Things We Know / То, что мы знаем (джен)

Как же странно все это, думал Сэм, рассеянно листая дневник отца. Мыслями он был где-то далеко от затрепанной старой тетради и еще дальше от ненормально стерильной, мертвой больничной палаты, в которой сидел.

Он хмуро глянул на спящего брата.

Просыпайся, черт возьми.

Со вздохом бесконечного разочарования он посмотрел в тетрадь, которую сегодня еще не открывал.

Какой длинный день, жалобно думал он, чувствуя себя опустошенным. День будто начался часов сорок восемь назад, когда они с Дином готовились к охоте. А потом все перевернулось с ног на голову и закончилось казалось бы непобедимым братом на мокрой земле: он не дышал, сердце не билось. В луже воды он выглядел безжизненным, мертвым, и все из-за того, что он был самим собой.

Без признаков жизни, думал Сэм, на пробу, словно повторит это себе много раз и тогда точно сможет пережить. Списан, выключен. Поздняк метаться.

Сэм укоризненно мотнул головой своим мыслям, и вернулся к самой первой: как же странно все это.

Он все еще слышал, как шлепает по лужам, подбегая в подвале к Дину, чувствовал, как ледяная влага, впитавшись в джинсы, касается кожи. Там он ободрал колени, когда рухнул на пол рядом с братом.

Он знал, что был тогда в полной боевой готовности, потому что так ярко и отчетливо вспоминались ощущения. Тогда как другие, более тяжелые, жесткие походили на огромные черные дыры. Пустые и захватывающие одновременно. Они давили на него, но в то же время не мог ухватиться за них.

Он не помнил, какой была кожа Дина, когда прикоснулся к нему. Не помнил, что на шее брата не бился пульс (хотя, наверное, чувствовал, что чего-то не хватало), не помнил неподвижную грудь под своими руками, когда с силой давил и кричал, звал его вернуться, где бы ни прятался этот тупоголовый поджаренный электричеством осел.

Казалось, он вовсе не удивился, что Дину удалось выбраться из этой промозглой дыры. Если бы он удивился, точно забыл бы. Но он помнил взгляд брата. Дин открыл глаза и увидел Сэма прямо перед собой. Дин всегда откликался, когда Сэм звал его. Когда говорил, пытаясь достучаться… Сэм не помнил, как звонил в скорую, но она приехала. Он не знал, как набрал 9-твою мать-1-а что дальше идет-1, но, черт побери, должно быть, он сделал это.

И перевернул страницу. Потом следующую.

У него не было ясной цели. Он просто листал. Читал несколько слов и пропускал целые абзацы. Иногда его душа и тело были так далеки друг от друга, что руки нетерпеливо переворачивали очередную страницу, пока он еще дочитывал строчку.

— Что ты здесь делаешь?

Сэм подпрыгнул на месте, когда в рассеянные полусонные мысли ворвался истертый — иначе и не скажешь — голос. Он вскочил с жесткого стула, который все равно был бы таким же неудобным, не будь в Сэме шести футов роста, и куча бумаг тут же упала с коленей на пол.

— Дин, — позвал он с дрожащей улыбкой, подходя к больничной кровати старшего брата. Сэм всегда был слишком высоким, руки и ноги — слишком длинными, а сегодня казались еще длиннее, когда он развел руками и неуклюже отступил назад, будто не зная, что еще сделать.

— Тебе бы… — начал Дин, вялый рассеянный взгляд опустился с Сэмова лица на пол, куда разлетелись документы и многострадальный дневник с таким знакомым кожаным переплетом. — Тебе бы поосторожней с этим.

Сэм хмуро наблюдал, как брат опять засыпает. Потом оглянулся к окну и прищурился от солнца.

Разочаровываешь, — думал он, сам не зная зачем. — Я ждал тебя всю ночь, и это все, на что ты способен? Теряешь хватку, брат.

— А я что делал, — пробубнил Сэм в ответ на быстро забытый первый вопрос едва проснувшегося и снова спящего Дина.

— Ты был без сознания с тех пор, как они привезли тебя сегодня перед рассветом, — сказал Сэм почти обыденно, делая вид, что ведет обычную беседу, пока поднимал с пола упавшие листы. Голос звучал странно, непривычно. До того, как Сэм уехал в университет и занимался пустой болтовней с друзьями, до того, как его жизнь пошла наперекосяк, такое случалось редко.

Он сложил рассыпанные листы на стул и вернулся к кровати брата. Дневник, о котором так беспокоился Дин, Сэм все еще держал в руке.

— Я ждал, когда ты проснешься, — продолжил Сэм, — сказали, что пока тебе ничего не угрожает, но через пару часов проведут какие-то тесты. Я не волнуюсь…

Вранье, подумал он про себя, но что еще сказать.

— Ну или может быть, — он тихо усмехнулся, — Ты никогда не любил всякие проверки.

