Недотрога (гет)

Никогда раньше ничего подобного он не чувствовал.

Все вокруг прекрасно знали о том, что Джеймс Поттер был окончательно и бесповоротно влюблен в Лили Эванс. Все изменилось в тот самый миг, когда неожиданно для всех посреди Большого Зала из ниоткуда возникла кудрявая девушка. Она стряхнула пыль с одежды и, бормоча себе под нос что-то о невообразимом идиоте Рональде, которому пора было бы уже научиться слушать других, направилась прямиком к Дамблдору. При взгляде на нее у Джеймса отвисла челюсть, а еда, зачерпнутая им с блюда, полетела мимо рта и шлепнулась жижей на стол. Он едва обратил внимание на противный визг Лили, пялясь на незнакомку.

У той был аккуратный вздернутый носик, спина ее была ровной, а походка уверенной. Она совершенно не обращала внимание на любопытные взгляды, направленные в ее сторону — просто шла прямо к директору. После нескольких секунд разговора Дамблдор поднялся со своего места, и вместе они покинули Зал.

Джеймс был уверен в том, что больше они никогда не встретятся, и это был единственный раз, когда ему довелось узреть этого ангела. Тем не менее, следующим утром она так же уверенно вошла в класс Зельеварения. Едва удостоив Джеймса взглядом, прошла мимо и заняла свободное место. Она ровным счетом не обращала на него внимания, так же, как и на Сириуса, что было, в общем-то, странно. Все девчонки в школе сходили по ним двоим с ума!

Джеймс отметил, что ученицей она была прилежной — уже успела выложить учебники на стол и держала перо наготове. Отвечала на все вопросы и, казалось, знала даже то, о чем никто из присутствующих не имел ни малейшего понятия. Позже, когда Джеймс преградил ей путь с тем, чтобы поздороваться, она обогнула его и пошла вперед, а он так и остался стоять посреди коридора как идиот. Черт! Лили хотя бы раздражалась и останавливалась, когда он так делал. Но Гермионе — так звали девушку — было абсолютно наплевать. И это только раззадоривало его.

Постепенно влюбленность в Лили сошла на нет. Джеймс был в курсе того, что он ее не интересовал. Видел, как она смотрела на Ремуса, и, к своему сожалению, принял это как данность. Не стоило, наверное, так быстро отступать, но было очевидно, что с Ремусом той будет лучше. Лили можно было доверять, более того, она знала его тайну и до сих не выдала ее. Поэтому Джеймс намекнул другу, что тот мог бы пригласить Лили на свидание. Он видел, как Лунатик смотрел на Лили, которая всегда была дружелюбна по отношению к нему. Собственно, и недели не прошло, как они уже были парочкой. Не разжимающей рук и не затыкающейся парочкой. Джеймс уже сбился со счета, сколько раз Сириус просил их прекратить вести эти заумные беседы. Его просто достало то, что они постоянно что-то обсуждали и учились. Вместе.

Питеру Гермиона не понравилась, и это оказалось взаимным. Конечно, она не высказывала ему в лицо все, что думала о нем, и не вызывала на дуэль, но по выражению лица было понятно, какие чувства вызывает в ней Питер. При виде него носик ее сморщивался, а губы сжимались в тонкую полоску. Джеймс считал очаровательным, как мысли отражались на её лице несмотря на то, что Гермиона явно не желала, чтобы все вокруг знали, о чем она думает.

Она была прекрасна. Даже в моменты, когда Гермиона была расстроена, раздражалась или злилась, она была прекрасна. Кудрявая густая грива волос, темно-карие глаза, пухлые розовые губы и самая красивая улыбка, которую ему когда-либо довелось видеть. Джеймс отметил, что она редко улыбалась или смеялась. Чаще всего держалась обособленно, лишь изредка перекидывалась парой слов по поводу учебы. Остальных она избегала, даже Лили. Гермиона ни с кем не хотела иметь ничего общего. Особенно с ним, Джеймсом.

