Ложь во спасение (джен)

Они никогда не были одни, так что их судьба была по своей элегантности сродни поэме. Это помогало им. Они были центаврианками и обожали элегантность.

Их имена, крайне редко произносившиеся, были Мерит, Лириэль, Аларис и Сидония. Но никто не называл их так, ни вслух, ни даже в мыслях, особенно с тех пор, как умер император Турхан. Они были телепатами императора, облаченные в белые одежды — цвет, который был императорским по праву,— их лица были скрыты под вуалями, так чтобы люди, которые встречали их, видели в них только воплощение императорских ушей и уст. И так было с незапамятных времен.

Поскольку четыре телепатки, которые были предназначены для служения императору, должны поддерживать между собой связь сквозь пространство и время, все их детство проходило в создании и укреплении подобных уз. Подобно своим предшественницам, они были избраны из тех редких детей, которые рождались с телепатическими способностями. Они никогда не знали своих родителей: согласно традиции, записи об их происхождении уничтожались, как только становилось ясно, что четверо из них подошли друг другу и начали образовывать то, что центавриане называют «лидара», цветок с четырьмя лепестками. Ни одна семья не должна была предъявлять права на них, потому что, в конце концов, они должны быть преданы только самому императору.

Это было нетрудно для них. Турхан был добр и относился к ним как к детям, а не инструментам, и его нежная забота успокаивала их во время ужасов подросткового периода, когда их тела внезапно начали напоминать им о том, что они, в сущности, не были одной и той же личностью. Когда первая из их предшественниц умерла, они видели, как Турхан навестил других трех ее спутниц. Император пытался убедить Лидара, которые сопровождали его с юных лет, остаться в живых, хотя бы втроем, но никого не удивило, когда его попытки не увенчались успехом. Он был рядом с ними до тех пор, пока они не умерли. Если Лидара, в состав которой входили Мерит, Лириэль, Аларис и Сидония не были преданы Турхану, как того требовала традиция, обучение и детские впечатления, то они полюбили его со временем.

Когда Турхан обнаружил, насколько он болен, они были единственными, кто знал об этом. Об этом не ведала даже леди Морелла, так как она обладала сильной волей и могла не позволить императору выполнить то, что он задумал: отправиться на «Вавилон 5», несмотря на риск. Лидара окружили Турхана плотным кольцом, подобно цветку, чье название они носили, который складывал свои лепестки при первом признаке похолодания, и закрывали его, словно щит так долго, как могли.

Его смерть, пусть и ожидаемая, была для них потрясением, от которого они долго не могли оправиться. Они чувствовали его отчаяние, когда все его намерения рухнули, когда самопожертвование, которое он совершил, только раздуло пламя новой войны и кровопролития. Он был смыслом и целью их существования, их отцом и единственным человеком, которого они любили, помимо их маленького совершенного круга, и он умер во тьме и горе. Это было невыносимо.

Тот факт, что посол Центавра на «Вавилоне 5» солгал, исказив последние слова императора, был последней каплей яда на их уже открытую рану. Они могли разоблачить его, но были слишком потрясены для того, чтобы хотя бы попытаться. Когда они вернулись на Приму Центавра, то провели много недель в изоляции, оплакивая Турхана и пытаясь собраться с духом. Все-таки, они были центаврианками. Они помнили о своих обязанностях. И их долгом было служение.

Как только траур закончился, они были представлены новому императору. Первого контакта с его разумом было достаточно, чтобы заставить их содрогнуться в отвращении: жадное, засасывающее болото, полное пузырей ядовитого газа. Жить с таким разумом день за днем было бы ужасной участью, и все же они не знали, радоваться или бояться, когда Картажье сказал им, что не нуждается в Лидара, потому что «толпа нянек-телепаток» — это то, что его недостойно.

