Называй меня "профессор" (гет)

И мы проходили сквозь город чужой,

Сквозь дымную песнь и полуночный зной, -

Одни под созвездием Змея,

Взглянуть друг на друга не смея

А. Ахматова

«Мне кажется, я знала вас всю жизнь. Ну и пусть, что только с первого курса…»

— Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку. Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки. Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства… Я могу научить вас, как разлить по флаконам известность, как сварить триумф, как заткнуть пробкой смерть.*

«Потом, за компанию с Гарри, я возненавидела вас. Это было довольно сложно совмещать с уважением, которое я испытывала к вам, как к потрясающему специалисту своего дела, но я смогла справиться и с этим».

— Этот ублюдок Снейп!

— «Профессор Снейп», Гарри.

— Этот ублюдок профессор Снейп!..

«Со временем меня отпустило, но вы не замедлили подлить масла в огонь, поддерживая градус моей к вам неприязни».

— Смотрите, профессор, что Малфой сделал с Гермионой!

— Если и есть какие-то изменения, то весьма незначительные.*

«Нельзя было ненавидеть вас сильнее. Я улыбалась Виктору, сверкая красивыми ровными зубами, прокручивая в голове все то, что могла бы сказать вам тогда. И потом…»

— Мисс Грейнджер, отработка — это то самое занятие, которое делается руками и желательно молча! Вам осталось отчистить еще десять котлов, а вы, как я посмотрю, в принципе не способны одновременно думать и говорить. Я уж молчу о том, чтобы скромно трудиться на благо первокурсников!

— Ну, профессор! Я прочла, что есть еще и тринадцатый способ применения крови дракона! Мы же можем с вами сейчас это обсудить! А то на уроках вы не даете мне и слова вставить!

— Естественно! Я уже понял, что вы знаете предмет лучше меня, и теперь вообще не буду спрашивать вас до конца года, чтобы вы не подавали плохой пример однокурсникам!

— А вы могли бы взять меня в ученичество? После сдачи СОВ?

— Вы хотите стать зельеваром?!

— А я не могу? Что вас так ужасает?

— Чтобы стать хорошим зельеваром, мисс Грейнджер, нужно иметь полет фантазии и воображение, а не хранилище информации, которое находится у вас в голове. В лучшем случае, из вас получится скучный аптекарь, и вы изо дня в день станете закручивать в кулечки порошки от кашля.

— И что же мне делать?

— Учиться, учиться и еще раз учиться… И побольше молчать в моем присутствии. У меня от вас головная боль и обострение язвы желудка.

— Но, профессор!..

— Еще пара слов, и Гриффиндор лишится двадцати баллов.

— Когда вы были маленьким, у вас были друзья, профессор?

— Я никогда не был маленьким. Я всегда был большой злой сволочью…

— Что?!

— Что — «что»? Тридцать баллов с Гриффиндора, мисс Грейнджер!

«А затем пришли ужас и страх. Они навалились внезапно, с осознанием: все — детство кончилось. Что тайны и загадки — такие интересные и захватывающие — всего лишь прелюдия к обрушению моего мира, который я так тщательно и кропотливо выпестовала. Я сидела на его обломках, понимая, что теперь все будет совсем не так, как я себе когда-то напридумывала. То лето стало поворотным. Я повзрослела. Вы приходили на площадь Гриммо, чтобы принять участие в заседаниях Ордена Феникса, бледный и осунувшийся. И вечно пропускали мимо ушей мои: «Добрый день, профессор Снейп». Мне хотелось пнуть Грюма за то, что он совсем не понимал, что именно вы делаете и чего вам это стоит. Или не хотел понимать.

В школе вы продолжили меня игнорировать. А я помню, как каждое утро спешила в Большой зал и сразу же устремлялась взглядом к преподавательскому столу. Я высматривала вас. Мне нужно было знать, что с вами все в порядке. Это вошло в привычку. Дурную привычку. Потому что спустя какое-то время, не увидев вас за завтраком, я не находила себе места до тех пор, пока не выясняла, что с вами. Это стало навязчивой идеей. Кто-то должен был о вас беспокоиться. Кто-то должен был ждать, вашего возвращения. Ведь кому-то должно было быть не все равно. Кому-то, кто-то… Пусть это буду я».

— Снова это ваше животное, мисс Грейнджер.

— Да, профессор.

