меня нет смысла его вскрывать, а почему — я вам уже объяснил. Поскольку мы друг другу не доверяем, я полагаю, что это предложение не лишено смысла. Ну? — Он обвел глазами притихших сообщников. — Что скажете? Все, надо полагать, „за“?

Все молчали… Гавсы украдкой, в явном замешательстве переглядывались — с таким видом, словно судорожно пытались сформулировать достаточно вескую причину отказа. Балбес озадаченно чесал пятерней в затылке. Обжора обеспокоенно щелкал орешки. Мамаша яростно протирала краем шали очки. Громила (кажется) злобно скрипел зубами — во всяком случае, Антиплащу казалось, что он определенно слышит доносящийся со стороны Гавса-старшего зубовный скрежет. Квага ловко подбрасывал в руке человечка, слепленного из хлебного мякиша — и, кажется, был не столько обеспокоен судьбой добычи, сколько тем, как бы не уронить на пол свою игрушку. Мегавольт и вовсе ментально отсутствовал: нацепив наушники, он с блаженно-отрешенным видом лежал на диване, что-то мечтательно насвистывая под нос и подергивая ногой в такт музыке. Бушрут беззвучно посмеивался, прикрываясь журналом — да, это было вполне в духе Репейника: подать какую-нибудь провокационную идею, а потом с интеллигентнейшей отстраненностью наблюдать за тем, что́ из этой идеи выйдет.

— Вижу, несогласных нет, не правда ли? — Выждав секунду-другую, Антиплащ опустил коралловое ожерелье обратно в сумку с трофеями, неторопливо застегнул молнию и весело подмигнул миссис Гавс. — Что ж, отлично. Такая безусловно разумная позиция не может не радовать... Или вы против, Мамаша?

— Нет, — буркнула Мамаша. — Не против. И принимаю твое предложение... за неимением лучшего. — Она все же постаралась взять себя в руки и, водрузив очки на место, изобразила на лице если уж не вселенское одобрение, то, по крайней мере, сдержанную усмешку. — Так и быть, уболтал: может быть, это и впрямь будет не самым плохим вариантом изо всех возможных… Выше нос, парни! — Она одарила подельников широкой добродушной улыбкой. — Давайте не будем ссориться — в конце концов, дело всей нашей жизни завершилось успехом! И это стоит отпраздновать! Черт возьми, миллионеры мы теперь, или нет?! Чем мы хуже Скруджа? А значит, мы не должны поливать друг друга грязью и оскорблениями — мы должны поливать друг друга мёдом, сливками и шампанским! Громила, будь любезен, принеси-ка из подвала пару бутылочек ламбруско — я надеюсь, ты понял, каких именно... увидишь там, они стоят в настенном шкафчике на верхней полке… я припасла их как раз на подобный случай. Выпьем, что ли, за великолепную Госпожу Фортуну, парни?

* * *

 — Зачем ты оставил меня одну? — с упреком спросила Гейл.

 — Шайку эту мы накрыли, но Железный Дровосек улизнул… — задумчиво заметил Гризликов.

 — Ничего, сколько веревочке ни виться… Все мерзавцы свое получат, не сомневайся! — решительно заявил Черныш.

 — Ты всегда должен быть один, — сказал Торо. — Как только ты допускаешь кого-то в свои мысли или, не дай бог — в свое сердце, ты становишься уязвимым. Помни об этом!

 — А что, ты знаешь, кто покупатель? — настороженно спросила Мамаша.

 — Какого черта, — яростно процедил Антиплащ, — ну вот какого черта вам всем от меня нужно, а?

 

…Он очнулся от дремоты и некоторое время лежал, открыв глаза, мрачно созерцая нависавший над головой, давно не крашенный потолок. Сна не было ни в одном глазу… В доме царила тишина — только под окном, на травянистом газоне, время от времени заводила свою извечную однообразную песню ночная цикада. Где-то в отдалении, в конце улицы, монотонно, точно заведенная, гавкала собака; негромко тикали часы на стене, в коридоре старой покосившейся хибары едва слышно поскрипывала рассохшаяся половица… В кухне капала вода из крана — и каждая капля, казалось Антиплащу, падает не в грязную оцинкованную раковину, а прямиком на внутреннюю поверхность его черепа, отдаваясь в ушах колокольным звоном, а в висках — пульсирующей болью, острой и колющей, точно вонзающаяся под кожу иголка. Он со стоном поднялся, понимая, что все равно не уснет, сел на кровати и с силой потер ладонями щеки.

Интересно, Мамаша и в самом деле не станет предпринимать попыток удрать с добычей? Она и в самом деле играет честно? И не знает, что спрятано в загадочном чемодане?

Сейф, с наглухо заваренными отверстиями от сверла, ни ей, ни кому бы то из её дуралеев-отпрысков не вскрыть, так что опасаться Антиплащу как будто нечего, но тем не менее… Черт, поскорее бы все это закончилось! Обратить бы добычу в деньги и вернуться в Сен-Канар, где Антиплащу знакома каждая пядь — там, по крайней мере, он чувствует себя, как рыба в воде, и может считать себя в относительной безопасности. Дело почти закончено, он превзошел самого себя, он взял Хранилище Скруджа, он, черт возьми, совершил практически невозможное… добился успеха, разгадал все секреты коварного белого сфинкса, в конце концов, сумел достичь своей цели и доказать всем и каждому...

„Что́ доказать?“ — мягко спросила Гейл.

— Ах, черт, — прошипел Антиплащ вслух. — Да оставьте вы все меня наконец в покое!

Он нервно потер ноющие запястья.

Интересно, что же все-таки находится в загадочном черном чемоданчике? Деловые бумаги, какие-то особенно ценные для Скруджа документы, коллекция марок, вырезки из газет, личная переписка? Кстати, о документах… Ослепленные блеском золота и драгоценностей, Гавсы совсем позабыли про невзрачную голубую папочку, найденную в сейфе, и главарь решил оставить её себе... ну, просто потому, что никому до неё дела особо не было, а Антиплащ не счел нужным о ней кому-либо напоминать. Ну да, ну да, именно не счел нужным, хе-хе... Вот так. И, похоже, сейчас подошло самое время скоротать за её изучением долгие и тягостные ночные часы…

Он включил настольную лампу, вынул папку из ящика стола и раскрыл её на коленях.

Любопытно…

Это действительно были документы: какие-то малопонятные для Антиплаща соглашения о сделках, деловые письма, ценные бумаги, договора депозитов, протоколы судебных разбирательств (ха-ха, Скрудж вовсе не так уж чист на руку, каким хочет казаться!), какие-то квитанции, нотариально заверенные свидетельства, гарантии и сомнительные расписки… «Я, Фенуку Амон Бозах… даю расписку в получении денежных средств от Скруджа Макдака в размере… за артефакт под названием „Ожерелье Клеопатры“, значащийся под идентификационным номером… Средства получил в полном объеме…» Эге! Мамаша была права, когда утверждала, что свои сокровища Макдак добывал не слишком-то законным путем… Этот Амон Бозах наверняка стащил бирюльку с каких-нибудь археологических раскопок, а потом благополучно и без зазрения совести загнал Макдаку — тайком и из-под полы. И, вполне вероятно, что не одну... В глазах Гавсов эта голубая папочка ценности не имеет (не блестит — значит, не золото, хе-хе-хе), но Макдак наверняка готов оторвать от сердца и отвалить за неё не один грёбаный миллион, лишь бы она, миновав бесцеремонные лапы дотошных копов, в девственной целостности и непорочности вернулась к папулечке под домашний арест. Гм, гм!.. А это что за невзрачный серый конвертик? «Сопроводительное письмо к „объекту Икс“ (инд. № 56123), адресат — Скрудж Макдак, сугубо конфиденциально (подчеркнуто), подлежит представлению лично (подчеркнуто двойной чертой) в собственные руки». Ого! Что это за несусветная секретность? Может быть, в этом „Письме“ можно найти и пароль от "пиратского сундучка"? Антиплащ открыл конверт, вытряхнул на стол лист плотной почтовой бумаги — „сопроводительное письмо“ к некому загадочному „объекту Икс“ — и бросил беглый взгляд на страницу…

И первые же строки, которые он торопливо пробежал глазами, заставили его похолодеть с головы до ног.

 

Теперь он знал, что́ находится в таинственном чемоданчике.

Столовая освещалась блеклым светом уличного фонаря, стоявшего за забором.

Антиплащ прислушался. Тишина. Безмолвие. Безжизненность. Молчат сверчки, не доносится сюда, в глубину дома, стрекот цикад; даже шавка, глухо и однотонно-механически тявкавшая в конце улицы, наконец-то выключилась. Все… спят? Впрочем, неудивительно, что после волнительной ночи, проведенной на ногах, и долгого, не менее беспокойного дня, наполненного расслабухой и бурным нездоровым весельем, наконец наступила ожидаемая реакция — и подельников сморил тяжкий и беспробудный сон. Это только ему, угрюмому и подозрительному ночному сычу, отчего-то не спится…

Ему показалось, что за дверью, в коридоре, ведущем к лестнице на второй этаж, вновь негромко скрипнула половица… Он застыл, весь обратившись в слух. Интересно, а половицы даже в такой ветхой и рассыпающейся старой халупе могут скрипеть сами по себе? А не от того, что кто-то неосторожно наступил на дряхлую и покоробившуюся доску ногой?

Он включил фонарик — собственно, только для того, чтобы не наткнуться в темноте на расставленные вокруг стола стулья и не споткнуться о раскиданные по полу пустые пивные бутылки и банки из-под колы. Для того, что́ он намеревался сделать, свет ему был не нужен — вернее, вполне хватало того тух… тусклого свечения, которое распространял вокруг себя покосившийся уличный фонарь: призрачного, голубовато-бледного, с трудом пробивающегося сквозь грязное, давно не мытое, засиженное мухами кухонное окно.

Взломщик бесшумно подошел к сейфу и опустил на пол возле него кейс с инструментом. «Кайзер Голд» возвышался перед ним суровой темной громадой, точно холодный каменный истукан, бессменный и бессмертный хозяин сумрачного древнего капища. Антиплащ достал фонендоскоп и, опустившись возле сейфа на корточки, приложил мембрану чувствительного прибора к дверце. Поворот лимба… другой… Щелчок. Щелчок. Количество кодовых дисков он знал, а это значительно упрощало и убыстряло дело, ему даже не требовалось выпытывать у Мегса и Репейника введенные ими числа пароля, чтобы без шума и пыли справиться с замком. Тем более когда можно пустить в дело верный генератор кодов, хе-хе… Вот так.

Он вновь напряг слух. Чуть помедлил. Неторопливо открыл дверцу сейфа и, подсвечивая себе фонариком, извлек на свет божий таинственный черный чемоданчик.

Бесшумно опустил его на стол, подвинув в сторону пустую чашку из-под кофе, грязную посуду и какие-то объедки, оставшиеся после вечернего пира. Внимательно изучил замок-вертушку на чемодане. В «Сопроводительном письме к объекту Икс», конечно, находилась и бумага с паролем от сундучка, но Макдак, согласно инструкции, её, разумеется, уничтожил… только не заметил, старый хрыч, что напечатанные жирным шрифтом кодовые числа отпечатались на внутренней стороне конверта. Правда, в зеркальном порядке, но это не так уж важно… Правда, не все, но отсутствие двух чисел из восьми тоже, в общем-то — сущая ерунда. Антиплащ установил в кодонаборных окошках известные ему числа пароля и еще несколько секунд поколдовал над колёсиками, подбирая оставшиеся… Наконец внутри чемоданчика что-то сухо, едва слышно щелкнуло.

Замок был открыт.

Оставалось только поднять крышку.

Антиплащ перевел дыхание…

Нет, в «Сопроводительном письме» не было конкретных названий. Содержимое сундучка повсюду именовалось «Объектом Икс» — и только «Объектом Икс». Но Антиплащ догадался, о чем идет речь — по описанию объекта, по его предыстории и обстоятельствам, благодаря которым он оказался в скруджевском сейфе, по неиссякающей вокруг этого «Объекта» смутной нездоровой возне… Вернее, думал, что догадался.

И теперь хотел свои догадки проверить.

Неужели мадам Гавс и в самом деле не знает, что́ находится в чемоданчике? Или — знает? «К чему такая спешка, Мамаша?» — «К тому, что Скруджу ничего не стоит в любой момент изменить меры безопасности…» Ну да, ну да.

Может, именно из-за этого чемоданчика вся каша-то и была заварена? А «Ожерелье Клеопатры» и прочие побрякушки были просто наживкой, приманкой… для отвода глаз?

Но если Мамаша ничего не знает — пусть не знает и дальше.

Глубоко вздохнув, он медленно приоткрыл крышку…

Да. Так и есть.

Антиплащ облизнул губы.

Он не ошибся в своих предположениях. К сожалению.

Ему вдруг стало как-то не по себе...

— Стой на месте, сука! И не шевелись, если не хочешь получить пулю в затылок!

Антиплащ замер.

Не узнать этот низкий и сиплый злорадный голос было попросту невозможно… Громила.

Чего и следовало ожидать. Значит, половицы в коридоре все-таки поскрипывали отнюдь не сами по себе… М-да.

Взгляд Антиплаща судорожно метнулся по столу: открытый чемоданчик… грязные пластиковые тарелки с остатками соуса… одноразовые стаканчики… упаковки из-под чипсов… пакетик недоеденных Обжорой орехов… ничего, что хоть отдаленно могло бы сойти за оружие… ничего! Ничего! Кроме разве что тяжелой, темного стекла бутыли из-под дорогого игристого вина, стоявшей неподалеку от края стола…

Антиплащ медленно протянул вперед руку, стараясь сделать это незаметно для Громилы. Благо он стоял спиной к двери, загораживая своим телом стол и все находящиеся на нем предметы — и неожиданный агрессор не мог видеть всех его движений, действий и манипуляций. Тем более в темноте.

Увы!

Обмануть Громилу было не так-то просто.

— Стой смирно, мразь! Дернешься — пристрелю!

И по ноткам жгучей, едва сдерживаемой ненависти, звучащим в его сипловатом голосе, Антиплащ понял, что Гавс-старший страстно ждет, прямо-таки жаждет, чтобы он наконец-то дёрнулся. Послышались осторожные приближающиеся шаги — и холодное дуло пистолета клюнуло Антиплаща в затылок.

Жаль, что ему так и не удалось дотянуться до пустой бутылки…

За его спиной кто-то негромко хмыкнул. Мамаша. Значит, Громила здесь не один… и действует отнюдь не по собственному почину — а с ведома и подачи любимой мамочки. Бунт на корабле? Ну да, разумеется! А он, Антиплащ, просто умственно отсталый олигофрен... то бишь Идиот Обыкновенный Прямоходящий. Он абсолютно обязан был такой поворот событий предвидеть...

— Полегче, Громила. Остынь! — Миссис Гавс говорила вполголоса, очень спокойным и невозмутимым, чуть насмешливым тоном. — Нет нужды мараться, только заведи ему лапы за спину, чтобы не рыпался… Спокойно, мой мальчик, не делай резких движений. И отойди от сейфа, — это было обращено к Антиплащу. — Обжора, наручники!

Спорить с упирающимся в затылок дулом пистолета не приходилось, Антиплащ, стиснув зубы, медленно отступил от стола. Стараясь не делать не только резких движений, но и таких, которые Громила посчитал бы нужным принять за резкие. Руки его в следующий момент оказались рывком завернуты за спину, и на его несчастных запястьях жадно клацнули наручники… Кто-то из Гавсов шустро шуровал в сейфе, вытаскивая сумку с добычей, Мамаша быстро осветила фонариком стол — и выцедила сквозь сжатые зубы отнюдь не нежное словосочетание...

Схватить бутылку Антиплащ не успел — но зато успел бесшумно захлопнуть крышку чемоданчика и вновь повернуть кодонаборные колесики, запирая замок и скрывая введенный пароль. Вот так, да! Ни к чему мерзавцам-Гавсам знать, что он все-таки сумел проникнуть в мутную тайну маленького стального гробика.

— Дьявол! Он заперт! — Громила грохнул кулаком по закрытому сундучку. — Как его открыть?

— Ладно, неважно. — Мамаша осторожно взяла чемоданчик и встряхнула его, слушая раздавшиеся внутри шорохи и стуки — точно толкнулась о крышку сундучка горсточка небольших камешков. — Главное — «начинка» на месте… Откроем эту жестянку сами, пусть только Балбес раздобудет новую пилу…

— Этот ублюдок наверняка знает пароль! — Громила в бешенстве сгреб Антиплаща за грудки. — Ну, ты! Открывай ящик, или…

— Да пошел ты!.. Сделайте это сами, — прохрипел Антиплащ, исподлобья глядя на взявшуюся темными пятнами, перекошенную от возбуждения и злорадного торжества гавсову физиономию. — Вы же знаете, что́ там, Мамаша.

Мамаша, поправив очки, внимательно посмотрела на него.

— Разумеется, знаю.

— И знали об этом с самого начала.

— Да.

— И затеяли всю эту авантюру с ограблением только ради того, чтобы добраться до этого чемоданчика…

— Ну, отчасти. — Мамаша, прищурившись, позволила себе сдержанную улыбку. — Остальные побрякушки Скруджа, конечно, тоже представляют для нас определенный интерес, но ты прав — в основном нашей целью было именно содержимое этого занятного ларчика… Я знала, что рано или поздно ты это поймешь, ты ведь такая невероятно смышлёная, хитрая и подозрительная сволочь, что мама не горюй, н-да. Но кое в чем мы тебя все же обставили… Я предполагала, что сегодня ночью ты взломаешь сейф, чтобы смыться с добычей — поэтому мы решили подстраховаться и тебя опередить, только и всего.

— Экого вы обо мне неприятного мнения! — Антиплащ тяжело перевел дух. — Ну почему же сразу — смыться с добычей? Да боже упаси, я только хотел посмотреть, что спрятано в чемоданчике... Ну что́ там хранится, Мамаша, скажите на милость, потешьте моё любопытство, а? Должен же я знать, что за невообразимую драгоценность я упускаю из рук… может быть, я вам на радость прямо сейчас побьюсь головой об стену и даже порву на себе рубаху с досады.

— Да ладно, пожалей своё шмотьё! — Мамаша весело захихикала. — Меньше знаешь — лучше спишь! — Она оглянулась на Обжору. — Всё взяли, парни? Тогда пошли, пора сматываться, Балбес — слышите? — уже прогревает мотор… а путь отсюда до мексиканской границы неблизкий.

Действительно — со двора доносились негромкие хлопки, неохотное фырканье и недовольное порыкивание полудохлого фургона, пробужденного к жизни темной и неведомой механизаторской магией. Видимо, Гавсы и впрямь намеревались удрать из города на старой приметной колымаге Балбеса... Вот кретины.

— А может быть, мы все-таки договоримся, Мамаша? — быстро спросил Антиплащ. — Ладно, я согласен, я, гм, немного погорячился и кое в чем был не прав… Но давайте все-таки делить добычу по справедливости. Вы возьмете себе чемоданчик, раз уж он для вас так ценен, а нам оставите остальные скруджевские бирюльки. Как-никак мы тоже принимали участие в этом деле — и имеем право получить награду за свои труды.

— Угу. Это кто тут говорит о справедливости? Ты? Ты?! — Громила, скаля зубы, злорадно захохотал. — Жадная бесстыжая тварь, которая намеревалась отхапать себе две трети добычи, а? Так вот — обойдешься без награды, с-сука, ни черта теперь не получишь, понятно? «Погорячился» он, мразь... гнида, дерьмо собачье... враз хвост поджал и трусливо заскулил от страха, как к стенке приперло, да? Куда его, Мамаша? — Медленно и демонстративно взводя курок пистолета, Гавс-старший, облизываясь от предвкушения упоительной мести, уткнул дуло пушки Антиплащу в подбородок. — Давай грохнем его прямо щас, ну? К чему нам лишний свидетель?

Свирепые глазки Громилы буравили Антиплаща так по-людоедски, и ухмылялся Гавс с таким торжеством и откровенным издевательством, с таким нескрываемым желанием увидеть, как мозги ненавистного соперника наконец-то повиснут на противоположной стене, что Антиплащу сделалось и вовсе не уютно... Может быть, рискнуть, спросил он себя? Крикнуть? Позвать на помощь? Впрочем, он знал — стоит ему сейчас только открыть рот, как Громила нажмет на собачку без колебаний... Да и услышит ли хоть кто-нибудь его короткий и отчаянный вопль?

В доме по-прежнему стояла мертвая тишина. Мёртвая… Н-да. По спине Антиплаща холодно и гадко побежали мурашки — словно кто-то запустил ему за шиворот вёрткую подземельную многоножку.

К счастью, Мамаша была настроена хоть и решительно, но всё же более миролюбиво. Или просто не очень-то желала мараться?

— Нет. Не нужно крайностей, Громила. — Она отрицательно покачала головой. — Что́ мы, звери, что ли, в конце-то концов? К чему нам мокруха и лишняя возня? Если расправимся с ним, то придется и остальных убирать, а это чревато, гм, осложнениями… Особенно если эти придурочные услышат выстрелы.

Обжора, закидывая на плечо сумку с трофеями, посмотрел на неё встревоженно.

— Услышат? Ты же говорила, что подмешала снотворное в ихнюю бутылку с вином! Да они все щас дрыхнут, как убитые!

— Все равно. Перестраховаться никогда не мешает… Черт с ним, пусть еще поживет, локти себе покусает с досады — это будет нашим ему маленьким отмщением, хе-хе. Рано или поздно его грохнут и без нас. Загоним его в подвал, пусть посидит там до утра, подумает на досуге о смысле жизни… Не криви рожу, Громила! Лишний шухер нам сейчас поднимать абсолютно ни к чему, ясно? — Она повелительно кивнула в сторону двери. — Надо сматываться и как можно скорее, время — деньги! Особенно сейчас…

Квага проснулся и понял, что не может оторвать голову от подушки.

Она (голова, а не подушка) была чугунная.

Или, скорее — стеклянная: не только неимоверно тяжелая, но еще и грозившая от малейшего сотрясения расколоться на десять тысяч мелких осколков. Некоторое время Квага лежал, приходя в себя и собираясь с силами, потом ме-е-едленно и осторожно, удерживая голову на плечах как драгоценный кубок из хрусталя (как бы не упала и не разбилась!), все-таки приподнялся, кое-как сполз с кровати, нашарил ногой под стулом свои любимые тапочки с разноцветными помпонами и… подпрыгнул от неожиданности.