Еще ни разу в истории не было императора без Лидара. И хотя они чувствовали отвращение по одном его виде, они не знали ничего, кроме служения императору. Сперва Картажье приказал им поселиться в старом крыле королевского дворца, вдали от двора, а потом им было приказано перебраться в Летний дворец в горах. Если бы вдова императора, леди Морелла, не заботилась о них, они могли бы умереть с голоду до того, как Картажье вспомнил бы о них. Только потом они поняли, что этот приказ был связан с появлением на Приме Центавра существ под названием Тени, которые недолюбливали телепатов. Они чувствовали это, слышали их крики в своем разуме, даже когда те находились далеко от них, потому что были самыми сильными телепатами в своем поколении, и они проклинали тех, кто принес этот ужас в их мир, одновременно чувствуя себя виноватыми из-за подобных изменнических мыслей.

Когда Картажье погиб на Нарне, они почувствовали возвращение надежды и обрели цель. Наверняка новый император будет другим, более достойным своего окружения. Они ждали новостей из Старого Дворца, ждали, когда их снова призовут на службу к императору. Но никто не спешил сообщить им, что страной теперь правит регент, они узнали об это случайно, из мыслей доярки.

Но потом стало еще хуже. Огонь и смерть пришли на Приму Центавра, и когда пепелища остыли и они очнулись достаточно, для того, чтобы отделить себя от всего кричащего и плачущего мира, они узнали, что, наконец, появился новый император: никто иной, как Лондо Моллари, бывший посол Центавра на «Вавилоне 5». Опустошение их мира было его инаугурацией.

«Он предал Турхана», — сказали они друг другу.

«Он привел сюда Теней, он был первым задолго до того, как они заманили в ловушку Картажье».

Они не хотели служить ему. Одна мысль об этом отталкивала их даже больше, чем перспектива служения Картажье. Так что они приняли беспрецедентное решение попытаться жить не так, как другие Лидара. Они оставили свои белые одеяния и даже пытались ходить по улицам без вуалей.

Но ветер, хлеставший их незащищенные лица, все еще полный пепла, пыли и смрада от мертвых тел, был подобен наждаку, и взгляды, которые бросали на них окружающие, были еще хуже. Они не могли скрыть то, чем они являлись, под красно-желтыми одеждами, и чувствовали всеобщий вопрос: почему они были здесь, а не рядом с императором в это тяжелое время, чтобы помочь ему в восстановлении Примы Центавра?

Стыд рос до тех пор, пока, наконец, не перевесил их отвращение. И они решили вернуться в столицу и предложить свои услуги еще раз. Они слышали дикие и противоречивые истории по мере приближения к столице, которая некогда была жемчужиной Примы Центавра. Император делал все, что мог и жил только ради своего народа; нет, он был высокомерным и эгоистичным человеком, который отказывался принять помощь от других миров, когда это было так нужно. Он был проклятой душой, которая навлекла этот ужас на Приму Центавра; нет, это случилось из-за регента, а император делал все, что в его силах, чтобы его остановить, и даже был посажен в тюрьму из-за этого.

Они не знали, кому верить. По крайней мере, истории о Картажье были более однообразными и соответствовали тому, что они сами чувствовали.

Когда, наконец, он прибыли в столицу, им, что самое удивительное, было отказано в аудиенции. Даже Картажье уделил им внимание хотя бы один раз. Снова и снова они просили о встрече с императором, и каждый раз получали отказ. Это могло бы убедить их в том, что он действительно был проклятой душой из тех мрачных историй, которые о нем рассказывали, если бы не тот факт, что, услышав об их возвращении, он выделил им собственный особняк, один из первых отстроенных зданий, и назначил содержание, так что они могли жить, ни в чем не нуждаясь, роскошь, которой когда-либо были удостоены очень немногие женщины Примы Центавра. С тех пор как леди Морелла погибла во время бомбардировок, он посылал им то, что осталось от личной казны императора Турхана. Короче, он одарил их всеми почестями, о которых они даже не просили, но отказывал в единственном, чего они хотели.

