— Почему, — хрипло спросил Антиплащ, — почему вам понадобился именно я? Неужели ваша Тайная Организация настолько слаба, что не может совершить вооруженный налет на какой-то паршивый занюханный Павильончик и разметать его по кирпичику? ВАОН, думается мне, не стала бы пасовать перед подобной задачей.
Доктор Войт задумчиво пожевал неприятными, сморщенными, глубоко втянутыми в рот сухими губами.
— ВАОН, несомненно, тоже многим пожертвовала бы ради того, чтобы заполучить герениты, если бы знала о заложенном в них энергетическом потенциале — но, на наше счастье, ВАОН, по-видимому, пока не занималась этим вопросом настолько, хм, плотно. Да, Ассоциация Негодяев шума не боится и не остановилась бы ни перед терактом, ни перед открытым разбоем — но нашей Тайной Организации лишний пиар ни к чему… как я уже говорил, мы предпочитаем не афишировать свое присутствие в Сен-Канаре, именно поэтому стараемся вести дела тайно, без излишней огласки. Тем более нам вовсе не хотелось бы привлекать к геренитам общественное внимание, что неизбежно произойдет в случае вооруженного налета, захвата заложников, угрозы теракта и прочих шумных криминальных конвульсий… да, да, в том-то вся и загвоздка, что дельце это необходимо провернуть тихо и аккуратно, как говорится, без шума и пыли. А что касается вас… — Войт вновь выудил из стопки газет несколько помеченных номеров и разгладил их на коленях. — Поверьте, вы интересуете нашу Тайную Организацию в целом и меня в частности уже довольно давно, я даже позволил себе собрать некоторые мелькнувшие в прессе материалы о ваших, хм, подвигах за последний год-полтора. Вот, например, разбойный налет на инкассаторскую машину в районе Пригородного виадука — ваших рук дело, верно? Кража со взломом в Сандэй-сити? Ограбление в загородном доме господина К., президента компании «Тесса инкорпорейтед» и члена Парламента, почетного представителя Коллегии адвокатов и прочая, и прочая… Как, любопытно, вам удалось обойти вооруженную охрану, видеокамеры и наисовременнейшую сигнализацию таким образом, что пропажа драгоценностей из фамильного сейфа была обнаружена, в сущности, совершенно случайно?
— Это что — сугубо риторический вопрос, или очередная неуклюжая попытка выведать мои профессиональные секреты?
— Ваши «профессиональные секреты», уж поверьте, меня ни капли не интересуют. Вот, кстати, еще любопытная вырезка: «…дерзкое ограбление ювелирного магазина на Кавендиш-сквер: преступники похитили т.н. Корону Царицы Савской — бриллиантовую диадему стоимостью в несколько сот тысяч долларов, при этом странным образом проигнорировав прочие драгоценности, представленные в витринах. Напоминаем читателям, что Корона, помещенная в контейнер из пуленепробиваемого стекла, до сих пор считалась «абсолютно недосягаемой для похитителей» — и очень жаль, что этот неосторожный эпитет не столько, по-видимому, послужил для устрашения вероятных грабителей, сколько по-настоящему усыпил бдительность охраны и наших доблестных стражей правопорядка».
— А с чего вы взяли, что на Кавендиш-сквер побывал именно я? — пробурчал Антиплащ. — Кажется, там дальше должно быть указано, что «преступников найти не удалось».
— Мой милый Анти! — Войт снисходительно покачал головой. — Но это же очевидно! Только ненормальный Антиплащ может взять пресловутую, считающуюся «недосягаемой для похитителей» Корону, бросая тем самым вызов как обществу в целом, так и «доблестным стражам правопорядка» в частности, и при этом пренебречь прочими, менее значимыми в этом отношении побрякушками. Вы же у нас работаете только, хм, из любви к искусству! Обыкновенные грабители подчистили бы несчастный магазин до последней булавки, можете быть уверены.
— Угу. Отсюда следует сделать вывод, что вы полагаете меня «необыкновенным» грабителем.
— В некотором роде. Только я бы на вашем месте не принимал это за комплимент. Вот, кстати, вспоминается нашумевшее в свое время дело «шервилльского призрака» — просто шедевр преступной изобретательности… для такого, как вы, неуча и невежды. Как видите, — посмеиваясь, Войт хлопнул ладонью по стопке пыльных газет, — я внимательно следил за вашей, хм, головокружительной карьерой и пришел к выводу, что «дело о геренитах» может ее весьма достойным образом увенчать, разве не так? Или вы полагаете, что эта задачка вам все же окажется не по зубам?
— Но ведь вы полагаете, что не оставляете мне иного выбора, грязная вы лабораторная крыса! Вы даже не допускаете мысли, что я все-таки сумею избавиться от браслета самостоятельно, так?
