Чужая память (джен)

Так много событий и так много лет прошло после победы над тем, кого уже давным-давно можно называть по имени. Иной раз Гарри Поттеру казалось, что финальная битва, в которой ему каким-то чудом удалось победить Лорда Волдеморта, была только вчера. Сегодня, проводив детей в школу, он искренне не мог понять, как так случилось, что даже Лили успела вырасти, и как он мог не заметить, что прошло уже столько времени. Глядя на исчезающий вдалеке красный поезд с эмблемой школы, Гарри старался улыбаться, но в его груди все разрывалось от непонятной тоски.

Хогвартс по-прежнему был для него домом. Несмотря на все злоключения, мысли об уроках, учителях и домашних заданиях вызывали приятную ностальгию, а редкие визиты, случавшиеся по праздникам, заканчивались, пожалуй, очень быстро, чтобы получить от них удовольствие. К тому же в школе была одна вещь, которая печалила Гарри сильнее, чем куда-то ускользающее время.

Портрет Снейпа, который с огромным трудом добыл Поттер, молчал и, хотя и был нарисован волшебником с применением волшебных красок, ни говорить, ни двигаться не хотел. Если бы не особая глубина, присущая волшебным портретам, его вполне можно было бы счесть за модное маггловское 3-д изображение. Каждый раз навещая директорский кабинет, Гарри упорно пытался заговорить с нарисованным на портрете профессором, но тот и бровью не шевелил. На каждый вопрос или фразу Снейп отвечал все тем же недвижимым безмолвием на бледном и несколько высокомерном лице.

Проводив детей и вернувшись домой, Гарри постарался как можно быстрее закрыться в своем кабинете. Там, подгадав момент, когда Джинни уйдет по делам, он вынул из шкафа небольшой омут памяти и, вылив в него серебристую субстанцию из пузырька, который хранил как самое большое сокровище, погрузился в чужие воспоминания. Находясь там, в обществе людей, которых давно уже нет в живых, Гарри мог ненадолго расслабиться, позволить себе забыть о собственных проблемах и почувствовать себя все тем же подростком, которым был много лет назад.

― Только не говори мне, что ты снова полдня провел в его памяти, Гарри, ― сурово сказала Джинни и, подобно Молли, скрестила руки на груди.

Гарри Поттер кивнул, улыбнулся, надеясь разрядить обстановку, и аккуратным движением собрал воспоминания в пузырек, тщательно запечатав его заклинанием. Перестраховываться и накладывать заклинания от вторжения, проникновения, воровства и даже просто желания взять что-либо без спроса из его кабинета вошло в привычку еще с того момента, когда Джеймсу исполнилось пять лет.

Снова улыбнувшись сохраняющей суровое выражение лица Джинни, он поставил флакон в шкаф и, в глубине души понимая, что она имеет право быть недовольной, все же постарался придать лицу невинное выражение. Заискивающе глядя жене в глаза, он надеялся, что Джинни в очередной раз вздохнет и забудет о странном хобби своего мужа, но сейчас, похоже, она была настроена решительно. На ее взгляд, непонятное желание Гарри подолгу проводить время в памяти давно умершего декана Слизерина было сродни странной мании и никак не могло стать в один ряд с хобби вроде квиддича по выходным с Роном или аврорских гулянок в пабе раз в месяц.

― Он умер, Гарри, ― сказала она. ― Он двадцать лет как умер, и пора бы уже отпустить и его, и все, что с ним связано. Ты не видишь себя со стороны. Одно дело — просто помнить человека, а другое — едва ли не растворяться в нем! Ты ведь говоришь о нем чуть ли не постоянно. Снейп то, Снейп это, Снейп бы поступил вот так и никак иначе… ― горячилась Джинни, едва не плача от вида мужа, явно ни капли не впечатленного ее словами. ― Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?

― Да, слышу, ― безразлично ответил Гарри. ― Но ты преувеличиваешь. На самом деле, когда я там, ― кивнул он в сторону омута памяти, ― я просто могу спокойно подумать. Я несколько дел раскрыл, когда был в его воспоминаниях, Джин, ― мягко произнес он. ― Будь Снейп жив, я уверен, что сейчас он отчитал бы тебя за глупые подозрения…

― Будь он жив, ― фыркнула Джинни. ― Мне иногда кажется, что он и не умирал вовсе. Во всяком случае, говорит он со мной куда больше моего мужа!

Осознав, что до Гарри, видимо, снова не удалось достучаться, она, подобно фурии, стремительно прошла мимо него и скрылась в темноте коридора.

Оглянувшись по сторонам, Поттер убедился, что все особо значимые вещи убраны, и только лишь мгновение спустя вспомнил, что все дети в школе и пробираться тайком в его кабинет попросту некому. На душе, и без того раздосадованной ситуацией с Джинни, стало тяжело и пусто. По привычке запечатывая за собой дверь, он не мог отделаться от ощущения, что жена может быть права, но, разозлившись на самого себя за подобные мысли, просто списал ее вспыльчивость на неудачный день.

― Миссис Поттер велела передать мистеру Поттеру, чтобы он сегодня спал в гостевой комнате, ― проскрипел возникший с громким хлопком молодой домовой эльф — преемник Кричера. Сам Кричер умер много лет назад. Узнав, что герой магической Британии остался без домовика, отдел мракоборцев тут же скинулся и презентовал мистеру Поттеру нового слугу на ближайший день рождения.

Эльф, с несвойственным для его народа именем — Барри, был еще очень юным и чем-то напоминал Гарри Перси Уизли. Барри имел гордый вид эльфа, принадлежащего знатным хозяевам, ходил по струнке, практически не совершал ошибок и никогда не наказывал себя прилюдно. Принадлежа к весьма элитной породе, Барри всегда держался очень вежливо и иной раз даже незаметно. Тем не менее Поттеру эльф не нравился. Ему не нравилась эта приторная вежливость в противовес вечной ворчливости почившего Кричера. Ему не хватало искренности Добби, и, уж чего там, ему было обидно, что Барри явно отдавал свое предпочтение Джинни, держась с Гарри подчеркнуто холодно. Вот и теперь на молодой, без единой морщинки мордочке явно проглядывала насмешливая ухмылка.

Эта ухмылка отчего-то показалась Гарри очень обидной и напомнила извечные гримасы тети Петунии. Глядя на эльфа, что едва доставал ему до колена, Поттер внезапно почувствовал себя не главой мракоробоцев, отцом троих детей, счастливым мужем и надежным другом, как о нем всегда писали в газетах, а ребенком, огорчившим святую женщину, давшую ему кров, еду и необходимую заботу.

― Хорошо, Барри, ― кивнул Поттер. ― Можешь идти. Я позову, если ты мне понадобишься.

В том, что эльф ему понадобится, Гарри искренне сомневался. Вздохнув, Поттер молча поплелся в сторону гостевой спальни и, по пути заметив в зеркале свое отражение — бледное, измученное и с очень выделяющимся шрамом на щеке — вернулся назад и, найдя на кухне бутылку бренди, так и остался за длинным кухонным столом.

Ощущая незримое присутствие эльфа, Гарри наливал себе стакан за стаканом, совершенно не стесняясь. К чужому мнению у него давно уже был иммунитет, и абсолютно ничьи слова не смогли бы заставить его смутиться или испытать чувство вины. А те люди, что могли оказать на него хотя бы какое-то влияние, были либо мертвы и говорить отказывались, либо говорили со своих портретов совсем не то, что нужно.

Налив еще один стакан и опрокинув его в себя так, что даже не почувствовалось вкуса, Гарри подумал о портрете Дамблдора и о том, что тот все время повторяется и за красивыми фразами прячет абсолютное непонимание. Разговаривать с портретами умерших — все равно что слушать диктофонные записи. Иной раз случается чудо и вопросы соответствуют заранее записанным ответам, но чаще всего такие диалоги разочаровывают, а разговоры не клеятся.

От покойного Дамблдора мысли перескочили на Волдеморта. Дотронувшись до лба, Гарри с трудом нащупал тонкую нитку уже почти незаметного глазу знаменитого шрама в виде молнии. С усмешкой подумав, что ведь именно этому шраму он обязан своей нынешней жизнью, Поттер налил еще один стакан и, на сей раз отхлебнув, на несколько секунд задержал алкоголь во рту. Сглотнув, он поморщился и крякнул от неприятного ощущения, гадая, чем оно вызвано: бренди или воспоминаниями.

Никто, кроме Джинни, пожалуй, не знал и не мог представить, как глава мракоборцев искренне ненавидит свою работу, жизнь мракоборца и то, как все чаще он мечтает заняться чем-то другим, но не может понять, чем именно. Видя его каждый день на работе, никто и подумать не мог, что Гарри Поттер уже давным-давно не знает, о чем говорить с собственными детьми.

Подобно старому граммофону, что пылится на чердаке дома Блэков, Гарри всегда был готов повторять истории из своей молодости и читать детям морали, говоря, что ему пришлось пережить в их годы. Джеймс в такие моменты обычно молчал, уносясь мыслями в очередной матч по квиддичу, Лили скучала, а Альбус отчего-то всегда чувствовал себя очень неловко и хотел сбежать от занудных историй. Он и сбегал, выбирая удобный момент, который, по стечению обстоятельств, всегда был перед тем, как отец доходил до описания Снейпа и Дамблдора. Названный в честь двух самых выдающихся директоров школы Хогвартс, Альбус свои имена терпеть не мог и слушать о них лишний раз отказывался.

Новый стакан, осушенный за детей и их светлое будущее, звонко приземлился на стол и, разбившись, оставил на темном дереве вмятину. Убирая палочкой осколки, Гарри с усмешкой подумал, что жена наверняка будет недовольна, обнаружив утром выбоину на так любимом ею старом столе, видавшим не одно поколение Блэков. Именно за ним когда-то собирался и Орден Феникса, а чуть позже и многочисленные члены семьи Уизли. Сам Гарри этот стол искренне ненавидел хотя бы за то, что он темный, а кухня, по его мнению, должна быть светлой и дарить счастье, а не тревогу и тяжелые воспоминания. Почти каждый день Поттер едва ли не проваливался в прошлое, представляя, как Сириус, качаясь на стуле, сидит во главе стола, или как Тонкс украдкой сжимает руку Ремуса, думая, что увлеченные очередным обсуждением планов Темного Лорда члены Ордена не замечают этого жеста.

По окончании войны Гарри хотел избавиться от стола как можно быстрее, но Джинни была против, да и мистер Уизли настойчиво посоветовал уступить.

― Счастливый брак, Гарри, строится на уступках и компромиссах, ― говорил он, помешивая чай в большой желтой чашке. ― Джинни наверняка накроет стол скатертью, и ты сам не заметишь, как перестанешь обращать на него внимания.

Вот только Артур не учел, что его дочь, в отличие от ее матери, совершенно не любила скатерти и доставала их лишь по праздникам.

― Счастливый брак, ― проворчал Гарри, палочкой подманивая к себе новый стакан и пополняя уровень алкоголя в бутылке.

Счастливым мужем Поттер себя не считал уже давно. Для других, даже для Молли с Артуром и Рона с Гермионой, они с Джинни по прежнему выглядели блестящей парой. Иной раз они оба тоже начинали в это верить. Особенно после приемов в Министерстве, где, весь вечер танцуя и улыбаясь, они приходили домой и продолжали играть в счастливую семью до самого утра. А по пробуждении вместе с похмельем на них вновь наваливался быт, откуда-то взявшиеся заботы и ответственность за детей, почему-то забирающая всю романтику. Так, чем больше проходило дней с очередного приема, тем прохладнее и формальнее были их отношения. Спасало лишь то, что работы у обоих было очень много и нежелание проводить время вместе легко можно было списать на усталость.

Выпив еще один стакан за Джинни, Гарри подумал, что, наверное, нужно все же разобраться с несколькими ее просьбами.

Миссис Поттер до жути, до зубовного скрежета надоел этот дом. Она не уставала жаловаться на то, как ей осточертели тарелки с вензелями Блэков, что волшебным образом обязательно появлялись на всей новой посуде. Ей надоело вести этот быт в одиночку, не нагружая Гарри ненужными проблемами. Что ее стараниями он и знать-то не знает, как сложно подобрать одежду вечно спорящему Джеймсу, как тяжело ему объяснить, что не стоит красть у матери средства гигиены и что такое личное пространство. Не ему приходится едва ли не ежедневно, глядя на дочь, думать со страхом, что скоро у нее появится парень. И не ему, конечно же, Альбус со слезами жалуется, что ненавидит свое имя и не может завести друзей в школе.

Обычные жалобы Гарри переносил стойко и всякий раз обещал исправиться. Он и старался, но в последнее время Джинни стала обращать внимание еще и на своеобразное увлечение мужа чужой памятью. Никак не реагируя поначалу, теперь она едва ли не закатывала истерики, увидев, что Поттер вновь находится рядом с омутом памяти. У нее вызывало злость и недоумение то, что, выныривая, он подолгу о чем-то думал, смотря на огонек тлеющей свечи.

― Что ты там видишь? ― спросила она однажды после месяца наблюдения за мужем. ― Там же каждый раз все то же самое. Зачем смотреть на это постоянно?

― Я пытаюсь понять… ― отвечал Гарри, не сводя взгляда со свечи. ― Мне кажется, будто каждый раз вижу все новые и новые детали. То, что не замечал, понимаешь? Это же не просто фотография, там целый мир, Джинни!

― Там бледное отражение памяти того, кто давно сгнил, ― злобно говорила она, не понимая, как можно годами предпочитать прошлое настоящему. ― Воспоминания не могут меняться, это каждый школьник знает.

― Я не говорю, что они меняются, ― спокойно пояснял он, ― я говорю, что лишь замечаю в них то, на что не обращал внимания прежде. На то, как выглядела мама, к примеру.

― А на то, как выглядят твои дети, ты не хочешь внимания обратить? ― ехидничала Джинни, прекрасно зная, насколько больная эта тема для ее мужа. ― А то, глядишь, тоже придется их в омуте памяти разглядывать.

Такие разговоры всегда заканчивались одинаково — хлопнув дверью, Джинни выходила из кабинета, оставляя его один на один со своими мыслями. Гарри, решив, что в чем-то жена права, на какое-то время старался забыть про флакон с серебряными нитями воспоминаний и уделить время семье. Закрывая омут памяти в шкафу, он заставлял себя возвращаться домой пораньше, писал детям письма и играл роль идеального мужа ровно до тех пор, пока проклятый флакон не начинал сниться ему по ночам, зовя вновь оказаться в прошлом. Особенно когда дома, кажется, было так предательски пусто, и никто не мог ему помешать.

Бренди кончилось.

Нетвердой походкой Поттер поднялся со стула и, по привычке направившись в их с Джинни спальню, лишь в последний момент вспомнил слова эльфа. Поморщившись, он отвесил спящей супруге шутливый поклон и, передвигаясь при помощи стены, отсчитав несколько дверей от спальни, ввалился в гостевую комнату. Стакан с водой и маленький пузырек антипохмельного, заранее поставленные предусмотрительным эльфом на прикроватный столик, заставили Гарри испытать смесь стыда и бессильной злости, но сонливость оказалась сильнее желания запустить пузырек в стену. Упав на кровать и даже не удосужившись раздеться, Гарри Поттер мгновенно заснул.

Ему снилось что-то отвратительное и до тошноты мерзкое. В какой-то момент тошнота стала настолько реальной, что, проснувшись, Поттер схватил воздух ртом и, глубоко дыша, резко сел. Привкус рвоты, подкатившей к горлу, мгновенно исчез. Боясь вызвать повторное ощущение, Гарри, вместо того, чтобы лечь обратно, лишь удобнее устроился в кровати, подложив под спину одну из декоративных подушек. Мир вокруг казался ему расплывчатым, но надевать очки совсем не хотелось. Конечно, он бы давно мог исправить зрение, ведь даже магглы — и те, кажется, весьма преуспели в данном вопросе. Но Гарри Поттер по-прежнему оставался верен своим очкам в знаменитой круглой оправе. Ему нравилась возможность одним легким движением руки сбежать в мир, где есть лишь только такой вот калейдоскоп красок и невнятных контуров. Его личный мир, в который никто, ни одна живая душа при всем желании не сможет попасть и внести в него что-то свое. Но надеть очки все же пришлось.

Антипохмельное зелье пить отчаянно не хотелось. Зная, что Джинни наверняка уже ушла на работу, Гарри решил лечить больную голову и тошноту так, как когда-то лечил себя Сириус.

Путь на кухню за новой бутылкой, как назло, пролегал мимо кабинета. Кое-как сумев не поддаться желанию вновь окунуться в чужую память, на обратном пути Гарри все же не устоял и, закрыв за собой дверь, аккуратно переместил омут памяти на стол. Бутылка бренди так и осталось нетронутой, а головная боль забылась в тот же миг, когда в руку лег флакон с воспоминаниями.

― В последний раз, ― тихо произнес он самому себе, выливая серебряную субстанцию в чашу и уже привычно погружаясь туда лицом.

Оказавшись на залитой солнцем лужайке, Гарри в точности знал, что сейчас произойдет. Это воспоминание он не любил точно так же, как и его истинный владелец, но именно здесь он мог побродить по весенней школе. Не обращая внимания на студентов, Поттер любил прогуливаться по залитому солнцем лугу и каменным дорожкам. Несколько раз он пытался пройти дальше, чем позволяло воспоминание, но неизбежно натыкался лишь на плотный белый туман.

