Изгоняя тьму (гет)

Май 2ХХ6

Май выдался дождливым, но по возвращению из школы Рейчел всё равно обнаружила открытую чуть ли не нараспашку дверь. Дверной косяк был выломан, и она решила не входить. С кухни доносились крики, на диване порвалась обивка (Рейчел решила позже ее зашить, но догадывалась, что ничего хорошего это не принесёт). Она сделала шаг назад и взялась за недавно закрытый зонтик.

 — Да хватит, больно же! — послышался женский крик, и Рейчел по звукам поняла, что мама била папу в ответ.

 — А из-за тебя мне хорошо, думаешь?!

Сегодня был плохой день. Всю неделю у родителей было скверное настроение, хотя сегодня, казалось, хуже было некуда. Рейчел задумалась, что же делать, потому что её старые синяки до сих пор болели. Сейчас отметины появились и на ногах, потому что папа нашёл уместным тушить сигарету об её бёдра. Если она схлопочет больше заметных ран — учителя с одноклассниками не удовлетворятся обычной ложью. Так что, сегодня она решила не усугублять ситуацию.

Она повернулась в сторону улицы. Дождь даже не думал переставать, но ей нужно было готовиться к тесту, и улица выглядела местом более безопасным для учёбы, хоть и холодало. Она не решалась зайти и взять что-нибудь, но тут по звукам дверь кухни распахнулась, и Рейчел поняла, что опоздала. Теперь родители будут ссориться в гостиной, и раз уж она не знала, сколько это продлится, то ушла, пока её не заметили.

Ей было плевать.

Её не волновала их ссора — она к этому привыкла. Её не волновала их драка — она и к этому привыкла. Ей просто не нравилось, что она не может спокойно учиться в своей комнате. Рейчел знала, что за попытку привести всё в какой-то порядок она получит только ругань и оскорбления. Она устала избегать собственного дома из-за вечных родительских ссор. А дождь и холод только нагоняли лишнюю тоску.

Рейчел окоченела. От жестокости, насилия, боли и наплевательства — но не от холода. Она чувствовала себя тряпичной куклой, пустой оболочкой. В её душе было пусто. Как будто она уже умерла.

Прежде, чем она это поняла, она пришла к мусорному баку. Ноги сами её туда, возможно, потому что уже дважды она успешно там укрылась, потому что там было безопасно и ей больше некуда было пойти.

Рейчел залезла на крышку и, опёршись спиной на кирпичную стену, раскрыла зонтик, чтобы не промокнуть. Она устроила ручку зонтика между ногами, убедилась, что капли на неё не попадут, и раскрыла учебник истории на странице с темой, которую нужно было выучить к завтрашнему уроку.

Она только наполовину осознавала, в каком опасном положении находится. Да, по этому переулку ходило не так уж и много людей, но это всё ещё был переулок — не самое безопасное место для посиделок. Она могла наткнуться на Майкла и его банду, на мафию, на убийц или ещё на кого. На неё могли напасть, могли её похитить, ограбить или изнасиловать.

А ещё её могли убить, но здесь она не возражала.

На самом деле, прямо сейчас её вообще не волновало, на что или кого она могла нарваться. Её существование и так было жалким. Проблемой больше, проблемой меньше — роли это не сыграет. Да и кого оно волновало? Никто не смог бы помочь ей. Она ведь сама никому не рассказывала. Никто не знал, сколько гнили в её душе, какая пустая она под маской «всё в порядке». Никто не знал правду, и она не желала, чтобы кто-нибудь её выяснял.

В какой-то момент она положила учебник обратно в сумку и, поджав ноги, положила подбородок на колени. Зонт съехал ей на плечо, и её туфли тут же промокли — дождь усилился. Папа, наверное, ушёл из дома, чтобы развеяться после ссоры с мамой, но Рейчел не хотела рисковать и идти домой. К тому же, если она была права — то мама наверняка сейчас убирала дома. Она сейчас злилась и ей было не до дочери. Скорее всего, сегодня она снова переночует здесь. Она пожалела, что ничего с собой не взяла, музыка пришлась бы к месту.

 — Опять ты?

Рейчел отвлеклась от своих мыслей и повернулась, хотя прекрасно знала, кому принадлежит голос. Зак.

Она не знала, как реагировать. Ей хотелось побыть одной, но она также не хотела, чтобы он уходил. Ей было так холодно и пусто, что не было сил даже пошевелиться лишний раз. Рейчел просто кивнула в знак приветствия и продолжила сидеть.

Он подошёл к ней. Она отвела глаза. Его красноречивый, постоянный меняющийся взгляд казался сейчас невыносимым.

 — Здоров.

 — Привет. Я первая пришла, — на автомате добавила она.

 — Впервые вижу, что ты влезла на этот бак, — с лёгким смешком сказал он. — Тебе, по ходу, здесь очень нравится.

 — Да, наверное…

Он уселся рядом с ней.

 — Всё норм?

 — Да, — кивнула она, не в силах сказать что-нибудь ещё. Старая привычка. — Всё хорошо. Как всегда.

 — Хм-м, — протянул он. — Уверена?

 — Да, — повторила она. Её сердце колотилось как бешеное, как будто она боялась, что не сможет умолчать правду, что он поймёт, какая она пустая внутри. Он уже знал, что происходит в её семье, и это было слишком. Она не могла допустить дальнейшего сближения. — Я в порядке. Не переживай.

Какое-то время он молчал.

 — Знаешь, была тут как-то одна подруга, она говорила то же самое. Конечно, не в этом контексте, — он пожал плечами. — Но точно то же самое. Она сначала пересрала, но когда поняла, кто я, сразу поменялась. Несла какую-то херню, типа, она моя фанатка и ей ни хрена не страшно. Повторяла «всё хорошо», «всё в порядке». Это было странно, но забавно, так что вместо обычных трёх секунд форы я дал ей целых пять… — он ухмыльнулся, поигрывая ножом в руке. — Далеко она не ушла. Когда я её догнал, она начала рыдать. Я напомнил ей, что она же меня не боялась и всё было хорошо, и знаешь, что она мне сказала? «Я думала, если скажу это, то ты меня не убьёшь», или как-то так.

 — …И ты её убил?

Зак хихикнул.

 — Она же соврала.

И в следующую секунду у горла Рейчел оказался заточенный нож.

 — Ненавижу враньё.

Рейчел рефлекторно замерла, ощутив на себе холодный клинок. Их взгляды встретились. Увидев огонь в его глазах, она тут же почувствовала себя такой маленькой, такой хрупкой. Она была полностью во власти опасного и смертоносного маньяка. Его стоило бояться. И она чувствовала это даже сквозь пустоту в сердце.

Даже если Зак был её приятелем, он оставался Переулочным Убийцей. И он мог сделать с ней если не всё — то очень многое, если она не будет осторожной.

 — Да, я убил её, — как ни в чём не бывало продолжил Зак, убирая нож. Рейчел выдохнула и дотронулась до шеи в том месте, где было лезвие. Он её не поранил. — Я всё равно собирался убить её.

 — По… нятно.

Руки Рейчел дрожали несмотря на то, что она пыталась успокоиться. Её сердце билось, словно у колибри, напоминая, что она ещё не забыла, что такое чувствовать страх. Пустота не могла защитить её от ран. Её душу — да, но не тело.

Она попыталась напомнить себе, что худшее, что он с ней сделает — это убьёт её. Она знала, что ничего другого ему от неё в принципе не было нужно. И он всё равно забрал нож. Но что, если бы он всё-таки причинил ей боль, если бы она сказала что-то не то? Ну и ладно, она сама была бы виновата. Он мог бы убить её, но мог и решить, что она того не стоит, и просто полоснуть её пару раз на память.

Сейчас она не знала, что думать и как быть. Зак, очевидно, ждал какого-то ответа, но вдруг она снова скажет что-то не то? Она не знала, почему он внезапно так отреагировал, как и не видела связи между собой и девушкой из рассказа. И не знала, стоит ли ей бояться его, наблюдать за ним и быть настороже.

 — Но почему?.. — нерешительно начала она.

 — Сказал же, ненавижу враньё, — ответил он. — Если ты собираешься мне что-то втирать, чтобы я отстал или ещё что-то сделал… Это, получается, тоже враньё.

До неё дошло.

 — Так ты… разозлился, потому что я сказала тебе, что всё в порядке?

 — Зуб даю, ты мне наврала, — фыркнул он.

Она собиралась было поспорить, но проглотила собственные слова. Он был прав. Рейчел нагло соврала — ничего не было в порядке — но она не знала, что ещё ему сказать. Она не хотела вдаваться в подробности. Надо было изначально ничего не говорить.

 — Что, ещё страшно? — хихикнул он.

 — Занятный вопрос, — спустя какое-то время ответила она, стараясь выбирать слова. — Есть немного, я думаю.

 — Блин, скука-то какая. Другая девка уже убежала бы.

Казалось, Зак на неё не злился, и больше не собирался доставать нож (к слову, она даже не заметила, когда он успел его достать), так что она расслабилась.

Враньё, значит. Пока она ему не врёт — он не грозит ей ножом. Она подумала, что в других условиях он бы в жизни не начал ей угрожать. Если она начнёт нарываться — он просто перережет ей горло; но она слишком хорошо умела подбирать слова, так что до этого вполне могло и не дойти.

 — Мне просто так… плевать, жива я, или мертва, — ровно пояснила она. — Если бы ты захотел убить меня, думаю, я бы не возражала, но… Если ты захочешь сделать со мной чего-нибудь ещё, это меня напугает.

— О, как.

Он определённо тогда подействовал по наитию, потому что только сейчас до него дошёл смысл её слов. Его глаза слегка распахнулись в понимании, прежде чем на лицо вернулась обычная угрюмая мина.

 — Ничего я тебе не сделаю, — пробормотал он. — Я ещё не настолько опустился.

И почему-то этого хватило, чтобы Рейчел успокоилась. Она медленно кивнула, чувствуя, как тревога медленно покидает её. Зак тем временем тяжко вздохнул и, поколебавшись, всё-таки протянул руку, чтобы потрепать её по голове в грубоватом жесте. Ей потребовалось две секунды, чтобы понять его своеобразное неуклюжее извинение. Он пытался её подбодрить.

 — Извини, что соврала, — наконец, сказала она.

Он убрал руку и подвинулся ближе. Она поправила зонтик, чтобы они поместились вдвоём, и слава богу, что зонтик был достаточно большим. Зак на фоне маленькой Рейчел был до абсурда высоким.

 — И что у тебя на самом деле?

Она не была уверена, что может открыться ему, но было трудно сдерживать даже те остатки чувств, что в ней остались. Глубоко в душе она хотела поделиться с кем-то, и рано или поздно она бы сорвалась. Для тринадцатилетнего ребёнка было тяжело терпеть всё это, а Рейчел сама по себе была слишком слабой, чтобы сдерживаться вечно.

 — Я устала. Да, наверное, именно устала. Не в смысле, что хочу спать, а… От всего устала. Понимаешь?

 — Думаю, да, — кивнул он. В конце концов, у него тоже жизнь была не малиной.

Она больше ничего не говорила, потому что он хотел услышать правду — и она сказала правду. Она решила сдержаться от излишних подробностей. Это было только её бременем, а Заку и даром не нужна была её жизнь. У него наверняка были дела поважнее.

 — И всё?

 — Нет, но… — она правда не хотела говорить о себе, поэтому попыталась соскочить с темы. — Холодно здесь. Я не взяла из дома ни пледа, ни куртку.

 — Да, с этим дождём не жарко, — согласился он и вздохнул, когда Рейчел не стала продолжать диалог. — Жалуйся на жизнь дальше, если хочешь. Пофиг уже.

 — У меня в классе есть одна девчонка, она меня сегодня два раза толкнула и начала смеяться, когда я чуть не упала, — начала она с поистине детской обидой. — Она мне не нравится. Учитель по математике устроил опрос, и его не волновало, что никто не понял тему. Кто-то врезался в меня, и попал прямо по синяку. Я его не виню, но было больно.