Он улыбнулся, глядя на спящего брата. Но улыбка тут же угасла, едва он понял, что на самом деле ему не так уж весело.

— Скоро тут будут копы, — сказал Сэм. — Говорили, что хотят задать пару вопросов, но думаю, на самом деле они хотят застать тебя в сознании. Хотя врач сомневается. С горем пополам позволил мне остаться после разрешенных часов. Думаю, мы возьмем перерыв, ты и так уже герой, и… Думаю, иногда нам говорят спасибо.

— Я почитал дневник отца, — Сэм прочистил горло. — Знаешь, я даже забыл, что он бывал временами смешным. Я понял это, когда дневник оказался у нас. Мы всего лишь смотрели на его записи о случаях, над которыми работали — что за нечисть, что делает, как остановить… Я пролистывал страницу за страницей. Иногда мысли отца уходили от охоты, и я дочитывал не наблюдения о монстрах, а его взгляды на что бы то ни было.

Я правда прочитал его? — подумал он неосознанно. Он глянул в окно. Рассвело. — Наверное. И уже давно.

Он усмехнулся про себя, чувствуя небольшое возбуждение от усталости и тревоги, и чем дальше он вел воображаемый диалог с Дином, тем легче ему становилось. Он опустил перила кровати и прислонился бедром к неподвижной руке брата, исколотой иглой капельницы, и опять пролистнул дневник в поиске любой интересной заметки.

— Это отрывок из записи о псевдонимах, — сказал Сэм, читая вслух спящему брату рукопись отца. — Думаю, слишком долго занимаюсь этой работой…

* * *

Псевдонимы.

Думаю, слишком долго занимаюсь этой работой. Звонит телефон, спрашивают незнакомца, и каждый раз я догадываюсь, что это, скорее всего, одно из имен, где-то оставленных мной, и отвечаю «Да, это мистер такой-то», даже если в половине случаев не могу вспомнить.

Сегодня звонила помешанная женщина по имени Элси, из Мериленда, утверждала, что ее семнадцатилетнего сына утащила суккубиха. Она искала Родни Глейвхолдена, и, хоть имя было мне незнакомо, я решил, что это псевдоним, который я назвал наугад.

— Да, — сказал я, даже не повторив это имя, на случай если неправильно расслышал, она рассказала о своем сыне и монстре, и я ответил: — Хорошо. Я скоро буду.

Я ехал четыре часа до ее порога только чтобы понять, что иногда неправильный номер — это просто неправильный номер. И если кажется, что звонят не тебе, то просто молчи.

«Суккубихой» оказалась подружка ее сына. Она хотела обозвать Рейчел словом на букву «с», но была слишком приличной для такого. Я посоветовал ей в следующий раз, когда сынка-простофилю окрутит девчонка, назвать ее сукой, чтоб избежать возможных непоняток. Ее, конечно, смутил «суккуб», потому что кто как не охотник ждет, что «монстр» — на самом деле монстр?

Назрел вывод, что псевдонимы надо записывать и по возможности запоминать. У каждого должна быть достойная история-прикрытие, и, к тому же, я должен следить, сколько выжимаю из каждого.

1. Берт Эфрениан и сын Гектор.

2. Элрой МакГиллкади и два любящих сына…

* * *

Сэм оторвался от дневника и увидел, что брат сонно смотрит на него, зеленые глаза светятся удивительной легкостью.

— Этот я знаю, — сказал Дин, облизнув потрескавшиеся губы, вздохнул и задумчиво нахмурился. — Но не припомню… чтоб мы им часто пользовались…

— Наверное, мы были еще мелкими, — сказал Сэм, почти смущенный тем, что Дин не спал и слушал его. Он поерзал на узком краю Диновой кровати. Он начал вставать, посчитав, что Дину будет уютнее, если он оставит ему побольше личного пространства, но, к его удивлению, Дин схватил его за руку и удержал на месте.

— Так как ты себя чувствуешь? — спросил Сэм после неловкой заминки. Он опустился обратно на кровать, и Дин с чуть смущенным видом убрал руку. Сэм не мог не заметить, что ладонь Дина лежала рядом с его, будто на всякий случай.

Дин фыркнул с недвусмысленным взглядом. Сэму показалось, что на словах бы это означало «Это вопрос с подвохом?».

— Прекрасно, — выдохнул Дин, после того как Сэм взглядом выжал из него ответ. — Просто, — он запнулся. — Все пройдет. Я как будто… просто устал, — он поморщился и дополнил, — устал как собака.

Сэм нахмурился. Ему не нравилось, как тихо звучат слова Дина, как часто он дышит и как лениво стучит его сердце, отражаясь в вялом писке окружающих их устройств.

— Что говорят врачи? — спросил Дин, кивая на дверь. — Скоро я отсюда выйду?

— Ты знаешь ответ, — мягко проворчал Сэм. — Ты был мертв, Дин. Дай себе передышку.

