↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Изгоняя тьму (гет)



Переводчик:
Оригинал:
Показать / Show link to original work
Бета:
Фандом:
Рейтинг:
R
Жанр:
Романтика, Драма, Hurt/comfort, Первый раз
Размер:
Макси | 1294 Кб
Статус:
Заморожен | Оригинал: В процессе | Переведено: ~80%
Предупреждения:
Насилие, Нецензурная лексика, UST, ООС, AU, Фемслэш
 
Проверено на грамотность
У Зака не было выбора, пришлось прятаться в мусорном баке - его привычном убежище на случай погони - несмотря на труп внутри. Вот только труп оказался вполне живой девчонкой по имени Рейчел, чья непростая жизнь так напоминала его самого в эти годы. Стоило убить малявку сразу, но теперь поздно: он уже начал привязываться к ней.

Это было ошибкой.

Наверное, одной из лучших его ошибок.
QRCode
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑

1.1 Серийный убийца, мусорный бак и "20 вопросов"

Апрель 2ХХ6

В углу мусорного бака валялся труп. Мёртвые глаза, кожа в лунном свете казалась ещё бледнее, тело было покрыто синяками… Опустив крышку обратно, Зак в сердцах пнул бак ногой. Ну его нахер.

 — Куда этот ублюдок сбежал? — донёсся крик Майкла с соседнего двора.

Действительно, ну нахер. Зак прикусил губу. С его раненым бедром ему не удастся далеко уйти. Злить Майкла с его шайкой было спонтанной, а теперь уже откровенно хреновой идеей. Он посмотрел по сторонам — но бежать было некуда, и он прекрасно об этом знал.

Так что, выбор стал очевиден: Зак снова открыл крышку, запрыгнул в мусорный бак и свернулся калачиком рядом с трупом. Тело было совсем мелким, поэтому много места не занимало, и Зак, к его облегчению, был избавлен от необходимости касаться мёртвой плоти. Не то чтобы ему было в новинку видеть чьи-то трупы, но находиться вплотную к ним было не из приятного.

Мусорный бак был его обычным убежищем на случай преследования — то ли Майкла, то ли ещё кого-то — и Зак не имел ни малейшего понятия, откуда здесь взялся этот труп. В принципе, никто, кроме него (ладно, и Грея) не знал, что этот бак всегда был пуст и использовался чисто в качестве укрытия.

Зак задержал дыхание, услышав шаги Майкла и компании. Им бы в жизни не пришла мысль заглянуть в мусорку, и именно по этой причине он был прекрасной маскировкой. И по этой причине мало кто скинул бы сюда труп.

Зак посмотрел на тело — точнее, то, что можно было увидеть в тех крохах лунного света, что пропускала крышка. Тело принадлежало малявке, видимо, девчонке. Длинноволосая блондинка. Чёрно-белая полосатая футболка под белой накидкой, чёрные короткие шортики и вполне приличные сапожки (Зак приметил, что расцветка, как в тюряге). Её раскрытые глаза были яркого и глубокого синего цвета, но они были мертвы. Так он и определил, что это труп — в глазах не было ни капли света, никакой жизни… Так, стоп.

Оно моргнуло?

Зак сузил глаза, но в темноте всё равно не смог ничего рассмотреть, к тому же, лицо трупа частично было скрыто волосами. Еле выдохнув, он опёрся на стенку бака и стал выжидать. Майкл был не из терпеливых, и на долгие поиски можно было не рассчитывать.

 — Мелкий говнюк снова ушёл! — ожидаемо рявкнул он. — Погнали, ребята.

Даже услышав быстро отдаляющиеся шаги, Зак решил не торопиться наружу, а то и вовсе остаться на ночь. Он не знал, известно ли Майклу, где он живёт, но решил не нарываться на слежку. Такие риски были ни к чему. Зак вообще был не особо умён, но сейчас он был ранен, а в такие моменты он больше думал, чем действовал. Да и не привыкать же, в конце концов.

 — …Ты здесь ночевать будешь? — спросил труп.

Стоп.

ЧЕГО?

Зак чуть не выскочил из бака.

 — Какого?..

 — Потому что я первая сюда пришла.

ОНО ГОВОРИЛО.

Зак уже было растерял последние крохи здравого смысла, уже было потянулся за ножом, готовый вскрыть черепушку этому зомби, но до него дошло:

Это не труп. Это, блядь, не труп. Она была живая.

 — Чего, бля? — яростно выдал он, впрочем, не повышая голос, потому что хрен его знает, кто там мог мимо проходить.

 — Я тебя напугала? — спросила… живая девчонка.

 — Нет!

 — Извини.

Он убил бы её в ту же секунду, если бы не: полное отсутствие желания ночевать с настоящим трупом; и её слабый бесчувственный голос.

 — Так ты живая? — уточнил он, не в силах связать какую-либо жизнь с её мёртвыми глазами.

 — С утра вроде бы была.

 — Так, какого хрена у тебя глаза дохлые?

 — …Да?

 — Вообще-то, да!

Она молчала несколько секунд, обдумывая услышанное.

 — Извини за это.

 — Да похер, — проворчал он, — только выметайся поскорее.

 — Этот бак не принадлежит лично тебе, — ответила она. Зак уловил раздражение в её голосе. — И я первая пришла.

 — Начнём с того, что это моё убежище, и я первый его нашёл, — прошипел он.

 — Это не важно.

 — Нет, важно. Сваливай.

 — Нет, не важно.

 — Слышь, малявка, говорила бы тогда сразу же, как я крышку открыл.

 — Я думала, ты и так убьёшь меня, — призналась она.

 — Да я за жмура тебя принял!

Она молча посмотрела на Зака, и ему стало неудобно. Её глаза… ну блин, нельзя было сделать их поживее? Почему она выглядела грёбаным трупом? Может, она и не дышала вовсе?

 — Теперь, раз уж ты знаешь, что я не труп, — сказала она. — Ты убьёшь меня?

 — Не-а, — на автомате бросил он. — Если честно, ты слишком скучная, чтобы убивать тебя.

 — Понятно… — прошептала она и вздохнула. Облегчённо или разочарованно — он не знал, да и знать не хотел.

 — Ты, вообще, что тут забыла? — спросил он. — Здесь не место малявкам вроде тебя.

Она поколебалась, прежде чем ответить.

 — Я изначально на улице была, но меня начали преследовать. Я заблудилась в переулках и в итоге спряталась здесь.

Наверное, она попалась банде Майкла. Они слыли любителями искать беззащитных жертв на больших улицах, чтобы в итоге загонять их вот в такие мелкие подворотни. Но эта девчонка поступила по-умному; если бы она продолжила убегать — её рано или поздно поймали бы. А так — просто подумали, что она сбежала.

 — У меня, в принципе, то же самое, только я не заблудился, — ответил он.

 — Значит, мы в одной лодке?

 — Типа того.

И наступила долгая тишина. Он не просил её свалить, она не жаловалась на его присутствие — оба молча согласились разделить убежище на двоих. В конце концов, если кто-то один уйдёт — то вполне может продать несостоявшегося соседа Майклу в качестве мести. Зак не сразу дошёл до этой мысли, просто соображал, что делать в случае, если она продолжит настаивать на его уходе. А она-то уж точно должна была додуматься до этой идеи.

 — И надолго ты здесь? — раздражённо спросил он.

 — Пока не рассветёт. При свете дня легче сориентироваться… — здравая мысль, хотя Заку никогда не нужен был свет, чтобы ориентироваться в переулках. — …И будет не так страшно, — ответила она.

Зак выпустил смешок.

 — Ну да, ребёнку вроде тебя здесь очень страшно, наверное.

 — Я не ребёнок.

 — Да, ещё какой.

 — Нет.

 — Ага, мелочь.

 — Но мне уже тринадцать, — вяло поспорила она.

 — Мне двадцать, наверное… — парировал он. — А ты малявка.

Она замолкла. Не ждала такого откровения.

 — «Наверное»?

 — Не знаю, сколько точно.

Девчонка не ответила. Может, она задумалась, что ему сказать, или даже думать не стала. Да, он не знал, сколько ему лет, как и не знал точной даты своего рождения. В конце концов, его прошлое было не из приятных. Такое бывает, когда проводишь детство в незаконном приюте: никакой определённости в жизни.

 — А ты… тоже здесь до утра? — наконец, спросила она.

 — Наверное, — вздохнул он. — Я бы домой пошёл, но этот мудак…

 — Высокий блондин двадцати пяти лет с серьгой в носу и в татуировках?

 — Ага, он. Майкл Джонс.

 — Майкл Джонс, — кивнула она. — Хорошо.

 — Не знал, что он тащится по мелким девчонкам.

 — …Страшно было, — прошептала она. — Он страшный. Не хочу, чтобы он меня поймал.

 — Ну, я тоже не горю желанием к нему попасть, — признался Зак. — Я его не боюсь, но драться с ним, когда рядом его шайка, будет немного неудобно.

 — Ты и так ранен. Кстати, всё в порядке?

Он закатил глаза.

 — Угадай с одного раза.

 — Нет?

 — Ещё как да.

 — Уверен? — её голос прозвучал взволнованно.

 — Нужно просто немного поспать, — сказал он. — Да чего ты паришься? За собой лучше посмотри.

 — …Не знаю. Ты вроде хороший человек.

 — Не-а, — цыкнул он. — Ты просто слишком скучная, чтобы убивать тебя, и можешь сдать меня, если я тебя отсюда выпру.

 — Не обязательно убивать, ты бы мог ещё что-то сделать со мной.

Зак сузил глаза в попытке додуматься до скрытого смысла в её словах, и… Ой.

 — Так, я приличный взрослый мужчина! — раздражённо гаркнул он. — И не из тех, кто пялит малолеток!

 — Тогда всё в порядке. Признаю, ты можешь казаться немного жутким (потому что, очевидно, ты очень опасный), но теперь ты меня успокоил.

 — …Чего?

 — Ну, смотри. Ты опасен, потому что можешь убить меня. Думаю, при желании ты бы и глазом не моргнул, а я уже была мертва. Ты дал понять, что худшее из всего, что ты можешь со мной сделать — это убить меня. А ты не собираешься меня убивать.

Она была права, и Заку нечего было сказать ей в ответ. Он не представлял для неё опасности, поэтому она могла расслабиться в его присутствии. Странно, но логично.

 — Значит, остаёшься на всю ночь? — прохрипел он.

 — Да, а ты?

 — Ага. Не хочу, чтобы этот стремныш проследил за мной до дома, — сказал он, не понимая, зачем вообще отвечает на её вопросы. Наверное, потому что ему было скучно, а до рассвета ещё далеко не полчаса.

 — Почему он преследовал тебя?

Обычно Зак не любил много говорить, общаться с людьми и социальную жизнь в принципе, но здесь, кроме разговора с малявкой, занять себя было нечем. И это было далеко не худшей из альтернатив.

 — Ты, наверное, не в курсе, но подворотни — это другой мир. Здесь полно бандюг, убийц и им подобных, — и он относился ко второй категории, если она ещё не поняла. — Может, здесь даже какая-то мафия есть, не проверял. Но не суть. У Майкла есть банда, и они возомнили, будто этот город принадлежит им. Типа, какую-то территорию захапали себе. Они здесь занимаются какой-то незаконной хернёй, а я мочнул их курьера в их районе, и они потеряли свой товар. Они пошли мне мстить, и пошли все вместе, так что начался кавардак.

 — Звучит довольно жестоко…

 — Да ладно? — он закатил глаза. — Поздравляю, теперь ты отдалённо знаешь, на что похожа жизнь в подворотне! Охренеть, какая ты умная, я в шоке!

 — Я пыталась поддержать… — смущённо оправдалась она.

 — Отстойно поддержала. Ты ни хрена не знаешь о жестокости.

Она задумалась, прежде чем ответить.

 — …На самом деле, я кое-что знаю.

Перед его глазами мелькнули воспоминания о том, что он увидел, открыв крышку: синяки на руках, гематома на щеке, мертвецкий взгляд, болезненная худоба. Она не стала вдаваться в подробности, но ему и так стало понятно, что ей приходится несладко.

 — Ты поэтому ночуешь на улице?

 — Да, — кивнула она. И снова не стала объяснять.

Зак посмотрел на неё.

 — И всё?

 — Да, — еле слышно выдохнула она.

 — Я рассказал что-то о себе. Ты тоже должна рассказать. По идее, здесь именно такие правила.

 — Здесь?

 — В моём убежище.

Она колебалась с ответом, но он продолжал буравить её взглядом. Если он выдал такой монолог, то было бы честно с её стороны рассказать, какого хрена тринадцатилетняя малявка из лучшего мира шляется по ночам где попало.

 — Думаю, рассказывать об этом будет… опасно, — прошептала она.

 — Ну-ну. У меня за пазухой грёбаный нож. Я сбежал от лидера местной шайки и его шестёрок. Я могу убить тебя, и ты прекрасно об этом знаешь. Мы в вонючей мусорке в обоссаной подворотне. Давай, расскажи мне об опасностях. Может, ты сейчас превратишься в зомби и попытаешься меня грызануть?

Она поджала губы, продолжая раздумывать. Если она не была уверена, безопасно ли рассказывать убийце о своих проблемах, то становилось лишь интереснее, что у неё там происходит. Здесь два варианта: либо её жизнь настолько похожа на его детство (а Заку до сих пор неприятно вспоминать об этом), либо от страха она молчала так долго, что теперь не могла найти нужных слов. Даже при условии, что её выслушает человек, которому по определению мало что может грозить.

Зак смягчился.

 — Ничего с нами не будет. Здесь нас никто не услышит. У меня не так уж много знакомых, а остальные знать не знают о моём существовании, так что не бойся, не растреплю.

Их глаза встретились, и он с ледяным спокойствием кивнул. Зак даже в смелых мечтах не мог предположить, что может так общаться с кем-либо без лишнего напряга (за исключением Грея, он вообще на человека не похож), но кажется, эти слова окончательно её убедили.

 — Мама с папой ссорились. Мне нужно было подписать разрешение, и папа рассердился на меня. Он много выпил, так что я не знала, придёт ли он сегодня ко мне. Ну, чтобы отругать меня за то, что лезу не вовремя, — уточнила она в попытке приуменьшить вину отца.

 — И нахер его, — отрезал он. — Свалила бы — и всё.

Так посоветовал, будто ему самому не потребовалось время понять, что делать, чтобы выбраться из того дьявольского приюта. Но, к его несчастью, у него не было никакой помощи, а у этой малявки наверняка были друзья, одноклассники, взрослые, к кому она могла бы пойти.

 — А куда? — вздохнула она. — Я… не хочу вмешивать друзей в свои проблемы.

В её глазах появился намёк на нечто вроде отчаяния. Он почти услышал его в её голосе. Что бы ни переживала эта малявка, раз уж она так молчит о своих проблемах — это серьёзнее обычного семейного насилия. А оно само по себе довольно-таки хреново звучит.

 — В любом случае, некуда мне идти, — горько закончила она.

 — Ну, расскажи преподам, или копам, не знаю. Я вижу, что ты не хочешь никому рассказывать, но если это поможет тебе свалить из этого пиздеца…

Она же очевидно принадлежала светлой половине мира, и у неё было гораздо больше людей для доверия, чем у него. И он не знал, зачем вообще пытался что-то ей советовать. Может, сравнивал её с собой в этом возрасте. А может, и вовсе видел в ней себя.

 — Мой папа — коп, — сказала она.

Бля. Ладно. Теперь стало понятно, почему она даже не пыталась осудить своих родителей, и почему не хочет делиться своими проблемами с друзьями. Обозлённые копы и на работе были не сахар, и Зак ни на секунду не сомневался, сколько вреда такой родитель может нанести своему ребёнку, когда тот даже не в состоянии просить о помощи.

 — Отстой, — только и смог ответить он.

 — Ага. И ты тоже поддерживаешь так себе.

 — Завали, — рыкнул он. Он не плохо поддерживал, а плохо выражал поддержку. Вот сейчас, например, он честно поддерживал её советом, если она не заметила. Неблагодарная малявка. — Не хуже тебя.

 — …Может, ты и прав.

 — У тебя вообще с эмоциями туговато, да?

Она снова что-то раздражённо пробормотала, и Зак не удержался от смеха. Да, ей определённо не хватало капли эмоций. Она была скучной, её глаза были мёртвыми, но сейчас это спасло ей жизнь.

 — Может, сыграем в «Двадцать вопросов»? — спустя какое-то время предложила она.

 — Во что?

 — «Двадцать вопросов», — повторила она, ничуть не смущённая его незнанием. — Мы зададим друг другу двадцать вопросов и честно на них ответим. И всё.

 — Я похож на трепло?

 — Нет, но до сих пор ты охотно со мной разговаривал.

И опять она была права.

Он вздохнул.

 — Может, это тебе стоит для начала перестать базарить?

 — Но разговоры помогают мне не уснуть, — пояснила она. — А до рассвета ещё долго.

И Заку действительно не нравились такие логичные ответы, потому что ему потом нечего было отвечать.

 — Ладно, — сдался он чисто из-за собственной нарастающей скуки. — Начинай.

 — Как тебя зовут?

На минуту затянулась тишина. Они оба осознали, что всё это время общались, даже не зная имён друг друга.

 — Зак. А тебя?

 — Рейчел Гарднер.

 — Рейчел, значит, — задумчиво повторил он. — Будешь «Рей». Короче и проще.

 — Мне считать «а тебя?» за твой вопрос?

У него не было фантазии на другие вопросы, так что он пожал плечами.

 — Да, считай.

 — Ладно, моя очередь, — кивнула она. — Какой твой любимый цвет?

 — Что за вопросы тупые? — проворчал он. — Не знаю. Чёрный.

 — Чёрный — это не цвет.

 — Чего? — всполошился он. — С каких пор?

 — Чёрный — это отсутствие цветов, — пояснила она каким-то радостным голосом. Видимо, больше не перед кем сверкать знаниями. — А белый — это сочетание всех цветов. Так что, ни чёрный, ни белый на самом деле не цвета.

 — Подруга, хватит умничать, — простонал он. — Тогда красный.

 — Красный. Мило.

Она сейчас звучала несколько счастливее, чем до этого. Это должно было пробудить желание убить её, но Зак был уверен, что её глаза такие же мёртвые, как и раньше. К тому же, его увлёк диалог, да и сидеть несколько часов с реальным трупом в его мусорном баке до сих пор не выглядело блестящей перспективой. Так что, он решил напрячь остатки фантазии на следующий вопрос.

 — Какое оружие тебе нравится? — вопрос был отстойным, но на большее не хватило никакого вдохновения.

 — М-м-м… — задумалась она, ничуть не удивлённая вопросом. — У меня нет какого-то горячо любимого, но Кэти, папина коллега, учила меня стрелять из пистолета, и мне понравилось. Так что, пусть будет пистолет. А у тебя?

 — Нож, — с ухмылкой ответил он. — Я умею и стрелять, но это неудобно. Предпочитаю режущее. О, и коса тоже охренительно весёлая.

 — Коса? Вот это да.

Он и сам знал, что это не самое обычное оружие, но ему нравилось. Три месяца назад он присвоил косу у другого серийного убийцы (наверное, его труп продолжает кормить рыб где-то там, в городской речушке). Косой действительно было весело орудовать, и с ней Зак мог проявить свой потенциал на максимум, но в большинстве случаев коса оставалась дома. Нерационально постоянно с ней таскаться.

 — Твоя очередь, — напомнила она.

 — Тьфу. Ну, ты… ходишь в школу, все дела? — потому что он действительно не знал, что ещё можно у неё спрашивать.

 — Да, я люблю школу.

 — Заметно.

 — А ты? Учишься где-то?

 — Не-а, — он покачал головой. — Никогда не был в школе. Да я даже читать не умею.

В мусорном баке было не так уж светло, но он заметил отблеск её голубых глаз, направленных на него, и он моргнул, чтобы убедиться, что это не сон. Ух ты, её глаза были не такими мёртвыми. Они даже выглядели грустными.

 — Только жалеть меня не надо, — смущённо прохрипел он.

 — Тебе… тоже пришлось нелегко.

Он снова посмотрел ей в глаза. То была не жалость — понимание. Она не думала «ой, какой бедняжка», но, скорее всего, «это человек, которому было ещё хуже, чем мне». Ей не было противно, она не считала его безграмотным дебилом. Она относилась к нему с состраданием — причём явным — и он определённо к этому не был привыкшим.

 — Почему ты как дохлая рыбина? — спросил он от раздражения и смущения.

 — Не знаю, — тут же ответила она. — Мне казалось, люди обращают меньше внимания, если выглядеть скучно.

 — Хорошая логика, — признал он. Значит, это был её механизм выживания.

 — Любишь музыку? — её любопытство звучало неподдельным, и Зак догадался, что ей-то музыка нравится.

 — Да, типа того. Я нечасто слушаю музыку, но если что-то слышу, то в большинстве случаев оно мне нравится, — признался он. У разговора появился какой-никакой ритм, и он решил не сдавать. — Ты здесь родилась?

 — Да, мои родители переехали сюда незадолго до моего рождения. А ты?

 — Нет, я до этого жил ещё кое-где, но свалил. Впервые в подворотнях?

 — Ночью — да. А ты всегда здесь?

 — Да, здесь как бы моя территория. Сильно испугалась?

 — Сначала да, но сейчас всё в порядке. Рана сильно болит?

 — До свадьбы заживёт. Нормально, что ты такая… костлявая?

 — Не знаю. Вполне возможно, что я ем меньше необходимого. А что ты ешь?

 — Если получается — покупаю что-нибудь, или ворую, или нахожу на помойке. В кафе вечно выбрасывают что-то съестное. Умеешь готовить?

 — Да, а ты?

 — Готовлю очень хреново. Что любишь есть?

 — Пиццу. Где ты одежду достал?

 — Украл, купил, что-то отдали. А ты?

 — Кэти иногда водит меня по магазинам. Иногда мама даёт мне карманные деньги, и я покупаю что-нибудь сама. Так, у тебя есть дом?

 — Если серьёзно, я не бомжую. Почему ты в чёрно-белом?

 — Не знаю, понравилось так. Откуда у тебя дом?

 — Кое-кто мне помогает. С домом тоже помог. С чего ты решила сюда полезть?

 — Устала бегать. Я как раз была здесь и подумала, что будет уместным здесь спрятаться. Как раз здесь было пусто, так что я полезла внутрь. Чем ты занимаешься в свободное время?

 — Хожу-брожу. Иногда ищу хавку. Ну, или приключения на одно место. Режу людишек. Твои родители знают, что ты свалила из дома?

 — Может, заметили, не уверена. Ты правда убийца?

На секунду Зак опешил. Она задала этот вопрос настолько ровно, настолько спокойно, как ни один нормальный человек вроде неё не должен спрашивать о таких вещах.

 — Какое милое предположение, — хихикнул он. — Тупая, что ли?

 — Хотела убедиться наверняка. Нет, не тупая. Так, это ты — Переулочный Убийца?

Она спросила его, был ли он самым нашумевшим серийным убийцей города таким же тоном, каким спрашивала, умеет ли он готовить. Что ж, бля.

 — Так, стоп, — он встряхнулся. — Если ты это знаешь, почему ты не боишься?

 — Не знаю, — пожала плечами она. — Я же плохо тебя знаю. Мы едва знакомы, и реального впечатления друг на друга толком не произвели. Я не могу судить тебя. Да и я уже до этого сказала, что с тобой мне спокойнее… — она нахмурилась. — А я должна бояться?

«Ну да», потрясённо подумал Зак. «Очевидно, что да».

 — …Может, ты на самом деле тупая? — прошипел он. — Ты «плохо меня знаешь»? Газет не читала, что ли?

 — Ну, читала… — смущённо пролепетала она. — Но я уже сказала, мы встретились только сейчас… и ты не ответил на мой вопрос.

Зак приложил руку к лицу. Так, ладно. Ладно. Он и раньше имел дело со странными людьми, но эта подруга — просто хренов джек-пот. Она знала, что он — серийный убийца, и ей было посрать.

 — Подруга, ты такая прибитая.

 — Прибитая?

 — Я хотел сказать «тебя будто кирпичом ёбнули», но подумал, что тебе это не понравится.

 — Ну… — она задумалась на секунду. — Ладно. Немного обидно, но в целом — ты прав.

Зак не удержался от улыбки.

 — А чего обижаться? Прекрасно тебе подходит.

 — Но я нормальная, — запротестовала она.

 — Ну да, очень нормально трепаться с убийцей и ещё уточнять, нужно ли бояться.

Рей слегка надулась.

 — Но ты сам сказал, что не убьёшь меня. Чего мне бояться?

Ладно, насчёт этого она была права.

 — Но я всё ещё убил дофига народа. Тебя это не волнует?

 — Убивать, конечно, плохо, но ты не убил никого, кто был бы даже косвенно со мной связан, поэтому не знаю, — спокойно сказала она. — Я бы могла побеспокоиться насчёт того, что ты убиваешь невинных людей, но мне всё ещё тяжело судить тебя, потому что я плохо тебя знаю.

Этот ответ был настолько логичным, что застал его врасплох. Нормальные люди в таких ситуациях никогда не начнут обращаться к логике, прежде чем начать осуждать убийцу. Блядь, он даже не знал, как на такое реагировать.

Увидев, что у Зака случился небольшой ступор, Рей решила вернуться к их маленькой игре.

 — У тебя всё тело перебинтованное?

Он покачал головой, чтобы окончательно прийти в себя.

 — Почти всё. Как ты поняла, что я — тот самый серийный убийца?

 — Кэти рассказывала мне, что в этом районе в последнее время совершается большинство убийств, так что, приходя сюда, я подозревала, что могу пересечься с тобой. И у меня было чувство, что это ты, когда ты открыл крышку. Зачем ты убиваешь?

 — Терпеть не могу охуенно счастливых людей. А ещё тех, кто под ногами мешается, — немедленно ответил он. — И так забавно видеть отчаяние в их глазах, как они убегают или молят о пощаде.

Он замолк, вспомнив её последние слова. Она говорила с таким спокойствием, что до него не сразу дошло, что именно она сказала.

 — Стоп. Ты знала, кто я, с самого начала, и у тебя хватило наглости доказывать, что это ты первая пришла в моё укрытие?

Он мог бы понять, зачем она сунулась на его территорию — её преследовала банда отморозков — но она всё знала ещё тогда, когда он открыл ту грёбаную крышку. И ей было всё равно?

Она пожала плечами.

 — Ну, ты не убил меня… Я решила рискнуть.

Бля, ей действительно было всё равно.

 — О, и мой последний вопрос, — заметила Рей. — Я испугала тебя?

 — О, да, блядь. Я был уверен, что ты дохлая, — проворчал Зак, избегая её взгляда. — Ты это специально?

 — Не совсем, я просто не шевелилась.

После этих «Двадцати вопросов» они оба замолчали. Эта девчонка, Рей, реально была странная (и это он приуменьшил). Не боялась его, на полном серьёзе хотела узнать поближе, прежде чем судить, хотя прекрасно знала, кто он такой… Она была скучной и интересной одновременно. Странной. Не от мира сего. Иной. Она, казалось, не отвергала его реальность, в которой царили тьма и насилие, и с лёгкостью приняла его заскоки.

 — Ты странная, — сказал он.

 — И ты тоже странный, — ответила она, и снова была права. — И мне казалось, раньше я была «будто кирпичом ёбнутая».

 — Так, малявка, я тут пытаюсь вежливым быть.

 — Честно скажу — у тебя даже получилось.

Он зевнул и улыбнулся от её слов.

 — Сколько там до рассвета?

 — Не знаю, — искренне ответила она. — Понятия не имею, который час.

 — Спать хочу.

 — Ну, спи?

 — Здесь пиздецки тесно.

 — Если хочешь — можешь облокотиться на меня, я не против, — предложила Рей.

 — Не хочу!

 — Как знаешь, — кивнула она. — Зак?

 — Чего? — буркнул он.

 — Да ничего, просто хотела твоё имя произнести.

Он еле слышно щёлкнул пальцем по её лбу.

 — Тупая идея!

 — Извини.

 — Рей.

Она снова посмотрела на него едва сияющими глазами, и это было до чёртиков странно, но не неприятно.

 — Рей, — повторил он. Да, ему определённо больше нравилось это прозвище.

А потом она улыбнулась. Это была мелкая, неуклюжая попытка улыбнуться, и выглядело действительно отстойно, но чёрт побери… Она улыбалась. И это, блядь, было мило.

Он отвёл глаза, в очередной раз застигнутый врасплох. Их зародившееся за пару часов подобие дружбы было странным, ровно как и странным был весь этот вечер. А всё из-за неё.

 — Тебе тоже лучше спать, а то на привидение похожа, — цыкнул он.

 — Ты же и так говорил, что я как труп?.. — не поняв, пролепетала она.

 — Спи, только перестань на меня так пялиться, мать твою!

 — А ты не убьёшь меня?

 — Я похож на человека, которому хочется спать в обнимку с трупом? Я уже сказал, что ты слишком скучная, чтобы убивать тебя.

 — А, ладно. Тогда я немного посплю. Спокойной ночи, Зак, — по-детски добавила она.

И, прислонившись к углу мусорного бака, закрыла глаза. Он взглянул на неё: её миниатюрное, хрупкое, едва ли не прозрачное тело, длинные волосы, бледную нежную кожу. Ей не потребовалось много времени, чтобы уснуть — совсем скоро её плечи расслабились, и дыхание выровнялось. Зак вздохнул, поскольку вот так она была ещё сильнее похожа на неживую куклу. Несколько минут спустя она сквозь сон опёрлась ему на плечо, и ему пришлось с нескрываемым раздражением толкать её полусонную тушку обратно в угол.

Он ведь тоже устал. Было весьма заманчивым закрыть глаза и забыться здесь сном, да и не было ни единой причины этого не делать. Их здесь вряд ли найдут, а спящая малявка-Рей не представляла никакой особой угрозы. Снова вздохнув, Зак закрыл глаза. Сегодняшняя ночь была охренительно странной. Настолько странной, что можно было бы принять всё случившееся за сон. Вот только он всё ещё сидел в мусорном баке, а в углу сопела девчонка.

Это всё была её вина. Из-за неё этот вечер стал странным. Да и по сравнению с ней даже сам Зак мог считаться нормальным. Кто, блядь, вообще лезет в мусорные баки, прикидывается трупом, а потом спрашивает известного серийного убийцу, сколько он здесь будет, потому что, видите ли, она сюда первая пришла? Даже ему такое в голову бы не пришло. Он бы — совершенно логично — убил этого парня, и дело с концом.

Зак всё больше погружался в небытие. Обычно он не спал бок о бок с незнакомцами, но эта малявка, технически, уже не была совершенно чужим человеком. Да и её присутствие кое-как обнадёживало: то ли из-за её ледяного спокойствия, то ли из-за непробиваемой логики, то ли из-за остроумных фраз. Он не знал, почему, но Рей внушала ему какое-то доверие, и её компания была не такой уж и плохой. Так что, как бы это ни было непохоже на него, но он действительно уснул.

И через десять минут уже он благополучно опирался на её плечо.


* * *


Даниэль Диккенс был одним из немногих друзей Рейчел, хотя технически являлся всего лишь школьным доктором. Они хорошо сдружились, потому что Рейчел часто заходила за бинтами и дезинфицирующими, прикидываясь, будто упала или во что-то не вписалась. Она прекрасно знала, что он не верил, но что мог обычный школьный врач? Её отец слыл известным полицейским, ценным и справедливым стражем порядка, и никто бы в жизни не подумал, что такой человек по возвращении домой терроризировал жену и дочь, обвиняя их во всех проблемах. Даже если доктор Денни знал, что у неё какие-то проблемы — он ничем не мог помочь. Он знал её отца, они прекрасно ладили, и Денни был бы первым в списке людей, которые не поверят в истинную натуру полицейского.

 — Снова, Рейчел? — вздохнул Денни, когда она мягко прошла в его кабинет.

Занятия ещё не начались. Рейчел всегда приходила раньше, чтобы привести себя в порядок перед учёбой. Её волосы были до сих пор влажными после душа, что она приняла в школьном спортзале. Да, она провела ночь в мусорном баке, но сейчас стоял апрель, погода была более чем тёплая, и простуда не грозила. А утром Рей наспех заглянула домой, чтобы забрать учебники.

 — Извините, — пролепетала она, усаживаясь напротив его стола. — Можете меня подлечить? Я вчера порезалась, когда готовила.

В начале их знакомства Денни ещё пытался задавать какие-то вопросы, но она всегда ловко их избегала — и он сдался. Теперь просто молча сопереживал и ждал, когда она, наконец, всё расскажет. Вот только жаль, что она никогда не собиралась ничего говорить. Рейчел и так претила мысль, что она так напрягает близкого человека, так что она не хотела вовлекать его в свои проблемы.

 — Показывай, — попросил он.

Она сняла куртку. Гематома на щеке зажила за ночь — и слава богу, это всё равно была всего лишь пощёчина. Но на руках всё ещё были синяки и порезы. Без лишних вопросов, Денни начал дезинфицировать раны мазью и антисептиком. Ему было интересно случившееся, потому что от простой готовки таких ран никак возникнуть не могло.

 — Это всё? — закончив, спросил он.

Рейчел кивнула. Прошлая ночь была не такой уж и ужасной, в сравнении с остальными. Могло быть гораздо хуже, останься она дома. В этом случае, как она была уверена, отец обязательно выместил бы злость на ней.

Может, кто-то бы на её месте уже сдался и рассказал кому-нибудь, Рейчел этого не знала. Всё, что она знала: это неправильно. Она не должна была плакать в подушку, моля бога, чтобы он забрал её подальше. Она не должна была закрывать своё сердце стенами, через которые пробивались очень немногие остатки эмоций. Она не должна была учиться молчать и терпеть. Но научилась, закалилась, и молчала. Научилась отстраняться от собственной жизни. Только так она до сих пор не сошла с ума. Только так она выживала.

 — Спасибо, доктор, — сказала она и поднялась со своего места. Денни протянул ей бутылочку антисептика и упаковку бинтов, которые она незамедлительно уложила в свой рюкзак. — Спасибо.

 — Береги себя, Рейчел, — попросил он. — Я переживаю за тебя. Ты всегда можешь поговорить со мной.

 — Всё хорошо, — ответила она. — Просто иногда я такая растяпа.

 — Рейчел, пожалуйста…

 — Всё хорошо.

И она оттолкнула его, как и всегда. Никому не пробиться через её стены. А если и пробьётся — то разрушит всё. И её жизнь, и свою заодно.

Никому не следовало связываться с ней, ведь она приносила одни несчастья. Она портила жизнь всем, с кем более-менее сближалась. Она разрушила свою семью, и разрушит жизни своих друзей, если не будет всегда настороже.

 — Хотя бы глаза свои побереги, — мягко попросил Денни. У него был какой-то странный фетиш на глаза, но таким образом он ещё и просил её беречь себя.

 — Сделаю всё возможное, — пообещала она и ушла.

Минуя коридор до своего класса, Рейчел думала о прошлой ночи. И правда, странная ночка выдалась. Сначала она столкнулась с теми парнями и испугалась. Она изо всех сил старалась не паниковать, доверилась логике и в итоге спряталась в том баке, когда слишком устала, чтобы убегать. А потом всё пошло наперекосяк.

Кто-то открыл крышку и Рейчел, увидев его капюшон и нож, тут же вспомнила Переулочного Убийцу, который всего неделей ранее подарил на головы полиции свежий труп. Она знала, что существовал риск встретиться с ним, особенно на его территории, но в жизни бы не подумала, что ей повезёт почти сразу же столкнуться с ним лицом к лицу. И тем более не подумала бы, что он полезет в тот же бак и даже не убьёт её.

Ладно, сначала было немного неловко, потому что он не спешил говорить с ней, так что она рискнула первой начать диалог. Она действительно пришла первая, и до утра уходить не планировала. Да, сморознула сущий пустяк, но нужно было с чего-то начинать. С другой стороны, было бы разумным молчать, потому что этот парень мог зарезать её в ту же секунду… Ан нет, он принял её за труп, счёл её слишком скучной для убийства, они поговорили и даже сыграли в «Двадцать вопросов», чтобы убить время. Потом она уснула, чтобы, проснувшись, обнаружить его на своём плече. Сейчас, когда она подумала об этом, стало ясно, почему ей не было холодно ночью.

Она даже не знала его точной внешности — ночью в баке было очень темно, а утром было не до разглядывания, поскольку она и так опаздывала. Так что, она оставила его спать и молча ушла, хоть и признавала это не очень красиво с её стороны. Наверное, стоило сегодня вернуться туда и поделиться с Заком антисептиком и бинтами (она помнила, что его ранили). С его слов, он был почти весь перебинтован, так что какие-то медикаменты у него, очевидно, имелись, но она всё равно поделилась бы с ним из чистой вежливости.

 — Рейчел! — позвали её.

Она обернулась и увидела, как к ней спешит Эдди. Эдвард Мейсон был третьим сыном в семье потомственных гробовщиков, и её давним другом детства.

 — Привет, Эдди, — улыбнулась она, и они вместе пошли до класса.

Эдди был довольно болтливым малым, и Рейчел нравилось слушать его. У него было много друзей, но он (по каким-то неизвестным причинам) предпочитал составлять компанию именно ей. Она не жаловалась, ведь без него у неё совсем не было бы друзей в этой школе. Она не была общительной, и даже не пыталась притворяться таковой. С её отбитым видом и мрачно-ровным голосом было не так много желающих дружить с ней. Ну и пусть, им же лучше. Эдди тоже переживал за неё, но не вмешивался в её жизнь расспросами и уважал её скрытную натуру, поэтому легко покупался на любую ложь. Рей этим не гордилась, но так, хотя бы, он не лез в её проблемы.

 — Мне уже не терпится пойти в кино со всеми! — сказал он, когда они заняли свои места. — На этот раз они такой годный фильм выбрали!..

 — Извини, — виновато улыбнулась она. — Я не смогу пойти.

 — Но почему? — разочарованно протянул он. — Ты забыла разрешение?

 — Да, потеряла, — соврала она. На самом деле, не стала и пытаться во второй раз просить папу подписать его. Мама уже отказалась, и ей всё равно не дали бы на это денег. Бесполезная трата времени.

 — Попроси снова! — заныл он. — Я же так хотел с тобой сходить! Эх, вечно ты пропускаешь экскурсии.

 — Ничего, сходим в другой раз вдвоём, — пообещала она, зная, что снова ему врёт. Она наверняка не пойдёт в кино до тех пор, пока у мамы не появится настроение, и она не даст карманные деньги. — Ты же знаешь, я вечно теряю эти разрешения.

 — Вот облом… — с искренним разочарованием протянул Эдди. Рейчел не понимала его чувств — за это время можно было и привыкнуть, что она никуда не ходит.

 — Извини, — тихо пробормотала она. — В следующий раз буду внимательнее.

 — Ты всегда так говоришь.

 — Извини, — повторила она, не зная, что ещё можно сказать.

Урок начался, и она увидела, как Эдди дуется, пока учительница собирала разрешения. Рей покачала головой, когда та подошла к ней, и учительница вздохнула. Та была хорошей женщиной, поэтому не задавала вопросов и просто сказала, чтобы Рей в следующий раз была внимательнее. Она кивнула и улыбнулась, но мысль, что в следующий раз всё будет точно так же, стёрла улыбку с её лица. Разумеется, она могла подделать родительскую подпись, но оно того не стоило.

На её стол приземлилась какая-то бумага, и Рейчел поспешила её развернуть.

«Назовите самую необычную вещь из всех, что вы делали».

До неё здесь другие её одноклассники написали свои имена и свои разные ответы. Наверняка, это один из тех странных опросов, которые проводила их одноклассница (если Рейчел не ошибалась, это была Адриана Рейнольдс, школьная отличница и та, кем Рейчел искренне восхищалась). Обычно Рейчел бы передала опрос дальше, не написав ничего, но на этот раз она призадумалась. Чего такого необычного она делала? До вчерашнего дня она бы сказала: «ничего». Но этой ночью случилось кое-что из ряда вон выходящее.

В два часа ночи она сыграла в «Двадцать вопросов» с серийным убийцей в мусорном баке.

Она передала опрос Эдди, не написав там ни слова, но от воспоминания на её губах до конца дня играла смутная тень искренней улыбки.


* * *


 — Снова ты! Почему вечно из-за тебя все проблемы?!

Рейчел закончила домашнее задание по математике и, отставив учебник обратно на полку, проверила дневник: нужно было дописать эссе по истории, которое они начали ещё на занятии.

 — Из-за меня? Слышь, ты, истеричка, угомонись уже, наконец!

Она достала учебник по истории и сверилась с написанным. Она знала, что где-то в начале допустила ошибку. Какая-то дата не подходила.

 — Да хватит уже, мне больно! Тупой неудачник!

А вот и оно. Рей исправила ошибку и продолжила перечитывать эссе. Вроде ничего дальше не противоречило друг другу, поэтому она продолжила писать.

 — Это из-за тебя начались все мои неудачи! Это ты, шлюха, мне жизнь испортила!

На кухне гремели кастрюли и билась посуда. Рейчел надеялась, что они не начали бить чашки, потому что она как раз забыла убрать из кухни свою любимую розовую.

 — Я ничего не сделала, ты сам облажался! И из-за тебя я теперь плохая жена!

Они пытались перекричать друг друга, и в этом шуме сосредоточиться было нереально. Но одно хорошо — она настроилась на учёбу, и эссе писалось как никогда легко. Как раз можно было бы закончить до того момента, как ссора родителей перейдёт на неё. И она понадеялась, что сегодня к ней в комнату никто не придёт.

 — Ты заебала орать, оставь меня в покое!

 — А ну стой, чмошник!

…И лестница заскрипела. Да, они всё-таки собирались идти к ней в комнату. Закрываться бесполезно — она потом только лишний раз пожалеет об этом. Рейчел потянулась и закрыла учебник, зная, что эссе почти дописано. Стоило понадеяться, что они не придут сюда сразу же, что они задержатся в своей комнате. Она вернулась к домашнему заданию и начала писать так быстро, как только могла. Наверное, почерк выйдет корявый, но сейчас выбора не было.

 — Нужно обсудить это раз и навсегда!

 — Сдалась ты мне со своими обсуждениями.

Дверь хлопнула. Папа был в спальне, а мама, видимо, сейчас пойдёт к ней, если только не спустится на кухню, чтобы прибраться. Скрипнула дверь её собственной комнаты, и вошла тяжело вздыхающая мама. На её щеке красовалась царапина, волосы спутались, глаза опухли и раскраснелись, а макияж — смазался. Она села на кровать Рейчел и обхватила голову руками.

 — Вот же козёл…

Рейчел не отвлекалась от эссе, осталось совсем немного. На самом деле получилось довольно неплохо, оставалось только проверить на ошибки.

 — Убью его, — повторяла мама. — Я убью его.

Рейчел перечитывала написанное, исправляя помарки. Предложение получилось каким-то скомканным, поэтому она решила полностью его переписать. Исправить.

 — Ох, он выслушает меня. Клянусь, он обо всём пожалеет!

Эссе получилось на славу. Рейчел понадеялась, что получит за него хорошую оценку, закрыла тетрадь и уложила её в рюкзак.

 — Неблагодарный кусок дерьма!

Рейчел вздрогнула, когда ей в голову прилетела книга. Как раз та, что она недавно читала и оставила у кровати. Она медленно подняла книгу, проверила на целость и вздохнула с облегчением — не развалилась.

Она повернулась к матери. По щекам той бежали слёзы, а лицо исказила ярость.

 — Извини, мама, — ровно сказала она, подошла и попыталась утешающе положить руку на плечо, но её тут же скинули. — Извини, — повторила она.

 — Заткнись, — прохрипела она. — Из-за тебя я плохая мама.

 — Извини.

 — Это ты виновата. Всё из-за тебя. Зачем ты только родилась?

 — Извини, — тихо повторила Рейчел. — Мне жаль.

И она действительно сожалела. Ей было жаль, что она появилась на свет.

 — Заткнись!

Рейчел заметила, как мама заносит руку для пощёчины, и не стала уклоняться.

— Извини, — а вдруг после извинений её ударят не так сильно?

 — Ненавижу эту семью! — крикнула её мать. — Ненавижу тебя! И этого козла тоже ненавижу!

 — Пожалуйста, не кричи, пока папа не пришёл, — взволнованно попросила Рейчел и прикусила губу, когда её ударили во второй раз. — Извини. Извини.

По той же щеке. Больно.

 — Почему ты не можешь сквозь землю провалиться?

 — Извини.

И правда, почему Рейчел не могла просто исчезнуть с лица земли? Ей ведь так хотелось. А ещё ей хотелось бы свернуться калачиком прямо здесь и расплакаться, но она не могла себе этого позволить. Нужно было перетерпеть. Ей было не привыкать. Она не могла исчезнуть, поэтому научилась терпеть. Она научилась приуменьшать свою важность в собственных глазах, потому что по-другому она не могла со этим справиться.

Если бы она умерла — хуже не стало бы. Может, именно по этой причине она не испугалась Зака. Может, поэтому смело заговорила с ним первая, зная, что он — убийца.

Ведь, по сути, уже не важно, жива она или мертва. Зак сказал чистую правду: внутри она была мертва уже давно.

Дверь внезапно распахнулась, но Рейчел даже не дрогнула — она ожидала этого. Теперь всё пойдёт по старому доброму сценарию. Всё именно так, как она привыкла.

 — Да завали уже своё нытьё, голова от тебя болит! — крикнул её отец.

Мама в секунду встала с кровати.

 — Сам завали! Я не хочу тебя видеть!

Рейчел сделала шаг назад, затем второй, и села обратно на стул. Они продолжили ссору в ее комнате, и у нее начала болеть голова. Она бы могла попросить их перестать, но сделала бы только хуже.

Так что она смотрела, как её родители спорили, обзывали и били друг друга. Она слушала, как они обвиняли друг друга, её саму и сам факт её рождения в собственных несчастьях. Они говорили о ней так, словно её здесь не было. Потому что они хотели, чтобы её не было.

 — Отвали от меня! — крикнула мама.

 — И хорошо! До завтра ноги моей здесь не будет! — крикнул папа в ответ.

 — Давай, беги отсюда!

 — В отличие от тебя, сука ты бесполезная, у меня есть работа!

И отец вышел прочь, от чего Рейчел только вздохнула с облегчением. Сегодня он не будет бить её, но мама всё ещё была здесь.

 — Как же он бесит, — злобно процедила она. — Ненавижу его.

Спустя один глубокий вдох, она, казалось, собралась уходить из комнаты, но остановилась и подошла к Рейчел, чтобы столкнуть её со стула. Она упала и ушибла локоть.

 — Почему ты вся в него?!

 — Извини.

Её мать задумалась о чём-то, и с каким-то подобием улыбки наклонилась к ней.

 — Т-твой папа сегодня будет на работе, поэтому домой придёт Макс, ладно?

 — Хорошо.

Посыл был ясен: если к маме приходит любовник — Рейчел ищет другое место для ночлега. Ну и хорошо, Макс ей всё равно не нравился. Она чувствовала себя не в своей тарелке, когда он приходил.

Она свернулась калачиком там же, куда и упала, пока её мать покидала комнату. На часах было 10 часов вечера, и Рейчел до сих пор не ела, потому что на кухне спорили родители. Мама, скорее всего, как раз ушла туда, чтобы сделать уборку. Рей вспомнила о розовой чашке и понадеялась, что её не разбили. А если и разбили — не так уж и важно. Она и так ходячая неудача.

Вздохнув, она встала и посмотрела в настенное зеркало. Её щека покраснела. Нужно было приложить лёд, но на кухне всё ещё убирала мама, и Рейчел не хотела напоминать ей о том, что получила две пощёчины, поэтому решила заняться локтем. А потом откинулась на спинку стула, достала швейный набор и продолжила зашивать старую порванную футболку.

О, она была довольно хороша в шитье, это её успокаивало. Она словно накладывала швы на собственную жизнь, создавая иллюзию, будто можно зашить и исправить всё, что угодно. Разумеется, она не могла этого сделать, но от этих мыслей становилось немного легче. К слову, сегодня всё даже более-менее обошлось. Папа не очень сильно бил маму (обычно бывает хуже), и он не пил сегодня (потому что ему на работу). За исключением Макса, сегодняшний вечер был относительно спокойным.

Спокойным. С каких пор нечто подобное означало спокойствие? Это сплошное насилие, сплошная боль — не те вещи, которые следовало принимать за норму, но выбора не было. Такова была её жизнь. Рейчел часто думала о том, что всё могло сложиться иначе. Она представляла свою идеальную семью — мама всегда улыбалась бы, папа никогда не поднял бы на них руку, рядом играл бы маленький щенок, а в доме всегда царила бы чистота… Но она прекрасно знала, что этому не бывать. Она сама разрушила свою семью и смирилась с этим ещё давно, когда закрыла своё сердце.

И плевать, как хорошо она шьёт — разрушенные узы не зашить.

 — Есть хочется, — пробормотала она.

Отложив принадлежности, Рейчел встала и подошла к двери, выжидая, когда мама закончит с кухней и отправится в спальню. Она как раз должна была наводить красоту перед приходом Макса: замазывать макияжем синяки и надевать красивое платье. А потом она улыбнётся Рейчел и назовёт её «моя милая». Конечно, Макса этим не одурачить, но мама всегда могла одурачить себя, утешаясь мыслью, что сегодня она хорошая мама.

И она на самом деле была хорошей. Просто она как-то забыла, что можно говорить своей дочери что-то хорошее. Но это не важно, ведь её дочь заслужила такое обращение.

Рейчел вышла из комнаты и спустилась на кухню, до сих пор не убранную. Она заметила розовые осколки на полу — всё-таки, разбили. Она убрала всё, что видела, но знала, что её мама этому не обрадуется. Будет ругаться, мол, «Ты думаешь, что я сама не могу убрать? Что бы я ни делала, ничего тебя не устраивает!», но сейчас она могла бы так не реагировать, потому что Максу больше понравится убранная кухня. Сейчас Рейчел могли бы сильно не ругать.

Открыв холодильник, она достала немного пасты с сыром. Как раз, когда ей не хотелось прилагать много усилий для готовки. Рейчел начала ловить себя на мысли, что даже будучи голодной, она не хотела это есть. Такое часто случалось: её аппетит резко исчезал, несмотря на сосущее чувство в желудке, и в итоге она ничего не ела. Как будто чувствовала, что не имеет права есть. Как будто её тело отказывалось от самой идеи готовить то, что покупали её родители. Но нужно было есть, и Рейчел это знала, поэтому она наспех приготовила еду и в одиночестве всё съела под грузный аккомпанемент тикающих часов.

Ей было одиноко.

Она вспоминала времена, когда ей было около трёх лет, когда её родители умели говорить друг с другом без криков и оскорблений, когда они помнили о её существовании и признавали в ней своего родного ребёнка. Они тогда ели все вместе. Тогда её папа готовил много вкусного. Они много шутили и смеялись. Но это время давно прошло, и пути назад не существовало.

Рейчел чувствовала себя опустошённой, в груди неприятно тянуло. Хотелось плакать, но уже довольно долго её глаза не могли выдавить и слезинки. Так что, она просто молча страдала от чувства пустоты внутри, когда доедала безвкусную пасту и клала тарелку в посудомойку.

Она отправилась в ванную, где почистила зубы, приняла душ и переоделась в пижаму. Все повседневные приготовления уже стали делом привычки и были отточены до автоматизма. Вернувшись к себе в комнату, она села на кровать. До прихода Макса оставалось немного времени.

Куда же пойти?

Кэти была либо на работе, либо занята чем-то ещё. Рейчел не знала, где живёт доктор Денни, к тому же, он иногда подрабатывал в педиатрии местной больницы, поэтому сегодня тоже мог быть занят. Эдди жил достаточно далеко отсюда, но идти к нему само по себе даже не было вариантом. Не к кому было идти. Рей сложила ладони на затылке, легла на кровать и уставилась в потолок.

Куда же пойти?

Можно было бы пойти на улицу, как и вчера. Там было не очень безопасно, но Рейчел знала, что особого выбора нет. Ей не очень-то хотелось оставаться здесь, потому что однажды она осталась, и посреди ночи к ней в комнату заявился Макс. Сказал, что искал уборную. Очевидно, соврал. Она не была против собственной смерти, но быть облапанной или и вовсе изнасилованной не настолько же приятная перспектива. Это даже звучало грубо и противно, и её тошнило от одной мысли об этом. Даже простое похлопывание по плечу от этого человека было отвратительным, и поэтому она старалась по максимуму избегать его прикосновений. Ей не нравилось, когда к ней прикасались малознакомые люди… Да что уж там — ей не нравилось, даже когда друзья трогали её. А если это будет кто-то, кто определённо ей не нравится? Да лучше умереть. Так что, лучше уйти подальше, пока Макс не приехал. Лучше ночевать на улице, где её могут и не найти…

Рейчел подскочила, ошарашенная простой, но гениальной идеей. Мусорный бак! Там было довольно чисто, спать там было не так уж и ужасно, и это само по себе служило укрытием. Она могла бы вернуться туда и снова переночевать там… В голове это звучало, как хороший план. И надо было лучше подготовиться, потому что сейчас там, скорее всего, не будет Зака.

Точно, Зак.

Она даже не знала его настоящего имени. Стоило сразу рассказать о нём Кэти, ведь именно она вела его дело. Но Рейчел, сама не зная почему, не хотела ни помогать в поимке, ни стоять на пути полиции. Может, потому что чувствовала, что для полиции это ничем хорошим не закончится. А может, потому что этот парень был добр к ней. Не то чтобы он был с ней милым и заботливым, но всё же по-своему поддержал. Не убил, не причинил боли, а поговорил с ней, даже поиграл. Хоть и неосознанно, но согрел своим телом.

Она мельком увидела своё отражение в зеркале — снова еле-еле улыбалась. Странно-то как. Очень странно, что воспоминание об этом необычном знакомстве вызывало у неё улыбку, пусть и такую скудную.

Рейчел взяла школьный рюкзак и начала собирать всё, что могло бы пригодиться для ночёвки в мусорном баке. Плед — точно да. Подушка — нет (много места занимает). МР3-плеер и наушники — да (они были уже потрёпанные, но ей до сих пор нравились). Тоненькая книжица — да. Сменная одежда — да (завтра пригодится). Фонарик — да, да и ещё раз да (прошлой ночью было темно, хоть глаз выколи). Затем она спустилась за потенциальным перекусом. Кто знает, может ей удалось бы нагулять аппетит?

Она переоделась и взяла часы. Сейчас было 11 вечера, а Макса мама ждала, как всегда, ближе к часу ночи. Рейчел слышала, как мама говорит по телефону, противно попискивая, как делают школьницы немногим старше её. Звучало немного противно, но если мама была счастлива — Рейчел не собиралась встревать. Как и не предлагала маме развестись, найти себе парня получше Макса, и жить с ним, а то и вовсе обратить внимание на свою давнюю коллегу Эмили. Она была довольно милой женщиной, и Рейчел видела, как она смотрит на её маму. Она была бы хорошей парой для её матери, в отличие от этого Макса.

Но её родители не желали разводиться, ведь таким образом их репутация идеальной семьи рассыпалась бы, как карточный домик, к тому же, развод — почти всегда куча бумажной волокиты. Её родители наверняка бы бесконечно спорили насчёт раздела имущества и, конечно же, встал бы вопрос, с кем жить Рейчел (потому что она никому из них и даром не была нужна). И её родители твёрдо верили, что Бог не признаёт разводы, поэтому они должны были терпеть друг друга, пока смерть не разлучит их. Ага, как будто Бога вполне устраивало семейное насилие, факт любовника у мамы (который, кстати, вломился в комнату к её несовершеннолетней дочери), а вот за развод их обязательно ждала кара небесная. Да и Рейчел заметила, что её родители обращались к Богу, только когда им самим было это удобно.

Вздохнув, она обулась и взяла книгу. Читать не хотелось, но нужно было чем-то себя занять до ухода из дома. Да, она могла уйти прямо сейчас, но она знала, что мама придёт кое-что спросить, и она немного обидится, если Рейчел к этому времени не будет дома.

Около полуночи её мама постучала в дверь, прежде чем осторожно зайти в комнату. Она хорошо постаралась с макияжем и выбрала красное платье. Синяков было не увидеть.

 — Ну, как я выгляжу? — нетерпеливо спросила она.

 — Ты красивая. Тебе идёт это платье.

 — Спасибо, — мама хлопнула в ладоши. — Я хотела сегодня приготовить Максу буррито… Как думаешь, он оценит?

 — Уверена, ему понравится, — кивнула она и попыталась улыбнуться. — У тебя всегда очень вкусные буррито.

Вот только жаль, что она уже давно не готовила их собственной дочери.

Мама села на кровать рядом с ней. Она действительно была похожа на влюблённую школьницу. Рейчел на секунду стало интересно, как она будет вести себя, когда — скорее, если — сама влюбится. Она до сих пор не испытывала этого чувства, но прекрасно знала, на что это похоже.

Бабочки в животе, вечно красные щёки и, наверное, что-то около того.

 — Я знаю, что ты не очень хорошо ладишь с Максом, но он классный, — начала мама, наматывая прядь на палец. — Он такой милый и постоянно меня веселит! Он постоянно что-то мне дарит, и он всегда рядом…

«Ага, за исключением случаев, когда папа бьёт тебя».

«Знаешь», хотела сказать Рейчел, «Эмили тоже очень милая. Она вечно тебя веселит, дарит тебе всякие побрякушки, она помогала тебе, когда ты устроилась на работу, а ещё она хорошо ко мне относится, и один раз купила мне шоколадку. Мы в прошлом году часто виделись, потому что после школы я приходила к тебе на работу и, судя по твоим рассказам, она до сих пор всё такая же. А когда ты в последний раз звала её к нам домой, она смотрела на тебя так, как даже какой-то Макс никогда не посмотрит».

Но Эмили — девушка, а её мама не хотела даже думать о таком. К тому же, сейчас она была увлечена Максом, поэтому Рейчел не стала ничего говорить. Вместо этого она слушала, как её мама описывала своего любовника и счастливо лепетала о том несбыточном будущем, когда они будут тихо-мирно жить втроём. Рейчел согласно кивала и улыбалась, потому что она любила, когда мама была вот такой возбуждённо-радостной.

 — Я пойду готовить, — с улыбкой объявила раскрасневшаяся мама. — Макс приедет примерно через десять минут. У тебя точно не будет проблем?

 — Мам, всё хорошо, — ответила она, потому что после любого другого ответа проблемы точно начались бы.

 — Хорошо. Увидимся, милая, повеселись там! — и, напевая что-то, ушла на кухню.

 — …Уж попытаюсь, — пробормотала Рейчел в пустоту.

Взяв рюкзак, она встала и попыталась вспомнить, как именно дошла до того мусорного бака. Сегодня утром она вышла на главную улицу, но сейчас стоило пойти другим путём. Она смутно представляла, куда идти, стоило просто быть настороже и не пересекаться с Майклом Джонсом и его бандой — это было чревато.

Услышав, как подъезжает машина Макса, она открыла окно и осторожно спустилась на землю. Ей потребовалось примерно десять минут, чтобы дойти до главной улицы и ещё где-то столько же, чтобы найти тот самый переулок, откуда она выходила утром. Скользнув в подворотню, она начала ступать осторожно. Она старалась идти бесшумно и параллельно прислушивалась к малейшему шороху. Ей не хотелось ещё и сегодня набрести на каких-то страшных парней.

Спустя какое-то время Рейчел нашла нужный бак. Она посмотрела по сторонам, проверяя, нет ли кого поблизости, и открыла крышку. Бак был достаточно высоким, так что она еле-еле забралась на край и тут же с визгом свалилась вниз, прежде чем увидела, куда падает. Крышка тут же закрылась за ней с глухим звуком.

Она приземлилась на что-то мягкое.

Точнее, на кого-то.

 — Ёб твою мать!

 — …Зак, это ты?

Она попыталась понять, на что упала. Но это был голос Зака.

 — Опять ты? — донёсся неверующий стон. — Сейчас я первый пришёл! — добавил парень.

 — Извини.

Сейчас действительно было темно, хоть глаз выколи. Ночь была пасмурной, так что в бак не проникал вообще никакой свет. Рейчел не могла понять, в каком они положении — где сидел он, а где упала она.

 — Так, не дёргайся, — приказал он. Рейчел замерла и почувствовала на своей талии его руки, тут же поднявшие её, словно она ничего не весила, и отправившие её в другой угол бака. Наверное, он хорошо видел в темноте, потому что она чувствовала себя слепым котёнком. Вчера ей тоже было плохо его видно, но Зак, кажется, не испытывал никакого дискомфорта.

 — Спасибо, — сказала она и почувствовала, как снова расплывается в неумелой улыбке. — Ой, я теперь с фонариком.

 — И какого хрена ты сюда пришла? — недовольно прохрипел он.

 — Папа на работе, а к маме пришёл её парень, — пояснила Рей. — Они всегда шумят, и меня… напрягает его общество. Он один раз пришёл ко мне в комнату и соврал, что искал ванную.

Зак несколько секунд молчал.

 — Ладно, понял.

И она почувствовала облегчение, потому что этими словами он признал её право находиться здесь этой ночью.

 — А ты почему здесь?

 — Меня снова преследовали.

 — …И мы здесь снова до рассвета?

 — По ходу, да.

Она вслепую копалась в сумке, пока не нашла то, что искала.

 — Оп-па! — и, вытащив фонарик, тут же его включила.

 — Воу! — удивился он.

Они впервые осознанно посмотрели друг на друга. Зак и правда был довольно молод, но Рей показалось, что он ещё подросток. На нём была толстовка с капюшоном. На вечно хмурое скрытое бинтами (бинты она ещё вчера заметила) лицо падали несколько жидких чёрных прядей. У него была гетерохромия: один глаз был золотистым, когда второй — угольно-чёрным. Он выглядел довольно высоким и стройным. И наверняка был очень сильным.

Наверное, это сказался почти часовой подростково-влюблённый лепет её мамы, но Рейчел в голову пришла одна навязчивая мысль: Зак был не уродлив. Он выглядел диким, непредсказуемым и опасным, но никак не отталкивающе. Вовсе нет.

Какая странная мысль. Подростково-влюблённый лепет определённо плохо на неё влиял.

 — Привет, Зак.

 — Здоров, Рей, — улыбнулся он. Вот уж у кого не было проблем с самовыражением — в одном его взгляде можно было увидеть весь эмоциональный спектр его души. Это завораживало.

Странно, но ей нравилось прозвище, которым он её наградил. Не обыденное «Рейчел», не приторное «моя милая». Просто «Рей». Было приятно наконец-то слышать в свой адрес что-то новое.

 — Значит, ты пришла готовая? — удивлённо спросил он.

 — Мама предупредила, что мне придётся уйти, — пояснила она и гордо добавила: — Я старалась брать только необходимое.

 — Эй, здесь не место для ночлега!

 — Но я не знала, что ты будешь здесь. Мне больше некуда идти.

 — А друзья?

 — У меня мало друзей, и они или заняты, или далеко живут. И я бы не хотела беспокоить их внезапным визитом.

 — Но ты беспокоишь меня, — проворчал он.

 — Этот бак стоит на улице, и я уже сказала — я не знала, что ты здесь. И он не принадлежит лично тебе, — посмела добавить она.

Зак вздохнул. Это бесило, но она была права. Этот бак был хорошим убежищем, и ей действительно больше некуда было пойти.

 — Ладно, хрен с тобой, — он закатил глаза.

Рейчел улыбнулась, но заметила его странный взгляд и поспешила закрыть рот ладонью.

 — Хочешь меня убить? — спросила она, вспомнив, что он любит убивать счастливых людей.

 — Не-а, у тебя даже улыбка отстойная.

 — …Извини.

 — Я уже говорил, что мне не понравится тебя убивать, — сказал он. — И я не хочу…

 — …Ночевать с трупом, — закончила она.

 — Не договаривай за меня!

 — Извини.

Рейчел поняла, что в его присутствии действительно расслабилась.

Зак указал на рюкзак у её ног.

 — Что ещё притащила?

 — Сменную одежду, школьные вещи, — перечислила она. — Немного еды, книгу, плед, МР3-плеер… И у меня есть свежие бинты, если хочешь.

 — Не хочу.

Она посмотрела на него, а потом на его бедро. Вчерашняя рана не спешила затягиваться, так что Рей порылась в сумке и протянула ему медикаменты.

 — Возьми, я тебе принесла.

 — Сказал, не нужно, — проворчал он.

 — Лучше подлечить сейчас, пока не пошло заражение, — мягко запротестовала она.

Он снова вздохнул, закатил глаза, но принял бинты из её рук. Она вежливо отвернулась, пока он обрабатывал рану, и решила достать плед, чтобы укрыть им плечи. Тем временем, Зак вернул ей оставшиеся бинты, которые она уложила обратно в рюкзак.

 — …Спасибо, — буркнул он.

 — Не за что, — ответила она и не сдержала улыбку. Зак снова щёлкнул её пальцем по лбу, но она так и не перестала улыбаться.

Он нахмурился и, прищурившись, осмотрел её.

 — Замёрзла?

 — Да, — честно сказала она. — Вчера тоже холодно было.

 — Но вчера ты была без пледа.

 — Так ты согрел меня, — и получила в ответ непонимающий взгляд. — Ну, ты во сне облокотился на меня.

 — Что?.. — пробормотал он и посмотрел себе под ноги. — Не заметил…

 — Я тоже не поняла, пока не проснулась. Но вчера я не замёрзла.

 — Тем лучше для тебя.

Она не знала, почему, но продолжала слегка улыбаться. Открыв чипсы, она положила упаковку между ними.

 — Бери.

 — Спасибо, — усмехнулся он.

Рейчел не была на пижамных вечеринках, но сейчас, казалось, она именно на такую и попала. Осталось найти подходящую тему для обсуждения — и всё, эталонные посиделки. Она осознала, что быть с Заком действительно лишний раз расслабляло. Сегодняшняя ночь действительно на фоне других была неплохой.

 — Значит, ты собралась приходить сюда всякий раз, когда тебя будут выгонять из дома?

 — Думаю, да. Здесь довольно неплохо.

 — Это всё ещё моё убежище.

 — Но я же не сильно тебя беспокою?

Зак, пожёвывая, подумал над ответом.

 — Не-а. Всё норм. Ты же мелкая, много места не занимаешь.

 — Не такая уж и мелкая!

Вообще-то, ещё какая мелкая. Зак улыбнулся этой мысли и потрепал её по голове.

 — Коротышка.

 — Я ещё вырасту, — промямлила она, хотя знала: скачок её роста уже прошёл и, даже если она станет выше, то ненамного.

Они продолжали есть в тишине. Рейчел оставалась завёрнутой в одеяло, словно ролл, а Зак веселился, как ребёнок. Установилась спокойная и непринуждённая атмосфера, как будто они вовсе не сидели в мусорном баке в опасной подворотне. Как будто они — пара друзей, которые собрались ночью, чтобы перекусить и поболтать.

Друзья. Нет, они не совсем друзья. У Рейчел не было чёткого определения слову «друг», и до сих пор она определяла, кто является ей другом только из того, что они сами ей это говорили. С Заком она встретилась только вчера — очевидно, рановато для дружбы. Даже если рядом с ним было спокойнее. Даже если царила непринуждённая атмосфера. Даже если жизнь казалась лучше. В одиночку ей и вполовину не было бы так спокойно.

Так что, она окрестила их «соседи по убежищу».

 — Как день прошёл? — спросила Рейчел.

Он ошарашенно посмотрел на неё, и резко стало неудобно.

 — Неплохо, — ответил он. — Пока Майкл не попытался меня подстрелить.

 — Он в тебя попал? — воскликнула она, раскрыв от шока глаза. А он говорил так, будто это ничего не значило.

 — Нет, — он покачал головой. — Он такой косой, даже ты бы выстрелила лучше.

 — Ну, даже не знаю… — пролепетала она, накручивая прядь на палец. Она неплохо стреляла, и даже Кэти её хвалила, но это не шло в сравнение с лидером банды, привыкшим стрелять в людей.

Он снова засмеялся. Рейчел решила, что ей нравится звук его смеха.

 — А ты? — нерешительно спросил Зак. — Как твой день прошёл?

Наверное, впервые за очень долгое время Рей слышала этот вопрос. Она несколько секунд удивлённо моргала.

 — Ну… Нормально, наверное? В школе как обычно. Мама с папой ссорились, но всё не так уж и плохо. Мама радовалась, что к ней парень придёт.

 — Вижу, ты по лицу получила.

 — А, да… — вздохнула она. — Маме было плохо, когда папа ещё не ушёл на ночную смену.

 — Так дала бы ей леща на сдачу, почему нет?

Она не ответила. Почему бы не дать сдачи? Почему она не сопротивлялась? Какие хорошие вопросы.

Наверное, потому что от этого начнутся только новые проблемы. Наверное, потому что она и так усугубляет всё одними своими извинениями. Наверное, потому что они до сих пор были её родителями, и она должна была быть благодарной за подаренную жизнь и вообще всё, что у неё есть. Наверное, потому что она не хотела ни бить их, ни причинять боли кому-либо в принципе.

 — Потому что… — начала она, — я не могу.

Хоть она и думала «наверное…», но это была правда жизни. Она не могла сопротивляться, не хотела, и не собиралась. Она была слишком слаба, да и начистоту, не хотела пользоваться теми же методами, что и её семья. Да, может, она была трусихой — но только потому, что никак не могла за себя постоять.

Зак снова щёлкнул её по лбу и потрепал по макушке, пока Рей не спряталась от него под пледом. Он тяжело вздохнул, но не стал ничего говорить. Наверное, потому что в своё время он прошёл через нечто похожее, но смог вырваться, если она правильно понимала. Может, она напоминала ему о неприятном прошлом.

 — Извини, — пробормотала она.

 — Какого хрена ты извиняешься? — простонал он. — Подруга, ты странная.

 — Я знаю, — ответила она. — Ты уже говорил.

И наступила долгая тишина. Она чувствовала себя немного неловко и была почти уверена, что он раздражён. Но она не знала, что ему ещё говорить, и он тоже не спешил заводить новую беседу, так что оба молчали. Упаковку чипсов они благополучно приговорили, свет фонарика немного потускнел, и в баке стало немного темнее. Рейчел подумала, что в таких условиях читать — не лучшая идея, так что достала МР3, и Зак одарил её любопытствующим взглядом.

 — А это…

 — Это плеер. Сейчас они устарели, большинство людей пользуется айподами или телефонами, но у меня есть только он.

 — Слышал о таком, — прокомментировал Зак, и Рейчел заметила, что сейчас его глаза сияли, как у ребёнка. — Но никогда не видел…

Она протянула ему наушник.

 — Хочешь музыку послушать?

 — …Точняк, через это музыку слушают, — пробормотал он себе под нос.

Ей стало интересно, насколько он вообще знаком с техникой. Он впервые видел наушники? Впервые держал в руке? Впервые ими пользовался? Потому что Зак сейчас был похож на сущее дитя, открывшее для себя нечто новое, занимательное и странное одновременно.

Нужно было подвинуться поближе, чтобы провода хватило на двоих, и их плечи соприкоснулись. Зак поёрзал, устраиваясь удобнее, а Рейчел с удивлением заметила, что не против прикасаться к нему. Она выбрала песню наугад — не знала его вкусов, так что включила первое, что увидела.

Он вздрогнул, когда заиграла музыка, и Рейчел тихо засмеялась.

 — Ты смеёшься, — заметил он.

Он напряжённо на неё уставился, и она внезапно почувствовала себя мелкой. Очень мелкой. Она буквально видела себя на кухне, получающей сковородкой по руке, и её папа кричал «чему ты радуешься?». Было больно и горячо. Смех нёс за собой боль и проблемы, она не должна была смеяться. Сейчас тоже стоило сдержаться.

 — Да? — шепнула она, не уверенная, что сейчас делать. — Это плохо?

 — Не-а, — он пожал плечами. — Просто необычно.

Она не знала, как на это реагировать, но он, казалось, не злился и не собирался её бить, поэтому Рейчел облегчённо вздохнула.

 — Хорошая песня, — наконец, выдал он.

 — Мне тоже нравится, — кивнула она.

Они немного обсудили текст песни и его смысл, потому что они оба мало поняли, о чём там пелось. Рейчел объяснила, что в большинстве случаев у песен бессмысленный текст, и это было нормально. И ещё пять минут она объясняла ему, что означает название песни. Она не могла винить его в том, что не понял метафоры с первого раза, ведь он не ходил в школу.

Потом она включила другую песню той же группы, а потом ещё одну. Он спросил, какая музыка ей нравится, и она не смогла дать точного ответа. Так что, она решила включать всё подряд, что было на плеере. Старые песни, новые песни. Классику, кантри, рэп, госпел, каверы. Ей нравилось многое.

В итоге они задремали, и Рейчел заметила, что они снова облокотились друг на друга. Зак не отталкивал её — то ли не заметил, то ли плевать было, но его щека покоилась на её макушке, так что, наверное, его сильнее побеспокоит, если она сама отодвинется. Она зевнула и закрыла глаза. Она не могла это контролировать. Песня играла тихая и спокойная, и это медленно, но верно убаюкивало её.

Ей было уютно, тепло и спокойно.

В мусорном баке, в 2 часа ночи, бок о бок с серийным убийцей она чувствовала себя достаточно безопасно, чтобы уснуть и не просыпаться до самого утра.


* * *


Зак до чёртиков не любил закрытые двери, поэтому Грей всегда оставлял ключ от чёрного хода под ковриком. Грей жил рядом с церковью — его, по сути, вторым домом — а где ещё его искать, Зак понятия не имел. Обычно он просто шёл домой и дожидался его там же.

Такое случалось нечасто, поскольку Зак не любил просить о помощи. Когда он был моложе, и они были едва знакомы — он часто приходил, но сейчас Зак с большинством проблем мог справиться в одиночку. Хотя, время от времени появлялись проблемы, которые самому решить было проблематично.

Зак мало что знал о Грее. Он был довольно скрытным мужчиной, а Зак не спешил интересоваться чужой личной жизнью. Всё, что он знал: Грей — священник, он очень богатый и влиятельный, у него много связей и тёмное прошлое. (Ещё была Хадия, но о ней Зак предпочитал не вспоминать). Грубо говоря, Зак достаточно хорошо знал Грея, но не спрашивал о его прошлом, и спрашивать не собирался.

Грей дал ему крышу над головой, одел, обул и мог решить любую проблему в любое время суток — но кроме того, он умел слушать. Он никогда не просил ничего взамен, и Заку это всегда казалось странным. Судя по их предыдущим разговорам, до встречи с ним Грей встретил ребёнка, которому не смог помочь, и теперь помогал Заку в попытке утешить свою совесть.

В любом случае, правда его не интересовала. Грей для него был кем-то вроде родителя. Они встретились, когда Заку было пятнадцать, и он был ранен после столкновения с одной из местных банд. Тогда жизнь была ужасной, и единственное убежище, что он смог найти, оказалось церковью, где заправлял Грей. Ему потребовалось время, прежде чем он смог принять помощь и доброту священника, но тогда выбор был невелик. И Зак сделал верный.

Сегодня он всё-таки был дома. На часах — 8 утра, и Грей заваривал утренний чай. Задняя дверь вела сразу на кухню — там Зак его и обнаружил.

 — Здравствуй, Айзек, — улыбнулся Грей. У него были короткие седые волосы, вечно зализанные назад, бледно-голубые глаза, и он почти всегда ходил в своей пурпурной рясе (вторым вариантом его одежды были какие-то строгие костюмы, так что увидеть Грея в обычной одежде было, словно чудо). — Давно не виделись.

Зак нахмурился, услышав своё полное имя.

 — Утра, — пробормотал он и сел на стол.

 — Что-то нужно? — удивлённо спросил священник. — Ты давно не приходил.

Зак и сам не знал, зачем пришёл. Он проснулся в мусорном баке, на улице уже хрен знает когда рассвело, а Рей до сих пор спала, уткнувшись в него — будем честными, она спала на нём — фонарик сто лет в обед как потух, наушники повыпадали из ушей. Он просто оставил её досыпать в одиночестве, потому что не знал, что вообще нужно делать в таких ситуациях. Да и ночь закончилась, они должны были вернуться к своим жизням и забыть друг о друге.

Но это было странно. Она была странной. Её реально как будто ёбнули кирпичом. Он не знал, что думать о ней и тех двух ночах, что они разделили в мусорном баке. Но они определённо должны были встретиться снова, и её нужно было как-то воспринимать. Зак чувствовал, что нужно об этом с кем-то поговорить, а Грей всегда помогал ему выразить словами самые сложные чувства. Ну, или ему просто хотелось с кем-то поделиться подробностями их долбанутого знакомства. Да, скорее всего, второй вариант.

Он глубоко вздохнул.

 — Я… встретил странную малявку в моём мусорном баке.

 — Странную?.. — переспросил Грей и, заинтересованный, отставил чашку с чаем.

 — Да, — буркнул Зак, вспоминая Рей. — Рожа кирпичом, дохлые глаза, отстойная улыбка. Даже убивать тоскливо. Не боится, не злится и вечно бесит своей логикой. Она как на голову ёбнутая.

 — «Она».

Зак даже не моргнул на это уточнение.

 — Я нашёл её в моём убежище. Думал, что она сдохла, но нет! Она была живее всех живых, и начала заливать, типа, «я первая сюда пришла».

 — Какая смелая девушка, — усмехнулся Грей. Немногие могли поспорить с Заком и остаться после этого в живых. — И что ты сделал?

 — Да она до усрачки меня напугала! Но я разрешил ей остаться, потому что за ней тоже Майкл гонялся, и мы немного побазарили.

 — Серьёзно? — священник вскинул бровь. Обычно Зак был не из болтливых, и он в принципе не любил говорить о себе, поэтому было внезапным услышать, как он пообщался с незнакомкой.

 — Мы поиграли в какую-то хрень, которую она называла «Двадцать вопросов». Мы так немного убили время и узнали друг друга получше. Потом она уснула, да и я как-то отключился, а когда проснулся, её уже не было.

 — Но ты и вчера её встретил?

 — Ага, всё там же, — подтвердил Зак. — Она буквально свалилась на меня, вот же дура! Но на этот раз она пришла с фонариком и прочей лабудой… — он усмехнулся, вспоминая. — Она поделилась чипсами, и у неё было это… Как его… Плеер, или как-то так. В общем, музыку мы слушали. Было круто.

 — Она здорово подняла тебе настроение.

Зак удивлённо моргнул, потому что Грей был прав: у него и правда было приподнятое настроение.

 — Типа того, — тихо признался он.

Грей как-то по-отечески на него посмотрел.

 — Итак, расскажи мне о ней.

У него по глазам буквально можно было прочитать «мой сын завёл друга» и «мой сын был с кем-то на ночёвке».

 — Не надо на меня так пялиться! — огрызнулся вконец смущённый Зак. — Я же сказал, у неё дохлые глаза, и она скучная.

 — Значит, это всё?

Нахмурившись, Зак вздохнул.

 — Ладно, есть ещё кое-что. Она мелкая и костлявая. Реально, как скелет. У неё волосы светлые, длинные и вечно торчат, хрен знает, как это получается. Она охренеть какая бледная, но это, наверное, нормально… — и на секунду он покривил ртом. — Она живёт в плохом месте.

 — Как ты?

 — Не-а. Её родители бьют, или типа того. Она в синяках ходит.

 — Но ты в каком-то смысле видишь в ней себя.

На секунду Зак промолчал.

 — …Не знаю. Не то чтобы прямо себя, но она напомнила мне о… приюте, и как там было хреново.

 — Неприятные воспоминания? — уточнил Грей, отпивая чай.

 — Да, — рыкнул Зак. — Но она считает это нормой. Не плачет, не жалуется, как какой-то робот. Будто ей посрать, но… — и чуть мягче добавил: — Это странно.

 — Что именно?

 — Она. Большую часть времени она дохлая, но иногда… Да, она как оживает. Её глаза становятся не такими пустыми, понимаешь? Даже сиять начинают. Я не знаю, почему так происходит, и меня оно бесит. А ещё, когда она улыбается, она просто… — Зак покачал головой, не в силах сформулировать.

 — Она искренне улыбается? — предположил Грей.

 — Нет. Она даже с искренней улыбкой дохлая, — он пожал плечами. — Просто… Не знаю. Она становится ярче, что ли. Она вчера засмеялась, и это было так… Так…

 — Мило? — да, именно это слово! Зака встряхнуло, и Грей улыбнулся. — Она милая?

 — Да ей же тринадцать!

 — Я всего лишь спросил, считаешь ли ты её милой, — усмехнулся Грей. — Это вовсе не означает что-то непотребное. Мне всего лишь интересно твоё мнение. Если бы ты был её другом — ты бы назвал её милой подругой?

 — Другом… — пробормотал Зак. — Хрен знает. Мы не друзья.

 — Вы как соседи по убежищу.

 — Да, наверное, типа этого. В любом случае, она, наверное, первый относительно нормальный человек, который спокойно со мной разговаривал… Даже дружелюбно.

Над головой Грея едва ли не засветилось «мой сын завёл друга!». Он выглядел гордым, счастливым и уже спешил вытирать несуществующую скупую мужскую слезу. Зак ненавидел, когда Грей вёл себя так, потому что это бесило — и самое смешное, что на фоне всех остальных знакомых Зака (которых по определению было очень немного) Грей бесил меньше всех.

Если не считать Рей. Она-то совсем не бесила.

 — Ладно, я пошёл, — протянул Зак и пошёл в сторону двери.

 — Айзек, постой, — позвал его Грей. На его лице красовалась доверительная улыбка. — Ты же так мало рассказал. Я совсем не знаю, какой характер у этой юной леди.

Зак выругался себе под нос, но всё же подчинился.

 — Странная, — начал он. — Сказал уже, она скучная. Эмоций ни капли. Да и инстинктов не завезли, — фыркнул он. — Иногда на дитё похожа. Дохрена умная. Небось, умеет головой по назначению пользоваться.

Он замолчал и задумался. О её настойчивом предложении принять бинты и антисептик, о том, как она поделилась с ним чипсами, о боли в её глазах, когда она говорила, что не может дать сдачи своей матери, её лёгком смехе, когда он впервые взял наушники, её спокойных рассуждениях о песнях, и ощущении её мягких волос на его щеке, когда он спал.

 — На самом деле… Она умеет чувствовать. По ней иногда видно, что вся эта хрень с её родителями не прошла мимо. Она очень вежливая и спокойная, и… да, она бывает милой, — признал он. — Она добрая. И мягкая.

Он снова вспомнил её смех и собственное удивление. Она тогда словно перепугалась его реакции, хотя он всего лишь был в шоке. Он же не знал, что она умела смеяться.

 — Ясно, — понимающе кивнул Грей. — Ну, раз ты так хочешь — я не задерживаю.

 — И так задержал, — проворчал Зак.

 — О, и вопрос напоследок.

 — Чего тебе.

Он недоверчиво сузил глаза. В ответ он получил любяще-отцовский взгляд, и только лишний раз смутился. Наверное, не стоило говорить про Рей. Зак уже трижды забыл, зачем пришёл сюда, а вот такую реакцию можно было и предвидеть.

 — Ты бы хотел стать ей другом?

Зак хихикнул.

 — Скажи мне, что такое «друг» — и я тебе отвечу.

Но на выходе из дома священника, Зак на полном серьёзе задал себе ровно тот же вопрос.


* * *


 — Как дела, Рейчел? — спросила Кэти, когда они встретились на улице недалеко от школы.

 — Всё в порядке, Кэти, спасибо, — улыбнулась Рейчел.

В эту субботу у Кэти был выходной, и они решили пройтись по магазинам. Точнее, Кэти решила. Рейчел никогда не предлагала сходить куда-то первой, потому что она и так почти никогда ни за что не платила. Именно Кэти в большинстве случаев покупала ей одежду. Иногда что-то покупала мама, когда была в хорошем настроении, и совсем редко — папа, когда нужно было произвести на других впечатление счастливой и благополучной семьи. Именно Кэти научила её стрелять, и время от времени приглашала её в тир. Именно Кэти подписывала те немногие разрешения в школу и давала ей деньги, когда у Рейчел было время и желание с кем-то видеться (правда, она больше не просила Кэти ни о чём таком после того, как её папа об этом узнал, и у неё были проблемы). И именно Кэти хвалила её за хорошие оценки и дарила новые книги.

Кэтрин Уорд была чем-то вроде идеальной мамы. Она была молодой, немного ветреной, слегка самовлюблённой и весьма эксцентричной, но для Рейчел она уже сделала больше, чем родная мать за последние десять лет. Рейчел ещё очень нравилась девушка Кэти, Люси Парк. Доктор Денни, Кэти и Люси, как часто она думала, стали бы прекрасными родителями.

Но семью не выбирают — и это она усвоила давным-давно.

 — Куда хочешь сходить? — взволнованно спросила Кэти. Она была немного транжирой, так что походы по магазинам всегда поднимали ей настроение. — Я в молле такое симпатичное платьице присмотрела!

 — Куда хочешь, — с улыбкой ответила Рейчел, потому что хорошее настроение Кэти заразно. — Можно и в молл.

По пути Кэти жаловалась на работу, (уже в сотый раз) рассказывала, как Люси идёт форма, обливала грязью своего начальника и прискорбно вещала о нераскрытых делах. Она ненавидела преступников и была беспощадна в вопросах справедливого возмездия, так что выражалась довольно резко.

 — Тот Переулочный Убийца, — вздохнула она, — всё ещё не пойман. Он до сих пор хорошо прятался, и это не моё дело, но… это всё равно бесит.

Рейчел молча покивала. Она прекрасно знала, где искать Переулочного Убийцу, знала, кто он и как он выглядит. И это было странно, потому что когда Кэти описывала кровожадного безжалостного маньяка, Рейчел вспоминала ещё совсем молодого парня с выразительными глазами, который трепал её по голове, называл «коротышкой», слушал с ней «Imagine Dragons» и переспрашивал, что означает название песни «Radioactive», прежде чем уснуть, уткнувшись ей в макушку.

Она чувствовала себя виноватой перед Кэти, но Зак был её личной тайной. И даже если она расскажет Кэти о нём, не факт, что та его найдёт — он вполне мог по нескольку дней и не приходить к тому баку. И Рейчел знала, что он опасен. Кэти далеко не факт, что победила бы в борьбе с ним, и Рейчел не хотела рисковать жизнью своей подруги. Как и не хотела рисковать жизнью Зака, за две встречи проявившем себя хорошим другом.

И раз уж от этого не было никакой видимой пользы, Рейчел ничего не рассказала. Точно так же, как она молчала о том, что делает её папа, но там сама Кэти не поверила бы — папа был ей наставником и хорошим другом. То, что этот самоотверженный человек дома избивает жену и дочь, не добавило бы лишней радости в её жизнь. Да и было опасно, если бы Кэти встала на её защиту, а Рейчел не хотела подвергать её опасности.

Поэтому это тоже было её маленькой личной тайной.

Доехав до молла, Кэти тут же забыла о своих заботах, возбуждённо схватила Рейчел за руку и потащила в сторону магазинов одежды.

 — Я про это платье говорила! — воскликнула она, указывая на короткое кожаное чёрное платье, которое прекрасно бы ей пошло… И совсем не пошло бы Рейчел.

 — Думаю, тебе оно подойдёт, — со смешком прокомментировала она.

 — Поищи что-нибудь и себе! — предложила Кэти и ткнула ей пальчик в кончик носа. — Я тебе куплю!

 — Не нужно… — начала было Рейчел, но её подруга уже улетела в раздевалку.

Она вздохнула. Ей не очень хотелось покупать новую одежду, но почему бы и нет? Она уже давненько не ходила за обновками. Поколебавшись, она начала обходить магазин в поисках платья, которое подошло бы ей. Она была такой маленькой и неказистой, что почти сразу захотелось сдаться и пойти в детский отдел, но Рейчел собрала остатки гордости и продолжила поиски.

«Почему ты в чёрно-белом

Осматривая чёрно-белое платье, она вспомнила вопрос Зака. Ей правда так нравилось, но она вспомнила свой гардероб — и правда, других цветов там почти не было. А пошло бы ей что-то другого цвета? Она не знала.

 — Могу я что-то посоветовать? — ненавязчиво спросила консультантка.

Рейчел собиралась было вежливо отказаться, но передумала.

 — Вообще-то, да. Мне нужно платье. Обычно я ношу чёрно-белое, но сегодня мне хотелось бы что-то другое.

 — Платье?.. — громко хмыкнула она, сузив глаза, и счастливо улыбнулась. В это время клиентов было не так много, так что она изнывала от скуки. — Идём со мной, я покажу тебе кое-какие варианты.

Рейчел трудно было воспринять что-то помимо чёрно-белого, и большинство платьев, что показывала ей консультантка, ей абсолютно не подходили — слишком она была маленькая и худенькая. То платье было слишком открытым (а надо было как-то синяки закрывать). Для другого она слишком плоская. А вон то висело на ней, как мешок.

Обычно Рейчел не была прихотлива в вопросах одежды, но сейчас она выбирала платье, и раз уж она редко их надевала — стоило выбрать то, что будет хорошо на ней смотреться.

Спустя какое-то время она всерьёз захотела сдаться, но консультантка такого желания не разделяла.

 — Уверена, мы найдём то, что тебе подойдёт, — пообещала она с блеском в глазах. Других клиентов не намечалось, и она могла полностью посвятить себя ей.

 — Да не нужно… — Рейчел уже было неловко.

 — Так, подожди здесь, — сказала вдохновлённая девушка. — Думаю, на складе у нас кое-что есть. Я сейчас принесу.

 — Правда, не нужно… — но она уже ушла.

Рейчел вздохнула. Витрина, рядом с которой она стояла, вела прямо на улицу, и она решила праздно понаблюдать за прохожими. Магазин находился довольно близко к краю молла, так что людей было немного. На самом деле, не больше двух. Ей показалось, что она что-то упустила. Прищурившись, Рейчел осмотрелась, убедилась, что за ней не следят — и, к её счастью, немногие клиенты примеряли одежду или общались с консультантами.

Да, вон там. Она заметила знакомую толстовку с капюшоном на высоком человеке, который лениво гулял в стороне от улицы — как раз с её стороны. Что он здесь делал? Да, она знала, что он не сидел днями в переулках и выходил в город. Но она не ждала увидеть его прямо здесь, и появилась мысль: а вдруг они виделись раньше, ещё до знакомства?

Зак повернул голову, и заметил её. Он удивлённо моргнул.

Снова убедившись, что она не привлекает лишнего внимания, Рейчел слабо помахала ему. Он снова моргнул, но тут же улыбнулся, и она почувствовала странную радость от того, что он не просто взял и ушёл.

 — Я вернулась! — воскликнула консультантка, чем немного испугала Рейчел.

Она в секунду повернулась от витрины.

 — Д-да?

 — Попробуй примерить вот это, — предложила девушка, кажется, гордая собой. Она протягивала довольно простое, но симпатичное розовое платье.

 — …Ладно, почему бы и нет?

В руках Рейчел и так было уже два платья — зелёное и цвета фуксии, и она не знала, какое из них взять. Нужно было пойти и примерить, но она знала, чем это закончится: в итоге она начнёт выбирать прямо в кабинке, застрянет там очень надолго, и побеспокоит этим других клиентов.

Она наспех рассказала о своей дилемме девушке.

 — О, не волнуйся и не спеши, — улыбнулась та. — Меня всё равно босс зовёт, так что я тебя оставлю.

 — …Спасибо, — еле кивнула Рейчел. Ей не нравилось выставлять себя привередой, но консультантка, кажется, вообще не переживала по этому поводу, так что всё, наверное, было в порядке.

Подождав немного, она снова повернулась к витрине и едва не подпрыгнула, увидев Зака, стоящего у стены едва ли не вплотную к стеклу. Он улыбался ей, и она хотела бы улыбнуться в ответ, но на её руках всё ещё лежали три платья, а Кэти, скорее всего, купит все три, если она не выберет что-то одно. А ещё могла вернуться девушка и принести новые платья… Рейчел почувствовала себя беспомощной.

В отчаянии она, сама не зная, зачем, показала три платья Заку. Наверное, ей просто нужно было мнение того, кто не скажет, что ей всё к лицу — эти слова никак не помогали. Он в замешательстве посмотрел на неё, и Рейчел несколько раз сказала «помоги», прежде чем он понял, чего от него хотят. Он указал пальцем на платье-фуксию и поморщился. Хорошо, это — точно нет. Рейчел отошла и положила платье на место, прежде чем вернуться к витрине.

Действительно, хорошо, что сейчас никто не обращал на них внимания. Наверное, она выглядела очень неловко.

Рейчел подняла два оставшихся платья. Совсем скоро должна была вернуться Кэти, закончив со своей примеркой, поэтому помощь Зака была кровь из носа как необходима. По-другому она бы не выбрала только одно платье.

Он заметно вздохнул и закатил глаза, но Рейчел продолжала умоляюще на него смотреть. Зак нахмурился, но скоро уголки его губ дрогнули, и он указал на розовое платье. Она тут же подняла его и приложила к себе, на что получила согласный кивок. Да, это оно. Она глубоко выдохнула, будто с её плеч упала огромная ноша.

Она положила на место зелёное платье и, улыбнувшись Заку, без слов произнесла «спасибо».

Как раз вовремя, потому что через пару секунд подошла Кэти.

 — Рейчел, ты выбрала? — спросила она. Её глаза радостно сияли, а на руках покоились несколько вешалок с одеждой (вероятно, для неё и для Люси). — Ух ты, какое милое!

 — Спасибо, — улыбнулась Рейчел. — Выбор был тяжёлый.

 — Ты уже примерила?

 — Пока нет, но собиралась, — она чувствовала удовлетворение от своего выбора (ладно, это Зак выбрал). Платье было красивым, а цвет не напрягал лишний раз. На самом деле, из трёх платьев это действительно было самым лучшим.

Когда она переоделась и вышла из раздевалки, Кэти захлопала в ладоши. Девушка-консультант рядом с ней утирала несуществующие слёзы облегчения. Наверное, это был хороший знак.

 — Ты великолепно выглядишь! — воскликнула Кэти.

