Три идола (джен)

Она охраняла эти земли. Святым дыханием и тяжелой лапой. Не допускала болезней, изгоняла нечисть, слушала молельщиков. Помогала как могла.

А потом пришли они.

Трое их было. И от них ползли по ее земле грязь, боль и смерть.

До поры до времени справлялась, а потом они начали идолов своих на ее земле ставить.

Первый идол был простым — соломенным, и в деревне, что была рядом с идолом, начался неурожай. Выпивал соломенный идол соки из земли. Начали жечь у того идола плоды да хлеба. И упал на землю дождь. И земля начала родить.

Второй идол — был деревянным, из ивы болотной вырезанным.

И в селах, что рядом расположились, начал умирать скот. Умирал и гнил заживо. Страшный голод начался.

И к нему люди принесли жертвы. Волов да агнцев предпоследних закалывали, чтобы последних сохранить.

Третий идол был из обожженной глины, твердый, будто камень, злыми черными глазами смотрел на город, что лежал под его горой

И в каждой семье того города погибло по человеку. Просто уснули и не проснулись. Кто — старый, кто — малый. Не ведал тот Мор ни разбору, ни жалости. И определили деву-сироту в жертвы идолу. Мол, никто по ней страдать не будет.

Бросилась тогда девушка в чащу, к хозяйке. Упала на колени у алтаря, взмолилась о помощи.

А хозяйка вздохнула. С нечистью да болезнями бороться можно. А как бороться с теми, кто, как и она, — верой питается? Да и трое врагов, и ясно, как день, что друг другу они помогают. Но спасать нужно девушку, иначе плохая из нее защитница.

Пришла к соломенному идолу. В красные каменные глаза ему посмотрела.

Ударила лапами об землю. Дохнула раз, дохнула два, и рухнул тот, на соломинки рассыпавшись. Сожгла солому, а золу в реку бросила. Унесла вода пепел, ни следа не оставила.

Пришла ко второму. И глаза-сучки смотрят, да по шкуре царапают.

Дохнула раз, дохнула два — стоит враг, ухмыляется. Ветки выпустил, опутать попытался и задушить. Ударилась она об землю, силу призвала, да огнем дохнула на дерево. Когтями махнула — на землю обрушила.

В землю пепел закопала, да на той земле бузину посадила — она все силы из останков духа вытянет.

Последний враг остался. Самый опасный.

Пришла к нему, а он из земли выбирается, кулаками глиняными землю месит, ревет: «Братьев моих ты убила, теперь твой черед, и буду я один в этих землях властвовать».

Дохнула ветром раз-другой — не пошатнулся враг.

Дохнула огнем раз-другой — лес вокруг пылает, а бока глиняные лишь крепче стали.

— Тебе меня не победить, — смеется монстр.

— Может, и не победить, — ответила ему защитница, — но смогу остановить.

И обратилась защитница девицей. И нож себе в грудь вонзила. И упала кровь на землю перед идолом.

— Защищай народ, что живет на моей земле, как я защищала, и мзды кровавой не требуй, — и произнеся последнюю волю свою, стала хранительница молельщицей, а молельщица — жертвой.

А воля принесшего жертву — для кумиров закон.

С той поры охранял каменный вепрь земли старой волчицы. Хорошо охранял, лучше прежней хозяйки. И крови больше не брал и не требовал.