Отец (джен)

Отец

Над Хогвартсом бушевала зимняя вьюга, поднимала снег с окрестных полей и вздымала его в стылое небо, создавая причудливые фигуры. Если бы не адский холод, эти картины могли бы очаровать какого-нибудь любопытного студента, выглянувшего из окна. Но все обитатели замка предпочитали держаться поближе к натопленным каминам. Даже птицы в совятне сбились в кучу и, повернувшись хвостами к миру, пытались согреться и задремать. Единственным человеком в эту ночь, добровольно отказавшимся от тепла уютной гостиной, был Драко Малфой.

Худощавый юноша, стараясь не шуметь, пробирался по выстуженным коридорам Хогвартса. Его путь лежал почти через весь замок — из подземелий, где обитали слизеринцы, до ничем не примечательной стены на восьмом этаже. Его всегда такая аккуратная прическа растрепалась, лицо было бледнее обычного, а серые глаза воспалены. Весь вид его говорил о том, что он переживает не лучшие времена. Любой знакомый с Драко Малфоем никогда в жизни не поверил бы в то, что этот чистокровный сноб, уверенно почивающий на лаврах древней фамилии, может быть настолько подавлен. Гораздо правдоподобнее выглядела бы версия, что где-то в Хогвартсе без присмотра осталась бочка Оборотного. Но это была правда: Драко Малфой был несчастен и до чертиков испуган.

Шестой год обучения в Школе Чародейства и Волшебства стал для Драко непривычно тяжелым. Провал отца в Министерстве, его заточение в Азкабан, павший на семью позор заставили младшего Малфоя впервые в его сознательной жизни захотеть стать невидимкой. Но хуже всего было задание, возложенное на него Темным Лордом. Задание — наказание или проверка преданности? Ответа Драко не знал, но одно было ясно: от исхода дела зависит честь его семьи и вся его дальнейшая жизнь, особенно ее продолжительность. Драко чувствовал себя брошенным без волшебной палочки, без веревки и без доброго совета перед пропастью, на другой стороне которой, возможно, его кто-то ждет. Всегда чувствовавший себя довольно одиноким, сегодня Драко был как будто один в целом мире.

* * *

Семья Малфоев, несмотря на всю ее внешнюю холодность, была любящей. Люциус и Нарцисса тепло относились друг к другу, между ними была особая связь, возникающая после многих лет брака. Эта связь позволяла им общаться взглядами, понимать друг друга без слов, а только по наклону головы или выражению лица. Драко стал венцом этих отношений, сыном, которому предначертано было продолжить славный род Малфоев. И его любили. Особенно мать. Нарцисса обожала своего единственного ребенка и всегда готова была подобно львице броситься на защиту детеныша. Любил мальчика и Люциус. Но в новорожденном Драко Малфой-старший с самого первого дня его жизни видел не столько трогательные маленькие ручки, крошечный носик и розовые пяточки, сколько наследника, продолжателя традиций, преемника, честь и славу семьи. И чем старше становился мальчик, тем больше внимания Люциус уделял тому, чтобы вырастить из сына достойного чистокровного волшебника.

О том, что Драко — уникальный, ему твердили с пеленок. Богатый, родовитый, состоящий в кровной связи со всеми самыми знаменитыми древними волшебными фамилиями Англии, он должен был быть выше простых смертных, блюсти честь семьи и не пятнать себя нежелательными связями. Этот тезис был основополагающим в системе воспитания, принятой Люциусом. В друзья Драко предлагали таких же, как он сам, детей с идеальным семейным древом, в частности отпрысков бывших Пожирателей Смерти. Но все эти юные Нотты, Крэббы и Гойлы были неинтересны Драко. Не лишенный озорства и ума, он отчаянно скучал в их компании и стремился понять, чем же так плохи выходцы из обычного мира.

Когда Драко еще не минуло шести, он нашел себе настоящего друга. Из обширного сада поместья Малфоев Драко через ограду тайком пробирался в соседнюю деревню, где наблюдал за играми детей-маглов. Конечно, родители твердили ему, что маглы — не чета волшебникам, но он не мог совладать с любопытством и при любой возможности удирал посмотреть на далекие от навязанных ему чинных игр забавы деревенских детей. В одну из таких вылазок Драко рассекретили. В кусты, где он прятался, залетел мяч, которым перебрасывались местные девочки. Одна из них побежала искать пропажу. Не успел Драко даже испугаться, как между зеленых ветвей показалось веснушчатое лицо. Карие глаза оглядели мальчика, две руки схватили мяч и пропали. Но уже спустя несколько минут девочка появилась вновь. Она была не старше Драко, с гривой непослушных каштановых волос, очень загорелая и с веснушками на носу.