— Вы подсылаете его выслеживать меня?

— Да, профессор.

— У меня от него потом шерсть на брюках.

— Да, профессор.

— Рыжая.

— Да, профессор.

— А вы в курсе, что ученикам запрещено находиться вне школы после отбоя?

— Да, профессор.

— Вы даже не член Ордена. Вы — глупая девчонка с синдромом гиперответственности. Как вы умудряетесь при этом быть настолько безответственной? Вы считаете, что это — игрушки? Встречать меня у антиаппарационного барьера?

— Да, профессор.

— Я сам могу прекрасно о себе позаботиться.

— Да, профессор.

— И я не собираюсь вас благодарить.

— Да, профессор.

— В позапрошлый раз я простил вам то, что когда-то вы подожгли мою мантию.

— Да, профессор.

— В прошлый, что вы украли у меня шкурку бумсланга для каких-то ваших темных делишек с Поттером.

— Да, профессор.

— И я по-прежнему не собираюсь брать вас в ученицы. И даже не советую выбирать высшие зелья на следующий год.

— Да, профессор.

— Но вам плевать на мои рекомендации, да?

— Да, профессор.

— Хотите сказать, в этот раз я должен вас поблагодарить?

— Да, профессор.

— Не дождетесь. Наверняка на вашей совести есть немало того, чего вам можно простить. Так вот — прощаю. Что-то одно!

— Да, профессор.

— Не смейте больше этого делать. Я прекрасно могу дойти до подземелий сам, не опираясь на ваше хилое плечо, мисс Грейнджер. В следующий раз я сниму баллы с Гриффиндора. Много баллов. Вы же не хотите, чтобы ваш факультет пострадал? Чтобы ваши товарищи спрашивали себя: «Почему мы не стали первыми? Неужели мы теряем баллы не только из-за идиота-Поттера? Давайте возненавидим еще и всезнайку Грейнджер!»

— Да, профессор.

— Не забудьте как следует отчистить мою кровь с мантии Поттера, прежде, чем ее возвращать.

— Да, профессор.

— Не роняйте меня, раз уж взялись!

— Да, профессор.

— Не трогайте меня! Дальше я сам.

— Да, профессор.

— Мисс Грейнджер, вы меня пугаете.

— Да, профессор?

— Вы знаете еще какие-нибудь слова, кроме: «Да, профессор»?

— Да, профессор.

— Отработка. Неделю. Чистка котлов после первокурсников. Без магии. Физический труд должен слегка поглотить вашу неуемную энергию, которую вам, похоже, некуда девать.

— Да, профессор.

— Нет, отработка будет с мистером Филчем! Я больше вас не выдержу в особо крупных размерах! Мытье полов или что он там для вас придумает.

— Да, профессор.

— Идите спать.

— Да, профессор.

— Убирайтесь!

— Да, профессор.

— Заткнитесь.

— Да, профессор.

— Просто ничего не говорите, хорошо?

— …

— Я не хочу вас больше видеть рядом с собой, мисс Грейнджер. Это опасно. Это неправильно. Вы даже не осознаете, какому риску подвергаетесь. Чего вы молчите? Вы здесь? Вы еще здесь? Нет? Нет…

«Я не могла сидеть и ждать. Ждать неизвестности, которая таилась в будущем. Мы — те, кому суждено стать взрослыми — не должны были сидеть сложа руки и позволять кому-то определять наше будущее за нас. Меня разрывало на части от чувства несправедливости происходящего. Протест против Амбридж был детским с далеко не детскими последствиями. Мы смогли, мы устояли. Тогда, в подземельях Отдела Тайн, Гарри потерял крестного, а я приобрела свой первый шрам».

— Зелье подействует совсем скоро, и вы очнетесь, мисс Грейнджер. Шрам затянется. Обязательно. Шрамы на теле залечить гораздо проще, чем на душе. Я передам мазь через мадам Помфри… И почему, интересно, все думают, что вы благоразумнее Поттера? Что вы уравновешиваете его способности влипать в неприятности? Вы слишком рано влезли во все это дерьмо. Слишком рано. Нельзя детям играть во взрослые игры по взрослым правилам. Потому что этих правил мало, и те, что есть, постоянно меняются. У меня такое чувство, что все катится в тартарары. Профессор Дамблдор предложил мне в следующем году вести занятия по ЗОТИ. Я так давно добивался этого. Я добился. Вам не кажется, что дальше — все? Уже ничего не будет? Это — предел моих мечтаний? Вы все еще хотите, чтобы я взял вас в ученичество? Молчите, мисс Грейнджер? Даже странно. Ах да, вы же без сознания. Ну, нет так нет. Пожалуй, я дам директору согласие. А вы просто живите и радуйтесь жизни пока есть возможность. Может быть, у вас даже получится.

