За стенами Авалона (гет)

Ничто не предвещает беды. За окном сентябрь — влажный и сочный, по-летнему тёплый. Клёны уже пожелтели, ясени ещё держат марку, Годрикова впадина утопает в запахе осенних цветов.

На часах — полдень.

Гарри Поттер любит осень, любит с детства, с тех пор, когда сентябрь избавлял его от Тисовой улицы, когда Хогвартс — величественный и бесконечно прекрасный — снова входил в его жизнь. Осенью Гарри счастлив. Вот и сейчас он медленно попивает чай, смакует тосты с мармеладом и наблюдает за развалившимся на подоконнике Живоглотом. Мысли Гарри текут лениво и неспешно. Он раздумывает, стоит ли намекнуть Гермионе, что Живоглот рискует однажды свалиться с облюбованного местечка, если она не посадит его на диету. На лестнице раздаётся шум, и в кухню влетает Роза. Чёрные кудри, горящие глаза, царапина на щеке — комок энергии и вечная причина для беспокойства.

— Доброе утро, заяц, — Гарри обнимает дочку.

Тёплая. Гарри помнит сжимающий сердце холод, когда целители предупредили, что он может потерять и Гермиону, и ещё не родившегося ребёнка. Помнит безликие коридоры Мунго, чьи-то голоса, сливающиеся в один. Помнит крошечную церквушку, полумрак, узкие скамейки, неразборчивые мольбы, обращённые к тому, в кого он никогда не верил. Помнит желтоватую кожу жены на больничных простынях, бормотание целителей, не знающих, как сообщить Гарри Поттеру, что никто не может поручиться за здоровье ребёнка и тем более — его магию.

И холод — постоянный, проникающий в душу и под одежду.

Но холод сгинул, а Роза — здесь, тёплая. Ей четыре, она довольно бегло читает для своего возраста, воюет с Живоглотом и хочет стать рыцарем Круглого стола. На замечание Гермионы, что этого самого стола давно не существует, она ответила категоричным «значит, сделаем новый». Роза — сообразительный ребёнок, для четырёх лет она крайне наблюдательна, но всем забавам предпочитает Lego и маггловский парк развлечений. Гермиону это забавляет.

И всё же они оба боятся. Боятся каждой царапины, каждого возгласа, каждой простуды.

Сейчас Роза ест овсянку, стараясь размазать как можно больше каши по стенкам тарелки. Она украдкой посматривает на мать, а та, в свою очередь, делает вид, что не замечает этого манёвра.

«Мы её испортим, — думает Гарри. — Бедный Хогвартс. Бедная МакГонагалл!»

Кстати.

Роза не знает о Хогвартсе. Они не пользуются магией на глазах у ребёнка, их немногочисленные гости не достают при Розе волшебных палочек. Гермиона считает, что волшебство должно войти в жизнь Розы как величайшее чудо. Это скользкий вопрос, и они уже неоднократно спорили по этому поводу, но Гермиона непреклонна. Гарри отступает — вновь и вновь. Он знает, что жена упорствует из страха обнадёжить девочку раньше времени (у Розы ещё не было стихийных всплесков магии), и не намерен давить. В конце концов, Роза — личная победа Гермионы, её главный подарок Гарри, и он помнит об этом. У Гарри есть пара-тройка неприятных качеств, но неблагодарность — не из их числа.

Они завтракают шумно и весело. Впереди — выходной.

* * *

Ничто не предвещает беды.

Министр магии Кингсли Шеклболт в очередной раз перечитывает отчёт Отдела магического транспорта и приходит к выводу, что либо он начинает глупеть, либо с ценами на летучий порох что-то не так. В своём интеллекте Кингсли уверен, а значит, Отдел магического транспорта ждёт хороший нагоняй.

— Давно пора, — бормочет он. — С какой стати министр должен следить за ценами на летучий порох?

Мысли Кингсли принимают довольно зловещий оборот, пока он планирует, как отследить недобросовестных чинуш, но ход раздумий нарушает резкий стук в дверь.

Стук в дверь министра магии. Без предупреждения от секретаря. Пару секунд Кингсли прикидывает, кто же способен внушить суровой, как гиппогриф, миссис Мартин такой страх (или уважение, что тоже возможно, хоть и маловероятно), если она позволяет барабанить в министерскую дверь. Миссис Мартин ненавидит, когда люди просто стучат, будто её и не существует вовсе. Будто она недобросовестно выполняет свою работу!