— Ты чего тут сидишь? — спросила она. — Почему не выходишь играть с нами?

— Мне родители не разрешают с вами играть, — насупившись, ответил Драко.

— Глупости! Что плохого в том, чтобы веселиться? — улыбнулась она, обнажив ряд белых зубов с чуть выступающими резцами.

Драко и сам не знал, что же тут плохого. Они посидели в кустах еще немного. Девочку звали Анной, она без умолку тараторила, рассказывая Драко о себе, своей семье и многочисленных братьях и сестрах, о том, как они весело проводят лето, купаясь в речке, играя в прятки и гоняя соседских кур. Драко слушал и завидовал этой простой жизни, лишенной этикета, чопорности и важности, ему смертельно хотелось хоть денек провести вместе с этой веселой девочкой и ее братьями, забыть о приличиях и чести, о правилах и достоинстве, просто без оглядки повеселиться, как все другие дети.

Теперь, каждый раз сбегая из сада, Драко встречался с Анной. Они гуляли по окрестностям, играли в простые детские игры, разглядывали дно речки, свесившись с моста, ловили улиток и много-много смеялись. Иногда Драко показывал своей подруге «фокусы». Ради ее удивленного взгляда и заливистого смеха он готов был рискнуть своей тайной, хотя отчаянно боялся, что она испугается и больше не будет с ним дружить.

Конец лета был теплым и солнечным. Драко с Анной брели по щиколотку в воде вдоль реки. Они держались за руки и счастливо смеялись. Вдруг Анна повернулась и прошептала:

— Ты такой хороший! Я так рада, что нашла тебя в кустах!

Сердце шестилетнего Драко забилось сильнее, он видел, что девочка закрыла глаза и сложила губы для поцелуя, первого в его жизни настоящего поцелуя, и пусть ему было так мало лет — в тот момент это событие казалось самым важным и волнующим из всего, что с ним когда-либо случалось. Он было потянулся к ней, но тут полыхнула ослепительная вспышка. Драко отбросило назад, в воду. Когда он поднялся, Анны не было. Там, где всего мгновение назад стояла девочка, сейчас гордо возвышался его отец. В руках он держал небольшую мышку, скорее даже мышонка.

— Что я вижу, Драко? Ты якшаешься с маглой? — прошипел Люциус. — Ты, чистокровный волшебник, наследник Малфоев, ты, мой единственный сын, хотел поцеловать это отребье?

Драко испуганно смотрел себе под ноги. С него капала вода, его руки и лицо были измазаны илом, но он боялся сделать малейшее движение, чтобы стереть грязь — таким разгневанным отца он еще не видел.

— Запомни навсегда, сын, — продолжал Люциус, — из-за таких как она, маглов, мы, волшебники, вынуждены скрываться, словно преступники, терпеть неудобства тайной жизни. Маглы — все равно что крысы, их судьба — рыться в грязи среди отбросов. Ты же — волшебник, и не простой, ты чистокровный маг. Ты должен знать, кто тебе ровня. А если забудешь, что ж, возможно ты захочешь жить среди таких как она? Я не посмотрю, что ты мой сын, мне не нужно позорное пятно на репутации. Твоя мать еще достаточно молода, чтобы подарить мне достойного наследника. А может, — Люциус криво усмехнулся, нагнулся к сыну и понизил голос до вкрадчивого шепота, — превратить и тебя в крысу, и бегайте по полям вдвоем. Ты этого хочешь?

За все время своей тирады Люциус ни разу не повысил голоса. Он говорил тихо и спокойно, хотя внутри весь кипел от ярости, отчего маленькому Драко становилось только страшнее.

— Нет, отец! — ответил он. — Прости!

— Я делаю это ради твоей пользы, Драко. Я знаю, ты скоро поймешь. У тебя будет много достойных друзей среди равных тебе. А теперь, — он нагнулся и выпустил из кулака пищащую мышку, — беги, грязная магла, туда, где тебе и место — в сточную канаву.