 — Спасибо, — робко пробормотала Рейчел.

Она действительно не привыкла мало того, что носить платья — так ещё и розовые. Возможно, раз в пятилетку она его и наденет, но всегда можно было найти повод носить его чаще. Это платье не висело на ней, как мешок, и было достаточно тонким, чтобы накинуть что-то наверх и скрыть синяки. Сейчас оно было ей великовато, но Рейчел честно надеялась немного подрасти (хотя бы на сантиметр), и сохранить это платье на ближайшие несколько лет.

Она незаметно посмотрела в сторону витрины. Зак ушёл. Она и не ждала, что он останется, ведь у него определённо были дела поважнее помощи с платьями. Она хотела получше его отблагодарить, поскольку он действительно помог ей, и решила нормально выразить благодарность во время их следующей встречи в баке. Ну, или может, они могли бы встретиться где-нибудь ещё. Она раньше об этом не задумывалась, но сегодняшний эпизод наглядно показывал, что с Заком можно было пересечься и просто на улице…

«Нет, нельзя», подумала она. «Нельзя привязываться к нему». Они должны были оставаться только «соседями по убежищу», пока она не разрушила его жизнь.

 — …Рейчел? — тихо позвала Кэти.

Отвлёкшись от мыслей, она даже попыталась улыбнуться.

 — Да? Извини, в облаках витаю.

 — Ах, Рейчел! — засмеялась подруга и погладила её по макушке. — Выглядишь уставшей. С тобой всё в порядке?

Внезапно в Рейчел проснулось желание рассказать всё о том, как сильно она себя ненавидела и как хотела убежать из дома, чтобы жить с Кэти и Люси далеко-далеко от того места, что она не могла даже относительно назвать своим домом. Но она не могла. Слова застряли, в горле пересохло, и навязчивый голосок в голове зашептал, что она так только навредит Кэти, что нужно страдать молча. Потому что она сама виновата.

 — Да, — сказала она и натянула на лицо фальшивую улыбку. — Всё просто замечательно!

А на её сердце кровавыми шрамами было выбито слово «лгунья».

Глава опубликована: 16.12.2018

1.2 Монстр, ведьма и проклятие

Май 2ХХ6

Май выдался дождливым, но по возвращению из школы Рейчел всё равно обнаружила открытую чуть ли не нараспашку дверь. Дверной косяк был выломан, и она решила не входить. С кухни доносились крики, на диване порвалась обивка (Рейчел решила позже ее зашить, но догадывалась, что ничего хорошего это не принесёт). Она сделала шаг назад и взялась за недавно закрытый зонтик.

 — Да хватит, больно же! — послышался женский крик, и Рейчел по звукам поняла, что мама била папу в ответ.

 — А из-за тебя мне хорошо, думаешь?!

Сегодня был плохой день. Всю неделю у родителей было скверное настроение, хотя сегодня, казалось, хуже было некуда. Рейчел задумалась, что же делать, потому что её старые синяки до сих пор болели. Сейчас отметины появились и на ногах, потому что папа нашёл уместным тушить сигарету об её бёдра. Если она схлопочет больше заметных ран — учителя с одноклассниками не удовлетворятся обычной ложью. Так что, сегодня она решила не усугублять ситуацию.

Она повернулась в сторону улицы. Дождь даже не думал переставать, но ей нужно было готовиться к тесту, и улица выглядела местом более безопасным для учёбы, хоть и холодало. Она не решалась зайти и взять что-нибудь, но тут по звукам дверь кухни распахнулась, и Рейчел поняла, что опоздала. Теперь родители будут ссориться в гостиной, и раз уж она не знала, сколько это продлится, то ушла, пока её не заметили.

Ей было плевать.

Её не волновала их ссора — она к этому привыкла. Её не волновала их драка — она и к этому привыкла. Ей просто не нравилось, что она не может спокойно учиться в своей комнате. Рейчел знала, что за попытку привести всё в какой-то порядок она получит только ругань и оскорбления. Она устала избегать собственного дома из-за вечных родительских ссор. А дождь и холод только нагоняли лишнюю тоску.

Рейчел окоченела. От жестокости, насилия, боли и наплевательства — но не от холода. Она чувствовала себя тряпичной куклой, пустой оболочкой. В её душе было пусто. Как будто она уже умерла.

Прежде, чем она это поняла, она пришла к мусорному баку. Ноги сами её туда, возможно, потому что уже дважды она успешно там укрылась, потому что там было безопасно и ей больше некуда было пойти.

Рейчел залезла на крышку и, опёршись спиной на кирпичную стену, раскрыла зонтик, чтобы не промокнуть. Она устроила ручку зонтика между ногами, убедилась, что капли на неё не попадут, и раскрыла учебник истории на странице с темой, которую нужно было выучить к завтрашнему уроку.

Она только наполовину осознавала, в каком опасном положении находится. Да, по этому переулку ходило не так уж и много людей, но это всё ещё был переулок — не самое безопасное место для посиделок. Она могла наткнуться на Майкла и его банду, на мафию, на убийц или ещё на кого. На неё могли напасть, могли её похитить, ограбить или изнасиловать.

А ещё её могли убить, но здесь она не возражала.

На самом деле, прямо сейчас её вообще не волновало, на что или кого она могла нарваться. Её существование и так было жалким. Проблемой больше, проблемой меньше — роли это не сыграет. Да и кого оно волновало? Никто не смог бы помочь ей. Она ведь сама никому не рассказывала. Никто не знал, сколько гнили в её душе, какая пустая она под маской «всё в порядке». Никто не знал правду, и она не желала, чтобы кто-нибудь её выяснял.

В какой-то момент она положила учебник обратно в сумку и, поджав ноги, положила подбородок на колени. Зонт съехал ей на плечо, и её туфли тут же промокли — дождь усилился. Папа, наверное, ушёл из дома, чтобы развеяться после ссоры с мамой, но Рейчел не хотела рисковать и идти домой. К тому же, если она была права — то мама наверняка сейчас убирала дома. Она сейчас злилась и ей было не до дочери. Скорее всего, сегодня она снова переночует здесь. Она пожалела, что ничего с собой не взяла, музыка пришлась бы к месту.

 — Опять ты?

Рейчел отвлеклась от своих мыслей и повернулась, хотя прекрасно знала, кому принадлежит голос. Зак.

Она не знала, как реагировать. Ей хотелось побыть одной, но она также не хотела, чтобы он уходил. Ей было так холодно и пусто, что не было сил даже пошевелиться лишний раз. Рейчел просто кивнула в знак приветствия и продолжила сидеть.

Он подошёл к ней. Она отвела глаза. Его красноречивый, постоянный меняющийся взгляд казался сейчас невыносимым.

 — Здоров.

 — Привет. Я первая пришла, — на автомате добавила она.

 — Впервые вижу, что ты влезла на этот бак, — с лёгким смешком сказал он. — Тебе, по ходу, здесь очень нравится.

 — Да, наверное…

Он уселся рядом с ней.

 — Всё норм?

 — Да, — кивнула она, не в силах сказать что-нибудь ещё. Старая привычка. — Всё хорошо. Как всегда.

 — Хм-м, — протянул он. — Уверена?

 — Да, — повторила она. Её сердце колотилось как бешеное, как будто она боялась, что не сможет умолчать правду, что он поймёт, какая она пустая внутри. Он уже знал, что происходит в её семье, и это было слишком. Она не могла допустить дальнейшего сближения. — Я в порядке. Не переживай.

Какое-то время он молчал.

 — Знаешь, была тут как-то одна подруга, она говорила то же самое. Конечно, не в этом контексте, — он пожал плечами. — Но точно то же самое. Она сначала пересрала, но когда поняла, кто я, сразу поменялась. Несла какую-то херню, типа, она моя фанатка и ей ни хрена не страшно. Повторяла «всё хорошо», «всё в порядке». Это было странно, но забавно, так что вместо обычных трёх секунд форы я дал ей целых пять… — он ухмыльнулся, поигрывая ножом в руке. — Далеко она не ушла. Когда я её догнал, она начала рыдать. Я напомнил ей, что она же меня не боялась и всё было хорошо, и знаешь, что она мне сказала? «Я думала, если скажу это, то ты меня не убьёшь», или как-то так.

 — …И ты её убил?

Зак хихикнул.

 — Она же соврала.

И в следующую секунду у горла Рейчел оказался заточенный нож.

 — Ненавижу враньё.

Рейчел рефлекторно замерла, ощутив на себе холодный клинок. Их взгляды встретились. Увидев огонь в его глазах, она тут же почувствовала себя такой маленькой, такой хрупкой. Она была полностью во власти опасного и смертоносного маньяка. Его стоило бояться. И она чувствовала это даже сквозь пустоту в сердце.

Даже если Зак был её приятелем, он оставался Переулочным Убийцей. И он мог сделать с ней если не всё — то очень многое, если она не будет осторожной.

 — Да, я убил её, — как ни в чём не бывало продолжил Зак, убирая нож. Рейчел выдохнула и дотронулась до шеи в том месте, где было лезвие. Он её не поранил. — Я всё равно собирался убить её.

 — По… нятно.

Руки Рейчел дрожали несмотря на то, что она пыталась успокоиться. Её сердце билось, словно у колибри, напоминая, что она ещё не забыла, что такое чувствовать страх. Пустота не могла защитить её от ран. Её душу — да, но не тело.

Она попыталась напомнить себе, что худшее, что он с ней сделает — это убьёт её. Она знала, что ничего другого ему от неё в принципе не было нужно. И он всё равно забрал нож. Но что, если бы он всё-таки причинил ей боль, если бы она сказала что-то не то? Ну и ладно, она сама была бы виновата. Он мог бы убить её, но мог и решить, что она того не стоит, и просто полоснуть её пару раз на память.

Сейчас она не знала, что думать и как быть. Зак, очевидно, ждал какого-то ответа, но вдруг она снова скажет что-то не то? Она не знала, почему он внезапно так отреагировал, как и не видела связи между собой и девушкой из рассказа. И не знала, стоит ли ей бояться его, наблюдать за ним и быть настороже.

 — Но почему?.. — нерешительно начала она.

 — Сказал же, ненавижу враньё, — ответил он. — Если ты собираешься мне что-то втирать, чтобы я отстал или ещё что-то сделал… Это, получается, тоже враньё.

До неё дошло.

 — Так ты… разозлился, потому что я сказала тебе, что всё в порядке?

 — Зуб даю, ты мне наврала, — фыркнул он.

Она собиралась было поспорить, но проглотила собственные слова. Он был прав. Рейчел нагло соврала — ничего не было в порядке — но она не знала, что ещё ему сказать. Она не хотела вдаваться в подробности. Надо было изначально ничего не говорить.

 — Что, ещё страшно? — хихикнул он.

 — Занятный вопрос, — спустя какое-то время ответила она, стараясь выбирать слова. — Есть немного, я думаю.

 — Блин, скука-то какая. Другая девка уже убежала бы.

Казалось, Зак на неё не злился, и больше не собирался доставать нож (к слову, она даже не заметила, когда он успел его достать), так что она расслабилась.

Враньё, значит. Пока она ему не врёт — он не грозит ей ножом. Она подумала, что в других условиях он бы в жизни не начал ей угрожать. Если она начнёт нарываться — он просто перережет ей горло; но она слишком хорошо умела подбирать слова, так что до этого вполне могло и не дойти.

 — Мне просто так… плевать, жива я, или мертва, — ровно пояснила она. — Если бы ты захотел убить меня, думаю, я бы не возражала, но… Если ты захочешь сделать со мной чего-нибудь ещё, это меня напугает.

— О, как.

Он определённо тогда подействовал по наитию, потому что только сейчас до него дошёл смысл её слов. Его глаза слегка распахнулись в понимании, прежде чем на лицо вернулась обычная угрюмая мина.

 — Ничего я тебе не сделаю, — пробормотал он. — Я ещё не настолько опустился.

И почему-то этого хватило, чтобы Рейчел успокоилась. Она медленно кивнула, чувствуя, как тревога медленно покидает её. Зак тем временем тяжко вздохнул и, поколебавшись, всё-таки протянул руку, чтобы потрепать её по голове в грубоватом жесте. Ей потребовалось две секунды, чтобы понять его своеобразное неуклюжее извинение. Он пытался её подбодрить.

 — Извини, что соврала, — наконец, сказала она.

Он убрал руку и подвинулся ближе. Она поправила зонтик, чтобы они поместились вдвоём, и слава богу, что зонтик был достаточно большим. Зак на фоне маленькой Рейчел был до абсурда высоким.

 — И что у тебя на самом деле?

Она не была уверена, что может открыться ему, но было трудно сдерживать даже те остатки чувств, что в ней остались. Глубоко в душе она хотела поделиться с кем-то, и рано или поздно она бы сорвалась. Для тринадцатилетнего ребёнка было тяжело терпеть всё это, а Рейчел сама по себе была слишком слабой, чтобы сдерживаться вечно.

 — Я устала. Да, наверное, именно устала. Не в смысле, что хочу спать, а… От всего устала. Понимаешь?

 — Думаю, да, — кивнул он. В конце концов, у него тоже жизнь была не малиной.

Она больше ничего не говорила, потому что он хотел услышать правду — и она сказала правду. Она решила сдержаться от излишних подробностей. Это было только её бременем, а Заку и даром не нужна была её жизнь. У него наверняка были дела поважнее.

 — И всё?

 — Нет, но… — она правда не хотела говорить о себе, поэтому попыталась соскочить с темы. — Холодно здесь. Я не взяла из дома ни пледа, ни куртку.

 — Да, с этим дождём не жарко, — согласился он и вздохнул, когда Рейчел не стала продолжать диалог. — Жалуйся на жизнь дальше, если хочешь. Пофиг уже.

 — У меня в классе есть одна девчонка, она меня сегодня два раза толкнула и начала смеяться, когда я чуть не упала, — начала она с поистине детской обидой. — Она мне не нравится. Учитель по математике устроил опрос, и его не волновало, что никто не понял тему. Кто-то врезался в меня, и попал прямо по синяку. Я его не виню, но было больно.

Её понесло. Она рассказала сущие мелочи, просто жалуясь, как дитя малое. Но ей стало лучше, когда она выговорилась. Давно Рейчел слышала, что на душе становится легче, если разделить даже самые мелкие невзгоды с окружающими, и это сработало.

 — Закончила? — удивлённо спросил он.

 — Да. Наверное, теперь закончила.

 — Волшебно. Тебе хоть полегчало? — улыбнулся Зак.

Рейчел, к её удивлению, нравилась эта его улыбка.

 — …Думаю, да, — и попыталась улыбнуться в ответ, на что Зак только рассмеялся.

 — Улыбка просто отстой!

 — Я пыталась, — раздражённо пробормотала Рейчел. Он схватил её за щёки, и она попыталась вырваться. — Не щипай меня!

Он снова засмеялся, потому что ему правда было весело. Её будто заразило его веселье, поэтому она снова неумело улыбнулась. Зак удивился, прежде чем щёлкнуть её по лбу и Рейчел даже слова сказать не успела, как поднялся холодный ветер. Она вздрогнула, обхватила себя руками в попытке сохранить немного тепла и инстинктивно прижалась к рукаву его толстовки.

«Вот оно», подумала она. Он не дрожал, как дрожала она, потому что на нём была тёплая толстовка. «Завидно».

 — И какого хрена ты творишь?

 — Холодно… — стуча зубами, процедила она.

Со вздохом Зак слез с бака. Рейчел посмотрела на него чуть-чуть обеспокоенно (он же был её единственной защитой от холода и ветра), но в основном — непонимающе.

 — Не сдохни тут, я сейчас вернусь, — попросил он и поспешил уйти.

Она всё ещё не понимала, что происходит, но было слишком холодно, чтобы думать. Закрыв зонтик, Рейчел положила его обратно в рюкзак.

«В смысле, он сейчас вернётся?»

Она закрыла уши руками, потому что ветер усиливался, но дождь закончился — и это уже хоть немного радовало. Такая погода вынудила бы её вернуться домой гораздо раньше, но Зак попросил её быть здесь, и она не двигалась с места. В прошлом «родители или погода» стало бы настоящей дилеммой, и Рейчел не знала, какое из этих двух зол хуже. Разве что после такой погоды немудрено было заболеть, так что, если бы не Зак — она давно пошла бы к семье.

Через несколько минут он вернулся. Она даже не услышала его шагов — было слишком холодно, чтобы на чём-то сосредоточиться; но она знала, что он пришёл, потому что ей на голову свалилась тяжёлая тёплая толстовка. После долгих раздумий она, продрогшая, надела предмет одежды, даже когда поняла, насколько размер ей не подходит.

И стало гораздо теплее.

Она облегчённо посмотрела на Зака. Капюшон упал ей на голову, закрыв половину лица, но хотя бы было не так холодно.

 — Спасибо, — улыбнулась она.

Он уже успел залезть на бак и сидел с хмурым видом.

 — Главное, чтобы не сдохла. Понятия не имею, что делать с твоим трупом.

 — Спасибо, — повторила она. Её тронуло, что он принёс ей собственную одежду несмотря на то, как мало они были знакомы. — Я очень тебе благодарна, Зак.

 — Да забей, — буркнул он. Быть добрым определённо не входило в список привычных ему вещей.

 — Почему?

 — Что «почему»?

 — Почему ты принёс мне свою толстовку?

 — Ты же, типа, замёрзла?

 — Но ты мог просто уйти, — объяснила она. — Мы же всего три раза виделись. Ты не обязан обо мне заботиться.

Со вздохом он провёл рукой по собственным волосам.

 — Уф-ф, вот же пристала…

 — Да, и это не ответ на мой вопрос, — спокойно указала она.

 — Ладно, потому что… — и, явно смущённый, отвернулся. — Ты же сказала, что боишься меня.

 — Так ты же этого и хотел, разве нет?

 — Нет! Да! Блядь… — раздражённо простонал он. — Так, смотри. Мне нравится, когда люди боятся меня, потому что они знают, что я сейчас их убью. Не потому что я напоминаю им о насилии в семье и подобной херне.

 — Зак, — шёпотом позвала она.

Он по-своему сочувствовал ей, и он на самом деле понял, что именно означал её страх. Он знал, что она боялась новых побоев, а не смерти. Может, ему было и плевать, но ему хотелось как-то её поддержать.

 — Я же приличный взрослый мужчина. У меня есть принципы! — незлобно прохрипел он. Ну точно, смутился.

 — Я понимаю, — сказала она. — Я всё поняла. Спасибо.

Она улыбнулась в надежде, что сейчас-то улыбка получится не отстойной. Он не ответил и даже не посмотрел на неё. Ну как ребёнок, ей-богу. Это выглядело даже немного мило.

Они молчали, слушая затихающие капли воды. Неосознанно, Рейчел снова подвинулась к нему, и их плечи соприкоснулись, но Зак, заметив это, ничего не сказал.

 — Ночевать в баке будешь? — спросил он.

 — Не знаю, — пожала плечами она. — Может быть.

 — Там после дождя сыро.

 — А-а… — значит, ей стоило поменять планы. — Тогда, как стемнеет, пойду домой.

 — Думаешь, всё будет хорошо?

 — …Наверное, да, — подумав, ответила она. — Нужно только быть осторожной. Они, наверное, уже уснут, и я уверена, что двери никто закрывать не будет.

 — Ну ладно, — вздохнул он.

 — Зак… — она немного подумала, прежде чем сформулировать вопрос. — Тебе на меня не плевать?

 — Чего?

 — Нет, ничего, — и хорошо, лучше ей этого не знать. — Просто интересно, считаемся ли мы друзьями.

 — Друзьями, хм-м… — задумчиво повторил он. — Хрен знает. Что думаешь?

 — Я бы сказала, что мы неплохо поладили.

 — А что для тебя «друг»?

 — Я вечером посмотрю точный термин, — пообещала она, потому что сходу не смогла дать правильного ответа. На самом деле, она и сама не совсем понимала. Не знала, где находится граница между «знакомыми» и «друзьями», и в какой момент они могли пересечь эту границу.

 — Ладно, твоя правда, — согласился он. — Мы поладили. С тобой не так уж и хреново.

 — Это комплимент?

 — Ага.

 — Спасибо, мне тоже приятно быть с тобой, — сказала она с лёгкой улыбкой.

 — Да как знаешь, — нахмурился он, чем только лишний раз повеселил.

Были они друзьями, или нет — но ей даже так нравилась его компания.


* * *


Июнь 2ХХ6

Это было 10 июня — день рождения Рейчел — и, проснувшись поутру, она задалась вопросом, зачем вообще продолжала обращать внимание на такие вещи.

Она, по сути, никогда не праздновала. Её родители давным-давно перестали делать из этого дня праздник. Как доказательство, папа уйдёт на работу на весь день, как будто в этот день он особенно не хотел её видеть. Наверняка, он и не хотел, просто на работе день рождения дочери был неплохим поводом законно сачковать. И если честно, для Рейчел, взаимно не желающей видеть папу, это было лучшим подарком.

Она встала, чтобы собрать рюкзак. Каждый год она думала, что пора бы перестать выделять этот день cреди прочих, но всё заканчивалось одинаково — она закономерно пыталась выделить его.

Сегодня она решила надеть то самое розовое платье, что купила ей Кэти, и завязать привычно встрёпанные волосы в хвост. Это создало ей какую-то уверенность в себе, и ощущение, что сегодня она выглядела не так уж и плохо. Из-за папиного отсутствия, у мамы было хорошее настроение с самого утра, так что она собиралась к Максу. Они мило побеседовали за завтраком, и мама, даже проводив Рейчел до двери, окликнула её.

 — Постой, — сказала она. — Сегодня же твой день рождения?

 — …Да, — кивнула Рейчел, удивлённая, что мама не забыла.

 — Эмили вчера напомнила, — ну да, а так бы она даже и не вспомнила. Рейчел в который раз поблагодарила небеса за существование Эмили. — Так что, вот, держи.

Она протягивала десятидолларовую купюру, которую Рейчел, не без лишних раздумий, приняла. Она уже много лет не получала подарков от мамы, и деньги принесли ей какую-то странную радость.

 — Спасибо, мама, — сказала она, убирая купюру в карман.

 — С днём рождения, Рейчел, — улыбнулась ей мама. — Хорошего дня.

На пути в школу Рейчел задумалась, будет ли этот день хорошим. Утро уже задалось, не в последнюю очередь благодаря маминому хорошему настроению. Было бы весьма неплохо в этом году не рвать на мамины цветы из-за слишком сильного удара в живот.

В школе её первым поздравил доктор Денни (потому что она проходила мимо медпункта), счастливый, что она на этот раз пришла не за медикаментами.

 — С днём рождения, Рейчел! Твои глаза стали ещё милее. Веселишься?

 — Ага, — с улыбкой, в кои-то веки искренне кивнула она. Погода тоже была лучше некуда и обещала оставаться таковой до конца дня. — Спасибо, доктор.

Он ласково потрепал её по макушке и вручил завёрнутую в упаковку коробочку. Рейчел поблагодарила его, но звонок прозвенел прежде, чем она смогла сказать что-нибудь ещё, и она, помахав, ушла в класс.

Там ещё несколько одноклассников поздравили её (либо сами вспомнили, либо услышали поздравления доктора Денни). Хоть она не особо с ними общалась, но всё равно было приятно внимание, даже если её поздравили из банальной вежливости.

 — С днём рождения! — и Рейчел засмеялась, когда Эдди сгрёб её в крепкие объятия.

 — Спасибо, Эдди.

Его внимание, как обычно, было приятнее всех остальных. Он ведь был её лучшим другом с самого детства, всегда пытался подбодрить и защищал её от хулиганов, когда они были совсем детьми. Иногда он мог быть немного эгоистичным, мог впадать в детство, но Рейчел ценила его. Его монологи всегда расслабляли и дарили иллюзию, будто всё в порядке, будто её жизнь в порядке. Конечно, возникали проблемы, когда Эдди просил и её поговорить (он любил слушать её голос), но она честно старалась поддержать разговор.

 — Наконец-то и тебе четырнадцать! — воскликнул он. Его день рождения был в апреле, и он любил пошутить, что теперь взрослее и умнее её. — Чувствуешь себя старше?

 — Не очень, — с лёгким смешком ответила она. Настроение было превосходным. — Если честно, не чувствую разницы…

Может, потому что она всегда была слишком зрелой. Она не ощущала себя на тринадцать или четырнадцать, ей часто казалось, что она многим старше. Но иногда она чувствовала себя маленьким ребёнком, который нуждается в объятиях мамы и её заверениях, что всё будет хорошо, и в папе, который вот-вот придёт и прогонит монстра под кроватью.

Она не помнила, чтобы её родители когда-нибудь делали это. Она даже не помнила последний раз, когда мама искренне обнимала её. Но она сегодня пожелала ей счастливого дня рождения, подарила деньги, и Рейчел была счастлива этой более-менее приятной мелочи.

 — Чем планируешь заняться? — спросил Эдди.

 — Не знаю даже, — честно ответила она. — Я ничего особо не планировала… Мама с папой сегодня уйдут на весь день, Кэти и доктор Денни тоже работают. Думаю, не буду ничего устраивать.

 — Хочешь со мной погулять по городу?

 — Да? А тебе разрешат?

 — Я спрошу, — невозмутимо пожал плечами он. Она знала, что Эдди часто был занят, помогая семье и, раз уж он жил очень далеко, отец не мог приехать к нему в любой момент. — Мы же так давно не гуляли, — протянул он, снова обнимая Рейчел.

 — И правда…

Последние месяцы были тяжёлыми, и они немного отстранились друг от друга. Рейчел не хотела давить на друга своим негативом, потому что было трудно просто скрывать свою подавленность (Эдди даже не догадывался, что всё куда хуже, чем он мог видеть).

Он выпустил её из объятий и вытащил из своей сумки книгу. Это был роман в жанре городского фэнтези о гробовщике и странностях на кладбище. Рейчел вспомнила, что видела такой в библиотеке, и улыбнулась.

 — Надеюсь, тебе понравится! — гордо сказал он.

 — Держу пари, буду читать взахлёб, — и убрала книгу в собственный рюкзак. Урок уже начинался, поэтому она успела прочитать только синопсис на обложке. — Ещё раз большое спасибо, Эдди.

Он порозовел, счастливый, что ей понравилось. Рейчел заметила, что он положил свою руку на её ладонь и, поколебавшись, всё-таки немного сдвинула свою руку, чтобы достать из пенала карандаш. Эдди смущённо убрал руку и сосредоточился на занятии.

Рейчел не знала, что об этом думать, что с этим делать и что это может значить. Она и до этого заметила, что Эдди пытался сблизиться, но не знала, как это понимать. Наверное, это из-за того, что она сама отдалялась? Да, может, и так.

Сегодня был её день рождения, и раз уж она сама вбила себе в голову странную мысль, будто этот день будет хорошим до конца, то решила не волноваться лишний раз. Если у Эдди были какие-то конкретные пожелания — он всегда мог сказать ей об этом, а до тех пор она будет защищать его от самой себя.

В итоге, Эдди запретили гулять. Его семья не могла приехать за ним вечером, поэтому после школы он обнял Рейчел напоследок и ушёл. Она и до этого знала, что прогулки не состоится, но всё равно задумалась, как провести оставшийся день.

Гуляя по городу, она вспомнила о тех десяти долларах, что получила утром, и подумала, можно ли купить на них себе какой-нибудь подарок. Было бы неплохо. Она не часто себя баловала, но сегодня можно было сделать исключение. К сожалению, ей ничего особо не хотелось, но было приятно просто гулять по городу и наслаждаться тёплой летней погодой.

Спустя какое-то время она прекратила поиски и решила просто вернуться домой, но затормозила около кондитерской. Она гуляла достаточно долго, и до закрытия было рукой подать, но торты выглядели довольно мило, и всё ещё были в продаже. «Сойдёт», подумала она и прошла в кондитерскую. Самый дешёвый торт как раз стоил десять долларов. В обычный день она бы не потратила деньги на нечто столь глупое, но сегодня был не обычный день, и Рейчел решила не сожалеть. Она отправилась домой с хорошим тортом, довольная покупкой.

На пороге обнаружился подарок от Кэти. Рейчел согрела мысль, что Кэти, несмотря на вечную занятость, нашла время на её день рождения. Она, конечно, хотела бы увидеть подругу, но такого знака внимания тоже было достаточно. Взяв подарок, она пошла в дом.

Никого не было. Рейчел облегчённо выдохнула. Были бы мама с Максом — ей пришлось бы уйти на улицу, а вот в случае с папой она даже из комнаты бы не вышла. Она пошла к себе, проверила, сколько задали на дом, и закончила то, что нужно было сдать завтра. Едва всё было готово, она пошла на кухню, чтобы открыть торт и сложить рядом подарки. Рейчел посмотрела на всё это в ожидании чего-то. Ей почему-то не хотелось есть. Уж точно не одной. Праздничный торт был из тех вещей, которые стоило есть в компании, и сегодня ей не хотелось есть в одиночку.

Но сначала она хотела распаковать подарки.

 — С днём рождения меня, — напела она.

Денни подарил ей симпатичные солнечные очки и приложенной запиской: «Я знаю, что у тебя их нет, а этим летом солнце будет очень ярким! Береги глаза!»

Рейчел улыбнулась. Подарок был весьма своеобразным, но Денни был прав — очков у неё не было. В комплекте шёл красивый чехол, и она сложила туда очки после примерки.

Кэти подарила розовую чашку. Рейчел почувствовала, как ей сдавило горло. Она действительно упоминала на прошлой неделе, что её любимая розовая чашка разбилась, но она не ждала, что подруга подарит ей новую. Отчего-то подарок принёс ей радость и тревогу одновременно. Она решила на этот раз не ставить чашку в шкаф к остальной посуде — скорее всего, так бы чашке снова пришёл конец.

Да, Рейчел привыкла, что вокруг неё всему приходит конец, но ей больше нравилось, когда всё было в целости и сохранности. В её жизни и так достаточно мало вещей были целыми, не разрушенными одним фактом её существования. Она знала, что глупо привязываться к материальным благам, и всё равно чувствовала досаду, когда что-то ломалось.

 — Спасибо, — с лёгкой улыбкой прошептала она.

Распустив хвост, она обняла свои подарки и положила голову на стол, уставившись на торт сквозь упавшие на лицо волосы. Ей действительно не хотелось есть одной, как и её тело снова отвергало остатки какого-либо аппетита. Но поделиться было не с кем, поэтому она продолжила смотреть на торт, слушая глухое тиканье часов. Она внезапно почувствовала себя очень уставшей, но спать не хотелось. И стоило съесть торт сейчас, потому что завтра будет уже не то.

Внезапно Рейчел озарило и, прежде чем она могла подумать, что эта идея не так уж хороша, она уже шла в сторону посуды. Она достала и сложила на столе две тарелки, две чайные ложки и нож, а затем отнесла подарки к себе в комнату и сложила в ящик. Так они будут в безопасности. Затем она разобрала рюкзак, чтобы сложить туда свой «уличный набор» (он теперь всегда был готов, мало ли), спустилась обратно на кухню, аккуратно упаковала торт и положила его в рюкзак, в другое отделение отправилась посуда. А потом она пошла на улицу.

Она не знала, куда идти, но знала, что не хочет быть в этот вечер одна. Сегодня, когда хотелось до конца быть счастливой, одиночество тяготило ещё сильнее. Достигнув главной улицы, она осторожно пошла в переулок.

Это было рискованно, это было глупо, но Рейчел знала, что в случае нежелательной встречи сможет тут же убежать. Она узнавала это место всё лучше и лучше. Конечно, каждый день туда не ходила, и всё ещё могла потеряться, но хотя бы было проще ориентироваться.

Её вела наивная надежда. До сих пор их встречи были вопросом чистой удачи, и бог — свидетель, что Рейчел была не из везучих. Но сегодня она тайно желала, чтобы удача была с ней, потому что на этой неделе она дважды видела его в городе, и один раз они встретились взглядами.

Наверное, в честь дня рождения судьба сжалилась над ней, потому что достигнув мусорного бака, Рейчел его увидела.

 — Зак!

Он обернулся с широко раскрытыми от удивления глазами.

 — Рей? Ты что тут забыла?

Она подошла к нему, не в силах сдержать улыбку. Он подарил ей странный взгляд — то ли из-за всё ещё отстойной улыбки, то ли из-за наконец-то не отстойной, что позволило бы ему убить её — но она продолжала улыбаться.

 — О, тебе хочется меня убить?

Сначала стоило выяснить, нужно ли убегать.

 — Э-э-э, да не особо?..

 — Класс, — облегчённо кивнула она. В душе было лёгкое волнение, но это было нормально. — Сегодня мой день рождения, и я купила торт. Мне не хотелось есть его одной, так что я решила поделиться с тобой.

Зак тупо моргал, переваривая информацию.

 — Что-что твоё?

 — Мой день рождения, — медленно повторила она.

 — А, окей, и?.. А, да, — кажется, спустя какое-то время до него дошло. — …С днём рождения.

Прежде застывшая улыбка на её лице смягчилась.

 — Спасибо.

Он улыбнулся в ответ, на секунду забыв, до чего странным было её присутствие. Она впервые пришла сюда днём (хотя закат уже занимался), и не потому, что хотела сбежать из дома. Она не чувствовала себя здесь лишней и была до странного спокойной.

И это было круто.

 — Я купила себе торт, но мне не с кем его есть, поэтому я пришла поделиться с тобой, — объяснила она.

 — Ты… — он раздражённо застонал и потрепал её по голове. — Такая ёбнутая!

 — Э-э-э… Он шоколадный… Не любишь шоколад? — внезапно заволновалась Рейчел. Ей было неизвестно, почему он так прикипел к её волосам, а потом припомнила, что Зак всегда так делал, когда смущался.

 — …Да люблю, — признался он. Пока она снова поправляла хвост, он окинул её взглядом. — Опаньки.

 — Что?

 — Это платье… То самое?

 — Ага, ты тогда очень помог.

 — Ты… — и не стал продолжать. Рейчел непонимающе на него посмотрела, но Зак, поколебавшись, покачал головой. — Не, забей. Я знаю местечко для еды получше, чем это.

 — Где?

 — Наверху, — игриво улыбнулся он.

Рейчел удивлённо заметила лестницу над баком, ведущую на крышу. Зак выглядел таким гордым, что, ей подумалось, немногие в принципе знали об этом.

 — В жизни бы не заметила…

 — А здесь лестниц до хрена, просто они не все спускаются к земле. Ты бы и не заметила, если бы не знала, где искать.

Поднимаясь на крышку бака, Рейчел сделала мысленную заметку быть внимательнее — это могло пригодиться, если её снова будут преследовать. Нужно было как-нибудь прогуляться по переулкам, чтобы найти все лазейки.

Лестница была старая и немного неустойчивая, но они благополучно добрались до крыши. Рей почти сразу обрадовалась этой находке: вид открывался потрясающий. Крыша была не очень высокой, но оттуда можно было увидеть часть города, фонари, её школу и улицы, ведущие к её дому. Она впервые видела город с такой высоты.

 — Круто, согласись?

Он звучал донельзя гордым собой, поэтому она ему улыбнулась.

 — Да, очень красиво.

Они сели, и Рейчел достала торт и посуду. Потом она положила рядом фонарик, чтобы было светлее, и завернулась в плед. Зак смотрел на всё это, и его глаза лучились детским восторгом.

 — Еба-а-ать, он настоящий? Настоящий, блядь, торт!

 — Да, в кондитерской продавался.

Зак смеялся, пока она разрезала торт. Он был небольшой, но Рейчел всё равно была счастлива разделить его с кем-то. Первый кусочек отправился на тарелку Зака, второй — на её.

Она начала есть, и торт действительно был хорошим. Она уже давно не ела ничего настолько вкусного и сладкого, а есть с кем-то было приятнее вдвойне.

 — Объедение, — прокомментировал он.

 — М-м-угу, — кивнула она с набитым ртом. — Вкусный.

Зак посмотрел на неё и начал смеяться, тыкая пальцем ей в лицо.

 — Ты вся в торте вымазалась!

 — А? — она начала смущённо вытирать рот. — Где?

 — Погоди секунду, — и, вытерев уголок её губ своей ладонью, слизнул крошки с большого пальца. — Вот, теперь норм.

 — Ой, спасибо, — робко пробормотала она. Блин, салфетки забыла. В следующий раз обязательно их принесёт.

Совсем скоро торт был съеден, а виновница торжества и её спутник лежали на крыше, бок о бок. Погода не подвела: небо было ясным, и появлялись первые звёзды. Воздух был приятным и становилось свежо, но Рейчел, закутанная в плед, не чувствовала дискомфорта.

Сегодня они много говорили, и разговор продолжался. Зак раньше говорил, что не очень разговорчив, но сегодня (за исключением нескольких минут взаимной задумчивости) они вполне приятно болтали.

 — Эй, Зак, а когда у тебя день рождения? — в какой-то момент спросила она.

 — Не уверен… Где-то в июле. Наверное, двадцать четвёртого.

Она помнила, что ему «наверное, двадцать» лет. Он либо не знал, либо не помнил, когда родился, и Рейчел стало действительно интересно, где нужно было провести детство, чтобы не быть уверенным в таких вопросах. Она не могла этого спросить, но любопытство теперь сжирало её. Хотя, зная Зака, он ей не ответит — если не рассказал сразу, значит, не хотел говорить об этом вообще. Оно и понятно.

 — Двадцать четвёртого июля?.. — повторила она, легко улыбаясь. — Ладно, я запомню.

 — Ты сегодня много лыбишься.

 — Это плохо?

 — Не-а.

 — Я до сих пор отстойно улыбаюсь?

 — Уже получше, — игриво ответил он.

 — И когда моя улыбка будет приемлемой?

 — Когда глаза будут не такими дохлыми.

 — Но они уже не такие?

 — А я и говорю, что «получше».

Рейчел на какое-то время задумалась.

 — А когда я буду улыбаться по-настоящему… Ты захочешь убить меня?

 — А хрен его знает, — Зак повернулся и тыкнул пальцем ей в щеку. — Сегодня ты веселилась и всё такое, но я не хотел тебя убить, сечёшь? Так что, наверное, нет.

 — Вот уж спасибо, — со смешком ответила она.

Он двинулся навстречу, но Рейчел схватила его за руку, прежде чем он смог бы: потрепать её волосы; ущипнуть её за щеку; сделать и то, и другое. Зак с лёгким разочарованием надулся, и она поздравила себя с успешной сохранностью лица и причёски. Он наверняка хотел сделать и то, и другое.

 — Наверное, это потому что мы ладим, и было бы отстойно, если бы ты померла, — сказал он.

 — Да ну? — удивилась она, впрочем, не отпуская его руку. Риск быть потрёпанной ещё существовал. И тут она вспомнила: — О, точно, определение «друзей»! Я же посмотрела. «Человек, который нравится и хорошо знаком, но не является членом семьи», или же «человек, не являющийся врагом, которому можно доверять».

 — Ты его вызубрила, что ли?

 — Да легко, — пожала плечами она. — Итак?

 — Не знаю. Я бы не сказал, что ты мне ну охренеть как нравишься.

 — Но ты не ненавидишь меня.

 — …Не ненавижу, — неохотно признал он. — Мы ладим.

 — Значит, нам больше подойдёт второе определение, — решила она. — Ты мне доверяешь?

 — Что за тупой вопрос? — огрызнулся он. По нему было видно, что он раздражён и смущён, и Рейчел была рада, что до сих пор не отпускала его руку. — А ты?

Это был хороший вопрос, и она не торопилась с ответом. Обдумывала.

 — Я… не знаю, — и поймала на себе его взгляд, такой пристальный, что по её спине побежали мурашки. — Не знаю, — повторила она. — Но… — в его глазах слабо засияла надежда. — Думаю, скорее доверяю, чем нет. Если бы я тебе не доверяла — меня бы здесь не было, так?

 — Так…

 — И даже если я тебя плохо знаю — я не против узнать тебя поближе. Я тобой дорожу. Думаю, что могу считать тебя своим другом, — заключила она.

Он хмурился и избегал её взгляда, но это было от явного смущения. Ей внезапно стало неловко, неудобно и вся уверенность куда-то испарилась. Наверное, не стоило этого говорить. Наверное, ему не нужна была дружба с четырнадцатилетней малявкой. Наверное, она снова была навязчивой. Ох, какая же она глупая, и чем она только думала?

 — Извини, — пробормотала она. — Я не хотела…

Зак нежно сжал её руку, заставляя замолчать. Она заметила, что он смотрит прямо ей в глаза и снова почувствовала себя очень мелкой под давлением его взгляда — настолько, что забыла, как дышать. Когда Зак так смотрел, она снова вспоминала, какой он большой, внушительный, опасный и таинственный. Она не могла прочитать и понять этот взгляд. Словно смотрела в глаза волку, жуткому и манящему одновременно.

 — Зак? — робко позвала она.

Он ухмыльнулся, и Рейчел почувствовала, как с её плеч свалился непомерный груз.

 — Странно, у меня до тебя не было друзей.

Зак отпустил её руку и сложил свои за головой, но её кожа до сих пор горела в том месте, где он держал её. Он закрыл глаза, и только в этот момент она вспомнила, как дышать. Какое-то время она смотрела на него, прежде чем улыбнуться.

И поняла: она пошла с ним на сближение, и в каком-то смысле, он тоже начал сближаться с ней.

Это было плохо, очень плохо.

Она сближалась с ним, позволяя узнать о себе больше, чем кому-либо. Он знал о её родителях, о побоях. Всё знал.

Это было очень плохо.

Если они сблизятся достаточно — он будет в опасности. Его настигнут страдания, она подвергнет его риску, разрушит его жизнь, если не возьмёт себя в руки. Она станет его погибелью. Одно её существование сделает ему только хуже.

Это она всегда и делала — приносила неудачи.

Это плохо закончится, если она не начнёт держать дистанцию. Она не хотела, да и было поздно отталкивать его, особенно после сегодняшнего.

Какая-то эгоистичная её часть хотела стать к нему ещё ближе.

Она не могла, не хотела и не собиралась обрушать на него столько страданий.

Она была монстром, ведьмой, а он должен был в итоге расплачиваться за её эгоизм.

Она закрыла глаза, выстраивая в сердце новую стену.

Последние часы дня её рождения были донельзя горькими.


* * *


 — Ах ты, сучка мелкая!

Мамы не было дома, но был папа, и он снова много выпил. Рейчел свернулась калачиком возле кухонной стойки, где и получила от папы по голове.

 — Хватит пялиться, ёбаная ведьма!

Он кричал и осыпал её ударами, и она закрыла голову, чтобы не случилось сотрясения. Обычно он контролировал себя достаточно, чтобы не дошло до больницы (было бы неприятно объяснять, что случилось с ребёнком), но сегодня, кажется, он совсем забыл об этом. Рейчел закрыла глаза. Тело ломило, но в душе до сих пор было пусто. Ей сначала хотелось закрыть уши, чтобы не слышать оскорблений, но оказалось, что это её уже не задевает.

Ложь, на самом деле задевало, и она об этом прекрасно знала. Но сейчас ей будто было плевать. Она ничего не чувствовала, будто её сердце опустело, а душа умерла. Она и так знала о том, в чём обвинял её папа. Он был прав. Она разрушила его жизнь, принесла страдания. Папа доходчиво объяснял, и Рейчел, единожды усвоив этот урок, никогда его не забывала.

Как бы она ни убегала от реальности — реальность всегда настигала.

 — Ты мне всю жизнь испоганила! Ненавижу тебя!

Я знаю, хотела ответить она. Но сейчас лучше было промолчать. А в идеале — просто исчезнуть.

 — Да ты, блядь, как призрак, шатаешься! Жуть нагоняешь!

Да, она приносила неудачи, но сейчас не могла даже прочувствовать свою вину. Хотелось просто умереть.

 — С глаз моих съеби! — взревел папа.

Она сглотнула кровь, почувствовав её гнилой вкус. Рейчел медленно пыталась встать, и папа пнул её в колено за нерасторопность. Подвывая от боли, она всё-таки поспешила уйти.

Выйдя из кухни, она услышала, как папа садится на стул и открывает ещё одну банку. Взяв рюкзак, она поднялась по лестнице, стараясь не упасть, ведь падать было больно и громко, и папа снова накричит на неё.

Сев на стул, она поняла, что её правая рука не разгибается до конца. Убедившись, что кость не сломана, Рейчел на пробу сделала несколько простых упражнений. Вроде бы всё было в порядке, просто рука занемела после пинка. Ей удалось вытащить из сумки учебники, и она начала делать домашнюю работу левой рукой — этой фишке она выучилась несколько лет назад, когда папа действительно сломал ей руку, столкнув с лестницы в день её рождения (с днём рождения, Рейчел!)

Она вздохнула, чувствуя тупую боль в груди. Папа и правда забыл про самоконтроль, и сейчас ей действительно повезло, что ничего не было сломано.

Закончив домашнюю работу, она положила голову на стол. Болело до сих пор. Она чувствовала себя куклой, марионеткой. Пустой, бесполезной, ненужной, бессильной, мёртвой.

И на дне этой пустоты зияла огромная яма самоненависти, грозящая рано или поздно поглотить её полностью.

Монстр, ведьма, проклятая, тупая, страшная, причина всех бед.

Она начала мысленно называть себя по имени, снова и снова, пытаясь пробудить в себе хоть какие-то чувства, но стены в её сердце защищали и от собственных попыток спастись. Она ненавидела себя. Она бы с радостью исчезла, если бы могла. Она хотела умереть.

И в каком-то смысле, она уже была мертва.

Она бесчисленное количество раз задумывалась о самоубийстве, но это было бессмысленно. Какая-то её часть (хоть Рейчел и не была религиозной) считала, что Бог её не простит за это, что у неё нет права на это. Это облегчило бы всем жизнь, но она не могла.

Она достала МР3-плеер и надела наушники, но так и не включила музыку. Палец так и остался на кнопке. Музыка обычно приносила какую-то радость, и Рейчел чувствовала желание наказать себя за собственное существование, лишить себя даже этого маленького блага. Боже, как же она себя ненавидела. Лучше бы она вообще не рождалась, или умерла гораздо раньше, когда её родители ещё были счастливы.

Даже плакать не хотелось.

Она закрыла глаза, услышав звук бьющихся бутылок. Папа был пьянее обычного. У неё болела и кружилась голова, и она прекрасно знала, что в скором времени произойдёт. Она помолилась, чтобы папа не пришёл к ней в комнату, чтобы сорвать оставшуюся злость, но Бог был глух к молитвам грешников.

Она сейчас очень хотела поступить, как типичная маленькая девочка — спрятаться под кроватью, или в шкафу, или выскочить в окно — но она не могла. Она была обречена. Нужно было молча принять свою судьбу и расплатиться за свои грехи — её начавшуюся и продолжавшуюся жизнь. От судьбы было не убежать.

Эта жизнь принадлежала только ей, как и боль, и жестокость. Это стало её рутиной, даже если сегодня всё было несколько хуже обычного. Было бы неправильным с её стороны попытаться сбежать, когда она знала, что возмездие неизбежно придёт, смешает её с грязью, и не обойдёт стороной тех, кого она замешала.

Однажды так уже случилось. И она не могла позволить случиться этому снова.

Дверь её комнаты распахнулась, и Рейчел резко вскочила, уронив плеер на пол. Спустя минуту, папа толкнул её с такой силой, что она врезалась спиной в стул и осела на пол.

 — Блядь, всё из-за тебя!

Он всегда говорил одно и то же. Всегда. Наверное, потому что он думал, что до неё недостаточно дошло, раз уж она не пыталась ничего исправить. Наверное, он хотел довести её до самоубийства, но так же именно он научил её, что Бог не приемлет самоубийц. Она была в ловушке собственной жизни, неспособная пойти по лёгкому пути суицида.

Удары сыпались на неё снова и снова, и Рейчел прикрылась руками. Ей не хотелось поутру проснуться изуродованной, ведь это означало школьный прогул и лишние вопросы.

 — Извини, — прошептала она. Это всё, что она могла сказать. — Извини.

Но он не слушал. Он схватил стул, чтобы огреть им Рейчел.

 — Ненавижу тебя! Тебя и твою ёбаную мамашу!

 — Извини.

 — Ты вынудила меня сделать это! Это ты виновата!

 — Извини.

 — Я не хотел бить тебя, но ты сама напросилась, сама!

 — Извини.

 — Кусок дерьма ты, поняла? Кусок бесполезного дерьма!

 — Извини.

 — Что, думала, сможешь свалить отсюда? Думала, я не заметил, что ты сваливала?

Рейчел почувствовала, как сердце пропустило удар.

 — Извини.

 — Где ты была? Отвечай, куда и к кому ты шлялась?

 — Извини.

 — ОТВЕЧАЙ, Я СКАЗАЛ!

Она вздрогнула от крика и собралась с духом, чтобы сказать что-то помимо извинений.

 — …Ни с кем. Я была на улице. Извини.

Казалось, это его немного успокоило, потому что стул отправился на место.

 — На улице? И чем ты там занималась? Торговала собой за пару долларов?

 — Нет, папа. Извини.

 — Не ври мне, я — твой отец!

И ударил её по лицу. Рейчел вытерла кровь, собравшуюся во рту. Наверное, губа была разбита, но она не могла сказать наверняка.

Было больно. По-настоящему больно.

 — Извини, — прошептала она. — Извини. Извини.

 — Тупая прошмандовка, — рыкнул он.

Наверное, пока что всё закончилось. Папа развернулся и пошёл к двери, раздавив оказавшийся на пути МР3-плеер. Он даже не заметил, но Рейчел, увидев это, почувствовала, как что-то внутри неё хрустнуло. Это был подарок Кэти. Она дорожила им. Искала в нём утешения и музыку, когда это было необходимо.

А теперь он сломался. Его было не починить. И она сама была в этом виновата.

«Пора бы уже привыкнуть», подумала она.

Она впервые что-то почувствовала за сегодня. Боль внутри стала только нарастать. Непреодолимая, неугасимая. На полу валялся мусор, она сама была в числе этого мусора, и от этого даже не хотелось плакать. Было плохо, и с каждой секундой становилось всё хуже и хуже. Её словно сломали. И забыли выбросить.

Она ненавидела себя так сильно, что уже не могла выдержать.

Это было слишком.

И она сломалась. С тихим леденящим звуком, словно мёртвая ветка, оторвавшаяся от одинокого дерева.


* * *


 — Я видела на улице щенка, — пробормотала сломанная Рейчел.

Прозвучало пусто, разбито, мертво. Потому что именно такой она сейчас и была — пустой оболочкой. Не осталось мыслей, не осталось чувств. Она была мертва.

Она приложила усилия, чтобы встать на ноги. На улице шёл дождь. В обычный день она не вышла бы из дома при штормовом предупреждении, но сейчас ей было плевать.

На всё плевать.

 — Я видела на улице щенка, — повторила она.

Рейчел подошла к окну, чтобы открыть его и неуклюже выбраться в сад. Она даже не оглядывалась. Она в секунду промокла до нитки, но даже не заметила этого, шагая по пустынным улицам в поисках переулка, где она ранее увидела бездомного щенка.

Это был очень милый симпатичный щенок. Она всегда хотела такого же, она бы смогла за ним ухаживать. Рейчел бы сразу взяла его с собой, но сначала стоило спросить разрешения. Но её папе не понравилось, что она с ним заговорила, а потом спросить про щенка времени не хватило.

Она была похожа на сломанную марионетку, когда волокла ноги по пустому тротуару. Она могла бы притвориться призраком, но, наверное, она уже таковой и была. Её душа словно уже покинула тело, устремляясь к небесам, но неизбежно проваливаясь в глубины ада.

Она дошла до улицы, где находился щенок, и подошла к нему. Милый маленький щенок уже ослаб, промок и продрог. Рейчел присела.

 — Привет, — сказала она до ужаса ровным голосом. — Эй, как ты? Ты очень милый…

Она протянула дрожащую от страха и нервов руку, чтобы погладить щенка, не осознавая своего взгляда — пустого, мёртвого, безумного. Любой, кто увидел бы её, продрог до костей — настолько она выглядела не в себе.

Щенок укусил её.

Она резко отшатнулась, от шока даже забыла вскрикнуть.

Он её укусил.

 — Ясно, снова ошиблась — печально пробормотала она и нахмурилась, когда щенок залаял на неё. — Нет, ты не мой маленький щенок. Ты не милый.

И она улыбнулась.

То была не улыбка, просто не могло быть ею. Её губы словно насильно растянули и скрепили скобами. Лицо искажали боль и нарастающее сумасшествие и, посмотрев в зеркало, Рейчел сейчас не узнала бы себя.

Сейчас это даже не была Рейчел.

 — Но ничего, я всё исправлю. Я починю тебя. Ты будешь милым.

Это была пустая марионетка, движимая чистым безумием.

 — Ты будешь моим.


* * *


Она очнулась от звуков ниток, проходящих сквозь что-то.

 — Хороший, хороший мальчик…

От звуков собственного голоса.

 — Вот, теперь ты мой идеальный щенок.

От звуков иглы, прокалывающей плоть.

Она очнулась и обнаружила себя в своей комнате, в своих руках — коробку, а в коробке — труп щенка.

Которого она зашивала.

Рейчел проснулась и завопила от ужаса. Она кричала и кричала, не в силах остановиться. Ей стало тошно и отвратительно.

Она сделала это. Она — и никто другой. Она зашивала, думая, что чинит, но вместо этого она убила.

Монстр, ведьма, проклятая, тупая, страшная, причина всех бед, сумасшедшая.

 — Нет! — кричала она. — Нет-нет-нет!

Голова болела так сильно, что сейчас, наверное, взорвалась бы изнутри.

Только не снова. Только не это.

В груди буйным цветом расцвела паника, и Рейчел, бросив всё, схватила коробку и подбежала к открытому окну. От адреналина она совсем забыла о возможных травмах, забыла, что ей должно было быть больно. Она до сих пор не могла мыслить здраво, но на сей раз — от самоненависти, поглотившей её в пучину страха и беспокойства. Она от страха не могла сформулировать ни единой логичной мысли.

Она боялась самой себя. Того, что она сделала, и что могла сделать.

Рейчел бежала на полной скорости, прижимая к себе коробку — доказательство совершённого греха. Нужно было избавиться. От коробки, или от себя самой — она ещё не знала. Она бежала по улицам, не обращая внимания на дождь и ревущий гром, и знала, куда направляется. Однажды она едва не свалилась в реку, и она могла погибнуть от сильного течения — как потом сказал ей Эдди. Там она смогла бы и избавиться от коробки. Никто не узнает, а она забудет, как и в прошлый раз.

Она бежала десять долгих минут и, к счастью, мысли словно вылетели из головы — иначе она выбросила бы коробку ещё до того, как стало тошно. Ей было до дрожи страшно и противно. То, что она сделала, было больным, безумным.

А вот и река. Она не видела из-за темноты и проливного дождя, но шум волн слышался как никогда отчётливо. В обычный день простой звук грома заставил бы её свернуться калачиком на кровати, но сейчас было кое-что страшнее любой бури.

Она сама.

Она снова побежала на поиски берега. Где же он? Нужно было найти, чтобы утопить эту коробку.

Нужно было…

Её нога заскользила по мокрой траве, и Рейчел вскрикнула, потеряв равновесие. Коробка выпала из рук, послышался громкий всплеск, но она не видела ничего, за что можно было бы ухватиться.

Так она и упала.

Прямо в воду.


* * *


В воде был труп. Скорченный труп у скалы, его, видимо, прибило туда, и взгляд был устремлён к небу.

Зак сузил глаза. Из-за дождя и ночной темноты было трудновато что-то разобрать, но он был уверен, что несколько секунд назад услышал всплеск. Обычно он не подходил к реке, но сейчас выбора не было: его (в очередной раз) настигла шайка Майкла, а река была единственным местом, куда они не сунутся — буря была слишком опасной. Заку, если честно, было плевать, он бы выжил в любом случае, и он всё равно видел в темноте лучше их всех вместе взятых. Так он и заметил труп, свернувшийся калачиком на берегу. Полуоткрытые глаза были лишены какой-либо жизни, а кожу украшали многочисленные синяки… Стоп.

 — Рей?!

Ну да, точно она. Мелкая и хилая, длинноволосая, похожая на привидение, в любимых тюремных шмотках и с дохлыми глазами. Он бросился к ней и, прежде чем успел подумать об этом, схватил за руку и вытащил из воды.

Она ещё дышала.

Ей, должно быть, сказочно повезло, и Рей прибило к скале буквально сразу же после того, как она упала в реку. Она ещё не наглоталась воды (как мог судить Зак, сам побывавший на её месте несколько лет назад). Если она упала там же, где и он когда-то, значит, течение понесло по тому же пути, и булыжник посреди реки затормозил её, пока совсем не смыло.

 — Рей! — он потряс её за плечи, но она теперь совсем закрыла глаза. — Рей, твою мать!

Какого хрена она здесь делала? В такую погоду ей следовало сидеть дома, и особенно не следовало быть здесь. Зачем она вообще выходила? В тот день, когда он одолжил ей свою толстовку, она говорила, что лучше быть с родителями, чем на улице в непогоду. Что же случилось?

Поколебавшись, он закинул её себе на плечо, прежде чем отойти подальше от берега. Она была до ужаса холодной, совсем как настоящий труп. Зак как можно осторожнее зашёл в переулок (там всегда немного теплее), впрочем, недалеко отходя от реки на случай новой погони. К счастью, буря затихла, но ливень не прекратился.

Он посадил Рей рядом с фонарным столбом. Он не мог защитить её от дождя, но ветер здесь был на порядок слабее. Да, она была холодной, но не настолько, как он, когда побывал в той же ситуации — она просто не так много времени провела в воде. Наверное, тем всплеском, что Зак слышал, и было её падение, и он спас её спустя считанные секунды. А промёрзла она наверняка из-за дождя, но хотя бы жизнь была вне опасности.

 — Рей! — снова позвал он. Она была жива, она дышала, но какой же холодной была её кожа… И синяков, кажется, только прибавилось. Он не помнил, чтобы она раньше была настолько избитой. — Рей, проснись, блядь!

Как помешать ей умереть? Он всегда только убивал, но не наоборот.

Как спасти её? Сложно! Что сделать, чтобы она проснулась? А что он мог?

Он зажал её щёки и потянул, пока её губы не растянулись в какой-то странной улыбке.

 — Рей, во имя всего ёбаного сущего, ОТКРОЙ, БЛЯДЬ, ГЛАЗА! — и начал тормошить её за плечи со всей силы. — РЕЙ!

Она вздрогнула, и начала сильно кашлять. Прокашлявшись один раз, второй, она сфокусировала взгляд, и их глаза, наконец, встретились.

 — З-Зак?.. Ч-что ты здесь делаешь? — её голос был охренеть каким слабым и до ёбаного ужаса пустым. А глаза выглядели не живее, чем когда она была полутрупом. — Я… ещё живая?

 — Ох, не издевайся, — он закатил глаза, пытаясь скрыть облегчение в голосе. — Ты какого хуя ночью в воду полезла?

 — Я…

Внутри неё что-то щёлкнуло. Её глаза распахнулись от вновь нахлынувших страха и паники. Тяжело дыша, она резко встала и дрожащими руками схватила Зака за воротник. Он едва узнал её в этот момент — впервые её глаза едва ли не горели, но не в самом лучшем смысле. Это было даже хуже, чем когда он нашёл её на мусорном баке в другой дождливый день. Она и тогда выглядела дохлой и опустошённой, было видно, что она не в порядке. А сейчас это было настолько «не в порядке», что вызывало у него мурашки по коже.

 — Зак, прошу, пожалуйста, убей меня. Прошу. Убей меня!

Он с прищуром посмотрел на неё. Чего?

 — Чего? — потому что больше сказать ему было нечего.

 — Ты же убийца, да? Убей меня, — взмолилась она. — Пожалуйста, прошу. Убей меня. Я… сделаю весёлое лицо, обещаю…

Он оттолкнул её.

 — Рей, какого хера?

Он искренне не понимал, почему она вдруг переключила канал, если только неделю назад вздыхала с облегчением, когда он говорил, что не хочет убивать её. Что за игры?

 — Я не могу так жить. Не могу так жить, — повторила она. — Я монстр, я ведьма, я проклята — убей меня, пожалуйста!

Слово «монстр» неприятно звякнуло в его ушах.

 — Хватит нести какую-то стрёмную хуйню!

 — ПОЖАЛУЙСТА!

И наступила долгая минута молчания, пока Рейчел пыталась отдышаться. Она не выглядела собой.

 — А ТЕПЕРЬ ОБЪЯСНЯЙ! — жёстко гаркнул Зак, хватая её за плечи.

 — Я не могу дальше жить! Не могу! Я ужасна, просто убей меня!

 — Я СКАЗАЛ, ОБЪЯСНЯЙ, ЁБ ТВОЮ МАТЬ!

 — Зак, пожалуйста… — уже слабее попросила она. — Я так больше не могу. Я не могу себя выносить. Пожалуйста, пока я ещё… в своём уме. Пожалуйста. Убей меня.

Она внезапно показалась такой хрупкой, нажми сильнее — и сломается. Зак, к своему удивлению, мгновенно успокоился.

 — Я опять это сделала, опять это сделала, — её голос был таким испуганным. Зак не знал, почему, но Рейчел действительно была напугана. — Опять. Опять это случилось. Я монстр. Я сумасшедшая, — и Рейчел, дрожа, обняла себя. — Я не могу жить. Не так. Я так сильно себя ненавижу, что уже не могу просто терпеть. Я не должна была жить. И сейчас не должна была выжить.

Она посмотрела на него взглядом, полным чистого отчаяния, но не того, которое он хотел видеть на лицах своих жертв, а куда худшего. Такие сильные чувства должны были его вдохновить, разве нет?

Нет.

Сейчас он ненавидел это. Сейчас он хотел стереть это из её глаз.

 — Зачем ты спас меня?! — воскликнула она. — Зачем? Бросил бы меня в воде! Ты должен был бросить меня! Всем станет только лучше, если я умру! Я должна была умереть ещё раньше, пока не причинила никому боли!

 — Рей, что, блядь, вообще случилось?

 — Я убила его, убила! Снова убила! Я всё испортила!

Зак непонимающе на неё посмотрел, и она бросила на него отчаянный взгляд, ещё более отчаянный (если так можно было).

 — На улице был щенок, — начала она. — Такой милый.

Какая обычная фраза, и какой панический тон.

 — Но когда я захотела погладить его, он меня укусил, и я… Не знаю, что я сделала, но я пришла в себя в комнате. Щенок был мёртв. Я его зашивала.

Под конец её голос трещал, как разбитое стекло. Она была в ужасе.

 — Я хотела сделать его своим, и зашила! Я сумасшедшая! ПРОСТО УБЕЙ МЕНЯ, ПОКА Я НЕ ОБЕЗУМЕЛА ОКОНЧАТЕЛЬНО!

И тут он понял, чего она так панически боялась.

Саму себя.

И своих демонов, от которых было не убежать.

 — Ты сказала, что сделала это «опять», — спустя несколько секунд сказал он. — Раньше то же самое сделала?

То, как она избегала его взгляда, само по себе было ответом.

 — …Да, — прошептала она пустым голосом. — Сделала. Только это была птичка. Мне было семь, и я… наверное, заставила себя забыть об этом. Теперь я помню.

Она посмотрела на Зака, растягивая губы в жалкую горькую улыбку.

 — Эй, Зак, ты убьёшь меня? — снова взмолилась она. — Пожалуйста. Я улыбнусь, я буду счастливой. Обещаю, не буду скучной… — её пальцы схватили ткань его толстовки. — Пожалуйста. Так достаточно? — она попыталась улыбнуться шире, но это выглядело ещё хуже. — Убей меня.

Он ничего не ответил — не знал, что сказать. Если честно, её убийство заняло бы ровно одну секунду, в которую он полоснул бы ей шею ножом. Но он не был уверен, что хочет её убивать.

Почему-то это казалось неправильным.

 — Зак, пожалуйста, — продолжала она. Её улыбка померкла, и выражение лица стало по-настоящему потерянным, отчаянным и покинутым. — Пока я не причинила тебе боль. Пока я не принесла тебе страдания. Пока я не разрушила твою жизнь. П-пожалуйста, — икнула она.

 — Что за хуйню ты несёшь? — нахмурился Зак.

 — Я всем приношу страдания, — дрожащим голосом начала она. — Всё, что я делаю — рушу чужие жизни. Я не должна была появляться на свет. Люди, с которыми я сближаюсь, в итоге оказываются несчастны. Папа, мама… — Рейчел замерла на полуслове, и Зак понял, что родителями список не ограничивался. — Я начала сближаться с тобой, Зак. Ты дорог мне, и я не хочу разрушить твою жизнь. Но я такая эгоистка… — жестоко добавила она.

Её голос был таким горьким. Она была полна злости, ненависти к самой себе, что это пожирало изнутри те немногие добродетели маленькой девочки, которая изо всех сил старалась улыбаться в свой день рождения.

 — Я такая эгоистка… Ты уже слишком много обо мне знаешь, но я всё ещё хочу быть твоим другом… — казалось, Рей вот-вот снова сломается. Она выглядела невероятно несчастной и злой на саму себя, но в то же время хрупкой, как стекло. Зак почти физически чувствовал её боль. — Извини, Зак. Извини и убей меня, пожалуйста.

В гробовой тишине он вздохнул.

 — Нет.

 — Что? — панически переспросила она. — Пожалуйста! Я умоляю, пожалуйста, убей меня, пока я не причинила тебе боль! Пожалуйста! Пока я не разрушила твою жизнь…

 — Я, блядь, сказал «нет»! — крикнул Зак.

 — Но я больше так не могу! Хватит уже. Я ранила слишком многих людей, допустила слишком много ошибок. Я не могу так жить. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня. Я…

Зак схватил Рейчел за горло, и она испуганно дёрнулась к стене. Он иронично усмехнулся.

 — Вот теперь-то ты меня пиздец как боишься.

Она дрожала и, скорее всего, не только от холода. Он не пытался её душить, но Рейчел всё ещё выглядела испуганной, будто какой-то частичкой души до сих пор цеплялась за жизнь.

 — Пожалуйста, — хрипло выдавила она. — Я монстр. Ты же слышал, что я сделала, верно? Я схожу с ума. В один ужасный день я точно так же очнусь, зашивая человеческое тело. В один ужасный день я погублю тебя. Ты будешь жалеть. Обязательно будешь, если оставишь меня в живых. Поэтому, Зак, пожалуйста. Убей меня.

Монстр. Бля.

 — ХВАТИТ, БЛЯДЬ, НЕСТИ ХУЙНЮ! — взревел он и притянул её так близко, что их лица находились на расстоянии нескольких сантиметров. — Слушай сюда, Рей. Я в это не верю. Ни в какое-то ёбаное проклятье, ни в эту хрень со страданиями. Ты вообще с кем, блядь, говоришь? — хихикнул он. — Малявка, я серийный убийца. Я пережил дерьмо похлеще одной поехавшей соплячки. Буду страдать? Да не смеши. Это хуйня по сравнению с тем, что я видел. И я пережил это. Ты не знаешь и половины того, с чем мне пришлось столкнуться, — Зак засмеялся слегка насмешливо, полубезумно. — И вот он я, живее всех живых!

 — Но…

 — Никаких «но», — перебил он. — Я уже сказал, что не верю в твою хрень. Да, ты можешь быть чутка ёбнутой, но сейчас же ты нормальная? Ты не пытаешься сейчас меня убить… — он фыркнул от одной мысли. — …И зашить, нет же?

Она, казалось, полностью растерялась. Её руки бессильно повисли по бокам.

 — Нет, — пробормотала она. — Я не хочу.

 — Рей, я здесь, — сказал он. — Перед тобой. Я жив. Меня не разразил гром, или типа того, потому что мы знакомы. И даже если что-то такое случится, я не понимаю, при чём здесь будешь ты, — снова засмеялся он. — Ты что, молниями кидаешься? Да ты же просто жалкая мелкая соплячка!

 — Но ты не знаешь, что я натворила! — крикнула она.

 — Мне пофиг, — сказал Зак серьёзно и насмешливо одновременно. Её глаза распахнулись. — Мне поебать, что ты там наворотила, это меня не касается. Думай, что хочешь о боли и страданиях, которые ты типа приносишь, но эта хуйня со мной не сработает. Я не верю ни в твоё проклятие, ни в любую другую хрень, — и он хищно ухмыльнулся. — А если оно всё-таки сработает, думаю, я и это переживу. Вперёд, малявка, разрушь мою жизнь. Дерзай.

 — Зак, пожалуйста… — застонала она. — Не надо…

Зак убрал руку с её горла, чтобы положить ей на лицо и сжать щеку.

 — Я делаю только то, что сам захочу. Даже думать не смей мне указывать, — рыкнул он. Рейчел не ответила, и он отпустил её. — Слушай сюда, ссыкуха. Если я хоть раз замечу, что ты меня пытаешься подсидеть, если ты дашь мне только один повод — я убью тебя, и пискнуть не успеешь.

В её глазах засиял какой-то новый свет. Она смотрела с надеждой.

 — Обещаешь?

 — Да, — кивнул он. — Я же не совсем ебанат, чтобы игнорить реальную проблему. Чуть косо на меня глянешь — убью. Проще некуда. И не буду ни о чём жалеть.

 — Но остальные… — снова запаниковала она. — Я их тоже делаю несчастными…

 — Ёб твою мать, тебя заело?

Рейчел не ответила. Она выглядела до боли грустной. Всё ещё боялась себя и собственного безумия.

 — Я убью тебя, но при одном условии.

 — Что захочешь! — немедленно воскликнула она с новой надеждой. — Сделаю всё, что пожелаешь! Я буду полезной, я…

 — Захоти этого для себя.

Она не поняла. Запуталась окончательно. Ведь это не имело смысла.

 — Когда ты попросишь меня об этом в следующий раз, я хочу, чтобы ты хотела умереть ради себя. Не потому что тебе показалось, будто ты всем страдания приносишь, и всем будет лучше, а потому что ты сама так хочешь для себя. Только тогда я убью тебя.

 — Захотеть для себя?.. — невнятно повторила она.

 — Ага, моё условие, — невозмутимо пожал плечами Зак.

Она хотела что-то сказать, но промолчала. Она была в замешательстве, но сама мысль о том, что стоило подумать и о себе, возвращала её в чувство. Возвращала ту Рей, которую он знал.

 — О, и сделай мне, блядь, одолжение, — с резкой улыбкой добавил он. — Перестань звать себя монстром. Ты и монстров-то в жизни не видела.

Наступила тишина. Свет в её глазах изменился, ужас и паника, казалось, исчезли. Она медленно возвращалась в норму, но голову так и не поднимала. Зак погладил её по голове, прежде чем привычно встрепать волосы.

 — А теперь рассказывай, что случилось, — тихо попросил он.

Она ответила не сразу.

 — …Папа, — очень тихо и слабо начала она. — Он очень злился и очень много выпил. Он сломал мой плеер, — она не вдавалась в подробности, которые они оба и так знали. — Это… так глупо, да? — с невесёлым отчаянием рассмеялась Рейчел. — Но я так любила его, мне его Кэти подарила. Я его включала, чтобы не слышать, как ссорятся мама с папой, или чтобы гром заглушить. Теперь он сломан, и его не починить… — она замахала головой. — Не починить. Вообще никак не починить.

«Вообще никак не починить» — словно краткое изложение её жизни.

 — Моя жизнь разрушена, — прошептала она. — Я шью и шью, но не могу её починить. Я сама сломанная, и ломаю то, что у меня есть… Я рушу всё на своём пути, я просто… Так себя ненавижу, понимаешь?

Он понимал, чертовски понимал. Он видел. Всё было чуть ли не на лице у неё написано — её ненависть и то, как сильно она пыталась её скрыть, забыть, отстраниться, позволить себе быть счастливой хотя бы немного.

 — Я хочу исчезнуть. Правда, хочу. Я так устала… — наконец, призналась она. — Я устала, что меня бьют и оскорбляют. Я устала быть обузой. Я устала слушать, как родители ссорятся друг с другом. Я устала врать друзьям. Я устала от всей этой жестокости. Просто устала.

Она была измотана. Теперь, вернувшись в норму, у неё не осталось никаких сил скрывать и подавлять свои проблемы. Она устала от такой жизни.

 — Сегодня навалилось слишком много. Слишком сложно держать всё в себе, но я пыталась и… не выдержала. И вот, что случилось.

Она выглядела спокойной, но очевидно, что-то до сих пор съедало её. Она до сих пор считала себя монстром — Зак возненавидел одну мысль об этом. И она до сих пор боялась себя.

 — Я чувствую себя пустой внутри, я как мёртвая. Я уже сделала несчастными слишком многих, и на этом, конечно же, ничего не закончится. Поэтому я хочу умереть, — объяснила она. — Чтобы всё закончилось.

 — Ты не задумывалась про самоубийство? — спросил он с неожиданной для такого вопроса мягкостью.

Она на секунду прикрыла глаза.

 — Бог меня не простит. Глупо, но я в это верю. Меня… так научили, — и снова грустно улыбнулась. — Я даже покончить с собой не могу. Какая жалость, да?

Он молчал. Её улыбка отдавала горечью, глаза наполнились смиренной печалью.

Он видел, как сильно её сломала жизнь.

 — Знаешь, если хочешь — поплачь. Я не осужу.

Они смотрели друг другу в глаза и, спустя несколько секунд нерешительности, в ней, наконец, что-то дало трещину. По щекам скатились первые слезинки, которые Рейчел ещё пыталась сдержать, но их становилось всё больше несмотря на то, что дождь сразу всё смывал.

 — Всё плохо, Зак, — прошептала она.

Эти слова, наконец, прозвучали. Ужасная правда вырвалась в холодный ночной воздух, словно демон, выпущенный из своего сосуда.

 — Всё плохо, и я больше не могу молчать. Ничего не в порядке. Я не в порядке.

Она повторяла эти слова снова и снова, потому что это была правда. Её истинные чувства. Сегодня демон не вернётся обратно. Возможно, ничего не изменится, но, по крайней мере, хотя бы один человек во всём мире знал, что скрывается за стенами её сердца. Один человек знал, как глубоки её раны, как далеко её состояние от нормы. Он знал, что у неё не всегда всё было хорошо, и она не могла вечно притворяться.

 — И я даже не знаю, будет ли всё когда-нибудь хорошо.

А затем Рейчел расплакалась.

Она громко рыдала, пыталась вытирать слёзы, которые так и не переставали. Зак почти был уверен, что она не плакала уже долгое время. Она, казалось, пыталась контролировать истерику, но не получалось. Позволив себе дать слабину, она уже не могла остановиться. Долгие годы она сдерживала слёзы, запирая их за стенами в сердце, но сейчас эти стены пали, и она должна была позволить слезам наконец-то пролиться. Она не могла успокоить, не могла подавить это.

Зак не знал, что делать, потому что в жизни не был в таком положении. Что делать, когда кто-то грустит? Когда кто-то плачет? Что говорить, как реагировать? Есть ли об этом какой-то учебник, который он не читал, потому что он, блядь, не умел читать? Или нормальных людей этому учили?

Что же, блядь, надо было делать?

Он зацепился за последние сказанные ей слова. Она же, типа, как спросила? Значит, она ждала какого-то ответа.

Наверное, нужно было что-то в тему сказать.

Будет ли всё хорошо?

 — А хуй его знает, что нам будущее припасло. Уверен, всё у тебя будет круто. Я свой пиздец пережил — и держу пари, ты свой тоже сможешь пережить.

Вот его ответ.

Это всё, что он смог сказать, всё, что он смог сделать в качестве утешения, и как-то его слова дошли до неё.

В её рыданиях наступила лёгкая пауза, за которую она переварила сказанное. Несколько секунд она молчала, прежде чем истерика вновь взяла своё.

Но эти слёзы были другими. Она не просто выплёскивала негатив, было что-то ещё. Наверное, облегчение — Зак не знал, но она плакала как-то по-другому.

Не переставая плакать, она уткнулась лбом в его торс, руки сжали его толстовку, и Зак от удивления напрягся.

 — Р-Рей?

А теперь что делать?

Она не ответила — она изливала душу. Зак внезапно почувствовал желание прижимать её к себе, пока она не улыбнётся снова, но нет, это было слишком странно и непохоже на него, и он не мог так сделать.

Поэтому он, поколебавшись, положил руку ей на затылок. Он, позволив ей заливать слезами его толстовку, поглаживал её волосы большим пальцем и закрыл глаза.

Они так стояли ещё долго, если понятие времени было к ним применимо. Под дождём, под грязным фонарным столбом, смущённый серийный убийца и плачущая сломленная девочка были словно вне всего мира. Они словно остались только двое на весь мир.

Учились сближаться. Учились исцелять.

Они оставались в таком положении, пока Рей не успокоилась, не начала дышать ровнее, и её плечи не перестали дрожать от плача.

Она до сих пор шмыгала носом, но теперь могла внятно говорить.

 — Зак?

Он почувствовал странное облегчение: она снова стала собой, успокоилась, перестала паниковать или рыдать.

 — Ась?

 — Я не хочу идти домой.

Теперь ему потребовалось всего три секунды на решение.

 — …Понял, — и отошёл от неё. — Погнали.

Она не спрашивала, куда он её ведёт — просто пошла за ним. Её пальцы схватили его за ткань рукава, и Зак не отталкивал её. В полной тишине они шли по пустым улицам, пока не добрались до обветшалого жилого дома. Зак осмотрелся на предмет нежелательных свидетелей, и открыл дверь. Здание было грязным и кажется, давно не ремонтировалось: жуткие обои частично отклеились, лифт не работал, лестницы скрипели, а перила покрыл многолетний слой пыли.

Она ничего не комментировала. Достигнув третьего этажа, Зак повёл её к двери в конце коридора, но она так ничего и не говорила. Ключи так и остались висеть в замочной скважине, оставалось только повернуть, чтобы войти. Хоть это и казалось рискованным, Зак знал, что мог оставить ключ здесь: в доме жило не так уж много людей, и на одном этаже с ним уж точно никого не было.

Закрыв за собой дверь, он включил свет. Рейчел выглядела слегка удивлённой.

Комната была довольно просторной. Справа от входа стояла двуспальная кровать, слева, рядом с широким окном — диван с журнальным столиком. Рядом со входной дверью была ещё какая-то комната и дверная рама, ведущая на кухню.

 — Ты… здесь живёшь?

 — Да, — кивнул он. — Вали в душ. Ты вся мокрая и холодная.

 — Спасибо, Зак, — пролепетала она, поспешив в указанную дверь.

Заку было немного неловко, потому что кроме визитов Грея (он здесь вообще был раз или два), он до сих пор не пускал сюда никого. Его дом был одной из самых страшных тайн: это было его личное убежище, где он всегда был в безопасности. Обычно он никому не говорил даже примерно, где живёт, но Рей это было необходимо. Ей тоже нужно было место, где она могла бы чувствовать себя в безопасности. Место получше промёрзшего мусорного бака в богом забытой подворотне.

Открыв шкаф в дальнем углу, он переоделся, скинул мокрую одежду на стул и сменил намокшие бинты. Он поколебался, прежде чем взять ещё один свитер, и подошёл к входу в ванную. Он слышал шум воды в душе, поэтому прислонился к стене и начал ждать.

Вот это реально было странно.

То, что она делала, как она делала, было странным и стрёмным — кто вообще так просит о смерти? — но это ещё цветочки. Хуже всего была как раз-таки его реакция. Он пообещал убить её. Но суть была в том, что он остался с ней, пока она рыдала. Суть была в том, что он привёл её к себе.

Суть была в том, что он искренне заботился о ней.

Услышав, как она вышла из душа, Зак постучал в дверь.

 — Да? — дверь приоткрылась, и выглянула Рейчел, всё ещё влажная и завёрнутая в полотенце.

Он протянул ей свитер.

 — Всяко лучше, чем в мокрых шмотках ходить.

 — О… Спасибо, — кивнула она, принимая одежду. — Большое спасибо, — повторила она, прежде чем вернуться в ванную.

Он не стал говорить, что отдал ей свой самый тёплый свитер.

Через несколько минут она вышла, волосы всё ещё были влажными. Свитер был ей великоват, но это он знал ещё с прошлого раза. Она была очень маленькой и костлявой, и Зак видел синяки на её открытых ногах. Он сел на диван и жестом пригласил присоединиться. На столике стояла заранее приготовленная аптечка.

 — Ты пиздец, какая побитая, — прокомментировал он.

 — …Знаю. Но к счастью, ничего не сломано. Можно взять? — спросила она, указав на аптечку.

 — Я тебе и принёс.

 — Спасибо, — она открыла коробку и достала немного антисептика и мази. — У тебя столько всего…

 — Я часто встреваю.

Она закатила рукава и отточенными движениями принялась обрабатывать раны на руках и ногах. Синяки, порезы, сигаретные ожоги, царапины. Она наносила мазь и антисептик и заклеивала всё пластырем или перевязывала бинтами. Зак протянул ей пакетик со льдом, который она приложила к лицу, зажав между плечом и ушибленной щекой.

 — Можешь на секунду отвернуться? — тихо попросила она.

 — А, да.

Отвернувшись, он услышал шорох ткани. Наверняка она обрабатывала раны на животе и груди. Через несколько минут она сложила медикаменты на место, и Зак повернулся обратно.

 — Большое тебе спасибо.

Прежде, чем он смог осознать эту мысль, он нежно взял её лицо в руки. Рейчел удивлённо моргнула. Её кожа до сих пор была холодной, и не только из-за льда — на самом деле, ей повезло, что она не схлопотала переохлаждения, а то дошло бы и до больницы. Зак смотрел ей в глаза, и она в секунду задержала дыхание. Он и до этого замечал, что она от пристального взгляда немного напрягалась.

Он не знал, почему так. Наверное, потому что он реально пялился, пытаясь уловить какие-то подвижки на её кукольном лице и эмоции, что могли в любой момент отразиться в её голубых глазах. И он точно знал, что очень немногие люди когда-либо так будут на неё смотреть.

 — Зачем ты столько делаешь для меня? — наконец спросила она. — Мы знакомы… всего два месяца. И едва виделись.

 — Не знаю, — ответил он. — Сам не знаю, какое мне дело. И я могу спросить тебя о том же.

 — Потому что ты хороший. Ты добр ко мне. Ты два раза позволял мне остаться в твоём баке, помог мне с тем дурацким платьем и одолжил мне толстовку, когда я замёрзла. Мы вместе ели торт. Ты поздравил меня с днём рождения. Ты спас меня из реки, выслушал меня и пообещал убить. Ты…

Её глаза сияли чем-то зрелым, чего Зак не мог понять, но от этого в горле скрутился узел.

 — Ты спас меня, Зак. Я паниковала, а ты успокоил меня и привёл в себя, — пробормотала она. — Теперь мне не настолько пусто, и ты себе не представляешь, как много это для меня значит. Поэтому ты мне дорог — у меня для этого много причин.

Она не звучала как четырнадцатилетка. Она и не выглядела на четырнадцать. Она была как вне времени, вне мироздания. Слишком взрослая для ребёнка, потому что излишняя наивность многих губила. Что-то ёкнуло в его груди, что-то непонятное, что-то не вызывающее доверия, но невероятно сильное, и оно просило не отпускать эту девочку.

Зак еле слышно засмеялся.

 — Эй, вот умора. Большинство людей в жизни бы этого не сказали, — и в его глазах вспыхнул резкий блеск, когда он погрузился в воспоминания. — Меня называли монстром больше, чем ты на свете живёшь, малявка. Любой, кто увидит эти бинты и эти глаза, любой, кто знает, что я убийца, тут же обосрётся и назовёт меня уродом. И знаешь, так не отреагировали только те, у кого в жизни приключилась реальная херня. И под хернёй я не сгоревший завтрак имею в виду.

Он снова смотрел на неё серьёзно, пристально, и за секунду Рейчел опять забыла, как дышать.

 — Но знаешь, ты не такая, как они. Ты всего лишь малявка, которая, блядь, меня не испугалась. Малявка, которая базарила со мной так, будто я был нормальным человеком. Малявка, которая решила поделиться жизненным пиздецом с серийным убийцей. Малявка, которая спрашивала у меня всякую тупую хрень о моей жизни и поделилась со мной тортом, потому что реально хотела поделиться именно со мной. Малявка, которой я дорожу, потому что она слишком, блядь, умная и добрая на свою голову, но одновременно тупит, как и любой нормальный человек. Малявка, которая видит во мне нормального человека. Малявка, которая сказала, что верит мне и хочет быть моим другом. Малявка, которой не поебать.

Теперь Зак высказался, почему дорожил ей, даже если они виделись всего ничего. Всё потому, что ей было на него не всё равно, почти в той же степени, что и Грею. Потому что она проявила к нему дружелюбие, доброту, нежность — то, чего он почти не знал. Он думал, что прекрасно обойдётся и без этого всю свою оставшуюся жизнь, но теперь, когда она была готова дать ему всё это со всей своей непринуждённостью, он понял, что не хочет отказываться.

Он не хотел от неё отказываться.

Она была ему дорога.

 — Так что да, у меня та же херня, — слова еле произносились из-за комка в горле. — Мне тоже хватает причин с тобой возиться.

Рейчел моргнула несколько раз, прежде чем слёзы снова покатились по её щекам. Она положила руки ему на плечи и, закрыв глаза, тихо заплакала.

Да что ему делать? Почему она снова рыдала? Он, конечно, схватывал на лету, но было трудно, потому что Зак сам по себе был не очень хорош в утешениях.

Поэтому он просто один раз несильно щёлкнул её по лбу. Она посмотрела на него таким взглядом, что пришлось снова бороться с желанием прижать её к себе.

С громким грохотом молния внезапно разразила небеса, потому что буря снова набирала обороты, и Рейчел, громко выдохнув, затряслась и сжала его рукав.

 — Чего… — начал было Зак, но электричество отключилось, и он раздражённо выругался, прежде чем заметить, что она дрожит.

Жутко дрожит.

Он вспомнил, что она говорила о своём сломанном плеере — она заглушала музыкой звуки грома. Ей было страшно? Тем более безумным с её стороны было выходить на улицу, если она боялась грома. К счастью, буря поутихла, когда они разговаривали, потому что в таком случае успокаивать Рейчел было бы куда сложнее. Зак закрыл ей уши руками.

 — Я знаю, что это ни хрена не поможет, — проворчал он.

Икнув пару раз после рыданий, она задушено засмеялась. Это был первый раз за день, когда он слышал её смех, и это грело душу.

 — Спасибо, Зак, — и пошла на повтор: — Спасибо-спасибо-спасибо…

 — Эй.

Его голос сейчас был куда мягче, чем он ожидал услышать.

 — Улыбнись.

В её глазах заискрилось смущение. Она не отводила взгляд, и Зак почувствовал, как кровь пульсирует под её висками, когда она пыталась отдышаться.

 — …Ладно.

А потом она улыбнулась.

Легко, незаметно, но улыбнулась. Её глаза были не дохлыми — наполненными искренней благодарностью и чувствами. Она улыбалась ему, и это было замечательно. Её улыбка была замечательной.

Её улыбка всколыхнула его сердце и душу, словно прошедший ураган.

Её кожа до сих пор была бледной, её влажная чёлка налипла на лоб, её нос покраснел, глаза опухли, на щеках застыли слёзы. В темноте её было не рассмотреть, но Зак видел её, видел именно такой, какая она есть, и теперь он мог ответить Грею.

Она не просто милая или симпатичная.

Она по-настоящему красивая.

Мысли вылетели из головы. На секунду он забыл, как нужно думать, потому что это было непривычно — видеть кого-то вот таким, видеть её вот такой. Она улыбалась, но ему совершенно не хотелось её убивать. Он просто хотел прижать её к себе и никогда не отпускать. Её редкая улыбка — то уникальное, что она могла подарить только ему. То, что он, наверное, больше никогда не увидит, но хотел защитить любой ценой.

Он хотел защитить её, ведь она была ему дорога.

 — Да, — умудрился выдать он. — Круто вышло. Много же тебе времени понадобилось.

 — Извини. Не знаю, смогу ли ещё раз так сделать.

 — Да ладно, нормально.

Она закрыла глаза. Она взяла его руки в свои. Зак сам закрыл глаза и прижался к её лбу своим.

Снова загрохотал гром, заблестела молния, и Рейчел затряслась, крепче сжимая его руки.

 — Эй, Зак… Можешь со мной поговорить? — робко спросила она. — Твой голос меня успокаивает.

Он вздохнул и снова начал действовать прежде, чем обдумает эту идею. Он склонился к её левому уху, прижавшись щекой к виску, и начал тихо напевать мелодию самой первой песни, что она ему тогда включала.

«Radioactive». Он до сих пор помнил.

Гром продолжал шуметь, поэтому Зак начал напевать громче. Закончив эту песню, он тут же завёл другую в попытке заглушить бурю музыкой, которую именно она принесла в его жизнь.

А потом, совершенно логично, он запел в голос, потому что буря и не думала утихать. Он помнил какие-то отдельные слова, куплеты, припевы, и смешивал всё в одну большую странную песню. Просто чтобы ей было безопаснее.

Ага.

Чтобы её обезопасить.

«I’m radioactive, radioactive

Leave me to dream

It’s who we are

It doesn’t matter if we’ve gone too far

It doesn’t matter if it’s all okay

It doesn't matter if it’s not our day»

Пение — не то, что ему подходило, но он всё равно пел. Пел, когда выживал морозными ночами. Когда прогонял демонов из сознания. Когда ночи были невыносимо тихими.

Пение было глубоко личной вещью, но сейчас он хотел разделить это с ней. Может, это успокоило бы её так же, как успокаивало его.

«But leave me to dream

When you feel my heat

Look into my eyes

I’m radioactive

That's where my demons hide,

That’s where my demons hide»

Давненько он этого не делал. Дома он часто напевал что-то себе под нос, но едва ли мог запомнить текст какой-либо песни. Мелодии запоминались легко, короткие, вечно повторяющиеся предложения из припева — тоже, но целые куплеты при неумении читать? Это уже было вне его сил, поэтому он просто напевал мелодии.

Когда у него закончились песни из её плеера, он начал напевать то, что слышал в доме Грея или в церкви, пока в голове пытался выстроить правильный текст одной-единственной песни.

Это была одна из немногих вещей, которые он знал наизусть, потому что кучу раз слышал её в доме Грея. Это была единственная песня, которую он мог по-настоящему спеть… Ну, или, по крайней мере, частично.

И он впервые пел кому-то кроме себя.

«Dreams are like angels 

They keep bad at bay 

Love is the light 

Scaring darkness away 

I'm so in love with you 

Make love your goal»

Ага, как по заказу — одна из тех самых глупых песен о любви. Зак никогда не понимал, зачем Грей это слушал, и почему ему оно так нравилось. Наверное, стоило как-нибудь спросить. Он догадывался, что эта песня имела для священника какое-то особое значение. Наверное, это было связано с его прошлым, а может, даже с Хадией. Заку нравилась мелодия, хотя текст казался глуповатым.

Но сейчас он бы сказал «спасибо» Грею за возможность выучить это.

«The power of love 

A force from above 

Cleaning my soul 

Flame on burn desire 

Love with tongues of fire 

Purge the soul 

Make love your goal»

Он смотрел Рейчел прямо в глаза. Он в жизни не был так благодарен судьбе за какие-никакие вокальные навыки, потому что именно сейчас он мог своей песней заглушить гром, заставить эту сломленную потерянную девочку на секунду забыть об остальном мире.

«I'll protect you from the hooded claw 

Keep the vampires from your door 

When the chips are down I'll be around 

With my undying death defying love for you 

Envy will hurt itself 

Let yourself be beautiful 

Sparkling light, flowers and pearls and pretty girls 

Love is like an energy 

Rushing in, rushing inside of me…»

Он закончил на мягкой ноте. Рей сонно на него посмотрела и, когда она улыбнулась, он понял, что победил. Буря за окном была благополучно забыта, её страх отступил. Она так смотрела, что Зак вовек не пожалел бы о том, что сейчас пел ей, что показал ей ту часть себя, которую не видел никто. Как раз, когда она ранее сделала то же самое. Она раскрыла ему своё сердце и рассказала то, о чём никто не знал.

Было вполне естественным ответить ей взаимностью.

 — Спасибо, Зак.

Она закрыла потяжелевшие веки и упала в его объятия.

 — В-воу… — удивлённо выдохнул он.

Рейчел всего лишь отключилась. Она устала, вымоталась, но ей наконец-то было спокойно и безопасно, и она могла позволить себе уснуть. Зак не шевелился. Он застыл на месте, его сердце колотилось, как никогда, и он не знал, что делать. Он чувствовал её, маленькую и хрупкую, на своей груди, её тело мерно двигалось от глубоких вдохов, а руки всё ещё нежно держали его. Она была такой миниатюрной на его фоне, такой маленькой, что он едва чувствовал её вес. Он нерешительно положил руку ей на спину и понял, что сейчас они физически были друг к другу ближе, чем когда-либо раньше.

Сейчас она была тёплой.

Было тепло от ощущения её тела на своём.

Зак боролся с инстинктами, побуждающими его крепко обнять её, пропустить её тепло через себя и в ответ защитить её от холода.

Идея была тупая, жуткая и реально дерьмовая — по крайней мере, должна была быть такой. Но почему это выглядело настолько заманчивым? Что вообще с ним происходило?

Он со вздохом поднял её на руки и встал с дивана. Она была настолько лёгкой, что казалось, под его прикосновениями сейчас треснет, как стекло. Он осторожно, словно фарфоровую, положил её на кровать и накрыл одеялом.

И это вот эта мелочь была ведьмой, несущей страдания? Вот эта девочка, которая боялась дать сдачи собственной семье, которая вечно винила и ненавидела себя, которая дрожала от ужаса и собственного безумия, которая предпочла бы умереть, чем вредить тем, кого она любила?

Разумеется, она не была идеальной. Она тоже была в каком-то смысле психованной, и никакое трудное детство не могло оправдать её — это он прекрасно знал. Недостатки? Разумеется, тоже были, она ведь не была ангелом. Она тупила на ровном месте, любила поумничать, была слишком скрытной, зацикленной на себе и своих страхах, была терпилой и боялась каждой неудачи. Но она была гораздо больше этого. Она не была ведьмой, как себя называла. Она была доброй.

