Голодные Игры №58 (джен)

На показательном выступлении они заработали по семерке. Индола сочла результат превышающим все ожидания, а Делия и вовсе разразилась аплодисментами.

— Молодцы, скелетики! — восклицала она, глядя на них сияющими глазами. — Мы так гордимся вами! Молодцы!

Элий не скрывал облегчения. Шумно выдохнув, он развалился в кресле и уставился на Индолу с глупой расслабленной улыбкой. Даже на прозвище из уст Делии отреагировал смешком, чего раньше не было. Клодия и Тициан, заглянувшие на их этаж в момент объявления баллов, тоже не скупились на поздравления. Однако Цецилия считала свою оценку неоправданно высокой. Они всего-навсего продемонстрировали навыки выживания, пусть и не допустив при этом ни единой ошибки. Разве это тянет на семь? В тех немногочисленных Голодных Играх, которые она смотрела, за такое скучное выступление участники удостаивались пяти баллов, не больше. Что это, послабления? Или удача пока на их стороне? В таком случае, не только на их: почти все участники получили по шесть-семь баллов, за исключением профи, которым распорядители выставили десятки и выше.

Но так или иначе, этот этап остался позади, и настало время готовиться к финишной прямой.

— Как и обещала, я долго думала над тем, в каком образе вам лучше всего предстать на интервью, — начала Индола в день индивидуальных тренировок трибутов с менторами. Завтрак уже подходил к концу, безгласые убирали со стола пустые тарелки и стаканы. — У меня есть идея, которую можно раскрутить весьма успешно.

Элий выронил салфетку. Цецилия, не глядя на него, отложила вилку и чуть подалась вперед.

— Что вы придумали? — тихо спросила она.

— Общее направление такое: вы — не те, кто может похвастаться физической формой, что всем и так очевидно.

— Многообещающее начало, — едко прокомментировал Элий.

— Но при этом вы даже мысли не допускаете о провале, — как ни в чем не бывало продолжила Индола. — Вы сознаете масштаб трудностей, которые открываются перед вами, но готовы ко всем опасностям и поворотам. Да, вам тяжело, но вы не опускаете рук. Сила духа — ваше главное оружие.

Возникла пауза.

— Звучит не слишком утешительно, — сказал Элий.

— А чего ты хотел? — ментор взглянула на него в упор.

— Чтобы меня не выставляли слабаком!

Злоба в его голосе удивила даже безгласых, снующих вокруг стола. Цецилия уставилась на него во все глаза. Впервые с самой Жатвы она видела напарника таким. Элий закрывался, отмалчивался, грустил, сердился, но еще никогда за все их знакомство не повышал голос. Она вообще не думала, что он способен на такое.

Индола смотрела на него, не меняясь в лице.

— Прости, Элий, но я вынуждена тебе сказать: ты не Геркулес, чтобы бахвалиться горой мышц, — проговорила она спокойно. — Мне было бы не в пример легче, будь у тебя широкие плечи и крепкие мускулы. Но приходится работать с тем, что есть.

Элий покраснел. Цецилия заметила, что его глаза как будто затуманились, и где-то внутри шевельнулась жалость к нему.

— Теперь подробнее о ваших образах, — Индола повернулась к девочке. — Я бы хотела позаниматься с каждым из вас отдельно. Дамы вперед, — она вскинула руку вверх, говоря этим жестом, что они поднимутся на этаж. — Элий, ты пойдешь сейчас к Тициану, он обсудит с тобой твой костюм для интервью. Там будет Делия. Постарайся усвоить все ее советы относительно того, как правильно держаться в наряде. Поднимешься к нам… в три часа.

Элий встал и удалился, не произнеся ни слова.

— Кажется, вы задели его, — тихо сказала Цецилия, глядя вслед напарнику.

Индола поднялась.

— Нам сейчас не до задетых чувств, — произнесла она сухо. — Моя задача — помочь вам выжить, а для этого нужно использовать на всю то, что есть.

В номере Индола села в одно из кресел и закинула ногу на ногу.

— А что думаешь ты о нашей концепции? — неожиданно спросила она у Цецилии.

Та опустила голову и стала рассматривать блестящие черные кожаные туфли ментора. За эти туфли половина дистрикта могла бы безбедно жить по меньшей мере несколько месяцев. Они стоят, наверное, годового заработка начальника фабрики. Интересно, каково это — носить туфли, за которые ее землякам пришлось бы работать полжизни?

Она слегка покачала головой, возвращая себя к действительности.

— Думаю, что ничего другого не остается.

Индола внезапно улыбнулась.

— Мне нравится твой здравый и трезвый подход к себе. У девочек с этим все обычно гораздо проще, чем у мальчиков. С ними… бывает очень тяжело. Там, где ты постараешься просто выжить, он непременно захочет показать себя героем.

Она переменила ногу.

— Я долго размышляла, что делать с тобой, Цецилия. Хорошо было бы представить тебя оптимистичной, улыбчивой, неунывающей леди, для которой всегда и везде светит солнце. Но ты такая печальная и тихая, — Индола заглянула ей в лицо. — Что из этого едва ли выйдет что-то вразумительное.

Цецилия почувствовала, как кровь прилила к щекам.

