Временная петля, затянутая на шее (джен)

Пена собиралась у берега пышной шапкой. Пена — грязная, как и воздух.

На той стороне — остров с разбитой площадкой, над которым висит один из многочисленных дирижаблей мистера Даггета. До падения правительства он держал здесь десяток таких, а теперь пригнал всю свиту из двадцати трех. Назывались они просто: «Парящая клиника комплексной хирургии д-ра Корелла». Куда подевался сам доктор Корелл, история умалчивала, но такой богатей, как Даггет, просто не мог пройти мимо покупки клиники.

Сейчас только пять дирижаблей принимали пациентов — и то не всяких. Финт знал, что попасть в их число ему не светит, но очень нуждался в помощи.

На берегу песок размок под набегающими волнами и идущим весь вечер дождем. В темноте катера ориентировались по сигнальным буям и мигалкам на носах, и все равно казалось, что вот-вот последует какое-нибудь впечатляющее крушение. Неважно, потонет ли полицейское судно или судно бандитов, лишь бы зрелищно.

Конец его трости вкопался в сочащуюся пресной загаженной водой землю. Финт ощутил, как неуклюже уезжает куда-то в сторону, и отошел чуть назад. Коричневая пена омочила его ботинки. Вытереть нечем. А очень жаль, это последняя дорогая вещь, которая у него остается.

— Забастовка начнется в полночь. Твой отель у них на пути, между прочим, я бы поторопился. Снесут как пить дать!

Финт продолжительно посмотрел на расплывающиеся в подсвеченной отражениями воде тени. Фигура его собеседника отбрасывала, пожалуй, самую безобразную тень из всех, и все из-за того, что тот был неимоверно широк.

— А железная дорога попадется им и того раньше, — ответил он. — У тебя есть… — он взглянул на циферблат, сделанный в деревянном дизайне, — полчаса, я думаю. Следующий поезд как раз попадет на забастовку.

— Ты?

— Рано мне уезжать, а до полуночи не поспею.

— Тогда я уношу ноги. Оставь кого-нибудь, чтобы потом мне прислали приглашение на твои похороны в случае чего.

С год назад он бы согласился, что пора со спокойной душой помереть. Когда не было ни сносной работы, ни денег, ничего. Сейчас этого опять нет, потому что кое-кому взбрело в голову развалить страну к чертям и не подавиться остатками с нее. Но у Рори Финта появились варианты, которыми грех не воспользоваться, как бы совесть ни мучала.

От берега, — где еще утром бился причал, а к вечеру его снесло неведомыми силами, — до отеля нужно пересечь целую страну. Но страна эта — от границы до границы пешком полтора часа. С той скоростью, что ему давали три ноги, две из которых приносили больше неудобств, нежели пользы, он доковылял бы к жалким останкам отеля. Но этого допустить нельзя.

Финт очутился перед крутящимися стеклянными дверьми через час. Треснувшая коленная чашечка ныла как десяток голодных детишек, и Финт сам уже хотел заныть. Он глянул вверх: разбитая рекламная вывеска, окна в пыли, отстающая от стены водосточная труба и битый кирпич. Некогда историческое украшение города — ныне обшарпанная развалюха. Финт толкнул дверь. На пыльном стекле остались следы пальцев.

Вокруг не было ни души — во всяком случае, он не увидел никого в темноте холла. Ни одна лампочка не работала, но во множестве зеркал, которые когда-то были основой дорогого интерьера, отражались огни улицы. Свет бегал по истоптанному ковру, потрескавшимся стенам, играл в хрустальных ромбиках люстры, ползал по пыльным листьям экзотических чахлых растений. Совсем недавно это была невообразимо дорогая гостиница со всеми удобствами, половина из которых человеку в обычной жизни не понадобится. Сюда заезжал как-то и мистер Даггет и выпрашивал у правительственных чиновников три площадки для дирижаблей. Когда же страна развалилась, все благополучие покатилось к чертям, и маргиналы, коих было, наверное, больше, чем даже людей со средним достатком, отвоевали этот отель под свои нужды. Отвоевали у запустения, заразных грызунов и насекомых, чьи сотни трупов сейчас хрустят у Финта под подошвами. В чертовой пыли.

