Перед зеркалом (гет)

Принцесса сидела перед большим зеркалом в спальне, раз за разом проводя щеткой по своим длинным черным волосам. Что бы ни бушевало в душе, рука ее двигалась ровно, спокойно, почти механически. Даже дай она волю чувствам, швырни щетку, зарыдай, разбей проклятое зеркало — что толку? Курицами сбегутся встревоженные горничные, с недоуменным видом заглянет в дверь старший оруженосец, чтобы донести до своего господина все в точности, а то еще какая-нибудь добрая душа принесет рюмку с успокаивающими каплями. И, кроме этого унижения, не изменится ничего.

Если бы истерика могла творить чудеса, женщины давно бы правили миром. А ничто меньшее, чем чудо, ей не поможет.

Щетка остановилась, дернула со злостью спутавшуюся прядь. Не надо ей помогать. Не надо! Худшее, что только могло случиться, уже случилось. Безвозвратно. Теперь от нее одной зависит, ощущать ли себя жертвой или собственными руками собрать свою жизнь из обломков случившейся катастрофы. Один раз она, юная и слепо преданная форскому долгу, позволила подчинить свое будущее имперской политике, но на этот раз — довольно.

Она — не жертва. Она — вдовствующая кронпринцесса Форбарра. Последняя этого имени из оставшихся в живых.

Горе и гнев, эхом следующие за этой мыслью, были уже привычно холодными и бесцветными. Грегора больше нет. Ребенок, рожденный ею в интересах высокой политики, до совершеннолетия — пешка в большой игре, а не игрок. Переходящий приз, который нечаянно уронили и разбили вдребезги графы в своих играх за власть.

"Ох, сыночек..."

Едва мысленный голос посмел заикнуться об этом, Карин заставила его смолкнуть. Нет, она ни за что не будет плакать. Припухшие веки не красят леди и тем более несовместимы с ледяным достоинством, которым она всегда прикрывалась, точно броней.

"Ледяная принцесса", часто называл ее Видаль, и глаза у него сразу загорались. Именно ее тщательно воспитанное, вымученное спокойствие — черта, которую она сама в себе терпеть не могла — вызывало у него восторг. Как и ее волосы — длинные, струящиеся, густые...

Взмах щеткой. Еще взмах.

Ее единственного сына больше нет, как и грозного свекра, и злобного супруга. Осталась она одна. Она — и мужчина, который добивается ее руки. Ледяная улыбка и густая коса, конечно, и вполовину не так ценны для графа Фордариана, как фамилия, что она носит. Граф удерживает ее под охраной во дворце — ценную политическую заложницу, но все же, пожалуй, он ею увлечен искренне. Спать, в конце концов, ему придется не с титулом. Цинично сказано, однако и она уже давно не невинная девица. Невинность души вместе с надеждой на добрых людей, которые спасут и защитят, Карин утратила давно. Едва ли не вместе с верой, что на Зимнепраздник Папаша Мороз оставит ей подарки под елкой.

Видалю пришлось поднять мятеж, чтобы ее добиться. Однако, смешно: то, что по настоящему ценит в ней Видаль Фордариан, эфемерней, чем сани того самого Папаши Мороза. В ее жилах не течет ни капли крови императорского рода. Унаследовать Империю половым путем, как дурную болезнь... Шутка, которая наверняка скоро прозвучит в салонах у самых дерзких.

Она усмехнулась. Какие салоны? Не раньше, чем закончится эта война. Пока что Форкосиган и Фордариан перетягивают власть и титул регента друг у друга, словно злобные псы — кость. Чего стоят их слова о верности, когда один клялся защищать — и не сумел, а другой приносил присягу — и поднял мятеж? Карин остается только стоять в стороне и молиться о том, чтобы все скорее кончилось. Когда Фордариан победит, ехидная шутка изрядно устареет в своей актуальности. Если он победит, конечно.

Она положила щетку на столик и уставилась в глаза своему отражению. Отражение глядело почему-то с издевкой.

Нет, мысленно ответила она своему "второму я" в зеркале, чью сторону принять в этой войне — это был не мой выбор. Обстоятельства выбрали за меня. Раньше Форкосиган ей даже нравился: любимец армии, герой, ставленник старого Эзара.... хороший человек, как ей показалось, хотя кто в политике мыслит подобными категориями? Глупо. Но все же прежде Карин на него надеялась. Теперь все переменилось. Грегора нет (кто-виноват-кто-кто-кто?!), и Форкосигану, женатому на бетанке, его мать больше не нужна.

Ей придется ставить на Фордариана, карту не козырную, но крепкую. Он — мужчина солидный и, кстати, склонный к постоянству, если вспомнить, как давно и ревностно он обхаживает принцессу. Или старину Видаля возбуждает одна только мысль о ее предыдущем браке? Вряд ли. В своих воззрениях, и на личную жизнь в том числе, он добропорядочен и к извращениям не склонен. Доклады покойного Негри были в этом отношении до цинизма подробны. Ну что ж, она — больше не мать императора: высокая роль, которой личной жизни не положено по сценарию. Если этот мужчина хочет ее руку и ее тело, ей стоит радоваться. Пусть о любви речи нет, но даже простое животное влечение — уже роскошь после полудесятка лет целомудрия.

"Жива ли я ниже пояса, или успела превратиться в мраморную статую?"

Стыдно, но она хочет жить. А не застыть в красивой позе, словно надгробие на могиле всех своих надежд. Лучше она переживет всех тех, кто виновен в случившемся, кто играл ее и сына жизнями, словно пешкой — переживет и плюнет на их могилы. Значит, ей нужно быть в форме — как солдату, выходящему на поле битвы.

Принцесса Карин глубоко вздохнула, набираясь спокойствия про запас, словно воздуха перед погружением, и снова взяла щетку в руки.