Кричер следит за тобой (гет)

Жизнь нелогична. Кричер вспоминает об этом каждый раз, когда видит молодую ведьму, приходящую в дом на Гриммо. Он знает, что однажды ему придётся называть её «хозяйка», и от одной этой мысли Кричеру не по себе. Он стар и много повидал на своём веку. Он знает: если ты счастлив рядом с кем-то, это ещё не значит, что ты сможешь сделать счастливым этого кого-то. Кричер был счастлив с хозяйкой Вальбургой. Кричер был счастлив с хозяином Регулусом. Кричер был им полезен, но не принёс счастья. Молодым этого не понять. Юная мисс, имя которой Кричер постоянно забывает (право слово, он слишком стар для новых лиц), преображается, когда хозяин Гарри смотрит на неё. У неё волосы цвета верескового мёда и добрые глаза. Она души не чает в хозяине Гарри. Иногда Кричеру кажется, что она любит хозяина больше, чем он, Кричер. Беспрецедентный случай. Кричер уверен: это просто неприлично для чистокровной ведьмы.

Разумеется, Кричер помнит, что она чистокровная. В конце концов, он, может, и стар, но не глуп.

Чистокровная мисс приносит еду — простую, но приятно пахнущую. Кричер с тоской смотрит, как хозяин Гарри покорно ест пирог, роняя крошки на фольгу и старый диван, смотрит, как отчаянно молодая мисс ловит каждый его взгляд, смотрит, смотрит… На душе у Кричера муторно. Хозяин безвылазно сидит дома, перечитывая старые, затёртые до дыр книжки с непонятными названиями, никому не пишет, никого не принимает. Кричер прижигает пальцы старым утюгом, но это мало помогает — утюг едва прогревается, и чувство удовлетворения не наступает. Кричер всерьёз подумывает использовать для самонаказания кочергу — кто знает, может, крепкий удар вышибет из его глупой головы все эти неподобающие мысли. Вечерами Кричер отправляется в Хогвартс — новая хозяйка замка разрешила ему брать еду на кухне. Хозяин Гарри любит яйца-пашот и сыр, крепкий кофе с сахаром и булочки с маком, но вряд ли задумывается, откуда они берутся в старом доме, где ещё недавно водились пауки размером с блюдце. Кричер славно поработал, чтобы привести дом в порядок, но даже он понимает, что ткани для обивки стен, зеркала для уборных и доски для лестниц не появятся из воздуха. Если продукты можно взять в Хогвартсе (Кричер старается не думать, что сказала бы на это его прежняя хозяйка), со всем остальным гораздо сложнее. Вот если бы хозяин Гарри спросил, что нужно Кричеру, если бы он узнал! И Кричер снова смотрит на кочергу. По вечерам, когда он видит завернувшегося в ветхое одеяло хозяина, бездумно смотрящего в окно, желание воспользоваться ею становится непреодолимым.

Кричер знает: в мире было большое зло. Это из-за него умер хозяин Регулус, из-за него хозяин Сириус (беспутный мальчишка!) разбил сердце хозяйки Вальбурги, из-за него мисс Белла и мисс Цисси перестали приходить в дом. Хозяин Гарри победил зло, так говорят в замке. Хозяин Гарри добр к Кричеру, Кричер горд, что служит ему, но он бессилен перед лицом долгих июльских вечеров, когда и солнце, и человек не находят себе покоя.

* * *

Гарри просыпается от яркого света. Первое, о чём он думает, — он снова заснул в кресле. Второе — в доме кто-то есть. Гарри привычным движением разминает мышцы и вытаскивает волшебную палочку. Дезиллюминационные чары — и вот он уже на цыпочках спускается по лестнице.

Дверь в кухню распахнута, но вместо привычной возни и бурчания Кричера Гарри слышит долгие, многословные причитания. В последний раз на его памяти Кричер разразился подобной тирадой, когда рассказывал об украденном медальоне Слизерина. Движимый любопытством, Гарри подходит ближе, и чувствует, как губы расплываются в улыбке. Хорошо, что его не видно, — должно быть, он выглядит как дурак.

На колченогом стуле спиной к нему сидит Гермиона. Она пьёт чай из тонкой фарфоровой чашки — Гарри и не знал, что в этом доме такие есть, — а напротив неё, понурив ушастую голову, устроился Кричер.