Сегодня, даже не глядя на разворачивающуюся неподалеку драму, Гарри просто шел вдоль лужайки к небольшому фонтанчику у входа в школу.

― Грязнокровка! ― донесся издалека рассерженный голос молодого Снейпа, но Гарри только лишь горько усмехнулся. Теперь, спустя больше двадцати лет, когда и из его рта вылетало множество слов, о которых можно жалеть до конца жизни, Гарри очень хорошо понимал этого Снейпа и искренне ему сочувствовал. Будь это возможно, Гарри, безусловно, постарался бы донести до этого худого обиженного парня, что делать дальше и как выпросить прощение за свои слова.

Занятый своими мыслями, он даже не заметил, что основное действие уже закончилось. Как он успел убедиться ранее, мародеры не смогли воплотить свои унизительные угрозы в жизнь ― помешала мадам Хуч, проходящая мимо и оштрафовавшая всех участников издевательств на пятьдесят баллов. Со Снейпа, впрочем, тоже сняли баллы. За оскорбление.

Засмотревшись, как потихоньку расходятся пристыженные Хуч студенты, Гарри заметил Снейпа, который привычно сел под деревом, потирая ушибленную руку и старательно сдерживая слезы обиды и гнева. Проклиная себя за идиотизм, он не спеша подошел к Снейпу и сел рядом.

― Глупо ждать, что ты меня услышишь, но мне правда жаль, что мой отец был таким подонком, ― произнес он и протянул руку, желая похлопать молодого Снейпа по плечу, но та, ожидаемо скользнув по воздуху, на миг размыла контуры Снейпа, создав легкую рябь в его очертаниях.

Сам Снейп, как показалось Гарри, внезапно дернулся, будто почувствовал невесомое прикосновение, и нахмурился.

Удивившись, Гарри вновь протянул руку и точно так же, как и в первый раз, провел ею по призрачной щеке, создав рябь и не чувствуя под пальцами ровным счетом ничего, кроме легкого ветерка. А вот Снейп, похоже, вновь что-то ощутил и, поморщившись, провел рукой по щеке, словно отгоняя невидимую муху.

Это воспоминание должно было завершиться, но Гарри давно уже научился задерживаться в нужном моменте на столько, на сколько считал нужным. Прочитав несколько книг, посвященных сохранению памяти, он даже научился останавливать воспоминание или, если нужно, прокручивать его в ускоренном режиме. Заинтересовавшись произведенным эффектом, он отмотал время назад до того момента, когда Снейп подошел к дереву.

― Чтобы их дементоры поцеловали! Сволочи! ― услышал Гарри, глядя, как Снейп, злобно бросив сумку на землю, садится рядом с ней. ― Ненавижу, ― твердил он, глядя на блестящую воду Черного озера, ― ненавижу.

― Понимаю, ― шепнул Гарри, вновь неосознанно пытаясь дотронуться до руки парня. ― Очень хорошо понимаю, что ты чувствуешь. Но знаешь, быть школьником, даже таким неудачливым, как ты или я, куда лучше, чем быть мной теперешним. Все эти собрания, работа, дети вот…

Фраза так и осталась незавершенной, а слова застряли в горле, когда он увидел, что Снейп точно так же, как и в первый раз, дернулся и нахмурился. Не веря в то, что это происходит на самом деле, Поттер замер, а спустя пару секунд огорченно вздохнул, когда Снейп вновь дотронулся до щеки, прогоняя муху, которую Гарри, видимо, не заметил в первый раз. Спустя еще несколько секунд Поттер понял, что сейчас произошло. Воспоминание удлинилось, открывая ему скрытые ранее границы.

Растерянно и в то же время с большой радостью Поттер продолжал наблюдать за новыми деталями чужой памяти вплоть до того момента, пока эту сцену не сменила следующая. Приложив небольшое усилие воли, чтобы не остаться в памяти Снейпа подольше, Гарри заставил себя вернуться в реальность.

Воспоминание о сегодняшнем путешествии, пусть даже и такое незначительное, где Снейп сидел под деревом и злился, было с особым трепетом перемещено в новый флакон. Свои воспоминания Гарри хранил отдельно и теперь, с грустью глядя на очередную занятую ячейку в шкафу, не хотел верить, что скоро лишится возможности погружаться в память самого смелого человека из всех, кого он знал.

Стук в дверь выдернул его из раздумий, и, подняв глаза, Гарри тут же наткнулся взглядом на крайне недовольное лицо жены. Джинни, вернувшись с работы пораньше и не найдя Гарри в гостевой комнате или на кухне, догадалась пойти в кабинет и последние десять минут просто стояла в дверном проеме, ожидая, когда на нее обратят внимание. К ее немалому возмущению, Гарри даже не заметил ее появления и явно удивился, когда она наконец обнаружила свое присутствие.

― Я бы уже давно выбросила эти воспоминания, если бы не была уверена, что ты наделал копий! ― прошипела она ему в лицо. ― Ты обещал, что завяжешь с этим. Ты пропадаешь там все больше, Гарри! Ты скоро начнешь путать реальности! ― возмущалась Джинни, с каждым словом повышая голос.

― Скоро перестану! ― огрызнулся Поттер, словно ее слова могли задеть его за живое.

На самом деле гнев Джинни лишь изредка вызывал у него чувство вины и больше смешил. С покрасневшими от гнева щеками она была до невозможности похожа на свою мать. Все его эмоции в данный момент были связаны лишь с тем, что флаконов с новыми, дополненными деталями становилось все больше.

― Воспоминания начали раскрываться, ― пояснил он, когда Джинни недоверчиво фыркнула на его фразу. ― Когда такое происходит, это означает, что скоро начнется окончательный распад. Отдавая свои воспоминания кому-либо, волшебник всегда проводит четкие границы, где должна начинаться и заканчиваться демонстрируемая сцена. Срок годности одного воспоминания колеблется от семи до сорока лет в зависимости от силы волшебника. Истончаясь, означенные границы начинают постепенно размываться и показывают чуть больше, чем было запланировано. Эдакий бонус, открывающийся под самый конец. Понимаешь?

― Даже вникать в этот бред не собираюсь, ― ответила Джинни, поджав губы. ― Но если они скоро исчезнут, я буду только рада. Может, ты и пить бросишь еще? Или мне нужно дождаться начала распада твоего мозга, чтобы ты перестал уничтожать запасы спиртного?

Гарри в ответ только покачал головой. Спорить с Джинни было заведомо глупым и бесполезным занятием, как и пытаться объяснить, что пьет он не так уж и много. Бренди помогало снять напряжение, расслабляло и дарило спокойствие, которого в последнее время становилось все меньше.

Вздохнув, он молча поставил пробирку с памятью Снейпа обратно на полку, чтобы вернуться к ней в более спокойной обстановке. Закрыв дверцы шкафа заклинанием, Гарри вновь усмехнулся своей привычке и задумался над тем, сколько у него еще осталось времени до того момента, как поблекшие серебряные нити окончательно растают в воздухе.

* * *

Новое дело на работе не оставляло возможности заняться этим вопросом вплотную. Как назло, именно тогда, когда счет шел буквально на недели, Гарри Поттер был загружен настолько, что, приходя домой, сразу же ложился спать, не в силах заниматься чем-либо еще. Так, решив, что тратить время на дорогу до дома и будничные разговоры с Джинни слишком неосмотрительно, Поттер завел привычку брать флаконы с памятью с собой на работу. Там, выкраивая себе хотя бы полчаса времени, обычно предназначающегося для обеденного перерыва, он аккуратно выливал содержимое в одолженный в соседнем отделе омут памяти.

В этот раз первым для просмотра Гарри выбрал воспоминание, где Снейп сидит в кабинете директора. Этот отрывок Поттер знал так хорошо, что при желании мог пересказать по памяти каждое слово. Периодически он приходил сюда из чувства ностальгии по школе и по самому Дамблдору. Не один раз Гарри вспоминал, как он подростком сидел напротив директорского стола в уютном, продавленном кресле и слушал мудрые речи.

Сейчас, глядя на худое, изможденное лицо Снейпа, он впервые подумал, что профессору в этом воспоминании всего тридцать восемь лет и что это даже по маггловским меркам не так уж и много. Тем не менее Снейп с темными кругами под глазами выглядел гораздо старше своего возраста. Наблюдая за его действиями, Гарри насвистывал песенку, что тихо звучала из старого радио, и едва не подпрыгнул от радости, когда Снейп вдруг начал постукивать пальцами по столу в такт мелодии. В прошлый раз это воспоминание закончилось гораздо раньше.

― Я так устал, ― тихо прошептал Снейп, откидываясь на спинку кресла и массируя виски двумя пальцами. ― Я устал настолько, что перспектива закончить жизнь в брюхе Нагайны скорее дарит спокойствие, чем пугает. Надеюсь, что хотя бы на том свете я смогу выспаться.

― Не следует забывать, ради чего вы живете, Северус, ― строго произнес Дамблдор с портрета. ― Постарайтесь выжить.

Глядя на портрет снизу вверх, Снейп лишь хмыкнул и, покачав головой, вновь вернулся к работе.

Гарри старался запомнить все происходящее с жадностью туриста, впервые вырвавшегося в чужую страну, но спустя секунду мир вокруг схлопнулся и исчез, чтобы через секунду повториться заново.

Не желая слушать, как Снейп беседует с портретом Блэка, Гарри перешел в следующую сцену, надеясь, что в ней новой информации будет больше.

Рождественский бал на четвертом курсе, казалось, был совершенно недавно. В воспоминании снег и холод не ощущались, и Гарри даже на несколько секунд залюбовался снежинками, падающими с неба. Неподалеку от него сейчас Снейп рассказывал Дамблдору о желании Каркарова сбежать, едва возобновится жжение в метке.

— Вот как? — мягко сказал Дамблдор. Мимо шли, хихикая, Флер Делакур и Роджер Дэвис. — А вам не хочется к нему присоединиться?

— Нет, — Снейп проводил глазами удаляющихся студентов. — Я не такой трус.

— Нет, — согласился Дамблдор. — Вы несравненно храбрее Игоря Каркарова. Вы знаете, я иногда думаю, что мы проводим распределение слишком рано…

Гарри медленно подошел к Снейпу, все еще пытающемуся понять смысл слов директора.

― Вы самый смелый человек из всех, кого я знал, сэр, ― произнес Гарри, глядя Снейпу прямо в глаза и запоздало отмечая, что стал немного выше своего бывшего преподавателя. ― Вот правда, ― усмехнулся он, ― наверное, на моем месте вы бы не прятались трусливо в чужой памяти от реальной жизни. Джинни права. Но, помимо этого, ей не понять, что это такое — мучиться от чувства вины и не иметь возможности сказать вам все эти слова в реальной жизни. Ваш портрет молчит, а мастера разводят руками, не зная причины такого безмолвия. У меня нет выбора, понимаете?

Говоря все, что приходит в голову, Гарри все ждал, что воспоминание закончится. Строго говоря, оно должно было закончиться, едва Дамблдор отойдет от Снейпа, но тот по-прежнему стоял посреди снежного двора с пораженным видом.

― Я бы выбрал Когтевран, ― одними губами произнес Снейп. Судя по всему, он уже оправился от удивления, и в глазах его заплясали искорки озорного веселья. ― Вот честное слово, ― все так же тихо говорил он самому себе, ― сейчас я бы прислушался к словам матери и выбрал Когтевран. Стал бы ученым и никогда, ни за что на свете не сунулся бы в пожиратели и уж тем более в учителя.

Заметив еще нескольких студентов, запрыгнувших в пустую карету, Снейп устремился к ним, а Гарри, прежде чем успел что-либо подумать, вновь оказался в своем кабинете.

― Ты скоро свихнешься, друг, ― мрачно сказал Рон, похлопав Поттера по плечу в знак приветствия.

Узнав от сестры, что Гарри все еще на работе, Рон без труда смог проникнуть в его кабинет и теперь ждал, пока он соизволит покинуть чужие воспоминания.

― Джинни попросила меня поговорить с тобой, но почему-то мне кажется, что это будет пустая трата времени. Что с тобой происходит, дружище?

― А что было с тобой, когда ты ушел из аврората? ― ощетинился Гарри. ― Что было, а? Совесть? Амбиции? Трусость?

― Семья, ― спокойно ответил Рон. ― Не хочу я, чтобы мои дети росли без меня. Ты прекрасно знаешь, что я ушел, когда родилась Рози, и только одному Мерлину известно, почему эта причина для тебя не аргумент. Ты вот хотя бы знаешь, какой любимый цвет у твоей дочери?

― Лиловый, наверное, ― наобум ответил Гарри. ― У детей каждый день новый цвет любимый. Я защищаю их жизни, когда ловлю преступников!

― Ну-ну, ― усмехнулся Рон. ― Ну, а там-то ты кого ловишь? Зачем тебе этот конкретный преступник? Он уже умер давно, ― сказал он, махнув рукой в сторону омута памяти.

Крыть было нечем. Скривив губы, Поттер оглянулся и, наложив на кабинет запирающее заклинание, жестом фокусника извлек из ящика бутылку виски. Не говоря ни слова, он вопросительно приподнял правую бровь, а Рон точно так же молча кивнул и наколдовал пару простеньких стаканов. Гарри Поттеру всегда нравилось то, что иной раз Рон способен был понять его даже без слов.

Устало откинувшись на спинку кресла, Гарри Поттер тихонько выругался и, сняв очки, устало потер глаза. Новые воспоминания Снейпа, обещавшие рассказать много интересного о том, как и чем он жил изо дня в день, разочаровывали Поттера сильной схожестью с его собственными серыми буднями.

Подобно профессору, он тоже любил приложиться к бутылке, и если Снейп выбирал вино (судя по этикетке — красное, полусладкое и исключительно эльфийского производства), то Гарри больше любил бренди или обычный маггловский виски. Точно так же, как и Снейп, Поттер ненавидел вставать по утрам под мерзкий звон будильника и абсолютно так же ложился спать как можно позже. Вместо сна Снейп часами высиживал либо над книгой, либо над тетрадями студентов. Последние Снейп искренне ненавидел и порой, если вчитываться в корявые строчки было лень, явно ставил оценки, отталкиваясь лишь от фамилии ученика.

Но вот удивило Гарри как раз не сходство, а различие. Снейп, в отличие от своего бывшего ученика, имел странную привычку разговаривать сам с собой. Часами он мог бубнить себе под нос или говорить что-то, обращаясь то к чернильнице, то к портрету, где изображенный волшебник, устав играть роль слушателя, давно куда-то исчез. Один из таких монологов Гарри и увидел в последнем раскрывшемся ему воспоминании.

На этот раз, оказавшись в подземельях, Гарри прошелся по кабинету Снейпа, проверяющего работы третьего курса, заглянул ему через плечо и устроился за предпоследней партой. Именно ее Гарри предпочитал занимать, учась в школе, и сейчас не захотел изменять привычке. Снейп же отложил тетрадь, зевнул и потянулся, разминая затекшую от долгого сидения спину.

― Хотя бы раз, хотя бы один студент написал бы что-то, чего я еще не читал, ― вздохнул он. ― Вот тогда я бы даже пятидесяти баллов не пожалел. Даже для Гриффиндора.

Если бы Гарри не знал, что Снейп его не видит, то мог бы решить, что тот обращается именно к нему. Тем не менее такая адресность была лишь видимостью, и на самом деле взгляд Снейпа был направлен на старенький шкаф с учебниками. Видимо, именно из этих книг и переписывали свою работу так раздосадовавшие профессора студенты.

― А между тем, ― продолжал Снейп, ― ни один из них не знает, что уже сейчас идет война и каждый из этих глупцов вскоре может погибнуть. Никто из них не понимает, что, глупо переписывая абзацы учебников, они не получат ни капли знаний, способных помочь в нужный момент. Вряд ли они осознают, что их жизни висят на волоске, как и моя, в общем-то.

Хмыкнув, он провел палочкой над столом, и прямо из воздуха на одной из тетрадей появились бутылка вина и стакан, больше подходящий для воды, нежели для дорогого эльфийского.

― А моя самая большая мечта — это чтобы папа подарил мне Нимбус на день рождения. Я точно знаю, что эта метла нам по карману, ― вслух прочел Снейп чужую переписку на обложке одной из тетрадей. Не желая заляпать ее вином, он узнал фамилию ученика, быстро черкнул на листе букву «В» и швырнул в стопку к проверенным.

― А я, в отличие от вас, Смитсон, ― усмехнулся Снейп, наливая вино в стакан, ― мечтаю дожить до старости и встретить смерть как давнего друга, а не ощущать ее дыхание за спиной, едва встану с постели. О семье, правда, мечтать уже отказался — не те положение и ситуация, хотя… Хотя, пожалуй, я бы хотел иметь семью. Мерлин, да я даже с отцом бы сейчас поговорить не побрезговал, лишь бы был хотя бы один человек, которому я нужен просто потому, что я есть, а не потому, что что-то могу и умею. Который хотел бы, чтобы я выжил.

Взгляд Снейпа слегка затуманился, будто он подумал о чем-то очень грустном, и, моргнув, он залпом осушил стакан. В следующий момент, когда стеклянное дно коснулось поверхности дубового стола, воспоминание оборвалось, а Гарри снова очутился в собственном кабинете. В его голове, отозвавшейся чувством стыда от собственного бездействия, сам собой всплыл недавний вопрос Рона о том, что он, Гарри, может сделать для сохранения воспоминаний. В тот раз Уизли так и не сумел убедить друга оставить своеобразное хобби.

