Карт-бланш на плохое поведение (гет)

1996 год, 1 сентября

За окном поезда проносится сочная зелень холмов и равнин, щедро облитая потоком солнца, которое, похоже, решило доказать, что лето в этом году, в отличие от прошлого, не сдастся без борьбы.

В купе жарко и тихо. Солнечные лучи, переливаясь на глянцево-ярких упаковках, освещают лежащую на столе груду сладостей.

— Малфой, ты опять кучу еды накупил? — лениво открывает глаза расслабленно сидящая на мягком сиденье блондинка. — Вот завидую я тебе, честное слово, завидую. Столько ешь, а никак не толстеешь. Или я чего-то не замечаю? — она окидывает стройную фигуру Драко придирчивым взглядом, пытаясь отыскать мифический лишний вес.

Сидящие рядом Теодор Нотт и Блейз Забини смеются, а темноволосый и темноглазый Забини вдобавок весело тянет:

— И правда, Малфой, может, поделишься секретом, а? Продадим его в Хогвартсе и озолотимся, — предвкушающе потирает он руки.

Драко, которому в наследство прочат одно из крупнейших состояний Волшебной Британии, закатывает глаза:

— Очень смешно, Блейз. Продай кому-нибудь из гриффиндорцев секрет своей дурости, точно на две жизни денег хватит.

— Главное, не Уизли, а то они кредит ещё твоим правнукам будут выплачивать, — подхватывает идею Тео, и четверка слизеринцев взрывается смехом.

— Какие вы злые, мальчики. Фу такими быть, — отсмеявшись, кривит хорошенькое личико Дафна.

— Мы не злые, мы умные. А поэтому точно понимаем, с кем дело можно иметь, а с кем не стоит, — усмехается Забини, подмигивая Дафне бесстыжим чёрным глазом.

‒ Когда-нибудь, Блейз, твои поклонницы точно подкараулят меня в тёмном коридоре, ‒ фыркает та, — и сомневаюсь, что они будут настроены благожелательно.

— Боишься, Гринграсс? — хмыкает Забини, потягиваясь. Тонкая ткань форменной рубашки ‒ чёрная с серебристо-зелёным гербом Слизерина мантия небрежно лежит рядом ‒ почти не скрывает разворот широких плеч и рельеф сильных рук.

— До мурашек, — закатывает глаза она, и Блейз, улыбаясь, обнимает её за плечи.

— Отвали, Забини, — отталкивает его Гринграсс, — и как тебя только твои девушки терпят, такого приставучего?

— Они, знаешь ли, редко бывают против физического контакта. Это ты одна такая недотрога. Принцесса наша, — ласково-покровительственно потрепав её по голове, смеётся Забини.

— Эй! Совсем с ума сошёл?! Всю причёску мне испортил! — злится Дафна и, не без труда вытащив из переполненной сумочки расчёску, предлагает: — Тео, поменяемся местами? А то этот идиот меня уже достал!

— Как?! Ты меня покидаешь? — с мелодраматичным рыданием в голосе восклицает Забини, умоляюще протягивая к Гринграсс руки: ‒ Милая, прошу, вернись!

— Придурок. Спасибо, Тео, — Дафна усаживается рядом с молчаливой усмешкой наблюдающим за разворачивающимся спектаклем Малфоем, — знаешь, сколько я сегодня утром волосы укладывала? А ты вот так вот просто взял и испортил мой получасовой труд, — ворчит она, расчёсывая длинные пряди, вызывая усмешки парней.

Ни один из них не признался бы в этом вслух, но уже очень и очень давно Дафна Гринграсс стала для Драко, Блейза и Тео кем-то вроде младшей сестрёнки, которую можно и нужно не только позлить, искреннее наслаждать её негодованием, но и защитить при необходимости. Хотя кто-кто, а Гринграсс вряд ли нуждается в защите. Всё-таки лучшая студентка Хогвартса по ЗОТИ.

Отложив расчёску, отыскав в, кажется, бездонной сумке зеркальце и удовлетворившись своим отражением, она довольно улыбается. А терпеливо дожидающийся этой минуты Драко, подмигнув Тео и Блейзу, ерошит её тщательно расчесанные волосы.

С губ Дафны срывается самое настоящее шипение — словно большой кошке наступили на хвост:

— Малфой! Ты бессмертный?! — кричит она, рассерженно прикусывая губу и кидая злой взгляд на веселящихся Тео и Блейза. — Ненавижу вас. Три идиота. И хватит ржать. Вы… Да у меня даже слова такого в лексиконе нет, чтобы охарактеризовать всю подлость и тупость вашей натуры!

— Ой, Дафна, ради Мерлина, не включай Грейнджер, — усмехается Нотт, — и так постоянно пары вместе с гриффиндорцами ставят, — возмущается он, — я уже устал от её занудства!

— Да ладно тебе, Тео, представь, каково самим гриффиндорцам — их она день и ночь пилит, — успокаивающе говорит Блейз, жуя стянутое со стола тыквенное пирожное.

— А ведь точно! — злорадно улыбается Нотт.

— Но, если бы она молчала, то вообще была бы ничего, — неожиданно продолжает мысль Забини, — ну, фигурка там, личико, — поясняет он, заметив непонимающие взгляды Малфоя и Нотта, — а если её ещё расчесать, накрасить и приодеть, вообще красивая девчонка выйдет.

‒ Всегда знал, что ты извращенец, — кривится Тео, которого, похоже, передёргивает от одной мысли о том, чтобы увидеть в Грейнджер девушку.

— Да, Блейз, похоже, ты окончательно свихнулся, — поддерживает приятеля Малфой, — но ты не печалься, в Мунго отличные колдомедики, они наверняка смогут тебя вылечить.

Сменившая гнев на милость Дафна смеётся, а Тео дружески-сочувственно хлопает Забини по широкому плечу:

— Я буду навещать тебя, друг.

