Плюшевый замок (джен)

— «Гринготтс», — объявил Хагрид.

Они находились перед белоснежным зданием, возвышавшимся над маленькими магазинчиками. А у отполированных до блеска бронзовых дверей в алой с золотом униформе стоял…

— Да, это гоблин, — спокойно сказал Хагрид, когда они поднимались по белым каменным ступеням.

Гоблин был на голову ниже Гарри. Немного взъерошенный, со смуглым умным лицом, острой бородкой и, как заметил Гарри, очень длинными пальцами и ступнями. Он поклонился, когда они входили внутрь. Теперь они стояли перед вторыми дверями, на этот раз серебряными. На них были выгравированы строчки:

Входи, незнакомец, но не забудь,

Что у жадности грешная суть,

И если пришёл за чужим ты сюда,

Отсюда тебе не уйти никогда.

— Я же тебе говорил: надо быть сумасшедшим, чтобы попытаться ограбить этот банк! Самое надёжное место в мире — после, конечно, Хогвартса.

Гарри показалось, что встретивший их гоблин как-то зло посмотрел на Хагрида после его слов. Но сам Хагрид, похоже, ничего не заметил и прошёл сквозь серебряные двери в мраморный зал, где за длинной стойкой сидело ещё много гоблинов — они делали записи в больших гроссбуках, взвешивали монеты на медных весах, разглядывали драгоценные камни. Другие гоблины впускали и выпускали людей через огромное количество дверей, ведущих из холла к, должно быть, сейфам. Хагрид и Гарри подошли к стойке.

— Доброе утро, — обратился Хагрид к свободному гоблину: — мы пришли, чтобы взять немного денег из… э-э… сейфа мистера Поттера.

— У вас есть ключ, сэр?

— Да, где-то был, — ответил Хагрид и начал выкладывать содержимое карманов на стойку. Гоблин сморщил нос, когда пригоршня заплесневелых собачьих бисквитов посыпалась на его бухгалтерскую книгу.

— Нашёл, — наконец сказал Хагрид, протягивая крошечный золотой ключик.

Гоблин осмотрел ключ, кивнул:

— Прекрасно, сейчас вас отведут вниз к вашему сейфу.

— Да, и ещё я хотел бы забрать сами-знаете-что из сейфа семьсот тринадцать.

Гоблин резко изменился в лице, как будто чем-то поперхнулся.

— Кто… Откуда…

— Вот, у меня есть письмо от профессора Дамблдора, насчёт…

— Как профессор Дамблдор об этом узнал?!

Гарри и Хагрид непонимающе смотрели на гоблина в алой униформе, с едва заметными на смуглой коже кругами под глазами.

— Прошу прощения. Боюсь, что вам придётся поговорить с директором банка, прежде чем забрать содержимое сейфа семьсот тринадцать. Крюкохват!

Крюкохват тоже был гоблином. Он провёл их за стойку и открыл небольшую, ростом с Гарри, дверь. Хагрид замялся:

— Я не пролезу… э-э… в такую…

Крюкохват щёлкнул каким-то механизмом, спрятанным в косяке, и часть стены над дверью отодвинулась в сторону. Втроём они вошли в просторный круглый зал, где за высоким столом сидели несколько гоблинов в украшенных драгоценными камнями костюмах и о чём-то тихо переговаривались. Крюкохват подошёл к одному из них, в костюме, практически полностью состоящем из мелких и крупных камешков, и что-то прошептал ему.

— Значит, у вас есть письмо от Дамблдора насчёт сами-знаете-чего в сейфе семьсот тринадцать? — в отличие от гоблина за стойкой, у директора Гринготтса не дрогнул ни один лицевой мускул.

— Да, — ответил Хагрид. Он не понимал, почему сегодня сотрудники банка ведут себя так странно.

— Похоже, вы считаете наш банк недостаточно надёжным хранилищем для такой ценности и собираетесь её перепрятать. В Хогвартсе, верно?

— Вас… э-э… господин директор, это не касается.

— Действительно, прошу простить мне моё любопытство. С недавних пор мы усилили охранные меры, и потому вам придётся пройти несколько простых процедур. Ничего необычного: тесты на Империус, Оборотное зелье и тому подобное.

Хагрид пробурчал что-то недовольное в ответ. Ему совсем не улыбалось тратить пару часов на бессмысленные проверки.

— А вы, мистер Поттер, пришли, чтобы забрать часть денег из вашего фамильного сейфа? Не переживайте, мы не станем вас задерживать.

После этих слов директор наклонился и шёпотом отдал Крюкохвату какие-то указания. Тот поклонился, подошёл к Гарри и провёл его через мраморный зал в узкий каменный коридор, освещённый горящими факелами. Дорога круто уходила вниз, на полу были тоненькие рельсы. Крюкохват свистнул, к ним с лязгом подкатила маленькая тележка. Они забрались внутрь и поехали.