Люциус выпрямился, взял Драко за плечо и повел домой. Драко хотел обернуться, спросить отца, неужели он оставит бедную Анну мышью? Но страх оказался сильнее, он не посмотрел назад.

Так закончилась его первая в жизни дружба. Первая и последняя. Больше друзей у Драко никогда не было, близких людей в его жизни осталось всего двое: отец и мать. Были еще Крэбб, Гойл и другие чистокровные дети, от общества которых у него по-прежнему сводило челюсти зевотой, и которых назвать друзьями он не мог. А еще в его жизни подобно цепкому сорняку пустил корни разъедающий душу страх не угодить отцу и потерять все, что у него осталось. 

* * *

Сейчас, в очередном слабо освещенном коридоре замка, Драко казалось, что в неясных тенях на стенах он видит лицо Анны, которое не удалось стереть из памяти ни страхом, ни виной, ни отчаянными усилиями забыть. Этот урок был самым страшным из всех преподанных ему отцом. Люциус все хорошо рассчитал: перепуганный мальчик больше никогда ни на шаг не приблизился ни магловским детям, ни даже к магам из магловских семей, в оправдание своей трусости приняв услужливо поданную ему идею о превосходстве магов над простыми людьми, в которой до того, честно говоря, Драко несколько сомневался. 

* * *

Драко отчаянно не хотел себе признаваться в этом, но львиную долю его раздражения грязнокровкой Грейнджер вызывала вовсе не ее грязная кровь. И не ее всезнайство — что скрывать, Драко был не чужд тщеславию и, если бы сам учился лучше, не преминул бы хвастаться своими знаниями не меньше Грейнджер. Больше всего его бесило то, что она являла собой очень точную копию Анны, такую, какой, наверно, выросла бы девочка, не стань она… Нет, об этом Драко старался не думать. Он гнал от себя воспоминания и связанные с ними горький стыд и безысходную тоску, но каждый, как назло, сдвоенный урок с Гриффиндором возвращал его в прошлое. Каштановые кудри, мелкие веснушки, чуть выступающие резцы — солнечный день, прохладные воды реки, вспышка и это тихое, почти шипящее «Я делаю это ради твоей пользы, Драко».

Каждое лето добавляло еще немного ненависти к Гермионе в его копилку. В первый день каникул после первого курса вся семья Малфоев собралась в богато обставленной парадной столовой особняка Малфоев. Чинный ужин время от времени прерывался вопросами о школе, событиях года, однокурсниках и преподавателях. Всплыл и вопрос об успеваемости Драко. Выслушав сына, Люциус вкрадчиво спросил:

— А кто в этом году получил звание лучшего студента курса?

— Грейнджер, — буркнул Драко.

— Я тебя не расслышал, сын.

— Гермиона Грейнджер, — чуть громче повторил Драко.

— Хм, не знал, что у Алексиса Грейнджера есть наследники. Я думал, старик умер бездетным и не смог продолжить некогда славный род.

Голос старшего Малфоя лился тихо и неспешно, заставляя спину Драко покрываться мурашками. Он знал, что именно такой тон не предвещал ему ничего хорошего. Нарцисса посмотрела на мужа с укором, но ни один мускул не дрогнул на лице Люциуса.

— Нет, отец, это грязнокровка Грейнджер. Из маглов, — Драко мысленно подобрался, ожидая выпада.

— Ах из маглов, — за столом повисла пауза. — Из маглов. А скажи мне, Драко, почему же какая-то грязнокровка получает оценки лучше, чем ты? Поправь меня, если я ошибаюсь, — голос Люциуса сочился ядом, — но грязнокровки узнают о том, что они по нелепой случайности являются магами, не раньше одиннадцати лет?

— Да, отец, — Драко постарался слиться с тонконогим стулом, на котором сидел.

— Напомни мне, когда начал обучаться магии ты, чистокровный маг?

— В семь, отец.

— Верно, в семь. И что же, целых четырех лет дошкольного обучения азам чар, зельеварения, полетов тебе оказалось мало, чтобы превзойти какую-то маглорожденную девчонку?

Люциус говорил, и голос его слегка звенел от сдерживаемого раздражения.

— Люциус, — начала было Нарцисса, но муж прервал ее, подняв ладонь.