Несмотря на то, что Гермиона с Ремусом почти не общались, он посчитал ее приятной и проницательной, но никак не поразительной. Поэтому одержимость Джеймса его очень удивляла. И все же, он никак не комментировал состояние друга и не старался дать совет — был слишком занят собственными отношениями. Конечно, он никогда не обделял друзей вниманием, и вообще парни всегда придерживались правила «братаны важнее девчонок». Ну, почти всегда. Сириус не пропускал ни одной юбки, у Ремуса была Лили, у Джеймса почти была Гермиона, а у Питера, что ж… у Питера была возможность слушать о похождениях Сириуса, что он и делал.

Бродяга считал, что Гермиона слишком много строит из себя, и Джеймсу уже было пора оставить свои попытки. Он определенно думал, что она того не стоила, определенно не любила веселиться, а уж выходки Мародеров были для нее невыносимы. Из-за всего этого он советовал Джеймсу держаться от нее подальше. Но Джеймсу было все равно. Он не обращал внимания на разговоры друзей и продолжал настойчиво добиваться внимания Гермионы. Сам Сириус на нее даже не претендовал, потому что любая девушка, которая нравилась кому-либо из его друзей-Мародеров была табу для него. Да и сама Гермиона была не в его вкусе, тем более, что особого интереса к его персоне не высказывала. Добросовестно игнорировала его, равно как и всех из их шайки.

Джеймс не понимал, почему же она стойко избегала их компанию. Возможно, услышала что-нибудь нелицеприятное о них от кого-нибудь? В любом случае, справлялась она с этой задачей очень неплохо. Иногда, передвигаясь по замку, Гермиона выбирала такие коридоры и проходы, о существовании которых они даже и не подозревали, будто знала наперед, где они могут столкнуться. Она могла идти навстречу уткнувшись в книгу и, не поднимая взгляда, обходить их компанию. Как будто ее и не интересовало, что происходит вокруг. И все же, если Джеймс оказывался где-то поблизости, весь ее вид говорил о том, что она об этом знает. И это сводило его с ума. Ровно так же, как и интриговало. За четыре месяца Гермиона успела изучить его расписание и старалась посещать различные с ним предметы. Поэтому он подстроил свое под ее. А она снова все переиграла. И ни один из них не собирался сдаваться в этом «перетягивании каната». Джеймс понимал, что в случае победы, награда будет бесценной. Гермиона определенно была ею.

Он снова нашел ее в библиотеке, как и вчера, и позавчера. Волосы ее были собраны в небрежный пучок, стол, за которым она сидела, был завален книгами, а сумка валялась в ногах. Гермиона задумчиво посасывала кончик пера. Вообще, ее любимым лакомством были «Сахарные перья». После того, как однажды Джеймс выяснил сей факт, он стал постоянно присылать ей эти леденцы, в жалких, по мнению Сириуса, попытках впечатлить ее. Джеймсу не нужны были походы в Хогсмид по выходным, обжимания в кладовках и отношения длиной в месяц с драмами и примирениями. Ему просто было нужно, чтобы она обратила на него внимание. Просто посмотрела на него. Потому что сам он постоянно смотрел на нее. На то, как она носит школьную сумку на правом плече, из-за чего оно постоянно болело. На то, как нахмуривала брови во время чтения или прикусывала губу, пытаясь сосредоточиться на занятии.

Джеймс многого не знал о Гермионе. Хотя был бы рад узнать, например, то, что она вполне могла бы составить конкуренцию ему и Мародерам в нарушении школьных правил. Или то, как после полнолуния у нее всегда «случайно» оказывалась в кармане шоколадка, которую Гермиона «не хотела», поэтому она доставалась Лунатику. То, как быстро она сблизилась с их лесничим Хагридом, несмотря на то, что находилась в школе всего четыре месяца. Откуда она? Почему она выбрала Хогвартс? Почему она так ненавидела Питера? И почему при виде Лили и Ремуса она немедленно менялась в лице? Будто тот факт, что они могут быть вместе, совсем сбивал ее с толку.