— Не смущайся, — мягко проговорила Индола. — Я не смеюсь над тобой. Наверняка у тебя есть причина быть такой. Это часть тебя, твоя суть. Ты ничего не сделаешь с ней. Как и с тем, что тебя не заводят камеры и толпа.

Снова она о ее недостатках. Сколько можно? Цецилия уже поняла, что малопригодна для телевизионной жизни. Не то сложение, не тот типаж, не тот характер. Вообще все не то. Но, может, стоит уже поговорить о преимуществах? Тем более на интервью нужно будет продемонстрировать именно их. Или у нее вообще нет никаких преимуществ?

— Нет, я вовсе не хотела сказать, что ты безнадежна, — видимо, прочитать ее лицо никому не стоит труда. — У тебя есть козырь, который нужно разыграть. Клодия интуитивно подобрала тебе самый подходящий образ, от него мы и будем отталкиваться. На мой взгляд, тебе подойдет величие. Да, величие, — с улыбкой повторила Индола, заметив вытянувшееся лицо Цецилии. — Знаешь, в чем заключается истинное величие, Цецилия? В чувстве собственного достоинства. Я хочу, чтобы ты показала его.

Цецилия уставилась на нее с изумлением.

— Этим публику не заинтересуешь, — протянула она, стараясь скрыть разочарование.

— Напротив. Из года в год трибуты пытаются подкупить зрителей фальшивой веселостью, натянутым юмором, неискренней бравадой или приторной восторженностью. Капитолийцы хоть и глупы, но даже они находят это порядком приевшимся. Достойное поведение — настоящая редкость и бриллиант.

— И как я должна показать его? — с сомнением поинтересовалась Цецилия.

— В твоем случае это будет несложно, потому что у тебя достоинство есть, — светлые глаза Индолы зажглись. — Я наблюдала за тобой все эти дни, в особенности за тем, как ты общаешься с Элием. Несмотря ни на что, ты не вступаешь в ссоры с ним и не навязываешься ему. Это и есть достоинство. Мне остается только немного подкорректировать внешнюю форму. Ты несуетлива и флегматична, это тоже нам на руку, потому что каждое твое слово должно звучать веско. Ты заставишь их уважать себя, Цецилия. И все это запомнят.

На протяжении следующих часов Индола учила ее отвечать на вопросы в нужной манере и выдерживать правильный тон. Постепенно Цецилия поняла, чего ментор хотела добиться от нее: неспешности, гордости, благородства. Оказалось, это требовало от Цецилии немногого: всего лишь без ошибок выстроить фразу и произнести ее невозмутимо, но при этом доброжелательно. Все шло как по маслу — у нее никогда не было привычки задирать нос перед собеседником или, наоборот, ставить его заведомо выше себя. Главной трудностью было не опускать голову, но к концу консультации она вполне уже могла перестроить себя. Индола осталась очень ею довольна.

— Ты великолепна, Цецилия, — похвалила она, улыбаясь девочке как-то по-новому, почти ласково. — От тебя невозможно отвести глаз. Человек, который так спокойно и стойко встречает тяжелое испытание, покоряет своей храбростью. Меня ты, например, покорила.

— Это подействует на них?

— Я уверена.

— А какой были вы на своем интервью? — спросила Цецилия, ободренная словами и улыбкой ментора.

Индола вскинула брови. Между ними появилась складка, а губы сжались на миг в полосочку.

— Мой ментор, Лай, посоветовал мне сразить публику наповал серьезностью. Худший совет всех времен.

— Вам не помогло?

— Мне помогло все, что не имело отношения к Лаю, — Индола вздохнула и посмотрела на часы. — Сейчас придет Элий, и мне еще нужно будет его переупрямить. Ему так хочется показаться героем, и он вряд ли будет в восторге от моих идей. Иди, девочка, — она снова улыбнулась ей, немного устало. — Клодия покажет тебе твой наряд. А задание на сегодня — отработать у зеркала посадку головы и осанку.

На прощание Индола очень тепло потрепала Цецилию по плечу. По коридору уже топал Элий. Он вошел в номер с кислой миной и ничего не ответил на пожелание удачи.

В этот раз Клодия подготовила для нее комбинезон из той же алой струящейся ткани, причудливо украшенный переливающимися камнями и свободно спадающий по телу. Клодия объяснила, что ментор попросила ее не скрывать «субтильность фигуры» Цецилии, и даже, по возможности, немного подчеркнуть ее. Цецилию это неприятно поразило. По ее разумению, столь явный недостаток стоило бы скрыть, а не демонстрировать на весь Панем и, главное, спонсорам, которые с первого взгляда поймут, на кого точно не стоит переводить деньги. Однако она не возразила ни слова. Она поняла, что доверяет Индоле безоговорочно.

— Не завидую Тициану. Ему придется как следует повозиться с Элием, — сказала Клодия, поправляя белые кудряшки. — На него что ни нацепи — все болтается, как на вешалке…

— Я предлагала нарядить вас в костюмчики с рисунком костей, — вставила Делия, рассматривая Цецилию так и эдак. — Раньше такие были. Получились бы настоящие скелетики.

Она и Клодия рассмеялись. Цецилия тоже раздвинула губы в улыбке.

— Так, теперь пройдись в нем, дорогая, — скомандовала Делия. — Нужно поработать над походкой.