«Я все слышала — сквозь боль и туман в голове. А может быть, мне почудилось? Не знаю. Я попробовала просто жить. Не оглядываясь. Гарри с профессором Дамблдором разыскивали крестражи, а я занималась высшими зельями, высшей трансфигурацией, высшими рунами, пытаясь определиться с тем, чего хочу. Меня швыряло из стороны в сторону на волнах неопределенности. Мне казалось, я сойду с ума, не смея признаться своих чувствах этому бесчувственному истукану — Рону. Я сидела в библиотеке до отупения, занималась, пыталась помочь Гарри и ревела, ревела, ревела… Похоже, пубертатный период настиг-таки меня наконец, и я начала себя вести, как нормальный среднестатистический подросток. До той самой страшной ночи, когда Гарри, отбывая с профессором Дамблдором, попросил присматривать за вами и Малфоем».

— Ай!

— Мне некогда, мисс Грейнджер. Ступефай! Вы сейчас тихонько полежите в этой нише, пока не спадет заклятье. Я же говорил, что скоро все закончится. Сейчас. Вы слышите? Это гром. Поганая ночь. Поганая жизнь. Я только хотел сказать, что… А впрочем — к черту. Прощайте, мисс Грейнджер. Берегите себя.

«Смерть профессора Дамблдора разделила мою жизнь на «до» и «после». Как часто потом, бегая по лесам и болотам, я вспоминала себя, свои слова и поступки — и горько усмехалась своей наивности. Сидя плечом к плечу с Гарри в палатке, оплакивая уход Рона, я мечтала о том, чтобы умереть. Какая я была дура. И почему все мои мечты обязательно должны исполняться? Я помню метель, ночь и серебряную лань…»

— Я так и знал, что вы не сможете пересилить своего любопытства, мисс Грейнджер.

— Ч-то вы здесь делаете, профессор Снейп?

— Гуляю. Опустите палочку.

— Вы убили профессора Дамблдора…

— Да? Неужели? А я и не знал. Теперь вы, значит, убьете меня? Нет? Как насчет Авады? Нет? Ступефай? Вы развернетесь и оставите меня здесь, под этим живописным заснеженным кустом, и я замерзну насмерть. Как вам такой вариант? Молчите? Опустите палочку и просто послушайте меня. Мне надоело гоняться за вами по этим буеракам. Вы выбиваетесь из графика.

— Графика?

— Просто помолчите. Королевский лес Дин. Это — координаты для аппарации. Спокойно! Я просто положу бумагу под кустом, а вы потом ее заберете.

— Зачем?

— Как ни странно, но вам нужно уничтожить крестраж. А уничтожить его может меч Годрика Гриффиндора. Где вы и где меч?

— Он что — в лесу?

— Он в лесу, я в лесу, мы в лесу. Здесь холодно, а меня к тому же еще и ждут. Через два дня, мисс Грейнджер. Королевский лес Дин.

— Почему я должна вам верить? Вы с ума сошли?

— Наверное. Я долго думал — почему бы мне просто не подсунуть вам меч на порог палатки, но магия такая магия… Через тернии — к звездам! И никак иначе. Непременно нужно все усложнить. Я придумал, как еще больше испортить жизнь Поттеру, и решил, что вы вполне можете мне в этом помочь.

— Вы убийца и предатель… Вы — правая рука Того-кого…

— Не знал, что вы такая же истеричка, как Поттер. У вас всегда была голова на плечах. Лохматая, но светлая.

— Не может быть… Почему я должна вам верить?

— А вы попробуйте.

— А если… если это ловушка?

— Я мог бы совершенно спокойно перебить вас прямо здесь и сейчас. Эти ваши детские уловки… Почему, вы думаете, вас до сих пор не нашли?

— Может быть, у вас какой-то план…

— Знаете, мисс Грейнджер, я устал. Я хочу есть, спать и немного — выпить.