Сначала они неслись сквозь лабиринт петляющих коридоров, потом тележка резко ушла вниз, и Гарри обдало ледяным воздухом — показалось огромное подземное озеро. Сердце одиннадцатилетнего мальчишки замерло от страха и восторга, от этой непередаваемой смеси ощущений, знакомой большинству его сверстников по катанию на американских горках.

— Мистер Поттер, позвольте с вами поговорить? — Крюкохват говорил достаточно громко, заглушая шум тележки.

— М-м? — Гарри был слишком увлечён безумной гонкой, чтобы ответить более внятно.

— Мистер Поттер, этой осенью вы впервые поедете в Хогвартс, верно?

— Ага, — Гарри не понимал, для чего гоблину потребовалась беседа с ним.

— Мистер Поттер, я слышал, что вы воспитывались в маггловской семье. А что вы знаете о школе, в которой собираетесь учиться? — несмотря на явную незаинтересованность Гарри в беседе, Крюкохват продолжал свой опрос.

— Только то, что там учат магии, и что мои родители тоже учились там.

— А что вы знаете о своей семье, о том, кто был родоначальником династии Поттеров?

— Ничего, тётя не рассказывала мне о маме и папе.

Гоблин замолчал, и остаток пути не отвлекал Гарри от разглядывания банковских подземелий. Тележка, наконец, остановилась около маленькой двери в стене, Крюкохват достал ключик и отпер её. Изнутри вырвалось облако зелёного дыма, а когда оно рассеялось, Гарри ахнул. Внутри были кучи золотых монет. Колонны серебряных. Горы бронзовых. Гоблин улыбнулся, увидев восторг на лице Гарри:

— Это всё ваше, мистер Поттер. И всё-таки постарайтесь не истратить всё за раз.

«Истратить всё за раз» казалось просто невозможным, запас золота в сейфе выглядел неисчерпаемым. Дурсли наверняка не знали об этих деньгах, иначе бы отняли их, не успел он и глазом моргнуть. Гарри почему-то был уверен, что неприязнь Дурслей к магическому миру на деньги не распространяется.

Пока Гарри набивал сумку монетами, гоблин съездил куда-то на самоходной тележке и вернулся с прямоугольным свёртком в руках:

— Мистер Поттер, эта вещь, хоть и не хранилась в вашем сейфе, тоже является фамильной ценностью Поттеров, и я должен вернуть её законному владельцу. Автор этого дневника, тот родоначальник династии Поттеров, о котором вам ничего не рассказали, когда-то оставил её гоблинам в обмен на свой впоследствии знаменитый меч. Думаю, что эта книга понадобится вам в вашей школьной жизни.

Гарри принял свёрток и сунул новоприобретённую фамильную ценность в сумку с монетами. Гоблин продолжил:

— Позвольте дать вам совет, мистер Поттер: перед тем, как ехать в незнакомое место, постарайтесь узнать о нём как можно больше, даже если это школа, в которой учились ваши родители. В книжных магазинах Косого Переулка продаются свежие издания «Истории Хогвартса», но её данные не всегда достоверны, многие факты скрыты, чтобы не испугать студентов и их родителей, поэтому я настоятельно советую вам найти как можно более старый экземпляр этой книги, чтобы иметь правильное представление о месте, в котором собираетесь учиться.

Хагрид ничего не заподозрил, когда Гарри попросил продавца из «Флориш и Блоттс» показать ему «Историю Хогвартса», а потом отвлёкся на стенд с пятьдесят четвёртым, дополненным изданием «Фантастических тварей» Ньюта Саламандера. В это время Гарри понял, что все «Истории Хогвартса», имеющиеся в продаже, слишком свежие, и услуживый продавец предложил ему залежавшийся экземпляр «Комментариев к „Истории Хогвартса“ Эмерика Борако», тоненькую книжку, которая лет двести пылилась на складе «Флориш и Блоттс».

Если вы хотите узнать моё мнение о том, с чего всё началось, то вот оно: мне кажется, Основатели просто устали от идиотов. Иначе с чего бы четверым величайшим волшебникам своего времени запираться с двумя сотнями малолетних колдунов? И никого к себе не пускать. По-моему, всё просто: общество взрослых волшебников не отвечало их представлениям о приятной компании, и четверо разочаровавшихся в своих современниках магов отгородились от внешнего мира, впустив к себе только тех, кого ещё можно было перевоспитать. Одиннадцатилетних детей под предлогом обучения волшебству приглашали в Хогвартс и семь лет воспитывали из них людей, с которыми можно было о чём-то разговаривать.