Её понесло. Она рассказала сущие мелочи, просто жалуясь, как дитя малое. Но ей стало лучше, когда она выговорилась. Давно Рейчел слышала, что на душе становится легче, если разделить даже самые мелкие невзгоды с окружающими, и это сработало.

 — Закончила? — удивлённо спросил он.

 — Да. Наверное, теперь закончила.

 — Волшебно. Тебе хоть полегчало? — улыбнулся Зак.

Рейчел, к её удивлению, нравилась эта его улыбка.

 — …Думаю, да, — и попыталась улыбнуться в ответ, на что Зак только рассмеялся.

 — Улыбка просто отстой!

 — Я пыталась, — раздражённо пробормотала Рейчел. Он схватил её за щёки, и она попыталась вырваться. — Не щипай меня!

Он снова засмеялся, потому что ему правда было весело. Её будто заразило его веселье, поэтому она снова неумело улыбнулась. Зак удивился, прежде чем щёлкнуть её по лбу и Рейчел даже слова сказать не успела, как поднялся холодный ветер. Она вздрогнула, обхватила себя руками в попытке сохранить немного тепла и инстинктивно прижалась к рукаву его толстовки.

«Вот оно», подумала она. Он не дрожал, как дрожала она, потому что на нём была тёплая толстовка. «Завидно».

 — И какого хрена ты творишь?

 — Холодно… — стуча зубами, процедила она.

Со вздохом Зак слез с бака. Рейчел посмотрела на него чуть-чуть обеспокоенно (он же был её единственной защитой от холода и ветра), но в основном — непонимающе.

 — Не сдохни тут, я сейчас вернусь, — попросил он и поспешил уйти.

Она всё ещё не понимала, что происходит, но было слишком холодно, чтобы думать. Закрыв зонтик, Рейчел положила его обратно в рюкзак.

«В смысле, он сейчас вернётся?»

Она закрыла уши руками, потому что ветер усиливался, но дождь закончился — и это уже хоть немного радовало. Такая погода вынудила бы её вернуться домой гораздо раньше, но Зак попросил её быть здесь, и она не двигалась с места. В прошлом «родители или погода» стало бы настоящей дилеммой, и Рейчел не знала, какое из этих двух зол хуже. Разве что после такой погоды немудрено было заболеть, так что, если бы не Зак — она давно пошла бы к семье.

Через несколько минут он вернулся. Она даже не услышала его шагов — было слишком холодно, чтобы на чём-то сосредоточиться; но она знала, что он пришёл, потому что ей на голову свалилась тяжёлая тёплая толстовка. После долгих раздумий она, продрогшая, надела предмет одежды, даже когда поняла, насколько размер ей не подходит.

И стало гораздо теплее.

Она облегчённо посмотрела на Зака. Капюшон упал ей на голову, закрыв половину лица, но хотя бы было не так холодно.

 — Спасибо, — улыбнулась она.

Он уже успел залезть на бак и сидел с хмурым видом.

 — Главное, чтобы не сдохла. Понятия не имею, что делать с твоим трупом.

 — Спасибо, — повторила она. Её тронуло, что он принёс ей собственную одежду несмотря на то, как мало они были знакомы. — Я очень тебе благодарна, Зак.

 — Да забей, — буркнул он. Быть добрым определённо не входило в список привычных ему вещей.

 — Почему?

 — Что «почему»?

 — Почему ты принёс мне свою толстовку?

 — Ты же, типа, замёрзла?

 — Но ты мог просто уйти, — объяснила она. — Мы же всего три раза виделись. Ты не обязан обо мне заботиться.

Со вздохом он провёл рукой по собственным волосам.

 — Уф-ф, вот же пристала…

 — Да, и это не ответ на мой вопрос, — спокойно указала она.

 — Ладно, потому что… — и, явно смущённый, отвернулся. — Ты же сказала, что боишься меня.

 — Так ты же этого и хотел, разве нет?

 — Нет! Да! Блядь… — раздражённо простонал он. — Так, смотри. Мне нравится, когда люди боятся меня, потому что они знают, что я сейчас их убью. Не потому что я напоминаю им о насилии в семье и подобной херне.

 — Зак, — шёпотом позвала она.

Он по-своему сочувствовал ей, и он на самом деле понял, что именно означал её страх. Он знал, что она боялась новых побоев, а не смерти. Может, ему было и плевать, но ему хотелось как-то её поддержать.

 — Я же приличный взрослый мужчина. У меня есть принципы! — незлобно прохрипел он. Ну точно, смутился.

 — Я понимаю, — сказала она. — Я всё поняла. Спасибо.

Она улыбнулась в надежде, что сейчас-то улыбка получится не отстойной. Он не ответил и даже не посмотрел на неё. Ну как ребёнок, ей-богу. Это выглядело даже немного мило.

Они молчали, слушая затихающие капли воды. Неосознанно, Рейчел снова подвинулась к нему, и их плечи соприкоснулись, но Зак, заметив это, ничего не сказал.

 — Ночевать в баке будешь? — спросил он.

 — Не знаю, — пожала плечами она. — Может быть.

 — Там после дождя сыро.

 — А-а… — значит, ей стоило поменять планы. — Тогда, как стемнеет, пойду домой.

 — Думаешь, всё будет хорошо?

 — …Наверное, да, — подумав, ответила она. — Нужно только быть осторожной. Они, наверное, уже уснут, и я уверена, что двери никто закрывать не будет.

 — Ну ладно, — вздохнул он.

 — Зак… — она немного подумала, прежде чем сформулировать вопрос. — Тебе на меня не плевать?

 — Чего?

 — Нет, ничего, — и хорошо, лучше ей этого не знать. — Просто интересно, считаемся ли мы друзьями.

 — Друзьями, хм-м… — задумчиво повторил он. — Хрен знает. Что думаешь?

 — Я бы сказала, что мы неплохо поладили.

 — А что для тебя «друг»?

 — Я вечером посмотрю точный термин, — пообещала она, потому что сходу не смогла дать правильного ответа. На самом деле, она и сама не совсем понимала. Не знала, где находится граница между «знакомыми» и «друзьями», и в какой момент они могли пересечь эту границу.

 — Ладно, твоя правда, — согласился он. — Мы поладили. С тобой не так уж и хреново.

 — Это комплимент?

 — Ага.

 — Спасибо, мне тоже приятно быть с тобой, — сказала она с лёгкой улыбкой.

 — Да как знаешь, — нахмурился он, чем только лишний раз повеселил.

Были они друзьями, или нет — но ей даже так нравилась его компания.

* * *

Июнь 2ХХ6

Это было 10 июня — день рождения Рейчел — и, проснувшись поутру, она задалась вопросом, зачем вообще продолжала обращать внимание на такие вещи.

Она, по сути, никогда не праздновала. Её родители давным-давно перестали делать из этого дня праздник. Как доказательство, папа уйдёт на работу на весь день, как будто в этот день он особенно не хотел её видеть. Наверняка, он и не хотел, просто на работе день рождения дочери был неплохим поводом законно сачковать. И если честно, для Рейчел, взаимно не желающей видеть папу, это было лучшим подарком.

Она встала, чтобы собрать рюкзак. Каждый год она думала, что пора бы перестать выделять этот день cреди прочих, но всё заканчивалось одинаково — она закономерно пыталась выделить его.

Сегодня она решила надеть то самое розовое платье, что купила ей Кэти, и завязать привычно встрёпанные волосы в хвост. Это создало ей какую-то уверенность в себе, и ощущение, что сегодня она выглядела не так уж и плохо. Из-за папиного отсутствия, у мамы было хорошее настроение с самого утра, так что она собиралась к Максу. Они мило побеседовали за завтраком, и мама, даже проводив Рейчел до двери, окликнула её.

 — Постой, — сказала она. — Сегодня же твой день рождения?

 — …Да, — кивнула Рейчел, удивлённая, что мама не забыла.

 — Эмили вчера напомнила, — ну да, а так бы она даже и не вспомнила. Рейчел в который раз поблагодарила небеса за существование Эмили. — Так что, вот, держи.

Она протягивала десятидолларовую купюру, которую Рейчел, не без лишних раздумий, приняла. Она уже много лет не получала подарков от мамы, и деньги принесли ей какую-то странную радость.

 — Спасибо, мама, — сказала она, убирая купюру в карман.

 — С днём рождения, Рейчел, — улыбнулась ей мама. — Хорошего дня.

На пути в школу Рейчел задумалась, будет ли этот день хорошим. Утро уже задалось, не в последнюю очередь благодаря маминому хорошему настроению. Было бы весьма неплохо в этом году не рвать на мамины цветы из-за слишком сильного удара в живот.

В школе её первым поздравил доктор Денни (потому что она проходила мимо медпункта), счастливый, что она на этот раз пришла не за медикаментами.

 — С днём рождения, Рейчел! Твои глаза стали ещё милее. Веселишься?

 — Ага, — с улыбкой, в кои-то веки искренне кивнула она. Погода тоже была лучше некуда и обещала оставаться таковой до конца дня. — Спасибо, доктор.

Он ласково потрепал её по макушке и вручил завёрнутую в упаковку коробочку. Рейчел поблагодарила его, но звонок прозвенел прежде, чем она смогла сказать что-нибудь ещё, и она, помахав, ушла в класс.

Там ещё несколько одноклассников поздравили её (либо сами вспомнили, либо услышали поздравления доктора Денни). Хоть она не особо с ними общалась, но всё равно было приятно внимание, даже если её поздравили из банальной вежливости.

 — С днём рождения! — и Рейчел засмеялась, когда Эдди сгрёб её в крепкие объятия.

 — Спасибо, Эдди.

Его внимание, как обычно, было приятнее всех остальных. Он ведь был её лучшим другом с самого детства, всегда пытался подбодрить и защищал её от хулиганов, когда они были совсем детьми. Иногда он мог быть немного эгоистичным, мог впадать в детство, но Рейчел ценила его. Его монологи всегда расслабляли и дарили иллюзию, будто всё в порядке, будто её жизнь в порядке. Конечно, возникали проблемы, когда Эдди просил и её поговорить (он любил слушать её голос), но она честно старалась поддержать разговор.

 — Наконец-то и тебе четырнадцать! — воскликнул он. Его день рождения был в апреле, и он любил пошутить, что теперь взрослее и умнее её. — Чувствуешь себя старше?

 — Не очень, — с лёгким смешком ответила она. Настроение было превосходным. — Если честно, не чувствую разницы…

Может, потому что она всегда была слишком зрелой. Она не ощущала себя на тринадцать или четырнадцать, ей часто казалось, что она многим старше. Но иногда она чувствовала себя маленьким ребёнком, который нуждается в объятиях мамы и её заверениях, что всё будет хорошо, и в папе, который вот-вот придёт и прогонит монстра под кроватью.

Она не помнила, чтобы её родители когда-нибудь делали это. Она даже не помнила последний раз, когда мама искренне обнимала её. Но она сегодня пожелала ей счастливого дня рождения, подарила деньги, и Рейчел была счастлива этой более-менее приятной мелочи.

 — Чем планируешь заняться? — спросил Эдди.

 — Не знаю даже, — честно ответила она. — Я ничего особо не планировала… Мама с папой сегодня уйдут на весь день, Кэти и доктор Денни тоже работают. Думаю, не буду ничего устраивать.

 — Хочешь со мной погулять по городу?

 — Да? А тебе разрешат?

 — Я спрошу, — невозмутимо пожал плечами он. Она знала, что Эдди часто был занят, помогая семье и, раз уж он жил очень далеко, отец не мог приехать к нему в любой момент. — Мы же так давно не гуляли, — протянул он, снова обнимая Рейчел.

 — И правда…

Последние месяцы были тяжёлыми, и они немного отстранились друг от друга. Рейчел не хотела давить на друга своим негативом, потому что было трудно просто скрывать свою подавленность (Эдди даже не догадывался, что всё куда хуже, чем он мог видеть).