Дин устало отмахнулся от предложения, но понял, что не может не согласиться. У него не осталось ни интереса, ни сил спорить с Сэмом, ни за какие коврижки. Он пошевелился и болезненно поморщился.

— Давай позову кого-нибудь? — спросил Сэм и с тревогой потянулся к кнопке вызова медсестры, не дожидаясь ответа брата. — Больно?

— Не кипишуй, королева драмы, — простонал Дин. — Могу я задницу почесать, не отвечая на твои вопросы?

Сэм расплылся в улыбке, которую тут же убрал с лица, прежде, чем дерзкий братец смог бы распознать его слабость и затолкать свои проблемы поглубже. Дин не в первый раз обманывал Сэма, обращая в шутки серьезные травмы, и когда они вдруг оказывались за пределами больницы, Дин спал на пассажирском сидении, а Сэм сидел за рулем, чесал затылок и думал, как его, черт побери, уговорили на такое.

— Подожди, торопыга, — серьезно сказал ему Сэм. — Сейчас тебя обследуют. А там посмотрим.

* * *

Его возили с одного этажа на другой, от одного аппарата к другому. Между нескончаемыми обследованиями Дин то и дело проваливался в сон, что до ужаса беспокоило Сэма. Но и спрашивать слишком много с всегда живого и подвижного, готового к бою старшего брата, теперь поджаренного до хрустящей корочки, было дико.

Сэм понимал, что в таких мыслях о Дине нет его вины, он верил, что Дин сам создал этот образ за все эти годы, когда присматривал за младшим братом. Его колотили и швыряли в стены, но каждый раз он выкручивался, всегда бил в ответ и побеждал.

Скоро он поправится, думал Сэм, до сих пор ощущая страх, пронизавший его, едва он увидел Дина, лежащего на полу. Той ночью сердце остановилось не только у Дина.

Брызги воды и замерзшие колени — все, что Сэм отчетливо помнил.

Дин не спал, когда его прикатили обратно в палату, и Сэм устроил его в кровати и дал пульт от телевизора, а сам пошел к администратору улаживать дела со счетом. Сегодня фамилия Берковитц будет спасать жизнь его брату. Сэм уже давно перестал винить себя за такое.

Следующий пункт их семейного дела: благодарные полицейские. Почти такие же назойливые, как и те, что хотели видеть их с братом за решеткой. Неужели вся эта официальная шушера не может просто оставить их в покое?

Сэм с легкостью настоящего артиста рассказал фальшивую историю для прикрытия, будто она была правдой. Полиция никогда ничего не заподозрит. В самом разгаре беседы он заметил нужного ему человека, того, кого действительно хотел увидеть. Врача Дина.

* * *

Три дня спустя

В маленьком драгоценном дневнике Джона Винчестера с кожаной обложкой не хватало двух страниц. Сэм точно знал об этом, потому что сам их вырвал.

За три дня он узнал, что брату остались считанные недели. Три дня… ему казалось, в этом есть что-то библейское.

На третий день он воскрес…

Пациентам с сердечной недостаточностью после сна бывает тяжело дышать. Это как-то связано с отеком от застоя крови — она густеет, и больное сердце медленнее гонит ее к легким. Врачи говорили с Сэмом на английском, но слова казались совсем чужими. Если бы он хотел стать проклятым врачом, точно сходил бы на подготовительные курсы. В конце концов, медсестры и врачи перевернули его вселенную вверх тормашками, сказав, что такое неровное и вымученное дыхание — совершенно нормально для его брата. Совершенно нормально для нормально умирающего парня на этой стадии, если точнее.

Нормально.

Боже…

На ночь они цепляли на Дина кислородную маску, с которой он не мирился днем, хотя засыпал все чаще и чаще. Сэм предпочел заглушать сдавленное дыхание Дина чтением отцовского дневника вслух. Конечно, отчасти от делал это ради себя, но, вне всякого сомнения, и для Дина тоже, которому, казалось, нравилось, и он время от времени просыпался.

— Я как будто слышу отца, — пробормотал Дин одной особенно отвратительной ночью, спустя три дня после того, как узнал, что умирает. Когда дышать ему стало еще сложнее, а сам он выглядел так, словно не дотянет до утра.

Сэм закончил параграф, сосчитал до десяти и унесся в ванную. После того, как его вырвало, он плеснул в лицо ледяной водой, разбрызгав по коже ледяные капли, и еще раз набрал номер отца.

Он звонил Джону Винчестеру днем и ночью после того, как выяснил состояние Дина, повторял в трубку одно и то же, и единственным заметным отличием было его растущее беспокойство в голосе. Тогда как в первые дни в его тоне читалась наигранная уверенность.

Они не знают то, что знаем мы, правда?

Иногда он говорил это с едва скрываемой тоской.

Дин болен, и врачи говорят, что ничем не могут помочь.

Но в эту ночь настроение у него было прямо противоположное.