― Тебе просто нужно дать им исчезнуть, ― настаивал Рон. ― Ты цепляешься за прошлое, не замечая настоящего, и просто боишься перемен. Память Снейпа для тебя как мостик в детство, который неожиданно решил разрушиться. Ну и пусть, Гарри, ― убеждал Рон. ― Пусть он рушится, а взамен мы поможем тебе построить что-то новое. У тебя семья, дети чудесные. Бросай это все. Воспоминания распадаются, и с этим ничего не поделаешь. Смирись и живи дальше.

Вот только о том, что следует делать с теряющими срок годности воспоминаниями, Гарри все-таки знал. В теории. Все авторы книг, что он читал, склонялись к мысли, что распад остановить практически невозможно. Если человек, давший воспоминание, жив, то он может просто обновить его, заново вложив в голову. В случае, если такой вариант невозможен, то ненадолго сдержать распад могут специфические заклинания или донор — волшебник, согласившийся принять в себя чужую память и немного пожить с ней.

Второй пункт, естественно, вызвал в Поттере невероятный интерес и заставил не единожды навестить министерскую библиотеку. Теперь у него на руках было шесть книг и парочка рапортов, так или иначе касающихся нужной темы. Один из рапортов оказался самым полезным. В нем от первого лица было описано то, как именно влияли чужие воспоминания на личность донора. Буквально за считанные недели волшебник, в чью голову поместили чужую память, начинал считать ее собственной. Его мозг стремился создать несколько ложных воспоминаний, объясняющих наличие чужих и перекрывающих все подаваемые разумом сигналы о фальшивке. Заканчивалось описание краткой выкладкой о том, что первоначальные воспоминания оказывались безвозвратно измененными сознанием волшебника, либо сами наносили ему вред и сводили с ума. Небольшая приписка в конце рапорта рассказывала, что подобный опыт, проведенный на неком маггле по имени Билли Миллиган, вызвал у бедняги множественное раздвоение личности.

Именно эта информация стала решающей, чтобы Гарри отказался от идеи ненадолго поместить воспоминания Снейпа в свой разум. Он даже практически смирился с неизбежной утратой столь важной и дорогой для него чужой памяти и успел обрадовать Джинни, которая ехидно рассмеялась, узнав, что воспоминания уже почти исчезли.

Теперь же, после последних слов Снейпа о желании жить, Гарри почувствовал себя обязанным во что бы то ни стало сохранить свою реликвию. Оброненная бывшим профессором фраза превратилась для Гарри в предсмертное желание, вызов, задачу, которую он должен был непременно выполнить. Мрачная решимость и чувство долга в считанные мгновения помогли найти и помощника, и возможных добровольцев на роль донора.

* * *

Брайан Шонпайк, сидящий напротив главного аврора Гарри Поттера, заметно нервничал, слушая его слова, и морщился так, будто у него болели зубы. Не понимая, почему выбор пал именно на него, Брайан не отрывал взгляда от папки со своей колдографией, лежащей у Гарри Поттера на столе.

― Мистер Поттер, то, что вы хотите сделать, во-первых, не этично, а во-вторых — просто-напросто запрещено, ― наконец произнес Брайан, когда Поттер замолчал и вопросительно посмотрел на собеседника. ― И, при всем моем уважении, даже с учетом того, что вы сделали для моего отца, я не могу взяться за это дело. Да и не хочу, если уж говорить откровенно. Если я выполню вашу просьбу, то остаток своей жизни проведу в Азкабане.

Целитель-специалист по ментальным проклятиям скрестил руки на груди и с вызовом посмотрел на Поттера. Как того и хотел его по-прежнему боящийся каждого шороха отец, Брайан вырос честным волшебником. Еще учась в школе, он решил посвятить свою жизнь помощи людям и, в частности, своему отцу — Стену Шонпайку. Именно из-за его проблем с психикой Брайан всерьез увлекся ментальными науками и достиг в них невероятных для его молодого возраста высот. Вот только отец по-прежнему отказывался принимать помощь сына и предпочитал просто не выходить из дома, боясь вновь попасть под чье-то Империо.

― Иными словами, вы сейчас признаете, что то, что я хочу сделать — возможно, но сами участвовать в этом отказываетесь? ― спросил Гарри с непроницаемым выражением лица.

Шонпайк кивнул.

― Я спрошу еще раз, мистер Шонпайк, ― произнес Поттер, тщательно скрывая ликование. ― Сможете ли вы оказать помощь Министерству в сохранении бесценных воспоминаний Северуса Снейпа путем их недолгого перемещения в разум волшебника-донора? Прежде чем вы ответите, я хочу напомнить, что именно мое слово в свое время уберегло вашего отца от повторного заключения в Азкабан. Дело Пожирателей срока не имеет, и потому слово я могу и забрать. Империо, знаете ли, отследить практически невозможно, в отличие от метки на его руке…

Брайан дернулся, словно слова Поттера ощутимо укололи его в самое сердце. Он прекрасно знал, что отец ни за что на свете не выживет в Азкабане, и потому, до скрипа сжав челюсть, быстро кивнул.

― Да, смогу, ― наконец сказал он севшим голосом. ― Я сделаю. Но это будет очень непросто, мистер Поттер. Это даже может нанести существенный вред и разуму донора, и самим воспоминаниям. Это риск. А если учесть, кого именно вы предлагаете в доноры, то есть вероятность, что воспоминания попросту поглотят остатки его разума. Неужели вы хотите стереть личность этого волшебника, чтобы на время превратить его в покойного Снейпа?

Внезапная идея, родившаяся после этой неосторожной фразы, заставила Гарри едва ли не воскликнуть от радости. Силой подавив в себе эмоции и оставив на лице прежнее нейтральное и холодное выражение, он лишь слегка наклонился вперед к Шонпайку.

― А что будет, если не вынимать воспоминания обратно? ― тихо спросил Поттер. ― Возможно ли превратить его в Снейпа в прямом смысле слова?

Лгать Брайан никогда не умел и потому, не зная, куда деть глаза от стыда, кивнул.

― Таких прецедентов еще не было, ― начал он, от волнения ковыряя пальцем обивку кресла. ― Но психиатрия знает случаи, когда больные, теряя память, считали себя кем-то другим и вели себя соответственно. Один мужчина, адвокат и тихоня, потерял память из-за неудачной шутки коллег. Те заколдовали кабинет таким образом, чтобы входящий туда непременно упал. Тупицы не учли траекторию, и адвокат сильно ударился головой, в следствие чего спустя пару часов он потерял память прямо в центре Лондона. Единственное, что он помнил — детали последнего дела о миллионере-садисте. Пребывая в больнице, адвокат решил, что он и есть этот миллионер-садист, и вел себя соответственно. Он унижал сотрудников больницы, грубил им, а над соседями по палате активно издевался. Словом, он стал тем, кого должен был защищать, и лишь спустя несколько недель, когда нашлись его родные, смог вспомнить, кем является на самом деле.

― Но если перед тем, как вложить новые воспоминания, стереть все старые… Он же не сможет вспомнить, кем он был раньше, верно? ― с азартом спросил Поттер.

― Да, но это ужасно!

В отчаянии Брайан схватился за голову, проклиная тот миг, когда вообще решил связать свою жизнь с наукой и колдомедициной.

― Мистер Поттер, ― взмолился он, ― это ужасная идея. Вы все равно не сможете вернуть этого человека. Это будет лишь копия, живая колдография, памятник из плоти и крови, потому что тех воспоминаний, которыми вы располагаете, все равно мало для создания полноценной личности, ― с отчаянием в голосе говорил Брайан. ― Даже с учетом того, что их стало чуть больше. Для полноценной личности человеку нужно знать не только основные факты, а, допустим, и то, как к нему относятся окружающие. Его секреты, мысли, страхи, навыки, отношения, в конце концов, ― вышел из себя Брайан.

― Адвокату из вашей истории хватило небольшого клочка памяти для того, чтобы считать себя садистом, в то время как у меня есть настоящие воспоминания Северуса Снейпа. К тому же он был учителем, ― просто возразил Гарри, ― не думаю, что будет сложно обзавестись всем, чем нужно, от его коллег и учеников. Навыки тоже можно развить заново, а все, чего не достает, списать на потерю памяти, ― сказал он, задумчиво вертя в руках перьевую ручку. ― Профессор Снейп очень хотел жить, Брайан, и мы с вами ему в этом поможем, хотите вы этого или нет. Также я попрошу вас найти человека, способного грамотно изменить внешность донора. Надеюсь, вы сможете это сделать? Очень не хочется заново открывать дело вашего отца, знаете ли, — с нажимом повторил он.

Шонпайк поджал губы, но быстро кивнул, стараясь не смотреть Поттеру в глаза.

— Я понял вас, мистер Поттер, — печально произнес он, — постараюсь сделать все, что будет в моих силах, для того, чтобы удовлетворить все ваши требования.

Гарри Поттер удовлетворенно кивнул и, дав понять, что больше не задерживает целителя, лишь усмехнулся тому, с какой скоростью тот покинул его кабинет.

После успешного разговора с Шонпайком настроение Гарри было настолько прекрасным, что за ужином, не вдаваясь в детали, он в общих чертах рассказал Джинни о своих планах. А она, едва не подавившись, тотчас пришла ярость. Мгновенно забыв о еде, Джинни, совершенно не стесняясь в выражениях, высказала Гарри Поттеру все свои мысли по поводу этой абсурдной и, на ее взгляд, кощунственной идеи вернуть Снейпа к жизни.

― Да ты хотя бы понимаешь, что, даже если у тебя и получится, ты все равно не воскресишь мордредова Снейпа! ― неистовствовала она. ― Ты собираешься создать монстра, индейку, напичканную чужой памятью. Очнись уже, Поттер! ― взвизгнула она в ярости от того, что в глазах мужа не было ни намека на понимание.

Подперев подбородок рукой, Гарри сидел с крайне скучающим выражением лица. Время от времени его блуждающий взгляд останавливался на часах или задерживался на самой Джинни, становясь при этом холодным и колючим.

― Мы — это и есть наша память, Джинни, ― ответил Гарри после недолгой паузы. Эту фразу он прочитал в одной из книг, посвященных сохранению воспоминаний. Сейчас в глубине души он был необычайно горд тем, что сумел применить ее к месту и помешать Джинни продолжить спор. ― Если у донора в голове будут воспоминания о жизни Северуса Снейпа, пусть даже и собранные из разных источников, то он будет считать себя Северусом Снейпом. А если учесть, что других воспоминаний или источников, к которым может обратиться мозг в поисках, эм, — протянул Гарри, пытаясь подобрать слова так, чтобы фраза звучала более солидно, — идентификации личности не будет, то я уверен, что у меня все получится. Особенно если ты тоже мне поможешь и поделишься своими воспоминаниями о профессоре. Подойдет все, что ты можешь вспомнить. Даже незначительное. В конечном счете ты же хочешь, чтобы я перестал постоянно зависать в омуте памяти, верно? Если все получится, то мне будет незачем этого делать.

Откинувшись на спинку стула, Гарри посмотрел на жену взглядом человека, который уже заранее знает, что одержал победу, и теперь ждет феерического проигрыша оппонента.

― Я хочу, чтобы ты был нормальным, ― со вздохом ответила Джинни. Ее красные щеки медленно бледнели, а уголки еще секунду назад скептически поджатых губ медленно и устало опускались. ― Тем Гарри, в которого я влюбилась, — добавила она тихо. — Тем, которого ждала целый год в школе, за которого готова была отдать жизнь, за которого вышла замуж и от которого родила детей… Куда он исчез? Неужели он тоже стал воспоминанием, а на его место пришел сумасшедший псих, выпрашивающий у меня воспоминания для того, чтобы засунуть их в голову другого психа. И, знаешь ли, если ты будешь постоянно проводить время с этим лже-Снейпом, то это будет ничуть не лучше твоих экскурсий в омут.

― Ну пойми же, ― быстро произнес Гарри, теряя терпение, ― пойми, что мне нужно поговорить с ним, Джин. У меня слишком много вопросов… Слишком много слов, что я хотел и должен сказать ему, ― торопливо объяснял он, едва сдерживая гнев. ― Я перед ним в долгу. Он хотел жить, понимаешь? Он сам это сказал!

Джинни от нового прилива ярости с силой ударила рукой по столу. Громко звякнув, вилка соскользнула с тарелки, рассыпая по темному дереву белые крупинки риса.

― Нормальные люди, когда им нужно что-то сказать покойнику, идут на кладбище, а не пытаются его воскресить, стирая личность другому магу! ― вспылила она. ― Ты лично позаботился о появлении его портрета в Хогвартсе. Отправляйся туда и побеседуй с ним, если так хочется! Заодно и детей увидишь.

― Ты сама знаешь, что портрет так и не заговорил. Последний мастер уверял меня, что он сам не хочет, но… ― Гарри сделал ленивый пасс рукой, показывая, что говорить об этом без толку. ― Джини, я тебя очень прошу, просто поделись со мной всеми воспоминаниями, где есть Снейп, и я от тебя отстану. Я сделаю все что угодно. Хочешь, я даже найду способ избавиться от портрета Вальпурги? Снесем стену и выбросим вместе с ней на помойку. ― Он изобразил примирительную улыбку. ― Хочешь?

Увидев, как жена отрицательно качнула головой и отвела взгляд, Гарри, не найдя, что еще можно сказать, досадливо вскинул руку, фыркнул и вышел из кухни, демонстративно оставив на столе недоеденный ужин. Джинни, смахнув накопившиеся в уголках глаз слезы, поспешила сделать вид, что подобное поведение ее никак не задевает. Собрав со стола рассыпанный рис, она уже почти решила продолжить ужин где-то вне дома, когда Поттер вернулся обратно.

― Я прошу тебя, как твой муж, ― произнес он, положив перед ней маленький пустой флакон. ― Пожалуйста, поделись со мной всеми воспоминаниями, где есть профессор, и больше я не скажу о нем ни единого слова. Я уверен, что все изменится, когда он вернется. Я скажу ему все, о чем давно мечтал сказать, я попрошу прощения и исполню свой долг. И у нас снова будет все хорошо, Джин. Я не буду проводить с ним все время. Клянусь.

Отложив вилку, Джинни устало посмотрела на флакон и затем перевела взгляд на Гарри.

― Что будет хорошо, Гарри? ― устало спросила она. ― Вот что может быть хорошо, если даже сына ты назвал в его честь? Ты болен. Но если тебе так нужна моя память — пожалуйста.

Схватив палочку, лежащую неподалеку от графина с соком, Джинни на мгновение задумалась, а затем, коснувшись виска, с явным дискомфортом вытащила из головы толстую серебряную нить воспоминаний.

― Держи, ― горько вздохнула она, стряхнув серебряную нить во флакон, ― будь счастлив. Может, мои воспоминания согреют тебя холодным одиноким вечером. Или Снейп твой согреет, ― мрачно добавила она. ― А я ухожу. Хватит с меня твоего безумия.

― Спасибо, ― на удивление тепло ответил Гарри, пропустив всю ее речь мимо ушей.

Чмокнув опешившую от такого ответа Джинни в висок, он спешно поднялся в кабинет, сгорая от желания посмотреть новые сцены с участием профессора и, если останется время, выделить из них наиболее удачные, способные стать частью личности или показать характер. Начало было положено, и сейчас Гарри ощущал невероятный эмоциональный подъем, уже заранее предвкушая встречу, которая еще пару месяцев назад казалась чем-то невероятным.

Радость немного уменьшилась, когда выяснилось, что воспоминания Джинни практически идентичны с его собственными. Бесконечные уроки зелий и немного событий девяносто восьмого года, где Снейп фигурировал как директор Хогвартса и назначал взыскания, мало помогли Гарри в его цели, но при грамотном использовании даже такой материал мог пригодиться. Вынырнув из омута памяти, Гарри практически сразу полез в книгу, описывающую процесс обработки воспоминаний и уже по привычке не заметил стоящую в дверном проеме Джинни.

― Надеюсь, что ты доволен, ― сказала она, привычно сложив руки на груди. Какая-то бледная, с опухшими красным глазами, закутавшаяся в серую кофту крупной вязки, она вдруг показалась Гарри блеклой и неинтересной. ― Я собрала вещи и решила еще раз напомнить тебе, что я не вернусь. Детей я тоже забираю. Не уверена, что ты сможешь узнать их на вокзале.

― Вот как? ― хмыкнул Гарри. Не веря, что Джинни действительно может его бросить, он пожал плечами, делая вид, что ему все равно.

― А еще я расскажу о твоей тупой идее в Пророке, ― продолжала Джинни предательски дрожащим от подступающих слез голосом. ― Уверена, что общественность будет против подобных экспериментов. Надеюсь, что и работу ты тоже потеряешь. Это будет хорошим наказанием за то, что ты разбил мне сердце и собирался создать этого гомункула.

Внимательно глядя на Джинни, Гарри медленно закрыл книгу и, взяв в руки палочку, улыбнулся так спокойно, будто эти угрозы совершенно ничего не значили. Встав из-за стола, он медленно подошел к жене, продолжая улыбаться.

― Джинни, любовь моя, ― начал он и, мягко дотронувшись до ее плеча, внезапно крепко сжал его. ― Если ты пытаешься меня запугать, надеясь, что я брошу свою затею, то это попросту глупо. Впрочем, если ты говоришь правду — это глупо вдвойне. Никому и никогда не стоит рассказывать о своих планах, пока не занялся их осуществлением. Это очень ценный и важный урок, и мне крайне жаль, что ты его не запомнишь. Обливейт.