— Вы — предатель!

— Мы вернулись к тому, с чего начали? Поттеру скоро вас сменять, и не застав вас, он устроит скандал.

— Во взрослых играх мало правил… И они все время меняются?

— Надо же... Вы же читаете маггловские книжки, мисс Грейнджер? Первое правило бойцовского клуба…

— Я перешла на новый уровень? Второе правило…

— Королевский лес Дин, мисс Грейнджер. Через два дня.

«Все закрутилось с бешеной скоростью. Я не успевала выдохнуть и просто хорошенько поразмышлять над тем, что и почему натворила. Возвращение Рона, поместье Малфоев, боль, страх, кровь. Гринготтс, полет на драконе и возвращение в Хогвартс. Мы неслись по подземельям в поисках василиска, Рон держал меня за руку, и мне казалось, что нет ничего надежнее этой руки. Я свято верила, что все будет хорошо. До той самой минуты, когда увидела вас на полу Визжащей хижины, истекающего кровью. Словно во сне я трансфигурировала Гарри флакон для нитей памяти. Я просто стояла и смотрела. Только тогда я внезапно поняла, что всегда была невозможной трусихой».

— Вот вы отворачиваетесь, профессор, и не хотите есть, а я, между прочим, сама варила этот дурацкий куриный бульон! И не надо на меня так смотреть! Да, я не умею готовить, но это все равно гораздо лучше, чем дают здесь, в Мунго. И потом: мой бульон в отличие от здешнего — натуральный. Чего вы бровь приподнимаете? Он сварен без магии, значит — натуральный. Вечером еще Гарри с Полумной придут. И не надо морщиться. Гарри теперь часто будет к вам приходить. Да, я случайно проговорилась, что вам уже лучше, и вы даже слушаете, как я читаю вам «Ежедневный пророк». И не фыркайте — с тех пор, как там сменился главный редактор, они пишут очень даже объективные статьи. Ну нет, мы не будем считать ту заметку о нападении на магглов слизняков-убийц, вырвавшихся из тайной лаборатории алхимика-маньяка. Но надо же им чем-то привлекать читателей после того, как закончились все процессы по вашему делу и вас полностью оправдали. Я до сих пор помню это: «Многозначительное и величественное молчание профессора Снейпа, находящегося сейчас на лечении в Мунго, полностью опровергло все аргументы, выдвинутые против него обвинителями». Ведь может же Рита писать, когда захочет! Особенно если на нее слегка надавить… Кстати, восстановление Хогвартса идет полным ходом. Министерство выделило на это ассигнования… Но, наверное, вам профессор МакГонагалл уже все рассказала. А она рассказала, что нам разрешили повторно пройти седьмой курс для допуска к ЖАБА? Кстати, завтра мы придем с Роном…

«А потом вас выписали из больницы…»

— Я принесла продукты и счета, профессор. Вы их когда в последний раз оплачивали? А ящик почтовый когда в последний раз проверяли? Кстати, я отмыла ту комнату, которая выходит окнами на восток. Там по утрам даже бывает солнышко. И не спорьте! Солнышко — это почти все в порядке и хорошо!

— А вам какие обои больше нравятся, профессор? Мне вот эти — в цветочек. Не надо хмуриться. Полосочка тоже ничего. Но цветочки — позитивнее. А вы побрились. Я заметила. Если вы будете чаще вставать, вам станет легче. Так доктор сказал. А мы можем завтра сходить в парк. Там сейчас очень красиво. Все золотистое, и листья под ногами шуршат…

— А профессор Слизнорт сказал, что из меня получился бы отличный зельевар! Не морщитесь. Я не собираюсь заниматься зельеварением. Кстати, с Рождеством! Я знаю, что вы отказались праздновать Рождество с Гарри в Норе. А мы с Роном обязательно туда пойдем. Зато у вас будет эта маленькая елочка и даже носок над камином. И кекс. Он маленький, но симпатичный и вкусный. Это не я его пекла, честное слово, профессор. Я его купила. А на каникулах мы с родителями поедем кататься на лыжах. Они простили меня…

— Сегодня так тепло! Самая настоящая весна! А вы сидите здесь, как паук в банке, профессор! Давайте откроем окна? Заодно я их помою. Я даже выучила специальное заклинание! Смотрите, как здорово!