— Каким, любопытно, образом? Обратитесь в полицию? — Доктор Войт позволил себе сдержанную улыбку. — Что-то сомневаюсь. Антиплащ и полиция — вещи несовместимые и даже взаимно-отталкивающиеся, не станем уж и вспоминать о том обстоятельстве, что вы хронически находитесь в федеральном розыске. Копы, конечно, будут вам весьма рады — но без «ключа» и без геренитов, активирующих «ключ», помочь вам ничем не смогут, разве что ампутируют вам руку пониже локтя. Или вы сами отпилите себе запястье, хм, циркулярной пилой? Вряд ли. О том, что такое «ключ», известно мне, и только мне одному, ни мой телохранитель, ни прочие мои, хм, соратники ничего о нем не знают — поэтому не рассчитывайте получить какую-либо информацию из третьих рук… Добыть герениты и, если угодно, продать их мне за весьма достойную цену — вот, думается мне, единственный вариант, который в полной мере может удовлетворить обе заинтересованные стороны.
— За какую цену?
— За весьма достойную, я же сказал. Тайная Организация достаточно богата, чтобы высоко оплачивать услуги своих агентов — и вас за ваши труды тоже, будьте уверены, вознаградят по заслугам.
— Пулей в висок?
— Ну, что вы. Если вы сумеете добыть герениты — а вы, в ваших же в первую очередь интересах должны их добыть, — то тем самым поддержите свое реноме удачливого грабителя и искусного взломщика, а Тайной Организации, сами понимаете, отнюдь не с руки лишаться таких ценных кадров… нам вы все-таки нужны живым и теплым, а не хладным и разлагающимся. Это, я надеюсь, вы пока еще в состоянии понять?
— А если не добуду?
— Ну что ж… значит, одним самоуверенным нахалом в Сен-Канаре станет меньше — никто, кроме вас, от этого ничего не потеряет, уж не делайте такую постную физиономию. Вот, кстати, — Войт выложил на приставной столик голубовато-серый пакет из непрозрачного пластика, — в этой папке — все материалы по Павильону и геренитам, которые могут вам пригодиться, а здесь, — в дополнение к папке на столе появилась опечатанная банковской лентой увесистая пачка купюр, — тысяча долларов — на текущие расходы. Да, вот еще что, к вашему сведению: с помощью браслета я могу отслеживать ваше местонахождение в любой момент времени, поэтому вам вряд ли удастся как скрыться от меня самому, так и скрыть факт похищения минералов, если у вас, не дай бог, вдруг мелькнула такая мыслишка. Как только герениты окажутся у вас, вас найдут и препроводят на место встречи, где наше небольшое дельце будет наконец благополучно завершено. И не вздумайте выкидывать никаких фокусов! Повторяю — сотрудничество со мной и Тайной Организацией, безусловно, в ваших собственных интересах… Вот, в общем-то, и все, что я хотел вам сказать. Все понятно, я надеюсь? Вопросов нет? В таком случае я вас сейчас отпущу. — Не дожидаясь ответа, он поднялся, подошел к двери и, чуть ее приоткрыв, негромко просипел в коридор:
— Боб!
На пороге тотчас материализовалась внушительная фигура бритоголового бугая. Доктор Войт что-то шепнул ему, кивком указав на Антиплаща, и отступил в дальний угол комнаты, к письменному столу, вновь опустив правую руку в карман застиранного халата, пряча за толстыми стеклами очков настороженный, недобрый прищур слезящихся глаз. Его нездоровая, худая, землисто-серая физиономия стала еще более подозрительной и напряженной, точно бравый доктор вынужден был остерегаться неведомого, но наверняка опасного насекомого.
— Почему бы вам опять не сделать ему укол, док? — проворчал Боб, подходя к «зубоврачебному креслу», но Войт в ответ медленно (с сожалением, показалось Антиплащу) покачал головой.
— Нет. Пока нельзя. Сердце может не выдержать… я и без того втрюхал в него вчера чуть не тройную дозу. Просто завяжи ему глаза шарфом, этого будет вполне достаточно. Осторожнее… Надеюсь, мы обойдемся без сопротивления, членовредительства, битья стекол и прочих необдуманных поступков, мой дорогой Анти. Я держу вас на мушке — одно угрожающее движение, и я всажу вам пулю в живот, что, конечно, окажется действием весьма досадным и поставит на намеченной операции жирный крест — но, увы, будет совершенно неизбежным в сложившихся обстоятельствах.
Антиплащ, впрочем, и не думал сопротивляться. Слабость и дурнота навалились на него с новыми силами, и, хотя он и не видел стоявшего за его спиной красавчика Бобби, но мог с уверенностью утверждать, что тот тоже предусмотрительно держит палец на взведенном курке. Плотная колючая повязка легла пленнику на глаза, отрезая от внешнего мира, но зато ремни, удерживающие его в кресле, оттянулись и ослабли — и он медленно, под бдительным взором охранника сумел наконец подняться с пыточного станка… о чем, признаться, тут же и пожалел, ибо мир крутнулся вокруг него, как палуба корабля, попавшего в сильную болтанку. Он вынужден был опуститься обратно в кресло, чтобы растереть затекшие до окаменения, отказывающиеся ему повиноваться руки и ноги — и Бобби сердито стукнул его по затылку рукоятью пистолета, вновь заставляя подняться.