— Кричер не может сделать сам, мисс, — объясняет он, и Гарри остаётся только гадать, что за беседу они ведут. — У Кричера нет денег. Поэтому Кричер ворует в замке, и это позор, мисс, такой позор!

Домовик уже косится на кочергу, но Гермиона, как всегда, реагирует быстрее:

— Ты должен быть полезен Гарри, Кричер. От кочерги пользы не будет.

Кричер замирает.

— Ты должен объяснить Гарри, как ему поступить. Хороший домовик не должен красть. Хороший домовик должен помогать хозяину. Я правильно говорю? Ты помогал миссис Блэк?

Кричер недоверчиво смотрит на Гермиону, будто опасаясь, что его разыгрывают. Гарри подозревает, что у него самого сейчас такое же выражение лица.

— Кричер верно служил семье Блэков, мисс. Теперь Кричер служит Гарри Поттеру.

— Хорошо, — медленно произносит Гермиона. Гарри не видит её лица, но готов поспорить, что она прикидывает, как добиться цели с минимальным ущербом. Он сдерживает смешок. При виде привычно деловитой подруги, пьющей чай в компании его домовика, ему становится легче дышать — совсем чуть-чуть.

— В таком случае, ты составишь список всего, что нужно для дома в первую очередь, — голос у Гермионы, как всегда, уверенный. — А потом — список того, что можно сделать позже. Ты помнишь, где миссис Блэк заказывала продукты?

— Конечно, мисс. У Кричера остались счета хозяйки Вальбурги. Когда мальчишка Сириус вернулся домой и стал выкидывать…

— Это к делу не относится.

Кричер издаёт мученический вздох, но не спорит.

— У Кричера сохранились счета, — повторяет он. — Много счетов. И ещё конверты. И письмо хозяйки французской мисс, которая шила ей платье на шестнадцатилетие хозяина Регулуса. Потом она написала другое письмо, а это Кричер забрал себе.

— Очень хорошо, — в голосе Гермионы прорезаются стальные нотки. — Молодец, Кричер. Нам понадобятся эти имена, мы просто перепишем их, а счета останутся у тебя, договорились?

Кричер кивает. Услышав, что его не лишат драгоценностей, оставшихся от Блэков, он проникается к Гермионе некоторым доверием.

— А теперь приготовь, пожалуйста, чай, — просит Гермиона, кивая на весёленькую сиреневую корзинку на столе. — И подай в гостиную. В пакете продукты, так что сегодня тебе не придётся ничего красть. А я пойду, поищу твоего хозяина.

Гарри спешно отступает в коридор — и врезается в подставку для зонтиков. Подставка падает с жутким грохотом, портрет Вальбурги разражается проклятьями, а Гермиона и Кричер застывают.

К чести Гермионы, она не хватается за палочку, не бросается на невидимого врага с кулаками. Она рассматривает учинённый Гарри бедлам через плечо, не вставая со стула. Она загорела, немного поправилась и убрала волосы под широкую ленту в горошек. На ней светлое платье, а Гермиона никогда не носила платья, и эта девушка с чашкой в руке кажется Гарри незнакомкой. Но она улыбается — широко, тепло и так привычно, будто точно знает, где он стоит.

— Привет, герой, — вот и всё, что она говорит.

Гарри смущённо снимает чары, а через секунду оказывается в её объятиях. В этот момент он ненавидит Австралию так, что едва ли способен описать это чувство словами.

У Гарри в голове проносится сотня мыслей в секунду.

МакГонагалл зовёт меня доучиваться, а я не хочу возвращаться в Хогвартс.

Кингсли пригласил на курсы для подготовки в Аврорат. Мне нужен твой совет.

О чём ты говорила с Кричером? Почему он тебя слушал?

Постой тут, не отпускай меня, у меня кошмары, я сплю в кресле и очень устал, Джинни хочет сводить меня к колдомедику.

В прошлый раз мы с ней поругались, а теперь она помогает Рону наверстать учебный материал за прошлый год.

Мне так тебя не хватало, что я провёл две недели, размышляя, что со мной не так. Почему сейчас? Почему Рон оказался умнее меня, мудрее меня? Почему он заметил тебя раньше? Потому что был Волдеморт? Потому что были Дурсли? Потому что одиночество хуже, чем Волдеморт и Дурсли вместе взятые?

Сотня мыслей. Тысяча мыслей. Вместо этого он открывает рот и спрашивает:

— Как родители?