От донесшегося снизу, из столовой, жуткого душераздирающего вопля:

— Караул! Се-е-ейф!!! Се-е-ейф взломали!!!

Вопил Мегавольт.

Он произносил и множество других слов, в основном непечатных и маловразумительных — но общий смысл его панических воплей был, к сожалению, прост и понятен. Всю слабость, разбитость и головную боль Кваги как рукой сняло. Словно ошпаренный, он, путаясь в рукавах и штанинах, поспешно натянул на себя то, что попалось под руку, выскочил из комнаты — и столкнулся на лестнице с таким же бледным и недоумевающим, на ходу натягивающим рубашку Бушрутом. Вдвоем, спотыкаясь и пихая друг друга локтями в бока, они скатились по ступенькам на первый этаж и ворвались в столовую…

И застыли на пороге.

Все было понятно без слов.

Мегавольт стоял на коленях перед пустым сейфом и, раскачиваясь из стороны в сторону, точно кукла-неваляшка, в неописуемом отчаянии рвал на себе волосы.

Железный ящик был пуст. Совсем.

Репейник и Квага уставились на него в замешательстве — и Квага тут же ощутил непреодолимое желание составить компанию Мегавольту: то есть тоже упасть рядом на колени, начать потерянно раскачиваться, горестно вопить и вырывать из затылка клочья растрепанной шевелюры.

— Ч-что… — растерянно оглядываясь на своих дружков, пробормотал Бушрут. — Что произошло? Они… где… Ожерелье… и вся добыча…

— Добыча? — бешено выкрикнул Мегавольт. Он повернул к Репейнику бледное, подергивающееся, искаженное яростью и бесконечным страданием лицо. — Там же, где и Гавсы, черт побери! Что тут непонятного? Гавсы сбежали… и этот мерзавец Антиплащ — с ними… вскрыли ночью сейф и тю-тю… со всеми побрякушками. С нашей добычей! — Он яростно взвыл; в его маленьких, обычно невыразительных бесцветных глазках сверкнули злые слезы возмущения, обиды и надрывного, отчаянного непонимания. — Кинули нас, как последних лохов!

— И… и Антиплащ с ними?

— А то! Смотри! — Мегавольт вскочил и яростно пнул кейс со взломщицким инструментом, лежащий на полу возле сейфа. — Кто, по-твоему, вскрывал этот железный гроб? Наш белобрысый ублюдок, никак иначе! А еще говорил: «Положитесь на меня…» «Не ссыте, парни, я с вами…» Падла проклятая! Кому мы поверили, а? Вот кому? Стоило думать, что он нас кинет — и бровью не поведет… При первой же подходящей возможности!

— То есть… — дрожащим голосом пробормотал Квага, — ты хочешь сказать… он нас променял? Променял, да? На кого? На эту жируху и её великовозрастных недорослей?!

— Не на жируху, а на пятьдесят миллионов долларов, черт побери! Как минимум — пятьдесят! — Мегавольт исступленно застонал; сорвал с лица защитные пластиковые очки и потер пальцем близоруко щурившиеся, подозрительно покрасневшие слезящиеся глаза. — Теперь они поделят всю добычу между собой, а нас пустят побоку… вот за что, а? За что, парни? За то, что мы сделали практически всю работу?!

Бушрут и Квага обескураженно молчали. Улики, что ни говори, были налицо — и выводы приходилось сделать самые неутешительные.

— Вот сволочи, а? Бросили нас…

— Увели всю добычу…

— Не надо было им доверять… Я это давно знал…

— Если знал — чего сразу не сказал, идиот?

— Проклятые Гавсы! Какого черта мы с ними связались, а? Все из-за этого мерзавца Антиплаща! Наобещал нам с три короба — а сам…

— Предатель проклятый! Спелся с этими Гавсами!..

— Надо было им все лампочки пооткручивать...

— Или суперфосфата в кастрюлю насыпать...

— Или навозных жуков в штаны запустить…

— Черт побери, — Мегавольт, злобно всхлипывая, утер рукавом нос, — и что же нам теперь делать? А? Возвращаться в Сен-Канар? Несолоно хлебавши? А я так рассчитывал на эти бабки! У меня один эксперимент до конца не доведен… Я надеялся обзавестись новыми деталями и электроникой… и, ну, кое-каким инструментом...

— А я хотел отремонтировать оранжерею, — со вздохом пробормотал Бушрут. — И поставить новую оросительную систему… И приобрести один редкий вид орхидей…

— А я… а я… — Квага запнулся — в слабой надежде, что его замешательство будет принято за драматическую паузу. Собственно, он не очень хорошо представлял себе, на что потратил бы полученные деньги, но ударить в грязь лицом перед своими дружками отсутствием идей ему совсем не хотелось. Наконец его озарило: — Я хотел купить себе красный катамаран!

— Квага, придурок! — Мегавольт гневно фыркнул. — Мне бы твои проблемы! В детстве в кораблики не наигрался? И почему обязательно красный? И вообще — прекрати дергаться, идиот! И стучать… Какого черта ты стучишь, а? И без тебя голова болит…

— Кто стучит? — Квага возмутился. — Я стучу? Я?! Ты что, совсем обалдел?

— Не ты? Тогда кто? — Мегавольт растерянно покрутил головой. — Вы что, не слышите? Стучат же, ну! Правда, парни? Откуда этот стук?

Они прислушались. Действительно — странный обрывистый звук разносился по дому: гулкий, вибрирующий, металлический стук, отдаленный, но отчетливо слышный, долетающий откуда-то снизу — словно кто-то через равные промежутки времени колотил крепкой деревяшкой по пустой железной трубе… Квага, Бушрут и Мегавольт встревоженно переглянулись.

— Похоже, это в подвале, — заметил Репейник. — Тут же, кажется, есть подпол, верно?

— О, черт! — Они, все трое, еще секунду-другую в замешательстве смотрели друг на друга. Потом Мегавольт схватил со стола железный молоток для отбивания мяса — и, нахмурившись, решительно стиснул зубы. — Пошли!

* * *

В подвале было темно. Мегавольт, первым сунувшийся в затхлую, пахнущую кисловатой сыростью темноту, чуть не подскользнулся на подвернувшейся под ногу гнилой картофелине и не совершил в воздухе грациозный тулуп с переворотом. Бушрут едва успел подхватить его под руку.

— Осторожно…

— Вот дьявол! Ни черта не видно… Где фонарь? — Мегавольт пошарил рукой по стене, ища выключатель. — Ах, вот он…

Тускло вспыхнула пыльная, в абажуре из паутины лампочка под потолком, о которую потерянно забился заблудившийся мотылёк. Из мрака явили себя пустые картонные коробки, банки, жестянки, грязное рваньё, велосипедные колеса и прочий хлам, отправленный в подземелье доживать свои дни. Из дальнего, темного угла каменной ямы, куда не доставал жидкий свет слабосильной лампочки, глухо донеслось невнятное мычание — и Квага нервно подпрыгнул от… от неожиданности, конечно. Не от страха же!

— Что это? Кто это? Кто здесь?!

— Щас узнаем… — Крепко сжимая в одной руке увесистый молоток, другой рукой Мегавольт нащупал на поясе галогеновый фонарик, с которым никогда не расставался, и направил пронзительный белый луч к дальней стене. Осветил пустые бидоны из-под керосина, мутную лужу в радужных разводах, ветхий костяк лишенного обивки дивана, груду полуистлевшей бумаги и… человека, скорчившегося в углу возле кирпичной стены. Подельники на секунду оторопели: это был Антиплащ… Рот его оказался крепко завязан синим шарфом Мамаши, а сам главарь был пристегнут наручниками к проходящей вдоль пола трубе отопления (по которой он время от времени и стучал подошвой сапога, вызывая тот самый гулкий, разносящийся по дому резонирующий звук). Ослепленный лучом света, упавшим ему на лицо, он зажмурился и яростно затряс головой…

— Вот черт… — пробормотал Мегс.

Друг за дружкой сообщники не без опаски приблизились к главарю, и Бушрут сорвал повязку с его лица, обнажив разбитый, в корке запекшейся крови антиплащовский нос и сизо-фиолетовый, весьма насыщенного цвета синяк под глазом. Главарь с отвращением выплюнул изо рта кляп, скрученный из старых газет, и судорожно втянул в легкие воздух.

— Вот дьявол! Где вы там запропали? Выспались, да? — Он закашлялся и сплюнул, утирая плечом вымазанный кровью подбородок, потом, приоткрыв рот, несколько раз глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание. Глаза его на грязном, слегка перекошенном отёчном лице блеснули сердито, если не сказать — яростно. — Долго же вас пришлось ждать, черт побери!.. Ну, что вы на меня так уставились, не признали? Сделайте одолжение, найдите ножовку или ключи от наручников — Гавсы закинули их куда-то вон под ту груду рухляди…

— Гавсы? — деловито повторил Мегавольт. — Где эти уроды? — Постукивая молотком по ладони, он свирепо огляделся, точно ожидал, что кто-нибудь из братцев сейчас выскочит из темного угла и с хохотом крикнет: «Ку-ку!» Антиплащ хрипло усмехнулся в ответ.

— Наверняка уже далеко отсюда… Сколько времени?

— Около одиннадцати… Давно ты тут сидишь? И кто это тебя так?.. И что вообще произошло, а?

— Где-то часов с двух ночи… Громила, кто же ещё... Черт побери, вам еще надо объяснять, что произошло?

— Не надо, — проворчал Мегавольт. — И так все понятно. Гавсы смылись, ага? — Он неловко переступил с ноги на ногу и, смущенно оглянувшись на своих дружков, потер ладонью затылок. — Мы уже решили, что и ты с ними… Как ты здесь оказался, а? Это ведь ты вскрывал сейф в столовой?

— Разумеется, я!

— Зачем?

— Хотел посмотреть, что спрятано в чемоданчике… Черт побери! Может быть, мы все-таки выберемся из этой вонючей сырой дыры и вернемся в дом, а? Дайте мне для начала умыться и прийти в себя — а потом, так и быть, я вам все расскажу…

* * *

— Я хочу чаю, — капризно сказал Антиплащ, — и чего-нибудь пожрать… что́ там после Обжоры осталось в холодильнике.

...В луче солнечного света, протянувшемся через всю столовую, кружились в бесконечном танце крохотные пылинки. Посвистывал на плите старый жестяной чайник со вмятиной на боку. Темнела в блюдечке чуть подзасохшая лужица черничного варенья. Исходила паром на сковороде слегка подгоревшая, невнятного желтовато-белого цвета яичница-болтунья. Но, в общем и целом, завтрак проходил вяло и безрадостно — скорее по инерции, в силу необходимости, нежели с энтузиазмом и аппетитом... Бушрут, склонив голову к плечу и расслабленно вытянув вперед ноги, сидел в любимом мамашином кресле с вытершейся обивкой «в цветочек» и задумчиво перекатывал в ладонях кружку с горячим чаем. Квага, жуя бутерброд, с отсутствующим видом разглядывал рисунок на засаленной прихватке, положив её на стол перед собой, водя пальцем вдоль украшаюших ткань затейливых завитушек и ломаных линий. Мегавольт есть не мог: то и дело нервно пощипывая губу и бросая на дружков гневные нетерпеливые взгляды, он взволнованно метался по комнате из угла в угол, пиная попадающиеся под ноги пустые пластиковые бутылки из-под лимонада.

— Не понимаю, как вы можете сидеть тут и жрать, когда Гавсы преспокойно удирают из Даксбурга с нашими бабками!

Антиплащ небрежно хмыкнул в ответ.

— А что, интересно, мы сейчас можем сделать? Бежать за ними рысцой до самой мексиканской границы? Да и зачем?

— Как зачем? Они увели всю нашу добычу!

Антиплащ задумчиво подцепил на вилку кусок жареной колбасы.

— Правда? Вот прямо всю?

Квага и Репейник быстро подняли на него глаза — и тут же вновь уткнулись взглядами в свои кру́жки: разделять глупые шутки главаря они были сейчас абсолютно не в настроении. Или Антиплащ не шутил? Вид у него был странный... вид человека отнюдь не проигравшего и не скорбящего о вселенской неудаче, а, скорее, напротив — субъекта, жизнью весьма довольного... насколько вообще может быть доволен жизнью человек с расквашенной физиономией, распухшим носом и синим заплывшим глазом. Мегавольт остановился напротив главаря, наклонился вперед и оперся о стол кончиками пальцев.

— Ну и? Что ты хочешь этим сказать? — сердито поинтересовался он.

Антиплащ обвел медленным взглядом сумрачные ряхи своих дружков — и вдруг расхохотался, бросив на стол нож и вилку.

— Гавсы увели у нас всю добычу? Да как бы не так! За кого вы меня принимаете — за полного лоха? Неужели вы всерьез полагаете, что я позволил бы этим недоумкам оставить нас в дураках?

— Да, — помолчав, сухо сказал Бушрут. — Представь себе, мы так полагаем. Но если ты объяснишь нам, что́ именно тебя подвигло на такой приступ веселости, мы, пожалуй, к тебе присоединимся… Верно, парни?

Антиплащ, грызя зубочистку, скрестил руки на груди.

— Дело в том, что мне посчастливилось найти информацию о содержимом чемоданчика. Поэтому я и решил вскрыть сейф — чтобы увидеть, что там находится, и убедиться в правильности своих выводов. Только сволочи Гавсы меня выследили… Громила приставил пушку мне к виску, и я ничем не мог им помешать.

— Выследили? Но… — Мегавольт, кусая губы, в замешательстве оглянулся на своих дружков, — я ничего не слышал… А вы, парни?

Бушрут отрицательно покачал головой. Квага страдальчески сморщил нос — и осторожно потрогал голову, о чем, признаться, тут же и пожалел: в ней тотчас что-то яростно зажужжало и загундело, точно в осином гнезде, полном раздраженных и решительно настроенных ос.

— И я — ничего... Спал как убитый…

— Ну, ничего удивительного, — спокойно заметил Антиплащ. — Уж поверьте, чертова старуха позаботилась о том, чтобы заранее вывести вас из игры — подмешала снотворное в ту бутылку с вином, из которой вы пили накануне.

— Снотворное?! — Мегавольт возмущенно подскочил. — Ах она… старая коряга! То есть… получается... Гавсы уже давно намеревались оставить нас с носом, да?

— Да. И в итоге им все-таки удалось... отчасти. Они удрали, прихватив с собой все скруджевские бирюльки — ну да и черт с ними, пусть, в конце концов, ими подавятся. Своя часть добычи у нас все-таки осталась.

— Что ты имеешь в виду?

— Содержимое чемоданчика.

Мегавольт раздраженно зашипел.

— Ничего не понимаю… Ты сказал, что Гавсы забрали этот чемоданчик с собой!

Антиплащ, посмеиваясь, невозмутимо жевал зубочистку.

— Ну, во-первых, это не совсем чемоданчик… это — контейнер. А во-вторых… ну да, чемоданчик они забрали. Но я что же, по-вашему, абсолютный пень?

Подельники смотрели на него в недоумении.

— Какого черта… Да говори же наконец толком, не томи! В чем соль шутки-то? Что же все-таки было в этом гребаном контейнере, а?

— А вот что. — Загадочно усмехаясь, Антиплащ добыл из кармана и положил на стол горсть небольших серовато-белесых камешков неправильной формы, похожих не то на некий диковинный сорт гравия, не то на катышки высохшего птичьего помета... Он, видимо, полагал, что дальнейших объяснений не требуется — но Квага и Бушрут только в растерянности переглянулись, а Мегавольт, выпятив губу, изумленно покатал один из камней по столу кончиком пальца. Эти загадочные предметы ни о чем им не говорили...

Квага откровенно недоумевал:

— Что это?

Впрочем, нахмуренное чело Мегавольта слегка просветлело. Осторожно взяв в руку один из невзрачных белесых камешков, он поднес его к глазам — и сосредоточенно прищурился:

— Постойте, постойте… Это что-то знакомое… Где-то я их видел… Ах, черт! — Он присвистнул, внезапно кое о чем вспомнив — и яростно  ударил кулаком по ладони. — Это же эти проклятые минералы, как их там… герде... гербе...

— Герениты… — пробормотал Бушрут. — Ага, точно...

— Верно, верно — герениты! Эти чертовы камешки... редкие, уникальные, единственные в своем роде и тому подобное... Которые способны излучать эти, как их... герео-частицы!

— И генерировать новый вид энергии…

— За которыми охотилась ВАОН!

— И из-за которых на тебя нацепили браслет со взрывчаткой!

— Черт побери! Но их же упрятали в подземный бункер Национального Банка! Как они оказались у Скруджа?!

— Да очень просто! — Антиплащ ухмыльнулся — так победно, широко и язвительно, насколько позволяла ему распухшая щека. — Да, после того, хм... небольшого приключения с браслетом герениты действительно упрятали в Национальный Банк, и они хранились там до недавнего времени, пока какому-то умнику не пришла в голову идея отправить их на научную конференцию в Санлайт-сити. Тут-то все заново и завертелось… Об этом кульбите каким-то образом пронюхали мутные индивидуумы из ВАОН… они уже давно интересовалась этими злосчастными камешками, хотели заполучить их для своих экспериментов, синтезировать в искусственных условиях или что-то в этом роде... в общем, неважно. Главное — они были готовы пойти ради этих камней на любые жерт... любые траты. Так вот — в Санлайт-сити герениты прибыли вполне благополучно, но на обратном пути, при пересадке в Даксбурге, их попытались похитить. Впрочем, безуспешно — охране удалось отбиться от нападающих, но перевозка была сорвана... а у ШУШУ, в очередной раз беспросветно погрязшего в бюрократическом коллапсе, не оказалось под рукой подходящего транспорта для отправки геренитов в Национальный Банк. Поэтому и было принято решение временно поместить их в Хранилище Скруджа, в его личный сейф, как наиболее тайное и надежное на данный момент место.

— Правда? А откуда ты все это знаешь? — подозрительно спросил Бушрут.

— Из адресованного Макдаку «Сопроводительного письма», которое находилось в голубой папке с документами… ну, той самой, что хранилась в скруджевском сейфе вместе с чемоданчиком.

— Постой… В какой папке? Мы не знали ни о какой папке... Почему ты нам о ней ничего не сказал?

Главарь небрежно повел плечом.

— Так вы и не спрашивали.

— Ну да, ну да… — Бушрут криво улыбнулся. — Сволочь ты, Антиплащ.

— Я знаю. И благодарю за комплимент. Так вот, насчет папки… Скрудж хранил там кое-какие важные и конфиденциальные бумаги. Мне стало любопытно, что за секреты он там прячет, и я в неё заглянул, чисто из, так сказать, познавательного интереса — и обнаружил это письмо... И догадался, что́ находится в чемоданчике. Я решил проверить, действительно ли это так, осторожно спустился в столовую, вскрыл сейф, вынул контейнер, и — ха-ха! — точнехонько в этот момент меня накрыл кадавр Громила.

— И… что?

— А то. — Нервно пощупав опухший глаз, Антиплащ жадно глотнул остывшего чаю. — Он стоял в дверях, у меня за спиной, и не мог видеть открытый контейнер, который лежал передо мной на столе. И я успел подменить содержимое… сунул герениты в карман, а взамен насыпал в чемоданчик горсть орехов, которые Обжора забыл в пакетике на столе. И вновь захлопнул крышку и закрыл замок… вот только схватить пустую бутылку, чтобы заехать Громиле по черепу, уже не успел. Ну, об остальном, я полагаю, рассказывать нет нужды… Гавсы выгребли всю добычу из сейфа и прихватили контейнер. Связали меня узлом, надавали по морде, засунули в подвал и были таковы. Смылись, короче, подчистую и абсолютно бесследно, как средство для мытья посуды… Да и черт с ними! Меня только одно сейчас волнует по-настоящему.

— Что?

— То, что они убрались на фургоне Балбеса… Идиоты! Знаете, что́ я сделал бы на месте Черныша? Если у него есть хоть малейшие подозрения об участии в деле шайки братьев Гавс (а они наверняка есть!), он бы проверил, не зарегестрированы ли на них какие-либо транспортные средства. И вот, представьте, открывает он полицейскую базу данных — и что? Там тут же всплывает наш знаменитый фургон!

— Если он не зарегестрирован на какого-нибудь левого чувака.

— Только это меня и утешает... Но если, не приведи господь, копам об этом известно... а у Черныша хватит мозгов (а их наверняка хватит) выяснить, что фургон с этими номерами в ночь ограбления видели невдалеке от Хранилища, Гавсам — крышка. Это, конечно, сугубо косвенные улики, но ведь мерзавцу Чернышу ничего не стоит на этом сыграть. А если Гавсов поймают и припрут к стенке, они, будьте уверены, в ту же секунду заложат нас с потрошками и даже ухом не поведут.

Бушрут поёжился.

— Вот уж нет! Вряд ли их поймают... по крайней мере, я на это надеюсь. Черныш, конечно, проницателен, но отнюдь не всеведущ, а Мамаша хитра и пронырлива, как старая щука. Во-первых, фургон и впрямь наверняка зарегестрирован по поддельным документам. А во вторых, если уж братцы давненько намеревались нас кинуть, то пути отхода у мадам Гавс наверняка были заготовлены заранее, и где-нибудь неподалеку от Даксбурга Гавсов дожидается другой транспорт, отнюдь не такой приметный... Ты говорил, они хотят попытаться сбежать в Мексику?

— Вероятно, да.

— А что... Мамаша тоже работает на ВАОН?

— А черт её знает… Но, судя по тому, что она знала о содержимом чемоданчика, у неё явно есть с этой организацией какие-то каналы связи. Именно им она намеревалась продать герениты. Тот человек, которому она надеялась сбыть скруджевское добро… я поначалу думал, что это какой-нибудь денежный мешок типа Флинти Гломгольда, но сейчас склоняюсь к мысли, что, скорее, наш барыга все-таки является агентом ВАОН — эта далеко не скромная Ассоциация может позволить себе подобные траты.

— Либо он — денежный мешок, который по совместительству является агентом ВАОН.

— Все может быть…

— Железный Дровосек? — помолчав, спросил Репейник.

— Говорю же — все может быть. Но ВАОН не Дровосеком единым жива, у неё полно и других, гм-гм, завидных кадров. И все они мечтают заполучить чемоданчик…

Квага весело заржал.