Несколько раз Джеймс пытался завести разговор, но выглядел совершенно глупо. Сам себе поражался, как это он до сих пор не отступил в попытках обратить ее внимание на себя. Но Гермиона держалась стойко. Он шалил, специально спотыкался прямо перед ней, декламировал восклицания о своей вечной любви к ней — все просто для того, чтобы она взглянула на него. Но ничто не работало. Гермиона всегда проходила мимо, будто ничего и не случилось. Он перепробовал буквально все. Посылал сладости, писал ей стихи, хоть и поэт из него был никудышный. Говорил ей комплименты, приглашал на свидание перед каждым походом в Хогсмид, забирал последнее любимое ею пирожное во время обедов и ужинов, придерживал для нее место рядом с собой в классе и защищал ее перед слизеринцами, когда те к ней приставали. Он делал все это для нее, а она? Она вообще не подала виду, что замечает. Она даже не удосужилась сказать ему простое «спасибо» или улыбнуться. Хоть бы руку пожала, что ли! Но Джеймс не думал так легко сдаваться.

И сейчас Гермиона сидела в библиотеке, окруженная книгами, и очевидно не подозревала о том, что он сидит напротив. Несмотря на то, что он наведывался к ней каждый день с самого того момента, как она появилась в школе.

— Привет, Миона, — поздоровался Джеймс. Она бросила в него сердитый взгляд, на что он только улыбнулся.

Она просто ненавидела, когда он сокращал ее имя, и все же не высказывала недовольства, предпочитая делать вид, что его не существует.

— Много задали, да? — он окинул взглядом кучу книг, лежащих на столе. — Учишь программу на полгода вперед?

Гермиона в ответ только закатила глаза, ее губы дрогнули. Джеймс посчитал это маленькой победой. Она продолжила выписывать что-то на пергамент, но он отметил, как при этом было напряжено ее плечо. Ей определенно стоило носить сумку на другом.

— Хочешь, сделаю массаж? — выпалил он прежде, чем понял, что именно сказал, и удивился собственному нахальству. Меньше месяца назад он с трудом произносил элементарное «привет». Джеймс не понимал, почему именно в ее присутствии он начинал заикаться и нервничать. А ей было все равно!

Она явно была удивлена не меньше него: брови ее поползли вверх, а лицо вытянулось в удивлении. Гермиона наконец посмотрела ему прямо в глаза, и Джеймс снова почувствовал, что не в силах вымолвить ни слова — язык будто прилип к небу. Ему хотелось пошутить, заставить ее смеяться, просто обратить на себя внимание. Вся школа восхищалась им, так неужели он не может сделать так, чтобы она улыбнулась в его присутствии?

— В эту пятницу квиддич, ты пойдешь? — спросил он. Голос его понизился, от волнения он потирал ладонями колени.

Это даже хуже, чем когда он пытался добиться Лили. Она, по крайне мере, злилась и высказывала все, что думает о нем. Вся школа знала о том, что Джеймс был в нее влюблен, и все просто ждали, когда же она наконец сдастся. Не то, чтобы другие девчонки оставляли попытки завоевать его сердце или просто неплохо провести время с ним. А Гермиона не была похожа на всех остальных девчонок. Свалилась не пойми откуда на его голову. Он не мог себе представить, что она так же неожиданно исчезнет, даже если они не будут вместе или просто поблизости.

Будто именно ее появление повлекло за собой все последующие изменения в их жизнях. Он отстал от Лили, и она наконец-то стала встречаться с Ремусом. Влюбился по уши в другую, чего никогда не ожидал. В ту, что в упор его не замечала. И, что странно, стала с подозрением смотреть на Сириуса, хотя раньше относилась так исключительно к Питеру. Гермиона вообще никогда не говорила с Сириусом. Ни разу не перекинулась парой слов. Просто перенесла свою ненависть с хвостатого друга на всегда такого шутливого и мирного Бродягу.