«Поттер. Или Боунс. Возможно, Диггори», — решает Кингсли.

Миссис Мартин относится к первому с материнской заботой, ко второй — с молчаливым одобрением, а к третьему — с неизменным сочувствием.

— Входите! — объявляет Кингсли, запихивая отчёт под ближайшую папку. В конце концов, это важный документ. Нечего глазеть. — А, Гарри. Как жизнь?

— По-разному, — уклончиво откликается тот, пожимая протянутую руку. — Я сяду?

Кингсли закатывает глаза. Поттер и так страдал чрезмерной вежливостью, а жизнь с Гермионой превратила его в знатока политесов. Кингсли с вежливым любопытством наблюдал за превращением Гарри Поттера в совершенно другого человека — взрослого, деликатного и прохладно-отстранённого в общении. Кингсли не любит врать себе: порой он скучает по лохматому восемнадцатилетнему пацану, который когда-то пришёл в Аврорат.

— Кингсли, могу я надеяться на конфиденциальный разговор? — голос у Гарри жёсткий, и чопорные, выверенные слова звучат неожиданно колко.

Шеклболт кивает.

— Помоги мне. Помоги нам, моей семье, — выдаёт Гарри. Глаза у него больные, и у Кингсли появляется нехорошее предчувствие.

Поттер в отчаянии — плохой признак. Он может пойти и отдаться в руки заклятому врагу. Или наплевать на весь ход операции и броситься наперерез беглому Пожирателю, некогда убившему его лучшего друга. И вообще много чего может — Кингсли не любит об этом думать.

Шеклболт смотрит на него — пристально, вдумчиво, а потом задаёт всего один вопрос:

— Вы показали Розу врачу?

Гарри кивает. У него подрагивает веко правого глаза, а пальцы непрестанно выстукивают какой-то ритм. И это, по мнению Кингсли, лучше любых слов объясняет, что случилось. Он не удивлён: Гермиона Грейнджер всегда оказывалась права в своих предположениях, и смена фамилии не в силах этому помешать. Поэтому он спрашивает:

— Что я могу для тебя сделать?

Гарри смотрит на него своими больными, не по возрасту старыми глазами — и отвечает.

Он просит невозможного, но для людей с фамилией Поттер невозможного нет.

* * *

Ничто не предвещает беды.

Август неотвратимо вступает в свои права, в воздухе пахнет асфальтом, георгинами и хот-догами. Роза останавливается и принюхивается. Она мало интересуется цветами, а на запах асфальта уже не реагирует, но вот хот-дог… Роза обожает хот-доги. Она колеблется, но в итоге поудобнее устраивает на плече спортивную сумку и достаёт кошелёк.

Розе шестнадцать. Она пружинистой походкой идёт по Стивен Авеню, наслаждаясь солнцем, городской суетой и вкусом любимого кетчупа. Она любит свой город — современный, броский, похожий на причудливую стеклянную вазу. Она обожает длинные мосты и высокие, дерзкие небоскрёбы.

Роза тщательно вытирает пальцы салфеткой, чтобы мама, не дай Бог, не заметила следы преступления, и прицеливается. Пум! Бумажный шарик попадает точно в урну. Роза улыбается и продолжает путь домой.

Визг тормозов застаёт её врасплох — она как раз зарылась в сумку в поисках ключей. Мимо на бешеной скорости проносится ярко-красная соседская «Хонда», и Роза со вздохом думает, что сказала бы на это мама. Именно в этот момент она замечает виновника происшествия — высокого мужчину, вывалившегося из-за угла и чуть не попавшего под колёса. Первая мысль Розы: этот человек пьян. Но мужчина поворачивает голову, осматриваясь, и его взгляд останавливается на ней. Вид у него довольно мрачный, но однозначно трезвый.

Роза не питает никаких иллюзий насчёт странных незнакомцев, особенно когда этим незнакомцам не меньше пятидесяти и они разгуливают в чёрном костюме в тридцатиградусную жару. И всё же что-то не позволяет ей достать ключ и исчезнуть в подъезде. Она решает не рассказывать об этом эпизоде родителям, напускает самый деловой вид, на который способна, задирает солнечные очки на лоб и спрашивает:

— Вы в порядке, сэр?

