Акварели (гет)

В кого она пошла, было загадкой для всех. Особенно подозрительно на Розу всегда косился дядя Персиваль — косился, но хотя бы молчал, за это спасибо, а вот Джейми Поттер то и дело отпускал ехидные комментарии. Комментировал он всё подряд — начиная любовью Розы к рисованию и заканчивая её манерой намазывать тосты маслом.

По мнению самой Розы, в любви к рисовании не стоило искать ничего странного,а манера с тостами у неё была самая что ни на есть обычная — без долгих отлагательств отрезать кусок масла, бухнуть его на поджаристую тёмную корочку и наскоро размазать, не особо заботясь об аккуратности и равномерности. Ела, правда, она при этом отнюдь не торопливо, в отличие от того же Джеймса, который забрасывал пищу в рот со скоростью снитча, удирающего от ловца.

Но издеваться Джеймсу это ничуть не мешало.

Он был старше Розы на пару месяцев и поэтому считал себя самым умным.

— Ты совсем не похожа на свою мать, — в очередной раз сказал он сегодня за завтраком и громко расхохотался. Как будто это было смешно.

Альбус Поттер громко вздохнул, но спорить со старшим братом не стал. До тех пор, пока они не поступили в Хогвартс, все издевательства Джейми доставались только ему, а теперь, когда попадать стало и Розе, самым главным для Альбуса было не спугнуть эту удачу.

— А папа думает, что похожа, — невозмутимо ответила Роза.

Она слишком хорошо помнила слова, сказанные отцом на вокзале Кингс-Кросс во время первого прощания: как-нибудь незаметно, но ощутимо надрать зад Малфою, оказаться на Гриффиндоре, ты такая же умная, как твоя мама. Нет, неправильно: сначала оказаться на Гриффиндоре, потом как-нибудь незаметно надрать зад Малфою — и всегда такая же умная, как её мама.

Розе, в общем-то, было всё равно, что там говорит отец, которого она за последние четырнадцать лет — после их с мамой развода, — видела ровно не так уж и часто. И точно так же всё равно, куда отправит её Шляпа — лишь бы не на Хаффлпафф, потому что определения типа «усердная» и «трудолюбивая» никак к ней не относились. Не было дела ей и до Малфоя: первая встреча оставила смазанное впечатление — тощий, белобрысый, лицо сердечком, бледный как приведение и больше ничего; после нескольких лет учёбы (он поступил в Хогвартс на год позже, а ещё его, как и ожидалось, распределили на Слизерин) впечатление не изменилось. Роза не понимала и вряд ли на последнем курсе поймёт, как можно было надрать ему зад незаметно и зачем вообще это делать.

И зачем быть похожей на мать— тоже, потому что насчёт выдающегося ума отец скорее выдавал желаемое за действительное, чем был по-настоящему прав. По его же рассказам Розе прекрасно знала о том, сколько времени мама в школе проводила за книгами, как сильно старалась учиться и какие невероятно высокие баллы ставили ей за контрольные.

Баллы за контрольные Роза получала хорошие, но не рекордные, и привычки зубрить не имела. Ей вообще не надо было что-то заучивать, чтобы это запомнить — прочитанное само по себе пробиралось в голову, уютно укладывалось там и оставалось надолго, всплывая порой в самых неожиданных ситуациях.

Это спасало, потому что усидчивости у Розы не было ни на кнат.

А ещё — не то чтобы ей это казалось важным, просто случайный факт, — у них с матерью были абсолютно разные волосы. У Розы они не торчали в разные стороны — лежали гладкими, аккуратными прядями, длинные, до пояса, рыжие.

— Передай, пожалуйста, джем, — она осторожно улыбнулась Альбусу.

Альбус был угрюмым и нелюдимым, в свои пятнадцать почти не общался со сверстниками, расцветал только если родители были рядом, с ними как будто чувствовал себя в безопасности, а без них только и ждал, что вот-вот, сию секунду весь окружающий мир оскалится и набросится.

Розе с самого детства внушали, что никто не оскалится и тем более не набросится: страшная война, о которой было написано множество толстых книг, осталась далеко позади, плохого дядю-волшебника убил хороший дядя Гарри, не плачь, не волнуйся, не бери с собой Живоглота под одеяло, сладких снов, моя маленькая.

А то, что министром Магии теперь является человек, о котором отец просто слышать не мог, вроде как ни на что не влияло.