— Да пошли вы, — фыркает Забини, утешаясь четвёртой по счёту шоколадной лягушкой.

— Это же мои лягушки! И пирожное тоже, — Малфой обращает внимание на то, что гора лакомств на столе превращается в маленькую горку, и возмущённо смотрит на Блейза. Не дождавшись какой-либо реакции, окидывает подозрительным взглядом пытающихся сдержать улыбки Дафну и Тео и, на миг задумавшись, начинает распихивать сладости на карманам мантии.

— Малфой, — выдавливает Нотт сквозь прорвавшийся-таки смех, — ты серьёзно?

— Как ты можешь быть таким жадным? — поддерживает его Дафна, ловко вытаскивая из-под пальцев Драко ярко-синее драже «Берти-Боттс». — Не отдам, — качает она головой в ответ на недовольный взгляд Малфоя и, развернув конфету, отправляет её в рот. На лице её застывает победное выражение, мгновенно сменяющиеся гримасой отвращения, и Дафна вылетает за дверь купе — воспитание не позволяет выплюнуть конфету на пол или ладонь, а потому она спешит избавиться от неё в туалете.

‒ Интересно, что ей попалось? ‒ меланхолично интересуется Нотт.

— Понятия не имею, — Драко не без злорадства пожимает плечами, хозяйственно подбирая последние конфеты и отправляя их в карман брюк — карманы мантии уже переполнены. — Но, судя по её реакции, что-то на редкость противное: блевотина или ушная сера.

Блейз громко хмыкает:

— Бедная принцесса, — неискреннее сочувствует он.

Побледневшая Дафна возвращается в купе лишь через десять минут, когда отсмеявшиеся парни уже начинают беспокоиться.

— Всё нормально?

— Ты как?

— Водички?

— Всё в порядке, спасибо, мальчики, — Гринграсс слабо улыбается и откидывает с лица влажные пряди, — ненавижу печень!

— Так тебе печень попалась? ‒ удивляется Нотт.

— Ну да, я её с детства не перевариваю, ‒ Дафна садится на место, — а вы о чём подумали?

— Да так, — Малфой пожимает плечами.

— Кстати, Драко, — усмехается Дафна, — я по дороге встретила Грейнджер, и она просила передать, что сейчас время твоего дежурства.

Малфой закатывает глаза: как будто он сам не знает, когда его очередь дежурить. Нет, правильно Нотт про неё сказал — зануда и пила. Интересно, Грейнджер и в самом деле считает себя умнее всех? Похоже, да. Иначе как объяснить её не поддающуюся никакой логике привычку указывать всем и каждому, как им лучше поступать? Никак. Вот и остается лишь одно разумное объяснение — Грейнджер по неведомо какой причине решила, что она всё и всегда знает лучше всех.

Провожаемый насмешливыми взглядами парней и — сочувственным — Дафны Драко выходит из купе в пустой коридор. На миг замирает, прислонившись затылком к холодному стеклу, и тупая ноющая боль, с самого утра поселившаяся в голове, немного утихает. Малфой морщится. Сам виноват ‒ последняя бутылка огневиски вчера была явно лишней. И уж точно не стоило мешать её с маггловским алкоголем. Хотя… бегущая по груди и обнажённому животу симпатичной девчонки-магглы текила того стоила. Как и зажатая в её пухлых губах половинка лайма, передача которого переросла в пьяный, чертовски горячий поцелуй. И, конечно, рассвет на берегу Атлантического океана с бутылкой неизвестно откуда добытой кузеном русской водки и одним на двоих апельсином…

Всё это стоило того, чтобы, крадучись, пробираться в свою комнату едва за полночь и, радуясь разнице во времени — в Лос-Анджелесе, где он и провёл ночь, как раз рассвело — и, раскидав по полу мокрую одежду, — искупался в океане, когда ещё выдастся такая возможность? — повалиться на кровать.

Стоило лихорадочных сборов сегодняшним утром, раскалывающейся головы, укоризненных взглядов матери и понимающих ухмылок отца. Если бы кто-нибудь лет пять назад сказал Драко, что его отец будет столь лояльно относиться к пьянкам своего несовершеннолетнего сына, он бы посоветовал этому человеку обратиться в Мунго. Но оказалось, что общение с безбашенным психом, коим имеет честь являться его дорогой и любимый — без сарказма и иронии — дядюшка Сириус, способно изменить кого угодно. И превыше всего ценящий внешнюю благопристойность Люциус Малфой не оказался исключением. Да и Драко, выбрав место, в котором его точно никто не узнает и не опознает, показал папочке свою предусмотрительность и разумность. Правда, отец не знает, что развлекался его наследник в маггловском клубе, — точнее, в двух или трёх, ‒ и это хорошо: то, о чём отец не знает, ему не повредит.

Драко зевает, прикрыв рот узкой ладонью и, не без внутреннего сопротивления отлепившись от полюбившегося окна, начинает неспешное шествие по коридорам Хогвартс-Экспресса. Отбирает у двоих второкурсников кусачую тарелку и, узнав, что оба обучаются на Гриффиндоре, с удовольствием обещает лишить их пары десятков баллов по приезде в школу. Заметив вытянувшиеся лица малышни и злобно-испуганные взгляды, брошенные на его серебристо-зелёный галстук, с трудом подавляет мерзкую усмешку — ни к чему запугивать их ещё больше. Велев мелким скрыться с его глаз, Драко отправляется дальше. То и дело хлопают двери, перемещаются из купе в купе многочисленные студенты Хогвартса, и каждый считает нужным бросить на него взгляд: испуганный, злобный или равнодушный. Стоит ли говорить, представителям какого факультета принадлежат вторые? О да, храбрым гриффиндорцам, органически не переносящим слизеринцев. Иногда Малфой всерьёз задумывается, не завидуют ли туповатые львы их уму их воистину змеиной изворотливости? И злится из-за этой самой зависти. Хотя… у них даже на то, чтобы понять, что этим качествам нужно завидовать, мозгов не хватает. Так что его гипотеза оказывается опровергнутой. Обидно, Мерлин побери. Драко любит оказываться правым.