В следующую секунду идея открыть рот уже не кажется ей хорошей. Лицо мужчины на секунду застывает, он быстро моргает и впивается в неё острым взглядом.

— Мне нужна семья Хоупов. А вы подскажете мне, как их найти, — и он в два шага преодолевает разделявшее их расстояние.

Мысли Розы мечутся между «откуда он, чёрт возьми, знает?» и «я должна исчезнуть отсюда как можно быстрее». Мужчина по-прежнему смотрит на неё с непонятным выражением, а потом вздыхает — вздыхает так, словно все заботы мира легли на его плечи.

— Итак, вы, я полагаю, мисс Хоуп.

Роза кивает, отчаянно надеясь, что сейчас дверь распахнётся, и кто-нибудь из соседей спасёт её от этого странного человека.

— Ясно, — с непонятной интонацией произносит он. — Что ж, ведите меня, мисс Хоуп. Мне необходимо увидеться с вашими родителями. И с вашим братом.

— Зачем? — её голос почти не дрожит.

— Я их старый знакомый. И еле нашёл этот дом в вашем ужасном городе.

— Калгари — прекрасный город, он мне как родной. И вы даже не представились, а уже грубите!

Мужчина неприятно усмехается.

— Как вижу, вы унаследовали очаровательные манеры своих родителей. Меня зовут Северус Снейп, и я предлагаю поторопиться.

Роза достаёт ключи. Её не покидает ощущение, что она уже слышала это имя. А ещё ей кажется, что она совершает колоссальную ошибку.

— Давно вы занимаетесь фехтованием?

Они как раз едут в лифте — разумеется, это самое подходящее время для светской беседы.

— Откуда вы знаете?

— Ваша сумка уже не новая, но вам удобно её держать. Значит, она у вас не первый год, вы к ней привыкли. Кроме того, канадцы помешаны на спорте, даже если не являются канадцами по происхождению. А у чехла для шпаги очень специфическая форма.

Лифт тихо шуршит, а Роза пару секунд смотрит на Снейпа с открытым ртом.

— Вы просто Шерлок Холмс, — произносит она со смешком, но в её голосе слышится уважение. — Я тренируюсь уже шесть лет. Шесть с половиной, если быть точной. Мне нравится. Выпады, стратегия, баланс между нападением и защитой. И всегда можно придумывать новые комбинации. Это завораживает.

— Понимаю, — медленно произносит Снейп. Он задумчиво рассматривает Розу, будто только сейчас увидел. — Собираетесь стать спортсменкой?

Роза смеётся:

— Я не настолько легкомысленна. Мне нравится химия. Так что, наверное, займусь ей после школы.

Двери лифта открываются.

________

Гарри поглощает мясной рулет с картофелем, не переставая рассказывать.

— И я объясняю ему, что Гленмур — не вариант. Там и так достаточно отелей, почти в каждом есть свой ресторан, нужно какое-то другое место, не обязательно рядом с парком, но он стоял на своём, пока не пришла Патрис. Я не знаю, как она его убеждает…

— О, Гарри, ты прекрасно знаешь, как, — Гермиона поигрывает бровями и подкладывает ему добавку. — Ты хотя бы жуёшь?

— Ага, вкуснотища! Так вот, и я попытался ему объяснить… Роза, это ты? — Гарри прислушивается к шагам в коридоре. — Мы на кухне, мама приготовила запеканку, поторопись, мы с Джеймсом почти всё съели!

Гермиона замахивается на него полотенцем:

— Не глупи и не торопи ребёнка. Жуй, — она ерошит волосы мужа и выскальзывает из кухни.

Гарри жмурится от удовольствия. Сливки, сыр, зелень… Он крутится в ресторанном бизнесе уже десять лет, но стряпня Гермионы по-прежнему остаётся лучшим угощением. Гарри винит в этом собственную сентиментальность. Приготовленная женой еда пахнет домом, любовью, доверием, а на вкус — как чистая магия. Каждый раз, сидя на высоком кухонном стуле, он мистическим образом получает частицу того, от чего навеки отказался.

Голоса в коридоре становятся всё громче, и, к удивлению Гарри, один из них — мужской, немного хриплый и смутно знакомый.

— Пап? — Роза заглядывает в кухню. — К тебе пришли. Мистер Снейп, знаешь такого?

Гарри роняет вилку.