Ты, наверное, ни хрена не понимаешь, сукин ты сын.

В эту ночь все было очень плохо. Сэм вернулся в палату Дина рассерженный и с непрекращающимся чувством тошноты. А потом подхватил дневник Джона, и на глаза попался ответ.

Эту запись он не читал вслух. По мере чтения руки у него похолодели и задрожали. Что-то внутри его знало, просто знало, что это может оказаться ответом.

* * *

Целители

Боже, спаси нас от людей, которые думают, что выполняют волю божью. Не знаю, что хуже. Эти мошенники, что отбирают у больных и их близких с трудом полученные деньги, или исключительно честные ударные труженики, что за тенью сомнений в самом деле считают, что что-то могут.

Видел парочку, потому что всегда ценил хорошую аферу, а если она работает, значит, у меня точно есть дело.

(Сэм мельком просматривает Джонов разбор последствий лечения целителей для тела, влияние массовой истерии, некоторых техниках массового воздействия, в том числе «подсадных», трав, галлюциногенных наркотиков, гипноза, ловкости рук, имитирующей удаление опухолей с использованием частей животных).

А дальше, в Небраске, встретился этот парень, Рой Легранж. То, что он вытворял, удивило до чертиков. Джошуа был прав, когда сказал, что на это стоит посмотреть. Может, он и правда что-то умеет. В Вайоминге даже встретил охотника, который привез к нему почти едва живого сына, принял то, что сделал старик, а потом просто уехал.

Какого дьявола? Верно, так я и спросил, потому что он ответил: когда такое случается, дареному коню в зубы не смотрят. Просто получаешь то, о чем так просил, и уходишь. Как и многие. Потому что глубоко в душе понимаешь, что за этим что-то стоит, но не хочешь об этом знать, только не после того, как откусил свой кусок от торта. Я помню, что он сказал после, потому что это было чертовски похоже на правду. Он говорил, что это было подобно чашке хорошего кофе, на дне которой находишь старый лейкопластырь с засохшей кровью.

(Сэм читает предания о целителях — шаманах и знахарях, алхимиках и волшебниках, Господе и святых. Он пробегает взглядом по древним рецептам, волшебных лекарствах от всех болезней, зельях и заклинаниях. Вряд ли Джон думал, что что-нибудь пригодится. Сэм узнал тон отца, когда тот с головой уходил в работу. Пока не иссякали силы, останавливаясь в своих колеях, и только одно могло толкнуть Джона Винчестера вперед).

Поговаривают, что этого Иова поливают дерьмом… и у меня опять это чувство. Такое же, как то, что возникает, когда я подбираюсь к убийце Мэри. Будто во всем мире нет ничего другого. Ни работы, ни веры, ни магии. Только я и дорога, и проклятый желтоглазый демон в конце пути.

На такой черствой ноте и закончилась статья о целителях.

* * *

Конечно, Сэм не просто вырвал страницы.

Он снова ушел в стоящий неподалеку мотель — медсестры выперли отдохнуть, поесть, помыться, только бы не сидел круглые сутки в больнице — и посвятил время поискам. Первым делом он позвонил этому Джошуа из дневника и спросил, что еще тот знает. Затем отыскал, где проводит сеансы ЛеГранж и прикинул, за сколько они с Дином доберутся туда.

Пара часов, решил он, неплохо.

Так и было бы, не разъезжай он со смертельно больным пациентом. Если он вытаскивает Дина из больницы, то должен быть чертовски уверен, что поступает правильно: слишком осязаемой была угроза для жизни. Такой осязаемой, что от одной только мысли о ней Сэму становилось плохо.

Не хочу рисковать тобой, подумал он, вспоминая Дина. Если вдруг все это развод.

Одно из двух. Все или ничего. На карту поставлен Дин.

Но, может быть, пришло время поверить, решил он.

Он прочитал все, что только откопал о состоянии брата, запомнил лучшие рекомендации для удобной и безопасной поездки. Он нашел, где можно снять жилье по дороге, учтя, что им, возможно, понадобится время на отдых для Дина. Он выбрал ближайшие больницы на случай, если брату потребуется неотложная помощь.

Он посмотрел погоду на ближайшие дни. Он даже глянул местные развлечения, где они смогут расслабиться после выздоровления Дина, просто чтобы ненадолго сберечь его от охоты. Долгие часы он занимал себя поисками, и только потом осознал, как холодны от волнения были руки, потому что глубоко в душе знал, что-то в этой идеальной картине не так.

Сэм взглянул на исцеленных ЛеГранжем. Он внимательно изучил каждого, пытаясь убедиться, что они и впрямь получили желаемое. Были ли они заодно с целителем? Притворялись ли? Но единственной связью между ними оказались чудотворные руки преподобного из Небраски. Они даже приезжали туда в совсем разное, ничем не связанное время. Кто-то даже не бывал в штате до того дня, как вошел в шатер смертельно больным, а вышел — совершенно здоровым.

