Чужая память (джен)

― Только не говори мне, что ты снова полдня провел в его памяти, Гарри, ― сурово сказала Джинни и, подобно Молли, скрестила руки на груди.

Гарри Поттер кивнул, улыбнулся, надеясь разрядить обстановку, и аккуратным движением собрал воспоминания в пузырек, тщательно запечатав его заклинанием. Перестраховываться и накладывать заклинания от вторжения, проникновения, воровства и даже просто желания взять что-либо без спроса из его кабинета вошло в привычку еще с того момента, когда Джеймсу исполнилось пять лет.

Снова улыбнувшись сохраняющей суровое выражение лица Джинни, он поставил флакон в шкаф и, в глубине души понимая, что она имеет право быть недовольной, все же постарался придать лицу невинное выражение. Заискивающе глядя жене в глаза, он надеялся, что Джинни в очередной раз вздохнет и забудет о странном хобби своего мужа, но сейчас, похоже, она была настроена решительно. На ее взгляд, непонятное желание Гарри подолгу проводить время в памяти давно умершего декана Слизерина было сродни странной мании и никак не могло стать в один ряд с хобби вроде квиддича по выходным с Роном или аврорских гулянок в пабе раз в месяц.

― Он умер, Гарри, ― сказала она. ― Он двадцать лет как умер, и пора бы уже отпустить и его, и все, что с ним связано. Ты не видишь себя со стороны. Одно дело — просто помнить человека, а другое — едва ли не растворяться в нем! Ты ведь говоришь о нем чуть ли не постоянно. Снейп то, Снейп это, Снейп бы поступил вот так и никак иначе… ― горячилась Джинни, едва не плача от вида мужа, явно ни капли не впечатленного ее словами. ― Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

― Да, слышу, ― безразлично ответил Гарри. ― Но ты преувеличиваешь. На самом деле, когда я там, ― кивнул он в сторону омута памяти, ― я просто могу спокойно подумать. Я несколько дел раскрыл, когда был в его воспоминаниях, Джин, ― мягко произнес он. ― Будь Снейп жив, я уверен, что сейчас он отчитал бы тебя за глупые подозрения…

― Будь он жив, ― фыркнула Джинни. ― Мне иногда кажется, что он и не умирал вовсе. Во всяком случае, говорит он со мной куда больше моего мужа!

Осознав, что до Гарри, видимо, снова не удалось достучаться, она, подобно фурии, стремительно прошла мимо него и скрылась в темноте коридора.

Оглянувшись по сторонам, Поттер убедился, что все особо значимые вещи убраны, и только лишь мгновение спустя вспомнил, что все дети в школе и пробираться тайком в его кабинет попросту некому. На душе, и без того раздосадованной ситуацией с Джинни, стало тяжело и пусто. По привычке запечатывая за собой дверь, он не мог отделаться от ощущения, что жена может быть права, но, разозлившись на самого себя за подобные мысли, просто списал ее вспыльчивость на неудачный день.

― Миссис Поттер велела передать мистеру Поттеру, чтобы он сегодня спал в гостевой комнате, ― проскрипел возникший с громким хлопком молодой домовой эльф — преемник Кричера. Сам Кричер умер много лет назад. Узнав, что герой магической Британии остался без домовика, отдел мракоборцев тут же скинулся и презентовал мистеру Поттеру нового слугу на ближайший день рождения.

Эльф, с несвойственным для его народа именем — Барри, был еще очень юным и чем-то напоминал Гарри Перси Уизли. Барри имел гордый вид эльфа, принадлежащего знатным хозяевам, ходил по струнке, практически не совершал ошибок и никогда не наказывал себя прилюдно. Принадлежа к весьма элитной породе, Барри всегда держался очень вежливо и иной раз даже незаметно. Тем не менее Поттеру эльф не нравился. Ему не нравилась эта приторная вежливость в противовес вечной ворчливости почившего Кричера. Ему не хватало искренности Добби, и, уж чего там, ему было обидно, что Барри явно отдавал свое предпочтение Джинни, держась с Гарри подчеркнуто холодно. Вот и теперь на молодой, без единой морщинки мордочке явно проглядывала насмешливая ухмылка.

Эта ухмылка отчего-то показалась Гарри очень обидной и напомнила извечные гримасы тети Петунии. Глядя на эльфа, что едва доставал ему до колена, Поттер внезапно почувствовал себя не главой мракоробоцев, отцом троих детей, счастливым мужем и надежным другом, как о нем всегда писали в газетах, а ребенком, огорчившим святую женщину, давшую ему кров, еду и необходимую заботу.

