За стенами Малфой-мэнора (гет)

Первым я вижу Драко. Он стремительно приближается к нам, бледный и неестественно прямой, скользит по мне безразличным взглядом, останавливается рядом с Реддлом и слегка склоняет голову. Мне противно, я отворачиваюсь и всматриваюсь в дальний конец зала и наконец вижу родную рыжую шевелюру. Рон вваливается в зал хромая, с заломанными за спину руками, и следом за ним идет Пожиратель.

— Рон! — я бросаюсь навстречу, но почти сразу чувствую невидимый удар под коленями и растягиваюсь на полу.

— Плохая идея, — насмешливо произносит Реддл позади меня, пока я поднимаюсь. После этого мои ноги буквально прирастают к полу, и мне остается только ждать, пока Рон приблизится. Когда я вижу, что они с ним сделали, меня словно окатывает ледяной водой и в груди опять разворачивается боль. Он пытается смотреть на меня тем глазом, который еще открывается, и в беззвучном движении губ я угадываю свое имя.

— Ты ведь не хочешь, чтобы ему снова было больно? — раздается холодный голос над самым моим ухом, и я вздрагиваю от этой омерзительной близости.

— Ненавижу, — отвечаю я, и что-то ломается внутри. Он прав — я не хочу. Я хочу, чтобы никому и никогда больше не было больно. — Делай что нужно, — шепчу я.

Начинается какая-то суета, но я уже не здесь. Я смотрю на Рона, всматриваюсь в его черты лица, а Рон смотрит на меня. Я плачу. "Я люблю тебя, люблю, люблю". Я знаю, он понимает. "Прости, умоляю, прости..." Я верю, что он поймет и это. Когда в мое сознание врывается требовательное "Мисс Грейнджер?", я отвечаю: "Да, да, я согласна", — и незримый огненный хлыст прожигает мое запястье.

* * *

Я стою у окна и смотрю, как в лучах заходящего солнца тянется к воротам вереница Пожирателей во главе с Реддлом. Рон плетется между ними, то и дело оглядываясь на дом, и каждый раз его грубо толкают вперед. Я уже не плачу. Мне кажется, все мои слезы остались там, вместе с ним, и сейчас внутри только выжженная пустыня. Постепенно вся процессия скрывается за воротами, и они аппарируют.

— Ну что, женушка, может, объяснишь, почему Темный лорд жив, а моя мать — мертва?

Я оборачиваюсь. Драко стоит с абсолютно непроницаемым лицом, он медленно расстегивает рукава рубашки и закатывает их до локтей. Он поднимает на меня взгляд, и мне становится жутко.

— Я не знаю, Малфой. Я правда не знаю.

Наверное, мне не стоило отвечать. Он в два шага оказывается около меня и хватает за волосы, откидывая мою голову назад.

— Как так вышло, твою мать, что вы целый год где-то шлялись и ничего не смогли сделать? — Он отпускает меня и с размаху бьет по лицу так, что я едва удерживаюсь на ногах. Его это не устраивает — он бьет по другой щеке, а я пытаюсь отгородиться руками. Тогда он с силой толкает меня назад, и я все-таки падаю, зацепившись раненым плечом за какой-то шкаф и ударившись головой об него же. Я пытаюсь встать, но Малфой тут же пинает меня ногой в бок, придавливая к полу. Он наклоняется ко мне и больно сдавливает руками шею, протягивая в самое ухо:

— Ты ответишь мне за каждую минуту ее непрожитой жизни, Грейнджер. — И я хватаю его руки своими, потому что мне нечем дышать, а он с удовлетворением наблюдает за моими попытками. Когда его лицо начинает расплываться, я улавливаю движение у него за спиной и внезапно хватка ослабевает.

— Не сметь! — Люциус с силой оттаскивает от меня своего сына, и я судорожно хватаю воздух, чувствуя, как мое тело сотрясает крупная дрожь.

— Это она во всем виновата, неужели ты не понимаешь? — орет Драко, тыча пальцем в мою сторону.

— Больше никогда не сметь, — железным голосом повторяет Люциус. — А теперь пошел вон.

Драко бросает на меня полный ненависти взгляд, но все же подчиняется отцу. Я пытаюсь сказать спасибо, но из горла вырываются только сипящие звуки.

— Когда будете готовы, я покажу вам вашу комнату, — говорит Люциус, не глядя на меня, и поворачивается к окну. Я с трудом встаю — дышать все еще тяжело, и я откашливаюсь. Мою комнату...

— Когда я смогу уйти? — на всякий случай уточняю я немного окрепшим голосом.

Люциус поворачивается ко мне, и я читаю ответ в его глазах.

— Это не самая худшая тюрьма, поверьте, — произносит он.