Волшебная палочка молниеносным движением коснулась лба Джинни, и та, охнув, едва не потеряла равновесие от внезапно возникшего головокружения.

― Ты в порядке? ― заботливо спросил Гарри. Нежно подхватив жену на руки, он мягко поцеловал ее в уголок рта и только после этого, при помощи легилименции удостоверившись, что жена действительно ничего не помнит о его планах, поставил ее на пол.

― Наверное, да, ― озадаченно ответила Джинни, пытаясь вспомнить, зачем пришла в кабинет мужа. ― Я… хотела спросить, не хочешь ли ты поужинать?

― Хочу, конечно, ― кивнул он и, приобняв Джинни за талию, вывел из кабинета, на всякий случай заперев дверь невербальным заклинанием.

Эльф, едва закончивший мыть посуду, был крайне удивлен, что хозяева решили поесть еще раз, но возражать, естественно, не стал. Наблюдая за тем, как Барри накрывает на стол, Гарри, зная, что эльфу стереть память куда сложнее, чем Джинни, уловил момент и заставил домовика поклясться, что тот никогда и никому не расскажет о плане хозяина.

С видимым неудовольствием Барри подчинился, а Поттер, в свою очередь, задумался над тем, как бы получить больше воспоминаний и при этом не поднять волну негодования, как это случилось с Джинни. В том, что Гермиона тоже не обрадуется его идее, Гарри даже не сомневался. Как не сомневался он и в том, что стереть ей память будет куда сложнее. Тем не менее план созрел довольно быстро.

Едва начав думать о сборе воспоминаний, Гарри сразу же вспомнил о книге Риты Скитер. Каким-то неведомым образом журналистке удалось взять интервью даже у проститутки, клявшейся в том, что Северус Снейп был ее постоянным клиентом. Такая кропотливая работа Скитер по поиску всех, кто мог знать о Снейпе все что угодно, вплоть до секуальных предпочтений, казалась Гарри заслуживающей уважения. Закончив ужин и уделив Джинни немного времени после него, он бегло пролистал скандальную книгу о жизни Снейпа и окончательно уверился в мысли, что начинать нужно именно с журналистки.

Уже через день Рита Скитер, порядком постаревшая и изменившая стиль одежды на менее броский, сидела в кабинете главного аврора, мистера Гарри Джеймса Поттера.

― Мне бы хотелось найти родственников или каких-либо друзей Северуса Снейпа, ― начал Гарри без всякого предисловия. Поднявшись со своего места, он обошел стол и сел на его край, глядя Скитер прямо в глаза. ― Не спрашивайте меня для чего, Рита.

― Снейпа? ― удивилась Скитер, и ее глаза вспыхнули и слегка сощурились в предвкушении сенсации. ― Все написано в моей книге, и если вам нужны контакты тех, кто пожелал остаться инкогнито, то мы можем обсудить цену. И, конечно же, я не могу не поинтересоваться, зачем вам это нужно?

Рита заискивающе улыбнулась, всем видом показывая, что просто так ничего делать не собирается.

Устало потерев переносицу, Гарри посмотрел на журналистку и подумал, что на долгие хождения вокруг да около времени у него не остается. Решение, такое простое и гениальное, пришло незамедлительно, и, вскинув палочку, Поттер почувствовал давно забытое тепло в руке. Использование непростительного заклинания в стенах аврората вполне могло остаться незамеченным. Особенно такого легкого.

― Империо, ― с наслаждением произнес он. Взгляд Скитер на мгновение расфокусировался, а тело заметно расслабилось. Еще через пару секунд ее лицо вновь стало сосредоточенным. ― Я хочу, чтобы вы, не зная сна, отдыха и других дел, в кратчайшие сроки собрали и принесли мне все воспоминания о Северусе Снейпе, какие только сможете найти, включая и ваши собственные. После того, как вы отдадите мне последний флакон, вы забудете о моей просьбе и о том, что вообще были здесь сегодня, и все последующие наши встречи.

― Конечно, мистер Поттер, ― чуть склонив голову на бок, кивнула Рита и, поднявшись из-за стола, покорно отправилась выполнять поручение.

Гарри, смотря ей вслед, искренне надеялся, что Скитер успеет сделать все вовремя. Впрочем, чутье Поттера не подвело. Спустя три дня Рита Скитер, бледная, изможденная и с темными кругами под глазами от недосыпа, встретилась с ним в кафе, чтобы передать двадцать небольших пробирок с воспоминаниями. На каждой пробирке был прикреплен небольшой старомодный ярлычок с именем владельца, годом и местом действия. Гарри, осознав, что его метафоричное пожелание было от и до, разрешил Скитер сон и отдых. К концу второй недели, выглядя куда лучше, она принесла еще пятьдесят воспоминаний и, попрощавшись, сразу же забыла о том, чем занималась все последние дни.

Счастью Гарри Поттера не было предела. Тщательно рассортировав воспоминания, он с некоторым разочарованием был вынужден отложить целых двадцать четыре пробирки, где вместо Снейпа фигурировали другие люди, очень на него похожие. Остальные воспоминания Гарри смешал в омуте и тщательно распределил в хронологическом порядке. Удивляясь своим внезапно открывшимся талантам, он потратил практически неделю на то, чтобы просмотреть весь добытый материал, и еще несколько дней, практически забыв про все на свете, компонуя чужую память так, чтобы она выглядела связно и органично. После, безумно уставший, но полностью довольный результатами и, кажется, знающий о жизни Снейпа все, включая подробности сеансов, описанных проституткой из книги, Гарри удовлетворенно закупорил массивный флакон и, полюбовавшись серебристым свечением, идущим от толстого стекла, убрал его в шкаф к настоящим воспоминаниям Снейпа.

Завтрашний день определенно обещал стать замечательным.

Брайану Шонпайку не спалось. Он ворочался с боку на бок, искренне надеясь, что мистер Поттер передумает или у него не получится вовремя собрать нужные воспоминания. Всю последнюю неделю Брайан как мог тянул время, но бумажный самолетик с очень узнаваемой печатью главного аврора, прилетевший к нему на стол, едва не заставил заплакать от безысходности. Почерк у мистера Поттера был ужасным, но даже это было бы простительно, если бы в письме он сообщал об отмене своего чудовищного эксперимента. Гарри Поттер, напротив, писал о том, что у него все готово и Брайан может приступать к активной фазе.

«Активной фазой» Гарри именовал изменение у донора внешности и поиск того, кто это самое изменение может сделать. Не желая подставлять коллег и не зная, как объяснит и попросит кого-либо об этой услуге, Брайан принял решение взяться за дело самостоятельно. С трансфигурацией у него всегда было хорошо, и теперь, имея целую папку с колдографиями и описанием тела Снейпа, позаимствованной из больничных архивов, воплотить его в реальность, закрепив успех вечным заклятием, оставалось лишь делом техники.

Стараясь отложить самое неприятное на потом, Брайан, решив попытать счастье, снова встретился с Поттером, где еще раз дерзнул отговорить его от этой затеи. Успехом визит не увенчался. В наказание за назойливость Шонпайк получил выговор и дополнительное задание оформить комнаты будущего пациента так, чтобы профессору Снейпу было максимально комфортно.

Саму операцию решено было проводить в пятницу, в одной из частных палат Мунго. Там, где любой волшебник, заплатив деньги, мог бы привести своего врача и, взяв на себя всю ответственность в плане соблюдения законов, делать что угодно, оставаясь инкогнито. Такие палаты пользовались популярностью у волшебников, желающих начать новую жизнь или резко помолодеть, не привлекая большого внимания к переменам во внешности.

Гарри Поттер тем временем, расквитавшись со всеми важными делами, решил посвятить остаток недели формальностям и подготовить сценарий по возвращению Снейпа. Помимо внешности и воспоминаний, следовало придумать легенду его «воскрешения» для общественности, подделать нужные бумаги и, конечно же, записать и связно оформить все то, что так давно хотелось сказать профессору. Произносить любые речи экспромтом Гарри перестал уже много лет назад, предпочитая готовить заранее даже речи тостов и поздравлений для семейных праздников.

* * *

Память Гилдероя Локхарда так и не восстановилась. Новые воспоминания и навыки тоже не задерживались надолго. Вопреки всем изначально позитивным прогнозам, его исцеление замерло и теперь уже казалось практически невозможным. Заклятие забвения, наложенное Гилдероем на самого себя, продолжало действовать и могло быть остановлено только им самим. Увы, ни заклинания, ни своего прошлого, ни себя Локхард так и не вспомнил. Со временем он просто принял на веру и свое имя, и то, что когда-то он был популярен. Поначалу ему даже нравилось подписывать фотографии со своим изображением, но с приходом войны его популярность резко пошла на убыль, а после о нем так и не вспомнили. Народ, некогда боготворивший обладателя лучшей улыбки, теперь восхищался другими героями, и даже семья Гилдероя с каждым годом навещала его все меньше. Младшую и самую свою любимую сестру он последний раз видел семь лет назад. Светловолосая и красивая, она поцеловала его в лоб и больше не появлялась, не написав ни строчки. Временами Гилдерой мечтал, что однажды сможет покинуть стены Мунго и самостоятельно придет домой, но выписка по-прежнему откладывалась на неопределенное время. В отличие от тех же Френка и Алисы Долгопупс, тихо живущих в самом конце длинной палаты, Локхард был образцом нормальности, но на все просьбы Гилдероя выписать его из больницы целители почему-то отвечали отказом, считая, что он совершенно не готов к самостоятельной жизни. А сам Гилдерой, не зная и не помня ничего иного, смирился и огорчался лишь тогда, когда к кому-то из его соседей по палате приходили гости. Одиночество всегда заставляло его грустить и долго блуждать по больничным коридорам в ожидании ухода чужих родственников. Именно то, что Гилдерой был никому не нужен, и решило его дальнейшую участь.

Размышляя над тем, кто может стать лучшим донором для эксперимента, Гарри Поттер прочитал все истории болезни потерявших память волшебников и выбрал именно Локхарда. Если не брать в расчет необратимую потерю памяти, потенциальный донор был абсолютно здоров и даже подходил по возрасту. Особенно Гарри понравилась приписка, сделанная на последней странице личного дела Локхарда, которая гласила, что пациент может быть вылечен только повторным полным стиранием памяти, без возможности восстановления. Если для Гилдероя такое заключение означало, что он обречен на пожизненное проживание в Мунго, то для Гарри оно стало просто еще одним пунктом «за» для данной кандидатуры. К тому же отсутствие интереса у родственников не сулило никаких проблем в случае пропажи и смерти пациента.

Утром в пятницу Гилдерой по привычке рисовал. Подписывать автографы ему наскучило еще в первый год после окончания войны, и вместо инициалов на белом обороте фото все чаще стали появляться цветы. Чуть позже, когда одна из сиделок заметила тягу Локхарда к творчеству, она подарила ему первый блокнот и коробку карандашей. С тех пор рисование стало для Гилдероя самым лучшим времяпрепровождением.

В последний для его привычной жизни день он как раз выводил на тетрадном листе стебли ирисов. Словно настоящие, они дрожали и покачивались от невидимого порыва ветра так, что наносить штрихи с каждой минутой становилось все сложнее. Высунув от усердия кончик языка, Гилдерой не сразу почувствовал, что кто-то мягко положил руку ему на плечо и, видимо, уже не в первый раз зовет его по имени.

― Мистер Локхард, можете ненадолго оставить ваше занятие и уделить мне немного вашего времени? ― спросил целитель.

Гилдерой, одетый в потертый бархатный халат поверх пижамы, мог бы сойти за обанкротившегося лорда, если бы не взгляд и выражение лица. Всем видом и действиями он напоминал ребенка не старше четырех-пяти лет. Теперь, доверчиво смотря в глаза целителю, он отложил лист бумаги и замер, ожидая дальнейших указаний. Он давно привык к тому, что иной раз целители появлялись очень неожиданно и проводили какие-то свои тесты. Многие новички, впервые ознакомившись с его делом, жаждали попробовать свои силы и прославиться, вернув память бывшей знаменитости.

― Я заболел? ― на всякий случай спросил Гилдерой.

Стоящий рядом с ним целитель на новичка похож не был, и Гилдерою стало очень интересно, что тот от него хочет. День назад другой усатый и оттого похожий на большого кита целитель попросил Локхарда присесть сто раз кряду. После того эксперимента, оказавшегося всего лишь спором двух коллег, у Локхарда очень болели колени, и повторять такое ему совершенно не хотелось.

― Да, Гил, ― мягко ответил целитель и представился. За долгие годы работы он уже успел привязаться к этому, пусть и безнадежному, но одному из самых любимых пациентов госпиталя, и заранее представлял, как станет пусто без его задорного смеха. Успел он и привыкнуть к тому, что именно его, Брайана, Гилдерой никогда не запоминал и каждый раз знакомился с ним заново. ― Последние анализы были не очень хорошими, и нужно провести несколько повторных тестов. Ты же хочешь быть здоровым, верно?

Гилдерой понуро кивнул и со вздохом убрал альбом с цветами в ящик прикроватной тумбочки.

― Потом дорисую, ― сказал он, с любовью глядя на картонную обложку. ― Мы же ведь скоро вернемся, правда?

* * *

Не в силах смотреть Локхарду в глаза, Шонпайк сжал кулаки и кивнул, выдавив из себя жалкое подобие улыбки. Когда Брайан глядел на это простое, полное доверия лицо, его сердце разрывалось на части от жалости к Локхарду и отвращения к самому себе. Загнанный в угол, терзаясь муками совести и страхом за отца, он сейчас искренне желал, чтобы вместо Гилдероя на операционный стол попал сам Гарри Поттер. Его мозги Брайан прочистил бы с куда большим удовольствием и даже радостью.

Молча ведя пациента по коридорам в подготовленный кабинет, он чувствовал себя одновременно преступником и палачом, ведущим на казнь ни в чем не повинного человека.

― Вот, Гил, располагайся там, где тебе будет удобно. Пока что ты поживешь в этой палате, ― сказал Брайан, пропуская озадаченного Локхарда в заранее приготовленную небольшую комнату.

Окрыленный идеей, Гарри Поттер не смог не принимать активного участия в работе и, вычитав в одной из маггловских книг о методах восстановления памяти, помог Брайану в точности воссоздать личные покои Снейпа в школе.

― А можно мне блокнот? ― тихо попросил Гилдерой, осматриваясь. ― Можно даже новый. Ирисы я потом дорисую, а в этом будут жить драконы.

Самозабвенно рассказывая Брайану про Венгерскую Хвосторогу, он с детским любопытством исследовал комнату, в которой оказался. Изящный темный комод с резным узором особенно приковал его внимание, и Локхард даже опустился на колени рядом с ним, желая уделить вырезанным на темном дереве лилиям побольше внимания. Именно в этот момент Брайан скрепя сердце направил на него волшебную палочку и прошептал заклинание, погружающее человека в глубокий сон.

Операция по пожизненной трансфигурации внешности была трудоемкой, но, в отличие от маггловского аналога, совершенно не требующей хирургического вмешательства. Перенеся Локхарда на стол в операционной, Брайан неспешно принялся за дело, нервничая и вздрагивая от редких доносившихся до него звуков больницы.

Гарри Поттер, не выдержав ожидания, заявился в операционную, когда от внешности Локхарда уже почти ничего не осталось, но и на Снейпа он пока еще похож не был. На глазах Гарри золотые кудри медленно распрямлялись, чернели и удлинялись, кости сужались, а кожа меняла свой цвет на более бледный и даже болезненный. Шонпайк, выучив по посмертному освидетельствованию все шрамы и расположение родинок, работал очень хорошо, и Поттер не мог скрыть ликования, когда спустя пять часов рука Локхарда стала рукой Снейпа, так хорошо знакомой из омута памяти. Брайан умудрился скопировать даже рисунок вен и тоненький шрам на фаланге среднего пальца. До изменения лица Шонпайк дошел уже ближе к вечеру. Уставший и взмокший от напряжения, он выпросил себе немного времени на обед и затем, собрав остаток сил в кулак, вновь принялся за дело. Руки было переделывать куда легче, чем достигать нужного цвета у радужки глаз или получить тот самый, неповторимо саркастичный излом губ. Единственное, с чем у Шонпайка не возникло проблем — это нос. Поддавшись порыву вдохновения, знаменитый нос Снейпа получилось сделать с первой попытки, и даже Гарри признал его идеальным в своей неидеальности.

Закончив и оглядев свое творение, Брайан на несколько секунд испытал сильный прилив гордости от осознания, что смог сделать подобное в одиночку, и тотчас очень устыдился ее, осознавая, что именно он виноват в судьбе Гилдероя.

― Это прекрасно, ― прошептал Поттер, оглядывая спящее тело, уже лишенное собственных воспоминаний и личности. ― Правда прекрасно, Брайан. Если завтра все получится, то тебе больше не придется беспокоиться ни о чем на свете. Считай, что ты вытянул счастливый билет.

Весело рассмеявшись, Гарри хлопнул Шонпайка по плечу и, договорившись встретиться завтра, чтобы заняться воспоминаниями, покинул Мунго.

― Извини меня, Гил, ― тихо произнес Брайан. Проведя рукой по теперь уже черным волосам, он прекрасно знал, что Гилдероя уже нет, но не говорить этих слов просто не мог. ― У меня не было выбора. Прости.