— Представляю, какие рожи у них будут, когда они откроют контейнер и увидят… увидят там… всего-навсего горсть орехов! Ха-ха-ха! Не хотел бы я в этот момент оказаться на месте Мамаши, черт побери!

— Это уж точно! Здорово ты их, а! — подмигивая Антиплащу, Мегавольт вздернул вверх большой палец. Элмо счастливо улыбался — его бледная, обычно сумрачная худая физиономия пунцово раскраснелась от радости и восторга, от упоения таким не чаянным, но оттого еще более ярким и головокружительным торжеством. — Так им и надо, дегенератам!

— Йу-хуу! Мы богаты, парни! Мы миллионеры! — Квага подбросил в воздух металлическую ложку и ловко поймал её на лету — прежде, чем она успела угодить кому-нибудь в лоб. — И с этими придурками Гавсами делиться не надо!

— Да здравствует герео-излучение! — Мегавольт ликовал, сияя, точно ксеноновая лампа. — Да здравствуют герениты! Да здравствует — ха-ха! — тупость Гавсов! Да здравствуем мы!

Один Репейник был настроен более здравомысляще:

— Но они догадаются, что камни у нас.

Главарь медленно кивнул.

— Разумеется. Я на это и рассчитываю. Когда личности из ВАОН поймут, у кого нужный им товар — мы запросим за этот товар собственную цену. По два-три ляма за штучку, я полагаю, будет вполне приемлемо… сколько там этих камней — десять, двенадцать?

— Ну-ну, постойте! — Мегавольт протестующе замахал руками. — Оставьте мне пару камешков! Я уже давно хотел узнать, что за «новый вид энергии» они излучают! Может, — он хитро подмигнул, — они нам и самим еще пригодятся, э?

— Ладно. — Антиплащ великодушно, с барской щедростью улыбнулся. — Так и быть, пару штучек тебе оставим — шамань с ними себе на здоровье. А остальные… ну, если продавать их ляма по три… да еще поторговаться… да пригрозить, что мы вернем камни в ШУШУ…

«И они действительно заплатят?» — спросил он себя с неким неприятным холодком в груди. Или... что?

На столе едва слышно курлыкнул пейджер* — один из тех, которые взломщики приобрели за несколько дней до ограбления, чтобы всегда быть на связи. Антиплащ мельком взглянул на экран — пришло новое сообщение…

С пейджера Мамаши.

Ого! Подельники переглянулись. С каким-то, надо признать, нехорошим предчувствием. Мадам Гавс поняла, что их провели, как последних лохов? И… что? Посылает им теперь искренние пожелания счастья, здоровья и долгих лет жизни?

— Что там? — спросил Квага, взволнованно обгрызая ноготь и вытягивая шею, чтобы заглянуть Антиплащу через плечо. — Что этой старухе опять от нас понадобилось? Мало ей скруджевских побрякушек, а?

— Не знаю. Сейчас посмотрим, — проворчал главарь. Сообщений на экранчике пейджера было уже несколько, они шли вереницей одно за другим. Антиплащ открыл первое, и...

В желудке его словно лопнул ледяной шар.

 

«Привет тебе из Сен-Канара, ублюдок!»

«Торжествуешь, скотина? Думаешь, что обвел идиотов Гавсов — и нас с ними заодно! — вокруг пальца? Как бы не так».

«С ВАОН шутки плохи. Мы знаем, что герениты у тебя».

«А твоя девчонка, Гейл Андерс — у нас».

«Если хочешь вновь её увидеть — делай правильные выводы, тварь! Ты слишком рано списал меня со счетов.

Железный Дровосек».

 

Антиплащ онемел. Его словно хлестнули по лицу мокрой тряпкой. Вот так. Вот так. «А твоя девчонка, Гейл Андерс — у нас». Во власти Железного Дровосека.

Мир перед ним перевернулся и земля в одно мгновение ушла из-под ног… Проклятый белый сфинкс все-таки дотянулся до него своими хваткими и цепкими, бесконечно длинными когтистыми лапами.

И нанес подлый и сокрушительный, самый беспощадный удар.

 

______________________________________

* Пейджер — электронное устройство для передачи между абонентами текстовых сообщений. Активно использовался в 90-е годы, но впоследствии уступил популярность становящимся все более доступными для населения сотовым телефонам.

«…Ты всегда должен быть один. Как только ты допускаешь кого-то в свои мысли или, не приведи господь — в свое сердце, ты становишься уязвимым. Ты обретаешь слабое место. И твои враги, будь уверен, не упустят возможности этим воспользоваться...»

Да. Они и не упустили.

Они нашли его слабое место. Крючок, за который можно потянуть и выловить из пруда ловкую увертливую рыбку.

Но как? Как, черт побери?! Как они пронюхали про Гейл?

Впрочем… После той шумихи, которая поднялась в Сен-Канаре следом за кражей «Утренней звезды», мудрено было не связать имя Антиплаща с именем мисс Андерс, их обоих тогда склоняли как только можно, сначала — как преступников и обвиняемых, потом — как невинно пострадавших и оболганных жертв. Были ведь какие-то вшивые сопливые статейки… репортажи на телевидении… какая-то нездоровая суета в желтой прессе… и фотографии… Фотографии. Тоже. Наверняка. Были.

Антиплащ этим не интересовался.

А вот Железный Дровосек — даже очень. И наверняка взял это себе на заметку — так, на всякий случай. Очень уж большой и острый зуб он имел на Антиплаща. И забывать свои обиды был ни в коем случае не намерен.

Но ведь уже год прошел… Почти год! Своих отношений с Гейл Антиплащ ни тогда, ни сейчас не афишировал, наоборот — старался скрывать их как только можно… Как они догадались, куда именно нужно бить?!

Тот снимок, который лежал у Антиплаща в «секретном блокноте» и попался на глаза Мамаше… Черт побери! «Фотографии двоюродных сестер обычно не вклеивают в симпатичную рамочку и не хранят в тихом и укромном местечке, хе-хе…» Эта старая стерва, конечно, обо всем догадалась. И наверняка напомнила об этом Дровосеку. А найти в Сен-Канаре Гейл, выяснить адрес дома, где она живет, и клиники, где она работает, для ВАОН — пара пустяков, при их-то развитой агентурной сети и количестве шпионов на квадратную милю! Дровосек только дал отмашку своим людям — и паре крепких кожаных громил ничего не стоило подкараулить Гейл где-нибудь на тихой безлюдной улице и затолкать в черную машину с зеркальными стеклами…

Антиплащ застонал. Как он мог быть таким непроходимым кретином!

Он стоял на углу, возле автомата, продающего колу, жвачку и сигареты, и мял в пальцах тонкий бумажный стерженек «Мальборо», время от времени судорожно затягиваясь. Бесполезно — унять дрожь во всем теле никак не удавалось… В стеклянной витрине ближайшего магазина он видел свое отражение: странная призрачная фигура с лицом бледным и жутким, застывшим неподвижно, точно маска из алебастра. Герениты лежали у него в кармане джинсов.

Ту безобразную сцену, которая случилась два часа назад в доме Гавсов, вспоминать было абсолютно невыносимо. Но она так и стояла у него перед глазами…

Что ж, он вполне понимал своих дружков. Оставаться в дураках и терять честно заработанные миллионы из-за идиотской прихоти главаря им совсем не хотелось.

Да, он их вполне понимал. И даже не осуждал. Но на душе его все равно было липко, противно и мерзко — как на дне грязной плевательницы.

— Это блеф, — спокойно сказал Бушрут, едва взглянув на сообщение на экранчике пейджера. — Мамаша обозлилась на нас и теперь пытается взять тебя на пушку. Как ты можешь этому верить, Анти?

Ага, ага. Вот только дело было в том, что Антиплащ не мог этому не верить. Да, Мамаша видела фотографию Гейл и могла попросту придумать эту маленькую месть… но она не знала её имени. Она не знала, как зовут девушку, изображенную на фотографии!

А вот Железный Дровосек — знал.

И написать это сообщение мог только он. Хотя, вполне возможно, по наущению Мамаши.

Антиплащ объяснил… попытался объяснить это своим дружкам. Но они по-прежнему не понимали.

Не хотели понимать.

Слишком больно было падать с высоты красивой и триумфальной победы в глубокую беспросветную яму глупого поражения. Слишком больно было так безнадежно и бестолково терять деньги, которые они уже считали своими, слишком жалко и досадно — отказываться от развернувшихся перед ними долгожданных перспектив и уже маячившего на горизонте осуществления давних желаний.

— Вы должны мне помочь, — говорил Антиплащ, стараясь быть если уж не категоричным, то, по крайней мере, более-менее убедительным. — Ещё в наших силах все исправить и повернуть события нам на пользу. Если мы будем действовать сообща… Если мы сообразим какой-нибудь план…

Какой, к чертовой матери, план?! Этого он не знал. И ничего не мог придумать — мысли его рассыпа́лись, словно крупа, он был слишком взволнован, слишком напуган, чтобы что-то соображать, и его сообщники помочь ему никак не хотели — да, собственно говоря, ничем и не могли.

— Может быть, обратиться в полицию? — наконец нерешительно предложил Бушрут. И на него посмотрели, как на сумасшедшего.

— В полицию?! — возопил Квага. — И отдать им герениты? И все наши деньги? Ты что, спятил?

— Какого черта? — яростно шипел Мегавольт. — Какого черта мы должны терять честно заработанное бабло из-за твоей сопливой девчонки, а? Какое нам-то до неё дело? И до этого проклятого Дровосека? Верни нам наши паи — и катись на все четыре… Сам решай свои проблемы!

Так — ну, или примерно так — звучали их доводы. И Антиплащ, пожалуй, мог бы признать, что какой-никакой резон в их словах несомненно есть…

Если бы только речь не шла о жизни Гейл.

Какого черта на него свалился такой жуткий выбор?

Стиснув зубы, он смотрел на экран пейджера, по которому ползли строчки новых сообщений:

«Что надумал, сукин сын? Время идет».

«Ты лжешь! С какой стати я тебе должен верить? — торопливо набирал он в ответ, едва попадая пальцами по кнопкам, путаясь в буквах и знаках препинания. — А если это правда — то ты просчитался, мерзавец! Какое мне дело до этой девахи? Можешь делать с ней все, что угодно. Я, знаешь ли, предпочту взять деньгами».

Отзыв следовал незамедлительно:

«Правда? Значит, я могу прислать тебе по почте её ухо? Для начала, ага?»

И Антиплащ точно наяву видел перед собой тяжелую грузную фигуру Дровосека, его твердый, тщательно выбритый подбородок, его тонкие губы, кривящиеся в глумливой усмешке, и жуткую непроницаемую маску с темными провалами вместо глаз…

«Сука! Я тебе не верю. Дай ей пейджер. Пусть она напишет, в какой блузке была в день нашей встречи на Касл-рок-сквер».

«Это невозможно. Она сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать на дурацкие вопросы».

«Что вы с ней сделали?!»

«Вкололи транквилизатор».

Ну да, это они умеют. Антиплащ скрипел зубами от ярости и бессилия. Что, если он не блефует? Что, если Гейл действительно в полной и безраздельной власти ВАОН, и эти палачи теперь начнут медленно отреза́ть от неё по кусочку? Железный Дровосек расправляется со своими врагами с неимоверной жестокостью… Он, Антиплащ, это очень, очень хорошо помнил.

— Кретин! — презрительно сказал Мегавольт, брюзгливо оттопыривая губу, выражая общую, витающую в воздухе мысль. — Совсем соображение потерял… Ну какое тебе дело до этой девчонки? Велика потеря… отыщешь себе другую! Нашел из-за чего слюни распускать! Ты лучше это… дай сюда камни, а то наделаешь каких-нибудь глупостей… и останемся мы все у разбитого корыта… — И, угрожающе сыпля искрами, Элмо решительно протянул руку, намереваясь отобрать у главаря злосчастные камни — единственное, что еще могло спасти Гейл и имело сейчас для Антиплаща хоть какую-то ценность.

Поэтому он сделал то, за что ему до сих пор было противно и стыдно. Схватил со стола увесистую деревянную скалку — и врезал ею подошедшему Мегавольту по выступающим передним зубам. Мегс с проклятием отлетел к стене, Квага испуганно охнул. Репейник, прикрыв глаза, осторожно молчал из дальнего угла — растерялся? Или делал вид, что растерялся? А в действительности — просто не хотел вмешиваться?

Антиплащ не стал дожидаться, пока они придут в себя — сунул герениты в карман и выпрыгнул в кухонное окно. Рассчитывать на дружков, ослепленных блеском призрачных миллионов, явно не приходилось… А жаль! Возможно, сообща им действительно удалось бы что-нибудь придумать и как-нибудь выкрутиться… но — увы! Его даже не удивило бы, если бы они бросились за ним в погоню в надежде вернуть только что обретенное и вновь ускользающее богатство — но догнал его лишь яростный, хриплый от боли, обиды и негодования вопль Мегавольта:

— Идиот! Совсем спятил! Друзей своих предаешь, да? Из-за этой девахи? Она что, единственная баба в Сен-Канаре, козел?

Нет. Не единственная. Антиплащ и сам это отлично понимал. Но что-то переворачивалось внутри него, когда он — против воли — представлял себе, как бритоголовые отморозки из ВАОН будут жадно хватать Гейл грубыми лапами, терзать её и тискать, безжалостно мучить — и упиваться её страхом, страданием и невыразимым отчаяньем.

Его теплая и ласковая домашняя кошечка… Он слишком привязался к ней за этот год, чтобы вот так запросто все перечеркнуть и наплевать на её судьбу. Предать её за горсть поганых камешков. Она принадлежала ему — и он не мог допустить, чтобы к ней прикасались грязные руки каких-то дегенератов. Да и какой он к черту пахан и криминальный авторитет, если даже не может защитить от посягательств злобных супостатов свою непреложную собственность… то есть свою подругу?

Он чувствовал себя совершенно больным. И ненавидел себя за это.

Но изо всех сил старался не отчаиваться.

Он нашёл ближайший телефон-автомат, бросил монетку в щель, снял трубку и набрал домашний номер Гейл.

Длинные гудки тянулись бесконечно… тянулись и тянулись… и каждый гудок был — как гвоздь в крышку его гроба. Ну же, молил он, подними трубку… подними, пожалуйста, докажи, что ты — дома, что с тобой все в порядке, что проклятый Дровосек лжет от начала и до конца… Но трубку так и не подняли. Телефон надрывался в пустой квартире. В крохотной, такой знакомой квартирке, состоящей из двух комнат, коридорчика и малюсенькой кухоньки, где на столе стоят две прижавшиеся друг к другу фаянсовые чашки и солонка-грибочек… Удастся ли ему когда-нибудь туда вернуться?

Пустота. Никого нет.

Может быть, Гейл на работе? Но сегодня, кажется, не её смена… Может быть, вызвали кого-нибудь заменить? Антиплащ все еще не желал, не мог поверить в неотвратимое и отчаянно цеплялся за малейший шанс…

Он с усилием потер лоб, вызывая в памяти номер рабочего телефона Гейл и — с третьей попытки — сумел-таки дозвониться до больницы. Ответил незнакомый голос:

— Да?

— Э-э… Будьте добры, позовите к телефону Гейл Андерс. Это очень важно.

— Мисс Андерс? — Где-то далеко зашелестела какая-то бумага. — Простите, её сегодня не было в клинике. Попробуйте позвонить ей на домашний, я вам продиктую номер…

— Спасибо… не стоит… — Телефонная трубка бессильно выскользнула из его потной ладони…

Ему было страшно. Очень страшно. И хуже всего, что не за себя.

Оставалась, конечно, слабая вероятность, что Гейл куда-нибудь ушла… в магазин, или в кино, или в парк… или в библиотеку, в конце-то концов… Но даже Гейл, даже в библиотеке, даже в читальном зале не может, черт побери, сидеть несколько часов! Антиплащ пытался дозвониться до неё целый день — но её домашний телефон безнадежно молчал. Сейчас, стоя у автомата, напичканного жвачкой и дешевыми сигаретами, Антиплащ вновь набрал знакомый номер… И почему он, кретин, не догадался перед отъездом купить Гейл один из этих новомодных «мобильников»?

Гудки… долгие гудки… Ничего.

Хозяйки нет дома.

Потому что она в цепких когтях Дровосека и его отъявленных палачей.

И надеяться, кроме Антиплаща, ей абсолютно не на кого. Как она сейчас испугана, растеряна и обессилена! Как она, должно быть, проклинает тот день, когда судьбе угораздило свести её с таким опасным и непредсказуемым уголовником, из-за которого её преследуют одни только бесконечные беды, неприятности и несчастья!

Антиплащ провел трясущейся рукой по лицу.

Мамаша все-таки оставила его в дураках… Гавсы прихватили сокровища Скруджа — а теперь придется отдать Дровосеку и проклятые герениты. В обмен на жизнь Гейл. Девушки, которая ему, в общем-то, никто. Не сестра, не жена и даже не любимая кузина — просто милая и пушистая домашняя кошечка…

Но почему же у него тогда так холодеет в желудке и щемит в груди? Отчего мешает дышать этот проклятый ком в горле?

Ладно, сволочь, паршивая Железная Рожа, сказал он себе, я с тобой еще поквитаюсь. Дай мне только вызволить Гейл…

Он выплюнул дотлевшую до фильтра сигарету и набрал новое сообщение.

«Гады. Будьте вы прокляты! Я согласен… Когда и где?»

«Во-от, это другой разговор. Сегодня вечером. В старом ангаре на окраине Даксбурга. Подробности сообщу позже. Будь на связи, чмо! И не вздумай выкидывать никаких фокусов».

«Ты, мразь! Где гарантии, что я увижу её живой?»

Молчание.

«Если хоть один волос упадет с ее головы, я тебя из-под земли достану, ты понял?»

Дровосек не ответил. Дурацкие угрозы Антиплаща его ни капли не задевали. Скатывались, словно с гуся вода.

Он знал, кто́ сейчас вправе диктовать условия.

* * *

Автобус шел ни шатко ни валко, подолгу задерживаясь на светофорах и на остановках, извергая из брюха и вновь заглатывая группки угрюмых, поглощенных своими мыслями пассажиров. Кто-то спешил на работу, кто-то — на учебу, кто-то — по иным немаловажным делам, и никому не было заботы до забившегося в угол салона, съежившегося в кресле светловолосого человека, плотно завернувшегося в желтую замшевую куртку и прикрывающего рукой измученное лицо.

Антиплащ проехал по городу от одного автобусного кольца до другого. Рядом с ним ехала пустая банка из-под пива, оставленная под сиденьем кем-то из предыдущих пассажиров.

Он ничего не мог придумать. Ничего. Абсолютно ничего! Мыслей не было — был ужас, шок, потрясение, ярость, поток мучительных бессвязных эмоций. При таких условиях отбить Гейл у ВАОН не представлялось возможным.

Если бы он знал, где они её держат… Если бы ему удалось уговорить своих вероломных соратников рискнуть шкурой и отправиться на предстоящую встречу вместе с ним… Ха-ха! Да они скорее связали бы чересчур прыткого главаря бельевой веревкой и продали его Дровосеку вместе с геренитами — за обещанные «бабки»… С какой стати они должны лезть на рожон ВАОН и с риском для жизни решать странные антиплащовские проблемы? Из-за какой-то девчонки…

Неужели все-таки придется отдать камни? Но где гарантии, что, заполучив герениты, Дровосек позволит Гейл (да и ему, Антиплащу) благополучно вырваться из-под его длинной и жесткой длани? Как известно, ВАОН предпочитает не оставлять свидетелей, тем более таких неудобных…

Автобус остановился — конечная… Антиплащ на негнущихся ногах выбрался из салона и, пройдя пешком около полумили, оказался на узкой и почти безлюдной Лаймон-стрит, в конце которой находилась старая автомобильная свалка.

Место встречи, назначенное ему Дровосеком.

«В глубине свалки есть старый ангар. Приходи туда к семи часам вечера. Один. С геренитами. Не вздумай вмешивать в дело полицию или еще кого бы то ни было. Иначе твоей девке конец».

Антиплащ нащупал пистолет, лежащий во внутреннем кармане куртки.

Когда два часа назад он вернулся к дому Гавсов, тот был пуст. Ни ярких шмоток Кваги, ни раскиданных повсюду проводов и лампочек Мегавольта, ни диковинных колб и пробирок Бушрута… Повсюду виднелись следы неряшливых сборов: видимо, его дружки, разобидевшись на весь белый свет, решили, что с их стороны будет разумнее как можно быстрее убраться из Даксбурга и вернуться обратно в Сен-Канар — и собрали манатки… Ну и черт с ними!

Антиплащ вошел в дом, открыл дверь в свою комнату и достал спрятанный за шкафом, завернутый в полиэтилен верный «глок».

Здесь же, в шкафу, под ворохом старого барахла находилась и голубая папка со скруджевскими секретами — но сейчас она не представляла для Антиплаща никакого интереса, и он сомневался, что когда-нибудь представит. Поэтому он оставил её на месте — а пистолет зарядил и спрятал во внутренний карман куртки. Вышел из дома и на ближайшей остановке сел на автобус, идущий в противоположный конец города.

И вот теперь стоял на углу Кривого тупика и Лаймон-стрит, на берегу бескрайней и неизведанной, как океан, простирающейся далеко в обе стороны автомобильной свалки.

Солнце, заходящее на посадку, висело над горизонтом большим и круглым оранжевым блином. Глыбились там и тут груды ржавого искореженного железа, ожидающего своей очереди на переработку. Чего здесь только не было: остовы автомобилей — мертвые, с выбитыми стеклами, с облупившейся краской… скелеты отслужившей свой век производственной техники… груды износившихся покрышек и сломанных бытовых приборов… туши каких-то полуразобранных механизмов и агрегатов… Антиплащ вытер пот со лба: нет ни ветерка, воздух душен и неподвижен, пропитан красноватым светом заходящего солнца; вокруг — тишина: космически безжизненная, равнодушная и зловещая, точно привезенная сюда со старого кладбища. Безмолвие. Одиночество. Никого нет… Правда никого?

Половина седьмого…

Пейджер ожил снова:

«Ты здесь?»

«Да».

«Один? Камни при тебе?»

«Да».

«Иди к ангару. Я жду».

«Черта с два!»

«В чем дело?»

«Я не войду в ангар».

«Ты мне не доверяешь?»

«Я должен увидеть Гейл».

«Увидишь».

«Живой. Прежде, чем я передам тебе герениты».

«Зайди в ангар. Никто тебя не тронет. Я гарантирую тебе полную безопасность».

