Les Roses De L'Eden (гет)

Soundtrack — I will — rediohead

Декабрь, 2001 год

В парадном зале Малфой-Мэнора удушающая духота, застилающая тяжёлым дурманом фальши и хрустальных грёз. Мрачная торжественность, лёгкие реверансы, чопорные чайные розы в хрустальных вазах — в одну из долгих декабрьских ночей губят свои жизни два незнакомых человека. Под чёрным бархатным покровом, расшитым миллиардами созвездий, играют в жизни кукловоды. По тёмному зеркальному полу скользят метры серебряного атласа и сливочного шёлка — всмотришься в своё отражение и утонешь в малахитовых пороках предков. Но несмотря на всё, спустя тысячи дней, в многовековом поместье кипит жизнь, хотя каждый гость здесь лицемер.

На вековых витражах распускаются цветы зимы, холодные, прекрасные — только прикоснись — исчезнут без следа. Драко Малфой, этот несчастный мальчишка, старательно рассматривает их, в надежде не видеть противные лица. Он стоит у алтаря бледной тенью в свете лучистого сияния чистого золота: тёмный силуэт на фоне настоящей роскоши. Однако к Драко не придраться — накрахмаленный воротничок жемчужного цвета рубашки, узкий чёрный фрак, до блеска начищенная обувь.

— Его вид не такой уж и жалкий, — шепчет довольный Люциус на ухо жене.

До рези в глазах идеальная пара старших Малфоев — на законном месте в первых рядах. Мраморную кожу Нарциссы облегает чёрный атлас, где-то в глубине души — слёзы, но не от счастья, как других у матерей в день свадьбы их детей, а от жалости к её мальчику. Только Люциус один искренне доволен: сумел-таки вырваться из французского ада.

На миг голоса (а Драко —кажется шипение змей) замирают. В парадных дверях появляется невеста.

Астория, Астория, точёная статуэтка с подрагивающими губами. В молодой душе — почти что равнодушие, в ангельских карих глазах — безразличие с капелькой страха. Леди Астория в день своей свадьбы выглядит под стать своему жениху: кремовый перламутр жемчуга на тонкой смуглой шее, тончайшее кружево на платье. Каждый шаг — медленный, аккуратный, словно прощупывающий, как далеко ей позволено зайти, но, тем не менее, слегка резковатый — она совсем ещё девочка. На прекрасных маленьких губках багровая помада, и Драко кажется это совершенно неправильным: к чему её так разукрасили? Шестнадцать — время для воздушных замков, а не заточения в холодном Мэноре.

Англичанка из Австрии, чайная роза в окружении снежных бессмертников, грубый немецкий акцент в английских оборотах. Она уехала из Англии маленькой девочкой Тори, чтобы затеряться в далёкой стране, и вернуться леди Асторией, исполнив истинный свой долг. В белокаменном замке Liebes Tantchen* она потеряла не только мать, но и себя, оставшись с единственным по-настоящему родным человеком — сестрой, пусть и сводной. Но ни девочка Тори, ни леди Астория жаловаться не привыкла, быстро принимая всё как должное. Суждено ли ей когда-нибудь вернуться в Австрию или стать такой чужой среди своих?

Она подходит к алтарю, украдкой поглядывая на своего жениха. Почти по-детски маленькие ладошки, обтянутые дорогим кружевом перчаток, подрагивают от каждого ледяного прикосновения.

Драко она не понравилась почти что сразу, даже несмотря на прелестную красоту — маленькая, смуглая, едва ли не крылья сзади виднеются. Что-то отталкивающее, простодушное, настолько не созданное для высшего круга. А может, встреться они при других обстоятельствах, что-нибудь и сложилось бы?..

Монотонно задаёт служитель Министерства свой извечный вопрос:

— Согласны ли вы?..

—Да, — раздражённо прерывает его Драко.

Невеста с ответом почему-то медлит, ненароком теребя себя за краешек перчатки. Откуда-то сбоку раздаётся настойчивое покашливание её Liebes Tantchen, женщины строгой, не терпящей никаких глупостей.

— Да, — тихо и робко. Ну совсем ещё дитя.

Неглубокий надрез на левой руке и сдавленное шипение, драгоценные капли капают в чернильницу. Жених и невеста выводят на договоре свои подписи, на белоснежном пергаменте при свете свечей мерцают рубиновые фамилии. Малфой и Гринграсс. Гринграсс и Малфой. Вот и всё. В грязном мире всё оплачивается чистой кровью.

Он надевает на тоненький пальчик фамильное кольцо — огромный изумруд в серебряной оправе. Для леди Астории, теперь уже по праву Малфой, оно ужасно велико, но спустя секунду кольцо уменьшается в размерах, полностью сковывая палец.