У Финта, по правде сказать, ничего с собой не было, кроме трости, электронного идентификатора и парочки сотен наличными. Наличные у него оторвали бы господа китайцы в соседнем квартале, но они два дня как смылись из горящей страны. Оружие, конечно, он оставил в квартире. Вернее, в подвале-квартире. Он уносил ноги от бунтовщиков, когда ему было думать о сборе чемоданов? Так что он сразу решил, что готов с честью подохнуть рядом с трупами каких-то непонятных стрекоз и кузнечиков, едва широкая и очень хваткая рука сдавила ему плечо. Потом, разумеется, и стволом не преминули тыкнуть под ребра. Но Финт подумал, что подыхать пока рано.

— Неужели великая длань самого мистера Гоббса легла на мое плечо? Если это так, то попрошу сразу меня не душить.

Рука опустилась. Финт осторожно повернулся, жмурясь от бьющего в глаза голубого света фонарика, и в полумраке разглядел маленькую седеющую голову на мощном атлетическом теле. Мистер Гоббс был выше него на две головы, в прошлом, видимо, зарабатывал каким-нибудь титулованным борцом на ринге, а сейчас опустился до скучного амплуа уличного верзилы, приоделся в засаленное тряпье — спасибо, что по размеру, — и осел в этом отеле в качестве хранителя стойки администратора. Возможно, между этими «знаменательными» этапами его жизни прошло не так уж и много времени, ибо на той неделе и страна существовала, и чиновники свои дела вершили, и организаторов переворота почти прижали к стенке.

— Тебя искали старые знакомые, — сказал Гоббс. Его бас до того был глухим, что Финту пришлось поднапрячься, чтобы разобрать каждое слово.

— Кроме нее, да?

— Думаю, она сбежала еще раньше, чем полицейские как будто бы вышли на ее след.

Финт не сомневался, даже предполагал, что она покинула страну раньше, чем полицейские начали ей интересоваться. Где она сейчас находилась сознательно, он боялся представить, хотя с физическим местоположением обстояло и того хуже. Но Финт не останавливался, ведь пришел сюда из-за нее. Искать в отеле он не собирался, зная, что ее здесь нет давным-давно, как и ее следов, но были другие. Как еще искать человека, если не через старых знакомых?

Гоббс спрятал пистолет в кобуру на поясе, и Финт еще чуть расслабился. Но не до конца.

— Так кто там приходил? — спросил он Гоббса.

— Тот толстяк-корреспондент, — кажется, ему было сложно вспоминать.

— С ним я распрощался час тому назад, думаю, он уже благополучно отчалил на поезде.

— Отчалить-то он отчалил, но я бы подумал, насколько благополучно. Вот твой торгаш Лорик уехал удачно.

— Он тоже заглядывал?

— Да. Они все тебя искали, потому что у них какое-то дело, и ты бы пригодился.

— Не сейчас. Я должен заняться ей, и если уточню хотя бы сторону света, в которую ее понесло, мне накинут сверх аванса.

Гоббс остановился и неспешно повернул голову в сторону улицы. Городская электросеть вовсю неистовствовала, как наверняка и бунтовщики, что ждали момента, когда разгромят тут все до последнего кирпичика. Гоббс учуял их приближение. Но Финт не спешил, ибо знал, что не успеет убраться отсюда.

— Значит, тебе заплатили? — еще тише спросил Гоббс, не поворачиваясь. — И ты готов продать душу друга?

— В том вся и загвоздка. Если бы она не бросила меня здесь, зная, что ее друг-герр уничтожит этот суверенный пятачок земли, я бы здесь не мотался. Сейчас у меня на правой ноге быстро развивается гангрена. Через месяц-другой я не смогу ходить. Этот преподобный Даггет пошлет меня к черту, а между тем его врачи — единственные, кто остался здесь из медиков. И денег мне не хватит.

Гоббс повернулся к Финту и долго изучал его трость, дорогие ботинки на резинке, синие брюки, двубортный пиджак, узкий черный галстук. Голова не так опрятно смотрелась — все из-за кудрей, выцветших на миланском солнце. И лицо лоснилось от пота. И трехдневная щетина торчала как обломанная солома.