«Нет».

Ответа не было минуты две-три. Дровосек совещался со своими приспешниками? Антиплащ ждал, скорчившись за каким-то съежившимся в гармошку железным трупом. В том, что ангар — откровенная ловушка, он ни капли не сомневался. На свалке тоже было опасно — но свалка была обширная и запутанная, настоящий дремучий лес, извилистый лабиринт, изобилующий поворотами, закоулками и лазейками, и вряд ли бритоголовые детины Дровосека могли контролировать её полностью. Поэтому здесь оставался крохотный шанс ускользнуть с наименьшими потерями… Но Антиплащ не знал, что́ сейчас происходит с Гейл. Где они ее прячут? И — как? Держится ли она на ногах? Может ли самостоятельно передвигаться?

Думает ли о нем — и о возможности побега? Надеется ли на него? Ну хоть немного, самую капельку?

Жива ли она ещё?..

Наконец пейджер негромко пискнул:

«Мы друг другу не доверяем. Хорошо. Будем проводить сделку на нейтральной территории. Мои телохранители выйдут через центральный вход. Девчонка будет с ними».

«Хорошо».

«После этого ты передашь моему человеку герениты».

«Сначала вы отпустите девчонку и позволите ей отойти на безопасное расстояние».

«Видишь красный «форд» неподалеку от входа? Мы оставим заложницу около него. И будем держать её под прицелом. Убежать она не сможет. Если ты позволишь себе какую-нибудь глупость — её пристрелят. Если выкинешь какой-нибудь финт и попытаешься нас нагреть — тоже».

«Почему я должен тебе верить?»

«А почему я должен верить — тебе?»

Этак мы никогда ни до чего не договоримся, с беспокойством подумал Антиплащ. Неужели все-таки придется рискнуть? Он перебрал пальцами по рукояти пистолета, перехватывая оружие поудобнее… Пейджер опять напомнил о себе:

«Мне нет резона с тобой ссориться, Антиплащ. Выполни свою часть сделки — и мы выполним свою».

«Если девчонка погибнет — никому из вас тоже не жить, железный урод! Я найду вас всех и перебью, как бешеных собак!»

«Ну, попробуй! — Ухмыляющаяся черно-белая рожица-смайлик. — Нас слишком много. Тебя пристрелят первым, дурак!»

«Мне плевать».

Антиплащ дал отбой. Он понимал, что шансов выжить и у него, и у Гейл очень и очень мало.

Лавируя между искореженными кузовами мертвых автомобилей, он медленно подбирался к блестящему металлическому ангару, притаившемуся в центре гигантской свалки, точно паук — в центре смертоносной паутины. Вот и центральный вход… двустворчатые, плотно закрытые железные двери… перед ними — широкое пустое пространство… красный (когда-то красный) «форд», вросший брюхом в землю неподалеку от входа…

Антиплащ скользнул за гусеницы экскаватора, притулившегося на краю площадки (откуда здесь столько железного хлама? В Даксбурге не может быть столько машин… их свозят сюда со всей Калисоты, не иначе!) и замер, съежился, стараясь слиться с  нагревшимся на солнце металлом и сделаться незаметным — и в то же время видеть все, что происходит у дверей ангара: площадка возле входа в строение была перед ним словно на ладони. И простреливалась насквозь.

«Ты здесь?»

«Я жду». — Он крепче сжал в руке пистолет… Проклятые герениты жгли его сквозь прочную ткань джинсов, словно раскаленные угли.

Ничего не происходило. Железные двери ангара оставались закрытыми и неподвижными.

«Ну же! Где они там пропали?» — Антиплащ волновался все больше, градус его нервного напряжения достиг своего пика. Ощущение нарастающей опасности и какой-то роковой, допущенной им ошибки никак не желало его покидать, наоборот — с каждой секундой становилось ярче и невыносимее… Он изо всех сил постарался взять себя в руки и, сдавив эмоции в кулаке, мыслить более-менее хладнокровно. Это — западня? Ловушка? Они пытаются его провести? Вычислить, где он прячется — и напасть: подло, коварно, исподтишка, этак абсолютно по-ваоновски…

Сколько у Дровосека людей — дюжина, две? Скольких Антиплащ успеет уложить до того, как им с Гейл удастся удрать… или до того, как бритоголовые всадят в него десяток пуль?

Тишина. Наконец едва слышно скрипнула, приоткрываясь, створа железной двери…

Сейчас он увидит Гейл.

Антиплащ внутренне собрался. Он внезапно ощутил вкус крови во рту — и понял, что от волнения неосознанно прокусил губу, даже не почувствовав боли.

Сейчас…

Он привстал.

Нет!

Что-то едва слышно хрустнуло и скрежетнуло… позади него.

Проклятие! Все-таки они его выследили! Он резко обернулся и вскинул пистолет — но было уже поздно.

Слева, справа, спереди и сзади — повсюду угрожающе залязгали затворы автоматов. И нарисовавшийся за его спиной человек бросился на него быстрым кошачьим прыжком.

Лицо нападающего было скрыто плотной черной маской с прорезями для глаз.

Он опоздал! Просчитался! Все-таки они его провели!

И тянули время только затем, чтобы определить его местонахождение…

А Гейл? Где же Гейл? Может быть, её и вовсе здесь нет? Где эта гнида Дровосек её прячет?!

Или все это — действительно блеф, от начала и до конца? Мамаша подсказала Дровосеку, за какую ниточку следует потянуть, тот, так сказать, закинул блесну — и Антиплащ предсказуемо заглотил наживку… и тотчас же попался на удочку, точно распоследний недалекий карась!

Он слишком растерялся. Слишком не ожидал такого подлого удара. Слишком поддался эмоциям. И потому допустил ошибку.

И — проиграл.

Он понял это в тот короткий миг, когда поднимал пистолет и пытался увернуться от нападения… Но враг оказался проворнее; кроме того, ему все-таки удалось застичь Антиплаща врасплох. Главарь отскочил, но не слишком удачно, из глаз его посыпались искры — противник достал его кулаком в и без того разбитый, отчаянно вопиющий о пощаде нос… Ослепленный болью, Антиплащ покатился по земле и услышал клацанье оружия и приближающийся со всех сторон топот ног… Он попытался заползти под ржавый кузов ближайшего автомобиля-калеки, где мог бы пусть не отлежаться, но хотя бы перевести дух и наметить план дальнейших действий — но не тут-то было: кто-то яростно навалился на него и придавил к земле, чьи-то цепкие лапы перехватили руку с пистолетом и завернули её за спину. Все, конец! Безликие бритоголовые ребята из ВАОН скрутили его быстро и умело, точно цыпленка, приговоренного к смерти через сварение в супе.

— Сюда, Ричардс! Живее!

Знакомый голос. Очень знакомый — и не имеющий к ВАОН ни малейшего отношения… Тысяча чертей! Какого дьявола тут вообще происходит?!

Его наконец выпустили, держа под прицелом автоматов — и, распластанный на земле, он с трудом повернул голову и осмотрелся. Ну, конечно! Человек, сбивший его с ног, стоял неподалеку на одном колене, но устрашающего черного чулка с прорезями для глаз на голове его уже не было: сняв не нужную теперь балаклаву, он убирал её в карман куртки.

И Антиплащ сразу его узнал.

Это был Черныш.

Антиплащ прислушался к себе — и с вялым безразличием понял, что почти не удивлен.

Вокруг него толпились, стояли, присутствовали какие-то люди; лежа на земле ничком, Антиплащ видел только их ноги в черной полицейской форме и одинаковых армейских ботинках. Полиция? SWAT? Или, скорее — бравые парни из ШУШУ? Откуда они здесь?! Как, черт возьми, они его выследили? Как он умудрился не заметить за собой «хвост»?!..

Он совсем забыл о том, что его могут искать, и — от растерянности и шока — утратил последние крупицы осторожности и бдительности... Кретин!

— Вставай, — наконец затолкав маску в карман, сухо сказал Дрейк. Он поднялся на ноги и взирал теперь на пленника сверху вниз — холодно и сурово, точно сама неумолимая Немезида, богиня неминуемого возмездия. — Ты арестован за организацию ограбления Хранилища Макдака. Ты имеешь право хранить молчание. С этого момента все, сказанное тобой, может быть использовано против тебя.

— Да пошел ты, дефектив хренов, — хрипло пробормотал Антиплащ, скорее — самому себе, нежели кому бы то ни было. — Откуда ты здесь взялся?

Черныш его не слушал.

— Все осмотрели? — отрывисто спрашивал он у кого-то, невидимого для Антиплаща. — Ещё кого-нибудь нашли? Нет? Странно… Ты что, здесь и вправду один? — спросил он у двойника. — А где же твои дружки? Дали деру, когда запахло жареным, а? Ай-яй-яй, как это некрасиво с их стороны.

— Какие дружки? — прохрипел Антиплащ.

— С которыми ты вскрывал скруджевский сейф. — Черныш ухмыльнулся. Он откровенно упивался своей победой — и даже не считал нужным этого скрывать. — Бушрут, Мегавольт… Или у тебя уже есть какие-то другие дружки?

— Не трудись. Здесь никого нет, — буркнул Антиплащ. Его (по-прежнему держа под прицелом) подняли на ноги, повалили на капот красного «форда» и деловито обыскивали — изъяли пистолет, горсть мелочи, заскорузлый носовой платок, вытащили из кармана джинсов герениты… Вот и всё. Всё кончено. Всё пропало! Всё, буквально всё пошло прахом — из-за этого вшивого самодовольного выскочки, свалившегося внезапно и невесть откуда, будто снег с летнего неба! Откуда он тут взялся? Откуда? Где Дровосек? И... Гейл? Она по-прежнему в плену у Дровосека, или... или что? Да что все это вообще значит, тысяча чертей?!

— Ричардс, наручники! Вот так. — Черный Плащ внимательно наблюдал, как на запястьях двойника защелкнулись металлические браслеты. — Ну, теперь можно ехать… В машину его!

— Нет! Погоди, — прошептал Антиплащ. Ноги его не шли... Он был так ошеломлен и растерян, что по-прежнему не мог ничего понять... не мог уйти, не выяснив, что случилось с Гейл, где она находится, и что вообще за дикая бессмыслица тут творится. Но был сейчас абсолютно бессилен что-либо сделать — пленённый и беспомощный, лишенный свободы и закованный в наручники. Что ему теперь оставалось — просить о помощи и содействии своего давнего заклятого врага, эту заносчивую полицейскую крысу?

— Ну? Что? — Дрейк на секунду обернулся.

— Я хочу узнать, какого черта тут происходит! — прохрипел Антиплащ. Он наконец решился — и заговорил взволнованно, торопливо, захлебываясь: он понимал, что, скорее всего — уже все пропало, а если и нет — то времени у них явно в обрез. — Слушай, Дровосек прислал мне сообщение... он взял в заложницы Гейл... мисс Андерс... и взамен потребовал отдать ему герениты! Некогда объяснять… Они… хотели, чтобы я вошёл в ангар... возможно, они там, внутри… если уже не сбежали… А скорее всего — сбежали, и… я не знаю, что с Гейл… и… и… — Слова у него закончились, горький ком окончательно заткнул горло, и он несколько раз судорожно глотнул, безуспешно пытаясь протолкнуть его дальше в желудок. Сделав над собой усилие, прошептал почти неслышно, одними губами: — Помоги мне... со всем этим разобраться, Черныш.

Черный Плащ молчал. Сердито, глядя в сторону, хмурил брови. Наконец неохотно разлепил губы:

— Успокойся. И — забудь, понял? Не с чем тут разбираться... Для нас этой проблемы не существует.

— Что значит — не существует? — Сейчас, как никогда, Антиплащ готов был его растерзать — за этот невыносимый пофигизм и полнейшее, бросающее в дрожь безразличие в голосе.

— Что услышал, то и значит. — Черный Плащ раздраженно поморщился. Он секунду помолчал, словно сомневаясь, стоит ли продолжать этот разговор, потом отрывисто бросил через плечо: — Нет там никакого Дровосека.

— Что?.. Нет?

— Дровосек — это я. — Он что-то небрежно достал из кармана и показал двойнику.

На ладони его лежала чёрная коробочка — пейджер Мамаши.

Антиплащ обмер. Его словно ударили обухом по затылку.

— Что… — пролепетал он. — Ты… Откуда… Я не понимаю… Так это… это ты присылал эти сообщения? Ты выдавал себя за Дровосека?

— Да.

— То есть… никакого похищения не было?.. Не было, да?

Черный Плащ наконец обернулся и посмотрел на двойника — цепко, пристально и чуть исподлобья. Во взгляде его впервые промелькнуло что-то вроде сочувствия.

— Нет. Не было.

Антиплащ облизнул губы. Происходящее с трудом укладывалось у него в голове. Откуда у Черныша пейджер Мамаши? Значит, Гавсы в полиции? А этот спектакль… разыгранный, как по нотам… был всего лишь приманкой, обманным маневром? Подлым, циничным способом заставить Антиплаща обнаружить себя… выманить его из убежища… вывести его на чистую воду?

— Я… я не верю… где же тогда… Где Гейл? У тебя? В ШУШУ?

— Нет.

— Тогда — где? Где, о господи?! Её нет дома! Я никак не могу до неё дозвониться!

— Ну, не мудрено. Давай без истерики, а? Она просто уехала в Солт-Рокс… Ей дали отпуск на работе, и она решила в кои-то веки отправиться домой и навестить свою матушку. Понял?

Антиплащ проглотил слюну. Ну, конечно! «У меня скоро будет отпуск, и я думаю недельки на две отправиться домой, к маме…» Гейл говорила ему об этом, и даже, кажется, звала его с собой, а он, кретин, всё забыл. Всё. Забыл! Всё последнее время ему было не до Гейл... О, боже! Как он мог быть таким непроходимым болваном!

— Так она… жива и здорова? И… ничего не знает?

— Нет. Впрочем, если хочешь, — Дрейк достал из кармана блокнот и извлек оттуда смятый листок бумаги, — я могу дать тебе номер её телефона в Солт-Рокс. Если уж такое дело… — Он мельком смерил Антиплаща насмешливым взглядом. — Если уж тебя так колбасит, ты можешь сам позвонить ей и убедиться, что с ней все в порядке. Ты же, кажется, имеешь право на один звонок.

— Дай сюда! — срывающимся голосом прохрипел Антиплащ. Он отобрал у двойника листок со строчкой цифр и маленький, протянутый ему кнопочный телефон-мобильник… «Колбасит!» Руки у него так тряслись, что он с трудом сумел набрать на панели несколько цифр.

Долгие гудки… долгие… Опять! Неужели — там, за сотню миль отсюда, где-то в неведомом Солт-Роксе — никого нет дома? Наконец — господи, наконец-то! — раздался далекий, едва слышный щелчок. Кто-то снял трубку:

— Алло?

— Гейл? — прошептал Антиплащ. Он сразу узнал её мягкий приветливый голос — и что-то горячо, тонко ёкнуло внутри него, будто кошка провела по его натянутым нервам теплой пушистой лапкой…

— Да? Кто это? Дирк? Дирк, это ты?

Антиплащ не мог ответить, только вновь беззвучно глотнул. Она была далеко — но она была несомненно жива. Цела и невредима. И даже, кажется, обрадовалась неожиданному звонку…

— Дирк! Почему ты молчишь? Что с тобой? Что-то случилось? — Радостное оживление в её голосе сменилось тревогой. — Дирк! Что произошло?

Горло его сдавило, он не мог вымолвить в ответ ни единого слова. Но наконец все-таки собрался с духом:

— Ни… ничего. Не волнуйся. Я… просто так звоню. Мне надо… мне очень хотелось тебя услышать. Услышать… твой голос. — Больше говорить он не мог: язык у него окончательно отнялся и дыхание перехватило…

Он бессильно выронил телефон из ослабевшей ладони — и, закрыв лицо рукой, разрыдался.

От облегчения.

* * *

Скрежетнули тормоза, машина остановилась.

Загремели засовы.

Лязгнули, открываясь, дверцы кузова. Хлынул внутрь мутный рассеянный свет душных июньских сумерек.

— Выходи!

Антиплащ, закованный в наручники, кое-как выбрался из автозака — и с недоумением покрутил головой.

Перед ним была вовсе не угрюмая металлическая дверь полицейского участка — а ажурная кованая решетка какого-то едва различимого в темноте большого парка. Чуть дальше, за деревьями, виднелся размытый в вечернем сумраке большой дом: белые стены, отделанные в стиле фахверк, множество пристроек с островерхими крышами, крытыми красной черепицей, декоративная смотровая башенка обочь, — и Антиплащ сразу его узнал.

Особняк Макдака. Точно такой, каким его иногда показывали в занудной «Светской хронике» и слащаво-завистливой передаче «Из жизни толстосумов».

— Почему сюда? — хрипло спросил он. — Почему не в полицию?

— Потому что делом о похищении геренитов занимается не полиция, а непосредственно ШУШУ, — сухо ответил выскочивший из кабины Черныш. — Понял?

Антиплащ понял. Видимо, Скрудж хочет лично плюнуть в лицо негодяю, посмевшему обчистить его бесценный неприкосновенный сейф — а в полицейском участке сделать это было бы весьма проблематично. Ну и пусть… Дальше расспрашивать Черныша Антиплащ не стал — слишком ненавидел его сейчас, чтобы вступать с ним в какой бы то ни было диалог.

Да и, в сущности, ему было на все это глубоко наплевать.

К дому вела прямая, как стрела, широкая, посыпанная гравием дорожка. По правую руку умиротворяюще журчал фонтан, по левую — простирался ухоженный травяной газон: чистый, однотонный и гладкий, точно постеленный на землю свежевыстиранный коврик. Антиплащ шел, ведомый двумя охранниками, Черныш шагал чуть сзади и сбоку и явно держался настороже: не убирал правую руку с кобуры и ни на мгновение не спускал с заключенного глаз, даже разговаривая по телефону:

— Да, мистер Хоутер. Да, у нас. Когда ждать транспорт? Чем скорее, тем лучше… Увы, нет… Будем искать. От нас не убегут. Я думаю, они постараются вернуться в Сен-Канар… Да. Да. Ну ничего, зато главарь в наручниках! Хорошо… Конечно, я поговорю с Макдаком… — Закончив разговор, он тяжко вздохнул и, опустив телефон в карман куртки, бросил с досадой:

— От твоих дружков одна головная боль! Какого черта, хотел бы я знать, они не явились на свалку вместе с тобой? Мы рассчитывали, так сказать, накрыть вас всех одним медным тазом.

— Вы же сами требовали, — процедил Антиплащ, — чтобы я пришел на встречу один.

— Разумеется, требовали… для правдоподобия «легенды». Разве Дровосек потерпел бы, чтобы ты притащил на «сделку» свою бестолковую свиту, а? Хотя, откровенно говоря, мы предполагали, что в трудную минуту твои дружки тебя все же не бросят. Но — ха-ха! — они оказались еще трусливее, чем мы о них думали.

Антиплащ с трудом повернул голову и посмотрел на двойника. Опять издевается, паскуда?

— Не суди о том, чего не знаешь, мразь!

— Я не знаю твоих дружков? — Дрейк как будто удивился. — Да ну? Правда?

— Твоё счастье, — яростно прохрипел Антиплащ, — что у меня скованы руки! Ты просто представить себе не можешь, с какой радостью я бы сейчас свернул тебе шею!

— Разговорчики! — сердито проворчал один из конвоиров. — Черный Плащ, вы нарушаете Устав. Вы не должны вести беседу с задержанным без занесения его слов в протокол.

Черныш свирепо промолчал. К счастью, они уже подошли к скруджевскому особняку.

Сразу за дверью (Антиплащ уже подсознательно ожидал увидеть на ней вездесущий символ доллара — и не ошибся) обнаружился большой, богато убранный холл с ведущей наверх широкой мраморной лестницей, крытой алой ковровой дорожкой — но Антиплащ избежал водворения в это гнездо умопомрачительной роскоши: его втолкнули в какую-то небольшую комнатку справа от входа и, ничего не объясняя, оставили в одиночестве. В глухой и прочной, даже на вид тяжелой дубовой двери щелкнул замок.

Видимо, здесь было что-то вроде курительной или домашнего музея, которым, должно быть, временно не пользовались: стояли по углам пустые деревянные шкафы и витрины, вытянулся под окном ряд старых потрепанных стульев, мягкой грудой темнел возле стены диван, накрытый брезентовым чехлом, похожий под плотной темной тканью на прилегшего отдохнуть бегемота. У другой стены виднелся декоративный камин — пыльный и скучный, лишенный того веселого и уютного огонька, который мог бы осветить и оживить его унылую черную утробу. Окна были закрыты тяжелыми бархатными шторами — но Антиплащ даже не сомневался, что с наружной стороны они забраны вычурными стальными решетками. Дверь тоже была крепкая и массивная, из цельного дуба — выломать такую голыми руками не представлялось возможным, да оно было и ни к чему — за дверью наверняка остался караулить вооруженный патруль… Антиплащ устало рухнул на стул возле стены и, уронив голову на грудь, закрыл глаза. В голове его не было ни единой мысли… Он был слишком угнетен, слишком сломлен духом и морально раздавлен, чтобы о чем-то думать, и ни на что у него уже не осталось сил: ни на размышления, ни на выводы, ни на чувства, ни на борьбу... Зачем он здесь? Почему? Что с ним случилось, что́ заставило его попасться в гнусную ловушку Черныша так легко и просто, точно распоследнему истеричному слюнтяю? Зачем вообще это всё...

К счастью, ждать пришлось недолго.

Вновь негромко щелкнул замок. Дверь распахнулась.

На пороге воздвиглась знакомая фигура: невысокая и сухопарая, с седой всклокоченной шевелюрой, облаченная в старомодного покроя синий однобортный сюртук. Скрудж Макдак собственной персоной. Явился — не запылился...

Антиплащ даже не шевельнулся. Не повернул головы. Не произнес ни слова. Интересно, кого Скрудж сейчас ожидал увидеть? Опасного преступника, дерзкого бандита, хитроумного взломщика, гордого и мрачного «одинокого волка»? Ну-ну. Перед ним оказался всего лишь измученный лохматый парень в грязной одежде и с синим разбитым носом — жалкий, униженный, растерянный, измочаленный, точно старый носок… безнадежно проигравший по всем статьям. Заключенный. Чуть ли не прикованный наручниками к батарее...