________

— Джеймс у друзей. Я позвонил ему, он сейчас придёт, — Гарри устало откидывается в кресле. — Господи. Это правда вы.

— Вижу, вы не в восторге.

— Не юродствуйте. Я рад вас видеть.

Снейп хмыкает.

Они сидят в гостиной и пьют чай с пончиками и апельсиновым джемом. Снейп смотрит на сладости с некоторым пренебрежением, но потом замечает на столе мёд и не отказывается. Они ждут Джеймса за чаем, хотя прямо сейчас, в эти минуты, тщательно выстроенный мир Гарри рушится. Но они англичане. Они не признают хаоса. Поэтому — чай. Конверт, подписанный зелёными чернилами, лежит на журнальном столике, и Гарри не может отвести от него ненавидящего взгляда.

Снейп сидит в кресле напротив — спокойный, облачённый в чёрное и немного смахивающий на гробовщика. Он обзавёлся первой сединой и парой морщин, но в целом очень похож на человека, которого Гарри в последний раз видел умирающим на полу Визжащей хижины.

— Может, расскажете, что с вами случилось, раз уж мы… — Гарри неопределённо поводит рукой. — Извините Гермиону. Она не ожидала вас увидеть.

— А вы, стало быть, ожидали?

— Всегда, — Гарри осекается. — Простите, я не хотел…

— Знаю. Забудьте. Что дало вам повод думать, будто я жив?

— Вы слишком умны, чтобы умереть.

— В отличие от мистера Уизли?

На лицо Гарри набегает крошечное облачко, но он реагирует на выпад спокойно:

— Боюсь, что так.

Некоторое время они молчат. К удивлению Гарри, Снейп первым нарушает неловкую тишину:

— Мне жаль, мистер Поттер.

Гарри грустно усмехается.

— Вы сейчас о Роне или о нынешней ситуации?

— Я имел в виду мистера Уизли, хотя, бесспорно, то, с чем вам придётся столкнуться, беспокоит меня гораздо больше.

— Беспокоит вас?

— Я много времени провёл с вашей матерью.

Вид у Снейпа совершенно невозмутимый, и Гарри в очередной раз захлёстывает вина. Он размышляет, сколько раз Снейпу приходилось прятать очередную безобразную рану — физическую или душевную — за фасадом этого равнодушия.

— Как вы понимаете, я стал невольным свидетелем конфликта между ней и Петунией.

Гарри замирает.

— Вы думаете, что Роза?.. Боже.

Гарри кажется, что он тонет. Ему снова чудится застарелый холод — видимо, он никогда не исчезал окончательно, просто ждал, когда будет возможность запустить свои уродливые когти ему в душу.

— Поттер! — Снейп наклоняется над столом и удерживает Гарри за плечо. У него крепкие пальцы, на удивление тёплые. — Поттер, хватит драматизировать! Ещё ничего не случилось.

— Но случится, — Гарри слышит, как жалко звучит его голос, но ничего не может поделать. — Когда мы уехали из Англии, то вообще не думали, что у нас ещё будут дети. Но потом родился Джеймс, и он был таким здоровым, таким обычным, и Гермиона чувствовала себя просто прекрасно… И у него не было никаких проявлений магии! Может, вышла ошибка?

Снейп открывает рот, чтобы объяснить, когда на пороге гостиной появляется Гермиона. Гарри хватает одного взгляда на поджатые губы и напряжённые плечи.

«Ей хочется плакать, — с тоской думает он. — Но она была вынуждена отвлекать Розу от нашего разговора, кормить её обедом, отвечать на миллион вопросов, а теперь пришёл Джеймс, и сейчас всё закончится. Вся наша размеренная, замечательная жизнь полетит к чёртовой матери».

— Роза, присаживайся, — Гермиона пропускает дочь вперёд. — Джеймс, иди сюда. Джеймс, это мистер Северус Снейп, профессор школы Хогвартс.

Снейп готов к тому, чтобы увидеть копию Джеймса Поттера-старшего. В конце концов, даже девочка внешне напоминает отца, что уж говорить о сыне. Кроме того, у Грейнджер карие глаза. Он, определённо, готов встретиться с кошмаром своего детства.

