Солнце в груди (гет)

Это как пережить блокаду, а под утро вернутся домой — переломанным вдоль и поперёк, с царапинами и ссадинами по всему телу, по всему сердцу, с синяками на коленных чашечках и голенях.

Вернуться домой и лечь в солевую ванну.

* * *

По шептал ей:

— Я не хочу улетать.

Рей не скрывала улыбки. Может быть, это было слишком самовлюблено с её стороны.

Лейтенант Конникс во главе с действующими капитанами приняли решение отправить его на разведку, добыть сведения о возможных союзниках и технике, которую они могли бы предоставить.

— Надо же, один из лучших пилотов во всей Галактике — По Дэмерон — не хочет летать. Тебе не кажется, что это слегка иронично?

Сота По ничем не отличалась от соты Рей — койка, рядом тумбочка со всем необходимым, дальше — крохотная ванная комната. Никаких лишний вещей, да и никто не мог позволить держать себе что-либо лишнее. Ничего, что выделяло бы тебя среди остальных.

— У меня дурное предчувствие.

— Не выдумывай, По, — она бездумно водила подушечками пальцев по его щеке (в точности повторяя его движения в ту ночь, когда они впервые остались наедине), а он — такой большой и тёплый, похожий на могучего медведя, головой упирался в её живот. И тогда он напоминал кота, который требует тепла и объятий.

Он не ответил, а только сильнее стиснул руки вокруг её талии.

— Это же ненадолго. И я никуда не денусь.

— Вот об этом я и предупреждал, Рей, — он не смотрел на неё, пока говорил, — Война сжирает всё, как огонь пожирает солому. И привязываться к кому-то во время войны — равносильно самоубийству.

В тот момент у Рей будто выкачали весь воздух из лёгких. Раз — и у неё перехватывает дыхание. Два — её тут же бьют под дых.

— Ты хочешь сказать, что пожалел об этом?

В голове не укладывались слова По. Маленький, с любовью выстроенный мирок, который сам по себе создавался, пока По залечивал её душу тёплыми фразами и медовыми поцелуями, опасно пошатывался.

— Рей, если существует хоть одна вещь в этом мире, о которой я никогда не буду жалеть, так это то, что ты находишься рядом со мной. И каждой клеткой своего тела я буду ненавидеть то, что сможет отдалить тебя от меня хотя бы на один световой год.

Он притянул её ладони к губам и, поочередно, с нежностью, целовал каждый палец, каждую мозоль от квоттерстаффа и джедайского меча, обжигая раскалённым дыханием ещё не затянувшиеся царапины.

Наступала оттепель.

— Мне плевать, есть ли боги, я буду молиться каждому из них, чтобы ты поскорее вернулся, — и это была самая честная вещь, которую произносила Рей за всю свою жизнь. Рей говорила полушёпотом, потому что главные вещи всегда произносятся тихо.

— У бога ко мне апатия, Рей, с тех пор, как только я появился на свет.

Пришла пора прощаться. Солнце только-только начинало восходить, а По уже должен был садиться в свой иксвинг. ВВ-8 уже ждал на корабле, как обычно, на своём месте.

— Я всё время буду думать о тебе, маленькая девочка родом с планеты Джакку, — он убрал прядь выбившихся из причёски волос, — Да пребудет с тобой Сила.

По телу Рей прошла дрожь — слова По часто оказывали на неё такое влияние, но тогда это было нечто особенное, не такое, как всегда.

Буквы не хотели складываться в слова, а те, в свою очередь — в предложения. Она так и осталась стоять, не в силах сказать слов прощания, глядя, как он надевает шлем, проверяет датчики, запускает иксвинг.

Беззвучное «пока» слетело с её губ только тогда, когда корабль уже поднялся над землёй и постепенно превращался в исчезающую точку на фоне яркого, ослепительного золотого диска на горизонте. На Иторе вмиг похолодало для Рей.

Рей было плевать — пусть бы хоть плотные тучи затянули небо, она точно дождётся своего тёплого ветра.

* * *

Рей не понимала. Рей решительно не понимала, почему между ними снова устанавливалась связь. Тягучая, плотная, обволакивающая сознание и, главное, не угасающая.

Связь возвращалась вопреки смерти Сноука. Вопреки всему, что произошло после этой смерти.

Рей многое не понимала. И, лёжа под покровом ночи, с широко распахнутыми глазами, она в который раз прокручивала ту невероятную историю. Нет, не историю Кайло Рено. Историю Бена Соло. Рей отчего-то думала, что если называть вещи своими именами, а Кайло — Беном, то что-то изменится.