— Ты разочаровываешь меня, Драко. Мне стыдно, что ты — мой сын. Подумать только, Малфоя по всем предметам обошла выскочка из семьи поганых маглов, — Люциус откинулся на спинку стула и ледяным взглядом уперся в еще более бледного чем обычно сына. — Моих связей и счета в Гринготтсе хватит, чтобы ты прожил свою жизнь в достатке и уважении, так, как подобает представителю нашей фамилии. Но это будет мое достижение, я смогу обеспечить сына достойным будущим. А ты, Драко, что ты предложишь семье Малфоев? Чем ты приумножишь ее славу и богатство?

Люциус сгреб салфетку с колен и в глухой ярости бросил на стол.

— Молчишь? Ты меня разочаровал, — еще раз повторил он и встал. — Прости, дорогая Нарцисса, мне мою горячность. Порой наш сын заставляет меня усомниться в том, что в нем течет благородная кровь Малфоев и Блэков. Я удаляюсь к себе. Я сыт по горло.

Люциус быстро вышел из столовой, не бросив на сына больше ни взгляда. Расстроенная Нарцисса сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Драко не смел ни прикоснуться к пище, ни встать, ни издать даже всхлипа — он разочаровал отца, он позор семьи, единственные близкие ему во всем мире люди стыдятся его!

— Драко, посмотри на меня, — наконец нарушила тишину Нарцисса. — Отец погорячился. Он недоволен тобой, но все равно любит тебя, иначе бы он так не расстроился. Мы оба любим тебя, но постарайся впредь больше внимания уделять учебе, а не перепалкам с этим Поттером, — Нарцисса поморщилась. — В этом отец прав, в конце концов, ты начал учиться гораздо раньше большинства студентов в Хогвартсе, и мы рассчитываем видеть результаты вложенных в тебя сил. Нарцисса Малфой встала и на пути из столовой легко провела прохладной ладонью по волосам сына.

И как бы Драко ни старался впоследствии, подобная сцена повторялась из года в год, из лета в лето, с незначительными изменениями в брошенных отцом укорах. Да еще доставалось за квиддич, в котором поганый Поттер неизменно превосходил Драко, укрепляя в том сознание своей никчемности, страх перед отцом и жгучую ненависть к грязнокровым выскочкам, в особенности к одной лохматой особе…  

* * *

Драко редко бывал на Косой аллее. Старшие Малфои не любили, как выражался отец, толкаться среди всякого сброда и предпочитали заказывать необходимое по каталогам совиной почтой. Но поход на Косую аллею перед отправлением в Хогвартс все же был традицией, а чистокровным волшебникам традиции нужно чтить.

Летом перед четвертым курсом Драко отправился за покупками с отцом. Он любил бывать на людях с Люциусом: отец приправлял их поход по магазинам язвительными комментариями о знакомых волшебниках и сыпал пикантными историями и слухами, которые, словно заядлый коллекционер, собирал годами.

Драко стоял перед витриной магазина «Все для квиддича», рассматривая выставленные метлы. Отец встретил знакомого достаточно высокого положения, и приличия потребовали задержаться для небольшой беседы. Сына Малфой отослал движением руки. Так что, коротая время в ожидании, Драко топтался возле витрины. Наконец Люциус подозвал сына. Поспешно обернувшись, Драко нос к носу столкнулся с девушкой лет шестнадцати. Она была одета совсем не по магической моде, в легкий сарафан из цветастой ткани, который слегка не доходил ей до колен, да и глазела по сторонам с совершенно ошалелым видом, так что, очевидно, она была маглой. Рядом с ней стояла небольшого роста девочка. «Наверно старшая сестра-магла волшебницы-первокурсницы», — подумал Драко. Но все мысли из его головы улетучились, когда девушка присела, чтобы подобрать выпавшую из рук сумочку. В вырезе ее сарафана Драко прекрасно были видны упругие холмики приличных размеров груди.

Кровь четырнадцатилетнего Драко хоть и была чиста, но гормоны в ней бушевали абсолютно такие же, как у любого другого подростка. Волнующая картина вызвала вполне естественную для его возраста реакцию. К его бледным щекам прилила кровь, язык будто задеревенел и он не мог произнести ни слова. Ему казалось, будто время остановилось, и он смотрит в божественный вырез уже несколько часов. В реальность его вернул повторный зов отца. Судя по усмешке, застывшей на губах старшего Малфоя, пикантное происшествие не осталось незамеченным.