— Ты не успеешь, — заключил Гоббс.

— Я знаю, — Рори Финт улыбнулся одним уголком губ как умел один только он. — Отхватят ногу по самое колено. Но с той добавкой я поставлю протез хотя бы, она обо мне бы так не позаботилась.

— Кто они? Кто хочет выкупить у тебя ее душу?

Финт сощурился, поднял брови и покрутил головой, словно искал вопрос в бесконечности трещин на стенах отеля.

— Разношерстный контингент, — он зажмурил правый глаз: какая-то мелкая скотина нагло влезла и вызвала целый поток слез.

— Из ее бывших друзей?

— Не-е. От них ничего не осталось. Наверное, не осталось даже бухгалтеров.

— Но кого-то ты узнал, ведь так? — Гоббс напрягся.

— Троих, — пожал плечами Финт. — Может, еще двоих видел мельком. Все они из нашего бывшего правительства.

— Потеряли страну, но не потеряли деньги?

— А кто хранил большие деньги в наших банках? Потому я и надеюсь на плюс к авансу, что мне есть, куда все складывать.

Гоббс покачал головой и махнул рукой в сторону мраморной лестницы, будто понимал или понял сразу, за кем Финт пришел. Но Финту больше не за кем было приходить, кроме одного. Все остальные жильцы попросту в глаза ни разу не видели его, а если и видели, то наплевали на него — в почти что прямом смысле — после всего одного взгляда на костюм. Не столь давно он был их круга, сейчас вновь вернулся в их ряды, но костюм все портил.

— Так что с ней? — спрашивал через плечо Гоббс. — Где она застряла, что ее никто найти не может?

— Полагаю, в эту минуту ее сознание дрейфует в каком-то пустом участке кибер-сетки. А вот где ее тело — это вопрос чуть ли не из области оккультного. Но ты не забывай, кто стоит за ее спиной.

— Герр Ридель.

Герр Ридель — как какой-то бренд. Здесь он владел крупнейшей базой продажи информации и занимался промышленным шпионажем. Занимался до того, что опустил на дно несколько ведущих компаний страны.

Одна такая занималась кибер-разработками: от имплантатов разного назначения до оружия в Сети. Как микроскопическое Монако некогда жило за счет казино и курортной зоны, так их страна богатела с подачи дзайбацу и доходов кибер-компаний. И еще заезжие бизнес-воротилы не пропускали ни один публичный дом, хороший бар и мелкие заведения из индустрии голографических иллюзий. Ночные увеселительные кварталы кишели этими конторками. А Рори Финт неплохо зарабатывал на собственных шоу голографий.

Теперь мастерам, которые привлекали кошельки со всего мира в их микро-государство, пришлось разбежаться по ближайшим странам или даже укатить к японцам с китайцами, чтобы не бедствовать при своих-то талантах. Герр Ридель — не из здешних во всех смыслах этого слова, наверное, поэтому ему и было так легко отдать страну на съедение гигантским политическим акулам. А она — Марли — просто устала от своих боссов, как это часто происходит. Без Марли Ридель, быть может, дела не провернул.

— Ты теперь похож на него, — продолжил Гоббс. — Презираешь его, но поступаешь абсолютно так же.

— Я не сказал, что презираю Риделя. Он умен. Но как я уже говорил, если бы она меня не кинула гнить в канаве, которую сама же вырыла, я бы и не позарился на деньги. Мне не хочется быть инвалидом.

— Этот наркоман не проживет больше недели без наших подпольных врачей. Спроси и оставь его в покое.

Они поднялись на четвертый этаж, объятый пылью и облаком мошки. Кругом под ногами был камень. Стены же нещадно сыпались, ковры хрустели, потолки отколупывались. Финт на всякий случай прикрыл голову ладонью. На окнах все еще висели шторы: легкие, белые, кажется, из тюля. Они лезли наружу, трепетали на ветру, влезали в ветки деревьев, высаженных по периметру, а потом возвращались в коридор и летали, словно натуральная до предынфарктного состояния проекция.