Шуганув парочку хаффлпаффцев, робко обнимающихся в конце коридора, Драко едва сдерживает удивлённый смешок. У самого туалета! Они что, не могли места получше найти? Впрочем, хаффлпаффцы же. Кузен как-то рассказывал, что у русских есть такая поговорка, довольно глупая на взгляд Малфо: с милым рай и в шалаше. Так вот, она идеально подходит именно хаффлпаффцем, ну, может, ещё гриффиндорцам. Но уж точно не Рэвенкло и не Слизерину. Студенты этих факультетов слишком умны, чтобы совершить подобную глупость, а сокурсники самого Малфоя ещё и слишком расчётливы. И ни в коей мере не считают эту свою особенность недостатком.

Драко усмехается и снова нехотя сосредотачивается на патрулировании. Настроен он, несмотря даже на продолжающую ныть голову, лениво-благодушно. Хотя и немного зол на мать и отца за их педагогические эксперименты: это ж надо было перепрятать весь его запас антипохмельного зелья! А аналогичного заклинания, как известно, вообще не существует. Может, предложить Забини придумать? А что? Озолотится же, мысленно усмехается Малфой, повторяя любимое словечко Блейза. Хотя… смех-смехом, а деловую хватку юного Забини отмечают даже гоблины, а это дорогого стоит. Повезло ему. Вот Драко, когда он из наследника станет полноправным Лордом Малфоем, точно придётся нанимать финансового управляющего. И радует лишь то, что мучиться ему придётся не одному — у кузена с экономикой дела обстоят ещё хуже. Да он до сих пор иногда путает, сколько кнатов в сикле! Правда, мама говорит, что это оттого, что Сириус никогда не ограничивал крестника в тратах, а сам Драко уверен, что тот просто-напросто притворяется. Ну, есть у кузена такая черта — он до пикси любит выводить людей из себя, сам при этом оказываясь вроде бы ни при чём. Драко усмехается. Мерлин! Как же жаль, что они учатся в разных школах. Уж кто-кто, а кузен сумел бы внести нотку безумия в каменную скуку Хогвартса. Нет, Драко и сам, конечно, может это сделать. Но у него, во-первых, репутация не та, а во-вторых, одному это делать как-то не с руки… И к сожалению, ни Нотт, ни Забини, ни даже Дафна не могут заменить кузена.

Задумавшись, Драко натыкается плечом на что-то мягкое, почти мгновенно идентифицированное им как человеческое тело, и отлетает назад, старательно подталкиваемый чьими-то руками.

— С ума сошёл, Малфой?! — узнав истеричный голос Рональда Уизли, Драко морщится и неохотно поднимает глаза. Так и есть: посреди коридора застыл в позе оскорблённого достоинства рыжий гриффиндорец, сверля Малфоя гневным взглядом и полыхая воинственно-красными щеками.

— Уизли, ты что, как божья коровка, красным цветом сигнализируешь об опасности? Типа, не тронь меня, а то, если съешь, отравишься? — припомнив прочитанную как-то кузеном лекцию о защитной окраске, в том числе и о превентивной демонстрации собственной несъедобности среди насекомых, лениво интересуется Малфой.

— Чего сказал? — хмуря брови, угрожающе сопит рыжий.

— Понятно, слишком сложно, ‒ словно размышляя вслух, бормочет Малфой, — ну хоть ты, Грейнджер, объясни своему недоразвитому другу, что я имел в виду, — кивает он вцепившейся в руку Рональда девушке. Усмехаясь краем губ, обходит парочку идиотов. И плевать, что Грейнджер идиоткой при всём желании назвать точно нельзя. — Ах да, — уже отдалившись на пару футов, спохватывается он: — Прощу прощения, что толкнул, — вот так. Теперь эти двое даже самим себя кажутся просто агрессивными неотёсанными болванами. Драко довольно улыбается. И Грейнджер отомстил, и рыжего унизил — ай да он, ай да молодец! Немного, конечно, обидно, что до Уизли вряд ли вообще дойдёт, что его оскорбили. Хотя уж Грейнджер-то сумеет на пальцах разъяснить ему, что произошло.

«И почему мне так нравится над ними издеваться?» — рассеянно думает Драко, тихонько напевая: — Вот и мы здесь, развлекай нас. Мулат. Альбинос. Комар. Моё либидо. Какого Мерлина Кобейн умер так рано?

— Как прошло патрулирование? — приветствует вернувшегося Драко Нотт, на мгновение оторвавшись от чтения очередного заумного тома. Иногда Малфою кажется, что Тео так ненавидит Грейнджер просто потому, что она — это женская версия его самого. Да нет, бред, даже Тео далеко до её занудства. И хотя его в отличие от кое-кого вряд ли можно было бы подбить в тринадцать лет на ночную прогулку по маггловскому Лондону, он всё-таки нормальный парень.

— Отлично! Напугал двух малолетних гриффиндорцев, шуганул парочку влюблённых хаффлпаффцев, унизил Уизли и отомстил Грейнджер! — радостно отчитывается Малфой.

— В общем, всё как всегда, — резюмирует Дафна, доплетая косу и закрепляя её голубой — в тон глазам — лентой, — оскорбил, унизил, напугал — и счастлив от этого. Малфой, тебе никто не говорил, что некоторые твои привычки подозрительно напоминают потребности энергетических вампиров?

— Говорили, — печально соглашается Драко и, улыбнувшись, дёргает Дафну за кончик светлой косы.