Когда Драко наконец успокоился и сумел выровнять дыхание, Люциус заговорил.

— Понравилась цыпочка, м-м, сынок? — Люциус хмыкнул. — Ты уже почти мужчина, подобные… интересы в порядке вещей.

Драко снова сконфузился, он надеялся избежать разговора о пестиках и тычинках с родителями и позаботился об изучении теоретической стороны полового вопроса, благо в каталогах «Флориш и Блоттс» были представлены издания самых разных направлений, например, «Магия любви для юных чародеев» или «Повстречались волшебник и ведьма». Но отец удивил его, сосредоточившись на другом аспекте.

— Да, ты почти мужчина. Запомни, свои потребности ты можешь удовлетворять где и с кем угодно, пока это остается без последствий, — Люциус выразительно посмотрел на сына. — Приглянулась магла — я не буду против, если ты с ней… развлечешься. Но твоя мать не переживет позора, если ты осчастливишь ее внуком от маглы или грязнокровки. А я, — Люциус нехорошо усмехнулся, — умею решать подобные проблемы, если ты не забыл.

Драко молчал пораженный. В словах отца его поразила даже не грубость выражений, не вопиющая откровенность, а то, что сейчас между ними практически прозвучало имя Анны. За восемь лет этой темы отец не касался ни разу.

Они в молчании дошли до волшебного банка, где Малфой старший уладил какие-то свои дела с гоблинами, посетили сейф и снова вышли на оживленную улицу. На крыльце волшебной аптеки с озабоченным видом пересчитывала монетки Молли Уизли. Немного замученная, слегка растрепанная, в заношенном платье она являла собой картину удручающую и жалкую. Люциус, даже не кивнув ей в знак приветствия, проговорил:

— Погляди, сын, к чему приводит неразборчивость и полное отсутствие здравого смысла. Урожденная Прюэтт, Молли должна была выйти замуж за представителя древнего и благородного рода, обеспеченного и уважаемого. Но ее угораздило связаться с этим нищим, даром что чистокровным, Уизли, — Люциус презрительно скривился. — И что в итоге? Наплодили детей, живут в нищете и не могут воспитать из них достойных членов магического общества. От тебя, Драко, мы ожидаем в этом вопросе благоразумия. Ты можешь даже предпочитать юношей в этом плане, но привести в дом правильную невесту для продолжения рода ты обязан. Советую присмотреться к дочери Паркинсонов и к девочкам Гринграсс. Хотя первая, на мой вкус, страшновата… Не разочаруй меня, сын! 

* * *

«Не разочаруй меня, не разочаруй меня, не разочаруй меня», — билось в мозгу Драко. Сколько раз он слышал от отца эту фразу? Сколько раз разочарование в глазах родителей заставляло его перекраивать взгляды на жизнь, ценности, вкусы, лишь бы его не отвергли, не заменили, не оттолкнули? Драко стоял на восьмом этаже, невидяще уставившись на изображение Варнавы Вздрюченного, огребающего от троллей, и раз за разом слышал: «Не разочаруй меня». Так многим он уже пожертвовал ради того, чтобы родители гордились им, чтобы отец признал его достойным имени Малфой, ради крох искреннего тепла, а не нравоучений и правил. Он предал друга, принял навязанную философию, научился презирать всех, кого презирал отец, окружил себя полезными людьми, принял пожирательское прошлое отца, его настоящее и будущее без вопросов и обсуждений, подставил руку под метку и все — ради его одобрения. А теперь нужно пожертвовать еще кое-чем, и, наконец, он услышат заветное: «Молодец, Драко, я горжусь тобой, ты достойный сын». Самая малость… всего-то… убить. Убить и, покалечив душу, спаси отца от гнева Темного Лорда, вернуть семье пошатнувшееся положение на чистокровном пьедестале, обеспечить уважение себе и семье Малфоев на долгие годы. Провести Пожирателей в замок, полный детей, и убить директора. Ради семьи.

Драко развернулся от полотна к пустой стене, ожесточенно вытер глаза рукавом и со злостью прорычал холодному камню:

— Я не подведу, отец!

В конце концов, кроме семьи у него не было в целом свете больше никого.