Слишком доброй.

Превыше всего она была человеком, и это в ней ему нравилось. Вот он-то был монстром, но она?

Он был готов ко всем последствиям. К несчастьям, жестокости, смерти — он уже сталкивался со всем этим и выжил. Понадобится — выживет опять. Судьбе нужно было кое-что побольше одной разбитой жизнью девочки, чтобы поставить его на колени. Зак не был лжецом, и он обязательно убьёт Рейчел, если всё пойдёт наперекосяк — так было лучше для них обоих, и она тоже предпочитала быть убитой, чем увидеть, как его жизнь рушится из-за неё. Он ведь был серийным убийцей, и избавиться от этой малявки было бы проще простого.

Но он и так знал, что до этого не дойдёт.

Он коснулся её щеки со странной нежностью. Её кожа была мягкой. Он смахнул пару прядей с её лба, недоумевая, с чего он вообще начал это делать, и подавил желание провести рукой по её волосам.

Он не жалел об этом выборе, как и не жалел, что ворвался в её жизнь и впустил её в свою. Наверное, это была ошибка, но блядь, было слишком непохоже на таковую.

Не ощущалось таковой.

 — Спокойной ночи, Рей, — мягко прошептал он. По-детски.

Он улыбнулся, впервые за свою жизнь нежной улыбкой.

Глава опубликована: 19.12.2018

2.1 Каникулы, их счастливые и печальные моменты

Июнь 2ХХ6

— Ты сегодня какой-то другой.

Зак буквально спрыгнул с дивана Грея, где слушал музыку на стационарном проигрывателе.

 — Что за… — он смущённо выключил песню. — Грей, чтоб тебя! Я чуть коньки не откинул!

 — Ты крепко задумался, Айзек.

 — Сам знаю, — проворчал он, наблюдая, как Грей садится на диване рядом с ним. — Не расскажу.

 — В последний раз ты слушал музыку у меня дома довольно давно, — с прежним удивлением заметил священник. — Особенно эту песню.

«The Power of Love» группы Frankie Goes to Hollywood. Зак, когда был младше, любил эту песню, и Грей часто замечал, как тот напевал себе эту мелодию вместо колыбельной.

 — …Ага, — неохотно согласился он. — Давненько. Она до сих пор мне нравится, — и поколебался, прежде чем сказать: — Я не спрашивал, почему она тебе нравится.

Грей улыбнулся.

 — Это сентиментальная история. Тебе не понравится.

 — А-а-а… — до Зака сразу дошло и он вздрогнул, чем вызвал смешок Грея. — Если это слащавая херня, лучше не рассказывай.

Грей снова засмеялся.

 — Что-то недавно случилось? — спросил он.

В глазах Зака, слушающего музыку, было что-то зрелое, что-то серьёзное и глубокомысленное — чего Грей не привык видеть. Зак не любил много думать — он был человеком момента, действовал импульсивно, и долгие рефлексии были не сильной его стороной.

Но сейчас он действительно будто погрузился в себя.

 — Можно и так сказать, — спустя несколько секунд ответил Зак. — Да… Кое-что случилось.

Грей кивнул и решил не торопить его. Он знал, что Зак не силён в выражении своих чувств словами и ему требовалось время сформулировать.

 — Это связано с той девушкой? — Зака встряхнуло. Бинго. Это было связано с его подругой, точнее, «соседкой по убежищу». — Что-то с ней случилось?

 — Да, — неожиданно серьёзно сказал Зак. Его глаза наполнились зрелостью, которая без того появлялась довольно нечасто. — Ну, это… сложно, но… в общем, да, — он сделал глубокий вдох. — Мы теперь друзья, и…

 — Правда? — было само по себе удивительным, что он всё рассказал, и Грей почувствовал гордость. Сегодня был большой день.

 — Так, отвянь! Я не о том.

 — А о чём тогда? — с лёгкой улыбкой спросил священник.

 — Я… — он честно пытался найти нужные слова. — В её жизни случилась кое-какая херня, и я знаю, что это странно, но… я… типа как… разрешил ей… узнать меня поближе. Немного.

 — Ты доверился ей?

 — Да, — облегчённо кивнул Зак. — Я привёл её к себе. Не может же она постоянно ходить к тому баку, если ей надо перекантоваться.

Грей лучше остальных знал, как сильно Зак хранил тайну своего жилища — места, где ему было спокойно и безопасно. Он никогда не приглашал Грея, но тот и не настаивал — то было личное пространство Зака. Один факт, что он привёл туда эту девушку, показывал, как сильно он о ней заботился.

О своём первом друге.

Грея действительно переполняла гордость.

 — Она еле на ногах держалась, и она просто… рассказала мне то, что никогда никому не рассказывала, понимаешь? Я не мог её кинуть, — пробормотал он. — У неё правда всё было очень хреново, — добавил он с мрачным блеском в глазах.

 — Ты сильно привязался к ней.

Зак раздражённо почесал щеку.

 — Ясен пень.

 — Это же хорошо, — мягко засмеялся священник. — У тебя есть подруга, и ты ей помогаешь. Ты как-то изменился, Зак.

Он помнил одичавшего подростка, вечно отказывающегося от помощи. Мальчика, который рушил всё на своём пути. Маньяка, бездумно убивающего каждого, на кого упадёт взгляд. Человека, притворявшегося, будто никто ему не нужен. Одинокого волка, который всю жизнь выживал сам, даже не пытаясь положиться на кого-то. Преступника, который никогда бы не подумал защищать что-либо теми же руками, которыми он унёс так много жизней.

В Заке проходили какие-то перемены, ведь он сам принял решение защитить и обезопасить кого-то кроме себя.

 — Даже если изменился — перестань на меня, блядь, пялиться, — попросил Зак. — Я не чувствую себя по-другому, понял?

 — Что изменилось?

Почему она, Зак? Почему ты пытаешься её защитить? Почему ты не убил её? Почему ты с таким мрачным видом говоришь, что у неё всё плохо? Почему ты так сильно хочешь ей помочь? Почему ты согласился быть ей другом?

Почему ты так о ней печёшься?

Грей не задавал других вопросов, но Зак уловил смысл. Что изменилось настолько, что ты захотел стать ей другом? И этого вопроса, с его астрономической сложностью, уже было достаточно.

Зак не сразу нашёл ответ. Он колебался в попытке подобрать нужные слова, чтобы выразить чувства, и опустил голову, чтобы не смотреть Грею в глаза.

 — Ей не плевать на меня. Она считает меня человеком.

Даже если он и мог сказать больше — это всё, что он хотел сказать Грею. Всё остальное, вне всяких сомнений, было ураганом из эмоций, сокрытых в его душе, которые он не мог выразить, потому что ему не хватало слов или он к такому не привык. Или, наверное, он уже сказал эти слова той девушке, и не мог повторить их.

Независимо от ответа, Грей знал, что Зак начал меняться. Какая-то его часть начала расти.

Эволюционировать во что-то серьёзное.

Священник всегда считал Зака своей семьёй. В каком-то смысле, сыном, которого у него никогда не было, которого он теперь мог защитить. Грей повидал всякого и совершил много всякого, что теперь пытался искупить и, наверное, Зак был для него средством облегчения собственной совести. Он знал, что искренне хотел заботиться об этом мальчике. Он видел его физическое развитие, умственное, но сейчас впервые видел его эмоциональный рост.

И Грей им гордился.

 — Ясно, — улыбнулся он. — Я понимаю, это для тебя очень важно.

Он, может, и не понимал всего, что творилось у Зака на душе, но знал, что этому мальчику в жизни нужно было немного «нормального». Он был убийцей, и его преступления не стоило списывать со счёта, но Грей не мог осуждать его. Всё, чего он хотел — чтобы его названный сын был счастлив, чтобы он жил как можно более мирной жизнью.

Учитывая характер Зака и его периодическое желание убивать, это было нелегко устроить, но после встречи с той девушкой он стал гораздо спокойнее. Он четыре месяца не срывался и не убивал никого из мирных граждан. Весьма необычно, но уже хороший старт.

Подруга хорошо на него влияла. Грей позавидовал бы её влиянию, если бы не был так счастлив, что Зак наконец-то нашёл человека, на которого мог положиться и верить.

 — Так что да, мне тоже не плевать на неё, — с трудом добавил Зак. — Я… не хочу видеть, как она ломается на части.

В конце ощущалось невысказанное «снова». Грей не стал задавать вопросов — не хотел давить на Зака. Он пришёл, чтобы его выслушали и, если нужно, дали совет. Священник был только наблюдателем: он был рядом, но не вмешивался.

 — Ты хочешь узнать её лучше? Быть с ней рядом? — предположил он.

 — А можно? — по-детски спросил Зак.

 — Почему бы и нет?

 — Мы из разных миров. Ей бы найти друга получше убийцы из подворотни. Кого-то её возраста. Она говорила, что у неё есть друзья и всё такое, но их немного. Она…

 — Зак, — со вздохом перебил Грей. — Ты бы хотел жить по чужой указке?

Пауза.

 — Конечно, нет.

 — Ты бы хотел, чтобы эта девушка прекратила с тобой какое-либо общение?

Пауза продлилась дольше.

 — Нет…

И Грей сразу понял, что Зак не хотел даже допускать мысль о том, что он потеряет своего друга.

 — Как думаешь, она бы хотела прекратить дружить с тобой, просто чтобы общаться с кем-нибудь своего возраста? — почти строго спросил он.

 — Хрен знает, — проворчал Зак. — Не думал об этом.

 — Ну что ж. Прежде, чем указывать ей, наверное, тебе стоит спросить, чего она сама хочет.

Для Грея было важно уважать чужое мнение. Раньше ему казалось, что люди, не принадлежащие тёмной половине мира — где находились он и Зак — должны держаться подальше любой ценой. Он привык думать, что знает, как для всех лучше. И всё однажды закончилось тем, что Грей вопреки здравому смыслу оттолкнул человека, которого отталкивать не стоило, всё пошло по накатанной, и он потерял его. Он прекрасно понимал точку зрения Зака, но не хотел, чтобы его «сын» наступил на те же грабли и потерял своего единственного друга.

Потому что, несмотря ни на что, Зак впервые так сильно кем-то дорожил.

 — Так, ладно, я понял, — Зак закатил глаза. Он казался раздражённым, но ещё и заметно облегчённым. На самом деле была высока вероятность, что он никогда у неё не спросит, тяготила ли её связь с ним — то ли потому что он об этом не подумает, то ли потому что он не захочет знать ответ.

Или потому что он уже его знал.

 — Ты давно её видел? — мягко спросил Грей.

 — Ага. Она была у меня на выходных, и с тех пор мы не виделись. Надеюсь, всё в порядке.

 — Но ты хочешь её увидеть.

 — …Наверное? — Зак посмотрел на Грея и скривился от едва ли не написанных на лице того чувств. — Ладно, спасибо, что выслушал. Я пошёл, — вставая, прохрипел он, и обернулся в последний раз: — И только попробуй кому-нибудь стукануть, старик.

 — Посмотрим. Я рад, что у тебя появился друг.

Зак застонал, но пожал плечами перед уходом.

 — Ага, я тоже.

Три слова были брошены так небрежно, что складывалось ощущение, будто это не имело никакого значения. Но они были произнесены не так, как обычно. Как будто для Зака было важным иметь друга.

Но на самом деле оно было куда важнее.


* * *


Июль 2ХХ6

Школа Рейчел была весьма необычной. В одном здании была и средняя школа, и старшая, как будто её выдрали из типичного сериала или мюзикла. Ученики словно тоже были разделены на две категории: нормальные дети (вроде неё или Эдди), и школьные звёзды, с которыми всем хотелось потусить. Большинство учеников предпочитали избегать с ними проблем, потому что это означало почти мгновенный бойкот и издевательства. Рейчел подумала бы, что это из какого-то сюжета украли, если бы не нарвалась на издевательства сама.

Не то чтобы у неё были серьёзные проблемы — просто её дохлый видок делал Рейчел лёгкой мишенью. К тому же, большую часть времени её не сильно задирали — лишь изредка толкали и обзывали в коридорах. Это бесило, но не более — особенно на фоне её родителей — так что она не жаловалась друзьям (кроме Зака) и не пыталась ничего исправить. Ничего не поделать, она же не могла по мановению волшебной палочки сделать себя общительной и интересной, или и вовсе отгородиться от всех. На хулиганов всегда можно было пожаловаться, а вот на популярных зазнавшихся снобов уже было сложнее. Их родители, как правило, хорошо общались с учителями и руководством школы и этим делали своих детей неприкосновенными.

Рейчел просто терпела и держалась Эдди. Он был её единственным другом и, так как сам был общительным и весёлым, гарантировал ей безопасность. Его бы не тронули. Она чувствовала вину, потому что он не обязан был везде за ней ходить, а она не должна была постоянно им прикрываться — получалось, что в школе она всецело зависела от него. Ей это не нравилось. Эдди этого не заслужил — это раз, и два — она чувствовала, что не сможет его оттолкнуть, если он захочет сблизиться, не сможет держать дистанцию. Именно поэтому ей стоило научиться раскрываться и заводить друзей. Рейчел хотелось с кем-то познакомиться, обрести какую-то независимость и просто дружить.

Её школа была не такой уж и плохой. Просто стереотипной.

И, как вишенка на торте, на звание «королевы школы» претендовали две девочки. Первая — Лиза Мейвис, и именно она любила при встрече задирать Рейчел. Толкала на лестнице, заграждала шкафчик, роняла её книги и сумку на пол. Рейчел не нравилась Лиза, и она не понимала, какие к ней претензии могут быть у самой популярной девочки школы. Лиза, правда, была влюблена по уши в Эдди, и это, наверное, было серьёзным поводом, но Рейчел было невдомёк, при чём здесь она сама. У Эдди была своя голова на плечах, и если ему не нравилась Лиза — нельзя было заставлять, и даже не из-за Рейчел. Она ведь всего лишь его друг.

Но Лиза не хотела этого понимать. Она думала, что Рейчел повторяет за ней, потому что они обе были бледные, светловолосые и голубоглазые (как будто это от неё зависело), но считала себя красивее, и поэтому Эдди должен был выбрать её. Может, причин было больше, но Рейчел этого не выясняла.

Рейчел с недавних пор более-менее начала оттаивать. Сейчас были каникулы, и она была очень рада отдохнуть от школьных проблем. Утомляло постоянно оглядываться, выискивая Лизу, чтобы вдруг не наткнуться на неё или её подружек. Ходячая стереотипная школьная красавица было одновременно весёлым и раздражающим явлением. Кому-то могло бы показаться, что таких людей не бывает, но вот Лиза во плоти, шумная и утомляющая, и Рейчел предпочла бы, чтобы стереотипы не выходили за рамки сериалов (тем более, что в старшей школе они продолжат учиться вместе).

Вторая самая популярная девочка школы была совсем другой. Её популярность заключалась не в многочисленных знакомствах — наоборот, она была вполне одинокой, но тихой и милой. Она была первой отличницей, вундеркиндом, победительницей многих конкурсов, её любили учителя и одноклассники. Она была богатой и уверенной в себе девушкой из семьи адвоката.

И, кажется, она была таким же книжным червём, как и Рейчел, потому что в данный момент они тянулись к одной и той же книге в местной библиотеке.

Их руки соприкоснулись на доли секунды, и Рейчел не знала, как быть, поэтому замерла, наблюдая школьного гения, Адриану Рейнольдс — ту, кем она восхищалась с первой встречи. Адриана производила пугающее впечатление, но сейчас выглядела вполне естественно. Она излучала такую ауру, что её в жизни не подумали бы цеплять, но неизменно обращали своё внимание. У неё была идеальная шоколадного цвета кожа, длинные каштановые волосы, пышная фигура, облачённая в очевидно дорогую одежду, и она смотрела на Рейчел спокойным и уверенным взглядом тёмных глаз.

Будь на её месте Лиза, Рейчел тут же уступила книгу. Но это была Адриана Рейнольдс — та самая, что так мило с ней беседовала один-единственный раз в жизни, та самая, считавшаяся заклятым врагом Лизы… А эта книга — второй том из серии, которую Рейчел ну очень сильно хотела прочесть, и которую отдавать не хотелось.

 — Привет, — отступив, поздоровалась Адриана.

Рейчел почти проглотила вздох облегчения, осознав, как сильно стучало сердце.

 — П-привет… — застенчиво ответила она, прежде чем неуверенно взять книгу с полки. — М-м-м… Можно взять?

 — О, конечно, — пожав плечами, кивнула Адриана. — Я подожду. Только потом не спойлери, — игриво подмигнула она.

Рейчел могла понять причину её популярности. Даже такая замкнутая одиночка, как она, хотела бы дружить с ней. Хотя они общались всего раз, когда столкнулись в коридоре, Адриана вела себя тепло и дружелюбно, как будто они были давно знакомы. Для Рейчел, привыкшей, что её игнорируют, это было приятно.

 — Спасибо, — попыталась улыбнуться она.

 — Ты же… Рейчел Гарднер, да? — внезапно спросила Адриана.

Рейчел ждала формулировки в стиле «подруга Эдди Мейсона» или «девочка, торчащая в медпункте», потому что именно таковой её все и знали, но не Адриана. Наверное, слух о том, что она знала всех в лицо и поимённо, был не таким уж и преувеличенным. Рейчел не могла сказать, что это её впечатлило или напугало (потому что и то, и другое), но она была рада, что хотя бы кто-нибудь знает её такой, какая она есть.

 — Меня зовут Адриана Рейнольдс, рада познакомиться, — продолжила она и протянула руку. — Мы, вроде бы, не знакомились, как полагается.

 — Приятно познакомиться, — ответила Рейчел и пожала руку, молясь, чтобы её ладонь не была вспотевшей.

 — Часто ходишь сюда? Впервые тебя здесь встречаю.

 — Да, но… Мне кажется, здесь не обращают внимания ни на что, кроме книг.

Адриана засмеялась.

 — Ну, такое бывает. Я иногда отключаюсь от мира за хорошей книгой.

 — Особенно этого автора, — добавила Рейчел, указывая на взятую книгу, и позволила себе немного похихикать. Ей становилось комфортнее.

 — А почему нет? — засияла Адриана. Внезапно у Рейчел появился вопрос, почему Адриана держалась особняком. — У него такие потрясающие истории, и я люблю его стиль!

Если минуту назад Рейчел чувствовала себя нищенкой на фоне принцессы, то сейчас неловкость момента испарялась, и девушки спокойно обсуждали любимых авторов и книги. Адриана была гораздо приятнее, чем она могла себе представить, потому что за эффектной внешностью скрывалась такая же заучка. Они обе признались, что иногда читали мангу и комиксы, буквально рыдали с неудачных экранизаций, и в итоге обменялись рекомендациями «на почитать». В процессе беседы Адриана рассказала, что любит видеоигры и не умеет готовить (хотя много раз пыталась). Рейчел, в свою очередь, поведала, что знает Эдварда Мейсона, что её немного пугало поступление в старшую школу и что в этом году возникали проблемы с математикой (даже если это обычно была её сильная сторона).

Было так хорошо просто общаться.

Каникулы для Рейчел почти всегда означали одиночество, но не в плохом смысле. На выходных мама с папой обычно уезжали в город с друзьями и оставляли её одну — так что, большую часть каникул она была предоставлена сама себе. У родителей был совсем другой режим дня, и они практически не пересекались. Не то чтобы они в обычные дни много виделись, но сейчас даже в сравнениями с предыдущими каникулами было свободнее.

Иногда, конечно, они виделись, но ни разу это не закончилось хорошо.

В большинстве случаев Рейчел стоило уйти из дома рано утром — и они не увиделись бы вообще, настолько поздно родители возвращались домой. Иногда она проводила дни, читая книги в своей комнате (потому что заняться больше было нечем) или за шитьём. Было скучновато, но не тоскливо. Она могла ничего не делать, её не беспокоили, можно было спать сколько душе угодно и на какое-то время забыть об осторожности.

Когда Эдди мог поехать в город, они гуляли. Но сейчас он уехал с семьёй на море на три недели, так что Рейчел вообще его не видела. Кэти была трудоголичкой, но иногда выкраивала время на своих выходных. Иногда она сталкивалась с доктором Денни на улице, но она знала, что тот любил путешествовать за границей.

Так что, хоть каникулы и означали возможность видеться и гулять с друзьями чаще, большую часть времени Рейчел была одна. Но она не возражала. К одиночеству она привыкла.

Встреча с Адрианой Рейнольдс и их маленькая беседа ни о чём была на удивление приятной. После этого Рейчел даже налегке отправилась домой. Родителей не было дома, и дом до двух часов ночи принадлежал только ей, что сулило покой и мирное чтение за перекусом. Она даже почувствовала разгулявшийся на ночь аппетит и, не отрываясь от книги, включила телевизор, чтобы на фоне хоть что-нибудь шумело. Время от времени она отвлекалась на передачу о городском зоопарке и, в итоге, её внимание переключилось на телевизор. Она ведь всегда любила животных, особенно их детёнышей.

Но память о той ночи была ещё свежей.

Она чувствовала лёгкий ступор при виде щенка, счастливо бегущего вокруг мамы, и отгоняла из головы образ зашитого трупика в коробке. Сейчас он наверняка был на дне реки, но воспоминания были слишком яркими. Но Рейчел была рада, что не забыла, как в прошлый раз. Конечно, забыть о собственном безумии было бы очень неплохо, но тем хуже будет вспоминать. Теперь, когда она всё помнила, она была начеку.

Она знала, что может сломаться, и нужно было с этим что-то сделать до того, как она сорвётся в следующий раз.

Она не хотела пережить это снова. Одна мысль об этом пугала и вызывала тошноту.

Даже не пугала — ужасала.

Закусив губу, Рейчел с грузом на душе потянулась к телевизору, чтобы выключить. Лучше перестать об этом думать.

 — Завтра, двадцать четвёртого июля, — донёсся голос репортёра, — для волка в городском зоопарке особый день…

Двадцать четвёртое июля.

«— Эй, Зак, а когда у тебя день рождения?

 — Не уверен… Где-то в июле. Наверное, двадцать четвёртого».

Груз на душе испарился как по волшебству. Рейчел не сдержала улыбку. Было странно, что одна мысль про Зака согревала и поднимала настроение, но она не жаловалась.

Она снова вспомнила ту ночь, когда он позволил ей выплакаться, привёл её к себе домой и даже спел ей. А наутро она проснулась в его постели, согретая и посвежевшая. В тот день она не пошла домой, потому что проснулась в два часа дня, а с места в карьер портить себе нервы не хотелось. Она провела выходные у Зака, позволяя ранам хоть немного затянуться.

Он не задавал вопросов о её прошлом, она не упоминала его обещание убить её. Тема не была под запретом, но они как бы молча согласились не говорить об этом. Рейчел — потому что это тут же напомнило ей о собственном сумасшествии. Зак — потому что он понимал, что она не хотела об этом вспоминать, но и по другой причине, наверняка связанной с его внезапным приливом нежности.

Он был гораздо лучше, чем хотел показаться. Он вёл себя холодно и жестоко, но на самом деле просто был парнем, учившимся правильно проявлять чувства, и с добротой у него определённо были проблемы. Хотя он был добрым, очень добрым. Он не любил много говорить о себе, но Рейчел чувствовала, что он впервые раскрывает перед кем-то эту свою сторону. Наверное, это было новым даже для него, он ведь только учился дружить.

Странно, но она в жизни не чувствовала себя спокойнее, чем когда была рядом с ним.

Воскресным вечером он проводил её до дома, и Рейчел стало интересно, заметили ли родители её отсутствие, потому что они ничего ей не сказали. Она, конечно, оправдалась, что была в гостях, но её и слушать никто не стал.

На самом деле, это уже было неважно. Её и так никогда никто не слушал, а она устала бегать за родителями.

Рейчел выключила телевизор и, отложив книгу в сторону, легла на кровать и уставилась в потолок. Не хотелось думать ни о родителях, ни о своей испорченной жизни, ни о себе самой. Хотя бы не сегодня.

Вместо этого она закрыла глаза и подумала про Зака. Она представляла перед собой его игривое лицо, скрытое под бинтами, те немногие открытые участки загорелой кожи вокруг губ и глаз, его спутанные чёрные волосы под капюшоном толстовки, его высокое и стройное тело. Она вспоминала тепло его рук, запах одолженного им свитера, его глубокий чувственный голос, заглушающий гром.

Он дорожил ей, и она дорожила им. Невероятно, насколько дорог Зак стал ей за такой короткий срок, и что он позволил сначала остаться в его мусорном баке, а потом и вовсе спать в своей постели, в своём доме.

Она была почти уверена, что сможет найти дорогу к его дому. Нужно было просто быть осторожной и чаще осматриваться, чтобы не заблудиться, но это уже было не так сложно.

А теперь о другом.

Что же подарить ему на день рождения?


* * *


Зак сразу понял, что это пришла Рей. Кому ещё приспичит стучать в его дверь?

Грей бы не постучал — он знал, где искать ключи. Никто другой не знал, где он живёт, а незваные гости просто так к нему не сунулись бы.

Так что да, оставался только один человек, который мог бы постучать — и это была Рей. Ей повезло — он был дома. Ему повезло — как раз становилось скучно.

Она улыбнулась, когда он открыл дверь, донельзя гордая собой. На плече висел рюкзак, в руке был пакет, и она снова нацепила то самое розовое платье. Впустив её, он не удержался от мысли, что платье действительно шло ей, и что приятно видеть её не в чёрно-белом.

 — Привет!

 — А ты… в настроении.

 — Ага, я сама нашла твой дом без лишних проблем. Я рада.

Она кинула пожитки рядом с диваном, и Заку стало интересно, нафига она вообще пришла. Она вроде не слетела с катушек, не сцепилась с родителями, на улице было ещё светло, но вот она собственной персоной. Он, конечно, не стал бы жаловаться. Её визит был внезапным, но не нежеланным.

 — Я не вовремя? — обеспокоенно уточнила она.

 — Не-а… — он зевнул. — Я дремал. Зачем притащилась?

Она улыбнулась. Вот же чёрт, она хорошела день ото дня. Зак сглотнул, вспомнив её улыбку той ночью. Ту самую, мать её, улыбку и, на его удачу, он смог не выдать своё смущение от этого воспоминания.

 — С днём рождения, Зак, — объявила она, доставая из пакета торт.

Что там про «не выдал смущения»?

Хрена с два.

Его глаза распахнулись, а рот открылся от шока и трепета. Он несколько секунд не мог сформулировать ни одной связной мысли.

 — Ч-чего?

 — У тебя же день рождения, да? Ты говорил, что он, наверное, сегодня.

 — Да, но… — как же трудно было говорить. Грей пару часов назад привёз немного хавки, но это уже было обычным. От неё Зак этого не ждал. — …Почему?

Её улыбка смягчилась.

 — Мы же друзья.

Ох, блядь, да ладно. Да, они были друзьями. Он с этим согласился. Он вообще к такому не привык, но да — они были не просто «знакомыми» или «соседями по убежищу», они реально тряслись друг за друга, ну, или типа того. Они сами назвались друзьями.

Раньше у него не было друзей, да и считать Грея другом было бы диким. Бля. Бля.

Ну да, друзья же, типа, отмечают друг с другом дни рождения? Зак не знал этого, но, скорее всего, да.

 — Спасибо, — выдал он, избегая её взгляда, смущённый донельзя.

Бля-бля-бля-бля, он же на самом деле был счастлив, как ребёнок. Тронут до глубины души. Он не хотел гнать её в шею и был рад, что она вспомнила.

С каких пор это было важно?

И БОЖЕ ТЫ ЁБАНЫЙ, КАК ЖЕ СЧАСТЛИВО ОНА УЛЫБАЛАСЬ.

Он в качестве мести трепал её волосы снова и снова (но не щипал за щёки), чтобы скрыть собственное смущение.

 — Что ж ты лыбишься без конца?!

 — Хе-хе, извини.

Её по-настоящему радостное настроение заражало. Зак бросил попытки разозлиться и мягко похлопал её по макушке.

 — Опять в кондитерской купила?

 — Нет, — покачала головой Рейчел и гордо посмотрела на него. — Сама испекла. Я помню, что ты любишь шоколад, так что сделала шоколадный торт.

Он посмотрел на неё глазами, полными чистого трепета.

 — Ты сама его сделала?

Как, блядь?

У него была кухня, но он в жизни там не готовил, чтобы не сжечь квартиру к чертям. Да, она ещё во время «Двадцати вопросов» говорила, что умеет готовить, но для него такие навыки до сих пор выходили за грань реальности.

Готовка.

Эх.

 — Да не так уж и сложно… — запротестовала она.

Единственное, что Зак мог приготовить — заварную лапшу, и то, благодаря объяснению Грея. Он всё равно не мог прочитать ни единого ёбаного рецепта, и то, с какой небрежностью она говорила, только лишний раз впечатлило.

 — Ох, подруга! — рассмеялся он. — Ты и вправду нечто.

Её щёки порозовели.

 — Спасибо. Надеюсь, торт удался.

И торт реально был хорош, только зря переживала. Они сидели на диване и ели, и Зак не мог оторвать от Рейчел взгляда — настолько она была счастливой. После проведённых у него выходных она стала немного здоровее: не такой хилой, не такой дохлой. Она за это время слегка загорела, поэтому больше не походила на труп. А ещё она стала чаще улыбаться.

Но ему всё равно не хотелось её убивать. Отчасти он испытывал облегчение, потому что она уже не казалась фарфоровой куклой, но также ему было интересно. Он бы немедленно порезал бы на ленточки любого, кто был хотя бы вполовину счастлив, как она, но не её.

Потому что он ею дорожил.

 — Что-то… не так? — решила спросить она, поймав его взгляд.

 — Ты выглядишь лучше, чем раньше, — ответил он. — Что-то хорошее случилось?

Она задумчиво моргнула.

 — Вроде бы нет?.. Я на каникулах, так что дома спокойнее, — объяснила она. — Мама и папа часто не дома, и мы почти не видимся.

 — Хорошо, — усмехнулся он.

Он не встречал её родителей, но эти люди уже ему не нравились. Его тошнило от типа приличных людей, которые так поступали с собственными детьми — потому что так быть не должно. Он ненавидел, что из-за них Рей сломалась, что они довели её до состояния съехавшей крыши, и что им было на это плевать. Ребёнок — не золотая рыбка. Если они заводили ребёнка — это не значило, что через несколько лет её можно выбросить на помойку, потому что она им надоела. А из её рассказов было ясно, что изначально она была желанным ребёнком.

Он знал, что желанные дети — не то же самое, что случайный залёт. У её родителей не было никаких оправданий происходящему, и Зак ненавидел, что они обвиняли во всём Рей, да настолько, что она сама теперь не понимала, что её вины на самом деле не было.

К тому же, её папаша — коп, который, вроде бы, какое-то время вёл его дело. Очередная причина его не любить.

 — А ещё я на днях пообщалась с девочкой из школы, — добавила Рей. — Она очень милая, и мы обе любим читать, так что было круто. Наверное, я уже давно хотела с ней поговорить… и я так рада, что получилось! В следующем году мы поступаем в старшую школу и, хоть школа, по сути, та же, думаю, многое изменится. Я… была бы рада, если бы мы с ней учились в одном классе, и я надеюсь, мы лучше узнаем друг друга.

Он не знал, что думать: ну да, у неё были друзья. Типа, вне подворотни. Их было немного, но Зак помнил, что гораздо больше, чем у него. И это знание не спасало от странного раздражающего чувства в груди.

 — Она — твоя подруга? — проворчал он. Не удержался.

Она поколебалась, не понимая его раздражения.

 — Не знаю. Мне бы хотелось, — призналась она.

Это было нормально, и он не должен был чувствовать раздражения. Даже, скорее, страх. Почему он чувствовал страх?

 — Но, знаешь… — тихо пробормотала она, заметив его угрюмый взгляд. — Я вчера думала, как резко мы с тобой… сблизились. Мне, честно говоря, кажется, что такого у меня больше ни с кем не будет.

Он посмотрел на неё. Рейчел выглядела смущённой, избегала его взгляда и теребила ткань платья, и между ними повисло неловкое молчание.

 — …Действительно так думаешь?

Она кивнула. Он мысленно взмолился, чтобы она сказала хоть, блядь, что-нибудь, потому что эта тишина напрягала всё сильнее и сильнее. Но она не была телепатом, а он не мог подобрать нужных слов. Зак внезапно осознал её слова и, чем больше он об этом думал, тем теплее становилось в груди.

Как будто она имела в виду, что он для неё особенный.

Он почувствовал глухую радость. Тупую и странную, но всё же радость.

Он был рад, что она не собиралась отдаляться.

Хорошо, что она заводила друзей и пыталась жить нормальной жизнью — ей это было необходимо. Она не собиралась всю жизнь полагаться только на серийного убийцу из подворотни, но какая-то эгоистичная его часть помыслила, что бы он сделал, если бы Рейчел захотела прекратить общение. По сути, она была единственным его другом и первым человеком, которым он дорожил. Рейчел тоже говорила, что заботилась о нём, относилась к нему, как к нормальному человеку (к чему Зак не привык), и дорожила им в ответ. Он ценил возможность общаться с ней, будто не был убийцей, будто был обычным парнем. Он ценил, что она не смотрела на него, как на монстра.

Он дорожил её присутствием, её отношением, её добротой. И это было самое страшное для поехавшего маньяка — привязаться к кому-то, но Зак не мог ничего с собой поделать, да и не хотел. Он просто был жадным эгоистом — и всё тут.

Он действительно не хотел отпускать её из своей жизни, поэтому — глупость, конечно — не желал, чтобы Рейчел нашла кого-то, с кем забудет о нём.

 — Могу сказать о себе то же самое, — в итоге пробурчал он.

Её глаза слегка засияли, и она нежно улыбнулась.

 — Спасибо, Зак.

 — Да какого ты «спасибкаешь»? Завали уже, ладно?

 — Ладно, тогда ты говори.

Он хмуро на неё посмотрел.

 — Ах, ты мелкая…

 — Извини, — выпустила смешок Рейчел, и Зак ущипнул её за щеку.

Он определённо не мог держать на неё зла, потому что, когда она завела разговор о фильмах и упомянула, что у неё есть свой телевизор, он тут же поддержал беседу и забыл о смущении. После они общались ни о чём, пока торт не был съеден, и они просто отдыхали на диване, касаясь друг друга одними руками.

Сумерки уже спустились, но Зак не знал точного времени — просто чувствовал, что уже поздно. Рей сначала облокотилась на спинку дивана, но за время разговора её голова чуть откинулась в сторону, и он почувствовал, как она мягко прислонилась к его плечу. Обычно он не терпел лишнего физического контакта, но сейчас понимал, что всё-таки не против. Во время их первой встречи, когда она упала на него во сне, он оттолкнул её — но сейчас даже не подумал об этой возможности.

 — Ночевать у меня будешь? — зевнув, спросил он.

 — Не знаю… — ответила она. Её голос был слегка сонным, и Зак подавил желание мягко зарыться пальцами в её волосы. — А можно?

 — На здоровье.

В конце концов, он же привёл её сюда, чтобы она не ходила к мусорному баку всякий раз, когда не могла спать у себя дома. Он даже удивился её вопросу. Ему казалось, она и так поняла, что может приходить сюда в любое время. Он же никогда и никого сюда не приводил и не позволял никому спать в своей постели — этим всё должно было быть сказано, нет?

Наверное, всё же нет.

Явных слов-то не прозвучало. Теперь, когда он задумался, он действительно ничем не дал ей этого понять. Нужно было сказать, но это прозвучало бы странно… Может, будет лучше, если она сама догадается? Ну да, он же дал достаточно намёков…

…Или нет. Если Рейчел не поняла сейчас — с таким же успехом и потом не поймёт. Она была умной, но мысли не читала. Ох, блядь.

У него было плохо с выражением себя, своих чувств и мыслей. Быть грубым и жестоким — это одно, но добрым и заботливым — совсем из другой оперы. Он даже не мог скрыть доброту за какими-то двусмысленностями и оправданиями, потому что ненавидел ложь и в любом случае совершенно не умел врать. Если нужно было что-то ей сказать просто и ясно — он должен был так и поступить, ведь иначе слова снова скроются за невнятным бубнежом.

 — Спасибо, — прошептала она.

Да, нужно было ей сказать. Рей говорила, что сейчас на каникулах, и дома стало поспокойнее, но Зак точно знал, что это не навсегда. Рано или поздно занятия снова начнутся, и она снова будет сталкиваться с родителями.

Перед глазами встал образ разбитой, отчаянной, паниковавшей девочки, умолявшей убить её. Он даже не мог сказать, что это Рей — то была её сломанная, разбитая копия.

Это было стрёмно. По-настоящему.

Зак не хотел снова видеть её такой, и уж точно не хотел, чтобы она снова просила убить её — уж точно не в таком состоянии. Он не любил вспоминать те события, потому что ему становилось как-то странно. В голове было только одно описание этого чувства.

Тревога.

Может быть, оно называлось как-то по-другому — он не знал. Просто не хотел, чтобы она снова сломалась.

 — Эй, Рей… — начал он, слегка нервничая. — Ты…

 — М-м-м?

Он проглотил «не, забей», которое по обыкновению уже собирался сказать.

 — Если хочешь — приходи сюда в любое время.

Ну, точно, прозвучало стрёмно. Молодец, Зак, вот тебе мысленная порция саркастичных аплодисментов.

 — Ну, типа знаешь, если снова будет полная жопа — иди сразу сюда, а не на мусорку. Ключи же постоянно в двери.

Она несколько секунд удивлённо пялилась на него и молчала. Он не знал, как понимать её взгляд, так что снова смутился и отвернулся. Наверное, эта малявка так и наслаждалась его смущением.

— Правда, можно?

Зак уверенно кивнул и поймал её взгляд. Она выглядела удивлённой, но на её губах заиграла недоверчивая улыбка, а на щеках — лёгкий румянец.

 — Точно?

 — Я же, блядь, так и сказал!

Её пальцы схватились за его рукав, и она прижалась лбом к его плечу.

 — Это просто так… похоже на сон.

 — Чего это?

 — А то ты не знаешь.

Он готов был взбеситься и выпытать больше подробностей — серьёзно, можно не говорить ёбаными загадками? — но затем понял. Мусорный бак для неё раньше был единственным укрытием. Раньше она не могла никуда пойти. У неё не было друга, к которому можно обратиться.

А теперь есть.

 — Ты слишком много для меня делаешь, — пробормотала она.

Он несколько секунд молчал.

 — Я хорошо знаю, как трудно принимать помощь, когда ты привык полагаться только на себя.

Он знал, потому что самому понадобилось много времени впустить в свою жизнь Грея. Он долго привыкал к мысли, что рядом кто-то был, кто мог бы протянуть ему руку. Он, впрочем, после стольких лет по-прежнему не любил просить о помощи. Прожив так долго наедине с собой, не в силах положиться на кого-то, было невероятно думать «этот человек готов что-то для меня сделать».

И она была отчасти такой же. Настолько отказывалась вовлекать людей в свои проблемы, что даже Зака она впустила из-за нервного срыва и приступа сумасшествия. Она, конечно, была не настолько одичавшей, как он, но тоже не спешила просить о помощи, когда не было слишком поздно.

 — Я чувствую себя такой эгоисткой, — сказала она. Его слова запали ей в душу, и они оба знали об этом.

«Я такая эгоистка … Ты слишком много обо мне знаешь, но я всё ещё хочу быть твоим другом…»

«Зачем ты столько делаешь для меня?»

 — Я знал, что ты это скажешь, — горько сказал он. Раньше ведь то же самое говорила.

Но он же так хотел ей помочь. Он дорожил ею. Вот же бля, он так не любил эту мысль, потому что это тупо, слащаво и не похоже на него, но Зак действительно дорожил ею и хотел уберечь. Наверное, это было просто эгоистичное желание сохранить единственного друга — девочку, рядом с которой он чувствовал себя нормальным человеком — но всё не могло быть настолько просто. Он реально ценил её. Кажется, такие чувства и должны были возникать, когда кого-то ценишь? С Греем было то же самое: он ценил священника и сильно разозлится, если тот пострадает. (Но у Грея уже был кто-то, кто ценит его сильнее, так что Зак не успел бы даже подумать отомстить при всём желании)

Но с Рей было по-другому. Его чувства к ней нельзя было сравнить с чувствами к Грею. И его желание уберечь её, наверное, даже было сильнее.

 — Извини.

 — …Я и это знал, что скажешь.

Он нерешительно положил руку ей на макушку, чтобы погладить. Утешение действительно было не сильной его стороной. Было бы спокойнее, если бы ему кто-нибудь рассказал об этом, потому что когда Рей грустила или рассказывала всякую чернуху, он не знал, как её взбодрить. Не знал, что говорить, что делать. Он пытался, но знал, что этого мало. Что делают нормальные люди, когда их друзьям грустно?

Наверное, стоило спросить у Грея, потому что уже припекало.

…Если, конечно, он когда-нибудь найдёт в себе силы задать этот вопрос.

 — Клянусь, ещё раз увижу тебя в мусорном баке — за волосы притащу сюда, — пригрозил он. Ну да, гораздо проще было хамить, чем быть милым.

 — Ладно… — согласилась Рейчел, и он подавил облегчённый вздох. — Только сегодня нет смысла здесь оставаться. Родители не беспокоят меня, и…

 — Ты хочешь остаться?

Повисла невероятно долгая пауза, которую Зак не знал, как понимать, но в итоге она еле кивнула. Он тут же с усмешкой встрепал ей волосы — к сожалению, не смог добраться до щёк.

 — Бля, значит, ты остаёшься.

 — Но смысл?..

 — Забей на смысл. Ты не в тягость.

Это прервало любые её протесты. Она искала какие-то слова, но сдалась и остановилась на до боли простом:

 — Спасибо, Зак.

Он почти наверняка знал, что она сейчас улыбается, и с виноватым удовлетворением прекратил сопротивляться желанию провести рукой по её шелковистым волосам.

 — Просто притащи сюда какие-нибудь свои шмотки, чтобы я тебе не давал постоянно своё, — проворчал он, чтобы не звучать слишком уж добреньким.

А ещё потому, что под «шмотками» он скорее подразумевал нижнее бельё, чем свитера, но он в жизни этого не сказал бы. Его и так смущали одни только воспоминания о её прошлой ночёвке. Бля-я-ядь, будет ли хоть один спокойный день без всего этого смущения?

Рей уставилась на него, и Зак тут же убрал руку, пряча за спиной, словно провинившийся ребёнок. Она выглядела чертовски спокойной и довольной, и гораздо ярче прежнего. Он хотел защитить это, поскольку знал, что рано или поздно она вернётся в унылое состояние. Люди не могли всю жизнь только радоваться, особенно с такой хреновой жизнью.

Но в свой день рождения он хотел видеть её весёлой, с тупой улыбкой и сияющими глазами, потому что это, блядь, только радовало глаз.

Вот же тупизна.

Он раздражённо схватил её за щёки. Ему действительно была непривычна вся эта дружба и забота в принципе. Он не умел ценить людей — обычно он их убивал — но с ней всё было по-другому. Он чувствовал себя по-другому. Её не хотелось покромсать, лишь немного потискать, потому что это на самом деле было довольно весело.

 — Зак, пожалуйста, — сказала она со странным лицом, и он со смехом отпустил её. — Зачем ты вечно меня щипаешь? — пробормотала она и надулась, поглаживая лицо.

 — Хрен знает. Весело.

 — Но можно быть нежнее? Мне же больно.

 — Да не, уже не так весело будет, — и тыкнул ей пальцем в щеку, пока она не начала улыбаться.

Рейчел с лёгким смешком убрала его руку.

 — Какой же ты ребёнок.

 — Но малявка-то здесь ты, — с ухмылкой напомнил он.

 — Я не тыкаю пальцами в чужие лица.

 — Но ты же такая пиздецки мелкая!

Хотя, по сути, она не ошибалась — он действительно дурачился за двоих.

 — Не мелкая! — надулась она.

 — О, а кто мне говорил «я пе-е-ервая сюда пришла»?

Она вспомнила их первую встречу с какой-то лёгкой улыбкой — такой он раньше не видел.

 — …Я говорила.

 — Вот, видишь?

 — Для человека, которому «наверное, двадцать один», ты вообще не повзрослел.

Он не стал спорить — и так было ясно, что она права. Даже если Зак вымахал в здорового мужика, во многих вопросах он оставался самой настоящей малявкой.

К примеру, его завораживала техника. Он даже ёбаным телефоном пользоваться не умел, хотя у всех (кроме, наверное, Рей) такой был. Его заворожило даже старьё вроде МР3-плеера. Оно было, словно какое-то волшебство — отчасти потому, что в голове не укладывалось, как в такой маленькой херне помещалось столько всего. Он не понимал, как это работает, и понять было слишком сложно. Даже научиться пользоваться стиральной машинкой было круто — Грей научил его много лет назад. Так что, когда на глаза попадалось что-то новое, особенно с кучей кнопок и настроек — он был самым настоящим дитём малым. Он хотел везде потыкать, поклацать и попробовать.

И однажды он такими темпами чуть не подорвал себе кухню, закинув в микроволновку всё, что попалось на глаза (включая тостер) и нажав на всё подряд.

Упс.

Зак признавал, что мысли об огне его не вдохновляли (если не сказать грубее), но всё, что в итоге заканчивалось большим «БАХ», его забавляло. Ему нравилось ломать и портить, и он не мог ничего с этим поделать. Он часто и бездумно находил на одно место приключения, просто потому что хотел проверить, можно ли подорвать какую-нибудь вещицу или нет.

(Однажды, давным-давно, он нашёл настоящую взрывчатку и взорвал укрытие местной шайки перед тем, как уехать из того города. Стоило ли говорить, что он остался единственным очевидцем?)

Да — опасно, да — глупо, но он так и жил. Ему нравились острые ощущения, опасность, риск, адреналин от одной мысли, что сейчас будет схватка не на жизнь. Он мог легко заскучать, так что часто искал себе не самые безопасные развлечения. Поэтому он, наверное, так часто натыкался на Майкла. Это было рискованно и почти всегда заканчивалось не очень, но у него вечно была такая рожа!.. Майкл считал Зака всего лишь нарушителем спокойствия, которого можно было приструнить в любой момент, но после убийства курьера и выброшенной в реку наркоты (а ещё двух просто так убитых шестёрок) он понял, что в жизни не сможет сдержать и предугадать этого монстра.

Да, подворотни были совсем другим миром, с другими правилами и законами, но Зака не волновали эти игры. Кланы делили территорию, воображали, что у них есть какая-то власть, но Зак не собирался жить по их правилам. Он делал только то, что сам захочет, и в какой-то степени именно эта безрассудность сделала его опаснейшим убийцей.

В конце концов, Переулочный Убийца есть только один, и это не Майкл Джонс.

 — Я взрослый, — объявил он, пожав плечами. По закону-то точно был таковым.

 — И как это?

 — …Хороший вопрос, — он никогда не задумывался об ощущениях. Просто считал себя взрослым. — Наверное, чувствуешь себя более зрелым, что ли. Начинаешь нести за всё ответственность. Как-то так.

Она, очевидно, не поняла подтекста.

 — Но люди же несут ответственность за свои действия с самого рождения? — уточнила она. Конечно, ведь именно так её и воспитали: в постоянной вине за всё. — Смотри, и на взрослых, и на детей всегда можно повлиять или манипулировать, но…

 — Да не знаю, ладно? — раздражённо застонал он. — Но в суде детей вроде бы не так жёстко наказывают.

Как бы там ни было, он знал, что его, как взрослого, теперь могут приговорить к смертной казни. Именно это он подразумевал под «ответственностью».

Он с детства действовал, как пожелает. Он не пытался оправдать преступления и, по сути, сделал себя сам. «Быть взрослым» обычно подразумевало умение разбираться с проблемами без помощи родителей, но Зак делал это всю жизнь, и в этом смысле для него не было ничего нового.

 — Да, ты прав, — кивнула Рей. — Но я думаю, что суть в том, что тебя перестают считать ребёнком люди старше тебя.

Тут она тоже была права… Но Грей всё равно считал его ребёнком. Некоторые вещи никогда не меняются.

Зак почувствовал, как к его плечу снова прислонилась её голова.

 — Устала?

 — Немного… — зевнула она.

Со смехом он потрепал её по голове.

 — Так иди спать, малявочка.

 — М-м-м… — она явно задремала, но не хотела вставать. — Зак, тебе хоть понравился сегодняшний вечер?

Ну да, блядь, куда без очередного смущения? Он закусил губу в попытке подобрать слова.

 — Понравился, — пробормотал он. — Я впервые отмечаю день рождения. Тем более — с другом, — и с улыбкой посмотрел на неё. — Ты же знала, что мне понравится.

 — Тогда я рада, — тихо сказала она. — Хочешь завтра чем-нибудь заняться? — спустя время робко добавила она.

Он снова закусил губу. Ему не нравилось, как она вот так заставала его врасплох со всей своей искренностью. Спрашивала так, будто они могли потусить, как самые обыкновенные друзья. Она весь вечер делала и спрашивала всякие внезапности, и ему это не нравилось. Это вызывало в нём какие-то странные чувства, которые он тут же подавлял, ведь было так неловко чувствовать к ней счастливую благодарность.

Он определённо не привык к дружбе.

 — Например? — прохрипел он.

 — Не знаю. Можно выбраться в город. По парку погулять. Повеселиться.

 — Как все друзья делают?

 — Да, именно так.

Наступила тишина, но теперь на смену неловкой пришла вполне приятная. Ему нравилось продумывать планы на день с другом. Они практически всё время так и просидели на диване, соприкасаясь плечами, смотрели в окно на дождливую улицу и говорили ни о чём. В воздухе витала вполне мирная атмосфера.

По сути, Рейчел предложила поразвлекаться, как это делали нормальные люди.

Зак не был в этом силён, но всё равно хотел попробовать.


* * *


Сентябрь 2ХХ6

Было больно.

Низ её живота очень сильно болел.

Рейчел свернулась калачиком на кровати и сжала простынь в кулаки, чувствуя, будто её кто-то режет изнутри — настолько было больно.

 — Поздравляю, теперь ты стала женщиной! — сказала мама. С сарказмом, или нет — Рейчел не знала.

Всё, что она знала — теперь её знания о том, как избавляться от крови, могли реально пригодиться. И это, в каком-то смысле, было стыдно. Почему в последнюю неделю каникул — как раз в то время, когда её родители были дома — ей на голову свалилась эта бесполезная, болезненная, тупая и раздражающая вещь под названием «критические дни»?

Её отец нагло смеялся.

 — Очередная шлюшка на подходе.

Спасибо, папа, не стоило.

У неё были тампоны и прокладки, к счастью, всё было не так кроваво, но до сих пор ужасно болело. Не хотелось вставать с кровати. Сегодня Рейчел ничего не ела, и её тошнило, так что, наверное, на этой неделе она много не съест. Слишком уж больно.

В общем, плохой выдался денёк.

И лучше он не стал бы. По возвращению в школу Рейчел хотела спросить у доктора Денни, как с этим справиться, ведь ей не хотелось воспринимать эту неделю как одно сплошное бремя. Не сейчас, когда жизнь начинала налаживаться.

Ну что ж, видимо, судьба посчитала, что она недостаточно наказана. И решила добавить.

Ох, как больно.

Рейчел закрыла глаза в попытке забыть о боли, но это было не так просто, потому что болело внутри неё, и это была не просто рана, которую в минуту можно промыть и залатать. Это была истинная боль, которая не отпустит всю неделю, и Рейчел не знала, как облегчить её. Хотелось плакать, но — нет. Слёзы ещё надолго были заперты в её душе.

Сейчас ей хотелось бы, чтобы рядом была мама, обнимала её и рассказывала о том, как сама это переживала. Просто чтобы успокоить. Просто побыть рядом.

Но её маме было не до таких мелочей, она сейчас снова спорила с папой. Рейчел лучше оставаться у себя — слава богу, сейчас родители к ней не приходили.

Она поняла, что не может даже вспомнить ощущение родительских объятий. Она помнила удары, оскорбления, но ни единого нежного жеста. Наверное, слишком много времени прошло. Она уже забыла.

«Поздравляю, теперь ты стала женщиной!»

Фраза повторялась в её голове, но всё ещё не имела ни малейшего смысла. Какая она «женщина», когда её тело ещё не выросло, не созрело? Она всё ещё была девочкой-подростком. А по поводу пола — так она была «женщиной» ещё до месячных. Это была её самоидентификация, а не приобретение на пару с кровоточащей маткой.

Зато, к счастью, мама вручила ей гигиенические принадлежности и объяснила, что с ними делать. Жаль только, с болью ничего поделать не могла.

 — У других всё бывает ещё хуже, — невозмутимо говорила она. — Не прикидывайся. Боль только у тебя в воображении.

Рейчел тогда согласно кивала, но знала, что её воображение не могло придумать такую реалистичную боль — слишком много она испытала наяву. Боль всё-таки была в животе, а не в воображении, и никакому контролю не поддавалась.

Лучше бы всё началось уже в школе — там бы помог доктор Денни. Он, конечно, был немного одержим глазами, но был вполне милым и заботливым человеком, если узнать его поближе. К тому же, он был хорошим врачом, всегда готовым прийти на помощь. Он привязался к ней с того самого момента, как стало ясно, что она в медпункте станет постоянной гостьей, и чувствовал себя её наставником. К слову, именно он подсказал ей, что происходит, когда её — кстати, всё ещё довольно плоская — грудь начала расти, и именно он посоветовал обращаться, когда наступят критические дни.

Было довольно неловко об этом говорить, но он вёл себя профессионально и ненавязчиво.

Рейчел вправду хотела, чтобы доктор Денни был её семьёй.

Но это было невозможно, точно так же, как она сейчас не могла встать и сделать хоть что-нибудь. Можно было бы включить телевизор и посмотреть какое-то тупое шоу, чтобы отвлечься, но сейчас даже просто двигаться не хотелось.

Она попыталась погрузиться в воспоминания.

Вспоминала вкус шоколадного торта, ярко-зелёные глаза Эдди, успокаивающий голос доктора Денни, аромат парфюма Кэти, смех Адрианы Рейнольдс.

Ощущение пальцев Зака в её волосах и ткань его тёплого свитера, абсурдно большого для её маленького тела.

Какое-то время приятные воспоминания отгоняли боль. Но хорошего понемножку.

За четырнадцать лет жизни приятных моментов было не так много, поэтому довольно скоро живот снова разболелся, и Рейчел взмолилась, чтобы поскорее привыкнуть. Она же привыкла к тому, что мама с папой били её. Она могла привыкнуть к тому, что матушка-природа едва ли не молотом колотила её внутренности.

Она привыкла к тому, что мама с папой били её.

Эта мысль прозвучала настолько спокойно, что ей стало неловко. Действительно, она привыкла. Как к физическим, так и к словесным издевательствам.

Издевательства.

Да, именно так оно и называлось. Издевательства были недопустимы и не были чем-то, к чему стоило привыкать — об этом во многих книгах пишется. Издевательства — это неправильно.

Но странно, что Рейчел теперь просто воспринимала их частью своей жизни. Это была ненавистная часть, но она привыкла.

Внизу громко хлопнула входная дверь, и Рейчел догадалась, что мама куда-то ушла, потому что папа продолжал кричать в зале. У неё пересохло в горле. Напряжение всё нарастало, как и всегда, когда она оставалась дома с папой, потому что он наверняка снова выпил, и в случае плохого настроения снова будет её бить. Если дома была мама — он мог сорваться на ней. А сейчас из-за боли и слабости сопротивляться вообще не хотелось.

Дело шло к ночи, у Рейчел закончились прокладки. Сейчас она была рада, что не сильно кровило, но всё равно стоило спуститься вниз, в ванную. Она колебалась, но понимала, что выбора особо и не было: напряжение нарастало каждую секунду.

Встав с кровати, Рейчел слабо побрела из комнаты по коридору, опираясь на стену. Она осторожно спустилась по лестнице в попытке определить, где папа — он сидел в гостиной и приговаривал упаковку банок с пивом.

Увидев её, он бросил пустую банку, и та попала Рейчел в плечо. Стиснув зубы, она продолжила идти к кухне.

 — О, шлюшка! — крикнул он. Пьяный. Бывал, конечно, и пьянее, но всё же. — Растёшь настоящей сукой! Вся в свою мамашу!

Следующая банка едва не попала ей по щеке, и Рейчел запнулась. Папа смотрел на неё с самодовольной ухмылкой. Она не понимала их оскорблений: мама говорила, что она вся в отца, папа — что она вся в маму. Она же была похожа на их обоих, поскольку всё ещё была их родным ребёнком.

Она не знала, зачем они вообще её завели.

Дойдя до кухни, они шмыгнула в дверь — как раз вовремя, потому что в стену рядом полетела уже полная пива банка. Она как можно быстрее отправилась в ванную, чтобы принять душ и переодеться. Горячая вода успокаивала боль, но только на время водных процедур.

Ей было ужасно. Она надеялась, что за это время папа выпил достаточно и уснул, но не тут-то было. Он встретил её в гостиной мрачным взглядом.

 — Если залетишь — выкину тебя из дома, и буду прав, — прохрипел он.

Рейчел на секунду задумалась. Она не понимала, с какого чуда она бы вдруг забеременела, но вспомнила — папа был уверен, что она и до этого продавала себя на ночных улицах. Это было глупо. Ей же было всего четырнадцать, и она определённо не была готова к подобным вещам. Ей, за небольшими исключениями, был противен физический контакт, и одна мысль о том, что кто-то будет трогать её в этом смысле (даже если загадывать на ближайшие десять лет), пугала и отвращала. Она вообще не представляла, что когда-нибудь захочет подобного.

 — Извини. Ничего такого не будет, — ответила она, потому что папа ожидал какого-то ответа.

 — Смотри мне, шалава малолетняя, — заржал он. — От тебя и так толку никакого.

Она кивнула и шагнула к лестнице. Двадцать ступенек. Она должна была преодолеть их быстрее, чем вечер испортится окончательно.

 — Ты мне и так была противна, а теперь и подавно.

Она это знала. Она продолжала подниматься так спокойно, как это было возможно, но боль и усталость брали своё. «Это же не противно, так у всех бывает», хотела сказать она. «Даже если тебе не нравится — я ничего не могу сделать.»

 — И каково это?

Она напряжённо затормозила. Оставалось десять ступенек. Совсем немного. Но если она не ответит — будут проблемы.

 — Ты о чём?

 — Да обо всём, — хохотнул он. — Каково быть окровавленным мусором? Или отравлять мне воздух одним существованием, — невесело усмехнулся он, и внутри неё похолодело. — Или давать мужикам старше тебя в несколько раз.

Она не хотела отвечать, но у него был такой опасный взгляд, что выбора не оставалось.

 — Я ничем таким не занимаюсь, — слабо ответила она.

Если бы он говорил не о ней — она бы сказала, что дико заниматься сексом в четырнадцать, но папа был уверен, что она занимается проституцией. Боже, от одной мысли тошнило. Боль в животе, кажется, стала нарастать.

 — Ага, а след на бедре просто так появился? — рыкнул он.

Это была метка от сигареты, что он тушил об неё месяц назад. Она уже и думать забыла об этом шраме — как забывала обо всех остальных, когда они переставали болеть.

 — Это ожог, — ответила она. Было бы у неё больше сил на ответ… Но их не было, и она чувствовала себя беспомощной.

 — Ладно, считай, отмазалась, — пожал плечами он. — Но мне интересно. Ты больно весёлая в последнее время. С кем ебёшься?

 — Ни с кем, — сказала Рейчел, стараясь держать невозмутимое лицо. Она вообще не видела связи между хорошим настроением и его обвинениями. Ей просто было спокойнее, потому что нечасто виделась с родителями, и потому что она встретила Зака.

 — С этим пиздюком, Эдди? — начал гадать он. Рейчел сжала кулаки. — С доктором Диккенсом? — ухмыльнулся он. Она очень сильно хотела заставить его замолчать любой ценой. Пусть он оскорблял её — но она не могла позволить оскорблять своих единственных друзей. — А-а-а, понял. С Кэти, вот же блядина!

«Заткнись. Не говори о них так. Они здесь не при чём».

 — Нет, ни с кем.

 — А может, тебя ебёт кто-то ещё?

Перед глазами возник образ Зака, и терпеть стало невыносимо. Он оскорбил всех её друзей, которых она любила и которые так много для неё делали.

 — Отвали от меня, — вырвалось прежде, чем она поняла это, и воцарилась потрясённая тишина. Впервые за многие годы она осмелилась дать отпор отцу.

Он подавился пивом, и Рейчел побежала. Она буквально вскочила по лестнице в свою комнату, не в силах поверить в то, что сделала. Закрыв за собой дверь, она стиснула зубы и забралась на кровать. Её сердце колотилось в груди, а по спине пробежала капля холодного пота. Она не должна была этого делать. Она вообще не думала, прежде чем выплюнуть ему три слова, наполненные болью, злостью и усталостью, но теперь было слишком поздно. Слов не воротишь, и плевать, сколько раз она извинится — ничего не изменится.

Через несколько минут папа придёт в комнату, чтобы заслуженно её побить. Сейчас он допивал ту банку, поэтому у неё было немного времени. Она сглотнула, борясь с болью в животе, и начала бросать вещи в рюкзак так быстро, как она могла в таком состоянии. Ей не хотелось испытывать ещё больше боли, особенно сегодня. Особенно сейчас. Она подошла к окну и, широко его открыв, вздохнула, почувствовав прохладный воздух на своей разгорячённой коже. Она знала, что у неё нет времени, что она не хотела терпеть ещё больше боли.

Было не обязательно сидеть здесь в ожидании.

Рейчел решительно сжала кулаки, вспоминая, как дойти до дома Зака, и глубоко вдохнула.

Теперь она могла сбежать.

«А могла ли?», зашептал навязчивый голосок в её сознании. Решимость на какую-то секунду отошла. А могла ли она сбежать? Можно ли сбежать от судьбы?

И она начала колебаться.

А потом дверь открылась. Не то чтобы резко или жестко, но быстрее, чем сломать ветку о колено. Было поздно.

Рейчел закрыла глаза.

 — Куда ты собралась? — спросил папа.

Она не могла сдвинуться с места, как парализованная. Она сглотнула, и внезапно стало до ужаса холодно.

 — Никуда, просто хотела воздухом подышать.

 — С рюкзаком?

 — Да.

Её правая рука на оконной раме вспотела. Открыв глаза, она увидела своё отражение в стекле, и увидела страх в собственных пустых глазах.

 — Вот же сучка, — выплюнул он. — Снова на улицу собралась? Думала сбежать от меня?

Она не ответила. Всё её существо побуждало шевелиться, делать хоть что-нибудь. Папа всё ещё стоял в двери, а она могла выпрыгнуть в окно и убежать к Заку.

Но она не могла. Просто не могла.

Нельзя было сбегать от папы. Нельзя было просить его «отвалить». Она была в ловушке. Она была уверена, что понесла недостаточное наказание за то, что жива, за неподчинение, за то, что она — его дочь.

Рейчел и сама видела со стороны, как всё запутано. Случись это с кем-нибудь ещё — она бы всеми силами постаралась спасти этого человека, потому что это было неправильно.

Но себя спасти она не могла.

Было больно, но ловушка не выпускала её. Она не могла бороться с тем, что вбивали в её голову на протяжении всей жизни. Уж слишком она была для этого слабой.

Сейчас папа побьёт её, и она не будет сопротивляться. Если она сбежит — станет только хуже, он ей это припомнит. Поэтому, нужно было просто смириться и принять судьбу так, как она и привыкла.

Как же всё было запутано.

Впервые ей показалось, что она, наконец, осознала весь ужас ситуации. То, что происходило в её семье, не было нормальным, как и её смиренное принятие. То, что она привыкла к ссорам, было ненормальным. То, что она привыкла к насилию, было ненормальным, даже если она уже давно считала иначе.

Нужно было дать какой-то отпор. Закричать, убежать, рассказать, позвать на помощь… Но, нет.

Она сама загнала себя в эту ловушку.

 — Извини, — сразу же начала она. — Извини.

Она чувствовала себя мелкой и жалкой. Её сердце всё ещё колотилось в груди, а дыхание становилось всё тяжелее. Всё, что она сейчас могла — извиняться.

 — Извини.

Она отошла от окна, закрыла его и бросила рюкзак на пол.

 — Пожалуйста, извини.

Папа подошёл к ней и схватил за горло, и Рейчел почувствовала тошнотворный запах пива и сигарет, смешанный с ароматом дешёвого лосьона. В животе скрутило, и захотелось вырвать.

 — Ты — уродка, — ухмыльнулся он, сжал её горло сильнее, и она начала задыхаться.

Но даже не пыталась двигаться.

Она не могла даже пытаться сопротивляться. Даже если это означало, что папа может её убить.

«Сколько мне ещё терпеть?»

 — П-пожалуйста, — задыхаясь, прохрипела она. — Извини.

С неприятным смешком он бросил её на пол. Рейчел сразу же закашлялась, прижав руки к шее. Ноги дрожали.

 — Какая же ты убогая, — выплюнул он. — Даже на ногах нормально не стоишь.

Она ждала удара, но его не последовало. Папа смотрел на неё с отвращением и презрением, и это было почти хуже избиения. Она чувствовала себя жуком, которого даже давить противно.

 — Извини.

Она не знала, что ещё сказать.

 — Как же меня от тебя тошнит, — сказал он. И Рейчел это знала, прекрасно знала.

Он резко развернулся и ушёл из её комнаты, напоследок хлопнув дверью. Наверное, был слишком пьян, чтобы её бить, а её унылая реакция только портила настроение. Рейчел облегчённо вздохнула, но самого облегчения так и не почувствовала. Сейчас она была в ловушке, и не знала, что об этом думать.

Она почувствовала себя выжатой.

Папа её не бил, и она всё ещё могла уйти, но даже не пыталась этого сделать.

А на душе было ещё гаже прежнего.

Глава опубликована: 26.12.2018

2.2 Дружба, зависимость от неё и спасение котят

Сентябрь 2ХХ6

Сегодня был первый школьный день и, к своему облегчению, Рейчел обнаружила, что они с Эдди снова в одном классе. Как и с Адрианой Рейнольдс, с которой она надеялась подружиться.

А ещё Рейчел познакомилась с Еленой Валлетт, ученицей по обмену из Франции, попавшей к ним в класс. Елена была специфичной девочкой, но она сидела рядом с Рейчел, и между ними завязалась беседа — точнее, Елена кокетничала, а потом они уже разговаривали по-нормальному — и к ним присоединились Адриана и Эдди. Елена была хорошей, но довольно игривой и экстравагантной, и это сначала многих отталкивало. Она немного пугала, как и Адриана, но была общительной и дружелюбной, так что Рейчел она понравилась.

 — Я по дороге в школу видела котёнка, застрявшего на дереве, — сказала Елена на обеденном перерыве, и это привлекло внимание Рей (котёнок же!). — Я хотела его достать, но времени не было, я и так опаздывала. И мне после занятий надо уладить кое-какие формальности, так что даже вернуться не смогу…

 — Я могу пойти и проверить, если хочешь, — предложила Рейчел.

Она любила маленьких милых животных — даже если сейчас эта мысль отдавала горечью — и хорошо лазила по деревьям. Да и котят с деревьев ей снимать было не в новинку.

Елена просияла.

 — Спасибочки, Рейчел!

От возбуждения она схватила Рейчел за руки, и это её здорово удивило — настолько, что чуть не подпрыгнула на стуле. Потом девочки начали шутить о культурных различиях — Елена поведала, что французы более тактильны, чем американцы — и, когда Рейчел спросила у Адрианы и Эдди мнение по этому поводу, Эдди как-то слишком серьёзно на неё посмотрел, прежде чем отвести взгляд.

Рейчел не совсем поняла этот жест, но у неё была пара идей.

Они с Эдди были знакомы с начальной школы, но, в отличие от неё, он далеко не был так одинок. Он всегда был окружён друзьями, пока она оставалась одна. Она всегда за ним наблюдала, завидовала его лёгкости в общении и знала, как он дорожит друзьями — в конце концов, она была одной из них.

Но с недавних пор Рейчел чувствовала, что что-то в его отношении изменилось.

Он был её дорогим другом, поэтому она ничего не говорила, даже если Эдди вёл себя странно. Она бы ни за что не оттолкнула его.

Но он очень странно смотрел, когда Адриана тепло приветствовала её утром, и кажется, был раздражён из-за флирта Елены. Рейчел была почти уверена, что раньше за ним ничего такого не замечала.

Может, он боялся, что Рейчел предпочтёт ему девочек? Оно было понятно, она ведь раньше никогда не сближалась с одноклассниками. Но Эдди зря переживал — он же её друг детства, и она никогда его не бросит. Она слишком им дорожила, чтобы прекратить дружбу.

Наверное, нужно было ему об этом сказать. Она ведь не часто говорила ему такие вещи.

И, хотя её смущало поведение Эдди, она искренне радовалась новым знакомствам.

Она радовалась возможности немного подружиться с Адрианой и заинтересовать Елену. Было приятно наконец-то полагаться в школе не только на Эдди, не обременять его. Он ведь тоже заслужил перерыв. Рейчел была бы счастлива, если бы то время, что она не была рядом с ним, он потратил на общение с остальными своими друзьями.

Она боялась, что он чувствует, что обязан быть с ней — уж слишком он был добрым, а она одинокой. Она хотела показать, что теперь может справляться сама, и он не обязан составлять ей компанию, потому что больше некому.

По крайней мере, это была только одна из причин. На самом деле куда более важным поводом было другое.

Ей было страшно.

Рейчел боялась, что он слишком сблизится с ней, а она не сможет ему отказать из чувства долга. Может, она слишком далеко загадывала, но лучше быть настороже.

Она хотела уберечь его от себя. Это было первейшим из приоритетов, и она фальшиво улыбнётся тысячу раз, лишь бы он ничего не заподозрил. А если окажется слишком близко — она хоть миллион раз улыбнётся, даже если после этого в жизни не сможет растянуть губы.

Так что, да — она была рада не так сильно от него зависеть.

Но всё же — может она это всё надумала?

Это просто был запасной план. Во всяком случае, сейчас не хотелось об этом думать.

Сейчас стоило переживать не столько из-за Эдди, сколько из-за четырёх парней, отправившихся за ней в переулок.

Она пошла в переулок не ради встречи с Заком, лишь хотела сократить путь до парка. Кажется, это было очень, очень, очень плохой идеей.

Чёрт.

«Глупая была идея, Рейчел, очень глупая», мысленно повторяла она, как будто это её успокоило бы.

Скорее всего, это не Майкл Джонс, потому что в этом случае её давным-давно бы нагнали. Но почему-то эти парни казались далеко не лучшей альтернативой. Рейчел поправила рюкзак на плече и сглотнула комок в горле.

Так, главное — сохранять трезвость мыслей и спокойствие. Она осмотрелась в попытке увидеть хотя бы одну лестницу (которая вряд ли помогла бы, её поймают прежде, чем она сможет залезть на крышу). Рейчел была слишком низкой, чтобы дотянуться до большинства из них, но несколько всё же запомнила.

Может, однажды оно ей и пригодилось бы.

 — Эй, девчуля! — неприятно засмеялся мужчина.

Чёрт!

Рейчел ускорилась. Кажется, эти парни решили, что сейчас как раз пора захлопывать ловушку. До парка было рукой подать, всего пара кварталов — а вдруг успеет? Она хотела просто побежать, но эта идея была на порядок хуже.

Если она побежит — они тоже побегут, и тогда её точно поймают. Так что, не оставалось другого выбора, как идти на полной скорости.

 — Да постой!

Парни чутка ускорились, чтобы догнать её, и теперь лениво шли наравне с ней, пока Рейчел изо всех сил старалась держать нейтральное и отстраненное лицо.

 — Куда ты так спешишь? — спросил один из них.

Она не ответила — только сжала кулаки и продолжила идти с высоко поднятой головой.

 — Эй, повторить, что ли? — засмеялся другой, хотя и так было ясно, что она их услышала.

 — Я иду в парк, — наконец ответила она. Если бы не ответила — они начали бы действовать. Общение с родителями хорошо научило её, когда можно говорить, а когда нужно молчать.

 — Так мы знаем, где срезать.

Один попытался приобнять её за плечи, но Рейчел уклонилась и пошла быстрее. Одна мысль о том, что её касался этот человек, вызывала тошноту.

Оставался один квартал. Она сможет.

Но один из парней встал прямо перед ней и, когда она едва в него не врезалась, стало ясно, что ничего она не сможет. Теперь уже ничего. Она постаралась подавить растущую панику, но атмосфера всё равно накалялась.

 — Думаю, мы можем найти тебе занятие поинтереснее, — заявил парень.

 — Пожалуйста, отойдите, — твёрдо попросила она.

Она могла мыслить трезво, но ничего лучше сейчас не придумала. Сейчас главным было не поддаваться внушению. Вспоминалась стычка с бандой Майкла Джонса: она тогда не паниковала, и это окупилось.

Один из них попытался схватить её за руку, и она резко отшатнулась, чем только всех развеселила. Это было унизительно, но они и так не воспринимали её всерьёз — а зачем? Она же всего лишь малявка, и мухи не обидит. Она — не угроза, не опасность. Не было ни единой причины оставить её в покое, раз уж она могла не больше, чем просто убегать.

Нужно было быстро найти выход.

Рейчел наскоро осмотрелась. Её окружили, и от этого она раздражённо стиснула зубы. Она даже не услышала, как четвёртый парень подошёл сзади, и путь назад был отрезан.

Капкан захлопнулся.

Её затошнило. Это было плохо, реально плохо, и если нельзя было убежать, то…

Нет.

Она рассмотрела что-то с другой стороны улицы, и сердце заколотилось. С глубоким вдохом она уклонилась от протянутой руки. Парни снова засмеялись, но на сей раз Рейчел не почувствовала унижения.

 — Детка, ну давай…

 — Нет, — громко, чётко и ясно сказала она. Она — не «детка», не их марионетка, и не игрушка, с которой можно было поиграть. И спокойно продолжила: — Пожалуйста, пропустите.

 — А то что? — передразнил парень, пока его друзья противно хихикали.

— А то я сейчас тебе башку вскрою, — прорычал Зак.

Рейчел в жизни не подумала бы, что обернётся и увидит визжащих от страха хулиганов.

 — Ты же тот, Переулочный… — начал было один из них.

 — Он самый, — ухмыльнулся Зак. — А теперь съёбывайте…

Улыбку исказила безумная гримаса, его глаза зловеще сверкнули, и даже Рейчел вздрогнула при виде такого Зака.

 — …Потому что у меня как раз настроение кого-нибудь прирезать.

Его лицо сейчас кардинально отличалось от того, что она привыкла видеть. Перед ней стоял Зак-серийный-убийца, а не Зак-её-друг.

Это и был тот самый Переулочный Убийца, которого она боялась встретить в свою первую ночь в подворотне. Тот самый, кто наводил ужас на весь город очередным преступлением. Городская легенда, призрак во плоти, самый желанный для полицейских кусочек. Непредсказуемая машина убийств, которую боялись даже самые отпетые преступники тёмного мира.

На секунду ей стало интересно, чувствовала ли она при его виде страх. Но хулиганы даже думать не стали — отступив на пару шагов, они тут же убежали, спасая собственную жизнь. А Зак разразился счастливым смехом, как обезумевший ребёнок.

 — Ты собираешься убить меня? — аккуратно поинтересовалась Рейчел, когда смех стих.

Она не собиралась сопротивляться. Он же пообещал, что убьёт её, если она станет проблемой. У него было право убить её. Конечно, это было бы неприятно, ведь они — друзья, и она многого о нём не знала, но она бы не обиделась.

Всё-таки, всем было плевать, жива она или мертва.

 — …Убить?

Он посмотрел на неё этими сияющими безумием глазами, и Рейчел снова вздрогнула. Как бы она не хотела признавать — да, сейчас она, наверное, его боялась.

И даже без «наверное».

Она была в ужасе, хоть это и было глупо. Худшее, что Зак мог ей сделать — убить её, и она была не против, да? Поэтому ведь она его никогда не боялась. Поэтому не стоило бояться прямо сейчас. Но факт оставался фактом — она чувствовала страх, и это только доказывало, каким ужасным человеком был Зак на самом деле.

Он резко поднял руку, и Рейчел едва не отшатнулась…

…Как его ладонь привычно встрепала ей волосы.

 — Ты какого хуя здесь делаешь?

Он не собирался её убивать.

Рейчел даже в каком-то смысле почувствовала облегчение — она всё же успеет узнать его получше перед смертью. Она вздохнула, чувствуя, как атмосфера смягчается и страх исчезает. Это был тот самый вечно недовольный Зак, к которому она привыкла. Можно было не бояться.

 — Я срезать хотела.

 — Через ёбаную подворотню? Прикалываешься?

 — Нет, — покачала головой Рейчел. — И спасибо за помощь, — с мягкой улыбкой добавила она.

Со вздохом он встрепал собственные волосы.

 — Тебе повезло, что я мимо проходил и услышал тебя.

 — Мне повезло, что я тебя знаю, — бездумно выпалила она и, увидев его смутившийся вид, прикрыла растянувшиеся в улыбке губы рукой. — Упс.

 — Так, хватит базарить. Что ты хотела? — пробурчал он.

Она пошла к парку и, естественно, Зак пошёл вместе с ней, приспособившись под её медленный шаг.

 — Я в парк хотела пойти, — сказала она. — Мне одна девочка сказала, что видела на дереве застрявшего котёнка…

 — Блядь, серьёзно? — застонал он. — Из-за ёбаного котёнка? Да его там уже и нет, наверное!

 — Может быть, но проверить стоит.

Зак снова нарочито громко вздохнул, но решил не спорить.

 — Ты нарывалась из-за какого-то кошака.

Он звучал потрясённым, и Рейчел не понимала, почему.

 — …Я же не могу сказать, что всё было в порядке?

 — И не думай.

 — Но ты же был рядом. Всё в порядке.

И в груди Рейчел неприятно сдавило. Она поняла, что не стоило этого говорить.

Нельзя было ждать, что он вечно будет рядом. Он достаточно спасал её. Он достаточно сделал для неё, разве ей было мало? Ей было мало друга, с которым можно было поделиться проблемами, у которого можно было в случае чего переночевать? Она будет обузой, если напросится на большее, потому что просто не сможет принять это как должное. Зак не всегда будет рядом — он был не обязан. Она не хотела делать его обязанным, ведь она такая…

«…Убогая. Даже на ногах нормально не стоишь».

Папины слова вспомнились как нельзя чётко.

Она даже постоять за себя не могла. Не могла противостоять угрозам. Она подвергла себя опасности, вынудила себя спасать, а теперь снова тонула в самоунижениях.

Действительно убогая.

 — Опять у тебя эта рожа, — цыкнул Зак. — Начинается. Снова депрессуха?

Рейчел вздрогнула, поражённая его заявлением.

 — У меня… — и взгляд Зака тут же напомнил о дне, когда он с ножом под её горлом говорил, что ненавидит враньё. — Да, вроде того.

Она не могла соврать. Просто нет.

 — Бля, так и подумал.

Она отвела взгляд. Зак действительно слишком легко читал её.

 — Я… не то чтобы просила вечно меня защищать. Извини.

 — Да хватит извиняться на ровном месте, я просто мимо проходил, — пожал плечами он, и на минуту затянулась тишина. — Я каждый ёбаный раз просто мимо прохожу.

И правда.

Теперь, когда Рейчел задумалась — так и было. Они впервые встретились в том баке по чистой случайности, как и во второй раз. Она мысленно перечислила все их встречи до того, как он привёл её к себе и, за исключением её дня рождения (тогда она специально его искала, хоть и не была уверена, что найдёт) — они всегда сталкивались чисто случайно.

 — А ты… прав.

Ей как будто вечно везло, и это было странно.

 — Так что хватит париться, — заключил он. — Считай, тебе везёт, потому что вечно, когда у тебя пиздец, появляюсь я.

 — Ага… — она еле улыбнулась. — Спасибо, Зак.

 — Но всё равно нельзя было стоять столбом, сделала бы что-нибудь! — отругал он.

Она подняла бровь.

 — И что мне надо было делать?

 — Вдарила бы им по яйцам со всей дури, а потом с кулака в кадык, — с лёгкой ухмылкой ответил Зак. — Только не тормози. Мужики в такой ситуации обычно не ждут удара, здесь нужна скорость и точность.

Это был реально полезный совет и, хотя Рейчел была уверена, что она никогда никого не ударит, она запомнила. Может, когда-нибудь и пригодится.

 — Я… не думаю, что это сработало бы в случае с четырьмя людьми.

 — Тогда носи с собой оружие. Ты же стрелять умеешь?

Конечно, она умела, но было бы не так просто найти пистолет и днями носить его наготове. Оружие — это ответственность, и Рейчел не была уверена, что готова к ней.

 — Думаю, мне действительно повезло, что ты был рядом, — покачав головой, заключила она.

 — А ещё тебе повезло, что мне на тебя не пофиг. Так бы я порешил этих парней прямо на месте, — добавил он.

Она почувствовала, как её щёки слегка розовеют, и почувствовала какой-то странный отголосок счастья. Он снова сказал, что ему на неё не плевать и, наверное, сам этого не понял, иначе давно бы уже встрепал ей волосы, так что она решила ничего не говорить. Вместо этого она сохранила эти его слова в своём сердце и продолжила разговор, пока до Зака не дошло, что он сказал.

 — Ты бы их убил?

Что за тупой вопрос. Конечно, убил бы. Просто в голове не укладывалось, что Зак отпустил их благодаря ей.

 — Да, давненько я никого не резал, — он с зевком потянулся. — Так странно.

В голове Рейчел вертелось множество вопросов, которые она предпочла не задавать. Он, наверное, не удовлетворил бы её любопытства, да и ей не шибко хотелось вдаваться в его кровавую сторону жизни.

 — Есть причина?

 — М-м-м… — задумавшись, он сузил глаза. — Наверное, из-за знакомства с тобой…

Он пристально на неё посмотрел. Рейчел попыталась не вздрогнуть под его взглядом, но было трудно не впечатлиться, не засмотреться его разноцветными глазами, изучающими её.

 — Правда?

 — Правда.

А потом они вышли из подворотни обратно в мир света, тиши и покоя, и Зак посмотрел вперёд. Рейчел только тогда смогла вдохнуть, как будто с неё сняли какое-то заклинание.

Они прошли по улице до парка, и Рейчел нашла дерево, где, кажется, до сих пор сидел котёнок. Он вправду был маленьким и беззащитным, спрятавшимся в ветвях и листьях. Если бы не Елена — Рейчел сама бы не заметила.

 — Вот он! Видишь, всё было не зря, — с лёгкой гордостью заявила она.

Зак скрестил руки.

 — Ладно, кошак здесь. Что дальше?

 — Я поднимусь на дерево и… Ой.

Рейчел нахмурилась. У дерева не было веток достаточно низких, чтобы она достала. Тем более, что у неё всегда лучше получалось спускаться с деревьев, чем залезать на них. Она снова прокляла свой маленький рост.

 — Вот облом, — издевательски захохотал Зак. — Кажется, малявка ещё не доросла.

 — Тебе легко говорить, вон, какой высокий, — с лёгким недовольством ответила она, хотя прекрасно знала, что он прав.

Он всё ещё смеялся.

 — Помочь?

 — Ну, почему бы и нет? — вздохнула она. Ей действительно было интересно, чем Зак собирался помочь — например, она была бы благодарна, если бы он помог ей достать до тех нижних веток…

Ага, кажется, кто-то забыл, что Зак сначала делает, а потом думает. Он без предупреждения обхватил её талию и налегке поднял прямо на уровень той ветки, где сидел котёнок.

 — Эй!

 — Давай, доставай! — крикнул он с широкой улыбкой.

 — Я же упаду! — воскликнула Рейчел.

 — Хватит ныть, хрена с два я тебя кину!

Она колебалась, но его хватка на её теле была такой крепкой, и даже не думала ослабевать — даром, что Зак держал её на вытянутых руках. Рейчел заметила, что его ладони полностью обхватили её талию (она и вправду была очень маленькой в сравнении с ним) словно самая надёжная в мире страховка.

В конце концов, именно это чувство убедило её довериться ему, и она потянулась к котёнку.

 — Иди ко мне… — тихо позвала Рейчел.

Внезапно она испугалась, что котёнок укусит её точно так же, как и тот щенок. Страх ничем не был обоснован — сейчас Рейчел была в своём уме, но с того дня она не могла нормально воспринимать свою любовь к животным. Она любила их, потому что они милые или потому что она хотела их зашить? Они были милыми именно такими, как сейчас, или потом она решит, что они станут, когда она «исправит» их своей иглой?

Она не знала и боялась себя и того, что может сделать. Было страшно однажды снова утонуть в безумии и убить невинное животное.

Но котёнок просто облизнул её пальцы, и Рейчел с долей облегчения пришла в себя. Она сняла котёнка с дерева, и Зак опустил её на землю.

 — Ты бы хоть предупредил, — пробурчала она, не спуская котёнка с рук.

 — Ну, кота ты всё равно сняла, — невозмутимо пожал плечами он, и был прав.

Рейчел улыбнулась.

 — Спасибо.

Какую-то минуту она нежно поглаживала кошачью шёрстку, уставившись стеклянным взглядом в никуда, и Зак пристально на неё посмотрел.

 — …Что не так?

Она ответила не сразу.

 — Я боюсь.

 — Чего?

 — Просто… Я так люблю животных, но… — она избегала его взгляда, вместо этого наблюдая занимающийся закат. — Это потому, что мне хочется их зашить? Может, мне и этого котёнка захочется зашить? — она старалась говорить спокойно, но пробивались нотки истерики. — А может…

 — Ты прямо сейчас хочешь его зашить? — перебил Зак.

Ей не потребовалось и секунды на ответ.

 — Нет, — покачала головой она.

 — Значит, всё норм.

Она обеспокоенно посмотрела на котёнка в руках.

 — Думаешь?

 — Да уверен, — кивнул он, зарываясь пальцами в её волосы. — Ты же сейчас не поехавшая на голову, да?

 — …Да.

 — Ты, может, иногда слетаешь с катушек, но любить что-то не всегда означает желание убивать, — авторитетно заявил Зак. Он, может, говорил несерьёзно, но Рейчел понимала, что он знал, о чём говорил. — Мне же нравится твоя улыбка, но убивать тебя мне не хочется.

Моргнув, она осознала его слова. Ей не послышалось, не приснилось? Рейчел почувствовала, как краснеет, и не сразу смогла сформулировать ответ. Теперь пришла очередь Зака заставать её врасплох своей непринуждённостью и искренностью чувств. Подобные слова от него согревали её сердце.

 — Тебе… нравится моя улыбка? — тихо и неожиданно робко переспросила она.

И тут до Зака дошло, что он сказал.

 — А-а-ах, забей! — застонал он и отвернулся, чтобы Рейчел не увидела его лица.

 — Но это же, потому что мы друзья? — уточнила она в судорожном поиске повода не краснеть.

 — Да хрен знает, — проворчал он, не поворачиваясь. — Мне просто нравится, когда ты счастлива.

И это был нокаут. Рейчел, покраснев до ушей, закусила губу от странной радости. Она явно была дурочкой, если так легко приходила в восторг, но по-другому было никак.

 — Спасибо, — прошептала она.

Как будто с плеч упала тяжёлая ноша. Зак всегда мог привести её в чувство парой фраз, и она не знала, почему так. Он был не такой, как Денни, или Кэти — родителем, семьёй, которой у неё, по сути, не было. Он был не такой, как Эдди, Адриана или Елена — дорогим другом, которого она пыталась защитить от тьмы в своём сердце.

Он был просто Зак.

Котёнок мяукнул, разочарованный, что его больше не ласкали, и спрыгнул с её рук. Отвлёкшись от мыслей, Рейчел смотрела ему вслед, как заметила, что Зак до сих пор не повернулся.

 — Эй, Зак?

 — Чего? — буркнул он.

 — Ты ещё стесняешься? — подразнила она.

Он неохотно развернулся к ней лицом.

 — Завали.

 — Как тебе? — спросила она и нежно улыбнулась.

Зак на секунду задумался и протянул руку. Его пальцы дотронулись до её скулы, скользнули от виска к затылку, зарылись в волосы, и он, склонившись, мягко упёрся в её лоб своим.

 — Ты можешь гораздо лучше.

Этот жест вогнал её в ступор сильнее предыдущего. Она не знала, что это для него значит, но что-то определённо значило, поэтому её щёки снова покраснели, а грудь наполнилась странным теплом. Зак обычно не показывал свои чувства вот так напрямую — обычно он был куда грубее — и ей снова стало трудно собраться с мыслями.

Большую часть времени Зак был грубым и жёстким. Он легко смущался от собственных приступов доброты и, хоть не любил врать, у него возникали трудности с искренним проявлением чувств. Рейчел догадывалась, что он не специально, что это всё из-за отсутствия опыта в общении. Он не знал правильных слов или жестов, и в итоге почти все попытки проявить нежность смешивались с обычной грубостью.

Но он мог быть нежным.

Он со временем позволял себе проявлять к ней всё больше нежности и доброты. Словно медленно раскрывал перед ней душу, впускал в свою жизнь, больше доверял и дорожил ею. И Рейчел была по-настоящему счастливой, что он был рядом. Она была счастлива быть его другом.

Зак начал медленно отстраняться, и она встала на цыпочки, чтобы самой уткнуться в его лоб — ответить взаимным жестом.

 — Ты чего, подруга? — засмеялся он.

 — За тобой повторяю же.

Он по-детски показал ей язык, развернулся, чтобы уйти, и Рейчел со странной лёгкостью пошла за ним.

 — Ну что, впишемся ко мне? — предложил Зак.

В её голове тут же пронеслись несколько вариантов отказа — не хотела беспокоить, не хотела напрягать — но Рей вспомнила, что Зак не из тех, кто предлагает чисто из вежливости. Если он предлагал ей пойти в гости — он хотел видеть её в гостях.

«Я хорошо знаю, как трудно принимать помощь, когда ты привык полагаться только на себя».

Трудно принимать чужую доброту, когда тебя научили, что ты — всего лишь обуза.

Ей было трудно принимать подарки, не чувствуя долга перед друзьями. Она долго привыкала к бескорыстному вниманию Эдди, Кэти и Денни, но до сих пор чувствовала себя неблагодарной, так как не могла отплатить тем же. Она пыталась: помогала Эдди с уроками и домашкой, выслушивала монологи Кэти и Денни — словно таким образом пыталась оправдать потраченные на неё деньги.

Она знала, что Зак не будет пытаться взваливать на неё свои проблемы, они не будут рассказывать друг другу о своих призраках прошлого, и он был далеко не из тех людей, которые легко раскрывают свои чувства.

И, несмотря на то, что она чувствовала себя эгоисткой…

 — Конечно, — ответила она. — Я могу что-нибудь тебе приготовить.

Сейчас она была не против эгоизма.


* * *


Февраль 2ХХ7

 — Зак, скажи мне, что у тебя есть обогреватель, — первое, что сказала Рей, войдя в его квартиру.

В её волосах застряли снежинки, нос раскраснелся, лицо наполовину укутал шарф, а расстёгнутое пальто до сих пор было надето, хоть она уже и разулась. Зрелище было забавное.

Зевнув, Зак поднялся на диване, где прежде дремал.

 — Есть. Только не пашет, — и пожал плечами.

Она ошеломлённо на него посмотрела, и Зак просто пожал плечами во второй раз. Ему не было холодно. Обогреватель сломался несколько лет назад, и он не видел в этом проблему. Он всё равно редко замерзал, и у него было достаточно тёплой одежды. Если она не могла выдержать холода — он-то здесь при чём?

 — Не пашет, — скептически повторила она.

 — Ага, а я вечно забываю его починить, — кивнул он. — Как будто он мне нужен.

 — Здесь холодно.

 — Не-а, это тебе холодно. Мне нормально.

 — Здесь всё равно холодно.

 — Хилая малявка, — он показал язык.

Рейчел непонимающе выгнула бровь, и Зак рассмеялся, жестом приглашая на диван. Со вздохом она положила пальто и шарф на стул рядом с рюкзаком и пошла к дивану.

Она выглядела паршиво. На лице не было явных следов побоев, но Зак всё ещё был настороже. Её глаза не были такими уж дохлыми, бесящее сумасшествие тоже вроде бы не проявлялось, но что-то всё ещё было не так. По сравнению с летними каникулами она выглядела куда хуже. После начала учебного года она приходила несколько раз, и Зак с долей горечи видел, как постепенно угасали её улыбка и сияние в глазах. До состояния разбитого ребёнка из мусорного бака, конечно, было далеко, но месяц за месяцем та яркая счастливая девочка, что желала ему счастливого дня рождения, постепенно увядала. Её глаза потускнели, потому что всё не могло просто наладиться, потому что родители всё ещё не давали спокойной жизни, потому что нельзя вечно радоваться вопреки всему.

Но и вечно унывать нельзя, и Зак подсознательно решил любой ценой уберечь её от очередного срыва.

 — Ты в порядке? — спросил он.

Она поколебалась — всё ещё было непривычно говорить о себе начистоту — и покачала головой. Сев рядом, она даже не смотрела ему в глаза.

 — Если честно, не очень…

 — Что стряслось? — он неловко похлопал по плечу, не зная, чем ещё помочь.

 — Больно, — пробормотала она.

 — Что болит?

Рей, явно смутившись, отвернулась.

 — У меня, э-э-э… Критические дни.

Пауза.

 — Что это?

 — То, что происходит со всеми женщинами, — раздражённо пояснила она. — Это каждый месяц случается, идёт кровь и болит живот. Мой друг, наш школьный доктор, обычно давал мне обезболивающие, но вчера закончилась последняя упаковка, а у меня не было возможности сходить за новой…

Заку её объяснение было всё равно, что китайская грамота, поэтому он решил не уточнять, а потом просто спросить у Грея (стоит ли говорить, что он благополучно забьёт). Он уже понял в общих чертах, что это отстойно и, хотя было ясно, что ему ничего такого не светит, всё равно собственное непонимание напрягало.

 — Аэ-э-э, окей, — решительно заключил он и со всей вежливостью спросил: — Тебе… типа… чего-то хочется?