— Мерлин! Вы отстанете сегодня от моих волос или нет? А если я так сделаю? — вытащив палочку, Гринграсс молниеносно накладывает на не успевших среагировать однокурсников Ступефай и улыбается. — Что же мне сделать? — повернувшись к Драко, она задумчиво перебирает тонкими пальцами его светлые волосы. — Может, так? — изящным движением палочки трансфигурирует на его голове трогательно-розовый бантик. — Или так? — ещё один взмах, и каждая волосинка на голове Малфоя встаёт дыбом.

Дафна удовлетворённо кивает и, оставив блондина в покое, шагает к Блейзу. В тёмных, являющихся во снах процентам семидесяти хогвартских девчонок глазах Забини она видит панический страх и широко улыбается:

— Блейз. Мой милый Блейз. Чем же мне порадовать тебя? ‒ она склоняет голову к плечу и радостно смеётся. ‒ Придумала! Ты, кажется, любишь блондинок? — густые тёмные волосы окрашиваются в отвратительно жёлтый оттенок светлого, возникающий лишь при использовании самых дешёвых зелий. — По-моему, прелестно! Как ты думаешь, Блейз? Ах да, ты же не можешь говорить. И как я могла забыть?.. — паника в глазах Забини уступает место злости, и Дафна весело улыбается, ничуть не устрашившись его пылких взглядов.

— Кто следующий? Тео? — Дафна задумчиво крутит в тонких пальцах палочку, — пожалуй, — она выдерживает паузу и, дождавшись, пока в обычно невозмутимо-равнодушных глазах Нотта запляшут гневно-опасливые искры, говорит: ‒ Тебя я прощу, да и с них уже хватит. Фините Инкантатем.

Продолжая рассеянно вертеть в руках палочку, Гринграсс возвращается на место. Но ни один из её вновь обретших свободу движений сокурсников не торопится мстить. Каждый из них точно знает: как бы демонстративно расслаблена ни была Дафна, заколдовать хотя бы одного из них, а при удачном стечении обстоятельств, и обоих, она сумеет. А ни Блейз, ни Драко ‒ Тео решает не вмешиваться ‒ не желают становиться гарантированной жертвой. Поэтому, вскочив, как только снова смогли двигаться, парни довольно глупо выглядят, стоя посреди купе и неуверенно поглядывая на мило улыбающуюся Дафну. Сесть на место не позволяет гордость, атаковать — разум и осторожность.

— Хотите, помогу решиться? — предлагает она. — Если вы сейчас нападёте, ваши волосы точно не придут в норму. Что? — пожимает она плечами в ответ на хмурые взгляды. — Это заклинание Фините Инкантатем не снимает.

— Теперь я точно понимаю, почему у тебя до сих пор нет парня, неудивительно, с таким-то характером, — сдаваясь, бурчит Забини, брезгливо касаясь кончиками пальцев собственной пожелтевшей шевелюры.

Драко, морщась, тоже трогает превратившиеся в подобие ежиных иголок волосы. Ну, даёт девчонка. Хотя чего ещё стоило от неё ожидать? С самого детства вращаясь исключительно в компании парней, она просто не могла вырасти другой. И пусть многие обманываются милой внешностью и наивной улыбкой, но они-то, кажется, уже давно должны были привыкнуть к тому, что задевать Гринграсс — себе дороже. Но нет. Который уже раз, как говорит кузен, наступают на одни и те же грабли. Что такое грабли, Драко не знает, но кузен употреблял это выражение именно в таких случаях.

На всякий случай Драко пробует несколько отменяющих заклинаний, но по тоскливо-угрюмому выражению на лице Забини понимает, что они не срабатывают. Жаль. Что ж, значит пришло время воспользоваться кое-каким козырем. Сосредоточившись, Малфой выдыхает длинное певучее заклинание из программы Дурмстранга, которому его летом обучил дядя. И заметив скользнувшую по лицу Дафны тень недовольства, торжествующе усмехается. Так-то, девочка, у него тоже есть свои секреты.

— Малфой, — с намёком зовёт Блейз, — ты ничего не забыл?

Дафна фыркает и, достав из сумки яркий журнал, начинает с преувеличенным вниманием перелистывать глянцевые страницы.

— Я? Нет, кажется, ничего.

— Малфой!

— Что? — делать невинное лицо и непонимающие глаза Драко научился лет в шесть и с тех пор старательно совершенствует эту способность.

— Расколдуй меня, мерлинов ты придурок! — злится Забини.

По губам занятой журналом Дафны скользит улыбка. А Малфой, подумав, показывает Блейзу не особенно приличный жест.

— Просить, Забини, надо вежливо!

— Да пошёл ты!

— Ладно-ладно, не злись. На самом деле, если подействовало моё контрзаклятие, значит, скоро всё и так придёт в норму: оно срабатывает, только если заложенное временное ограничение в оригинальном заклинании не превышает получаса. Правда, Дафна?

Девушка отвечает презрительным взглядом голубых глаз и ледяным молчанием — ей очень не нравится, что Драко лишил её возможности повеселиться.

— Правда? — с облегчением улыбается Забини, — тогда ладно. Я знал, Принцесса, что ты не можешь быть настолько жестокой, чтобы заставить меня показаться в таком виде в Хогвартсе.

— Ещё слово, и ты поймёшь, как ошибался.

Кашель Нотта подозрительно напоминает смешок, но неожиданно увлекшаяся журналом Гринграсс не обращает на сокурсника никакого внимания.

— Что ты там читаешь? — Малфой трансфигурирует из воздуха стакан и наполняет его водой.

‒ Дафна! ‒ не получив ответа, зовёт он.

— Что?

— Я спрашиваю, что такого интересного ты там вычитала? — Драко брезгливо кивает на безвкусно-яркую обложку журнала.

— Статью о Гарри Поттере, — рассеянно отвечает она, не отрывая глаз от страниц.

— Чего?! — от неожиданности Малфой давится отпитой водой. — О Поттере? Там?

— В низкопробном девичьем журнале? — присоединяется к Драко Тео, ради такого случае отложив книгу, перед этим аккуратно заложив нужную страницу закладкой.

