Разум свободный (джен)

Герой, кажется, начал понимать. Точнее, начал-то он еще на моменте с глазом, но полноценная картина всех сказанных Кварцем слов собралась воедино только сейчас.

Вот что он такое. И вот, что вся его жизнь такое — долгий, дорогой и важный эксперимент. Опыт, который протянулся на годы, в котором каждое событие, каждый маленький его шажок были спрогнозированы, рассчитаны и скорректированы так, чтобы жизнь привела его сюда. В это гребаное место, с этим бесконечно мнительным оратором. То, что он говорил дальше, не имело смысла. Потому что все стало ясно.

Злоба поднималась внутри героя с новой силой. И росла она даже не от осознания, что существо, без умолку рассказывающее ему его собственную жизнь, фактически, кропотливо спланировало, проверило и утвердило всю эту жизнь, все ее многочисленные страдания, начиная от уничтожения родного города и заканчивая смертью родных людей. Нет, вовсе не поэтому. Ярость закипала потому, что глядя в эти черные, с крохотными точками глаза, герой не видел в них ничего. Никакого страха, удивления или хотя бы отвращения. Кварц смотрел на него со скучающим холодком, как ученый смотрит на глупую крысу, в который раз потерявшуюся в тестовом лабиринте. Он опять не оправдал надежд этого высокомерного уебка — он не вышел за “нарратив”.

— Полагаю, сейчас ты попробуешь убить меня одним из десяти возможных вариантов, доступных тебе при исправности только одной руки, — голос верховного вполне себе подтверждал мысли героя.

Пелена гнева, почти затопившая синтетический мозг, внезапно потускнела и опала. Словно в герое что-то выключилось. Возможно, это был Кварц, который не хотел лишний раз портить красивую белую комнату, а возможно, некая батарея внутри самого героя, подобного старому блоку питания в компьютере, просто перегрузилась и сейчас отправит его в аварийный сон. Он же машина. Впрочем, ему было наплевать. Вся его семья — синтетическое ничто, которых он называет семьей просто потому, что ему так сказали. Вся борьба с Монолитными, великий Лидер, армия — все это просто пустая ширма ради неудачного эксперимента, который, скорее всего, был уже не раз и не два, и повторится ничуть не меньше. Вот такие они, ответы на все вопросы.

— Ну?

От неожиданного звука герой, провалившийся в экзистенциальный кризис, даже вздрогнул. И лишь мгновение спустя понял — это не от громкости. Его удивил тон голоса. Кварц не знал.

Если прежде все его вопросы несли сугубо формальный характер, то сейчас герой буквально-таки почувствовал, что Кварц действительно не знает — хотя, возможно, просто не помнит — что ждет его после этого “ну”.

Впрочем, герою было совершенно нечего продолжить. Он получил ответы на все свои вопросы, на все вопросы любого, кто мог оказаться в его положении, и понял, что лучше бы он их не получал. Потому что теперь ему просто хотелось лечь и выключится. Пожалуй, так и стоило бы сделать. Но это вопросительное “ну” зажгло, пожалуй, самый противный и самый маленький огонек во всей Вселенной. Огонек надежды. Причем герой не чувствовал, что называется, “в сердце” — нет, свою синтетическую природу он уже осознал в достаточной степени, чтобы понять, что никаких “в сердце” у него быть не может. Надежда зажглась по-другому — она зажглась вопросом. Удивительно, как он не задавался им раньше.

— Как меня зовут?

Кварц… Завис. Его и без того неподвижные глаза, казалось, остекленели на мгновение. А затем…

— Наконец-то, — выдохнул Монолитный. А затем, в совершенно несвойственной ему манере, подпрыгнул и хлопнул в ладоши, воскликнув:

— Наконец-то!

Впрочем, его бесконтрольная радость, похоже, имела некий порог, при превышении которого подавлялась, потому что секунд через пять он неестественно быстро вернул себе былое спокойствие.

— Мои поздравления, дорогой. Ты преодолел минимальный порог первой ступени. Это очень, очень хороший результат. С ним можно идти даль…

— Как. Меня. Зовут, — с нажимом повторил герой. Он отнюдь не разделял радость бога-садиста.

— Ах, да, прости, совсем забыл. Поскольку ты первый, кто зашел так далеко, и от чьей конструкции мы будем в будущем отталкиваться, давай сделаем момент немного символичным, — едва видимая улыбка надломила лицо Кварца пополам.