Со слабым смехом Рейчел опустила голову ему на колени. Зак едва не подпрыгнул от удивления, но тут она свернулась калачиком, обхватила руками живот, и стало ясно, что она дрожит.

В нём взыграл странный инстинкт, мешающий отодвинуть её подальше, и вместо этого он поднял упавшее с дивана одеяло, чтобы укрыть её.

 — Ты реально замёрзла.

Будь обычным парнем, Зак, обычным парнем. Не серийным убийцей, который до встречи с этой малявкой в жизни никому добра не сделал, кроме, наверное, Грея.

 — Спасибо, — прошептала она. — Можно, я так полежу?

 — Я же не могу отказать? — он закатил глаза, но всё же неуклюже положил руку ей на голову и начал медленно поглаживать.

 — Извини, от меня столько забот.

 — Я же говорил, что всё норм.

 — Ну, не знаю, — задумалась она. — Надеюсь, что так.

 — Ты всё равно нечасто приходишь, — проворчал он.

 — Стараюсь не навязываться, — объяснила она. — Мне и так плохо, что я ничего не делаю для тебя взамен.

Он вздохнул, но понимал, что так её воспитали. Ему ли не знать, как трудно отучиться от того дерьма, что навязывали с самого детства, будь то вина во всех смертных грехах или то, что ты — монстр.

От того, что, что вбили ей в голову, нельзя было так просто избавиться даже с чужой помощью. Не так просто было справиться с чужой проблемой, особенно если корень её находился в чужой голове. Зак знал, что нельзя просто сказать «сопротивляйся родителям», если её научили, что она недостойна чужой заботы.

Он прекрасно знал, потому что сам отчасти был под влиянием собственного прошлого. Несмотря на помощь Грея, даже он не мог полностью избавиться от демонов в голове. Точно так же Зак не мог исцелить Рей, но по примеру Грея мог просто быть рядом, если она в этом нуждалась.

Так что, сейчас он просто был рядом.

 — …Но сегодня я не могу пойти домой, — добавила она.

Он не ответил — позволил говорить ей. Когда Зак гладил её волосы — они оба расслаблялись, но ему реально оно нравилось. Её волосы были мягкими и шелковистыми и вечно пахли персиками (наверное, от шампуня). Он с удовольствием зарывался в её пряди, заправлял ей за ухо, гладил сквозь них её голову. С каждым движением он чувствовал, как она успокаивалась, поэтому даже если было тупо наслаждаться этим жестом — он продолжал это делать.

 — Мне всегда больно в эти дни, — пробормотала она. — Всегда. И папа… просто невыносим. Обзывается и всё такое. Однажды я ему ответила, и… пожалела, — с горечью рассказывала она. — Он меня не бил, но…

 — Но?

 — Я поняла, что в ловушке, — закончила она. — Всё так запутано. Это ненормально, и всё же…

И всё же это была её жизнь, к которой она привыкла. Её били и оскорбляли. Причиняли боль. Унижали. Даже он понимал, что это не норма, что такое могло происходить только в тёмном мире, в подворотнях, а не у нормальных людей.

Она продолжила:

 — Всё же я не могу сбежать. Раньше я не осознавала. Я, конечно, понимала, но как бы издалека… Будь на моём месте кто-то другой, это было бы страшно, но я знаю, что это всё — наказание за все мои грехи, и всё равно… это же… неправильно…

Её голос в конце начал срываться, и она не договорила. Но конец и так был понятен, ведь Зак точно так же до определённого момента не мог дать отпор людям, унижавшим его.

 — Что изменилось? — мягко спросил он, сам не зная, откуда взялся этот тон, с чего он вообще был таким добрым. В его привычках была грубость, жёсткость, резкость и тупая прямота. Но с Рей он нашёл внутри себя похороненную под сотней слоёв хамства нежность, о которой даже не подозревал. Как оказалось, эта нежность имела свою привычку выскакивать аки чёрт из табакерки, и Зак не мог даже попытаться это подавить.

 — Он оскорбил моих друзей, — спустя какое-то время ответила она. — Я могу позволить оскорблять меня, но не моих друзей.

Он ничего не сказал. Это было непонятное для него чувство, ведь у него никогда не было друзей, которых хотелось защитить. Но, наверное, это было то же самое, как и он хотел защитить её от боли. То же самое, как и его бесило, что она позволяет обращаться с собой, как с мусором.

Не будь у него друга — той, кем он дорожил — он бы так и не понял её слов.

 — Эй, Зак?

 — Чего?

 — Расскажи мне историю, — попросила она. — Что угодно.

 — Я тебе что, на сказочника похож? — застонал он.

 — Да ты и на певца похож не был, — парировала она.

Он замолк. Блядь, она снова была права, и он снова не мог ничего сказать ей в ответ, потому что слишком, блядь, стыдно.

 — Ты же знаешь, я тебе мало хорошего расскажу, — проворчал он, играя с её волосами. — Я просто… — она не ответила, поэтому он вздохнул. — Ну ладно.

 — Спасибо, — слегка хихикнула она, и захотелось улыбнуться только от этого её едва радостного тона.

 — В детстве я никогда не видел снега, — начал он. Не смог придумать, о чём так хорошо рассказать, и решил вещать о первом попавшемся. — Когда он впервые выпал, я такой: «ух, ни хрена себе, эта белая хрень такая холодная», потому что снег для меня реально был чем-то новым. В штате, где я родился, никогда не падал снег, так что да, вот уж был сюрприз, — он закрыл глаза, позволяя пальцам играть с её волосами вслепую. — Не могу сказать, что был в полном восторге. Снег же, типа, холодный. От него дрожишь. Руки немеют.

О, а вот и неприятные воспоминания подъехали. Сейчас, после встречи с Рей, было гораздо проще не вспоминать, где он жил раньше, но сейчас он её не винил. Стоило догадаться, что прошлое рано или поздно настигнет. Может, если вспомнить достаточно много, он смог бы найти и хорошие моменты — не всегда же всё было из рук вон хуёво.

 — Ты не можешь ничего с ним сделать. Эта холодная хуйня просто везде, — вздрогнув, продолжил он. — Да, снег мне не нравился.

 — А сейчас?

 — Сейчас…

Он задумался. Напоминал ли до сих пор снег о холодных ужасных ночах, о ярко-алой крови, что он проливал на белые сугробы? Или о чём-нибудь другом, уже после встречи с Греем и обретённого какого-никакого баланса в жизни?

 — Не знаю, — признался он. — Тот чел, который меня в детстве спасал, до сих пор помогает мне во время сильных снегопадов. Снег всё ещё хуйня, но честно скажу, сейчас он бесит не так сильно.

 — А для меня, снег — это весело, — ответила Рей. — Когда я была младше, мы с Эдди, моим другом, играли в снегу. Сейчас — уже нет, но тогда это было весело, — мягко рассказала она. — У меня, в основном, снег связан с хорошими воспоминаниями. Пусть он и холодный — но я не против.

 — Хм, игры в снегу… — повторил он. Иногда он видел, как малышня резвилась в сугробах, поэтому примерно понимал, о чём она говорила.

 — Зак, ты что, в снежки никогда не играл? — непонимающе переспросила она.

 — Не-а, никогда.

Она думала ровно секунду.

 — Замётано, тогда сыграем. На следующей неделе в парке выпадет свежий снег. Я покажу тебе, как это весело.

 — Так, стоп, чего? — он почувствовал, как сердце ускоряется — так было всегда, когда на Рей нападало желание «потусить, как обычные друзья». Это было нечасто, но ему очень нравилось.

 — Ну да, снег холодный, — согласилась она. — От него дрожишь и руки немеют, да и заболеть можно. Но это же не всё, можно придумать много хорошего, и… О-о-о-ох… — остальная часть предложения утонула в боли, и Рей снова свернулась калачиком.

 — Рей? — обеспокоенно позвал он.

 — Порядок, — пискнула она и пробормотала под нос что-то невнятное, но Зак уловил «матушка-природа», «матка» и «бензопила» и решил, что переспрашивать не стоит. — Расскажешь чего-нибудь ещё?

 — Например? — вздохнул он, чувствуя недостаток фантазии.

 — М-м-м… Расскажи, что ты делаешь на Рождество.

 — А что нормальные люди делают?

 — Вообще-то, празднуют.

 — Да ладно?

Она слегка засмеялась.

 — Ну, моя семья не празднует с тех пор, как мне было восемь, но обычно люди собираются всей семьёй, дарят друг другу подарки и готовят праздничный обед.

 — Не страдаю таким, если честно, — Зак, так-то, и Рождество за праздник не считал до встречи с Греем. — Обычно я в церкви весь день сижу. Там тепло, вечно кто-то поёт и нормально кормят. Я в эту поеботу не верующий, но знаком с тамошним священником, и он мне разрешает спрятаться за алтарь.

 — Как на тебя похоже, — прокомментировала она, вежливо не уточняя его отношений со священником. Наверное, просто не в настроении для этого была.

 — Ну да, в Рождество вечно все такие радостные. Если бы я их увидел — всех бы перерезал.

 — …Что ж, тоже на тебя похоже.

 — А ты что делаешь?

 — Мои родители уезжают к своим семьям, — начала она. — Так что, пару дней я сама на себе. Однажды я праздновала у Эдди, и это было очень весело. У него хорошая семья. Его старший брат, правда, немного жуткий и импульсивный, но его родители такие… добрые.

В её голосе прозвучали отголоски не то сожаления, не то зависти, и Зак вполне понимал, почему.

 — В этом году Кэти пригласила меня в гости, и мы с ней и её невестой весь вечер смотрели сериалы и ели шоколад, — рассказала она куда более счастливым голосом. — Можно и так праздновать.

 — А ты веселишься, — улыбнулся он.

 — В моей жизни всё ещё есть достаточно хорошего, — ответила она. — Вот, ты, например.

Нет-нет-нет, она снова это сделала! Зак почувствовал, как краснеет, и смущённо почесал щеку. Грудь, наверное, скоро разорвётся — настолько сильно колотилось его сердце.

 — Завали, — прохрипел он. — Звучит пиздец как слащаво.

 — А это плохо? — на полном серьёзе спросила она, и Зак не смог ответить. — Мне не стоит такое говорить?

Зак не хотел говорить, насколько счастливым сделали его эти слова. Её забота, её доверие, её дружба согревали его душу, и он до сих пор к этому не привык. Но ещё не хотелось врать, что «нет, не стоит», поскольку ему нравилось, когда она это говорила.

 — …Да говори, — буркнул он. — Делай, как знаешь.

Он знал, что она сейчас улыбалась. Просто, блядь, чувствовал.

 — Расскажешь ещё чего-нибудь? — снова попросила она.

 — Ох, бля-я-ядь, — застонал он. — Сказал же, я не знаю, что тебе рассказывать.

 — Всё, что угодно.

Он вздохнул, но в итоге, всё же начал говорить.

Он рассказывал о подворотнях, о том, каково там в ночное время, об атмосфере, о людях, что можно там встретить. Он рассказывал о Майкле Джонсе, об их первой встрече и как Зак настроил против себя лидера банды просто потому, что не играл по их правилам. Он рассказывал о том, как его завораживает техника, домашняя еда или ещё что-то, что люди делали своими руками. Он рассказывал о своей косе и о том, как избавил город от ещё одного серийного убийцы, стырил его оружие и скинул тело на дно реки. Он рассказывал о том, сколько раз слушал «The Power of Love», когда был младше, и о собственной гордости, когда смог её выучить. Он рассказывал о вкусе хорошо заваренного чая, и сам поиздевался над своими неожиданно богатыми знаниями о чае — спасибо Грею за это. Он рассказывал о том, какое красивое небо на рассвете, и о том, как круто наблюдать закат с крыши. Он рассказывал о всяких неважных деталях, которые подмечал во время прогулок по городу, о людях и о мире в целом.

Он немного рассказал о себе, но настолько в общих чертах, насколько можно было. Между ними ещё была какая-то граница, и Зак не мог заставить себя пересечь её, равно как и Рей.

Их преследовали их собственные призраки, о которых они не могли рассказать.

Поэтому вместо рассказов о прошлом, он предпочёл поведать о незначительных мелочах своей жизни, об ощущениях, что он испытывал, когда пробовал что-то новое, о тайнах, которые открывал с каждым днём.

Рейчел поддерживала его рассказ негромкими хмыканьями и короткими комментариями, но в основном молчала, расслабленная его прикосновениями. Наверное, она уже давно не позволяла себе вот так сбросить маску перед кем-то и расслабиться. Зак перестал говорить, почувствовав её размеренное дыхание. Она спала.

Она выглядела очень спокойной, но уязвимой. Он снова не удержался от сравнения с куклой — бледной и хрупкой, как фарфор. И дело было даже не в том, что она обычно выглядела достаточно крепкой, скорее, показывала достаточно силы, чтобы одним своим видом не провоцировать вопрос «что случилось?». Рей хорошо держала маску отстранённости, но иногда всё же можно было заметить, насколько она от всего устала.

Если бы она сейчас не дышала — вполне сошла бы за дохлую.

Зак нахмурился, отгоняя настолько тупую мысль, но всё же проскользнула некоторая тревога, и он не удержался от того, чтобы проверить её пульс. Он осторожно коснулся нежной кожи на её шее, подержал несколько секунд, а затем с глубоким вздохом вскинул руки, раздражённый самим собой.

 — Подруга, ты сплошная боль в заднице… — проворчал он. — Развела на болтовню, и разлеглась на мне, как на ёбаной подушке…

А пока жаловался в пустоту — нёс её в кровать и укрывал всё с той же нежностью, которую не привык проявлять.

Глава опубликована: 02.01.2019

2.3 Зов на помощь, здравый эгоизм и радости жизни

Апрель 2ХХ7

Рейчел в очередной раз подумала, настолько же стереотипная у неё школа, когда Лиза Мейвис в компании двух рослых парней толкнула её в шкафчик. Она выглядела не очень довольной, но на губах играла противная улыбка.

 — А ты посмелела в последнее время, Гарднер!

 — Не понимаю, о чём ты, — вежливо ответила Рейчел.

На самом деле она смутно понимала — завтра у Эдди был день рождения, а Лиза наверняка подслушала её разговор с Адрианой по поводу подарка.

 — Ой, какая наивность, — прошипела Лиза. — Не понимает, видите ли.

 — Это из-за Эдди?

Глаза Лизы помрачнели, и стало ясно: да, снова всё из-за Эдди. Но они же друзья — вполне логично, что она хотела что-нибудь ему подарить. Какая же она ему подруга, если только он дарит ей подарки на день рождения? Не подарить ничего было бы верхом эгоизма, даже если Эдди был слишком хорошим, чтобы обижаться за это. Он заслужил большего за один факт дружбы с ней.

 — Бесишь одним своим существованием, — заявила Лиза. — Ты и твоя унылая рожа.

Унылая. Да, вполне подходило под описание Рейчел — унылая терпила. Унылые вещи обычно никто не трогал, так почему Лизе нравилось её доставать? Очередная вещь вне понимания.

 — Извини за это, — и пожалела, едва договорила. Конечно, извинения были лучшим способом убраться отсюда целой, но это было не совсем правильно. Рейчел знала, что само её существование — ошибка, но когда это предъявляла Лиза — она не чувствовала вины за это.

Ей просто было плевать. Что там Лиза Мейвис удумала — никогда не было её заботой. Рейчел предпочитала думать о людях, с которыми ей хотелось дружить — например, про Елену и Адриану — и о тех, с кем уже дружила. Она скорее попытается осчастливить тех, кто ей нравится, чем кого-то настолько раздражающего.

Впервые за четырнадцать лет жизни она устала извиняться за то, что появилась на свет.

 — Почему бы тебе не оставить Эдди в покое? — картинно вздохнула Лиза. — Он же просто из вежливости с тобой общается.

Даже если так — это было только очередной причиной отблагодарить его: помощью с уроками, советами по поводу семьи и поддержкой, когда ему было грустно.

 — Эдди — мой друг, — сказала она.

Лиза удивлённо распахнула глаза, а два парня позади неё переглянулись.

Да, Рейчел осмелилась дать отпор. Она устала, что Лиза обращалась с ней, как с мусором — они ничего друг другу не должны были, и плевать, что она самая популярная девочка в школе.

 — Эдди — мой друг, и я сделаю всё, чтобы он был счастлив, даже если тебе это не нравится.

 — Слышь, сучка, ты как посмела? — гаркнула Лиза, хватая Рейчел за воротник.

Рей не хотела доводить до рукоприкладства — особенно с Лизой. Но именно в этот момент она как никогда чётко и ясно вспомнила совет Зака о том, как дать отпор. Она, разумеется, не собиралась бить Лизу, но основная суть была в том, что от неё не ждали сопротивления, и она решила действовать. Рейчел смахнула с воротника руку Лизы твёрдым быстрым жестом, чем вогнала её в ступор.

 — Ты сейчас…

 — Извиняюсь, — перебила Рейчел и с колотящимся в груди сердцем ушла так быстро, как только смогла, оставляя Лизу позади.

Она не могла осознать, что только что сделала. Что осмелилась сделать. Она только что дала отпор школьной альфа-сучке и сбежала от неё.

Не самый лучший вариант для большинства людей.

 — Слышь, стоять!

Она услышала, как Лиза бросилась за ней, и почувствовала, как в её плечо вцепилась рука с длинными ухоженными красными ногтями. Обернувшись, она почувствовала, как чья-то рука опустилась на второе плечо.

 — Какая встреча, Лиза Мейвис.

Рейчел подавила вздох облегчения, когда Лиза отпустила её и скрестила руки на груди.

 — Адриана Рейнольдс, рада видеть, — ничуть не радостно прошипела она.

Адриана чуть улыбнулась, её рука на плече успокаивала и дарила чувство безопасности — и, как и всегда рядом с ней, Рейчел сразу стало легче. Адриана была милой и дружелюбной, они часто общались, хоть ни одна из них не сказала прямо, что они — друзья. Рейчел даже не пыталась воспользоваться популярностью Адрианы, но просто находясь рядом, её заражала эта аура уверенности, и можно было хотя бы на чуть-чуть поверить в себя. Они много говорили о книгах, о школе, о серьёзном и неважном (потому что с ней хотелось говорить обо всём), и беседы всегда получались живыми и интересными. Рейчел нравилось быть с ней, нравился её образ мышления и её индивидуальность.

Рейчел так-то даже не знала, как подружиться с кем-то. С Эдди было как: он в начальной школе случайно попал в неё мячом, потом ходил за ней целую неделю с извинениями, и через месяц объявил себя её другом, и с тех пор был с ней. С Кэти она подружилась, потому что Кэти работала с её папой, и он наставлял её время от времени, а потом и Кэти сказала, что спустя столько времени, они — друзья. С Денни она познакомилась в школе, она часто ходила в медпункт, а он старался ей помогать — и в итоге пришёл день, когда он сказал, что считает Рейчел своим другом.

До встречи с Заком она никогда никого не называла «своим другом». А с ним всё случилось так стихийно, что вряд ли подходило под категорию нормальных способов подружиться.

На благодаря Адриане и Елене она начинала узнавать, учиться открываться людям и заводить друзей. Наверное, это просто заключалось в постоянном общении, сближении, когда ты узнаёшь больше о ком-то и в ответ позволяешь узнать больше о себе. Наверное, это просто приходило со временем.

Рейчел не нуждалась в тысяче друзей, но, если бы она научилась чуть лучше понимать окружающих и открываться самой, школьная жизнь была бы не такой неприятной. А может, она рано или поздно смогла бы разобщаться со всем классом и чувствовать себя не такой убогой.

Да, было бы неплохо.

 — Что ты хотела от Рейчел? — спросила Адриана, недружелюбно улыбаясь.

 — Ничего, что касалось бы тебя, — сухо ответила Лиза. — Мы с Гарднер просто общались.

Адриана пересеклась взглядом с Рейчел, и той захотелось по обыкновению согласиться и не доставлять ещё больше проблем, не полагаться на неё. Слишком опасно было вовлекать других в свои проблемы, нужно было рассчитывать на одну себя. Самой со всем разбираться.

Но именно такой образ мышления в итоге и приводил её к нервному срыву. Рейчел, хоть и не могла в секунду думать иначе, решила не потакать этим мыслям. Знала, чем всё закончится.

Она рассказала всё Заку, и поняла, что было весьма приятно хоть иногда сбрасывать перед ним маску и говорить о делах, как они обстояли на самом деле. Он выслушивал её и даже помогал, хоть она и пыталась не навязываться.

«Они все пытаются тебе помочь, Рейчел», подумала она.

Она в ответ пытается помочь им.

«Я хорошо знаю, как трудно принимать помощь, когда ты привык полагаться только на себя».

Если она была готова пойти на многое ради друзей — наверное, это было нормой. Как и делиться проблемами, пытаться вместе их решить. Это всё могло быть не только в одни ворота.

Да, помощь — вещь взаимная.

Зак позволял ей положиться на него, и Рейчел надеялась, что он однажды позволит себе положиться на неё в ответ, иначе ей будет совсем грустно. Если он помогал ей — она тоже хотела хоть изредка помогать ему. Потому что друзья, по идее, вместе и в огонь, и в воду. Она не привыкла так рассуждать, не привыкла, что может рассчитывать на чужую заботу, но такова была реальность.

И сейчас она решила попробовать, так что набралась смелости и покачала головой.

 — Она врёт. Не общались мы.

Одно предложение — признание, что у неё были проблемы с Лизой Мейвис — и она почувствовала небольшой прилив храбрости.

 — Что ж, не удивлена, — кивнула Адриана с улыбкой, не сулящей ничего хорошего.

Лиза цыкнула от явного раздражения — «надо же, тупица открыла рот» — и два её высоких спутника тут же встали рядом. Рейчел почувствовала себя никчёмной. Если Адриана была действительно высокой, то Рейчел оставалась мелкой девчонкой, неспособной защититься. Да и слишком долгое терпение издевательств сказывалось.

Но она почувствовала ещё одну обнадёживающую руку на втором плече.

 — Проблемы, дорогуша?

Рейчел повернула голову, чтобы увидеть игриво подмигивающую Елену Валлетт. Теперь она точно успокоилась — невозмутимость Елены снимала любое напряжение, и по её примеру было не так уж и сложно вести себя так же спокойно и уверенно. Внешность Елены кардинально отличалась от вечно прилизанной Лизы — ёжик коротких бледно-рыжих волос, смуглая кожа, тёмно-карие глаза, да и одета она была в свободную жёлтую майку, мешковатые штаны цвета хаки и тяжёлые ботинки. Лиза не могла её терпеть за несоответствие принятым негласным нормам, и Рейчел это нравилось.

Как Адриана придавала уверенности — Елена придавала спокойствия. Она была громкой, шумной и заметной, и даже не пыталась это скрывать. Она не пыталась похоронить собственное «я», чтобы соответствовать каким-то нормам. И была такой же уверенной в себе, как и Адриана — наверное, несмотря на полную противоположность, они так хорошо ладили — и не позволяла указывать себе. Даже если Елена была иностранкой, она не собиралась прогибаться, чтобы её приняли. Она как-то говорила, что решила принять себя такой, какая она есть, даже если общество этого не оценит.

И Рейчел этому завидовала. Она-то всегда стремилась опуститься на самое дно, чтобы её лишний раз не замечали, и игнорировала собственные желания в угоду остальным. Даже наедине с друзьями она не могла сказать, что была самой собой.

Она так долго носила маску, что уже, наверное, забыла, кто она на самом деле.

Но начинала медленно вспоминать. Встреча с Еленой, идеальным примером верного себе человека, заставила Рейчел Гарднер осознать, что она сама всё ещё человек, личность. Даже если она эту личность показывала только Заку, она пыталась открываться и перед другими. Этой личности не стоило стесняться — нужно было только принять.

Елена смотрела на неё с весельем. Всё в ней кричало «со мной будь собой», потому что она никогда не судила по одёжке — для неё это было странным. Она даже с Лизой толком не ссорилась, но и дружить с ней не хотела, поскольку видела, что она за человек на самом деле.

А уж Лизе она сразу не понравилась.

 — Займись своими делами, Валлетт, — выплюнула она, явно недовольная, что не может подмять её под себя.

 — Рейчел — моё дело, — невозмутимо пожав плечами, ответила она.

У неё на лице было странное выражение, как будто она что-то недоговаривала — насколько возможно было строить загадочность четырнадцатилетней. Адриана как-то назвала её «ленивой рожей».

Лизе это явно не понравилось, и её рот слегка скривился. Кулаки её сжались, челюсть напряглась, и несколько секунд воздух буквально был накалён. Лиза словно собиралась щёлкнуть пальцами — и её товарищи избили бы трёх надоед, или натравили на них толпу. Ну, или она сейчас сама набросится на них и расцарапает лица своим идеальным маникюром.

…Но, в итоге, сдалась. В компании двух сильных парней — и сдалась. Она не могла серьёзно угрожать Адриане Рейнольдс, потому что это означало бы явное поражение против соперницы.

Нельзя было просто так угрожать как Лизе, так и Адриане — и даже друг друга две «школьные королевы» не должны были воспринимать легкомысленно. Несмотря на то, что Рейчел и Елена были одного роста — Елена была явно крепче сложена, и была готова набить кому-то лицо (очередная причина недолюбливать француженку). Лиза сейчас решила отступить, и, хоть Рейчел знала, что стоит опасаться скорой мести, всё равно вздохнула с облегчением, когда та скрылась. Она была счастлива, что на этот раз смогла постоять за себя, не стала жертвой. Это было странно, и Рейчел знала, что гнев Лизы её ещё настигнет, но всё равно была счастлива, что сдвинулась с мёртвой точки.

А ещё она была счастлива, что решила положиться на одноклассниц. Она не знала, было ли у неё право на это, но сейчас это было неважно. Нелегко было принять их помощь, хотя ощущение отступившего одиночества того определённо стоило.

Адриана и Елена были сильными людьми. Рейчел, даже если и не собиралась вовлекать их в семейные проблемы, была рада положиться на них хотя бы в школьной жизни.

 — Спасибо, — выдохнула она. — И извините…

 — За что это? — с улыбкой перебила Елена.

 — Это же… мои проблемы, — застенчиво промямлила Рейчел.

Глаза Адрианы заблестели.

 — Слушай, Рейчел. Мы — друзья.

В груди Рейчел ёкнуло. Слова Адрианы яростными кивками подтверждала Елена. Они были друзьями, даже если толком познакомились всего несколько месяцев назад.

 — Так что, если у Лизы к тебе претензии… — начала Елена.

 — Она будет иметь дело с нами, — заключила Адриана. — Для этого и нужны друзья.

«Друзья — вместе и в огонь, и в воду», и это Рейчел следовало выучить как можно скорее. Если она была готова прийти на помощь — надо было научиться эту самую помощь принимать. Рейчел почувствовала, что разрывается между желанием больше доверять и полагаться, и уже привычным ощущением собственной недостойности.

 — Но, почему?.. — пробормотала она. — Почему вы меня в друзья записали? Мы не так уж и долго знакомы. Я скучная и унылая. Люди обычно не стремятся со мной дружить.

 — Да, нет, Рейчел, ты очень даже милая и крутая, — улыбнулась Елена, похлопав её по плечу. — Ты вполне интересная. Поверь, эти люди охренели бы, если бы узнали тебя получше. Но, раз уж они не спешат — я заберу тебя себе, — кокетливо добавила она.

 — Перебор, ленивая рожа, — закатила глаза Адриана.

 — Обычная у меня рожа! — с напускной обидой запротестовала Елена.

 — Может, нам тебя ленивой Ленни называть? — осмелилась предположить Рейчел и, увидев, как Адриана ей улыбается, внутри неё потеплело. Это было не так, как с Эдди, но в хорошем смысле. Рейчел находила новые виды дружбы, и всё больше ценила её. Они пообещала себе, что постарается немного довериться друзьям, постарается стать лучше.

 — А мы так и назовём, — согласилась Адриана.

 — Смилуйтесь, королева, я этого не заслужила! — притворно воскликнула Елена.

 — Ленни-преклоняющая-колени, — предложила Рейчел.

 — Эй, нет!

 — Эй, да, Ленни, — подразнила Адриана. — Ну что, Ленни, сводим куда-нибудь Рейчел после школы?

Елена застонала.

 — Блин, теперь у меня новая кликуха?

Ответ был единогласен.

 — Абсолютно.

Ленни вздохнула, пока две её подруги хихикали. Рейчел искренне наслаждалась их дуракавалянием, как будто она была обычной старшеклассницей с подругами, которых знала много лет.

Девочки продолжили непринуждённое общение, направившись к выходу из школы, и Рейчел было как никогда легко. Сейчас не хотелось думать ни о каких проблемах, ни о каких заботах — просто потусить с подругами после школы, как делают обычные подростки.

Но в коридоре она заметила, что Эдди странно на неё смотрит. Она не могла понять его выражения, но казалось, он очень обеспокоен. Она улыбнулась ему, чтобы подбодрить — обычно это срабатывало, и он улыбался ей в ответ.

Но на этот раз он не улыбнулся.


* * *


 — Рейчел, я только подумал, что у тебя всё налаживается… — вздохнул доктор Денни, перевязывая ушибленную руку.

 — Извините, доктор, — сказала она.

В этом году она намного реже приходила к нему. Если ей казалось, что вечер будет плохим — она сразу же убегала к Заку, да и после школы проводила всё больше времени с Ленни и Адрианой. Не то чтобы они стали видеться меньше — Рейчел всё ещё приходила просто поговорить, они же были друзьями, а доктор всегда был рад помочь советом. Она заметила, что в последнее время развешенных по всему медпункту плакатов о глазных болезнях стало поменьше, и забеспокоилась — вдруг что произошло?

 — Ты снова споткнулась? — закатив глаза, спросил доктор.

Рейчел поколебалась.

 — …Нет.

Денни пристально посмотрел на неё, и Рейчел собрала всё своё мужество, вспоминая день, когда она приняла решение больше полагаться на друзей. Если получилось один раз — получится и во второй.

 — Меня столкнули с лестницы, — сказала она.

Сегодня было 30 апреля, день рождения Эдди. Вчера они с Ленни и Адрианой купили ему в подарок пару перчаток, а сегодня утром Рейчел торжественно их вручила. Он казался вправду счастливым и, когда она обняла его, он долго её не отпускал.

Она чувствовала вину за то, что не так часто говорила, насколько он хороший друг. Они проводили вместе меньше времени, чем раньше, и Рейчел испугалась: вдруг он подумает, что она предпочла ему новых друзей? Это же было вовсе не так. Ей просто хотелось новых знакомств и общения — вот она и подружилась с двумя девочками. Эдди не стал после этого менее важным — он до сих пор был её другом детства, и их дружба была особой. Не хотелось бы ещё выбирать между друзьями.

 — Столкнули с лестницы… — медленно повторил Денни.

Это случилось после обеда, когда она в одиночестве возвращалась в класс. После вчерашнего, Рейчел ждала мести от Лизы, но не ожидала, что та лично столкнёт её с ближайшей лестницы. Даже жаль было, что Лиза сделала всю грязную работу сама. Стоило догадаться, что унижение толкнёт её на собственноручное возмездие, и она не отправит кого-нибудь из подпевал. Они пересеклись в пустом коридоре, и Лиза идеально рассчитала темп, чтобы пройти мимо Рейчел как раз, когда она будет возле лестницы. Рейчел-то думала, что Лиза пошлёт за ней своих дружков, и не заметила, как ручка с ухоженными ноготками толкнула её в сторону, как раз в лестничный пролёт.

Упс.

Рейчел смогла более-менее мягко приземлиться (не в первый же раз, в самом деле), но всё-таки ушибла руку, и пришлось идти в медпункт.

А самым трудным сейчас было пересказать историю Денни.

На самом деле, для неё достижением было уже признаться, что её толкнули. А вот сказать кто её толкнул, было тяжелее. Рейчел стало нехорошо от чувства, что нельзя рассказывать дальше. Это же была только её проблема, а Денни и так слишком много для неё делал. Да и что он мог? Большинство из школьного персонала считали Лизу Мейвис ангелом во плоти, и обвинение в издевательствах ни к чему бы не привело. До неё пытались, и все они провалились — Рейчел более чем понимала, что у неё ни шанса. Её слово против слова Лизы — и гадать не надо, кто победит.

 — Это Лиза Мейвис?

Она ошеломлённо подняла голову.

 — Э-э-э?

 — Человек, который тебя столкнул, — с ледяным профессионализмом уточнил Денни. — Это была Лиза Мейвис?

Всё, что Рейчел могла услышать эти несколько секунд — своё собственное колотящееся сердце. Как будто она не имела права жаловаться, как будто стоило смиренно замолчать и потерпеть. Но это было бесполезно — он уже знал.

И можно было даже не стараться что-то скрывать.

Как будто Денни знал, что в её жизни что-то не так, и что она не могла ему об этом рассказать.

 — Да, — сказала она, сглатывая нервный ком.

Он вздохнул.

 — Так и знал. Я видел, что она уже долго тебя задирала, но ты не жаловалась, а рассказывать администрации не было смысла… Ты поэтому вечно в синяках ходила?

Не ответив, Рейчел отвела взгляд. Обвинять Лизу в побоях было бы наглой ложью, а признаться в том, что это из-за родителей, она не могла.

 — Я… просто неуклюжая, — слабо ответила она.

 — Ясно, — и она не знала, как понимать его слова. С одной стороны, она знала, что Денни мог догадаться о семье — он был далеко не глупцом. С другой стороны, он также мог и сам в это не верить. — Рейчел, я знаю, как ты не любишь говорить о своих проблемах, но можно было и раньше рассказать. Ты — ученица, а моя работа, как врача — заботиться о тебе.

Она так и не подняла голову.

 — Я… надеялась справиться со своими проблемами сама. И думала, вы мне не поверите.

 — Хотел бы я не верить, — покачал он головой. — Но ты не первая, кто пришёл ко мне из-за Лизы.

 — …И правда, — пробормотала она.

 — Как врач, я могу попытаться ещё раз поговорить с администрацией, но не думаю, что от этого будет прок, — с тяжёлым вздохом объяснил он. — С ней и её семьёй тоже говорить без толку, я пытался.

 — Я думаю, тоже — кивнула Рейчел. Она никогда не пыталась пресечь Лизу как раз и потому, что знала — это бесполезно.

 — А теперь, — продолжил он, — как твой друг, который заботится о тебе немножко сильнее, чем должен школьный врач, я советую тебе держаться одноклассников. Я знаю, что ты начала с ними ладить, — улыбнулся он.

Рейчел мягко улыбнулась в ответ. С тех пор, как в начале года она попыталась быть более открытой, и после общения с Ленни и Адрианой, она лучше узнала своих одноклассников, и перестала быть такой уж белой вороной. Нельзя было сказать, что они всё — её друзья, но какая-то теплота в отношении проскальзывала.

Наверное, со стороны показалось бы глупым, но не быть белой вороной здорово скрашивало ей жизнь.

 — Да, есть такое.

 — Даже такой совет дам: держись друзей, особенно Адрианы. Бог свидетель — при ней Лиза тебе ничего не сделает.

 — Я не хочу сильно на неё полагаться…

Он поднял руку, призывая помолчать.

 — А я и не говорю использовать её в качестве щита. Я хочу, чтобы ты чаще была с друзьями, и даже не столько из-за хулиганов, сколько из-за твоей склонности выпадать из реальности. Тебе в таких случаях чужая поддержка нужнее принудительной самоизоляции.

 — Но…

 — Нет, Рейчел. Нет ничего зазорного в том, чтобы попросить о помощи или положиться на кого-нибудь. Вот представь, что Кэти над каждым делом работает в одиночку, — и сам закрыл глаза, обрисовывая ситуацию. Они с Кэти какое-то время работали вместе в городской тюрьме, поэтому были хорошо знакомы. — Это было бы нереально. Даже такому преданному делу трудоголику, как она, нужен напарник — в её случае, Люси. Всегда легче с чем-то справиться, когда с тобой кто-то есть.

Она не нашлась, что ответить — Денни был безоговорочно прав. Проблема была не в том, что она не чувствовала права на помощь. Проблема была в её стремлении утонуть одной, даже не пытаясь на эту самую помощь позвать.

«Я хорошо знаю, как трудно принимать помощь, когда ты привык полагаться только на себя».

И снова в памяти всплыли слова Зака.

 — Думаю, я… научусь со временем.

Денни довольно кивнул.

 — Пришло время немножко положиться на друзей. Мы же всегда рядом, Рейчел.

Она знала, хорошо знала, но всё равно было трудно это принять. Подняв голову, она встретилась глазами с доктором Денни. Он мягко улыбался.

 — Ты слишком долго пыталась справиться со всем одна.


* * *


 — Эдди! — позвала Рейчел, когда увидела его на выходе из школы. Она задержалась в классе, чтобы поговорить с Ленни, а он ушёл прежде, чем она успела попрощаться.

Эдди остановился и с широкой улыбкой улыбнулся.

 — О, Рейчел! — и подождал, пока она догонит.

 — Ещё раз с днём рождения, — улыбнулась она.

 — Спасибо, — засмеялся он и взял её за руку. Она не посмела освободить ладонь, чтобы Эдди не подумал, что она сумасшедшая или брезгливая. Да и не была она такой — просто не всякому разрешала к себе прикасаться. — Мы так давно не общались! Как насчёт встретиться на выходных?

 — Почему бы и нет? — ответила Рейчел. Он был прав, в последнее время что-то они совсем отдалились.

 — Круто! — радостно воскликнул он, а потом слегка помрачнел и отвёл глаза. — Если только… вы с Еленой или Адрианой не договорились раньше.

Она понимала его слова. Эдди прекрасно знал, что на выходных она свободна, но всё равно чувствовал себя забытым, и Рейчел ненавидела себя за это. Она не должна была поступать так с другом детства — любить его, ценить, но не говорить об этом. Нужно было проводить с ним больше времени.

Но в то же время ей нравилось гулять с Ленни и Адрианой. Это было так ново, совсем иначе. Не нужно было бояться, что неосторожно брошенное слово её выдаст. Девочки были далеко не дуры, и Рейчел почему-то знала, что они догадывались, что с ней что-то не так. Но они не задавали вопросов, просто говорили, что всегда рядом. Так что, даже если Рейчел говорила свободнее — она недоговаривала достаточно, чтобы защищать их от своих проблем, но в то же время не вела себя так, будто всё в порядке.

И это действительно было круто.

 — Эдди… — начала она, чувствуя, как сжимается сердце. — Я понимаю, что в этом году мы стали меньше общаться, и я хотела извиниться.

Он продолжал идти, но всё ещё не смотрел на неё.

 — Ну, я же не могу запретить тебе дружить с кем-то, согласна? — проворчал он.

 — Эдди, — остановилась она и сжала его руку. — Извини, если у тебя сложилось ощущение, будто я тебя забыла. Это было грубо с моей стороны. Я должна была подумать о твоих чувствах и, думаю, мне стоило сказать раньше о том, что я хочу завести новых друзей.

 — Молодец, что понимаешь, — ответил он, изо всех сил стараясь убрать горечь из голоса. Наверное, он уже долго сдерживал своё недовольство, и Рейчел снова пожалела, что не общалась с ним.

 — Извини, — снова сказала она, но решила перефразировать. Достаточно было с неё извинений за существование — стоило сказать что-нибудь ещё. — Я знаю, что мало говорила об этом, но я хотела поблагодарить тебя за всё, что ты для меня делал, — сказала она. — Спасибо, что всё это время был моим другом. Знаю, из меня подруга вышла ужасная, но ты не бросал меня, и я за это благодарна.

Эдди, наконец, посмотрел на неё, но она не смогла понять, что крылось за его взглядом.

 — Да ну? — выдал он.

 — Честно говорю! — твёрдо сказала она и улыбнулась лучшей из своих улыбок. — Словами не передать, как сильно я тебя ценю. Даже если у меня появились другие друзья, даже если я провожу время с кем-то ещё, ты всё равно очень дорог мне, и я никогда про тебя не забуду и не отвернусь. Я всегда буду рядом — только позови. Я хочу отплатить тебе за всю твою доброту. Эдди, ты очень мне нравишься!

 — Рейчел… — внезапно просиял он и, порозовев, улыбнулся от души. — Ты мне тоже, — немного застенчиво сказал он, приближаясь к ней.

Она не понимала, почему её сердце заколотилось быстрее.

 — Ты не переживай, — добавила она. Пришло время сказать то, что он заслуживал услышать гораздо раньше, что стоило говорить ему каждый день. — Ты всегда будешь моим самым лучшим другом детства, обещаю.

За одну секунду молчания атмосфера кардинально изменилась.

 — Оу, — он отпустил её руку и сделал шаг назад. — Ладно… спасибо? — выдавил он, фальшиво улыбаясь. — Мне… пора идти, родители уже заждались. Увидимся, Рейчел!

Он снова выдавил неумелую фальшивую улыбку и убежал, оставив её наедине со странными чувствами вины, усталости и собственной бестолковости. Нужно было позвать его. Нужно было опять извиниться. Но разве она допустила какую-то ошибку?

Она не понимала, почему сердце продолжает колотиться в груди.

 — Рейчел?

Из мыслей её вырвали Ленни и Адриана, подошедшие с любопытствующими взглядами.

 — Так, что стряслось? — сразу же спросила Ленни.

Рейчел абсолютно забыла стереть с лица это потерянное выражение. Да и подруги, скорее всего, увидели эту сцену с Эдди.

 — Мне к-кажется, я сделала что-то не так, — с трудом выдала она и покачала головой, готовая догонять друга детства. — Мне нужно…

 — Стоять.

Голос Адрианы приковал к месту крепче, чем, если бы она схватила её за руку. Рейчел остановилась и обернулась.

 — Не иди за ним, — тихо посоветовала она. — Не надо.

 — Д-да, он, наверное, хочет побыть один?.. — кивнула Рейчел, стараясь понять.

Но Ленни покачала головой. Иногда казалось, что они с Адрианой понимали друг друга и без слов.

 — Не-а. Он наверняка так и ждёт, что ты побежишь за ним.

 — Но, тогда… — смущённо промямлила она.

 — Рейчел, — мягко, но уверенно сказала Адриана. — Почему ты хочешь пойти за ним?

Ответ не заставил себя ждать.

 — Наверное, я причинила ему боль. Я же точно сделала что-то не так — не знаю, что, но я должна извиниться и…

 — Ага, и сказать ему то, что он хочет сейчас услышать, даже если ты не имела этого в виду? — закончила Ленни.

Рейчел открыла рот, но не смогла выдавить ни звука. На эти слова она не могла найти никакого ответа. Чем больше она осознавала — тем понятнее становилось, что даже если она сейчас начнёт отрицать — Ленни была права. Рейчел не знала, что Эдди хотел от неё услышать, но была готова сказать всё, что угодно, даже если это было ложью. Она просто не хотела, чтобы Эдди страдал, чтобы он в итоге ненавидел её.

Если и он её возненавидит… Она не знала, что в этом случае сделает, но всё равно не хотела его потерять. Она дорожила им и хотела уберечь любой ценой.

 — Но, если он этого хочет… — предположила она. — Я же ему больно сделала…

 — Эдди в тебя влюбился, — объявила Адриана.

Мир Рейчел пошёл по швам скорее не от ошеломления, а от того, что сбылась наихудшая из всех догадок, и ей в лицо бросили именно то, что она так долго и упорно игнорировала. Она, хоть и пыталась убедить себя в том, что Эдди видит в ней всего лишь друга, в глубине души давно уже всё знала.

 — Да, влюбился, — повторила подруга. — Но признаваться не хочет. Он не сделает первый шаг и ничего тебе не скажет. Думаю, он и сам не понимает, что у него чувства.

Рейчел нервно потеребила рукав.

 — А ты тогда откуда знаешь?

 — В смысле, откуда? — пожала плечами Адриана. — Я у него спросила. Не то чтобы он так и рассказал, но мы с Ленни немного его подразнили, и всё стало ясно как день.

 — Ага, — согласилась Ленни. — Я просто пошутила, когда он собирается тебе признаться, а он стал так яростно отрицать… Но, когда я спросила, что он будет делать, если ему признаешься ты, он вроде бы не был особо против.

 — Он сказал, что не влюблён, что его просто тянет к тебе. И он ждал каких-то изменений, чтобы сделать первый шаг и не облажаться, — заключила Адриана.

Рейчел молчала, обдумывая сказанное друзьями. Она думала о своём колотящемся сердце. Это ведь потому, что её тоже тянуло к Эдди? Её сердце пыталось выскочить из груди, потому что — она теперь точно была в этом уверена — Эдди хотел сейчас её поцеловать?

 — Значит, он хотел… свидания, — дошло до неё. — А я сказала, что он всегда будет моим другом.

 — Это называется «френдзона», — подсказала Ленни.

 — …И я этим причинила ему боль, — мысли в голове Рейчел были подобны урагану. — Боже, что я наделала? Нужно как-то всё исправить, нужно…

 — Сказать, что любишь его, даже если это ложь? — спросила Адриана.

Пауза.

 — Да, — выдохнула Рейчел.

Едва она это сказала — даже в её ушах это прозвучало неправильно.

 — Почему? — спросила Ленни.

 — Я обидела его, — честно ответила она. — Я не хочу его терять. Не хочу, чтобы он возненавидел меня и перестал дружить.

Она всерьёз задумалась об этой возможности, и почувствовала, что ей становится плохо. Она именно этого и пыталась избежать, создавая узы с другими людьми, но теперь понимала, что всё ещё зависела от Эдди, страшась одной мысли, что они поссорятся. Она очень его любила и не хотела, чтобы он страдал. Как и не хотела, чтобы страдали другие любимые ею люди.

Её подруги переглянулись.

 — Не думаю, что Эдди настолько дурила, и возненавидит тебя за то, что ты не оправдала его любовных ожиданий, — сказала Ленни. — Он же совсем в этих делах неопытный, и ведёт себя, как ребёнок, но не… — и застонала, не в силах подобрать слов. — В вашем языке нет такого оскорбления.

 — Кретин? — подсказала Адриана.

 — Спасибо. Да, он не настолько кретин, — объяснила она. — Дай ему время обдумать, и уверяю, через пару дней всё придёт в норму. Ты для него много значишь, и он дорожит вашей дружбой. Было бы тупо, если бы всё развалилось из-за какой-то френдзоны.

Она была права, Эдди и Рейчел дружили уже довольно долго. Они вместе разделили много хороших моментов, вместе справлялись с проблемами и хорошо знали друг друга. Их дружба не могла резко закончиться из-за недопонимания.

 — И, Рейчел, ты должна кое-что усвоить, — сказала Адриана и посмотрела так, будто сейчас всю душу высосет. — Научись не приносить себя в жертву ради всех. Прояви уже хоть немного здравого эгоизма.

 — А что в этом хорошего? — слабо спросила Рейчел. Она и так проявила достаточно эгоизма.

 — Иногда лучше подумать о себе, — покачала головой Адриана. — Я знаю, ты всех обманываешь, будто всё в порядке, но будет только хуже. Рано или поздно ты сломаешься.

Рейчел вспомнила, что было той ночью. Она призналась, что ничего не было в порядке. Она сбросила маску. Потому что сломалась.

В этом и был риск обмана: притворялась она, не притворялась, но в итоге чаша всё равно переполнится. И если в этот рядом окажется Эдди — она его не убережёт. А потом Рейчел никогда не сможет снова стать собой.

Эдди — не Зак. Рейчел почти наверняка знала, что он не сможет привести её в чувство. Зак и глазом не моргнул при виде неё сломанной, но не бросил и смог успокоить.

Эдди так не сможет. Особенно, если не знать, чего ждать.

Ей стыдно было признаваться, но с Заком — по сути, серийным убийцей — было спокойнее, чем с другом детства Эдди. Она чувствовала себя увереннее рядом с мужчиной, способным за секунду её убить, чем рядом с мальчиком, который в жизни бы её не обидел. Наверное, это было эгоистично, но Эдди и близко не приносил той защищённости, которую дарил Зак.

И теперь, как бы она ни старалась, страх снова сломаться никак не отступал.

 — Мы же не чужие люди, — настаивала Адриана. — И не хотим видеть, как ты страдаешь. Поэтому, пожалуйста, не поддавайся чувству вины. Не совершай ошибок, потому что тебе показалось, что ты в чём-то виновата.

Вина.

Сейчас слышать это слово было так больно, потому что оно как никогда верно описывало её состояние. Она многое могла сделать из чувства вины. Если бы её кто-то убедил в том, что она провинилась — она бы всё, что угодно сделала. Поэтому она и извинялась — чтобы загладить вину.

 — Я не люблю обижать друзей, — пробормотала она.

 — Иногда тех, кого ты любишь, стоит обижать, чтобы до них дошло, как для тебя будет лучше, — сказала подруга. — Даже если это тебе не нравится — ты не всегда будешь в этом виноватой.

Последовало долгое молчание. Рейчел нужно было время принять их слова, отпустить всё, что она делала раньше и попытаться измениться.

Да, не быть же постоянно такой же сломленной. Она, конечно, не знала, как починить саму себя, но хотя бы могла не ломать дальше. Или хотя бы попытаться.

 — Обнимашки? — предложила Ленни, раскидывая руки.

Обычно Рейчел отказалась бы, но сейчас ей действительно нужны были чьи-то прикосновения, утешения — и она упала в объятия Ленни, чувствуя, как Адриана обнимает их обеих.

Она закрыла глаза. Прошло много времени с тех пор, как её обнимали. Не то чтобы она позволяла себя обнимать, но сейчас понимала, что это не так уж и ужасно. Она действительно соскучилась по ощущению крепких безопасных объятий.

 — Забавный факт, — внезапно вспомнила Ленни. — Если ты делаешь что-то, что тебе не нравится, во Франции это называется «faire quelque chose à contrecœur». Типа, «делать наперекор сердцу».

Наперекор сердцу.

 — Звучит весьма точно, — сказала Адриана, и Рейчел согласно кивнула. Ей понравилось это выражение — оно прекрасно подходило. Из чувства вины она готова была поступать наперекор самой себе, потому что лучше переступить через себя, проигнорировать своё сердце, чем обидеть кого-то близкого.

Раньше она бы смогла этим успокоить свою совесть — но сейчас, видимо, это уже не сработает.

Она не могла ответить взаимностью на чувства Эдди и, хоть это ей не нравилось, она не могла — да и не хотела — обманывать саму себя.

Когда он наклонялся, чтобы поцеловать её, сердце было готово выскочить, но Рейчел знала, что это не из-за любви.

Она просто запаниковала.


* * *


Май 2ХХ7

Кэтрин Уорд — или Кэти, как её называла Рей — видимо, была упрямой тёткой. Зак не знал других копов, которые на полном серьёзе лезли бы в подворотню, чтобы выловить там преступников. Он наблюдал за ней с крыши, где прежде мирно дремал — она говорила с коллегой, которого потащила сюда за собой. Выглядело забавно.

Зак обычно избегал встреч с копами, потому что, хоть убивать их было так же быстро, как и остальных — это вело за собой проблемы. Несколько лет назад он случайно порешил одного такого — у него выдался херовенький день, а тот парень больно самодовольный ходил — и власти тут же начали рыть носом вокруг убийств в подворотнях. Проводилось расследование, все убийства в итоге связали и приписали одному-единственному человеку, которого позже именовали Переулочным Убийцей. Зак тогда какое-то время не высовывался, потому что в подворотнях шлялись самые настоящие, чтоб их, копы. Вот блядство.

Теперь, когда Зак об этом задумался — наверное, он и с папашей Рей повстречался. Он даже не пытался запоминать лица, но раз уж этот человек вёл его дело — то и на местах преступления должен был появляться. Вот Кэти точно была там. Посмотрев на неё снова, он узнал её светлые волосы, окрашенные в розовый на концах, и раздражающее цоканье каблуков по асфальту.

 — Кэти, ну пожалуйста… — застонал её коллега, мужчина средних лет. — Не нужно сюда идти.

 — Я расследую тот случай с наркоторговлей, который мне дали ещё месяц назад, — сухо сказала она. — Я делаю свою работу и почти уверена, что члены нужной мне шайки бродят где-то здесь.

Зак подавил смешок. Она искала Майкла Джонса? Вот была бы умора. В подворотнях есть, по крайней мере, три банды — одна крупная и две поменьше (но он точно не выяснял) — и она могла искать любую из них.

 — Кэти, мы не должны здесь находиться, — прошипел мужчина, нервно осматриваясь с пистолетом наготове. — Это опасно.

 — Да ты что? — она закатила глаза. — Мы же полиция, опасность — наша работа. А я здесь за уликами.

 — Я понимаю, что ты штучка ещё та, но подворотни — не наш мир. Здесь живут настоящие монстры.

Улыбка исчезла с лица Зака. Монстры. Он должен был перестать удивляться, когда слышал, кем большинство людей видят преступников, живущих в подворотнях. Все они — бесчеловечные монстры, проливающие кровь без тени сомнений. К своему сожалению, Зак не мог сказать, что они ошибались. Даже если ему не нравилось слово — он оставался таковым. И если был кто-то, знающий, что есть настоящий монстр — это был только он.

 — …Вроде Переулочного Убийцы? — спросила она.

Да, именно его в первую очередь вспоминали, когда речь заходила о монстрах. Кто знает, может, где-то родители пугали им своих непослушных детей. Он знал, что о нём ходит городская легенда, описывающая его, как самое страшное, что может повстречаться в подворотне. Все знали, что он существует — если даже Рей почувствовала, кто он — но очень немногие видели его на самом деле.

А выжило среди них и того меньше.

 — Например, он, — кивнул мужчина. — Слушай, я знаю, что ты пять лет назад вела его дело после смерти Чарльза.

Покойся с миром, Чарльз. Извиняй, не извиняй — но так само собой получилось.

 — И я знаю, что твои ребята так его и не поймали, но это, наверное, к лучшему, — продолжил он. — Ты же могла погибнуть. Нужно передать дело в полицию штата, у них больше возможностей.

Кэти щёлкнула языком.

 — Я и сама знаю, что встречу с ним мы не переживём. Мы и за месяц расследований не узнали практически ничего — это мужчина, он сильный, быстрый и знает своё дело. А ещё он может быть осторожным, когда захочет, потому что он до сих пор оставляет трупы у нас под носом, — и сжала кулаки, видимо, злая на этот факт. — Как будто над нами издевается.

Ну, у Зака тогда выдался так себе месяцок, а те парни просто оказались на его пути. Он не пытался специально дразнить копов — просто эти люди так смеялись, как будто весь мир принадлежал им, и он взбесился. Вот и вся история.

 — Я знаю, что в подворотнях его все в лицо знают, но они до смерти перепуганы и предпочитают думать, что его не существует, — проворчала она. — Или вообще говорят, что его лица не рассмотреть. Он высокий, смертоносный, носит капюшон и оставляет за собой трупы. У него нет никакого шаблона, никакого ритуала, он не выбирает ни времени, ни места, не оставляет отпечатков — и просто убивает. Люси говорила, что он, наверное, страдает психозом и убивает, как ему в голову стукнет. У нас нет других теорий, почему его до сих пор не поймали — никто не знает, где его ждать в следующий раз.

Пока всё названное о нём совпадало. Зак был несколько впечатлён, но всё равно не планировал осторожничать. Он убивал, когда хотелось убивать, а иногда случалось такое, что желание кого-то располосовать завладевало им полностью, и тогда он срывался. Настоящую кровавую баню он устроил лишь однажды, и тогда даже копы были слишком перепуганы, чтобы ходить в переулки, даже при таком количестве жертв. В большинстве случаев он просто пересекался с кем-то до усрачки счастливым, и это бесило его настолько, что он не сдерживался. Ему было завидно — они все беззаботно смеялись, не зная, какой тяжёлой может быть жизнь в тёмном мире.

Как они смели демонстрировать ему свою нормальную жизнь, свои блага? Как они могли позволить себе быть такими радостными и человечными перед монстром? Единственным способом успокоиться после такого было лишь убийство.

Именно поэтому с Рей всё было так странно. Наверное, из-за её личных знаний о тяготах жизни, или из-за её дохлых глаз — он не чувствовал желания убить её. Но однажды он видел её в городе с подругами, она веселилась от души, и ему всё равно не хотелось её смерти.

На самом деле, даже наоборот. Он был счастлив видеть, как она улыбается рядом с друзьями. Он радовался её счастью. Ему нравилась её улыбка, её смех и искреннее живое сияние её голубых глаз.

Она была нормальным человеком, а он был монстром — и всё равно заботился о ней.

Мысль о Рей вызвали какой-то странный трепет в груди, и он закатил глаза. Тьфу, теперь соскучился, вот тупизна.

В последний раз она приходила пару недель назад, и выглядела встревоженной. Рей рассказала, что обидела друга детства, и какое-то время прижималась лбом к плечу Зака, схватив его за рукав.

— Такое случается, — говорил он, стараясь проявить какую-то чуткость. — Наверное.

 — Да, — отвечала она. — Мне это не нравится, но без этого никуда. Надеюсь, я никогда не обижу тебя.

 — Не думаю, что у тебя получится, — она, конечно, могла попробовать, но реальных способов задеть его было немного.

Это был один из тех дней, когда Зак понимал, что ей нужно больше нежности, чем он мог предоставить. Да и он в жизни не спросил бы Грея, что делать, когда кто-то грустит — то ли потому, что он не мог спросить, то ли потому, что не смог бы потом последовать совету. Знать, что нужно сделать — это одно, уметь правильно это делать — совсем другое. Трудно было проявлять доброту. Он не знал, как у него получается быть с Рей добрее, но был рад, что так получилось. Эта малявка слишком много для него значила.

 — …Но убийств не было уже почти целый год, так что, наверное, мы в безопасности, — подытожила Кэти, вырывая Зака из воспоминаний.

Да, давненько он не попадал в местные заголовки, и это тоже было странно. После встречи с Рей он лучше контролировал свои импульсы, да и не срывался с тех пор. Не то чтобы он стал менее опасным, просто не нападало желание резать всех, кто под руку попадёт. Особенно невинных граждан. Те, кто в переулках шатаются, были не такими везучими, но и копы не суются в настолько обыденные вещи, как убийство какого-то барыги. В любом случае, в подворотнях убийства происходят так часто, что было бы чудом, если бы монстр вроде него никого не убил даже в целях самозащиты. Даже если Зак стал спокойнее — жажда крови никуда не делась.

Год, значит. Он и не понял, что они с Рей были знакомы почти целый год.

Они виделись, по крайней мере, раз в неделю — а если считать встречи на улицах, и того чаще — и она постепенно позволяла себе чаще пересекаться с ним. Заку нравилась её компания, и он был только рад чаще её видеть — потому что без неё скучно становилось на раз-два.

Её присутствие как будто стало неотъемлемой частью его квартиры, настолько, что дома становилось невыносимо пусто, когда она не появлялась больше недели. Он всегда ждал её и тупо радовался, как ребёнок, когда она всё-таки приходила. Однажды Рей заявилась, когда его не было дома, и Зака очень смутила волна собственного счастья, когда он обнаружил её спящей на диване. Она тогда немного прибралась и приготовила поесть.

Он не знал, почему, но этот жест тронул до глубины души.

На одной из недель она сдавала какие-то экзамены, поэтому приходила чаще и усаживалась на полу в компании учебников. Фактически всё закончилось тем, что она немного научила его читать, потому что он заинтересовался. Не то чтобы теперь он был в этом хорош, но теперь хотя бы мог собственное имя прочитать.

…Вот же чёрт, она реально слишком много для него значила.

Вздохнув, он снова обратил внимание на спорящих копов. Кэти в итоге пошла в другой переулок, а её коллега побежал за ней, крича, чтобы она подождала.

Зак еле слышно засмеялся. Он бы не жаловался, если бы она поймала Майкла. Было довольно весело злить его, но раз уж это почти всегда заканчивалось какой-то жопой, он был бы не против, если бы этот парень исчез раз и навсегда. Свято место пусто не бывает — придёт кто-нибудь ещё с такими же замашками, и снова будет весело.

Зак посмотрел на город, не желая уходить с крыши, и со стоном провёл рукой по волосам.

Ещё не так давно за весельем он отправлялся в подворотни, готовый драться с бандитами, резать людей только ради выражения страха и отчаяния на их лицах. Не так давно он специально шёл в центр города, чтобы здорово разозлиться, а потом выместить безумие на жителях переулков. Не так давно убийство было лучшим определением веселья. Только убийства поднимали ему настроение — легко, быстро и забавно.

Сейчас он нашёл другие виды веселья, наслаждения жизнью.

Трепать её волосы. Щипать её за щёки. Что-то с ней праздновать. Слушать, как она говорит о любимых книгах. Шутить с ней. Играть в снежки. Лепить снеговика, даже если это нечто даже близко на такового не похоже. Есть с ней что-нибудь. Учиться читать собственное имя. Слушать музыку и петь, особенно вместе с ней. Тусить, как нормальные друзья.

Просто быть рядом.

И трепет в груди снова не заставил себя ждать.

 — Вот я дебил, — проворчал он, сопротивляясь желанию побиться головой о ближайшую стену.

Сейчас он действительно очень сильно хотел увидеть Рей.


* * *


Июнь 2ХХ7

Рейчел перевязывала предплечье. Она ударилась о ножку стула, и рука покраснела. Её папа снова напился, и они с мамой продолжали ссориться. Ей на самом деле не хотелось знать, о чём они спорят — речь почти наверняка шла о том, какая она обуза или о том, как они портят друг другу жизнь.

Она поморщилась, увидев собственное отражение в зеркале. Видок был не лучший — мешки под глазами, призрачная бледность, синяк на скуле начал желтеть. Она прижала пакет со льдом к синяку и начала наносить мазь на гематомы на руках и рёбрах. Было немного сложно, потому что папа недавно чуть не вывихнул ей плечо, и двигать рукой было больно.

 — Ненавижу тебя, истеричка! Да больно же, ёбнутая!

 — Сдохни, наконец, сдохни, сдохни!

Рейчел на секунду задумалась, почему они трое ещё не перебили друг друга, и продолжали называться семьёй. Они, очевидно, уже давно семьёй не были. Чудо, что её до сих пор не выставили из дома — но с другой стороны, тогда им бы некого было винить в своих проблемах, и не на ком было бы вымещать злость. Вечная дилемма: выгнать, или не выгнать, вот в чём вопрос.

Как же она от этого устала.

Год выдался не самым плохим, потому что она всё чаще избегала родителей, а на побои нарывалась ещё реже. Она не отвечала на оскорбления вслух и не принимала их близко к сердцу. В каком-то смысле, она стала сильнее, хоть и не могла постоять за себя. Она всё ещё чувствовала себя в ловушке, но взрослела и не позволяла себе сорваться, пыталась собрать себя по кусочкам. Она нашла способ частично избежать боли, даже если физически не могла сбежать.

Но, конечно, нельзя вечно избегать родителей, проблем и реальности, где её ждала неблагополучная семья. Иногда бывали такие дни, как сегодня, когда она оказывалась избитой, опустошённой и всё, что оставалось — слушать, как её родители ссорятся на кухне, а потом папа уйдёт из дома, чтобы напиться сильнее, мама придёт жаловаться и в итоге позовёт домой Макса.

Рейчел устала от таких дней. Она слишком часто переживала их в прошлом.

Раньше её это задевало, но сейчас она просто устала. Она просто хотела найти в себе силы сбежать к Заку прямо сейчас, но не могла. Сейчас ей было слишком плохо для этого, да и на месте держала мысль о том, что скоро придёт мама, и ей нужно будет кому-то выговориться о своей несчастной жизни или о том, какой у неё крутой любовник.

Хотя Рейчел могла её бросить. В конце концов, мама никогда не поддерживала её. Можно было просто оставить маму наедине с её проблемами и убежать домой к Заку, в безопасность и тепло его квартиры, где он будет гладить её по волосам, и они будут разговаривать ни о чём за чашкой хорошего чая. А мама останется наедине со своими проблемами, как того заслуживает.

Но мама же, как-никак, жизнь ей дала, а Рейчел своим рождением навлекла на неё страдания. И за это стоило понести наказание. Она не могла просто развернуться и уйти.

 — Свали, просто оставь меня! Ненавижу тебя!

 — И это взаимно! Ты — сучище, и твоя дочка в такую же вырастет!

 — Не равняй меня с этой МЕРЗОСТЬЮ!

Мерзость.

Со вздохом Рейчел закрыла глаза. Хотелось бы ей сказать, что её не задело, но это было бы ложью. Она знала, кем считают её родители, но слышать всё ещё было неприятно.

Она вопреки всему до сих пор пыталась получить от них хоть какое-то одобрение. Была в ней какая-то наивная девочка, которая хотела получить от родителей немного ласки и любви, объятий и заверений, что она — их маленькая любимая дочка. Рейчел хотела, чтобы её родители не думали, что она настолько ужасная — что она могла, она пыталась быть лучше.

Она пыталась быть лучше, чем просто магнит для страданий, но им этого было недостаточно. Она знала, что пытаться недостаточно.

Ничего не будет достаточно. Что бы она не сделала, даже если бы спасла мир, им всё равно не будет достаточно.

Она всегда будет для них мерзостью.

 — Я ни секунды больше с тобой не выдержу!

 — И вали подальше, козёл!

Рейчел услышала, как хлопнула дверь. Мама скоро должна позвонить Максу, чтобы утешиться в его объятиях. Рейчел это было противно. Каждый раз, мама предупреждает, что ей придётся уйти, и она более чем радостно убегает к Заку. Но иногда она не успевала, и приходилось пересекаться с Максом. Он вечно пытался её обнять, погладить по волосам, хоть как-то к ней прикоснуться.

Рейчел всегда уходила от его рук. Ей были противны его прикосновения, его отношение, его присутствие. Её тошнило от паники и отвращения, и она даже в своём разбитом состоянии старалась как можно быстрее уйти от этого человека подальше.

Даже если она была мерзостью — у неё были свои границы.

Дверь её комнаты распахнулась как раз, когда Рейчел собирала аптечку, которую всегда держала под кроватью. В двери стояла мама, растрёпанная, но довольная. Макс, наверное, согласился приехать, и Рейчел должна была уйти как можно скорее.

 — Рейчел, — позвала мама, усаживаясь на кровати, и похлопала возле себя. — Милая, подойди.

Она поколебалась, но в итоге подчинилась.

 — Да?

 — Макс приедет к ужину, — как странно, что мама всегда докладывала об этом. — Разве не здорово? Он сказал, что кое-что мне подарит, — она выглядела до одури счастливой.

 — Это прекрасно, мама, — сказала Рейчел.

 — Он такой чудесный.

 — Я знаю, мама.

 — О, он и по тебе соскучился, знаешь? — внезапно добавила она, и внутри Рейчел похолодело от ужаса. — Он попросил, чтобы ты поужинала с нами. Сказал, что ты не помешаешь, вы же так давно не общались!

«Нужно сказать», подумала Рейчел. «Хоть что-нибудь, что угодно, пока она снова не разозлилась».

 — …Ладно, — согласилась она. — Поужинаю.

Она не знала, почему так сказала — то ли потому что была в ловушке, то ли потому что мама не потерпела бы другого ответа.

 — Я приведу себя в порядок! — подмигнула мама и встала. — Ужин почти готов.

 — Но я… не очень голодна, — попыталась возразить Рейчел.

Стоило попробовать. Она не хотела видеть Макса, не хотела находиться рядом с ним. Но сейчас вся пустота сменилась ледяной тревогой и всё, чего хотелось — бежать в знакомое тепло и утыкаться в плечо Зака, пока все проблемы не забудутся.

 — Нет, Рейчел, ты будешь есть с нами, — сказала мама с тёмным блеском в глазах. — Не выставляй меня перед Максом плохой мамой.

В последнее время у Рейчел был неплохой аппетит, и она нормально ела, но сейчас сама идея ужина вызывала тошноту. Не хотелось есть, не в таких условиях. Она была уверена, что её стошнит, едва положит что-нибудь в рот.

Но не могла ничего сказать маме. Мама тут же начнёт убеждать, что ей так кажется или она просто выдумала, чтобы лишний раз испортить настроение.

Раньше Рейчел смиренно приняла бы свою судьбу, но сейчас решила пойти на компромисс.

 — Может, тогда я поем и сразу пойду к себе?.. — слабо предложила она. — И вы с Максом потом будете… общаться без меня?

Мама вздохнула, но идея ей явно понравилась.

 — Ладно. Переоденься в платье и спускайся вниз.

Рейчел возненавидела себя за эту мысль, но сейчас ей так захотелось, чтобы появился Зак, выломал дверь и забрал её с собой. Она слишком на него полагалась. Не стоило вечно надеяться, что он просто появится из ниоткуда и спасёт её. Он и так слишком много сделал для такой убогой девчонки.

 — Хорошо, — ответила она, пока мама закрывала за собой дверь.

Думать вообще не хотелось — настолько ей было паршиво. Она на автомате натягивала розовое платье, и даже его вид не смог её взбодрить. Макс так сильно её отталкивал, так сильно её напрягал, что сама мысль о том, что они будут в одной комнате, вызвала желание сбежать.

Но — нет, придётся провести вечер с ним. Самое худшее развитие событий, которое могло её сегодня ждать.

Наверное, монстр вроде неё именно этого и заслужил.

Рейчел услышала, как Макс припарковался возле дома, и сделала глубокий вдох. Всё, бежать некуда. Пришло время столкнуться с одним из худших кошмаров и вытерпеть. Она медленно спустилась по лестнице и улыбнулась Максу, вошедшему в гостиную.

Исчезнуть захотелось уже сейчас.

 — О, Рейчел! — поприветствовал он после того, как поцеловал её маму.

 — Привет, — ответила она.

Макс распахнул руки, но она и не подумала обниматься с ним, и встала рядом с мамой.

 — Давно не виделись, — сказал он и опустил руки с видимой досадой.

 — Ага.

 — Ты такая чёрствая! — наигранно пожаловался он. — Ты же с каждым днём всё хорошеешь! Твоя мама, наверное, гордится своей дочерью.

Мама засмеялась, но он даже не смотрел в её сторону. Вместо этого он осматривал Рейчел: её тонкие ноги, едва наметившуюся талию, плоскую грудь. Рейчел вздрогнула, но собрала всё своё мужество, чтобы не сделать шаг назад. Когда он посмотрел ей в глаза, она изо всех сил удерживала скучающее выражение лица.

 — Ладно, идём есть! — воскликнула мама, прежде чем атмосфера накалилась до предела, и подтолкнула их в сторону кухни. — Я такую вкуснятину приготовила!

Ужин и вправду был хорош, но Рейчел практически не ела. Она чувствовала на себе пристальный взгляд Макса, и единственное, чего хотелось — убежать. Он едва слушал, что говорит мама, пока Рейчел изо всех сил пыталась избежать разговора или взгляда. По сути, она говорила с мамой в надежде, что через десять минут сможет извиниться и уйти, но не тут-то было.

 — Хотя бы доешь то, что на тарелке, — приказала мама.

 — Попробую… — пробормотала Рейчел, сглотнув комок в горле. — Но, мама, я вправду не голодна…

 — Рейчел, мне так интересно больше о тебе узнать! — жёстко начал Макс. — Ты сегодня как никогда тихая! Как школа?

Какая хорошая мотивация набить едой рот и сделать пару глотков воды, прежде чем ответить.

 — Нормально, — выдавила она.

Он смотрел до неприличия пристально, и напряжение только усилилось. Раньше он часто так смотрел, и она вечно отворачивалась, но теперь это казалось детскими играми по сравнению с силой взгляда Зака.

Теперь, когда она испытала на себе пристальный взгляд Зака, Макс выглядел как злой надутый кот — было немного неловко, но не было ни единой причины чувствовать унижение. Она посмотрела своим самым скучным взглядом, и Макс явно не ждал, что на этот раз она не отведёт глаза.

 — В школе очень неплохо, — прямо сказала она. — У меня хорошие друзья, и оценки высокие.

И это всё, что она хотела рассказать о себе. Она начала есть дальше, давая понять, что подробностей не будет. Нужно было доесть любой ценой, и уйти подальше.

 — Тебе же четырнадцать, да? — засмеялся он. — На свидания, небось, ходишь?

Свидания… не были её приоритетом в данный момент. Она не могла представить себя в этом смысле, не знала никого, с кем бы ей хотелось ходить на свидания. По идее, она должна была гулять с кем-то, кому она доверяла, кого хорошо знала и, в первую очередь, кого любила. Она могла сказать это наверняка, потому что реально запаниковала, когда Эдди хотел её поцеловать. Она его не любила так, как он хотел и, как говорили друзья, было бы неправильно идти с ним на свидание и в итоге врать. Рейчел знала, что ему не понравились её слова про «лучшего друга», но не всегда же думать о других. После этого Эдди несколько дней вёл себя немного смято, но через неделю всё нормализовалось.

Рейчел знала — Эдди ждал, что она рано или поздно всё-таки оттает, но даже не думала потакать ему.

В сердце неприятно потянуло, и она покачала головой, потому что Макс ждал ответа.

 — Нет, я не особо в этом заинтересована, — и, пожав плечами, доела всё, что дала ей мама, чтобы с нескрываемым облегчением встать из-за стола. — Я очень устала, — сказала она. — Я пойду спать.

 — Но завтра же суббота! — запротестовал Макс.

 — А я очень-очень устала, — с нажимом сказала она. — Желаю вам спокойной ночи.

Прежде, чем они смогли её остановить, Рейчел положила свою тарелку в раковину и ушла в ванную. Мама сейчас отвлекала внимание Макса на себя, так что можно было почистить зубы и принять душ, не боясь, что он случайно откроет дверь.

Когда пришло время идти в свою комнату, она начала выжидать. Мама и Макс о чём-то беседовали, и Рейчел, поймав момент, когда они начали целоваться, вышла из кухни на цыпочках так незаметно, как только могла. Едва достигла гостиной — она побежала по лестнице, в свою комнату, и хлопнула дверью.

Наконец-то, в безопасности.

Паника снова вернулась, и Рейчел опёрлась рукой на стену, чтобы унять головокружение. Теперь она могла обратить внимание на своё состояние: ноги дрожали, дыхание было тяжёлым, а сердце бешено колотилось — такая же реакция, как будто её снова преследовали в подворотне.

Сглотнув, она сделала несколько глубоких вдохов. Она считала Макса в своём доме таким же опасным, как и Майкла Джонса с его бандой в подворотнях.

К слову, не совсем верное сравнение. Сейчас она была бы не против столкнуться с Майклом Джонсом. А ещё лучше — чтобы рядом был Зак.

Хотелось бы уйти прямо сейчас, но мама, наверное, постучит в её дверь, чтобы, как хорошая мама, пожелать спокойной ночи. И будут проблемы, если она не дождётся ответа.

Завтра будет её день рождения. Она знала заранее, что всё пойдёт наперекосяк, потому что в субботу её родители весь день дома, а друзья смогут разве что оставить подарок в почтовом ящике. Она могла бы поехать в город, но смысла в этом не было. Теперь ей не сбежать. Её родители вспомнят, что это — тот самый страшный день, когда она появилась на свет, и уже с утра начнётся веселье. Придётся терпеть их гнев весь день.

Они всегда либо забывали о её дне рождения, потому что это рабочий день, либо слишком хорошо помнили в свой выходной. Третьего было не дано.

Так что, лучше было не злить маму лишний раз. Нужно было прикинуться хорошей, милой и послушной дочерью и сбежать уже после того, как пожелает маме спокойной ночи. Всё может быть не настолько ужасно, как казалось на первый взгляд.

Внезапно она услышала, как кто-то поднимается по лестнице, и сердце пропустило удар — это определённо была не мама. Услышав отдалённый шум воды, всё стало ясно за секунду.

Мама пошла в душ, и Макс решил воспользоваться случаем.

Рейчел впервые за несколько лет заперла дверь на замок, и наспех подставила стул под ручку. Этого должно было хватить. Если Макс начнёт ломиться — она закричит. Не будет колебаться, не будет бояться. Как нельзя кстати вспомнились советы Зака по борьбе, и она сжала кулаки.

Она не собиралась драться, и не была в состоянии дать достойный отпор — была слишком уставшей, побитой и перепуганной — но сдаваться без попыток не хотела.

В этом году она пыталась. Далеко не всегда удавалось, но хотя бы она не просто плыла по течению.

Дверная ручка задёргалась, и Рейчел затаила дыхание.

 — Рейчел? — позвал Макс, поняв, что не может войти.

Она открыла рот, но тут же и закрыла, не выдав ни звука. Не хотелось с ним разговаривать. Хотелось залезть под одеяло, свернуться калачиком, закрыть уши и исчезнуть.

 — Рейчел, ты там? Я хочу поговорить.

Хорошая попытка, но она не поверила. Если бы он хотел просто поговорить — он бы постучал с самого начала.

 — Рейчел, ты спишь?

А может, если она не ответит — он подумает, что она действительно уснула, и уйдёт? Но он даже в этом случае не собирался уходить, и продолжал дёргать дверную ручку.

Внутри похолодело.

Он на полном серьёзе собирался вломиться к ней, даже с мыслью, что она спит.

Он куда хуже, чем она считала изначально.

 — Закрылась, — проворчал он. — Блядь, в прошлый раз же было открыто…

Раздался глухой стук двери — он пытался её выломать. Рейчел задрожала, не столько от нервов, сколько от чистой паники.

Инстинктивно она начала искать что-нибудь, что сошло бы за оружие, и схватила авторучку. Не то чтобы она нанесла этим много вреда, но Рейчел понадеялась, что будет выглядеть хоть сколько-то угрожающе. Закусив губу, она попыталась успокоиться. Нельзя поддаваться страху и делать глупости. Нужно было сохранить трезвость мысли.

 — …Мама? — еле слышно спросила она.

Пусть она не была сильной — но мозгов у неё хватало. Если она будет тянуть время достаточно долго, мама успеет выйти из душа и поднимется наверх, а Макс оставит её в покое.

Макс прекратил ломиться. Видимо решал, что ответить.

 — Мам, чего ты хочешь? — снова спросила она.

Он не сразу ответил, и каждая секунда сейчас была на вес золота. Мама обычно долго плескалась, поэтому нельзя было на неё рассчитывать. Сейчас лучшим планом было отговорить Макса входить к ней, убедить его в том, что причин для этого не было. Дверь была заперта, и он не войдёт просто так, пока она не откроет — а открывать она не собиралась.

Нужно было тянуть время, пока ему не надоест. Другого выбора не было.

 — Н-нет, это Макс, — выдал он. Рейчел не ответила, и он продолжил: — Твоя мама попросила, чтобы я проверил, как ты, но у тебя закрыто. Я заволновался.

 — Я спала, — ответила она. — Я же сказала, что очень устала.

 — Извини, что разбудил. Твоя мама говорила, что у тебя привычка куда-то уходить по ночам, и я начал переживать, — оправдался он.

 — Всё хорошо.

Она могла бы сейчас извиниться за неудобства, но сейчас решила обойтись. Они оба знали, что извиняться должна была не она.

 — И твоя мама говорила, что ты обычно не запираешься, я подумал, что это странно, — добавил он.

Мама определённо рассказывала слишком много. Рейчел была почти уверена, что Макс сам об этом спрашивал — мама бы в жизни не начала по своей воле говорить о дочери. Значит, Макс планировал всё с самого начала. Он не действовал по наитию, но заранее выяснил о её привычках и решил действовать в подходящий момент.

К сожалению, он недооценил, насколько она его остерегалась.

 — Я просто… немного боюсь, — соврала Рейчел. — Поэтому и закрылась. Всего лишь детские страхи.

 — Ясно, — отвратительно нежным голосом протянул Макс. — Чего ты боишься? Тебе нечего бояться дома.

Она сдержала нервный смешок. Это ей-то нечего бояться?

Сейчас он был главной опасностью. Именно его она боялась. И даже когда его не было — она боялась гнева своих родителей. Она никогда не чувствовала безопасности в своём доме. Слишком много здесь нагоняло страх.

Включая её саму.

 — Я боюсь… — нужно было что-то достаточно весомое, чтобы её детский страх не казался притянутым за уши. — Переулочного Убийцы.

Извини, Зак, но оправдание сейчас нужнее.

 — Мне подруга недавно про него рассказывала, и я испугалась. Знаю, что это глупо, но я предпочитаю закрываться на ночь.

 — О, да, этот парень ещё не пойман, — согласился Макс. — Я слышал, что он уже с год не убивал, но нельзя быть уверенным наверняка. Я понимаю, мне тоже интересно, что он сейчас делает.

«Да наверняка покупает себе какие-нибудь очередные чипсы», подумала Рейчел. До встречи с Заком, городская легенда о Переулочном Убийце всегда немного пугала, но сейчас, когда она знала его лично, скорее, становилось смешно. Она знала, что большинство слухов — полное враньё, и видела, чем он занимался на самом деле. Он не занимался активным поиском невинных жертв, не хранил трупы в своей берлоге, не бросал в тела дротики (да и в дартс играть вообще не умел). Он на деле сильно отличался от «легенды»: не был жестоким и заранее ничего не планировал. На самом деле, он был скорее нормальным парнем, чем кровожадным монстром.

Но Зак мог быть куда опаснее, чем говорилось в слухах.

Это звучало страшно, когда она задумывалась, но для неё он не представлял опасности. Они дружили, и он заботился о ней.

 — Если всё в порядке, я пойду спать, — сказала Рейчел в надежде, что этого будет достаточно, и он уйдёт.

 — Хочешь, я побуду с тобой, пока ты не уснёшь? — предложил он, и её едва не стошнило.

 — …Нет, спасибо. Всё в порядке.

Он не ответил, но и уходить не спешил. Рейчел сжала ручку крепче, слушая собственное гулко бьющееся сердце. Глупо, но это придавало уверенности.

Наверное, Зак был прав, когда просил её носить с собой оружие. Это могло пригодиться. Стоило позже попросить Кэти чаще водить её в тир.

 — Ты… чего-то хотел? — осторожно спросила она, потому что Макс всё не уходил, и тут же пожалела об этом. Нужно было выигрывать время молчанием.

 — Я просто хотел поговорить. Может, впустишь меня? — попросил он.

 — Прости, но я очень устала и хочу спать, — тут же ответила она. Ей не хотелось ни впускать его, ни видеть в принципе. — Я слишком сонная для разговоров.

Наступила долгая пауза.

 — Рейчел, — сказал он твёрдо и почти угрожающе. — Впусти.

Вот и слетела маска заботливого парня. Рейчел почувствовала, как от страха сжимается желудок — то была не паника из-за призрачного риска, но настоящий ужас от реальной опасности.

Не самое приятное чувство.

 — Пожалуйста, дай мне поспать, — тихо повторила она.

 — Рейчел, не упрямься. Открой дверь, — прошипел он.

 — Нет.

Она почувствовала себя смелее, едва сказала это. Но страх и беспокойство не отпускали — Макс даже не думал скрывать угрозу.

 — Мы оба знаем, чего я хочу, Рейчел, — тошнотворно слащавым голосом протянул он. — И ты тоже хочешь, я прав?

 — Нет, — она покачала головой.

Откуда у него вообще появилась эта идея? Она же весь вечер избегала его и была скучной, чтобы в итоге он её оставил в покое, разве нет?

 — Не ври мне. Ты же соблазняешь меня, потаскушка, — прохрипел он. — Держишься на расстоянии и манишь.

Так он думал? Так он себя оправдывал? Он же просто перевернул факты в свою пользу, чтобы в итоге оправдаться. А если бы он добился своего — в итоге просто обвинил её, сказав, что она его соблазнила.

Какой кошмар.

С каждой секундой она понимала, что он куда хуже, чем казалось раньше, и теперь ей хотелось вернуться в прошлое, пойти против мамы, и сбежать, не пересекаясь с ним.

Нужно было настаивать.

 — Нет.

 — Быстрее, Рейчел, скоро твоя мама выйдет из душа, и у нас не останется времени на веселье, — надавил он.

Её начало тошнить. Захотелось умереть.

Интересно, отреагировала бы мама, если бы Рейчел изнасиловал её любовник? Она бы разочаровалась, потому что Макс предпочёл её дочь, или обрадовалась, что мерзость, наконец-то, получила своё?

Защитила бы она монстра, которого сама породила?

 — Нет, — снова сказала Рейчел.

Нельзя было оставаться здесь.

Сегодня вечером она чувствовала пустоту, но уж лучше так, чем бояться. Лучше бы она слушала, как её родители ссорятся всю ночь, чем бежала к Заку из-за Макса.

Но выбора не было — дома было опаснее, чем обычно. Теперь она была уверена, что Макс обязательно может вернуться ночью и, будучи не таким осторожным, без колебаний выломает дверь. И она сама будет в этом виновата.

Она не собиралась оставаться в комнате и ждать.

Рейчел выронила ручку из вспотевшей ладони. Макс снова постучал в дверь, и её затрясло.

 — Открой ёбаную дверь!

 — Никогда.

Рейчел вложила в это слово всё своё отвращение, весь страх, весь отпор и всю решимость не пускать его.

 — Я был так добр к тебе, а ты мне отказываешь? — прошипел он. — Ты осознаёшь, на что меня толкаешь, монстр?

Она прикрыла глаза. Ещё один человек назвал её монстром.

 — Рейчел! — прорычал Макс.

Но она уже ушла. Спустившись вниз по дереву у окна, она убежала в тёмные, кишащие бандитами подворотни, которые сейчас казались в сотню раз безопаснее её родного дома.

А страх медленно, но верно сменяла прежняя пустота.

Глава опубликована: 09.01.2019

2.4 День рождения, фестиваль и обещание

Июнь 2ХХ7

Это был второй раз, когда Зак по одному взгляду на Рей понял, что что-то не так.

Реально не так.

Во-первых, её глаза снова были такими же дохлыми, как и в день их первой встречи, она была побитая и похожая на зомби. Во-вторых, она явно чего-то испугалась и вся дрожала. Она даже не постучала в дверь — просто влетела, запыхавшаяся, будто бежала марафон.

Рей всё ещё стояла в дверном проёме, и Зак на полном серьёзе испугался, что её ноги сейчас подкосятся, и она рухнет на пол, как тряпичная кукла. Она сделала несколько глубоких вдохов и, наконец, двинулась вперёд, медленно отпуская дверную ручку.

 — Рей?

Не ответив, она села на диван рядом с ним и обняла себя. На дворе стоял июнь, поэтому Зак знал, что она не замёрзла — просто пыталась прийти в себя.

 — Блин, всё в порядке? — спросил он, положив руку ей на плечо.

Что за тупой вопрос. Очевидно, не в порядке.

 — Я… Нет, ничего… Я… просто…

Она не смогла ничего внятно сказать, поэтому просто замотала головой.

Зак убрал руку с её плеча, чтобы погладить по голове. Рей закрыла глаза в попытке сосредоточиться на его прикосновениях, и он видел, как она постепенно успокаивается и открывает глаза. Но знал, что она всё ещё не в порядке.

Как, блядь, успокаивать девчонку, которая пришла с видом, будто увидела ёбаное привидение? Как вообще кого-то успокаивать? Зак до сих пор, после стольких месяцев не знал, что ей говорить и что делать. Он мог полагаться только на то, что однозначно её бы успокоило — и, к счастью, сейчас этого хватило.

 — Всё в порядке, — мягко сказал он. — Не знаю, чего ты испугалась, но здесь тебя никто не тронет, помнишь?

Она медленно кивнула, соглашаясь с его словами.

 — Я здесь, Рей, я с тобой, — вырвалось у него.

Он не знал, зачем, но чувствовал, что нужно это сказать. С ним ей нечего было бояться. Бля, да в этом городе трудно найти человека опаснее, чем он, так что, если за Рей кто-то гонялся — ему долго не жить. Зак не много мог сделать с её тараканами в голове, но хотя бы рядом с ним ей не грозило большинство физических угроз.

Он был рядом.

Если она была в опасности — он защитит. Так он поклялся себе, чтобы она больше не срывалась.

 — Да, ты… здесь, — выдохнула она. — Ты здесь. Меня никто не тронет, — и, снова закрыв глаза, повторила: — Меня никто не тронет…

 — Что случилось?

 — День… с самого начала не задался.

Она не торопилась с рассказом и пыталась отдышаться. Совсем скоро Рей обхватила ткань его толстовки. Зак не знал никаких «дружеских утешительных жестов», но кажется, это ей помогало.

 — Мне досталось… — тихо выложила она. — Потом папа ушёл, мама позвала любовника, и…

Ей не нужно было заканчивать. Ещё в тот день, когда она рассказала, что этот ебанат вломился в её комнату, стало ясно, что она его боится. Вот именно этот ублюдок наверняка был одним из тех кадров, которые прикидываются нормальными чуваками, а в итоге оказываются хуже самого Переулочного Убийцы. И это бесило.

 — Блядь, снова этот хрен? — воскликнул он.

Она крепче сжала толстовку.

 — Ага. Обычно я сразу уходила к тебе, но сейчас… — она напряглась от неприятных воспоминаний. — Он попросил маму, чтобы я осталась.

Как он посмел?

Как тебе хватило наглости, дерьма ты кусок, заставлять Рей оставаться с тобой?

Зак ничего не сказал — ему не хватило слов описать собственную ярость. Знал бы он в лицо этого ебаната — тут же отрезал бы ему яйца и снёс голову.

 — Мне было так не по себе, — продолжила Рей, не подозревая о его нарастающем гневе. — Мне повезло, на ужине я не задержалась, но потом он пошёл ко мне в комнату. Хорошо, что я закрылась.

 — Он к тебе ломился? — встревоженно спросил Зак.

 — …Да. Сначала он хотел, чтобы я впустила его по-хорошему, потом попытался открыть дверь, и мне пришлось ему отвечать. Когда он понял, что я его раскусила, он перестал притворяться, и… Сказал, что я его соблазняю.

 — Ох, еба-а-ать!..

Она прижалась к его плечу — по сути, это было их вторым «дружеским утешительным жестом» — и слава богу, потому что сейчас Зак точно что-то бы сломал. Он еле-еле контролировал своё желание порушить что-нибудь, что угодно, чтобы сорвать свой гнев и досаду от бездействия. Если бы он сейчас не был нужен Рей — он бы уже был на полпути к её дому (а он помнил, где она живёт), чтобы убить этого парня как можно болезненнее.

Ох, как же его эта история разозлила!

 — Мне просто… так хотелось, чтобы ты был рядом, когда он пришёл, — пробормотала она, и Зак немного подавил жажду крови этого ублюдка. — Извини, наверное, прозвучало очень эгоистично.

 — Вообще-то, нет, — успокоил он. — Ты же испугалась. Всё в порядке.

 — Ага…

Наконец, она улыбнулась, но очень слабо. Она действительно выглядела дохлой и унылой, и он знал, что не сможет вернуть свет в её глаза, хотя очень хотелось иметь такую возможность. Сейчас было немного больно видеть её такой, словно он отвык от её «пустого» состояния. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя, наполниться, но Зак надеялся, что когда-нибудь сможет ускорить этот процесс.

 — Полегчало?

 — Ага, порядок.

Он прищурился. Её взгляд до сих пор был дохлым, а в голосе не было ни капли жизни. Она не просто испугалась — было что-то ещё.

Наверное, это было больше связано с очередной ссорой её предков. Неспроста Рей была дохлее, чем раньше. Случалось, что она приходила к нему просто уставшей от всего, но это не шло ни в какое сравнение с внутренней смертью, что она переживала во время их первых встреч. А сейчас как раз был этот случай. Она всё больше походила на сломленную девчонку из мусорного бака, и это ему не нравилось.

 — Не ври мне, Рей, — предупредил он. — Я чувствую, что ты не всё рассказала.

Она явно не хотела рассказывать.

 — Ты прав, я не в порядке, — Рей избегала его взгляда, потому что Зак снова пялился, а она всё ещё не могла выдержать этот взгляд. — Моя мама… сказала, что я мерзость.

Мерзость.

Слово эхом пронеслось в голове, возвращая слишком яркие воспоминания. Он слишком хорошо знал это слово и ненавидел его.

 — Её любовник назвал меня монстром.

Только не это ёбаное слово.

Только не оно.

Оно коварным шёпотом просвистело в его ушах, перерастая в бешеное шипение сломанного телевизора. В звук ливня, стучащего у него в голове, шуршание мусорных пакетов и шум отбрасываемой лопатой грязи. Этот яд проник в его жилы, разжигая старые шрамы.

Они не имели никакого права называть её монстром. Она — не монстр. Эти люди не знали, кто такие монстры. Они в жизни таких не видели.

 — Думаю, он прав, — прохрипела она. — Наверное, я и вправду монстр.

Он видел, как она снова позволяет ненависти поглотить себя, но не мог этого понять. Каждое её слово разжигало в нём ярость. Воспоминания наполнили его, несмотря на все те годы, что он пытался похоронить память как можно глубже в своей голове.

Ох, нет, она вовсе не была монстром.

Она не могла так себя называть. Не имела никакого права.

 — А может, они все не просто так это говорят? — продолжила она дрожащим голосом. — Может, я действительно мерзость. Может, я монстр, и просто обманываю себя, что я нормальная.

Нет, хватит.

Старая боль, старая злость от забытых демонов огнём пронеслась к его раненой душе, проникла прямо в голову.

 — Мне казалось, я говорил тебе перестать называть себя монстром, — прорычал он.

Ты ничего не знаешь о монстрах, ты никогда не видела настоящих монстров.

 — Но что, если это так? Я должна просто признать, что я мерзость!

Не должна. Ни за что. Не признавай, потому что это — ложь.

Она и рядом с монстрами не стояла.

 — Я должна принять это. Даже если я пытаюсь стать лучше, в глубине души я всё равно та, кем и была всегда. Я — монстр.

Монстр-монстр-монстр-монстр.

Она слишком часто повторяла это слово, и оно в его ушах звучало гораздо хуже, чем когда-либо. Это говорила она, своим собственным голосом, и Зак понял, что слышать это пиздец как больно.

Больнее, чем должно было быть.

Потому что она это говорила.

Теперь в его голове заезженной пластинкой носились воспоминания всех раз, когда он слышал это в свой адрес. Оно стрелой пронзало его сердце снова и снова, и старая рана в его душе напоминала, что она не затягивалась. Что она могла никогда не затянуться.

Что всё, кем он когда-либо был — это инструмент и ёбаный…

Монстр-монстр-монстр-монстр.