С такой точки зрения становится понятной странная хогвартская система распределения по факультетам: Гриффиндор отбирал для себя авантюристов, будущих товарищей по походам; Слизерин искал среди первокурсников тех, из кого могли бы вырасти достойные оппоненты в политических играх; Когтевран выбирала любопытных и любознательных, интересных собеседников, задающих неожиданные вопросы и дающих неожиданные ответы; а Пуффендуй брала к себе всех остальных и воспитывала из них дружный отряд пуффендуйцев, верных друг другу и преданных своей наставнице.

Каждый создавал на своём факультете атмосферу, приятную лично ему.

Было что-то такое в интонации, с которой гоблин давал ему советы, что заставило Гарри, вернувшись из Косого переулка на Тисовую улицу, первыми распаковать «Комментарии», и начать их читать, толком не рассмотрев ни котёл, ни палочку, ни остальные учебники. Эмерик Борако рассказывал о причинах, которые, по его мнению, объясняли те или иные факты из истории школы. Любой взрослый читатель сказал бы, что автор переборщил с цинизмом, но Гарри было всего одиннадцать, он первый раз в своей жизни столкнулся с цинизмом и, к тому же, просто не умел ещё относиться к книгам со скептицизмом и недоверием. Гарри верил всему, что писал Борако. Гарри верил, что Хогвартс — школа, на счёту которой полторы сотни погибших учеников. Гарри верил, что в Хогвартсе преподавали самые худшие учителя, каких только можно вообразить: некомпетентные, злые, манипулировавшие учениками, злоупотреблявшие властью. Эмерик Борако описывал, как всё это могло произойти: после смерти Основателей директора Хогвартса всё чаще чувствовали себя в первую очередь владельцами гигантского замка с прекрасной системой охранных чар, а не директорами школы, ответственными за две сотни детей. Эти люди использовали школу как крепость, как штаб-квартиру разных легальных и не вполне организаций, членов которой записывали учителями, завхозами, целителями, лесниками. Часто профессорами в Хогвартс принимались друзья директора, которые никак не могли найти работу в другом месте. Естественно, такие методы подбора персонала ни к чему хорошему не приводили, и дети получали травмы на уроках, страдали из-за неправильного лечения.

Через некоторое время родителей студентов стала всерьёз напрягать такая ситуация, и несколько самых богатых и влиятельных родителей образовали Попечительский совет Хогвартса, который имел власть увольнять плохих учителей. Нельзя сказать, что ситуация заметно улучшилась, зато дети членов Попечительского совета быстро почувствовали, что большинство учителей боятся их наказывать. Эти дети, объединившись в компании, ловили в коридорах младшекурсников с других факультетов и издевались над ними, иногда — практически под носом у учителей. Хулиганство крепко вьелось в хогвартскую повседневную жизнь. Гриффиндорцы задирали слизеринцев, слизеринцы задирали пуффендуйцев, когтевранцы задирали гриффиндорцев, и только пуффендуйцы обычно никого не трогали. Уже введённая к тому моменту система Кубка Школы только обостряла эту межфакультетскую вражду. Более того, учителя, абсолютное большинство которых закончили Хогвартс, часто вовсю пользовались своим правом прибавлять и отнимать баллы, чтобы выдвинуть на первое место свой факультет. Не говоря уже о директорах, которые часто приглашали преподавать в Хогвартсе своих друзей, обычно закончивших тот же факультет, и преемника себе они тоже обычно выбирали со своего факультета.

Остаётся только посочувствовать стране, чья национальная магическая школа веками формировала традиции игнорирования техники безопасности на уроках, хулиганства, межфакультетской ненависти и наплевательского отношения к детям.

Солнце давно сбежало в Америку, уступив небо над Тисовой улицей прохладной летней ночи. Гарри закрыл «Комментарии» Борако и перевернулся на кровати. Мальчик потерянно смотрел в потолок, на жёлтую луну, нарисованную фонариком, как будто она могла утешить его, как-то оправдать прочитанное, напомнить, что с момента издания этой книжки прошло двести лет и что наверняка за эти двести лет что-то изменилось, что директор Дамлбдор точно не стал бы принимать кого-то на работу только потому, что этому «кому-то» негде больше работать. Или потому, что директору нужно держать этого человека рядом. И на уроках ученикам больше ничего не грозит, перед практикой по заклинаниям, трансфигурации, полётам на мётлах досконально изучается теория, и завалившие теоретический зачёт к практике не допускаются; на травологии и твареведении никто больше и близко не подпустит студентов к опасным созданиям, и, конечно же, учителя относятся к ученикам профессионально корректно, никому и в голову не приходит пользоваться властью и награждать незаслуженными баллами любимчиков со своего факультета, унижая других студентов. И уж конечно наказания не выходят за рамки мытья котлов.