Гермиона, задрав бровь, метнула недовольный взгляд на Джеймса. Она покачала головой, как бы не веря в то, что вообще мог предложить такое. Он и сам уже готов был врезать самому себе. Знал ведь, что Гермионе нет дела до квиддича! Джеймс не мог понять, в чем причина, но ей определенно не нравилась эта игра. Гермиона предпочитала делать домашнюю работу, нежели выкрикивать речевки с трибун. Джеймс мог вырисовывать узоры в воздухе, выделывать винты, сальто и ловить снитчи — Гермионе было все равно. Его это одновременно и расстраивало, и вдохновляло. Расстраивало больше, конечно.

На протяжении четырех месяцев Джеймс пытался добиться от нее хоть какой-нибудь реакции: улыбки, приветствия, чего угодно. Но все было впустую. Ему нравилась эта игра, но он уже начинал думать, что Гермиона всегда будет на шаг впереди. Она была притягательно, красивой, ловкой и сильной. Однажды ему довелось увидеть ее в сражении. Она участвовала в дуэли, и Гермиона с легкостью разбрасывалась заклинаниями, да еще и успевала защищаться от летевших в нее проклятий. Где семнадцатилетняя девчонка научилась так сражаться? А еще как-то раз в полнолуние она вышла на улицу, и тогда она едва не погибла. Гермиона так и не рассказала, что она делала вне замка ночью…

Была глубокая ночь, полная луна ярко светила на почти черном небе, и словно что-то зловещее витало в воздухе. Сириус, Питер и Джеймс присматривали за Ремусом. Затем они услышали что-то снаружи, и Джеймс оставил друзей одних, а сам пошел проверить, что же это могло быть. Прислушавшись получше, он понял, что слышит бормотание. Слишком знакомый голос, который он узнал бы где угодно. Джеймс подумал, что ему просто послышалось. Он просто слишком часто думал о Гермионе, представляя ее рядом с собой. Его фантазии заставили бы покраснеть даже Сириуса. Но суть была не в этом. В полнолуние никто не рискнул бы покинуть замок, особенно так поздно. Поэтому он уверил себя в том, что ему это точно послышалось. Но как только Джеймс принял свою анимагическую форму, он заметил очертания среди деревьев. Гермиона, нацепив перчатки, аккуратно срывала акониты, бережно кладя их в мешочек. Она резко подняла взгляд, капюшон упал с ее головы, и ветер заиграл в волосах, которые отражали лунный блеск. При виде нее Джеймс забыл, как дышать.

Гермиона явно замерзла — был конец января, а она была слишком легко одета для прогулки по Запретному лесу. Казалось, она совсем не обращала внимания на холодные порывы ветра и горы снега вокруг. Просто аккуратно складывала цветы. Джеймс позволил себе понаблюдать за ней подольше, чего не удавалось в школе. Сейчас она не пыталась казаться сильнее, чем есть на самом деле. Ей не нужно было притворяться. Ей было холодно и страшно, и она не боялась себе в этом признаться. Но Гермиона не поддавалась страху. Она внимательно оглядывалась по сторонам, будто знала, что где-то тут будет бродить оборотень, и нужно быть осторожной.

Наполнив сумку до краев, Гермиона была готова уже поспешить обратно в замок, но плащ ее зацепился за сучок, из-за чего она споткнулась. Джеймс подался вперед — хотел уже было помочь ей — но позабыл о том, что находится в обличии животного, и обнаружил, что вместо руки приподнял копыто. Гермиона подняла на него свои широко раскрытые глаза и приоткрыла рот от удивления. Зубами он помог ей высвободиться. Когда Джеймс повернулся к ней мордой, то понял, что на лице ее не было того безразличия, какое ему приходилось видеть каждый день. Хотя, она ведь не знала, что это был он.