Хватит. Просто остановись.

 — Я же только сейчас поняла. Если они так часто это говорят, значит, говорят не зря? Я же монстр…

 — ЗАВАЛИ!

Она шокировано посмотрела, но Зак был слишком зол. В его груди будто бесновался лесной пожар, это было больно, и он настолько сильно злился на эту боль, что не мог контролировать свои слова.

 — Хватит, блядь, себя так звать! — взревел он. — Ради всего ёбаного святого, просто перестань!

 — Но ведь…

 — НЕТ! — его глаза страшно блестели от сдерживаемой ярости. — Ты не знаешь, что такое настоящий монстр, Рей. Ты. Не. Знаешь.

Кажется, она снова испугалась, но он этого не замечал.

Не хотел замечать.

Рей тонула в самоненависти, и не хотела осознавать, что просто несёт хуйню, которую ей вбили в голову. Она не могла понять, как сильно его задели её слова, но он не собирался этого показывать. Прямо сейчас он хотел, чтобы она не видела ничего, кроме одного факта: она не была монстром.

Он захотел показать ей настоящего монстра.

 — Но я…

Зак схватил её за горло, вынуждая посмотреть ему в глаза. Их лица находились на расстоянии всего нескольких сантиметров, и он мог заметить в её пустых глазах отголоски непонимания и отчаяния.

Ему было плевать.

Он прожигал её своим взглядом, пытался утопить её в собственном гневе, желал, чтобы она боялась его, боялась за свою жизнь. Чтобы наконец-то увидела ужасающую правду.

Он хотел, чтобы она посмотрела на монстра, которым он был.

 — Посмотри на меня Рей. Просто, блядь, посмотри на меня.

Она должна была посмотреть реальности в глаза. Она — не монстр. Монстров не знали что её родители, что она сама.

Так что, он охотно покажет ей.

 — Вот кто здесь настоящий монстр. Прямо перед твоими глазами монстр, убивающий людей, — он сдавил её горло сильнее. — Монстр, который может убить тебя в любую секунду. Мои руки в крови по локоть, — говорил он, с каждым словом всё резче и громче. Он хотел, чтобы она услышала правду, и плевать, готова она или нет. — Я — изуродованный монстр. Монстру вроде меня не место среди людей. И этот монстр никогда не станет НОРМАЛЬНЫМ, БЛЯДЬ, ЧЕЛОВЕКОМ!

Последние слова прозвучали в тишине громче свиста косы.

Он хотел, чтобы она увидела, действительно увидела монстра, с которым дружила. Мерзость, о которой она знала так много, но всё же практически ничего.

 — Это я монстр, — сказал он. — А если ещё раз так себя назовёшь — я вскрою тебе горло.

Он жёстко отпустил её и тут же отвернулся, сожалея о том, что сделал.

Да, он хотел сказать, что она нормальная, и что она не одна, потому что это было правдой.

Но не кричать на неё, не душить. Не угрожать. Это было подло и неправильно с его стороны. Потому что она и так просила убить её — это раз, и два — потому что он бы никогда не убил её за подобное. Зак прекрасно осознавал, что они оба сейчас были не совсем в здравом рассудке, да и жестоко это было бы. Он не должен был заходить так далеко.

Но он был зол. И злился до сих пор. Зак злился, потому что по-другому не мог справиться с болью.

 — Извини, — слабым жалким голосом просипела она и встала. Он не останавливал. — Я… спасибо, что утешил. Извини.

Он знал — она не понимала, почему он разозлился. Она же не знала о его прошлом.

 — Извини, Зак, извини…

Он услышал, как открывалась дверь: она уходила. Ночью, в подворотни — хуже не придумаешь. Зак не знал, собирается ли она пойти домой, к тому ублюдку, или собиралась ночевать на улице, но в любом случае это было опасно.

Но ему всё ещё было больно, поэтому он не останавливал.


* * *


О, точно, у Рей же сегодня день рождения.

Зак не понял, как вообще это вспомнил, и откуда он знал, какое сегодня число, но теперь это засело в голове. Нельзя было вот так кидать её на произвол судьбы. Да, вчера она его ранила. Он даже мог более-менее припомнить, что у них случился спор, и что он накричал на неё. На самом деле, он повёл себя, как полный ебанат.

Он не был уверен, что это — часть дружбы.

Зак до сих пор считал её своим другом. Блядь, да они были знакомы больше года, не может же всё развалиться из-за такой хуйни!

…Или может?

Он не знал. У него раньше не было друзей, он не знал ни хрена подобного.

Всё, что сейчас понимал — он не хотел её потерять, и сейчас очень беспокоился.

Ну, да, посрались, но он до сих пор думал — надеялся — что Рей вернётся к нему, как пришла потусить на его день рождения. Не то чтобы у него уже были грандиозные планы, но…

 — Уф-ф, как же меня оно бесит.

Он не мог забить на неё. Если у неё снова те отстойные дни, значит, она будет мало хавать, и практически не сможет спать. Её предки могут снова издеваться над ней прямо сейчас. Вдруг снова случится пиздец, и Зак найдёт её поехавшей? Вдруг она в больницу загремит, и они какое-то время не увидятся вообще?

 — Блядь! — выругался он, пнул журнальный столик и вскочил с дивана.

Обычно ему было поебать на всё это — он знал, что у Рей вечно что-то происходит, и не мог с этим ничего поделать — но сейчас было немного по-другому. Он наорал на неё, так что не факт, что она пришла бы к нему.

Она задела его, и видела это. Зная её характер, она наверняка не вернётся и будет топить себя в вине и ненависти. Ей в голову даже могло прийти, что он после такого не захочет никогда её видеть.

Вот же проблемная малявка.

Зак вправду хотел, чтобы Рей пришла прямо сейчас, до неё что, ещё не дошло? Да, это было тупо и слащаво, но он хотел, чтобы она всегда была рядом, почему она до сих пор не уловила намёк?

Она ворвалась в его жизнь, а теперь могла никогда не вернуться. Он даже представить не мог, что больше её не увидит. Он представить не мог, что она боялась до такой степени, что не желала быть рядом.

Но вдруг он реально переборщил? Рей не дура — прекрасно знала, что он склонен к насилию, и почти не думает, прежде чем сделать. Она уже видела, когда он объяснял, что ненавидит враньё, но… вот это он ебанат. Он вправду мог её напугать. Вот же дебил.

Какой же ты тупица, Зак.

А зная себя, ему в жизни не хватит смелости сказать Рей, что он не хотел отпускать её.

Вот почему он был так ужасен в словах? Почему просто не сказать, насколько она была ему дорога? Ёб твою мать, почему он такой тупица?

Но было бесполезно рефлексировать и бесить самого себя — такими темпами он просто дом разгромит. Лучше было пойти и проверить наверняка, вдруг на самом деле у неё всё было заебись, и она снова таскается с подружками? Или на самом деле всё хуже некуда, и она сидит дома. Хотя, на самом деле было одно место, куда она вполне могла пойти, и проверить не повредит.

Зак вышел из квартиры. На улице уже было темно, но сейчас небо было чистое, и свет звёзд и луны хорошо освещали переулки. Он услышал музыку вдалеке — этим вечером намечался фестиваль. Музыка, танцы под открытым небом — в общем, всё то, чего он пытался избегать, потому что уж там-то точно не место убийце вроде него.

«Как-то даже странно, что в подворотнях не тихо», заметил он. Было непривычно, но Зак не мог сказать, в хорошем смысле или плохом. Но всё же какие-то перемены могли быть не такими уж и хреновыми.

Он пошёл по узким переулкам, которые знал как свои пять пальцев, по дорогам, где мог спокойно ходить хоть с закрытыми глазами, по своему миру, своей территории. Да, здесь как раз было самое место монстру вроде него. Только здесь он мог найти жертв достаточно счастливых, и здесь убийства были настолько рутиной, что об убитых даже никто не скучал. Он был опасен даже для авторитетов и, как доказательство — какие-то три бандита, что стояли на пути, разбежались, едва его увидев.

Его все боялись.

В обычный день он бы погнался за ними, но сейчас забыл об их существовании, как только они скрылись с глаз.

Сегодня он пришёл не убивать. Сегодня было кое-что важнее, и Зак снова вспомнил девочку, не принадлежащую миру переулков, но приносившую чувство, будто он тоже может вписаться в её мир нормальных людей.

Зак дошёл до мусорного бака.

Теперь, подумав об этом, он понял, что не был здесь уже год. Ему это было не нужно.

Он мог придумать несколько причин: копы уж больно зачастили с облавами, Майкл Джонс почти не высовывался, люди избегали переулков… Но в глубине души он знал настоящую причину.

Он встретил Рей.

Он стал осторожнее, спокойнее, контролировать вспышки гнева стало легче. Было не настолько скучно, и он всё меньше времени бесцельно бродил по улицам. Он нашёл что-то, что хотелось видеть сильнее, чем отчаяние на лицах жертв. Он был даже не против видеть на пути радостных людей. И в груди что-то странно ёкало при мысли об убийстве невинных людей: а вдруг они как-то связаны с Рей?

Он неохотно убивал даже в подворотнях — не хотел, чтобы она наткнулась на тело или бандитов возле него. Это было бы не самым приятным опытом, а подворотни и без того не самое безопасное место.

Раньше Зак бы и не подумал о том, что может кому-то нанести травму. Сейчас он был осторожнее. Он совершенно не хотел снимать перед ней бинты — ей было бы противно. Он не собирался втягивать её в своё прошлое, хотя Рей точно начнёт переживать — это было бы куда опаснее, чем её проблемы для него. И не хотелось просто выглядеть перед ней раненым или слабым. Было сложно проявить к ней доброту, показывать слабость выходило за рамки невозможного.

За год он стал достаточно мирным, чтобы больше не ходить к этому баку, и всё из-за Рей. Она была спусковым крючком, она была началом всех этих новых эмоций, нового для него умиротворения.

Она незаметно и мягко меняла его жизнь, и он с радостью позволил ей это делать, раскрывая объятия перед всем, что она приносила с собой. Она встряхнула его привычный уклад, как тихая буря, а бог свидетель, как сильно Зак любил ураганы.

Так что, как бы это ни было глупо и смешно — он не мог отпустить её. Не сейчас, когда она столько для него значила.

Зак постучал по баку.

 — Я знаю, что ты там.

Ответа не было, но он знал, что она внутри. Наверное, просто интуиция — он знал наверняка, что она свернулась калачиком точно так же, как в их первую встречу.

 — …Хреновый выдался день?

Он ждал. Он знал, что она там. Чувствовал.

 — Да, — наконец ответила она.

Да, он с самого начала оказался прав. Не то чтобы много думал, но решил довериться интуиции.

 — Родители?

 — Да. Ну, я… знала, что так будет. Сегодня же день моего рождения.

Он мог буквально почувствовать подноготную её слов. Он знал её достаточно, чтобы понимать — она ещё не забыла, что родители назвали её мерзостью. В конце концов, только вчера об этом ссорились.

 — Больно? — спросил он, подавляя желание открыть крышку.

Пока нельзя. Её голос звучал тихо и ровно, но с явной долей грусти — она всё ещё винит себя за вчера. А ещё он боялся открывать, потому что не знал, что делать дальше. Нужно было сказать, что он не обижается и не злится, что ему очень жаль. Что он просто со злости захотел её припугнуть и переборщил. Но Зак не знал, как утешать и успокаивать кого-то, кого он сам обидел.

 — Всё в порядке, — ответила она. — Они скорее… обзывались, чем били. Мне в плечо попала тарелка и меня толкнули несколько раз, но в целом — бывало и хуже.

 — Я не только про синяки спросил.

Пауза.

 — Вот как.

 — Рей, отвечай.

 — Да как обычно… — еле слышно пробормотала она. — Начали с самого утра. Они жалели о моём рождении. Это худший день в их жизни. Зачем напоминать им лишний раз? Я не должна была появляться на свет. Я только всё испортила, я обуза, я…

…Монстр.

 — Я не в порядке, — тихо добавила она. — И мне очень больно.

Спустя пару секунд тишины Зак услышал тихие всхлипы, и в сердце что-то сжалось. Нужно было открыть крышку прямо сейчас и вытащить её, но он до сих пор не мог. Какая-то его часть до сих пор не знала, что делать с рыдающими сломленными девочками, которых он обидел. Не знала, что делать после того, как он увидит её.

 — Извини… — прошептала она. — Я тебя разозлила.

Так вот почему она плакала. Не из-за родителей-ебанатов, которые только расшатали и без того хрупкую психику. Из-за вчерашнего. Потому что она его разозлила. Обидела.

Он не хотел прикидываться, будто ничего не случилось. Не хотел врать, что это херня. Да, не настолько важный эпизод, но и не пустое место. Нужно было поговорить об этом, потому что друзья, наверное, так и должны поступать после ссор.

 — Ага.

 — Я сделала тебе больно.

 — …Да, есть немного.

 — Ты и раньше просил, чтобы я не называла себя монстром, но я не послушала. Извини.

 — Я тоже хорош, не нужно было так тебе угрожать.

 — Ты же предупреждал, что убьёшь меня, если что-то случится.

 — Каким я оказался бы долбоёбом, если бы из-за пары тупых слов полез убивать тебя?

Она несколько секунд молчала, прежде чем из бака снова раздался плач.

 — Извини, Зак, — всхлипнула она. — Пожалуйста, извини.

Теперь Зак не мог просто стоять и слушать. Да и поебать, что он не знает, что делать дальше! Нельзя было просто кинуть её в таком состоянии. Он отбросил последние сомнения и открыл крышку, чтобы увидеть её, свернутую калачиком, спрятавшую лицо в коленях.

 — Рей.

 — Извини, — повторяла она. — Я виновата.

 — Так, послушай, — вздохнул он. — Я обиделся, бывает. Когда меня что-то задевает, я иногда реагирую слишком бурно… — и натянул на лицо капюшон. Ему не нравилось говорить о своих чувствах, которые скрывал даже от самого себя, но сейчас не было другого выхода, если он хотел, чтобы его поняли. — Потому что не могу по-другому. Это самозащита. Мне проще злиться, чем обижаться. Это как… твои извинения, сечёшь?

Рей медленно кивнула.

 — Ты, наверное, подумал, что я слишком сильно отреагировала, — пробормотала она. — Извини.

 — Объясни, — мягко попросил он. — С чего это тебе было хуже, чем я ждал?

 — Я ненавижу себя, когда обижаю людей, — сказала она. — Это как навязчивая мысль. Я прогоняю детали снова и снова, спрашиваю себя, обдумываю всё, что я сделала, всё, что сказала, и где я ошиблась. Всё выходит из-под контроля, потом я срываюсь… — она прикусила губу, и по щекам потекли свежие слёзы. Не договорив, она покачала головой.

 — И? — подтолкнул он.

 — Я не могу просто думать, что всё будет хорошо или это не так уж и важно, — прохрипела она сквозь рыдания. — Я не могу думать, что это не конец света, что меня простят. Я просто… ненавижу себя всё сильнее и сильнее, и ничего не могу с этим поделать.

Рей вытерла глаза рукавом. Зак ничего не делал, не говорил — сейчас выговориться нужно было ей. Он начал медленно понимать её логику. Были моменты, когда ей было на всё пофиг, и были моменты, когда она чувствовала слишком много за раз. Она так долго сдерживала эмоции, что теперь не знала, как с ними справляться.

 — Всякий раз, когда я причиняю кому-то боль, раны в итоге остаются только у меня.

Никто не мог обижаться на неё сильнее, чем она сама.

 — Ты вообще себя не бережёшь, — тихо пробормотал он.

Он хотел сказать гораздо больше этой констатации факта, но не смог подобрать слов. Ну почему он был таким идиотом, когда дело доходило до нежностей? Вроде не так уж сложно! Раньше он ведь смог её успокоить, так почему не мог найти правильных слов прямо сейчас?

 — Да, я… — и Рей замолкла, задумавшись. Наверное, она вообще впервые думала об этом. Ей хотелось найти какой-то весомый аргумент, почему она заслуживала всего того, что с собой делала. Зак бы не принял того, что она ужасный человек и во всём виновата. — Я… не знаю, почему так, — признала она.

 — Ты же всего лишь человек, — мягко напомнил он.

 — Ага…

Кажется, он всё равно её не убедил. Но ведь она самый настоящий человек, в отличие от него. Она вела себя так, будто ей нужно было быть ангелом непогрешимым или ещё какой-то ересью, но всё равно оставалась маленькой, хрупкой, неидеальной человеческой девчонкой, и это было нормально. Она была нормальной.

Он предпочитал, чтобы она такой и оставалась: со всеми своими недостатками, причудами, ошибками, сомнениями и заёбами, потому что это — часть её. Он слишком заботился об этой малявке, чтобы не принимать её такой, какая она есть.

Ей не обязательно быть идеальной, чтобы он дорожил ею.

 — Но я всё равно наломала дров… — слабо возразила Рей.

 — Было бы странно, если бы ты в жизни не косячила.

Наступило долгое молчание, за которое она осознавала сказанное. Рей подняла голову, и Зак увидел её опухшие от слёз глаза.

 — Я слишком часто «косячу».

 — До моих косяков тебе всё равно ещё далеко, подруга.

Она хотела что-то сказать, но передумала. Не хотелось говорить, что он ошибается. Она не знала о его прошлом, по которому он явно мог судить. Зак прожил на семь лет больше неё — и за эти семь лет он определённо совершил больше ошибок, чем она.

 — Но тебя это не сломало, — прошептала она.

Он невозмутимо пожал плечами.

 — А ошибки — это как стены. Через них нужно прорываться. Застрянешь на одной — и в итоге в жизни не двинешься дальше.

Наверное, глупости, но так он и жил. Если на пути что-то появляется — он избавится. Если он облажается — ничего, переживёт. Он не мог иначе, потому что раньше одно препятствие уже означало смерть. Он бы просто не выжил, если бы не двигался вперёд несмотря ни на что, если бы не поднимался на ноги даже после самых худших решений. Его так воспитали.

 — Ты… прав.

 — Я не собирался тебя наёбывать.

 — Извини за мой пессимизм, — Рей вытерла лицо и грустно посмотрела на Зака. — Зачем… ты пришёл?

 — За тобой, — не думая, ответил он, и её встряхнуло. — За тобой пришёл, потому что я за тебя переживал, и чувствовал, что ты в итоге придёшь сюда, — и, с глубоким вдохом, выдал: — Извини, я вчера повёл себя, как последний кретин, — а теперь нужно было сказать всё остальное, потому что она в жизни не поймёт. — Я не должен был заходить так далеко. Извини, — да не тормози же ты, блядь! — Я…

СКАЖИ УЖЕ, ЁБ ТВОЮ МАТЬ!

 — Я бы сам себя возненавидел, если бы тебя вот так отпугнул.

Ладно, он хотел сказать не совсем это, но лучше вариантов не было. Зато начало было положено.

На секунду Рей казалась такой растерянной, а потом снова спрятала лицо.

 — Зак, я сейчас расплачусь.

 — Да ты и не переставала рыдать, — ответил он и, наклонившись, протянул ей руку. — Давай, двигаем отсюда.

Она по-детски покачала головой.

 — Я вся в слезах и у меня лицо опухло.

 — Да блядь, хватит уже!

Он сам схватил её за запястье и, прежде чем она смогла что-то сказать, потянул её на себя. Рей удивлённо вскрикнула, когда он притянул её к себе и приобнял за талию, чтобы не упала. Она рефлекторно обхватила его торс, пытаясь найти твёрдую почву под ногами, пока он ставил её на землю.

 — Так-то лучше, — гордо усмехнулся он.

 — Это было внезапно, — выдохнула она, хватаясь за ткань его толстовки. Он хихикнул, и она уткнулась в него. — Зак…

Ох, мать, когда она так звала его по имени — хотелось не отпускать её никогда.

 — Не переживай. Я от тебя не убегу.

В его груди что-то накрыло волной тупого облегчения и каких-то других чувств, которые он не понимал, и Зак почувствовал неудержимое желание крепче прижать её.

Примерно на этой мысли до него дошло, что он всё ещё обнимал её за плечи и держал её запястье.

Вот так поворот.

Сейчас они были ближе всего к тому, что люди называли нормальными объятиями.

К счастью, она не могла видеть, как его щёки покраснели от смущения, когда он мягко отстранял её от себя. Он не мог творить такую слащавую херню, не мог быть таким милым, нет-нет-нет, он не мог хотеть обнимать её, его сердце не могло так сильно колотиться в груди, он не мог из-за неё чувствовать себя так…

Так…

Ох, блядь!

 — Погнали уже, ладно? — проворчал он.

Он развернулся, чтобы уйти, и Рей пошла за ним.

 — А куда мы идём? — спросила она, шмыгая носом.

 — Скоро фестиваль начнётся. Музыку, что ли, не слышала?

На самом деле он только что придумал этот план, но увидев, как загорелись её глаза, он понял: не прогадал. С улыбкой он нежно погладил её по волосам.

 — Блядь, это же всё-таки день рождения. Нужно хоть как-то повеселиться.


* * *


Рейчел продолжала вытирать щёки, когда они пришли в парк. Большинство групп уже собрались, так что было многолюдно, и все общались, пели и танцевали. Атмосфера была веселее некуда, а темноту разгоняли светодиодные гирлянды на деревьях.

Она боялась, что они будут слишком выделяться — уж слишком настроение отличалось — но никто и глазом не моргнул. Толпа не обращала никакого внимания на девочку с опухшими глазами и высокого парня в бинтах, проскользнувших в парк, и они с легкостью растворились между веселящимся народом.

Рейчел никогда не видела парк таким. Как будто в другое место попала. Она, конечно, знала, что каждые три года здесь проводят фестиваль, но ни разу не была там, и пришла в полный восторг, когда Зак предложил сходить.

Она никогда не говорила ему, что любила танцевать.

Фестиваль был чем-то, чего она всегда хотела, а сегодняшний вечер подходил как нельзя кстати. Зак был прав: это же день рождения, было бы глупо потратить его на слёзы и уныние. Она не смогла удержаться от кругового движения, минуя танцующую пару — её тело само реагировало на музыку.

 — Не думал, что столько народу повалит, — проворчал Зак. Ему было немного неловко, но глаза всё равно сияли, как у ребёнка. Несмотря на шум, Рей довольно чётко его расслышала.

 — Да, я как-то тоже, — призналась она с лёгкой улыбкой.

Он ущипнул её за щеку.

 — Хе-хе, а ты уже взбодрилась.

 — Тебе за это спасибо, — нараспев сказала она. Какой-то мимо танцующий случайно толкнул её ближе к нему. — А ты тоже здесь в первый раз?

 — Я похож на парня, который часто на танцульки бегает? — пожав плечами, саркастично спросил он. — Я вообще охуеваю, что в нас пальцем не тыкают.

 — Люди слишком заняты, чтобы замечать нас, — пояснила она. — С толпой легко смешаться. Не думаю, что им есть до нас дело.

Было нетрудно догадаться, что Зака беспокоила толпа. Он ясно сказал, что монстру вроде него не место среди нормальных людей — а попасть на подобный праздник жизни, наверное, было для него полным шоком.

 — Надо попытаться… — Зак быстро уклонился от бегущих навстречу детей, и Рейчел впечатлилась плавностью его движений. — …Найти место, где людей поменьше, — прохрипел он.

 — Да, согласна, — кивнула она. Люди всё приходили, и она почувствовала, что такими темпами толпа их просто раздавит.

Он сказал что-то ещё, но она не слышала, привлечённая свистом и возгласами. Она повернула голову туда, где люди обступили двух танцоров. Рей слегка улыбнулась, признав в толпе рыжую макушку Ленни, и повернулась обратно к Заку.

Которого там уже не было.

 — Ох, блин.

Последнее, что нужно было для полного счастья — потерять его в толпе. Рей пару раз подпрыгнула, чтобы найти его, и, в итоге, увидела его высокую фигуру между двумя группками поменьше. Она поспешила ему навстречу. Как гениально с их (точнее, с её) стороны — в центре толпы разевать рот на кого-то левого, а не держаться вместе. Такими темпами они могли терять друг друга бесконечно.

 — Рейчел, это ты?

Она сразу узнала этот голос.

О, нет.

Только не он.

Тошнотворно слащавый голос Макса.

Внутри скрутился неприятный узел и, когда начала нарастать паника, она попыталась скрыться между тремя парами среднего возраста. Вдруг повезёт, и она спрячется, скроется, исчезнет…

 — Рейчел!

Поздно.

Она едва не позвала Зака, но не хотелось привлекать к нему лишнее внимание, так что прикусила губу и попыталась просто уйти подальше от маминого любовника. К сожалению, путь преградили какие-то подростки, не заметившие её. Макс нагнал её.

Блин!

 — Эй, Рейчел, прости за вчерашнее, — сказал он.

Снова решил поиграть в хорошего парня, видимо, потому что на людях. Она просто хотела, чтобы это сожалеющее выражение стёрлось с его лица, потому что оно было до тошноты фальшивым.

 — Отвали от меня, — набравшись смелости, прошипела она. Он же на людях ничего ей не сделает, ведь так? А люди были здесь повсюду, ему не хватит наглости.

…Ведь так?

 — Я повёл себя очень некрасиво, — продолжал он.

Она даже не слушала. Она думала, как сбежать.

Да, люди были везде, но она сама говорила Заку — никому нет до них дела. Макс, скорее всего, здесь не сделает ничего, но он вполне мог увести её с собой — и всем будет плевать. Она была похожа на девочку, сбежавшую из дома на танцы, но тут её поймали и теперь уводили домой. Никто палец о палец не ударит. Они поверят Максу, если он скажет, что просто уводит её домой.

Сейчас она могла рассчитывать только на себя.

 — Просто отстань, — повторила она, сжала кулаки и начала оглядываться в поисках лазейки. Сердце колотилось в груди, в горле пересохло — но она заставила себя не впадать в панику.

Нужно было найти выход.

 — Давай потанцуем? — предложил Макс и положил руку ей на плечо.

Нашёлся.

Продумав план, Рейчел глубоко вдохнула и посмотрела ему прямо в глаза.

Теперь она не собиралась просто терпеть.

 — Нет, — сказала она и ударила его по руке.

Зак бы гордился ею.

Макс на секунду опешил — и этого хватило, чтобы она бросилась в толпу как раз в момент, когда две пары освободили проход. Она была гордая тем, что НАКОНЕЦ-ТО смогла дать отпор, но это далеко не значило, что всё закончилось. Она бежала, лавируя и уклоняясь толпы, ускользала в узкие пространства, расталкивала всех руками и ногами. Сейчас было не до извинений, первым приоритетом было сбежать. На какую-то секунду ей показалось, что она смогла, но, услышав зов и оскорбления, стало ясно: Макс пошёл за ней.

Самой первой мыслью было пойти в подворотню.

Там ей, наверное, было бы безопаснее, потому что там она сможет скрыться. Если получить достаточно форы — он ведь должен был поколебаться, прежде чем идти в тёмную подворотню — она смогла бы по лестнице подняться на крышу. Изначально она планировала изучить подворотни на каникулах, но и нынешних знаний было достаточно для нескольких планов побега. Пришло время проверить, чего её планы стоили.

Независимо от того, какими жуткими были подворотни, как опасно было находиться там в одиночку, особенно посреди ночи, Рейчел не могла придумать, куда ещё пойти.

Место, куда большинство людей не сунулись бы, было её единственным убежищем.

Рейчел удалось выбраться из толпы, и она проглотила ругательства, когда поняла, что до подворотни путь неблизкий. К счастью, она хорошо знала парк, и дойти к главной улице не должно было составить большого труда.

Она бежала между деревьями, подальше от толпы. Здесь едва горел свет, вокруг не было ни души, и царила жуткая атмосфера, но Рейчел, игнорируя собственное сердце, бежала дальше.

За ней было кое-что пострашнее деревьев.

 — Рейчел!

Она была быстрой, но, к сожалению, он был быстрее, а ей не хватало выносливости.

 — Уйди!

Не послушав, он бросился к ней и схватил за руку. Сердце Рейчел пропустило удар, и она вырвала запястье.

 — Сучка! — гаркнул Макс, толкая её за плечо на землю.

 — Пусти! — пропищала от страха она.

 — Тише, малышка, — прохрипел он, тяжело дыша. Наверняка поймать её было не так просто. — Ты и так заставила меня попотеть.

 — Отвали от меня!

Она попыталась вырваться, но тело словно отказывалось реагировать. Она не могла скрывать страх в собственном голосе, её дрожащие ноги не шевелились, а руки словно приковало к земле.

Но нельзя было просто лежать, нужно было защищаться. Она не могла просто принять всё, что он собирался с ней сделать, потому что её парализовало от страха. Она не могла себе этого позволить.

 — Зря ты побежала сюда, — хихикнул он. — Здесь твоих писков никто не услышит…

Тело не слушалось Рейчел, но мозг работал на полную катушку. В голове возникали планы один за другим, и они все начинались с одного: нужно было избавиться от паралича.

Нужно было двигаться, сопротивляться…

Стоп.

Победное выражение лица Макса сменилось чистым ужасом. Он будто застыл, и хватка на её запястье ослабла. Он смотрел куда-то вперёд, но она не могла увидеть, что напугало Макса до того, что теперь парализовало его.

 — Ч-что за… — просипел он, отпустил её и попятился. — Э-это нож?..

Рейчел нашла в себе силы сопротивляться панике настолько, чтобы обернуться. И сразу стало ясно, чего Макс испугался.

Появилось нечто опасное.

В тени просто так было не заметить, но к ним спокойным размеренным шагом направлялся высокий человек. Луна отражалась от лезвия ножа в его руке.

Подойдя ближе, он поднял три пальца и, кажется, он улыбался.

От этой безрассудной, безумной улыбки внутри Рейчел похолодело. Это была улыбка охотника, хищника. Хищник был готов поиграть. Она пыталась его рассмотреть, но в темноте ночи капюшон скрывал почти всё его лицо, как будто человек был живой тенью.

Она видела только его улыбку, и это выглядело только страшнее.

Опустился первый палец.

Его глаза блеснули, и внезапно стало ясно, кто здесь его добыча. Макс опешил, увидев, как опускается второй палец. Хищник будет охотиться не за девочкой на земле — за ним. Этот призрак, этот монстр пришёл именно по его душу.

Макс в страхе открыл рот, всё его тело вздрогнуло, и он наконец начал убегать в вялой попытке спасти свою жизнь.

Опустился третий палец.

Рейчел наблюдала всю сцену так, будто её там не было. Словно во сне: она едва могла осознать, что происходит. Макс был в десяти метрах от парня, и он уже бежал, но хищнику хватило меньше секунды, чтобы нагнать его и ударить коленом в спину.

Прежде, чем Макс закричал, парень схватил его за затылок и приложил лицом о ближайшее дерево. Затем отпустил, чтобы ударить локтем в живот и, хоть это был третий удар, Максу этого хватило, чтобы отключиться. Он упал без сознания, и парень засмеялся, занося нож.

 — Не убивай его! — крикнула Рейчел.

Пауза.

Время словно остановилось.

Она осмелилась прервать его охоту, она разрушила чары, она напомнила хищнику о своём существовании и больше не была в безопасности. Она почувствовала, как сердце бьётся от предчувствия, а ладони потеют.

Она не знала, что сейчас случится. Она не могла предвидеть действия этого человека. Она не знала, напугана, или нет, но всё же взмолилась, чтобы её слова дошли до него.

Парень с безумной улыбкой повернулся к ней. Всё, что она могла увидеть — его улыбку, его глаза и сияние ножа, которым он указывал на неё.

Он угрожал? Он хотел убить Макса на её глазах? Или он собирался убить её прямо сейчас?

Рейчел глубоко вдохнула и оттолкнула сомнения.

 — Не убивай его, — повторила она. — Пожалуйста. Я не хочу этого видеть. Будут проблемы, когда полиция найдёт труп.

Парень в полной тишине смотрел на неё, не двигаясь. Как будто не услышал — но она знала, что это не так. Она стала увереннее.

 — И у меня день рождения, поэтому, пожалуйста… Можешь его не трогать?

Ноль реакции.

 — Пожалуйста.

Он пристально смотрел на неё, но она не позволила себе отвернуться. Она его знала. Она пообещала, что не убежит. Он был ей не чужой. Он не был призраком. Он не был тенью.

Он не был монстром.

 — Зак.

Он вздрогнул, услышав, как она зовёт его по имени. Ободрённая, она снова позвала:

 — Зак…

Она попыталась вложить в голос всю свою нежность, пыталась в звуках его имени сказать, что он не монстр, что она не боится его и не сбежит. Она просто хотела, чтобы он снова стал собой.

Несколько секунд ничего не происходило, и она испугалась, что этого было недостаточно. Но затем нож внезапно исчез.

Облегчение накрыло её, замедляя бешеное сердцебиение. У неё получилось. Она вдохнула, осознавая, что всё это время не дышала, и просто смотрела, как он подходит к ней.

Она не видела его лица, но знала, что в безопасности.

 — Извини, чутка увлёкся, — теперь она могла отчётливее увидеть его лицо. Он еле улыбнулся своей прежней улыбкой, и протянул руку. — Ты в порядке?

Рей кивнула.

 — Да. Я просто… испугалась немного, — призналась она, приняла его руку, и Зак поднял её на ноги. Он не отпускал её и она, так как тоже не хотела его отпускать, ничего не сказала. — Спасибо, что спас. Опять, — добавила она.

 — Я тебя в толпе потерял, — пробурчал он, — и пытался найти, но ты такая мелкая, поэтому я вышел в парк. Потом я услышал, как этот ублюдок тебя зовёт, а ты как раз бежала в мою сторону… — его рот чуть скривился. — Он так, блядь, радостно улыбался, а ты была в опасности, так что меня немного перемкнуло. Я забыл, что не в подворотне.

Рей действительно не знала, что на это сказать, но факт, что он снова пришёл за ней, согревал изнутри. Наверное, ей снова повезло, но сейчас она об этом даже не задумывалась: главное, что благодаря ему она была в безопасности. Его рука почти полностью обхватывала её ладонь, придавая уверенности, как бы говоря «я рядом».

Ей нравилось, когда он был рядом. С Заком было безопаснее всего.

 — Знаешь, ты… тоже меня напугал, — решила сказать она. — То есть… я никогда тебя таким не видела. Ты будто не узнал меня.

 — Эй, я просто хотел порешить этого парня и не понял, почему ты мне помешала после того, что он собирался с тобой сделать, — оправдался Зак, надувшись, как ребёнок. — И я уже сказал, что меня немного перемкнуло.

Рейчел на несколько секунд задумалась, прежде чем кое-что попробовать.

 — Можно, я тебя обниму?

За ней гнался один из самых страшных людей, что она знала. Её друг едва не слетел с ума от жажды крови, и чуть не убил человека на её глазах. Он наставил на неё нож, когда она попросила остановиться.

И день сегодня выдался просто паршивый.

Обычно она не была «человеком обнимашек», но сейчас признавала, что прикасаться к Заку ей было не противно. Сейчас она могла бы обнять его.

 — Эй-эй, без этого! — запротестовал он, явно смутившись. — Это… неловко, — пробормотал он.

 — О, ну ладно, — слегка разочарованно ответила она, пожимая плечами. Что ж, она пыталась. Не заставлять же его.

Зак нахмурился, но затем мягко обхватил её затылок и прижал её лбом к своему торсу, как обычно она делала сама, когда было плохо. Обхватив его рукав свободной рукой, Рейчел еле улыбнулась и закрыла глаза. Он гладил её по волосам, и она слышала, как бьётся его сердце.

Ещё не объятие — но достаточно близко к нему, и пока что этого было достаточно.

Они оставались так ещё добрую минуту, прежде чем он неохотно отпустил её. Рейчел засмеялась, увидев, как он, до сих пор смущённый, избегает её взгляда.

 — Нужно вернуться на фестиваль, — предложила она. — Ты мне должен танец.

 — Чего?!

 — В качестве извинений за вчерашнее, — невинно добавила она. — И потому что у меня день рождения.

 — Зачем… — и раздражённо закатил глаза. — Тьфу, ладно, я в долгу, потому что был ебанатом, но танцевать не буду!

 — Как хочешь, — ответила она.

 — Ах, ты… — он потряс пальцем перед её носом. — Змея ты! Спецом это сказала, чтобы мне было неловко!

 — Сработало же.

 — Ненавижу тебя!

Зак яростно потопал, и она, не сдержав улыбку, побежала, чтобы не отставать.

 — Да ну? Ты меня всё ещё держишь.

Его вид в эту секунду ясно говорил, что он даже не заметил этого. К сожалению, она не могла увидеть из-за бинтов, но была уверена, что он покраснел. Как мило.

 — Не хочу снова потерять тебя в толпе, — пробурчал он.

 — О, тогда конечно, — согласилась она. Если они будут порознь — скорее всего, снова потеряются.

 — …Не ненавижу я тебя, — пробубнил он себе под нос, когда они снова вошли в толпу. — И вряд ли когда-нибудь смогу. Ты слишком, блядь, много для меня значишь.

Ох, нет.

Её грудь встрепенулась, и теперь пришла её очередь краснеть. Она смущённо отвернулась и, к счастью, он был слишком занят, расчищая им путь, чтобы обратить на это внимание.

Пришло ещё больше людей, и стало только хуже. Рейчел крепче ухватилась за руку Зака, чтобы не потерять его снова. Но он, казалось, знал, куда идти, поэтому она слепо следовала за ним, стараясь никого не задеть. С минуту побродив среди веселящегося народа, они дошли до более пустынной части парка.

Зак прислонился к ближайшему дереву и с тяжёлым вздохом отпустил её руку.

 — Ох, блядь, как же их дохуя… — проворчал он.

 — Ты… хочешь убить их, потому что они счастливы? — поинтересовалась она.

На секунду он задумался.

 — Да хотел… но, раз уж ты меня остановила, теперь вроде не хочу.

 — Это хорошо, — сказала она с облегчением, потому что не хотелось снова бегать или отчасти быть ответственной за резню. — Я…

Внезапно она услышала начало знакомой песни, и несказанно удивилась.

«Riptide» Вэнса Джоя. Она любила эту песню. Ленни вечно её напевала, да и по радио её часто крутили. Инстинктивно её тело начало покачиваться в такт музыке, и Зак с удовольствием это наблюдал.

 — Иди, потанцуй, а я здесь посмотрю, — предложил он, скрестив руки.

Кажется, он пытался сыграть на её неуклюжести. Иначе, почему его взгляд был таким издевательским?

Рей выгнула бровь.

 — Это вызов?

 — Да, покажи, что умеешь, — игриво сказал он с явной издёвкой.

Значит, хотел посмотреть? Отлично. Теперь у неё были все основания пойти и зажечь.

Рейчел забыла о робости и, показав ему язык, отправилась к танцующей толпе, немедленно подхватывая ритм.

Lady, running down to the riptide

Taken away to the dark side

I wanna be your left hand man

I love you when you're singing that song and

I got a lump in my throat because

You're gonna sing the words wrong

Она всегда любила танцевать. Когда ей было четыре, она целый год посещала кружок, но потом родители перестали видеть в этом смысл. Она знала большинство движений из книг, видео и танцевальных передач, но в основном импровизировала. Она нечасто танцевала — стеснялась, да и повода не было — но под любимую песню и потанцевать было не грех.

There's this movie that I think you'll like

This guy decides to quit his job and heads to New York City

This cowboy's running from himself

And she's been living on the highest shelf

Oh, and they come unstuck

Она двигала руками, ногами, ступнями, телом и бёдрами — резко, но точно. Она перестала волноваться, что о ней подумают, им всё равно было плевать. Прошли годы с тех пор, как она танцевала в последний раз, поэтому сейчас хотелось просто забыться, увлечься танцем полностью — и она с удовольствием это сделала.

Lady, running down to the riptide

Taken away to the dark side

I wanna be your left hand man

I love you when you're singing that song and

I got a lump in my throat because

You're gonna sing the words wrong

Она бросила мимолётный взгляд на Зака, счастливо ему улыбнулась, и повернулась обратно к толпе. Он до сих пор смотрел на неё, и она не знала, радоваться ей или смущаться. Как бы то ни было, именно он отправил её танцевать. Хочет смеяться — на здоровье, но сейчас ей было плевать.

I just wanna, I just wanna know

If you're gonna, if you're gonna stay

I just gotta, I just gotta know

I can't have it, I can't have it any other way

I swear she's destined for the screen

Closest thing to Michelle Pfeiffer that you've ever seen, oh

В груди была странная лёгкость и тепло, музыка наполнила её, вибрации ритмов резонировали с её движущимися ногами, лёгкий ветерок покачивал её волосы. Она была свободной и ошалевшей, забывшей, что она — сломленная и потерянная. Наверное, раньше она бы сама испортила себе этот момент счастья мыслями о том, что у неё не было на это права, но она целый год пыталась быть к себе снисходительнее. А сегодня и подавно не хотелось грустить.

Lady, running down to the riptide

Taken away to the dark side

I wanna be your left hand man

I love you when you're singing that song and

I got a lump in my throat because

You're gonna sing the words wrong

Ей было весело. Она бы в жизни не представила, что такое возможно после того ужасного дня, но вот она улыбалась и наслаждалась жизнью. Всё благодаря Заку, без него она бы и не сунулась на фестиваль. Её сердце снова переполнилось благодарностью к нему: он стал очень важной частью её жизни, и она не хотела даже представлять мир без него.

Lady, running down to the riptide

Taken away to the dark side

I wanna be your left hand man

I love you when you're singing that song and

I got a lump in my throat because

You're gonna sing the words wrong

Она смутно осознавала собственное взросление. Медленно, но верно она вступала во взрослую жизнь, и было трудно в это поверить — жизнь заставила её повзрослеть гораздо раньше. Но она менялась, и теперь могла найти в этом позитивные стороны. Она не была замкнутой тринадцатилетней девочкой, не была унылой четырнадцатилетней. Ей было пятнадцать, и впереди её ждало много новых вещей, новых уроков и просто много радостей взросления.

Lady, running down to the riptide

Taken away to the dark side

I wanna be your left hand man

I love you when you're singing that song and

I got a lump in my throat because

You're gonna sing the words wrong

Когда песня закончилась, она поняла, что вся запыхалась. Заметив, что за ней всё это время смотрело несколько человек, она смущённо им улыбнулась, пока новая песня не увлекла их в новый танец. Затем она побежала обратно к Заку, не в силах стереть с лица счастливую улыбку, хоть он и пялился на неё своим смущённым взглядом.

 — А ты… умеешь танцевать, — со странным благоговением промямлил он.

 — Ага, — смущённо признала Рей. — Я не говорила, но я люблю танцевать.

Он потянулся к её голове и, едва она приготовилась быть встрёпанной, он удивил её, заправив прядь волос ей за ухо. Он пристально смотрел на её лицо, её тело, будто до сих пор не верил, что хилая малявка вроде неё могла так двигаться.

 — Ого, — еле слышно выдохнул он. Его пальцы скользнули по её скуле, прежде чем он отстранился. Рука, которой он прикасался к ней, была словно наэлектризованная. — Не замечал, что ты выросла.

 — Да ну? — удивилась она.

 — Ага. Всё ещё малявка, но… — он задумчиво промычал, но при этом так на неё смотрел, что в груди стало тесно. — Больше похожая на женщину, что ли.

Прозвучало смято, но она достаточно хорошо знала Зака, чтобы понять смысл: она была похожа больше на подростка, чем на маленькую девочку. Она была всё тем же ребёнком, которого он больше года назад встретил в мусорном баке, но сейчас ей исполнилось пятнадцать. Её тело медленно, но верно обретало формы, лицо утратило детскую пухлость, и она совсем скоро должна была оформиться как женщина. Хотя самой Рейчел казалось, что тело у неё всё такое же детское, и она бы в жизни не подумала, что её взросление заметят.

Странно, но то, что он начинал видеть в ней взрослую женщину, дарило странное облегчение.

 — Спасибо, наверное, — улыбнулась она с лёгким румянцем.

 — Но всё равно, ты где так дёргаться научилась? — воскликнул он. — Я вообще не ждал!

Она пожала плечами.

 — Книги? Видео? Честно, не знаю. Я даже не уверена, что хорошо станцевала.

 — Ты охуенно станцевала, — сразу ответил он, и его слова заставили вспыхнуть от смущения.

Затем начались первые ноты «If I Die Young» группы The Band Perry, и Рейчел осмелела достаточно, чтобы совершить очередную глупость. Может, сегодня вечером она постоянно была в «смелом» режиме, но сейчас решила действовать, как велит сердце. Она схватила Зака за руку и, прежде чем он смог вырваться, потащила за собой к медленно танцующим парам.

 — Нет, стой! — начал он, но было слишком поздно.

 — Ты меня вчера чуть не задушил! Хуже не будет!

Туше.

 — Да бля, я не умею танцевать! — прошипел он. — И учиться не собираюсь!

 — Ничего сложного, — он продолжал тупо пялиться, поэтому она с ангельской улыбкой добавила: — В обмен проси всё, что хочешь на свой день рождения. Договорились?

 — Бля, — нахмурился Зак, но всё же перестал прожигать её взглядом. — Но только одну песню.

Она просияла.

 — Спасибо!

Сначала было немного неловко, потому что ни один из них не танцевал медляк, да и разница в росте у них была чуть ли не в тридцать сантиметров — «нет, теперь немного меньше», гордо подумала чуть подросшая Рей. Она посмотрела на пары вокруг и решила просто делать то же, что и они: положила руки на плечи Зака, пока он свободно обхватывал пальцами её талию.

Он легко засмеялся, пока они медленно покачивались взад-вперёд.

 — Как же тупо.

 — Дылда.

 — Малявка.

Они обменялись улыбками.

 — Спасибо, что привёл меня сюда, — сказала Рейчел, нежно глядя на него. — Мне вправду весело.

 — Хе-хе, это круто, — тихо ответил он. Кажется, интимная атмосфера музыки и танца увлекла даже его, вынуждая отбросить привычные жёсткость и грубость. — Рад видеть, что ты так улыбаешься.

 — Какой ты сегодня честный, — подразнила она.

 — Так, завали, — рыкнул он, притягивая её к себе. — Много болтаешь.

Рейчел слегка посмеялась, но решила не смущать его дальше. Сейчас им было не настолько неловко, они постепенно расслабились, и прекратилась любая резкость движений с непривычки. Они просто танцевали среди остальных.

 — …Ладно, не так уж и хреново, — признал Зак спустя какое-то время.

 — Вот, видишь? — Рей почувствовала лёгкую победу. — Танцы не кусаются.

Он закатил глаза, впрочем, без недовольства.

 — Так, вот не надо. Это просто долг за вчерашнее!

 — Я знаю, я тебя простила, — нараспев сказала она.

Он нахмурился, но его ладони всё ещё мягко сжимали её талию, а его длинные пальцы еле слышно касались нижней части спины, задевая голую кожу под футболкой. Впервые Рейчел осознала, что она не просто была не против прикосновений Зака — ей это нравилось. Быть рядом с ним, вдыхать его запах, сжимать его толстовку, чувствовать на себе ткань его повязок — всё это было приятным и вызывало множество знакомых и неизвестных чувств, но, прежде всего, она так чувствовала себя в безопасности.

Зак вчера говорил, что он — изуродованный монстр, но она даже попытаться не могла в это поверить. Наверное, потому что они были друзьями, и были знакомы уже больше года, но она считала его по-настоящему красивым.

Она не могла сопротивляться притяжению.

Пусть от него хоть весь мир отвернётся — она будет рядом. Он был серийным убийцей, но она вверяла ему свою жизнь и хотела узнать его поближе.

Он был гораздо большим, чем какой-то Переулочный Убийца, и она не могла выразить это просто словами. Рей прекрасно знала, что он мог быть опасным и пугающим, что он был смертоносным и жестоким, и даже более того, но её продолжало неизбежно тянуть к нему.

Он же был её другом. Он был для неё особенным.

Ей нравилось быть рядом с ним. Ей нравилось, что они друг для друга — Рей и Зак, а не сломленная Рейчел Гарднер и Переулочный Убийца. Ей нравилось, что Зак принимал её со всеми тараканами в голове, и она была готова принять его в ответ, независимо от количества крови на его руках. Ей нравились в нём тысячи мелочей — и за год не перечислить. Но сейчас ей больше всего нравилось прижиматься к нему, нравилось танцевать с ним.

 — …Я не хочу, чтобы песня заканчивалась, — прошептала Рей.

Она не собиралась этого говорить, но чувства были сильнее, и слова вырвались сами собой.

 — Хм-м-м… — он уткнулся своим лбом в её, и они оба прикрыли глаза, наслаждаясь близостью. Между их телами всё ещё было пространство, но всё равно было похоже на объятия. — У меня та же фигня.

Сердце Рейчел было готово выскочить из груди, и на секунду она снова забыла о том, что она сломленная девочка. На эту секунду она была обычной девочкой-подростком, в день пятнадцатилетия танцующей медляк со своим другом. Ей захотелось, чтобы время остановилось, и она насладилась этой секундой как можно дольше.

 — Зак?

 — Чего?

 — Ты не монстр.

Он не ответил, но она чувствовала, что обязана сказать это. Ему стоило узнать, что хотя бы она не считает его монстром.

 — Ты не обязан всё мне рассказывать, — тихо сказала она. — Но я хочу знать больше о тебе, чтобы тоже поддерживать тебя. Если понадоблюсь — я всегда рядом.

Я знаю, что всё из-за твоего прошлого. Я не знаю, что именно случилось, но видно, что жизнь тебя не жаловала. Ты никогда ничего мне не рассказывал, чтобы не выглядеть слабым в моих глазах — не спорь, я это знаю — но и ты не можешь вечно притворяться, что всё хорошо. И в тот день, когда ты не сможешь сдерживаться, когда тебе нужна будет поддержка, я хочу помочь тебе. Я хочу быть рядом с тобой, как ты был рядом со мной.

Если бремя твоего прошлого будет слишком тяжёлым — позволь мне понести его с тобой.

Она много хотела сказать, но не выдала больше ни слова. Сейчас это было ни к чему. Да и в каком-то смысле, она была уверена, что Зак всё понял.

 — Когда-нибудь, Рей, — наконец сказал он.

Песня закончилась. Они перестали двигаться, но он не отпускал её.

Зак решил позволить ей увидеть более хрупкую и уязвимую часть себя, которую он пытался скрыть. Рей внезапно поняла, что на самом деле она нужна ему не меньше, чем он ей, и он был готов довериться. Просто нужно было время, чтобы впустить её, но он и не собирался вечно держать её на расстоянии.

Она много для него значила. И он для неё значил не меньше.

Он прижал Рей чуть крепче, чуть ближе к себе, как будто никогда не хотел её отпускать.

 — Обещаю, когда-нибудь я всё тебе расскажу.

Глава опубликована: 16.01.2019

3.1 Кошмары, доверие и физический контакт

Сентябрь 2ХХ7

Всё началось с кошмара в начале сентября.

Везде лежал снег, снег, ёбаный снег, и её голос снова и снова повторял слово «монстр», а трупы укрывались снежинками, падали в ямы, разбрызгивая кровь.

Он слишком долго не видел кошмаров. Он слишком долго не слышал её голос.

Голос той женщины.

Не-е-ет, это было только начало. Пока что голос просто бесил. Другой на его месте уже обосрался бы, но худшее было впереди. Окружение начало меняться, превращаясь в то, что он назвал бы настоящим ёбаным кошмаром.

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут.

Он знал. Прекрасно, блядь, это знал и ненавидел собственное имя. Потому что оно было слишком официальным и совсем ему не подходило: называть себя «Зак» было проще, короче и так он решил сам. Это имя не давала ему та женщина, это имя не возвращало болезненные воспоминания. В основном, именно из-за воспоминаний он не хотел быть «Айзеком». Он старался забыть своё прошлое, стереть его из своего мозга, но его настоящее имя неизменно напоминало о днях в заключении, поэтому он никому его не говорил. И ему казалось, что это имя вообще чужое — «Айзек» был тёмным прошлым, которое не мог принять «Зак».

Единственный, кто звал его «Айзеком», был Грей, потому что он любил официоз, но даже он обычно звал его «Зак».

Даже та женщина звала его «Зак».

— Айзек Фостер. А теперь повторяй.

— Айзек Фостер.

Детский голос, его собственный голос, наполненный растерянностью и непониманием, повиновался ей в последний раз. Парень, ты что, ещё ни хрена не понял? Настолько тупой, что не доходит? Она же бросает тебя в ёбаном аду.

В настоящем аду на земле, где нет никакого бога. Был бы бог — это бы давно помогло Заку. Да, бог для него — просто «что-то», потому что он давным-давно откинул коньки.

Бог умер. И мы его убили. Во славу человечества.

Вот такая вот херня.

Наверное, он когда-то услышал эти слова от неё.

Он не воспринимал эти слова, да и поебать ему было на бога. Она была убеждённой атеисткой, и он тоже в эту хуйню не верил: не мог на полном серьёзе поверить во что-либо, присматривающее за ним.

Если бы оно было так — он не проходил бы через ад снова и снова. Не горел бы в том ёбаном адском пламени.

— Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер.

Какие у неё были глаза? Тёмные… да, чёрные глаза под длинными ресницами. Взгляд вечно был жёстким, но наполненным сотней эмоций — он ещё с детства умел читать чувства по глазам. Он был удивлён, что до сих пор помнил ту женщину. Он помнил её смуглую кожу, её чёрные волосы, её вечно угрюмую рожу. Её лицо было размытым. Если бы он напрягся — вспомнил до малейших деталей, но не хотел.

Потому что именно он размыл её лицо в своей памяти.

 — Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

— Кто я…

 — Ага.

Зак, Переулочный Убийца, ублюдок, монстр, инструмент, и так далее. Его называли множеством слов, ему давали бесчисленные имена. Но в глубине души он всегда был и всегда будет Айзеком Фостером.

 — В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

Он не был каким-то ёбаным гением, но этому уроку она учила его с самого рождения. Поэтому он усвоил хорошо.

— Понимаю.

— Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь.

Его тогда ранило? Его задели эти слова? Она разбила ему сердце этим поступком?

Он не помнил — всё было размыто. Но он точно чувствовал себя преданным. Вот же тупица, она никогда не заботилась ни о тебе, ни о чём-либо, кроме себя. А если и заботилась — ему было поебать.

 — Выживание, сам понимаешь.

На первое место она всегда ставила себя. На первом месте было только её выживание, и его она воспитала так же. Будь холодным, будь жестоким — но выживай. Если он и не умел быть добрым — то спасибо ей, она этому его не учила. Никто и никогда его этому не учил.

Ох, блядь. Остальная часть её речи заглушило шипение телевизора, которое он слишком часто слышал в самых дерьмовых кошмарах. Сломанный телевизор, скрип и противное шипение.

 — Монстр…

Да. Она сказала это. Монстр.

Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр. Монстр.

Завали. Завали своё, блядь, ебало.

Все его воспоминания из приюта смешались в голове и растворились в горящей смеси, отравляя его.

ЗАВАЛИ!

— Айзек Фостер. А теперь повторяй.

Только не снова.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

Ох, как же он хотел забыть. Как же он хотел, чтобы она завалила. И сейчас вообще не хотелось, чтобы его так называли.

Но ночным кошмарам всегда было плевать.

Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер. Айзек Фостер.

Стоп. СТОП. ХВАТИТ.

Зак…

Звучало так сладко, так мягко, так нежно — словно мимолётный поцелуй в разодранную рану, словно тёплые объятия. Сгорая от боли, Зак вцепился в память о том, как его звала Рей, словно в последний якорь.

И проснулся.

 — Блядь… — рыкнул он, прижимая руку ко лбу.

Он всегда ненавидел кошмары. Он просыпался разбитым, злым, растерянным и долго не мог уснуть снова. Кошмары будто связывали в его груди тяжёлый узел из эмоций и дерьмовых воспоминаний. И всё снова и снова проматывалось в голове. Он чувствовал себя на грани, легко отмахнуться не получалось.

 — Давно такого не было… — пробормотал он, поднимаясь на ноги.

С последнего кошмара прошло больше двух лет, и он вовсе не соскучился. Было неясно, почему они вернулись. Раньше ему казалось, что он уже пережил это, но ага, щас — спокойствие ему даже не снилось. Прошлое оставило в его душе шрамы, которые не спешили затягиваться. Он ненавидел саму мысль об этом. Он не хотел быть каким-то слабым или уязвимым, его вполне устраивало игнорировать свои проблемы, вести себя так, будто он уже исцелился, будто ничего не мешало ему жить.

Но раны никуда не девались, независимо от того, как сильно он себя в этом убеждал.

У него прекрасно получалось ничего не вспоминать, пока не появилась Рей. Не хотелось её винить, но он знал, что её рассказы о семье пробуждали давно забытую память.

Рей.

Сегодня её не было, и он жалел об этом. Всегда было приятно чувствовать, что она рядом, даже если она просто спала в его постели — будто одно её присутствие утихомиривало тревогу. С ней он всегда был спокойнее. Он старался думать дважды, старался быть не таким импульсивным и контролировать эмоции. Она словно была предохранителем его темнейшей, жестокой половины души.

Но сегодня она ночевала у себя дома. На этой неделе она не спала в его постели, и её аромат выветрился с его простыней, рассеивая иллюзию её присутствия. Он даже не мог обманывать себя, что рядом хотя бы какая-то её частичка.

Он чертовски по ней скучал.

И он был так взволнован, взбудоражен, голова раскалывалась, а узел в груди перерос в злость и раздражение, на которые просто забить не получалось. Зак отбросил простыни, затем подушки, но этого было мало. Хотелось ломать дальше. Выругавшись, он поднялся, чтобы одеться.

Был только один способ справиться с плохим настроением.

Он осмотрел свою комнату: глаза скользнули по журнальному столику и дверной раме, что вела на кухню — двум местам, где он прятал ножи. Обычно он всегда носил с собой один, но сейчас он пошёл к шкафу, к стоящей рядом косе. Подняв, он ощутил её вес, гладкое острое лезвие, удобную рукоять, и вспомнил, за что так её любил.

Но в последний раз пользовался ею уже очень давно.

Он прикрыл глаза. Отголоски ночного кошмара пронеслись перед глазами, навязчивый шепоток проник в уши, и он сглотнул, погружаясь во тьму собственного разума. Вокруг всё закружилось, беспокойство только нарастало, и терпеть стало невыносимо. Он выбежал из квартиры, сразу в переулки, с каждым шагом всё сильнее отрываясь от реальности.

Зак улыбнулся, увидев на пути пьяницу, недостаточно трезвого, чтобы осознавать, где он и что ему грозит.

Пьяницы больше не было. Зак даже не остановился.

В нём что-то кричало, умоляло пойти на главную улицу, найти тупорылых горожан, которым не хватило мозгов остаться сегодня дома, и перерезать им глотки, упиваясь их отчаянными лицами. Раньше он бы, не задумываясь, послушал инстинкт и обагрил городские улицы кровью. Звучало так заманчиво, и на деле было быстро, легко и весело.

Но Зак не останавливался.

Он уходил всё дальше от центра города, каждую секунду ускоряясь, пока в голове совсем не опустело, пока на лицо не вернулась прежняя безумная улыбка. Пока в нём не осталось ничего, кроме желания убивать.

 — Здесь жутко!

Он затормозил, услышав первые признаки чьего-то присутствия. Голос принадлежал женщине, довольно молодой. Она была напряжена.

 — Да не ссы, мы с тобой! — засмеялись несколько человек.

Смеются. Их смех заново запустил машину убийств, и он пошёл на звук ёбаной болтовни, чтобы найти их.

 — Да нормальная дорога, — сказал мужчина.

 — Но это же подворотни… — возразила женщина.

 — Да я вечно здесь хожу! — уверила её другая женщина.

Зак наконец достиг их и захихикал как ребёнок, увидев их силуэты в конце улицы. С каждым шагом он всё лучше мог рассмотреть их лица и блядь, какие они были милашки. Они так веселились. Наверное, у них выдался заебись вечерок, может, даже на вечеринке побывали. Такие хорошие друзья, наверное, потусили от души. Они были близки, они были дружны, они были нормальными людьми, которые наслаждались жизнью, и они были до усрачки счастливы.

Так счастливы. Слишком счастливы.

Сдохните нахуй.

Они заметили его слишком поздно, когда он уже подошёл к ним из ниоткуда. Стоял высокой тенью над их головами. Все они резко обернулись, и он не сдержался от ухмылки. Ой, он прервал их милый маленький междусобойчик?

Он наделся, что да.

 — Чт… — начал один из мужчин.

Остальная часть его вопроса утонула в собственной крови, брызжущей из его горла прямо на растерянное лицо и белую рубашку. Два пальца, что он протягивал, полетели в воздух — как не повезло оказаться на пути лезвия. Его глаза расширились от страха, стоившего каждой ёбаной секунды хихиканья, он булькал, разбрызгивал кровь, и упал на землю, пачкая стену позади него и создавая ёбаное произведение искусства.

 — Жан! — закричал кто-то.

Да поебать, как его звали. Зак смеялся, замахиваясь косой на группу, с нескрываемым наслаждением наблюдая, как их счастливые рожи сменяло выражение чистого отчаяния. Царили разорванные тела, вскрытые шеи, отрезанные конечности и металлический запах крови, наполнявший воздух. Крики и мольбы тонули в глухих звуках ломающихся костей и разрываемой плоти — а над всем этим громко резонировал счастливый смех Зака.

Сдохните нахуй.

Переулочный Убийца никогда не разменивался на мелочи.

Через минуту всё стихло. Воцарилась тишина, стирая воспоминания о воплях в воздухе, что Зак душил своей косой. Разум начал трезветь. Всякий раз, когда он приходил в ярость, то больше не мог облекать воспринимаемое в слова  — оставались лишь эмоции, чувства, ощущения и, прежде всего, эйфория. Он с нескрываемым восторгом вдохнул знакомый аромат крови. Теперь, когда мысли более-менее пришли в норму, он понял, что резня была довольно быстрой, но невероятно удовлетворяющей. На выдохе он ощутил, как сквозь него прошла дрожь возбуждения.

Он уже и забыл, как сильно влекли убийства.

Нужно ли было искать другую жертву? Или стоило вернуться домой и продолжить спать, раз уж он снял стресс после кошмаров? В любом случае, торчать здесь не было смысла, ноги были готовы двигаться дальше. Он просто пойдёт домой, а если кто-то встанет на пути…

Зак облизнул губы, не в силах сдержать улыбку. Устроив косу на плече, он ушёл, даже не оборачиваясь.

А позади него алела улица.


* * *


Рей полностью сфокусировалась на цели. Руки были расслаблены, хватка была крепкой, но без излишних нервов. Она положила палец на спусковой крючок. Рядом тренировались люди — в основном, полицейские. В наушниках было слышно немного, но оно и к лучшему. С пистолетом в руках она пыталась забыть обо всём, сосредоточиться только на мишени.

Вдох. Выдох.

Спустить курок.

Она не позволила себе отвлекаться на отдачу, и тут же выстрелила во второй раз в другую мишень. Когда ей было одиннадцать, Кэти ударила в голову блестящая идея взять Рейчел с собой на тренировку по стрельбе. Рей зарекомендовала себя неплохим стрелком, и её успокаивала стрельба по мишеням.

Она даже в смелых мыслях не допускала, что когда-нибудь выстрелит в человека или хотя бы животное, да и сама идея ношения с собой огнестрельного оружия немного напрягала. Но сейчас, сосредоточившись на мишени, воспринимая пистолет как продолжение руки, ощущая вес оружия и лёгкую отдачу, она действительно наслаждалась. Нужно было сейчас отвлечься от всего, и стрельба дарила ей какой-то покой.

Сегодня она с каждой пулей словно что-то отпускала. Что-то старое, с чем, как ей казалось, она срослась. Таким образом она избавлялась от навязчивых мыслей, укрепляла решимость: её родители больше не будут обращаться с ней, как с мусором.

Она не собиралась молча принимать наказание. Теперь нет.

Да, она поступала плохо, но именно поэтому и должна была собраться все силы, чтобы сделать этот выбор. За этим она и пришла: представить, будто каждый выстрел убивал её последние сомнения и колебания. Ей становилось легче.

Её пятнадцатый день рождения был последним днём, когда она терпела презрение и ненависть своих родителей. Раньше она сказала бы, что всё в порядке. Не то чтобы она могла бороться, но сейчас хотелось попробовать сделать хоть что-нибудь. И желанием дело не ограничивалось — она собиралась что-нибудь сделать.

Она всё ещё не могла защитить себя, но на пассивное терпение уже можно было не рассчитывать. Стычка с Максом впервые наложила границы на то, что она собиралась переносить. Она менялась, росла, становилась сильнее, и не всегда же быть виноватой за факт своего рождения.

Она не могла больше быть виноватой, особенно, когда было столько людей, готовых помочь ей, не считая её обузой. Стоило начать ценить себя, раз уж в этом мире был кто-то, кто не желал её смерти.

«За тобой пришёл, потому что я за тебя переживал, и чувствовал, что ты в итоге придёшь сюда».

«Я бы сам себя возненавидел, если бы тебя вот так отпугнул».

Она не была ни монстром, ни мерзостью. Даже если её рождение было ошибкой — Зак говорил, что она не сдвинется с места, если застрянет на одной ошибке. Рейчел хотела идти вперёд.

Она хотела сломать стену ненависти и отчаяния, что так долго держала её на месте. Она ничего не меняла, боясь последствий, чувствуя, что нет права что-то менять. Теперь было видно, как глубоко она увязла на одной точке. И теперь только ей предстояло нажать кнопку «Play» в своей жизни.

Может, когда-нибудь её настигнет расплата за страдания родителей. Пусть они ненавидят её, хоть лопнут — ей не обязательно это принимать. Она хотела самой определять свои границы. Крики, споры ещё можно было потерпеть, но сносить побои она была не намерена.

Она не могла остановить издевательства, но могла понять, что в этом нет ничего нормального.

Выстрел.

Пришло время отбросить сомнения.

Рей всадила весь магазин в мишени, прежде чем опустить пистолет. Она прищурилась, чтобы лучше рассмотреть попадания: на человеческом силуэте, где были установлены мишени, каждый круг был поражён в центре или близко к нему.

Ей полегчало.

Почувствовав руку на своём плече, она вздрогнула и, резко сняв наушники, обернулась.

 — Привет, Кэти! — с улыбкой сказала она.

Подруга улыбнулась в ответ, но выглядела обеспокоенной. В руке она держала папку.

 — Привет, Рейчел, — и присвистнула, поглядев на мишени. — Хорошие попадания!

 — Я старалась, — смущённо ответила она. — Но могла бы и лучше.

 — Ты уже лучше некоторых моих коллег, — уверила её Кэти и нервно цыкнула.

 — Что стряслось?

 — Переулочный Убийца вернулся.

Рейчел поняла всё менее чем за секунду. «Вернулся» — значит, Зак убил кого-то не из подворотни. Ей было жаль невинную жертву, но также ей было интересно, почему он внезапно пошёл снова убивать.

 — Что там?

Кэти протянула папку. Ничего особенного — просто полицейский отчёт. Рейчел знала, что дело перешло в полицию штата, потому что у них было больше возможностей, но они, очевидно, всё ещё сотрудничали с местным участком. Дело, наверное, было сложным даже для них. Открыв папку, она достала первую страницу.

 — Я вытащила фотографии, зрелище там не из приятных, — сказала подруга.

Рей мельком прочитала отчёт. Пятеро молодых людей, в возрасте около двадцати лет, трое мужчин и две женщины. Возвращались с вечеринки и, наверное, решили срезать до центра через переулки. Преступление было совершено около полуночи, судя по заявлению свидетелей, слышавших смех и крики. Все жертвы получили глубокие рубящие удары, нанесённые широким острым лезвием — оружие было использовано с явной силой и навыком.

Остальной текст был простым перечислением деталей, указывающих на почерк Переулочного Убийцы. Она даже не вчитывалась — всё и так было ясно.

Случилась самая настоящая резня.

На второй странице были перечислены имена жертв. Рейчел их не знала и ни разу о них не слышала, но ей стало до боли жаль этих ребят и их семьи. Как бы она ни дорожила Заком, как бы ни хотела узнать причину — она не могла найти оправдания его действиям.

Убийства никогда не стоило воспринимать легкомысленно. Она даже не попыталась подумать, что Зак не сделал ничего плохого — прекрасно понимала, что у него была тёмная сторона, что он был преступником, серийным убийцей.

Но, с другой стороны, она не могла его за это ненавидеть. Она его не боялась, не обижалась, не чувствовала отвращения. Она обещала, что не будет убегать. И она не собиралась рассказывать Кэти — во-первых, не хотела предавать доверие Зака, потеряв его навсегда, во-вторых, она не хотела, чтобы Кэти из-за неё погибла.

Кэти не выстояла бы против Зака. Весь рейд погибнет от рук Переулочного Убийцы. Рейчел это знала наверняка и чувствовала странное облегчение, потому что у неё была реальная причина скрывать Зака, без лишних угрызений совести.

На следующей странице был отчёт о самом Переулочном Убийце: перечисление возможных мотивов, немногие описания и список подозреваемых. Последний был коротким, да и два крайних имени были зачёркнуты красным. Полиция не имела ни малейшего представления, кто это мог быть.

Рейчел была почти уверена, что читала нечто подобное несколько лет назад. Тогда она могла полагаться только на городскую легенду, но сейчас, зная Зака лично, это было действительно интересно.

На четвёртой странице оказалась карта преступлений. Вот её-то Рейчел точно видела не впервые, но сейчас кое-что отличалось. Последние преступления были отмечены ярко-красным маркером, облегчая понимание.

Кэти посмотрела ей за плечо.

 — О, карту смотришь? — вздохнула она. — Странно, да? Он год никого не убивал, а теперь начал с окраин. Раньше он бы не постеснялся убивать в центре города.

 — В центре… — медленно и задумчиво повторила Рейчел. — Почему он изменил решение?

 — Если бы я знала. Он — загадка. Мы вообще не можем его предугадать, так что неизвестно, специально он или нет.

Нет, Зак никогда ничего не обдумывал. Большинство убийств происходили в центре города, потому что он живёт рядом, и потому что именно в тех переулках шаталось больше всего горожан. Там он мог почти со стопроцентной вероятностью найти счастливую жертву. Изменение было не для того, чтобы запутать полицию.

 — Ясно… — пробормотала она, возвращая листы в папку и передавая Кэти.

 — Повсюду пресса, — пожаловалась она. — Будь готова завтра читать во всех заголовках.

 — И правда, все будут на ушах, — согласилась Рейчел и нежно похлопала подругу по плечу. — Ты как?

 — Устала и всё бесит, — ответила Кэти. — Я уже думала, что с этим парнем покончено, но всё стало только хуже, и мы не можем понять ход его мыслей. Мы даже не знаем, почему он начал убивать! Какой вообще у него мотив?

Хороший прозвучал вопрос. Рейчел знала, почему он убивает, но никогда не спрашивала Зака, откуда пошла эта жажда крови. Она не хотела лезть в его криминальную жизнь, потому что дело вполне могло быть в его прошлом; но в тоже время её всё сильнее одолевало желание узнать больше о нём.

Она знала, что он не желает ничего ей рассказывать ни о прошлом, ни о себе. Раньше она списывала всё на привычку избегать разговоров о чувствах, но после того танца стало ясно, что шрамы в душе Зака были слишком глубоки, а она сама ненароком бередила их.

И он всё равно нуждался в ней.

 — Не знаю, — честно ответила Рейчел. — Мне тоже интересно.

 — Я почти уверена, что несколько парней, которых мы выловили в подворотне, видели его, но я не могу понять, почему они так боятся даже заикаться о нём. Было бы полезно хотя бы примерную внешность узнать…

На сей раз Рейчел знала, что сказать, но благоразумно воздержалась.

«Он по-настоящему красивый» — немного не то, что можно было говорить вслух об опасном серийном убийце, которого она даже не должна была знать.


* * *


 — Зак?..

Он не двинулся, не издал ни звука и даже не повернулся к ней. Он сидел в углу дивана, опустив голову и уставившись на подлокотник.

Как же он устал. Он хотел уснуть, но знал, что ещё рано, что кошмары вернутся — а он не хотел их видеть. Кошмары означали полное отсутствие отдыха, так что он предпочитал не спать до тех пор, пока не потеряет сознание, даже если идея была из рук вон хуёвая.

Рей бросила рюкзак на пол, разулась, закрыла за собой дверь и села на диван рядом с ним. Он всё ещё не поворачивался, но её аромат наполнял его лёгкие, звук её дыхания доносился до ушей. Она была здесь, и Зак подавил желание подвинуть руку чуть влево, чтобы дотронуться до её пальцев.

Её присутствие уже успокоило его — собственная усталость перестала бесить. Как по волшебству рядом с ней становилось лучше.

 — Я… читала новости, — нерешительно сказала она.

Он до сих пор не хотел смотреть на неё.

 — Статьи читала?

 — Ага.

 — В школе раструбили?

 — Почти угадал.

 — Копы дали отчёт почитать?

 — Ага.

 — Твоя подружка стуканула?

 — Да, она первая рассказала.

Какое-то время он молчал.

 — И как тебе?

 — В смысле, «как»?

 — Ну, впечатления. Ты испугалась? — он резко ухмыльнулся. — Ты знала этих чуваков? Ты подумала «ох, бля, он убил их»? Ты пожалела, что дружишь со мной? Ты хотела сдать меня копам? — с каждым словом его голос становился резче и жёстче, и он не мог ничего с этим поделать. — Тебе было противно, что ты близка с таким, как…

 — Нет.

Её голос был по-прежнему нежным, но прозвучало громче и с нажимом. Зак опешил. Нечасто Рей говорила в таком тоне, и это кое о чём говорило. Но рано радоваться — это было первое убийство, о котором она узнала, будучи его подругой, и он не знал, как она отреагирует.

Она взрослела, но до сих пор была малявкой из мира света. Даже если она привыкла к насилию, узнать, что твой друг кого-то убил, определённо выходило за рамки обыденного и нормального.

 — И что же ты подумала?

Зак приложил огромные усилия, чтобы сдержать голос. Он страдал от недосыпа, был на грани, а непонимание того, что творится в её голове, выводило из себя.

 — Ты снова разозлишься и будешь меня душить?

Он не ответил. Любое желание сорваться мгновенно исчезло. Одним-единственным вопросом она отрезвила его, потому что ему до сих пор было стыдно за тот эпизод. Он всегда был слишком груб, слишком резок, а сейчас меньше всего хотелось отталкивать её.

 — …Мне всё ещё жаль.

 — Эй, — она мягко ткнула его локтем. — Всё в порядке. Ты же не хотел меня убить — просто напугать.

 — Ну, да, и я не понимаю, почему не сработало. Почему ты даже сейчас меня не боишься?

 — Ты всегда пытаешься оттолкнуть меня, когда тебе больно, — просто ответила она. — Я это знаю.

Он какое-то время не мог найти никакого подходящего ответа.

 — У меня ничего не болит, — пробормотал он.

 — Тебе страшно? — предположила она. Зак почувствовал, как её пальцы касаются его, и мимолётный контакт был словно касание пёрышка.

Страшно?

Боялся ли он? Нет, мало что могло его напугать. За небольшими исключениями, он нечасто чувствовал страх. На самом деле он забыл, что такое бояться, если только дело не доходило до совсем уж пиздеца. Напряжение, волнение, насторожённость… ладно, панику, ужас, иногда даже испуг чувствовал — но не страх. Он не знал, что она вообще подразумевала под страхом — он только в крайности впадать умел.

Но сейчас, может, ему было страшно. Поэтому он и вёл себя так — боялся, что она убежит, что она его возненавидела, что она решила уйти из его жизни.

Он боялся её потерять.

 — …Наверное.

 — Почему страшно?

Он не мог ответить прямо сейчас. Он не сможет правильно сказать, нужные слова смешаются с обычной грубостью, хамством и старой привычкой не быть ни с кем добрым.

 — Говорил же, — вместо ответа проворчал он. — Было бы хреново, если бы я тебя отпугнул.

Рей не отвечала, и он вдруг забеспокоился, что сморознул какую-то хрень, что он снова всё испортил. Но затем почувствовал, как её пальцы нежно, но уверенно обхватили его, и тепло, что сейчас наполняло его сердце, стоило того.

 — А я говорила, что не буду от тебя убегать, — прошептала она.

 — Ага… — признал он. — Но я всё ещё убил тех чуваков.

 — Я была готова к этому с нашей первой встречи. Я не забывала, что ты убийца, — и решила подождать, но Зак ничего не ответил. — В нашу первую встречу ты сказал, что убил много людей и спросил, волнует ли это меня, помнишь? Я вот прекрасно помню, что я тогда ответила. «Убивать плохо, но ты не убил никого, кто был бы даже косвенно со мной связан»…

 — …И ты плохо меня знала, так что не могла судить, — раздражённо закончил он. — Я тоже помню.

 — Я всё ещё не одобряю убийства, — сказала Рей. — Я не буду тебя оправдывать, и не буду врать, что это ничего не значит, но… — Зак почувствовал, как пальцы сжали его крепче. — Я не буду обижаться на тебя за это. Я твой друг, и я всё ещё недостаточно хорошо тебя знаю, чтобы судить.

 — Но мы же вроде год-с-чем-то знакомы, да?

 — Я всё равно многого о тебе не знаю.

Он не ответил — она была права. И хоть он и хотел держать её в неведении, вечно молчать было невозможно. С каждым днём Зака всё сильнее тянуло к ней, он сильнее чувствовал, что готов довериться, впустить её, а не отталкивать от тьмы в собственной голове. Рей слишком много для него значила.

 — Ты говорил, что когда-нибудь расскажешь, — ласково напомнила она. — Но я не буду настаивать, если не хочешь.

Он обязательно когда-нибудь расскажет. Он пообещал, и он не был лжецом. Он хотел, чтобы она знала больше о его прошлом. Он не собирался спешить, но чем дальше — тем сложнее было молчать.

Раз уж демоны настигали его, Зак понимал, что не хочет встречаться с ними в одиночку. Необходимость рассказать ей становилась всё сильнее.

Она успокаивала его боль, изгоняла его тьму. Он никогда не говорил, как сильно в ней нуждался и что с ним случится, если она исчезнет из его жизни. Она, наверное, даже не догадывалась.

 — Я… обещал рассказать, — с трудом выдал он. — Я…

 — Не обязательно сейчас, — мягко перебила Рей.

Облегчённо вздохнув, он замолк. Он не был готов рассказывать — скорее всего, потому что не знал, как.

 — Я переживаю за тебя, — призналась она. — Зак, что случилось?

 — Я убийца, — он сердито дёрнул плечами, и практически почувствовал на себе её полный скептицизма взгляд.

 — Ты больше года не высовывался, а теперь ты убиваешь пять невинных людей «широким острым лезвием», которое, как я понимаю, было твоей косой? Не держи меня за дуру, благодаря полиции я знаю о твоих привычках.

Тьфу, она же читала отчёты и теперь знала, что это не в его стиле. Он не ответил, потому что пришлось бы так или иначе говорить правду, и какая-то его часть вынуждала его не проявлять слабость до конца.

 — …И ты ушёл довольно далеко от центра города, — вдруг сказала она. — Это было необычно, но мне кажется, я знаю, почему.

Осознание следом настигло и его, и Зак, ошеломлённый, резко развернулся. Он даже не заметил. А Рей спокойно, но серьёзно смотрела ему прямо в глаза.

 — Ты как будто пытался уйти подальше от моего дома.

Она предполагала, но знала, что совершенно права. Даже будучи поглощённым жаждой крови, он неосознанно старался, чтобы его убийства не задели Рей.

 — Кажется, так и было, — прохрипел он.

 — Я рада, что ты так обо мне заботишься, Зак. Действительно, рада, но… — она отпустила его руку и потянулась к лицу. — Ты словно несколько дней не спал…

Кончики её пальцев коснулись кожи под глазами, и он задрожал.

Ух ты. Она касалась голыми пальцами его кожи, а не бинтов, и это было похоже на какой-то ёбаный ток.

 — Зак? — настороженно позвала она.

 — Да… нормально всё, — отмахнулся он.

Он положил свою ладонь на её, прижимая к своей щеке, прижимая её пальцы к своей коже, и закрыл глаза.

Наверное, прошла целая сраная вечность с тех пор, как до него дотрагивались.

 — Я просто устал, — пробормотал он. — Порядок.

Её большой палец погладил его висок с такой нежностью, будто он был из стекла, и это прикосновение вызвало очередную дрожь.

Наверное, иногда ему хотелось, чтобы он был из стекла. Быть хрупким, чтобы все его на руках носили — потому что всегда был кто-то, кто бросил бы его, не волнуясь, что он переломает себе все кости. Мысль была настолько странной, что он тут же отмахнулся («тебе просто нужно немного добра», зашептал голосок, который он привык игнорировать).

 — Ты уверен, что порядок? — совсем не поверила Рей.

 — М-м-м… — нужно было сосредоточиться и правильно ответить, но этот странный физический контакт полностью его поглотил. — Ты лучше о горожанах беспокойся. Я могу скоро пойти убивать, — предупредил он, не отвечая на вопрос.

 — Зак.

Он собирался повторить, что всё в порядке, но в том, как она его позвала, было что-то особенное, и он не смог соврать. Бля, он и не подозревал, что рядом с ней был настолько слаб.

 — Кошмары, — наконец признался он и выпустил её руку. Она подвинулась ближе, и их плечи соприкоснулись.

 — Ты поэтому почти не спишь?

Он кивнул.

 — Ага. После кошмаров вечно одолевает стресс и хуёвое настроение, так что я не сплю. Если усну — хрен отдохну, — горько добавил он. — Потом я снова захочу убивать, и я не могу просто забить. По-другому я не справляюсь.

 — Зак…

Рей прижалась к его боку, и он, не сдержавшись, инстинктивно приобнял её. С её дня рождения они стали более тактильными, и, Зак даже не попытается соврать, ему это нравилось. Было так приятно и умиротворяюще чувствовать её тепло, быть рядом с ней. Но сложно было сдерживаться от усиления контакта — до него недавно дошло, что он с удовольствием мог прижимать её к себе постоянно.

 — Скажи мне, если я могу чем-то тебе помочь, — заверила его Рей.

Поколебавшись, он слабо улыбнулся.

 — Можешь остаться?

 — Конечно.

Он уткнулся щекой в её макушку и закрыл глаза. Сидеть так и просто вдыхать её аромат было одной из самых прекрасных вещей на свете.

 — Мне спокойнее, когда ты рядом, — пробормотал он. — Наверное, потому что я хочу быть рядом с тобой сильнее, чем убивать. Не знаю.

Спустя секунду тишины, Рей откашлялась.

 — О-о-о… Это… круто, наверное.

Он сам не знал, почему её присутствие так успокаивало, но рядом с ней совершенно не хотелось убивать. Он не чувствовал импульса, желания разрезать кого-нибудь — или, по крайней мере, мог это контролировать. Прямо сейчас он устал и был бы не против перерезать кому-нибудь глотку, но Рей была рядом, и он легко отодвинул это желание на дальний план.

А ещё стоило признать, что вот так сидеть было очень удобно. Бля, так и уснуть недалеко.

Он не мог. Слишком боялся того, что с ним могли сделать кошмары.

Он боялся, что проснётся посреди ночи, неспособный контролировать жажду крови, и нападёт на Рей, как ближайшую жертву. Наверное, стоило попросить её уйти, пока он не ранил, или хотя бы быть настороже. Но ему не хотелось, чтобы его единственный друг видел в нём угрозу. Не хотелось, чтобы она уходила.

Не хотелось отпускать её.

 — Я так устал, — невнятно пробормотал он.

 — Ложись спать, — предложила она.

 — Не могу.

 — Почему нет?

Он тяжело вздохнул.

 — Рей, я не могу.

 — Но почему…. — и, задумавшись, замолкла. Затем сказала: — Всё в порядке. Я знаю, ты не причинишь мне боли.

 — Нет, не знаешь, — уверено возразил Зак. — А я не рискну выяснять, — и усилил хватку на её талии. — Я ни за что не рискну твоей жизнью, Рей.

Я не потеряю тебя.

Хочешь верить, что я тебе ничего не сделаю — верь. Я не верю.

И я не потеряю тебя, потому что не смог держать в руках свой ёбнутый рассудок и своё ёбнутое желание убивать.

(«Ты даже самому себе доверять не можешь», сказал ему давно кое-кто для него важный — и сейчас его подкосило, потому что слова, которые в прошлом стали началом настоящей войны, оказались чистой правдой).

 — Ладно… — нехотя согласилась Рей. — Но тебе всё равно надо отдохнуть.

 — Я попробую вздремнуть, когда ты будешь в школе, — согласился он. Что угодно, лишь бы не рисковать ею.

Он сменил тему, спрашивая о жизни, о доме. Казалось, вроде бы всё пошло на улучшение — во всяком случае, Рей пыталась улучшить хоть что-нибудь. Она всё чаще избегала родителей, и Зак действительно гордился, что она перестала принимать за норму издевательства. Она часто гуляла и ночевала у друзей, и осторожничала по максимуму. Едва её родители закатывали очередной скандал — она закрывала дверь и вставляла в уши затычки. Если они шли к ней в комнату — она пряталась или просто уходила из дома.

 — Я тут поняла, что влезаю в нашу стиральную машинку! — восторженно поведала она. — Мама куда-то ушла, а папа снова напился, так что я спряталась там, и он меня не нашёл.

 — Пиздецки мелкая.

 — В жизни бы не подумала, что скажу своему росту «спасибо».

Она не могла дать родителям достойный отпор, но хотя бы не позволяла на себе ездить. Если дела были совсем плохи — она уходила к Заку. Иногда она уходила просто потому, что у неё было плохое предчувствие — и он в любом случае даже не думал жаловаться на её присутствие.

Кроме того, она не видела Макса со дня фестиваля. Мама несколько раз его звала, но он больше не просил, чтобы осталась Рей, и она благополучно уходила до его приезда. Она боялась, что при встрече он задаст вопрос — почему она осталась жива после встречи с человеком-тенью? — но казалось, он не хотел иметь с ней никаких дел.

 — Думаю, он скорее боится, что ты его убьёшь, — объяснила Рей. — Мама как-то сказала, что даже он считает меня проклятой. Наверное, ему кажется, что если он меня тронет — ты тут же придёшь по его душу.

Тут Зак откровенно рассмеялся.

 — Он совершенно прав, — и его глаза потемнели. — Пусть только подойдёт к тебе — я ему яйца отрежу и голову снесу.

 — Я… не думаю, что до этого дойдёт. Он сообщил о нападении в полицию (это Кэти сказала), жаловался, что на него напал Переулочный Убийца, но за неимением доказательств тебе это не приписали. Ты же обычно убиваешь, а он живой остался.

 — Копы тебя допрашивали?

 — Не-а, — она покачала головой. — Макс про меня не говорил. Выставил всё так, будто он был один. Если бы он рассказал, что с ним была я — я бы его сдала с потрохами, и он об этом знает. Плюс, об этом узнал бы папа.

 — Зато тебе не нужно придумывать отмазки, — усмехнулся Зак.

 — Ага, — согласилась она. — Я бы могла придумать, почему выжила, но это бы не объяснило, почему я не пошла в полицию и даже Кэти не заикнулась.

 — Ты слишком увлеклась танцульками, — мягко засмеялся он.

 — Кое-кто забыл, с кем я танцевала? — подразнила она.

Блядь, ну вот нельзя было промолчать. Его сердце сжалось от приятных воспоминаний, и он не смог что-либо ответить. Тогда он занимался самой смехотворной вещью на земле — и, что хуже, не жалел об этом. Он совсем не жалел, что танцевал с ней, не жалел, что ему той одной песни оказалось мало и не жалел, что тогда открылся с более уязвимой, мягкой стороны. Он ни о чём не жалел.

Это было настолько не похоже на него, что он сам удивлялся, как тогда не смутился.

 — Завали, — проворчал он, признавая, что она победила.

Рей засмеялась, и следующую минуту они по-детски препирались друг с другом. В итоге всё закончилось тем, что Зак принялся ерошить ей волосы, пока она не перестала смеяться над ним.

В эту минуту он забыл о кошмарах. С ней весь остальной мир словно исчезал, и он просто наслаждался взаимными подколками, как будто его ничего не беспокоило.

Но когда она уснула на его плече — тревога вернулась.

Здесь и сейчас она была чертовски уязвимой. Он мог задушить её, перерезать ей горло, выбросить в окно, размозжить её череп о пол. Он мог за секунду свернуть ей шею, проткнуть живот, переломать руки и ноги. Он мог прямо сейчас ранить её или убить во сне, когда она не способна защищаться.

Одна мысль об этом была отвратительной.

 — Пиздец, как отвратно…

В животе словно скрутился узел. Она была права — он испугался потерять её из-за собственной жажды убийства. Она была слишком ему дорога, чтобы рисковать её жизнью, и Зак понял, что этой ночью снова не будет спать. Он не знал, где притаились ночные кошмары в ожидании его слабости, поэтому решил даже не пытаться. Она доверяла ему, но он самому себе не доверял.

(«Ты даже самому себе доверять не можешь», и теперь он знал, почему эти слова так сильно его задели — он ещё тогда знал, что это правда, но отказывался верить).

Он смог утихомирить жажду крови благодаря ей, но не знал, сможет ли снова. Особенно, если к этому подключится стресс после кошмаров, выключающий соображалку напрочь.

Он смотрел, как она спит. Рей была по-настоящему умиротворённой, но такой беззащитной, и именно эта хрупкость вызывала желание прижать её к себе и защищать от тьмы их разумов.

Но нет. Он не будет этого делать. Ни в жизнь. Это было бы слишком на него непохоже, это было пиздец как стыдно, и она решила бы, что он с катушек слетел.

 — М-м-м…

Она что-то промычала во сне, и Зак убрал прядь волос с её лица. Нет, он не мог никак допустить её смерть. Он не мог даже пытаться рисковать, когда она не могла ни осознать, ни спрятаться.

 — Зак… — пробормотала Рей.

Он вздрогнул, в секунду убирая руку, задержавшуюся на её щеке. Он хотел было ответить, но понял, что она просто говорила во сне.

Блядь, как же это мило.

Зак поколебался, прежде чем разгрызть повязки на пальцах. Размотав бинты на руке, он потряс запястьем, избавляя кожу от любой ткани. Наверное, это была супер-хуёвая идея, но он всё равно уже не мог остановиться. Его сердце колотилось так сильно, что было больно — он впервые делал это настолько близко к ней. И тому была весомая причина.

Невероятно осторожно и деликатно он положил ладонь на руку Рей.

Прошибло током.

Ох, бля, как же было приятно касаться её кожи своей, не покрытой бинтами. Было так мягко — во всех смыслах.

Он нежно взял её за ладонь, переплёл их пальцы и слегка сжал, прежде чем аккуратно вернуть на её колени. Он не мог поверить в то, что натворил. Что продолжал творить.

Голова пошла кругом. Его кожа была невероятно чувствительной, и каждое прикосновение ощущалось таким нежным, что хотелось только большего. Он никогда не считал себя тактильным человеком — более того, в принципе не желал ни к кому прикасаться — но вот он собственной персоной, проводил кончиками пальцев по её запястью, нежно касался её виска и зарывался в её волосы. Он обхватил её щеку, задевая нос, и обвёл пальцем её губы, поражённый гладкостью её кожи и урагану из неизвестных ощущений внутри него.

Какая-то его часть сейчас подавала идею развязать повязки на лице, и узнать — каково было их привычное касание лбов, но до этого не дошло. Он и так сделал достаточно. Он не хотел, чтобы она видела его обнажённую кожу (он был уродом, ёбаным отвратным уродом, и она никогда не увидит этого), но продолжал желать физического контакта.

Он уже давно не касался чего-то настолько мягкого.

Кого-то настолько мягкого.

Зак покачал головой, отрезвляя себя от дальнейших глупостей, и взял её на руки. Его непокрытое запястье касалось голой кожи её ног, и он большим пальцем неосознанно поглаживал её колено, относя спящую Рей к кровати. Аккуратно уложив её на простыни, он отошёл.

 — Лучше ей не рассказывать, — пробубнил Зак себе под нос.

Он не любил держать в тайне пустяки вроде этого, но и рассказывать ей не хотел. Как бы она отреагировала? Он не хотел этого знать. У Рей точно шок бы на месте случился, особенно, если бы она поняла, насколько он наслаждался этим контактом — а для него один факт случившегося был достаточно смущающим.

Ему не нравилось скрывать, но это было из разряда вещей, которые она не должна была узнать любой ценой.

Зак пошёл менять повязки — как всегда, пока она спала. Это занимало достаточно времени, и его даже не будет тянуть спать. Но на самом деле он знал, что именно следующие несколько часов помешает ему уснуть.

Странное, тревожное, смущающее, но всё-таки приятное осознание того, как сильно он жаждал её прикосновений.


* * *


Весь день Рейчел не могла отогнать мысли о Заке. В их прошлую встречу он явно был не в порядке — это было видно даже сквозь его обычные попытки нахамить. Она кое-что знала о бессонных ночах, но Зак выглядел куда страшнее, чем она когда-то. Он не рассказывал о том, что ему снилось (и явно с этим не спешил), и Рейчел расстраивало, что она не может ничего сделать, кроме как быть рядом. Вчера она уснула первой, но, проснувшись рано поутру, одного взгляда хватило, чтобы сказать — он даже не пытался засыпать.

Она очень переживала. Конечно, Зак был куда выносливее её и мог выдержать столько без сна, но Рейчел была уверена, что он не будет спать, пока дело не закончится сонным обмороком — он не знал собственных границ.

Если бы она могла сделать что-нибудь существенное!

Отчасти в его состоянии была виновата именно она. Зак немного изменился после того, как она назвала себя монстром — стал более уязвимым, более хрупким, более подверженным плохим мыслям. С другой стороны — он позволил ей увидеть это.

На этот раз она решила не жалеть. Да, она была виновата, явно или косвенно, но самобичеванием тоже горю не поможешь. Заку сейчас поддержка была куда нужнее, и она не собиралась игнорировать это — нужно было что-нибудь исправить.

Было трудно не обращать внимания на тихий шепоток самоненависти, указывающий, что только она во всём виновата. Но Заку сейчас её ненависть ничем не поможет, и эта мысль порождала силу противостоять её собственным демонам в голове.