Рей не понимала, как Люк — тот самый легендарный Скайуокер, — мог хотя бы на секунду задуматься о том, чтобы убить своего ученика. И почему Бен воспринял стоящего над ним Люка как открытую угрозу — почему ему и в голову не пришло, что Люк может спасать его от нависшей /в буквальном смысле/ опасности?

Эта версия, отредактированная да отрихтованная, не удовлетворяла её, однако решиться на поиски истины Рей не решалась.

Вместо этого она старательно рефлексировала.

А тем временем Бен начинал появляться снова. Случилось впервые это за завтраком, когда как раз собиралась подносить ко рту стакан с молоком. На всё про всё ушло менее пяти секунд — вот она видит сосредоточенное лицо Бена, обращённое вниз, а потом он поднимает голову и смотрит прямо на неё, вытаскивая из зрачков её душу. В результате этой непродолжительной связи она настолько сильно сжала несчастный стеклянный стакан, что тот треснул, расплескав всю жидкость по поверхности стола.

По столу растекалась её мнимая храбрость и едва-едва приобретённая уверенность. Всё начиналось сначала. Оставаться в безопасности даже в своих мыслях она теперь не могла. Особенно в своих мыслях.

В тот день По всё ещё не прибыл на Итор.

И это являлось основной причиной, почему Рей сделала шаг вперед навстречу бездне — её некому было удержать. Некому было прижать к себе, уверенным голосом говоря «прекрати», некому было рассказать о случившемся и ждать тёплых слов утешения.

Паника и иррациональный, сквозящий по рёбрам, страх начали снова охватывать её — как это было там, на Ач-То, в пещере, полной копий самой Рей.

Извинившись, она встала из-за стола, больше не в сих притронуться к еде. Мутило. Рей казалось нужным закрыться в своей соте, будто это могло уберечь её от надвигающейся волны ужаса. Или от внешнего мира, находящегося за стенами небольшой комнатки.

«Это ничего, — успокаивала она себя, обхватив колени руками, и качаясь взад-вперёд, словно тряпичная кукла, — Это ничего, что Бен снова появился. Он же мог никуда деться»

Бессвязные мысли, похожие на те мысли, которые появлялись у неё в голове после нескольких глотков цираки.

Сколько времени она провела в таком состоянии, находясь меж двух миров — миром собственных воспоминаний о По, Бене и Люке и миром реальности, такой неотзывчивой и холодной, что хотелось только одного — провалиться в забытье и не возвращаться.

Но потом внутри неё словно невидимая рука щёлкнула выключателем, как бы намекая, мол, Рей, хватит. Хватит трястись под одеялом, будто побитая бывшим хозяином псина.

Ничего, что способно вывести тебя из равновесия, не произошло /но ты почему-то выведена/.

Все твои страхи — только у тебя в голове.

Но стойкое ощущение того, что связь с Беном никак нельзя отнести к определению нормальности, не покидало её. Она ни разу не слышала, чтобы двое людей могли настолько явно видеть друга и, главное, ощущать на расстоянии. Рей пожалела, что в своё время она не отважилась спросить Люка, как контролировать эти внезапные «включения», происходившие, преимущественно, против её воли.

В тот день она больше не выходила из своего убежища.

Последующие явления Бена происходили похожим образом. Он появлялся внезапно. Однажды Рей склонилась над раковиной, приходя в себя после ночного кошмара. Пришёл её кошмар наяву.

И у него было

лицо

Кайло.

— Твоя мать, Бен, — комок подступал к горлу. О Лее Рей не вспоминала со дня её похорон. Рей просто задвинула тот день в самый дальний ящик её сознания, — Она погибла.

Эти слова — вместо приветствия. Эти слова — как хлипкий островок, по которому она уверенно шагала, в надежде, что сможет достучаться до Бена.

— Я знаю, — и это звучит, как приговор.

Если тебя ударили по щеке — подставь вторую.

— Бен, пожалуйста, — ноги подкашивались, Рей вцепилась руками в холодную, керамическую поверхность до такой степени, что пальцы посинели, — Я знаю, что внутри тебя есть тот потерянный мальчик, которого я видела.

С которым она знакома.

Не против которого она боролась тогда, на флагмане.

Который спас её от смерти.

Рей не была альтруисткой, вовсе нет, она не была героем и даже отдалённо не походила на героя, она просто хотела спасти Бена. Из чувства благодарности. Потому что чувствовала, что не всё потеряно.