Он выпустил её из объятий и вытащил из своей сумки книгу. Это был роман в жанре городского фэнтези о гробовщике и странностях на кладбище. Рейчел вспомнила, что видела такой в библиотеке, и улыбнулась.

 — Надеюсь, тебе понравится! — гордо сказал он.

 — Держу пари, буду читать взахлёб, — и убрала книгу в собственный рюкзак. Урок уже начинался, поэтому она успела прочитать только синопсис на обложке. — Ещё раз большое спасибо, Эдди.

Он порозовел, счастливый, что ей понравилось. Рейчел заметила, что он положил свою руку на её ладонь и, поколебавшись, всё-таки немного сдвинула свою руку, чтобы достать из пенала карандаш. Эдди смущённо убрал руку и сосредоточился на занятии.

Рейчел не знала, что об этом думать, что с этим делать и что это может значить. Она и до этого заметила, что Эдди пытался сблизиться, но не знала, как это понимать. Наверное, это из-за того, что она сама отдалялась? Да, может, и так.

Сегодня был её день рождения, и раз уж она сама вбила себе в голову странную мысль, будто этот день будет хорошим до конца, то решила не волноваться лишний раз. Если у Эдди были какие-то конкретные пожелания — он всегда мог сказать ей об этом, а до тех пор она будет защищать его от самой себя.

В итоге, Эдди запретили гулять. Его семья не могла приехать за ним вечером, поэтому после школы он обнял Рейчел напоследок и ушёл. Она и до этого знала, что прогулки не состоится, но всё равно задумалась, как провести оставшийся день.

Гуляя по городу, она вспомнила о тех десяти долларах, что получила утром, и подумала, можно ли купить на них себе какой-нибудь подарок. Было бы неплохо. Она не часто себя баловала, но сегодня можно было сделать исключение. К сожалению, ей ничего особо не хотелось, но было приятно просто гулять по городу и наслаждаться тёплой летней погодой.

Спустя какое-то время она прекратила поиски и решила просто вернуться домой, но затормозила около кондитерской. Она гуляла достаточно долго, и до закрытия было рукой подать, но торты выглядели довольно мило, и всё ещё были в продаже. «Сойдёт», подумала она и прошла в кондитерскую. Самый дешёвый торт как раз стоил десять долларов. В обычный день она бы не потратила деньги на нечто столь глупое, но сегодня был не обычный день, и Рейчел решила не сожалеть. Она отправилась домой с хорошим тортом, довольная покупкой.

На пороге обнаружился подарок от Кэти. Рейчел согрела мысль, что Кэти, несмотря на вечную занятость, нашла время на её день рождения. Она, конечно, хотела бы увидеть подругу, но такого знака внимания тоже было достаточно. Взяв подарок, она пошла в дом.

Никого не было. Рейчел облегчённо выдохнула. Были бы мама с Максом — ей пришлось бы уйти на улицу, а вот в случае с папой она даже из комнаты бы не вышла. Она пошла к себе, проверила, сколько задали на дом, и закончила то, что нужно было сдать завтра. Едва всё было готово, она пошла на кухню, чтобы открыть торт и сложить рядом подарки. Рейчел посмотрела на всё это в ожидании чего-то. Ей почему-то не хотелось есть. Уж точно не одной. Праздничный торт был из тех вещей, которые стоило есть в компании, и сегодня ей не хотелось есть в одиночку.

Но сначала она хотела распаковать подарки.

 — С днём рождения меня, — напела она.

Денни подарил ей симпатичные солнечные очки и приложенной запиской: «Я знаю, что у тебя их нет, а этим летом солнце будет очень ярким! Береги глаза!»

Рейчел улыбнулась. Подарок был весьма своеобразным, но Денни был прав — очков у неё не было. В комплекте шёл красивый чехол, и она сложила туда очки после примерки.

Кэти подарила розовую чашку. Рейчел почувствовала, как ей сдавило горло. Она действительно упоминала на прошлой неделе, что её любимая розовая чашка разбилась, но она не ждала, что подруга подарит ей новую. Отчего-то подарок принёс ей радость и тревогу одновременно. Она решила на этот раз не ставить чашку в шкаф к остальной посуде — скорее всего, так бы чашке снова пришёл конец.

Да, Рейчел привыкла, что вокруг неё всему приходит конец, но ей больше нравилось, когда всё было в целости и сохранности. В её жизни и так достаточно мало вещей были целыми, не разрушенными одним фактом её существования. Она знала, что глупо привязываться к материальным благам, и всё равно чувствовала досаду, когда что-то ломалось.

 — Спасибо, — с лёгкой улыбкой прошептала она.

Распустив хвост, она обняла свои подарки и положила голову на стол, уставившись на торт сквозь упавшие на лицо волосы. Ей действительно не хотелось есть одной, как и её тело снова отвергало остатки какого-либо аппетита. Но поделиться было не с кем, поэтому она продолжила смотреть на торт, слушая глухое тиканье часов. Она внезапно почувствовала себя очень уставшей, но спать не хотелось. И стоило съесть торт сейчас, потому что завтра будет уже не то.

Внезапно Рейчел озарило и, прежде чем она могла подумать, что эта идея не так уж хороша, она уже шла в сторону посуды. Она достала и сложила на столе две тарелки, две чайные ложки и нож, а затем отнесла подарки к себе в комнату и сложила в ящик. Так они будут в безопасности. Затем она разобрала рюкзак, чтобы сложить туда свой «уличный набор» (он теперь всегда был готов, мало ли), спустилась обратно на кухню, аккуратно упаковала торт и положила его в рюкзак, в другое отделение отправилась посуда. А потом она пошла на улицу.

Она не знала, куда идти, но знала, что не хочет быть в этот вечер одна. Сегодня, когда хотелось до конца быть счастливой, одиночество тяготило ещё сильнее. Достигнув главной улицы, она осторожно пошла в переулок.

Это было рискованно, это было глупо, но Рейчел знала, что в случае нежелательной встречи сможет тут же убежать. Она узнавала это место всё лучше и лучше. Конечно, каждый день туда не ходила, и всё ещё могла потеряться, но хотя бы было проще ориентироваться.

Её вела наивная надежда. До сих пор их встречи были вопросом чистой удачи, и бог — свидетель, что Рейчел была не из везучих. Но сегодня она тайно желала, чтобы удача была с ней, потому что на этой неделе она дважды видела его в городе, и один раз они встретились взглядами.

Наверное, в честь дня рождения судьба сжалилась над ней, потому что достигнув мусорного бака, Рейчел его увидела.

 — Зак!

Он обернулся с широко раскрытыми от удивления глазами.

 — Рей? Ты что тут забыла?

Она подошла к нему, не в силах сдержать улыбку. Он подарил ей странный взгляд — то ли из-за всё ещё отстойной улыбки, то ли из-за наконец-то не отстойной, что позволило бы ему убить её — но она продолжала улыбаться.

 — О, тебе хочется меня убить?

Сначала стоило выяснить, нужно ли убегать.

 — Э-э-э, да не особо?..

 — Класс, — облегчённо кивнула она. В душе было лёгкое волнение, но это было нормально. — Сегодня мой день рождения, и я купила торт. Мне не хотелось есть его одной, так что я решила поделиться с тобой.

Зак тупо моргал, переваривая информацию.

 — Что-что твоё?

 — Мой день рождения, — медленно повторила она.

 — А, окей, и?.. А, да, — кажется, спустя какое-то время до него дошло. — …С днём рождения.

Прежде застывшая улыбка на её лице смягчилась.

 — Спасибо.

Он улыбнулся в ответ, на секунду забыв, до чего странным было её присутствие. Она впервые пришла сюда днём (хотя закат уже занимался), и не потому, что хотела сбежать из дома. Она не чувствовала себя здесь лишней и была до странного спокойной.

И это было круто.

 — Я купила себе торт, но мне не с кем его есть, поэтому я пришла поделиться с тобой, — объяснила она.

 — Ты… — он раздражённо застонал и потрепал её по голове. — Такая ёбнутая!

 — Э-э-э… Он шоколадный… Не любишь шоколад? — внезапно заволновалась Рейчел. Ей было неизвестно, почему он так прикипел к её волосам, а потом припомнила, что Зак всегда так делал, когда смущался.

 — …Да люблю, — признался он. Пока она снова поправляла хвост, он окинул её взглядом. — Опаньки.

 — Что?

 — Это платье… То самое?

 — Ага, ты тогда очень помог.

 — Ты… — и не стал продолжать. Рейчел непонимающе на него посмотрела, но Зак, поколебавшись, покачал головой. — Не, забей. Я знаю местечко для еды получше, чем это.

 — Где?

 — Наверху, — игриво улыбнулся он.

Рейчел удивлённо заметила лестницу над баком, ведущую на крышу. Зак выглядел таким гордым, что, ей подумалось, немногие в принципе знали об этом.

 — В жизни бы не заметила…

 — А здесь лестниц до хрена, просто они не все спускаются к земле. Ты бы и не заметила, если бы не знала, где искать.

Поднимаясь на крышку бака, Рейчел сделала мысленную заметку быть внимательнее — это могло пригодиться, если её снова будут преследовать. Нужно было как-нибудь прогуляться по переулкам, чтобы найти все лазейки.

Лестница была старая и немного неустойчивая, но они благополучно добрались до крыши. Рей почти сразу обрадовалась этой находке: вид открывался потрясающий. Крыша была не очень высокой, но оттуда можно было увидеть часть города, фонари, её школу и улицы, ведущие к её дому. Она впервые видела город с такой высоты.

 — Круто, согласись?

Он звучал донельзя гордым собой, поэтому она ему улыбнулась.

 — Да, очень красиво.

Они сели, и Рейчел достала торт и посуду. Потом она положила рядом фонарик, чтобы было светлее, и завернулась в плед. Зак смотрел на всё это, и его глаза лучились детским восторгом.

 — Еба-а-ать, он настоящий? Настоящий, блядь, торт!

 — Да, в кондитерской продавался.

Зак смеялся, пока она разрезала торт. Он был небольшой, но Рейчел всё равно была счастлива разделить его с кем-то. Первый кусочек отправился на тарелку Зака, второй — на её.

Она начала есть, и торт действительно был хорошим. Она уже давно не ела ничего настолько вкусного и сладкого, а есть с кем-то было приятнее вдвойне.

 — Объедение, — прокомментировал он.

 — М-м-угу, — кивнула она с набитым ртом. — Вкусный.

Зак посмотрел на неё и начал смеяться, тыкая пальцем ей в лицо.

 — Ты вся в торте вымазалась!

 — А? — она начала смущённо вытирать рот. — Где?

 — Погоди секунду, — и, вытерев уголок её губ своей ладонью, слизнул крошки с большого пальца. — Вот, теперь норм.

 — Ой, спасибо, — робко пробормотала она. Блин, салфетки забыла. В следующий раз обязательно их принесёт.

Совсем скоро торт был съеден, а виновница торжества и её спутник лежали на крыше, бок о бок. Погода не подвела: небо было ясным, и появлялись первые звёзды. Воздух был приятным и становилось свежо, но Рейчел, закутанная в плед, не чувствовала дискомфорта.

Сегодня они много говорили, и разговор продолжался. Зак раньше говорил, что не очень разговорчив, но сегодня (за исключением нескольких минут взаимной задумчивости) они вполне приятно болтали.

 — Эй, Зак, а когда у тебя день рождения? — в какой-то момент спросила она.

 — Не уверен… Где-то в июле. Наверное, двадцать четвёртого.

Она помнила, что ему «наверное, двадцать» лет. Он либо не знал, либо не помнил, когда родился, и Рейчел стало действительно интересно, где нужно было провести детство, чтобы не быть уверенным в таких вопросах. Она не могла этого спросить, но любопытство теперь сжирало её. Хотя, зная Зака, он ей не ответит — если не рассказал сразу, значит, не хотел говорить об этом вообще. Оно и понятно.