— Нехорошо, — признаётся Гермиона, когда продолжать обниматься становится неловко. — Они меня вспомнили, но счастливое воссоединение не состоялось.

— В смысле?

— Сначала они были сбиты с толку, потом пришли в ужас, я пожила в гостинице, дала им прийти в себя, а потом они принялись настаивать, чтобы я осталась с ними в милом домике с белым забором. Они даже в Австралии умудрились остаться настоящими англичанами! Работают дантистами, морщат нос на местный акцент, и одному Богу известно, как они получили новые документы — уверена, Кингсли приложил к этому руку. Что у тебя?

— Постой-ка… И ты уехала?

Гермиона пожимает плечами:

— Уехала. В конце концов, теперь мы можем быть на связи, они знают, что у них есть дочь… Может, однажды даже вернутся в Англию, кто знает.

— А ты?

— А что я. Пока сняла номер в маггловской гостинице — у меня остались кое-какие сбережения, да и родители... В общем, я в порядке. Я обо всём подумала. Знаешь, тут в утренней газете было объявление, ну, не в «Пророке», а в маггловской. Требуется секретарь в одну компанию, и я подумала, что поговорю с Кингсли, и он, наверное, сумеет помочь мне с документами. Да что ж мы всё обо мне! — Гермиона натянуто улыбается. — Рассказывай, как ты.

— Секретарь в маггловскую компанию, — недоверчиво произносит Гарри. — Ты с ума сошла?

Гермиона прожигает его взглядом:

— Гарри, война закончилась, но жизнь продолжается. Я не собираюсь возвращаться в Хогвартс, чтобы меня каждый день спрашивали, каково это — жить в палатке с двумя парнями, попасть под нож Беллатрикс Лестрейндж, увидеть смерть Северуса Снейпа, а потом пробираться в Хогвартс под покровом ночи.

Что-то в голосе Гермионы подсказывает Гарри, что она уже сталкивалась с этими вопросами и, вероятно, неоднократно.

— Ты можешь пойти работать в Министерство. В Отдел…

— Не могу. Я сдам ЖАБА не раньше ноября.

— Я даже не договорил!

— Гарри, послушай, — Гермиона медленно выдыхает. — Меня не было две недели.

— Две с половиной.

— Две с половиной, — покорно кивает она. — Я скучала по тебе. Сейчас я здесь. Мы можем поговорить о чём угодно, нам действительно необходимо поговорить, а мы препираемся из-за того, куда я пойду работать. Ты действительно думаешь, что сейчас подходящий момент?

Гарри сжимает кулаки.

Хорошо. Ладно. Они ещё это обсудят.

— У меня будет условие, — говорит он. Гермиона вздёргивает бровь, но он давно не ведётся на эти штучки. — Я согласен: ни слова о твоей работе, пока ты не будешь готова об этом говорить. Это твоё желание, я согласен его уважать. Теперь моя очередь: никаких чёртовых гостиниц. У меня есть пятиэтажный дом, в котором гуляют сквозняки и слышен каждый шорох. Я не позволю тебе жить неизвестно где, пока я тут подыхаю от одиночества, ясно?

— Но…

— Гермиона, я не знаю, сколько раз ты спасала мою задницу в Хогвартсе и мою жизнь в прошлом году. Я сказал: никаких гостиниц. Будешь жить на третьем этаже, спальню выберешь сама. С Кричером вы уже спелись. Что, чёрт возьми, непонятно?

Гермиона молчит никак не меньше минуты. Её взгляд мечется по лицу Гарри, который запыхался, пока выступал со своей речью. Гарри ждёт, что Гермиона начнёт спорить, возможно, обидится на крик и хлопнет дверью. Вместо этого она подаётся вперёд и целует его — стремительно и как-то отчаянно, словно боясь передумать. Её губы настойчивые, требовательные, как она сама, а дыхание сбивчивое и горячее. У Гарри кружится голова, он погружает пальцы в длинные непокорные пряди и целует, целует в ответ.

Сумасшествие. Они оба об этом пожалеют.

Плевать.

Гермиона отстраняется первой. Бесконечно долго они смотрят друг на друга — растрёпанные, тяжело дышащие.

— Что ж, — Гермиона откашливается. Её правая рука всё ещё лежит на плече Гарри. — Похоже, я остаюсь.

Они смеются, как ненормальные, всю дорогу до гостиной, не замечая восторженного взгляда Кричера, замершего у входа в кухню.