Все это виделось Сэму чистой проклятой удачей, отчего появилось чувство, будто его ударили под дых. Новости о чудесных исцелениях наводили шороху в местных газетах. И вдруг рядом со статьей на первой полосе о выздоровлении мужчины от рака на глаза попалась маленькая заметка о местном главаре банды, внезапно умершем от того же, и в тот же день.

Сэму не составило труда найти такой же шаблон «жизнь-за-жизнь» и в других случаях.

Боже мой, подумал Сэм, его затрясло от осознания: не заметь он сейчас такие совпадения, назавтра они с Дином были бы уже в пути. А ровно к этому времени Сэм вернул бы себе здорового брата.

Да на кой черт ты продолжал рыться, с горьким сожалением спросил он себя.

С тихим стоном он вырвал из дневника пару страниц, где говорилось о Рое ЛеГранже. Он осторожно сложил листы и убрал в бумажник. Он знал, какую заплатит цену. Если у него нет другого выбора, кроме Небраски, Дин никогда не узнает, чего стоило спасти ему жизнь.

* * *

Когда они были детьми, именно Сэм сыпал сложными вопросами, а Дин отвечал ему очевидной полуправдой. Дин притворялся, словно всякий раз знает ответ, а Сэм, по крайней мере, делал вид, что внимательно слушает. Опыт долгих лет выведения крупиц правды из вымысла помогал братьям увидеть, когда один что-то скрывает от другого. Они стали искусными лжецами и отлично выводили друг друга на чистую воду. Притворство стало их личной истиной, и они понимали друг друга, как только могут понимать братья.

— Ты ведь не звонил отцу, так? — Дин будет спрашивать это каждый день, едва Сэм войдет в палату в первую же минуту разрешенного времени. Он задает этот вопрос каждый день с тех пор, как узнал, что умирает, что ему остались считанные недели.

Дин казался смертельно усталым, будто сейчас уже глубокий вечер, а не утро в самом разгаре. Будто он не провел дни и ночи в постели. Так и должен выглядеть умирающий, осознал Сэм, понурившись.

Нормально...

— Каждый день будешь спрашивать? — Сэм вошел и со вздохом занял свое привычное место, на кровати, у Диновой руки. Взгляды братьев встретились.

Дин просто смотрел на Сэма, серьезно и умоляюще. Открытый перед младшим и беззащитный, потому что Сэм знал его, как облупленного. Но еще больше — потому что чувствовал себя больным и обезоруженным. Сэм впервые с такой с легкостью прочитал его взгляд, зная, о чем на самом деле спрашивает Дин. Я знаю, ты звонил ему. Он едет?

Сэм знал, совсем скоро этот невысказанный вопрос, что тащит за собой воз мыслей, будет значить что-то совсем другое.

Ты звонил ему, знаю. Почему он еще не приехал?

— Нет. Ты просил не звонить, — солгал Сэм, как ни в чем не бывало пожав плечами. Он никогда не признается, пока не сможет сказать Дину, что великий и неуловимый Джон Винчестер уже на подходе. Черт, да он звонил Джону по два-три раза на дню.

— Хорошо, — Дин кивнул, такой ответ пока устраивал. Будь у него зеркало, он бы заметил тень недоверия в своем взгляде, такую же, с которой юный Сэм слушал его вранье.

— Отец приходил.

— Почему не разбудил меня?

— Он пытался, но ты спал как убитый.

Сэма просто выворачивало от мысли, что сволочной отец даст ему возможность вернуть Дину старое враньё. Что придётся солгать, когда умирающий брат решится на вопрос — приедет ли папа. Поможет ли ему.

Лживый ответ на молчаливый вопрос — все, что было в планах Сэма на день, когда он приходил в эту захолустную маленькую больницу. Очередное вранье на то, о чем не спрашивали, конечно, звучало как выдумка, но с другой стороны, только оно и придавало им сил бороться. Пока они не поговорят на другие темы, пока не начнут действовать. Только закончив с этим гадким занятием, Сэм переключался на отвлеченный разговор.

Невозможно было снова и снова не обсудить дневной телеэфир, и Сэм заметил, как глубокая поначалу неприязнь, когда Дин впервые пришел в себя в больнице и увидел пару сопливых сериалов, смягчилась до смирения, а потом любопытства и даже неподдельного интереса. В последние недели у него не было выбора, кроме как занимать себя мылом.

— Он не знает, что она была мужиком, — объяснил вдруг Дин, неожиданно для Сэма, который вовсе не обращал внимания на телевизор. Как и обычно. Дин тихо посмеивался, — Боже, я точно хочу увидеть, когда он узнает.

Сэм поморщился. Если до такого события пройдет куча гребаного времени, Дин, возможно, никогда не увидит этого.

— А сам бы как отреагировал? — спросил Сэм, нерешительно улыбаясь краем губ — и отвлечь брата, и не дать себе скатиться в мрачные мысли.