Посидев еще немного возле спящего тела, Брайан превратил стул в небольшую кушетку и лег спать не раздеваясь. Возвращаться к отцу и смотреть ему в глаза сейчас Шонпайку было бы стыдно.

Поверить, что все это не сон и происходит по-настоящему, было сложно. С замиранием сердца Гарри следил за тем, как осторожно Брайан вытаскивает из флаконов скомпонованные нити воспоминаний и легким движением палочки сбрасывает их, едва касаясь черных волос. Серебряные, практически невесомые, они на мгновение задерживались на коже, медленно впитывались и исчезали, уступая место следующим. Четко и методично Шонпайк произносил заклинания, и, если приглядеться, то можно было заметить, как билась вздутая на его виске жилка и как блестел пот, выступивший над верхней, тронутой едва заметной щетиной губой.

― Я… вроде бы все… ― растерянно произнес Брайан. Отставив последний опустевший флакон, он взглянул на Гарри Поттера и замер, опустив палочку. В душе Брайан надеялся и очень хотел верить, что не создал монстра и тот, кто сейчас лежит на гладкой поверхности операционного стола, не станет проблемой для магического сообщества. Всю прошлую ночь Шонпайку снились кошмарные сны, где созданный им безумный и неуязвимый Снейп убивает неповинных магов и магглов.

― Отлично. ― Кивнул ему Гарри, который явно не чувствовал ничего подобного. Похожий на ребенка, впервые встретившего Санта-Клауса в торговом центре, он быстро поднялся со своего места и подошел к столу.

Замерев над прикрытым простыней телом, Гарри осторожно коснулся плеча пациента и тихо произнес:

― Профессор? Профессор Снейп?

Ничего. На лице Снейпа не дрогнул ни один мускул.

― Сэр? ― снова позвал Поттер и, не дождавшись ответа, крайне недовольно посмотрел на целителя.

― Он спит, ― устало ответил Брайан.

Глупость главного аврора, поверившего, что этот фальшивый Снейп тотчас придет в себя, поразила его до глубины души.

― С ним все будет в порядке, мистер Поттер, ― произнес Шонпайк с ему самому непонятно откуда взявшейся уверенностью. ― Нужно некоторое время, чтобы воспоминания заняли если не свое, то хотя бы какое-то место. Сейчас в его голове в лучшем случае творится хаос, и будить пациента совсем не желательно. Радуйтесь, вы добились того, чего хотели.

Последняя фраза Брайна настолько сочилась ненавистью и презрением, что ей бы позавидовал и сам Снейп, но Поттер этого не заметил. Шонпайк же устало опустился в мягкое, купленное специально для Снейпа кресло и, обхватив голову руками, старался не думать о том, что фактически стал убийцей. Мысли о том, что больше никогда в жизни он не услышит добродушного смеха Локхарда и не увидит улыбки на наивном лице, накатывали безжалостными волнами, рождая тупую боль, застревающую где-то в центре грудной клетки.

― Какие навыки у него остались? ― внезапно спросил Поттер, запоздало вспомнив, что попросту забыл уточнить этот момент. ― Он же сможет себя обслуживать? К примеру… Ну, вы понимаете…

― Мистер Поттер, ― перебил его Шонпайк, рывком подняв голову, ― при всем моем уважении, не лезьте туда, где ни в чем не разбираетесь. Конечно, у него остались навыки. Он умеет все, что умел Локхард. Я стер личность, понимаете? ― едва не кричал он, сдерживаясь из последних сил. ― То, что делало Локхарда Локхардом, а не умение вытирать зад и есть вилкой. Более подробно о том, что он умеет или не умеет, я узнаю позже. Мозг — один из самых загадочных органов! Я сделал все, что мог и, видит Мерлин, даже больше, но я не могу ничего гарантировать. Видеть будущее я тоже не могу. С одинаковыми шансами он проснется умеющим рисовать или же вообще ничего не знающем овощем!

― Я понял, ― прервал его Гарри на удивление спокойно. ― Значит, будем ждать.

Кивнув самому себе, он вновь обратил внимание на Снейпа.

― Трудно поверить, что у нас получилось, ― тихо произнес он с такой нежностью и заботой в голосе, что Шонпайку стало неловко. ― Трудно поверить, но это действительно он. Со всеми воспоминаниями, что я сделал, Брайан, это точно будет он. Я уверен. Вы просто не видели то, что так тщательно просматривал и склеивал я.

Медленно, словно не веря в происходящее, Гарри наклонился к спящему и то вглядывался в его лицо, то изучал руки или проводил пальцами по волосам. Не имея возможности поговорить со Снейпом, он скользил взглядом по такому знакомому и в то же время удивительно новому из-за расслабленных мышц лицу. Шонпайк повторил даже морщинку между бровей, и Гарри, не выдержав, дотронулся до нее пальцем. Брайан от такого пристального осмотра пациента напрягся, решив, что Поттер ищет, к чему бы придраться.

― Вы гений, Брайан, ― сказал Гарри едва слышно. ― Вы гений и достойны по меньшей мере ордена Мерлина. Я думаю, что это можно организовать, если…

От прикосновения Снейп внезапно поморщился, а Гарри счастливо улыбнулся, так и не закончив фразу. Брайан, более не желая находиться с главным аврором в одном помещении и дальше наблюдать этот цирк, поспешно вышел. От звука хлопнувшей тяжелой двери Снейп резко открыл глаза и очень знакомым для Гарри движением наморщил лоб.

Затаив дыхание, Поттер наблюдал, как Снейп медленно моргает, явно пытаясь сфокусировать зрение. Наконец, окончательно раскрыв глаза, он растерянно посмотрел в потолок, хмурясь и словно пытаясь определить, где находится, а затем медленно повернул голову. Приподнявшись на локтях, он все с тем же растерянным выражением лица посмотрел на Поттера и вздрогнул, услышав обращенный к нему голос.

* * *

Невразумительный гул нарастал, заставляя его покидать то место, где было очень хорошо и спокойно. Гул голосов, звуков и, наконец, ощущений. Кто-то дотронулся до его головы. Он отчетливо ощутил прикосновение, которое словно обожгло его лоб и заставило рот скривиться от боли. Боль нарастала, и казалось, что он весь состоит из одного этого бесконечного, ужасного ощущения, что кто-то взял и вывернул наружу каждый миллиметр тела.

Внезапный грохот, слишком сильный и резкий, заставил его открыть глаза и испытать еще одну волну боли от чересчур яркого света.

― Добрый день, сэр. Что вы помните? ― прозвучало рядом с ним, впиваясь в мысли и разбивая голову на тысячи осколков.

Вздрогнув от прозвучавшего рядом голоса, он нахмурился пытаясь сфокусироваться на стоящем перед ним человеке. Если, конечно, это человек.

В голове стоял такой сильный гул и звон, что понять суть вопроса оказалось очень затруднительно. Да и слова, произнесенные молодым человеком в темной мантии с красным подкладом, слышались невразумительным набором звуков.

― Вы меня слышите? ― повторил человек.

«Северус, вы меня слышите? Я спросил, когда будет готово мое зелье, и если к пятнице я не получу все и в полном объеме, то клянусь бородой Мерлина…»

Воспоминание пронеслось в голове болезненной вспышкой, заставив снова закрыть глаза.

― Сэр?

Человек рядом явно терял терпение. Теперь в его голосе уже не было прежней мягкости.

― Если вы меня понимаете, то откройте глаза. Прошу.

Исполнить просьбу было не трудно. Гораздо сложнее понять, откуда он знает, что такое «глаза» и что значит «понимать». И кто он?

Красная ткань, видневшаяся в просторном крое рукава человека, отчетливо что-то напоминала, и, словно из пустоты, в голове внезапно появилось слово.

― Кровь.

― Что? ― удивился человек в мантии. ― Сэр, что вы помните? ― настойчиво повторил он первый вопрос.

Слова и тембр речи вопрошающего действовали ему на нервы. Человек, продолжая спрашивать, подошел поближе и склонился, видимо, желая поправить сбившуюся простыню. Мантия распахнулась, и в свете лампы блеснула массивная пряжка ремня с витиеватым узором.

Страх

Вкупе с красным цветом мантии вид узора на пряжке напомнил что-то жуткое. Неправильное. Пряжка была все ближе, и казалось, что до момента, когда страх поглотит его с головой, осталась секунда, как вдруг перед глазами промелькнула странная сцена.

«Комната. Старая, хлипкая и заваленная рухлядью комната, а в ней совсем рядом стоят и спорят друг с другом двое — черноволосый мужчина с длинным крючковатым носом и лысый жуткий человек, похожий на змею. Рядом с лысым в воздухе, словно елочная игрушка, висит едва заметная круглая сфера со змеей внутри. Они не спорят. Черноволосый просит, почти умоляет, нервно и быстро говорит о каком-то мальчишке… Внезапно сфера приблизилась к черноволосому и…»

Он закричал. Воспоминания, образы, хлынувшие в голову и мелькающие перед глазами, грозили взорвать его изнутри или свести с ума. Одновременно говорили, кричали, стонали и смеялись тысячи голосов. Миллионы эмоций и мыслей жгли его, заставляя испытывать невероятную боль.

― Кровь, ― говорил он, качаясь из стороны в сторону, ― змея, кровь, шлюхи, Поттер, глаза, убей, пожалуйста, Лили, асфодель и настойка полыни, зелья, МакГонагалл, директор, убей, Дамблдор…

Внезапно все прекратилось. В голове стало пусто, словно кто-то пришел и выключил эту бесконечную вереницу образов и слов, заставив боль исчезнуть.

― Плохо, что вы разбудили его именно сейчас, ― прозвучал где-то рядом с ним другой, рассерженный голос. ― Я не для того старался, чтобы вы пустили все псу под хвост.

― Блэк, ― мгновенно вынырнуло из недр спутанных мыслей и сорвалось с губ.

― Вы помните Сириуса? ― игнорируя слова второго, немедленно поинтересовался первый, уже знакомый ему голос.

Человек в мантии ждал, смотря с явным нетерпением во взгляде. А он, собираясь ответить, растерялся, потому как на ум не приходило ничего дельного. Разве что потрепанного вида мужчина и холеный мальчик, пинающий кого-то ногой. Открыв рот, он уже почти что собрался с мыслями, как второй голос что-то прошептал, и все слова из головы сразу куда-то делись, а на смену им пришла блаженная пустота.

Ему казалось, что он качается на волнах, и солнце так ярко слепит, что невольно приходится щуриться. Блаженство, разливающееся по телу, было просто невероятным, но внезапный глухой стук прогнал сон и заставил открыть глаза.

― Доброе утро, сэр. Вы помните, кто я? ― спросил тот же самый человек, что еще пару минут назад был в отвратительной мантии. Сейчас, правда, мантию он сменил на серую.

Теперь голова уже не гудела, а образы стали не такими четкими и не мешали ему думать. Молодой человек при детальном рассмотрении оказался вполне зрелым мужчиной, но вспомнить, кто он такой, по-прежнему не представлялось возможным. Собираясь ответить отказом, он вдруг увидел сценку, где за партой сидит мальчик с такими же, как и у мужчины, глазами. Еще пара промелькнувших картинок внезапным образом связались в одно слово.

― Студент, ― задумчиво ответил он наконец и замолчал, пораженный звуком собственного голоса.

Что-то не так.

Это голос казался ему странным и почему-то чужим. Не его. Неправильным.

― Я не могу… Вспомнить…

Пытаясь напрячь память еще сильнее, он старательно ухватывался за любые образы, но что-то важное все время ускользало. Голова на каждое усилие опять начинала взрываться болью и непонятным ощущением чего-то ошибочного. Словно он забыл, потерял что-то важное и никак не может вспомнить, что именно.

― Студент. ― Улыбнулся мужчина. ― Да. Я был когда-то вашим студентом, ― поспешил объяснить он. ― Я — Гарри Поттер. А вы — Северус Снейп. Только не волнуйтесь, я обещаю, что все будет хорошо. Вы верите мне?

Он неопределенно пожал плечами.

― Северус Снейп.

Собственное имя, произнесенное вслух, вызвало еще парочку болезненных всплесков памяти. Смутных и непонятных.

― Северус, ― еще раз произнес он, словно пытался распробовать имя на вкус. Отчего-то оно казалось ему горьким, а фамилия слишком жесткой. Чужой.

― Именно. Вы — Северус Снейп, ― отозвался Гарри Поттер.

Тысячи голосов в голове повторили это имя, и он поверил. Сдался, поддавшись ласковой улыбке этого Поттера и неподдельной радости, читавшейся на его лице.

― Вы — герой войны и были ранены в Битве за Хогвартс, — продолжил Поттер, коснувшись его руки. — Вы — самый смелый человек, которого я когда-либо знал. Думая, что умираете, вы передали мне свои воспоминания и помогли выиграть войну. С того самого момента и до вчерашнего дня вы пребывали в коме.

Гарри Поттер замолчал.

— Война? — спросил Снейп. Увидев кивок в ответ, он задумался и попытался вспомнить, как передает кому-то воспоминания. Нечаянной вспышкой мелькнуло осознание, что вчерашнее видение с участием змеи и черноволосого мужчины — правда. И, судя по всему, тем черноволосым был именно он, вот только что-то не давало ему покоя. Что-то не так… Одна маленькая и неизвестная деталь, засевшая в голове глубокой занозой, заставляла его думать, что все происходящее сейчас — неправильно.

― Я помню… Кажется… ― поморщился он, вновь увидев перед глазами, как кривилось от боли лицо черноволосого мужчины. Его лицо. Северуса Снейпа.

Отчего-то в большей части воспоминаний он будто бы видел себя со стороны, и это несколько пугало.

― Тогда мы с Роном и Гермионой посчитали, что вы умерли, и, лишь вернувшись за вашим телом, я понял, какую ошибку мы совершили, ― продолжал Гарри Поттер. ― Яд змеи, видимо, парализовал вас, и именно это состояние мы и приняли за смерть. Тот же яд поддерживал вашу жизнь, но из-за потери крови вы впали в кому. Понимаете?

Снейп медленно кивнул. Значение большинства слов ему было неясно, но общий смыл, как ему казалось, он уловил.

― Я специально попросил целителя не говорить вам ничего до моего прихода, ― улыбнулся Гарри. ― Боялся, что вы очнетесь чуть раньше и растеряетесь. Прошло много времени, сэр, и сейчас мой долг — помочь вам.

― Вы не целитель? ― уточнил Снейп и выдохнул. Слово целитель казалось ему родным и дарило спокойствие, в то время как Гарри Поттер таких эмоций не вызывал. Зеленые глаза смотрели на него с каким-то непонятным фанатичным блеском. А лицо с застывшей на нем глупой улыбкой раздражало так сильно, что хотелось что-то в него кинуть. Отведя глаза, Снейп зажмурился, силясь разобраться в собственных эмоциях, и в этот момент, как назло, память подсунула сцену, где парень, сильно похожий на Гарри Поттера, взмахом палочки подвесил его в воздух.

Что-то не так.

Он вновь раскрыл глаза и посмотрел прямо перед собой.

― Я не хочу вашей помощи, мистер Поттер, ― произнес он медленно. ― Может быть, сейчас я немного растерян, но поговорить хотел бы именно с целителем.

В глазах Поттера блеснуло восхищение и что-то неуловимое, но заставившее Северуса пожалеть о своих словах. Мягкое лицо собеседника на глазах погрубело, а улыбка превратилась в оскал.

― Тем не менее, вам придется меня терпеть, сэр, ― мягко возразил Гарри, хотя в интонации слышались стальные нотки. ― Вы очнулись спустя двадцать один год после войны, и сейчас моя прямая обязанность — обеспечить вас всем необходимым и информацией в том числе. Какое-то время вы побудете в этой комнате, а затем, если все будет хорошо, мне придется объявить о вашем пробуждении. Боюсь, что после этого вы станете сенсацией и ваш покой постоянно будут тревожить журналисты и не только, ― сказал Поттер. ― Вы же не хотите справляться с этим в одиночку?

Слова Поттера прозвучали разумно, и Снейп, ненадолго задумавшись и осознав, что понятия не имеет, как общаться с журналистами, нехотя кивнул в ответ.

― Вот и славно. ― Улыбнулся Гарри. ― Есть у вас какие-то особые пожелания? Я тут принес подборку журналов по зельям, и, возможно, вам будет интересно, какие открытия произошли за то время, пока вас не было?

Снова кивнув, Снейп растерянно уставился на стопку журналов, которую заметил только сейчас, и отчего-то не испытал никакого желания их читать. Тем не менее, он чувствовал, что если не возьмет журнал в руки, то произойдет что-то нехорошее. Поблагодарив Поттера, он демонстративно вытянул из подборки выпуск «Алхимии», открыл его на середине и сделал вид, что углубился в чтение, желая спрятаться от внимательно следящих за ним зеленых глаз.

― Отдыхайте, ― сказал Поттер довольным голосом и, попрощавшись, вышел из комнаты.

Северус, услышав щелчок закрывшейся двери, тотчас отбросил журнал и тяжело вздохнул. Гарри Поттер ему не нравился, но пристальное внимание этого человека, похоже, было не самой большой проблемой. Вновь скользнув взглядом по обложке, где от бурлящего котла шел густой фиолетовый пар, он еще раз попытался понять, что значат странные символы сбоку, над и под фотографией, но не смог. Проведя пальцем, по самому большому и красивому знаку, Северус вспомнил, что он называется буквой. Вот только это знание никак не помогло понять то, что эта самая буква означает.

