Легенда об Азоре Ахае, или Принцесса-Уродка, сломанный принц и волшебное дерево (джен)

Есть сказки, которые рассказывают на ночь маленьким детям, чтобы сны их были мягкими и сладкими, как медовые коврижки; но есть сказки и другого рода — из тех, что придумывают взрослые, собравшись у костра... страшные истории, от которых замирает сердце.

Ширен отнюдь не взрослая, костра у нее тоже нет, но сказки ей приходится рассказывать — самой себе, чтобы не было так холодно и одиноко.

Она забивается в темный уголок, где, как ей кажется, тысяча глаз не сможет ее рассмотреть, — и грезит-вспоминает почти наяву. Снова и снова думает о маленькой принцессе-уродке.

* * *

Когда льдом сковало весь мир и снегом засыпало города, маленькая принцесса-уродка осталась совсем одна. Ее все оставили — и отец, и матушка, прямо в центре холодной метели. Она кружила маленькую уродку, била по щекам (каменная ничего не ощущала), но принцесса упрямо шла вперед.

Мертвецы гнали ее все дальше и дальше — жуткие, синеглазые, они шли по ее следам, протягивая алчные скрюченные пальцы, загоняя ее, точно маленького олененка на охоте.

Напрасно принцесса плакала и молилась — только вой ветра был ей ответом. Не отозвалась на ее слезы даже страшная красная колдунья, которая хвалилась, что может услышать даже сонное посапывание мышей за тысячу лиг от ее костров.

Только чернорукие мертвецы, посверкивая в вихрящейся полумгле глазами такими синими, каких никогда не было у синеглазой уродки, спешили за нею.

И вот, когда они почти догнали и схватили принцессу, словно бы из ниоткуда появился добрый великан...

* * *

— Ширен! — слышится звонкий голос, и она содрогается. — Ширен, не прячься. Пожалуйста.

Раньше Ширен могла подружиться с кем угодно — с прислугой, с Эдриком Штормом (жалко, как же жалко, что он ее тоже покинул; будь он рядом, Эдрик бы ни за что не оставил ее одну в вихристой метели, не дал потеряться за Стеной — он был ей настоящим другом).

Но рыжего мальчика — сломанного мальчика, как он сам себя называет, — Ширен боится.

Боится — и жалеет, ведь он чем-то похож на нее саму.

Во-первых, он тоже принц, хотя на своем белом троне из корней чардрева больше напоминает короля. Принцев (и принцесс) на трон ведь не сажают, верно?

Во-вторых, он тоже очень грустный, потому что сломанный; и уж в этом-то Ширен понимает его, как никто другой, — в каком-то смысле она и сама остается сломанной девочкой с каменной коркой вместо щеки.

Но если Ширен прячется в темноте и рассказывает страшные сказки, то Бран слушает шепоты чардрев и тоскует все больше. А иногда принимается ее искать, как сейчас.

— Ширен! — его тоненький голос зовет все настойчивей, и она послушно выбирается из своего убежища, смахивая с волос паутинку...

— Я здесь, — отзывается она полуиспуганно. Бран всегда, всегда находит ее.

— Идем, — машет он с великаньей спины. — Тебя зовет трехглазый ворон.

* * *

И вот словно бы из ниоткуда появился добрый великан, и мертвецы трусливо отступили от принцессы-уродки.

Великан сказал ей: «Ходор», что, без сомнения, означало «Как хорошо, что я успел вас спасти, маленькая принцесса, не позволите ли взять вас на руки?». И принцесса, конечно же, позволила. Она очень устала и испугалась.

Великан нес принцессу долго-долго, уносил за тридевять земель, все дальше и дальше за Стену, в дальние края вечной зимы, где кончаются любые карты.

На самом краю земли была пещера.

В пещере жили сломанный принц и диво дивное — то ли древний старик, то ли дерево.

Принцесса им, разумеется, поклонилась, не показывая своего страха.

Сломанный принц ничего не сказал, а дерево в стариковском обличии, настоящее волшебное дерево, шепнуло:

— И было сказано: «Когда звезды заплачут кровью, родится тот, кто спасет этот мир. Родится он среди дыма и соли и закалит свой меч в любящем сердце». Знаешь ли ты эту легенду, дитя?

— Конечно, знаю, — кивнула принцесса. — Красная ведьма говорила, что она о моем отце.

Волшебное дерево рассмеялось тихо, так тихо, будто ветер прошелестел в ветвях:

— О нет-нет, и ты еще узнаешь об этом. А пока — оставайся с нами.

И принцесса осталась — куда еще ей было идти?

Сколько чудес она видела в пещере!

И диковинные, бледно светящиеся огни, разгоняющие тьму, и мосты из белых, как кости, корней чардеревьев — сотни мостов, перекинувшихся через сотни пропастей... И детей леса, вечно юных и бесконечно старых, с прекрасными голосами, поющих на неведомом языке, — принцесса видела даже их.

И конечно же, сломанного принца и волшебное дерево.