К чему он совершенно не готов, так это к появлению в гостиной круглолицего курносого мальчика с зелёными глазами и тёмно-каштановыми волосами. У него россыпь веснушек на носу и неуверенная улыбка. С непонятным тянущим чувством Снейп отмечает, что мальчик унаследовал улыбку своей матери. Поттер и Грейнджер переплелись в нём ещё теснее, чем в Розе, и Снейп готов поспорить, что появление этого мальчугана в Хогвартсе вызовет фурор.

— Здравствуйте, профессор Снейп, — в отличие от сестры, у него лёгкий акцент, выдающий канадца.

— Джеймс, профессор Снейп приехал к тебе по важному делу. Садись, он всё тебе расскажет.

Рассказ занимает не больше часа — Снейп предельно краток. Сначала Джеймс не верит, потом приходит в восторг. Он волшебник! Он поедет учиться колдовать!

— Постойте, — он забавно хмурится. — Но как такое может быть, что я волшебник, а родители нет?

Повисает пауза. Гарри и Гермиона переглядываются, Снейп морщится.

— Мистер Хоуп, — начинает он. — Так бывает, что в обычных семьях…

— Вот только наша семья необычная, верно? — подаёт голос Роза.

Взгляды взрослых мгновенно обращаются к ней.

— Вы волшебники. Вы оба, — она поочерёдно указывает пальцами на каждого из родителей, словно обвиняя их в чём-то. И думаю, Джеймсу выгоднее будет поехать в школу под своей настоящей фамилией. Вдруг он попадёт на Слизерин? Хотя это вряд ли, конечно, — тянет она.

У Снейпа нет ни малейшего сомнения, что девчонка наслаждается эффектом. Тишину в комнате можно потрогать. Гермиона, белая как полотно, в ужасе смотрит на дочь, Гарри закрывает лицо руками, и только Джеймс не понимает, что происходит.

— Мистер Снейп, простите, я не узнала вас. Я не знала, как вы выглядите. Кроме того, кажется, вы… хм. В общем, я, наверное, неправильно поняла, — Роза неловко ёрзает на пуфе.

— Нет, мисс Поттер, вы всё правильно поняли. Несколько лет после войны я считался мёртвым, потом вернулся в магическое общество — на то были свои причины. Итак, что вы знаете о магии и откуда?

Роза виновато оглядывается на родителей.

— В прошлом месяце я ездила в гости к бабушке и дедушке в Австралию. Они мне и рассказали.

Гермиона по-прежнему молчит. Снейп побаивается, что у неё шок.

— Но зачем? И почему ты не сказала нам, Роза? — Гарри неловко обнимает Джеймса, который явно чувствует себя неуютно, когда никто из взрослых толком не знает, что сказать или сделать.

— У Джеймса был стихийный выброс. Мы купались, и он чуть не утопил дедушкиного любимого спаниеля, потому что тот не давал ему далеко заплывать. Я не поняла, что случилось, а бабушка с дедушкой сразу сообразили. На следующий день мне всё рассказали.

— А я? — робко уточняет Джеймс. — Почему мне не сказали?

— Потому что за первокурсниками из немагических семей приезжает профессор Хогвартса, — ответил за Розу Снейп. — И как только я увидел в списке студентов английской школы магглорождённого канадца, у меня появились определённые догадки. Конечно, я не могу забрать вас, мистер Поттер, без разрешения ваших родителей, но, думаю, сообща вы примете правильное решение.

— Почему вы называете меня мистер Поттер?

— Потому что это была бы твоя фамилия, если бы мы остались в Англии, — тихо произносит Гарри. — Ты хочешь стать волшебником?

— А Роза? — Джеймс во все глаза таращится на сестру. — Ты тоже волшебница? А когда к тебе приходили?

Роза скованно улыбается. Она обычная, ничего особенного в ней нет. Но она фехтует уже шесть лет (шесть с половиной — если быть точной).

Вдох — выдох. Шаг.

— Ко мне никто не приходил, Джеймс.

Позиция.

— Я никогда не стану волшебницей.

Выпад.

— Я сквиб. Простой человек.

Джеймс изумлённо отшатывается, опрокидывая чашку с низенького столика.

Удар.

______

— Мам, ты ведь меня любишь?

Роза смотрит в окно, на огни Калгари. В кухне полутемно, и очертания тоненькой, ссутулившейся фигурки дочери разрывают Гермионе сердце. Она обнимает Розу, обнимает, как делала всегда в минуты горечи. Гарри отправился в Лондон вместе с Джеймсом и Снейпом — закупаться к школе.