Сейчас было самое время сделать хоть что-нибудь помимо утопания в собственной вине.

 — Рейчел, что-то случилось?

Она вздрогнула, вспомнив, что они с Ленни шли домой.

 — Э-э-э, нет, ничего, — и покачала головой, отгоняя беспокойные мысли.

Ленни скептически посмотрела.

 — Уверена? Ты можешь со мной поделиться.

Рейчел поколебалась, но затем решила, что за спрос её не побьют.

 — Я… волнуюсь за друга, — она не знала, правильно ли поступает, но после этих слов стало немного легче.

 — Друга? — Ленни, задумавшись, сузила глаза. — Только не говори… ты про того парня, с которым на день рождения танцевала?

Рейчел, почти вернувшаяся в свои мысли, от удивления споткнулась. Она в секунду покраснела, а сердце панически заколотилось.

Откуда Ленни знала?

 — Стоп, что? — задыхаясь, выдала она.

Ленни с ангельским видом намотала рыжую прядь на палец.

 — Ну, знаешь, 10 июня в неком парке я, возможно, могла оказаться на фестивале. И в толпе я, возможно, могла признать мою милую подругу Рейчел Гарднер в объятиях какого-то дылды в капюшоне. К сожалению, его лица я не рассмотрела…

Она засмеялась, увидев лицо подруги, и тыкнула её в щеку, пока Рейчел приходила в себя.

Точно, Ленни же была на фестивале. Она сама её там видела. И, к сожалению, её заметили в ответ.

 — Ты… — заикнулась Рейчел, не в силах сказать что-то связное. — Погоди, Адриана тоже знает?

 — Более-менее, — признала Ленни. — Допустим, она знает, что у тебя есть прекрасный принц или типа того.

Рейчел снова не хватило воздуха.

 — ЧТО? — покраснела она. — Ленни, что ты ей наговорила?

 — Ну, я не знала, какие у вас отношения, а «друг» — слишком общее описание, так что, я сымпровизировала.

 — «Прекрасный принц»? Ты головой ударилась?

 — Э-э-э, нет?

Ох блин, она бы в жизни не назвала Зака таким образом, но вдумываясь, Рейчел смущалась всё сильнее — это описание ему действительно подходило. Если эталонный Прекрасный Принц — тот, кто вечно спасает свою деву, то Зак тут прекрасно подходил (он действительно несколько раз её спасал). И даже если он не был принцем — то определённо оставался самым прекрасным.

Ленни слегка занервничала.

 — Я спросила, как зовут того высокого паренька в капюшоне, и она вообще не поняла, о чём я. Потом ей стало интересно, а я не смогла ей не отвечать, — затараторила она. — Ты же знаешь, я не могу секретничать, когда она так на меня смотрит, и я сказала «наверное, это прекрасный принц Рейчел», и… — от её взгляда Ленни запаниковала сильнее. — Так, я перенервничала, понимаешь?

Наступила долгая пауза.

 — Офиге-е-еть, — застонала Рейчел.

 — Я на секунду подумала, что ты спросишь, как сильно я запала на Адри.

 — Пятнадцать из десяти, мне даже спрашивать не нужно.

 — Но она же такая крутая, согласись? — Ленни мечтательно на неё посмотрела, и Рейчел улыбнулась, не в силах злиться дальше.

 — Да, крутая, — кивнула она, вспоминая о своей тревоге. — И что она сказала про… м-м-м…

 — О, точно, ты про… — и, как полагается, не договорила, но многозначительно пошевелила бровями. — …Него?

 — Пожалуйста, я серьёзно.

Хихикнув, Ленни перестала.

 — Ладно-ладно. Мы хотели поспрашивать у тебя подробности, но… — и положила руку на плечо Рейчел. — Мы понимаем, что ты не любишь много говорить о себе. Если ты о нём не рассказывала — на то были причины. Ты не обязана выкладывать, кто он такой, — пожала она плечами и скрестила руки. — Но время от времени сообщай, если на фронте будут подвижки, — игриво подмигнув, добавила Ленни.

 — Посмотрим, — с лёгким румянцем слабо рассмеялась Рейчел. Её смех погрустнел, и она уставилась себе под ноги. — Я уже сказала, сейчас… я переживаю. Ленни, — и посмотрела подруге в глаза: — Что ты делаешь, когда твой друг выглядит просто ужасно, но ничего тебе не рассказывает?

 — М-м-м… — задумалась Ленни. — Я бы обняла, поцеловала в щеку… Ну знаешь, это же старые добрые напоминания о том, что ты рядом и готова помочь. Но не все так любят тискаться, как я.

Рейчел разочарованно вздохнула.

 — А если я чувствую, что этого мало?

 — …До смерти хочется пошутить, но сейчас не тот момент. Сейчас соображу.

 — Будь так любезна.

 — Попробуй развести его на разговор. Ну, знаешь, если он тебе всё выдаст — хуже не будет. Думаю, даже станет легче, когда он тебе расскажет о своих проблемах, — и понимающе посмотрела на Рейчел. Не стоило дважды думать — это был её личный опыт с одной очень известной скрытной подругой, которая никогда ничего не говорила. — Не стоит копить чувства в себе, рано или поздно он не выдержит.

 — Я… понимаю, — сказала она и ничуть не соврала. Она прекрасно понимала.

Однажды она не выдержала.

 — Если он не может говорить об этом с тобой, попроси его поговорить с кем-то, кому он больше доверяет.

 — Не думаю, что он в принципе хочет об этом говорить, — покачала головой Рейчел. Она знала, что у Зака есть кто-то ещё, на кого он мог положиться — вот только очень вряд ли он пошёл и всё рассказал. Зак просто не был тем, кто легко просит о помощи.

 — Значит, говорить с ним всё-таки придётся тебе. Лучше спроси Адри, она в людях разбирается лучше нас обеих вместе взятых.

 — Ты о случаях, когда она не собирает на них компромат? Или когда она их не пугает?

 — Или когда она привлекает. Даже ты на неё когда-то запала.

 — Ладно, но я это пережила.

 — А я вряд ли переживу.

 — Действительно, у тебя всё запущено. Ладно, спасибо за совет, я обязательно спрошу её.

Они остановились перед домом Ленни, продолжая смеяться и препираться, и Рейчел чувствовала смутное облегчение. Она до сих пор не знала, что делать с Заком, но хотя бы смогла поговорить с кем-то о своей проблеме. А Ленни и без того была слишком игривой и непринуждённой — было тяжело грустить в её присутствии.

 — Тебе полегчало? — уточнила Ленни.

 — Ага, чувствую себя не такой беспомощной, — уверила её Рейчел. — Спасибо, Ленни.

Она повернулась, чтобы уйти домой, но услышала, как её снова зовут.

 — И последнее! — воскликнула Ленни, положив руку на приоткрытую дверь.

 — Что? — с искренним любопытством просила Рейчел. Это могла быть либо пошлая шутка, либо дельный совет — с Ленни никогда не угадаешь.

 — Если ничего не сработает… — начала она.

Да, пошлая шутка.

Именно от неё Ленни сдержалась, прежде чем дать по-настоящему хороший совет.

 — …Попробуй приватный танец!

И, к счастью, влетела в дом раньше, чем красная до корней волос Рейчел бросила бы рюкзак ей в лицо.


* * *


Ноябрь 2ХХ7

— Монстр.

Было больно. Голова просто раскалывалась. Усталость победила — он уснул.

Стояла ночь, и он спал.

Он смутно осознавал время, потому что сосредоточенно пытался не закрывать глаза. Но шесть дней без сна после двух месяцев относительно спокойной жизни были как снег на голову.

Каким же он был слабаком.

 — Монстр.

Он был в приюте. Эта женщина бросила его там, она не собиралась возвращаться — и он знал об этом. Если было что-то, чего она принципиально не делала — то это была ложь. Люди были полны лжи. Они выбрасывали слова на ветер, давали ложные обещания.

Но не она. Даже если она была эгоистичной сукой — всё равно никогда не врала и не притворялась лучше, чем была.

Она не любила враньё.

Он презирал их — лживых людей из приюта. Они вечно врали. Обещали чуть ли не горы золотые, и сначала он повёлся. Он был в аду, даже если сначала таковым не казался.

Но других детей он не ненавидел. Они не просили этой участи — просто были никому не нужны. Дети нищих, сбежавшие дети, брошенные дети, оказавшиеся не такими, какими их хотели видеть родители.

Люди — куски дерьма. И каждый из них прикидывался, что лучше, чем он был на самом деле. По крайней мере, той женщине хватало честности не называть себя хорошей.

 — Будешь хорошо работать, и мы тебя накормим.

Он рылся на помойке в поисках съестного.

 — Закопай этот труп, и мы дадим тебе одеяло.

Той ночью двое замёрзли насмерть. Он выжил, укрывшись их ещё тёплыми телами.

Но всегда, когда они что-то просили — он делал. Ничего не говорил, не жаловался. Сначала он реально верил, что это воздастся. Потом, узнав, что это всё ложь, он не знал, что ещё делать. В первую очередь — выживание. Он подчинялся, потому что не знал, как выжить по-другому.

Хоронил трупы. Звук отбрасываемой лопатой грязи.

Искал еду в мусоре. Звук шуршащих пакетов.

И ёбаный дождь всегда застилал ему глаза. Он холодил, он убивал слишком многих детей, недостаточно сильных, чтобы перенести холод. Унылый дождь.

Такой была его жизнь.

 — Монстр.

Как бы его ни пытались убить — он выживал. Он был весь в ожогах и бинтах, у него были жуткие глаза, он едва говорил — но он был жив.

Мелкий монстр.

 — Инструмент.

Если он и ненавидел какое-то слово сильнее, чем «монстр» — это было оно.

 — Я не инструмент.

Он шептал ветру, призракам, самому себе и никому. Он не был инструментом.

— Монстр.

Но это слово было подобно огню в его разуме. Как бы он ни старался, он не мог убедить себя в том, что он не монстр.

 — Ты не монстр.

Рей. Это был её голос. Её слова.

Блядь, вот почему он не хотел засыпать! Она спала в этой же ёбаной комнате!

Он попытался проснуться, открыть глаза, но голова была словно чугунная. Невозможно было ни двинуться, ни сделать хоть что-то.

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

— Айзек Фостер.

Опять ему снилась эта сцена.

— Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

Нужно было проснуться, пока не случилось ужасного. Он не хотел снова и снова слушать этот диалог.

— Кто я…

Сознание было в двух шагах. Он смог бы проснуться.

— Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

В первую очередь — выживание. Так выживай. Проснись.

— Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Ты. Должен. Проснуться.

— Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

Проснись. Блядь.

— Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек.

За шипением сломанного телевизора он уже не слышал ничего.

 — Монстр…

Кошмар снова вернул его в коварный отравляющий сон. Он уснул во второй раз, вспоминая приют. Он вернулся во тьму.

 — Инструмент.

Он помнил ту девчонку, которая и на девчонку не была похожа. Она думала, что здесь будет безопаснее, чем дома. Она умерла через три дня, когда попыталась сбежать — её загрызла собака.

Он помнил того мальчика, которого упекли в приют нищие родители. Он так надеялся, что его усыновят. Он повесился через два месяца, когда понял, что по-другому отсюда не выберется.

Он помнил того паренька без руки. Собственно, поэтому его и сдали. Через неделю он умер от простуды.

Он помнил того, немого. У него не было родителей, но был поехавший дядя-насильник.

Он не помнил их имён, не помнил их лиц, но он помнил об их существовании. Они все стали жертвами. Кто-то говорил с ним. Кто-то его избегал.

Все они умерли, и он их всех похоронил.

 — Инструмент.

Ага, похоронил их всех, как инструмент — без слёз, без криков, без жалоб. Он даже не грустил. Он не привязывался ни к кому из этих детей, но почему-то было жаль, что они здесь оказались. Ему было плохо, когда они пытались улыбаться — для веселья не было ни единого повода. По-настоящему в том месте улыбались только хозяева. Они взрастили в нём ненависть к чужому счастью.

Как они могли радоваться, когда из-за них умирали люди?

Как люди могут улыбаться, не зная тягот тёмной жизни?

Лучше пусть они все сдохнут, вслед за теми ненужными детьми. Пусть провалятся в ёбаный ад. Пусть горят.

 — Зак?

Её голос. Да, это Рей. Даже во сне он слышал её чётко и ясно. Разве она сейчас была у него дома?

Он не мог вспомнить.

Он не мог соображать. Его больной разум породил иллюзию её голоса, но это было не важно. Желание убивать встало перед потребностью быть с ней, потому что сейчас так хотелось её прикосновений. Хотелось вдохнуть её аромат, почувствовать её присутствие, услышать её голос, ощутить её тепло. Он хотел её.

Он увидел её. Она убегала, словно он гнался за ней.

— Постой!

Во сне он потянулся к ней, схватил за запястье, но она тут же начала растворяться в цветочных лепестках. Он попытался ухватиться за лепестки, удержать их возле себя, но мог только смотреть, как ветер уносит их за собой.

 — Не уходи, пожалуйста. Не убегай от меня…

 — Зак…

Лепестки ураганом окутали его. Тьма исчезла. Он купался в тёплом, мягком, утешающем свете.

Он держал в руках солнечный лучик, свой собственный солнечный лучик, и чувствовал себя в безопасности. Кошмар не вернулся, жажда крови медленно отступила. Умиротворённый, словно ребёнок, он зарылся носом в изгиб ангельского крыла.

И облегчённо вздохнул, прижимая лучик к своей груди.

Он мог наконец-то поспать.


* * *


Проснувшись, он понял, что ему было тепло и уютно. Без жалоб: в этом месяце морозы ударили раньше. Он держал что-то мягкое, оно прижималось к нему. Его ноги спутались с чем-то помимо одеял, но ему всё равно не казалось, что он спит в своей постели. Левая рука обнимала что-то мягкое, а ладонь чувствовала какую-то тёплую податливость. На правой руке он чувствовал вес. Он не знал, что это, но его правый большой палец на автомате огладил шелковистую текстуру. Он лежал на маленькой подушке.

 — М-м-м… — восторженно промычал он.

Да, на ощупь было нереально приятно. Он почти передумал просыпаться. Если так можно было полежать подольше — он не был против. Он зарылся носом в тёплый изгиб, прижимаясь.

Впервые за несколько недель он чувствовал себя по-настоящему отдохнувшим. Обычная усталость давала о себе знать, но хотя бы не наваливалась. Вот бы ещё пару часов поспать…

Нечто в его руках зашевелилось, и он прижал крепче. Он не хотел, чтобы его подушка сбежала. Ему было слишком комфортно, чтобы отпускать это тепло.

 — Зак?..

Да, это он. А звала его Рей. Ого, как она была близко. Что, снова у него ночевала?

Бля, точно. Ночевала, и он уснул следом. Вот же дебил! К счастью, кошмар в какой-то момент отпустил, и он не напал на неё. Он бы никогда себя не простил.

(Да, он действительно не мог доверять самому себе. Так, блядь, нужно было перестать думать. У него хватало хуёвых воспоминаний, чтобы ещё и это вспоминать).

Не просыпаясь до конца, он прижался ртом к изгибу, пышущему здоровым теплом. Да, как он и думал, оно было мягким и нежным. Сквозь тело прошла дрожь. Был бы стимул — он бы снял повязки, чтобы почувствовать больше этой мягкости, но сейчас было лень.

 — Зак? — спросила явно офигевшая Рей. Она даже немного паниковала.

Под его губами что-то пульсировало.

 — Завали… — застонал он.

Пауза.

 — Ты проснулся?

 — Попросил же, завали… Дай поспать…

 — Извини, не хотела разбудить, — сказала она, впрочем, особой вины в голосе не звучало. Она как будто куда-то спешила. — Не хочу мешать тебе спать, но, судя по солнцу, уже почти два часа дня. За полдень — это точно.

 — И что.

Что она несёт? Кого ебёт это время?

 — Я же говорила, мы с Адрианой хотели встретиться в парке в половине третьего, — терпеливо напомнила Рей. — Я опоздаю, если не начну собираться.

 — И что, — раздражённо повторил он.

Если хочет идти — на здоровье. Он чувствовал лёгкую досаду, что она не проведёт день с ним, но ладно, у неё была своя жизнь. Не держать же её вдали от друзей.

Она вздохнула.

 — Было бы неплохо, если бы ты меня отпустил.

 — Нет, — не задумываясь, ответил он.

А затем, сквозь сон, начал осознавать. Она сказала «отпустил». Только не говорите, что…

Блядь.

Он резко открыл глаза.

Он прижимал Рей к своей груди, его левая рука лежала на её талии, а ладонь была под футболкой. Он переплёлся с ней ногами, правой рукой обхватил её плечи, поглаживал волосы и, уткнувшись носом, прямо сейчас прижимался ртом к её шее.

По сути, это было охуеть какое крепкое объятие, и он на полном серьёзе не был готов отпускать её ближайшие несколько часов. Уж больно это оказалось приятно.

 — БЛЯ!

Он резко отстранился, отталкивая её от себя, и Рей с визгом упала с дивана.

 — Что за хуйня? — крикнул он и попытался сесть. Сердце билось как сумасшедшее. — Ты как сюда попала?

Рей медленно поднялась, слегка расстроенная такой резкой реакцией.

 — Я ничего не делала.

 — Я тоже!

 — Ты забыл? — удивлённо спросила она. — Наверное, ты это сквозь сон…

 — Рей, — процедил он. — Что, блядь, случилось прошлой ночью?

 — Ладно, — она задумчиво постучала по подбородку. — Я ночью проснулась и увидела, что у тебя какой-то ужасный кошмар. Ты во сне дёргался, весь вспотел и тебе, как будто, было больно. Я волновалась.

 — Это ни хрена не объяснило! — прохрипел он. Ему было стыдно, что Рей увидела его в таком состоянии, но она ничего не сказала, и пришлось стыдиться кое-чего похлеще (типа объятий во сне).

 — Я пошла к тебе, чтобы разбудить. Я тебя звала, но ты как будто меня вообще не услышал, а потом схватил меня за руку и потянул.

Он почувствовал, как краснеет. Бля-я-ядь, так это не приснилось. Она действительно была рядом и она его звала. Значит, всё реально случилось из-за него, она к нему спать не лезла.

Он тяжело сглотнул.

 — И ты… даже не сопротивлялась?

 — Ну, я удивилась, но ты просил не уходить и не убегать, так что я просто… — она пожала плечами, — забила.

Зак опустил голову, вцепившись руками в лицо. Ну вот, что он сделал?

КАКИМ МЕСТОМ ОН ДУМАЛ?

Теперь абсолютно точно виноват был только он, и он не мог найти никакого оправдания. Он не смел смотреть на неё. Но, закрывая глаза, он всё ещё мог вспомнить тепло и уют её маленького тела, всю правильность ощущения её на собственной груди, гладкую кожу её шеи под губами, её аромат. Он слишком сильно нуждался в её присутствии, её прикосновениях…

 — Зак?

Ему потребовалась секунда, чтобы понять — он собирался потянуться к ней. Если бы не понял — с радостью притянул бы её к себе прямо сейчас.

НЕТ.

ЗАК, НЕТ.

ТЫ. НЕ. МОЖЕШЬ. ДОВЕРЯТЬ. САМОМУ. СУКА. БЛЯДЬ. СЕБЕ. (Будь проклят человек, который ему это сказал, он даже и не думал за это прощать).

Он не мог этого сделать. Было слишком не похоже на него. Слишком странно, стыдно, пиздецки жутко. Только не серийный убийца вроде него. Он должен был бороться с кошмарами бессонницей, а не бессознательными объятиями своей подруги.

 — Опаздываешь, — рвано выдал он. — Тебе надо собираться.

Она какое-то время молчала, прежде чем вздохнуть.

 — Да. Спи дальше, если хочешь.

Он застонал, но не двигался, когда она уходила в ванную, чтобы наскоро принять душ и переодеться. Он продолжал так сидеть, даже когда она вернулась, чтобы забрать рюкзак, и открыла дверь.

 — Зак… — сказала она напоследок. — Если ты хочешь со мной поговорить — я всегда выслушаю.

 — Всё нормально.

В понятие нормы входило дофига всего, так что, технически, это не было ложью, а удобным ответом, позволяющим не вдаваться в детали.

 — Я о твоих кошмарах, — мягко настояла Рей. — Я не хочу лезть в личное, но если тебе нужно…

 — Сказал же, всё нормально, — повторил он и вздохнул, когда она не ответила. — Просто… прошлое. Хреновые воспоминания, как обычно.

 — Ясно… — ответила она, не очень довольная ответом. — Ну… наверное, до завтра.

 — Повеселись там, — неожиданно мягко сказал он.

 — Зак, только отдохни.

 — Попытаюсь.

Она не поверила, но не стала настаивать. Услышав, как за ней закрылась дверь и шаги отдалились, он снова лёг на диван. Руки всё ещё закрывали лицо.

Вот, кроме шуток, какого хрена он устроил?


* * *


 — Привет, э-э-э… — Рейчел откашлялась, не зная, с чего начать. — Я хотела кое-что обсудить.

 — Выкладывай.

Адриана выдыхала пар — несмотря на начало ноября, холод стоял зимний. Если пару недель назад ночи были прохладными — сейчас можно было легко замёрзнуть. Рей не жалела, что провела ночь в тёплых и надёжных объятиях Зака, но вспоминать было очень неловко.

 — Я так поняла… Ленни рассказала про моего… друга?

 — Про друга? — переспросила Адриана. — Ты про парня, которого она назвала твоим прекрасным принцем?

Рейчел почувствовала, что её щеки горят.

 — Да, — хрипло выдохнула она.

 — Мы узнаем его имя?

 — Нет, — тут же покачала головой Рейчел. — Я бы хотела не называть имён.

Её друзья и так слишком много узнали про Зака, а она не хотела выдавать что-нибудь, что поставило бы его под угрозу.

 — Ладно, — пожала плечами Адриана, нисколько не смутившись. — Значит, кодовое имя — Прекрасный Принц.

Рейчел хотела как-то возразить, но не смогла придумать никакого другого прозвища, и кивнула, мысленно извиняясь перед Заком.

 — Что с ним?

 — Ну… У него тяжёлое прошлое. Вот прямо совсем кошмар, — объяснила она. Адриана внимательно слушала, не перебивая. Пока Рейчел не договорит — она не собиралась ничего заключать. — Кажется, в последние дни, его поглотили эти воспоминания. Ночью ему снятся кошмары, он почти не спит. Он весь встревожен, — с беспокойством продолжила она. — Ему больно. Он не хочет рассказывать мне, чтобы не показывать слабость, и у него в принципе плохо с выражением такого рода чувств, но… Я переживаю, что однажды он не выдержит этого. Я хочу помочь ему, Адри. Я хочу, чтобы он доверился и положился на меня, потому что я всегда на него полагалась.

 — Хм-м-м… — Адриана откинулась на спинку скамейки. Сегодня в парке было не многолюдно, и Рейчел почувствовала, что может говорить более-менее свободно. — Значит, ты хочешь, чтобы он тебе рассказал.

 — Я не хочу его принуждать, — вздохнула Рейчел. — Я просто хочу, чтобы до него дошло… что он не один, и не обязательно тащить всё на себе.

Адриана подняла голову на пасмурное небо.

 — Знаешь, есть много причин, почему люди не рассказывают о проблемах.

 — Потому что не хотят вовлекать в это других, — знающе прошептала Рейчел.

 — Как вариант, — согласилась Адриана, понимая, что подруга говорила о себе. — Люди беспокоятся, что своими проблемами только навредят. Они думают, что это только личное, и нужно справляться в одиночку. Они думают, что им всё равно никто не поможет, и ничего хорошего это не принесёт. Могло быть такое, что однажды они высказались, и всё закончилось плохо.

Рейчел понимала, что это всё о ней, и знала, что Адриана это рассказала не просто так.

 — Но знаешь, — добавила она, — это далеко не все причины. Бывает, что правда слишком болезненная, чтобы об этом говорить. Это просто разбередит неприятные воспоминания.

 — Наверное…

 — Или в случае, если человек всю жизнь рассчитывал только на себя, он просто может не знать, как об этом рассказать. Он может не знать, как поделиться. Он может не понимать, зачем вообще это делать. Не видеть в этом смысла. Его может устраивать выслушивать и помогать другим, но со своими проблемами он будет разбираться сам, потому что само признание проблем для него может быть проявлением слабости.

 — …Больше ему подходит, — мрачно пробормотала Рейчел.

Особенно последняя часть подходила. Вот первый случай был весь о ней — она так боялась, что не сразу рассказала о неблагополучной семье серийному убийце в мусорном баке.

 — Вся соль секретов — ты никогда не знаешь, что случится, если проговоришься, — сказала Адриана. — Можно бояться говорить, потому что не сможешь контролировать последствия.

Последствия.

Слово поразило Рейчел словно молнией, и она тут же задумалась, какие последствия могли пугать Зака. Она знала, что дело не только в этом, но аспект был важным. Зак не был лжецом и не мог скрывать правду ни под каким предлогом. Он мог бояться рассказывать, потому что в этом случае не сможет ничего соврать или утаить.

Но зачем бы ему утаивать? Потому что правда была ужаснее, чем она могла себе представить?

Но это же Рей, он так хорошо её знал. Какие последствия могла привести даже самая страшная правда, кроме того, что он лишний раз всё вспомнит? Она знала, что о своём прошлом рассказала не до конца, но она была просто к этому не готова, а не потому, что он мог её возненавидеть, или…

Возненавидеть.

«Я бы сам себя возненавидел, если бы тебя вот так отпугнул».

«Я ни за что не рискну твоей жизнью, Рей.»

«Не уходи, пожалуйста. Не убегай от меня…»

Да он же был уверен, что она его возненавидит. Он был уверен, что она испугается. Он всерьёз боялся, что она убежит от него, что он сам ранит её.

Он боялся её потерять.

 — Рейчел?

Сердце неприятно сжалось. Оно забилось быстрее и сильнее, стуча в груди тяжестью всего мира.

 — Я… в порядке, — успокоила она. — Продолжай, я тебя слушаю.

 — Ладно… — Адриана продолжала пристально смотреть. — Я перечислила навскидку, большего сейчас не вспомню. Есть много разных причин, почему люди хранят секреты. Я думаю, того, что я сказала, хватает для нашего случая, так что буду основываться на этом. Тебе бы заставить его понять, что будет лучше — в первую очередь, ему самому — если он расскажет.

Рейчел восхитилась её профессионализмом и ненавязчивостью — Адриана даже не пыталась заставлять её выдавать все тайны. Наверное, потому что она понимала, что Рейчел уже есть на кого положиться. Наверное, потому что действительно уважала её личную жизнь. Да и наверняка она давным-давно поняла, что Рейчел попросту боялась вовлекать друзей в свои проблемы.

 — Первый способ — расскажи ему о своих ночных кошмарах. Если его проймёт, он расскажет тебе в ответ. Может, у вас так даже диалог сложится и вы поделитесь опытом.

 — Не думаю, что он бы вдавался в детали.

 — Риск есть. Можешь дать ему понять, что знаешь, почему он тебе не рассказывает. Если он поймёт и увидит, что ты всё равно готова выслушать — это может укрепить его доверие.

 — М-м-м, — Рейчел задумчиво прищурилась. — А если не доверится? Если будет дальше бояться… плохих последствий?

 — Наверное, он не настолько доверяет самому себе, чтобы к этим последствиям вести? — предложила Адриана.

 — Может, и так.

 — Второй способ. Покажи, что он не выдержит, если продолжит такими темпами. Дай ему понять, что ты рядом и готова помочь. Перебарщивать тоже не нужно, но он должен понять, что стоит выговориться, пока всё не привело к… ещё худшим последствиям. Нужно убедить его разменять ужасный результат на просто плохой.

Что бы случилось с Заком, если бы он сорвался? Рейчел уже знала, что в ярости он переставал трезво думать. Он дважды угрожал ей, чуть не убил на её глазах и снова угрожал, когда она осмелилась остановить. А что случится, когда он не сможет даже пытаться это сдерживать?

Случится то, чего он боится. Жажда убийства поглотит настолько, что Зак в кровавом безумии не пощадит даже её.

Он, конечно, имел право убить её, если от неё будут проблемы, но…

Она же не приносила проблем. И не просила его убить. Получается, технически, она умрёт от его рук, не выполнив ни единого условия для этого.

Это было бы неправильно для них обоих. Рей не умрёт счастливой, а Зак потом будет только жалеть о её смерти. Он бы потерял её, как и боялся. Зак будто запирал себя в бесконечных попытках избежать риска, но неизбежно только приближал себя к нему. При чём, неосознанно.

Он не собирался с ней делиться. Она знала, что он ничего не рассказывал и тому человеку, который ему помогал, иначе всё было бы не так плохо. Зак не видел, куда себя загонял в попытках нести бремя в одиночку, когда был для этого не в состоянии.

Именно Рей послужила всему катализатором. Если прошлое и демоны поймали его в ловушку — это была хоть на долю, но её вина.

Но не время было загоняться, винить и плакать. Нельзя было вечно жалеть об ошибках. Да и было ли оно ошибкой, или это всё-таки проявился эффект её проклятья?

 — Была ли наша встреча ошибкой?.. — мрачно пробормотала она.

 — Думаю, нет, — ответила Адриана.

Она удивлённо посмотрела на подругу.

 — Почему ты так уверена?

 — Я не знаю, с чего ты считаешь это ошибкой, — пожала она плечами. — Но готова поспорить, от тебя он получил больше хорошего, чем плохого.

 — Наверное…

 — В любом случае, его состояние идёт из прошлого, так? — уточнила Адриана. — Ты этого не контролируешь. Если прошлое свалилось ему на голову — значит, он постоянно от него убегал.

 — …А прошлое рано или поздно всегда догоняет.

Она-то знала. Её собственное забытое прошлое, в итоге, вернулось в момент, когда она сломалась. Она столкнулась с этим, частично смирилась, но знала, что та часть, которую она не приняла, настигнет её снова.

Так что, она понимала — от прошлого не сбежать.

 — Именно, — согласилась Адриана. — Может, пришёл час наконец-то его принять.

 — Но думаю, всё началось из-за меня, — вздохнула Рейчел.

 — Ты про вашу встречу? — и продолжила, когда подруга кивнула: — Но вы же всё-таки стали друзьями.

 — Стали, — признала Рейчел. — Он мог давно выбросить меня из своей жизни, но не сделал этого.

 — Значит, это уже его ошибка, — заключила она. — Если он позволил тебе остаться рядом — сам виноват, что не спрятал спусковой крючок своего прошлого. Если бы он хотел продолжать бегать дальше — он бы бегал.

 — И-и-и… это плохо? Я должна что-то сделать?

 — Ну, вашу встречу уже не отменить, да и не нужно это. Но ты можешь помочь справиться с тем, что запустила.

 — Тогда я попробую, — решительно заключила она, отбрасывая последние капли ненависти. — А если ничего не сработает?

 — Как насчёт приватного танца?

 — НЕТ.

Это точно Ленни виновата, если только они не делят одно сознание на двоих.

 — Ладно-ладно, извини, — засмеялась Адриана и погладила по плечу Рейчел, спрятавшую лицо в ладонях. — А если серьёзно, ошибки не всегда плохи.

Рейчел посмотрела на неё сквозь пальцы.

 — Да ну?

 — Ага. Есть и самые лучшие в мире ошибки, без которых никуда.

 — Например?

Адриана мягко улыбнулась.

 — Держу пари, ты — его самая лучшая ошибка.

Глава опубликована: 23.01.2019

3.2 Слабость, эмпатия и карма воздающая

Декабрь 2ХХ7

Наверное, погода стремилась окрасить мир в серый.

Был декабрь, было холодно, но для снега температура недостаточно понизилась. Вместо белых пушистых снежинок лил холодный колючий дождь, и воздух казался только холоднее. Много людей заболело, и дороги были переполнены из-за скользкой дороги, ведь пешком никто не хотел ходить.

 — Надеюсь, папа не опоздает, — вздохнул Эдди, пытаясь согреть руки в карманах.

 — Из-за дождя видимость хуже, он может просто дольше ехать, — пробормотала Рейчел. Они оба стояли под зонтиком Эдди в ожидании машины его отца.

 — Извини, ты задержалась по моей вине, — сказал он. — Ты бы могла уехать на автобусе, и не стояла бы под дождём.

 — Да всё в порядке, — мягко улыбнулась она. — Я же не могла бросить тебя одного.

 — Замёрзла?

 — Есть немного, но это не смертельно.

Она всё равно планировала сразу пойти к Заку и переодеться в его самую тёплую толстовку — простуда ей не грозила. Она давным-давно принесла к нему пару комплектов запасной одежды и несколько полотенец, так что можно было принять горячий душ. В такую погоду настроение у родителей было просто прескверное, и они всю неделю накаляли атмосферу, так что идти домой сегодня не было вариантом. Прошлой ночью она буквально спала в стиральной машине, чтобы не нарваться на гнев родителей — какое же удачное укрытие! — но после этого тело ломило. Не хотелось бы повторять.

 — Как думаешь, супермаркет ещё открыт? — спросила она у Эдди.

 — Думаю, да, — пожал он плечами. — Не знаю, с чего они решили раньше закрываться, даже с этим дождём. Хочешь что-нибудь купить?

 — Ага. Может, пиццу…

Недавно выяснилось, что Зак никогда не ел пиццу с четырьмя сырами. Рей планировала это изменить, тем более, что она в кои-то веки могла себе это позволить — Эмили несколько дней назад заходила к маме в гости и подарила Рейчел немного денег. Она всегда была очень хорошей. Пока она была дома, Рейчел боролась с желанием сказать маме «да к чёрту папу, выходи замуж за Эмили!», потому что ей хотелось бы иметь такую маму.

Её мама никогда не была спокойнее, чем в присутствии Эмили, и это даже не было притворством.

 — Эдди? — послышался голос Лизы. Рейчел напряглась, увидев, как к ней подходит заклятая обидчица под большим раскрытым зонтом. Лиза поморщилась, заметив, кто стоит рядом с Эдди. — Ой.

 — Привет, Лиза, — улыбнулся он. — Тоже ждёшь, когда за тобой приедут?

Лиза покраснела, и Рейчел несказанно удивилась этому мгновенному перевоплощению из школьной альфа-сучки в смущённую влюблённую девочку. Интересно, знал ли об этом Эдди, или Лиза пыталась скрыть свои чувства?

 — Нет, не переживай. Мой папа уже приехал, — застенчиво ответила она (Боже, что это за тон? Ей громкость прикрутили? Куда делась та самовлюблённая и уверенная Лиза?), наматывая прядь волос на палец. — Я просто… хотела поговорить.

Эдди посмотрел на неё, и только Рейчел могла заметить, как в этот момент его дружелюбный блеск в глазах сменился ледяным спокойствием.

 — На самом деле, я тоже хотел поговорить, — сказал он.

Лиза ничего не поняла. Её щёки только сильнее порозовели и она принялась поправлять причёску.

 — Так вот…

 — Ты пришла извиниться перед Рейчел? — резко перебил Эдди.

Лиза побледнела.

 — Ч-что?

 — Ты же хотела поговорить о том, как толкнула Рейчел с лестницы в апреле?

 — Но это не… Я бы никогда…

Она попыталась что-то ответить, но была слишком ошарашена. Обычная Лиза отмахнула бы за секунду, но сейчас её обвинял Эдди — она явно не ждала, и потеряла всякое самообладание.

 — Я знаю, что ты не ко всем так добра, как ко мне, — продолжил Эдди. — Я знаю, что ты издевалась над Рейчел, когда я не видел. Но я надеялся, что ты успокоилась. Я же просил не трогать её.

Рейчел распахнула глаза. Так Лиза поэтому издевалась реже, чем раньше? Не потому, что она стала скучнее, а из-за просьбы Эдди?

Она почувствовала глубокую благодарность к другу детства. Он всегда был рядом, и она действительно его недооценила. Ей вообще казалось, что он ничего не знал, но нет — как обычно, он просто уважал её частную жизнь и не лез. Ей казалось, что стоило держать его подальше от всех своих проблем, но, может быть, стоило положиться и на него? Может, он даже не будет против.

 — Не знаю, о чём ты, — прокаркала Лиза. — Ты сказал её не трогать — я не трогала. Кто тебе такую чушь сказал?

Он скептически поднял бровь.

 — Мы с Адрианой Рейнольдс, подругой Рейчел, хорошо общаемся. И с доктором Диккенсом тоже.

Лиза пыталась найти какое-то оправдание, но знала, насколько надёжны его источники — и он тоже это знал. Сейчас её просто настигли последствия собственной глупости. Желая оттолкнуть Рейчел от Эдди, она в итоге могла оттолкнуть его от себя, если бы он узнал.

А он узнал.

Лицо Лизы внезапно исказилось от ярости, и она, сжав кулаки, уставилась на Рейчел.

 — Она сама виновата! — крикнула она. — Она много о себе думает!

 — Это Рейчел-то? — медленно проговорил Эдди, отгораживая подругу от Лизы. — Лиза, я тебя умоляю. Ты вообще её не знаешь. Она прекрасный человек, хотя сама этого не осознаёт. Она не впутывает друзей в свои заботы, чтобы не выглядеть слабой, даже когда мы готовы помочь. Я не знаю, что у неё происходит, но вижу, что она не всегда в порядке, хоть она и пытается вести себя как обычно. Я не хочу навязываться, но я её друг, и я… — зелёные глаза мрачно блеснули, — …совершенно точно не собираюсь позволять тебе причинять ей боль.

 — Эдди… — прошептала Рейчел, тронутая его словами.

Она точно его недооценила. Она считала, что его нужно защищать, что просто нужно радоваться за его успехи — но Эдди вырос из наивного плаксивого мальчика. Он до сих пор был чувствительным, но и надавить в случае чего мог — он заботился о Рейчел, даже когда она пыталась от него отгородиться. Она не собиралась отвечать на его чувства, не собиралась жаловаться на жизнь, но Эдди не обижался и его привязанность никуда не исчезла.

Он действительно был одним из лучших друзей, которых она могла желать в этой жизни.

Лиза оторопело молчала.

 — Ты что, не видишь, какая она унылая? — поиздевалась она.

 — Рейчел не унылая, — возразил он. — Просто ты не хочешь это замечать.

 — Что, и всё? — спустя время усмехнулась она. — Ты выбрал её?

Он ответил твёрдо, смотря ей прямо в глаза.

 — Да, её.

Лиза шокировано прикрыла рот рукой, и яростно топнула ножкой по асфальту.

 — Я… докажу, как ты ошибся, Эдди, — прорычала она. — Я докажу, что я лучше.

 — Я никогда тебя не прощу, если она пострадает.

 — Ты… — и повернулась. — Гарднер, ты заплатишь.

 — Жду не дождусь, — пожала плечами Рейчел, пока Лиза злобно топала, исчезая в серых каплях дождя.

Эдди выдохнул.

 — Ну что ж, одной пробле…

Не успев он договорить, как Рейчел его обняла. Как бы она не любила физический контакт, её иногда пропирало на нежности — особенно когда друзья нуждались в объятиях. Ей было стыдно за собственную переборчивость в этом плане, но хотя бы она могла утешающе обнимать, если это было необходимо.

 — Спасибо, Эдди. Большое спасибо.

Он смущённо моргнул, прежде чем нежно обнять её в ответ.

 

— Всё в порядке, Рейчел. Это было наименьшее из всего, что я мог сделать.

 — Извини, я… так мало тебе рассказываю.

Внезапно стало интересно: чувствовал ли он такое же бессилие и досаду, как она, когда дело касалось Зака? Эдди знал, что у неё проблемы, несмотря на все попытки это скрыть. Было ли ему плохо от собственной беспомощности? И настолько же плохо, как ей, когда она наблюдала, как Зак загоняет себя до последнего, игнорируя сон, и молчит?

Даже если да — Эдди ничего не говорил. Рейчел чувствовала вину за его беспокойство, но в каком-то смысле и благодарность, потому что он не совал свой нос в её проблемы.

 — Ты не обязана, — покачал головой Эдди. — Я не буду тебя принуждать. Главное, чтобы ты улыбалась — а большего мне не надо.

Она помнила, как сильно он ценил это, и улыбнулась. Он радостно усмехнулся.

 — Да, вот так, — одобрил он. — Замечательно. Лучшая улыбка из всех.

Она почувствовала лёгкую горечь. Она не могла ему возразить, но на самом деле это была не лучшая её улыбка. Да, она со временем научилась улыбаться чаще, и она была готова улыбаться ему столько, сколько сможет, но Эдди никогда не увидит её лучшую, самую прекрасную улыбку. В этом мире существовал только один человек, которому она могла искренне улыбаться от всего сердца, забыв о горести и печали.

И это был не Эдди.

 — О, папа приехал! — воскликнул Эдди, увидев, как на парковку въезжает знакомая машина. — Тебе оставить зонтик, или?..

 — Не нужно, — заверила она. — Дождь еле моросит, и я не собираюсь задерживаться.

Кивнув, он побежал к машине. К счастью, пока они ждали, дождь действительно немного перестал, так что Рейчел с улыбкой наблюдала, как Эдди запрыгивал в автомобиль. Если ей повезёт — скоро дождь закончится…

Блин.

Не повезло.

Дождь усилился, и она очень пожалела, что отказалась от зонтика — прямо сейчас он был бы кстати.

Небо разрезала первая молния, и Рейчел мгновенно завизжала.

Сейчас был не только дождь — снова разыгралась буря, и ей очень захотелось где-нибудь свернуться. Не время для пиццы — в другой раз. Сейчас нужно было набраться смелости просто передвигать ноги, идти к Заку домой, пока погода совсем не ухудшилась.

Подул сильный ветер, Рейчел уже промокла и замёрзла — даже её перепуганное тело уже поняло, что не стоило задерживаться на улице. Желание укрыться, спрятаться встало на первый план. Страх, парализовавший её, сменился явным побуждением бежать, пока её не убило.

Её убьёт. Если не двинется с места — погода её уничтожит. Нужно было двигаться. Идти.

Сверкнула молния.

Она снова закричала, и ноги, наконец-то, отмерли.

Она побежала так быстро, как могла. Она не видела, куда — просто бежала, пока не случился конец света.

Из-за дождя, застившего глаза, почти ничего не было видно, и дважды Рейчел почти упала. Над ней прогрохотало и, спустя крик ужаса, она больше ничего не соображала. Молния разразит её, небо свалится на голову, гром оглушит, ветер рассечёт пополам, дождь смоет кожу…

В следующую секунду она врезалась в кого-то и почувствовала, как рука обхватила её за плечи, не давая упасть.

 — Эй!

Это был он.

Дождь теперь был не страшен.

Это было его тело, его рука, его ладонь, его запах, его голос, его толстовка, его тепло — это был он. Рей уткнулась лицом в его грудь и закрыла глаза, наслаждаясь разливающимся внутри чувством безопасности.

Она была спасена. Рядом с ним можно было не бояться ничего.

 — Эй-эй, всё хорошо, я здесь. Спокойно, — сказал Зак. Она продолжала дрожать от холода и страха одновременно. Его большой палец поглаживал её плечо, и она схватилась за толстовку. — Всё будет хорошо. Мы придём домой, высушим тебя и согреем. Всё будет хорошо. Я рядом, Рей.

Она глубоко вдыхала, чтобы прийти в себя. Сосредоточившись на его прикосновениях, она позволила его голосу убедить себя, что бояться было нечего.

 — …Что ты здесь делаешь? — слабо спросила она.

 — Ты зонтик забыла, — объяснил он. — Я увидел, что погода будет пиздец, такой: «бля, Рей же боится грозы», и пошёл за тобой.

Он пришёл за ней. Снова пришёл, и эта мысль принесла столько счастья, что на секунду она забыла обо всех тревогах. Тепло, наполнившее её сердце, могло теперь побороться с холодным воздухом.

 — Нам пора, — пробормотала она.

Он отпустил её, но когда она опустила свою ладонь в его, он не сопротивлялся — наоборот, сам неосознанно переплёл их пальцы. Они больше не обсуждали этот эпизод с объятиями, Зак явно пытался об этом забыть, но Рей иногда ловила на себе его странный взгляд, и могла почти точно сказать, что он больше не будет лезть обниматься (она-то не собиралась).

Она всё ещё беспокоилась за него. Она пыталась показать, что всегда рядом, что ему нечего бояться — но особых успехов не было. Зак считал себя монстром, а её — дурёхой, не знающей, с кем на самом деле дружила.

Но она знала.

После более чем года дружбы они сблизились, многое друг о друге узнали, и не в последнюю очередь благодаря взаимной искренности. Они могли не говорить о глубоко личном, не касаться демонов прошлого, но позволяли друг другу узнать те стороны души, о которых сами не знали.

Рей никогда бы не подумала, что сможет быть счастливой. Она бы не подумала, что в её душе осталось что-то целое. Насилие и издевательства оставили на сердце глубокие шрамы, сожрали её жизнь и бросили во тьму. Она до сих пор не считала, что исцелилась, но до встречи с Заком всё было куда хуже (она даже улыбаться толком не умела, не то, что искать какие-то положительные стороны), и казалось, что так она всю жизнь и проживёт.

Вот только потом выяснилось, что всё не так просто. Шрамов было предостаточно, но она могла их вылечить, могла радоваться жизни и не чувствовать за это вину. В осколках её разбитого сердца пряталась сила, которую она не раскрыла бы без помощи Зака.

Зак, в свою очередь, признавал, что может быть нежным и проявлять доброту. Что он не только монстр и серийный убийца — но человек, которому не всё равно.

Принять это было нелегко, и если Рей сейчас чего-то отчаянно хотела — так это чтобы до него дошло, что он мог отпустить часть привычного хамства. Не обязательно было всегда строить из себя дикого и дерзкого — его уязвимость, хрупкость и мягкость не сделали бы его слабее.

Он был сильным. Всегда был сильнее её, и всегда будет.

 — Бля, реально какой-то унылый дождь… — проворчал он, сжимая её руку.

 — Не любишь дожди?

В последнее время у него в такую погоду часто портилось настроение.

Зак покачал головой.

— Да не сам дождь… Звук бесит.

Она посмотрела на него: он был на грани. Шёл быстро, но учитывал, что она могла не успевать. Смотрел прямо перед собой, держа зонтик над их головами. Его челюсть была напряжена, губы шевелились, выплёвывая ругательства в адрес погоды.

 — Извини, из-за меня ты пошёл на улицу.

 — Я сам захотел.

Хоть и шёл настоящий ливень, хоть он и ненавидел унылую дробь капель, хоть стоял холод и он снова не спал — он всё равно пришёл за ней.

 — Спасибо, Зак.

Как она могла отплатить ему за всё добро, что он делал почти каждый день? Как убедить его, что человека важнее него для неё никогда не было, что она не убежит? Как показать, что если ему понадобится — она всегда рядом и сделает для него всё что угодно, ведь именно это он делал и для неё?

 — Помнишь, я говорила, что хочу помочь?.. — нерешительно начала она.

 — М-м-м, — он задумался. — Ага, помню.

 — Предложение ещё в силе, — твёрдо сказала она. — Если понадоблюсь — я рядом. Даже если тебе кажется это лишним… — их глаза встретились, — я всё равно буду рядом. Может, я горы и не сверну, но хоть чем-нибудь помочь смогу.

Он казался удивлённым, и отвёл взгляд.

 — Да… забей, не надо.

 — А тебе не надо было приходить за мной.

 — Да щас. Я слишком за тебя переживаю, малявка.

 — Как и я за тебя. Я знаю, что ты не в порядке, и я не могу просто так взять и тебя бросить. Я хочу что-то сделать. Ты бы на моём месте поступил так же.

Он изо всех сил пытался сообразить подходящий ответ, но сдался.

 — Ага, ты права.

 — Вот, видишь? Поэтому я…

Он притянул её чуть ближе, их плечи соприкоснулись, а его хватка на её руке стала крепче.

 — Я не знаю… Я хочу, чтобы ты что-то сделала, — с трудом начал он. — Но чувствую… что не заслуживаю. Что ты с этим сделаешь? Это засело в моей больной голове. Со мной уже хрен знает сколько лет такого не было, и ты не можешь просто… То есть … Ох, блядь!

Она смотрела, как он пытался подобрать нужные слова, и решила ничего не говорить. Затем он начал говорить — как обычно, с трудом, когда дело касалось его собственных чувств.

 — Часть меня верит, что ты можешь что-то сделать, — пробормотал он. — Потому что я тебе доверяю, и ты для меня особенная, и всё такое… — он посмотрел на неё и увидел, как она покраснела. — Не смотри на меня с лицом «да-да, я в курсе»!

 — Д-да, извини, — кивнула она, пытаясь угомонить сердце.

Он проворчал.

 — Эх, так вот. Если даже у тебя что-то и получится — есть часть меня, которая этого не желает. Я много лет пытался справиться с этой хуйнёй, и не очень преуспел. Я чувствую, что просто так здесь не победить, и раньше я вечно проигрывал… как… — он опустил голову. — Как последний слабак.

Рей не знала, что ответить — но отчасти понимала. Раньше она чувствовала то же самое, пока не навалилось слишком много. Тогда она поняла, что не сможет сражаться одна, иначе просто потонет. Наверное, она и лучше воспринимала помощь, потому что изначально не считала себя всесильной, даже наоборот — всегда знала, что она слаба. И, раз уж она понимала его чувства, и не хотела — не могла — молчать, она заглянула в собственное сердце, чтобы дать как можно лучший совет.

 — Я не могу решить твои проблемы, — сказала она. — Мне всего пятнадцать, и я обычная девочка. Я не супергероиня, я не… особенная, и ничего из ряда вон выходящего не умею. Не считая влезания в стиралку и… шитья, наверное? — она слегка посмеялась над самой собой. — Я не бог. У меня… нет такой силы, которая решила бы твои проблемы. Их, очевидно, нелегко решить — иначе ты бы сам справился уже давным-давно.

Он не отвечал. Они продолжали идти под дождём, взявшись за руки, но полностью позабыли про дождь и холод. Всё, что сейчас было важно — её слова.

 — Но они всё ещё в твоей голове. Демоны. Прошлое. Поверь, я знаю, о чём говорю, — грустно улыбнулась Рей. — О том, как прошлое может преследовать и в итоге неизбежно догонять. Поэтому… я не могу решить твои проблемы. Я не могу изгнать твою тьму. Во мне… не хватит для этого силы. Я слаба.

Зак повернулся к ней и открыл было рот, но она просто улыбнулась ему — и все возражения улетучились.

 — Но ты не слаб, — покачала головой Рей. — И моя помощь… не ослабит тебя. В каком-то смысле, просить помощи — это нормально. Всем нам в жизни когда-нибудь нужна помощь, в этом нет ничего постыдного.

Не стыдно просить о помощи, когда ты понимаешь, что сражался в одиночку слишком долго и больше не выдерживаешь. Даже наоборот — нужно гордиться тем, что ты преодолеваешь собственную замкнутость и стараешься поделиться. Держать всё в себе никогда не приводило ни к чему хорошему. Трудно просить о помощи, признать, что ты больше не справляешься один.

Рей никогда не ощущала за собой каких-то особых достижений, но учиться полагаться на других и стоять за себя — те две вещи, которыми она гордилась.

 — Если ты столько лет не мог победить своих демонов — наверное, ты просто не знал, как. Есть тысяча способов решить проблему, и даже если ты перепробовал девятьсот девяносто девять — найдётся тот один, до которого ты не дошёл, и который может сработать. Именно тот, о котором ты даже не задумывался, но его могу придумать я.

Наверное, у неё не было права говорить это — она и сама только недавно смогла положиться на друзей. Но это принесло кое-какой опыт, и она хотела поделиться с Заком.

 — Я знаю, что странно такое слышать от меня, ведь я сама разбитая и слабая, и не посвящаю людей в большинство своих проблем, — признала она. — Но я слишком переживаю за тебя, чтобы не помочь. Есть вещи, предназначенные для других. Есть то, чего в одиночку просто не осилишь.

Рей посмотрела на него, и он с потерянным видом отвернулся. Наверное, хотел что-то сказать, но всё равно промолчал. Даже если он непонимающе смотрел, она могла сказать, что он пытался понять её слова.

 — Этому ты меня научил. Я усвоила урок. Ты не представляешь, насколько невозможным он мне казался до встречи с тобой. Ты сам сказал, что трудно принимать чужую помощь, когда привык полагаться только на себя, — напомнила она.

Выражение его лица немного изменилось.

 — Да, сказал.

 — Я не прошу, чтобы ты умолял меня о помощи, или… ждал, что я щёлкну пальцами и всё исправлю, или зашью твои раны, — нежно, но твёрдо говорила она. — Не нужно сбрасывать всё на меня — я тоже не справлюсь. Пойми, ты можешь положиться на меня, и я тебе помогу. Но я не смогу сама вытащить тебя из этой ямы, Зак.

Нет, она не могла спасти его в одиночку. У неё не было для этого ни сил, ни магии. Но она тоже кое-что могла.

 — С моей помощью ты выберешься сам.

Зак вздрогнул, не ожидая этих слов.

 

— Что?

 — Ага, я хорошо это поняла, — твёрдо кивнула она. — Ты спас меня, мою жизнь и мой рассудок. Ты научил меня, что нельзя жить в разбитом состоянии. Ты… подарил мне смелость. Но именно я сама изменилась, решила, что хватит родителей и их издевательств, и поняла, что нужно стоять за себя, нужно спасать себя собственными силами.

Его глаза распахнулись и заблестели. Она поняла — до него начало доходить.

 — Ты такой же. Если ты сам не захочешь ничего делать — я тебе ничем не смогу помочь. Я просто… продолжу биться головой о стену и пытаться её сломать.

Она сделала паузу, чтобы отдышаться. Её сердце стучало, как бешеное, часть её кричала, что она просто сморозила набор бессмысленного текста, но она уже не могла остановиться.

Ей было, что сказать, а если это просто слова — то пусть забудет.

 — Именно ты будешь всё делать. Ты сам должен преодолеть эту стену на своём пути. Я просто буду рядом, подскажу, куда ударить и подбодрю, когда ты упадёшь. И когда ты будешь готов встать на ноги — я протяну тебе руку, расчищу путь дальше и скажу, что всё будет хорошо, — и улыбнулась от всего сердца, потому что эта улыбка всегда предназначалась только ему. — Ты сам управляешь своей жизнью, Зак, а не я. Я могу подсказать, как поступить — но решать тебе.

По его глазам, по дрожи его тела она увидела — теперь он полностью понял.

 — Так что, если всё наладится, — объяснила она, — это будет благодаря не мне, а тебе. Я всего лишь буду помощницей. И это всё, чего я хочу — помочь тебе. Это тебя не ослабит, потому что для меня, ты самый сильный человек из всех, кого я когда-либо знала, и будешь таковым ещё очень долго.

Он пытался сформулировать мысли, выразить словами всё то, что творилось в его голове. Рей видела, как он молча боролся, пытался собрать слова в кучу, сложить в предложения, недостаточно хорошие, чтобы их произносить вслух.

 — Но почему? — в конце концов, выдал он.

Впервые она поняла, что Зак был не уверен в себе. Не так запущено, как она, но были моменты, в которых он сомневался до конца, даже если сам этого не осознавал.

 — Почему ты считаешь меня… сильным? — выдохнул он. — Не считая того, что я убиваю горожан и бандитов в подворотнях, и…

 — Зак.

Он замолк, услышав, как она назвала его имя.

 — Ты сильный, когда сражаешься и выживаешь в подворотнях, но это же не всё, — тихо начала Рей. — Ты выжил и не сломался, несмотря на прошлое. Ты снова не спал несколько дней, но не пытаешься причинить мне боль. Ты иногда открываешься передо мной. Ты пришёл за мной, когда я тебя обидела. Ты спас меня от моего безумия и решил, что я не причиню тебе страданий, что бы я ни говорила.

Он не ждал этого ответа. Он, кажется, полностью впал в ступор, потому что она была права. Он не только физически был силён, но и его душа была наполнена силой, о которой он даже не знал.

Но знала она.

 — Ты сильный, когда ты рядом со мной. Ты поддерживаешь меня каждый день и чем-то, но пытаешься мне помочь. Ты ненавидишь шум дождя — но всё равно пошёл на улицу. Ты сильный, когда поёшь, когда держишь меня за руку, когда заставляешь меня забыть о моих страхах.

Он был сильным, когда проявлял доброту, нежность, уязвимость и неуверенность. Он был сильным, когда показывал, что ему не всё равно.

 — Ты напал на того, кто пытался причинить мне боль, но сдержался и не убил. Ты пошёл со мной на фестиваль и танцевал со мной. Ты столкнулся с кошмарами, но они тебя не сломили. Ты защищаешь меня и заботишься обо мне, хотя раньше этого не делал. Ты можешь быть добрым и можешь быть уязвимым. Ты улыбаешься. И каждый день проживаешь жизнь на полную катушку.

Чем больше она говорила — тем живее становился голос. Она пыталась вложить в слова все свои чувства. Даже когда горло неприятно сдавило, а сердце сжалось — она не прекратила делиться с ним своими чувствами.

 — Ох, боже, — выдохнула Рей. — Я тобой так сильно восхищаюсь, и ты столько для меня сделал. Ты очень смелый человек, и я просто настолько тобой дорожу, что не могу представить без тебя свою жизнь. Ты гораздо лучше, чем тебе кажется. Ты просто себя недооцениваешь.

Они остановились перед входом в квартиру и встали друг к другу лицами. Она говорила то, что он не мог понять, не мог признать, но всё равно продолжала.

 — Если бы ты хоть раз увидел себя моими глазами, если бы ты мог хоть на секунду услышать, что я о тебе думаю — ты бы сразу всё понял, — прошептала она.

Его голос звучал хрипло и задушено.

 

— Что понял?

 — Ты не монстр.

Зонт упал на землю.

 — Ты никогда не был монстром.

Она улыбалась со слезами на глазах.

 — И ты никогда не станешь слабее.


* * *


Почему она продолжала это делать? Почему она одними словами так привязывала его к себе? В тот момент он очень хотел взять её в свои руки, крепко прижать и никогда не отпускать, и просто чудо, как он подавил этот порыв. Он так сильно хотел её обнять. Он хотел шептать ей на ухо, как сильно в ней нуждался, растворяться в её доброте, сцеловывать со щёк слёзы, и снова и снова слушать, как она повторяла, что он не монстр.

Она была слишком добра к нему. Слишком, блядь, добра.

Она была лучиком солнца в кромешной тьме его жизни.

Как она смогла настолько чувственно всё передать, что его сердце проняло до бешеного биения, которое не угомонилось до сих пор? В отличие от него, она прекрасно понимала, что именно чувствует, как это выразить и объяснить. В отличие от него, она могла сказать именно то, что имела в виду, достигнуть его сердца. И поразить до самой глубины.

В доказательство — когда он менял намокшие повязки, его руки дрожали. До сих пор дрожали.

Зак глубоко вдохнул. Было так трудно ничего не сделать после её слов. Было так трудно просто бормотать «спасибо» (хоть и от чистого сердца), поднимать зонтик и вести её в квартиру, подальше от дождя. Было так трудно со всей невозмутимостью отправлять её купаться. И по-настоящему расслабиться он смог только после того, как отправился в ванную после неё, чтобы принять душ, сменить повязки и переодеться.

Они до странного легко забыли о бушующей буре, оставшись наедине друг с другом и её словами. Не существовало ни глухого стука капель, ни ветра, ни холода — только она, её голос, глаза, тепло, их соединённые ладони и переплетённые пальцы. Как будто её свет изгнал тёмные воспоминания.

Зак оделся в сухое, слегка расчесал пальцами спутанные волосы и выбросил использованные бинты — в мусорку, а мокрую одежду — в корзину, которую заботливо приготовила Рей. Он мельком посмотрел на себя в зеркало, чтобы убедиться, что с лица пропало то потрясение, и — нет, теперь он выглядел, как будто ему реально нужно выспаться.

Он опустил взгляд на раковину, где уже давным-давно стояли две зубные щётки, её расчёска, полтюбика пасты и жидкое мыло (которое она уломала купить только из-за цвета). Под раковиной был маленький шкафчик, и Зак вспомнил, что шкафчик почти пустовал, и он отдал Рей вторую половину. Она незамедлительно расставила там свой шампунь, кондиционер, полотенца, мелочи, вроде заколок для волос и какие-то стратегические запасы на случай отстойных дней.

Раньше в его доме было довольно пусто, но с её приходом он обнаружил, как с каждым днём становилось всё приятнее и уютнее.

В его глотке снова скрутился странный узел от осознания, какое важное место она заняла в его доме, в его жизни. Он покачал головой, не в силах выразить свои чувства, и вместо тупого сражения с самим собой просто вышел из ванной. Рей свернулась на его кровати.

 — Рей? — тихо позвал он на случай, если она уснула.

Нет, просто задремала, и тут же поднялась на зов.

И только сейчас он заметил, что она снова в одной из его толстовок.

Не то чтобы она никогда их не надевала, но обычно она спрашивала разрешения, так что Зак сейчас этого не ждал. Вроде бы всё было как всегда, но сейчас он по-настоящему заметил обнажённые тонкие ножки, миниатюрное тело под очевидно большим на неё предметом одежды (рукав то и дело грозился упасть с её плеча), длинные светлые волосы, всё ещё влажные и растрёпанные, розовые щёки и покрасневший нос, и эти глаза цвета синего океана, направленные прямо на него…

Его сердце пропустило удар, а сознание на секунду отключилось.

УПАСТЬ НЕ ВСТАТЬ, КАКАЯ ЖЕ МИЛАШКА.

 — Извини, что взяла без спросу, — сразу же начала она. — Я просто…

 — Не, забей, я не против, — на автомате ответил он, фактически сказав «носи на здоровье».

Он собрал всю силу и самоконтроль, чтобы невозмутимо подойти к Рей и сесть рядом на кровати, не притянув её к себе и не зарывшись в её тепло, потому что сейчас просто до смерти хотелось так и сделать.

Но нельзя, поэтому Зак ограничился простым объятием за плечи, и она, как всегда, прижалась к его боку. Он уткнулся щекой в её макушку и закрыл глаза, наслаждаясь физическим контактом, её присутствием, её заботой.

 — Ты в порядке? — спросил он. На улице продолжалась буря, и даже без шумящего грома он переживал.

 — Это я у тебя должна спросить.

Эх, технически, она была права. Дождь продолжал уныло барабанить, но рядом с ней это беспокоило всё меньше.

 — …Почему ты плакала? — мягко спросил Зак, чтобы не отвечать на её вопрос. Он всё равно не знал, что ответить. В порядке он, не в порядке — он не знал. Он точно долго не спал, и настроение портилось, но её слова определённо что-то изменили. Он не мог сказать, что сейчас чувствует. Он чувствовал себя уязвимым. Чувствовал себя сильным. Странно себя чувствовал. Но было тепло.

Он чувствовал волнение и потребность — и это чувство было странным.

 — Сама не знаю, — ответила Рей. — Во мне снова слишком много накопилось, наверное…

О, он тоже это почувствовал. Все её эмоции, её чувства попали прямо в его сердце. Он и сам был переполнен, он тонул под лавиной чувств, что она с ним разделила.

И ему нравилось тонуть вот так.

Как будто он задыхался, его накрывало мыслями снова и снова, а затем просто выбрасывало на солнечный берег, и он был готов зайти ещё дальше.

 — Или, я могла плакать, потому что… ты никогда не плачешь, — пробормотала она.

 — Чего?

 — Ты не плачешь, — повторила она. — Я, во всяком случае, никогда не видела. Но знаешь, когда я говорила с тобой, я подумала… что ты, всё-таки, расплакался. Без слёз.

Задумавшись, он начал понимать, что её слова не лишены смысла. Он плакал пару раз, но тогда был слишком мелким, чтобы запомнить, и после этого за собой такого не замечал. Слёзы были слабостью. Рыдания ничего не значили, никуда не вели, были пустой тратой времени, и только лишний раз открывали перед врагом. Бесполезно, не нужно, слабо и так не выжить.

Зак никогда не плакал. Он не мог. Не знал, как.

 — Я не могу плакать, — прохрипел он.

 — …Значит, я всё же плакала за тебя, — мягко улыбнулась она.

Его хватка на её плече усилилась. Зак сейчас изо всех сил боролся с внезапным порывом обнять её, прижаться к её свету и никогда не отпускать, потому что она была сейчас нужнее всего.

Ох, блядь, как же он ею дорожил. За какие только заслуги она пришла в его жизнь?

 — Зак?.. — тихо позвала она.

 — Эй, ты снова плачешь… — заметил он.

Он мягко смахнул слезу с её щеки. Она не должна была плакать о нём, но его всё равно это тронуло. Несмотря на всё то, чему его научили, несмотря на то, что он видел в слёзах лишь слабость — в Рей он видел только силу. Силу уметь плакать.

 — Наверное, снова за тебя, — всхлипнув, усмехнулась она.

Он тут же отвернулся, смущённый её (очевидно, верными) словами.

 — З-завали.

Она улыбнулась, и он уткнулся в её лоб своим, закрывая глаза. Его свободная рука нашла её ладонь, и Рей переплела их пальцы. Атмосфера изменилась, весь остальной мир исчез. Теперь они были лишь вдвоём, в безопасности, защищены и связаны.

Вдох. Выдох.

Словно соединённые одной душой на двоих.

 — Раньше я жил в приюте.

Первое предложение наконец-то было сказано.

 — Раньше я жил в приюте, — повторил он, — но нелегальном. Не знаю, было ли у них на это разрешение, потому что… Это скорее было похоже на помойку для ненужных детей. Просто платишь, оставляешь ребёнка и больше никогда о нём не слышишь.

Зак бы в жизни не подумал, как тяжело будет об этом рассказывать, но так хотелось поделиться с ней, что сейчас он нашёл в себе достаточно смелости.

 — Большинство детей не прожили и месяца. Я слишком много таких видел. Их всех выбросили, как мусор, — горько рассказывал он. — Они этого не заслужили.

Он не знал точно, почему хотел, чтобы она знала. Наверное, после её слов он больше не боялся выглядеть слабым. Но ему всё ещё хватало причин не рассказывать о прошлом и о себе. И он в любом случае не собирался сегодня рассказывать ей всё.

Но хотя бы немного. Совсем чуть-чуть.

 — Хозяева… наверное, были женаты. Уёбки были последние. Они были не лучше твоих родителей, — процедил он с едва сдерживаемым гневом. — Может, даже хуже.

 — Конечно, хуже, — прошептала она. Её родители могли быть полными кретинами, но хотя бы не зарабатывали на брошенных детях.

 — Они нас не кормили, — вспоминал он. — Воды почти не давали. Мы спали на полу, об одеялах только мечтали. Вместо душа — ведро холодной воды раз в пятилетку. Нужно было работать, чтобы они нам что-то давали, но в итоге мы получали только пиздюлей, когда пытались сбежать. Они обещали, что будут лучше относиться, если их слушаться, но такого не было. С новичками они были такие милые, а потом рано или поздно сбрасывали маску, — Зак крепче сжал её руку, его челюсть напряглась от воспоминаний обо всех фальшивых улыбках и лживых обещаниях. — Я ненавижу враньё.

И эти три слова были сказаны со всей ненавистью к тем двум людям, которые лгали чаще, чем дышали, которые извратили его жизнь и его разум. Лишили его всякой терпимости ко лжи.

Он ненавидел враньё.

Рей мягко сжала его руку, и Зак слегка успокоился, чувствуя, как её прикосновения успокоили гнев. Она была рядом. А это всего лишь воспоминания.

Эти люди всё равно уже давно сдохли.

 — И вечно шёл дождь. Унылый блядский дождь…

 — Ты поэтому не любишь звук?

 — Ага… Я много раз был под дождём, — и наступила давящая тишина. — Когда закапывал тех детей.

Отравляющая память не заставила себя ждать.

Копай, копай, копай, всё, труп, вали в яму, блядь, мало выкопал, копай, копай, копай, копай, блядь, как же холодно под этим дождём, копай, копай, жрать хочу, копай, копай, копай, ладно, хватит, теперь можно закапывать, как же, сука, хочется жрать.

Он отогнал воспоминания. Рядом с Рей, сделать это было гораздо проще.

 — Все дети в итоге умерли, — продолжил он. — Кроме меня. Я выжил, потому что всегда в первую очередь было выживание. Даже если для этого приходилось искать пожрать на помойке или подчиняться им, как робот. Я выжил, и в итоге оказался тем, кто хоронил всех остальных.

Рей ничего не говорила — просто положила свободную руку на его щеку, большим пальцем поглаживая висок.

Она снова касалась его голой кожи.

Он склонился навстречу её прикосновениям и почувствовал, как сердце забилось быстрее.

 — Я попал туда, когда мне было десять. Свалил оттуда в тринадцать. Трёх лет хватило, чтобы от моей души ничего не осталось. Я забыл, как быть человеком.

Его не учили, как быть милым, но иногда та женщина была с ним милой. До приюта он не относился к доброте настолько чуждо и настороженно. Он умел быть дружелюбным. Проявлять какую-никакую, но нежность. Не всегда хамить. Не было того невыносимого ощущения, что он не подходит этому миру.

Пройдя через ад, он всё это забыл.

 — Инструмент. Монстр. Так они меня называли.

Каждый божий день. Так часто, что эти слова были ему вместо имени.

 — Я перестал быть инструментом. Но я не знаю, как перестать быть монстром.

Воцарилась тишина. Он закончил говорить о приюте, и не знал, что сейчас хотел от неё услышать. Он вообще не знал, что сейчас можно было сказать в ответ.

 — Ты не монстр, — наконец, задушено ответила Рей.

Снова разрыдалась? Он мог поклясться, что да. Он тоже хотел бы порыдать, но не мог — и она проливала слёзы вместо него.

Господи, как же он ею дорожил.

Но не мог сказать больше. Не мог рассказать о той женщине, обо всём, что он пережил ещё до приюта. Он не мог рассказать о том несчастном случае, об огне и об ожогах, о том, каково всё-таки выжить, пройдя через ад. Он не мог рассказать, как в итоге вырвался на свободу, как окончательно превратился в безумного монстра и каким он был до встречи с Греем.

Каким он отчасти был до сих пор.

Он не мог сказать сейчас, но когда-нибудь расскажет. Он же обещал.

 — Об этом твои кошмары? — пробормотала Рей.

 — Да.

Она ничего не говорила, и через несколько секунд он почувствовал, как она подвинулась. Спустя мгновение к его щеке прижималось что-то мягкое, и он услышал тихий чмокающий звук.

Это длилось не дольше одного сердечного удара, и Зак, открыв глаза, увидел, как она смущённо отстранилась и опустила голову.

 — Спасибо, что рассказал.

Он чувствовал, что сердце сейчас может разорваться. Оно билось так сильно, что было больно, и если бы он не держал её руку мёртвой хваткой — она бы уже оказалась в его крепких объятиях без малейшего шанса выбраться.

Когда дело касалось её — он как будто был ёбаным наркоманом.


* * *


У Грея было несколько способов узнавать, как там Зак поживает: по новостям, по его отсутствию или по поведению, когда он приходил. Когда Зак возвращался к постоянным жестоким убийствам — ему было плохо, нужно было снять стресс и эмоции, и какое-то время он не придёт к Грею. Но иногда он захаживал, вероятно, в поиске утешения и покоя.

Зак не умел притворяться, так что по нему сразу было видно, если что-то стряслось, даже если он не желал показывать. Сейчас, например, он сидел на кухне, обхватив руками живот и уткнувшись лбом в стол. Он ничего не говорил за те десять минут, что Грей его наблюдал.

Грей заварил чаю и сел за стол. Он пытался поговорить, но без толку.

 — Я читал новости, — спокойно сказал Грей.

Ответа не было.

 — Как необычно для тебя уходить всё дальше от центра города. И за последние четыре месяца всего два убийства. Не похоже на тебя.

Когда у Зака начинались трудности в жизни — он убивал с особой жестокостью. За год два убийства в месяц — и это только то, о чём знала полиция. Подворотни были постоянно покрыты кровью. То был год, когда Зак впервые сорвался и убивал без разбору.

 — Может, этому есть причина… — начал Грей, готовый разыграть козырь. — Твоя подруга, например?

Зак отреагировал.

 — Может, — буркнул он.

Грею было досадно, что он даже имени её не знал. Всё, что было известно — она была очень милой, и Зак буквально обожал её больше, чем что-либо. Но несмотря на то, как часто он о ней говорил (а он говорил очень часто), её имени до сих пор не прозвучало.

 — Я так полагаю, ты мне ничего не расскажешь.

 — Нет, — без раздумий ответил он. Ему не нужно было делиться с кем-то чувствами, когда он мог выпустить пар, убивая людей.

В последний раз он очень разозлился, когда ему сказали, что убийство — не лучший способ преодоления (хотя справедливости ради, об этом тогда стоило говорить именно Грею).

 — …Но ей ты рассказал? — спросил Грей.

Подло сыграл.

Зак вздрогнул, явно поражённый, резко выпрямился и ударил кулаком по столу.

 — С чего ты взял?

Грей хотел ответить либо «ты же так ей доверяешь», либо «она же такая милая, грех на неё не положиться», либо «Айзек, ты себя со стороны послушай и скажи, что не собираешься ей рассказывать всё от и до».

В итоге остановился на другом ответе.

 — Думаю, тебе было бы легче рассказать ей, чем мне. Вы так сблизились.

 — …Сблизились, — наконец признался Зак. — Я немного рассказал ей про… воспоминания.

 — Опять кошмары? — догадался Грей. Зак кивнул, снова положив голову на стол. — Всё снова настолько плохо?

 — Не-а.

 — Что изменилось? — спросил Грей, но тут же понял: — А, точно. Ты говорил, что она напомнила тебе о прошлом.

 — Да дело не только в этом, — сказал Зак и повернулся к Грею лицом. Его глаза снова сияли на редкость серьёзно и тревожно. — Я не могу снова снимать стресс, просто порешив народ. Нужно держать это в себе. Но из-за кошмаров просыпается жажда крови, — нахмурился он. — А я должен контролировать себя.

Он, наверное, впервые говорил о самоконтроле в контексте убийств. Учитывая, что в прошлый раз предложение отказа от убийства для него прозвучало чистой воды оскорблением — что-то определённо изменилось, и не нужно было думать дважды, что именно.

 — Ради неё?

Наступила долгая пауза, достаточно длинная, чтобы понять — Зак медленно, но верно краснел под повязками.

Он смущённо прикрыл глаза.

 — Завали.

 — Значит, «да».

Зак выругался, явно раздражённый отцовской опекой Грея.

 — Да твою ж мать, старик!

 — Но почему?

Ещё одна пауза.

 — Я не хочу её потерять.

Это прозвучало самым детским, самым отчаянным тоном, который Грей когда-либо слышал от него.

 — Не хочу её потерять, — повторил Зак.

Насколько важной для него стала эта девушка?

 — Пофиг, сколько дней я не сплю. Пофиг, если нужно подавлять и держать в себе желание убить. Даже если я несколько месяцев подряд буду злой ходить — тоже пофиг. Я лучше буду часами убегать подальше от её дома, и убивать уже там. Лучше с катушек от кошмаров слечу, но… Я не хочу в итоге ранить её и потерять навсегда.

«Зак действительно повзрослел», понял Грей. Его слова могли показаться детским желанием не оставаться в одиночестве, но для человека, привыкшего жить одиноким волком, это было в новинку. Зак впервые признавал, что не хочет быть один — по крайней мере, что кто-нибудь ему настолько небезразличен.

Впервые он настолько сильно хотел кого-то защищать.

«Я не хочу в итоге ранить её и потерять навсегда».

Его руки были замараны кровью, он кроме убийства ничего толком и не знал. А сейчас использовал всю свою силу и стойкость, чтобы защитить дорогую ему девушку, чтобы не ранить её.

Зак по жизни был эгоистом, ставил на первое место только себя, и мог бы не моргнув принести мир в жертву ради собственного выживания. Теперь он был эгоистом, готовым на всё, лишь бы его не бросили.

Собственнические замашки? Скорее всего.

Впрочем, его эгоизм был вполне здравым. Если бы она сама захотела уйти из его жизни — Зак бы её не останавливал, даже если бы это его унизило. Он наверняка погрузится в отчаяние, но не будет привязывать её к себе — ему ли не знать, как бесполезно удерживать возле себя людей, которым не нужен.

И всё же, он нуждался в этой девушке, потому что она делала его счастливым. Бог свидетель, Зак никогда не испытывал в жизни такого счастья. Это было самое, что ни есть, человеческое желание быть с человеком, который освещал ему жизнь. Человеческое желание быть с тем, кто дорог.

И, несмотря на все его слова, Зак был человеком. Сломленным, разбитым, уязвимым, забытым богом, раненым, обожжённым, испорченным — но всё же человеком.

Это могло быть одной из многих невысказанных причин, почему Зак так обожал её, почему он был готов на всё ради её безопасности. Поэтому он так в ней нуждался и боялся ранить её, потерять, убить.

С ней он чувствовал себя человеком.

 — Кто она для тебя? — мягко спросил Грей.

 — Она — мой друг, — пробормотал Зак.

Разумеется, она — его первый, уникальный и близкий друг. Но Грей, видя их связь, спрашивал, мог ли Зак продолжать называть её «другом». Это слово звучало недостаточно сильно, чтобы раскрыть всё его к ней отношение — но Зак это вряд ли понимал, у него ведь никогда не было друзей. Грей пообещал себе, если когда-нибудь встретит её, задать ей тот же вопрос насчёт Зака. Она наверняка лучше выражала чувства и сможет дать ему точный ответ.

 — Какой общий ответ, — сказал он.

Зак простонал.

 — Не знаю, мы считаем друг друга друзьями. Старик, что ты хочешь?

 — Я спросил «для тебя», а не кем вы друг друга считаете.

Он хотел узнать об их узах больше. Грей видел его с тех сторон, которых раньше не знал, и был вполне уверен, что той девушке он показывал гораздо больше. Благодаря ней, как ни странно, Зака можно было лучше понять.

Но Грей решил уважать частную жизнь Зака и не копать под его подругу, хоть она и казалась интересной девочкой. Ей удалось за такое короткое время пройти через его барьеры, скользнуть за его стены — как будто она что-то сколдовала, чтобы Зак ослабил перед ней свою обычную насторожённость. Но, как Грей догадывался, она просто была доброй. Его душа, разбитая и утонувшая во мраке, не знала, как спрятаться от нежности, которую та девочка предлагала без какой-либо задней мысли.

Священник мог только лишний раз порадоваться встрече этих двоих. Было весьма забавно наблюдать за этими отношениями, примерно понимая, куда всё в итоге зайдёт.

У Зака был тот, кого он ценил больше собственного благополучия. Тот, кто вынудил его наконец-то повзрослеть, взрастил в нём более добрую, нежную часть, о которой он даже не знал. Тот, кто приносил ему счастье. Грей искренне надеялся, что Зак никогда её не потеряет.

 — Рей*…

 — М-м-м?

 — Солнечный лучик, — с лёгкой улыбкой сказал Зак. — Ага, как раз ей подходит.

У него никогда не было настолько нежного и заботливого выражения лица, как в моменты, когда он говорил о ней.


* * *


Январь 2ХХ8

Блядь, не смог удержать себя в руках.

 — Зак, — рыкнул Майкл Джонс. — Опять ты.

Зак не ответил, медленно приходя в себя. Что он делал? Он хорошо помнил, как наткнулся на каких-то бандитов, достаточно тупых, чтобы напасть на него, а потом всё было как в тумане.

Режь-режь-режь-режь, наконец-то, прощай напряжение, режь-режь-режь-режь, теперь можно убивать без разбору, режь-режь-режь-режь, как же хорошо, как же, сука, хорошо.

Ладно, зато они все сдохли и их хрен узнаешь.

 — Вот блядь, — удовлетворённо выдохнул он.

Он снова хотел убивать. Здесь был кто-то, кого можно было убить. Он хотел снова ощутить этот трепет, эту дрожь возбуждения, хотел утонуть в потрясающем ощущении очередной жатвы чужих жизней.

 — А я думаю, почему мои люди не вернулись, — цыкнул Майкл. — Можно было догадаться, что замешан ты.

Зак его даже не слушал. Он тяжело дышал в попытке утолить жажду крови, но так легко она не давалась. Даже если лидер банды угрожал ему пушкой — Зак не видел в нём ничего, кроме добычи, потому что Майкл Джонс был плохим стрелком, а ночью даже в тусклом свете фонаря он бы толком не прицелился. Как легко было бы убить его. В конце концов, коса была в его руках. Майкл даже не заметит. А если и заметит — что он смог бы?

Да ни хрена. Он сдохнет, а Зак только рассмеётся.

 — Ты буквально вырезал банду Чарльза, — продолжал Майкл. — А теперь ты пришёл за нами?

Чарльз. Вроде бы, это было имя копа, которого он мочнул пару лет назад? Почему их всех Чарльзами зовут? Он помнил того авторитета, ёбаного мелкого сноба, считающего себя богом. Его банда была небольшой, но планы были чуть ли не миром править. Зак случайно нашёл их укрытие в прошлом месяце, там как раз собралось большинство членов банды, и им не очень понравилось вторжение.

Было рисково, но стоило того. Его это удовлетворило достаточно, чтобы провести последнюю неделю декабря с Рей наедине — она всё время была у него, вот счастье-то — и отпраздновать лучшие Рождество и Новый год в его жизни.

В каком-то смысле это реально было странно, потому что незадолго до её прихода он стоял в широком ангаре и жестоко убивал. Двадцать человек, все были вооружены и не намерены сдаваться — но не выжил никто, а Зака почти не задело.

Он слишком хотел убить, у них не было и шанса.

Но если тем повезло и они сдохли быстро — Чарльзу, лидеру, повезло меньше. Он случайно развёл огонь, уронив зажигалку на разлитое спиртное. Хотя он быстро потушил огонь — Зак был взбешён.

Он, блядь, ненавидел огонь. Любой, кто разводил огонь рядом с ним, заслуживал самой мучительной смерти.

Поэтому он оставил Чарльза напоследок.

Оставшись последним, Чарльз ожидаемо напал с ножом. Зак наивно ожидал достойного поединка на ножах, но стоило догадаться, что предвкушал зря. Но, делать было нечего — за две минуты он перерезал Чарльзу достаточно сухожилий, чтобы он больше не вставал. И это он ещё потянул бой, так-то можно было ему за секунду горло перерезать.

Это быстро наскучило. Он сломал Чарльзу левое колено и правую руку от разочарования — вот честно, авторитет должен был показать себя лучше. Потом Чарльз попросил пощады — и Зак убил его, потому что больше не было весело. С другими бандитами он хоть как-то повеселился, а этот Чарльз был пиздец каким унылым.

А на следующий день к нему домой пришла Рей, и он вообще об этом забыл, пока, вот, Майкл Джонс не напомнил.

 — Ой, завали, — застонал Зак. Его так бесил голос Майкла.

 — Ты монстр.

Он был авторитетом, не первый день выходил в подворотню. Он был жестоким, привыкшим выживать. Он знал, когда нужно сбежать, чтобы спасти собственную задницу. Именно так он выживал там, где другие отбрасывали коньки. Но увидев, как Зак двинулся, он уклонился за долю секунды, как лезвие ножа сломалось о стену позади него — как раз там, где было его горло. Зак даже не повернул голову, а нож был одного из людей Майкла — получается, лежал на земле всего секунду назад.

 — Завали, я сказал, — прошипел Зак.

И Майкл Джонс убежал. Он был авторитетом, гордым малым, но жизнь была важнее. Увидев, насколько быстр и смертоносен его противник, он понял, что единственный шанс выжить — сбежать. Сейчас Зак его отпускал, не было настроения гнаться. Он снова жаждал крови, но не «хочу убить, потому что весело», а «хочу убить, потому что меня всё бесит».

Сейчас ему просто нужна была жертва. Он не собирался специально обыскивать подворотни, так что пусть будет первый попавшийся.

Если только это не окажется Рей.

Прямо сейчас Заку хватало самоконтроля, чтобы не убить её. На самом деле было бы круто, если бы она была здесь — его настроение сразу бы поднялось, он бы забыл о Майкле и «монстре».

То, что он говорил в сентябре, работало до сих пор. Он был спокойнее в её присутствии, осознавая, что лучше быть с ней, а не убивать. Одна мысль о ней уже немного радовала.

Она сильно изменилась с последнего дня рождения, её глаза перестали быть дохлыми. До Рождества он этого не замечал из-за кошмаров и жажды крови, но после того, как немного снял стресс, он увидел.

Пустота в её глазах исчезла.

Конечно, не всегда у неё всё было хорошо. Это было бы просто не реально. Бывало такое, что она немного грустила и депрессовала, но по сравнению с прошлым годом — это была полная фигня. Он тоже подучился её утешать, и даже гордился этим. Он до сих пор не смел спрашивать у Грея совета по этому поводу, но иногда совет бы не помешал (например, когда она рыдать начинала). Всякий раз, видя её в слезах, он ещё сильнее хотел взять её на руки и баюкать, пока ей не станет лучше. Проблема была в том, что он не должен был этого делать — и он не делал.

Но бля, как же приятно было её обнимать. Ему казалось, что она защищала его от всего мира. Было так пиздецки идеально чувствовать её так близко. Было правильно.

…И сейчас он снова хотел её увидеть. Они наверняка не столкнутся здесь, потому что на часах было почти два часа ночи. Хотя она могла в это время вписаться к нему домой, если только не ночевала у подружек. Он надеялся, что именно у подружек, а не дома, в шкафу или в стиралке.

 — Хе-хе, какая ночка…

Звук шагов и чей-то голос. Зак немедленно остановился, вслушиваясь. Что, кто-то шатался? Это вряд ли бандит — они знали, что лучше не высовываться, когда на улице слишком тихо — значит, тупой прохожий или какой-то пьянчуга.

Вот и добыча.

 — Крутое же место!

Да, вот он, говорил сам с собой. Он был навеселе — не пьян, но плохо осознавал, куда пришёл и что ему грозило. Обычный идиот, возвращающийся из бара. Честно говоря, Зак уже успел успокоиться мыслями о Рей, так что можно было просто забить на этого парня, пойти домой, а если там всё-таки окажется она, его единственной борьбой окажется подавление порыва обниматься.

 — Жаль, не попалось блондинистой цыпочки…

Можно было бы. Если бы Зак не узнал его рожу, когда он вышел из-за угла. Весь его гнев, вся ярость и жажда крови вернулись, разжигая пламя в его венах.

Это был Макс. Тот самый ебанат.

Зак нечеловеческими усилиями не двигался с места. Он жаждал просто подойти и зарезать его, но этот мужик был связан с Рей, его смерть доставила бы ей проблем с мамашей или типа того. К счастью, этот тип не пытался лезть к Рей с тех пор, как Зак ему задницу надрал, и это сейчас могло спасти ему жизнь.

 — Сейчас бы блондиночку, как дочку той сучки… — хихикнул Макс. — Может, в следующий раз мне с ней повезёт…

Дочка сучки? В следующий раз?

Макс облизнулся.

 — Ре-е-ейчел Га-а-арднер…

Так, ладно, поебать на все причины оставлять его в живых, поебать на мамашу Рей.

По-е-бать.

Этот ебанат не собирался оставлять Рей в покое.

Он стоял прямо перед Заком, весь в его власти, и рядом не было Рей, которая спасла бы его ёбаную задницу.

Никто не помешает ему сдохнуть.

Макс повернул голову и его рожа стала такой отчаянной, когда он заметил убийцу с косой наперевес в десяти метрах от себя.

А он был так счастлив. Улыбался самому себе, такой довольный, словно весь мир лежал у его ног. А теперь он понимал, что скоро сдохнет, что его ёбаная жизнь вот-вот оборвётся не самым лёгким образом, и совсем отчаялся.

Зак ухмыльнулся, не в силах сдерживать возбуждённую дрожь при виде ужаса на лице Макса.

 — Э-это ты?

 — Здоро-о-ов, — полубезумно пропел Зак.

Он сделал один шаг навстречу, второй, пока не подошёл к Максу едва ли не вплотную. Он хихикнул, заметив, что его жертва даже дёрнуться от страха не может. Жаль, погони сегодня не будет, но не стоило и надеяться после прошлого раза.

 — Т-ты… убьёшь меня? — дрожащим голосом спросил Макс. Кажется, уже наложил. — Н-но в прошлый раз ты меня пощадил…

 — Она попросила, — рыкнул Зак. — Если бы не она… — глаза опасно сверкнули, — …ты бы ещё летом червей кормил.

 — Р-Рейчел? Ты её з-знаешь?

Зак улыбнулся.

Безумно.

До безумия счастливо.

 — О-о-о, блядь, ещё как.

Знал гораздо лучше, чем кто-либо.

Глаза Макса распахнулись от шока и смятения. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но единственный звук, что он смог издать — крик, когда Зак с идеальной точностью опустил косу.

Он же пообещал, что яйца ему отрежет. Он ненавидел враньё.

Зак всерьёз задумался позволить ему тупо истечь кровью, но когда колени Макса подкосились — он тут же передумал. Вспомнил, что ещё кое-что в его отношении обещал.

Снова просвистела коса.

Голова Макса взлетела на воздух, врезаясь в угол стены. Тело повалилось на землю, дёргаясь в судорогах.

Зак смеялся, так громко смеялся, потому что было по-настоящему весело. Этот ебанат сдох! Наконец-то сдох, и как же ущербно! Ах, как же было приятно наконец-то избавиться от него. Теперь жажда крови была удовлетворена, давнее желание убить уёбка было исполнено. Рей даже не могла догадываться, как сильно он желал, чтобы она сказала «да» хотя бы на одно предложение замочить этого ебаната. Она не могла догадываться, как сильно он хотел пролить его кровь и разразиться смехом над телом того, кто так сильно её напугал.

Теперь он исполнил своё желание, всё было круто!

 — И что, каково быть дохлым? — хрипло спросил Зак, не в силах сдержать улыбку.

Он надавил ногой на труп, пока тот не перестал дёргаться и пинками начал ломать кости, наслаждаясь приятным хрустом.

 — Давай, ответь!

Он бил снова и снова.

 — Это тебе за то, что протягивал к ней свои поганые грабли!

Этот ебанат не должен был трогать Рей. Он не должен был даже думать о том, чтобы к ней прикасаться. Тогда бы он выжил. А он посмел сказать, что в следующий раз ему повезёт, как будто Рей была каким-то трофеем. Он посмел выглядеть таким отвратно счастливым, посмел называть её по имени…

Всё ощущение удовлетворения и счастья внезапно улетучились, оставляя место ярости, но, к сожалению, Макс уже сдох. Этот ебанат заслуживал сотни смертей, и всё, что Заку оставалось — пинать ногами труп со всей дури.

 — Сучёныш!

Пинки сыпались один за другим. Он слышал, как ломаются кости, рвётся плоть, но не мог осознать этого — вообще ничего осознать не мог. Он был полон ярости, и не мог придумать другого способа выместить всё, что накопилось в его голове.

И что-то начало проясняться.

Connard!

Что-то, похороненное глубоко внутри.

Saloperie!

Что-то, казавшееся давно забытым.

Fils de pute!

Но он никогда не забывал, ведь так? Он произносил, он слышал слишком часто, чтобы забыть. Когда он злился, когда они с ней спорили, когда злилась она, когда случалось что-то хуёвое, когда на горизонте маячил очередной ебанат…

Va te faire foutre!

Да, совершенно естественно было снова это говорить.

 — NIQUE TA RACE, ENCULÉ DE TA MÈRE!

Слова прозвенели в пустой подворотне, отскаивая от стен, подобно трупу, что он пинал, но в ответ прозвучала лишь тишина.

 — Воу, бля! — выдохнул Зак, возвращаясь в реальность. Голова немного кружилась, и он, отшатнувшись, поморгал.

Он осмотрел место преступления. Выглядело пиздец как ужасно. Под залитой кровью стеной валялся избитый труп Макса, изогнутый назад (кажется, последним ударом Зак сломал ему позвоночник), сломанные конечности были повёрнуты в неестественных углах. Он был похож на окровавленную безголовую куклу, и выглядел отвратно. Голова откатилась на несколько метров от тела, и, если честно, Зак не хотел выяснять, куда приземлилось то, что он отрезал первым.

…Сейчас он действительно перестарался. Наверное, это будет одним из самых жестоких его убийств за последнее время, и он весь перепачкался в крови, но ярость никуда не исчезла.

 — Вот какого хуя сейчас было? — пробормотал он.

Что за хуйня произошла? Он и раньше убивал. Жестоко, кроваво, зверски — заголовки наверняка неделями пестрили — но он не помнил, чтобы был настолько зол. Настолько, чтобы вспомнить… это.

 — Putain.

Ага, вот это.

То, как он ругался до приюта. До того, как та женщина выбросила его, и потом ему просто больше не было смысла использовать этот язык. То, как он раньше выражал свои чувства. Об этом он полностью забыл.

Это звучало куда свободнее простого «нахуй». Наверное, поэтому слова произнеслись так естественно.

Зак покачал головой, злой на самого себя. Он не планировал вспоминать эту женщину где-то помимо ночных кошмаров. Кажется, он всё-таки не мог постоянно убегать от воспоминаний о прошлом — будь то приют, или жизнь до него.

О жизни после приюта он не жалел. Он был свободным, учился абсолютно самостоятельно выживать в подворотне, и пытался собрать себя в кучу после побега. Это было нелегко и потребовалось достаточно времени, чтобы найти в жизни какой-то баланс, но тогда он пробовал что-то новое, экспериментировал со всяким весельем (типа взрывов) и никто не мог сдержать его, никто не мог ему указывать.

На самом деле это была только светлая часть тех времён. На самом деле он просто был кровожадным неуправляемым монстром, которым отчасти являлся до сих пор. Но вкус чистой свободы был самым ярким воспоминанием того времени.

Он впервые получил такую — абсолютную — свободу. Никаких цепей, никаких приказов, никаких оскорблений, никаких дохлых детей — только он и его нож. Он мог сделать что угодно, он мог стать чем угодно, и мог убивать каждого на своём пути. Никто не мог ни приказывать, ни угрожать, ни обращаться, как с инструментом или пешкой. Он был сам себе хозяин. Сам принимал решения, сам делал выбор. Он принадлежал самому себе, был самим собой и делал всё, что в голову взбредёт.