День перед интервью прошел смазано. Только что было утро — и вот уже они стоят за светленькими трибутами из Седьмого, дожидаясь своей очереди выйти на сцену. Почти все трибуты были старше, особенно отчетливо это стало видно сейчас. Наверняка они произведут впечатление возрастом и серьезностью. Цецилия страшно нервничала и жалела, что впихнула в себя ланч. Она мечтала об одном — побыстрее все закончить и удержать «королевский» вид, о котором говорила Индола. Элий переживал не меньше. Тициан облачил его во что-то наподобие мундира, с крупными золотыми пуговицами и голубой лентой через плечо. Рыжие волосы на этот раз были гладко зачесаны назад. На вкус Цецилии, выглядел он чересчур напыщенно. Интересно, какую стратегию подобрала для него Индола?

Несмотря на мандраж, справилась Цецилия неплохо — даже на свой придирчивый взгляд. Цезарь Фликерман, благожелательный и искрящийся юмором, задал ей несколько вопросов насчет их «королевской» пары и самочувствия накануне Игр. Держа в уме все, чему ее учила Индола, Цецилия, с прямой спиной и спокойным лицом, отвечала просто и сдержанно. Она закинула ногу на ногу, стараясь выглядеть такой же невозмутимой, как ментор. Время от времени позволяя себе чуть склонить голову и улыбаясь, она выразила свою готовность встретиться лицом к лицу с чем угодно и бороться до самого конца. Зрители в первых рядах притихли. Цецилия бросила на них взгляд: на лицах — смесь восхищения и тревоги. Кажется, сработало. Или на первых рядах обычно сидят самые впечатлительные?

Под рукоплескания Цецилия ушла со сцены со слегка кружащейся головой. За кулисами ее уже ждали Индола и Клодия. Ментор сказала, что справилась она блестяще и многие зрители восхищены ее стойкостью. Индола смотрела на нее почти с любовью. Или Цецилии это только показалось на радостях?

Следующим, конечно, был Элий. Наблюдая, как он твердым голосом рассказывает Цезарю о своих преимуществах, Цецилия поняла, кем его изобразила Индола: рациональным юношей, прекрасно осведомленным как о своих слабых, так и сильных сторонах, а также о том, как лучше всего использовать последние. С таким нельзя не считаться. Цецилия, сама того не зная, смотрела на него завороженно. Получалось у Элия хорошо. Аплодисменты звучали долго и вполне искренно.

— Отлично, скелетики, просто отлично! — сияла Делия. — Вы выдержали!

Промежуток с вечера до выхода на арену совсем выпал из памяти. Были напутствия Индолы — бежать со всех ног от Рога изобилия, сразу найти укрытие и, по возможности, источник воды. Объятия Делии, ее заверения поднять на ноги весь Капитолий в поисках спонсоров. Белое лицо Элия, растерявшего всю свою уверенность. И страх, от которого цепенели руки и ноги.

Из того последнего мирного утра Цецилия помнила, что немного поела, и Клодию, которая помогла ей облачиться в подготовленную распорядителями униформу. Она не улыбалась, как обычно, а ее лицо казалось измученным. Словно она не спала всю ночь и ей самой предстояли Голодные Игры.

— Ты такая умница, Цецилия, — сказала Клодия, моргая. — Я очень рада была познакомиться с тобой.

Цецилия в ответ смогла только кивнуть.

— Все закончится хорошо. Ты необыкновенная, храбрая девочка. Все закончится хорошо.

Клодия заплела ее волосы в две крепкие косы и обняла за плечи на прощание. Цецилия вдруг поняла, что будет скучать по ней.

Еще она помнила Индолу рядом, то, как та сжимала ее плечо, провожая к планолету. В последний момент, не сдержавшись, Цецилия обняла ментора. И эта немногословная женщина не стала отталкивать ее.

— Помогите мне, пожалуйста, — внезапно севшим голосом проговорила Цецилия. Грудь и горло будто сдавило стальным обручем. — Не бросайте меня. Будьте рядом.

— Я сделаю все, девочка, — Индола говорила так же сдавленно. — Ты постаралась на славу на интервью и тренировках, а теперь мой черед. Будь спокойна, я из-под земли достану то, что будет нужно тебе. Нет, только не это. Не плачь, Цецилия, прошу тебя.

В ее слезах Индола была виновата сама: она погладила ее по голове почти материнским жестом, а со смерти матери еще никто этого не делал. Цецилия хотела вцепиться в Индолу покрепче и не выпускать. Но ее уже ждал планолет, чтобы отвезти к месту вероятной смерти. Только сейчас Цецилия поняла, что в глубине души оценивала свои шансы невысоко, просто отгоняла от себя саму мысль о предстоящем ей, стараясь не думать об этом до арены. И теперь, когда все встало на свои места, дрожь пробрала ее до костей.

Ментор быстро вытерла слезы с ее щек и прижала к себе напоследок. Уже в планолете Цецилия поняла, почему ей было так тяжело расставаться с Индолой. Она прощалась с близким человеком.