Взгляд Гермионы смягчился, а губы тронула еле заметная улыбка. Из-за холода щеки ее покраснели, а волосы растрепались, но Гермиона не отводила взгляда. Вместо этого она протянула руку и ладонью коснулась его морды. Джеймс чувствовал, что у него подкашивались колени. Она прикоснулась к нему! Улыбалась — ему! В животе что-то оборвалось, сердце было готово вырваться из груди, а разум помахал ручкой.

— Ты… — Гермиона покачала головой. Джеймс почувствовал, как у него в груди что-то сжалось. Ведь не могла же она знать, что это он, так? — … поразительный, — закончила она, проводя рукой у него за ухом.

Он не знал, что и думать, не мог понять, расстроен он или счастлив. Гермиона назвала его «поразительным»! Не то, что мужчина хотел бы услышать в свой адрес, но тоже неплохо.

Джеймс ткнулся головой ей в ладонь, ласкаясь и наслаждаясь близостью. Будучи человеком, он никак не мог добиться от нее внимания, но теперь, когда он стоял перед ней в образе оленя, он полностью захватил ее мысли. А потом случилось ужасное.

В следующую секунду из кустов прямо на них выскочил Ремус и со всей наполняющей его животной свирепостью бросился в сторону Гермионы. Джеймс тут же бросился вперед, преграждая ему путь, но Ремус легким движением отбросил его в сторону и стал рычать на нее. Гермиона в ужасе начала отступать назад, пристально следя за каждым его движением. Она вела себя далеко не так, как он ожидал. Не заплакала, не кричала — просто смотрела на Лунатика. Внезапно Гермиона бросила что-то далеко в сторону, и это отвлекло его внимание. Ремус проследил за ее движением и кинулся за приманкой. В тот же момент Гермиона со всех ног бросилась бежать. Было видно, что она хорошо изучила не только школьные коридоры, но и лесные тропинки. Ловко перепрыгивая через бревна, она бежала так быстро, что даже Питер будучи крысой не мог бы ее нагнать. Оборачиваясь, она видела, как позади следом за ней двигался Лунатик. Гермиона спотыкалась, волосы цеплялись за ветки и в них запутывались листья. В попытке увернуться от яростного удара Ремуса она врезалась в дерево.

Гермионе почти удалось ускользнуть от него, так как Джеймс и Сириус нагоняли друга, пытаясь хоть как-то отвлечь внимание. Очевидно, она пыталась выбирать тропинки, по которым Ремусу было бы намного сложнее ее отследить. Она надеялась, что какой-нибудь лесной зверек приманит его — несколько раз Лунатик отвлекся на кроликов. Джеймс очень старался быть начеку: помогал Гермионе подняться, когда она падала, защищал от атак Лунатика, но это все, чем он мог помочь ей, находясь в своей анимагической форме. А когда он сам упал на бок, явно вывихнув сустав, уже Гермиона помогала ему подняться. Да еще и таким движением, будто он был не раненым животным, а человеком. Другом. Джеймса изрядно помяло во всей этой беготне, но у него даже мысли не было оставить Гермиону одну в опасности. Ремус хоть и был его лучшим другом, превращаясь в оборотня становился поистине устрашающим существом.

В конце концов Сириус смог переманить внимание Лунатика на себя, и Гермионе удалось свободно приблизиться к выходу из леса. Джеймс проводил ее до самого конца пути, чтобы убедиться в том, что она благополучно выбралась. Уже стоя у Хогвартса, она обернулась. Сохатый, запыхавшись, в нерешительности переминался с ноги на ногу и смотрел на нее. Гермиона тяжело дышала, в кудрях ее виднелись веточки и листья, а коленки были изодраны.

— Спасибо, — просто сказала она его, глядя ему прямо в глаза, а затем развернулась и скрылась в школе.

Джеймс провожал ее взглядом и снова чувствовал, что сердце его готово было выпрыгнуть из груди.

«Пожалуйста», — мысленно ответил он.

В этот момент Джеймс очень хотел, чтобы она знала, кого именно благодарила, кто рисковал собственной жизнью, чтобы спасти ее. Тогда бы она точно перестала делать вид, будто его не существует.