Оставшись в одиночестве, Снейп осмотрелся. Комната, где он находился, показалась ему мрачноватой, но все же уютной. Во всяком случае, желания сбежать отсюда не возникало. Комод, стоящий прямо возле входа, привлек его внимание своим узором. Северус даже опустился на колени и провел пальцем по выпуклым стеблям деревянных лилий. Эти цветы вызывали в нем необычную гамму чувств — от восхищения до внезапного и резкого отвращения. Чувства были настолько сильными, что их отчаянно хотелось как-то выплеснуть. Первая пришедшая на ум идея была странной. Схватив с комода листок бумаги с непонятными записями и перевернув его чистой стороной, он попытался повторить витиеватый узор листа. Ощущение карандаша в руке было знакомым, но вот сам рисунок совсем не соответствовал ожиданиям и был похож скорее на червяка в шляпе, чем на цветок. Да и эмоций он не передал, добавив к ним еще и чувство разочарования. Вздохнув, Снейп вернул бумагу и карандаш на место.

Содержимое комода его не впечатлило. Кое-как набросанная мятая одежда вся сплошь темных цветов, скудный запас нижнего белья да бритвенные принадлежности с зубной щеткой и пастой. Не желая переодеваться из уютного халата, он с сомнением посмотрел на бритву, дотронулся до подбородка и решил, что бриться еще рано. А вот зубная щетка была кстати. Во рту отчетливо ощущался кисловатый привкус, который совсем не радовал. Толкнув дверь, в которую недавно вышел Поттер, Снейп понял, что заперт, но не придал этому особого значения. Он все еще помнил слова о журналистах и потому не особо хотел покидать своей комнаты. Вторая дверь, расположенная чуть правее комода, открылась легко, явив за собой просторную ванную комнату. Увидев свое отражение в большом парящем в воздухе зеркале, Северус вздрогнул и, выронив зубную щетку, поспешил подойти поближе.

Он был точно таким, каким помнил себя в сцене со змеей. Тот же длинный нос, волосы, висящие по обе стороны от худого бледного лица, желтоватые зубы, черные глаза… Скинув халат, он рассматривал себя, узнавая, старался запомнить каждый сантиметр и отчаянно не обращал внимание на чувство, что происходящее кажется странным и неправильным.

Погруженный в свои мысли, он даже не услышал стука в дверь и очень испугался, когда из-за нее вдруг послышался чей-то голос.

― У вас все в порядке? Я могу войти? ― спросил он.

― Да, ― каркнул Северус, спешно натягивая халат, и зашипел, когда зубная щетка попала под пятку.

Спустя мгновение в ванную вошел высокий молодой человек. Сутулый, худой и бледный, он напомнил Северусу свое собственное отражение и почему-то сразу же вызвал чувство доверия.

― Вы целитель? ― наугад спросил Северус, оглядывая лимонный халат вошедшего.

― Да, ― кивнул тот. ― Но вы можете звать меня Брайан.

Смущенно улыбнувшись, Брайан протянул руку и замер. Северус, на секунду задумавшись, машинально пожал ее и постарался улыбнуться. Вышло не очень.

― Вижу, вы уже нашли зубную щетку, ― весело произнес Брайан. Подняв щетку, он быстро коснулся ее кончиком волшебной палочки и протянул Снейпу. ― Не стоит ей валяться на полу. Микробы — это не то, что вам сейчас нужно. Как вы себя чувствуете? Головокружение, может, что-то болит…

Не прекращая говорить, Брайан проворно осмотрел Северуса, измерив пульс, внимательно посмотрел в глаза и даже велел показать язык.

― Никаких отклонений не вижу, ― произнес он наконец, когда Снейп, не понимая зачем, дважды дотронулся до кончика носа с закрытыми глазами. ― Вы абсолютно здоровы. Вас точно ничего не беспокоит?

― Беспокоит, ― ответил Северус и замолчал, пытаясь подобрать слова. Очень много вещей беспокоили его одновременно, и выбрать, с какой начать, было сложно.

Брайан, кивнув в знак того, что готов выслушать любую жалобу, сел на край ванны, сложив руки на груди.

― Я понимаю, что я был в коме, ― начал Снейп.― Во всяком случае, так мне сказал мистер Поттер.

Брайан снова кивнул.

― Откуда-то я знаю, что кома — это нечто сродни очень долгому сну, и теперь, когда я проснулся, некоторые вещи кажутся мне странными. К примеру, большая часть моих воспоминаний выглядит так, будто я смотрю на самого себя со стороны. Я не целитель, но отчего-то это кажется мне неправильным. Это не дает покоя и все время крутится в голове. Если честно, это почти единственное, что в ней крутится.

Замолчав, он с ожиданием посмотрел на Брайана.

― Я думаю, что это может быть последствием комы, ― тихо ответил Шонпайк, избегая смотреть Снейпу в глаза. ― Тайны мозга пока еще не изучены до конца, и следует радоваться, что вам хотя бы есть что вспомнить. Расскажете о своем детстве?

― Детстве? ― удивился Северус. ― Я едва самого себя помню. К примеру, я хорошо помню момент, когда на меня напала змея…

― Логично, ― отозвался Брайан. ― Это ваше последнее воспоминание, и оно самое яркое. Но если вам удастся пробудить воспоминания о детстве, то остальные, как вы их называете, неправильные воспоминания тоже могут прийти в надлежащий вид. Сейчас ваш мозг просто дезориентирован. Память можно представить в виде библиотеки. В вашем случае все книги попадали с полок и теперь валяются в беспорядке. Ваша прямая задача — заново расставить их в нужной последовательности. Никто, кроме вас, этого сделать не сможет.

Замолчав, Брайан развел руками. Северус нахмурился. Слова целителя не вызывали у него никаких сомнений, но представлять масштаб предстоящей работы было страшно.

― Я помню урывками, и связного рассказа не получится, ― ответил он спустя некоторое время.

― Начните с самого раннего, ― подсказал Брайан. ― Вы помните родителей?

― Да. Я помню себя совсем ребенком, ― произнес Северус. Слова целителя очень помогли, и он четко увидел самого себя, ревущего в каком-то пыльном углу. ― Родители ссорились, и… Это было страшно. Я прятался… Да, наверное, мне было страшно. Настолько, что хотелось сбежать. И еще… Однажды я подружился с рыжей девочкой — Лили. Она, кажется, тоже была ведьмой. Нет, она точно была ведьмой, потому что мы учились в одной школе, пока…

По мере рассказа лицо Снейпа менялось от нейтрального до вдохновенного и под конец стало печальным с налетом горечи и страдания. Описывая все, что услужливо показывала ему память, он явно видел и словно проживал это заново, одновременно вспоминая все новые детали, или сам пытался додумать и найти логику некоторых событий. Вслед за детством он перешел к пересказу юности, смешивая одно единственное воспоминание о встрече с Дамблдором с чужой памятью о самом себе в подходящем возрасте. Юность сменилась зрелостью, и, дойдя до описания уроков, Снейп покрылся мурашками, по-настоящему вспомнив Гарри Поттера. Отчего-то именно с этим мальчишкой воспоминаний было больше, и как раз многие из них казались неправильными. Слишком уж чужими они ощущались.

― Что такое легилименция? ― внезапно спросил он, прервав поток откровений.

― Наука, позволяющая проникнуть в чужой разум и посмотреть определенные моменты жизни, ― вкратце ответил Брайан. ― А что?

― Я был легилиментом. Я помню… Что-то такое, ― говорил он, нервно перебирая щетинки зубной щетки. ― Может быть, я посмотрел их слишком много, и потому мои воспоминания теперь кажутся мне чужими?

― Хорошая идея, ― мягко согласился Брайан и, вынув из кармана целительского халата блокнот, записал в нем предположение Снейпа.

― А вы уже пытались колдовать? ― невпопад спросил Шонпайк. ― Ваши руки дергаются так, будто вы хотите наложить заклинание, только связку я узнать не могу.

Изумившись, Снейп поднял свои руки к лицу и задумчиво осмотрел их, будто увидев впервые в жизни.

― Вот, ― между тем сказал Брайан, протягивая тому свою волшебную палочку, ― попробуйте.

Осторожно взяв палочку, Снейп все так же задумчиво покрутил ее в руке и несколько мгновений спустя перевел взгляд на Шонпайка.

― Я не могу вспомнить ни одного заклинания, ― признался он. ― Обрывки слов крутятся в голове, но их много, они сливаются, и на ум приходит сущая белиберда.

― Может быть, поможет подсказка? ― предположил Брайан. ― Например, как заставить вещь подняться в воздух?

Снейп снова задумался, а затем обреченно пожал плечами.

― Ничего. Во всяком случае, это же явно не Петрардиум Ледавра? ― с надеждой произнес он и на всякий случай едва заметно шевельнул палочкой.

― Вингардиум Левиоссо, ― поправил его Брайан и, сделав в блокноте еще одну пометку, подошел к Снейпу. ― Взмахнуть и рассечь воздух, ― показал он, забрав обратно свою палочку и произнеся заклинание, заставив подняться вверх бутылку с шампунем. ― Теперь вы.

― Вингардиум Левиоса, ― повторил Снейп и махнул палочкой. Бутылка ожидаемо осталась на месте, а сам он заметно сник.

Заметив эту реакцию, Брайан тепло улыбнулся и мягко вынул палочку из теплой ладони Снейпа.

― Левиоссо, ― поправил он, пряча палочку в карман.― Вы спали очень долго. Возможно, нужно больше времени, чтобы ваши силы восстановились. А пока отдыхайте и, по возможности, не испытывайте негативных эмоций.

― А вот это вряд ли, ― хмыкнул Снейп, с грустью смотря на свои руки. ― Поттер хочет растрезвонить всему миру о том, что я жив, и, судя по его словам, покой мне будет только сниться. Мне придется делать какие-то заявления, и я представить не могу, что это такое. Кроме того, я, кажется, разучился читать.

Приоткрыв рот, Брайан с волнением и страхом посмотрел на Снейпа, а затем, сделав глубокий вдох, мягко ответил:

― Будем надеяться, что это от перенапряжения и навык скоро вернется, ― произнес он очень неуверенно. ― А мистеру Поттеру я всегда могу сказать, что вы еще не готовы. В крайнем случае, притворитесь больным или сделайте вид, что не узнаете его. Уверен, тогда он притормозит со всеми планами на ваше воскрешение.

В этот раз улыбка у Снейпа получилась очень искренней.

* * *

Наблюдать за Снейпом Брайану было тяжело, но в то же время очень интересно. Изначально он боялся, что чужая память осядет в голове донора мертвым грузом, сделав из него сумасшедшего, но, к его удивлению, все воспоминания удачно приживались и адаптировались. Во всяком случае, Снейп выглядел здоровым и даже адекватным для человека в его ситуации. К удивлению Брайана, он даже поверил в историю с комой и действительно осознавал себя как Северуса Снейпа без малейшего намека на то, кем он был раньше.

Слушая его рассказ о жизни, Брайан отмечал, как очевидно приспосабливается память и как адаптирует мозг чужие воспоминания, выдавая их за собственные.

Предложение солгать Поттеру не вызвало у Снейпа никакого протеста. Сойдясь на теме того, каким неприятным для них был главный аврор, они неожиданно проговорили друг с другом до глубокой ночи. Обсуждая воспоминания пациента, Брайан делился с ним историями и о самом себе. Найдя общее в одиноком детстве, Шонпайк поведал о том, как тоже долгое время не мог найти себе друга, оказавшись чужим для однокурсников Слизеринцев и, по умолчанию, врагом для остальных факультетов. А когда оба уже почти стали клевать носом, Шонпайку вдруг очень сильно стало грустно от осознания, что тот, кто впервые в жизни искренне заинтересовался его жизнью, был не настоящим. Печалиться заставляло его и то, что он чувствовал себя обманщиком, когда поддакивал любым попыткам Снейпа объяснить свое состояние или любую странность в памяти.

Предложенный Брайном план Северус воплотил буквально на следующий же день. Гарри Поттер, крайне недовольный тем, что все развивается слишком медленно и не так, как он планировал, ворвался в кабинет Шонпайка, когда тот едва успел переодеться в рабочий халат.

― У меня практически готов пресс-релиз и документы, я даже сумел восстановить его счета, а он говорит, что целитель, ― процедил Поттер, выделив последнее слово, ― советовал избегать волнений. Он говорит, что у него раскалывается голова и болит горло. Он говорит, что болен и не выдержит огласки того, что он жив! А еще он не умеет читать! Как он выучит текст, что я придумал, если не умеет читать?!

Рыкнув, Гарри гневно хлопнул ладонью по столу и свирепо уставился на Шонпайка.

― А что вы хотите? ― развел руками Брайан. ― Еще в пятницу он был Локхардом и рисовал ирисы, а теперь вы маячите у него перед глазами с рассказами о его героической жизни. Я бы тоже заболел от такого давления. Дайте ему освоиться и привыкнуть.

Улыбнувшись, Брайан поправил на столе чернильницу.

― Он и так выглядит куда лучше, чем можно представить. Я даже не рассчитывал на такой прогресс, но до полного восстановления еще далеко, ― объяснил он. ― А что касается чтения… Навык чтения присутствовал в вашем компоте из чужих воспоминаний? Почему-то мне кажется, что нет. Логично, что он этого не умеет. Точно так же он не помнит ни одного заклинания, но это базовый навык, и я уверен, что восстановить его не составит труда. Но даже если я и стер это умение вместе с личностью, то научить человека читать можно в любом возрасте.

Замолчав, Брайан поразился своему внешнему напускному спокойствию. В глубине души он совершенно не был ни в чем уверен, но чутье подсказывало, что этого Поттеру знать совершенно не следует.

― Да плевать я хотел на ваши отговорки, ― взвился Гарри, словно не слышал объяснений. ― Я ждал не этого.

― А чего, простите? ― перебил его Шонпайк, тоже начиная заводиться. ― Чего вы ждали? Вы бы хоть свои знания школьной программы для него адаптировали. Кстати говоря, если вы надеетесь, что он будет таким же искусным волшебником, как настоящий Снейп — вы ошибаетесь. Магическое поле Локхарда было посредственным, и годы в Мунго не пошли ему на пользу. Как бы этот, ― Шонпайк запнулся, не в силах назвать пациента Снейпом, ― ваш эксперимент сквибом не оказался, ― злобно закончил он.

Вздрогнув, Гарри отшатнулся от стола и помассировал виски.

― Если он окажется сквибом, мы сможем извлечь реальные воспоминания? ― спросил он так, будто речь шла о каком-то пустяке.

Брайан почувствовал, как по спине пробежал отвратительный холодок ужаса. Отвечать правду отчаянно не хотелось. Вид и все прошлые угрозы Гарри Поттера отчего-то уже не пугали так сильно, как раньше.

― Боюсь, это уже невозможно, ― холодно ответил Брайан, с вызовом глядя прямо в зеленые глаза. ― Хотя бы потому, что они активно взаимодействуют и переплетаются с фальшивыми. Реальные воспоминания наверняка уже изменены под воздействием сконструированных вами.

Понимая, что Поттер наверняка попытается применить свои способности легилимента, коими просто обязан владеть главный аврор, Шонпайк на всякий случай поставил легкий, практически незаметный, но способный скрыть факт о лжи блок. Собрать воспоминания, конечно же, было возможно, но думать о том, что после этого будет с пациентом, было попросту страшно.

Минуту обдумывая услышанное, Поттер медленно ходил по кабинету, запустив пальцы в черные волосы. Он то пытался что-то сказать, хмыкая или акая, то, напротив, с явной злобой пинал край уютного на вид кресла.

― Хорошо. Даю тебе месяц, Шонпайк, ― хрипло сказал он наконец. ― У тебя один месяц, чтобы сделать из этого, как ты говоришь, эксперимента настоящего Снейпа. Того, кем ты вдохновлялся, учась своей гребанной легилименции и ментальным наукам, и того, кто мне изначально был нужен. И пеняй на себя, если тебе это не удастся. В противном случае двери Азкабана с радостью откроются для того, кто был настолько одержим, что фактически стер личность одного человека, чтобы вернуть другого.

Взметнув полами длинной мантии с зеленым подкладом, Поттер вышел из кабинета. Он не хлопал дверью, не кричал, но, оставшись в одиночестве, Шонпайк почувствовал, как буквально трясется от страха. Проснувшаяся было решимость снова исчезла, и Брайан ощутил себя маленьким глупым ребенком, решившим, что может перечить строгому родителю. Сжав руки в кулаки, он судорожно вздохнул, а затем, поднявшись на ноги, стремглав направился в соседнюю с его кабинетом комнату.

* * *

― С тобой все в порядке? ― спросила Джинни и, сев рядом с мужем на диван, порывисто обняла его за плечи. ― Трудный день был, да?

― Да так, ― ответил он, неопределенно качнув головой. ― Не оправдались кое-какие надежды. Хотя я очень надеюсь, что еще оправдаются. В общем-то, прошла всего пара дней, и выводы делать еще рано. Всякое может быть.

― Конечно, может, ― покладисто согласилась она и потрепала его по волосам. ― А ты случайно не знаешь, зачем у нас в шкафу стоит дорожная сумка, набитая моими вещами?

― Без понятия, Джин, ― улыбнулся Поттер, обнимая ее в ответ.