Арена до конца дней запомнилась Цецилии нескончаемым кошмаром. Она привела ее в ужас с первых секунд. Это была сухая, раскаленная от солнца равнина под неестественно синим небом, сплошь усеянная острыми торчащими скалами и низким кустарником. Стоя в окружении двадцати трех трибутов в одинаковых горчично-желтых куртках и такого же цвета кепках, Цецилия панически оглядывалась вокруг. Где здесь спрятаться? Где найти постоянное укрытие? Где вода? И как добыть пропитание, если здесь сплошная пустыня?

Цецилия не успела ответить себе ни на один из этих вопросов. Ударил гонг, и Голодные Игры №58 начались.

Она схватила какую-то маленькую котомку с ремешком через плечо, которая лежала в пяти шагах от нее — и со всех ног помчалась прочь. Элия с того момента она больше не видела. У Рога, как и говорила Индола, началась яростная битва, быстро напоившая растрескавшуюся почву алой влагой. Впоследствии Цецилия обнаружила, что кровь не исчезала с арены — распорядители сочли, что это сделает зрелище еще более острым. И, как всегда, не прогадали.

Она бежала, пока крики и звуки боя совсем не стихли. Горячий воздух опалял лицо, пот градом катился по вискам и шее, каждый вдох отзывался болью в груди. Тем не менее Цецилия не сбавляла скорости до тех пор, пока не наткнулась на скалистую цепь и не затаилась в расщелине между камней. Только здесь она позволила себе перевести дух и исследовать содержимое котомки. В ней оказался моток крепкой веревки и маленькая упаковка галет. Пожива смехотворная, но, по крайней мере, она все еще жива, а из веревки можно соорудить приличную ловушку. Цецилия поздравила себя с первой победой.

Никаких признаков жизни на арене не наблюдалось. Скалы и пустошь — вот все, что охватывал глаз. В первый день погибло девять человек. Большая часть полегла в бою у Рога изобилия от рук профи, но среди погибших, чьи лица высветились на ночном небе, был и один из них. Как позже узнала Цецилия, юношу из Первого дистрикта убила его собственная землячка, высокая, поджарая, ловкая, как пантера. В нем она видела своего главного соперника в борьбе за главный приз — жизнь. У Рога между ними завязалась драка, сначала врукопашную — они покатились по земле, нанося друг другу удары. Девушка попыталась выдавить противнику глаза, однако тому удалось сбросить ее в сторону. Когда парень начал подниматься, она изловчилась и ударила его в живот длинным узким клинком. Парень завалился назад, потом очень медленно встал на ноги, прижимая руки к животу. Он, казалось, нюхал воздух, чтобы определить направление движения. Затем повернулся к девушке и заковылял вперед. Синие, похожие на связки сосисок внутренности парня вывалились из живота между его пальцев. Они болтались, как змейки. Парень попытался затолкать их обратно — затолкать обратно, подумала Цецилия, когда, ошеломленная и напуганная до предела, смотрела этот эпизод в трансляции. Поражена была даже его убийца. Он отшвырнул в сторону большой кусок крови и желчи и побрел на нее, согнувшись. Она смотрела на него широко распахнутыми глазами, а потом вонзила нож в грудь и бросилась к арсеналу. Остальные профи, видевшие эту сцену от начала до конца, согласились объединиться с ней скорее из страха погибнуть на месте, чем из рациональных соображений. Цецилия потом не раз думала над тем, смогла бы она убить Элия? Наверное, если бы речь шла о схватке не на жизнь, а на смерть. Но хладнокровно, спланировав это заранее — точно нет. Убийство земляка считалось в их дистрикте одним из самых недостойных поступков на арене. Девушка из Первого, судя по всему, настоящее животное — впрочем, как и остальные профи. Цецилия предпочла бы объединиться с Элием. Разумеется, все союзы на арене временны, но так им вдвоем, возможно, удалось бы пережить самое тяжелое время. Правда, неизвестно, как тогда повернулось бы все.

Цецилия устроилась в расщелине. Осознала, как она мала, несчастна, ничтожна, уязвима. У нее нет никакого оружия. Окружающий ее мир всеми способами попытается убить ее. Губы Цецилии задрожали, но она усилием воли сдержала слезы: камеры фиксировали каждый ее вздох. Слезы разобьют вдребезги все то, что помогли ей возвести Индола и команда Клодии. Если она еще хоть чуточку хочет жить, плакать нельзя ни в коем случае. Нужно действовать, двигаться, бороться — все то, что она обещала на интервью Цезарю Фликерману.