— Конечно, люблю. И всегда любила.

— Больше Джеймса?

Гермиона вздыхает. Роза в жизни не задавала этого вопроса — даже когда была маленькая. Они с Гарри из сил выбивались, чтобы дети не были обделены вниманием.

— Точно так же. Вы оба мои дети. Вы можете быть умными и красивыми или кривенькими и глупенькими. Это ничего не изменит.

— Но ведь он волшебник. Как и ты. Как папа. А за меня тебе, наверное, стыдно.

— А мои родители магглы. И я всё равно люблю их. Это же семья, Рози.

— Не называй меня Рози.

— А как же мне тебя называть, ребёнок, раз ты задаёшь такие вопросы? — Гермиона делает вид, что сердится, и всеми силами старается задавить комок в горле.

— Я не ребёнок, — бурчит Роза, но уже без злости. — Ведь вы уехали из-за меня.

Гермиона закусывает губу. Наивно полагать, что её дочь не будет задавать вопросов.

— Мы уехали, потому что хотели, чтобы тебе не пришлось выбирать между магическим миром и маггловским. Тебе бы пришлось — рано или поздно.

— И вы выбрали за меня.

— Да. Ты сердишься на нас?

Роза ничего не отвечает, только мотает головой. По всей вероятности, это означает «нет», но Гермиона опасается переспрашивать.

— А ты бы хотела вернуться в Лондон? — чудится Гермионе голос Розы.

«Это стресс. Слуховые галлюцинации», — обречённо заключает она, но дочь смотрит с хорошо знакомым Гермионе нетерпением.

Ждёт.

— В Лондон? — робко уточняет Гермиона. Она уже не помнит, когда произносила это слово вслух. — Зачем?

— Из-за Джеймса. Наверняка ему будет ужасно неудобно, что родители живут в другой стране. И ведь ты любила Лондон. И магию.

Гермиона не отвечает. Слово «магия» по-прежнему выворачивает её наизнанку, вытаскивает из памяти те моменты счастья, которые она поклялась забыть, заменить новыми.

— Мам, послушай, — Роза поворачивается, и лицо у неё взволнованное. — Вы с папой столько сделали для меня, а я даже не знала. Но теперь Джеймс пойдёт в Хогвартс, и всё изменится. Даже я это понимаю, — она вздыхает и на секунду кажется Гермионе ужасно взрослой. Так не должно быть. Слишком рано. Слишком. — Вы должны вернуться, — спокойно продолжает Роза. — Я не тороплю тебя, просто подумай об этом, поговори с папой. Мне ещё год учиться. Британия должна помнить вас. Пожалуйста, мам. Обещаешь?

Гермиона молчит, и когда Роза уже уверена, что не дождётся ответа, шепчет в спутанные кудри дочери:

— Я подумаю.

* * *

Ничто не предвещает беды.

Роза Поттер салютует Фортескью-младшему и пробирается через кафе к самому дальнему столику.

— Очаровательное место, не правда ли? О, моё любимое мороженое. Спасибо.

— Вы, как всегда, опоздали.

— А вы, как всегда, грубите. Мы с вами не виделись почти год. Вы могли бы сказать, как я повзрослела, или что-нибудь ещё в этом духе.

— Вы стали ещё болтливей.

— Так ведь для вас это не новость, — посмеивается она.

— Прекратите немедленно. На вас и так пялятся юнцы за соседним столом.

— Я же знаменитость, пусть пялятся.

— Дешёвое внимание вас погубит.

— Не думаю, — Роза улыбается, уже без кокетства, искренне и открыто. — Фехтование, помните?

— Помню. Давно вы бросили?

— Ещё в Гарварде. Просто не оставалось времени.

— И каковы ваши дальнейшие планы?

Роза пожимает плечами.

— Узнать, ради чего вы бросили все свои дела и приехали на встречу со мной. Не думаю, что из любопытства.

Какая-то часть её натуры получает удовольствие от осознания, что она способна поставить Северуса Снейпа в неловкое положение. Очень маленькая часть.

— Я собираюсь расширить аптеку. Теперь, в связи с поправкой к Статуту, это будет аптека для магического и немагического сообществ.

Роза замирает, не донеся ложечку до рта.

— Вы серьёзно?