― Хорошо, Барри, ― кивнул Поттер. ― Можешь идти. Я позову, если ты мне понадобишься.

В том, что эльф ему понадобится, Гарри искренне сомневался. Вздохнув, Поттер молча поплелся в сторону гостевой спальни и, по пути заметив в зеркале свое отражение — бледное, измученное и с очень выделяющимся шрамом на щеке — вернулся назад и, найдя на кухне бутылку бренди, так и остался за длинным кухонным столом.

Ощущая незримое присутствие эльфа, Гарри наливал себе стакан за стаканом, совершенно не стесняясь. К чужому мнению у него давно уже был иммунитет, и абсолютно ничьи слова не смогли бы заставить его смутиться или испытать чувство вины. А те люди, что могли оказать на него хотя бы какое-то влияние, были либо мертвы и говорить отказывались, либо говорили со своих портретов совсем не то, что нужно.

Налив еще один стакан и опрокинув его в себя так, что даже не почувствовалось вкуса, Гарри подумал о портрете Дамблдора и о том, что тот все время повторяется и за красивыми фразами прячет абсолютное непонимание. Разговаривать с портретами умерших — все равно что слушать диктофонные записи. Иной раз случается чудо и вопросы соответствуют заранее записанным ответам, но чаще всего такие диалоги разочаровывают, а разговоры не клеятся.

От покойного Дамблдора мысли перескочили на Волдеморта. Дотронувшись до лба, Гарри с трудом нащупал тонкую нитку уже почти незаметного глазу знаменитого шрама в виде молнии. С усмешкой подумав, что ведь именно этому шраму он обязан своей нынешней жизнью, Поттер налил еще один стакан и, на сей раз отхлебнув, на несколько секунд задержал алкоголь во рту. Сглотнув, он поморщился и крякнул от неприятного ощущения, гадая, чем оно вызвано: бренди или воспоминаниями.

Никто, кроме Джинни, пожалуй, не знал и не мог представить, как глава мракоборцев искренне ненавидит свою работу, жизнь мракоборца и то, как все чаще он мечтает заняться чем-то другим, но не может понять, чем именно. Видя его каждый день на работе, никто и подумать не мог, что Гарри Поттер уже давным-давно не знает, о чем говорить с собственными детьми.

Подобно старому граммофону, что пылится на чердаке дома Блэков, Гарри всегда был готов повторять истории из своей молодости и читать детям морали, говоря, что ему пришлось пережить в их годы. Джеймс в такие моменты обычно молчал, уносясь мыслями в очередной матч по квиддичу, Лили скучала, а Альбус отчего-то всегда чувствовал себя очень неловко и хотел сбежать от занудных историй. Он и сбегал, выбирая удобный момент, который, по стечению обстоятельств, всегда был перед тем, как отец доходил до описания Снейпа и Дамблдора. Названный в честь двух самых выдающихся директоров школы Хогвартс, Альбус свои имена терпеть не мог и слушать о них лишний раз отказывался.

Новый стакан, осушенный за детей и их светлое будущее, звонко приземлился на стол и, разбившись, оставил на темном дереве вмятину. Убирая палочкой осколки, Гарри с усмешкой подумал, что жена наверняка будет недовольна, обнаружив утром выбоину на так любимом ею старом столе, видавшим не одно поколение Блэков. Именно за ним когда-то собирался и Орден Феникса, а чуть позже и многочисленные члены семьи Уизли. Сам Гарри этот стол искренне ненавидел хотя бы за то, что он темный, а кухня, по его мнению, должна быть светлой и дарить счастье, а не тревогу и тяжелые воспоминания. Почти каждый день Поттер едва ли не проваливался в прошлое, представляя, как Сириус, качаясь на стуле, сидит во главе стола, или как Тонкс украдкой сжимает руку Ремуса, думая, что увлеченные очередным обсуждением планов Темного Лорда члены Ордена не замечают этого жеста.

По окончании войны Гарри хотел избавиться от стола как можно быстрее, но Джинни была против, да и мистер Уизли настойчиво посоветовал уступить.

― Счастливый брак, Гарри, строится на уступках и компромиссах, ― говорил он, помешивая чай в большой желтой чашке. ― Джинни наверняка накроет стол скатертью, и ты сам не заметишь, как перестанешь обращать на него внимания.

Вот только Артур не учел, что его дочь, в отличие от ее матери, совершенно не любила скатерти и доставала их лишь по праздникам.