Антиплащ скрипнул зубами. Он не мог видеть Войта, съехавшего на дальние рубежи помещения, но всем телом ощущал его присутствие — там, в углу, между окном и стенкой застекленного шкафчика, — равно как ощущал и направленное ему в живот дуло войтовской «пушки». Процедил хрипло, сквозь зубы:
— Как же вы все-таки меня боитесь, док. Ух, как боитесь! Накачали меня какой-то дрянью, забились в щель, будто мокрица, приставили ко мне вооруженного до зубов громилу — и все равно боитесь, боитесь… готовы пристрелить меня на месте за один только неосторожный чих в вашу сторону! А как же моя «полезность» для вашей невнятной Тайной Организации, о которой вы с пеной у рта распространялись буквально минуту назад? Вряд ли ваше руководство вас поощрит, если в припадке нечаянной паранойи вы нажмете на курок, и мои бесценные мозги будут после этого два дня стекать с вашего замечательного настенного плафона.
— «Полезность» свою для Тайной Организации вы докажете только после того, как принесете мне герениты, я уж думал, мне не придется вам этого объяснять, — сухо возразил Войт, — а до тех пор ничего, кроме обыкновенного куска мяса, вы собой не представляете, причем в самом буквальном смысле. Поэтому берите деньги и папку и проваливайте, Антиплащ, время работает против вас… Но помните: я и Тайная Организация следим за вами, следим бдительно, неотрывно, следим за каждым вашим шагом — и в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств всегда успеем принять необходимые меры… помните об этом каждый день, каждый час! Чао, мой мальчик, я буду с нетерпением ожидать от вас известий. — Видимо, он сделал Бобу знак пошевеливаться, потому что крепкая ладонь ухватила Антиплаща под руку, и в бок ему на этот раз ткнулся не воображаемый, а самый настоящий, жесткий, как штырь, пистолетный ствол.
— Пошли, — прошипел Боб. — Дернешься — пристрелю! — Чуть ли не силой он повлек Антиплаща по длинному коридору, битком набитому неожиданными углами, то и дело приговаривая: «Направо», «Налево», «Туда», «Сюда». Щелкнул дверной замок — и Антиплаща отбуксировали вниз по крутой лестнице: один пролет, другой, третий — самый короткий, всего четыре ступени. Вновь загремела железная дверь; «Прямо, — буркнул Боб. — Теперь налево. Направо». Антиплащ споткнулся о какой-то не то порожек, не то выросший на дороге бетонный бордюр. «Направо, — бурчал над ухом Боб. — Налево. Ноги поднимай, ты! В машину!» Антиплаща впихнули в автомобиль и накрепко пристегнули ремнем; Бобби втиснулся рядом, по-прежнему упираясь ему пистолетом в бок. За рулем, по-видимому, был некто третий — некто молчаливый, шумно сопящий, часто шмыгающий носом; зашумел мотор, машина тронулась, с дребезгом, точно мусоровоз, преодолевая невидимые ухабы и скрежеща тормозами на поворотах; остановилась — прежде, чем Антиплащ успел в должной мере насладиться поездкой. «Выходи», — раздраженно рявкнул Бобби, за шиворот выволок пленника из машины и, протащив на несколько шагов вперед, наконец сорвал с его глаз опостылевшую повязку.
Антиплащ постарался скрыть вздох облегчения. Они с Бобом стояли в глубине темной, грязной подворотни — узкого проулка между домами, выходящего в сумрачный, окруженный невзрачными трехэтажными строениями проходной двор. Где-то едва слышно капала вода из водосточной трубы, в мусорных баках у противоположной стены копошился ободранный помойный кот, тут же рядом, ничуть не смущаясь таким соседством, сосредоточенно чистила усы крупная серая крыса. Чуть поодаль, у выхода из проулка, шумела разноголосым городским гулом какая-то большая людная авеню, и, демонстрируя Антиплащу выглядывающий из-под полы краешек пистолетного ствола, Бобби выразительно дёрнул подбородком в ту сторону.
— Все. Проваливай, смертничек. Шеф будет ждать от тебя успешных результатов. А если вздумаешь удрать или вовсе забить на дело… ну, это твои проблемы. Устроить показательный ба-бах с этой забавной малюткой у тебя, конечно, вряд ли получится, но кишки твои повиснут на ближайшем дереве, аки елочная гирлянда, уж в этом можешь не сомневаться.
— Ну-ну, — презрительно, превозмогая головокружение, процедил в ответ Антиплащ. — Погавкай, погавкай, верный цепной песик Бобби, отведи душу — видать, хозяин не часто спускает тебя с поводка, раз ты с таким остервенением торопишься при случае нагадить под каждым встречным кустом. Эх, жаль, время нынче неожиданно вздорожало, а то я бы с тобой подольше потолковал… — Он сумел-таки увернуться от нацеленного ему в подбородок крепкого волосатого кулака и поспешно нырнул в кирпичную темноту проулка, в длинный гулкий тоннель, упирающийся дальним концом в невзрачную кулису серого осеннего дня — такого же тусклого и безрадостного, как и царящая у Антиплаща на душе стылая безнадега…