 — Двадцать четвёртого июля?.. — повторила она, легко улыбаясь. — Ладно, я запомню.

 — Ты сегодня много лыбишься.

 — Это плохо?

 — Не-а.

 — Я до сих пор отстойно улыбаюсь?

 — Уже получше, — игриво ответил он.

 — И когда моя улыбка будет приемлемой?

 — Когда глаза будут не такими дохлыми.

 — Но они уже не такие?

 — А я и говорю, что «получше».

Рейчел на какое-то время задумалась.

 — А когда я буду улыбаться по-настоящему… Ты захочешь убить меня?

 — А хрен его знает, — Зак повернулся и тыкнул пальцем ей в щеку. — Сегодня ты веселилась и всё такое, но я не хотел тебя убить, сечёшь? Так что, наверное, нет.

 — Вот уж спасибо, — со смешком ответила она.

Он двинулся навстречу, но Рейчел схватила его за руку, прежде чем он смог бы: потрепать её волосы; ущипнуть её за щеку; сделать и то, и другое. Зак с лёгким разочарованием надулся, и она поздравила себя с успешной сохранностью лица и причёски. Он наверняка хотел сделать и то, и другое.

 — Наверное, это потому что мы ладим, и было бы отстойно, если бы ты померла, — сказал он.

 — Да ну? — удивилась она, впрочем, не отпуская его руку. Риск быть потрёпанной ещё существовал. И тут она вспомнила: — О, точно, определение «друзей»! Я же посмотрела. «Человек, который нравится и хорошо знаком, но не является членом семьи», или же «человек, не являющийся врагом, которому можно доверять».

 — Ты его вызубрила, что ли?

 — Да легко, — пожала плечами она. — Итак?

 — Не знаю. Я бы не сказал, что ты мне ну охренеть как нравишься.

 — Но ты не ненавидишь меня.

 — …Не ненавижу, — неохотно признал он. — Мы ладим.

 — Значит, нам больше подойдёт второе определение, — решила она. — Ты мне доверяешь?

 — Что за тупой вопрос? — огрызнулся он. По нему было видно, что он раздражён и смущён, и Рейчел была рада, что до сих пор не отпускала его руку. — А ты?

Это был хороший вопрос, и она не торопилась с ответом. Обдумывала.

 — Я… не знаю, — и поймала на себе его взгляд, такой пристальный, что по её спине побежали мурашки. — Не знаю, — повторила она. — Но… — в его глазах слабо засияла надежда. — Думаю, скорее доверяю, чем нет. Если бы я тебе не доверяла — меня бы здесь не было, так?

 — Так…

 — И даже если я тебя плохо знаю — я не против узнать тебя поближе. Я тобой дорожу. Думаю, что могу считать тебя своим другом, — заключила она.

Он хмурился и избегал её взгляда, но это было от явного смущения. Ей внезапно стало неловко, неудобно и вся уверенность куда-то испарилась. Наверное, не стоило этого говорить. Наверное, ему не нужна была дружба с четырнадцатилетней малявкой. Наверное, она снова была навязчивой. Ох, какая же она глупая, и чем она только думала?

 — Извини, — пробормотала она. — Я не хотела…

Зак нежно сжал её руку, заставляя замолчать. Она заметила, что он смотрит прямо ей в глаза и снова почувствовала себя очень мелкой под давлением его взгляда — настолько, что забыла, как дышать. Когда Зак так смотрел, она снова вспоминала, какой он большой, внушительный, опасный и таинственный. Она не могла прочитать и понять этот взгляд. Словно смотрела в глаза волку, жуткому и манящему одновременно.

 — Зак? — робко позвала она.

Он ухмыльнулся, и Рейчел почувствовала, как с её плеч свалился непомерный груз.

 — Странно, у меня до тебя не было друзей.

Зак отпустил её руку и сложил свои за головой, но её кожа до сих пор горела в том месте, где он держал её. Он закрыл глаза, и только в этот момент она вспомнила, как дышать. Какое-то время она смотрела на него, прежде чем улыбнуться.

И поняла: она пошла с ним на сближение, и в каком-то смысле, он тоже начал сближаться с ней.

Это было плохо, очень плохо.

Она сближалась с ним, позволяя узнать о себе больше, чем кому-либо. Он знал о её родителях, о побоях. Всё знал.

Это было очень плохо.

Если они сблизятся достаточно — он будет в опасности. Его настигнут страдания, она подвергнет его риску, разрушит его жизнь, если не возьмёт себя в руки. Она станет его погибелью. Одно её существование сделает ему только хуже.

Это она всегда и делала — приносила неудачи.

Это плохо закончится, если она не начнёт держать дистанцию. Она не хотела, да и было поздно отталкивать его, особенно после сегодняшнего.

Какая-то эгоистичная её часть хотела стать к нему ещё ближе.

Она не могла, не хотела и не собиралась обрушать на него столько страданий.

Она была монстром, ведьмой, а он должен был в итоге расплачиваться за её эгоизм.

Она закрыла глаза, выстраивая в сердце новую стену.

Последние часы дня её рождения были донельзя горькими.

* * *

 — Ах ты, сучка мелкая!

Мамы не было дома, но был папа, и он снова много выпил. Рейчел свернулась калачиком возле кухонной стойки, где и получила от папы по голове.

 — Хватит пялиться, ёбаная ведьма!

Он кричал и осыпал её ударами, и она закрыла голову, чтобы не случилось сотрясения. Обычно он контролировал себя достаточно, чтобы не дошло до больницы (было бы неприятно объяснять, что случилось с ребёнком), но сегодня, кажется, он совсем забыл об этом. Рейчел закрыла глаза. Тело ломило, но в душе до сих пор было пусто. Ей сначала хотелось закрыть уши, чтобы не слышать оскорблений, но оказалось, что это её уже не задевает.

Ложь, на самом деле задевало, и она об этом прекрасно знала. Но сейчас ей будто было плевать. Она ничего не чувствовала, будто её сердце опустело, а душа умерла. Она и так знала о том, в чём обвинял её папа. Он был прав. Она разрушила его жизнь, принесла страдания. Папа доходчиво объяснял, и Рейчел, единожды усвоив этот урок, никогда его не забывала.

Как бы она ни убегала от реальности — реальность всегда настигала.

 — Ты мне всю жизнь испоганила! Ненавижу тебя!

Я знаю, хотела ответить она. Но сейчас лучше было промолчать. А в идеале — просто исчезнуть.

 — Да ты, блядь, как призрак, шатаешься! Жуть нагоняешь!

Да, она приносила неудачи, но сейчас не могла даже прочувствовать свою вину. Хотелось просто умереть.

 — С глаз моих съеби! — взревел папа.

Она сглотнула кровь, почувствовав её гнилой вкус. Рейчел медленно пыталась встать, и папа пнул её в колено за нерасторопность. Подвывая от боли, она всё-таки поспешила уйти.

Выйдя из кухни, она услышала, как папа садится на стул и открывает ещё одну банку. Взяв рюкзак, она поднялась по лестнице, стараясь не упасть, ведь падать было больно и громко, и папа снова накричит на неё.

Сев на стул, она поняла, что её правая рука не разгибается до конца. Убедившись, что кость не сломана, Рейчел на пробу сделала несколько простых упражнений. Вроде бы всё было в порядке, просто рука занемела после пинка. Ей удалось вытащить из сумки учебники, и она начала делать домашнюю работу левой рукой — этой фишке она выучилась несколько лет назад, когда папа действительно сломал ей руку, столкнув с лестницы в день её рождения (с днём рождения, Рейчел!)

Она вздохнула, чувствуя тупую боль в груди. Папа и правда забыл про самоконтроль, и сейчас ей действительно повезло, что ничего не было сломано.

Закончив домашнюю работу, она положила голову на стол. Болело до сих пор. Она чувствовала себя куклой, марионеткой. Пустой, бесполезной, ненужной, бессильной, мёртвой.

И на дне этой пустоты зияла огромная яма самоненависти, грозящая рано или поздно поглотить её полностью.

Монстр, ведьма, проклятая, тупая, страшная, причина всех бед.

Она начала мысленно называть себя по имени, снова и снова, пытаясь пробудить в себе хоть какие-то чувства, но стены в её сердце защищали и от собственных попыток спастись. Она ненавидела себя. Она бы с радостью исчезла, если бы могла. Она хотела умереть.

И в каком-то смысле, она уже была мертва.

Она бесчисленное количество раз задумывалась о самоубийстве, но это было бессмысленно. Какая-то её часть (хоть Рейчел и не была религиозной) считала, что Бог её не простит за это, что у неё нет права на это. Это облегчило бы всем жизнь, но она не могла.

Она достала МР3-плеер и надела наушники, но так и не включила музыку. Палец так и остался на кнопке. Музыка обычно приносила какую-то радость, и Рейчел чувствовала желание наказать себя за собственное существование, лишить себя даже этого маленького блага. Боже, как же она себя ненавидела. Лучше бы она вообще не рождалась, или умерла гораздо раньше, когда её родители ещё были счастливы.

Даже плакать не хотелось.

Она закрыла глаза, услышав звук бьющихся бутылок. Папа был пьянее обычного. У неё болела и кружилась голова, и она прекрасно знала, что в скором времени произойдёт. Она помолилась, чтобы папа не пришёл к ней в комнату, чтобы сорвать оставшуюся злость, но Бог был глух к молитвам грешников.

Она сейчас очень хотела поступить, как типичная маленькая девочка — спрятаться под кроватью, или в шкафу, или выскочить в окно — но она не могла. Она была обречена. Нужно было молча принять свою судьбу и расплатиться за свои грехи — её начавшуюся и продолжавшуюся жизнь. От судьбы было не убежать.

Эта жизнь принадлежала только ей, как и боль, и жестокость. Это стало её рутиной, даже если сегодня всё было несколько хуже обычного. Было бы неправильным с её стороны попытаться сбежать, когда она знала, что возмездие неизбежно придёт, смешает её с грязью, и не обойдёт стороной тех, кого она замешала.

Однажды так уже случилось. И она не могла позволить случиться этому снова.

Дверь её комнаты распахнулась, и Рейчел резко вскочила, уронив плеер на пол. Спустя минуту, папа толкнул её с такой силой, что она врезалась спиной в стул и осела на пол.

 — Блядь, всё из-за тебя!

Он всегда говорил одно и то же. Всегда. Наверное, потому что он думал, что до неё недостаточно дошло, раз уж она не пыталась ничего исправить. Наверное, он хотел довести её до самоубийства, но так же именно он научил её, что Бог не приемлет самоубийц. Она была в ловушке собственной жизни, неспособная пойти по лёгкому пути суицида.

Удары сыпались на неё снова и снова, и Рейчел прикрылась руками. Ей не хотелось поутру проснуться изуродованной, ведь это означало школьный прогул и лишние вопросы.

 — Извини, — прошептала она. Это всё, что она могла сказать. — Извини.

Но он не слушал. Он схватил стул, чтобы огреть им Рейчел.

 — Ненавижу тебя! Тебя и твою ёбаную мамашу!

 — Извини.

 — Ты вынудила меня сделать это! Это ты виновата!

 — Извини.

 — Я не хотел бить тебя, но ты сама напросилась, сама!

 — Извини.

 — Кусок дерьма ты, поняла? Кусок бесполезного дерьма!

 — Извини.

 — Что, думала, сможешь свалить отсюда? Думала, я не заметил, что ты сваливала?

Рейчел почувствовала, как сердце пропустило удар.

 — Извини.

 — Где ты была? Отвечай, куда и к кому ты шлялась?

 — Извини.

 — ОТВЕЧАЙ, Я СКАЗАЛ!

Она вздрогнула от крика и собралась с духом, чтобы сказать что-то помимо извинений.

 — …Ни с кем. Я была на улице. Извини.

Казалось, это его немного успокоило, потому что стул отправился на место.