Они редко говорили с маленькой принцессой-уродкой — они слушали шепоты всех времен этого мира, грядущего и былого, — но когда все же заговаривали, принцессе становилось куда страшнее, чем в темноте.

— Чего ты боишься? — спрашивало ее дерево, сверля принцессу-уродку единственным алым глазом, казавшимся кровавой раной на иссохшем лице.

— Драконов, — отвечала она. — Они приходят ко мне во снах, темнотой и пламенем.

* * *

Старые пальцы, легкие и будто состоящие из древесной пыли, касаются еще более древнего клинка. Он сам состарился так быстро... ужасно быстро. А Темная сестра все так же юна и совершенна, как в день, когда ее выковали.

— Сестра.

Это слово будит призраков памяти, вызывает видения серебра — всегда серебра, никогда золота, — сапфиров и изумрудов.

Будто наяву он слышит звонкий смех, ему чудится призрак ее светлой улыбки — и всякий раз вслед за ними приходит горькое разочарование.

— Ты видел девочку, Бран? — шелестит Бринден, чувствуя, как расстается еще с толикой сил. Будто еще один мертвый алый лист сорвался с ветки.

— Я видел ее, — неуверенно отзывается мальчик. — Она пылала... и в руках ее был огненный меч...

Бринден покачивает клинок из сумрачной стали — почти насмешливо.

— Этот меч сделан по женской руке. Раньше он принадлежал королеве Висенье.

— Моя сестра любила королеву Висенью и королеву Нимерию, — угрюмо отвечает Бран, — и долго не могла решить, как же назвать свою волчицу.

— Нам всем приходится однажды совершать выбор, — вздыхает Бринден едва слышно. — Найди Ширен, Брандон Старк. Найди ее — и не оставляй никогда.

* * *

Долго говорил с принцессой старик-дерево: рассказывал о долгой зиме и шепоте мертвецов, о стенающих детях и горестях матерей — и сердце ее сжималось от ужаса; но рассказывал и о волшебных мечах и чудесных героях — и страх принцессы понемногу таял.

На миг пещера показалась ей даже красивой: бледные стены, выложенные странными светлыми кристаллами, почти светились в полумраке, а голос старика звучал мягко и убаюкивающе.

И дети леса пели, пели прекрасные песни...

* * *

— Что это за камень? — касается Ширен бледных стен.

— Соль, — улыбается дерево бескровными губами. — Много соли в стенах этой пещеры, будто все человечество однажды пришло сюда поплакать. Слезы солоны, девочка, но здесь соли еще больше. Видишь меч у меня в руках?

Ширен неуверенно кивает.

— Бери его, — приказывает старик угасающим голосом.

* * *

...И подарило волшебное дерево принцессе-уродке волшебный меч, и в ту же секунду смолкли волшебные песни.

И пришел огонь в пещеру.

И запылало все вокруг.

Заплакала принцесса, чувствуя близкую гибель, а дерево взмолилось о милосердии.

— У меня любящее сердце, — сказало оно. — Много лет оберегало оно этот мир. Сохрани его от огня в этом клинке, принцесса!

И принцесса заплакала. Жалко ей было волшебное дерево, жалко было и его доброе сердце...

* * *

Кашляя, задыхаясь от дыма, Ширен поднимает меч. Ей кажется, что она попала в свой давний кошмар, полный темноты, пламени и крови, — а еще едкого, жгучего дыма.

Но в своих снах она всегда была одинока. А сейчас старик смотрит на нее так внимательно, так настойчиво...

— Это древняя магия, — говорит он так спокойно, точно пламя и смерть вовсе не смыкают объятия вокруг их тел. — Милосердия!

Напоследок Ширен будто слышит голос отца, твердящий, что она должна быть достойной, — и поднимает меч, погружая его в переплетение корней, в рассыпающуюся, дрожащую от боли и жара плоть.

Как ни странно, ей совсем не больно.

Этот огонь не ее. Этот кошмар не ее.

— Среди дыма... — выдыхает древовидец, трехглазый ворон, обнимая клинок в своей груди.

Как много здесь дыма, верно.

— И соли...

Соли тоже предостаточно. Так много соли в стенах этой пещеры, будто все человечество однажды пришло сюда поплакать.

— Под кровоточащей звездой... — из последних сил выговаривает Бринден Риверс.

Из уцелевшего глаза, алого, сияющего, как звезда, алым червем скользит струйка крови.

И меч в его груди пылает ярче, чем солнце.

* * *

Когда льдом сковало весь мир и снегом засыпало города, маленькая принцесса-уродка обрела волшебный меч для спасения человечества.

Она больше никогда не оставалась одна — рука об руку шли с нею сломанный принц и его добрый великан.

И столько было в принце и принцессе силы и мудрости, что даже мертвые отступали перед ними...

И жили принц и принцесса долго и счастливо, и сердце волшебного дерева сияло в огненном мече, освещая им путь — до конца дней этого мира...