Скрудж тоже молчал: долго… долго… Так долго, что Антиплащ уже начал думать, что он ушел — и в дверях на самом-то деле никого нет… Или все-таки есть?

— Ну, — глухо спросил он, по-прежнему не поднимая глаз, — вдоволь насмотрелись на страшного диковинного зверя, Макдак? Разочарованы, э?

Скрудж не ответил.

Он что-то вполголоса сказал охраннику, мявшемуся в коридоре, потом вошел в комнату и осторожно прикрыл за собой дверь. Взял ближайший стул, поставил его на середину помещения и, аккуратно обмахнув сиденье носовым платком, сел на стул верхом. Пристроил рядом трость с массивным металлическим набалдашником, которую нёс в руке. Произнес задумчиво:

— Так значит, вы и есть — Антиплащ?

Антиплащ молчал. Отвечать на дурацкие вопросы он не видел смысла.

— Н-да, — как ни в чем не бывало продолжал Скрудж, изучая пленника пытливым взглядом поверх узеньких стеклышек пенсне, — вы с Дрейком действительно очень, очень похожи! За исключением кое-каких мелочей… Что ж, не мудрено, что я вас с ним спутал, тем более что в тот момент я о вас ничего не знал.

— А теперь — знаете? — злобно спросил Антиплащ. — Почему вы оставили охрану за дверью, Макдак? Не боитесь, что я вас придушу, а?

— Да нет, не особенно. Не думаю, что вы настолько идиот... Ведь это вы задумали и спланировали ограбление моего банка? Черт побери, вынужден признать, что это была очень и очень неплохая попытка!

— Это что, комплимент?

— В некотором роде. Я люблю предприимчивых и изобретательных людей, знаете ли. Способных… затеять хитроумную игру. И, должен признать, противником вы оказались достойным... весьма достойным, весьма. Но на этот раз вы все-таки проиграли, голубчик.

— Проиграл?! — Антиплащ наконец поднял голову. Глаза его лихорадочно поблескивали из-под шапки спутанных светлых волос, на скулах пятнами алел нездоровый румянец, и жуткая кривая усмешка рассекала его лицо, точно открытая рана. — Да! Проиграл! А знаете, почему? Потому что в ШУШУ играют без всяких правил, черт побери!

Скрудж мягко улыбнулся.

— Нет. Просто у них немного другие правила.

— Которыми можно оправдать любую… подлость?

Скрудж задумчиво, с преувеличенным вниманием рассматривал навершие своей трости, точно не желая встречаться с собеседником взглядом... Не знал, что сказать? Пытался сформулировать нечто мудрое и тактичное? Или просто подбирал нужные слова? Такие вот сейчас необходимые, верные и единственно правильные? Ну-ну.

Антиплащ, сжав губы, хмуро смотрел в пустое угольно-черное нутро камина. Там было так же стыло, грязно и мерзко, как и в его изнывающей, растерзанной на части и безжалостно втоптанной в скверну опустошенной душе.

— Чья, — хрипло спросил он, — чья это была мутная идея? Со мнимым похищением, а? Черныша?

— Да.

— Я всегда подозревал, что он — последняя скотина и сволочь, которая для достижения цели не гнушается никакими средствами, но, черт возьми, даже предполагать не мог, что... что... — Он не договорил, не мог договорить: спазм в его горле оказался слишком неодолимым.

— Он всего лишь делал свою работу, Антиплащ, — спокойно возразил Скрудж. — Вы не можете его в этом винить.

— Это он, что ли, подослал вас передо мною оправдываться?

— Ни мне, ни Черному Плащу абсолютно не в чем перед вами оправдываться, любезный, и уж это, поверьте, — последнее, чем я решил бы сейчас заняться. Мы всего лишь сделали то, что были вынуждены сделать. Да, именно так. Нужно уметь не только выигрывать — но и с честью принимать поражение, мой дорогой… недруг. А в вашем поражении ничего постыдного нет.

— Выигрывает сильнейший? Или самый бесчестный?

— Зря вы так, Антиплащ. — Макдак поправил пенсне. Он сидел, положив локти на спинку стула и небрежно пощипывая пальцами всклокоченные бакенбарды — но его взгляд, по-прежнему устремленный на взломщика, как будто слегка смягчился, и на секунду в нем появилось — и пропало — что-то похожее на участие. — Знаете, глядя на вас, я почему-то вспоминаю историю, гм... одного волка.*

— Какого волка?

— О, это был очень сильный, коварный и опасный зверь. Он — и его стая — держали в страхе всю округу, нападали на скот, всячески безобразничали, резали овец и коров — зачастую просто ради забавы — и тем самым разоряли окрестных фермеров… Кроме того, этот хищник был очень хитер и осторожен, всегда обходил стороной все капканы, ловушки и отравленные приманки, поймать его было совершенно невозможно. Зачастую он попросту смеялся над охотниками — по-своему, по-волчьи, конечно… Но однажды…

— Что?

— Охотникам удалось изловить его подругу-волчицу… Они знали, что он будет её искать... поэтому посадили её в клетку и оставили в поле, устроив рядом ловушку. И ночью она жалобно скулила и выла — то ли звала на помощь, то ли просто изливала свою тоску… И волк пришел, потеряв всякую бдительность — пришел к ней, на этот отчаянный зов. И угодил в волчью яму. Вот так, н-да... — Скрудж секунду помолчал и, склонив голову к плечу, рассеянно потер пальцем подбородок. — Никакие капканы, приманки и самые коварные ловушки не сумели одолеть этого зверя, его погубила всего-навсего, гм… его единственная сердечная привязанность.

— Понимаю. — Антиплащ коротко усмехнулся. — Ну, разумеется, ничего удивительного. Мораль сей басни такова: никого нельзя любить в этом потасканном паршивом мирке, чтобы в итоге не угодить в волчью яму. Вы говорите то же самое, что говорил мне Торо… только другими словами.

— Торо? Кто это?

— Неважно… Так что же стало с этими волками? Они выбрались из ямы, перегрызли прутья решетки и благополучно убежали в прерию?

— Боюсь, у этой истории был другой финал, немного… более грустный.

— Ясно. Бедный зверь! Сволочи-охотники сыграли на самом лучшем, что в нем было… на самом добром, светлом и неприкосновенном. Так же, как и вы!

— К сожалению, они не могли поступить иначе. Дерзость и безнаказанность этого серого разбойника грозила полным разорением им и их семьям. А в нашем случае все могло бы закончиться еще более плачевно. Черный Плащ не мог допустить, чтобы герениты попали в лапы ВАОН. Поэтому ему пришлось действовать так быстро, решительно и, в какой-то мере… сурово. Даже жестоко.

Антиплащ облизнул губы. Интересно, для чего Скрудж вообще затеял этот разговор? Не для того же, чтобы сидеть тут со скорбной физиономией и вешать ему на уши всякие душещипательные байки?

— Когда вы… взяли Гавсов?

— Сегодня рано утром на трассе К118. К этому времени мы уже всё знали.

— Всё?

— Ну, практически всё. Нам было известно, кто побывал в Хранилище и кто вскрывал сейф. Гавсов искали по всему городу и окрестностям — и, когда видеокамеры на выезде из Даксбурга зафиксировали принадлежащий им фургон, мы не стали терять времени. Гавсов живо перехватили и изъяли у них всю добычу… в том числе и контейнер с «Объектом Икс». Вот только самого объекта там, черт побери, вовсе не оказалось!

— И мадам Гавс была этому очень удивлена? — пробормотал Антиплащ.

— Ясно было, что герениты остались у вас, и что в ближайшее время вы постараетесь сделать то, что не удалось бедной старушке — то есть продадите камни ВАОН. Допустить этого было ни в коем случае нельзя… Вас надо было обнаружить — и немедленно! Но как? Мамаша назвала нам несколько адресов своих якобы «берлог», но все они на проверку оказались ложными… Мамаша лгала и изворачивалась, и вместо истинных адресов раз за разом выдавала «пустышки». Складывалось впечатление, что этой мадам доставляет немалое удовольствие водить нас за нос.

Антиплащ невольно усмехнулся. Вот старая стерва! Нашла способ отомстить копам, черт побери! Впрочем, то, что она сразу не продала своих сообщников с потрохами — уже хорошо. Хотя, справедливости ради надо признать, что заботилась она не столько об «Ужасной Четверке», сколько о целости и сохранности своего настоящего логова, куда, конечно, рано или поздно еще рассчитывает вернуться. А братцы-Гавсы, выходит, тоже молчали, даже Громила? Или их еще не успели допросить? Впрочем, у них на этот счет наверняка существовала строгая договоренность…

— Значит, поняв, что таким способом найти меня удастся не скоро, вы решили… действовать по-другому? Чтобы уж сработало наверняка, да?

Скрудж пожал плечами. Зачем-то поправил воротничок рубашки и подергал себя за кончик острого носа.

— Да. Нужно было во что бы то ни стало заставить вас занервничать и выдать себя… и тогда Черному Плащу пришел в голову этот план… со мнимым похищением.

— С-скотина!

— У нас не было иного выхода, Антиплащ… Дрейк связался со своим напарником, с Гризликовым, чтобы выяснить, м-м, все детали, касающиеся вашей пассии. Так мы узнали про её отпуск и отъезд… Что ж, это нам было только на руку. Конечно, можно было предположить, что вы тоже об этом знаете и на удочку не попадетесь — но, как говорится, попытка не пытка… Черный Плащ взял пейджер Мамаши и отправил вам сообщение от имени этого… Железного Дровосека. В ШУШУ известно, что у вас в отношениях с этим типом далеко не все гладко, так что исключить истинную вероятность происходящего вы не могли. Если бы Гавсы добрались (как и намеревались) до Железного Дровосека, и он обнаружил, что вы оставили его в дураках — он бы именно так с вами и поступил, в этом можете не сомневаться.

Антиплащ молчал. Да, уж в подлости и коварстве Дровосека он никогда и не сомневался. А вот в подлости и коварстве Черныша… ну, были сомнения, да. До сегодняшнего дня.

— Зачем? — хрипло спросил он. — Зачем вам понадобился этот разговор, Макдак? Вам что, вправду хотелось поведать мне всю подоплеку этой вашей вшивой мышиной суеты?

Скрудж прищурился. Потёр ладонью и без того отполированный до тусклого блеска набалдашник трости.

— Нет. Откровенно говоря, мне просто хотелось на вас взглянуть. Человек, которому удалось-таки добраться до моих сокровищ, не может не вызывать у меня определенного интереса… и даже, признаюсь, некоторого уважения. Даже если судить по тому, что мне довелось услышать о вас от Дрейка (ну, если опустить некоторые очень уж крепкие выражения), вы должны быть личностью поистине незаурядной. И мне очень жаль, что нам с вами довелось столкнуться именно таким вот неприятным образом… по разные стороны баррикад.

— Ну, возможно. Вы тоже... достаточно странный человек, Макдак. Со своими причудами, если не сказать похлеще... И с не слишком-то щепетильным отношением к закону.

— Может быть. Но, видите ли, мне за свою жизнь приходилось иметь дело с весьма, гм... разными и неоднозначными людьми.

— Я это понял. И что? Вы и меня считаете одним их этих «разных и неоднозначных»? И вас теперь интересует тайна моей личности? Любопытные факты моей биографии, пикантные детали моей приватной жизни и мои дальнейшие творческие планы?

— Да нет, не особенно. Но меня интересует кое-что другое.

Антиплащ откинулся на спинку стула.

— Конечно. Вас интересует голубая папка. Это — единственное, что вам пока не удалось вернуть.

Макдак позволил себе изогнуть в сдержанной улыбке уголки тонких бесцветных губ. Кажется, догадливостью собеседника он остался весьма доволен.

— Да, вы правы. Не то чтобы она очень уж мне нужна, но все же я предпочел бы, чтобы она ко мне все-таки вернулась. И находилась… в надежном месте.

— Понимаю. Что ж, я могу открыть вам тайну её местонахождения, Макдак. Но, — Антиплащ хрипло усмехнулся и нервно хрустнул бледными пальцами, — услуга за услугу.

— Хм! Вижу, вы времени даром не теряете, Антиплащ.

— Вы в этом сомневались?

— Нет, нисколько. Так чего вы хотите?

— Неужели вы еще не догадались, Скрудж? При вашей-то хваленой проницательности, а? — Он резко подался вперед и в упор взглянул в бледно-голубоватые, словно бы выцветшие от старости, но очень и очень внимательные глаза Макдака. — Помогите мне сбежать.

 

_______________________

* Скрудж имеет в виду рассказ Э. Сетона-Томпсона «Лобо». Автор взял на себя смелость немного изменить некоторые детали упомянутого рассказа — но основной его смысл остался неизменным.

Вскоре после ухода Скруджа к Антиплащу явился Черныш.

Брезгливо стряхнул пыль с покрытого темным чехлом дивана, отвернул край брезента и опустился на потертое кожаное сиденье. Закинул ногу на ногу и водрузил на колено плотную картонную папку. Достал из кармана шариковую ручку, а из папки — увесистую пачку документов, выбрал из неё нужное "дело" и неторопливо пролистал пухлую подшивку бумаг.

Наконец поднял голову и взглянул на заключенного. Лицо его было холодно и непроницаемо, точно замшелая каменная стена.

— Сука, — глухо сказал Антиплащ. — Я тебе этого никогда не прощу. Никогда. Не. Прощу. Я надеюсь, ты это понимаешь?

Черный Плащ устало облокотился на диванный валик с видом человека, вынужденного в сотый раз смотреть одно и то же предсказуемое, унылое, уже порядком набившее оскомину представление.

— Это что — угроза? Предупреждение? Вызов? Ты хочешь меня напугать? Деморализовать? Разжалобить? Или — что?

— Нет. Я просто хочу дать тебе информацию к размышлению. У каждого из нас, знаешь ли, есть крючочки, за которые можно зацепить. Такие вот маленькие крепенькие крючочки: друзья, семья, родичи… близкие, родные… любимые. Невидимые ниточки, за которые можно потянуть и добиться, чтобы… чтобы задергалась подвешенная на них марионетка.

Дрейк небрежно крутил в пальцах блестящую, глянцевито-черную, хвастливо декорированную позолотой шариковую ручку. Задумчиво пощелкал кнопкой на колпачке.

— Да, есть. И мне, представь себе, известно об этом уже давно, — негромко, очень спокойно сказал он. — В отличие от тебя. А вот ты, я вижу, наконец-то открыл для себя Америку… Даже не знаю, порадоваться за тебя или посочувствовать.

— Издеваешься, мразь?

— Ну, немного. Просто хочу, чтобы ты вел себя серьёзно и адекватно, как это подобает взрослому и разумному человеку, а не как разобидевшемуся на весь белый свет малышу в песочнице, у которого сломали любимый совочек. У меня много врагов, и мне часто угрожают, Антиплащ… если бы я обращал внимание на все эти угрозы и запугивания, мне бы пришлось уже давным давно сложить лапки, залечь на дно и зарыться поглубже в ил. Но я, видишь ли, привык к риску… так же, как и ты. И всегда знаю, на что иду.

Это было сказано очень невозмутимо и просто, без малейшего хвастовства и рисовки — и Антиплащ понял, что, как ни странно, но его двойник действительно вот именно так и думает — и своих взглядов на жизнь менять отнюдь не намерен. Он из тех убежденных идиотов, кто будет до последнего докапываться до правды и отстаивать справедливость ради самой справедливости, чем бы ему самому это ни грозило, и какой бы ущерб ему это ни нанесло. Такой вот честный и неподкупный глашатай правосудия, м-дэ… или, скорее — безумный оголтелый фанатик?

Антиплащ закрыл глаза. Ему не хотелось ни спорить, ни настаивать на своем. Пропади оно всё пропадом, сказал он себе — и Мамаша, и Гавсы, и герениты, и вся прочая мушиная суета, мне сейчас нужно только одно — чтобы все эти отбросы цивилизации провалились ко всем чертям и оставили меня наконец в покое.

— Чего ты от меня хочешь? Ты же все знаешь, дефектив.

— Не все. Хотелось бы уточнить кое-какие детали. — Черныш задумчиво водил ручкой по бумаге перед собой, то ли подчеркивал наиболее важные вопросы в протоколе, то ли просто рисовал чертиков на полях. — Каким образом, к примеру, вам удалось вывести из строя аварийный генератор в подвале Хранилища? Эксперты до сих пор не могут найти вразумительную причину поломки. В какой-то момент он просто перестал работать — и все.

— Это не моя тайна. Я не могу тебе её открыть.

— Ладно, спросим у Мегавольта. Где он, кстати? Куда смылись твои дружки?

— Я сам хотел бы это узнать… — Антиплащ угрюмо смотрел в пол. — Мы повздорили.

— Из-за добычи?

— В какой-то мере…

— А-а. Из-за твоей девчонки? Они не захотели отдавать герениты Дровосеку?

Антиплащ пожал плечами. Ему не хотелось об этом говорить. Да, по большому счету, и не моглось. Это было все равно что воткнуть кинжал в открытую рану — и медленно, с садистским смаком там поворачивать.

— Дай закурить.

Дрейк со вздохом порылся по карманам, извлек початую сигаретную пачку и зажигалку и перебросил двойнику через всю комнату. Антиплащ поймал на лету то и другое… Закурил — и наконец немного расслабился. Не то, чтобы полностью пришел в себя — но, по крайней мере, собрался с мыслями и вновь почувствовал себя человеком.

— Что еще ты хочешь узнать?

— Состав того вещества, которым вы пробили стену Хранилища.

— Это тоже не ко мне.

— Где вы спрятали угнанный вами фургончик «Даксбург энерго»?

— Спрятали? На дне речушки рядом с окружной дорогой...

— Каким образом ты намеревался связаться с ВАОН, чтобы договориться о продаже геренитов?

— Я рассчитывал вернуться в Сен-Канар. А там, уж поверь, нашел бы способ.

— Где находится ваше логово?

— А это тебе зачем?

— Для полноты картины.

— В Блэк-оук-плейс. Это в пригороде Даксбурга. У Гавсов там что-то типа штаб-квартиры…

Дрейк поднял голову от бумаг.

— Странно. Что-то ты уж больно быстро раскололся, паря… Водишь нас за нос, как Мамаша?

Антиплащ криво усмехнулся.

— Сволочи Гавсы попытались нас кинуть и удрать, прихватив всю нашу добычу. Какого черта, спрашивается, я теперь должен относиться к ним с пиететом?

— Ах, вот оно что. — Дрейк как будто не удивился такому ответу. — Понимаю. Вижу, в вашей шайке царили весьма здоровые, братские и доверительные отношения.

Антиплащ стряхнул пепел в стоявший на подоконнике цветочный горшок.

— Мы сугубо ради дела сплотились, а не для того, чтобы предаваться друг с другом страстной любви на коврике перед камином.

— Ладно, всё ясно. Проверим... Значит, Блэк-оук-плейс, говоришь? — Черный Плащ достал из одной из папок и развернул на столе подробную карту Даксбурга и окрестностей. — Хм, это на другом конце города… Ну, ничего, за час, я думаю, доберемся.

* * *

«Где вы спрятали голубую папку, Антиплащ? В вашем логове?»

«Я вам скажу, Макдак. Если вы поможете мне сбежать».

«Сбежать? Чтобы вы опять взялись за старое? И потянули ваши длинные лапы к моему Хранилищу?»

«Ну, вам теперь известно о моём существовании, а, как говорится, кто предупрежден, тот вооружен. Это во-первых. А во-вторых… Будем откровенны, Скрудж. С ШУШУ вы еще можете договориться… но, если папка попадет в хваткие руки ребят из полиции или, того хуже — въедливых и вездесущих журналистов, то у этой дотошной братии неминуемо возникнут к вам кое-какие настойчивые вопросы. И тогда вам будут грозить куда более серьёзные и конкретные неприятности, нежели некая эфемерная угроза нового ограбления. Боюсь, в таком случае вам придется понести значительные убытки и без моего, гм, непосредственного участия, Макдак… если, конечно, вы не решите остаток дней провести в тюрьме».

«Ну-ну, вижу, я в вас не ошибся, голубчик… хватка у вас поистине крокодилья. Хорошо, дайте мне подумать… немного».

 

Заполнив протокол, Черныш наконец удалился — а Антиплащу, к его непомерному изумлению, внезапно принесли более чем скромный ужин, который состоял из слегка помятого гамбургера и стакана несладкого, чуть теплого мутноватого чая. «Макдак прислал, — сухо пояснил Ричардс. — Велел тебя накормить — прежде, чем мы поедем на объект. Похоже, старик боится, как бы у тебя силы раньше времени не закончились». Ну, спасибо, дорогой Скруджи, разорился на вчерашний бутерброд из «Макдональдса», старый скряга… Впрочем, увидев еду, Антиплащ внезапно понял, что проголодался, как волк, и потому не стал особенно привередничать: взял гамбургер с тарелки, откусил порядочный кусок — и едва не переломал себе половину зубов.

В гамбургере был спрятан ключ от наручников.

— Что с тобой? — подозрительно, но без особого интереса спросил Ричардс, заметив, как пленник внезапно поперхнулся. — Подавился, зек, а? На слишком большой кусок пасть разинул? — Он посмеивался, весьма довольный своим нехитрым юморком — и весело подмигнул напарнику, предлагая ему оценить эту незамысловатую шутку.

Антиплащ, с осторожностью пережевывая то, что было у него во рту, перегнал крохотный ключик языком за щеку.

— Нет. Просто аппетит пропал от созерцания ваших кислых тоскливых рож. Похлопайте меня по спине, уроды!

— Полицейской дубинкой? — Ричардс ухмыльнулся. — С радостью! Жуй быстрее, нас ждут.

…Серый фургон с решетками на окнах действительно уже стоял у дверей черного хода. Скрудж и Черныш прохаживались неподалеку; взгляд, которым Макдак искоса, словно бы украдкой наградил заключенного, показался Антиплащу более чем выразительным… Впрочем, во дворе было темно: время уже подбиралось к полуночи, и Антиплащ был сейчас абсолютно не в настроении расшифровывать все тайные и многослойные значения богатой скруджевской мимики.

— Полезай, — перед Антиплащом распахнулись крепкие стальные двери автозака. Главарь надеялся, что останется в фургоне один, но не тут-то было: вслед за ним в глухую железную коробку взобрался Черныш.

— А ты куда? Решил составить мне компанию, сыщик? — злобно процедил раздосадованный главарь. — И развлечь меня по дороге шутками, танцами и непринужденной светской беседой? Мальчик из службы эскорта из тебя никакой...