Дин раздул ноздри и округлил глаза, одновременно поднимая брови.

— Серьезно, Сэмми! Имей уважение, чувак! Ради всего святого, будь я на его месте, дело не зашло бы так далеко, если б я ничего не знал.

— Не знаю, приятель, — Сэм рассмеялся, как и всегда посчитав такую яркую вспышку эмоций немного театральной и комичной. — Сейчас трудно понять так сразу.

— Ну, для тебя — может, — фыркнул Дин, и хмурясь, подвинулся на кровати. — А у меня нюх как у вампира на охоте.

— Не сомневаюсь, — сдался Сэм, быстро глянув на монитор, когда Дин зашевелился в постели. Младшему не удалось скрыть тревогу во взгляде.

— Все нормально, — огрызнулся Дин. — Могу я просто подвинуться на этой проклятой неудобной кровати? Не могу поверить, что умру на такой. В мотелях и то лучше матрасы.

Сэм хмуро мотнул головой. Оба понимали, что время Дина на исходе, сидели в палате среди напоминаний об этом, но не решались на серьезный разговор.

Мы сделали все, что могли. Мы можем попытаться удержать его на таком уровне, но… я даю ему пару недель, самое большее — месяц…

— Здесь отвратительно, — проворчал Дин. — Последнее желание умирающего, Сэм. Вытащи меня отсюда.

— Ты знаешь, что они ответят, — отрезал Сэм. — Позвони в благотворительный фонд «Загадай желание». Как я понимаю, тебя так и оставят здесь.

— На кой черт? — простонал Дин, сжимая простыни в руках. — Никто ничего не делает. Такое чувство, будто они просто ждут, когда я лягу брюхом кверху и отброшу коньки. Они смотрят на меня как на какую-то забаву. Так же, как и ты, но будь я не здесь, то с этим бы смирился.

— Не начинай, — строго ответил Сэм. — Здесь у тебя есть шанс продержаться дольше, ясно?

— В таком состоянии это похоже на чистилище, — прорычал Дин, несильно ударяясь головой о подушку. — Я просто хочу немного развлечься перед тем, как жнец придет вычеркивать меня из списка. К тому же, не хочу умирать в больнице, где даже сестричек горяченьких нет.

Сэм разрывался между тем, чтобы схлопотать сердечный приступ или в рассерженном отчаянии залепить брату по бестолковой голове. Хотя это был не лучший способ получить от Дина желаемое. Правда, не всегда Сэм пребывал в боевом духе и передумал бодаться с Дином, который обладал талантом доводить людей до белого каления. Но знал, что Дин питает слабость к грустным глазам и серьезному искреннему тону.

— Мне нужно больше времени, — тихо сказал Сэм, отведя взгляд. — Дин, пожалуйста. Если ты все равно умрешь, я ведь не так много прошу? Мне важна любая секунда из тех, что у нас есть. Ладно?

— Времени на что?

— Найти способ спасти тебя.

— Не найдешь.

— Если не буду искать — это убьет меня.

Дин уставился на него, нахмурившись, как и делал обычно, когда осознавал, что опять проиграл умелым мольбам младшего. Слишком он в этом хорош.

— Знаю, — то ли простонал, то ли выдохнул Дин. — Черт тебя побери.

Сэм облегченно улыбнулся. Ему было нужно время. Время на то, чтобы побыть с братом так долго, насколько возможно. Время на то, чтобы найти, как вылечить Дина, не жертвуя чужой жизнью.

* * *

Склонность отца записывать мысли на полях рядом с полезными для охоты статьями в конечном счете привела к упоминанию сыновей.

Хотя Сэму и показалось странным, как редко тот писал о них, он понял, что Джон Винчестер делал это намеренно — каким-то своим, охваченным страхами способом пытался защитить сыновей.

По этим записям становилось понятно, что автор дневника не одиночка-психопат, а обычный человек с детьми, у которого случилось горе, связанное с семьей, такое личное, что он просто не мог не написать о сыновьях.

С открытым дневником в руках, Сэм занял свое привычное место на кровати брата. За время, проведенное в больнице, к Дину вернулась старая детская привычка занимать как можно меньше места, чтобы младший удобно устроился рядом.

— Дин, — тихо позвал Сэм. — Ты не спишь?

После долгой паузы Дин вздохнул и открыл один глаз.

— Смотря что читаешь.

Сэм натянуто улыбнулся, игриво тряхнул головой.

— Ты читал «Тысячу и одну ночь»?

— Боже мой, — проворчал Дин. — Считай, что я сплю, тогда…

Сэм с тоской посмотрел на него:

— Забудь.

Дин раздраженно закатил глаза.

— Ну так что?

— Там о царе, которому изменила жена, — поделился Сэм. — Казнив её, тот приказал, чтобы каждый день ему доставляли невинную девушку. Играли свадьбу, а после брачной ночи король убивал ее.