— Я так и знала, что вы за меня порадуетесь! Ха! Можете хмуриться сколько угодно! «Превосходно», «превосходно», «превосходно»! И еще одно «превосходно»! С таким аттестатом я могу поступить в любой университет, профессор!

— Вы уже определились со специальностью, мисс Грейнджер?

— Конечно! Что?! Вы разговариваете! Профессор! Вы разговариваете! Почему вы мне сразу не сказали?!

— Да вы вечно не даете даже слова вставить.

— Мерлин великий! Профессор!

— Отцепитесь от меня, мисс Грейнджер! Вы мне уже надоели! Просто скажите — вы определились со специальностью?

— Да!

— И?

— Магическое право. Я буду учиться в Сорбонне. Представляете — Франция! Рон, конечно, не слишком доволен — мы будем реже видеться. И свадьбу придется отложить, но…

— Ясно… С этими вашими вечными уборками и суетой… Вы не видели мой латунный котел?

— Какой котел?

— Латунный. В форме котла.

— Профессор…

— Убирайтесь.

«Ну и фиг с вами», — решила я тогда. Я больше не была вам нужна. Кто-то должен заботиться о вас, но почему это должна была быть я? Особенно если вам самому это не нужно. Мы еще пару раз встречались на праздновании годовщины победы. И на свадьбе Джинни и Гарри. Нашу с Роном вы проигнорировали и даже не ответили на приглашение. Это странно, но со временем вы стали обязательным гостем на всех днях рождения Гарри. Я даже видела вас на Рождество в Норе, когда мы впервые после свадьбы с Роном отмечали его все вместе».

— Я слышал, Кингсли позвал вас работать в Министерство.

— Да.

— Не слышу энтузиазма.

— Работа в Министерстве — это прекрасно.

— От вас так и веет позитивом, мисс Грейнджер.

— Я так и не решила, чем именно хочу заниматься.

— И зачем вы мне все это говорите?

— Может быть, потому что Рон не поймет… Он счастлив — он занимается любимым делом. Его команда выигрывает, они входят в первую тройку почти во всех рейтингах. Из-за учебы я не могу его постоянно сопровождать… Теперь — работа…

— И никто из ваших правильных друзей не может понять, почему лучшая ученица Хогвартса, выпускница Сорбонны, сама не знает чего хочет в жизни?

— Меня пугает… пугает эта перспектива — сидеть в кабинете с девяти до пяти, перекладывая бумажки с места на место.

— Хорошие юридические бумажки. Вы шли к этому целых пять лет. Чего вы стонете?

— Я такая идиотка…

— Я всегда вам об этом говорил. Вам нужна работа с людьми. Чтобы вы могли заболтать их до смерти и тем самым избавили бы от этой участи близких вас окружающих. Расскажите что-нибудь людям. Только не будьте такой занудой.

— Вы смеетесь надо мной?

— Я серьезен, как саркофаг.

— Да, вы, я смотрю, все же определились… Профессор МакГонагалл говорила, что вы так и не вернулись в Хогвартс. Я слышала, вы занимаетесь частной практикой.

— Открою вам страшную тайну, мисс Грейнджер. Я ненавижу детей.

— Тоже мне тайна!

— Тогда другую — когда-то больше всего на свете я хотел стать преподавателем ЗОТИ. Я никогда не смел мечтать дальше этого. Потому что подспудно знал, что дальше уже ничего не будет.

— А теперь?

— А теперь я мечтаю… Неважно, о чем я мечтаю теперь. Потому что боюсь, что снова упрусь в стену.

— Может быть, просто надо идти от мечты к мечте?

— Может быть. Только моя мечта об этом не знает…

«И я пошла к следующей мечте. Я работала в Министерстве, занималась любимым делом, скрывая это ото всех. Кроме вас».

— «Сальные черные волосы, крючковатый нос и желтоватая, болезненного цвета кожа»*? Вы издеваетесь, мисс Грейнджер? Это же будут читать магглы!

— Вы себя в зеркало давно видели? И потом — они же вас не знают.

— Вот именно! Какое у них сложится обо мне впечатление? Себя-то вы изобразили милой!

— А я что — не милая?

— Да на вас пробу ставить негде! Переписывайте!

— Вы сами сказали, что я должна рассказать свою историю! Вот я и пишу все, как было!

— Вы пишете про бедного сиротку Поттера!