 — На улице? И чем ты там занималась? Торговала собой за пару долларов?

 — Нет, папа. Извини.

 — Не ври мне, я — твой отец!

И ударил её по лицу. Рейчел вытерла кровь, собравшуюся во рту. Наверное, губа была разбита, но она не могла сказать наверняка.

Было больно. По-настоящему больно.

 — Извини, — прошептала она. — Извини. Извини.

 — Тупая прошмандовка, — рыкнул он.

Наверное, пока что всё закончилось. Папа развернулся и пошёл к двери, раздавив оказавшийся на пути МР3-плеер. Он даже не заметил, но Рейчел, увидев это, почувствовала, как что-то внутри неё хрустнуло. Это был подарок Кэти. Она дорожила им. Искала в нём утешения и музыку, когда это было необходимо.

А теперь он сломался. Его было не починить. И она сама была в этом виновата.

«Пора бы уже привыкнуть», подумала она.

Она впервые что-то почувствовала за сегодня. Боль внутри стала только нарастать. Непреодолимая, неугасимая. На полу валялся мусор, она сама была в числе этого мусора, и от этого даже не хотелось плакать. Было плохо, и с каждой секундой становилось всё хуже и хуже. Её словно сломали. И забыли выбросить.

Она ненавидела себя так сильно, что уже не могла выдержать.

Это было слишком.

И она сломалась. С тихим леденящим звуком, словно мёртвая ветка, оторвавшаяся от одинокого дерева.

* * *

 — Я видела на улице щенка, — пробормотала сломанная Рейчел.

Прозвучало пусто, разбито, мертво. Потому что именно такой она сейчас и была — пустой оболочкой. Не осталось мыслей, не осталось чувств. Она была мертва.

Она приложила усилия, чтобы встать на ноги. На улице шёл дождь. В обычный день она не вышла бы из дома при штормовом предупреждении, но сейчас ей было плевать.

На всё плевать.

 — Я видела на улице щенка, — повторила она.

Рейчел подошла к окну, чтобы открыть его и неуклюже выбраться в сад. Она даже не оглядывалась. Она в секунду промокла до нитки, но даже не заметила этого, шагая по пустынным улицам в поисках переулка, где она ранее увидела бездомного щенка.

Это был очень милый симпатичный щенок. Она всегда хотела такого же, она бы смогла за ним ухаживать. Рейчел бы сразу взяла его с собой, но сначала стоило спросить разрешения. Но её папе не понравилось, что она с ним заговорила, а потом спросить про щенка времени не хватило.

Она была похожа на сломанную марионетку, когда волокла ноги по пустому тротуару. Она могла бы притвориться призраком, но, наверное, она уже таковой и была. Её душа словно уже покинула тело, устремляясь к небесам, но неизбежно проваливаясь в глубины ада.

Она дошла до улицы, где находился щенок, и подошла к нему. Милый маленький щенок уже ослаб, промок и продрог. Рейчел присела.

 — Привет, — сказала она до ужаса ровным голосом. — Эй, как ты? Ты очень милый…

Она протянула дрожащую от страха и нервов руку, чтобы погладить щенка, не осознавая своего взгляда — пустого, мёртвого, безумного. Любой, кто увидел бы её, продрог до костей — настолько она выглядела не в себе.

Щенок укусил её.

Она резко отшатнулась, от шока даже забыла вскрикнуть.

Он её укусил.

 — Ясно, снова ошиблась — печально пробормотала она и нахмурилась, когда щенок залаял на неё. — Нет, ты не мой маленький щенок. Ты не милый.

И она улыбнулась.

То была не улыбка, просто не могло быть ею. Её губы словно насильно растянули и скрепили скобами. Лицо искажали боль и нарастающее сумасшествие и, посмотрев в зеркало, Рейчел сейчас не узнала бы себя.

Сейчас это даже не была Рейчел.

 — Но ничего, я всё исправлю. Я починю тебя. Ты будешь милым.

Это была пустая марионетка, движимая чистым безумием.

 — Ты будешь моим.

* * *

Она очнулась от звуков ниток, проходящих сквозь что-то.

 — Хороший, хороший мальчик…

От звуков собственного голоса.

 — Вот, теперь ты мой идеальный щенок.

От звуков иглы, прокалывающей плоть.

Она очнулась и обнаружила себя в своей комнате, в своих руках — коробку, а в коробке — труп щенка.

Которого она зашивала.

Рейчел проснулась и завопила от ужаса. Она кричала и кричала, не в силах остановиться. Ей стало тошно и отвратительно.

Она сделала это. Она — и никто другой. Она зашивала, думая, что чинит, но вместо этого она убила.

Монстр, ведьма, проклятая, тупая, страшная, причина всех бед, сумасшедшая.

 — Нет! — кричала она. — Нет-нет-нет!

Голова болела так сильно, что сейчас, наверное, взорвалась бы изнутри.

Только не снова. Только не это.

В груди буйным цветом расцвела паника, и Рейчел, бросив всё, схватила коробку и подбежала к открытому окну. От адреналина она совсем забыла о возможных травмах, забыла, что ей должно было быть больно. Она до сих пор не могла мыслить здраво, но на сей раз — от самоненависти, поглотившей её в пучину страха и беспокойства. Она от страха не могла сформулировать ни единой логичной мысли.

Она боялась самой себя. Того, что она сделала, и что могла сделать.

Рейчел бежала на полной скорости, прижимая к себе коробку — доказательство совершённого греха. Нужно было избавиться. От коробки, или от себя самой — она ещё не знала. Она бежала по улицам, не обращая внимания на дождь и ревущий гром, и знала, куда направляется. Однажды она едва не свалилась в реку, и она могла погибнуть от сильного течения — как потом сказал ей Эдди. Там она смогла бы и избавиться от коробки. Никто не узнает, а она забудет, как и в прошлый раз.

Она бежала десять долгих минут и, к счастью, мысли словно вылетели из головы — иначе она выбросила бы коробку ещё до того, как стало тошно. Ей было до дрожи страшно и противно. То, что она сделала, было больным, безумным.

А вот и река. Она не видела из-за темноты и проливного дождя, но шум волн слышался как никогда отчётливо. В обычный день простой звук грома заставил бы её свернуться калачиком на кровати, но сейчас было кое-что страшнее любой бури.

Она сама.

Она снова побежала на поиски берега. Где же он? Нужно было найти, чтобы утопить эту коробку.

Нужно было…

Её нога заскользила по мокрой траве, и Рейчел вскрикнула, потеряв равновесие. Коробка выпала из рук, послышался громкий всплеск, но она не видела ничего, за что можно было бы ухватиться.

Так она и упала.

Прямо в воду.

* * *

В воде был труп. Скорченный труп у скалы, его, видимо, прибило туда, и взгляд был устремлён к небу.

Зак сузил глаза. Из-за дождя и ночной темноты было трудновато что-то разобрать, но он был уверен, что несколько секунд назад услышал всплеск. Обычно он не подходил к реке, но сейчас выбора не было: его (в очередной раз) настигла шайка Майкла, а река была единственным местом, куда они не сунутся — буря была слишком опасной. Заку, если честно, было плевать, он бы выжил в любом случае, и он всё равно видел в темноте лучше их всех вместе взятых. Так он и заметил труп, свернувшийся калачиком на берегу. Полуоткрытые глаза были лишены какой-либо жизни, а кожу украшали многочисленные синяки… Стоп.

 — Рей?!

Ну да, точно она. Мелкая и хилая, длинноволосая, похожая на привидение, в любимых тюремных шмотках и с дохлыми глазами. Он бросился к ней и, прежде чем успел подумать об этом, схватил за руку и вытащил из воды.

Она ещё дышала.

Ей, должно быть, сказочно повезло, и Рей прибило к скале буквально сразу же после того, как она упала в реку. Она ещё не наглоталась воды (как мог судить Зак, сам побывавший на её месте несколько лет назад). Если она упала там же, где и он когда-то, значит, течение понесло по тому же пути, и булыжник посреди реки затормозил её, пока совсем не смыло.

 — Рей! — он потряс её за плечи, но она теперь совсем закрыла глаза. — Рей, твою мать!

Какого хрена она здесь делала? В такую погоду ей следовало сидеть дома, и особенно не следовало быть здесь. Зачем она вообще выходила? В тот день, когда он одолжил ей свою толстовку, она говорила, что лучше быть с родителями, чем на улице в непогоду. Что же случилось?

Поколебавшись, он закинул её себе на плечо, прежде чем отойти подальше от берега. Она была до ужаса холодной, совсем как настоящий труп. Зак как можно осторожнее зашёл в переулок (там всегда немного теплее), впрочем, недалеко отходя от реки на случай новой погони. К счастью, буря затихла, но ливень не прекратился.

Он посадил Рей рядом с фонарным столбом. Он не мог защитить её от дождя, но ветер здесь был на порядок слабее. Да, она была холодной, но не настолько, как он, когда побывал в той же ситуации — она просто не так много времени провела в воде. Наверное, тем всплеском, что Зак слышал, и было её падение, и он спас её спустя считанные секунды. А промёрзла она наверняка из-за дождя, но хотя бы жизнь была вне опасности.

 — Рей! — снова позвал он. Она была жива, она дышала, но какой же холодной была её кожа… И синяков, кажется, только прибавилось. Он не помнил, чтобы она раньше была настолько избитой. — Рей, проснись, блядь!

Как помешать ей умереть? Он всегда только убивал, но не наоборот.

Как спасти её? Сложно! Что сделать, чтобы она проснулась? А что он мог?

Он зажал её щёки и потянул, пока её губы не растянулись в какой-то странной улыбке.

 — Рей, во имя всего ёбаного сущего, ОТКРОЙ, БЛЯДЬ, ГЛАЗА! — и начал тормошить её за плечи со всей силы. — РЕЙ!

Она вздрогнула, и начала сильно кашлять. Прокашлявшись один раз, второй, она сфокусировала взгляд, и их глаза, наконец, встретились.

 — З-Зак?.. Ч-что ты здесь делаешь? — её голос был охренеть каким слабым и до ёбаного ужаса пустым. А глаза выглядели не живее, чем когда она была полутрупом. — Я… ещё живая?

 — Ох, не издевайся, — он закатил глаза, пытаясь скрыть облегчение в голосе. — Ты какого хуя ночью в воду полезла?

 — Я…

Внутри неё что-то щёлкнуло. Её глаза распахнулись от вновь нахлынувших страха и паники. Тяжело дыша, она резко встала и дрожащими руками схватила Зака за воротник. Он едва узнал её в этот момент — впервые её глаза едва ли не горели, но не в самом лучшем смысле. Это было даже хуже, чем когда он нашёл её на мусорном баке в другой дождливый день. Она и тогда выглядела дохлой и опустошённой, было видно, что она не в порядке. А сейчас это было настолько «не в порядке», что вызывало у него мурашки по коже.

 — Зак, прошу, пожалуйста, убей меня. Прошу. Убей меня!

Он с прищуром посмотрел на неё. Чего?

 — Чего? — потому что больше сказать ему было нечего.

 — Ты же убийца, да? Убей меня, — взмолилась она. — Пожалуйста, прошу. Убей меня. Я… сделаю весёлое лицо, обещаю…

Он оттолкнул её.

 — Рей, какого хера?

Он искренне не понимал, почему она вдруг переключила канал, если только неделю назад вздыхала с облегчением, когда он говорил, что не хочет убивать её. Что за игры?

 — Я не могу так жить. Не могу так жить, — повторила она. — Я монстр, я ведьма, я проклята — убей меня, пожалуйста!

Слово «монстр» неприятно звякнуло в его ушах.

 — Хватит нести какую-то стрёмную хуйню!

 — ПОЖАЛУЙСТА!

И наступила долгая минута молчания, пока Рейчел пыталась отдышаться. Она не выглядела собой.

 — А ТЕПЕРЬ ОБЪЯСНЯЙ! — жёстко гаркнул Зак, хватая её за плечи.