— А мы-то думали, у Роджера личная жизнь так себе, — сухо прокомментировал Дин.

Сэм прикусил язык, чуть не спросив, кто такой Роджер, но до него тут же дошло — тот самый персонаж, что встречается со сменившим пол человеком в любимом сериале Дина. Точно. Сэм мудро решил, что лучше не слышать об этом.

— Такими темпами в царстве осталась только дочь придворного, — продолжил Сэм. — Кто добровольно пойдет на такое? Каждую ночь она рассказывала королю истории, но не до конца. Этим вынуждала оставить ее в живых, чтобы продолжить следующей ночью. Так она тысячу и одну ночь рассказывала ему незаконченные сказки, каждый раз надеясь, что его любопытство спасет ей жизнь.

Дин понимающе кивнул.

— А.

Сэм знал, Дин понял его слова. Читать Дину дневник отца было похоже на «Арабские ночи наоборот». Если я буду читать тебе истории, быть может, ты останешься со мной подольше.

На мгновение глаза Дина потемнели, перед тем, как их волей-неволей снова зажгла привычная вспышка осторожного юмора.

— Ну так что, Шахерезада? — спросил Дин, медленно опуская и поднимая веки. Сэм понимал, брату тяжело оставаться в сознании. — Так, да? Какая на сегодня сказка? Ты такая девчо…

Сэма удивило, что Дин назвал имя главной героини.

— Так ты читал!

— Я не говорил, что нет, — оправдался Дин. — Я тоже учился в школе, вундеркинд. К тому же, в ее рассказах были легенды о джиннах и прочем. Единственное, что оказалось полезным на уроках литры.

Сэм хохотнул.

— На пятерку знал?

— Я не зубрила, чувак, — Дин прикрыл глаза. — У меня была четверка, что гораздо лучше, чем я заслуживал… — голос становился тише — Я слушаю, ладно?

Договорив, он снова опустил тяжелые веки.

— Знаю, — тихо сказал Сэм, отведя взгляд от проигрышной борьбы брата с усталостью. Было страшно, вдруг не получится совладать с голосом, если он хотя бы секундой дольше будет смотреть на Дина? — Это другое, Дин, — сказал он, прочистив горло. — Тот редкий случай, когда отец даже упомянул нас.

* * *

Массовые самоубийства.

Каждый раз стыдно думать о том, как легко сделать их счастливыми.

Когда они были поменьше, им хватало и старых потрепанных игрушек — на самом деле, это был просто мусор — но у старшего было чутье на всякие сумасшедшие идеи для брата, гениальное воображение которого тут же подхватывало их. Дин настаивал на том, что картонная коробка — ковер-самолет, и в конечном счете они с Сэмом летели в экзотические места Аравии.

Потом они подросли, и Дину понравилось повторять за мной. Старая музыка, поношенная одежда, старинные ножи. А Сэм, в свою очередь, подхватывал за Дином. И это вроде как трогает, когда кто-то так восхищается тобой, что хочет донашивать даже твои драные шмотки.

Когда старшему исполнилось тринадцать, и к его делам добавилось то, чем занимаются мужчины, я вдруг осознал, что пришло время рассказать ему о женщинах и чертовых пестиках-тычинках. Он делал вид, будто внимательно слушает, а потом я заметил шальной блеск в его глазах и понял, что дурачком он тоже только прикидывался.

— О, боже правый… — вспомнил я, почесывая голову.

— Я бы и дальше послушал, — он заразительно смеялся, — но, черт возьми, пап, ты так легко сдался, что я чувствую себя виноватым. Я знаю больше, чем ты расскажешь. Все нормально. Тебе не нужно ничего объяснять.

Я хотел его придушить. Для Дина это оказался период красоты и тупоголовия, как и у его матери. Он никогда не был неуклюжим, не выглядел угловатым и страшненьким, как я или младший — мы-то были хуже атомной войны.

Этот комментарий не пришелся Сэму по вкусу, он замолчал, не желая читать вслух, а полуспящий брат улыбался даже с закрытыми глазами.

— Хватит, Дин, — не выдержал Сэм, перед тем, как продолжить.

Работа в Нью-Йорке выдалась тяжелой. Мальчики такая же деревенщина, как и я. Никому из нас не понравилась безжизненная спешка и суета, а так же те, кто между «вход» и «выход» видел в метро какой-то скрытый третий маршрут. Импалу пришлось оставить на дорогущей стоянке. Мы никак не могли ездить на ней по Манхэттену. Водители просто психи, если такое заявляю я, значит, это о многом говорит.

В местном колледже произошли массовые самоубийства. А у меня два сына, которые как раз отлично вписываются в выборку, и нужно узнать, кто за этим стоит и чего хочет.