— Знаете, я не бедная, не сиротка и не побеждала Волдеморта. По-моему, все честно!

— Я требую, чтобы вы документально зафиксировали факт нападения на преподавателя!

— Обязательно!

— И…

— Я напишу обо всем!

— Обо всем — не надо!

— Я буду корректна!

— Мисс Грейнджер, вы не можете быть корректной! Вы неспособны на это! Хогвартс-экспресс, под который бросается Анна Каренина, гораздо корректней вас!

— Вы не Анна Каренина!

— Да! Я — представитель великой Инквизиции и могу сделать больно сразу всем!

— Подождите, я записываю!

— Мерлин! У вас есть что-нибудь выпить?

— Валерьянки?

— Убейте меня!

— Обязательно!

«А потом я решила сделать Рону сюрприз и неожиданно приехала на очередные сборы. Я понятия не имела, что знаю столько нецензурных слов и могу выкинуть из кровати голую женщину одной левой. И разгромить номер в отеле без применения магии. Наверное, Рону просто сильно повезло, что он не стал оправдываться, а просто молча свалил в закат, подбирая по пути трусы и носки. В день развода я завалилась к вам далеко за полночь. Вы почти не удивились и даже надели сюртук, прежде чем молча поставить на стол бутылку огневиски. Молча разлили и мы молча выпили. Мы пили, пока меня не развезло, и я не испачкала своими слезами и соплями ваш сюртук. Я что-то кричала, вы кричали в ответ. Я грозилась убить этого мерзавца, вы обещали вытряхнуть из него кишки. По-моему, я пару раз останавливала вас, когда вы пробовали выбраться из дома, чтобы набить Рону морду. А вы вытаскивали меня из камина, когда я пыталась дозвониться до него по каминной сети, чтобы еще раз сказать, что он — подлый мерзкий трус и предатель… Проснулись мы в одной постели у меня дома».

— Не-ет!

— Вас смущает тот факт, что вы с кем-то переспали, что вы переспали с кем-то по пьяни или что вы переспали именно со мной, мисс Грейнджер?

— Меня смущает все! Как я теперь смогу смотреть вам в глаза, профессор?! Особенно если вы смотрите… Эй! А куда вы там уставились? Не смейте пялиться на мою грудь! О, моя голова-а…

— Простыня вам очень идет, но поверьте, сегодня ночью я имел честь лицезреть вас с гораздо более интересных ракурсов.

— Черт! Я всегда знала, что это все испортит…

— Всегда? Что — «это»?

— Секс по дружбе, профессор. Не бывает секса по дружбе. Может быть или секс или дружба.

— Секс по дружбе — это как? Сексуально-дружественные отношения? Помедленнее, я запишу.

— Ну, это так, как сейчас, — мне было плохо, и вы меня утешали. Только после этого ничто уже не будет, как прежде. Начнутся дурацкие выяснения отношений, обиды и недопонимание… Мерлин, я что, теперь должна буду называть вас «Северус»?!

— Ни. За. Что! Вам хотя бы понравилось, как я вас «утешал»?

— Д-да… целых три раза… А… а вам?

— Мне тоже. Вы оказались весьма… неожиданной. И я, конечно, весьма польщен, но третий раз вам, Гер… мисс Грейнджер, все-таки приснился.

— Не-ет… Я же знала, что все пойдет не так. Это все неправильно. Так не должно было случиться… Какая же я идиотка…

— Прекратите биться головой о стену — стена не железная.

— Биться головой о стену — мой любимый вид спорта. Почти образ жизни.

— Есть очень простой и действенный способ все исправить, мисс Грейнджер.

— Какой? Уехать на край света и никогда больше с вами не встречаться? Уйти в монастырь? Убиться об стену?

— Обливиэйт, мисс Грейнджер! Волшебница вы или где?

— Точно! Я сейчас!

— Погодите!!! Не смейте направлять на меня палочку, когда вы в таком виде, жуткая вы женщина!

— В каком «таком» виде?

— В опухшем, помятом и всклокоченном!

— Спасибо за комплимент, конечно, но как это помешает мне наложить на вас заклятье?

— «Это» не помешает, а вот трясущиеся руки — очень даже. Так что — спасибо большое, но я предпочитаю сделать все сам. И вам советую сначала проспаться.