Первой ее жертвой стал трибут из Седьмого Дистрикта. Он попал в ловушку, сооруженную Цецилией из найденной веревки. Судя по всему, парень был настолько обессилен и раздавлен (а может быть, и ранен), что потерял всякую осторожность и просто брел вперед, не разбирая дороги. Он будто призывал к себе смерть. Его нога попала в петлю, в следующий миг он взлетел в воздух — и почти сразу со всего размаха ударился о валун. Его голова раскололась, как яйцо, потоком хлынула кровь вперемешку с мозгом и осколками черепа. Зрелище было настолько ужасным, что Цецилия развернулась и стремглав помчалась прочь. Она не думала о том, что стала легкой мишенью, что может сама попасть в чей-то капкан. Она просто бежала от самого страшного места, которое ей доводилось видеть в жизни. Цецилия почувствовала внезапную острую боль в левой стороне груди и все же не могла остановиться, хотя и понимала, что находится на самом краю катастрофы. Она, вероятно, бежала бы до тех пор, пока не отказали ноги или она не упала бы замертво, если бы в голове вдруг не раздался голос Индолы. Если у тебя хватило духу убить его, говорил этот голос, то найди смелость взглянуть на дело твоих рук. Разве не ЭТОГО ты хотела, мастеря ловушку? Разве не это было твоей целью? Веди себя достойно. Цецилия замедлила скорость и остановилась. Ноги застонали, в них развивалась жестокая мигрень. Медленно развернувшись, она постояла минуту или две, покачиваясь, потом двинулась обратно. Раскаленный воздух раздирал ноздри, но она шла. Одежда плотно облегала все тело, промокнув от пота, но она шла. И когда наконец вернулась к тому месту, которому отныне было суждено остаться с ней навечно, паника почти прошла. Безвольное, тяжелое, изломанное тело висело по-прежнему, под ним растеклось целое озеро крови. Двигаясь как во сне, Цецилия медленно подошла к нему. Было очень сложно отрешиться от мыслей, что это тело, похожее на вывешенную тушу в мясницкой лавке, результат ее работы. Да и к чему? Все равно это правда, от которой никуда не деться. И хотя этого парня она даже в лицо знала плохо, на сердце будто легла каменная плита.

Цецилия обыскала карманы трупа. Ее добычей стал нож — недостаточно серьезный для боя, но вполне себе ничего для бытового использования. Больше у погибшего не было ничего. Или потерял, или отняли, или вовсе ничего не раздобыл. Неудивительно, что он тащился через пустошь, словно в надежде на чей-то смертоносный удар. Может, она просто исполнила его желание? Цецилия понимала, что этим пытается успокоить себя. Тщетная попытка. Никто не может мечтать о такой смерти. Над головой раздался негромкий гул. Цецилия поспешила скрыться за скалами. Когда явится планолет, чтобы забрать тело, ее оказаться по близости не должно.

Так она убила впервые в жизни.

Элий погиб на третий день — спасаясь от кого-то бегством, споткнулся и упал виском на острый обломок скалы. Нелепая смерть, хотя и далеко не самая худшая в их положении. Цецилия узнала об этом после, а увидев ночью его фотографию на небе, ощутила болезненный укол в сердце. Элий был ее земляк и единственная нить, связывающая с родиной. Да и ничего плохого он ей ни разу не сделал, просто попал волей судьбы в тот же самый капкан. Хотя они так и не стали союзниками, Цецилия тогда почувствовала себя такой же невосполнимо одинокой, как в тот день, когда хмурый мужчина в серой форме привел ее в приют. Третий вечер Голодных Игр, кроме Элия, унес девочку из Седьмого дистрикта, такую же несчастливую, как и ее напарник.

Адская жара и безжизненная местность оказались не единственными подарками от распорядителей. Подтвердились худшие опасения: источник воды на этой арене был не предусмотрен в принципе. Цецилия пришла в ужас. Почему они решились на это? Игроки умрут чересчур быстро. Солнце прибивало к земле, влага терялась слишком стремительно. Может быть, они включат дождь? Но на ярко-синем небе не было ни облачка. Все, что оставалось — надеяться на менторов. Цецилия мысленно молила Индолу выбить для нее хотя бы несколько бутылок воды. Разве она не обещала достать из-под земли то, что будет ей нужно? Больше всего на свете ей сейчас была нужна вода. Неужели достать ее так трудно? Неужели на весь Капитолий не нашлось человека, готового пожертвовать для этого деньги? Тогда остается признать, что все труды Клодии оказались напрасны.

На этом несчастья не кончились. Еще были змеи. Некрупные, зеленовато-коричневые — идеальная маскировка среди пыли и редкой зелени. Они стали причиной гибели доброй трети игроков. Твари скрывались в кустарнике, к жертвам подползали бесшумно и жалили в одно мгновение. Спасение от них нашли немногие. В то же время змеи были одним из немногих источников пропитания на арене. Цецилии каким-то образом удалось прикончить двух с помощью своего ножа. Мясо оказалось на удивление вкусным, но его было слишком мало.

По прошествии трех дней она начала умирать от жажды. Странно, что ей вообще удалось продержаться столько по такой жаре. Цецилии стало обидно: она неплохо справлялась, пережила уже почти половину, а теперь ей суждено умереть потому, что ни один человек в Капитолии не пожелал раскошелиться на бутылку воды. Она сделала все, что зависело от нее. Нашла укрытие, обзавелась ножом, вывела из строя противника. Где же Индола? Цецилии и в страшном сне не могло привидеться, что все ободряющие слова ментора оказались пустым звуком. Что ж, в таком случае удача отвернулась от нее. Однако Цецилия не позволила себе выказать слабость ни единым жестом. И дело было уже не в камерах. Всем своим видом, даже когда ноги перестали держать ее, она показывала готовность бороться до последней минуты. Это был не образ — просто в ней проснулось что-то, о чем Цецилия раньше не подозревала. Она твердо решила, что умрет без жалоб и стонов, как бы плохо ей ни пришлось.

