Родная кровь – не водица (джен)

Когда в среду мистер и миссис Дурсль проснулись скучным и серым утром, ничто, включая покрытое тучами небо, не напоминало о странностях вчерашнего дня, и уж тем более не предвещало, что грядущий день бесповоротно изменит их налаженную, уютную и добропорядочную жизнь.

Пока Петунья ворковала над их маленьким сыном, Вернон, тщательно выбрив щеки и подбородок и расчесав свои пышные моржовые усы, опасливо покосился на телевизор и развернул недочитанную вчера газету. Вчерашние новости — все эти черт знает что на себя нацепившие люди, совы средь бела дня, странные кошки и прочий неприятный и тревожащий бред — за ночь померкли, а теперь и вовсе отступили под натиском курса валют и котировок акций. Вернон тщательно прочитал статью с экономическим прогнозом и недовольно покачал головой: кризис затянулся, и хотя до сих пор его фирма держалась на плаву, если так пойдет и дальше, для «Граннингс» настанут тяжелые времена.

Петунья принесла Дадлика, посадила в манеж и засуетилась у плиты: яичницу с ветчиной для них с Верноном, жидкую сладкую кашку для ребенка, тосты к чаю. Вернон тем временем умиленно смотрел, как сын колотит погремушкой по сетке манежа.

Наконец завтрак был готов. Но, прежде чем сесть за стол, Петунья собрала пустые бутылки из-под молока и понесла выставить на крыльцо, для молочника.

Через минуту до Вернона донесся ее пронзительный вопль.

С этой самой минуты день пошел наперекосяк, и очень быстро стало ясно, что одним днем дело не ограничится. Вчерашние таинственные Поттеры оказались теми самыми Поттерами, которых Вернон в первый и последний раз видел на их с Петуньей свадьбе — пригласить сестру на собственную свадьбу с волшебником Лили Эванс не сочла нужным. А вчерашний Гарри Поттер — тем самым Гарри, который хныкал сейчас на руках у растерянной Петуньи. На лбу у малыша кровоточил глубокий порез, Петунья прижимала к нему смоченную перекисью салфетку.

— Вернон…

— Да, дорогая? — Вернон посмотрел на часы, пробормотал: — Через четверть часа нужно будет позвонить, что я задерживаюсь.

— Вернон, там было письмо. Прочти…

Вернон быстро пробежал глазами несколько ровных строчек, написанных очень мелким почерком, с дурацкими завитушками, и почему-то зелеными чернилами. Покачал головой:

— Что за манера сообщать дурные вести. Могли бы прийти сами, как нормальные люди. Еще и ребенка на крыльце бросить, в такой холод! Надеюсь, он не заболеет и не заразит нашего Дадли. Дорогая, — он смущенно кашлянул, чувствуя, что говорит что-то не то, но не зная, как перейти к главному. — Петунья… Твоя сестра мертва.

Собственно, мертва была не только Лили, но и ее ненормальный муж, но вот уж до кого Вернону не было никакого дела! Заносчивый, высокомерный хлыщ, который так выпячивал свою ненормальность, что дело кончилось скандалом. Петунья о нем тоже плакать не станет, но с сестрой она переписывалась, хотя и не рассказывала Вернону, что в этих письмах. Наверняка всякие бабские глупости.

Вернон перечитал письмо еще раз и вдруг понял, что еще его смущало:

— Э-э, Петунья… Эти ненормальные оставили ребенка нам, но здесь нет никаких документов. Только письмо со всяким их ненормальным бредом! Боюсь, придется вызывать полицию, но, дорогая, если мы покажем им это… они еще решат, чего доброго, что все это какой-то дурацкий розыгрыш!

Петунья протянула руку, и Вернон вложил в нее хрустящий лист непривычно плотной, желтоватой бумаги. Он смотрел, как жена читает — медленно, часто моргая и вытирая слезы, и думал сразу о многих вещах. О том, что нужно перенести на завтра совещание, а сейчас, вот прямо сейчас же, позвонить секретарше и сказать, чтобы записывала звонки и сразу же докладывала ему домой, если произойдет что-либо, требующее срочного вмешательства. О том, что полиции нельзя рассказывать о ненормальности Поттеров, а значит, придется врать, и нужно вместе с Петуньей придумать, что именно. О том, что мальчишка тоже может оказаться ненормальным, но, может быть, если правильно его воспитывать, получится выбить всю эту дурь и сделать из него человека? Уж будьте покойны, Вернон Дурсль не позволит ребенку стать таким же чокнутым уродом, как его папаша!