* * *

Жизнь идёт своим чередом. Гермиона перевозит свои вещи на Гриммо и проводит первый вечер на новом месте, зарывшись в счета и письма, оставшиеся от Вальбурги Блэк. С утра пораньше они с Гарри отправляются в Косой переулок. Мясная лавка, бакалейная, пекарня, магазинчик зеленщика — Гарри Поттеру рады везде. Гладко выбритый, подстриженный в маггловской парикмахерской и облачённый в неприметную мантию Гарри подписывает счета, расплачивается галлеонами и буквально сражается с продавцами, которые готовы обслужить его бесплатно. Гермиона посмеивается, а на выходе из пекарни бормочет, что такой настрой у торговцев ненадолго.

Гермиона заставляет Гарри зайти к мадам Малкин и купить приличную мантию. Гарри с первого взгляда понимает, что магазин переживает не лучшие времена: половина манекенов пусты, а вместо диванчика для посетителей стоит одинокий стул. Мадам Малкин из улыбчивой, пышущей жизнью дамы превратилась в тень себя прежней: она вздрагивает, когда Гарри и Гермиона заходят в магазин, и чуть не плачет, когда Гарри просит подобрать три мантии. Две находятся почти сразу, третью Гарри заказывает, выбрав чуть ли не самую дорогую ткань в магазине. Он прекрасно помнит доброту мадам Малкин, когда он впервые пришёл в её магазин, помнит ссору с Драко перед шестым курсом и едкое замечание Нарциссы Малфой, что в «Твилфитт и Таттинг», в отличие от магазина мадам Малкин, «не обслуживают всякое отребье».

Он расплачивается за все покупки и узнаёт, где можно купить ткани для обивки стен и чехлы для мебели — составленный Кричером список включает всё необходимое, даже подвязки для портьер. Поход по магазинам вместе с Гермионой напоминает подготовку семейной пары к ремонту, но ни один из них не решается озвучить эту мысль. Они не поднимают тему инцидента в коридоре, но Гарри не может врать себе: он хочет повторения. Иногда он ловит осторожные взгляды Гермионы — увы, слишком осторожные, чтобы подловить её. Он не спрашивает о Роне. В конце концов, если бы между ними действительно что-то было, Рон бы уже появился на Гриммо и набросился на Гарри с кулаками. Мысль о том, что Рон может вообще не знать о возвращении Гермионы в Англию, даже не приходит Гарри в голову.

Гермиона превращает особняк на площади Гриммо в дом. Она пишет письма, приносит Гарри счета, спорит с кем-то через камин из-за цен на ткани и периодически устраивает Кричеру разнос за привычку наказывать себя. Домовик бурчит, но подчиняется. Иногда Гарри неловко, что Гермиона стала кем-то вроде экономки, но когда он заговаривает об этом, Гермиона спокойно произносит: «Лучше экономка, чем содержанка». Остаток вечера Гарри проводит, спрятавшись за выпуском «Придиры» и стараясь не попадаться Гермионе на глаза. Неожиданная настойчивость Гермионы насчёт работы внезапно обретает смысл. Чувствуя неловкую смесь вины, сочувствия и симпатии, Гарри начинает участвовать в восстановлении дома. Он настаивает на том, чтобы привести комнату Сириуса в порядок, но сохранить в первозданном виде. Он ждёт, что Гермиона скажет «Гарри, это нездорово» или «Гарри, это постоянно будет напоминать тебе о нём», но она молчит, и Гарри благодарен ей за понимание. Из лавок приходят продукты, Кричер готовит, дом преображается благодаря трём молчаливым домовикам, которых нашла МакГонагалл.

— Откуда она знает, где найти домовиков, делающих ремонт? — однажды спрашивает Гарри.

Они ужинают. Кричер превзошёл самого себя, и Гарри чувствует себя абсолютно счастливым, сидя в столовой, где вместо пыли и затхлости пахнет деревом, чесноком и свежим хлебом.

— Говорят, профессор МакГонагалл была замужем, — Гермиона улыбается. — Наверное, эти же домовики делали ремонт в её доме. Забавно, да?