‒ Высокомерные снобы! — фыркает Дафна. — Что, по-вашему, мешает написать о Герое в журнале для девочек? Тут, между прочим, даже плакат есть.

— Плакат? — Драко на всякий случай ставит стакан на стол, ну его, обольётся ещё от неожиданности. — Насколько я знаю, изображения Поттера последние три года не печатал даже «Ежедневный пророк», — осторожно говорит он.

— Знаю. Здесь ему тринадцать, — Дафна кладёт журнал на стол, и слизеринцы вытягивают шеи, стараясь получше рассмотреть одно из крайне редких изображений Мальчика-который-Выжил.

На колдографии он сидит на потёртых ступенях каменного особняка, рассеянно гладя пушистого котёнка. Маггловские джинсы, светлая футболка, небрежно взъерошенные чёрные волосы, насмешливая улыбка на губах. На первый взгляд и не скажешь, что Герой магического мира. Просто мальчишка, ничем не отличающийся от тысяч таких же по всему миру.

— Что-то я не помню, чтобы эту колдографию в «Пороке» печатали, — хмурится Блейз, а, так как за пятнадцать прошедших с момента смерти Тёмного Лорда лет «Пророк» опубликовал меньше полутора десятков колдофото юного Мальчика-Который-Выжил, слова Забини вполне могут оказаться правдой.

— Я тоже её раньше не видела, — согласно кивает Дафна.

— А в статье что? — интересуется Нотт.

— Да то же, что и всегда, если убрать всю воду и оставить факты: официальный опекун Поттера ‒ его крёстный отец, Сириус Блэк. Одиннадцать лет назад оба покинули страну, и с тех пор о них никто и ничего не слышал.

— В общем, ничего нового, — стараясь, чтобы в голос не просочилось облегчение, равнодушно констатирует Малфой.

— В целом, да. Но тут приводится целый анализ: учеником какой школы может быть Гарри Поттер. Есть даже версия, что он под оборотным зельем обучается в Хогвартсе, — девушка округляет глаза и звонко смеётся.

— А что, забавно, — весело щурится Забини, настроение которого после того, как волосы вернули естественный чёрный цвет, рвануло вверх со скоростью атакующего гиппогррифа, — им ведь может кто угодно оказаться. Признавайся, Тео, ты Поттер?

— И как ты догадался? — усмехается тот. — Хотя на самом деле это бред, в Хогвартсе все учатся с первого курса и хорошо знают друг друга, так что не думаю, что Гарри Поттер — один из нас.

— Ну не скажи, — не соглашается Блейз, — вот, например, тот мелкий хаффлпаффец-шестикурсник, имя которого все постоянно забывают. Может, он и есть Поттер?

— Ты еще скажи, что Поттер — это Лонгботтом, — с убийственной иронией предлагает Тео.

Драко откидывается на спинку сиденья и прикрывает глаза: пусть ребята болтают, что хотят. Всё равно таким образом правды им не узнать… А, значит, его вмешательство пока не требуется.

Хогвартс-Экспресс постепенно замедляет ход, а за окнами то и дело мелькают соломенные крыши Хогсмида.

— Скоро приедем, — вторит мыслям Драко Дафна, надевая мантию.

Блейз и Драко натягивают свои, а зачитавшегося Тео Блейзу приходится ткнуть в бок. Одевшись, Нотт со вздохом засовывает книгу в чемодан, Дафна небрежно вешает на плечо сумочку, и все четверо молча радуются тому, что тяжёлые чемоданы доставляют из поезда в спальни хогвартские домовые эльфы.

В отличие от туповатых гриффиндорцев, кинувшихся к выходу сразу же, как только гудок поезда просигнализировал о прибытии, и образовавших в дверях вагона ругающуюся и пихающуюся толпу, слизеринцы дождались, пока все желающие покинут вагон. И только после этого спокойно вышли. Блейз, первым одолевший ступени и оказавшийся на платформе, галантно подал руку милостиво улыбнувшейся Дафне.

Сияющий солнечный диск наполовину скрылся за верхушками елей Запретного леса, и воздух ощутимо ‒ особенно по сравнению с ясным днём — похолодал.

Многие девушки зябко обхватывают себя за плечи, старательно стреляя глазами в сторону привлекательных сокурсников ‒ а ну как кто решит поделиться мантией?

Слизеринцы подходят к одной из карет, и Тео Нотт привычно отводит глаза — невидимые для большинства людей фестралы не вызывают у него никаких положительных чувств. Ничего не заметивший Блейз распахивает дверцу:

— Прошу!

‒ Эй, вы! Мы раньше выбрали эту карету, так что ищите себе другую! — Драко не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это: голос рыжего Уизли он всегда узнает, все-таки шестой год друг другу жизнь портят. Тяжело вздохнув, он кивает остальным, мол, идите, и, развернувшись, лениво показывает в сторону кучки Гриффиндорцев — Уизли, Грейнджер, Лонгботтом и ещё одна Уизли — средний палец левой руки. И, не обращая внимания на гневные взгляды, усмехаясь, садится в карету.

— Ну что, удовлетворил свою страсть к оскорблениям? — улыбается Дафна, доставая из кармана мантии палочку и накладывая на всех четверых согревающие чары.

— Не особо, — Драко благодарно кивает головой.

— Ну и правильно. Чего ты вообще с ними связываешься? — неодобрительно интересуется Гринграсс.

— Весело.

— Мерлин, почему вы все такие странные? Один вечно читает, другой пристаёт ко всему, что шевелится и хотя бы условно относятся к женскому полу, а третий развлекается тем, что унижает других людей.

— Небольшая поправка, Дафна, — Нотт рассеянно чешет бровь, — гриффиндорцы — не люди.

— То есть со всем остальным вы в принципе согласны? — не дожидаясь ответа, Гринграсс, пользуясь тем, что карета остановилась, выскакивает на улицу и, не дожидаясь сокурсников, устремляется в сторону массивных хогвартских ворот.