― Счастливый брак, ― проворчал Гарри, палочкой подманивая к себе новый стакан и пополняя уровень алкоголя в бутылке.

Счастливым мужем Поттер себя не считал уже давно. Для других, даже для Молли с Артуром и Рона с Гермионой, они с Джинни по прежнему выглядели блестящей парой. Иной раз они оба тоже начинали в это верить. Особенно после приемов в Министерстве, где, весь вечер танцуя и улыбаясь, они приходили домой и продолжали играть в счастливую семью до самого утра. А по пробуждении вместе с похмельем на них вновь наваливался быт, откуда-то взявшиеся заботы и ответственность за детей, почему-то забирающая всю романтику. Так, чем больше проходило дней с очередного приема, тем прохладнее и формальнее были их отношения. Спасало лишь то, что работы у обоих было очень много и нежелание проводить время вместе легко можно было списать на усталость.

Выпив еще один стакан за Джинни, Гарри подумал, что, наверное, нужно все же разобраться с несколькими ее просьбами.

Миссис Поттер до жути, до зубовного скрежета надоел этот дом. Она не уставала жаловаться на то, как ей осточертели тарелки с вензелями Блэков, что волшебным образом обязательно появлялись на всей новой посуде. Ей надоело вести этот быт в одиночку, не нагружая Гарри ненужными проблемами. Что ее стараниями он и знать-то не знает, как сложно подобрать одежду вечно спорящему Джеймсу, как тяжело ему объяснить, что не стоит красть у матери средства гигиены и что такое личное пространство. Не ему приходится едва ли не ежедневно, глядя на дочь, думать со страхом, что скоро у нее появится парень. И не ему, конечно же, Альбус со слезами жалуется, что ненавидит свое имя и не может завести друзей в школе.

Обычные жалобы Гарри переносил стойко и всякий раз обещал исправиться. Он и старался, но в последнее время Джинни стала обращать внимание еще и на своеобразное увлечение мужа чужой памятью. Никак не реагируя поначалу, теперь она едва ли не закатывала истерики, увидев, что Поттер вновь находится рядом с омутом памяти. У нее вызывало злость и недоумение то, что, выныривая, он подолгу о чем-то думал, смотря на огонек тлеющей свечи.

― Что ты там видишь? ― спросила она однажды после месяца наблюдения за мужем. ― Там же каждый раз все то же самое. Зачем смотреть на это постоянно?

― Я пытаюсь понять… ― отвечал Гарри, не сводя взгляда со свечи. ― Мне кажется, будто каждый раз вижу все новые и новые детали. То, что не замечал, понимаешь? Это же не просто фотография, там целый мир, Джинни!

― Там бледное отражение памяти того, кто давно сгнил, ― злобно говорила она, не понимая, как можно годами предпочитать прошлое настоящему. ― Воспоминания не могут меняться, это каждый школьник знает.

― Я не говорю, что они меняются, ― спокойно пояснял он, ― я говорю, что лишь замечаю в них то, на что не обращал внимания прежде. На то, как выглядела мама, к примеру.

― А на то, как выглядят твои дети, ты не хочешь внимания обратить? ― ехидничала Джинни, прекрасно зная, насколько больная эта тема для ее мужа. ― А то, глядишь, тоже придется их в омуте памяти разглядывать.

Такие разговоры всегда заканчивались одинаково — хлопнув дверью, Джинни выходила из кабинета, оставляя его один на один со своими мыслями. Гарри, решив, что в чем-то жена права, на какое-то время старался забыть про флакон с серебряными нитями воспоминаний и уделить время семье. Закрывая омут памяти в шкафу, он заставлял себя возвращаться домой пораньше, писал детям письма и играл роль идеального мужа ровно до тех пор, пока проклятый флакон не начинал сниться ему по ночам, зовя вновь оказаться в прошлом. Особенно когда дома, кажется, было так предательски пусто, и никто не мог ему помешать.

Бренди кончилось.

Нетвердой походкой Поттер поднялся со стула и, по привычке направившись в их с Джинни спальню, лишь в последний момент вспомнил слова эльфа. Поморщившись, он отвесил спящей супруге шутливый поклон и, передвигаясь при помощи стены, отсчитав несколько дверей от спальни, ввалился в гостевую комнату. Стакан с водой и маленький пузырек антипохмельного, заранее поставленные предусмотрительным эльфом на прикроватный столик, заставили Гарри испытать смесь стыда и бессильной злости, но сонливость оказалась сильнее желания запустить пузырек в стену. Упав на кровать и даже не удосужившись раздеться, Гарри Поттер мгновенно заснул.