И это помогло. В полдень, когда она в изнеможении сидела на горячей земле, прислонившись спиной к валуну, с неба, едва слышно попискивая, спустился серебряный парашютик. Цецилия сперва не поверила своим глазам, решив, что у нее начались галлюцинации. Но парашютик приземлился, он был рядом — так близко, что она могла дотянуться до него рукой. Превозмогая смертельную слабость, она дрожащими руками взяла контейнер и с третьей попытки раскрыла его. В контейнере обнаружились две длинные стальные изогнутые рамки. Это привело ее в такое изумление, что целую минуту она таращилась на них, позабыв о своих страданиях. К ним прилагалась записка, сообщавшая, что это рамки для поиска воды и то, как ими пользоваться. Цецилия едва не выронила подарок: слово «вода» вызвало во всем теле нетерпеливую волну предвкушения. Следуя указанию, она медленно, на подкашивающихся ногах побрела вперед, держа рамки перед собой. Очень скоро они перекрестились. Не веря до конца в происходящее, Цецилия упала на колени и принялась ножом рыть почву. Работать пришлось достаточно, но вот на поверхности сперва появилась влага, а затем — крошечный фонтанчик слегка мутноватой воды. В это невозможно было поверить. Цецилия благодарила Индолу всей душой. Ментор спасла ей жизнь.

Вода вернула силы и желание бороться. Драгоценные рамки она держала на груди, под майкой и курткой, и даже сквозь сон касалась их пальцами.

За все это время она почти не видела других участников, не считая парня из Седьмого, попавшегося в ее ловушку. Не было ничего слышно о профи под предводительством девушки из Первого дистрикта. Каждый день кто-то умирал, число игроков таяло на глазах. Многие умерли от обезвоживания, так и не дождавшись спасения от своих менторов. В этом плане больше всех, исключая Цецилию, повезло профи: поскольку их лиц на ночном небосводе не появлялось, можно было заключить, что наставники регулярно выбивали для подопечных воду. Или поступили подобно Индоле и прислали голодающим не рыбу, но удочку.

Цецилия перемещалась по арене. Риск наткнуться на профи был велик, однако что помешало бы им найти ее убежище? К тому же теперь, когда у нее есть рамки, она может остановиться там, где пожелает. Она убила еще одного, трибута из Девятого дистрикта. Для него Цецилия подготовила ловушку-удавку. Когда несчастный попался в нее, она тянула веревку что было сил, пока он не обмяк, а неподалеку не выстрелила пушка. Все закончилось быстро и не оставило такого тяжелого впечатления, как с парнем из Седьмого, однако чувствовала себя Цецилия в разы хуже. В тот день она долго смотрела на свои руки. Когда-то они держали исключительно иглу и трудились без устали, и, хотя им приходилось несладко, этими руками все-таки можно было гордиться. Теперь это были руки, лишившие жизни двух человек. Руки убийцы, и таковыми им предстояло остаться навсегда. Цецилия не спала почти всю ночь, хотя изнуренный организм требовал отдыха. Ее добычей стали солнцезащитные очки, пакетик сухофруктов и полбуханки хлеба.

Очевидно, рейтинг ее возрос, поскольку тем же вечером она получила новый подарок. На этот раз — несколько полусырых стейков. Сначала Цецилия пришла в смятение, ее даже замутило от вида мяса — ей показалось, что это был намек. Однако в записке говорилось, что мясо с кровью отлично восстанавливает силы. Она убедилась в этом на собственном опыте, разделавшись с непривычно роскошным ужином: в ней забурлила энергия. Индола писала, что ее мужество впечатлило многих, поэтому подарки от спонсоров будут приходить все чаще. Цецилия не понимала, о каком мужестве говорит ее ментор. В чем мужество? В том, что она не лила слез на камеру? Что не молила о подарках, когда умирала от обезвоживания? Или в том, что убила двух человек, не причинивших ей никакого вреда? От последней мысли стало особенно не по себе, и она постаралась отогнать ее. Время съедать себя придет после, на арене это ни к чему.

Прошло всего каких-то шесть дней, а Игры уже близились к финалу. Цецилия не уставала удивляться тому, что судьба обошлась с ней благосклонно, и она все еще оставалась в живых. Очередной спонсор прислал ей корзинку с булочками. Индола сообщала, что очень гордиться ее отважным поведением, и теперь она котируется в Капитолии очень высоко. Оно и неудивительно: на арене остались только профи, Цецилия и девушка из Четвертого дистрикта, подготовленная лучше, чем кто-либо мог от нее ожидать. Итого — шесть человек. Всего четверть. Для уроженки Восьмого, чьи трибуты никогда со времен Индолы и пожилого Лая не поднимались выше двадцатого-восемнадцатого места, это была очень серьезная заявка. Впервые с момента выхода на арену Цецилия осмелилась задуматься о победе. До этого она только старалась выжить, теперь же, когда у нее есть поддержка спонсоров и высокие ставки, она в числе первых претендентов на главный приз. Нужно всего лишь продержаться до того, как профи перебьют друг друга, а девчонка из Четвертого напорется на змею или погибнет от жажды. Цецилия расправила плечи. И впервые вдохнула воздух полной грудью.