За то время, пока кареты преодолевали расстояние от Хогсмида до замка, стало ещё холоднее, а ясное прежде небо затянули мрачные тучи. Неохотно покинувшие тёплое нутро кареты парни, на которых с потемневшего неба падает несколько пока ещё одиноких капель дождя, быстрым шагом преодолевают школьный двор, торопясь оказаться под надёжной защитой свода холла, прежде чем начнётся настоящий ливень.

Они едва успевают перешагнуть порог, как дождь, видимо, уставший ждать, проливается на землю сплошным ледяным потоком. Торопясь в Большой Зал, Драко, Блейз и Тео не без удовольствия отмечают, как в холл вваливаются абсолютные мокрые Уизли, Лонгботтом и Грейнджер. А затем случается кое-что, что заставляет слизеринцев замедлить шаг и рассмеяться в голос: тяжелый, красный, полный воды шар падает с потолка прямо на голову Уизли и лопается. Промокший и бессвязно ругающийся рыжий шарахается в сторону, толкнув в бок Лонгботтома, и тут как раз падает вторая водяная бомба — едва не зацепив Грейнджер, она взрывается у ног Лонгботтома, подняв волну холодной воды и промочив того до носков.

Драко поднимает голову и видит парящего футах в двадцати над ними полтергейста Пивза — маленького человечка в шляпе колокольчиком и оранжевом галстуке-бабочке. Его широкая злобная физиономия искажена от напряжения ‒ он снова прицеливается. Драко ухмыляясь, показывает полтергейсту большой палец, и тот небрежно кланяется в ответ.

— ПИВЗ! — гремит сердитый голос. ‒ Пивз, ну-ка, спускайся сюда немедленно! — МакГонагалл, заместитель директора и декан гриффиндорского факультета, стремительно входит в холл из Большого Зала, поскальзывается на залитом водой полу и хватается за Грейнджер, чтобы не упасть.

— О, прошу прощения, мисс Грейнджер...

— Все в порядке, профессор, — слышит Драко голос Грейнджер.

‒ Пивз, спускайся сюда сейчас же! — рявкает МакГонагалл, поправляя свою островерхую шляпу и свирепо глядя вверх сквозь очки в квадратной оправе.

— Ничего не делаю! — кудахчет Пивз, запуская следующей бомбой в группу пятикурсниц, с визгом бросившихся в Большой Зал. — Они всё равно уже мокрые, ведь так? Небольшая поливка! — И он пуляет очередным снарядом в компанию только что вошедших второкурсников

‒ Я позову директора! — беспомощно грозит МакГонагалл. — Предупреждаю тебя, Пивз!

Пивз высовывает язык, швыряет, не глядя, последнюю гранату и уносится прочь вверх по лестнице, кудахча, как сумасшедший.

— Ну, пойдёмте! — строго обращается МакГонагалл к забрызганным грязью гриффиндорцам. ‒ В Большой Зал, побыстрее.

Продолжая улыбаться и оживлённо обсуждая подробности того, как храбрые гриффиндорцы даже во главе с деканом не смогли справиться с одним-единственным полтергейстом, парни доходят до своего стола и, привычно усевшись за его левый край рядом с уже поджидающей их Дафной, рассказывают ей о пропущенном шоу.

— Так что, сама виновата, — подводит итог Забини, — не бежала бы впереди всех, всё бы своими глазами увидела.

‒ Да я и сейчас могу посмотреть, — Дафна пожимает плечами, — уже облитые гриффиндорцы ничуть не менее забавны, чем гриффиндорцы обливаемые.

Блейз смеётся, а Нотт, с того самого момента, как закончилось повествование, не отрывающий взгляда от преподавательского стола, задумчиво спрашивает:

— А где новый преподаватель Защиты от Тёмных искусств?

Драко рассеянно обегает взглядом профессорский стол, и замечает, что место, которое в прошлом году занимал профессор Люпин, между прочим, друг дяди Сириуса, пустует.

— Думаете, эти россказни о проклятии места преподавателя ЗОТИ правда? — Блейз понижает голос, и прислушивающаяся к их разговору Панси Паркинсон невольно придвигается ближе, пытаясь разобрать его слова.

Драко пожимает плечами:

— Понятия не имею. А вы заметили, что там есть ещё одно место. Интересно, для кого оно?

— Да какая разница! Я есть хочу, скоро они там уже? — стонет Блейз, окидывая пустой стол голодным взглядом чёрных глаз.

Едва эти слова слетают с его уст, как двери Большого зала отворяются и воцаряется тишина. МакГонагалл проводит длинную цепочку первогодков на возвышенную часть зала. И даже Уизли, Грейнджер и Лонгботтом кажутся совершенно сухими по сравнению с первокурсниками — можно было подумать, что те не ехали в лодке, а добирались вплавь. Они ёжатся и от холода, и от волнения, выстроившись шеренгой вдоль преподавательского стола лицом к остальной школе. МакГонагалл выставляет перед первокурсниками трехногую табуретку и водружает на нее необычайно старую, грязную, заплатанную Волшебную шляпу.

Длинную, чудовищно немелодичную и лишенную даже намёка на ритм и рифму «песню», обладающий абсолютным слухом Малфой выносит с большим трудом. К счастью, он сумел отвлечься, заведя разговор о предстоящем чемпионате школы по квиддичу со страдающим от голода Забини и скучающим Ноттом.

Едва шляпа заканчивает испытывать слух студентов, МакГонагалл разворачивает длинный пергаментный свиток:

— Когда я назову ваше имя, вы надеваете Шляпу и садитесь на табурет, — обращается она к новичкам, — когда она объявит вам факультет, вы встаёте и идёте за соответствующий стол, — объясняет словно идиотам, усмехается про себя Малфой.

— Акерли, Стюарт! — вперед выступает мальчик, явственно дрожащий с головы до пят, берёт Волшебную шляпу, надевает и садится на табуретку.