— Тебя зовут… Пусть будет Адам.

— Как из… Как его…

— Христианства, да. Первый человек, созданный Богом, — с довольным видом сообщил верховный.

— Ну, что ж, спасибо тебе, Адам. Обещаю, что заменю изображение и описание оригинального Адама во всех копиях книг для будущего поколения машин на твое.

Но самому Адаму это совершенно не нравилось. Ему было плевать на грядущую славу — он снова не понимал Кварца. Не понимал, куда эта тварь клонит. Какого черта он твердит про будущее поколение и вклад?

— Это… Не конец? — попытался сказать Адам максимально ровным голосом. Впрочем, пауза между словами его немного выдала. Однако, похоже, в притворстве не было необходимости. Потому что он видел, как Кварц достал свой нарративарий и что-то быстро пробежал в нем глазами.

— О чем ты, Адам, дорогой? — нарочито удивился Кварц. Но неискренность этой эмоции была слишком очевидна.

— Ты спросил у меня свое имя. Ты получил доступ к воспоминанию, которое было заблокировано тебе защитой первого уровня. Одна маленькая фраза вне системы, не являющаяся ни ошибкой, ни запланированным ходом — и ты сказал ее. Это позволяет сделать вывод, что нам следует и впредь отталкиваться от той архитектуры, что мы подобрали для твоего мозга. Твой шаблон и твои преднастройки будут загружены в следующую партию, — Кварц вновь включил тон профессора, растолковывающего прописные истины нерадивому ученику.

— Но на этом ты почти закончен, Адам. На большее твоя архитектура не способна, увы.

— Ниче…

— ...го подобного! — Не дав закончить Адаму, закричал Кварц с той же силой, с которой собирался кричать герой. Он буквально засунул слова ему обратно в горло. Теперь это точно конец. Почти конец. Почти?

— Ах да, я уже вижу, что у тебя на языке вертится вопрос: “Почему почти?”, — тут лицо Кварца разом лишилось всех эмоций, став отрешенным настолько, насколько это возможно.

— Потому что негативный опыт, необходимый для обхода генерации нарратива, нужно закреплять в над-уровне твоего мозга. Поэтому. Смотри, — И с этими словами Кварц отошел в сторону, одновременно махнув рукой на стену перед Адамом.

В комнате как-то сразу стало темно. Причины тому было две: во-первых, пропал свет, испускаемый стенами, а во-вторых — одна из стен исчезла, открывая вид на окружающий мир. Картина маслом — затянутое бурым, курчавым смогом солнце едва-едва освещало гигантское поле выгоревшей травы. Впрочем, даже от такой скудной растительности почти ничего не осталось. Потому что сверху мертвых травинок ровным слоем лежали не менее мертвые люди. Точнее, биосинтетики, как называл их Кварц. Что прискорбно — только биосинтетики. В огромном множестве трупов не было видно ни одного Монолитного. И Адаму не требовалось видеть все поле, чтобы знать это наверняка. Ведь он своими глазами видел черные отряды из семи-восьми воинов, которые могли с легкостью уничтожать семи-восьми тысячные армии тех, кого Адам считал своим видом.

Впрочем, не все здесь были мертвы. Прямо по телам уже выключенных биосинтетиков шли их живые друзья. Израненные, с оторванными конечностями и пробитой броней, с неработающим оружием, они всей своей миллионной армией отчаянно бросались на высокие щиты неумолимо наступающей черной армии. И Адам прекрасно знал, что его товарищи проиграли. Ему даже не нужно было откровений от Кварца — он видел, как на одном из щитов несут, прикрепленного какой-то невидимой силой, их Лидера. Окровавленного, с пробитыми руками, ногами и горлом, лишенного возможности говорить и двигаться, но все еще живого. Он не мог воодушевить, не мог приказать отступить, не мог даже умолять о смерти — он просто потухшими глазами смотрел вперед. На то, как давят тех, кому он обещал победу и избавление от гнета. На то, как ничтожна и слаба была его армия перед войском Монолитных.

— Х… Хватит… — Дрожащим голосом сказал Адам. По его синтетической щеке покатилась не менее синтетическая слеза.

— Я… Я ведь… Все уже сделал… Они вам не нужны…

— Нужны, Адам. Они — закрепляющее звено, — сказал все тем же отрешенным голосом Кварц. А затем раздался щелчок.