 — Я не могу дальше жить! Не могу! Я ужасна, просто убей меня!

 — Я СКАЗАЛ, ОБЪЯСНЯЙ, ЁБ ТВОЮ МАТЬ!

 — Зак, пожалуйста… — уже слабее попросила она. — Я так больше не могу. Я не могу себя выносить. Пожалуйста, пока я ещё… в своём уме. Пожалуйста. Убей меня.

Она внезапно показалась такой хрупкой, нажми сильнее — и сломается. Зак, к своему удивлению, мгновенно успокоился.

 — Я опять это сделала, опять это сделала, — её голос был таким испуганным. Зак не знал, почему, но Рейчел действительно была напугана. — Опять. Опять это случилось. Я монстр. Я сумасшедшая, — и Рейчел, дрожа, обняла себя. — Я не могу жить. Не так. Я так сильно себя ненавижу, что уже не могу просто терпеть. Я не должна была жить. И сейчас не должна была выжить.

Она посмотрела на него взглядом, полным чистого отчаяния, но не того, которое он хотел видеть на лицах своих жертв, а куда худшего. Такие сильные чувства должны были его вдохновить, разве нет?

Нет.

Сейчас он ненавидел это. Сейчас он хотел стереть это из её глаз.

 — Зачем ты спас меня?! — воскликнула она. — Зачем? Бросил бы меня в воде! Ты должен был бросить меня! Всем станет только лучше, если я умру! Я должна была умереть ещё раньше, пока не причинила никому боли!

 — Рей, что, блядь, вообще случилось?

 — Я убила его, убила! Снова убила! Я всё испортила!

Зак непонимающе на неё посмотрел, и она бросила на него отчаянный взгляд, ещё более отчаянный (если так можно было).

 — На улице был щенок, — начала она. — Такой милый.

Какая обычная фраза, и какой панический тон.

 — Но когда я захотела погладить его, он меня укусил, и я… Не знаю, что я сделала, но я пришла в себя в комнате. Щенок был мёртв. Я его зашивала.

Под конец её голос трещал, как разбитое стекло. Она была в ужасе.

 — Я хотела сделать его своим, и зашила! Я сумасшедшая! ПРОСТО УБЕЙ МЕНЯ, ПОКА Я НЕ ОБЕЗУМЕЛА ОКОНЧАТЕЛЬНО!

И тут он понял, чего она так панически боялась.

Саму себя.

И своих демонов, от которых было не убежать.

 — Ты сказала, что сделала это «опять», — спустя несколько секунд сказал он. — Раньше то же самое сделала?

То, как она избегала его взгляда, само по себе было ответом.

 — …Да, — прошептала она пустым голосом. — Сделала. Только это была птичка. Мне было семь, и я… наверное, заставила себя забыть об этом. Теперь я помню.

Она посмотрела на Зака, растягивая губы в жалкую горькую улыбку.

 — Эй, Зак, ты убьёшь меня? — снова взмолилась она. — Пожалуйста. Я улыбнусь, я буду счастливой. Обещаю, не буду скучной… — её пальцы схватили ткань его толстовки. — Пожалуйста. Так достаточно? — она попыталась улыбнуться шире, но это выглядело ещё хуже. — Убей меня.

Он ничего не ответил — не знал, что сказать. Если честно, её убийство заняло бы ровно одну секунду, в которую он полоснул бы ей шею ножом. Но он не был уверен, что хочет её убивать.

Почему-то это казалось неправильным.

 — Зак, пожалуйста, — продолжала она. Её улыбка померкла, и выражение лица стало по-настоящему потерянным, отчаянным и покинутым. — Пока я не причинила тебе боль. Пока я не принесла тебе страдания. Пока я не разрушила твою жизнь. П-пожалуйста, — икнула она.

 — Что за хуйню ты несёшь? — нахмурился Зак.

 — Я всем приношу страдания, — дрожащим голосом начала она. — Всё, что я делаю — рушу чужие жизни. Я не должна была появляться на свет. Люди, с которыми я сближаюсь, в итоге оказываются несчастны. Папа, мама… — Рейчел замерла на полуслове, и Зак понял, что родителями список не ограничивался. — Я начала сближаться с тобой, Зак. Ты дорог мне, и я не хочу разрушить твою жизнь. Но я такая эгоистка… — жестоко добавила она.

Её голос был таким горьким. Она была полна злости, ненависти к самой себе, что это пожирало изнутри те немногие добродетели маленькой девочки, которая изо всех сил старалась улыбаться в свой день рождения.

 — Я такая эгоистка… Ты уже слишком много обо мне знаешь, но я всё ещё хочу быть твоим другом… — казалось, Рей вот-вот снова сломается. Она выглядела невероятно несчастной и злой на саму себя, но в то же время хрупкой, как стекло. Зак почти физически чувствовал её боль. — Извини, Зак. Извини и убей меня, пожалуйста.

В гробовой тишине он вздохнул.

 — Нет.

 — Что? — панически переспросила она. — Пожалуйста! Я умоляю, пожалуйста, убей меня, пока я не причинила тебе боль! Пожалуйста! Пока я не разрушила твою жизнь…

 — Я, блядь, сказал «нет»! — крикнул Зак.

 — Но я больше так не могу! Хватит уже. Я ранила слишком многих людей, допустила слишком много ошибок. Я не могу так жить. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Я…

Зак схватил Рейчел за горло, и она испуганно дёрнулась к стене. Он иронично усмехнулся.

 — Вот теперь-то ты меня пиздец как боишься.

Она дрожала и, скорее всего, не только от холода. Он не пытался её душить, но Рейчел всё ещё выглядела испуганной, будто какой-то частичкой души до сих пор цеплялась за жизнь.

 — Пожалуйста, — хрипло выдавила она. — Я монстр. Ты же слышал, что я сделала, верно? Я схожу с ума. В один ужасный день я точно так же очнусь, зашивая человеческое тело. В один ужасный день я погублю тебя. Ты будешь жалеть. Обязательно будешь, если оставишь меня в живых. Поэтому, Зак, пожалуйста. Убей меня.

Монстр. Бля.

 — ХВАТИТ, БЛЯДЬ, НЕСТИ ХУЙНЮ! — взревел он и притянул её так близко, что их лица находились на расстоянии нескольких сантиметров. — Слушай сюда, Рей. Я в это не верю. Ни в какое-то ёбаное проклятье, ни в эту хрень со страданиями. Ты вообще с кем, блядь, говоришь? — хихикнул он. — Малявка, я серийный убийца. Я пережил дерьмо похлеще одной поехавшей соплячки. Буду страдать? Да не смеши. Это хуйня по сравнению с тем, что я видел. И я пережил это. Ты не знаешь и половины того, с чем мне пришлось столкнуться, — Зак засмеялся слегка насмешливо, полубезумно. — И вот он я, живее всех живых!

 — Но…

 — Никаких «но», — перебил он. — Я уже сказал, что не верю в твою хрень. Да, ты можешь быть чутка ёбнутой, но сейчас же ты нормальная? Ты не пытаешься сейчас меня убить… — он фыркнул от одной мысли. — …И зашить, нет же?

Она, казалось, полностью растерялась. Её руки бессильно повисли по бокам.

 — Нет, — пробормотала она. — Я не хочу.

 — Рей, я здесь, — сказал он. — Перед тобой. Я жив. Меня не разразил гром, или типа того, потому что мы знакомы. И даже если что-то такое случится, я не понимаю, при чём здесь будешь ты, — снова засмеялся он. — Ты что, молниями кидаешься? Да ты же просто жалкая мелкая соплячка!

 — Но ты не знаешь, что я натворила! — крикнула она.

 — Мне пофиг, — сказал Зак серьёзно и насмешливо одновременно. Её глаза распахнулись. — Мне поебать, что ты там наворотила, это меня не касается. Думай, что хочешь о боли и страданиях, которые ты типа приносишь, но эта хуйня со мной не сработает. Я не верю ни в твоё проклятие, ни в любую другую хрень, — и он хищно ухмыльнулся. — А если оно всё-таки сработает, думаю, я и это переживу. Вперёд, малявка, разрушь мою жизнь. Дерзай.

 — Зак, пожалуйста… — застонала она. — Не надо…

Зак убрал руку с её горла, чтобы положить ей на лицо и сжать щеку.

 — Я делаю только то, что сам захочу. Даже думать не смей мне указывать, — рыкнул он. Рейчел не ответила, и он отпустил её. — Слушай сюда, ссыкуха. Если я хоть раз замечу, что ты меня пытаешься подсидеть, если ты дашь мне только один повод — я убью тебя, и пискнуть не успеешь.

В её глазах засиял какой-то новый свет. Она смотрела с надеждой.

 — Обещаешь?

 — Да, — кивнул он. — Я же не совсем ебанат, чтобы игнорить реальную проблему. Чуть косо на меня глянешь — убью. Проще некуда. И не буду ни о чём жалеть.

 — Но остальные… — снова запаниковала она. — Я их тоже делаю несчастными…

 — Ёб твою мать, тебя заело?

Рейчел не ответила. Она выглядела до боли грустной. Всё ещё боялась себя и собственного безумия.

 — Я убью тебя, но при одном условии.

 — Что захочешь! — немедленно воскликнула она с новой надеждой. — Сделаю всё, что пожелаешь! Я буду полезной, я…

 — Захоти этого для себя.

Она не поняла. Запуталась окончательно. Ведь это не имело смысла.

 — Когда ты попросишь меня об этом в следующий раз, я хочу, чтобы ты хотела умереть ради себя. Не потому что тебе показалось, будто ты всем страдания приносишь, и всем будет лучше, а потому что ты сама так хочешь для себя. Только тогда я убью тебя.

 — Захотеть для себя?.. — невнятно повторила она.

 — Ага, моё условие, — невозмутимо пожал плечами Зак.

Она хотела что-то сказать, но промолчала. Она была в замешательстве, но сама мысль о том, что стоило подумать и о себе, возвращала её в чувство. Возвращала ту Рей, которую он знал.

 — О, и сделай мне, блядь, одолжение, — с резкой улыбкой добавил он. — Перестань звать себя монстром. Ты и монстров-то в жизни не видела.

Наступила тишина. Свет в её глазах изменился, ужас и паника, казалось, исчезли. Она медленно возвращалась в норму, но голову так и не поднимала. Зак погладил её по голове, прежде чем привычно встрепать волосы.

 — А теперь рассказывай, что случилось, — тихо попросил он.

Она ответила не сразу.

 — …Папа, — очень тихо и слабо начала она. — Он очень злился и очень много выпил. Он сломал мой плеер, — она не вдавалась в подробности, которые они оба и так знали. — Это… так глупо, да? — с невесёлым отчаянием рассмеялась Рейчел. — Но я так любила его, мне его Кэти подарила. Я его включала, чтобы не слышать, как ссорятся мама с папой, или чтобы гром заглушить. Теперь он сломан, и его не починить… — она замахала головой. — Не починить. Вообще никак не починить.

«Вообще никак не починить» — словно краткое изложение её жизни.

 — Моя жизнь разрушена, — прошептала она. — Я шью и шью, но не могу её починить. Я сама сломанная, и ломаю то, что у меня есть… Я рушу всё на своём пути, я просто… Так себя ненавижу, понимаешь?

Он понимал, чертовски понимал. Он видел. Всё было чуть ли не на лице у неё написано — её ненависть и то, как сильно она пыталась её скрыть, забыть, отстраниться, позволить себе быть счастливой хотя бы немного.

 — Я хочу исчезнуть. Правда, хочу. Я так устала… — наконец, призналась она. — Я устала, что меня бьют и оскорбляют. Я устала быть обузой. Я устала слушать, как родители ссорятся друг с другом. Я устала врать друзьям. Я устала от всей этой жестокости. Просто устала.

Она была измотана. Теперь, вернувшись в норму, у неё не осталось никаких сил скрывать и подавлять свои проблемы. Она устала от такой жизни.