Гарри молчит. Он смотрит на Гермиону, смотрит, как ловко она управляется с приборами. Пальцы у неё перепачканы в типографской краске, ногти на правой руке короче, чем на левой. Гарри думает о том, что однажды мир заговорит о Гермионе Грейнджер как о прекрасном работнике Министерства, историке, политике или писателе. Вряд ли кто-то вообще узнает, что сейчас, когда её имя ещё гремит в связи с войной и победой над Волдемортом, она работает секретарём в крошечном издательстве, встаёт в восемь, носит маггловский костюм, а по вечерам воюет с маленьким магнитофоном, купленным на распродаже. Гарри не понял ни слова из её объяснений про какие-то волны и препятствия в виде сильной магической защиты, но в один прекрасный день магнитофон оживает.

Теперь по вечерам они сидят плечом к плечу на диване, слушают новости или музыку, а иногда — случайные маггловские передачи. Однажды, поддавшись искушению, Гарри осторожно кладёт руку на колено Гермионе и чувствует, как она напрягается всем телом.

Плохо.

Гарри позволяет руке соскользнуть на диван. Ему кажется, что он что-то упускает из виду.

* * *

На дворе пятница, когда на пороге появляются Рон и Джинни. Рон в прекрасном настроении — он сдал экзамены за шестой курс и будет старостой на седьмом. Джинни тоже получила значок, и ей не терпится поделиться с Гарри последними новостями. Гарри ведёт друзей в гостиную, старательно игнорируя их вопросительные взгляды.

— И как прикажешь это понимать? — спрашивает Рон. Он изучает новую обстановку с осторожным неодобрением. — Лиловые портьеры, серьёзно?

— А по-моему, хорошо, — подаёт голос Джинни. — Стало гораздо светлее. О, ты и люстру сменил!

— Только плафоны, они потрескались, — смущённо бормочет Гарри. — Люстра прежняя, ей, оказывается, триста лет.

— Тебе же не нравился этот дом, — голос Рона звучит почти обвинительно. — А теперь ты решил здесь обосноваться? И комнату Сириуса вверх дном перевернул?

— Нормальный дом. Яксли убит, а кроме него никто из Пожирателей про дом не знал. Комнату Сириуса я, кстати, не тронул.

— Ох, Гарри, не обращай на него внимания! Он вторую неделю не в себе, потому что Гермиона не отвечает на его письма.

Рон вспыхивает до корней волос.

— Она отвечает!

— Но кратко, сухо и не так, как ему хочется, — заканчивает за брата Джинни и отбрасывает за спину тяжёлые рыжие пряди. — А я говорю ему, что Гермионе надо отойти после всего случившегося, а уж потом… Гарри, ты меня слушаешь?

— Да. Да, конечно, слушаю, — Гарри чувствует, как подступает тошнота.

Он буквально чувствует, как складывается паззл его непонятных отношений с Гермионой. Он ведь даже не спросил у Гермионы, что у них с Роном, а она ни разу о нём не заговорила. Их молчаливое соглашение ненароком вышло боком, и остаётся только гадать, чем теперь это закончится.

— Мама пекла пирожки с яблоками. Мы прихватили и на тебя тоже.

— Да, замечательно, — Гарри поглядывает на часы и вымученно улыбается. — Я скажу Кричеру сделать чаю. Кричер!

Облачённый в белоснежное полотенце домовик возникает посреди комнаты.

— Кричер, пожалуйста, чаю. И тарелку под пирожки.

Кричер рассматривает кулёк в руках хозяина и всем своим видом выражает порицание.

— Что подать к чаю? — спрашивает он.

— Кричер, да ты будто каждый день встречаешь гостей! — усмехается Рон.

Зря.

— Кричер обслуживает хозяина и хозяйку. Кричер давно не видел гостей в доме, — скрипит домовик.

В комнате повисает тишина.

— Хозяина и хозяйку? — уточняет Джинни.

— Кричер, ничего не надо, только чай, — скороговоркой выпаливает Гарри, и домовик, поклонившись, исчезает.

— Хозяйку, — снова произносит Джинни. — Гарри, ничего не хочешь нам рассказать?

По совести говоря, Гарри не хочет. А если судить по лицу Рона, то уже и необходимости нет — Рон ведь неглуп.

— Давно она здесь живёт? — глухо спрашивает он.

Гарри отводит взгляд.

— Около месяца. Я не считал.

— Врёшь.

— Месяц. И шесть дней.

— Так-то лучше.

Внизу хлопает дверь. Вальбурга заводит свою волынку.

— Я дома! — возвещает Гермиона. — Миссис Блэк, добрый вечер, пожалуйста, не шумите.

Портрет продолжает бурчать.

— Гарри, ты в гостиной? Мне предложили повышение, представляешь? — она влетает в комнату и замирает на пороге. — О. Привет.