— Мы ведь оставим его? Вернон?

— А? Конечно, Петунья. Какой бы ни была твоя сестрица и особенно ее муженек, ребенок не виноват. В нем и твоя кровь. Вот только документы… Что мы скажем полиции?

За что, в числе прочих достоинств, мистер Дурсль любил свою жену — она не просто была умна, в трудных обстоятельствах ее мозг начинал работать с не меньшей скоростью, чем самые скоростные дрели, всверливаясь в проблему так же беспощадно и неотвратимо. На ее здравый смысл можно было положиться, а ее талант рассмотреть ситуацию со всех сторон, выделить главное и предложить оптимальное решение заставлял лишь жалеть, что Петунье совершенно не интересны проблемы производства и сбыта инструментов. Иначе он выгнал бы к чертям весь свой аналитический отдел и посадил бы на их место одну Петунью — толку было бы больше!

— Мы скажем… — Петунья отложила пропитавшийся кровью кусок бинта и пересадила племянника на высокий детский стульчик: — Гарри, я думаю, проголодался. Хорошо, что от Дадли осталось немного каши, сейчас не до готовки. Я думаю, не стоит показывать полиции это письмо.

Она кормила Гарри — тот ел жадно, не плевался, как Дадли, только иногда замирал и вздрагивал, и тогда Петунья тихо гладила его по черноволосой голове.

— Мы скажем, что моя сестра сбежала из дома с парнем по фамилии Поттер, и больше мы ее не видели. Что если она и вышла потом замуж, нам об этом ничего не известно. Пусть сами ищут документы о бракосочетании, сомневаюсь, что они что-нибудь найдут, да и какая разница. А мы просто нашли на крыльце корзину с малышом — что за дурной вкус, как будто мы живем в каком-нибудь Египте времен Моисея! Я скажу, что малыш — вылитый папаша, насколько можно судить в его возрасте…

— Кстати, так оно и есть, — неодобрительно ввернул Вернон.

Петунья скормила Гарри последнюю ложку каши, вытерла перепачканный рот, кивнула и продолжила:

— А самое главное, Вернон… Прости, я не хотела тебе это говорить… Ты знаешь, я и сама подумала, что все это чушь, но… — Она замялась и наконец выпалила: — В последнем письме Лили писала, что боится за ребенка. Там нет ничего… ненормального. Обычные плохие сны и дурные предчувствия, и несколько намеков на то, что за Поттерами охотится какой-то маньяк. И что она жалеет, что вынуждена прятаться и не высовывать носа из дома, потому что скучает по мне и хотела бы встретиться. Если мы покажем полиции это письмо, как ты думаешь, могут они предположить, что Лили тайком передала нам сына, чтобы уберечь его? Может быть, через кого-то, кто не захотел нам показываться? Может быть, она надеялась потом забрать его, но…

— Звучит чертовски мелодраматично, — мистер Дурсль шумно, как-то по-моржовьи, вздохнул и поднялся на ноги. — Думаю, не стоит тянуть. Вызову полицию, а потом позвоню в офис, сообщить, что сегодня меня не будет. А если полиция не проглотит твою версию, можно просто усыновить мальчишку. Возможно, волокиты будет больше, но не это главное. Мы-то знаем, что он наш племянник.

Петунья подогревала для Гарри остатки молока, когда Дадли вышвырнул из манежа свою погремушку и громко заревел.

— Трудновато придется, — пробормотал Вернон. — На няньку денег нет…

Посмотрел на растерянную жену и выдавил ободряющую улыбку:

— Зато когда мальчишки подрастут, в четыре кулака они дадут отпор любому. Когда придет время отправлять их в школу, тебе не придется тревожиться насчет хулиганов.

— В школу… — Петунья покачала головой. — Давай не будем заглядывать так далеко. Нам бы сегодняшний день пережить…