— Ты предпочитаешь девочек? — язвительно отозвался Дрейк. — Ну извини. Уж придется тебе довольствоваться моим унылым обществом. Пока ты не окажешься за прочной решеткой в изоляторе ШУШУ, я ни на минуту не спущу с тебя глаз. — Он небрежно положил руку на висевшую на поясе кобуру. — Слишком уж ты зубастая и опасная добыча, чтобы оставлять тебя без присмотра даже в железной клетке.

— Ну-ну. Откуда такое несусветное рвение? Рассчитываешь на хвалебную статейку в "Криминальной хронике"?

Черныш не ответил, опустился на откидную лавку напротив Антиплаща — и замолчал, точно набрал в рот воды... нахохлился, сомкнул створки, словно устрица, и за всю дорогу не произнес больше ни единого слова. К чему-к чему, но к «непринужденным светским беседам» он был сейчас явно не расположен.

* * *

Дом Гавсов был погружен во тьму — лишь пятно света от фонарного столба лежало в углу заросшего травой и всяким хламом грязного двора. Где-то в конце улицы вновь то включалась, то выключалась визгливая шавка, словно время от времени в ней срабатывал сломанный датчик. Створы старого сарая были распахнуты настежь, обширный сад — погружен в дремоту, от покинутого деревянного здания веяло запустением и тоскливой неприютностью...

Скрудж поежился — с наступлением ночи дневная духота явно сдала свои позиции. И даже сменилась знобкой прохладой, а то и (по временам) мелко дрожащим в воздухе летним, почти невесомым дождичком, который тихохонько, словно бы украдкой шелестел в темноте по листьям, точно стесняясь собственной неуместности и робко, едва слышно шепча: простите-извините, я только чуть-чуть на вас побрызгаю — и исчезну...

— Вам следовало бы остаться дома, мистер Макдак, — вполголоса обронил Черный Плащ. — В вашем присутствии, собственно, никакой особой необходимости нет. А то, знаете ли, ночная сырость…

— Ничего страшного со мной не случится… Я не сахарный, не растаю, — сердито отрезал Скрудж. — И никакого значительного ущерба «ночная сырость», я полагаю, мне тоже не нанесет.

— Ну, дело ваше. — Чернышу, в сущности, было наплевать, хотя он, наверно, предпочел бы работать без излишней публики. — Пошли!

Следственная группа уже осматривала дом. Метался по столовой фотограф со штативом. Ричардс и его команда шныряли на втором этаже, чем-то там гремели и шелестели, топали по полу крепкими армейскими берцами. Макдак смотрел на Антиплаща строго и выжидательно, царапал его острым неприятным взглядом, точно иголкой:

— Ну?

— Сюда, — буркнул Антиплащ. Крохотный ключик холодил ему щеку — с внутренней стороны. Откуда Макдак его взял, Антиплащ не знал — да и не слишком-то жаждал это выяснять. Мне нужно остаться одному, сказал он себе, хотя бы ненадолго… хоть на три минуты. Но как избавиться от конвоиров? Черныш действительно не отступал от заключенного ни на шаг, словно чуял, нюхом чуял подвох и повисшую в воздухе угрозу… А чутьё у него, старого и опытного полицейского пса, было, к сожалению, поистине безошибочным…

В доме все оставалось точно так же, как и раньше, полдня назад, когда Антиплащ возвращался сюда за пистолетом. Тот же беспорядок, те же пластиковые бутылки, пинками разбросанные Мегавольтом по полу в столовой, те же разноцветные стикеры, наляпанные Квагой на дверцу буфета, тот же пустой полиэтиленовый пакет, брошенный на лестнице и зацепившийся за столбик перил. Видимо, за прошедшие несколько часов здесь никто так и не появлялся. Впрочем, ничего удивительного в этом не было… кого, собственно, Антиплащ ожидал здесь увидеть?

Под конвоем двух суровых охранников он направился к своему «кабинету». Впереди конвоиров в комнату ужом скользнул коп с портативной видеокамерой в руках, ведущий оперативную съемку.

— Здесь, — Антиплащ кивнул на шкаф. Сам он к шкафу приближаться не мог — один из досмотрщиков распахнул хлипкие ДСП-ешные дверцы и принялся вытряхивать на пол содержимое: какие-то мамашины шмотки, юбки, блузки, старые кофты… Наконец на свет появилась и злосчастная голубая папка.

— Вот она! — Скрудж радостно вскрикнул. Схватил папку и торопливо просмотрел то, что хранилось внутри.

— Да. Это она. Отлично! Все на месте…

— Мистер Макдак! — Черный Плащ требовательно протянул к нему руку. — Позвольте эту папку сюда… Мы должны приобщить её к следственным документам.

Скрудж сердито поправил пенсне.

— Хм! Действительно? Должны? А почему бы не сделать вид, что её и вовсе не было?

— Потому что она фигурирует в материалах дела. Увы, мистер Макдак.

— Постойте, Дрейк, — Скрудж как будто замялся. Отступил в коридор и оглянулся через плечо. — Можно вас… на минуточку?

— Хорошо. Ричардс, этого, — Черныш кивнул в сторону Антиплаща, — в машину. Он здесь больше не понадобится… Я сейчас буду.

* * *

Без долгих проволочек Антиплаща вывели во двор и вновь втолкнули в бронированный фургон. Захлопнулись железные створы, залязгали замки и засовы… Пленник остался один.

Один!

Вот он, шанс! Несколько минут, которые дадут Антиплащу возможность освободиться от наручников. И Черныша, когда он, ничего не подозревая, снова явится сопровождать пленника к месту заключения, будет, хе-хе, ждать весьма неожиданный и неприятный сюрприз…

Цепь наручников была такой короткой, что Антиплащ не мог толком развести руки, поэтому, чтобы вставить крохотный ключик в не менее крохотную замочную скважину, ему пришлось зажать ключ в зубах. Он напряженно прислушивался к звукам, доносящимся снаружи: чьи-то шаги, голоса, звуки подъезжающих/отъезжающих машин, мягкий шорох дождя по крыше… Черныша как будто не слышно… Надо торопиться! Но Антиплащу было неудобно: руки его дрожали от волнения, маленький ключик постоянно соскальзывал и явно не собирался попадать в крошечную и узкую замочную скважину… По́лно! Да тот ли это ключ?

Антиплащ похолодел. Что, если Макдак его обдурил? С этого старого хрыча вполне станется… Откуда у него вообще мог взяться ключ от наручников?..

Громко скрежетнул замок, и Антиплащ вздрогнул от неожиданности. Ключик выпал из его рта и с негромким звяканьем упал на железный ребристый пол.

Дверь кузова распахнулась, в машину вскарабкался Дрейк — разгоряченный спором, нервный, потный, взъерошенный и сердитый… Антиплащ живо наступил на злосчастный ключик ногой — прежде, чем Черныш успел заметить его в мутной желтоватой полутьме фургона.

...Интересно, отдал наш бравый сыщик Макдаку злополучную папку или нет? Судя по его измочаленному виду, они со Скруджем здорово-таки поцапались... И кому все-таки удалось одержать победу? Минутку внимания, дамы и господа, впервые на арене: старый и наглый изворотливый лис против принципиального и упертого рогом молодого барана…

Черныш был мрачен. Как будто не обращая на Антиплаща никакого внимания, он подошел к смотровому окошку, соединяющему автозак с шоферской кабиной, и постучал согнутым пальцем в толстое мутноватое стекло. Пластмассовая шторка отдернулась, в окошке появилось круглое полное лицо второго охранника. Дрейк устало произнес в серую решётку динамика внутренней связи:

— Поехали, Уиллис. Группа Ричардса останется здесь, закончит обыск.

Уиллис кивнул и, закрывая шторку, что-то сказал сидевшему за рулём усатому шоферу. Взревел мотор, машина рывком тронулась, неуклюже вырулила со двора, подскакивая на кочках, выкатилась на асфальтовую трассу. От Блэк-оук-плейс до города было минут двадцать езды — по пустынному ночному шоссе, пролегающему через пригороды Даксбурга, по кукурузным полям, травянистым холмам и небольшим перелескам, рассеченным затейливой сетью пешеходных троп, узких проселков и грунтовых дорог. Антиплащ сидел на откидной лавке, прислонясь спиной к стенке фургона, и в зарешетченное окошко над головой ему был виден лишь маленький клочок ночного неба — и болезненно-бледная молодая луна, порой застенчиво проглядывающая сквозь расходящиеся дождевые тучи. А ещё — бесконечно тянущаяся вдоль трассы линия высоковольтных проводов, в которых, словно в причудливом рыбацком неводе, запутывались редкие далекие звезды.

— Куда мы едем? — хрипло спросил Антиплащ. — В участок?

Черныш секунду помолчал, словно раздумывал, стоит ли отвечать, наконец неохотно процедил:

— Да. Перекантуешься там до утра, потом тебя отправят в ШУШУ.

— Это далеко?

— Через полчаса будем на месте… А тебе-то какая разница?

— Никакой, — пробормотал Антиплащ. — Я просто… устал.

Он действительно устал — не спал толком уже третью ночь подряд, и сейчас голова у него была будто набита мокрой губкой — тяжелой и разбухшей, невыносимо неповоротливой. Он сидел, с нарочитым смирением опустив голову на грудь и прикрыв глаза, бессильно сложив руки на коленях, чувствуя лежащий под подошвой кроссовки маленький ключик… Полчаса! У него всего лишь полчаса в запасе, чтобы отстегнуть наручники и попытаться удрать… в полицейском участке сделать это будет намного труднее… Но проклятый Черныш по-прежнему не убирал руку с кобуры и держался начеку, исполненный решимости не дать застать себя врасплох... Ненароком подняв глаза, Антиплащ поймал на себе его внимательный и мрачный, очень прямой и серьёзный взгляд.

— Скажи, — спросил Дрейк негромко, — на что ты рассчитывал, когда в одиночку явился на «сделку», а?

— Что? — Антиплащ не ожидал такого вопроса.

— В тот момент ты думал, что твоя девчонка-докторша в руках Дровосека, так? И ты всерьёз полагал, что в обмен на герениты он сохранит ей — и тебе — жизнь?

— Нет, — помолчав, сказал Антиплащ. По совести говоря, в тот момент он вообще ни о чем не думал — но признаваться в этом Чернышу был сейчас абсолютно не намерен. — Но у меня не было другого выхода. Я должен был… рискнуть и хотя бы попытаться… — Он тут же пожалел о своем внезапном приступе откровенности и замолчал, сообразив, что в глазах собеседника наверняка выглядит этаким «благородным рыцарем», самоотверженно-пустоголовым персонажем сопливой детской сказки. Добавил отрывисто: — Это не было ни безумием, ни ослеплением, Черныш. Я прекрасно знал, на что иду.

Он взглянул на двойника — но в этот момент по щеке Черныша скользнула тень от оконной решетки, и Антиплащ не увидел его лица. Впрочем, голос Дрейка прозвучал насмешливо и слегка скептически:

— Правда? Знал, на что идёшь? И все-таки шёл, да? Как-то это на тебя не похоже…

— Неужели? — Антиплащ невольно усмехнулся. — А ты думаешь, что знаешь обо мне всё?

Видимо, его усмешка получилась уж очень зловещей, потому что Черныш как-то подобрался… И в этот момент фургон сильно тряхнуло.

Водила резко нажал на тормоза… За стенкой, в шоферской кабине, раздались вопли не то изумления, не то ужаса, какие-то потрескивания, звон стекла, хруст разбитой фары… Фургон развернуло и протащило по дороге боком, Антиплащ и Дрейк, не удержавшись на месте, повалились друг на друга… Злосчастный ключик выскользнул из-под кроссовки Антиплаща и исчез в густой плотной темноте под ближайшей скамьей.

— Какого черта там происходит? Авария? — Черныш вскочил, прислушиваясь, судорожно хватаясь за рукоять пистолета. Бросил взгляд на подследственного, который, сбитый с ног, все еще неуклюже возился под откидной лавкой… О том, что случилось, Антиплащ не имел ни малейшего представления, но это было ему на руку; если бы ему теперь удалось незаметно достать закатившийся в угол ключик…

В шоферской кабине меж тем воцарился невнятный переполох, пронизанный сумятицей, тревогой и короткими взволнованными репликами. Динамик внутренней связи разразился потрескиваниями:

— О, черт! Провод!

— Откуда он взялся? Обрыв линии?

— Еще бы немного — и поджарились бы, как цыплята гриль…

— Надо звонить в ремонтную службу…

— Что происходит? Что у вас там? Ребята? — Дрейк постучал в окошко кабины. Шторка приотворилась: за пуленепробиваемым стеклом показалась встревоженная пухлощекая физиономия Уиллиса.

— Провод… оголенный… упал прямо на дорогу… Вот засада… Взгляни сам!

Действительно: в окошке мелькали голубоватые сполохи — провод, черный и гибкий, точно змея, лежал на мокрой дороге и рассыпал вокруг себя искры, молнии и светящиеся зигзаги — яркие, смертоносные, ослепительно красивые, беспорядочно прыгающие по асфальту. Антиплащ увидел все это мельком, едва выбравшись из-под лавки, бросив взгляд в узенькое смотровое оконце шоферской кабины. Заветный ключик был зажат у него в кулаке.

— Здесь не проехать, — пробормотал водила. — Надо поворачивать… Через Клайпхем-хилл можно попробовать, там есть развилка в сторону Даксбурга… но придется сделать небольшой крюк…

— Ладно, — сказал Черныш. — Разворачивайтесь, только поживее. И сообщите в участок… — Он быстро, через плечо, бросил подозрительный взгляд на Антиплаща.

Фургон вздрогнул и тронулся — задним ходом, пятясь, точно испуганный кот перед глубокой лужей. И тут…

Ба-бах!

Гулкий взрыв сотряс воздух, и что-то — там, снаружи — яростно, с надрывом заскрежетало, обрушилось с ужасающим треском, царапнуло по зарешетченному окну, сильно ударило по крыше фургона… Машину рвануло в сторону, Антиплащ, не удержав равновесия, упал на колени — и чертов ключ выпал из его потных ладоней, со звоном заскользил по полу…

И попался на глаза Чернышу.

И тот, конечно, сразу все понял.

— Сволочь! — прохрипел Дрейк. Больше он ничего сказать не успел, потому что в следующий миг Антиплащ размахнулся и изо всех сил припечатал его в подбородок острым стальным краем наручников.

Это был очень отчаянный, очень яростный и, по-видимому, очень болезненный удар, Черныш с хриплым криком отшатнулся и повалился спиной на стенку фургона. Антиплащ схватил ключ, зажал его в зубах… Быстрее! Черт побери! Крохотный ключик упрямо не желал попадать в замочную скважинку, и Антиплащ, безуспешно пытаясь вставить его в микроскопическое, поистине булавочного размера отверстие, пять раз успел окончательно убедиться в том, что это не тот ключ, не тот, не тот!.. Неужели все — напрасно?! Неужели Макдак его все-таки нагрел?! Чертов Макдак, старый прохиндей, плут, проклятый обманщик! Ну же! Ну! Давай, открывайся!!!.. И чудо внезапно свершилось, неведомым образом бородка наконец скользнула в скважину, ключик повернулся… щелк! Наручники с коротким глухим бряканьем упали на пол.

Антиплащ был свободен.

Снаружи доносилась какая-то суета, крики, топот ног, выстрелы… Выстрелы?! Что за чертовщина там творится?

Черныш без движения лежал на том же месте, где упал, не подавая признаков жизни — был оглушен, убит, потерял сознание, умер от сердечного приступа? Где его пушка? Боевая она или травматическая? Удастся ли Антиплащу парой выстрелов вышибить замок на дверях?..

Что же все-таки происходит, а?

Сначала — оголенный провод… Потом — взрыв. Что это был за внезапный камуфлет? Что там обрушилось — телеграфный столб? Кто-то, пожелавший остаться неизвестным, устроил диверсию, чтобы повалить столб поперек шоссе и преградить фургону дорогу? Кто?

Через секунду Антиплащ получил ответ на свой вопрос.

Потому что шторка в окошке шоферской кабины опять приотворилась, но за стеклом показалось отнюдь не круглое щекастое лицо Уиллиса — а бледная носатая физиономия с невыразительными и бесцветными, часто помаргивающими близорукими глазками…

Мегавольт!

Над головой Антиплаща торопливо простучали чьи-то башмаки — кто-то пробежал по крыше фургона и спрыгнул позади, возле дверей. Залязгали замки и засовы, дверцы кузова распахнулись… В проеме нарисовался рыжий взлохмаченный человек в голубой, изгвазданной мокрой землей футболке и немыслимого фасона фиолетово-красных полосатых штанах.

— Давай живее, шевелись! — крикнул он главарю. — Надо удирать! Эти гады успели вызвать подмогу!

Квага! А где же Репей? Это, конечно, он организовал взрыв… Значит, антиплащовские дружки взяли и устроили тут засаду… Как? Зачем? Почему?

У Антиплаща не было времени задаваться этими вопросами — издалека, отчетливо слышимые в прозрачном ночном воздухе, уже доносились пронзительные завывания полицейских сирен. Квага и Мегавольт исчезли — так же внезапно, как и появились — видимо, освободив главарю дорогу, они считали свою миссию в достаточной мере выполненной, и дожидаться копов вовсе не входило в их планы… Антиплащ бросился за ними — но остановился.

Чтобы добраться до выхода, ему требовалось переступить через навзничь лежащего на полу Черныша.

Где, черт побери, его пистолет?..

Надо забрать у него оружие, мелькнуло в голове Антиплаща, оно еще может мне пригодиться. Все равно Черныш до сих пор без сознания… Главарь живо подскочил к двойнику и потянулся к его кобуре…

И получил крепкий пинок под колено — Черный Плащ был вовсе не оглушен! Антиплащ, не ожидавший нападения, рухнул на пол, как подрубленный; Дрейк вскочил, преграждая двойнику дорогу — и пушка оказалась у него в руке… Но торжествовать победу ему было рано: Антиплащ резко катнулся по полу и весом своего тела сбил противника с ног. Черныш повалился на него, и Антиплащ, перехватив его руку с пистолетом, рывком вывернул её в сторону, пытаясь выдернуть, выдавить, выцарапать оружие из ладони врага… Тщетно! Дрейк взвыл от боли, но вцепился в пистолет мертвой хваткой; секунду-другую противники бешено ломали друг друга, катаясь по полу, пыхтя и задыхаясь, и ни один, ни другой не мог одержать победу…

— Отпусти, сука! — хрипел Антиплащ. — Убью!

— Черта с два! — шипел разъяренный Дрейк. — От меня не убежишь!

Вой полицейских сирен слышался все яснее, громче, приближался, накрывал с головой…

Бах! Выстрел. Случайный или целенаправленный?! Струя горячего воздуха обожгла Антиплащу висок, пуля с визгом чиркнула по стене фургона…

От неожиданности он ослабил хватку — и, воспользовавшись его замешательством, Дрейк тут же откатился в сторону и вскочил на одно колено. Пистолет был у него в руке — и его черное дуло мрачно и угрожающе смотрело Антиплащу в лоб.

Антиплащ отшатнулся.

Это было поражение — полное и бесповоротное... Он опять проиграл!

А ведь спасение было уже так близко!

Главарь кое-как шарахнулся в угол: стоять под дулом пистолета ему было далеко не впервой — но вид у Черныша был такой отчаянный, такой решительный и яростный, что Антиплащ понял: он с трудом удерживается от того, чтобы не нажать на спуск…

— Не сбежишь, тварь! Только через мой труп, ясно?

Уж что-что, а это Антиплащу было вполне ясно. Тяжело дыша, он трудно, с усилием поднялся, держась рукой за стену. Медленно выпрямился. Нервно потрогал пальцем ожог на виске. Взглянул двойнику в голубовато-серые, твердые, как гранит, абсолютно непроницаемые глаза.

— Ну, стреляй. Чего ты ждешь? Давай, стреляй, ну?! — Антиплащ застонал — хрипло втянул воздух сквозь сжатые зубы. Провел тыльной стороной ладони по разбитым губам. — Сволочь! Мало ты надо мной поизмывался? Мало меня подергал за ниточки? Мало полюбовался на моё отчаяние и беспомощные конвульсии, да? Мало, гад?! — Ни о чем уже не думая, ни на что уже не надеясь, он — не помня себя от гнева, с подергивающимся лицом, слепо и невидяще, точно незрячий — шагнул вперед, прямо на Черныша.

Дрейк молчал. Подбородок его распух и кровоточил, всклокоченные волосы стали дыбом, лицо было перекошено от боли и ярости, зубы стиснуты, а в прищуренных глазах горело что-то странное, неожиданное, трудноуловимое... ненависть? омерзение? желание мести? Или — непонятная досада? Страх допустить ошибку? Сильная, с трудом сдерживаемая подспудная злость, которая охватывает человека, сомневающегося в своей правоте?

— Стой на месте, — сказал он хрипло и угрожающе.

— Да пошел ты! — Антиплащ сделал к нему еще один шаг. Дрейк не дрогнул, не опустил оружия и не отвел взгляда, не отступил — даже не собирался отступать. Но — молчал. Кусал губы. Страдальчески хмурил брови. И Антиплащ вдруг понял…

Он не выстрелит.

Не спустит курок — что бы ни случилось.

Потому что одно дело — брать на прицел опасного сопротивляющегося врага, и совсем другое — безоружного и, в сущности, слабого, поверженного, уже уложенного на обе лопатки человека. Потому что лежачего — не бьют. И стрелять в беззащитного — несправедливо. Подло, неблагородно и по-предательски. И вообще — противоречит твердокаменным чернышовским принципам.

Наверное.

С замирающим сердцем Антиплащ сделал еще один шаг вперёд. И еще. Потом повернулся к двойнику спиной и решительно шагнул к выходу из фургона.

— Стой! — свирепо сказал Черныш ему вслед.

— Стреляй! — равнодушно бросил Антиплащ ему через плечо. — Вот так — в спину, как всегда… Как последний подлец и трус. Напишешь потом в рапорте, что пристрелил опасного преступника при попытке к бегству.

Молчание. Громкий, судорожный вздох позади. Щелчок взводимого курка... Антиплащ секунду помедлил — и выпрыгнул из фургона на асфальт. Каждое мгновение ожидая пули в затылок.