После приюта это было похоже на рай.

Приют был адом наяву. Потом последовало освобождение. Но до того…

До того он жил с ней.

Была ли она жива до сих пор? Злился ли он за то, что она его кинула?

Наверняка она была жива, потому что выживание было для неё всем. Он ей был не нужен, и она этого не скрывала — злиться и обижаться было бессмысленно.

Для неё на первом месте не было никого, кроме самой себя. Исключением был ровно один случай — она спасла ему жизнь, хотя могла бросить умирать. Но после этого она не могла нести его на своих плечах, поэтому избавилась.

 — Бля-я-я… — застонал он. — Надо двигать домой. С ног уже валюсь.

Жажда убийства исчезла, а воспоминания о ней окончательно изгадили настроение. Два года назад он бы пожаловался, но сейчас просто был рад пойти домой, не чувствуя беспокойства на грани срыва. Он бы сегодня даже поспал — было бы неплохо.

 — Ёб твою мать…

Тяжело вздохнув, Зак пошёл к своему дому.

Он устал. Так пиздецки устал. В последнее время он реально ожесточился, и было настоящей внутренней борьбой не переходить на убийства горожан. Ему казалось, что каждое подавление импульса связывало в его груди какой-то узел, как будто с каждым сдержанным желанием его безумие только накапливалось. Всё равно, что сдерживать зверя, становящегося всё сильнее от каждой попытки укротить. Всё равно, что отгонять неизбежный ураган.

Он не хотел признавать, но это пугало. Он боялся, потому что знал, чем всё закончится.

Раньше ему было поебать. Если он впадёт в кровавое неистовство — ну что ж, не повезло тем, кто оказался рядом. Он просто пришёл бы в себя после того, как убьёт достаточно. Такое уже было, однажды — в этом городе, и гораздо чаще — до того, как он приехал. Это не должно было быть проблемой.

(К слову, он не пришёл в себя после срыва, безумие не ушло — его просто и нагло отрезвили. Но о том, как именно отрезвили, было не очень приятно вспоминать, так что он избегал любых мыслей об этом, ведь именно тогда ему сказали, что он не может доверять самому себе).

Сейчас всё было по-другому. Теперь он был не один, нельзя было просто забить. Кошмары становились всё хуже, тревога нарастала всё сильнее. Если он шёл убивать, то не знал, когда сможет вернуться в норму, сколько смертей на это потребуется.

И была Рей. Всякий раз, чувствуя, что безумие грозится вырваться, ему было страшно, что он не сможет её от этого защитить.

Что он не сможет защитить её от самого себя.

Он так сильно ею дорожил. Ему было страшно, что она пострадает, что она испугается и убежит, что он сам убьёт её. Он боялся однажды отрезветь и увидеть её мёртвое тело, а в своей руке — нож, обагрённый её ещё тёплой кровью. Он не знал, как быть в этом случае, и думать об этом не хотел.

Перспектива жизни без неё — что хуже, жизни после её убийства — причиняла самую настоящую физическую боль. Не быть с ней рядом, не держать её за руку, не слышать её голоса, не видеть её улыбку. Она больше не спала бы в его постели, не произносила его имя вот так, не говорила с ним. Она просто была бы мертва.

Он не мог представить. Если бы Рей умерла… что бы он делал дальше?

Она была такой важной часть его мира, что всё просто раскололось бы, вселенная пошла бы по швам и Зак не был уверен, что когда-либо сможет собрать всё воедино. Даже если смог бы — ему вечно будет чего-то не хватать. Он просто был бы без неё, и… он бы вряд ли выдержал.

Он дошёл до дома. Толкнув дверь, поднялся вверх по лестнице. Ключи висели на месте. Войдя в дверь, он закрыл за собой, разулся и отбросил косу. На шум всё равно никто не жалуется.

Он отправился в ванную и разделся. Одежда была вся в крови. Завтра он мог бы постараться отстирать, но пятно всё равно останется, так что, лучше он просто спрячет эту толстовку от Рей. Он медленно снял повязки. Те, что на руках, были красными и влажными — и сразу отправились в мусор. Одежда осталась на полу, он позже будет с ней ковыряться. Зайдя в душ, он включил воду — холодную, горячую — насрать, какую. Не похуй ли? Он не чувствовал. Вода смывала кровь, смывала пот, смывала воспоминания и тяжёлые мысли.

Он тихо пел про себя. Вдали от насилия и смертей, от желания убить и тёмного прошлого, пришла по-настоящему тихая ночь. Он чувствовал одновременно досаду и облегчение, что Рей была не у него. Не хотелось бы возвращаться домой в крови, но всё-таки хотелось, чтобы она была рядом. Услышать её спокойное дыхание, напоминающее, что она была жива и рядом с ним.

Потому что она была нужна ему.

Выйдя из ванной, Зак первым делом плюхнулся на кровать. Сейчас не хотелось ни двигаться, ни делать что-либо ещё, кроме сна. Хотелось просто закрыть глаза и отдохнуть. Даже если кошмары вернутся — жажда крови не проявится, учитывая, сколько он убивал в последнее время. Он просто проснётся посреди ночи, весь вспотевший, и не сможет снова уснуть.

В любом случае, выбор был небольшой. Он мог поспать хотя бы чуть-чуть.

Подушка пахла Рей. Не стоило удивляться — она спала здесь только вчера, но всё равно было приятно вот так обнаружить её запах. Зарывшись лицом в подушку, он глубоко вдохнул. Блядь, ну нельзя же так сильно тащиться с её аромата! Но было ощущение, что она вправду была здесь, лежала на кровати рядом с ним, что стоит ему открыть глаза — и он её увидит. Если протянет руку — он найдёт её, схватит за запястье, притянет к себе, обнимет за талию и…

Блядь.

Он уже задремал, и ему почти приснилось, как он её обнимал. Он до смерти хотел это сделать, во сне или наяву, но ему было нельзя.

Просто нельзя. Это было не похоже на него, и он раньше таким не страдал. Обнимался ли он вообще? С Греем — точно нет, этот старик не лез в его личное пространство, просто похлопать по плечу для него было достаточно. Но он помнил, что та женщина однажды обнимала его — хоть и не мог вспомнить, когда.

Это всё равно не имело значения. Это было слишком много лет назад, слишком давно, чтобы привыкнуть. Объятия были неловкой и бесполезной вещью. Слащавая хуйня для нормальных счастливых людей. Монстров никто не обнимает. Серийных убийц никто не обнимает. А монстр-серийный-убийца даже мечтать не мог о том, чтобы кого-то обнимать, это было бы ещё более странно и стрёмно. Рей даже могла быть против обнимать такого урода. Как он мог нести утешение теми же руками, которые он пачкал в крови?

И всё равно — он думал об этом. Вспоминал, каково было обнимать её и чувствовать её ответные объятия. Вспоминал, как его тело прошибал ток от прикосновения к голой коже. Вспоминал, как желал её прикосновений.

И скучал по ней.

Он уснул с мыслями о ней, и когда к нему подобрались кошмары, он вцепился в память о Рей, о её свете.

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

Но одной памяти было мало, свет совсем скоро угас. В его жизни было слишком много тьмы, прежде чем он нашёл свой солнечный лучик. Его сон вернулся к сцене, которая появлялась всегда, прежде чем он проваливался в ад.

— Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек.

Он лажал, и конкретно, но всегда вставал на ноги и шёл дальше. По-другому он бы не выжил. «В первую очередь — выживание» было его воспитанием.

 — Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

…Как странно, этого он не помнил.

Зак помнил, как однажды они спорили. Она говорила, что он обязательно закончит точно так же, как и она, и этого он хотел в последнюю очередь. Но он не помнил, чтобы в итоге она просила этого не делать.

Это был не сон — воспоминание.

Вернулось шипение сломанного телевизора. Она говорила, но он не слышал. Частично ему было поебать, что она там рассказывала, но раз уж это были её последние слова в его жизни — хотелось послушать. Точных слов он не мог вспомнить. До сегодняшнего вечера он даже не мог вспомнить, что это могло что-то значить. Не хотел вспоминать.

Но теперь он знал. Она сказала что-то важное.

 — …Монстр.

Но, да — она и это сказала.

Через два часа Зак проснулся. Он свернулся калачиком на постели, не в силах уснуть снова.

Глава опубликована: 30.01.2019

3.3 Дежавю, понятие бога и Сихам

Февраль 2ХХ8

 — Макса убили.

Два слова.

Два странных мрачных слова, произнесённые Эмили в начале февраля, вызвали в Рейчел противоречие. Она не могла радоваться чьей-то смерти. Это было ужасно, и частично она не хотела бы вообще знать о чьей-то смерти, особенно знакомого.

Но она не могла соврать, что не почувствовала облегчения. Последняя встреча с Максом была настоящим кошмаром, и даже месяцы спустя память вызывала боль в сердце. Теперь было окончательно ясно, что с его стороны ей ничего не грозило, хотя Рейчел предпочла бы, чтобы это случилось не из-за его кончины.

 — Как? — спросила она. Внезапно стало ясно, почему Эмили зачастила к ним домой — наверняка утешала маму. — Когда?

 — Его тело нашли в подворотне на прошлой неделе, — ответила Эмили.

Мама готовила обед, а они сидели в гостиной, так что она не услышала бы разговор о мёртвом любовнике. Макс и Эмили были коллегами — логично, что были знакомы, но Рейчел не знала, была в курсе ли Эмили про их с мамой отношения. Наверное, после его смерти мама всё рассказала. Хотя, даже будучи близким другом, Рейчел не знала, сколько мама рассказывала — наверное, не так уж много.

Конечно, Эмили не в курсе, насколько неблагополучной была их семья.

Она не могла ничего не знать о бесконечных спорах, ссорах или о том, как милая маленькая Рейчел разговаривала с родителями, когда дома не было гостей. Она делала всё возможное, чтобы как можно меньше видеться с семьёй, и это работало — с последнего дня рождения её ни разу не ударили, и она не давала ни единого повода на неё накричать.

Рейчел всё меньше и меньше времени проводила дома, чаще оставалась и иногда ночевала у друзей, особенно у Зака. Когда она чувствовала, что пора оповестить родителей о своём существовании, она делала домашнюю работу в школе и влезала домой через окно своей комнаты, чтобы наверняка никого не встретить. С едой было сложнее, но Рейчел была маленькой, а большинство шкафчиков на кухне пустовали, так что она была просто мастером скрытности, едва на горизонте кто-то начинал шуметь. В итоге, родители знали, что она дома, но не собирались её везде искать и быстро сдавались.

Они виделись раз в чёрт-знает-сколько, и то — когда она выходила в школу. Наверное, им действительно было на неё плевать.

Рейчел старалась быть невидимой, и родители, наверное, решили, что она не стоила их внимания. Они продолжали вцепляться друг другу в глотки, но выяснилось, что это больше её не задевало.

Они не были семьёй.

Рейчел не было дела до их ссор.

Она знала, что они оскорбляют её и друг друга, тут ничего нового. Она настолько привыкла к ссорам, что ей было плевать — пусть хоть передерутся, это была их проблема, а не её.

У неё были дела поважнее, чем быть их мячиком для битья.

 — Тело было в плачевном состоянии, — Эмили в отвращении сморщила нос. — Твоей маме рассказали только вчера, власти отказались предавать дело огласке. Даже твой папа не знает, большинству полицейских не сказали. Они стараются держать всё в секрете, чтобы не пугать народ.

 — А мама тогда откуда узнала?

Кэти, скорее всего, тоже ничего не знала — иначе Рейчел узнала бы от неё. Если только она не посчитала, что эта информация слишком ужасна для разглашения.

 — Она не могла с ним связаться, поэтому пошла в полицию заявлять об исчезновении. Те полицейские, которые всё знали… должно быть рассказали всё как есть, — медленно объяснила Эмили. — Вчера я была здесь, она всё рассказала. Она так плакала.

Странно, но Рейчел даже бровью не повела на мамины слёзы. Ей было плевать.

Окончательно плевать.

 — Вынуждена признать, Макс мне не особо нравился, как человек, поэтому я могу выглядеть неуважительной… — Эмили провела рукой по тёмным волосам. Упоминая его, она давала понять, что с ним связаны не самые приятные воспоминания, но ничего не говорила. И это заставляло Рейчел только сильнее его ненавидеть. — Я, конечно, не желала ему смерти, и такой ужасной, но мне кажется, твоей маме будет лучше без него.

 — Тоже так думаю, — на автомате ответила Рейчел.

 — Значит, ты знала, что твоя мама… изменяла?

 — Ага. Не то чтобы меня оно волновало.

Нужно было со всей искренностью изображать счастливую нормальную семью, но при Эмили она не могла. Рейчел слишком её любила, чтобы поддерживать иллюзию идеальной семьи — и не была уверена, что сможет сдерживать невербальное «будь моей мамой» в её присутствии. Большинство её друзей знали, что с её родителями не всё так просто, и Эмили тоже заслуживала это знать.

Но Рейчел не могла рассказать слишком много. Всё, что было позволено знать Эмили — семья Гарднер выходила далеко за рамки образцовой, на которую они пытались походить. Она надеялась, что не вызовет лишних подозрений.

Иначе Эмили будет в опасности.

К счастью, очень многие супружеские пары не источали полную идиллию, и насилие встречалось гораздо чаще, чем можно было заметить, так что, Эмили не акцентировала внимание на этом моменте.

 — Не знаю, можно ли тебе рассказывать подробнее… — вздохнула она, явно умирая от желания кому-нибудь растрещать.

Рейчел едва не сказала «валяй, я многого начиталась в отчётах Кэти и, кстати, мой самый лучший друг — серийный убийца», но благоразумно сдержалась.

 — Думаю, меня мало что может испугать, — сказала она, ни разу не соврав. Кровавые подробности были одной из самых последних вещей в её списке жути, когда Макс занимал гордое первое место.

 — Подворотни — страшное место, — вздрогнула Эмили. — Я бы не хотела там оказаться. Кто знает, что там найдёшь? Там, где нашли Макса, наверняка можно было не один труп сыскать.

Как будто это мешало Рейчел бывать там чаще, чем дома. Она полностью осознавала, что может наткнуться на неприятный сюрприз, но прекрасно знала безопасные маршруты. Она могла бы наткнуться на бандитов или каких-то насильников, но более-менее было ясно, что увидев её с Заком, преступный мир тут же связал её с Переулочным Убийцей.

Это давало ей почти идеальный иммунитет.

Очевидно, ходили слухи, что «тронешь блондинку — по твою душу уже вылетел Зак», так что, большинство жителей подворотни старались держаться от неё подальше.

 — Тело Макса нашли при расследовании дела о наркоторговле, — начала Эмили. — Это был полный кровавый кошмар. Тело неоднократно пинали, несколько костей было раздавлено, и позвоночник был сломан, и… — она поморщилась от отвращения. — Тьфу, вот же ужас.

 — Что там?

 — Его гениталии были отрезаны. Сказали, начисто. И тело было обезглавлено.

«Пусть только подойдёт к тебе — я ему яйца отрежу и голову снесу».

Ой.

 — Это… работа Переулочного Убийцы?

Она и сама догадывалась, но не знала наверняка. Ведь в последний раз Зак дал понять, что не собирается убивать Макса. Интересно, почему он передумал. Наверное, они случайно пересеклись в переулке, и если правильно понимать Зака, Макс сказал или сделал что-то с намерением добраться до неё, чем и взбесил.

Зак не был лжецом. Он сказал, что убьёт Макса, только если тот попытается снова к ней приставать. Это не звучало явным обещанием, но, наверное, не для Зака.

И он выполнил обещание.

 — Да, это он, — со вздохом подтвердила Эмили. — Я понимаю, почему они не хотят рассказывать. Такая жуть, наверняка все бросятся в панику. Интересно, когда всё это закончится…

У Рейчел было странное чувство. С одной стороны, она хотела заверить Эмили, что она в списке «не убивать, их любит Рей» Зака, и ей нечего было бояться. С другой — она понимала, что кроме неё самой, никто не сможет повлиять на эти убийства.

«Мне спокойнее, когда ты рядом. Наверное, потому что я хочу быть рядом с тобой сильнее, чем убивать. Не знаю».

Ни один полицейский не сможет остановить Переулочного Убийцу, но пятнадцатилетняя недозрелая девчонка могла бы попробовать смягчить его желание убивать.

 — Мне тоже интересно… — выдала она, вспомнив, что от неё ждали ответа.

Она начинала переживать. Они с Заком действительно долго не виделись. Неделя без какой-либо встречи вызывала тревогу. Она приходила к нему домой несколько раз, но его постоянно не было, как будто он специально её избегал. Это выглядело странно, потому что, по идее, в её присутствии ему было спокойнее, и он искал её близости как можно чаще. А на деле он прекрасно знал, когда у Рей было свободное время, и он мог так бегать от неё бесконечно.

То, что Зака не было дома несколько дней подряд, не было совпадением — он нарочно уходил. У него могли быть свои причины, но, по сути, он снова закрывался от неё. Ей это не особо нравилось, потому что у него явно опять были проблемы, и он не собирался просить о помощи, даже если в ней нуждался.

Как же она волновалась, чёрт его побери.

Хорошо ли он спал? Наверняка нет, и более того — он, скорее всего, снова несколько дней не спал вообще. Она точно знала, что Зак возвращался, чтобы сходить в душ и поесть — она оставляла ему немного еды, и в следующий визит тарелка была уже в посудомойке. Но они так и не встретились, и бог свидетель, насколько в квартире Зака было пусто без него. Это было глупо, но она скучала.

 — Рейчел? — позвала Эмили, махая рукой перед её лицом.

Она почти подскочила. Так задумалась, что не смогла держать лицо невозмутимым.

 — Д-да?

 — Тоже волнуешься?

 — Ага, — кивнула Рейчел, хотя её волнение было совсем не о том.

Тут в гостиную вошла гордо улыбающаяся мама.

 — Девочки, ужин наконец-то готов!

Она выглядела уставшей, глаза были красные, как будто она плакала — скорее всего, так и было — но улыбка была искренней, ведь Эмили была рядом.

 — Фантастично, Элоиза, — похлопала ей Эмили, прежде чем встать с дивана. Рейчел, идеально улыбаясь, пошла следом за ними на кухню.

Внутри она судорожно соображала. Сегодня была пятница, на завтра не было никаких планов, а домашнюю работу она сделала с Ленни, Эдди и Адрианой. Грубо говоря, у неё были свободны все выходные, а значит…

В любой момент можно было идти к Заку. Сидеть там до победы. И заставить его посидеть дома и просто поберечь себя, даже если придётся вцепиться в него, словно коала.

Зак, безусловно, сегодня будет дома, потому что в прошлую встречу она упоминала, что на выходных будет ночевать у Адрианы. Он-то не знал, что планы отменились.

Рейчел непринуждённо беседовала с мамой и Эмили за ужином, раздумывая над планом. Она не знала, что ему говорить, не знала, как он отреагирует, но хотела, чтобы он понял: с чем бы он ни столкнулся — не обязательно всё делать самому.

Или же, можно было ничего не говорить.

Рей знала, что ему нравился физический контакт. То, как он обнимал её той ночью, как прижимал к себе, когда она была под боком, как вздрагивал, когда она касалась его кожи, как прижимался к ней лбом, как держал за руку — и без слов было ясно. Они об этом не говорили — ни об объятии, ни о том, что она его в щеку поцеловала — но Зак, кажется, больше не считал тактильный контакт чем-то неловким. Даже наоборот.

Вот лично ей это до упаду нравилось — это же был Зак. Был бы на его месте кто-то другой, она бы дважды думала, да и бывало такое, что вообще не хотелось, чтобы трогали — но в случае с Заком это походило на зависимость. Это словно было физическое воплощение связи, которую они создали, олицетворение их эмоциональной и духовной близости. Это довершало их уже тесные узы, делая их более реальными. Да и просто было приятно, тепло, мягко и удобно, она чувствовала себя защищённой, укрытой и оберегаемой. Она могла передавать эмоции через прикосновения. Ей иногда так много хотелось ему сказать, но слова казались такими пустыми — и действия в этом случае подходили как нельзя кстати.

Она не могла отпустить Зака на произвол выдержки. Определённо не могла.

Именно поэтому в полночь она выбралась из дома через окно и побежала к нему домой так быстро, как только смогла.

Рей до сих пор не знала, что собирается сказать или сделать, но она просто чувствовала, что Зак сейчас дома — как он в тот день рождения почувствовал, что она в мусорном баке. Она не могла упустить этот шанс. Частично она понимала, что он таким образом просто защищал её от самого себя, но риска было недостаточно, чтобы её напугать.

Она не собиралась от него убегать. Так что, ему же будет лучше, если он теперь не убежит от неё.


* * *


Как-то раз Рей говорила, что люди могут прожить без сна максимум одиннадцать дней. Давным-давно вычитала на досуге. Наверное, она искала эту информацию для себя, когда ещё получала от родителей и почти не спала по ночам, боясь, что её разбудят крики родителей или что похуже.

Зак не знал, насколько применимо правило одиннадцати дней к монстрам вроде него, но он уже неделю не спал, и не был уверен, сколько ещё выдержит.

Неделя без сна. Неделя в бегах от кошмаров. Неделя без попыток убить. Неделя, практически полностью проведённая в подворотне. Неделя без Рей.

Он не был уверен, что из всего этого убивало его надёжнее.

Он не хотел показываться Рей на глаза в таком состоянии. Не хотел, чтобы она видела его таким — измученным, голодным, на грани срыва, едва способным говорить и в хуёвейшем настроении. Он не мог трезво соображать и почти не контролировал реакцию. Он чувствовал себя зверем в ловушке — неспособным ясно формулировать мысли, полагаясь только на ощущения. Слишком был нестабилен, чтобы находиться рядом с Рей.

(«Ты даже самому себе доверять не можешь». Как же было чертовски верно, но прямо сейчас не хотелось об этом думать).

Он не знал, где сейчас находится. Скорее всего, сидел на кровати, уткнувшись лбом в колени. Он не знал, зачем вернулся в квартиру — наверное, уже чувствовал, что скоро не выдержит, и ноги неосознанно увели его домой. Да и Рей сейчас должна была быть у друзей, так что он с ней не пересечётся.

Именно поэтому он позволил себе вернуться. Лишний раз думать — нахер нужно.

Который был час? Ночь? День? Холодно — значит, зима, большего он сейчас не знал. Голова кружилась и раскалывалась, и он не мог понять, открыты глаза или нет. Он же не уснул?

Он не хотел спать. Если бы уснул — тут же вернулся в прошлое, в ад приюта, или и того хуже.

В ад пламени.

Как-то в приюте случился пожар. Хоть хозяева быстро потушили, Зак тогда убежал и сидел на улице под унылым дождём в компании мёртвых самолично закопанных детей. Он не возвращался, пока достаточно не оголодал. От запаха горелой древесины его могло стошнить, если бы было чем, но выбор был невелик, а простыть под дождём там было всё равно, что верная смерть.

Он тогда просидел на улице всю ночь, дрожа и пытаясь успокоиться, угомонить призрачную боль. Других призраков на том кладбище не было.

Вот так он и знал, что призраков не существует. Если бы существовали — он бы их уже увидел.

Он ненавидел огонь сильнее, чем враньё. Огонь был чем-то невыносимым, потому что ему прекрасно было известно, как больно и страшно гореть заживо. Это была одна из немногих вещей, которых он боялся.

Огонь. Врата ада.

Нет, Зак определённо не хотел спать. Он был уверен, что на сей раз его поджидали кошмары об огне. В каком-то смысле, лучше тогда смотреть на приют, ведь из приюта он всё-таки сбежал, а хозяева отплатили за всю ту хуйню, что сотворили. Наверное, этого было недостаточно, но они больше не могли причинить ему боль или использовать очередного ребёнка в качестве одноразового раба. Он убил их.

Но огонь убить было невозможно.

Он не слышал, как она открыла входную дверь. Не слышал, как она, закрыв за собой, сняла пальто и разулась. Не слышал, как она прошлёпала к нему босиком, влезла на кровать и села перед ним на коленях.

 — Зак? — наконец позвала Рей. Её голос был беспокойным.

Он не мог думать. Голова просто не варила. Но в ту секунду, когда она произнесла его имя, мозг начал обрабатывать информацию. Зак внезапно осознал, что она была здесь, рядом с ним, он вдыхал её приятный аромат, слышал мягкое дыхание и ощущал присутствие, даже если она к нему не прикасалась.

Рей была здесь. Она действительно пришла.

Он так пиздецки устал, и всё, что пришло в его голову — воспоминания о её изящном теле, прижатом к нему. Подаренное чувство утешения и безопасности, наконец-то спокойный сон. Он вспомнил, каковы были её объятия, и в нём проснулось желание.

В первую очередь — желание поспать. Зак был монстром, и не знал своих границ, но они всё-таки были, и он был уже близко. Он не мог постоянно быть сильным и ясно мыслящим, особенно когда доводил себя до неспособности мыслить в принципе. Ему нужно было по-настоящему поспать, отдохнуть и восстановиться, а не забываться двумя часами ночных кошмаров. Сейчас просто хотелось закрыть глаза и погрузиться в грёзы на целую неделю. Он хотел спать.

Но потом пришло другое желание. Желание её, её прикосновений, её тепла, её присутствия, всего её существа. Он желал её и понимал это. Она сейчас была нужна как воздух.

 — Зак, ты в порядке? — охренеть как встревоженно спросила она. — Ты выглядишь ужасно… ты же не спал, да?

Он почувствовал её руку на своём плече, и любое сознание резко отключилось.

Он желал её.

Схватив её за запястье, он упал на простыни, прижимая её к себе. Он даже не услышал её удивлённого писка — сразу же прижался к её шее и засунул руки под свитер, но блядь, под свитером оказалась ещё какая-то одежда.

 — Зак?!

Он, наконец, добрался до её кожи, и как же приятно было ощущать тепло её тела. Он снова прижался губами к её шее, и этот контакт с голой кожей едва не свёл его с ума. Он мягко поцеловал пульсирующую жилку, как будто хотел её этим успокоить. Его руки плотно обвили её талию, и она оказалась настолько крошечной, что он практически полностью окружил её тело. Он сплёлся с ней ногами в попытке стать так ближе, как это было возможно.

 — З-Зак?.. — прохрипела Рей. — Что…

Она замолкла и спустя какое-то время тяжело выдохнула. Он почувствовал, как она всё-таки расслабилась и обняла его в ответ.

 — А ты на этот раз действительно довёл себя, да? — пробормотала она, прижимаясь щекой к его макушке. — Подумал бы немного о себе…

Она нежно скользила пальцами по его спутанным волосам, играя прядями. Почувствовав, как её пальцы касаются кожи головы, он задрожал.

 — Ох, чёрт…

Чёрт, это было слишком круто, и сейчас он взаправду отключался от реальности. Начинал медленно дремать. Нужно было сделать это гораздо раньше, зачем вообще было её избегать? Он же так скучал. Рей была неотъемлемой частью жизни, она сама сказала ему, что он не слабак, и позволяла видеть себя в худшем состоянии, чем это… вот какого хуя он делал? Он же до смерти хотел снова её обнять. А теперь, когда она была здесь…

Он просто не хотел её отпускать.

 — Всё хорошо, Зак, я здесь…

Блядь.

Блядь-блядь-блядь-блядь-блядь, вот нахуя говорить имя так нежно, она что, специально, чтобы сердце разорвалось, настолько милая и очаровательная, блядь-блядь-блядь-блядь, только бы не отпустить, никуда не отпустить, блядь-блядь-блядь-merde!

Он крепче обнял её, и все его перевозбуждённые чувства отключили соображалку напрочь. Он забыл обо всём. О прошлом, о кошмарах, о том, где он был и что делал. Мир исчез, не осталось ничего.

Зак даже не понял, как уснул.


* * *


Ох, бля, вот сейчас он действительно спал.

Который час? Где он находился? На кровати или типа того, да? Он не был уверен. В любом случае, это было не важно. Сейчас ему было действительно удобно, и он не хотел двигаться, даже если на самом деле сейчас спал в ёбаном мусорном баке. В его руках было что-то очень мягкое и…

Стоп.

Кажется, это уже происходило.

Он с трудом открыл глаза, борясь с сонливостью. Было как-то тяжеловато осознавать, что происходит и что ты делаешь, когда половина сознания вопит «да нахуй всё, иди спать дальше», но огромное ощущение déjà vu (точнее, déjà perçu) вынуждало включить мозги. Зак был уверен, что сейчас он снова творил какую-то тупизну.

Джек-пот.

Он снова обнял Рей во сне.

И даже круче — он ещё не спал, когда тянул её к себе, но был слишком уставший, чтобы понять собственные действия. Если он хорошо помнил, то он: даже не попытался её спросить; засунул руки ей под майку; поцеловал в шею и до сих пор прижимался к ней ртом; прямо сейчас вообще не хотел выпускать из своих рук.

…Ну что ж, ЗАК, ПРИНИМАЙ ПОЗДРАВЛЕНИЯ!

Сейчас самым естественным было бы отскочить подальше, но она всё ещё спала, и будить не хотелось — и Зак прекрасно понимал, что это был всего лишь гнилой повод подержать её так подольше.

Блядь, вот что он натворил? Он был пиздецки стрёмным, и просто чудо, что она до сих пор не убежала! Она должна была ёбнуть его посильнее и свалить. Зак, впрочем, не был бы уверен, что позволил бы ей уйти так легко, но даже если бы она его по лицу ударила — он не держал бы зла.

Ох, блядь-блядь-блядь, а вдруг он обидел её? Вдруг она его ненавидит? Он предъявил на неё какие-то претензии, не спросил никакого разрешения, и повёл себя как самый настоящий кретин. Нельзя было делать это без её разрешения.

Да, допустим, в первый раз она не особо возражала. Ей, вроде бы, даже комфортно было. А на этот раз она даже обняла его в ответ…

Но всё равно, когда она хотела его обнять — она спрашивала! И он должен был поступить так же! Тупица, Зак, какой же ты тупица!

Ну хуже того — повторяя себе, что сейчас он должен был отпустить Рей, он всё равно не отпускал. Он просто не хотел. Было так правильно — обнимать её так же крепко, как и чувствовать её в своей жизни, как будто они всегда были предназначены друг другу.

Он бы в жизни не подумал, что найдёт человека, с которым у него будут такие сильные, глубокие узы. Он не мог представить, что когда-нибудь с кем-то так сблизится. Что кто-то станет такой важной часть его жизни. И всё случилось относительно недавно, Зак не совсем мог поверить в бурные перемены в своей жизни.

Зак привык к быстрым переменам в окружении, но Рей меняла внутри него то, что он считал высеченным и нерушимым, и он не понимал, как. До встречи с ней мысль о существовании человека, которого хотелось бы защищать, кем хотелось бы дорожить, и кто дорожил бы в ответ, была абсолютно тупой. И ему бы никогда до этого не пришла в голову мысль поставить кого-то превыше собственного выживания. Это было просто невозможно. Это противоречило его сути.

Для убийцы, повидавшего в жизни больше тьмы, чем света, было немыслимым найти человека, который имел бы для него значение.

Зак прикрыл глаза, не в силах удерживать себя от объятий Рей. Он вообще никак не мог её отпустить. Она была очень для него важна, и проводить с ней время было одной из лучших вещей на свете. Она успокаивала его боль. Она освещала его тьму. Она создавала счастье в его душе. Она ломала лёд в его сердце. Она отдавала и принимала, была доброй и готовой получить добро в ответ. Она исцеляла.

И заставляла его чувствовать себя человеком.

Он снова уткнулся в изгиб её шеи и нежно поцеловал, прежде чем понял, что творит.

 — Зак?..

Блядь.

БЛЯДЬ, ОНА ПРОСНУЛАСЬ.

Он делал кое-что тупое и слащавое, и, разумеется, ей вот позарез нужно было проснуться именно в этот момент. Всё, сейчас она подумает, что он полный подонок, убежит подальше и будет права. А он должен будет отпустить её сейчас же, извиниться и предложить забыть об этом навсегда.

Да, должен, но что он делал сейчас? Даже не пытался двигаться и не открывал глаза, выводя пальцами на её голой коже какие-то узоры.

Даже если обычно он был сильным — ей сопротивляться он никак не мог.

 — Ты проснулся? — спросила она милым заспанным голосом.

 — Ага…

В тоне откуда-то взялась странная нежность, и Зак не смог подавить лёгкую улыбку. Он здесь и сейчас костерил себя на чём свет стоит, но всё равно до усрачки был счастлив, что она была здесь и проснулась в его объятиях. Мысль о том, что они сейчас так приятно проводили время, что Рей была так близко, дарила своё тепло и нежность, заставляла его сердце биться чаще от восторга. А теперь в его сознании расцветала тупая фантазия о том, чтобы таких пробуждений было гораздо больше.

 — Ты хорошо спал? — беспокойно спросила Рей, снова перебирая его волосы.

Он таял. Просто в ёбаную лужу. Она была слишком милой, и её прикосновения были слишком приятными. Он уже совершенно забыл про извинения или отстранение, всё, чего хотелось — остановить время и растянуть эти мгновения с ней на самый максимум.

 — В основном, да. А ты?

 — Да, порядок. Который час?

 — А хуй его знает.

Нужно было уточнять, что оно его не ебёт?

Рей задумалась на несколько секунд.

 — Ну и ладно, — наконец выдала она, совершенно спокойная. — Можно забить. Сегодня всё равно суббота.

Значит, они могли дальше так лежать? Значит, она никуда не торопилась, и он мог держать её в своих объятиях? И у него даже был шанс снова уснуть с ней под боком?

Зак постарался не терять эту надежду, как вспомнил, что нужно было отпустить её гораздо раньше, и он до сих пор не сделал этого. Блядь! Но ему же так не хотелось… А вдруг ей на самом деле было некомфортно, она считала это неловким и просто подыгрывала из вежливости, потому что она настолько добрая?

 — Рей?.. — собрав всю смелость, позвал он. А теперь нужно было не выглядеть стрёмным, и с этим он уже облажался. — Ты… хочешь, чтобы я тебя отпустил?

 — Зачем?

Бля, лучше бы она ответила «да» или «нет». Теперь не было другого выбора, кроме как объяснять.

 — Ну, потому что… я тебя на ровном месте схватил, — пробубнил он. — Извини. Я должен был спросить разрешения. А ты должна была меня треснуть посильнее.

 — Но я не хотела тебя бить! — запротестовала Рей.

Он обдумывал её слова, пытаясь заставить работать мозг как надо.

 — Так, тебе… не противно… что я тебя обнимаю и всё такое?

 — Э-э-э, нет? С чего бы.

 — И прямо сейчас тебя не напрягает?

 — Я не против находиться в твоих руках, — смущённо выдала она. — Это же… ты, так что мне очень даже нравится, — добавила она очень-очень тихо, как будто не хотела, чтобы он услышал, но всё равно не смогла сдержаться.

Сердце Зака сделало кульбит. Он явно не ждал такого попадания, и смущённо спрятал лицо в изгиб её шеи. К счастью, она не могла увидеть, как сильно он покраснел под повязками, и потребовалось несколько секунд, чтобы снова собрать мысли в кучу.

 — Спасибо, — всё, что он мог ответить.

 — Зак, почему ты избегал меня? — спросила она. — Что случилось?

 — Я был… не в порядке, — проворчал он. — Не хотел, чтобы ты меня таким видела. Я таким жалким был.

 — Эй, нормально иногда быть не в порядке, — мягко заверила она. — Ты же не железный. Да и ты видал меня в состоянии похуже, чем это.

И она была права.

 — Не хотел, чтобы ты переживала.

 — О, да ладно? — с иронией уточнила Рей. — Избегая абсолютно любой встречи целую неделю, когда я прекрасно знаю, что ты снова доводишь себя? Исчез на ровном месте, даже не сказал… не знаю, что тебе нужно побыть одному, или типа того? Волшебно, Зак, я ни разу не переживала.

 — Ладно… я проебался. Тупая была идея. Но я не знал, что сделал бы с тобой в таком состоянии.

 — Ты про объятия или про боль? Чего ты сильнее боялся?

Раздражённо зарычав, Зак навис над ней. Она удивлённо смотрела своими большими голубыми глазами, но затем выражение её лица смягчилось.

 — Ты опять нарываешься.

 — Ага, я знаю, — с ангельской улыбкой ответила она. — Но я целую неделю переживала за тебя, удивлялась, почему ты вдруг исчез, не сказав ни слова, убеждала себя, что я как-то тебя обидела, надеялась, что ты в порядке… Могу же я немного отомстить?

Бля, и что снова делать с её тупой логикой? Он не знал, что ответить в свою защиту.

 — Ладно, извини, — вздохнул он. — В следующий раз будешь знать.

Она засмеялась, и Заку захотелось снова притянуть её к себе, плюхнуться под одеяло и просто уснуть.

Но это было тупо.

Он же был убийцей, нельзя было так желать её прикосновений, как будто он был каким-то ёбаным кошаком. Он обнял её, потому что не мог соображать и действовал на рефлексах, но это не могло продолжаться. К счастью, Рей не возражала, но он просто не мог позволить себе обнимать её всякий раз, как в голову ударит. Только не этими залитыми кровью руками.

«Серийный убийца» и «нежности» плохо сочетались друг с другом.

 — Зак? — встревоженно позвала Рей.

Он выдохнул и упал на кровать рядом с ней.

 — Хавать хочется, — сказал он, чтобы избежать очередных вопросов.

 — О, и мне! — она немедленно поднялась, и Зак огромными усилиями сдержался, чтобы не притянуть её за запястье обратно. — Не переживай, сейчас что-нибудь приготовлю.

Ему было немного жаль, что готовил он хуёвее некуда, но он даже не пытался приближаться к тому, что могло сгореть. У него был просто от бога талант переводить продукты, которому даже Рей поаплодировала. По сути, чай — единственное, что он мог сделать, не запоров ничего в процессе.

 — Спасибо, — прохрипел он, взглядом провожая её до кухни.

Его сердце колотилось в груди. Будучи поражённым тем, как сильно он ею дорожил, он следом осознавал тьму, усиливающуюся в его голове.

Он мог буквально почувствовать тревогу в душе, жажду крови и смерти, пульсирующую в венах, волну зверства, медленно накапливающуюся в глубине сознания. И в то же время понимал, что внутри него росло кое-что ещё, сильнее всего этого.

Страх потерять Рей.


* * *


Апрель 2ХХ8

Рейчел не могла поверить, что сейчас в её жизни происходила самая стереотипная сцена, в которой у главного героя украли что-то ценное, и ради возвращения нужно было отправиться на встречу со страшным боссом. Ей действительно казалось, что такое клише в реальной жизни было просто невозможно, потому что кому в голову придёт такое?

Но, так и случилось.

Рейчел следовала за одним из друзей Лизы Мейвис, Лукасом Холлером. Он украл её рюкзак, когда она ходила к доктору Денни за очередными обезболивающими. Она до сих пор винила себя за недостаточную осторожность. На выходе из медпункта её ожидал неприятный сюрприз — оставленного рюкзака на месте не было. Она битый час искала его с Ленни, Адрианой и Эдди, но только после того, как Эдди ушёл домой, ей дали знать, где её вещи.

Лукас — самый преданный из шестёрок — с самодовольной улыбкой подошёл и объявил, что её рюкзак у Лизы Мейвис.

 — Иди за мной, если хочешь получить его обратно, — сказал он, наверное, самую стереотипную в данной ситуации фразу. А если этого для полного клише было недостаточно, так он посмотрел на Ленни и Адриану, которые стояли рядом, и добавил: — Одна.

Её друзья протестовали, но Рейчел хотела вернуть свои вещи, так что она без колебаний согласилась, едва Адриана угомонила поток французской брани от Ленни. Подруги действительно не хотели отпускать её одну, но они знали, что так будет лучше, чем пытаться остановить её любой ценой.

 — Они подняли флаг войны, — мрачно прокомментировала Адриана с одной из худших улыбок на лице. Рейчел сразу поняла, что Адри этого просто так не оставит, и уходя, точно услышала, как они с Ленни начали обсуждать какой-то план мести.

«Лиза об этом наверняка пожалеет», подумала Рейчел.

 — Куда мы? — спросила она у Лукаса.

Они отошли на приличное расстояние от школы, и у неё не было ни малейшего понятия, куда её ведут. Она знала эти места, но не знала и даже не догадывалась, куда они могут в итоге прийти.

Он ухмыльнулся.

 — Что, даже не страшно?

Страшно? Она видала кое-что похуже кучки стереотипных хулиганов. Она просто устала, её всё бесило, наверное, она была немного встревожена — но ни разу не напугана. Есть вещи куда страшнее школьной альфа-сучки, и Рейчел уже с ними сталкивалась.

 — Я просто хочу вернуть рюкзак, — невозмутимо ответила она.

 — Думаю, ты быстро передумаешь. Учитывая, куда мы идём…

Кажется, до него не дошло, что она не могла бояться конечного пункта, если не знала, что это.

Она выгнула бровь.

 — И куда мы идём?

Лукас мрачно усмехнулся, наверняка для устрашающего эффекта.

 — В подворотню.

А. Вот как.

Подворотни стали ужасным местом с тех пор, как Переулочный Убийца вернулся, да и до этого там было не особо безопасно. Туда никто не сунется в одиночку, не подумав дважды. Лиза и её шайка, наверное, не осознавали всю опасность переулков, и они просто хотели напугать её, играя с огнём, который обожжёт только их. Лиза, наверное, вынудит Рейчел задержаться, чтобы она могла найти и забрать рюкзак, чтобы в итоге на неё напали и она усвоила урок.

Но будем честны, Рейчел прекрасно знала, что её никто здесь не тронет. Независимо от того, сколько бандитов может шататься в округе — к ним даже не подойдут. Да и она всегда была в безопасности в подворотне, так что, сразу же успокоилась.

 — Ну, тогда ладно.

 — Тебе что, вообще по боку?! — спросил Лукас, сбитый с толку спокойной реакцией.

 — Я просто хочу вернуть рюкзак.

Она бы не смогла купить новые вещи взамен потерянных с рюкзаком, да и сам рюкзак она вряд ли смогла бы купить. К тому же, у неё было домашнее задание, и несколько заданий на завтра, плюс, она взяла книгу в библиотеке, и хотелось бы вернуть её в срок. Если она всё это потеряет — у неё могут быть проблемы.

И на её рюкзаке было кое-что ещё, что она не хотела терять гораздо сильнее прочего: милый брелок с совой, который, как она надеялась, ещё был цел. Её бы подкосило, если бы с брелоком что-то случилось. Он был очень для неё важен.

В 22-й день рождения Зака они вместе пошли в зоопарк, и целый день осматривали и обсуждали всех встретившихся на пути животных. Они зашли в сувенирный магазинчик, где прикупили себе одинаковые брелоки с совами, потому что они были очень милыми (Зак признал весьма неохотно). Зак повесил свой на ключи, а Рей — нацепила на рюкзак в качестве приятного воспоминания о том насыщенном, но весёлом дне, который они провели. Как будто у неё был осязаемый знак их дружбы, которым она хотела похвастаться всему миру. Это была самая первая вещь, которую они купили вместе, что делало её особо ценной в глазах Рей.

Так что, даже если она не вернёт рюкзак — она надеялась хотя бы вернуть брелок.

Лукас озадаченно посмотрел на неё, а затем просто покачал головой.

 — Плевать, ты всё равно свои шмотки получишь только от Лизы.

 — Ага, — вздохнула Рейчел. — Обязательно.

Они, наконец, достигли переулка, и она сразу же узнала местность. Она слишком хорошо знала эти улицы, она была здесь достаточно, чтобы выучить их наизусть. Прошлым летом, она с помощью Зака на полном серьёзе все каникулы изучала переулки вдоль и поперёк, запоминала безопасные и кратчайшие пути.

Лукас не знал это место так же хорошо, как и она, поэтому свернул в ближайшем к месту назначения месте, а не повёл её туда сразу от школы. Рейчел чувствовала лёгкое разочарование. Если бы он сказал сразу, куда они идут — она бы от школы сама его за ручку вела, было бы быстрее и удобнее.

Но ничего не сказала, пока они не дошли до Лизы. Не стоило давать о себе информации — тем более, той, что им не стоило знать.

 — Гарднер, а вот и ты! — радостно поприветствовала Лиза.

Рейчел пришла в до боли знакомое место. Лиза сидела на мусорном баке Зака, скрестив ноги, лицо у неё было донельзя довольное. Её окружали шестеро человек — четыре крупных парня и две девушки, все ухмылялись и смотрели на неё сверху вниз. Лиза определённо продумала свой план, и Рейчел стоило быть настороже.

Какой же тупой она была. Даже когда Эдди ясно попросил не трогать — Лиза Мейвис не собиралась прощать проигрыш так легко, и собиралась отомстить любой ценой. Для Рейчел это было просто очередной головной болью, ей просто хотелось, чтобы школьная альфа-сучка оставила ей в покое.

 — Не могла бы ты вернуть мне мой рюкзак? — спросила Рейчел. Она пыталась, чтобы не прозвучало слишком уж спокойно, но получилось плохо.

 — М-м-м… — Лиза притворилась, что задумалась. — Как насчёт «нет»?

Все её друзья рассмеялись, как будто она только что рассказала анекдот века, да и Лиза выглядела довольной собой.

Рейчел удержалась, чтобы не закатить глаза.

 — Зачем ты вообще его украла?

 — Я хотела поговорить с тобой, Гарднер, — игриво ответила Лиза.

 — Насколько я помню, для разговора со мной воровать не обязательно.

 — Я бы не хотела, чтобы кто-то из твоих друзей узнал о нашей… маленькой беседе, — парировала Лиза и резко помрачнела. — Особенно Эдди.

 — Ну, вот я здесь. Что ты хотела мне сказать? — Рейчел действительно начинало всё раздражать. Нельзя просто в покое оставить? — Где мой рюкзак?

 — Здесь, — Лиза постучала пальцами по баку. — Но, раз уж я сижу здесь, ты не получишь его, пока я с тобой не закончу. Не бойся, — добавила она, — я ничего не трогала. Эдди бы потом никаких оправданий не принял. Я рассчитываю на твоё молчание, и в свою очередь не оставлю никаких весомых доказательств нашей встречи.

Рейчел почувствовала облегчение от этих слов. Лиза старалась не заходить слишком далеко, осознавая последствия своих действий. Кажется, ситуация не была настолько катастрофой.

 — И что ты хочешь от меня?

Лиза скривилась от ярости.

 — Убирайся от Эдди подальше. Мне плевать, что ты сделаешь, соври ему, что его ненавидишь — но оставь в покое.

Рейчел тупо посмотрела на неё. Шайка Лизы сердито на неё уставилась, но её это не волновало. Она не чувствовала никакой угрозы. Она, всё-таки, была в подворотне — месте, где была в безопасности — так что, можно было не напрягаться. Они, конечно, могли бы попробовать отпинать её, но Рейчел знала, что Лиза не трогала её рюкзак, и теперь могла с чистой совестью сбежать.

Если она сбежит — её в жизни не найдут. Они не знали переулки так же хорошо, как она. А выждав до ночи, она смогла бы вернуться и забрать сумку без малейшего риска — её бы никто не стал караулить. На самом деле сбежать было простым решением, можно было сбежать хоть сейчас.

Вот только она больше не собиралась сбегать.

 — А если я не соглашусь? — спросила она. Её голос ничуть не дрожал, она смотрела Лизе прямо в глаза. — Если я не хочу?

 — …Я знала, что ты так скажешь.

Лиза обменялась взглядами с друзьями. Да, всё изначально было спланировано. Рейчел приготовилась, задаваясь вопросом, что же они для неё приготовили. Она ждала, что они накинутся всей толпой и изобьют её, но нет.

Они начали шуметь.

 — Эй! Эй-эй! — заорала Лиза. — Мы зде-е-есь!

Рейчел в замешательстве на них посмотрела, пока до неё не дошло: они привлекали внимание. Они пытались заманить сюда всех опасных людей. Наверное, Лизе казалось, что раз уж она не одна — то и сбежать сможет, а Рейчел останется в опасности.

Идея была так себе.

 — Было бы неловко, если бы сюда кто-нибудь пришёл, да? — прощебетала Лиза, подтверждая версию Рейчел. Её друзья продолжали что-то выкрикивать. — Например… Переулочный Убийца?

Лиза определённо не осознавала всей опасности. Переулочный Убийца до сих пор был для неё чем-то типа городской легенды, несмотря на вполне реальные убийства. До неё не доходило, насколько опасен был этот человек. Не доходило, что он мог в секунду убить её и всех её друзей. Не доходило, что все легенды о его безжалостности — чистая правда.

 — Рискуете, — ровно прокомментировала Рейчел.

 — А ты не испугалась.

Рейчел почти ответила, что уже дважды спала в объятиях этого человека и что ей в жизни не было безопаснее, чем рядом с ним. Что он гораздо большее, чем кровожадный убийца.

Кроме того, она знала кучу маленьких забавных фактов про Зака и сейчас не могла удержаться от мысли, насколько он был нормальным и обычным человеком.

Он ненавидел слишком горячие напитки. Он не мог приготовить вообще ничего, кроме заварной лапши или полуфабрикатов. Иногда он был как пятилетний ребёнок. Он не был чистюлей, но не любил, когда ему указывали на бардак — и шёл делать уборку, просто чтобы доказать, что в комнате чисто. Он любил сладости и шоколад. Он легко чем-то восторгался. Он не любил признавать, что считает вещи милыми, даже когда это было очевидно. Он не любил вставать рано утром. Он приставал к ней, как кот, когда она пыталась учиться. Он не был терпеливым и забивал на многое, если не мог понять правильно с первого раза.

Да, Зак мог быть страшным. Он несколько раз по-настоящему пугал её, и с каждым громким делом она всё больше осознавала его истинные навыки в убийстве людей. Но чем больше Рейчел его узнавала — тем меньше боялась. Она принимала его тёмную часть души так же сильно, как и яркую, и не могла ненавидеть за то, что он убивал людей, хоть и не одобряла этого. Она понимала, что у него на это есть свои причины, и постепенно начинала ими проникаться. С учётом рассказа о прошлом, она не могла обижаться или осуждать, даже если никакого видимого оправдания этому не было.

Она просто надеялась, что однажды он сможет жить без убийств.

 — А если он вправду придёт? — испугался Лукас.

 — Да не кипишуй, — возразила Лиза. — Даже если он настолько силён — нас восемь, и мы ему кинем Гарднер, если что-то пойдёт не так.

Она выглядела уверенной и расслабленной, но время шло, её друзья продолжали шуметь… И никто не появлялся. В конце концов, они прекратили орать, пока не воцарилась неловкая тишина. Лиза начала терять лицо — было ясно, что её план терпит неудачу.

 — Кажется, всё-таки никого, — прокомментировала Рейчел.

Она знала, почему так: из-за неё. Если бандиты были здесь — увидев её, они не рискнули соваться. Они не хотели бы нападать на неё, или создавать такую видимость, чтобы потом принять смерть, потому что они тронули подругу Переулочного Убийцы. Лиза и её шайка выбрали худшее место для издевательств — но лучшее место для Рейчел.

Лиза вдохнула, чтобы вернуть самообладание, и улыбнулась.

 — Значит, в подворотнях не так уж и опасно?

 — Наверное, потому что день? — предположил Лукас.

 — Да, точно, — кивнула Лиза. — Наверное, всё самое страшное здесь тусуется только ночью. Не понимаю, почему полиция так боится сюда заходить.

 — …Вообще-то, нет, — наконец, ответила Рейчел. Было бы довольно печально, если бы из-за её иммунитета Лиза с друзьями подумала, что они тоже могут разгуливать по подворотням, и в итоге их бы здесь ранили или и вовсе убили. — Я читала много полицейских отчётов об этих местах, и знаю, как здесь опасно. Здесь, по крайней мере, три банды, несколько беглых преступников, по слухам, здесь есть настоящая мафия, да и просто плохих людей достаточно.

Но она всё равно ходила в подворотни почти каждый день независимо от времени суток.

 — И почему тогда здесь никого нет?

Рейчел хотела ответить что-то неопределённое, но здесь появился шанс изменить ситуацию в свою пользу. Она медленно растянула губы в улыбке.

 — Наверное, они боятся, — осведомлённо ответила она.

Друзья Лизы обменялись нервными взглядами. Рейчел не часто говорила таким тоном, как будто рассказывала ночью страшилку о привидениях — а они и подавно такое слышали впервые. Она знала, что и сама похожа на привидение, потому что бесчисленное количество раз до смерти пугала Ленни и Адриану на ночёвках.

 — Что, нас боятся? — засмеялась Лиза.

Она была единственной, кто не проникся ответом Рейчел, но с явной переменой в настроении и она растеряла часть уверенности. Первый план был полностью провален, Рейчел здесь боялась меньше всех, её угрозы звучали пустым звуком, а энтузиазм её шайки заметно подкосился.

 — Нет, — покачала головой Рейчел. — Разумеется, не вас, но… — она сделала драматическую паузу, наслаждаясь вспышками чистой паники в глазах шайки. — Может, здесь есть кто-то куда опаснее… — и даже Лиза нервно сглотнула, проникшись жуткой атмосферой. — Наверное, на нас нацелился кто-то настолько опасный, что бандиты просто не рискнули приближаться.

 — Я знаю, что ты скажешь, — перебила Лиза в надежде развеять магию момента. — Типа, Переулочный Убийца уже здесь, и поэтому никто не пришёл. Но я сказала, мы его не боимся!

Её друзья заулюлюкали в подтверждение слов, но когда Рей коснулась пальцем губ, они все притихли.

 — Спорим, на самом деле ты не хочешь, чтобы это оказался он? Ты просто считаешь его легендой. Но посуди, если его присутствие отгоняет даже опасных преступников, думаешь, какая-то группа подростков сможет выжить?

 — Это просто твоё мнение, почему никого нет, — взбесилась Лиза.

Она проигрывала и понимала это. Она не знала, почему ничего не пошло по плану, и теряла остатки спокойствия. И Лиза не учла местность — она совершенно не знала переулков, когда Рейчел была в своей стихии. Это была часть её мира, чуть ли не родной дом. Преимущество было на её стороне.

 — Есть идеи получше? — спросила Рейчел и продолжила, не давая Лизе ответить: — Я читала об этом месте больше, чем ты. Мне полиция лично рассказывала о переулках и о тех, кого здесь можно встретить. Я очень-очень часто слышала, что здешний ужас настолько опасен, что даже пойманные преступники не осмеливаются говорить о нём. Лиза, ты же знаешь, моя подруга работает в полиции. Я не вру и не блефую.

Лиза несколько секунд молчала. Она выглядела спокойной, но это явно была просто маска. По глазам было видно, что и она начала паниковать.

 — Тогда почему он ещё не здесь?

 — А ты как думаешь? — легко улыбнулась Рейчел. — Может, он просто слушает, как мы его обсуждаем?

Потому что Зак именно так бы и поступил.

Встревоженные друзья Лизы начали было шептаться между собой, но услышав эту версию, тут же замолкли. Теперь они панически вслушивались в тишину в надежде почувствовать чьё-то присутствие, услышать дыхание где-то вдалеке.

 — Но ты не боишься, — прошептала Лиза.

 — Вас восемь, а я быстро бегаю.

И в ту секунду, когда выражение лица Лизы наполнилось чистой паникой, она поняла, что победила.

 — Если он придёт — держи Гарднер! — пролаяла она кому-то из дружков. — Толкай её к нему, и мы убежим!

Теперь просто нужно было вынудить Лизу сдаться и пойти домой, но зная её гордость, не всё было так просто. Лиза была напугана и уверена, что Переулочный Убийца в любой момент нападёт, но её гордость не позволяла просто так отпустить Рейчел, когда она выглядела настолько непринуждённой. Рейчел пыталась что-то придумать. Нужно было как-то пошуметь, убедить их в том, что здесь кто-то есть — они все бы тут же разбежались, не обращая на неё внимания. Если бы она могла…

Послышались шаги.

Рядом с ними кто-то был. Наверное, на соседней улице.

Но подходил к ним всё ближе и ближе.

Затем шаги стихли, и все они знали, что кем бы он ни был — он стоял рядом. Глаза его не видели, но присутствие ощущалось почти физически.

 — Я даю вам только три секунды…

Голос, что они услышали, был довольным, немного ребяческим, низким и хриплым, но прежде всего — ужасающим. С ходу нельзя было описать голос ничем, кроме как «опасный». Это был голос хищника, охотника.

Голос убийцы.

 — …Так что, лучше убегайте прямо сейчас.

На один сердечный удар время остановилось.

И начался полнейший хаос.

Лиза с криком спрыгнула с мусорного бака, её друзья, визжа, уже начали разбегаться кто куда. В полной сумятице они толкали друг друга, кричали, спотыкались в попытке убежать от опасности. За три секунды их и след простыл. Лиза уже не была их королевой, они не были сильнее всех на свете — они просто стали до смерти перепуганной кучкой подростков, спасающейся от того, что они считали пустяком.

Рейчел слегка поражённо смотрела им вслед. Они хотели преподать ей урок, но только что им самим пришлось усвоить, как опасно шутки ради соваться в подворотню. Наверное, они больше не вернутся.

Она услышала смех Зака позади, и этот звук всё-таки вызвал мурашки по спине. Она, конечно, знала, что ей нечего было бояться, и он просто развлекался, но нельзя было не признать, что в момент, когда он заговорил — Рейчел почувствовала себя беззащитной добычей. Она снова вспомнила, насколько он мог быть устрашающим.

 — Привет, — сказал он, подходя к ней.

Любое чувство страха вмиг испарилось.

 — Я первая пришла, — улыбнулась она, и Зак усмехнулся на их старую шутку.

Она подошла к баку и открыла крышку. Рюкзак действительно был там, вроде бы даже нетронутый, как Лиза и говорила. Она вздохнула с облегчением — брелок совы был цел и на месте.

 — Что тут забыла? — спросил Зак.

Остановившись рядом, он нашёл её руку своей, и Рей рефлекторно переплела их пальцы. Её грудь наполнилась теплом привязанности от такого незначительного контакта.

 — Кое-кто украл мой рюкзак и закинул его туда, — объяснила она. — Вот, пришла вернуть.

Зак наклонился, чтобы вытащить её рюкзак из бака. Рей почувствовала лёгкую досаду, потому что ей из-за мелкого роста определённо пришлось бы залезать в бак полностью.

 — Ну вот, — он вручил рюкзак, и Рейчел с радостью приняла его. — А это что за стрёмная цыпочка была?

 — Лиза Мейвис.

 — А, ваша школьная альфачка? — засмеялся он. Рей до этого часто жаловалась на Лизу, и вспомнить её было делом плёвым. — Было бы весело за ними погоняться, но ты здесь, — проворчал он. — Да и они из твоих знакомых, так что просто нельзя.

 — Да, спасибо, что отпустил их. Они вообще про меня забыли.

 — Вот для них сюрприз будет, когда ты объявишься живая и здоровая после встречи с Переулочным Убийцей.

 — Было бы большим сюрпризом, если бы они увидели, что сейчас я держусь за руки с Переулочным Убийцей, — подразнила она, и Зак смутился.

 — Завали! — гаркнул он, встрепав ей волосы, и яростно потопал прочь. Рей пришлось побежать, чтобы успеть за ним. — Просто погнали, ладно?

 — …Ладно, — нежно ответила Рей, чувствуя, как её переполняет счастье.

Зак прекрасно понимал, что они сейчас держались за руки, она даже подразнила его этим. Но он всё равно даже не попытался отпустить её.


* * *


Они, как обычно, сидели на диване — Рей прижималась к его боку, и Зак приобнимал её за плечи — как у неё появилось по-настоящему озадаченное выражение лица.

 — Чего не так? — поинтересовался Зак, почувствовав, как она вздрогнула.

 — Ладно, допустим, ты на полном серьёзе собирался нас убить. Как мне объяснить, почему я выжила?

Чего, блядь?

Зак прогонял её слова в голове снова и снова, но не мог найти в них никакого смысла. Он плохо соображал, особенно, когда она не могла нормально объяснить, и просто непонимающе на неё уставился.

Она вздохнула.

 — Ну, смотри, Переулочный Убийца напал на группу людей, и я была в их числе, — объяснила Рей. — Они наверняка пойдут в полицию, чтобы заявить о нападении, им придётся рассказывать подробности — получается, меня, так или иначе, упомянут. Даже если они хулиганы ещё те — врать полиции они не рискнут. Проблема в том, что я не с ними, и они не знают, где я, и жива ли до сих пор.

Зак ответил не сразу. Ну да, копы вполне могли бы подумать, что пропавший человек в смертельной опасности, или уже убит Переулочным Убийцей. Они вообще не могли знать, что «пропавшая» сейчас находилась дома у Переулочного Убийцы, зависала рядом с ним на диване, одетая в его очередную толстовку… Она что, вообще не понимала, насколько была милашкой, и как тяжело ему не прижимать её к себе, или усадить на свои колени и обнять? Блядство.

 — Почему ты раньше об этом не подумала? — проворчал он, потому что сейчас до смерти хотелось уткнуться ей в шею, но было НЕЛЬЗЯ.

Рей порозовела, заметно поколебавшись с ответом, но не смогла ему врать.

 — С-с тобой я легко забываю обо всём, — смущённо призналась она. — И сейчас мне слишком удобно, чтобы куда-то идти.

Её слова пронзили его сердце словно стрелой, и Зак почувствовал, как его лицо покраснело.

 — Я же должна была сразу пойти в полицию, — пробормотала она, к счастью, ничего не заметив. — Что мне сказать? Как я спаслась от тебя?

Ему потребовалось три секунды, чтобы прийти в себя и адекватно ответить, игнорируя крик души, призывающий обнять её. Нет, Зак, это неловко и неправильно. Ты же серийный убийца. Нельзя трогать её со всей этой кровью на руках.

 — Сбежала? — он пожал плечами. — Я мог пойти в обход, ты знаешь дорогу, и я не преследовал тебя, так что…

 — Но это не объяснило, почему я не пошла сразу же в полицию. И я не должна хорошо ориентироваться в переулках.

 — Ну да… — неосознанно его большой палец погладил её плечо. — Не знаю, ну… Может, скажешь, что в мусорном баке спряталась?

 — Точно! — воскликнула Рей, и её глаза загорелись. Она слегка посмеялась. — Что ж я сразу не подумала? Мы же так и познакомились.

Зак нежно на неё посмотрел.

 — Это был мой мусорный бак, — напомнил он.

 — Но я пришла первая.

 — А я первый нашёл, значит, я первее!

 — И вообще, я мелкая?

Засмеявшись, он встрепал ей волосы. Рей попыталась потрепать его в ответ, но Зак тыкнул её пальцем в бок, чтобы пощекотать. Следующие несколько минут они дурачились, как дети, пытаясь удержать друг другу руки.

Всё закончилось тем, что он прижал её к дивану, удерживая оба её запястья одной рукой, а другой — пощипывая её щеку. Она вскинула ноги в воздух, чтобы вырваться, но вскоре просто сложила их ему на колени — слишком сильно смеялась, да и просто знала, что у неё ни шанса против его хватки.

 — Я нечасто слышу твой смех, — мягко заметил он.

Выражения её лица стало поспокойнее.

 — Да ну?

 — Ага, — он отпустил её запястья и положил руки по бокам от её головы, стараясь не прижать волосы. — Ты улыбаешься, хихикаешь, но почти не смеёшься в голос.

 — Это плохо?

 — Что плохо?

 — Что я смеюсь, — пояснила она с мрачным блеском в глазах. — Мои родители ненавидят, когда я слишком счастлива. Я за одну только улыбку получала по первое число, а смех… ну, сам понимаешь, как они отнеслись бы.

Зак низко прорычал.

 — Нахуй их. Смейся, сколько пожелаешь. Здесь они тебе рот не заткнут.

 — Надеюсь, тебя не бесит, — робко сказала Рей.

 — Я люблю твой смех.

Он не планировал сообщать таких откровений, но слов уже не вернуть. Ох, бля. Теперь они оба покраснели, и всё из-за него. Она спрятала лицо в ладонях, и он отвёл взгляд. Блядь, ну почему он такой тупой? Чудо, что он просто не проорал «ХОЧУ ТЕБЯ ОБНЯТЬ».

 — Не думаю, что смеялась так сильно до встречи с тобой, — пробормотала Рей. — Да и вообще не думаю, что смогла бы смеяться. После нашей встречи… столько изменилось. Кажется, Бог решил стать ко мне немного добрее.

 — Точно, ты же верующая… — задумчиво вспомнил он.

Она поэтому и не совершила суицид — думала, что за это её Бог накажет. Зак не понимал эту логику, он никогда ни во что не верил. Даже когда Грей рассказывал о религии (и вроде бы даже он не стопроцентно верующий, хотя был ёбаным святым отцом), Зак не понимал, нафига люди верят во что-то — ладно, в кого-то — не подающее вообще, блядь, никаких признаков существования.

 — И да, и нет, — ответила она, покачав головой. — Это сложно. Я выросла в пристанище христианства. Мои родители — христиане… — она немного покривилась. — Во всяком случае, с их слов. Я не думаю, что какой-либо бог одобрит то, что они творят. Они верят в христианского Бога, но только когда им это удобно.

 — Вот же ебанаты.

 — У меня есть религиозное образование, — продолжала Рей, — но я не скажу, что верю в Бога так же, как и мои родители. Не думаю, что верю в того Бога, о котором написано в Библии. Моё понятие Бога немного другое.

 — И Бог всё равно типа как не простит тебя за суицид? — нахмурился он. — Это же какая-то христианская хуета?

 — Мои родители не хотели моего самоубийства, потому что это вызвало бы вопросы. Так что всякий раз, когда я даже мельком создавала впечатление, что сейчас что-то с собой сделаю — мне доставалось на год вперёд, плюс, нотации, что Бог не прощает самоубийц, — она вздохнула, слегка опуская глаза. — Думаю, так мне и вбили в голову, чтобы я ничего не сделала.

 — Что ж, хуйня ещё та, — проворчал он.

 — Согласна, но больше всего меня пугало то, что я сомневалась в существовании Бога. Если бы я умерла, и Бога не было — это было бы круто. А если бы меня после успешного самоубийства вправду ожидала какая-то жуть? Ну, в смысле, куда хуже жизни, и теперь реально безвыходная. Меня это пугало.

Заку потребовалось несколько секунд, чтобы до него дошло. Эта воображаемая угроза напоминала собственный страх снова загореться, не имея на это никаких предпосылок, и страх причинить ей боль, когда он не собирался этого делать. Иногда фантазии пугали так же, как и реальный риск.

 — По сути, ты ничем не рисковала.

 — Всякий раз, когда я задумывалась об этом, мысль о том, что всё будет только хуже, меня парализовала. Меня воспитали с мыслями, что Бог этого так не оставит. Я не хотела пытаться, даже если не знала правду наверняка.

Сейчас ему даже не нужно было задумываться, чтобы понять её настроение. Он слишком хорошо знал, как хуёвые люди и хуёвые условия не давали возможности избавиться от воображаемых угроз.

 — Но я так ненавидела этот страх. Я ненавидела себя ещё сильнее за собственную трусость, — выдала Рей. — Иногда хотелось просто побиться головой о стену, чтобы выбить это из себя.

Зак знал, что она не могла заставить себя жить ради друзей или призрачной надежды на светлое будущее — просто из-за страха, вбитого в её голову. Жить из-за родителей, толкающих к суициду, без малейшей возможности хоть как-то от этого освободиться — это и была та трусость, что она ненавидела.

 — Было время, когда я могла ранить саму себя из ненависти, но в этом не было необходимости. Мои родители сами наказывали меня за то, что я жива, что я ещё не сломалась окончательно и могу выдержать ещё.

Быть куклой для битья стало способом причинить себе боль. Она выдерживала всё, и дальше больше того, но так сильно себя ненавидела, что приняла и убедила себя, что это заслуженно.

Они оба прекрасно это знали.

 — Мне даже не нужно было самоубийство. Я в каком-то смысле уже была мертва.

Перед его глазами вспыхнуло воспоминание. Сломленная девушка, унылая, без какого-то света в глазах, бледная и костлявая, как труп. Она была такой хрупкой, такой пустой и такой мёртвой. Он вспомнил и прикусил губу, потому что теперь, зная её настоящей и полной жизни, он не мог выносить одной памяти.

Она нежно улыбнулась и коснулась его щеки в успокаивающем жесте.

 — Эй, всё хорошо. Зак, благодаря тебе теперь я живая, — и её глаза были так полны нежности, что ему просто не терпелось обнять её и никогда не отпускать. — Слава богу, я встретила тебя.

Её кончики пальцев еле касались его виска. От этого простого контакта сердце Зака напряглось, и он просто смотрел на неё, прекрасную, добрую, нежную и решительную, в её голубые глаза, глубокие, словно океан.

 — Не знаю, есть ли в этом мире Бог. Мне кажется — есть какая-то сила, которая следит за нами и иногда решает, что мы в жизни заслужили немного хорошего.

И именно ему в первую очередь хотелось поблагодарить эту абстрактную силу за то, что позволила ему встретить эту девушку, вернуть её к жизни, сблизиться с ней и быть рядом, несмотря на его кровавую жизнь.

 — Это и есть твоё понятие Бога?

 — Бог — то, что помогает, — сказала она. — По мне, так и должно быть.

 — Но здесь, так-то, тебе помогают люди, а не боги.

 — Наверное, поэтому я продолжаю в него верить. Это же чудо божественное, что я встретила вас всех, кто мне помогает.

Впервые он понял, почему, пройдя через все пиздецы своей жизни, она до сих пор верила во что-то свыше. Он до этого не понимал, какой ей смысл верить в Бога, явно на неё забившего, но сейчас начал проникаться. Сам-то он не спешил верить, да и не нужно ему оно было, но хотя бы её слова не звучали какой-то мистикой.

Всё хорошее в жизни Рей уже воспринималось чем-то сверхъестественным, необъяснимым — и она приписала это «Богу». Её понятие Бога — чего-то конкретного, доказанного встречами со всеми друзьями, что она могла ощутить — было не простой слепой верой, и для него это обрело смысл.

 — Знаешь, если бы я выбирала что-то в моей жизни, наиболее близкое к Богу… наверное, это был бы ты, Зак, — покраснела она. — Потому что ты столько раз мне помогал, и встреча с тобой — лучшая вещь в моей жизни.

Так ладно, а этого он не ждал.

 — Т-ты чего за хуйню несёшь?! Я не твой Бог!

Рей выгнула бровь.

 — Я не собираюсь тебя так называть. Ты же запихнул тостер в микроволновку!

Этот анекдот определённо запал ей в голову с тех пор, как он рассказал.

Зак почувствовал раздражение.

 — Так, я должен был попробовать, ладно?!

 — Коне-е-ечно, — подразнила она. — Все же хотя бы раз в жизни взрывают так свою кухню.

 — Я знаю, что ты этого не сделаешь, какое упущение с твоей стороны.

 — В следующий раз, когда захочешь пускать фейерверк из микроволновки, позови меня.

 — Ты погоди, я засуну туда ещё одну микроволновку!

 — Чудно. Волшебно. Будь так добр, устрой это у меня дома.

 — Не вынуждай меня обещать, я же костьми лягу, но сделаю.

 — Ляжешь-то да, но сейчас ты… — она поиграла бровями, — …сидишь.

Он серьёзно на неё смотрел целых пять секунд, прежде чем они оба рассмеялись. Вот же блядь, её смех звучал так свободно и мило, что он не смог удержаться от ответной идиотской улыбки. Она заслуживала очередных щипков за этот ужасный каламбур, но это было настолько тупо, что он даже не прокомментировал её ужасное чувство юмора — просто был счастлив, что у неё поднялось настроение.

Они были как дети — за считанные секунды от серьёзностей переходили к дурачествам, наедине забывая обо всём.

Они делились словами, смехом, секретами, идеями, хорошими и плохими воспоминаниями. Они говорили по душам и болтали ни о чём, они делили прикосновения, взгляды, чувства и эмоции. Они были вместе в моменты силы и слабости, улыбались друг другу, дарили доброту и заботу. Они так много отдавали и получали взамен — всего и не упомнишь. Будучи друг с другом наедине — они словно были в собственном маленьком мирке, вдали от всех повседневных забот, в безопасности, вместе.

Быть с ней для него было наилучшей вещью в этом ёбаном мире.

 — Согласись, неплохо пошутила! Ты даже посмеялся!

 — Я с тебя поржал!

Зак пощекотал её бок во второй раз за день, и она снова рассмеялась, хватая его за руки. Ему нравилось слушать её смех, но он в итоге сдался, позволяя ей держать свои руки, пока они оба пытались отдышаться. Рей всё ещё лежала, сложив ноги на его коленях, а он сидел, прислонившись к спинке дивана.

Почему-то он продолжал обдумывать то, что Рей говорила о религии. Что-то его тревожило.

Не сама её точка зрения — это Зак понял. Он сам. Его обычные мысли по этому поводу. Он не особо задумывался о религии, но он точно был уверен, что в последнее месяцы что-то такое он вспоминал — что-то в её словах напоминало. Он не любил слишком много ковыряться в одном и том же, но, к счастью, он вспомнил прежде, чем сдался.

Точно. Он звал бога «чем-то», как и Рей, потому что её понятие Бога было скорее абстрактной силой, чем огромным бородатым чуваком, который следил за всеми со своего трона.

Да, бог для него — просто «что-то», потому что он давным-давно откинул коньки.

Внезапно он вспомнил самый первый кошмар, тот, что был в начале сентября. Тогда он и вспоминал о религии.

Бог умер. И мы его убили. Во славу человечества. Вот такая вот херня.

Да, вот така-а-ая херня, откуда оно вообще взялось? Теперь, когда он сам начал задумываться, ему не хватало стимула самому развивать эту мысль.

Наверное, он когда-то услышал эти слова от неё.

…Да, наверное.

 — Рей?

 — Агась?

 — Мы же, типа, о Боге говорили… Я кое-что вспомнил, — нерешительно начал он. — Ты же знаешь, что я в это не верю, я для такого побывал в слишком глубоких жопах. Но есть что-то, о чём я думаю.

Она с любопытством посмотрела.

 — Рассказывай.

 — «Бог умер. И мы его убили. Во славу человечества». Говорит о чём-нибудь?

 — М-м-м… — она щупала его руку в размышлениях. — Подобные слова напоминают мне Ницше.

 — Что, блядь? Кто это?

 — Ницше, — повторила она, и со второго раза прозвучало более знакомо. Не то чтобы он часто слышал, но хотя бы раз в жизни — это точно. Было странно, что в глубине памяти ещё что-то осталось. — Был такой немецкий философ, очень известный. Хотя я вряд ли с первого раза напишу правильно его имя.

 — Да, это как раз похоже на имя.

 — Он сказал эти слова: «Бог умер», — продолжила Рей. — Бога убило человечество… культурно отходя от веры? Типа того? — она пожала плечами. — Точно не помню, я мельком читала в какой-то книге по философии в прошлом месяце. «Во славу человечества» — это то, что должно происходить после смерти Бога. Раз уж он умер, люди должны восстать и бороться за свободу.

Это действительно ему о чём-то говорило. Та женщина однажды, хрен знает когда, сморозила что-то такое, и он каким-то странным образом запомнил. Конечно, у него не было ни времени, ни желания размышлять об этом после того, как она его бросила (да и в принципе он думать был не силён), и он был удивлён, что всё ещё помнил такую хуйню.

 — Ересь какая-то, — заключил он.

 — По сути, да.

 — Всезнайка, — засмеялся он, выпуская её руки, чтобы щёлкнуть её по лбу.

 — А откуда ты такое знаешь? Не знала, что ты интересуешься философией.

Зак поколебался.

 — Нет, — покачал он головой. — Это не я.

 — …Человек, который тебе помогает?

 — Не он, — Зак не был уверен, что продолжать этот разговор было хорошей идеей, но не стал останавливаться. — Это была… — он запнулся. — Женщина, которая меня родила.

Рей несколько раз тупо моргнула, не ожидая такого ответа. Она с секунду удивлённо пялилась, а потом её глаза знакомо загорелись любопытством.

 — Твоя мама?

В эту секунду он вспомнил о ней слишком много. Он никогда не считал её своей мамой, потому что она никогда не называла себя мамой и была совсем не тем человеком, которого можно было назвать мамой. Он тоже не звал её «мамой», но их обоих это устраивало. Он напомнил, что она его мама всего раз — когда она назвала его «сукин ты сын».

 — Да не была она мне мамой, — покривился он. — Ну ладно, она меня родила, всё такое, но она не была моей мамой. Ей оно нахуй не было нужно.

У Рей наверняка было много вопросов, но она задала лишь один.

 — Какая она была?

А какая она была?

Разная была. Смесью из хорошего и плохого. Она могла быть полной бесчувственной скотиной, но с ней могло быть и весело. Она могла бесить настолько, насколько выглядеть милой. Она могла тупить так же, как и умничать. Он был тупицей, но и она далеко не ушла. Если бы она могла позволить себе взорвать микроволновку — она бы давно её взорвала. Ту часть, которая творила без какого-то плана, он наверняка унаследовал от неё. Она не любила планировать, да и много думать тоже.

 — Она была… ни хорошая, ни плохая, — честно ответил Зак. — Она не была мне матерью, и для этого совершенно не годилась. Наверное, слишком для этого была молодая и нищая.

Рей слушала внимательно, не перебивая. Он терялся в воспоминаниях и был благодарен, что она была рядом — в одиночку он бы не рискнул. Не то чтобы это было больно или сложно, но было просто проблемой вспоминать эту женщину, когда он хотел забыть навсегда свою жизнь до освобождения.

 — «В первую очередь — выживание». Это было её кредо. Она выживала любой ценой, даже если это означало быть одиночкой или быть последней сукой. Мы были в полной жопе, поэтому она без колебаний поставила себя выше меня.

Она была эгоисткой. Даже если бы весь мир ополчился против неё — она сделала бы всё возможное, чтобы выжить и обезопасить себя. Она оказалась одна, отвергая и отталкивая, и выжила. И этот образ мышления она привила ему, так она его воспитала. Это было первым и главным уроком: в первую очередь — выживание.

Выживай, независимо от цены и последствий. Выживай, даже в абсолютном и беспросветном одиночестве.

Выживай, даже если ты станешь серийным убийцей.

 — Я её не виню, — пожал плечами Зак. — Я был охуеть каким незапланированным. Да и родился просто потому, что у неё на аборт денег не было. Там такая история, Райс, мой… батя, наверное, только что помер после автокатастрофы и двухмесячной комы. Она, изначально, будучи не очень богатой, отдала последние деньги в больницу, и в итоге осталась одна — отчаявшаяся, нищая, с нахуй не нужным пацаном, которого нужно было вырастить.

Иногда он обижался на неё за то, что она давала ему меньше в сравнении с другими детьми, которых он видел. Теперь, когда он стал старше, он не мог её обвинять. Или мог, но зато теперь лучше понимал её логику.

 — Я не знаю, чем она думала, когда залетала. То ли у них резинка порвалась, то ли они на это дело вообще забили — она не говорила, — усмехнулся он. — А я и не спрашивал. Всё, что я знаю — она недавно вышла замуж и не знала, что беременная. Ей тогда было восемнадцать. А меня в девятнадцать родила.

Рей еле слышно присвистнула.

 — Какая молодая.

 — Да, рановато для женитьбы, — кивнул он. — Но, судя по её рассказам, она и Райс были… полными придурками.

Она могла часами базарить про Райса Фостера, про их встречу, как они влюбились, кем он был, что он делал по жизни… Зак много знал о нём из её описаний, даже если никогда не сможет увидеть. Она всегда казалась такой счастливой и гордой, когда рассказывала о нём, но была в её настроении какая-то меланхолия.

 — «Проблем хотите — вдвойне получите», говорила она, — засмеялся Зак. — Они не планировали жениться, но её положение было хуже некуда, а брак был неплохим решением проблемы, так что они такие «это, конечно, шутка, но я так-то не против», и через месяц дошутились и поженились.

Их роман был странным. Они встретились в супермаркете, она чуть не сломала ему руку за то, что он потянулся к той же упаковке хлопьев, и они помогали друг другу соблазнить кассира. В итоге, влюбились друг в друга, и когда встал вопрос «брак или выезд из страны», они без колебаний поженились, даже если его семья была против. Они могли бы быть счастливы, если бы не авария два месяца спустя.

Она очень его любила, больше, чем кого-либо в этом мире. Он был единственным, кого она поставила превыше собственного выживания, и его потеря могла уничтожить её.

Так и случилось, и в то же время, всё было не так.

Рей улыбнулась.

 — Каково было жить с ней?

Ох, это.

Любой нормальный человек, услышав о его детстве, сразу же подумал бы, что им пренебрегают или обижают, но ему так никогда не казалось. Да, она была ужасна в вопросах воспитания (она даже не пыталась этим заниматься), но Зак и не думал, что у него какая-то хуёвая жизнь. Что-то она могла сделать лучше, где-то могла облажаться, но жить с ней было не так и ужасно.

 — Она не давала мне материнской любви, о которой везде говорят, но я не воспринимал её любовь как должное. Я был помехой её выживанию, так что было ясно, что она меня не любила, — объяснил он. — Но она меня не ненавидела. Она ко мне кое-как привязалась, и мне этого хватало. Думаю, меня бы взбесило, если бы она начала меня сюсюкать.

Он не испытывал потребности в любви, потому что о таковой потребности он вообще не знал. Она изначально дала понять: она ему не мама, он ей не нужен. Так что это его не особо волновало. Это был факт: она проебалась, он был её ошибкой — и всё. Они оба не могли ничего с этим сделать. Он не пытался искать её любви, она не старалась быть хорошей мамой. Они друг другу ничего не были должны.

 — Она была лучше твоих родителей, — внезапно понял он. — Она меня не била. Она не винила меня в своих проблемах — знала, что сама налажала. Ей просто было на меня поебать, она оставила меня выживать. Она не лезла в мои дела. Не заставляла ходить в школу, не учила меня читать и писать. Но я научился выживать в подворотне, потому что там было наше место.

Он родился в подворотнях, и вырос там же. Это с самого начала была его территория. Ещё до приезда в этот город он знал все правила, но всё равно не собирался по ним играть.

 — Она многому меня не учила, но научила бороться. Научила меня защищаться. Научила выживать и быть независимым. Научила кричать ей в ответ. Научила вертеться в жизни.

Она не давала ему любви, но предоставила свободу. Он делал, что хотел, ходил, куда хотел, и она немного позволяла положиться на себя, когда это действительно было необходимо. Частично она его вырастила, но и подготовила его к самостоятельной жизни, чтобы он мог остаться сам на себе как можно раньше.

 — Она была сильной. Охуеть какой сильной. У неё на лице было написано, что с ней связываться не стоит, — усмехнулся он, вспоминая, сколько раз она надирала задницы. — Она была тупой, грубой, сварливой, вспыльчивой, безрассудной, нетерпеливой и гордой.

 — И ты такой же, — удивлённо заметила Рей.

 — Да, наверное, — неохотно признал он. — Поэтому половину времени мы спорили и орали друг на друга. Мы оба ненавидели враньё и были честны друг с другом. Нам определённо было на что пожаловаться, но это не то, что у тебя дома происходит. Здесь я кричал на неё в ответ. Если бы я молчал — это бы её напрягло. Мы так общались.

Соседи ненавидели их, потому что они могли часами орать друг на друга из-за какой-то хуйни. Они были громкими, не желали сдаваться, и им хватало фантазии и смелости перескакивать в ссоре на всё, что угодно.

Это была боль, но она не напрягала. Ни разу никто из них не сдался и не засунул свою гордость в задницу. Его не угнетали, не обижали. Они оба были вспыльчивыми, любили пожаловаться и не переходили на личности: такое было не в их стиле. Они были равными соперниками, и аргументы их были для выражения эмоций, а не ради оскорбления. Если что-то не нравилось — они высказывали это друг другу. Они никогда не подавляли свои чувства — что он, что она. Они были честны, и иногда это было даже забавно — Зак иногда понимал, что они спорят просто, чтобы поорать.

 — Но наши отношения… были не только этим. Мы могли бы сраться десять минут, а через секунду сделать вместе какую-то хуйню. Всегда готовы, как настоящие братаны. Однажды я пришёл домой без продуктов, и мы орали друг на друга, пока не появилась идея своровать еды у хозяина, который был последним ебаньком. И мы, как шпионы, в четыре утра пошли обносить его холодильник. Помню, начальница задержала ей зарплату, и мы топорами расхуярили ей машину. Всякий раз, когда мы слышали, что на улице нас обсуждают, мы начинали орать на них.

Они были соучастниками в любом деле. Объединяться, чтобы натворить хуйни, было невероятно весёлым, и раз уж они оба были безответственными и безрассудными, он с ней или с её поощрения творил такое, что любой другой ребёнок натворить бы просто не смог.

Серьёзно. Он прятался в шкафу, когда хозяин приходил за арендой, пел тупые песни, чтобы позлить соседей, ходил в запрещённые места или ломал имущество посреди ночи — и не упомнишь всей забавной ерунды, которую они вдвоём делали.

 — Мы не были как мать и сын. Скорее, как… соседи по комнате, — Зак лучше бы не смог описать их отношения. — Вечно спорили, но в любом случае ладили и были готовы идти на дело. Если кому-то нужно было что-то расхреначить, второй сразу «бля, я с тобой».

Он определённо не был ею недоволен, какой бы хуёвой она ни была. Мамаша из неё вышла ужасная, но с ней было прикольно потусить.

Его взгляд смягчился.

 — Хотя было такое, что она чувствовала себя мамой, понимаешь? У нас дома было дофига книг, она часто мне читала или что-то рассказывала.

С ней и спокойных моментов было много, и Заку они тоже нравились. Её книги были самым ценным, что у неё было, и он знал, что она хотела однажды научить его читать и писать.

 — Из-за неё, наверное, я помню всякой бесполезной книжной чепушни, типа философии. Она любила философию, — с энтузиазмом вспомнил он. — А ещё она поэзию любила, но мне больше нравилось, когда она читала истории из романов или рассказывала то, что выдумала. Она ещё рассказывала про свою жизнь, про Райса, про свою учёбу, про семью и родную страну. Мне кажется… она немного скучала по дому и своей стране. Правда, она послала всю свою семью нахуй перед отъездом в США, так что не могла вернуться или просить их о помощи.

Этот момент привлёк внимание Рей.

 — Так поэтому без брака она должна была выехать… а откуда она?

 — Из Франции. Но у неё была немецкая фамилия, и она наполовину… откуда-то из северной Африки, — он не помнил названия страны, и вспомнить не пытался. — Она рассказывала мне о французской культуре, но на самом деле была смесью разных народов, впрочем, как и Райс.

 — Многонациональный ребёнок, — захихикала Рей.

Зак засмеялся.

 — Она про себя говорила «результат международной оргии», но твой вариант звучит лучше.

 — Значит, ты знаешь французский?

 — Иногда мы говорили по-французски, потому что ей этого не хватало, — подтвердил он. — Мы и по-французски говорили, и по-английски, но по-французски ругаться куда удобнее. Когда я попал в приют, мне пришлось похоронить эту сторону себя, и я типа как… забыл. Более-менее специально забыл.

Он не знал, почему, но все приятные воспоминания начали улетучиваться. Наверное, потому что он вспомнил, чем закончилась жизнь с ней, и это ему не нравилось вспоминать.

 — …Ты любил её? — нежно спросила Рей.

Хороший вопрос.

 — Не знаю, — покачал он головой. — Мы ладили. Я её ценил.

Он был уверен, что не испытывал к ней ненависти, и у неё были достоинства, но…

«…Монстр.»

Но память о ней была горькой.

 — А потом случился пиздец, и она выкинула меня в приют.

Он не мог винить её в том, что она была стервой и не выкладывалась ради них по максимуму, но конец их отношений был своего рода предательством. Не потому, что он этого не ждал — наоборот, это было понятным и логичным с её стороны — а потому что она дала ему надежду, что всё не закончится именно так. Потому что она бросила его в аду.

В конце концов, после всего пережитого она выбросила его, как мусор, и поставила себя на первое место. Это было словно нож в спину. Она не ненавидела его, даже немного заботилась о нём, и ему казалось, что она могла бы приложить немного усилий — последнее усилие — и не бросить его гнить в этой дыре.

Его лицо было скрыто, а глаза потемнели, и теперь в голове оседали тяжёлые мысли и старые обиды. Ему было неловко и досадно. Ну, блядь, он знал, что рассказывать об этой женщине и всё вспоминать было плохой идеей. Теперь у него было плохое настроение, которое он даже не мог понять. У него как будто вот-вот могла случиться истерика, и он мог пнуть столик в любую секунду, но в то же время он чувствовал, что в его груди разрасталась дыра. Он не знал, почему так.

 — Её звали Сихам, — пробормотал Зак, сжав горло. — Так я её называл.

Рей несколько секунд молча на него смотрела. Наверное, не знала, что сказать — он и не ждал ответа. Она теперь знала про Сихам, про Райса, про детство и жизнь до приюта. Она знала, как его воспитали.

У него была такая странная стрёмная жизнь, что ей было нечего сказать.

Вместо этого она села ему на колени и обняла его за шею.

Сердце Зака от удивления пропустило удар.

 — Ч-чего, блядь?!

Она обнимала его. Пиздецки крепко обнимала. Его наполняло её тепло, её аромат, её присутствие, её доброта и абсолютная необходимость прижать её к себе и никогда не отпускать, чтобы её нежность стёрла все плохие мысли.

 — Ты что творишь? — прохрипел он.

Она мягко задышала ему в шею.

 — То, что всегда делаю, когда кто-то грустит.

Что делать, когда кто-то грустит? Когда кто-то плачет? Что говорить, как реагировать? Есть ли об этом какой-то учебник, который он не читал, потому что он, блядь, не умел читать? Или нормальных людей этому учили?

Что же, блядь, надо было делать?

Именно это.

У него наконец-то был ответ на эти вопросы.

Наверное, всё было с самого начала настолько просто. Наверное, нужно было тогда просто обнять её, прижать к груди, прижаться к её голове губами и закрыть глаза, как сейчас.

Он хотел бы сказать, что не грустил, но это было бы враньём. В каком-то смысле, его расстроил собственный рассказ о детстве и Сихам. Он хотел это забыть, он считал это помехой выживанию, но на самом деле он не хотел думать об этом по другой причине.

Память дарила слишком горькую радость.

Сами мысли об этом были бременем. Когда воспоминания всплывали — он просто хоронил их в собственной голове. Он всю жизнь бы так прожил, отвергая собственные воспоминания, потому что у него не было никакой смелости, чтобы встретиться с этой памятью и принять её. У него не было Рей, которая успокоила бы печаль и изгнала горечь одними простыми объятиями.

 — Не должен я тебя обнимать, — прошептал он. — Я убийца. Это не для меня. На моих руках кровь…

 — Зак.

Он тут же замолк.

 — Мне плевать.

И вдруг вся эта хуйня о том, что он не имел права её обнимать или проявлять привязанность, перестала иметь значение.

Глава опубликована: 06.02.2019

3.4 Зак, Кэти и ошибки, что они совершают

Май 2ХХ8

В начале мая кошмары вернулись.

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

 — Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

Как она и говорила, он много и долго лажал, жизнь ебала его и выбрасывала, как побитую шлюху, но он выжил.

Она всё равно однажды сказала, что у них в семье талант лажать по-крупному, так что он здесь не был удивлён. Но это не значило, что он закончит, как она. Он не собирался. Два года назад он бы вполне смог, но встретив Рей, он знал, что сумеет избежать её участи.

Хотя.

Если только Рей не умрёт.

— Понял.

Несмотря на отчаяние, растерянность, несмотря на чувства горечи и предательства от того, что она его бросила, он знал, что она говорила что-то важное. Она смотрела прямо ему в глаза — мало кто делал это в принципе — и говорила твёрдо, спокойно. Поэтому он не собирался кричать на неё и просить оставить в покое. Она никогда не врала и не могла нести какую-то тупую хуйню. То, что она говорила сейчас, было действительно важным.

Вот странно.

Когда начались кошмары, он всё ещё обижался на неё. Но сейчас он начал медленно вспоминать, что она, хоть и не была хорошей, но и однозначно плохой не была. Она не была святошей, но и не была монстром.

Верно.

В конце концов, она была всего лишь человеком.

— Эй, милочка, закругляйтесь, — это был один из хозяев, мужчина. Он положил руку ей на плечо. Бля-я-ядь, как же Зак ненавидел эту свинью. — Вам пора.

Отъебись. Она здесь жизни учит.

— ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! — заорала она и, повернувшись, отбросила мужика пиздецки сильным ударом кулака. Наверняка злилась.

Ага, неважно, как сильно Зак не хотел быть похожим на неё, ему стоило признать, что они были похожи — и не только внешне. Его нетерпение, вспыльчивость, жажда насилия — это он унаследовал от неё. Именно она научила его бороться, она показывала ему, как ударить.

Она не учила его быть добрым, но, несомненно, научила быть жёстким.

Сцена зарябила, когда она повернулась обратно. Ему стало интересно, когда он, наконец, досмотрит этот эпизод, потому что у него никак не получалось вспомнить это вне кошмаров. Наверное, поэтому и не хотел вспоминать. Он помнил, как было больно, что она его кинула в такой дыре, но не то, что было после.

Конечно, не факт, что она не пыталась быть последней сукой до конца.

Она могла бы развернуться и уйти, но нет! Она осталась поговорить, сказать ему последние слова, провести с ним последние моменты, прежде чем полностью отказаться от родительской роли.

Она пыталась в последний раз быть ему мамой.

Бесящее шипение вернулось, и зрение размылось.

 — …Монстр.

Он увидел эту сучку-хозяйку, пинками выпирающую его во двор. Сама-то она была под зонтиком, унылый дождь ей был не страшен. Она бросила вперёд мешок, который тащила за собой.

 — Мы тебя не кормили, но ты копался в мусоре, — она с отвращением зажала нос. — Отвратительно, поверить не могу, — он не ответил, не отреагировал, и она покачала головой. — Как бы там ни было.