— Привет, — за всех отвечает Гарри.

В комнате снова повисает тишина. Гермиона мнётся в дверях.

— Слушайте, — произносит она, наконец. — Я собиралась вам сказать.

— Нет, — Рон встаёт и жестом просит пропустить его. — Нет, Гермиона, достаточно.

Он выходит.

— Иди же за ним! — настаивает Джинни. Голос у неё твёрдый, а глаза — несчастные. — Он простит, Гермиона!

Гарри зажмуривается. Он знает, что Гермиона пойдёт следом за Роном, потому что она всегда шла следом, даже когда он был неправ, даже когда он бросил их из-за крестража. Гарри не знает, что это — женская слабость или действительно любовь, но, когда он открывает глаза, в комнате пусто.

Через мгновенье хлопает входная дверь и почти одновременно — дверь на третьем этаже.

Гарри уверен: совершенно неприемлемо испытывать такое облегчение при подобных обстоятельствах.

— Кричер! — кричит он с лестницы. — Чай отменяется.

Ему даже не приходит в голову, что раньше и Джинни всегда шла за ним.

* * *

Утром Гарри пишет письмо Кингсли с просьбой зачислить его на подготовительные курсы авроров. Гермиона предлагает ему готовиться к ЖАБА вместе. Случившееся накануне они не обсуждают.

— Вчера ты что-то говорила о повышении, — неуверенно начинает Гарри.

— Мне предложили перейти в отдел по работе с клиентами, сказали, что там я пригожусь больше. Наверное, они правы.

— Чем ты будешь заниматься?

Гермиона поднимает голову от тарелки и смотрит так пристально, что Гарри приходит мысль о Легиллименции.

— Тебе и в самом деле интересно?

— Конечно. Не каждый день встречаешь человека из издательства, верно?

Шутка не удалась, но Гермиона слегка улыбается и начинает рассказывать. Постепенно она увлекается всё больше, и неловкость утра сходит на нет.

— Знаешь, — произносит Гарри. — Вчера кое-что случилось.

— Я заметила, — кисло усмехается Гермиона.

— Нет, до того, как ты пришла. Кричер назвал тебя хозяйкой.

С лица Гермионы можно писать картину.

— Кем-кем?

— Хозяйкой, — Гарри открыто ухмыляется. — Хозяйка Гермиона. Звучит, а?

Гермиона краснеет и ничего не говорит.

* * *

Гарри не покидает ощущение дежавю. Он снова стоит под дверью и подслушивает разговор Гермионы и Кричера. Это было бы смешно, но не в пять утра же! Он будто попал в низкопробную комедию из тех, где герои постоянно бегают друг за другом, вопят дурными голосами и прячутся под кроватью. Собственно, через дурной голос он уже прошёл, а их с Гермионой взаимоотношения в последнее время очень напоминают хождение по кругу. Осталась кровать, но об этом Гарри старается не думать.

И вот теперь он снова стоит под Дезиллюминационными чарами и слушает, как Гермиона убеждает Кричера не называть её хозяйкой.

— Однажды Гарри женится, и тогда у тебя появится хозяйка.

Голос у Гермионы такой, будто она утешает плачущего ребёнка.

— Хозяйка Гермиона добра к Кричеру. Хозяйка Гермиона заботится о доме Блэков. Хозяйка отдаёт правильные приказы.

— Я просто друг Гарри. Однажды я отсюда уеду. Я здесь не навсегда, понимаешь? — снова слышится голос Гермионы. Судя по отчаянным ноткам, говорит она это уже не в первый раз.

Гарри подумывает снять чары, войти и потребовать ответа (куда это она собралась съезжать?), когда слышит странный звук, похожий на карканье вороны. Лишь через секунду он понимает, что Кричер смеётся.

Смеётся!

— Кричер стар, — убеждённо заявляет домовик. — Кричер много повидал на своём веку. Кричер знает, как отличить будущую хозяйку. Кричер знает хозяина Гарри, Кричер следит, — голос домовика становится до смешного взволнованным. — Кричер видит всё.

Гарри на цыпочках покидает своё убежище, забыв, зачем шёл на кухню. Время до утра он проводит в размышлениях, не зная, как объяснить Гермионе, что Кричер прав, что дряхлый домовик разглядел их будущее раньше их самих. Из сотни изящных фраз он выбирает самую простую — но самую правдивую.

И не ошибается.