 — Сегодня навалилось слишком много. Слишком сложно держать всё в себе, но я пыталась и… не выдержала. И вот, что случилось.

Она выглядела спокойной, но очевидно, что-то до сих пор съедало её. Она до сих пор считала себя монстром — Зак возненавидел одну мысль об этом. И она до сих пор боялась себя.

 — Я чувствую себя пустой внутри, я как мёртвая. Я уже сделала несчастными слишком многих, и на этом, конечно же, ничего не закончится. Поэтому я хочу умереть, — объяснила она. — Чтобы всё закончилось.

 — Ты не задумывалась про самоубийство? — спросил он с неожиданной для такого вопроса мягкостью.

Она на секунду прикрыла глаза.

 — Бог меня не простит. Глупо, но я в это верю. Меня… так научили, — и снова грустно улыбнулась. — Я даже покончить с собой не могу. Какая жалость, да?

Он молчал. Её улыбка отдавала горечью, глаза наполнились смиренной печалью.

Он видел, как сильно её сломала жизнь.

 — Знаешь, если хочешь — поплачь. Я не осужу.

Они смотрели друг другу в глаза и, спустя несколько секунд нерешительности, в ней, наконец, что-то дало трещину. По щекам скатились первые слезинки, которые Рейчел ещё пыталась сдержать, но их становилось всё больше несмотря на то, что дождь сразу всё смывал.

 — Всё плохо, Зак, — прошептала она.

Эти слова, наконец, прозвучали. Ужасная правда вырвалась в холодный ночной воздух, словно демон, выпущенный из своего сосуда.

 — Всё плохо, и я больше не могу молчать. Ничего не в порядке. Я не в порядке.

Она повторяла эти слова снова и снова, потому что это была правда. Её истинные чувства. Сегодня демон не вернётся обратно. Возможно, ничего не изменится, но, по крайней мере, хотя бы один человек во всём мире знал, что скрывается за стенами её сердца. Один человек знал, как глубоки её раны, как далеко её состояние от нормы. Он знал, что у неё не всегда всё было хорошо, и она не могла вечно притворяться.

 — И я даже не знаю, будет ли всё когда-нибудь хорошо.

А затем Рейчел расплакалась.

Она громко рыдала, пыталась вытирать слёзы, которые так и не переставали. Зак почти был уверен, что она не плакала уже долгое время. Она, казалось, пыталась контролировать истерику, но не получалось. Позволив себе дать слабину, она уже не могла остановиться. Долгие годы она сдерживала слёзы, запирая их за стенами в сердце, но сейчас эти стены пали, и она должна была позволить слезам наконец-то пролиться. Она не могла успокоить, не могла подавить это.

Зак не знал, что делать, потому что в жизни не был в таком положении. Что делать, когда кто-то грустит? Когда кто-то плачет? Что говорить, как реагировать? Есть ли об этом какой-то учебник, который он не читал, потому что он, блядь, не умел читать? Или нормальных людей этому учили?

Что же, блядь, надо было делать?

Он зацепился за последние сказанные ей слова. Она же, типа, как спросила? Значит, она ждала какого-то ответа.

Наверное, нужно было что-то в тему сказать.

Будет ли всё хорошо?

 — А хуй его знает, что нам будущее припасло. Уверен, всё у тебя будет круто. Я свой пиздец пережил — и держу пари, ты свой тоже сможешь пережить.

Вот его ответ.

Это всё, что он смог сказать, всё, что он смог сделать в качестве утешения, и как-то его слова дошли до неё.

В её рыданиях наступила лёгкая пауза, за которую она переварила сказанное. Несколько секунд она молчала, прежде чем истерика вновь взяла своё.

Но эти слёзы были другими. Она не просто выплёскивала негатив, было что-то ещё. Наверное, облегчение — Зак не знал, но она плакала как-то по-другому.

Не переставая плакать, она уткнулась лбом в его торс, руки сжали его толстовку, и Зак от удивления напрягся.

 — Р-Рей?

А теперь что делать?

Она не ответила — она изливала душу. Зак внезапно почувствовал желание прижимать её к себе, пока она не улыбнётся снова, но нет, это было слишком странно и непохоже на него, и он не мог так сделать.

Поэтому он, поколебавшись, положил руку ей на затылок. Он, позволив ей заливать слезами его толстовку, поглаживал её волосы большим пальцем и закрыл глаза.

Они так стояли ещё долго, если понятие времени было к ним применимо. Под дождём, под грязным фонарным столбом, смущённый серийный убийца и плачущая сломленная девочка были словно вне всего мира. Они словно остались только двое на весь мир.

Учились сближаться. Учились исцелять.

Они оставались в таком положении, пока Рей не успокоилась, не начала дышать ровнее, и её плечи не перестали дрожать от плача.

Она до сих пор шмыгала носом, но теперь могла внятно говорить.

 — Зак?

Он почувствовал странное облегчение: она снова стала собой, успокоилась, перестала паниковать или рыдать.

 — Ась?

 — Я не хочу идти домой.

Теперь ему потребовалось всего три секунды на решение.

 — …Понял, — и отошёл от неё. — Погнали.

Она не спрашивала, куда он её ведёт — просто пошла за ним. Её пальцы схватили его за ткань рукава, и Зак не отталкивал её. В полной тишине они шли по пустым улицам, пока не добрались до обветшалого жилого дома. Зак осмотрелся на предмет нежелательных свидетелей, и открыл дверь. Здание было грязным и кажется, давно не ремонтировалось: жуткие обои частично отклеились, лифт не работал, лестницы скрипели, а перила покрыл многолетний слой пыли.

Она ничего не комментировала. Достигнув третьего этажа, Зак повёл её к двери в конце коридора, но она так ничего и не говорила. Ключи так и остались висеть в замочной скважине, оставалось только повернуть, чтобы войти. Хоть это и казалось рискованным, Зак знал, что мог оставить ключ здесь: в доме жило не так уж много людей, и на одном этаже с ним уж точно никого не было.

Закрыв за собой дверь, он включил свет. Рейчел выглядела слегка удивлённой.

Комната была довольно просторной. Справа от входа стояла двуспальная кровать, слева, рядом с широким окном — диван с журнальным столиком. Рядом со входной дверью была ещё какая-то комната и дверная рама, ведущая на кухню.

 — Ты… здесь живёшь?

 — Да, — кивнул он. — Вали в душ. Ты вся мокрая и холодная.

 — Спасибо, Зак, — пролепетала она, поспешив в указанную дверь.

Заку было немного неловко, потому что кроме визитов Грея (он здесь вообще был раз или два), он до сих пор не пускал сюда никого. Его дом был одной из самых страшных тайн: это было его личное убежище, где он всегда был в безопасности. Обычно он никому не говорил даже примерно, где живёт, но Рей это было необходимо. Ей тоже нужно было место, где она могла бы чувствовать себя в безопасности. Место получше промёрзшего мусорного бака в богом забытой подворотне.

Открыв шкаф в дальнем углу, он переоделся, скинул мокрую одежду на стул и сменил намокшие бинты. Он поколебался, прежде чем взять ещё один свитер, и подошёл к входу в ванную. Он слышал шум воды в душе, поэтому прислонился к стене и начал ждать.

Вот это реально было странно.

То, что она делала, как она делала, было странным и стрёмным — кто вообще так просит о смерти? — но это ещё цветочки. Хуже всего была как раз-таки его реакция. Он пообещал убить её. Но суть была в том, что он остался с ней, пока она рыдала. Суть была в том, что он привёл её к себе.

Суть была в том, что он искренне заботился о ней.

Услышав, как она вышла из душа, Зак постучал в дверь.

 — Да? — дверь приоткрылась, и выглянула Рейчел, всё ещё влажная и завёрнутая в полотенце.

Он протянул ей свитер.

 — Всяко лучше, чем в мокрых шмотках ходить.

 — О… Спасибо, — кивнула она, принимая одежду. — Большое спасибо, — повторила она, прежде чем вернуться в ванную.

Он не стал говорить, что отдал ей свой самый тёплый свитер.

Через несколько минут она вышла, волосы всё ещё были влажными. Свитер был ей великоват, но это он знал ещё с прошлого раза. Она была очень маленькой и костлявой, и Зак видел синяки на её открытых ногах. Он сел на диван и жестом пригласил присоединиться. На столике стояла заранее приготовленная аптечка.

 — Ты пиздец, какая побитая, — прокомментировал он.

 — …Знаю. Но к счастью, ничего не сломано. Можно взять? — спросила она, указав на аптечку.

 — Я тебе и принёс.

 — Спасибо, — она открыла коробку и достала немного антисептика и мази. — У тебя столько всего…

 — Я часто встреваю.

Она закатила рукава и отточенными движениями принялась обрабатывать раны на руках и ногах. Синяки, порезы, сигаретные ожоги, царапины. Она наносила мазь и антисептик и заклеивала всё пластырем или перевязывала бинтами. Зак протянул ей пакетик со льдом, который она приложила к лицу, зажав между плечом и ушибленной щекой.

 — Можешь на секунду отвернуться? — тихо попросила она.

 — А, да.

Отвернувшись, он услышал шорох ткани. Наверняка она обрабатывала раны на животе и груди. Через несколько минут она сложила медикаменты на место, и Зак повернулся обратно.

 — Большое тебе спасибо.

Прежде, чем он смог осознать эту мысль, он нежно взял её лицо в руки. Рейчел удивлённо моргнула. Её кожа до сих пор была холодной, и не только из-за льда — на самом деле, ей повезло, что она не схлопотала переохлаждения, а то дошло бы и до больницы. Зак смотрел ей в глаза, и она в секунду задержала дыхание. Он и до этого замечал, что она от пристального взгляда немного напрягалась.

Он не знал, почему так. Наверное, потому что он реально пялился, пытаясь уловить какие-то подвижки на её кукольном лице и эмоции, что могли в любой момент отразиться в её голубых глазах. И он точно знал, что очень немногие люди когда-либо так будут на неё смотреть.

 — Зачем ты столько делаешь для меня? — наконец спросила она. — Мы знакомы… всего два месяца. И едва виделись.

 — Не знаю, — ответил он. — Сам не знаю, какое мне дело. И я могу спросить тебя о том же.

 — Потому что ты хороший. Ты добр ко мне. Ты два раза позволял мне остаться в твоём баке, помог мне с тем дурацким платьем и одолжил мне толстовку, когда я замёрзла. Мы вместе ели торт. Ты поздравил меня с днём рождения. Ты спас меня из реки, выслушал меня и пообещал убить. Ты…

Её глаза сияли чем-то зрелым, чего Зак не мог понять, но от этого в горле скрутился узел.

 — Ты спас меня, Зак. Я паниковала, а ты успокоил меня и привёл в себя, — пробормотала она. — Теперь мне не настолько пусто, и ты себе не представляешь, как много это для меня значит. Поэтому ты мне дорог — у меня для этого много причин.

Она не звучала как четырнадцатилетка. Она и не выглядела на четырнадцать. Она была как вне времени, вне мироздания. Слишком взрослая для ребёнка, потому что излишняя наивность многих губила. Что-то ёкнуло в его груди, что-то непонятное, что-то не вызывающее доверия, но невероятно сильное, и оно просило не отпускать эту девочку.

Зак еле слышно засмеялся.

 — Эй, вот умора. Большинство людей в жизни бы этого не сказали, — и в его глазах вспыхнул резкий блеск, когда он погрузился в воспоминания. — Меня называли монстром больше, чем ты на свете живёшь, малявка. Любой, кто увидит эти бинты и эти глаза, любой, кто знает, что я убийца, тут же обосрётся и назовёт меня уродом. И знаешь, так не отреагировали только те, у кого в жизни приключилась реальная херня. И под хернёй я не сгоревший завтрак имею в виду.

Он снова смотрел на неё серьёзно, пристально, и за секунду Рейчел опять забыла, как дышать.