Там, снаружи, сквозь ветер рвалось вдребезги разбитое стекло. Мялись кузова брошенных машин, что-то билось и взрывалось. А сверху Ее Величество Анархия подсыпала приправу из острых голосов бунтарей, что дождались того момента, когда польют горючим каждый метр брусчатки.

— Мы останемся в отеле, — сказал Гоббс, высунувшись наполовину из окна. — Пока они будут рвать нас на кусочки, ты уйдешь.

— Почему не уйдешь сам?

— Некуда и незачем.

Рори Финт был не из сентиментальных. Не верил в сказочную доброту и героическое пожертвование ради другого. Все это не вязалось с принципами маргиналов, среди которых он жил. Но тут действовало одно важное правило: услуга за услугу. Финт раздобыл оружие Гоббсу и его подопечным в отеле, правда, рассчитывал на несколько другой ответ. Но Гоббсу больше никак не отплатить, как только этим самопожертвованием.

Финт выудил из внутреннего кармана маленький «зиплок» из алюминия и потряс им перед носом.

— Прежде чем у твоего наркомана начнется ломка, он получит спасительную дозу. Знаешь, в чем подвох?

Рот Гоббса скривился. Он рассмотрел пакетик, не решаясь брать в руки.

— Такая доза может его убить, — сделал вывод он.

— И очень мучительно. Но на самом деле доза здесь оптимальная, зато то, что я подсыпал, в сочетании с этой дрянью убьет его почти сразу и без ощущений. Если он переживет набег этих психов, то непременно попадет в руки военных, которые сейчас торчат на границе. Чтобы он меня не подставил и не подыхал в муках, я делаю этот жест доброй воли.

— Тогда пошевеливайся. Они будут в отеле через считанные минуты.

Гоббс отправился вниз, к тайнику, куда свалил все оружие, доставшееся от Финта. Сразу он палить не станет, как и бунтовщики не нападут на него прямо с порога.

Финт нашел обитель Занелли — так звали наркомана — без усилий: дверь в его комнату была единственной запертой на этаже. Однако после удара кулаком она тут же отворилась. Номер — некогда баснословно дорогой — пребывал в том же запустении, что и весь отель. Зеркало над столиком ощерилось осколками: отражения в них были еще более безобразны, чем тени на берегу. Из тумбы вываливались ящики, разумеется, пустые как глазницы черепа. Ковер местами выжгли — неизвестно кто и зачем — и посреди хаотичного танца дыр валялся бесхозный пистолет. Финт наклонился за ним и обнаружил, что в магазине осталось еще пять патронов. Затвор разве только заедало.

Здесь на окнах ничего не висело, да окон как таковых уже не было: в проемах торчали щепки рам. Богатеи очень любили дерево. Посреди этой временно́й дыры в прошлый век кое-как держалась на сломанных ножках кровать, застланная багряно-красной тканью, а в продавленной середине шевелилось изнеможенное тело наркомана Занелли.

Всю неделю до самого прихода в отель Рори Финт плавал как умирающий планктон в отравленной воде. Ему было все равно на толстяка, на Гоббса, на бунтовщиков, даже Марли занимала его исключительно как предмет поисков. Вид Занелли поднял в нем желчь ненависти и страха. Он всегда боялся наркоманов, особенно его, ибо с головой у него явно было не все в порядке. И когда не давился своим чертовым кайфом, Занелли вытворял всякий бред, вплоть до того, что заявлялся к Чену — китайцу, что кормил половину увеселительных кварталов, — и выносил кому-нибудь мозги из помпового дробовика прямо в кафе. А полиция плевала на то, что происходит у маргиналов. До тех пор, пока они не выскакивали на главные улицы. Занелли никогда такого не делал.

Доза, по-видимому, еще действовала: он валялся, раскинув руки и ноги, в одних трусах и «пляжной» рубашке. Веки подергивались, будто он силился разлепить их, но никак не получалось. Он что-то мелодично мычал и дергал ступнями в такт одному ему известной музыке. Вдоволь насмотревшись на театр одного Занелли, Финт подошел ближе, но перед кроватью на что-то наступил: это что-то противно треснуло, и Занелли в лучших традициях фильмов ужасов вскочил с кровати, упершись в того сумасшедшим взглядом. Потом прошли первые секунды шока, он расслабился и признал в Финте своего.