Потому что она хотела верить, что не всё потеряно.

Потому что По научил её верить в лучшее, что есть в человеке.

— Я знаю, что ты не смог бы убить её, — Рей говорила то, что должна была сказать. Всё то, что помогло бы вытащить Бена из бездны.

И выкарабкаться самой.

Рей не заметила, как слёзы текут по её щекам, а ком в горле куда-то пропал, сменившись всхлипами.

— Бен, пожалуйста, услышь меня. Давай как в тот раз — ты дашь мне свою ладонь? И всё наладится, — в груди клокотало, в груди всё разрывалось на мелкие-мелкие части, — По-жа-луй-ста.

Рей не заметила также и то, что разговаривает только со своим отражением. Когда пропал Кайло, она не поняла. Когда она успела превратиться в неврастеника на грани очередного срыва, она не поняла.

Рыдания многократно отбивались от плитки, которой была обложена ванна, и раздавались в ушах Рей гулким эхом.

Только не тогда, как По нету рядом.

Рей обняла себя за плечи.

Ночь обещала быть бессонной.

* * *

Кровь. Ярко-алая, липкая, с металлическим привкусом.

Она ощущала её, как обычно ощущала воздух, солнце, воду, тепло и холод. Кровь заполняла всё пространство вокруг Рей. Кровь была тем пространством вокруг Рей. Она затмевала собою всё — сквозь эту густую, тёмную жидкость не проникали солнечные лучи. Воздух просто не существовал.

Рей задыхалась. Она рефлекторно схватилась за горло двумя руками; руки не слушались, их сводила судорога.

А потом она увидела его.

В чёрном, идеально выглаженном плаще. Без шлема. Зато с непроницаемой маской вместо привычного выражения на лице.

— Бен, — Рей хотела, действительно очень хотела произнести это. Но вместо этого изо рта вырвалось бульканье и хрип. Она выплюнула сгусток крови прямо на башмаки Бена.

— Не думай произносить это имя, — чётко произнёс он, выговаривая каждое слово так, словно выносил смертельный приговор.

Расстрелять.

Рей хотела сдаться. Сказать, мол, хорошо. Хотела сломаться. Никогда не вести борьбу. Отказаться от Силы. Сказать, мол, забирай

Только произнести она ничего не смогла.

А потом заметила кровь на рукаве Бена. Такого же цвета, как кровь повсюду. Бен /или Кайло? Рей не верила, что перед ней стоит Бен/ пропах войной. Жгучей, ненавистной, до одури вымораживающей и заставляющей забиваться в угол от страха.

— Рей, так ты ещё ничего не поняла? — голос, похожий на металлический скрежет, прошёлся лезвием по коже Рей, — Ты не поняла, что всё это, — он обвёл руками пространство, — означает?

Она замотала головой влево-вправо. Глаза застилала пелена, Бен становился всё более расплывчатым. Рей теряла остатки самообладания.

— Может спросишь у своего дружка По? — он засмеялся, а смех его, раскатистый и оглушающий, окончательно добил Рей.

* * *

Крик. Она проснулась от того, что голосовые связки, изнурённые, отказывались работать. Гортань обхватило железным обручем.

Кошмары во сне и наяву.

Рей поняла, что кровь, Кайло Рен, она сама, стоящая на коленях и отхаркивающая кровь — сон.

Но это не означало, что-то, о чём говорил Кайло, не могло быть реальностью. По не возвращался на Итор слишком долго, а вчерашний сигнал, отправленный Конникс, он оставил без ответа.

Недолго думая, Рей решила отправиться на флагман Кайло. Не задумываясь о том, к каким последствиям это может привести. Всё, что её волновало в тот момент — По. И если он действительно каким-то образом попался в руки Рена, то она не имеет права сидеть здесь, сложа руки, греясь под иторским солнышком.

Она не собиралась отпрашиваться у Конникс, просить чьего-то совета, умолять отпустить её.

Пока солнце не полностью вступило в свои владения, пока первые его лучи ещё не коснулись земли, она могла свободно покинуть планету — весь экипаж спал, набираясь сил перед следующим днём.

Запуская иксвинг дрожащими руками, она думала лишь о том, что сейчас происходит с По. Не теряя надежды, она всё же ещё раз решила отправить сигнал По, полагаясь на то, что в прошлый раз из-за неполадок с техникой он просто не получил сообщения.