— Не могу. Не могу. Гнида! — негромко, яростно, тяжело переводя дыхание, даже как будто с надрывом в голосе сказал ему вслед Черныш. — Знаешь ведь, паршивец, на чем надо сыграть… за какую ниточку стоит потянуть. Пристрелил бы тебя с удовольствием, мразь, если бы мы стояли лицом к лицу... а вот так, побитого и безоружного, в загривок… не могу, нет. Не могу, черт побери! Поэтому — проваливай! Слышишь? Напишу в рапорте, что ты меня саданул наручниками и смылся… Ну?!

Антиплащ, застыв возле дверей фургона, на секунду обернулся. Наверное, внезапной пуле между лопаток он и то удивился бы куда меньше.

— Ты это того... что ли... всерьез?

— Пошел вон, кому сказано! Пока я не передумал...

И Антиплащ решил, что не стоит и дальше испытывать далеко не ангельское терпение своего двойника. К тому же из-за дальнего поворота шоссе уже показались яркие огни приближающихся полицейских машин…

* * *

…Они сидели в каком-то овраге под кустами мокрой от ночного дождя сирени и потягивали из термоса жидковатый остывший кофе, передавая друг другу единственную пластиковую кружку.

Квага, потирая друг о дружку озябшие ладони и то и дело передергивая плечами, нервно хихикал:

— Мы сначала хотели вернуться в Сен-Канар… Только все вокзалы были у копов под колпаком, и мы не стали туда соваться… Сидели в какой-то кафешке и услышали сообщение о том, что тебя загребли в ШУШУ… Мы решили вернуться в дом Гавсов, у Балбеса там мопед полуразобранный стоял в сарае, Мегс сказал, что попробует его починить. Но только мы туда пробрались, как неожиданно копы нагрянули, ха-ха… мы едва успели улизнуть через садовую калитку. Но увидели тебя… и поняли, что тебя повезут обратно в город... и решили перехватить вас по дороге, благо у Репья осталось немного нитропина… А Мегс залез на столб, перерубил резаком высоковольтный провод и бросил его на дорогу… Не знаю уж, что копы там подумали, только один, круглолицый такой, рожа как тарелка, с перепугу начал палить… Пришлось погладить его дубинкой по загривку и оттащить в кювет... И водилу тоже, ага — за компанию… И вытащить у него ключи от фургона... А ты... того... как здесь оказался-то, а? Что там вообще за мутная история приключилась с этим похищением?

Антиплащ сдержанно мотнул головой, глотая из липкой чашки чуть подслащенную, неопределенного серовато-коричневого цвета горьковатую жидкость.

— Не было никакого похищения. Это Черныш блефовал, хотел подловить меня на живца… П-падла…

— Ага, мы так и поняли. — Мегавольт поджал губы и яростно потряс в воздухе кулаком. — Вот мерзавец!

Антиплащ криво улыбнулся: кажется, его дружки вовсе не держали на него зла — впрочем, как обычно. Их обиды, в общем-то, всегда хватало очень ненадолго — как правило, до тех пор, пока главарь им за каким-то чертом не требовался опять... Ну, тем лучше. Как бы там ни было, они оказались в подходящее время в весьма подходящем месте — и Антиплащ был им за это сказочно благодарен.

— Слушай, Мегс… ну ты это… извиняй, что я тебе тогда вломил, ладно? Я был того… малость не в себе…

— Да ладно, проехали. — Мегавольт невольно потрогал сломанный зуб. — Мы тоже вели себя как идиоты… Просто, ну… у меня была кое-какая мечта... я уже мысленно купил себе адронный коллайдер в личное пользование и воплотил в жизнь некую любопытную идейку, а тут — такие дела… Но вообще-то мы рады, что с твоей девахой все в порядке.

— Ага…

— Только… — Мегавольт приуныл. — Досадно как-то… Все побрякушки снова вернулись к Скруджу… А герениты — в ШУШУ. Эх, жизня!.. Остались мы, парни, опять ни с чем…

Антиплащ расхохотался. Ничего смешного в словах Мегавольта не было — но нервное напряжение, в котором главарь пребывал последние несколько часов, настоятельно требовало выхода и эмоциональной разрядки.

— Ну, эта беда невелика! Вернулись к Скруджу? В ШУШУ? Ерунда какая — украдем их снова! Ну что нам стоит, парни, а?

— Угу, разумеется, — внезапно подал голос до сих пор молчавший Бушрут. — Если раньше проклятый Черныш не схватит нас всех за задницы...

— С чего это вдруг? — вскинулся Квага. — Черныша боишься, зеленорожий?

Бушрут снисходительно улыбнулся.

— Не боюсь. Просто, согласно моим жизненным наблюдениям, возникновение данной ситуации имеет наиболее выраженную вероятность. А если рассматривать данную проблему с точки зрения естественной эрудиции, то каждый явно выраженный индивидуум метафизической абстракции не может игнорировать критерии некоторых флюктуаций, построенные на основе утопического субъективизма.

— Чего? — Квага испуганно замолчал, явно сраженный наповал таким количеством заумных слов в одном предложении.

— Да ладно вам, не грызитесь. Главное, мы теперь снова вместе, а скруджевские побрякушки и прочая хрень — это дело наживное. Верно? — Антиплащ ткнул Мегавольта кулаком в плечо — почти по-дружески. Оглянулся на скуластую, растянутую в усмешке физиономию Кваги, на улыбающееся лицо Бушрута, который, скрестив "по-турецки" ноги, скромно восседал на траве чуть поодаль и, поглядывая на озадаченного Квагу, лукаво посмеивался себе под нос. — Держите хвост топориком, парни! Живем, черт возьми! Нет, вы просто не представляете, до чего же я рад снова видеть ваши мерзкие протокольные рожи!

— Ага. — Мегавольт шмыгнул носом. — А мы — твою. Белобрысый ты наш урод! Чё мы теперь делать-то будем, а? Ни на железнодорожный, ни на автовокзал сейчас, поди, и не сунешься, копы все пути перекроют так, что и мышь не проскочит…

— Ничего. Помните мамашин катер? Он у неё спрятан в лодочном сарае где-то на Лунном Мысу... Старая ржавая посудина — но для того, чтобы добраться до Сен-Канара, вполне сойдет. — Антиплащ выплеснул под куст густую кофейную гущу и решительно поднялся, потягиваясь и разминая затекшие руки-ноги, отряхивая с джинсов крупицы мокрой земли. Обвел взглядом пригорюнившихся дружков. — Ну что, пошли, парни, что ли, пока совсем не рассвело? Нам пора.

— Куда пора? — вздыхая, вяло пробормотал Квага, уныло разглядывая ладони и пошевеливая длинными, испачканными землей голубовато-бледными пальцами.

И главарь устало улыбнулся ему в ответ:

— Домой.

Солт-Рокс оказался небольшим, тихим, одноэтажным городком, затерянным на океанском побережье среди серых гнейсовых скал, каменистых пустошей и песчаных холмов, поросших соснами, дубами, неприхотливой иргой и еще более неприхотливой дикой смородиной — реписом.

Антиплащ оставил „харлей“ на стоянке возле маленького (и, похоже, единственного — по крайней мере, в этой части поселка) магазинчика, торгующего всякой всячиной: от цинковых ведер и садового инвентаря до сахарной ваты и леденцов в ярких разноцветных обертках. Два старичка в ковбойских шляпах, сидевшие в тени на ближайшей лавочке, смотрели на приезжего украдкой, но с любопытством — видимо, подобные незнакомцы в их тихий край заглядывали не слишком-то часто.

Антиплащ достал из кармана пачку „Мальборо“ и щедро угостил сигаретами местных, крепко выдубленных солнцем и соленым океанским ветром аборигенов.

— Кого-то ищешь, парень? — один из старичков, покряхтывая и с удовольствием втягивая ядреный табачный дым, окидывал поблескивающий хромированными частями байк оценивающим взглядом истинного эксперта. — Ты, похоже, нездешний.

— Верно, папаша, угадал. Дом Андерсов мне тут как найти?

— Андерсов? Каких Андерсов? — старички переглянулись. — Ты про Стеф-садовницу, что ли? К ней недавно дочка погостить приехала…

— Да, да. Точно, точно — про Стеф… Так как мне её найти?

— А вон, крайний дом на холме, видишь? — Старичок махнул рукой с зажатой в ней сигаретой. — А ты кто будешь-то, а? Ты вроде не из наших… Агент по недвижимости, что ль?

— Да что-то вроде того, — уклончиво отозвался Антиплащ. — Флорист-консультант… Спасибо, папаша.

…День клонился к вечеру, и по главной улице растекались длинные, подползающие к противоположному тротуару черные тени — резкие и чёткие, словно вырезанные из бумаги. Поскрипывали где-то детские качели, тарахтел в отдалении трактор, возмущенно каркала над головой ворона; улица была пустынна, за все время, что гость шел к домику на холме, ему повстречался только интеллигентного вида очкарик в рыбацких сапогах и с удочкой через плечо — и, здороваясь с ним, Антиплащ учтиво приподнял шляпу…

Его дружки остались в Сен-Канаре. «Я думаю, по своим берлогам вам пока соваться не стоит, — сказал им главарь. — Знаете старую заброшенную верфь неподалеку от порта? Пожалуй, какое-то время вам стоит там перекантоваться — там „малина“ была в подвале, пока копы хозяина не накрыли, и сейчас она пустует. Так что вполне можете ею воспользоваться». Сам он долго задерживаться в городе не собирался.

Он очень хотел увидеть Гейл — просто до физической боли… Слишком хреново ему приходилось все последние дни, чтобы он мог спокойно сидеть и дожидаться, когда она вернется в Сен-Канар.

Поэтому он обзавелся подробной картой Северной Калисоты, оседлал свой верный „харлей“ и поехал разыскивать неведомый Солт-Рокс. И вот теперь шагал по улочкам тихого прибрежного городка, разглядывая травянистые газоны обочь дороги и чистенькие аккуратные домики по сторонам, маленькое кафе на главной площади, бар и парикмахерскую, небольшую ратушу в "деловом центре", на площадке перед которой уныло висел на флагштоке звездно-полосатый стяг. Все вокруг было чинным, безлюдным, сонным и расслабленным, и даже свирепые сторожевые псы, лежащие под заборами в лужицах тени — и те имели такой вид, точно единственным их желанием было как можно дольше оставаться в блаженной лени, покое и ничегонеделании.

...Небольшой домик на холме, выкрашенный белой краской, утопал в тени росших вдоль забора раскидистых платанов.

В палисаднике был разбит цветник: розы, астры, азалии, еще какие-то яркие растения, определить видовую принадлежность которых было под силу разве что ботанически подкованному Бушруту. Над клумбой анемонов с тяпкой в руках склонилась полноватая женщина в брезентовых штанах цвета хаки и клетчатой рубахе навыпуск: лицо её скрывала широкополая соломенная панама, руки в нитяных рабочих перчатках ловко порхали над цветником, что-то там выпалывали, прореживали и разрыхляли, выдергивали сорняки и досыпали подкормку...

Видимо, это и была Стеф-садовница, она же Стефани Андерс, она же любимая и достопочтенная матушка Гейл. А где же сама Гейл? Антиплащ оглядел двор и доступное взору пространство пышного сада — никого… Может быть, Гейл в доме?

— Э-э… гхм! Миссис Андерс?

Миссис Андерс, придерживая панаму, выпрямилась и внимательно взглянула на нежданного визитера. На смуглом её, слегка полноватом, с мягкими чертами добродушном лице выразилось скорее удивление, нежели приветливость.

— Да. Простите… с кем имею честь?

— Я, э-э… я хотел бы увидеть Гейл, — смиренно отозвался Антиплащ. И поспешно добавил — во избежание уже назревающих неминуемых расспросов: — Я её, м-м… коллега по работе. Я тут, собственно, проездом… Но знаю, что она здесь живет, и вот, решил заскочить. У меня к ней небольшое дельце… — И он улыбнулся так подкупающе и обворожительно, как только мог (втайне радуясь тому, что широкие поля фетровой шляпы оставляют его лицо в тени).

Миссис Андерс нервно поправила панаму, в глазах её все еще тлело сомнение: „Коллега по работе, вот как?“. Видимо, в её понимании медики из многопрофильной клинической больницы не должны были носить дешевых потертых джинсов и воняющих бензином кожаных курток с заклепками — и вообще выглядеть как отвязные байкеры с криминального района. Антиплащ порадовался тому, что, по крайней мере, его разбитый нос за несколько минувших дней пришел в более-менее относительный порядок.

— Шикарные азалии, — небрежно заметил он. — Моя бабушка выращивает их у себя в цветнике, но что-то у неё с ними не ладится… А у вас — прямо загляденье, глаз не оторвать! В чем секрет?

Миссис Андерс невольно улыбнулась. И расцвела не хуже азалий.

— Ой, ну, что вы! Скажете тоже, какой секрет… Может быть, она их держит на свету?

— Э-э… наверно.

— Азалии — тенелюбивые растения, — с готовностью пояснила миссис Андерс, — прямых солнечных лучей не переносят, предпочитают полутень… но для каждого вида азалий полутень, конечно, должна быть разная. Вечнозелёным азалиям нужен рассеянный свет, а листопадные предпочитают расти в тени под деревьями. А еще азалии любят влажность, их нужно почаще опрыскивать… а еще лучше — разместить рядом ёмкость с водой… И подкармливать кусты каждые две-три недели… и обрезать сухие листья… и мульчировать почву…

— Мульчировать? Да, да, конечно, я ей передам, — пробормотал Антиплащ. Бушрута бы сюда, тоскливо подумал он, вот уж с кем матушка Гейл быстро отыскала бы общий язык.

Впрочем, лёд недоверия таял прямо на глазах. Коллега дочери, у которого есть бабушка (!), увлекающаяся садоводством (!), просто априори не мог вызывать у миссис Андерс никаких сомнений и подозрений. Она явно оседлала любимого конька и, обзаведясь таким благодарным слушателем, пустила, образно выражаясь, этого конька в галоп — и останавливаться в ближайшее время явно не собиралась. Антиплащ понял, что с минуты на минуту она пригласит его на чай, и ему придется выслушать лекцию об уходе за нежными тенелюбивыми азалиями от и до — и поспешил перевести разговор в нужное ему русло:

— Так где же все-таки Гейл? Можно мне её увидеть?

— Ах, Гейл… Придется вам немного подождать, мистер… простите, я не расслышала вашего имени…

— Можете звать меня, э-э… просто Рэй.

— Гейл нет дома… просто Рэй. Она ушла на пляж со своим… другом. Теперь они до вечера вряд ли вернутся. — Миссис Андерс виновато улыбнулась и покачала головой. — Молодежь, что поделать.

— Ага, — сказал Антиплащ. При словах „друг“ и „молодежь“ ему стало как-то не по себе, он вдруг ощутил себя невероятно старым, изрядно потрепанным жизнью, чуть ли не поросшим мхом древним троглодитом. — С другом, значит?

— Да. Впрочем, вы можете их найти… Тут, за домом, есть дорожка, она спускается прямиком к пляжу. Только будьте поосторожнее — тропинка местами очень крутая… Упадете — костей не соберете, как пить дать.

— Ничего, спасибо. Я буду очень осторожен…

— Постойте! — окликнула его вслед миссис Андерс, когда он уже зашагал в указанную сторону. — Мистер… Рэй! Ведь вы — коллега Гейл, правда?

— Да, — осторожно отозвался Антиплащ. — А что?

— Скажите… пожалуйста. Без утайки. — Миссис Андерс как будто замялась, пытаясь подобрать нужные слова. В другое время она, наверно, предпочла бы промолчать — но неожиданный визит странного незнакомца попросту не мог не встревожить её чуткое материнское сердце. — Скажите, э-э... Что-нибудь случилось?

— Нет. Абсолютно ничего. — Антиплащ развел руками. — А что?

— Да так, ничего. — Миссис Андерс смутилась. — Просто… у Гейл были неприятности год назад, и я подумала, что… ну, вдруг опять что-нибудь случилось… что-нибудь такое… из ряда вон… вдруг она вновь попала в скверную историю… или связалась с дурной компанией… Она же ничего мне не рассказывает, — добавила она со вздохом, точно извиняясь за свое неуместное любопытство. — „Не волнуйся, мам, все нормально!“ — вот и весь разговор… Знаете, эти современные дети…

Антиплащ кивнул. И с трудом заставил себя выжать в ответ подобие слабой сочувствующей улыбки. "Связалась с дурной компанией"… интересно, о чем это, а? Вернее — о ком?

— Не волнуйтесь, миссис Стефани. Действительно ничего не случилось, и у Гейл действительно все в порядке. Так куда, вы говорите, нужно идти?..

* * *

Сразу за домом, с противоположной стороны холма, и в самом деле начиналась песчаная дорожка, спускающаяся к берегу океана.

По нагретой солнцем земле деловито сновали ящерицы, волоча за собой длинные хвосты, чертя ими в песке тонкие извилистые линии. Чуть впереди возвышались высоченные, уходящие к небу гнейсовые утесы, неприступное место гнездовья чаек и альбатросов; вершины каменных громадин были покрыты белесой коркой птичьего помета, и от этого казались посыпанными солью, благодаря чему, по-видимому, местечко и обрело свое название: Солт-Рокс, Соленые Скалы. По левую руку тянулся высокий, поросший колючей, высохшей на солнце травой склон холма, по правую — подстерегал обрыв, дно которого служило местом вечного упокоения огромным валунам; тропинка то расширялась до размеров небольшого коридорчика, то сужалась практически до состояния пунктира, и в таких местах прямо в почве, в плотном сероватом суглинке были вырезаны высокие крутые ступеньки... Что это за „друг“, с неудовольствием спрашивал себя Антиплащ, с которым Гейл ходит купаться теплыми летними вечерами, и с какого бухты-барахты он тут вообще объявился? Друг детства? Приятель? Давний знакомый? Черт бы его побрал… С каждым шагом Антиплащу становилось все неуютнее и грустнее, и он спрашивал себя — может быть, ему и вовсе не стоило сюда приезжать? Он был уверен, что Гейл будет рада его увидеть, но теперь эта уверенность (а вместе с ней — и восторженный кураж) отчего-то улетучивались — медленно, но верно, капля за каплей его покидали. Словно в нем проткнули какой-то сосуд с бодростью, радостью и воодушевлением — и с каждым шагом эти чувства вытекали и вытекали из него, оставляя взамен уныние и ничем не заполненную мрачную пустоту.

Где-то примерно на середине склона он остановился.

Здесь тропа вновь расширялась, образуя очередную каменистую площадку, поросшую ивняком и кустами смородины, судорожно вцепившимися корнями в скудную и тощую песчаную почву. И отсюда уже был виден названный миссис Андерс пляж: небольшой пятачок песка и гальки среди камней и черных, мокрых от морской воды валунов. И Антиплащ сразу увидел Гейл: она стояла по щиколотку в воде, и солнце, клонящееся к горизонту, ярко обтекало её невысокую точеную фигурку. Скромный бело-голубой полосатый купальник тонко оттенял её смуглую кожу, и мягкой волной струились по спине каштановые волосы, и пена прибоя ласково лобызала её стройные ноги, и оранжевый, словно огромный апельсин, баскетбольный мяч был в её руках, и она — смеялась… Она была красива, весела и, безусловно, очень счастлива в этот момент — и Антиплащ ею невольно залюбовался… Сердце его восторженно подпрыгнуло к горлу, точно игривый щенок… и тут же угловатым кирпичом рухнуло куда-то пониже желудка и запуталось в кишках.

Потому что Гейл легко выскочила на берег и бросила мяч своему партнеру, которого Антиплащ заметил только сейчас.

Другу. М-да. Это был рослый, атлетического вида детина с мускулистыми загорелыми плечами, темноволосый, поджарый, широкоплечий, сложенный, словно Аполлон, и из одежды на нем имелись только резиновые шлепанцы, кокетливая повязка на лбу, да длинные, до колен, красные пляжные шорты. Чем-то — очень отдаленно — он был похож на Дилона Хаксли: наверно, темными кудрями и подтянутой фигурой спортсмена; а вот мерзостного высокомерия и бьющего через край хвастливого самолюбования в нем как будто не ощущалось... Как будто.

Антиплащ замер. Продолжать спуск ему решительно расхотелось.

Там, внизу, царила юная, искристая, как вино, беззаботная и по-детски незамутненная радость. Гейл и её спутник играли в пляжный волейбол — бегали по песку, перебрасывались мячом, прыгали, падали и хохотали, и, чем больше Антиплащ на них смотрел, тем все больше понимал, что он — лишний на этом празднике жизни. Третий лишний. Древнее унылое чмо… замшелый пень… ископаемое… динозавр, которому, по совести говоря, уже давно пора бы и вымереть. Зря он сюда притащился из самого Сен-Канара, Гейл тут определенно не скучает. У неё тут друзья…

Впрочем, ничего удивительного… чего ещё он должен был ожидать? Солнце, океан и дикие красоты природы обычно располагают к легкому романтичному флирту… а тут еще подвернулся этот юный, ослепительно красивый и жизнерадостный бездельник-Аполлон. А он, угрюмый, скрытный, чёрти-где-пропадающий разбойник с большой дороги — остался далеко, в прошлом, вечно саркастичный, злой и хмурый, вечно забывающий о самом элементарном… „Когда я в последний раз дарил тебе цветы, Гейл? — Дай-ка подумать… Похоже, что никогда.“ Ну да, ну да. А ведь этот темнокудрый детина-волейболист наверняка уже не раз исправил сие досадное недоразумение, вкупе со всеми прочими слюнтяйно-конфетными „знаками внимания“, вроде бы глупыми и необязательными, но на самом-то деле такими важными и необходимыми… А что — вполне подходящая партия для Гейл, трудно этого не признать… не за него же, Антиплаща, отпетого уголовника без прошлого и будущего, ей выходить замуж, не с ним же ей заводить семью и проводить дни в болезни и здравии, в горе и в радости…

Вернее — в горе. „Вы же понимаете, Антиплащ… Если бы Гавсы добрались (как и намеревались) до Железного Дровосека, и он обнаружил, что вы оставили его в дураках — он бы именно так с вами и поступил, в этом можете не сомневаться. Он бы не остановился перед тем, чтобы похитить вашу, э-э, вашу пассию и тем самым обрести на вас нужный рычаг воздействия.“ Скрудж, разумеется, был абсолютно прав и зрил, как всегда, прямиком в корень… Ничего, кроме несчастий, передряг и опасностей „дурная компания“ в лице Антиплаща Гейл определенно не сулит — ни ныне, ни присно, ни во веки веков.