— Держи, — буркнул Альбус.

Испачканными в краске пальцами Роза приняла хрустальную вазочку. Джеймс покосился на её руки, но ничего не сказал. Надо же.

* * *

— Уизли? — Скорпиус Малфой поймал её за мантию после сдвоенного Зельеварения.

Роза удивлённо обернулась и тут же нахмурилась.

— Ты мою фамилию уточняешь или тебе от меня что-то нужно?

— Мы учимся в одной школе, я прекрасно знаю твою фамилию.— Скорпиус некрасиво оттопырил губу и наконец-то выпустил мантию Розы. — Отойдём?

На самом деле, Малфой учился на курс младше и был совсем не обязан знать, кто она такая. Наверное.

Не обращая внимания на явное недовольство Альбуса, заинтригованная Роза качнулась с пятки на носок и, дерзко дёрнув плечами, ответила:

— Да, конечно.

В том, что сегодня же вечером Ал обо всём расскажет Джейми, можно было не сомневаться. Равно как и в том, что после этого начнётся новый виток тупых подколок, несмешных шуток и грубостей, замаскированных под «у меня специфическое чувство юмора, тебе не понять». Но и то, что Розе было плевать, не вызывало сомнений.

Повсеместное наплевательство, к слову, было ещё одной чертой отличавшей её от родителей. Те, даже будучи взрослыми и отдалившись друг от друга последнее время, по-прежнему мыслили категориями какой-то не-самостоятельной жизни. Мать оставалась мозгом, отец — энтузиазмом, а дядя Гарри — везением, и все они — что скрывать — надеялись, что их дети последуют такому примеру и будут дружить с первой встречи и до последнего вздоха.

Лили Луна Поттер и младший брат Розы, Хьюго, оправдали эти ожидания — правда, только на две трети, потому что превратиться из дуэта в троицу у них так и не получилось: ни Альбус, ни Джеймс к ним так не присоединились. Оба были слишком самостоятельными, чтобы искать себя ещё в ком-то. Друг с другом они общались близко, но иногда Розе казалось, что это скорей по дошкольной привычке. Одиночка-Альбус и заводила-Джеймс: первый к себе никого не подпускал, второй подпускал всех подряд, но «все подряд» при этом для него оставались чужими.

И уж конечно, ни тот, ни другой не могли ей указывать.

— Чего ты хотел, Малфой? — тихо спросила Роза, когда они отошли достаточно далеко от любопытных глаз и ушей.

Он ковырнул пол носком блестящего лакированного ботинка.

Роза ходила в кроссовках. А под мантией у неё были узкие джинсы и растянутая полосатая кофта с кокетливым бантиком под горловиной. Бантик она когда-то сделала сама — тайком отрезала ленту кружев с маминого свадебного наряда. Вполне справедливо, ведь ей всё равно больше никогда не понадобилось бы это бежевое оборчатое великолепие, она предпочитала строгие мантии.

Потому что была магглорождённой и прятала это под традиционной для магов одеждой, считала Роза.

Наверное, нехорошо было так думать о матери, но…

— Я слышал, — неуверенно протянул Малфой, прервав её размышления, — слышал, что ты рисуешь.

— Надо же, — хмыкнула Роза.— Как быстро разлетаются сплетни. Хватило нескольких лет, чтобы добраться до Слизерина…

Она ожидала какого-нибудь «не язви!», но он лишь улыбнулся.

«Неужели Малфой умеет улыбаться полукровкам?», — прозвучало в голове отчего-то отцовским голосом, и Роза поморщилась. Даже ей не особенно нравилось быть человеком второго сорта, а принадлежность к этой категории ясно давали понять и чистокровные ученики Хогвартса, и недвусмысленная политика Министерства.

В политике Роза, конечно, мало что понимала, но мама, качая головой, говорила, что так, конечно, нельзя, хотя, может быть, у них есть причины, а дядя Гарри спокойно отвечал, что власти виднее. Папа мигом краснел и начинал размахивать кулаками, выкрикивая что-то вроде «Да я его!», но под серьёзным взглядом матери быстро стихал, как будто прятал какую-то постыдную тайну, и тётя Джинни тут же переводила тему на вязание, моду, стряпню или новые составы квиддичных команд будущего сезона.

— Я хотел бы увидеть твои рисунки, — протянул Малфой.