Ответом Рей послужило лишь гробовое молчание — на связь с По выходить не удавалось.

А Кайло её будто тянуло — она знала, что Орден находится на Дальнем Рубеже. Она знала, что там находится Кайло.

Всё то расстояние, растянувшееся на мучительно долгое время, По не выходил из её головы.

«У бога ко мне апатия с тех пор, как только я появился на свет» — вот и весь По Дэмерон. Настолько несправедливый к себе, насколько же он находил прекрасное во всём, что его окружало. Рей нервно постукивала пальцами по рулю.

— По, ты только… — слова отдавались болью в самом начале слога. Договорить Рей не смогла.

«Война сжирает всё».

В тот момент Рей поняла, о чём говорил По в тот момент. Лучше бы этого не было. Лучше бы они никогда не встречали светлячков, не тренировались на квоттерстаффах и не знали друг друга.

Лучше бы Рей не знала, что на спине у По — шрам, рассекавший участок от левого плеча до правого бедра. Лучше бы никогда не знала, каковы на вкус его губы, как он пахнет и как произносит её имя, вкладывая в эти три буквы всю нежность, на которую способен.

Это всё легко могла

отнять

война.

До звездолёта Кайло она добралась без особых проблем — из бластеров никто не стрелял и даже не целился. Её ждали.

Рей прилетела сломленной — такой же, как до встречи с По. С такой же зияющей раной в душе. С надеждой, что она сможет всё исправить.

Её никто не останавливал — штурмовики смотрели ей вслед, словно так и должно быть. Словно каждый день на флагман спокойно залетает повстанческий звездолет. И Рей шла так, будто ходила по флагману Ордена каждый проклятый день.

— Как это мило — ты пришла, как только я приказал тебе.

Голос Кайло, в точности как во сне, вызывал панический страх.

Не хватало только крови.

Рей молчала, стиснув кулаки. На большее её не хватало. Вся уверенность, с которой она летела сюда, вмиг исчезла, как только Кайло начал говорить.

— Не хочешь узнать, где же твой дружок?

На рукавах Кайло не было крови. Нигде не было крови.

Кайло щёлкнул пальцами, и тут же груда тряпья свалилась с потолка. С запозданием, Рей поняла, что лежащая груда тряпья — По. В бессознательном состоянии. Лицо его Рей узнала не сразу — оно приобрело синюшно-багровый оттенок, глаза заплыли, а изо рта текла тонкая струйка крови.

— Ты за этим сюда прилетела, Рей?

Крик. Всё, что Рей помнила — леденящий душу крик. Такой же, как утром. Сердце, бешено стучавшее до этого в груди, внезапно затихло.

— Нет! Ты не мог сделать этого! — она упала на колени, прямо перед Кайло. Ноги не держали её, а силы покинули.

А он смотрел на неё. Презрительно, скривив в лицо.

— Я был лучшего мнения о тебе.

По, её По, лежит в нескольких метрах от неё, а она просто физически не может подойти к нему, доползти к нему. Рей не может заставить себя даже смотреть на По. От одного взгляда её мутило. Её заклинивало. Она даже забыла, что обладает Силой. Что, будь её желание, она спокойно могла проткнуть сердце Кайло мечом.

Но только в этом и состояло отличие между ними. Между ней и Кайло. Будь он на её месте, он, не задумываясь, давно бы заставил Рей подыхать. Только она — не Кайло.

Но она и не герой.

* * *

— Рей, эй, Рей, — её настойчиво тормошили за плечо, возвращая в сознание.

Она подскочила, тут же приняв сидячее положение.

— Мне показалось, что тебе приснился кошмар, — рядом с ней — По, вполне настоящий, осязаемый, с нормальным лицом, а не желеобразной маской вместо лицо, — Рей, что тебе снилось?

Сердце предательски громко колотилось. Разграничивать, где сон, где реальность, становилось всё труднее и труднее.

Нужно было ответить По, мол, ничего не случилось.

Мол, просто кошмар.

Заживёт.

Перебесится.

— По, ты ведь никуда не улетал?

Он смотрел на неё с детским удивлением во взгляде. Рей всё так же тонула в его зрачках, до сих пор не научившись плавать.

— Я всегда был здесь, с тобой, — он приложил её руку к своему сердцу, — Милая, ты же тут у меня, высечена.

С каждым прожитым днём у Рей возвращалась вера в человечество. По возвращал эту веру.

А темнота — это всего лишь темнота. Но теперь у неё есть своё солнце. В груди.