 — Но знаешь, ты не такая, как они. Ты всего лишь малявка, которая, блядь, меня не испугалась. Малявка, которая базарила со мной так, будто я был нормальным человеком. Малявка, которая решила поделиться жизненным пиздецом с серийным убийцей. Малявка, которая спрашивала у меня всякую тупую хрень о моей жизни и поделилась со мной тортом, потому что реально хотела поделиться именно со мной. Малявка, которой я дорожу, потому что она слишком, блядь, умная и добрая на свою голову, но одновременно тупит, как и любой нормальный человек. Малявка, которая видит во мне нормального человека. Малявка, которая сказала, что верит мне и хочет быть моим другом. Малявка, которой не поебать.

Теперь Зак высказался, почему дорожил ей, даже если они виделись всего ничего. Всё потому, что ей было на него не всё равно, почти в той же степени, что и Грею. Потому что она проявила к нему дружелюбие, доброту, нежность — то, чего он почти не знал. Он думал, что прекрасно обойдётся и без этого всю свою оставшуюся жизнь, но теперь, когда она была готова дать ему всё это со всей своей непринуждённостью, он понял, что не хочет отказываться.

Он не хотел от неё отказываться.

Она была ему дорога.

 — Так что да, у меня та же херня, — слова еле произносились из-за комка в горле. — Мне тоже хватает причин с тобой возиться.

Рейчел моргнула несколько раз, прежде чем слёзы снова покатились по её щекам. Она положила руки ему на плечи и, закрыв глаза, тихо заплакала.

Да что ему делать? Почему она снова рыдала? Он, конечно, схватывал на лету, но было трудно, потому что Зак сам по себе был не очень хорош в утешениях.

Поэтому он просто один раз несильно щёлкнул её по лбу. Она посмотрела на него таким взглядом, что пришлось снова бороться с желанием прижать её к себе.

С громким грохотом молния внезапно разразила небеса, потому что буря снова набирала обороты, и Рейчел, громко выдохнув, затряслась и сжала его рукав.

 — Чего… — начал было Зак, но электричество отключилось, и он раздражённо выругался, прежде чем заметить, что она дрожит.

Жутко дрожит.

Он вспомнил, что она говорила о своём сломанном плеере — она заглушала музыкой звуки грома. Ей было страшно? Тем более безумным с её стороны было выходить на улицу, если она боялась грома. К счастью, буря поутихла, когда они разговаривали, потому что в таком случае успокаивать Рейчел было бы куда сложнее. Зак закрыл ей уши руками.

 — Я знаю, что это ни хрена не поможет, — проворчал он.

Икнув пару раз после рыданий, она задушено засмеялась. Это был первый раз за день, когда он слышал её смех, и это грело душу.

 — Спасибо, Зак, — и пошла на повтор: — Спасибо-спасибо-спасибо…

 — Эй.

Его голос сейчас был куда мягче, чем он ожидал услышать.

 — Улыбнись.

В её глазах заискрилось смущение. Она не отводила взгляд, и Зак почувствовал, как кровь пульсирует под её висками, когда она пыталась отдышаться.

 — …Ладно.

А потом она улыбнулась.

Легко, незаметно, но улыбнулась. Её глаза были не дохлыми — наполненными искренней благодарностью и чувствами. Она улыбалась ему, и это было замечательно. Её улыбка была замечательной.

Её улыбка всколыхнула его сердце и душу, словно прошедший ураган.

Её кожа до сих пор была бледной, её влажная чёлка налипла на лоб, её нос покраснел, глаза опухли, на щеках застыли слёзы. В темноте её было не рассмотреть, но Зак видел её, видел именно такой, какая она есть, и теперь он мог ответить Грею.

Она не просто милая или симпатичная.

Она по-настоящему красивая.

Мысли вылетели из головы. На секунду он забыл, как нужно думать, потому что это было непривычно — видеть кого-то вот таким, видеть её вот такой. Она улыбалась, но ему совершенно не хотелось её убивать. Он просто хотел прижать её к себе и никогда не отпускать. Её редкая улыбка — то уникальное, что она могла подарить только ему. То, что он, наверное, больше никогда не увидит, но хотел защитить любой ценой.

Он хотел защитить её, ведь она была ему дорога.

 — Да, — умудрился выдать он. — Круто вышло. Много же тебе времени понадобилось.

 — Извини. Не знаю, смогу ли ещё раз так сделать.

 — Да ладно, нормально.

Она закрыла глаза. Она взяла его руки в свои. Зак сам закрыл глаза и прижался к её лбу своим.

Снова загрохотал гром, заблестела молния, и Рейчел затряслась, крепче сжимая его руки.

 — Эй, Зак… Можешь со мной поговорить? — робко спросила она. — Твой голос меня успокаивает.

Он вздохнул и снова начал действовать прежде, чем обдумает эту идею. Он склонился к её левому уху, прижавшись щекой к виску, и начал тихо напевать мелодию самой первой песни, что она ему тогда включала.

«Radioactive». Он до сих пор помнил.

Гром продолжал шуметь, поэтому Зак начал напевать громче. Закончив эту песню, он тут же завёл другую в попытке заглушить бурю музыкой, которую именно она принесла в его жизнь.

А потом, совершенно логично, он запел в голос, потому что буря и не думала утихать. Он помнил какие-то отдельные слова, куплеты, припевы, и смешивал всё в одну большую странную песню. Просто чтобы ей было безопаснее.

Ага.

Чтобы её обезопасить.

«I’m radioactive, radioactive

Leave me to dream

It’s who we are

It doesn’t matter if we’ve gone too far

It doesn’t matter if it’s all okay

It doesn't matter if it’s not our day»

Пение — не то, что ему подходило, но он всё равно пел. Пел, когда выживал морозными ночами. Когда прогонял демонов из сознания. Когда ночи были невыносимо тихими.

Пение было глубоко личной вещью, но сейчас он хотел разделить это с ней. Может, это успокоило бы её так же, как успокаивало его.

«But leave me to dream

When you feel my heat

Look into my eyes

I’m radioactive

That's where my demons hide,

That’s where my demons hide»

Давненько он этого не делал. Дома он часто напевал что-то себе под нос, но едва ли мог запомнить текст какой-либо песни. Мелодии запоминались легко, короткие, вечно повторяющиеся предложения из припева — тоже, но целые куплеты при неумении читать? Это уже было вне его сил, поэтому он просто напевал мелодии.

Когда у него закончились песни из её плеера, он начал напевать то, что слышал в доме Грея или в церкви, пока в голове пытался выстроить правильный текст одной-единственной песни.

Это была одна из немногих вещей, которые он знал наизусть, потому что кучу раз слышал её в доме Грея. Это была единственная песня, которую он мог по-настоящему спеть… Ну, или, по крайней мере, частично.

И он впервые пел кому-то кроме себя.

«Dreams are like angels 

They keep bad at bay 

Love is the light 

Scaring darkness away 

I'm so in love with you 

Make love your goal»

Ага, как по заказу — одна из тех самых глупых песен о любви. Зак никогда не понимал, зачем Грей это слушал, и почему ему оно так нравилось. Наверное, стоило как-нибудь спросить. Он догадывался, что эта песня имела для священника какое-то особое значение. Наверное, это было связано с его прошлым, а может, даже с Хадией. Заку нравилась мелодия, хотя текст казался глуповатым.

Но сейчас он бы сказал «спасибо» Грею за возможность выучить это.

«The power of love 

A force from above 

Cleaning my soul 

Flame on burn desire 

Love with tongues of fire 

Purge the soul 

Make love your goal»

Он смотрел Рейчел прямо в глаза. Он в жизни не был так благодарен судьбе за какие-никакие вокальные навыки, потому что именно сейчас он мог своей песней заглушить гром, заставить эту сломленную потерянную девочку на секунду забыть об остальном мире.

«I'll protect you from the hooded claw 

Keep the vampires from your door 

When the chips are down I'll be around 

With my undying death defying love for you 

Envy will hurt itself 

Let yourself be beautiful 

Sparkling light, flowers and pearls and pretty girls 

Love is like an energy 

Rushing in, rushing inside of me…»

Он закончил на мягкой ноте. Рей сонно на него посмотрела и, когда она улыбнулась, он понял, что победил. Буря за окном была благополучно забыта, её страх отступил. Она так смотрела, что Зак вовек не пожалел бы о том, что сейчас пел ей, что показал ей ту часть себя, которую не видел никто. Как раз, когда она ранее сделала то же самое. Она раскрыла ему своё сердце и рассказала то, о чём никто не знал.

Было вполне естественным ответить ей взаимностью.

 — Спасибо, Зак.

Она закрыла потяжелевшие веки и упала в его объятия.

 — В-воу… — удивлённо выдохнул он.

Рейчел всего лишь отключилась. Она устала, вымоталась, но ей наконец-то было спокойно и безопасно, и она могла позволить себе уснуть. Зак не шевелился. Он застыл на месте, его сердце колотилось, как никогда, и он не знал, что делать. Он чувствовал её, маленькую и хрупкую, на своей груди, её тело мерно двигалось от глубоких вдохов, а руки всё ещё нежно держали его. Она была такой миниатюрной на его фоне, такой маленькой, что он едва чувствовал её вес. Он нерешительно положил руку ей на спину и понял, что сейчас они физически были друг к другу ближе, чем когда-либо раньше.

Сейчас она была тёплой.

Было тепло от ощущения её тела на своём.

Зак боролся с инстинктами, побуждающими его крепко обнять её, пропустить её тепло через себя и в ответ защитить её от холода.

Идея была тупая, жуткая и реально дерьмовая — по крайней мере, должна была быть такой. Но почему это выглядело настолько заманчивым? Что вообще с ним происходило?

Он со вздохом поднял её на руки и встал с дивана. Она была настолько лёгкой, что казалось, под его прикосновениями сейчас треснет, как стекло. Он осторожно, словно фарфоровую, положил её на кровать и накрыл одеялом.

И это вот эта мелочь была ведьмой, несущей страдания? Вот эта девочка, которая боялась дать сдачи собственной семье, которая вечно винила и ненавидела себя, которая дрожала от ужаса и собственного безумия, которая предпочла бы умереть, чем вредить тем, кого она любила?

Разумеется, она не была идеальной. Она тоже была в каком-то смысле психованной, и никакое трудное детство не могло оправдать её — это он прекрасно знал. Недостатки? Разумеется, тоже были, она ведь не была ангелом. Она тупила на ровном месте, любила поумничать, была слишком скрытной, зацикленной на себе и своих страхах, была терпилой и боялась каждой неудачи. Но она была гораздо больше этого. Она не была ведьмой, как себя называла. Она была доброй.

Слишком доброй.

Превыше всего она была человеком, и это в ней ему нравилось. Вот он-то был монстром, но она?

Он был готов ко всем последствиям. К несчастьям, жестокости, смерти — он уже сталкивался со всем этим и выжил. Понадобится — выживет опять. Судьбе нужно было кое-что побольше одной разбитой жизнью девочки, чтобы поставить его на колени. Зак не был лжецом, и он обязательно убьёт Рейчел, если всё пойдёт наперекосяк — так было лучше для них обоих, и она тоже предпочитала быть убитой, чем увидеть, как его жизнь рушится из-за неё. Он ведь был серийным убийцей, и избавиться от этой малявки было бы проще простого.

Но он и так знал, что до этого не дойдёт.

Он коснулся её щеки со странной нежностью. Её кожа была мягкой. Он смахнул пару прядей с её лба, недоумевая, с чего он вообще начал это делать, и подавил желание провести рукой по её волосам.

Он не жалел об этом выборе, как и не жалел, что ворвался в её жизнь и впустил её в свою. Наверное, это была ошибка, но блядь, было слишком непохоже на таковую.

Не ощущалось таковой.

 — Спокойной ночи, Рей, — мягко прошептал он. По-детски.

Он улыбнулся, впервые за свою жизнь нежной улыбкой.