На следующий, седьмой день, за ней явилась смерть. Сделала она это в образе парня из Второго дистрикта, выскочившего на нее из засады, когда она перебиралась на новое место. Выглядел он по-настоящему обезумевшим: жажда и жара не пощадили даже профи. Его налитые кровью глаза дико сверкнули, когда он бросился на нее с коротким мечом в руке, бросился быстрее, чем Цецилия успела рвануть с места. Навалившись всей тяжестью своего тела, профи вонзил лезвие меча ей до половины в правое бедро. Почти ослепнув от боли, Цецилия все же нашла в себе силы побежать. Она бежала, обагряя кровью пустошь, но, сделав шагов пятьдесят, упала на колено, затем навзничь. Парень, увлеченный силой удара, тоже свалился. Потом, задыхаясь от забившей рот и нос пыли, кое-как поднялся и двинулся к ней, издавая низкие нечленораздельные звуки.

Почти теряя сознание, Цецилия приподнялась, опираясь на локоть левой руки, и повернулась к противнику лицом. Сердце стучало как барабан, боль была такая, будто все тело охватило пламя. В глазах уже темнело, она с трудом различала приближающегося к ней профи, чье красное, перекошенное, растрескавшееся, как земля у него под ногами, лицо превратилось в звериную маску. Вынув свой жалкий ножик, годный только на то, чтобы убивать змей и ставить силки для людей, Цецилия вцепилась в рукоятку из последних сил, словно нож был единственным, что удерживало ее в сознании. Судьба отвернулась от нее. Или потребовала плату за двух трибутов. Но, как бы там ни было, она не умрет, пытаясь ползти, чтобы не смотреть на лицо своего убийцы. Индола была права, с самого начала и во всем. Главное — сохранить достоинство. Только сейчас Цецилия по-настоящему поняла смысл ее слов. Она встретит смерть спокойно и бесстрашно, до последнего пытаясь защититься, даже если это невозможно.

По лицу парня вдруг пробежала судорога. Глаза остекленели, он как-то странно дернулся и стал заваливаться вперед. Руки с мечом он не разжал, но, к счастью, отвел назад, готовясь нанести удар. Когда парень упал рядом, Цецилия вскрикнула — свободной рукой он задел ее раненую ногу.

Неизвестно, что добило его — обезвоживание, солнечный удар или голод. Профи лежал без чувств, дыша хрипло, с натугой, будто в агонии. Цецилия долго смотрела на него. Медленно плыли облака, солнце пекло невыносимо — ничего не изменилось, только время почему-то замедлило ход. Боль в бедре была адской, но Цецилия ее почти не чувствовала, настолько она была поглощена тем, что происходило у нее внутри. Там все содрогалось, гудело. Будто рушились горы.

Голова Цецилии опустилась на грудь. Дышать стало немного легче. Но катастрофа внутри не прекращалась.

Наконец, громко стеная, она взяла меч профи и, стараясь не поддаваться новой волне раздирающей боли, неуклюже поднялась на ноги. Белые вспышки пульсировали перед глазами. И был страшный миг, когда ей снова показалось, что она теряет сознание. Но это состояние прошло. Во рту пересохло, сердце колотилось со скоростью механического молота. Сжимая зубы, она боролась с болью. Мышца пострадавшей ноги странно подергивалась. Но Цецилии было не до нее. Пока.

Сжав рукоять меча обеими руками, она собрала в кулак оставшиеся в ней силы — физические и моральные — и вонзила клинок в шею профи. Он дернулся, но уже через секунду затих. Хуже было другое. Кровь. Горячая кровь, которая брызнула Цецилии в лицо и заструилась с подбородка, носа и бровей. Тогда она даже не осознавала этого, просто подумала, отчего это вдруг стало так жарко. И даже когда она провела рукой по лбу и увидела на ладони кровь, до нее дошло только через пару секунд.

Цецилия досчитала до тридцати — а потом еще раз, для гарантии. Сразу после этого прогремела пушка. Парень-профи был мертв.

Она почти не помнила, как вернулась в укрытие. Клинок она захватила с собой. Привалившись спиной к камню, Цецилия осторожно вытянула пострадавшую ногу. Кровь почти остановилась, а в самой ноге она чувствовала страшное онемение. Может, и к лучшему — боль была невыносимой. Смотреть на рану не хотелось: она и так знала, насколько тяжело ранение. И еще знала, что теперь она — настоящая убийца. В случаях с парнями из Седьмого и Девятого дистрикта еще можно было ссылаться на ловушки, в которые они попадали, на веревку, затянувшуюся вокруг шеи непосредственно без участия ее рук — жалкие, смешные, не выдерживающие критики доводы, но сознание с готовностью принимало их. По крайней мере, на время. Однако сегодня она убила по-настоящему — собственными руками вонзила клинок в шею человека, ломая позвонки и перерезая артерии. Впервые за Игры Цецилия подумала, что проиграть и уйти из этого ада в безмятежное черное ничто было бы не худшим вариантом. Она устала, и дело не только в иссушающем солнце и пыли вокруг. Она устала от звуков пушки. Устала просыпаться каждый раз в диком страхе. Устала убивать. Отправиться за последнюю черту — самое лучшее. Тем более что рана, скорее всего, ускорит этот процесс. Признание смерти, неизбежной и неоспоримой, как фотоснимок, проникло в нее и поглотило. Ей не справиться. Она хорошо держалась, но судьба распорядилась по-своему. И к лучшему. Все к лучшему.