В случившемся, должно быть, не замешано сверхъестественное. Дело в нарастающей популярности средств массовой информации. Самое давнее, о чем я слышал, произошло в 1774 году, когда вышла та книга о подростке, который покончил с жизнью из-за девчонки. Многие сочли разумным провести параллели с собой. Из-за документальных историй о самоубийствах — новостей в газетах и по телевизору -подражателей появлялось еще больше. В Японии, Германии и Австралии исследования показали, что есть связь между выходом статьи или показа сюжета в эфире и числом самоубийств, совершенных вскоре после этого. Вот почему у проклятых журналистов есть этические принципы для подобных статей. Кажется, будто чем больше людей узнает о том, как именно другие расстаются с жизнью, тем больше поступят так же.

Случай в Нью-Йорке, с которого все началось, возник будто из ничего. В самом деле, это был обычный парень. Только исполнилось восемнадцать, только поступил в колледж. Начинающий музыкант, многообещающий студент курса с юридическим уклоном. Никаких психический заболеваний и наркотиков за всю жизнь. Никакого пережитого насилия. По словам опрошенных, у него не было проблем ни в семье, ни с миленькой подружкой, ни с отличными друзьями. Никаких чудных привычек, никакой скрытой жизни. А он просто взял и повесился в душе. Мать и подружка совсем скоро последовали его примеру. Людям ничего не показалось странным. И мне тоже, когда услышал об этом в первый раз. Наверное, им просто было слишком плохо. Бог знает… такое перечеркивает тебя раз и навсегда, и думать о потерях, об ушедших и…и… случаях подобных этому…

А потом отдал концы его сосед по комнате. Печально, но то же самое можно сказать и о его причине. А позже — уборщик из общежития. И его сын. А потом пошло-поехало, распространилось подобно заразе. Насчитывалось уже одиннадцать смертей, когда мы с мальчиками приехали в город.

Сэм сидел на уроках того погибшего парня, даже на занятиях по латыни. Не знаю, откуда, но у него способности к языкам, меня всегда поражает, как он выдумывает яркие запоминающиеся фразы. Может, всему причиной попытки влезть в упрямую голову брата. Но он светился как лампочка, рассказывая о том, что узнал на уроках…

— Лжец, — пробубнил Дин, — на самом деле он никогда не говорил такой сопливо-девчачьей хрени.

— Читай и плачь, братец, — со смешком сказал Сэм, протягивая дневник Дину, хотя тот даже не открыл глаза.

— Умная башка, — пробурчал Дин, поддразнивая Сэма. — Давай про то, где он пишет обо мне.

— Он не пишет, — соврал Сэм, — только то, что ты болван.

Дин разве что издал снисходительный низкий смешок.

Младший даже делал домашнюю работу, как будто обязан. Ни я, ни Дин не подшучивали над ним из-за этого, не просили прекратить. Он с таким усердием накидывался на задания. Такое чувство, будто он всех рвал в классе. От этого просыпалась гордость за него. И страх. Я знал, что надо уходить оттуда, чем скорее, тем лучше.

Однажды он пришел из школы, почти безумно смеясь. Я вопросительно глянул на старшего, который лишь пожал плечами, но судя по глазам, что-то знал.

— Пап, — Сэмми словно пытался отдышаться, — по сути, мы кучка преступников.

С одной стороны, было смешно, особенно при всей простоте и очевидности этого вывода. Но сама мысль, рожденная его умом и, вероятно, уходящим впустую потенциалом, остановила смех. Я понял, кое-что изменилось навсегда. От всех этих старых игрушек и поношенной одежды больше не будет никакого толка.

Сэм не стал бы читать это вслух, не знай он, что это привлечет внимание Дина, удержит в сознании.

— Я не помню, — тихо сказал Сэм, — когда все так изменилось.

— Ненавижу то чертово дело, — проворчал Дин.

Причиной смертей оказалась призрачная песня. В маленьком студенческом городке ходила легенда о «Песне Самоубийц». Начинающий музыкант услышал мелодию, что тронула его до глубины души. Остальное можно было связать с диском, который он записал для себя. Его мать и подружка, собирая вещи из общежития, включили записи. Сосед по комнате тоже ее слышал. И уборщик, который прибирался там и одолжил диск для сына... и так далее.

Интересно, был ли исходный случай результатом сделки с демоном. Величие и красивейшее, душевное музыкальное произведение взамен на смерть. Но время идет слишком быстро. Если и сделка — то самая дрянная из всех, о которых я слышал. Думаю, так и появляются чудовища — из темных стремлений. Страшилки о призрачной музыке хоть и относятся к разряду «посолить и сжечь», но единожды услышанная, она застревает в голове. Послушал песенку — и уже мертв, даже если в город приехала кучка охотников и уничтожила все чертовы копии. Знаю, еще трое умерли после того, как мы поняли, что происходит.

Мы остались еще на три недели, просто увериться, что ничего не упустили из вида. За это время Сэм стал другим. Он быстро вписался в эту активную беспокойную жизнь, словно готовился оставить позади нашу.