Жёлтая луна подмигнула Гарри, и пропала, умерли батарейки. Чёрная сфера окружающего пространства зализала круглую рану. Гарри почувствовал, как возвращается страх, отогнанный было жёлтыми мыслями. Гарри почувствовал липкие пальцы страха на спине, под футболкой, как от присутствия дементора (хотя Гарри, конечно же, ещё не знал, кто такие дементоры). В голове затеяли игру в чехарду неприятные мысли о том, чтобы остаться с Дурслями. «Тут безопасно» — нашёптывали предательницы. «Тут никто не превратит тебя в кенгуру», «Тут нельзя упасть с метлы», «Тут тебе не грозят заклятия старшекурсников-хулиганов» — сценарии смерти, один страшнее другого, проносились друг над другом в испуганном воображении Гарри. «Здесь безопаснее» — слились в один голоса паникёрок.

Ночь требовала подчиняться её законам, и Гарри погрузился в вязкую полудрёму, когда строгие чёрные слова и фразы, из которых состояли мысли, расплывались цветными пятнами сновидений. Гарри снилась толпа одинаковых Дадли в мантиях с красно-зелёной оторочкой, они гонялись за ним по коридору, слепленному из живого горячего теста, это тесто было ненадёжной опорой для ног, оно подло проваливалось лестницей прямо под ним, или внезапно вставало на дыбы тупиком, и тогда толпа запыхавшихся Дадли пускала в него красные искры, и эти искры прожигали футболку и оставляли быстро надувающиеся красные ожоги на коже. Гарри почувствовал, что одна из искр приземлилась на джинсы, и сквозь прожжённую дырку наружу полез поросячий хвостик…

...и проснулся. Ночной кошмар растаял, оставив после себя мокрые пятна на подушке. Величественная белая сова, заметив, что хозяин проснулся, недовольно ухнула, и хозяин виновато протянул совиную вафлю, небольшой запас которых был куплен вчера в Косом переулке.

— Ну прости, прости, не обижайся.

После паузы, которая должна была показать её презрение к тем хозяевам, которые, принеся новую сову домой, не удосуживаются даже налить воды в поилку, сова всё-таки приняла угощение.

— Ты ведь письма можешь передавать, верно? Передашь моё письмо в Хогвартс?

Полярная приняла позу, которая на совином языке жестов, должно быть, означала «Я подумаю, и может быть, за соответствующее вознаграждение…»

Но хозяин, похоже, гордо задранный клюв понял по-другому — «Подумаешь, Хогвартс! И подальше летали» и вернулся на кровать, захватив с собой какую-то бумагу, карандаш и книгу в твёрдой обложке, аккуратно обёрнутую в несколько слоёв чего-то чёрного, напоминающего пергамент. Коленки и книга сложились в удобный маленький столик, и на бумаге появились первые неуверенно-серые слова письма.

Директору школы Чародейства и Волшебства «Хогвартс»

Альбусу Дамлбдору

Уважаемый мистер Дамлбдор! Хочу предупредить Вас о том, что я отказываюсь от места в Вашей школе чародейства и волшебства «Хогвартс» в связи с тем, что…

Карандаш замер над последним словом, неуверенно-медленно начал опускаться вниз, но на полпути резко передумал. Подрожал на месте, медленно начал опускаться и снова замер. Не то, всё не то. В связи с чем можно отказаться от такого приглашения, какие вообще могут быть внятные причины для отказа? Все варианты фразы «потому, что я боюсь», приходящие в голову Гарри, отметались, отбраковывались как жалкие. Детский лепет. «В связи с тем, что уровень безопасности студентов в Вашей школе не кажется мне достаточно высоким»? Хм, уже неплохо. Карандаш в третий раз начал опускаться, но… «Стоп. А корректно ли делать такое заявление на основании источника (сомнительной авторитетности) двухсотлетней давности?», — мысли по инерции формулировались как-то излишне официально. Гарри вздохнул и отложил карандаш. Удачное окончание этого предложения всё никак не приходило в голову. Взгляд Гарри замысловатой ломаной шагал по чулану, надеясь наткнуться на что-то, что может навести на мысль. Сова, окно, упаковка совиных вафель. Стопка учебников, волшебная палочка, котёл. Табуретка, стопка футболок. Подушка, карандаш, письмо. Чёрный прямоугольный свёрток.

Чёрный прямоугольный свёрток? «Наследство», переданное гоблином? Гарри вдруг стало интересно, что там. Конечно, скорее всего, это что-то волшебное, какой-нибудь артефакт эпического уровня — жаль только, что человеку, отказавшемуся от учёбы в «Хогвартсе» навряд ли придётся им воспользоваться. Пергамент неохотно развернулся, и в руках у Гарри оказалась чья-то потрёпанная записная книжка. Он аккуратно — книжка выглядела так, будто развалится от неуклюжего прикосновения — открыл её, и во все глаза уставился на единственную строчку на первой странице, не веря и не понимая:

Принадлежит Г. Гриффиндору.