Он правил уже два года, и все же им не было позволено видеть его, когда вмешалась сама судьба. Они вошли в Королевский дворец, чтобы снова просить об аудиенции, как они делали каждый месяц, ожидая, что он опять им откажет. Но в Королевском дворце царил переполох, императрица Тимов внезапно была отослана в изгнание, когда, казалось, отношения между ней и императором стали как никогда лучше, и посол Котто, самое доверенное лицо императора, тоже внезапно уехал, после короткого визита, и, если верить слухам, он даже провел ночь в тюремной камере.

Из-за этой суеты четыре представительницы Лидара не были встречены обычными слугами. Вместо этого они столкнулись с самим министром Дурлой. Министр источал раздражение и противоречивые амбиции с каждой своей реакцией, так же как и слабые порывы причинить императору какой-нибудь вред, потому что он безумно завидовал ему, но чтобы понять это, вовсе не нужно было быть телепатом. Так как Дурла знал, что император Моллари не хочет их видеть, он злобно приказал гвардейцам пропустить их, и добавил, что, возможно, это отвлечет императора от предательства императрицы.

Лидара поняли намерения Дурлы, но это их не беспокоило. Это был их единственный шанс увидеться с императором и убедить его снова дать им цель. Они поблагодарили Дурлу и последовали за слугой в императорские личные покои. Повинуясь внезапному вдохновению, они попросили представить их как леди Мерит, Лириэль, Аларис и Сидонию, потому что если бы их представили как Лидара, император мог отослать их прочь в последний момент, так и не увидев. Подобравшись так близко, они не хотели все провалить.

Итак, слуга перечислил их имена, и они могли слышать, как император говорит тихо и безразлично, что было очень непохоже на тот голос, который они помнили со времени визита Турхана на «Вавилон 5», что они могут войти.

Он сидел на троне, который некогда занимал Турхан, где прежде лениво восседал Картажье, и все-таки, вопреки всем ожиданиям, она даже не подумали о прежних императорах. Они были напряжены и взволнованы, и уже не были такими юными, как прежде, но одного взгляда было достаточно. Ужас сковал их, ужас от его присутствия, и они знали, что он натворил. Они чувствовали паразита, который душил его, орудие, использовавшееся для контроля над ним, омерзительного компаньона, с которым он проведет каждое мгновение своей оставшейся жизни, и которого он принял, чтобы его народ мог жить. Они чувствовали сеть, которую Дракхи протянули по Королевскому дворцу, и они поняли, почему он отослал императрицу и посла Котто, и что он хотел спасти Лидара, отказываясь встретиться с ними.

— Дорогие леди, — прошептал он. — Что же вы натворили?

Они были не в состоянии отвечать. Вместо этого они вцепились друг в друга и рыдали, так же, как они делали, когда умер Турхан, оплакивая свой мир. Они должны были увидеть это давным давно. Это была одна из самых древних поговорок на Приме Центавра. Император — это душа народа. Он — сердце Республики. И теперь эта душа была заключена в тюрьму более жестокую, чем мог выдумать какой-либо тиран, а сердце было разбито.

Что-то шевельнулось в тени. Они почувствовали его до того, как он заговорил: частица тьмы, связанная с той тварью, которая пожирала императора изнутри. И сквозь пелену горя они почувствовали холодный голод, идущий от него, и это заставило их слезы высохнуть и сдержать слова, уже готовые вырваться изо рта. Потому что это существо жило, питаясь слезами и отчаяньем, они видели, как он тянет силы из императора, и так было с того самого дня, как он взошел на трон, а за этим существом они узрели ту чудовищную смесь, которая называла себя Империей Дракхов.

— Они должны умереть, — сказал дракх, — и они должны умереть сейчас. Никаких уверток. Никаких сделок. Я подарил тебе твоего наивного помощника, но они должны умереть.

На мгновение они подумывали воспользоваться всеми своими силами, чтобы бросить весть о присутствии дракхов в каждый разум, до которого смогут дотянуться, потому что именно этого тварь боялась. Но мысли императора сказали им, что могло бы произойти дальше: дракх и его союзники могли бы применить свои устройства, и миллионы центавриан погибли бы.