— Нам нужно состыковать наши версии, чтобы потом не было расхождения, профессор.

— Какие еще версии? Мы выпили, а потом тихо-мирно разошлись. Скажем, часа в два.

— Нет. В два часа вы еще пытались меня остановить. Когда я хотела повыдергивать все космы этой… этой… И тут вы… О-о-о!.. Как вы… И потом… О-о-о…

— Никаких «о-о-о». В два часа мы разошлись. И отправились спать. Каждый в свою кровать.

— Кровать…

— Мисс Грейнджер! Прекратите краснеть и мяться, как рефлексирующая девственница! Завтра утром я жду вас в нормальном состоянии и готовую внятно излагать свои мысли.

— Мерлин… я уже и забыла, что мы договаривались встретиться…

— Похоже, третий раз был явно лишним.

— Вы же сказали, что мне приснилось!

— Вы такая забавная, когда злитесь, мисс Грейнджер. Это маленькая месть за то, что мне пришлось умереть на полу в совершенно антисанитарных условиях, а вы даже не удосужились устроить мне трогательные похороны!

— Это был открытый финал! Может быть, вы даже выжили! Все осталось на откуп читательской фантазии!

— Скажите это Поттеру. Кстати. Вы знаете, что Альбус Северус на прошлой неделе сказал первое слово?

— Да. Он сказал «Севелус».

— Поттер был в бешенстве.

— Это было так мило.

— Согласен. Обиженный Поттер — это мило.

— Я про Альбуса Северуса, профессор.

— Мой крестник не «милый». Молодой человек, названный в честь двух самых умных и смелых директоров Хогвартса, по определению не может быть «милым».

— А да, я и забыла.

— Постарайтесь не забыть больше, чем следует, мисс Грейнджер. Проспитесь, и пусть ваша рука будет тверда, а ум — ясен. Позвольте откланяться.

— До свидания, профессор.

— Всего вам доброго, мисс Грейнджер. Не провожайте меня, я знаю дорогу.

— Боже… какая я дура…

«Я так и не смогла. Не смогла направить на себя палочку и сказать это страшное слово «Обливиэйт». Не смогла одним этим словом перечеркнуть то, что случилось между нами. У меня не хватило духа. Трусиха. Я искусала губы в кровь, пытаясь усмирить дрожь. Стучала по груди, пробуя приструнить глупое сердце, которое колотилось, как сумасшедшее, требуя от меня невозможного. И у меня получилось. Я бережно сложила все воспоминания в дальний уголок души и заперла их там покрепче, чтобы никогда ни словом, ни взглядом не выдать того, что ничего не забыла. Все стало, как раньше. Вернее, я убедила себя в этом. Я же сильная и умная. Я сумела. Я не хотела терять дружбу такого человека, как вы. Она — самое ценное, что я приобрела в жизни за порогом школы.

И вот теперь я сижу и пишу это письмо — шестое письмо за ночь. Или десятое, не помню. Я пишу и пишу, пытаясь составить непослушные слова в корявые предложения. Мысли путаются. И это даже не из-за того, что первую половину ночи я провела в обнимку с бутылкой виски, которую вы оставили у меня в прошлый раз. Нет. До меня наконец-то дошло. Пусть уже поздно. Пусть я знаю, что никогда и ни за что не отправлю вам это письмо и ничего не скажу. Я не переживу, если увижу в ваших глазах непонимание или еще хуже — жалость. Почему я была так слепа?

Я не посмею разрушить вашу жизнь, потому что опоздала со своими открытиями и признаниями. Знаю, вы будете счастливы с ней — с мисс Пратчетт. Я ведь сама подсказала вам обратить на нее внимание. Даже я не смогла найти в ней ни одного изъяна. Она идеальна — красива, умна, обаятельна, мила и кротка. Она прекрасно готовит и может поддержать любую беседу. Ее гладкие и шелковистые волосы чудесно укладываются в любую прическу и великолепно выглядят распущенными. Да, я завидую. Да я готова ее придушить, черт подери! За то, что она вся такая хорошая и правильная будет теперь рядом с вами. Будет смотреть на вас, слушать ваш голос, сидя у камина. Это ее вы станете целовать и обнимать… Ей прошепчете те самые заветные слова.