Где-то в октябре, месяце дождей и чая с корицей, саркастичных фраз и ледяных ветров, в такой родной Англии, Драко Малфой думал, что уже смирился. Но людям свойственно спокойно закрывать глаза вплоть до того момента, пока неизбежное не случится. Чтобы потом в тайне ото всех жаловаться на судьбу-злодейку и тяжело вздыхать.

В его руке — её рука. Невесомо, почти не касаясь друг друга. Жених и невеста — святая гармония, оба прекрасны, оба несчастны. Они торжественно разворачиваются к гостям, натягивая на лица счастье. Прекрасный спектакль, браво!

Сотни поздравлений смешались в один раздражающий гул, в словах приторная и никому не нужная ложь. Реками льётся красное вино, сверкая кровавым блеском, гости поднимают бокалы за молодожёнов. Прежде великие Чистейшие, сейчас лишь бледные копии самих себя, уходящие в закат Эпохи семейных традиций, тугих корсетов и стихов на самом краешке пергамента. Что же с вами сталось, о Чистейшие?

Раз-два-три, раз-два-три. Свадебный вальс мелодичен, свадебный вальс успокаивает. Когда-то в детстве им нравился вальс. Правда, детство давно закончилось. Молочное кружево по тёмному полу, блеск начищенных туфель. Леди Астория откидывает голову назад, обнажая прекрасную шею. От кожи нежный аромат шиповника — диких-диких роз, багровая губа закушена. Только Драко не хочется целовать эту прекрасную шею и багровые губы, ему не хочется вдыхать аромат диких роз раз за разом. Она для него — чужая, которой никогда не суждено стать своей.

О жизнь, что же ты творишь со своими несчастными детьми?

— А вы правда войну прошли, мсье Малфой? — наивно.

Осторожный взгляд карих глаз, безумно холодных и каких-то неправильных, а по спине предательски ползут мурашки.

— Ну что за глупые вопросы? — В серых глазах мелькает что-то злое, он отвечает грубо, но после берёт себя в руки. — Да, пришлось мне.

— И как же? Очень страшно? — на молодом лице играют золотые блики свечей.

— Грязно. Мерзко. И да, пожалуй, очень страшно.

Она смотрит на него, но ей абсолютно точно кажется, что смотрит она в бездну. Его взгляд — острый, ледяной — пронзает душу, заставляя замирать при каждом слове, нет, мимолетном движении, и медленно терять рассудок.

— Прошу простить, я не сдержалась.

Они синхронно отворачиваются — Астория опустила глаза в пол, Драко перевёл взгляд на окна. Вальс вихрем уносит его в воспоминания о криках, грязной крови и Полукровке с изуродованной душой. А затем перед глазами, как живые, — мраморные ангелы и могильные плиты. Воистину ужасно.

— А ты знаешь, Астория, — шепчет Драко, прижимая её к себе чуть сильнее положенного: не выдержал, — мы ведь с тобой прямо на костях танцуем, дорогая моя. Подумай только, сколько людей здесь в мир иной отошли?

Совладав с собой, он не прощает ей неосторожно брошенные фразы, играет. Теперь ему хочется только заливисто смеяться оттого, как она вздрагивает и пытается освободиться от объятий. Для него она маленькая экзотическая птичка, безусловно интересная, но до ужаса ненужная. Жестоко, право слово, зато без фальши и обмана.

— Да-да, весь Мэнор кровью залит. И не только Мэнор, Астория, гости здесь отнюдь не невинные овечки. Расскажи мне, каково быть среди убийц?

— Мсье Малфой, прошу Вас, прекратите.

— Не ожидала этого, правда?

Свадебный вальс мягко отступает, сменяясь чем-то резким, а девочка отскакивает от Драко, поспешно поклонившись. Глупая, глупая Астория, она настолько наивна, что готова поверить каждому его слову. И даже спустя много лет она будет продолжать слепо верить Драко, потому что первая влюблённость — чувство чистое, но поистине разрушающее. Особенно если в глазах навсегда останется лишь холод.

Бокал шампанского — игривые пузырьки в плену у горного хрусталя, золотистый яд, затуманивающий рассудок, — настроения не поднимает, а лишь притупляет обострившиеся чувства. Драко выходит на балкон. Под небосводом безумных мерцающих звёзд сверкает в саду девственный снег, ещё никем не тронутый, словно блёстками усыпанный. Холодный пронизывает насквозь, вонзаясь в кожу острыми иголками, заставляет беспомощно сжаться, допивая свой золотистый яд до дна. Сегодня всё сверкает ярче: и серебро, и снег, и проклятое шампанское, и даже кровью начертанные фамилии, связавшие их до самого конца.

Драко Малфой стоит на балконе минуту, а может, и час; ещё вероятнее — вечность. На тёмных, почти девичьих, ресницах замирают хрустальные снежинки, погибая спустя мгновенье, но на их место опускаются новые, чтобы тоже истаять. Он старательно отворачивается от мира, только мир, как назло, так не вовремя тянется к нему.