С самого первого момента, когда было произнесено заклинание забвения, Поттер успел проделать это еще четыре раза. Последний был сегодня утром, когда Джинни, устав от разговоров о Снейпе, вновь собрала вещи. Разозлившись, Гарри совершенно случайно стер ей память не только о ссоре, но и обо всем, что касалось темы профессора. Как у него это получилось, Гарри не знал, но результат ему очень нравился. Хмурая в последнее время Джинни вновь начала улыбаться и совместно с ненавистным ему эльфом приготовила вкусный пирог.

― Правда? ― игриво удивилась Джинни, поцеловав мужа в щеку. ― А я думала, что знаешь.

Не понимая, куда она клонит, Гарри удивленно приподнял бровь, но Джинни лишь вздохнула и скользнула поцелуем вниз, по его шее, одновременно расстегивая пуговицы на аврорской мантии.

Поддавшись ласке, Поттер сразу же забыл и о собранной сумке, и о странном вопросе, предпочтя полностью раствориться в ощущениях. А Джинни, избавляясь от собственной блузки, сосредоточенно думала о том, в кого же превратился ее муж, если позволил себе опуститься до такого низкого и отвратительного поведения.

Коллеги на работе давно намекали, что с ней творится что-то не то. Да и сама Джинни не раз замечала, что забыла о важной встрече или не сдала вовремя материал. Самое странное, что, читая свои статьи, она могла не помнить, как и когда их написала. Сегодня, в очередной раз пролистывая ежедневник и удивляясь, как могла забыть о встрече с ловцом новой команды по квиддичу, Джинни открыла его на последней исписанной странице и очень удивилась, что совершенно не помнит того, как писала эти записи. Проверив каждый лист на темные заклинания, она углубилась в чтение и очнулась лишь тогда, когда Барри, не дождавшись ее дома, решил навестить хозяйку на рабочем месте. Время от времени Джинни допоздна засиживалась в редакции и просила эльфа напоминать ей о том, что пора домой. Снедаемая двоякими чувствами, она расспросила Барри о том, что происходило дома в последние дни. Осознать, что записи не лгут, помогла и полная вещей дорожная сумка, найденная в шкафу. Сопоставив факты, создав и спрятав на всякий случай копию ежедневника, Джинни вышла встречать мужа.

Сейчас, лежа в его объятиях, она окончательно поверила в происходящее. Гладя разомлевшего Поттера по голове, она твердо решила, что в этот раз уж точно доведет все до конца и не позволит снова стереть себе память. А также обязательно выяснит, что стало с воспоминаниями Северуса Снейпа и куда они исчезли из шкафа в кабинете.

— Какова вероятность, что мне не придется учиться всему заново? — спросил Снейп, едва Брайан в очередной раз переступил порог его комнаты.

— Главное, что она есть, эта вероятность, — отозвался Брайан, на ходу снимая с себя целительский лимонный халат. Дружеские отношения, установившиеся с пациентом с самой первой встречи, крепчали с каждым днем. Теперь, спустя неделю, он уже чувствовал, что приходит в гости к давнему приятелю, и всей душой хотел помочь ему побыстрее вернуть утраченные навыки.

Хорошенько порывшись в домашних книжных полках, Брайан сумел найти там каким-то чудом сохранившийся букварь и детские прописи. Северус такой подарок принял с радостью и, даже оставаясь в полном одиночестве, старательно занимался, повторяя пройденный с Брайаном материал.

— Оптимистично. — Северус кисло улыбнулся и, положив букварь на стоящий рядом журнальный столик, внимательно посмотрел на целителя. — Этим утром меня снова навещал мистер Поттер. Говорил, что к концу месяца я должен вспомнить все и научиться всему, или почти всему, что я умел до комы.

Северус замолчал, растерянно закусив губу. Вид у него был донельзя расстроенный.

— Что будет, если у меня не получится? Мне не нравится его тон и то, что я совсем не могу ему ответить. Я чуть ли не цепенею, ощущая его ярость и…— Он тяжело вздохнул и пожал плечами. — Я не знаю, как это объяснить, но отчего-то мне кажется, что я не выполнил какое-то важное обещание или не сдержал слово. Будто я провинился и разочаровал Поттера, но совершенно не могу понять, чем именно.

Прикрыв глаза, Брайан мысленно выругался, но все же выдавил из себя добродушную улыбку.

— У него проблемы на работе, — наигранно веселым голосом сказал он. — Не думаю, что легко быть главным аврором.

— Быть волшебником, потерявшим память, тоже не очень, — откликнулся Северус. — Заклинания все еще не получаются. Я тренировался после ухода Его Авроршества и лишь на дюйм сумел поднять в воздух стакан с водой. Сама вода, кстати, почему-то стала зеленого цвета.

Брайан рассмеялся шутливому прозвищу Поттера и поразился прогрессу, которого сам Снейп не замечал. Имея старую и крайне непослушную палочку Стэна Шонпайка, он не понимал, что даже такой ничтожный результат уже очень хорош. Брайан и вовсе не рассчитывал на подобное, и успехи подопечного вселяли в него оптимизм. Тем не менее каждое утро Поттер, видимо, считал своим долгом напомнить Шонпайку о возможном наказании, если Снейп не станет соответствовать всем требованиям к концу месяца.

— А вы, кстати, плохо выглядите, — заметил Северус, подойдя к целителю вплотную. — Вы не заболели?

— Я тоже имел крайне неприятный разговор с Поттером, — вздохнул Шонпайк, раздосадованный, что не сумел скрыть своего настроения. Положив халат на спинку кресла, он сел, спрятал лицо в ладонях и физически ощутил, как сильно устал. Если бы не Снейп, Брайан бы сейчас спокойно пошел домой, к отцу, но теперь о тихом семейном вечере можно было только мечтать. Возвращаясь домой далеко за полночь, Брайан тратил несколько часов, чтобы успокоить родителя, непременно впадавшего в панику, если сын не появлялся дома ровно в восемь вечера. Еще минимум час уходил на приведение жилища в порядок, и в итоге на сон оставалось совсем немного времени.

Глядя в его бледное лицо, Снейп слегка наклонил голову и участливо поинтересовался:

— Что-то случилось?

Судорожно вздохнув, Брайан сперва утвердительно кивнул, а затем тут же отрицательно качнул головой и натянуто улыбнулся.

— Ничего страшного, — сказал он слегка дрожащим голосом, — просто с сегодняшнего дня, я думаю, мы с вами начнем еще более усиленные тренировки. Надеюсь, что к концу месяца вы сможете многое вспомнить из школьной программы и продемонстрируете свои знания на практике. Честно говоря, не думаю, что Поттер действительно планирует раскрыть ваше пробуждение в конце месяца, но это не означает, что можно не стараться.

— Но ведь раньше вы сказали, что можно… — начал Снейп, явно сбитый с толку такой резкой сменой настроения.

— Плевать, что я сказал раньше! — внезапно закричал Брайан, вскакивая на ноги.

Северус инстинктивно отшатнулся.

Не разбирая слов, красный от гнева, Шонпайк, казалось, сошел с ума и потому нес странную околесицу о том, что только он сам и никто иной виноват во всем, что происходит. Носясь по комнате, словно сумасшедший, он то вцеплялся руками себе в волосы, то пинал кресло. Наконец, внезапно остановившись в центре комнаты, он посмотрел Снейпу в глаза, резко замолчал и выскочил за дверь.

Тяжело дыша и привалившись к стене, Брайан пытался успокоиться. Привыкший держать себя в руках в любой ситуации, он не понимал, почему сейчас это казалось совершенно непосильной задачей. Только что он едва не рассказал своему пациенту о том, кем тот является на самом деле, но в самый последний момент струсил и буквально прикусил себе язык.

— Идиот, — шептал Брайан и, обхватив голову руками, медленно сполз по стенке. — Это же надо было так вляпаться, идиот…

Раскачиваясь из стороны в сторону, он вспоминал слова Поттера и даже не замечал, как по давно не бритым щекам текут слезы. Фантазия рисовала сцены, где либо его, либо отца хватают под руки и бросают в холодный мешок азкабанской камеры. Он даже практически чувствовал дыхание дементоров на своем лице и покрывался мурашками от страха. В то же время Брайана мучила совесть. Допустить смерть своего творения и предать память Гилдероя отчаянно не хотелось. Успокаивая себя тем, что Локхарду лучше быть Снейпом, чем лишенным памяти чудаком, он боялся, что Поттер однажды прикажет вынуть воспоминания, чем попросту убьет этого человека. Настоящий Снейп или нет — для Шонпайка уже практически не имело никакого значения. Если пациент, сидящий с книгой в кресле, умеет говорить и думать, старательно учится и о чем-то мечтает, то его, Брайана, задача — помочь ему и защитить во чтобы то ни стало.

— Хоть бы проверил, что за память я ему даю, хоть бы заранее подумал! — Почти рыдал он.— Я бы тогда хоть своих знаний ему вложил, а сейчас…

Всхлипнув, он спрятал голову в ладонях и через пару секунд, с силой треснув себя рукой по голове, он вскрикнул от внезапной боли и вскочил на ноги. Подобно сумасшедшему ученому, Брайан метнулся в собственный кабинет и там выгреб из старого глобуса, служившего копилкой, все деньги. Наспех натянув уличную мантию, он стремглав выбежал из Мунго и трансгрессировал.

— Омут памяти! — крикнул он, вваливаясь в двери одного из неприметных магазинчиков Лютного переулка. — Срочно! Сейчас же. Мне нужен омут памяти!

Продавец, окинув всклокоченного юношу профессиональным взглядом, вскинул бровь, заметив целительские брюки, торчащие из-под заляпанной старенькой мантии, и молча кивнул.

— Объем какой? Большой? — каркнул он, исчезая под прилавком.

— Объем… — растерянно произнес Брайан, — тот, на который хватит моих денег.

Отдышавшись после долгого бега до магазина, он сообразил, что не знает даже примерных цен на омуты памяти. Смущаясь самого себя, он нервно высыпал на медную тарелку все накопления, искренне надеясь, что ему не укажут на дверь.

Продавец, уже успевший достать несколько чаш с переливающейся, но неспособной вытечь из них специальной жидкостью, не спеша пересчитал монеты. Цокая языком, он придвинул к Шонпайку один из совсем маленьких омутов и еще один — побольше, очевидно, старый и использованный не одним поколением волшебников. Увидев вензеля и руны, шедшие по краю старого омута памяти, Шонпайк ощутил, как у него захватило дух от того, какая сила и мощь шла от этого артефакта.

— Этот вот, — продавец кивнул на маленький, — новый и тебе по карману. Этим, собственно, его плюсы и заканчиваются. Изменить воспоминания в нем будет трудновато, но при должном навыке и сноровке вполне возможно, — продавец усмехнулся.

Растрепанный вид парня с красными глазами, очевидно, навел его на мысль, что такого клиента нельзя отпускать просто так. Целители и те, кто вхож в Мунго и имеет доступ к запасам определенных зелий, всегда были в Лютном в большой цене.

— Но лично я взял бы второй, — продолжал он. — Он подороже, правда. В нем можно не только память смотреть, но и очень быстро и качественно изменять воспоминания. Омут старый, не одно поколение его под свои нужды затачивало — потому проверенный. А вам, молодой человек, как я понимаю, очень нужно исправить какие-то воспоминания?

Явно полагая, что молодой целитель ошибся с каким-то лечением и теперь хочет замести следы, он выжидающе посмотрел на покупателя. Шонпайк, не долго думая, кивнул и потянул руки к старому омуту, но продавец снова предупреждающе поцокал языком.

— Вижу, что с выбором вы определились, — сказал он, лукаво улыбнувшись. — Беда лишь в том, что у вас есть на него ровно полсуммы.

Замолчав, он сделал вид, что отвлекся на проходящего за окном мальчишку, но искоса продолжал следить за реакцией Брайана.

Опустив глаза в пол, Брайан пытался решить, успеет ли он зачаровать новый омут самостоятельно. В теории, конечно, он знал, как это нужно делать, но побоялся, что перевозится слишком долго, упустив драгоценное время. На кону стояла жизнь человека, за которую Шонпайк считал себя ответственным. Приняв окончательное решение, он втянул голову в плечи и понуро спросил у продавца о том, что должен сделать. Слова отца об обитателях Лютного, которые не упустят ни малейшей возможности нажиться или схитрить, на глазах становились явью.

— Я могу принести деньги попозже, — предложил Брайан и сам устыдился своей умоляющей интонации.

— Я продам его быстрее, чем ты скажешь слово «шлюха», мальчик, — хохотнул продавец. — Но я могу сделать скидку, если ты, скажем, пообещаешь принести мне несколько зелий со своей работы.

Жестом фокусника он выудил из кармана свернутый в трубочку пергамент и протянул его Брайану.

— Это незаконно, — тихо произнес Шонпайк, пробегая глазами по списку, — эти зелья могут вызвать сильные галлюцинации и … — он осекся и покраснел под насмешливым взглядом продавца. — Я могу достать только половину из этого списка. К остальным трем зельям у меня нет доступа.

— Нет доступа — нет омута, — пожал плечами продавец, словно желая проверить, насколько сильно нуждается Брайан в покупке.

Намереваясь собрать деньги и уйти, Шонпайк стиснул зубы, еще раз вспомнив Поттера и тот угрожающий холод, что с каждым днем все заметнее сквозил в его интонациях. Ладонь, уже протянутая к медной миске, дрогнула и опустилась сама собой.

— Хорошо, — ответил Брайан обреченно. — Я принесу. Можно мне забрать омут?

Он снова протянул руки к прилавку, но продавец оказался быстрее и вежливо пообещал отдать покупку только после окончательной оплаты.

Обратно в Мунго Брайан шел с тяжелым сердцем. Увидев себя в отражении зеркала, висящего у стойки привет-ведьмы, он даже вздрогнул, с трудом узнав свое отражение, и поспешно отвернулся. Синяки под глазами и осунувшееся лицо делали его похожим на вампира.

Достать зелья, впрочем, особого труда не составило. Выждав несколько часов, пока сотрудники нужных отделов уйдут на обед, Брайан прошел в хранилище и, справившись с простыми и известными для целителей охранными чарами, взял из нескольких коробок по нужному пузырьку. Воровство внезапно оказалось настолько простым, что Брайан, ни разу в жизни даже не помышлявший украсть что-либо, был в шоке. До этого момента он всегда думал, что за хранилищем день и ночь ведется усиленное наблюдение, но никто из волшебников, встретившихся ему на пути, ни разу не поинтересовался, что за зелья он несет в коробке и для чего они вообще нужны. Предвидя, как уже буквально этим вечером он опробует новый омут памяти и приступит к изготовлению воспоминаний о знаниях школьной программы для своего пациента, Брайан переступил порог госпиталя и едва не выронил свою ношу от раздавшегося вокруг громкого воя. Испугавшись, он рванулся вперед, но упал, не пробежав и нескольких метров, ловко подсеченный незримым лассо.

* * *

— Мистер Поттер…

Секретаршей главного аврора сейчас временно была рыжая молодая девушка, едва ли не вчера закончившая школу. Замещая так некстати заболевшую коллегу, она, держа в руках кипу пергаментов, протиснулась в кабинет начальника и, потупившись, что-то пробормотала.

— Громче, Фелисити, — не поднимая на нее взгляд, бросил Гарри. Эта секретарша внешностью очень напоминала ему Джинни, но вот боязливым характером раздражала до зубовного скрежета.

— Я принесла вчерашние рапорты, сэр, — пискнула Фелисити, — а еще в приемной ждет журналист из «Пророка». Говорит, что арестованный в Мунго парень клялся, что пытался вынести зелья по вашей просьбе.

— Бред, — хмыкнул Поттер, не отрываясь от книги, что лежала перед ним на столе. — Скажи, что я не имею никакого отношения ни к чокнутым парням, ни к запрещенным зельям. А рапорты положи сюда.

Сдвинув стойку с документами, Поттер расчистил место для новых пергаментов и, в знак того, что разговор окончен, наугад вытянул один из стопки.

— Вот же дрянь, — разочарованно простонал он, заставив Фелисити недоуменно обернуться. Покачав головой, он дал понять секретарше, что высказывание обращено не к ней, и, дождавшись, пока дверь закроется, углубился в чтение.

Согласно рапорту, составленному по всем правилам, Брайан Шонпайк был задержан за попытку вынести из здания Мунго шесть экземпляров зелий, запрещенных к использованию вне Мунго. Судя по предварительным показаниям, записанным со слов взятого под стражу Брайана, тот, как мантру, повторял просьбу о вызове главного аврора и то, что не хотел совершить ничего дурного.

— Идиот какой-то, — пробормотал Поттер, дочитывая последние страницы рапорта и откладывая пергамент в сторону.

Проведя рукой по волосам, Гарри попытался понять, зачем Шонпайку так глупо пытаться его подставить и скомпрометировать. Любой здравомыслящий человек, по мнению Поттера, ни за что бы не поверил какому-то неизвестному молодому целителю. Отбросив версию с клеветой как заведомо глупую, он снова задумался и даже пролистал личное дело Шонпайка. Тонкая папка с короткими сведениями о биографии, основных заслугах и навыках была кропотливо подготовлена подчиненным Поттера, когда тот искал лучшего исполнителя для осуществления плана со Снейпом.