— Она за тобой заходила, — произнес он, рухнув обратно. Тон его звучал так, как если бы все, о чем он говорил, произошло час назад.

— Знаю, — Финт сел на кровать. — Но это было давно.

— Иллюзия, — неопределенно протянул Занелли.

Похоже, бунтовщики, которые с минуты на минуту будут штурмовать отель, его не волновали. Зато волновали Финта. Их крики приближались и бились из трещин в стенах, из голых оконных рам.

Финт положил «зиплок» Занелли на грудь и придавил ладонью. Тот поднял голову и уставился на его руку, перестав дышать.

— Это ж с моей квартирки! — сообразил он.

— От нее даже стен не осталось.

— А от твоей?

— Моя цела пока. Хочу кое о чем тебя попросить. Скажешь, что прошу, отдам пакетик.

Чтобы не бороться с ним раньше времени, Финт сжал «зиплок» в кулаке. Взгляд Занелли немного прояснился, и он поднялся на локтях, готовый слушать, лишь бы отдали наркотик.

— Помнишь господина журналиста? — спросил Финт, держа у бедра пистолет.

— Был у меня на той неделе, ага.

Занелли почесал неаккуратно подстриженную макушку и добавил:

— Спрашивал про Марли.

— Что ты ему сказал?

— Что мы с ней виделись, но больше не стал болтать. Не его это, старого хрена, дело.

Показания обоих не расходились, и Финт радовался, что сэкономит силы, не выбивая правду из Занелли.

— Когда ты с ней виделся?

— А все на той же неделе. Приходила забрать мои программки, сказала, что больше не вернется сюда. Даже разрешила покопаться в ее квартире. Ну, знаешь, софты, компьютер, чипы. Кое-что удалось толкнуть китайцам, пока они не свалили.

— Спешила, значит?

— Пятки сверкали.

— Куда отправилась, не говорила?

— В Будапешт.

Финт нахмурился. Из Венгрии ее не станут экстрадировать, у них нейтральная зона. Вот почему она туда и поехала. Впрочем, существовало одно жирное «но», которое не играло Марли на руку: в Будапеште охотников за головами была тьма. Выжечь ей мозг в кибер-сетке вряд ли получится, да и Финт не хотел бы такого развития событий, они все-таки были друзьями до этих пор. Видно, на этом этапе с ним распрощаются. Мало, что ли, хороших охотников за головами? А он хорош только в голограммах.

— Доказательства? — Финт поднял «зиплок» на уровень глаз Занелли.

— Можно поковырять по проданным на седьмое местам, пока не разгромили железнодорожников.

Финт швырнул ему пакетик. Сам он никак не поковыряет, зато господа, что платят ему деньги, сделают. Достаточно лишь знать число и пункт назначения. Поддельный идентификатор бесполезен, когда ищут власть имущие, особенно, если они эту власть недавно потеряли.

Занелли с удовлетворением сунул наркотик в дырявый нагрудный карман и улегся обратно в как специально продавленную для него колыбель. Покончить незаметно для себя самого жизнь самоубийством он пока не спешил, но с каждым мгновением выглядел все паршивее. Финт вскочил — насколько позволяла ему нога — с кровати и выглянул в окно: дыхание у него перехватило при виде процессии, словно собравшейся на казнь гугенотов. Мужчин собралось больше, и каждый был изрядно крепок телосложением, чтобы усталому Финту бороться даже с одним. Впрочем, толпа все же шествовала небольшая, очевидно прочие разбрелись по другим домам, что можно поджечь.

Когда Финт выскочил из номера, Занелли ухом не повел. Идеальный вариант — дождаться, пока вся куча не ввалится в холл, они все так делают, будто чтут давнюю традицию. А потом уж сигануть на аварийную лестницу, вот только ее придется для начала поддеть — это сложно с тростью — и вылезть для этого из окна. Он заглушал боль в ноге препаратами, которые сгинули вместе с остальным барахлом в квартире, и к тому, что наступать на нее было все сложнее, присовокуплялось смутное жжение. Как он проделает трюк с такой ногой, наверное, и богу неизвестно.