— Рэвенкло! — объявляет Шляпа. Стюарт Акерли снимает Шляпу и спешит к своему месту за столом воронов, где все приветствуют его аплодисментами.

— Бэддок, Малькольм!

— Слизерин!

Слизиренский стол бурлит от восторга, Малфой и сам аплодирует новичку.

‒ Брэнстоун, Элеонора!

‒ Хаффлпафф!

— Колдуэл, Оуэн!

‒ Хаффлпафф!

‒ Криви, Дэннис!

— Гриффиндор!

Распределение продолжается. Мальчики и девочки, с большим или меньшим страхом на лицах, один за другим подходят к трехногой табуретке; очередь сокращается медленно, и Малфой начинает скучать.

‒ Макдональд, Натали!

‒ Гриффиндор!

— Причард, Грэхэм!

— Слизерин!

‒ Свирк, Орла!

— Рэвенкло!

Наконец, на «Уитби, Кевин!» — Хаффлпафф! — распределение завершается, Блейз рад настолько, что несколько раз, забывшись, хлопает в ладоши.

Поднимается директор Дамблдор и улыбается студентам, приветственно раскинув руки.

— Скажу вам только одно, — произносит он, и его звучный голос эхом прокатывается по всему залу. — Ешьте. — Стоящие перед студентами четырёх факультетов и преподавателями золотые тарелки мгновенно наполняются едой.

— По-моему, Дамблдор — единственный в мире обладающий разумом гриффиндорец, — успевает пробормотать Забини, прежде чем полностью сосредоточиться на еде.

Драко может без труда опровергнуть точку зрения Забини, но не собирается этого делать. Слишком уж много вопросов возникнет, если рассказать сокурсникам о дяде.

Когда насыщаются все, включая умудрившегося съесть едва ли не больше чем Драко и Тео вместе Забини, Альбус Дамблдор снова поднимается со своего места. Гудение разговоров, наполнявшее Большой зал, сразу же прекращается, так что становится слышно лишь завывание ветра и стук дождя.

— Итак, — улыбается Дамблдор. — Теперь, когда мы все наелись и напились, я должен еще раз попросить вашего внимания, чтобы сделать несколько объявлений. Мистер Филч, наш завхоз, просил меня поставить вас в известность, что список предметов, запрещенных в стенах замка, в этом году расширен и теперь включает в себя Визжащие игрушки йо-йо, Клыкастые фрисби и Безостановочно-расшибальные бумеранги. Полный список состоит из четырехсот тридцати семи пунктов, и с ним можно ознакомиться в кабинете мистера Филча, если, конечно, кто-то пожелает. — Едва заметно усмехнувшись в усы, Дамблдор продолжает: ‒ Как и всегда, мне хотелось бы напомнить, что Запретный лес является для студентов запретной территорией, равно как и деревня Хогсмид ‒ её не разрешается посещать тем, кто младше третьего курса. Также для меня является неприятной обязанностью сообщить вам, что межфакультетского чемпионата по квиддичу в этом году не будет.

— Что? — не сдержавшись, ахает Драко. Он оглядывается на Монтегю, капитана слизеринской сборной, тот отвечает недоуменным пожатием плеч и удивлённым взглядом.

— Это связано с событиями, которые должны начаться в октябре и продолжатся весь учебный год — они потребуют от преподавателей всего их времени и энергии, но уверен, что вам это доставит истинное наслаждение. С большим удовольствием объявляю, что в этом году в Хогвартсе...

Но как раз в этот момент раздаётся звук оглушительного громового раската, и двери Большого зала с грохотом распахиваются. На пороге стоит человек, опирающийся на длинный посох и закутанный в чёрный дорожный плащ. Все головы в зале поворачиваются к нему — неожиданно освещенный вспышкой молнии, незнакомец откидывает капюшон, встряхивает гривой тёмных с проседью волос и идёт к преподавательскому столу. Глухое клацанье отдаётся по всему залу при каждом его шаге. Незнакомец приближается к профессорскому подиуму и прохрамывает к Дамблдору.

Ещё одна молния озаряет потолок. Вспышка резко высвечивает черты лица пришельца, и Дафна, не сдержавшись, коротко ахает. Малфой тоже с трудом удерживает на лице спокойное выражение: таких лиц ему еще не доводилось видеть. Оно словно вырезано из изъеденного ветрами дерева скульптором, имевшим довольно смутное представление о том, как должно выглядеть человеческое лицо, и вдобавок скверно владевшего резцом. Каждый дюйм кожи испещрён рубцами, рот выглядит просто как косой разрез, а изрядная часть носа отсутствует. Но самая жуть таится в глазах. Один из них маленький, тёмный и блестящий. Другой — большой, круглый как монета, и ярко-голубой. Этот голубой глаз непрестанно двигается, не моргая, вращаясь вверх, вниз, из стороны в сторону, совершенно независимо от первого, нормального глаза — а кроме того, он временами полностью разворачивается, заглядывая куда-то внутрь головы, так что снаружи видны лишь белки.

Незнакомец подходит к Дамблдору и протягивает ему руку, так же, как и лицо, исполосованную шрамами. Директор пожимает ее, негромко сказав при этом несколько слов, которые Драко не расслышал. Похоже, он что-то спросил у вошедшего ‒ тот неулыбчиво качает головой и тоже вполголоса что-то отвечает. Дамблдор кивает и жестом приглашает его на свободное место по правую руку от себя. Незнакомец садится, отбросив с лица длинные сивые патлы, и пододвигает к себе тарелку с сосисками; поднимает к тому, что осталось от его носа, и нюхает, после чего достаёт из кармана маленький нож, подцепляет сосиску и начинает есть.

— Позвольте представить вам нашего нового преподавателя защиты от Тёмных искусств, — жизнерадостно объявляет Дамблдор в наступившей тишине. — Профессор Грюм.