Вспомнив о профессоре и своем утреннем разговоре с Брайаном, Поттер снова выругался и, вложив рапорт в личное дело, поднялся из-за стола. Пылая праведным гневом от предположений, возникающих в его голове, он мрачным вихрем вылетел из кабинета и вскочил в лифт. Спускаясь вниз, где в маленьких сырых камерах держали заключенных, ожидающих решения суда, он очень надеялся, что не переусердствовал с угрозами и выходка Шонпайка не была связана с их маленьким секретом.

— Гарри! — донесся до него полный отчаяния крик Гермионы. Обернувшись на зов, в следующую секунду Поттер увидел, как она упала на землю. Мертвая. Ее глаза, по прежнему открытые, застыли в предсмертном ужасе и осознании. Навсегда.

Мир сжался. Затих. Шум боя мгновенно исчез, и вся вселенная сжалась до размера этих замерших мертвых глаз. Рон тоже умер. Зеленый луч прошил его грудную клетку, оставив лежать распростертым посреди луга так, словно он внезапно устал и решил отдохнуть.

Пятясь, не желая принимать ужасную правду, Гарри внезапно оступился о что-то или кого-то, попавшего под ногу, и рухнул вниз, чтобы в следующую секунду проснуться, содрогнувшись всем телом.

Не двигаясь, чувствуя, как постепенно успокаивается ритм бешено скачущего сердца, Гарри, словно мантру, повторял мыль о том, что все давно в прошлом. Что война давным-давно закончилась, а Гермиона и Рон спокойно спят в собственной кровати.

Повернув голову, он взглянул на Джини, так уютно спящую у него под боком, но мерзкое предчувствие беды так и не отступило. Как боль возвращается к раненому к близившейся непогоде, так и подобные сны никогда не снились Поттеру просто так. Они всегда предвещали что-то нехорошее, что-то опасное для него, и надеяться, что буря пройдет мимо, было бы глупо.

По-прежнему лежа без очков, Гарри вглядывался в размытые очертания мебели, и, лишенные четкости, они казались ему похожими на чудовищ, коих так любил когда-то рисовать Альбус. Мысль о детях отозвалась неприятным уколом совести, и Гарри, полежав еще немного и осознав, что заснуть теперь вряд ли получится, лениво вылез из кровати.

― Спи, я пораньше на работу решил, ― прошептал он завозившейся Джинни на ухо.

В конце концов, работы у него было и правда много, и начать день пораньше было самой лучшей идеей. Не желая тратить времени даром, первым делом он отправился вызволять Шонпайка. Тот, бледный, свернувшийся на неудобной лавке, производил впечатление попавшего в переплет домашнего котенка. Хмыкнув от нахлынувшего к целителю чувства жалости, Гарри открыл дверь и вошел в камеру.

Брайан тот час проснулся. Увидев своего визитера, он моргнул, подскочил на месте и чуть ли не в истерике, не дав вставить и слова, принялся рассказывать о том, почему его задержали.

― И ты уверен, что это сработает? ― хмыкнул Гарри, осмысляя услышанное и признавая, что в действиях Брайана была логика.

От его злости, если она и была, не осталось ни малейшего следа. Теперь, после скомканных объяснений сидящего по другую сторону решетки Шонпайка, Гарри чувствовал себя лишь слегка раздраженным. В глубине души он признавал, что, пожалуй, был чересчур резок с Брайаном, но оправдывал свое поведение желанием побыстрее вернуть «настоящего» профессора Снейпа.

― Должно сработать, ― кисло ответил Шонпайк. Тюремное заключение, полученное по собственной же глупости, явно не добавляло ему оптимизма. ― Вы создали отличную базу из чужой памяти, и лишь благодаря ей этот эксперимент можно считать успешным, ― тихо говорил он. ― Когда я должным образом преобразую свои знания и точно так же помещу их ему в голову, то, надеюсь, вы получите то, что хотели. Если, конечно, меня не отправят в Азкабан, ― добавил он и вопросительно посмотрел на Поттера.

― Не отправят, ― вздохнул Гарри, предчувствуя головную боль от освобождения Шонпайка. ― Скажем, что чары сработали случайно, а в руках у тебя были пустые емкости из-под зелий. Что-то не так?

Гарри слегка приподнял бровь, заметив, как Шонпайк сник.

― Я оставил у того продавца все свои деньги, ― нехотя пояснил он. ― А теперь у меня ни денег, ни омута.

― Омут мы можем изъять в ходе плановой проверки, ― хмыкнул Поттер, ― наверняка он украден. А что касается денег, то, помнится, я обещал тебе достойную оплату. Вечером зайду в банк и перечислю на твой счет пару-тройку галлеонов, ― он усмехнулся, давая понять, что переведет гораздо больше. ― Остальное получишь, когда Снейп будет Снейпом, а не тем идиотом, который утром снова жаловался мне на плохое самочувствие.

― И да, ― сказал Гарри, стоя уже на выходе, ― пригодный для твоего дела омут памяти доставят в твой кабинет ближе к вечеру. Не трать времени даром.

Оставив Шонпайка, Гарри Поттер снова поднялся к себе в кабинет и там составил официальное постановление об освобождении Брайана. Сидя на своем некогда любимом, а сейчас отчего-то очень раздражающем крутящемся кресле, он вертел в руках волшебную палочку и думал. В глубине души он уже жалел, что решил пойти до конца, а не ограничиться просто спасением дорогих ему воспоминаний. Спонтанная и плохо продуманная идея с возвращением Снейпа теперь заставляла его волноваться и грозила доставить немало головной боли. Были минуты, когда Гарри всерьез думал о том, чтобы избавиться от этого неудачного эксперимента, но глупый поступок Брайана очень хорошо показал, на что тот готов пойти ради спасения своего пациента. Такое положение дел Гарри категорически не устраивало, но, с другой стороны, казалось очень удобным.

Додумать, как именно использовать это удобство в личных целях, Гарри не успел. Дверь его кабинета с треском открылась, и уже спустя мгновение Поттер сидел окруженный толпой журналистов. Галдя, как стая чаек, они наперебой задавали ему какие-то вопросы, и Поттер, растерянно щурясь от вспышек колдокамер, не мог понять, в чем дело. Собрав в кулак всю свою выдержку, он приставил к собственному горлу волшебную палочку и произнес заклинание усиления голоса.

― Тихо! ― гаркнул Поттер на окруживших его людей.

В кабинете мигом воцарилась тишина. Даже фотографы покорно опустили свои камеры, будто опасаясь, что главный аврор бросит в них какое-нибудь хитрое разбивающее заклятье.

― Кто-нибудь один может мне объяснить повод, по которому мой кабинет стал местом встречи прессы всея Британии? ― громогласно спросил Поттер, не убирая палочки от горла. Разглядывая стоящую перед ним толпу, он судорожно перебирал в голове все теоретически возможные для ее появления поводы. Такое столпотворение в последний раз он видел в своем кабинете, когда родилась Лили. В тот день, едва узнав, что жена Гарри Поттера родила девочку, журналисты, желая самыми первыми узнать имя малышки и взять интервью у ее отца, практически поселились под дверями его кабинета.

Отметая мысль о четвертом ребенке как заведомо невозможную, Гарри не мог понять, в чем дело. Никаких громких дел не было, последнего Пожирателя Смерти, способного вызывать подобный резонанс, поймали и посадили аж десять лет назад.

― Ваш пресс-релиз, сэр, ― наконец произнес один из журналистов. Мужчина, одетый в широкополую шляпу и плащ, был настолько похож на карикатурный образ журналиста из комиксов, что Гарри едва заметно усмехнулся. Отвлекшись на мысли о внешнем виде мужчины, он упустил смысл сказанного.

― Какой пресс-релиз? ― устало переспросил Поттер уже не таким громким голосом.

В ответ на его слова сразу несколько человек достали из карманов, папок и блокнотов листки бумаги. Журналист в шляпе, видимо, взяв на себя роль переговорщика, молча протянул Поттеру свой листок.

Просмотрев текст, Гарри очень захотел сделать две вещи — провалиться сквозь землю и, желательно, захватить с собой свою новую секретаршу.

― Фелисити! ― взревел он и, поднявшись из-за стола, второй раз за день вылетел из кабинета. Журналисты, предчувствуя интересное развитие событий, в мгновение ока расступились, давая ему пройти, и тут же устремились следом. ― Что! Это! Значит?! ― ревел Поттер, потрясая листком перед белым, как мел, лицом несчастной секретарши.

― Вы же сами сказали отправить письма из правого лотка, ― пыталась оправдаться Фелисити, размазывая по щекам слезы вперемешку с тушью. ― Я отправила, сэр.

― Правого, Фелисити, ― рыкнул Гарри. Вспышка колдокамеры немного привела его в чувство, и он мгновенно постарался взять себя в руки. ― А это, насколько я помню, лежало в левом. В той стороне, где тебе вообще не стоило ничего брать!

Запустив руки в волосы, Гарри сел на край стола Фелисити и беззвучно выругался. Журналисты смотрели на него с явным ожиданием хотя бы какого-то объяснения, а времени на раздумья не было.

― Ну что ж, ― сказал наконец Гарри, поднимаясь на ноги, ― господа, прошу вас пройти в третий кабинет справа. Надеюсь, что вы — не моя бывшая секретарша, ― усмехнулся Поттер, стрельнув злобным взглядом на совсем поникшую Фелисити, ― и можете отличить право от лева. А вам, Фелисити, ― добавил он тише, обращаясь к ней одной, ― я настоятельно советую выйти замуж. Потому что я понятия не имею, кто еще может взять на работу такую бестолочь, как вы.

Еще раз окинув Фелисити взглядом, полным отвращения, Поттер обреченно посмотрел, как последний журналист скрылся в обозначенной им комнате. Идти туда совершенно не хотелось. Нервно усмехнувшись абсурдной идее сбежать пока не поздно, Гарри взглянул на собственное отражение, поправил галстук и, расправив плечи, принял такой вид, словно приготовился к бою. Глубокий вдох помог справиться с волнением, и, положившись на годами отточенный опыт общения с прессой, он потянул на себя дверь кабинета.

Журналисты, теперь уже сидящие на стульях, молча смотрели, как главный аврор идет между рядами стульев к небольшому возвышению, и несколько удивились, когда он вдруг сел на низкую ступеньку импровизированной сцены.

― Ну и удивили же вы меня, ребята, ― усмехнулся он и ленивым движением вытянул перед собой ноги, ―, но раз вы уже обо всем знаете, то я не вижу никакого смысла продолжать играть в тайны и секреты. Давайте, кто первый задаст вопрос?

Все еще удивляясь поведению Гарри Поттера, журналисты не спешили выполнять его просьбу и лишь тихо переговаривались между собой.

― Ладно, ― лениво протянул Гарри, ― тогда начну я. И, если вы не против, я тут посижу, ― он взмахнул рукой, показывая на место рядом с собой, ― пусть у нас будет эдакая неформальная атмосфера. Как вы уже поняли, ― сказал Гарри и, кашлянув, заставил свой голос звучать увереннее, ― моя секретарша разослала пресс-релиз о выздоровлении бывшего директора школы чародейства и волшебства Хогвартс весьма преждевременно.

Комната загудела. Несколько вспышек колдокамер заставили Гарри зажмуриться. Не обращая внимания на выкрикиваемые вопросы, он увидел несколько поднятых рук и указал на одну из них.

― Вы, ― произнес Гарри, позволяю журналисту взять слово. Остальные, кричащие вопросы со своих мест, затихли, покорно принимая новые правила, ― если не ошибаюсь, вы из «Придиры», верно? Филипп Ранкорн?

― Все верно, сэр, ― слегка смутился молодой журналист. ― В пресс-релизе указано, что смерть профессора Снейпа была фальсифицирована, ― начал Филипп, отчаянно борясь с дрожащим голосом. ― Якобы просчитав вероятность своей смерти, он прятал под языком ампулу с «Напитком живой смерти», который и выпил за несколько секунд до нападения змеи лорда Волдеморта.

Отчаявшись справиться с волнением, Ранкорн достал свиток с релизом и уже почти собрался говорить дальше, но замолчал, когда Гарри Поттер поднял вверх руку.

― Получается, что мистер Снейп еще не выздоровел? ― спросил кто-то из толпы, опустив руку быстрее, чем Гарри успел его заметить.

― Именно так все и было, мистер Ранкорн, ― мягко сказал Поттер, игнорируя вопрос. ― Профессор Снейп, ― усмехнулся Гарри и, прижав руку к груди, пояснил: ― а для меня он навсегда останется профессором — был героем. Ради победы и нашей с вами счастливой жизни он без страха заглянул в лицо смерти и выжил, сам того не ожидая. «Напиток живой смерти», смешавшись с ядом змеи, парализовал его и погрузил в глубокую кому. Такую, что я — свидетель тех событий — по неопытности принял за смерть. Да, хвалиться тут нечем, ― хмыкнул он, когда с дальних рядов раздалось несколько смешков. ― Тем не менее, узнав, что профессор жив, я принял решение скрыть этот факт и провести фиктивные похороны. Я боялся, что кто-то может захотеть поквитаться с профессором, свести счеты. Пожирателей в то время было слишком много и…

― Вы сами залечили ему раны, сэр? ― перебил его речь чей-то выкрик.

Повернувшись и снова не увидев спрашивающего, Гарри понял, что от него все равно ждут ответа.

― Частично я сам, частично мне помогли, ― ответил он чуть погодя, ― мне помогал определенный круг лиц, но, опережая ваши вопросы, предупреждаю, что имена я называть не могу. Каждый, кто хотя бы косвенно участвовал в спасении профессора Снейпа, принес «Непреложный обет» о том, что никогда и никому не раскроет имен друг друга. Это нужно было хотя бы из соображений безопасности. Если погибнет один, другой всегда сможет остаться приглядывать за профессором. По этой же причине я не могу рассказать вам, где он находится сейчас и находился все это время.

― Так значит, сейчас мистер Снейп пришел в себя? ― спросил тот самый человек в шляпе, что показывал Поттеру пресс-релиз. ― С ним можно поговорить или, раз уж вы сказали, что сообщение о выздоровлении было несколько преждевременным, он все еще в коме?

― Он здоров, ― сказал Гарри и снова поднял руку, стараясь прекратить начинающийся шквал вопросов. ― Он здоров, ― повторил он, ― но пока что слаб, и даже о небольшом общении с кем-либо из прессы не может быть и речи. Во всяком случае, пока целитель не вынесет вердикт, что профессор готов к интервью и оно не станет причиной каких-либо негативных последствий.

― Он знает, что война закончилась? ― спросила рыжая журналистка, чем-то очень похожая на Риту Скитер. На лацкане ее голубого кокетливого пиджака отчетливо виднелась эмблема «Вечернего пророка». ― Как он отнесся к тому, что весь магический мир в курсе его любовной драмы?

― А книга Риты Скитер? ― донеслось до Гарри с последнего ряда. ― Он знает, что все в курсе его любви к рыжим проституткам?

― Еще один подобный вопрос, мистер Стивенс, и будете интервьюировать сокамерников в Азкабане, ― жестким тоном ответил ему Поттер, мгновенно узнав самого нелюбимого из журналистов. Именно он все время писал про главного аврора крамольные статьи, раздувая любой притянутый за уши факт до размеров катастрофы. ― Профессор Снейп испытывает некоторые проблемы с памятью, магией и самоидентификацией. Многие из вещей, предшествующих его долгой коме, он просто не помнит. Я бы очень хотел, чтобы вы с уважением отнеслись к его ситуации.

Многие из журналистов согласно закивали, одновременно строча что-то в блокнотах. Другие саркастично заулыбались, явно давая понять, что не собираются слушать никого, кроме самих себя.

― Что ж, ― между тем бодро произнес Поттер, на самом деле чувствуя себя невероятно усталым, ― на этом, я полагаю, нашу случайную встречу можно считать оконченной. Я рассказал вам основную информацию, и на следующем собрании я предполагаю быть уже вместе с профессором. О месте и времени будет сообщено дополнительно, и я очень надеюсь, что в нужное время, ― улыбнулся Гарри. ― Советую вам составлять и присылать вопросы заранее, дабы профессор Снейп мог подготовиться.

Не согласные с таким быстрым завершением пресс-конференции журналисты пытались наперебой выкрикнуть еще несколько вопросов, но Гарри Поттер, поднявшись со своего места, несколько секунд попозировал фотографам и удалился, более не говоря ни слова. В глубине души его снедало чувство тревоги и ощущение, что вся эта затея обернется для него одной большой катастрофой. Вязкое неприятное предчувствие комом осело в его груди. Кроме того, его очень тревожило отсутствие среди журналистов Риты Скитер, которая, по традиции, должна была сидеть в первых рядах и задавать самые каверзные вопросы.

Вернувшись в свой кабинет и наложив на него несколько мощных заклинаний от проникновения, Гарри достал бутылку бренди и пару стаканов. Хмыкнув, он сперва вернул на свое место один, а затем, заметив, как мало осталось бренди в бутылке, убрал и второй. Устало остановившись возле зачарованного окна, за которым уже долгое время шел ливень, он опрокинул в себя содержимое бутылки и, слегка поморщившись, отшвырнул ее в самый дальний угол. Глядя, как размеренно барабанят по оконному стеклу крупные капли, Гарри, вспомнив утренний сон, с горечью подумал о том, что после сегодняшней конференции пути назад уже нет. Оставалось лишь надеяться, что Шонпайку удастся воплотить в жизнь свою идею. О том, что будет, если у Брайана ничего не выйдет, Гарри просто не хотел думать.