Вот так. Ничего неожиданного. Но как же больно и невыносимо, просто невыносимо больно это осознавать…

Солнце закатывалось за горизонт — а Антиплащ все еще сидел на остывающем камне посередине склона, в тени ивового куста, и рисовал прутиком в песке прямые, кривые, извилистые линии, стирал их — и рисовал снова, и снова, и снова… Он понимал, что надо что-то делать: то ли спуститься вниз и с апломбом заявить о себе, то ли уж убираться подобру-поздорову — но не мог заставить себя двинуться с места: все мысли и чувства в нем словно одеревенели и покрылись отвратительной грубой коростой, только в груди, под ключичной ямкой шевелился горький, мерзкий, невыносимо жгучий и болезненный ком. Он никак не мог принять решения — и страшился того мгновения, когда ему все-таки придется это сделать... Все вокруг него застыло и остановилось, он увяз во времени, точно муха в стакане патоки, и тоска накинулась на него с неслыханной силой, и перед глазами висел мутный темный туман — муторный, беспредельный, непроглядно-серый, как холодные зимние сумерки…

Голоса.

Антиплащ поднял голову.

Судя по всему, они поднимались вверх по тропе, направляясь домой: Гейл и её дружок-волейболист в красных шортах. Антиплащ наконец заставил себя отмереть — и скользнул в тень ближайшего куста ивы, надеясь остаться незамеченным. Гейл и её спутник поднимались по тропе гуськом, друг за другом, впереди — темноволосый гигант: ловкий, сильный, с разметавшимися по плечам длинными волосами и с корзиной для пикников в руках; вслед за ним — Гейл, в своем простеньком ситцевом сарафане, с полиэтиленовым пакетом, в котором (Антиплащ знал!) лежали пляжные тапочки, и мокрое полотенце, и заскорузлый от морской соли голубовато-белый купальник, и недоеденное яблоко…

— …почему так скоро? Ты уверена, что это необходимо? Ещё и двух недель не пг'ошло. — Голос Аполлона — мягкий, негромкий, чуть заметно картавящий — звучал обиженно и слегка растерянно, точно ему вручили (и тут же пригрозили отнять) новую интересную игрушку. — Может, повременишь немного? Я буду скучать…

— Да брось! — беспечно отозвалась Гейл. — Я буду писать тебе… ну, не каждый день, но через день — точно!

— Ну да, конечно, — пробурчал гигант — скорее кокетливо, чем по-настоящему уязвленно. — „Чег'ез день“! Уедешь в свой вонючий город — и совсем обо мне забудешь…

— Нет, что ты! Не забуду! — Гейл засмеялась. Подошла и ласково обняла спутника за шею — одной рукой. — Как я могу тебя забыть — никогда! Ты же знаешь, как я тебя люблю.

Так, обнявшись, они скрылись за поворотом тропинки, и их голоса перестали быть слышны. Только по-прежнему шумел далеко внизу прибой, пронзительно вопили чайки, молчаливо попирали землю серые скалы, и погружалось в океан багровое солнце, расстилая по воде трепещущую дорожку алых кровавых бликов…

Почему мир не перевернулся? Почему он не перестал быть прежним… почему он просто не перестал быть? Почему не иссяк океан, не треснули древние скалы, не почернело небо и не обрушилось на землю, не раздавило Антиплаща в лепешку своей непомерной тяжестью? „Ты же знаешь, как я тебя люблю…“ Слова прозвучали — такие ласковые, нежные, мягкие, наполненные теплотой и искренним неподдельным чувством… Только адресованные вовсе не ему.

В какой-то момент ему хотелось только одного — утопиться. Спуститься на берег… вступить в нагретую теплом соленую воду и уйти, не оглядываясь, по красной ковровой дорожке — туда, вперед, к яркому пылающему солнцу. Он пошарил по карманам в поисках сигарет — но вспомнил, что раздал весь свой запас аборигенам у магазинчика, и унять дрожь в руках теперь нечем… Что же делать? Что ему теперь делать, а? Да и нужно ли теперь вообще хоть что-нибудь делать? Кому, собственно, нужны его бессмысленные порывы и трепыхания… Он ведь всегда подозревал, даже знал, что именно этим все и закончится… Лучше бы он порвал все нити еще тогда, год назад, когда с трудом реабилитировался после комы, ползал раком и заикался — и был уверен, что без него Гейл будет чувствовать себя куда лучше, нежели с ним.

Тем более, что это — действительно так.

Она сделала свой выбор. Да, сделала. И — предсказуемо! — отдала предпочтение стройному темноволосому Аполлону, остроумному, жизнерадостному, доброму, веселому… перспективному. Ну и пусть! Ну и пусть… будут счастливы! По крайней мере, теперь миссис Андерс не придется переживать по поводу того, что её дочь связалась с дурной компанией.

Он схватил камень — и в ярости швырнул его с обрыва… и услышал, как где-то далеко внизу известковый булыжник с треском разбился о безжалостные гранитные валуны. Так же, как разбилось его отчаявшееся, изнемогающее от боли, вырванное из груди и с размаху брошенное на холодные камни сердце.

Он поднялся и, едва переставляя ноги, побрел по тропе обратно, вверх по склону холма. Надо было на все плюнуть, выбросить из головы все эти сопли и возвращаться в Сен-Канар, у него там остались дела… друзья… враги… Какие к черту дела, какие друзья? Этого он не знал. Но вот враги… разве он может оставить своих врагов? Настоящие враги — единственные, кто тебя уж точно никогда не бросит…

Осыпалась ему под ноги горсть камешков — кто-то торопливо спускался по тропе ему навстречу. Антиплащ поднял голову. Уже смеркалось — но в сгущающихся сумерках алые спортивные шорты маячили на темном склоне ярким вызывающим пятном.

Темноволосый Аполлон. Что он тут забыл?

В омертвевшей душе Антиплаща что-то шевельнулось — что-то очень жуткое, коварное и гнусное… Он стиснул зубы, стараясь загнать подлую мыслишку в тот темный закоулок его существа, из которого она незвано-непрошено и выползла. „Если упадете, костей не соберете, как пить дать…“ Фраза, оброненная миссис Андерс в качестве предупреждения и настойчиво крутившаяся у него в голове, внезапно обрела совершенно иной, неописуемо зловещий смысл… Руководства к действию.

Он судорожно проглотил наполнившую рот вязкую слюну.

Великан в красных шортах выскочил из темноты прямиком на Антиплаща. И вздрогнул от неожиданности.

— Ой, пг'остите. Я вас не заметил. — Он действительно слегка картавил — милая, очаровательная особенность произношения, которая делает хороших людей еще более обаятельными, а плохих — неописуемо мерзкими. — Здесь так темно…

— Ни… ничего страшного, — прохрипел Антиплащ. Руки его сами собой сжались в кулаки… Всего лишь один сильный неожиданный толчок — и все будет кончено… Юный жизнерадостный бог даже не успеет толком понять, что произошло…

— А вы кто, турист? — беспечно спросил Аполлон, легко прыгая со ступеньки на ступеньку, не подозревая, что в самом прямом смысле ходит по краю пропасти.

— Нет, я… — Антиплащ запнулся. Видение искалеченного, искореженного, окровавленного трупа этого статного Аполлона так и стояло у него перед глазами. Один резкий выпад — и ненавистный соперник окажется на дне обрыва, в буквальном смысле изломанный вусмерть и размазанный по камням. И Гейл — его Гейл, которую он никогда и ни с кем не собирался делить! — вновь будет свободна…

И скажет ему, Антиплащу, за это спасибо?

Конечно, она вряд ли догадается, но…

Но если она этого типа действительно любит…

Она будет по нему тосковать. По нему! Тосковать! По нему!

Антиплащ мысленно застонал.

— Я… я художник… пейзажист, — выдавил он через силу. — Ищу… удачные ракурсы для, гм, это… своих художеств. Тут у вас… красивые места.

— О, да, точно! — с восторгом согласился картавый Аполлон. — Нет на свете более кг'асивого места, чем Солт-Рокс! Я тоже так думаю, хотя мне и в Техасе, и на Ниагаре, и Портленде пг'иходилось бывать — я там учился в Аграрном университете. А вы что, заблудились?

— Д-да… немного…

— Можете по тг'опе наверх подняться — выйдете как раз на Стоун-Бридж, только это самая окраина. Вы где остановились? „У Тедди“?

— Пока нигде…

— Тогда пойдемте со мной, я вас на Соленый Мыс пг'оведу, там и до центра недалеко. Я там живу, на Соленом Мысу, а здесь по бег'егу дорога короче, я здесь обычно и хожу… — Аполлон болтал, не переставая: он был силен, словно молодой бычок, и столь же простодушен — видимо, ему нечасто доводилось беседовать с „гостями города“, и он, общительная натура, старался развлечь спутника по мере своих сил и представить любимый городок в лучшем свете. — Ну, как вам тут, нг'авится, а? Туристы обычно в восторге — морской воздух, скалы, сосновые леса, шум прибоя, гнездовье ког'олевских альбатросов, которые в Красную Книгу занесены… Чуть восточнее, где начинаются предгог'ья Скалистых Гор, есть Золотой Каньон — вот уж величественное зрелище, как встанешь на краю, аж дух захватывает! Вот что́ вам следовало бы запечатлеть в кг'асках и на полотне… Кстати, я же забыл представиться. — Улыбаясь во весь рот, Аполлон остановился и протянул спутнику широкую, как лопата, крепкую розовую ладонь. — Меня зовут Дирк Холлоуэй.

— Э-э… Как? — Антиплащ поперхнулся. — Дирк?!

— Да. Забавное имечко, правда? — Аполлон чуть смущенно усмехнулся. — А что вас так удивило?

— Ничего, — пробормотал Антиплащ. В памяти его вдруг всплыл давний разговор: „Гейл, скажите, у вас есть, м-м… двоюродный брат? — Есть. — И как его зовут? — Дирк.“ Именно благодаря этому двоюродному брату Антиплащ тогда и назвал себя Дирком… Черт побери! Так этот темноволосый парень — кузен Гейл! Всего лишь кузен! Или... нет?!

— Скажите, а у вас здесь, что… девушка? — осторожно поинтересовался он. Слова — ёршистые и колючие, точно кактусы — не хотели проталкиваться в горло и будто изо всех сил цеплялись шероховатостями за гортань, но Антиплащ не мог, попросту не мог их сейчас не выдавить из себя. — Такая… невысокая, с каштановыми волосами. Я вас видел, — пояснил он свое достаточно неуместное любопытство, — пока бродил тут по скалам. Она… симпатичная.

— Ага. — Холлоуэй хмыкнул. — Только она мне не девушка. Хех, скажете тоже… Она моя сестра. Двоюг'одная. Да еще и старше меня на два года…

— Ну и что? Разве это повод для невнимания? В прежние времена, знаете ли, вообще было принято жениться на своих кузинах…

Дирк Холлоуэй рассмеялся.

— В прежние времена? Ну, может быть. Но Гейл для меня — пг'осто Гейл. Она, в сущности, погостить сюда приехала... А что? — Он понимающе подмигнул. — Замутить с ней хотите, что ли?

— Э-э...

— Ничего не выйдет. Она вообще-то в Сен-Канаре живет. И у неё там, кстати, есть парень…

— В-вот как?

— Ну да. Какой-то… крутой специалист по сейфам. Она за него пег'еживает очень, он тут позвонил на днях, ничего определенного не сказал, но… но ей показалось, что у него там что-то не так. Она даже обратно в город засобиг'алась, хотя у неё ещё неделя отпуска… Вот дурочка, а? Догуляй, говорю, отпуск-то, ничего с твоим парнем не станется, не маленький чай, сам о себе вполне позаботится… Тем более, — сердито добавил Холлоуэй, — он, по-моему, шельма и эгоист еще тот. За две недели ни разу не позвонил — а тут вдруг объявился ни с того ни с сего, и вот, пожалуйста — Гейл уже готова сог'ваться с места… Что с вами? Вы куда?

Он с удивлением посмотрел вслед спутнику, который, ничего не объясняя, вдруг остановился — и рванул обратно, вверх по тропе.

— Ничего, — крикнул в ответ Антиплащ. — Я просто решил, что вернусь на Стоун-Бридж… поброжу еще по скалам… спасибо за экскурсию, Дирк! — С плеч его словно свалились все предгорья Скалистых гор с Золотым Каньоном впридачу, ноги сами несли его вверх по тропе, к маленькому белому домику, стоящему на холме. Какой же он кретин! Глупая ревнивая обезьяна! Нафантазировал себе невесть что… Гейл думает о нем… и даже за него переживает, хотя поделиться своими переживаниями ей, в общем-то, не с кем — вряд ли она рассказывает этому наивному тюленю… то есть кузену, и уж тем более своей благодушной матушке, что за „специалист по сейфам“ ждет её в Сен-Канаре, и что у него там могут быть за „неприятности“. То-то будет ей сюрприз, когда Антиплащ неждано-негаданно откроет калитку! „Специалист по сейфам“, ха, ха! Но, по крайней мере, теперь он знает, как вести себя перед миссис Андерс, и…

Он остановился.

Тропа в этом месте делала очередной поворот — и на площадке… на той самой площадке, где Антиплащ провел битый час, и даже на том самом камне, перед которым, предаваясь мрачной рефлексии, он рисовал на песке частокол ломаных линий — на этом камне сидел сейчас, ссутулившись, человек и задумчиво смотрел на беспокойный, шумно ворочающийся далеко внизу океан. Темная, тяжелая, грузная, смутно различимая в сумерках фигура, обладателя которой Антиплащ тем не менее сразу узнал…

И сердце у него замерло. Пропустило один удар…

Все было ясно, как дважды два.

Увидеть сегодня Гейл ему явно было не суждено.

Это был Гризликов.

И Антиплащ сразу все понял.

На площадке, кроме Гризликова, как будто никто больше не присутствовал, но Антиплащу было совершенно ясно, что он тут отнюдь не один. Ребята из ШУШУ всегда были мастерами маскировки, бедовый главарь имел случай убедиться в этом уже не один раз. И сейчас, конечно, все пути отхода уже перекрыты — и сверху, и снизу… Бежать Антиплащу было некуда — разве что прыгать в открывающуюся по левую руку каменистую пропасть.

Коварный белый сфинкс дотянулся до него даже здесь...

Заслышав шаги Антиплаща, Гризликов лениво повернул голову ему навстречу и смотрел на него несколько долгих, бесконечных, невероятно тягучих и томительных секунд. Наконец промолвил устало:

— Ну что, голубчик, добегался?

Да. Именно — добегался. Поглощенный своими (ха-ха) сердечными переживаниями, Антиплащ совершенно позабыл и про Хранилище, и про ограбление, и про всех этих настырных деятелей из ШУШУ. А вот они про него, судя по всему — нет.

Но как они его нашли?

— По-твоему, — сухо спросил Гризликов, — это было очень уж сложно?

Да нет, в общем-то, несложно. Он ведь, как и его дружки, объявлен в розыск. А про Гейл и Солт-Рокс в ШУШУ отлично известно… Но почему тут объявился именно Гризликов? Оторвал от мягкого офисного кресла своё необъятное седалище — и примчался… А где же Черныш? Лечит, надо полагать, свой разбитый подбородок? У пластического хирурга?

Неторопливо (торопиться ему, по-видимому, было уже некуда) Антиплащ подошел и тяжело опустился на камень рядом с Гризликовым.

Некоторое время оба молчали.

Солнце все еще неспешно утекало за горизонт, алой краской растворяясь в океанской пучине, и с востока, из-за вершины холма, наплывала на окружающие скалы всеобъемлющая, серовато-сизая сумеречная тень. Шумел внизу, разбиваясь о камни, неукротимый прибой. Пронзительно вскрикивали возвращающиеся к гнездовью альбатросы, по песку суетливо бегал туда-сюда заблудившийся муравей, тревожно шевелил усиками. Стремительно шмыгнула под камень припозднившаяся зеленоватая ящерица. Смеркалось…

В руках Гризликова серебристо, неярко поблескивали наручники.

— Ну что, повидался со своей подружкой? — Он усмехнулся: вроде бы добродушно и беззлобно, но так всепонимающе и мерзко-снисходительно, что Антиплащу разом захотелось затолкать эту усмешку ему поглубже в глотку. Яростно стиснутым кулаком.

— Я арестован? — спросил он сухо.

— Да.

— Значит, я имею право хранить молчание?

— Вон оно что… — Гризликов посмотрел на него внимательно. — Лезешь в бутылку? Ну, ладно. Давай сюда лапы, приятель, мы  припасли для тебя одно занятное украшение…

— А она… Гейл… знает?

Гризликов пожал плечами.

— Нет. Зачем?

Антиплащ нервно потер ладонью лоб.

— Гриз, — сказал он глухо. — Дай мне… час… полчаса… ну хотя бы пятнадцать минут... пятнадцать минут, черт побери! Я… мне нужно… ну… Позволь мне… — слово было неимоверно тяжелым, будто камень, и он никак не мог вытянуть его из себя; судорожным кивком указал на теряющуюся в сумерках вершину холма. — Позволь мне… попрощаться.

Гризликов медленно, даже как будто сочувственно покачал головой.

— Извини. Я не могу. Согласно инструкции…

— Инструкции! — Антиплащ застонал. — Ты хоть раз можешь поступить не по инструкции… а по велению совести, а?

Гризликов молчал. Смотрел на горизонт. Задумчиво крутил в руках тускло поблескиваюшие стальные браслеты.

— Мы всю жизнь вынуждены поступать согласно каким-то инструкциям, Антиплащ, ничего с этим не поделаешь, уж не обессудь. Те, кто живет не по инструкции… вот как ты, например… как правило, плохо заканчивают, увы. Закон не любит, когда его игнорируют.

— Закон? — процедил Антиплащ. — Это, надо полагать, тоже всего лишь инструкция, да?

Но Гризликов оставался совершенно серьёзен:

— Да, если угодно. В некотором роде. Инструкция о том, как прожить жизнь долго и счастливо и не попасть в места не столь отдаленные... А уж насчет совести... насмешил! Уж чья бы корова мычала, а? Следил бы ты уж лучше за своей совестью, голубчик, глядишь, нам всем жилось бы спокойнее...

В кармане его требовательно запиликал телефон. Гризликов вполголоса чертыхнулся и запустил лапу в загашник.

— Да… Да? Вот как… Когда? Только что? Хм! Любопытно… Ну, вы мне очень вовремя сообщили… Хорошо. Я буду на связи.

Он отключил телефон и спрятал его в карман.

Рокотал далеко внизу прибой.

Кричали альбатросы.

Стекалась со всех сторон темнота.

Гризликов вновь шумно, устало вздохнул — и, нахмурившись, посмотрел на собеседника.

— Что? — спросил Антиплащ одними губами. И приготовился услышать: «Да ничего особенного. Твои дружки арестованы».

— Хоутер звонил, — спокойно пояснил Гризликов. — Макдак, видишь ли, решил спустить это дельце на тормозах.

— Ч-что?.. — Антиплащ не поверил своим ушам.

— Макдак хочет прекратить дело об ограблении Хранилища, — повторил Гризликов: внятно и терпеливо, точно объясняя непонятку маленькому ребенку. — Не давать ему судебный ход. И уже подал встречное заявление — о том, что не имеет претензий…

— П-п… почему?

Гризликов хмыкнул.

— Ну, потому что, во-первых, все побрякушки ему удалось благополучно вернуть... а, во-вторых, по его словам, в этом деле фигурируют кое-какие сугубо личные документы.

Ах вот оно что… Голубая папка. Значит, принципиально-упёртый Черныш Макдаку её так и не отдал. А Скрудж, конечно, не может (и не желает) допустить, чтобы копы совали в неё любопытный нос… и попробует завершить процесс «примирением сторон»? В надежде, что дело закроют, и он получит свои заветные бумажки обратно? Ха-ха!

Антиплащ облизнул губы. Раз, и другой. Язык у него оказался сухим и шершавым, точно вырезанным из наждачной бумаги.

— Так это что, выходит… — прохрипел он, — я… я теперь свободен? Так, что ли?

— Ну-ну, — проворчал Гризликов, — не так быстро, голубчик. Дело это мутное… То, что Скрудж «не имеет претензий» и не станет предъявлять обвинение, послужит, конечно, смягчающим обстоятельством, но от наказания тебя отнюдь не освободит. К тому же не забывай про попытку побега. Впрочем…

— Что?

— Наверное, мера пресечения теперь может быть заменена на подписку о невыезде… Видишь ли, — Гризликов потер друг о друга ладони, — мне тоже было бы предпочтительнее видеть тебя на свободе, а не за решеткой, и тем не менее, уж извиняй, прокатиться со мной до ШУШУ тебе все-таки придется. И дать там… кое-какие объяснения, хм-хм. Но…

— Что?

— Небольшую отсрочку, так уж и быть, я, думаю, теперь могу тебе предоставить. Не более часа, понял?

— Я… — Антиплащ онемел. — Да.

— Хорошо. Не пытайся бежать — все входы и выходы из дома будут под наблюдением. К тому же сейчас это не в твоих интересах, я полагаю, ты это понимаешь… Запомни: не более часа! Если по истечении этого срока ты к нам не выйдешь и не сдашься добровольно, мы будем вынуждены действовать решительно, что, я полагаю, ни тебя, ни нас, ни кого бы то ни было не обрадует... Ты понял?

— Да…

— Хорошо. — Кряхтя, Гризликов поднялся, потирая поясницу, сунул наручники в карман и оглянулся в темноту. — Ребята! Отбой…

Едва заметно дрогнул ивовый куст немного выше по склону. С другой стороны, чуть ниже по тропе, на секунду нарисовалась фигура человека в пуленепробиваемом шлеме, сделала Гризликову быстрый знак рукой — и бесшумно растворилась в ночи. Интересно, спросил себя Антиплащ, сколько тут этих фигур-невидимок: двое, трое? Десяток? Наверно, весь Стоун-Бридж оцеплен, как пить дать…

Ну и черт с ними. Антиплащ решил не забивать себе этим голову.

У него был час. Час свободы. Пока — час.

Он коротко кивнул Гризликову в знак согласия — или, скорее, судорожно дернул головой — потом повернулся и, не чуя под собой ног, торопливо зашагал к домику на холме: маленькому, выкрашенному белой краской домику под сенью платанов, в окошке которого горел такой теплый и уютный, такой яркий и приветливый огонек.

Желтый. Желтый, как золото. Огонёк, который был для Антиплаща сейчас дороже всех сокровищ мира.