Они были связаны в единое целое так долго, что им казалось неестественным, когда одна из них, наконец, заговорила и сказала, что они все решили сейчас, быстро, резонно и с целеустремленностью, которую они потеряли так давно и искали все это время.

— Мы умрем, — сказала Мерит, и ее непривычный голос резал их уши подобно алмазу, царапающему стекло. — Но мы умрем, как полагается умирать Лидара, служа императору. Мы умрем как центавриане, сами выбрав способ смерти и глядя ей в глаза. Наверняка для вас не имеет значения, как долго это продлится?

Дракх посмотрел на них, ошеломленный, как будто мебель внезапно заговорила. Они чувствовали жадную тьму его сознания, тянущуюся к ним через их связь с императором, и стояли твердо, показывая, что они не намерены ничего предпринимать против Империи Дракхов. То, что они хотели сделать, они держали при себе, за щитами, столь же яркими и гладкими, как любое оружие, которое когда-либо было выковано для древних императоров.

— Позволь им умереть с честью, — сказал Моллари и встал с трона, встретившись лицом с дракхом. — Боги знают, сейчас самое время для этого.

Дракх приподнял руку в чуть заметном, почти ленивом жесте, и волна боли, посланная тварью на плече, пронзила его тело, заставив всех четырех женщин упасть на колени.

— Не пытайтесь убить его, — сказал им дракх предупреждающе. — Он наш. Вы можете умереть так, как пожелаете. Но если вы вообразили, что ваша последняя услуга императору — это его смерть, то эта привилегия отклоняется.

Они слышали тяжелое прерывистое дыхание императора. Но он не закричал, и они знали, что это не первый случай, когда дракхи использовали паразита с такой целью. Они действительно хотели подарить императору смерть, но уже отбросили эту мысль, когда осознали, что дракхи вполне способны убить миллионы, которых они держали в заложниках.

— Это не то, что мы думали, — сказала Сидония, и ее голос также был непривычным для них. Дракх пристально посмотрел на них. Потом он слился с тенями снова, но они могли чувствовать, что он все еще здесь. Он не уйдет, пока они не покончат с собой.

Они опустились перед императором на колени в едином движении и показали ему, в мыслях, коротко и ясно, что какую именно смерть они хотят для себя. Он медленно кивнул. В его темных глазах была грусть, и это подтвердило, что их решение было верным, по крайней мере, для них, не для него. Он все еще был прежним человеком, который извратил последние слова Турхана, превратив их в ложь, но его эгоизм и амбициозность выжгло беспощадным огнем, а то, что осталось после этого, было захватывающим дух парадоксом. Он был слабостью, которая растратила впустую все возможности изменить собственную судьбу, он был силой, которая день за днем, час за часом, минута за минутой выдерживала пытку, способную сломить большинство людей, потому что он делал это ради своего народа. Он был одиночеством, отославшим прочь всех, кого он любил, и все же он был любовью, пылавшей неугасимым пламенем, которое некогда разгорелось, и никогда не потухнет.

— Я хотел бы подарить вам что-нибудь другое, — сказал он им, когда наполнил чашу, которую они потребовали.

— Ты дал нам цель, — ответили они безмолвно, а потом, используя все свои навыки, все свою силу, они дали ему то, что хотели. Они пробились сквозь щупальца, сковавшие его разум, тот разум, чей свет и тьма были настолько крепко переплетены, оттолкнули назад чужое присутствие и переместились.

Начинался третий год правления Моллари II, но…

…потому что Шеридан предупредил его о Страже…

…потому что планы дракхов были раскрыты вовремя…

…потому что Г'Кар убил Шив’Калу, во время последней попытки Теней отомстить Лондо…

…Прима Центавра свободна. Больше нет дракхов. Вир только что уехал, но это было радостное прощание, и он вернулся на «Вавилон 5» вместе с Сенной, которая хочет осуществить свою мечту о путешествии среди звезд. Это прекрасный вечер в нетронутой и цветущей столице, а потом, проводив Вира и Сенну, Лондо пригласил Тимов и Г'Кара на пикник на берегу озера Ками. Тимов намекнула, что вечерний пикник может закончиться промокшей одеждой, но потом призналась, что она никогда не принимала участия в подобных вещах.