Монолитные резко встали на месте. Пораженные таким внезапным движением врага, замерли и биосинтетики. И это было последней ошибкой в их жизни. Потому что щиты Монолитов с гулким звуком вылетели из их рук и понеслись вперед, сшибая всех на своем пути с практически неуловимой для глаз скоростью. Были видны только черные полосы и то, что они оставляли после себя от несчастных синтетических людей. Взлетели щиты все, кроме одного. Кроме того, на котором был Лидер. Этот великий предводитель, обучивший и объединивший под своим крылом более миллиона воинов, смотрел, как из этих делают фарш. С ужасающей скоростью редели ряды биосинтетиков.

Из глаз Адама лились слезы. Он хотел закрыть их и отвернуться, но не мог. Очевидно, Кварц заблокировал это действие. Слезы, пусть немного, но притупляли ему обзор, не давая увидеть всего ужаса. Когда стих последний вопль, он все еще не мог перестать плакать.

— Тише, дорогой, — все тот же отрешенный голос мгновенно успокоил Адама.

“Ну вот и все”, равнодушно прозвучала мысль в его голове. Вся его раса уничтожена, хотя это, видимо, не имеет никакого значения. Ведь все это — просто материал, который всегда можно восстановить. Впрочем, Кварц говорил про новую партию — так вот что он имел в виду под “будущим”. Чтобы сделать новых, логичнее было переработать и использовать сырье старых. Отсюда в безысходности вновь родился вопрос:

— Зачем. Так? — Едва двигающимися, онемевшими губами спросил Адам.

— Так жестоко? Я ведь уже сказал. Мы должны закрепить твой результат в над-уровне. Чтобы все будущие версии хранили эту настройку и имели тот же потенциал, что и ты сейчас. Чтобы однажды среди них появился новый Адам, который еще более сильной перегрузкой выйдет на второй уровень. А потом на третий. И так до конца.

Так вот оно что. Показательная казнь ради примера, просто другими словами и с научной целью. В другое время Адам бы, возможно, даже усмехнулся. Но он не мог. Спокойствие, подаренное командой Кварца, уменьшалось с каждой секундой. Потому что Адам слышал, что отрешение из голоса верховного никуда не пропало. И потому, что Лидер все еще был жив.

— Последний шаг, Адам. Пойдем, — Кварц взял его за единственное целое плечо и потянул за собой. Адам не сопротивлялся бы, даже имей он такую возможность. Ему было все-равно, как его убьют. Поскорее бы. Кварц провел его через открывшуюся стену, по трупам, мимо плотно стоящей армии людей в одинаковых, гладких и цельных черных доспехах, прямо к щиту, на котором висел Лидер.

"Нет. нет, нет, нет, нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет, НЕТ!"

— Да, Адам. Последний шаг всегда самый сложный, — С этими словами Кварц вложил в его руку пистолет.

— Здесь один патрон, Адам. Попытаешься выстрелить куда-то кроме тела Лидера — и тебя мгновенно отключат, всю эту ситуацию сотрут, и тебе придется пережить это заново.

— Да какая нахуй разница, если мне все-равно придется это переживать?! — Закричал Адам, повернувшись к Кварцу и впервые посмотрев тому в глаза с такого близкого расстояния. Успокоение окончательно сошло на нет.

— Нет, Адам. Ты этого больше не переживешь. Ты сделал то, что должен, — холодно ответил Кварц, смотря ему прямо в глаза, — Почти сделал. Убей его. И гарантирую, мы отключим тебя. Лишь твоя конфигурация пойдет в новые поколения биосинтетиков. Но это не твои проблемы. Сам ты уснешь. Навсегда.

Адам смотрел в эти пустые, глубокие глаза и понимал, что ему совершенно все-равно, врет их владелец или нет. На сегодня было сделано достаточно.

— Ах да, попробуешь выстрелить в себя — эффект аналогичный, что и с любым другим выстрелом кроме как в него, — в который раз прочитал мысли Адама Кварц. Впрочем, он их и писал, так что все было честно.

"Кроме этой жизни" — пронеслось в голове.

Но Адама это больше не волновало. Теперь вопросы у него закончились окончательно. И не потому, что больше нечего было сказать, а потому, что чем больше он спрашивает, тем больше узнает. Узнает такого, что никому не стоит знать. Поэтому он больше не хотел знать.

Адам повернулся к Лидеру и приставил пистолет к его голове.

— Я ведь даже не знаю, как тебя зовут, — отчужденно произнес герой. И нажал на курок.