На его бледном носу проступали светлые, словно выведенные лимонным зельем веснушки, и Роза против воли засмотрелась на них прежде, чем сообразила, что ровно после этих слов ей лучше взять и уйти.

Возмущённо фыркнув, она отступила назад. Резиновая подошва неприятно вжикнула по скользкому полу.

— Эй, в чём дело? — Малфой как клещ вцепился в край её мантии.

— Да ни в чём,— раздражённо сказала Роза. Ей как будто передались отцовские обида и злость. — Думаешь, если ты — сын министра, то можешь командовать?

— Я не командовал, я попросил.

Он выпустил мантию, но тут же подхватил Розу под локоть. Прикосновение было тёплым и сильным, почти успокаивающим. Роза соизволила принять его и не вырываться.

«Значит, трогать полукровок ему тоже совесть не запрещает».

Наверное, дерзить ему не стоило, но Роза не смогла удержаться. Склонив голову, она холодно улыбнулась:

— Когда просят, Малфой, обычно добавляют «пожалуйста».

На колкость он никак не отреагировал, только пальцы сжались сильнее.

— Пожалуйста, Роза, я хочу посмотреть твои рисунки…

Собственное имя из его уст прозвучало так странно и так интимно, что Роза вздрогнула. Смутившись, она судорожно ухватилась за первый пришедший в голову вопрос, хотя, наверное, следовало задать его в первую очередь.

— Зачем?

— Скоро Рождество, — ответил Малфой так, как будто это всё объясняло.

— Сейчас конец октября, если ты не заметил.

«Какой же он странный!»

— Я знаю, но время летит очень быстро, — он снова улыбнулся, на этот раз чуть виновато. — Я не хотел тебя запутывать, извини. Я просто хотел кое о чём попросить. Хочу, чтобы ты нарисовала портрет.

— Твой? — машинально спросила Роза, хотя на языке вертелось абсолютно другое. «Надо же, он ещё и извиняться умеет».

— Нет. Портрет моих родителей. Хочу подарить им на Рождество. И, если ты правда рисуешь так хорошо, как все говорят, я бы… у тебя заказал.

На мгновение Роза остолбенела. Никто и никогда не обращался к ней с таким предложением, хотя все знали, что своё свободное время она проводит в обнимку с кистями и красками, да и на лекциях иногда украдкой вынимает из сумки пастель, чтобы зарисовать ей поля учебных пергаментов.

Иногда не поля.

И многие, ясное дело, надеялись получить в подарок потрет, а некоторые действительно получали, но вот так вот, как к серьёзному художнику, ещё никто к ней не обращался. Это было странно, неловко и очень лестно одновременно. Первым порывом было отказаться от денег, которые даже не прятались под этим откровенным «я бы у тебя заказал» — большинство своих картин Роза рисовала для себя, а если они и доставались кому-то из друзей, то совершенно бесплатно. Но, с другой стороны, почему бы и не подзаработать?

В конце концов, Репаро не очень-то помогает против дыр на подошвах, а присылать кроссовки мама не станет. В лучшем случае достанутся Розе закрытые туфли или ботинки мерзкого коричневого цвета.

Рисовать, правда, явно придётся по колдографии — а это, во-первых, халтура, потому что не вживую, не по-настоящему, а во-вторых очень сложно, ведь человека на колдофото замереть не заставишь, но…

— Я хорошо заплачу, — смущённо и одновременно настойчиво добавил Малфой, неправильно истолковав её замешательство.

Роза не стала его разубеждать, всё равно любые слова о цене сейчас — всего лишь слова, и договариваться надо будет потом, перед самым началом работы, когда он уже увидит её рисунки.

Интересно, что он выберет — графику или акварель?

Акварельные портреты такие забавные… Кляксы вместо зрачков, ведь краска так легко растекается по мягкой бумаге, зато волосы всегда похожи на настоящие — такие пушистые, что хочется потрогать, пропустить между пальцев.

— Хорошо, я не против.— Она кивнула.— Давай встретимся после ужина и я тебе всё покажу. Встретимся у совятни?

— Там же постоянный сквозняк. Мы замёрзнем быстрее, чем что-то рассмотрим. И ветер может разметать все бумаги.

«И народу там слишком много бывает, правильно?»

В итоге они договорились встретиться завтра, сразу же после ужина.