По обычаю, новых преподавателей приветствуют аплодисментами, но в этот раз никто из профессоров или студентов не хлопает, если не считать самого Дамблдора и Хагрида. Их удары ладонью о ладонь уныло звучат при всеобщем молчании и скоро затихают. Грюм остаётся совершенно равнодушен к такому более чем прохладному приему. Не обращая внимания на стоящую перед ним кружку тыквенного сока, он снова лезет в плащ, вынимает плоскую походную флягу и делает из неё порядочный глоток. Пока он пьёт, задрав локоть, его мантия на пару дюймов приподнимается над полом, и Драко углядывает часть точёной деревянной ноги, заканчивающейся когтистой лапой.

— Я беру свои слова обратно! — Забини одним глотком осушает кубок с тыквенным соком. — Разумный человек никогда бы не додумался до того, чтобы сделать Аластора Грюма преподавателем!

Дамблдор прокашливается:

— Как я и говорил, — он улыбается множеству студенческих лиц, все взоры которых обращены к Грозному Глазу Грюму, даже слизеринцы ничего не могу с собой поделать, — в ближайшие месяцы мы будем иметь честь принимать у себя чрезвычайно волнующее мероприятие, какого ещё не было в этом веке. С громадным удовольствием сообщаю вам, что в этом году в Хогвартсе состоится Турнир Трёх Волшебников.

— Вы шутите! — оторопело произносит Рональд Уизли во весь голос, неожиданно разрядив то напряжение, которое охватило зал с самого появления Грозного Глаза.

Все смеются, и даже Дамблдор понимающе хмыкает.

— Я вовсе не шучу, мистер Уизли, — говорит он. ‒ Хотя, если уж вы заговорили на эту тему, я этим летом слышал анекдот... Словом, заходят однажды в бар тролль, ведьма и лепрекон... ‒ Профессор МакГонагалл многозначительно кашлянула. — Э-э-э... но, возможно, сейчас не время... н-да... — Дамблдор чешет кустистую бровь. — Так, о чем бишь я? Ах да, Турнир Трёх Волшебников. Я, думаю, некоторые из вас не имеют представления о том, что это за Турнир, а те, кто знают, надеюсь, простят меня за разъяснения, и пока могут занять свое внимание чем-нибудь другим. Итак, Турнир Трёх Волшебников был основан примерно семьсот лет назад как товарищеское соревнование между тремя крупнейшими европейскими школами волшебства ‒ Хогвартсом, Шармбатоном и Дурмстрангом. Каждую школу представлял выбранный чемпион, и эти три чемпиона состязались в трёх магических заданиях. Школы постановили проводить Турнир каждые пять лет, и было общепризнано, что это наилучший путь налаживания дружеских связей между колдовской молодёжью разных национальностей — и так шло до тех пор, пока число жертв на этих соревнованиях не возросло настолько, что Турнир пришлось прекратить.

— Жертв?‒ тихо переспрашивает Нотт, встревоженно осматриваясь, и большинство осторожных от природы слизеринцев разделяет его беспокойство.

— За минувшие века было предпринято несколько попыток возродить Турнир, — продолжает Дамблдор, — но ни одну из них нельзя назвать удачной. Тем не менее, наши Департаменты магического сотрудничества и магических игр и спорта пришли к выводу, что пришло время попробовать ещё раз. Все лето мы упорно трудились над тем, чтобы в этот раз обеспечить условия, при которых ни один из чемпионов не подвергся бы смертельной опасности. Главы Шармбатона и Дурмстранга прибудут с окончательными списками претендентов в октябре, и выборы чемпионов будут проходить на День Всех Святых. Беспристрастный судья решит, кто из студентов наиболее достоин соревноваться за Кубок Трёх Волшебников, честь своей школы и персональный приз в тысячу галлеонов.

Глава Дурмстранга будет здесь? В Хогвартсе? И делегация из его школы тоже? Драко не знает, чего ему хочется больше: побиться головой об стол или вслух завопить что-то торжествующе-радостное.

— Я знаю, что каждый из вас горит желанием завоевать для Хогвартса Кубок Трёх Волшебников, — продолжает директор, — однако Главы участвующих школ совместно с Министерством магии договорились о возрастном ограничении для претендентов этого года. Лишь студенты в возрасте — я подчеркиваю это — шестнадцати лет и старше получат разрешение выдвинуть свои кандидатуры на обсуждение. Это, — Дамблдор слегка повышает голос, поскольку после таких слов поднимается возмущённый ропот, — признано необходимой мерой, поскольку задания Турнира по-прежнему остаются трудными и опасными, какие бы предосторожности мы ни предпринимали, и весьма маловероятно, чтобы студенты младше шестого и седьмого курсов сумели справиться с ними. Я лично прослежу за тем, чтобы никто из студентов моложе положенного возраста при помощи какого-нибудь трюка не подсунул нашему независимому судье свою кандидатуру для выборов чемпиона. Поэтому настоятельно прошу— не тратьте понапрасну время на выдвижение самих себя, если вам ещё нет шестнадцати. Делегации из Шармбатона и Дурмстранга появятся здесь в октябре и пробудут с нами большую часть этого года. Не сомневаюсь, что вы будете исключительно любезны с нашими зарубежными гостями всё то время, что они проведут у нас, и от души поддержите хогвартского чемпиона, когда он или она будет выбран. А теперь — уже поздно, и я понимаю, насколько для вас всех важно явиться на завтрашние уроки бодрыми и отдохнувшими. Пора спать! Не теряйте времени! — Дамблдор садится на место и заговаривает с Грозным Глазом. С громким шумом и стуком ученики поднимаются на ноги и толпой идут к выходу, оживлённо обсуждая предстоящий Турнир.

И только светловолосый слизеринец Драко Малфой игнорирует всеобщее воодушевление, полностью погрузившись в собственные мысли, которые, конечно, тоже касаются Турнира, но лишь опосредовано…