Цецилия не помнила, чтобы прежде ей хотелось победить. Ее выбрал случай, но даже когда она попала на арену, ей не хотелось выиграть. Она думала только о том, чтобы выжить, не более. Забыв, что выжить здесь — это и есть приз. Она не отдавала себе в этом отчет даже когда мастерила ловушку для несчастного трибута из Седьмого дистрикта. Она мастерила ловушку, желая, чтобы КТО-НИБУДЬ в нее попал, но не связывала это с собой.

Цецилия лежала с залитым чужой кровью лицом и думала о том, каково будет лежать в глубочайшей тишине, в вековечной темноте, о которой она теперь почти мечтала, не слышать и не видеть ничего, кроме бесконечных снов. Ничто не будет тебя беспокоить — победа, деньги, успех, страх, радость, счастье, секс, любовь, горе. Абсолютная пустота. Ни подруги, ни матери, ни возлюбленного, ни любовника. Конец всем мукам, конец этому кошмару, конец всему. Тело обретет мир и покой. Совершенная тьма смерти.

Как там будет? Как?

Внезапно ее несчастные, больные мускулы, кровь, пот и даже боль — все это показалось ей дорогим и настоящим. Она все-таки еще не хотела уходить. Разум говорил, что ей едва ли удастся победить, и даже Индола не в силах перенести ее за невидимую финишную черту. Она, как оказалось, могла одолеть большинство соперников. Но не всех.

Их осталось всего пять. Цецилия знала, о чем думают остальные, где бы они ни затаились: слишком многое осталось позади, чтобы выжившие сдались так просто. Каждому осталось пережить всего четверых конкурентов. И они будут пытаться сделать это, пока тело или разум не откажут им служить.

После того, как Цецилия убила профи, ее ставки в ту же ночь поднялись до небес. Теперь она котировалась на одном уровне с девушкой из Первого дистрикта, сколотившей банду профи, хотя убийств на ее счету было не в пример меньше. Это было почти невероятно. Девочка из Восьмого стала самым обсуждаемым человеком в Панеме. Индола Стайн тоже оказалась под прицелом всеобщего внимания. И попросту этого не замечала: все свое время она проводила в компании Мэгз Флэнаган, обе женщины переговаривались долго и серьезно. С приближением финала атмосфера накалялась до предела, и менторы, чьи трибуты были все еще живы, заметно сдали с лица. Меньше всего хлопот было у Кашмиры: ее подопечная не нуждалась ни в чем, кроме воды. Оружия, еды и здоровья у нее было в достатке. Улыбка Кашмиры сияла все ослепительнее, особенно когда она встречалась с другими менторами. Индола очевидно для всех пыталась о чем-то договориться с Мэгз, и та, на удивление, согласилась. Это было тем более странно, что трибут Мэгз еще была в игре и демонстрировала неплохие шансы на победу. Все гадали, не задумали ли они вдвоем план как обыграть Кашмиру и ее неуправляемую девицу, и втайне надеялись, что победа достанется кому-то из их подопечных.

Рана начала воспаляться и приобрела зловеще-багровый цвет, когда к Цецилии спустился контейнер с ампулами, шприцом и еще какой-то маленькой коробочкой. В записке Индола подробно расписала, как и куда сделать укол. Цецилия провела дрожащими костлявыми пальцами по губам, опустила руки к контейнеру, и ей понадобилась минута, чтобы взять шприц как надо. Поднося одну из ампул к игле, она чуть не выронила ее, и часть исцеляющей жидкости пролилась на землю. Цецилия подавила желание беспомощно заплакать.

После проведения необходимых процедур и применения мази (это она была в коробочке) девочка почувствовала себя лучше. Вползающая в ее мозг упрямая надежда забралась внутрь на бесконечно малую величину глубже. Отдохнув один день, Цецилия ощутила, что почти здорова. Вознеся очередную мысленную хвалу Индоле, она принялась размышлять, что ей делать дальше.

К десятому дню остались только Цецилия и девушка из Первого, перебившая почти всех своих союзников. Цецилия вспомнила ее имя — Яспис. Пёстрая. Девушка из Четвертого тоже погибла от ее руки: между ними, как выяснилось позже, завязалась яростная и долгая схватка, одержать победу могла любая, но удача повернулась спиной к Четвертой. Яспис размозжила ей голову. Однако погибшая дорого отдала свою жизнь: профи была изранена на славу. Порядком одичавшая, разъяренная от полученных ран и опьяненная собственной силой, она была готова на все. Подарки спонсоров шли к ней бесперебойно, у нее было оружие и бычье здоровье.

И вот они остались вдвоем.

Цецилия поняла все на завершении десятого дня. Игры почти окончены, потому что победить Яспис невозможно. Осталось немного, и все закончится — так или иначе. В любом случае, хуже ей уже не будет. Долгожданный исход. Могла ли она подумать об этом в самом начале? Наверное, нет. Никто из них не мог. Это же так естественно. В каком-то смысле это самая естественная вещь в жизни.

Рана почти зажила, но в целом организм готов был капитулировать. Плохая вода, отсутствие еды, жара и солнце работали не хуже, чем профи. Воздух и тот скорее опалял, чем насыщал легкие. Да, исход близок. Но Цецилия больше не боялась. Она чувствовала себя нормально.