Тем не менее, когда орущая толпа с внушительным запасом огнестрельного и горючего вломилась в двери, Финт сорвал занавеску и кое-как встал на подоконник. С равновесием, благо, все в порядке. Стекла бились недолго, как недолго звучали голоса. Бунтующие утихомирились: похоже, Гоббс все-таки занял их неглупой болтовней. Быть может, она не только Финту выиграет время, но и сохранит жизнь немногочисленным «постояльцам».

До лестницы Финт все-таки дотянулся, но дергать ее вниз оказалось еще сложнее, чем он предполагал. Получилось чересчур громко. Он зажмурился, прилипнув к проему, однако никто не обратил внимания на шум. Затем он стал лезть на перекладины, превозмогая возрастающую боль, и ловко сполз до самого конца, стерев ладони. Оставалось лишь спрыгнуть: он приноровился это делать, но все-таки приземляться было больно.

Если сбежать с отеля ему повезло, дальше дело не пошло никак: другая куча бунтовщиков объявилась на перекрестке, а к берегу он не рискнул бы бежать, там их тоже пруд пруди. Но на спасении Финт не ставил крест. Замысловатая архитектура города-государства не раз помогала ему затеряться, только на этот раз он уже не побегает. Тем более по брусчатке. Эта часть города, как и отель, как и множество прочих построек и монументов — вовсе не историческая часть, а всего лишь муляж. Искусная подделка под прошлое — вплоть до времен заката кайзеровской Германии. И рядом со всем этим соседствует современная жизнь во всех ее красотах и неприглядностях, жизнь, заключенная в кибер-сетку, как мозг Марли. И эти бунтовщики — тоже ее часть, очень важная, уставшая от пренебрежения со стороны великих строителей маленького мирка на побережье.

Сегодня этот мирок наконец плотно сомкнулся. Рори Финт понял, что бесповоротно увяз здесь, все из-за чертовой ноги. Куда ему бежать, когда бунтовщики стремительнее? Он все же не успел. Тогда же, в тот миг, когда первый взбешенный маргинал заметил его под давно потухшей вывеской, Финт решил пойти стихии навстречу. Что-то подсказывало ему, что даром эта задержка не пройдет, что все-таки не зря он посетил Занелли, поставив на кон свою жизнь. Он вышвырнул на брусчатку наличные, чтобы у бунтовщиков не возникло соблазна избить его больше, когда найдут деньги. Пистолет тоже оказался бесполезен: даже курок не взводился. Финт выбросил и его, а потом поковылял, наваливаясь на трость, в сторону орущих.

Сначала они его не тронули. Чтобы хотя бы не упасть в глазах самого себя, Финт запрятал глубоко внутрь всякий страх. Они даже расступались, пока он плелся. Но после кто-то подбил трость, и Финт беспомощно завалился на бок. Грязные грубые руки обшарили все его карманы, нашли только идентификатор — блок мало кто из них умел снимать — и отпустили. Финт стал совсем безвольной куклой: уже другие руки подняли его на ноги, хорошенько врезали в челюсть и намотали на голову какое-то тряпье.

— Потащим-ка его под землю, — услышал Финт одного.

— На кой хрен он нам сдался?

— А на тот, что это тот мастер голографий из увеселительного квартала.

— Хм, а его можно продать.

— На органы?

— Ты придурок! Кто же мастеров на органы продает? Живой дороже стоит.

— Кто ж его купит?

— Знаю я кое-кого.

Вот тут-то Финт потерял всякое самообладание. Под какую еще землю? И зачем его продавать? Любителей экзотичного бизнеса в городе хватало, теперь их больше прежнего. Но прежде чем он собрался сопротивляться, ему ударили прямо в горло и скрутили. Перед глазами и без того было темно, а теперь еще и звездочки запрыгали. Колени сами подкосились. За гангреной не ощущалась никакая другая боль, и Финт смирился, словно бы принял наркотик вместо Занелли и отшиб мозги напрочь.

Потом он уже ничего не чувствовал.