— Абсолютно. И мне нужен помощник, а в перспективе — партнёр. Идеальное знание ингредиентов и таблиц совместимости, отличное знание химии, знание маггловской медицины на уровне не ниже среднего, ответственность и умение находиться со мной в одном помещении, не выводя меня из себя.

— Да я идеальная кандидатура!

— Именно. Поэтому я здесь.

— И всё?

— Простите?

— Я об этом, — Роза роется в сумке и выуживает утренний выпуск «Ежедневного пророка».

Всю первую полосу занимает статья с громким названием «Волшебный прорыв без капли магии» и колдография сияющей Розы.

— Мои поздравления, — сухо произносит Снейп. — Я изложил своё предложение, мисс Поттер. Теперь вам решать, что выбрать. Разумеется, я пойму, что работа в аптеке под началом стареющего зельевара не сравнится с блестящим обществом, которое ждёт вас в связи с вашим медицинским открытием.

Роза качает головой.

— Вы ужасный человек. Давайте сюда ваш контракт.

— Контракт?

— Конечно. Спорю, он у вас с собой. Вы ведь уверены, что я могу уйти и не вернуться. Вам даже в голову не приходит, что мне просто хочется работать у вас. С вами, — осторожно добавляет она.

Снейп задумчиво рассматривает её, потом расплачивается за двоих и встаёт. Не зная, как на это реагировать, Роза следует за ним. Косая аллея, как всегда, шумит, зато здесь можно поговорить без риска быть услышанными.

— Во всех ваших поступках, мисс Поттер, есть что-то до отвращения драматичное. Вы во всём видите вину или жертву, всё время угадываете чужие поступки и редко поступаете так, как хочется вам. Почему?

Роза только улыбается, и эта улыбка сводит Снейпа с ума. Ему хочется встряхнуть девчонку, объяснить ей, что он имеет в виду, искупать её в той желчи и боли, что не первый год разъедает его старое сердце.

— Моё появление на свет уже было жертвой, — беспечно констатирует она. — Моя жизнь долгое время была настоящим испытанием для родителей. После того, как вы появились у нас во дворе с письмом для Джеймса, они постоянно жили в страхе, что я возненавижу брата, что Джеймс будет меня стыдиться. Им вечно казалось, что они где-то ошиблись, и я научилась жить в такой атмосфере. Потом я уехала в Гарвард, а через год родители вернулись в Англию. Это вы и так знаете. Мы с ними часто видимся.

— Насколько мне известно, вы ненавидите эти визиты.

— Напротив. Просто мне всегда хочется побыть с семьёй, получить удовольствие. Но мама с папой так не умеют, — она замолкает.

Они сворачивают в парк, и Роза опирается на руку Снейпа, опирается тем безошибочным женским движением, что ему остаётся лишь подчиниться и уверенней держать локоть.

— Иногда мне кажется, — продолжает она, наконец, — что папа и мама были заранее созданы друг для друга, понимаете? Я и в церкви-то не бываю, и во всякую чушь про родственные души не верю, но есть в них какая-то червоточина. Они замечательные, добрые, любящие, но в них столько боли и какой-то ни с кем не разделённой тоски, что они только друг с другом могут быть счастливы. А все, кто оказываются рядом с ними, просто попадают в этот… водоворот. Я, пока маленькая была, не понимала, отчего это, а потом всё стало ясно. Вы, наверное... Ох, профессор.

Непонятно, когда они остановились — просто остановились на пересечение аллей.

Вокруг шумит листва и галдят птицы. И есть что-то в лице Снейпа, какое-то странное выражение. Роза размышляет, кто вообще видел его таким — и самой себе не может ответить, каким именно. Но она знает одно: в его глазах то самое ожидание и напряжение, то отчаяние и предвкушение, которое она не раз видела в зеркале. И от этого горько и сладко и хочется кричать.

Поднимается ветер. Снейп опускает локоть и поворачивается к ней лицом. Они стоят, скрытые от посторонних глаз ветвями старой ивы.

— Думаю, пора посмотреть новое здание, которое я присмотрел для аптеки. Возьмите меня за руку, Роза.

Она с недоверием смотрит на протянутую ладонь.

— Но ведь можно пройти…

Снейп кивает:

— Можно. Но я хочу провести вас другой дорогой. Держитесь крепче.

С тихим хлопком они аппарируют.

На часах — ровно полдень.