* * *

Я не запоминаю дорогу, пока иду вслед за Люциусом по коридорам и переходам Малфой-мэнора. В конце концов, мы упираемся в тупик, и Люциус открывает самую неприметную дверь. В общем-то, мне неважно, что за ней окажется, но я рада тому, что теперь меня оставят в покое.

— Ужин принесут сюда, но на завтрак вам придется спуститься в обеденный зал, — сообщает Люциус, когда мы заходим в комнату. — Эльфы подобрали для вас одежду — она в шкафу.

Он уже собирается уйти, но потом снова поворачивается ко мне и задерживает взгляд на моих ранах. Поднимает руку, проводит ладонью в паре сантиметров от рассеченной щеки, затем — над рваной раной в плече. Я чувствую, как ставшие уже привычными болезненные ощущения уходят, и их сменяет мягкое тепло.

— Спасибо... Вам оставили палочку? — спрашиваю я, хотя палочки не вижу.

— Нет. Доброй ночи, — сухо отвечает он и уходит.

Я знаю, ему тоже плохо. Он потерял жену, потому что та спасла Гарри... Ненадолго, но спасла. А еще он спас меня. Проклятый Реддл был прав — он не случайно запретил мне умирать — одному Мерлину известно, что меня ждет в этом доме, но мне придется выживать, несмотря ни на что.

Мозг больше не может воспринимать все произошедшее сегодня, и чувства притупляются. Я нахожу душ, включаю воду и долго, бесконечно долго стою под горячими струями, подставляя им плечи и спину.

* * *

Когда утром я спускаюсь к завтраку, вся моя "семья" уже в сборе. Люциус машинально пьет кофе, он верен себе даже сейчас — его костюм безупречен, гладкие волосы собраны в хвост, и только устремленный в одну точку безжизненный взгляд говорит о том, что что-то не так. Драко являет собой полную противоположность отцу — взлохмоченный, в изрядно помятой рубашке он методично надирается какой-то янтарной жидкостью прямо из горла. Я не понимаю, к чему этот фарс с совместными приемами пищи, но мне нельзя умирать, поэтому я сажусь за стол и придвигаю тарелку с омлетом. Мы завтракаем в полной тишине, и я вздрагиваю, когда слышу звон разбившегося стекла — это Драко швырнул пустую бутылку об стену. Он взмахом руки призывает еще одну из бара, и Люциус наконец-то реагирует на происходящее.

— Тебе не кажется, что тратить свою магию на это — непозволительная роскошь? — он говорит спокойно и размеренно, но в голосе скользят стальные нотки.

— Какая разница, рано или поздно мы все станем сквибами, — заплетающимся языком отвечает Драко и демонстративно открывает бутылку щелчком пальцев. — Хотя эта, может, и не станет. — Он недобро косится на меня и икает. — Она же это... того. — Он делает пренебрежительный жест рукой и вливает в себя новую порцию пойла.

Я понимаю, о чем он. Беспалочковые заклинания забирают куда больше магии, и восстанавливается она не в полном объеме. Я этим искусством не владею, поэтому моя магия будет жить во мне, словно в закупоренном сосуде. А эти двое рано или поздно израсходуют все, что у них есть. Вчера Люциус уже потратил часть на мои раны, и я до сих пор чувствую себя виноватой. Безусловно, он сильный маг, но надолго ли хватит его одного, если Драко буквально транжирит свои запасы?...

— Тебе стоит привести себя в порядок, — раздраженно отвечает Люциус сыну, бросает белоснежную салфетку на стол, поднимается и выходит из зала. Оставаться с пьяным Малфоем наедине в мои планы не входит, поэтому я сразу же отодвигаю стул и выбегаю следом.

— Грейнджер, куда собралась? — кричит Драко мне в спину, но я не оборачиваюсь.

* * *

На улице прохладно, и я с жадностью вбираю в легкие свежий воздух. Моя одежда пришла в полную негодность, поэтому я выбрала свитер и брюки из того, что нашла в шкафу. Они мне почти впору — скорее всего, это школьные вещи Нарциссы, но сейчас это не имеет никакого значения.

Первым делом я направляюсь к главным воротам. Я не знаю, как именно Реддл запечатал выход, поэтому двигаюсь медленно, вытянув вперед руку. Почти у самых ворот пальцы обжигает невидимое пламя.

Там, за стеной, остались Рон, Невилл, Джинни, Полумна, и я не знаю, кто из них жив, а кто — нет... Я подхожу чуть ближе и, не прикасаясь, пытаюсь ощутить телом исходящую от преграды магию. Вскоре кожу начинает покалывать, и я не спеша иду вдоль незримого барьера в надежде найти брешь.

Я бросаю эту затею, когда вместо легкого покалывания в меня начинают впиваться невидимые иглы.

Нет, мне не выбраться отсюда живой.