— Драко, сынок, ты совсем уже замёрз, — у Нарциссы голос мягкий, обволакивающий, успокаивающий, она гладит сына по щеке, покрасневшей от холода, — пойдём в залу, некрасиво оставлять гостей.

— Не хочу, maman*, ничего уже не хочу. Оставь меня.

В слабом свете мальчик видит слабую улыбку матери, такую нежную и красивую. Во всём мире для него нет никого идеальнее Нарциссы, хрупкого цветка рода Блэк.

— Как же я могу тебя оставить, милый мой? Потерпи немного, скоро праздник уже закончится.

— Мне теперь всю жизнь её терпеть ведь, — морщится Драко, вздыхая. — Мне ужасно не нравится эта девчонка, maman.

— Ты же знаешь, что так надо, — ладонь Нарциссы опускается на плечо. — Астория не так плоха, как тебе кажется. Поверь мне.

Он целует ладонь своей belle mère*, вкладывая всю нежность в этот жест.

— Идём же, — шепчет Драко, мать для которого святыня, — ты замёрзла.

По полу — чёрный атлас сверкающей змеей.

* * *

В водовороте пёстрых платьев, красного вина и сладких полуулыбок протекает эта ночь. В розоватом полумраке слышится смех, весь мир в перламутровом дурмане — Драко пьян, Драко не в себе.

— За новых мистера и миссис Малфой! — бархатистый голос за его спиной.

Он резко поворачивается, вскидываясь змеей, озлобленный нахальством, но в одночасье замирает.

Она прекрасна. Прекрасна в своём темном вельветовом платье, каштановых кудрях, кольцами вьющихся по длинной шее. Прекрасна так, что сердце замирает, и Драко кажется, что она вот-вот растает как мираж. Дафна, Дафна — малахитовая статуэтка на фоне сверкающих рубинов, багряный дурман, заставляющий умирать раз за разом, сладость красного вина на губах. Нескромный вырез открывает ключицы — чётко очерченные, изрисованные созвездиями родинок. Плутовка смотрит взглядом дикой кошки, но знает цену своей покорности. В глазах — горячий шоколад, затягивающий в омут настоящего безумия, каждый жест — воплощение величественности и грации. К Дафне, Мерлин храни её, прикованы тысячи взглядов, она пример женственности и красоты, идеальная в своём совершенстве, достойная соперница неувядающей Нарциссе. Именно в тот день Драко и понимает, что кто-то может быть прекраснее его belle mère. В этот день Драко и влюбляется.

— Дафна? — мимолётное движение губ, сладкое имя, произнесенное на одном дыхании.

Он помнит её совсем маленькой девчонкой, не особенно приметной, но уже тогда достаточно красивой. Помнит её плачущей изломанной куклой, сидевшей на полу в тьме слизеринской гостиной, потому что сразу после экзаменов она уезжала. И как тогда казалось — навсегда. Совсем неловкое рукопожатие и скупое «прощай» прямо перед её отъездом, позолоченный экипаж, удаляющий и исчезающий за горизонтом. Всё это для него — события из другой жизни, когда война — всего пугающее слово, а не ужасные воспоминания.

— Наконец-то ты меня узнал, я ждала весь вечер, — Малфой целует захваченную им ладонь, обтянутую в багровый атлас. — Хоть я и удивлена, но в твоём состоянии и себя не узнаешь, — Дафна, настоящая королева вечера с кошачьими глазами, в насмешке поднимает уголки губ.

— И почему меня женили не на тебе? — так просто спрашивает Драко.

Она заливается благородным смехом, тысячами колокольчиков звенящим в гуле голосов, откидывая шею:

— Малфой, Малфой, я теперь не Дафна Гринграсс, — светлые брови изгибаются в удивлении. — Совсем недавно я стала леди Нотт.

Серебряные глаза смотрят на неё с неверием, в задурманенном сознании эта мысль усваивается не сразу, она же отвечает лишь улыбкой.

— Теодор? — спустя минуту.

— Теодор.

 — И почему… почему же именно он?

Дафна на мгновение замирает, а затем наклоняется к нему. Совсем опасно, слишком близко.

— А вот это уже не твоё дело, Драко, — шепчет она на ухо, горячее дыхание на его шее и рваный вздох.

И леди Нотт удаляется, оставив после себя горьковато-сладкое послевкусие на самом кончике языка. Удаляется, чтобы он, несчастный мальчишка Драко, вспоминал ночами запах её кожи: немного — страстный гранат, ещё чуть-чуть — жасмин.

Великий Салазар, спаси его душу!

1. Liebes Tantchen — (нем.) дорогая тётушка

2. Maman — (фр.) мама

3. Belle mère — (фр.)