«Я тоже давно в этом не участвовал», — печально сказал Лондо.

«Меня это не удивляет, — заметил Г'Кар. — Вы, центавриане, так рьяно избегаете всего естественного. На самом деле я поражен, что на этой планете осталось озеро, которое не было переделано в фонтан. И эта трава также достойна уважения. Миллионы лет рядом с такими несносными людьми, и умудриться выжить».

«Рьяно избегаем всего естественного, да? — ответил Лондо, — Подобное высказывание из уст того, кто гордится тем, что носит самую неудобную одежду которую только можно вообразить даже в такие дни, когда любой уважающий себя наемный убийца предпочитает охладиться в ближайшем фонтане, выглядит почти комплиментом».

Тимов щелкнула языком.

«Он действительно обожает комплименты, не так ли?» — сказала она, обращаясь к Г'Кару, и они оба услышали искренность, звучавшую в ее кислом голосе.

«О да, — подтвердил Г'Кар, но прежде чем он успел что-либо высказать по поводу тщеславия Лондо, тот прервал его: — А разве мы все это не любим?»

«Ты любишь их больше, чем кто-либо еще, — сказала Тимов, когда они сидели на берегу озера Ками и, вручив ему приготовленную мираллу, продолжила: — Вот почему ты стал императором».

Г'Кар рассмеялся, громко и раскатисто.

«Ха, — сказал он. — Вот мы и обнаружили секрет амбиций Моллари».

«Ба! — отрезал Лондо. — Если бы я был падок на комплименты, я бы не сидел здесь с вами двумя, не так ли?»

А потом, потому что этот прекрасный весенний вечер был теплым, и потому что ему не надо было ни о чем беспокоиться, разве только о том, будут или не будут расти цены в следующем году, и потому что он хотел это сделать, он показал им, почему он был с ними сейчас. Потому что вся горечь и вина сейчас исчезли, потому что у них было бревари, и они хотели показать ему, почему они были здесь тоже. Он счастлив, счастливее, чем когда-либо в своей жизни. Пустота в нем, наконец-то была заполнена, и даже переполняла его, волна за волной подобно воде в озере Ками…

… подобно темному вину в золотом кубке…

…цветение…

…назад…

…перемещение…

Они знали, что такое смерть. Они были со своими предшественницами и чувствовали их последние сны, мягкие, отрывочные сны, подобные старым занавескам, развевающимся на ветру. Они были охвачены отчаянием Турхана, когда тот умирал. Было бы хорошо, чтобы их собственная смерть произошла во сне, во сне, в котором они взметнули все, что смогли обнаружить в сознании императора, когда выпили яд, который они попросили. Это было быстро, как он и обещал, но сознание — это удивительная вещь, которая может подчинить время и пространство своей воле, даже хотя бы на мгновение. Когда они почувствовали, что их сердца начинают биться медленнее, они продолжали поддерживать иллюзию, не пуская туда паразита. Его крохотный разум пытался царапнуть их, разгневанный и раздраженный, и более могущественное присутствие дракха клокотало от бешенства позади него. Но они стояли твердо, охраняя свой подарок, защищая императора и его сон так долго, как они могли.

Они чувствовали его свободу и счастье, и разделяли его. Они знали, что Страж напомнит о себе и вернет его обратно к реальности как только их не станет, но все же, в этот момент, это не имело значения. Они были Лидара. Они были центаврианками. И они служили императору.

Когда они испустили последний вздох, на их лицах были улыбки. Но так как эти лица скрывали вуали, только император знал об этом, когда провожал их в последний путь.