Я просто не смогу. Гарри сказал, что на завтрашней вечеринке вы объявите о своей помолвке. Не смогу я. Не смогу, не смогу! Не получится у меня смотреть вам в глаза, улыбаться и желать счастья. Я пожелаю его сейчас. Или когда-нибудь потом. Когда уеду в Австралию или еще какую-нибудь дыру, недоступную прямой аппарации и вне зоны действия каминной сети. И чтоб совы не летали. И письмо это не отправлю, конечно же. Я напишу еще одно. Потом. Завтра. Или через неделю. Интересно, сколько еще мне нужно попыток для того, чтобы просто написать вежливое: «Спасибо за приглашение, но…»? Дубль -дцать».

— Меня вот тоже весьма интересует этот вопрос, мисс Грейнджер.

— Что?! Что вы здесь делаете, профессор?!

— Вам никогда не говорили, что алкоголь на вас плохо влияет, нет? И вообще пить в одиночку — прямой путь к алкоголизму.

— А вам никогда не говорили, что вы — зануда, профессор?

— Кроме вас? Никто.

— Отдайте!

— Это же письмо? Мне?

— Это черновик! Я вам потом пришлю красивое и умное! Завтра!

— Вот читаю этот опус и невольно задумываюсь о качестве нашего школьного образования. Я насчитал две пунктуационные и одну орфографическую ошибку. Не говоря уже о стиле. И это — автор всемирно известного бестселлера! Вам должно быть стыдно, мисс Грейнджер! Это — «тролль» и ни баллом больше!

— Сами вы тролль, профессор! Это вообще неприлично — читать чужие письма!

— Это мое письмо!

— Вашим оно станет, когда вы его получите! А пока оно мое! И что вы вообще тут делаете в такую рань?!

— Я пришел посмотреть, что вы тут делаете, мисс Грейнджер. Как раз после того, как прочитал «мое» письмо.

— Какое такое «ваше»?

— Такое, какое вы мне прислали в ночи. Признаться, я был тронут.

— Не-ет… Я не могла.

— Да-а-а… Зная вас, мисс Грейнджер, могу с уверенностью заявить: вы можете все! «Профессор! Какая же я дура!» Содержание оказалось весьма неожиданным, кратким и самокритичным, но совершенно неинформативным. В отличие от этого замечательного во всех отношениях письма, которое пока еще не «мое».

— Отдайте!

— Нет. Экспеллиармус! Я же говорил, что пить вредно. Что это было? Вы хотели меня заавадить, опасная вы женщина?

— Банальный «ступефай», профессор. И может быть ма-аленькое такое заклятье чесотки. В каком-нибудь труднодоступном месте.

— У меня от вас мороз по коже, мисс Грейнджер. Не огорчайтесь так — вполне вероятно, что в следующий раз вы окажетесь быстрее. Зато в качестве компенсации я готов открыть вам самую страшную тайну.

— Мне уже страшно.

— Погодите, еще рано бояться. Дело в том, мисс Грейнджер, что я тоже не смог.

— Не смог — что?

— Не смог забыть. Не смог наложить на себя «обливиэйт». И не собирался даже. Я просто не хотел, чтобы вы начали избегать меня. Все эти годы…

— Да?

— Не сбивайте меня — я сам собьюсь! Вот, уже! Это все вы виноваты!

-Так нечестно, профессор! А-ах! М-м-м… Что это было?

— Это был поцелуй. Как мне кажется.

— Да?

— Скажите уже наконец что-нибудь умное, мисс Грейнджер!

— Я не могу. Кажется, у меня гормональный дисбаланс и что-то такое в животе…

— Бабочки?

— Похоже, что птеродактили. А давайте вы!..

— Что — я?

— Что-нибудь умное скажете, профессор.

— Я про письмо.

— Там еще какая-нибудь ошибка?

— И критичная, Гермиона! Мисс Пратчетт, конечно же, идеальна, но ты упустила самый главный ее недостаток.

— Да-а?

— Да. Она — не ты.

— Ох-х… А… Это… это я теперь должна буду называть вас «Северус», профессор?

— Ни. За. Что! Называй меня «профессор», Гермиона.

— Профессор! Что вы делаете?!

— Скажи это еще раз!

— «Что вы делаете»?

— Нет, не то!

— Профессор!

— Повтори!

— Профессор!

— Да?

— Что вы делаете?

— Я люблю тебя, Гермиона. И больше никогда не позволю тебе об этом забыть.