Она подтолкнула к нему мешок кончиком перепачканной в грязи туфли, как будто не хотела больше необходимого прикасаться к одноразовому рабу. Какая же ты сука, Фабьен.

 — Это тебе.

Она не говорила, что внутри, потому что теперь для неё содержимое — всего лишь «это». Это было не важно. Это было скучно. Это было не достойно какого-либо имени. Теперь — всего лишь «это», как и все прочие, кроме неё и её мужа.

— Закопай, будь так любезен.

Иди-ка ты на хуй, Фабьен. Как же сильно он ненавидел её голос.

Мешок слегка открылся, и он увидел то самое «это».

Это был труп.

Ребёнок, умерший от голода, отощавший и уже подгнивший. Вонял. Как же отвратно. Он узнал в нём мальчика, который плакал, когда его здесь бросили месяц назад. Сестра не могла больше его растить — и он плакал до самой своей смерти.

 — Всё просто, выброси этот мусор. Для монстра вроде тебя это плёвое дело, да?

Монстр. Она снова это произнесла. Завали-ка ты, Фабьен. Даже если тебя зовут не Фабьен.

— Муж сказал, ты раньше уже это делал. Монстр вроде тебя станет неплохим инструментом, если давать правильные приказы.

Инструмент. Второе слово, что он так сильно ненавидел. Слово, которое он не переносил. Слово, которое вызывало в нём жажду убийств. Он просто хотел накормить эту суку грязью, но десятилетний пацан медленно и молча подчинился.

Чтобы выжить.

 — Ты и вправду молча начал копать! — впечатлённо воскликнула она. — Полезная вещь.

Вещь, инструмент — всё, чем он был для неё. Всё, чем он когда-либо будет.

 — И позаботься об объедках, — продолжила она, как будто он был собакой. — Сам же жить будешь, да и мусор вонять не будет.

В первую очередь — выживание, даже если придётся быть инструментом. Он не знал, как выжить по-другому. Может, раньше знал, но в этом аду он забыл обо всём. Сейчас он просто цеплялся за жизнь настолько, насколько мог.

 — Будь благодарен, что мы позволяем тебе жить.

Это ты, сука, будь благодарна, что я раньше не сломался.

Sale pute. Sale PUTE. Le jour où tu chialera pour ta vie, je serai pas aussi indulgent.

 — J’aurais dû la buter plus tôt, — прошептал Зак, открывая глаза.

Ему потребовалась секунда, чтобы понять: он уже проснулся и сжимал подлокотник дивана с такой силой, что скоро кусок отломает.

Он резко поднялся.

 — Блядь!

Зак глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Блядь. Блядь. Он хотел убивать. Сейчас ему хотелось перерезать кому-то глотку, потому что голова продолжала кружиться от ярости. Гнев продолжал отравлять его тело после кошмара, он хотел убивать. Он действительно хотел убивать. Блядь. Блядь.

И в этой комнате была Рей.

Он думал, что всё будет хорошо, ведь в последнее время всё было спокойнее, но нет. А как же? Она была в одной с ним комнате и, к счастью, он всё ещё мог соображать — наверное, благодаря её умиротворяющему присутствию — но сдержать жажду крови он не мог. Просто не получалось. С каждой секундой жажда нарастала всё сильнее, и следом поднималось волнение. Он хотел убивать, он действительно хотел убивать, и хотел убивать прямо сейчас.

Блядь!

Зак встал, убедился, что она не проснулась — нет, Рей свернулась калачиком под простынями, одетая в одну из его толстовок, и обнимала одеяло во сне. Она была такой милашкой, и какая-то его часть сейчас до смерти желала скользнуть под одеяло рядом с ней и снова уснуть, чувствуя её в своих руках.

Но он не мог.

Во-первых, она могла этого не хотеть, а он не собирался ничего делать без её явного разрешения, даже если во все прошлые разы она была не против. Во-вторых — что более важно — он знал, что, подойдя, может сделать кое-что ещё.

«Ты про объятия или про боль? Чего ты сильнее боялся?»

И того, и другого, Рей. Он не знал, что сейчас может сделать из этих двух вариантов, и не рискнул выяснять.

(Потому что он даже самому себе доверять не может).

Зак молча оделся, взял нож и открыл дверь. С каждой секундой сохранять трезвость было всё труднее. Нужно было спешить, пока соображалка ещё не отказала.

 — Зак… — пробормотала Рей во сне.

 — Не надо, — прохрипел он.

Он даже собственный голос не узнал.

Его сознание закружилось, перед глазами встала красная занавесь, и всё, что он мог сейчас слышать — шипение сломанного телевизора и резкий стук собственного сердца.

Он хотел убивать.

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить

Захлопнув за собой, Зак убежал в ночь.


* * *


Sale pute. Sale PUTE. Le jour où tu chialera pour ta vie, je serai pas aussi indulgent —

Ты сука. Ты СУКА. Я не буду таким милосердным, когда ты будешь молить меня о пощаде.

J’auraisdû la buter plus tôt. —

Нужно было раньше её мочнуть.


* * *


 — Ты здесь, я это знаю.

Голос Кэти не дрожал, но ей стоило признать, что для похода в подворотню ночью нужна недюжинная смелость. Днём ходить туда не было проблемой. Но после захода солнца она ни разу там не была.

Атмосфера кардинально отличалась. Было страшно и жутко, под её ногами и по толстым стенам ползли зловещие тени. Улицы казались ещё у́же в тусклом освещении. Было холодно и грязно.

Где угодно могло таиться что угодно.

Было очень трудно осознавать себя, погрузившись в этот мир вдали от обнадёживающих огней большого города. Как будто вслепую идёшь по лабиринту. Нормальные люди должны были быть сумасшедшими или безрассудными, чтобы соваться в эти места после заката, да и Кэти предпочла бы этого не делать, но сегодня была веская причина.

Она пришла поймать Переулочного Убийцу.

Это могло стоить всех рисков.

Он становился всё большей загадкой. Впервые работая над его делом, она думала, что это просто очередной маньяк, которого они быстро разоблачат и поймают. Но он оказался куда более опасным и непредсказуемым, чем ожидалось, и её команде пришлось передать дело в полицию штата.

Переулочный Убийца был местной городской легендой. Даже если он существовал на самом деле, истории о нём ходили настолько невероятные, что он был своего рода бабайкой, которым родители пугали своих детей. Да оно и неудивительно.

Помимо того, что он убил достаточно для звания «серийного убийцы», и убивал уже годами, никто не смог выявить никаких совпадений места или времени. Большинство убийств совершались в подворотне или возле неё — откуда и прозвище — но некоторые убийства происходили на окраинах, а изначально и в центре города.

Он убивал насильственно, но не всегда жестоко и кроваво — бывало, что просто перерезал кому-то горло. Никто не знал, от чего оно зависело. Он был невероятно сильным и быстрым, и хотя многие преступники знали его в лицо — никто не осмеливался давать о нём информацию. Этого было достаточно, чтобы осознавать исходящую опасность.

А теперь он вёл себя странно.

Он целый год никого не убивал, не считая десятого июня, когда о нападении Переулочного Убийцы заявил выживший Макс Мартинс. С его слов, нападающий был в капюшоне, его лица не было видно, и он нападал с ножом — по сути, описание подходило. Но то, что Мартинс был ранен и оглушён, а не убит, было крайне необычно. Кэти подозревала, что мужчина мог кое-что утаить, но теперь для уточнений было слишком поздно.

Он погиб.

Жестоко погиб от рук Переулочного Убийцы, такого полиция раньше не видела даже от него. На следующий день после обнаружения Мартинса, Люси выдвинула интересную теорию: убийца мог таить обиду. Даже без доказательств, было ясно, кто тогда напал на Макса, но если первую встречу он пережил, то вторую — нет. Это могло значить, что нечто — или некто — помешало ему убить. А кто или что это было — загадка.

В любом случае, ещё странным был тот факт, что Переулочный Убийца был снова активен и более жесток. Место убийств показывали, что он будто пытался уйти подальше от центра города. В его поведении за год затишья определённо произошли какие-то перемены.

Но что именно случилось? Полиция не имела понятия. Переулочный Убийца оставался загадкой.

Последней странностью было нападение на группу подростков. Даже не нападение — угроза. Это были старшеклассники из школы Рейчел, зависавшие в подворотне, и они случайно его встретили. Не видели его лица — только голос слышали. Они тут же убежали, но их не преследовали. Все были до смерти перепуганы, когда пришли в полицию, но одна деталь вызвала в Кэти тревогу.

Подростки сообщили, что их было девять. В участок пришло восемь. Узнав имя пропавшего, Кэти стало только хуже.

 — Рейчел Гарднер.

Первой мыслью было, что Рейчел в опасности — ранена или даже убита рукой этого психопата. Не было ни единого способа связаться с Рейчел, кроме как пойти к её отцу или домой, и она не могла срываться с рабочего места. На звонок домой не ответили — её мать была на работе. Её друзья, Елена Валлетт и Адриана Рейнольдс, подтвердили, что после школы её не видели. Вечером она звонила отцу Рейчел, но он и сам не знал, где она — сказал, что она часто где-то гуляет.

Кэти очень беспокоилась и уже была готова бегать по подворотням и звать подругу, но Люси её отговорила и успокоила.

На следующий день в участок пришла Рейчел, целая, невредимая и вообще не испуганная. Просто пришла извиниться за доставленные неприятности. Она подтвердила, что была с остальными, когда появился Переулочный Убийца, и сказала, что спряталась в мусорном баке на той же улице, где всё случилось. А чтобы быть уверенной в своей безопасности — сидела там до утра. Её версия совпадала с тем, что говорили остальные, ничего не казалось необычным… кроме двух вещей.

Переулочный Убийца не преследовал их.

Рейчел не выглядела напуганной.

Кэти всегда знала, что Рейчел — мастер самообладания, но чтобы столкновение с серийным убийцей никак на неё не повлияло? Всё не могло быть так просто. Рейчел могла увидеть, как он однозначно уходит. Или это был вовсе не он, и Рейчел это знала — но почему тогда не рассказала?

Или она видала худшее, чем это.

Кэти знала, что у Рейчел много секретов. О жизни, о семье, о ней самой и об ужасных моментах, которые она не должна была переживать. Кэти знала её много лет, и они были хорошо дружны с Даниэлем Диккенсом — так что какое-то время наблюдали за Рейчел. Они знали, что с ней что-то не так — и даже догадывались, что именно.

Но попытавшись что-то с этим сделать, они столкнулись с твёрдым нежеланием Рейчел впускать кого-либо в свою жизнь.

И у них обоих, господи, блядь, боже, не было другого выбора, кроме как продолжать присматривать, не имея возможности ни помочь, ни сообщать, что они практически всё знают. Они так долго наблюдали её грустной и опустошённой, что настоящим облегчением было видеть, как она пошла на поправку.

Что-то у неё изменилось. Они не знали, что именно, но перемены были к лучшему. Теперь можно было понадеяться, что…

Послышался шорох, и Кэти насторожённо повернулась — мимо пробежала бездомная кошка. Она облегчённо вздохнула и продолжила путь.

Обычно Кэти была бесстрашной. Она повидала достаточно, чтобы привыкнуть к опасностям, но всё же сейчас ей было не по себе. Она была на территории врага, ей явно здесь были не рады, она знала эти места куда хуже него — если не сказать, что вообще не знала. Это был не её мир, и здесь ей было не место. Она не сможет использовать окружение в свою пользу, если бой будет проигран. И в лабиринте переулков она не сможет быстро сбежать.

Это вправду могло быть очень плохой идеей.

Нет, сейчас нельзя было так думать. Переулочный Убийца был грешником, преступником — и его нужно было предать суду. А она была бы только рада привлечь его к ответственности, даже если для этого придётся рискнуть жизнью.

Ей было очень тревожно, она не могла спать по ночам с тех пор, как всё началось. Этот убийца был опасен, и хоть она не вела его дело, это уже перешло в разряд личного — он угрожал её подруге. Она не могла просто так отпустить его. Она знала, что Рейчел часто гуляет по ночам — вдруг она его встретит? Вдруг он откроет охоту на неё? Мусорный бак её не спасёт во второй раз. Этот человек может убить её в любой момент.

И сегодня ночью Кэти хотела быть уверенной, что Переулочный Убийца больше никого и никогда не убьёт.

Кэти знала, что он силён и опасен, но и в своих способностях была уверена. Её коллеги не боялись бы её зря. Она одолела и арестовала многих грешников, её даже прозвали «Судьёй» за количество преступников, которых она привлекла к ответственности. Она была уверена в своих силах, и даже если она не сможет победить его — она хотя бы может увидеть его лицо или получить другую информацию.

 — Ты здесь, я это знаю, — повторила она, выходя на улицу с мусорным баком.

Единственным источником света был жалкий мигающий фонарный столб, но он не давал достаточно света, чтобы ориентироваться. Каждые две секунды подворотни погружались во тьму. Для схватки места ужаснее не придумаешь, но она была уверена, что он рядом.

Она ждала, что в подворотнях будут шуметь бандиты, но было тихо, словно все ушли.

Словно все сбежали.

И тому была причина.

 — Зачем ты убиваешь? — спросила Кэти, вынуждая его показать себя. Но ответа не прозвучало. Она начала злиться. — Почему ты ждал целый год, прежде чем снова убивать?

Пауза.

 — …Это была забастовочка.

Она не могла определить этот голос. Хриплый, надтреснутый, насмешливый и веселящийся — словно у хищника, загоняющего добычу. Она не видела его, не знала, где он, но чувствовала опасность. Он играл с ней, он смеялся над ней. Она усилила хватку на пистолете, который держала наготове, чтобы не дать себя одурачить. Пусть только появится — она его пристрелит.

Свет замигал. Тьма.

Кэти услышала смех и резкий звук, и на одном рефлексе уклонилась от ножа, который отрезал ей несколько прядей.

Свет.

Она резко обернулась, но всё, что увидела — расплывчатый силуэт, быстро ушедший из поля зрения. Прошло меньше секунды, и на правой руке что-то оставило два пореза.

Тьма.

Скрипнув зубами, Кэти выстрелила вслепую, зная, что промазала. Он был безумно быстр, не попадался ей на глаза и прекрасно знал, как использовать мигающий свет в свою пользу. Услышав шорох, она пнула ногой воздух, но в ответ получила только очередную рану.

 — Блядь! — крикнула она.

Свет.

Она почувствовала нечеловеческой силы удар в спину и влетела в стену. Игнорируя разливающуюся в теле боль, она заставила себя двигать рукой и выстрелить в его направлении.

Тьма.

Кэти упала на землю, чувствуя, как над её головой только что просвистел нож. Сделав подсечку, она встала, но он заблокировал её ногу. Она отступила, пока её не успели снова повалить на землю.

Свет.

Он снова двинулся, когда свет включился, но теперь Кэти была готова. Она широко открыла глаза и выстрелила, зная, что он перед ней — но слишком медленно. Спустя секунду он исчез. Она подавила ругань, почувствовав удар в плечо. Он точно играл с ней. С такой скоростью он мог в первую минуту трижды ей горло перерезать, если только не считал, что она наверняка уклонится. Он предпочёл убивать её медленно, ослабляя мелкими порезами.

Тьма.

Она несколько раз выстрелила во тьму, полагаясь исключительно на слух. Бесполезно. Даже если она правильно прицелилась — он ушёл от пули. Единственная информация, которую она точно передаст после этого боя — он отлично видел в темноте.

Передаст, если, конечно, она его переживёт.

Свет.

Сердце Кэти пропустило удар, когда она потеряла его из виду. Что, ушёл из подворотни? Нет, он был здесь, но использовал шум пистолета, чтобы скрыться. Он продолжал играть с ней. Когда свет отрубится — он нападёт, и ей нужно было быть к этому готовой.

Тьма.

Бах-бах. Кэти почти прикусила язык, от удара локтем в живот перехватило дыхание. Ей удалось не потерять равновесие и тут же выстрелить. Инстинктивно она ушла в сторону, и лезвие неглубоко оцарапало ей левый бок, вместо того, чтобы пронзить.

Свет.

Краем глаза она заметила его и снова выстрелила. Это была последняя пуля. Упав на землю, чтобы увернуться от следующего удара, она быстро вернула пистолет в кобуру. Поднималась на ноги она уже с собственным ножом в руке.

Тьма.

Он засмеялся. Кэти глубоко вдохнула, очищая разум от паники, и встала в стойку. Она была хороша в стрельбе, но и в бою на ножах была неплоха — это всегда был её запасной вариант, когда заканчивались пули. Она могла бы перезарядить, но сражаться с ним дистанционкой больше не было хорошей идеей.

Свет.

Она отреагировала достаточно быстро, но услышала только стук лезвий, прежде чем он снова скрылся. Это было словно сражение с фантомом: слишком быстрым, чтобы полагаться на зрение. Оставалось только защищаться. Кэти позволила инстинктам взять над собой верх, и следующие несколько секунд она вслепую парировала его атаки, пока он не проскочил её защиту и не ранил её ногу.

Тьма.

Удар, отражение, удар, отражение. Она приняла его атаку, он блокировал две. Звон их лезвий и звук ударов наполнил подворотню.

Свет.

Кэти опёрлась на стену. Ей сейчас нужно было чуть больше времени, чтобы вернуться в бой. Всё затягивалось, она начинала уставать, но не могла позволить себе дать слабину. В отличие от неё, он был настоящим монстром. Она явно недооценила силу Переулочного Убийцы, думая, что он всего лишь человек, что у него тоже были пределы. Теперь она должна была поплатиться за эту глупую ошибку. Она не могла сбежать — с этим мигающим светом и скромными знаниями о переулках она точно потеряется. Да и он победит её прежде, чем она сбежит. Другого выбора, кроме как сражаться, не было.

Тьма.

Глубокий порез на руке вынудил уронить нож. Он резал, резал и резал, и она едва могла увернуться. Все его удары должны были стать смертельными. Она теряла кровь, слишком много крови, чтобы бороться с безумным монстром вроде него, и долго ей не продержаться.

Свет.

Заметив нож, она нырнула и, перекатившись, подняла его с земли. Поднявшись, она успела лишь выставить нож, удерживая чужое лезвие, направленное на её горло. Он толкал её клинок своим в попытке добраться до её шеи, и она собрала все свои силы, чтобы дать отпор. Он был близок, так близок, но она не могла увидеть его лица. Его голова почти вплотную прижималась к её, и она не могла позволить себе отвлекаться — но могла видеть перед собой. Она различила тёмную ткань его толстовки и улицу за его плечом.

Тьма.

Он мог отступить и снова напасть, но, похоже, впечатлился её выдержкой и решил сломить. Он давил, она отталкивала. Он хотел убить её, доказав, что у неё всё равно недостаточно силы удержать нож, помешать ему, несмотря на оказанное сопротивление.

Свет.

Ей конец.

Она закрыла глаза и подумала о Люси, спящей в их доме без малейшего понятия, что Кэти сегодня не вернётся домой. Она собрала всю решимость остаться в живых, хотя бы немного дольше.

Тьма.

Бой почти закончился.

«Прости», подумала она, «Люси, прости…»

Топ-топ-топ-топ-топ.

Звук быстрых шагов. С другой улицы кто-то бежал в их направлении.

Топ-топ-топ-топ-топ-топ.

Свет.

Топ.

Переулочный Убийца замер. Спустя секунду она почувствовала разницу между давлением на клинок и не движущейся рукой. Кто бы ни прибежал, он стоял в несколько метрах от них, позади Кэти, но перед глазами убийцы.

Тьма.

Давление исчезло. Она почувствовала, как он убегает со всей своей нечеловеческой скоростью. В мгновение ока его уже здесь не было, и Кэти осела на асфальт, роняя нож.

 — КЭТИ! — донёсся отчаянный крик.

Кто-то со знакомым голосом бросился к ней и крепко обнял.

Свет.

Это была Рейчел.

 — Рей… чел? — непонимающе спросила Кэти. Её голос дрожал. Она сейчас была очень слабой и жалкой. — Почему ты здесь?

 — О, Боже, Кэти, ты как? Я была на главной и услышала твой крик… — воскликнула Рейчел и осмотрела подругу. — Тебе нужно в больницу сейчас же!

Положив руку под плечи, она помогла Кэти подняться — та, хоть едва встала, но могла идти. Ни один из порезов не задел жизненно важные органы. Она теряла кровь, но смертельной опасности не было.

 — Это же лабиринт, — прохрипела Кэти. Как они выйдут?

Но Рейчел медленно повела её.

 — Я знаю дорогу, — просто ответила она. — Подожди немного, ладно? Я отведу тебя в больницу.

Кэти слишком устала, чтобы задавать вопросы, чтобы волноваться о возможном нападении и они медленно, но верно дошли до светлых улиц, а затем и до больницы.

Кэти было жаль.

Она была достаточно тупой, чтобы пойти против Переулочного Убийцы на его же территории. Она была достаточно слепой, чтобы не заметить, что не справится. Она была достаточно самоуверенной, чтобы по наитию пойти в одиночку без поддержки или подготовки.

Она была достаточно безрассудной — и в итоге девочка, которую она пыталась защитить, сама спасла ей жизнь.


* * *


Рей было немного жаль, что она бросила Кэти, но пришлось оставить её, едва она убедилась, что подруга в больнице в хороших руках.

Ей нужно было найти Зака. Она не знала, куда он убежал, он мог быть где угодно. Он мог быть в подворотне, или вернуться домой, или вовсе убежать от неё так далеко, как мог. И последний вариант был самым вероятным.

Она разрывалась на части. Она снова увидела в нём Переулочного Убийцу, кровожадного маньяка, который собирался лишить кого-то жизни, но теперь всё было по-другому. Это было не так как с Максом.

Он напал на её подругу.

Она не знала, что Кэти здесь делала в это время, но судя по оружию и униформе, она пришла арестовать преступника. И, конечно же, она сразу пошла на Переулочного Убийцу.

 — Кэти, как глупо…

Независимо от её силы, с Заком ей было не справиться. Рей была невероятно счастлива, что пришла вовремя, и Зак при её виде тут же остановился, потому что она не знала, что сделала, если бы он убил Кэти.

Она не хотела даже думать об этом.

Да, она понимала, что Зак был не в себе. Он знал, кто такая Кэти, и в обычный день не пошёл бы на неё — она же подруга Рей. И когда их взгляды пересеклись… Он словно вернулся в реальность.

На самом деле, поэтому он и сбежал. Он увидел её, понял, что собирался убить её подругу у неё на глазах, и убежал. Выражение абсолютной вины и отчаяния на его лице сказало всё за него. Она никогда не видела его таким потерянным и…

Напуганным.

Когда она пришла, первое, что она увидела в его глазах — намерение сделать её следующей добычей. Но меньше чем за мгновение, жажда крови превратилась в чистый ужас, когда он понял, на кого собирался напасть и на кого напал до этого.

Он был в ужасе от того, что мог убить её.

Задумавшись об этом, Рей внезапно вспомнила, что она ночевала у него дома, когда его переключило. Он мог убить её гораздо раньше.

…Тогда и не удивительно, что он был так испуган. Зак снова боялся самого себя и того, что на этот раз она от него убежит. Она достаточно хорошо его знала, чтобы догадаться наверняка.

Рей бежала в подворотню, но она не боялась. Она не боялась его, даже если сейчас ясно увидела, что он меньше и меньше контролирует свою жажду убийств, и что даже она не была в безопасности. Она не боялась его, и нужно было найти его прежде, чем собственный страх толкнёт его на глупости. Нужно было успокоить его, привести в чувство, показать, что она всё ещё верит в него.

 — Зак? — взволнованно позвала она. — Зак?!

Ответа не было. Подворотни были тихими, но оно и понятно: Зак вышел на охоту, и бандиты решили отсиживаться по домам, чтобы не пасть случайной жертвой.

Рей пересекала улицы одну за другой, отчаянно пытаясь найти друга — но его нигде не было, если он только не прятался. Посмотрев в мусорный бак, у неё собрался ком в горле. И здесь его не было.

Она влезла по лестнице на крышу, но даже там не смогла его увидеть, как бы тщательно не осматривала подворотни под ней. Как будто сквозь землю провалился. Впрочем, она и так знала, как он умеет скрываться, так что даже не удивилась.

Рей внезапно почувствовала усталость. На неё навалились чувства усталости, досады, противоречия и одиночества. Зак открывался ей, рассказывал о своём прошлом, семье, позволял ей стать к нему ближе тактильно и эмоционально, но продолжал держать дистанцию. Она не просила его быть открытой книгой, но хотела, чтобы он перестал убегать, когда у него появлялись проблемы.

Она понимала, почему он убежал прямо сейчас. Она понимала его беспокойство за неё и его нежелание её ранить. Но ещё она прекрасно знала, что он не покажется ей на глаза до конца недели, даже если убивать ему расхочется куда раньше. Он продолжит копить чувства в себе, чего она очень не хотела.

Потому что однажды он просто не сможет убежать.

И в этот день его страхи могут сбыться на самом деле.

 — Ты дурак, — сказала она. Не смогла удержаться. — Ты самый настоящий дурак. И это ты мне говорил, чтобы я полагалась на других? — она сжала кулаки в надежде, что он сейчас её услышит. — ДУРАК! — заорала она. — ДУРАК, ДУРАК, ДУРАК! — она нечасто в жизни кричала, но сейчас как никогда захотелось. — ТЫ ТУПОГОЛОВЫЙ, ГРУБЫЙ, БЕЗРАССУДНЫЙ ДУРАК, И Я ПЕРЕЖИВАЮ!

Рей глубоко вдохнула, чтобы успокоиться и не наорать лишнего. Даже если он её услышал — отвечать в любом случае не собирался. Да, крик помог ей выплеснуть эмоции, но больше толку от этого не было. Она вздохнула. Какая глупость. Заку сейчас наверняка нужно было успокоиться, и может, даже лучше, что она его не нашла, но всё равно не могла так просто сдаться. Прищурившись, она осмотрела подворотни в последний тщетный раз и спустилась с крыши.

Она действительно устала. С таким же успехом она могла бы дожидаться его дома.

Улицы казались до боли пустыми, когда она шла к квартире Зака, и с каждой секундой она волновалась всё сильнее.

Как он? Что сейчас делал? Он… убивал? Или просто бесцельно бродил, чтобы успокоиться? Он же помнил, что она не лгала, когда говорила, что не убежит? Он знал, как она переживает? У него были мысли сообщить ей, как долго он не появится в этот раз?

Где же он был?

Очевидно, не дома. Рей разулась и закрыла за собой дверь. Она выскочила на улицу в пижаме и, к её счастью, Кэти не заметила, что она была одета в слишком большую на неё и явно чужую толстовку. Проснувшись и не увидев ни Зака, ни его ножа, она решила не терять времени.

Она хотела остановить его. Попытаться успокоить. Но затем она услышала выстрелы и крик Кэти, и всё, что имело тогда значение — бежать к ним, пока не стало слишком поздно.

Рей села на кровати, скрестила ноги и сжала кулаки. Она решила не спать, пока он не вернётся. Но в ожидании квартира казалась ещё более пустой, чем переулки: её как будто окутывала тьма, как будто чего-то не хватало. Она посмотрела на диван, представляя, как он спит там, похрапывая, сложив руки за головой — она много раз видела, как он спит, и могла представить довольно точно. Когда фантазия исчезла, она почувствовала себя маленькой и одинокой в большой пустой комнате. Она скучала по нему.

Она обняла себя. Сейчас был май, но было холодно — то ли из-за погоды, то ли потому что Зака не было рядом. Наверное, это было эгоистично с её стороны, но она хотела как можно скорого его возвращения, потому что ей было тревожно и одиноко, и потому что она хотела быть с ним рядом. А учитывая, как крепко он прижимал её к себе во время объятий, он, наверное, сейчас нуждался в ней.

Она не собиралась спать до его возвращения и пока не будет уверена, что он в порядке. Она должна была ждать его, чтобы поприветствовать его с распростёртыми объятиями, сказать «ты и сейчас мне дорог» и обнять изо всех сил.

Зак был хрупким человеком. Да, силы в нём хватало, но он был хрупким. Она научилась это видеть, замечать, даже если он сам этого не признавал. Иногда ему просто нужна была чья-то доброта, привязанность, иногда он просто должен был успокоиться, но не хотел замечать это.

Он был человеком. И как у каждого человека, у него были свои страхи, неуверенность, уязвимость и сомнения. Он имел полное право просить утешения. И даже если он не попросит — она всё равно могла попытаться это предоставить. И поэтому она не собиралась спать.

Но солнце взошло, утро наступило, она не спала, а Зак не вернулся.


* * *


Две недели.

Прошло две недели, и хотя Рей ночевала у Зака каждый день, она ни разу его не видела. В первые дни единственным доказательством его существования была новость об убийстве в ту ночь, когда он сошёлся с Кэти. Бедному прохожему не повезло оказаться не в том месте не в то время.

Но теперь он начал возвращаться: он проявлял осторожность, но ему не хватало терпения убирать все следы своего присутствия. Он приходил, когда она была на учёбе — так они не встретились бы даже случайно. На выходных его было не увидеть.

 — Рейчел, ты как будто несколько дней не спала, — отметил доктор Денни. — Что случилось?

Она вздохнула. Она пришла после занятий в медпункт, чтобы поговорить с другом, но мыслями она была вообще не там. В этом году Зак занимал добрую половину её мыслей, а сейчас и подавно, когда она до смерти за него переживала. Но всё равно заметила, что, кажется, в жизни Денни точно что-то (если не кто-то) произошло, потому что стены медпункта украшало всё больше плакатов о ЛГБТ.

 — Всё хорошо, доктор, — с улыбкой ответила она. — Я просто плохо сплю.

 — Это из-за… происшествия с Кэти?

Она не могла сказать настоящую причину усталости, так что воспользовалась случаем.

 — Да, вроде того. Время от времени я её навещаю, и… надеюсь, она больше не сделает чего-то настолько безрассудного.

 — Думаю, Люси ей доходчиво это объяснила.

 — Ей же будет лучше, — проворчала она. — Я так испугалась, что опоздаю!

 — Кэти повезло, что ты проходила мимо… и что вас обеих не убили, — прищурившись, добавил Денни. — Рейчел, ты тоже рисковала.

 — Я просто услышала её крик, а до этого выстрелы. Я так переживала, что побежала, не подумав, — сказала она. — Я вообще не знала, что буду делать на месте. И я не могла подумать, что она с самим Переулочным Убийцей дралась!

 — Чудо, что он при виде тебя сбежал, — кажется, его раздражало такое попустительство. — Он мог тебя за компанию убить.

 — Не знаю, что там случилось, но жаловаться не буду. Мы выбрались живыми, Кэти в безопасности — а другого мне и не нужно. Я просто надеюсь, что другие полицейские не подхватят идею за ней, я же не могу постоянно ходить мимо.

Он засмеялся.

 — Ты дважды столкнулась с печально известным Переулочным Убийцей, и это всё, что тебя беспокоит?

 — Ну, то есть… — она попыталась сообразить оправдание, но в итоге пожала плечами. — Наверное, меня просто уже мало что пугает? Не знаю. В первый раз он нас не преследовал, во второй раз он убежал, едва меня увидев. Может, он меня испугался.

Испугался, но не её, а её потерять. В каком-то смысле, она не соврала Денни. Со стороны было похоже на шутку, но она сказала, как было на самом деле.

 — Кстати о первой стычке, — внезапно сказал Денни. — Лиза Мейвис тебя больше не трогает?

Он знал, почему она в тот день оказалась в подворотне — Ленни и Адриана рассказали, да и Рейчел не стала утаивать. Он действительно ценил её откровенность, потому что складывалось ощущение, что её друзья что-то готовят, чтобы скинуть школьную альфа-сучку с трона.

 — Нет, — заверила она. — Думаю, сейчас она меня побаивается. Переулочный Убийца очень здорово меня тогда прикрыл, и теперь ей кажется, что я какая-то ведьма или типа того.

 — Ну, то, что ты не боишься, нагоняет мурашки.

Рей хихикнула.

 — Не знаю, когда он пришёл, это было настолько к месту, что я даже не испугалась. И он не погнался за нами, так что… мне показалось, что он подыграл мне, чтобы припугнуть Лизу и её друзей.

 — …Твоё самообладание поистине впечатляет.

 — Доктор, я уже давно спросить хотела… — она подняла бровь. — Вы что-то замышляете против Лизы?

Она знала, что после этого инцидента, Ленни и Адриана зачастили в медпункт. Да и на выходе взгляды у них были слишком заговорщицкие.

Денни внезапно стал уж больно невинным.

 — О чём ты, Рейчел? Я же всего лишь школьный врач.

 — А Адриана просто старшеклассница, но мы все знаем, что она умеет делать с компьютером.

Ходил слушок, что, пойди против Адрианы, и она просто покажет три файла с компроматом на тебя, и Рейчел даже не могла этого опровергнуть. Адриана, конечно, была красивой, милой и с виду невинной заучкой, но она также была невероятно мозговитой и хитрой, и никому не позволяла смотреть на себя свысока.

 — Ну, мы можем или не можем копить доказательства и свидетельства, чтобы раз и навсегда осудить её… — протянул доктор, как будто они промышляли этим уже давно. Не успела Рейчел заинтересованно посмотреть, как он закачал головой. — Просто болтовня, не слушай. Тебе пора идти, у тебя наверняка много домашней работы.

С удивлённой улыбкой она встала.

 — Нет, но я всё равно пойду. Ждёте кого-то?

Он покраснел. Впервые за многие годы она видела самый настоящий румянец на его щеках, и её улыбка стала шире, когда она пошла к выходу. Она просто пошутила, но кажется, попала в точку.

 — Я просто отложил очень интересную энциклопедию о кофе, — прокашлял он.

Она улыбнулась ему напоследок.

 — Повеселитесь там, доктор.

К её удивлению, Ленни и Адриана ждали её в коридоре. Наверняка с ними был и Эдди, но ему пришлось уйти, когда за ним приехал отец.

 — Выглядишь хуже некуда, — прокомментировала Ленни.

 — Спасибо, — показав язык, ответила Рейчел.

 — Что-то задумала? — спросила Адриана.

И троица пошла к выходу из школы.

 — Так, ладно… — она поколебалась, но решила спросить совета. — Я переживаю за…

 — Прекрасного При-и-инца~

Рейчел спрятала лицо в ладонях, пока Ленни давала Адриане пять за удачный смущающий выпад.

 — Ладно, что там с ним?

 — Прячется от меня, — проскулила Рейчел. — Я не вынуждаю видеться, если он не хочет, но сейчас он снова выматывает себя до последнего, и я переживаю.

Её подруги обменялись взглядами, которых она не смогла понять.

 — Скажи, что ждёт его, если он продолжит в том же духе, — посоветовала Адриана. — Я уже предлагала тебе, но ты этого не делала, да?

 — …Я боюсь его тревожить.

 — Но тебя-то он тревожить не боится, — отметила Ленни.

…И то верно.

Она не должна была чувствовать вину за то, что её слова его заденут, потому что второй раз он исчезал с лица земли, зная, что она до смерти встревожена. Она имела право напрячь его в ответ. Да, она будет чувствовать вину за это, но она была вредной малявкой, и пора бы уже ему попробовать на вкус собственное лекарство.

 — Ты знаешь о риске срыва лучше него, — продолжила Адриана. — Ради вас обоих ему тоже стоит это знать.

 — А если он снова начнёт убегать — вцепись в него и не отпускай! — пошутила Ленни. — Сделай это, устрой драму!

Она хотела просто поблагодарить, но подумала кое о чём ещё.

 — Ленни, как можно оскорбить его по-французски?

Даже если это было глупой идеей, но ей хотелось достучаться до Зака. Раз уж у неё было туговато с оскорблениями в лицо, может, на другом языке сказать это будет проще.

 — По-французски? — подмигнула подруга. К счастью, она предпочла не задавать вопросы, слишком счастливая поделиться своей культурой. — Ну, в этой ситуации я бы сказала «t’es con».

 — T’es con, — повторила Рейчел, по примеру Ленни делая ударение на последний слог. Прозвучало достаточно приятно. — Спасибо.

 — Это как «ты дебил», но с усилением: «твой бред зашёл настолько далеко, что я устала с этим мириться, дебил». Вообще, это от ситуации зависит, но в твоём случае произнеси именно таким тоном — и будет прекрасно.

 — И обязательно скажи, как он отреагирует. Мы с Ленни были бы рады узнать, что он заплатил за то, что наша милая Рейчел так переживает, — с напускной грустью добавила Адриана.

Рейчел на секунду испугалась, что если однажды она действительно обидится на Зака — её подруги тут же найдут его дом и ворвутся туда с огнемётом. И плевать, Переулочный Убийца он или нет (здесь она пообещала себе не рассказывать про Зака слишком много, ради него же). Но это вызвало у неё улыбку, и она почувствовала себя лучше, слушая беседу подруг.

 — Надеюсь, сработает, — как всегда неуверенно пробормотала она.

 — Ну, ты всегда знаешь, что делать, если не сработает, — пожала плечами Ленни.

 — И что?

Подруги ответили единогласно.

 — Приватный танец.


* * *


Зак призраком шатался по подворотне.

Оголодавший. Жаждущий. Уставший. Желающий убивать. Сегодня вечером уже убивал, но было мало. Хотел убивать больше.

Не мог думать. Его мысли растеряли всякий смысл. Он пытался сохранить внутри себя остатки логики, остатки человечности, но было тяжело. Он пиздецки не любил думать.

Но продолжал пытаться, потому что последнее, чего хотелось — стать неспособным контролировать себя монстром. Он и так растерял достаточно здравомыслия.

Он был мимолётной тенью тихих улиц, ночной невидимкой, шёпотом ветра. Отсутствие света не беспокоило его — наоборот, так даже было лучше. По крайней мере, он так не вспоминал о другом свете, который был ему недоступен. О другом солнце, которого он избегал две недели.

Две недели холода.

Холодно было не снаружи — внутри него. Он устал. Пиздецки устал. Хотелось просто дать себе ещё один шанс, на секунду отключиться от мира тьмы, но было нельзя — он рисковал снова проебаться. Он проебался, и потерпел лишения.

Он лишился своего рассудка. Лишился своего солнца.

(«Даже самому себе доверять не можешь». У него не было никакого настроения злиться на эти слова.

Они были слишком верными.)

Убивать-убивать-убивать… Но тело не слушало. Он был слишком измотан, чтобы искать добычу, чтобы кого-то преследовать. Хотелось вернуться домой. Он пытался продолжать в том же духе, но не осталось никаких сил. Он почти не ел. Едва что-то пил. Практически не спал. Он ненавидел ощущать собственные пределы, но сейчас был к ним близок.

Хотелось в душ. С него капала кровь. Запах крови был везде и всегда. Свежая кровь двух только что убитых мужчин. Ему понравилось, но было мало, он не удовлетворился до конца. Хотелось снова убивать. Но сил, к сожалению, не было.

Он любил убийства, его личным наркотиком были убийства. Но он продолжал нападать только на бандитов, даже случайно не вредить кому-то, к кому не следовало даже приближаться. Он проебался две недели назад и проёбывался до сих пор. Но проёбы были заложены в его генах, другого ожидать и не следовало.

 — On est des fouteurs de merde, Zack.

Ага. Сихам была права, когда говорила, почему он закончит так же, как и она. Не то чтобы она ему этого желала, но они оба лажали по-крупному. Она проёбывалась куда больше него, но она потеряла Райса — человека, которого больше всего любила и хотела защитить — из-за ёбаной случайности. Он думал, что в его случае ни хрена подобного не случится, но едва не потерял свой драгоценный солнечный лучик из-за собственного безумия.

Сихам была храбрее его. Она без колебаний встречала трудности, а он просто убегал.

Но Сихам не была убийцей. Она не рискнула собственноручно убить человека, которого ставила превыше собственного выживания. Она была человеком. Зак был монстром.

Монстром, который желал стать человеком.

Он устал и хотел домой. Какая-то частичка его, застрявшая в детстве, хотела вернуться в то время, когда он в этом настроении мог пойти в комнату Сихам в два часа ночи. Она бы ещё не спала — что-то читала. Она бы на него наорала, как обычно, но он бы ничего не ответил — и она бы тут же успокоилась и начала что-то тихо читать вслух, пока он снова не уснёт.

И была частичка его уже повзрослевшая — но всё ещё нуждающаяся. Она желала снова обнять свой солнечный лучик, изгоняющий его тьму.

…Он скучал по солнцу, по своему солнцу. Но единственным моментом, когда он мог позволить себе приблизиться к этому солнцу, был короткий беспокойный сон. Он был слишком напуган, чтобы приближаться наяву, потому что мог её потерять навсегда. Оставался только сон. Хотелось спать. Хотелось ещё и убивать, но желание поспать немного перевешивало. Перед убийством стоило поспать. А если кто-то попадётся на его пути — он даже колебаться не будет.

Ноги неосознанно повели его, и он пришёл в себя уже дома, в своей квартире.

Было тихо.

Слишком тихо и темно. Даже жутко. Как будто он в другой мир попал. Нужно было включить свет и улечься, но он не спешил. Не было ни желания, ни такой уж сильной необходимости, но вдруг его настигла насторожённость. Он бегло осмотрел комнату, не увидел ничего необычного, кроме…

Человека в его постели.

Спящего беззащитного человека, полностью в его власти, так и манящего напасть.

И какого хуя человек здесь забыл? Это было не важно, это была лёгкая добыча. Лёгкое убийство. Зак растянул губы в ухмылке. Это было бы быстро, удобно и как раз идеально, чтобы полностью удовлетвориться на всю ночь. Большего он не мог просить. Медленно и молча он подошёл к кровати и посмотрел на человека.

Бледная кожа, миниатюрное тело, светлые волосы разметались по подушке. Человек был в его толстовке? Он не мог нормально понять то, что видел. Наверное, разум над ним издевался. У него начались глюки, но, наверное, это была просто воображаемая хуйня от недосыпа.

Рей свернулась калачиком под простынями, одетая в одну из его толстовок, и обнимала одеяло во сне.

Он на автомате занёс нож. Ни единого слова, ни единого дрогнувшего мускула на лице, ни единого намёка на трепет. Он слишком для этого устал. Опустел и устал. Хотелось убивать.

Она была такой милашкой, и какая-то его часть сейчас до смерти желала скользнуть под одеяло рядом с ней и снова уснуть, чувствуя её в своих руках.

Какая-то его часть сейчас до смерти желала провести лезвием по горлу, увидеть, как кровь медленно окрашивает простыни в алый. А затем просто посмеяться над так удобно подвернувшимся человеком. Хотелось убивать, как же сильно хотелось убивать.

Но он не мог.

Кончик лезвия замер в каком-то миллиметре от шеи. Он же хотел убивать, так почему остановился? Почему он не мог просто прикончить добычу?

Во-первых, она могла этого не хотеть, а он не собирался ничего делать без её явного разрешения, даже если во все прошлые разы она была не против. Во-вторых — что более важно — он знал, что, подойдя, может сделать кое-что ещё.

Кое-что ещё. Кое-что ещё. Кое-что ещё.

«Ты про объятия или про боль? Чего ты сильнее боялся?»

Рей.

Его сознание вернулось в реальность секунду спустя, и он просто забыл, как дышать. Это была Рей. Перед ним была Рей, она действительно спала здесь, и это не его больное воображение смешало реальность с воспоминаниями. Она спала в его постели, а он собирался её убить.

Ту самую, которая стала для него такой ценной, которая сказала, что никогда от него не убежит, кого он так обожал и не хотел отпускать. Он хотел убить девушку, которую старался оберегать любой ценой и не мог позволить себе потерять.

 — Блядь, — выдохнул он.

Зак убрал руку и закрыл глаза, борясь с чувствами отчаяния и растерянности. Ему хотелось упасть на пол, свернуться калачиком и там и оставаться, пока он просто не исчезнет.

Не мог даже самому себе доверять. Не мог даже самому себе доверять, блядь. Блядь!

Какого хрена он только что пытался сделать? Почему, стараясь защитить, он только толкал себя к потере? Он дебил, просто ёбаный дебил, но сейчас усталость стояла на первом плане. Открыв глаза, он просто отошёл от кровати и пошёл в ванную.

Он даже не думал, что делает. Это были просто рефлексы, разум сдался — и его направляло тело. Раздевшись, он отбросил одежду, снял повязки и пошёл в душ. Горячая там была вода, или холодная — он не знал. Просто хотелось смыть с себя кровь, избавиться от её металлического запаха. Сейчас его дом был наполнен другим ароматом, и он хотел вдохнуть его полной грудью: аромат тепла, солнца и крепких объятий, а не то, что напоминало ему о крови на его руках.

Возвращаясь в комнату, он не надел повязки. Сейчас не хотелось. Его кожа холодила от свежего воздуха, холодила и обжигала. По-настоящему странное ощущение. Наверное, потому что в последний раз он ходил без бинтов очень давно, его кожа сейчас вся напряглась от ощущений. Он переоделся в чистое, но чувство осталось. Было ли больно? Он не знал. Его давно не преследовали фантомные боли, так что, наверное, это было не то.

Жажда убийства никуда не исчезла. Осознание, что он собирался убить Рей, отрезвило его, но тревога всё ещё была с ним. Он до сих пор не был удовлетворён. Но сейчас нужно было найти что-то помимо убийства, чтобы утолить свою жажду до конца. Он мог бы пойти на улицу, но слишком устал, чтобы искать жертву, и сейчас просто хотелось, чтобы кожа перестала дарить такое странное ощущение. Нужно было просто надеть бинты, но ему не хотелось. Серьёзно, раньше такого с ним не было, что за хуйня началась сейчас? Что это за ощущение? Что…

И он понял. Он смотрел на мирно спящую Рей, и всё понимал.

Его влекло к ней.

 — Désolé.

Французский криком души сорвался с его губ.

Он сел на кровать рядом с ней и нежно дотронулся её уха, провёл большим пальцем по виску. Он водил рукой по её волосам, её лицу, её шее. Проверив пульс, он поправил рукав толстовки, грозившийся сползти с её плеча. Ладонями он обхватил её щёки, и сердце пропустило удар, когда она сквозь сон довольно загудела и сама двинулась навстречу его прикосновениям.

Он не смог сдержать нежной улыбки, когда взял её руку, начал рисовать на её запястье, выводить на предплечье короткие слова, которым она его научила. Он обязательно должен был спросить, как пишутся «извини», «спасибо», «солнце» и «обожаю тебя». Если бы он умел писать, он бы написал на ней тонны и тонны текста обо всём, что он в ней любил, как ему было жаль за всё, что он сделал. И он бы написал все французские стихи, которые читала ему Сихам, которые он помнил до сих пор.

Но его руки были созданы только для того, чтобы держать нож и проливать кровь.

Он не знал, почему осмелился касаться Рей этими руками, но и остановиться уже не мог. Касаться её было подобно электричеству, которое от его пальцев передавалось по всему телу. Он любил приятное и нежное ощущение её гладкой кожи, чувство восторга, от которого голова шла кругом. Он забыл об убийствах. Он забыл о жажде крови. Он просто затерялся в лёгкой дрожи, и всё желание оборвать чью-то жизнь сменилось желанием увеличить контакт с ней, крепко обнять её — чтобы они оба забыли о тьме в своих разумах.

Она была так ему дорога. Она была его последним якорем рассудка, последней связью со светом — он желал её, как кислорода. Он никогда не смог бы сказать, как сильно её ценит, как она важна, как волшебно ощущать её в своей жизни. Но она заслуживала слышать это каждый день.

Если он и мог за что-то сказать «спасибо» её ебанатам-родителям — так это за то, что они её создали.

 — Зак… — сквозь сон промямлила она.

Его сердце сделало кульбит, и он снова понял, что изо всех сил сдерживает желание её обнять. За эти две недели ему так часто снилось, как он спит с ней на руках — по-другому он бы не понял, что всё-таки упал в сонный обморок. Теперь, когда она была перед ним, до боли очаровательная, он понимал, как трудно её не обнимать.

Он так хотел, но не мог.

У него не было никакого явного разрешения обнимать её, когда она спит, да и он до сих пор боялся ранить её. Он боялся себя и того, что он с ней может сделать. Даже если она доверяла ему свою жизнь — он только что получил доказательство, что ему нельзя доверять (он даже самому себе доверять не мог), поэтому решил не рисковать в очередной раз.

К тому же, он побаивался её реакции поутру: если бы Рей проснулась и увидела его в постели после двухнедельного отсутствия (и он прекрасно знал, как она переживала — слышал, как она орала на той крыше) что она бы сказала? Что она бы сделала? Как он мог посметь появиться на её глазах, когда он чуть не убил её подругу, и её следом?

Он не мог. Нужно было оставить ей что-то, показать, что он в порядке, и опять вернуться на улицу, но он не знал, что делать. Может, вообще стоило пойти к Грею, как он делал несколько раз за эти две недели (хоть он и приходил, зная, что Грея наверняка нет дома). К счастью, от него лишних вопросов можно было не ждать, и он мог помочь советом-другим. Звучало не так уж и плохо.

Зак неохотно встал с кровати и отошёл от Рей. Вернувшись в ванную, он на автомате провёл старую добрую перевязку, успокаивая мысли. Он окончательно решил избегать Рей ещё пару деньков. Обычно он был не мастер много думать, но эта мелкая зазнайка привила ему какую-никакую необходимость обдумывать и планировать. Закончив, он тихо пошёл ко входной двери квартиры, мысленно извиняясь перед ней за то, что снова её оставляет, и потянулся к дверной ручке.

 — Зак.

MERDE.

Он замер, а затем под бешеный стук сердца медленно обернулся. О, нет. Боже, блядь, нет. Об этом развитии событий он даже не задумался, и по закону подлости — здравствуйте. Он был так уверен, что уйдёт налегке, но карма была той ещё сукой, и теперь ему придётся расплатиться за собственную трусость, потому что Рей проснулась, сука пиздец.

Она не спала, он был дома, она его увидела и заметила, что он уходит. Зак сглотнул ком в горле, когда Рей слезла с кровати и в два шага решительно подошла к нему.

 — Не уходи.

 — Ты проснулась, — прохрипел он.

 — Проснулась, — её голос был сердитым. — На свою удачу, я проснулась.

 — Рей…

Она закусила губу и покачала головой, заставляя его замолчать. Ох, бля, он раньше не видел её такой злой. Она сейчас наверняка собиралась ударить его по лицу и, если честно, у неё было на это полное право.

 — Две недели, — начала она, угрожающе подходя ближе. — Две недели я тебя не видела, но знала, что ты снова себя доводишь. Две недели я думала, что тебе скажу, потому что, о, боже, я так много хотела сказать тебе той ночью, две недели я до смерти переживала за тебя, две недели задавалась вопросом, когда же ты соизволишь вернуться, две недели я скучала по тебе… И всё, что я от тебя слышу, это «ты проснулась»?

У неё был низкий голос, она звучала спокойно, но он знал, что она злится. Эта сдерживаемая злость была не той бешеной яростью, к которой он привык. И это было даже страшнее, чем, если бы она на него наорала.

 — Зак, однажды то, что ты делаешь, сыграет против тебя. Отталкивая меня, ты доводишь себя до края. Однажды ты перейдёшь этот край, и всё, что ты сделал до этого, просто взорвётся тебе в лицо.

В нём уже было что-то, что могло через время вырваться. Он не мог это контролировать, и это беспокоило. Он беспокоился за Рей. Она не могла знать, от чего он убегал на самом деле, когда не показывался ей на глаза. Он старался держаться подальше, чтобы в день, когда он сломается, именно она не стала очередной жертвой его безумия.

Но ей нельзя было это говорить. Она бы тогда переживала только сильнее.

 — Я знаю, что ты становишься более жестоким.

Его сердце пропустило удар. Она решительно и серьёзно смотрела прямо ему в глаза, и он действительно не припомнил, когда она была такой суровой.

 — Откуда?..

 — Полицейские отчёты. Твоё отношение. Ты пытаешься это скрыть, скорее, даже забыть, но когда ты доводишь себя, ты становишься похожим на загнанное животное. А сейчас ты даже не похож, — она подняла бровь, — ты такой и есть.

Он резко закусил губу, сдерживая прилив досады. Трудно было слушать правду. Ему не нравилось, когда напоминали, что он сам больше на добычу похож, что он слаб. Он знал, что мог не выглядеть слабым, но он сам видел себя таковым, и это было невыносимо. Он боролся с самим собой, боролся со своими желаниями, и не мог позволить себе быть слабым.

 — Я много наблюдала за тобой, твоё поведение изменилось, — подчеркнула она. — Может, не по отношению ко мне, но я всё равно заметила. Твоя грусть или раздражение сразу переходят в злость. Ты более резок в действиях, иногда в словах. Ты жёстче сам к себе. Ты избегаешь общественных мест сильнее, чем раньше. Твои убийства стали более жестокими после того, как ты убил Макса.

Он слегка вспотел, вспоминая это кровавое убийство. Стоило догадаться, что она узнает — со слов Грея, об этом упомянули в двух словах в газете — но не могла же она знать подробности.

 — Да, я знаю, что ты сделал с ним и с его телом, — подтвердила Рей. — Но после этого, даже если ты убиваешь меньше, ты убиваешь жёстче. Как будто… срываешь свои нервы и эмоции на людях.

Он признавал свою вину — так и было. Он пытался не убивать мирных граждан, но когда наваливалось слишком много, он не хотел ничего иного — только выместить злость на этих счастливых ублюдках.

 — А две недели назад ты собирался убить мою подругу, — тихо заключила она. — Потом ты убежал, убил прохожего и… просто избегал меня. Я абсолютно точно знаю, что что-то происходит. У тебя всё больше проблем с самоконтролем.

Он грустно на неё посмотрел.

 — Рей…

 — И я знаю, что всё летит к чертям из-за меня, — с каким-то отчаянием перебила она. — Я знаю, что ты пытаешься меня защитить, но в итоге только ослабляешь себя и позволяешь поглотить, и это тебе не поможет.

 — Рей, я держу себя в руках.

Она прищурилась.

 — Ты думаешь, что сможешь это контролировать. Не срыв сам по себе, но его предпосылки. Проблема в том, что чем больше ты пытаешься это предотвратить — тем ближе ты становишься к срыву. Ты не знаешь собственных границ, поэтому не можешь их понять, даже если осознаёшь, куда всё идёт, да?

Она была права, но он не хотел признавать. Признание означало бы, что у него больше не осталось способов её обезопасить. Он хотел продолжать убеждать себя, что у него всё получится, что он в итоге взорвётся подальше от неё, что его тело, даже если это будет просто мешок с костями, работающий на инстинктах, выдержит.

 — Я не могу тебя в это впутывать, — застонал он. — Это будет больно.

 — Не будет, я знаю, что ты не причинишь мне боли, — настаивала Рей. — А если и причинишь — это мой выбор, Зак. Ты не можешь выбирать за меня.

Дело было не столько в боли, сколько в вопросе её жизни и смерти. Даже если это был её выбор — он не хотел в итоге видеть, как она умирает от его рук.

 — И точно так же я не… заставляю тебя быть со мной, когда ты не в порядке. Просто оставил бы мне какую-то весточку, чтобы я знала, как ты, — мягко закончила она. — Той ночью я искала тебя, чтобы именно об этом поговорить.

Он не мог найти подходящего ответа. Как бы он не хотел её слышать — она была абсолютно объективной, а не просто пыталась помешать сбежать. Она просто рассказала, что будет, если он продолжит.

Вот только он хотел доказать, что она не права.

Не получив ответа, она сникла. Она не собиралась дальше ему рассказывать о рисках: с его упрямством это бесполезно.

 — Я многое хотела тебе сказать, — сообщила она. Сейчас бы мало кто догадался, что она продолжала злиться. — Я хотела сказать, что ты был не в себе, когда едва не убил Кэти. Я хотела сказать, как рада, что пришла вовремя. Я хотела сказать, что не знала, что бы делала, если бы ты убил Кэти, но ты всё ещё был моим другом. Я хотела сказать, что не боюсь тебя и всё равно не убегу.

Когда она говорила, в его груди разливалось странное облегчение. Несмотря ни на что, она была всё той же Рей, и он оставался для неё всё тем же Заком. Их отношения не изменились, она в нём не разочаровалась, и он был невероятно счастлив, что они не расстанутся так скоро.

Но на смену счастью пришла вина. Он был последним уёбком, сбегал от неё, заставлял переживать, подвергал риску жизни её друзей и её собственную, но она была здесь и всё так же им дорожила.

…Он действительно её не заслужил.

 — Но ты сбежал от меня, — горько добавила она. — На две недели. До того, как у меня появилась возможность тебе всё это сказать.

 — Я не хотел ранить тебя.

 — И ты всерьёз приходил в себя две недели?

Ему нечего было ответить. Если бы он начал говорить — пришлось бы выкладывать правду, что ему было стыдно за себя, стыдно показываться ей на глаза, и он боялся, что может быть опасен, даже когда успокоился.

 — Я слышал, как ты кричала на крыше, — пробормотал он.

Он был намного выше её, но сейчас, перед её сильным решительным взглядом, он чувствовал себя нашкодившим малявкой.

 — Это хорошо, — сказала она.

Ой. Он не знал, почему, но «ой». Теперь он понимал, что если Рей разозлится на него всерьёз и надолго — его жалкой заднице как минимум не поздоровится.

 — T’es con.

Два слога. Два слога, произнесённых самым «как-ты-уже-заебал» голосом Рей с небольшим, но милейшим акцентом полностью донесли суть слов.

Он был просто ебанатом. Полным дятлом. Эталонным идиотом. Он был тупицей, и у него не было этому никакого оправдания. Точно, можно было рассказать, как ему было стыдно, что он чувствовал вину и страх, но это не оправдало бы, что он даже сейчас уходил, не оставив ничего обнадёживающего. И это не оправдывало, что он не дал ей знать, когда вернётся.

Он мог бы сказать, что он не мог, и она всё равно видела, как он убегал, но что мешало прийти на следующий день и сказать, что он хочет побыть один? Он же сказал, что, несмотря ни на что, в следующий раз даст ей знать. Он обещал, и он ненавидел ложные обещания. Он мог быть верным своему слову.

Но не был. Он соврал.

Ой.

 — …Прости.

Он выглядел настолько погрустневшим и поникшим, что выражение её лица смягчилось. Она сделала к нему несколько шагов, но он отвёл взгляд. Ему было плохо, пиздецки плохо из-за своего поведения. Он сделал худшее, чем убить или ранить её и её друзей — он ей соврал.

 — Ты мне дорог, Зак. Именно поэтому я переживаю за тебя, когда ты пропадаешь — мягко сказала она. Он не ответил, и она начала сомневаться. — Я… извини. Я такая эгоистка. У тебя наверняка были свои причины.

 — Эх, да не извиняйся, — вздохнул он. — Ты права.

 — Но…

 — И ты имеешь право быть эгоисткой. Ну, я всегда таким был.

Она не знала, что сказать, но и у него больше не было слов, и разговор, к сожалению, поутих. Это было из тех случаев, когда, несмотря на все усилия, они всё равно не могли друг друга понять. Когда они пытались одновременно защищать и друг друга, и свою точку зрения, и в итоге не могли нормально общаться.

Они оба осознавали, что его двухнедельный побег теперь не был проблемой, раз уж она уже высказалась. Теперь предстояло поговорить о другом — о его причинах её избегать, и никто из них не знал, как это сделать.

 — Ты меня ненавидишь?

Вопрос прозвучал слишком внезапно.

 — Зак?..

 — Ты меня ненавидишь? — повторил он.

 — Нет, — тут же ответила она. — Ты и сам это знаешь.

Она не смела прикасаться к нему, не смела подойти, он не смел смотреть ей в глаза. Не после случившегося. Всякий раз, вспоминая её лицо в момент, когда она увидела его с ножом у горла своей подруги, он чувствовал полное отчаяние, вину и стыд.

 — Я ранил твою подругу, — сказал он. — Я собирался её убить. И я мог убить тебя вслед за ней.

 — Но ты не убил.

Он хорошо помнил свою первую мысль, почувствовав, что она вмешалась в бой: будет веселее. Он бы убил её, и это сводило с ума.

 — Но я почти убил! Я видел в тебе очередную добычу! Я вернулся, увидел тебя и даже не узнал! Я собирался убить тебя здесь, и просто чудо, что я опомнился!

На её лице мелькнуло удивление, но ненадолго. Осознав его слова, её взгляд снова стал решительным.

 — Но ты не убил.

Он поднял голову и резко глянул.

 — Я мог убить тебя, Рей. И я не понимаю, с чего ты так уверена, будто тебя не тронут. Я не понимаю, почему ты мне доверяешь! Может, ты слепая?!

 — Нет, не слепая! — жёстко ответила она. — Я знаю, насколько ты опасен, но ты не ранишь меня!

Это он-то не ранит? Он же только что сказал, что мог убить её! Он дважды мог её убить, если бы не понял, что это Рей. Она дважды могла погибнуть от его руки, и он бы заметил это, только придя в себя!

Рано или поздно он её ранит!

 — Нет, не знаешь! НИ ХУЯ ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ!

 — НЕТ, ЗНАЮ!

Нечасто она повышала голос и начинала взаправду спорить. Он не понимал, с чего она так решилась доказать, будто он не представлял для неё угрозы. Он не понимал, почему она цеплялась за него, когда давно пора было сдаться и сбежать.

В следующую секунду на неё был наставлен нож.

 — Я могу убить тебя прямо сейчас, Рей. У тебя не будет и секунды на побег, — пригрозил он. — Поэтому я лучше буду убегать от тебя. Если я крышей двину, и ты будешь рядом — мне ничто не помешает убить тебя!

 — Ты не знаешь этого! — она смело ударила его по руке, и это было настолько внезапно, что он выронил нож. — Ты дважды сдержался, да?!

 — Да почему ты так в меня веришь? С чего ты убеждаешь, что какой-то ёбаный монстр, вроде меня, тебя не убьёт? Ты ведь тоже этого не знаешь!

 — Я жива! Ты прямо сейчас меня не убил! Разве это не доказательство?

 — НЕТ! — рыкнул он, и она вздрогнула. — Я не настолько хороший, Рей! Ты сама видела, что я машина убийств!

 — Нет!

Да что ж она глаза не откроет? Почему она настолько тупорылая, и не понимает, что он монстр?

 — Я убил бы твою подругу, если бы ты не пришла, и я прекрасно знал, кто это! Я сказал тебе, что собирался убить тебя несколько минут назад! А когда я злюсь, я эту поеботу вообще не контролирую, и если я полностью свихнусь, ТЫ СДОХНЕШЬ!

Почему она продолжала им дорожить?

— Я, БЛЯДЬ, УБЬЮ ТЕБЯ!

Он смотрел на неё смесью отчаяния и ярости в глазах. Она в шоке испуганно на него смотрела, и по левой щеке скатилась слеза.

О, нет.

Буря эмоций внутри него тут же утихла, сменившись одной тревожной мыслью: «она плачет из-за меня». Он наорал, довёл её до слёз, обидел и вёл себя грубо — в общем, сделал то, что обещал не делать.

 — Ох, б-бля, Рей, извини… — пробормотал он. Его сердце бешено колотилось, а руки дрожали. — Извини, что до слёз довёл, я просто ебанат, извини…

Она моргнула, как будто и сама только сейчас поняла, что плачет.

 — Э-э-э, нет… — ответила она. — Всё хорошо, ты не виноват, я не знаю, с чего вообще…

Её глаза распахнулись. Они молча смотрели друг на друга, пока до Зака не дошло.

Это были не её слёзы. Она плакала за него.

Он распахнул руки, и следующее, что осознавал — она прижималась к нему, сжимала в руках ткань толстовки на его спине, и он держал её так крепко, словно весь мир собирался отнять её. Он наполнялся ею, наполнялся её светом до такой степени, что понимал: Рей была единственной, чего он на самом деле хотел все эти две недели.

Её тепло, её аромат, её прикосновения, её доброта, её мягкость, вся она, чёрт побери — как же сильно он этого хотел. Она тихо всхлипнула у него на груди, и он сдался, вдохнул запах её волос и нежно поцеловал в макушку.

Бля-я-ядь, вот теперь Зак действительно не мог её отпустить. Неважно, как сильно он пытался отогнать её от себя — он был счастлив, что она не разочаровалась. Он был рад, что она с ним. То, что она спорила, до сих пор доверяя ему, тревожило его и радовало одновременно.

Он был ёбаным эгоистом, но не хотел её терять.

Блядь-блядь-блядь, он не мог думать, он в принципе не соображал, потому что сейчас важными были только она и тот факт, что она в безопасности, что она рядом. Даже если он — монстр, который подвергает её жизнь опасности.

 — Прости, — прошептал он. — Прости, прости меня, Рей.

Я дебил. Я чуть не убил твою подругу. Я подвергаю тебя риску. Я избегал тебя две недели. Я чуть тебя не убил. Ты так сильно за меня переживаешь, но я не доверяю себе так, как ты доверяешь мне. Прости, что накричал и заставил тебя плакать.

Прости за то, что тебе приходится проливать свои слёзы вместо меня.

 — Всё хорошо, — фыркнула она. — И ты меня извини. Я снова была эгоисткой.

 — Désolé, — он снова перешёл на французский. — Je suis tellement désolé, putain, tellement désolé — Наверное, ему было проще говорить, потому что она не понимала. Да и по-французски всегда было легче выражать чувства. — J’ai été con. J’ai été con mais je veux pas te perdre. Je peux pas te perdre, quoi qu’i arrive. Merde. Putain de merde. Désolé. Dé…

 — Зак…

На несколько секунд он перестал думать в принципе и просто прижал к себе крепче. Его тело отреагировало кульбитом в сердце.

 — Понятия не имею, что ты сказал, но не суть, — мягко сказала Рей. — И твой французский действительно очень хорош.

Он выпустил смешок.

 — А у тебя не такой уж стрёмный акцент.

 — Так, я старалась!

 — Эй, можешь сказать «je tiens à toi»? — попросил он, упиваясь собственной наглостью.

 — А что это?

 — Без перевода.

Она слегка вздохнула.

 — Je tiens à toi, — пробормотала она ему в толстовку.

Бля-я-ядь.

Это было просто убер-мило. Её акцент был самым восхитительным, и слышать, как она говорит «ты мне дорог» на языке, таком близком его сердцу… Он просто растаял. В самую что ни есть ёбаную лужу. Он теперь хотел услышать, как она говорит и другие фразы, но он и так позволил себе слишком много. Он снова поцеловал её в макушку, наполненный бесконечной благодарностью и привязанностью к ней.

 — Спасибо, что не ненавидишь.

Спасибо, что не убежала, не испугалась и не бросила, несмотря на всё, что я тебе делаю. Спасибо, что ты такая упрямая и всё равно остаёшься рядом.

Спасибо, что ты живёшь.


* * *


— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

 — Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

 — Понял.

 — Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора.

 — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда.

 — Сихам…

 — Ты выжил, Айзек. Будет лучше, если ты и это переживёшь, а потом надерёшь мне задницу за всю хуйню, что я тебе сделала.

Впервые за несколько месяцев, наверное, благодаря Рей в его руках, Зак не слышал во сне ни ужасного шипения сломанного телевизора, ни как Сихам называла его монстром.


* * *


On est des fouteurs de merde, Zack. —

Мы ёбаные лохи, Зак.

Désolé. —

Мне жаль.

Je suis tellement désolé, putain, tellement désolé. —

Мне так жаль, блядь, так жаль

J’ai été con. J’ai été con mais je veux pas te perdre. Je peux pas te perdre, quoi qu’il arrive. Merde. Putain de merde. Désolé. Dé… —

Я протупил. Я протупил, но не могу потерять тебя. Не могу потерять несмотря ни на что. Блядь. Сука блядь. Мне жаль. Мне…

Глава опубликована: 13.02.2019

3.5 Лучший подарок, фильмы и жара

Июнь 2ХХ8

Этим днём Зак пришёл к Грею с поистине странной просьбой.

Он даже не был уверен, как правильно это сформулировать, но суть была такова: у Рей скоро день рождения, и он хотел сделать ей подарок. Вот только в этом году всё будет посложнее, потому что фестиваля не будет, сводить её некуда — и он вообще был плох в дарении.

Он никогда никому ничего не дарил. Грей не говорил, когда он родился, а свои дни рождения Зак не отмечал.

Он не был уверен, когда точно день его рождения, потому что даже Сихам не была уверена. Зак не знал, когда и её день рождения, потому что она никогда не отмечала. Иногда она просто такая «слышь, тебе сейчас семь?», и он просто пожимал плечами в ответ. Это же она его родила, ей было лучше знать. Как-то раз она упомянула, что он мог родиться 24 июля или около того, так что на вопрос Грея о дне рождения он так и ответил. Наверное, он родился 24 июля, и ему сейчас, наверное, было 22 года.

После встречи с Рей он начал уделять больше внимания дням рождения, и понял, что раньше ничего ей не дарил. Будь ситуация обычной, он и в этот раз забыл про подарок, потому что не знал, что она хочет, но сейчас всё было по-другому.

У него была конкретная идея.

Наверное, в качестве подарка ко дню рождения вариант был полным отстоем (ну блядь, он вообще был здесь новичком). Но всё равно никаких других идей не появлялось, и с пустыми руками отмечать не хотелось — потому что она за брелоки год назад заплатила — и он достанет ей этот подарок. Ему просто будет спокойнее, если он у неё будет.

Или он просто давно хотел его ей подарить, а день рождения оказался удобным поводом.

Уф-ф-ф, как бы там ни было.

 — Здоров, — поприветствовал он, когда Грей зашёл на кухню.

Он уже сделал чаю и приготовил чашку Грею, потому что он пришёл с просьбой, и у него не растерялись остатки радушия.

 — Здравствуй, Айзек, — улыбнулся Грей, садясь напротив. — Благодарю за чай.

 — Да без проблем, — проворчал Зак. Ему было неловко слышать своё полное имя.

Сихам никогда не говорила, что ей стукнуло в голову, когда она называла его «Айзек», но можно было смело предположить, что причина была какой-то тупой. Однажды ей подарили кактус, и она назвала его Типус, потому что так звали её второго покемона, или как их там (к слову, кактус помер от перекорма через неделю).

И раз уж кактус унаследовал имя второго покемона, Заку действительно было интересно, кому досталось имя первого.

 — Ты выглядишь лучше, чем раньше, — заметил Грей.

 — Наконец-то смог подрыхнуть.

Он не упоминал всего произошедшего, особенно части с участием Рей — особенно, как он едва не убил её подругу и в итоге заставил её переживать. Грей многое знал, у него везде были глаза и уши — Зак со временем научился это подмечать — и в общих чертах он должен был всё знать.

Не считая более личных происшествий с Рей. То, что происходило в квартире Зака — там и оставалось.

 — Как там она? — спросил Грей.

Зак моментально оживился.

 — У неё всё супер! На этой неделе она сдавала экзамены, так что она занималась у меня дома, и ты знал, что она умная? Типа, у неё куча заумных книжек, и она всё там понимает, даже если на первый взгляд это пиздец как сложно! И мне она объясняла… уже не помню, что, но это было ебать как круто!

Было ли очевидно, что ему нравилось о ней говорить? И это только полбеды. Он несколько часов мог рассказывать о её привычке кусать большой палец, когда она что-то не понимала и перечитывала, как она часто заправляла прядь волос за ухо, пытаясь что-то решить, и как спустя несколько секунд её глаза блестели, когда до неё доходило решение. Она любила поигрывать указательным пальцем с краем страницы, которую она читала, постукивать пальцами по бедру, когда она что-то писала, и еле слышно мурлыкать во время перепроверки домашнего задания.

Он немного отдохнул на этой неделе, потому что засыпал, стоило ему только прислониться к её плечу или положить голову ей на колени. Он часто просыпался от ощущения, как она зарывается пальцами в его волосы (к слову, один из лучших способов проснуться), и в итоге специально прикидывался спящим, чтобы она не прекращала.

 — Рад видеть, что она всё ещё… твой солнечный лучик.

Зак смутился.

 — Ага… — промямлил он. — Кстати, я хочу тебя кое о чём попросить.

Ему потребовалось время, чтобы подобрать слова, но в итоге он выложил просьбу. Это было странно и необычно, но он чувствовал, что именно нужно Рей, что лучше Грея никто ему с доставкой подарка не поможет. Обычно, если Зак что-то искал — он шёл в подворотню, но здесь он искал нечто слишком конкретное и в точный срок.

Грей какое-то время молчал, обдумывая услышанное.

 — Зачем тебе? — спросил он.

 — У неё скоро день рождения.

 — А-а-а, так это ей, — уточнил Грей, и Зак не понял, что это за тон сейчас был.

Да он и не пытался. Когда у Грея случался режим «волшебных недоговорок», его вообще было не понять.

 — Ну, не мне же, — пожал он плечами.

 — Зачем, позволь спросить? Почему именно он? Это слишком конкретный запрос.

Старик наверняка догадывался — и Зак был в этом уверен, поэтому не ответил. Его молчания Грею хватило, чтобы понять.

 — Ясно, — кивнул Грей. — Ну, если ты так уверен — я достану.

 — Спасибо. Я буду должен… — он запнулся. — Да я и так много тебе должен за всё, что ты сделал. Я… просто спасибо.

 — Можешь не благодарить, Зак. Помогая тебе, я просто пытаюсь искупить свои грехи. Мне достаточно видеть, как ты взрослеешь.

Он звучал как любящий отец, и Зак поворчал чисто для вида. Грей всегда был добрым и щедрым к нему, и Заку потребовалось много времени свыкнуться с тем, что от него не просят ничего взамен и не приписывают долгов. Это было слишком невероятно для Зака. Сихам всегда говорила, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, что плевать на слова — если ты что-то получаешь, ты всегда должен быть готов выплатить долг.

 — Когда у неё день рождения? — спросил Грей.

 — Десятого июня, — тут же ответил Зак. — Она сказала, что будет праздновать с друзьями, чтобы не попадаться на глаза родителям посреди воскресенья. Вечером она придёт ко мне.

 — Хорошо. Я зайду пораньше, чтобы отдать.

 — Спасибо.

Грей был надёжным мужиком, Зак знал, что волноваться не о чем.

 — Не знаю, насколько это удачный подарок ко дню рождения, но я доверюсь твоему решению, — слегка насмешливо добавил Грей. — Хотя ты впервые что-то кому-то даришь, с этой стороны подарок мог быть куда хуже.

 — У меня нет других идей, — простонал Зак. — Ты бы придумал получше?

 — Может, цветы?

 — Не то пальто.

 — Хотя ты знаешь, какие цветы ей нравятся.

Зак прикусил нижнюю губу, чувствуя, как краснеют щёки. Разумеется, он и Рей днями разговаривали, было бы странно, если бы он не знал, что ей нравились синие цветы и лилии.

 — …Цветы быстро дохнут, — тихо объяснил он.

Грей улыбнулся. Понимающе, но с долей грусти и ностальгии. Зак хорошо знал эту улыбку. Священник часто так улыбался, когда вспоминал о своём прошлом — точно так же улыбалась и Сихам. Его приёмный отец и родная мать могли быть совершенно разными людьми, но у них были одинаковые глаза. Такие были у людей, которые допустили слишком много ошибок, но вынуждены были жить с этим, потому что исправить уже никак не могли.

Если бы они познакомились, Грей и Сихам бы поладили.

 — Верно, — согласился Грей. — Цветы долго не простоят. В этом смысле, думаю, твой выбор не так уж и плох.


* * *


Рейчел определённо становилась умнее как стратег.

Накануне дня рождения она запланировала прогулку с друзьями и позаботилась, чтобы родители заметили, как она до этого вернулась домой и пошла к себе в комнату. Они должны были подумать, что и в этом году она была готова принять наказание за страшный факт своего рождения. Она проснулась раньше их, собрала вещи на день и рассчитала время, чтобы встретиться с семьёй аккурат возле входной двери.

 — Здравствуйте, — сказала она, открывая дверь.

Как обычно, она получила в свой адрес порцию оскорблений, приевшихся обвинений, но это уже не имело никакого смысла. За столько лет все эти слова перестали хоть как-то её задевать.

Когда отец подошёл, уже занеся руку, она просто убежала. Всё было спланировано и рассчитано, чтобы у родителей осталось послевкусие проведённой экзекуции, и чтобы её по возвращении не трогали лишний раз. Она ушла невредимой и с гарантией, что проблем не будет.

Миссия была выполнена.

Затем она провела весь день с Эдди, Ленни и Адрианой в городе, просто шатаясь по улицам, беседуя обо всём и перекусывая в кафешке днём и суши-ресторане ближе к вечеру. Рейчел буквально сияла от счастья и благодарности друзьям.

Впервые воскресный день рождения прошёл хорошо. Впервые она провела его с близкими друзьями. Впервые она плакала от радости, а не от грусти. Её друзья были лучшим, что она могла желать, и она ещё тысячу раз рассыпалась в благодарностях, когда они прощались, в очередной раз осознавая, как счастлива была иметь их в своей жизни. Она не могла просить большего — этот день сам по себе был чудом.

Но день рождения ещё не закончился.

Она пошла к дому, чтобы забрать из почтового ящика подарки от Кэти и Денни и, сложив их в рюкзак, убежала. Она лучше оставит такие драгоценности в своей половине гардероба Зака, чем родители в итоге что-то сломают.

Она не хотела снова расстраиваться, увидев, что родители снова сломают дорогую ей вещь.

Особенно сегодня.

Это был просто потрясающий день рождения, и она налегке шла к дому Зака. Она даже что-то напевала про себя, шагая по лабиринту узких улочек, вспоминая времена, когда она даже пикнуть лишний раз боялась и оглядывалась чаще, чем делала шаг, чтобы на неё не напали и она не потерялась. Теперь всё было так знакомо и непринуждённо, что давящая атмосфера и близко не ощущалась.

Как странно, что в таком опасном месте шестнадцатилетняя девушка была в своей стихии.

Дойдя до квартиры Зака, она удивлённо заметила, что он в который раз не оставил ключи в скважине — так повелось с тех пор, как у них появились брелоки. Если это не было доказательством, что он дорожил подарком куда сильнее, чем это показывал — то она не знала, что ещё нужно.

Но дверь всё так же была не заперта, поэтому Рей с лёгкой улыбкой прошла в квартиру, закрыла за собой дверь, а затем небрежно разулась и отложила рюкзак. Увидев её, Зак спрыгнул с дивана.

 — С днём рождения, — усмехнулся он.

 — Спасибо!

Она подошла к нему почти вплотную. На таком расстоянии можно было бы уткнуться ему в грудь, или получить от него объятия, но она не решилась делать что-то первой, и знала, что Зак тоже торопиться не будет. Вместо этого он протянул ей руки, и она кончиками пальцев заскользила по его собственным, к ладоням, прежде чем обхватить их полностью. Он смущённо за всем наблюдал, и Рей несказанно удивилась его застенчивому выражению.

 — Разве ты не должна была подрасти? — мягко спросил он.

 — Думаю, я выросла, — гордо ответила она.

 — …Ага, всё такая же коротышка.

 — Так, я ещё расту!

Хотя Зак был прав, с прошлого года она подросла максимум на пару сантиметров. Наверное, принципиально выше она всё-таки не станет, и так и придётся задирать шею всякий раз, когда захочется посмотреть этому дылде в глаза.

Зак ухмыльнулся.

 — Боюсь-боюсь.

 — Я ещё могу тебя напугать!

 — Да ладно?

Она подняла бровь.

 — Зак, я могу буквально шантажировать тебя тем, что ты поёшь в душе.

 — Эй, охренела, малявка! — Рей рассмеялась и показала язык, и он не удержался от ответной улыбки. В следующую секунду он пристально на неё смотрел, и она почувствовала себя ещё меньше под его взглядом. — Но, на самом деле, да. Ты растёшь.

Зак внезапно отпустил её руки, подхватил её за бока и, победоносно засмеявшись, поднял в воздух.

 — А теперь давай ещё выше! Каково смотреть на всех сверху вниз, коротышка?

Она смотрела сверху вниз на его сияющее счастьем лицо, не покрытое натянутым до самого носа капюшоном, на лоб падали встрёпанные чёрные волосы, разноцветные глаза сияли от удачной шалости, и он улыбался до ушей. Рей нежно обхватила его щёки ладонями, и какая-то её часть до смерти желала сейчас проследить пальцами черты его лица, пока она не выучит его наизусть, пусть и с бинтами.

Боже, какой он был красивый.

 — Просто великолепно, — прошептала она.

Его глаза удивлённо распахнулись, и он без какого-либо предупреждения резко приблизил её к себе.

 — Зак?

 — Бля-я-я… — выдохнул он. — Ты сейчас…

Он не договорил. Вместо этого он одной рукой подхватил её под коленями, а другой плотно обхватил талию.

 — Я сейчас?.. — переспросила Рей.

 — …Слишком милая, — едва слышно пробормотал он.

Её сердце заколотилось. Она была милой, он назвал её милой — даже слишком милой. Наверное, она слышала это впервые, и теперь не знала, как реагировать. Он же был сама честность: если сказал «слишком милая», значит, так и считал. На полном серьёзе думал, что она «слишком милая», даже если она не до конца догадывалась, что именно это для него значило. Всё, что она сейчас понимала — её лицо было настолько красным, что она не могла сказать ничего внятного. А тишина становилась всё более неловкой.

Зак, наверное, тоже это почувствовал, потому что смущённо откашлялся, прежде чем подойти к дивану и посадить её туда, избегая её взгляда. Затем он сел рядом, не поворачиваясь, и она улыбнулась.

Она хотела было что-то сказать, но вспомнила, что её только что назвали «слишком милой» и снова смутилась. Переведя взгляд на журнальный столик, она увидела маленький чёрный чемоданчик. Наверняка принадлежал благодетелю Зака, что бы ни было внутри. Там могли быть бинты, деньги, что угодно — но она не собиралась лезть в частную жизнь, даже если ей было любопытно.

 — Э-э-э, Рей? — наконец заговорил Зак.

Она с улыбкой повернулась.

 — Да?

Он как-то странно на неё смотрел, но потом нахмурился и со вздохом покачал головой.

 — …Не, забей.

 — Зак?..

 — Я… типа забыл, что хотел спросить, — почёсывая затылок, признался он.

— А, тогда ладно.

 — Я, наверное, хотел спросить, почему… ты ещё не… убежала от меня.

Он, кажется, уже свыкся с тем, что она никуда от него не денется, что бы он там ни говорил, хотя и не мог понять, почему. Хотя уже должен был. Они дружили больше двух лет и знали друг друга лучше, чем кто-либо. Но Зак до сих пор видел себя монстром, опасным и неуправляемым, и не мог чисто логически понять, почему она подвергала себя такому риску.

 — Ты, наверное, хотел об этом меня спросить?

 — Ну, у меня в голове был такой вопрос, только он звучал длиннее, и я чёт отвлёкся и забыл.

 — Так, только не надо делать меня виновной.

 — Ага, ты просто… улыбнулась мне, — пробормотал он, отводя глаза. — И всё вылетело из головы.

Она снова вспыхнула и, судя по бешеному сердцебиению, теперь это что-то значило.

 — О… Э-э-э, извини.

Зак наконец-то встретился с её смущённым взглядом. Он стеснялся едва ли не сильнее, и спустя долгую паузу просто повернулся к ней, робко разводя руки.

Рей тут же уловила намёк. С лёгкой улыбкой она села к нему на колени, и он крепко обнял её, прижимая к себе. Он с нескрываемым удовлетворением вдохнул запах её волос, и она хихикнула.

 — Удобно? — спросила она, подняла руку и кончиками пальцев коснулась его виска.

Зак вздрогнул от прикосновения к коже.

 — М-м-м…

 — Ты и вправду такой кот.

 — А ты такая малявка!

Она скорчилась и засмеялась, чувствуя, как Зак её щекочет, но он держал её слишком крепко, чтобы можно было сбежать.

 — Как глупо с вашей стороны, мисс «я люблю побазарить, но дерусь, как слепой котёнок»

 — Я буду мстить! — выкрикнула она, задыхаясь от смеха. — Бойтесь меня, мистер «я пою песни о любви в душе»!

 — Если бы кто-то не давал мне слушать одни песни о любви, я бы выучил что-нибудь ещё!

 — О, нет, — притворно испугалась она. — Ты раскрыл мой хитрый план, Переулочный Убийца Зак, поющий романтическую лабуду в два часа ночи!

 — Так, я не пою в два часа ночи!

 — Ещё как поёшь.

 — Ты почему ночью не спишь?

 — Ты принимаешь душ посреди ночи. Разумеется, меня это будит. Серьёзно, кто вообще так делает?

 — …Серийные убийцы? — уточнил он.

Она прищурилась.

 — В прошлый раз, ты пошёл купаться ночью после того, как вернулся из круглосуточного.

 — Малявки в это время должны спать, — простонал он.

Она слегка надулась из-за оскорбления.

 — Не пой, если ты так осторожничаешь.

 — Но тебе всё равно нравится слушать.

 — …Признаю, виновна.

Она откинулась на его грудь, пока он устраивал руки на её талии, и положила свою ладонь на его. В таком положении она чувствовала едва ли не физическую защиту и заботу, и ей это очень нравилось. Казалось, что нечего было бояться, не о чем было волноваться и ничто сейчас её бы не обидело — Зак был здесь, он защищал её от всего, даже от призраков её прошлого.

Минуту они просто наслаждались объятиями, но и так было ясно, что вечно отшучиваться они не смогут. Он задал вопрос, важный вопрос, и рано или поздно он должен был к нему вернуться.

Она даже его не винила. Он желал знать честный ответ.

 — Так что да, — наконец продолжил он. — Почему ты до сих пор не сбежала от меня?

Она нежно переплела их пальцы.

 — Я же говорила, что никуда не убегу, — напомнила она. — Я не собираюсь врать тебе. Я тебя не боюсь… — и поняла, что не так подобрала слова. — Нет, это неправильно звучит. Иногда ты меня пугаешь, — поправилась она, вспоминая, как дрожала от страха. — Но я не хочу тебя бояться. Ты мой друг, я тебе доверяю. И ты так стараешься, чтобы меня не ранить.

Он покачал головой.

 — Эх, я понимаю, но просто… с каждым днём контролировать себя всё сложнее, сечёшь? — его хватка стала чуть крепче. — Каждый день… я чувствую, как что-то копится во мне. Я не могу сдерживать это. Моя жажда убийств становится всё сильнее, и мы с тобой понимаем, что рано или поздно мне снесёт крышу. Я не уверен… — он замолк и вздохнул. — Я просто не уверен, что смогу тебя от этого уберечь. Теперь точно.

Она всегда знала, что он не понимал её доверия. Он не доверял самому себе, но впервые признал, что не сможет её защитить, доводя себя до предела. Он мог бы сдерживать свою постоянную жажду крови, но не тот срыв, к которому неумолимо приближался. Впервые он не был уверен, что она не пострадает.

 — …Я знаю, — прошептала она.

 — Да знаю я, что ты знаешь, — проворчал он. — Мне интересно, почему тебя оно не пугает.

Она закрыла глаза и расслабилась, выводя кончиками пальцев мелкие символы на его запястье. Говорить «потому что я в тебя верю» было бесполезно — для него это был просто не аргумент. Говорить «потому что рядом с тобой мне безопасно» тоже не было подходящим вариантом. Но эти две причины были лишь частью одного простого ответа, который она неожиданно для себя сформулировала только сейчас.

Вот что нужно было сказать.

 — Потому что ты мой друг, Зак, — сказала Рей, стараясь вложить в голос все свои чувства. — Несмотря ни на что. Ты не только безжалостный убийца, и я знаю это лучше всех остальных. Я несмотря ни на что дорожу тобой. Всё, что мы создали и разделили… сильнее страха.

Она не собиралась бросать его, потому что он стоил этого. Их отношения стоили этого. Всё стоило риска, страха, опасности и даже боли. Отношения с Заком вернули её к жизни, сохранили здравый рассудок, изменили её и просто делали её счастливой. Он делал её счастливой.

Всё, что он ей давал, и все её чувства к нему не могли так легко отступить перед каким-то страхом.

На один случай, когда она испугалась, можно было вспомнить тысячи, когда он обезопасил её. Один раз она увидела в нём убийцу, и тысячи раз видела в нём очаровательного идиота. На каждую необдуманную угрозу он сделал тысячи нежных жестов.

И врождённая честность Зака значила, что все его извинения и страх её потерять были подлинными. Он искренне боялся ранить её, или что хуже, убить, и шёл на крайние меры, чтобы это предотвратить.

Но страх всё равно был ничем против их связи. Они слишком сблизились, чтобы она в нём разочаровывалась.

 — …Ты помрёшь, если так и будешь рядом со мной, — пробормотал он, но всё равно очень нежно чмокнул её в висок.

Она порозовела, стараясь не растаять от таких нежностей.

 — Вряд ли. А если и умру — это был мой выбор. Я останусь с тобой, любой ценой. Я прекрасно знаю, чем рискую, но принимаю это.

 — Что ж ты такая упрямая?

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

 — Ты можешь бояться потерять меня — но я тоже не хочу тебя терять.

Его разноцветные глаза загорелись как-то удивлённо, недоверчиво, но он явно был тронут до глубины души. Как будто он всегда хотел это услышать, но не верил, что кто-то сможет такое сказать. Он как будто взглядом спрашивал «я не ослышался? ты правду говоришь?» — но прекрасно знал, что она имела в виду именно то, что сказала. Она не могла ему соврать.

Как будто до него очень запоздало дошло, что она тоже не сможет без него жить.

Зак крепче обнял её и уткнулся лицом в изгиб её шеи.

 — …Думаю, мне были нужны эти слова.

Она прижалась к нему щекой и погладила по волосам.

 — Ты заслужил это слышать.

 — М-м-м, спасибо, — пробормотал он. — Можешь просто кое-что пообещать?

 — Что?

Он долго молчал, прежде чем ответить.

 — Если тебе придётся давать мне отпор — не тормози. Ладно?

Внутри неё слегка похолодело. Она прекрасно понимала, что сейчас Зак имел в виду тот сценарий, в котором он не сможет себя контролировать и нападёт на неё. Она знала, что это развитие событий закончится для неё очень плохо, но… Давать отпор? Ранить? Хватило бы у неё духу?

Если бы дошло до нападения — в первую очередь, она бы убежала. Убежала, потому что она не любила насилие и была никудышным бойцом. Она бы убежала, попробовала придумать план, стратегию, что угодно, чтобы вернуть его в чувство или просто скрыться.

Так она хотела сказать, но прекрасно понимала, что ответ неверный. Каким бы хорошим ни был план, как быстро она бы ни бегала — этого вполне могло оказаться мало, чтобы выжить.

 — …Ладно, — неохотно согласилась она. — Но только если вообще не будет выбора.

Он вздохнул.

 — Просто давай, чтобы твоё «нет выбора» не случилось слишком поздно.

Он повернул голову, чтобы поймать её взгляд. Его глаза мрачно потемнели, но она не позволила себе лишний раз впечатляться и ответила серьёзным взглядом.

 — Случится, когда посчитаю нужным.

Против него она не выстояла бы и секунды.

Да, можно было бы пнуть его ногой, или ударить, но если обученная и талантливая Кэти даже не ранила его, то у Рей не было ни шанса. Всё, что она могла — убегать, прятаться и думать план.

Именно поэтому она будет сопротивляться, только когда от этого будет реальный толк.

Зак выпрямился, слегка ослабляя хватку. Она не знала, успокоила ли его, или лишний раз встревожила, но внезапно испугалась, что могла сказать что-то не так. Он и так волновался, а она только масла в огонь подливала, как же тупо с её стороны! Нужно было сказать, почему она собиралась бороться только в самом крайнем случае, и признать явную опасность, чтобы его успокоить.

Нужно было. Но она не жалела о том, что сказала.

 — Извини, что заставляю тебя волноваться, — сказала она и легко клюнула его в щеку.

Он покраснел, и Рей знала, что он уже простил её за упрямство. Она была рада, что в итоге настояла на своём, и его очередные крепкие объятия доказали, что даже если он не был во всём с ней согласен, но всё равно уважал.

Зак откашлялся.

 — Кстати, у меня… тебе подарок.

Она распахнула глаза. Не ждала, что он ей что-то подарит, да и не надеялась. Возможность быть с ним рядом и обнимать его и без того было прекрасным подарком. Она бы не смела просить большего.

Ладно, может быть, ещё ей чуть-чуть хотелось снова уснуть в его руках. Может быть.

 — Ох, не стоило… — засуетилась она. — Я…

 — На столе, — мягко перебил он. — Это тебе.

Рей посмотрела на чемоданчик, гадая, что может быть внутри. Она бы и в жизни не подумала, что это для неё. Хотя, она изначально не задумывалась, что Зак ей что-то подарит. Что-то достаточно пафосное, чтобы скрывать в чемодане. Что-то небольшое, но не мелочь.

 — Спасибо, — улыбнулась она.

Зак странно на неё посмотрел. Он не выглядел особо счастливым, но, наверное, просто думал, что ей не понравится — он же не знал, что она и шариковой ручке обрадуется.

 — Смотри, что там, и уже потом думай, стоит ли благодарить, — просто сказал он.

Он и прозвучал как-то странно. Она не знала, как это понимать, но понимала, что подробностей не дождётся. Взяв портфель, она положила его на колени и открыла.

Внутри лежал пистолет.

 — Глок 26, четвёртого поколения. 9-мм калибр. Тебе подойдёт.

Пистолет. Он дарил ей пистолет, и в магазине уже были пули.

Он знал, что она умела стрелять, знал, что она часто ходила в тир, и знал, что она умела обращаться с огнестрельным оружием, полностью осознавала риск и ответственность. Она смогла бы хранить его со всей осторожностью, которую только могла проявить. И это был именно тот тип оружия, который она предпочитала.

Но он же не только поэтому подарил ей пистолет.

 — Он не новый. Его использовал… кое-кто из знакомых, — Зак слегка дёрнулся, намекая, что «знакомый» вызывал далеко не самые приятные воспоминания. — Нечасто, но я могу гарантировать, что он надёжный. Но тебе нужно будет потренироваться с ним хотя бы один раз.

 — Это… большая ответственность, — осторожно прокомментировала она.

 — Ага. Куча чуваков покупают пушки, не осознавая, что это не игрушка, и что у них нет никакого мозга, чтобы с ними обращаться.

Она узнала этот авторитетный тон — он говорил так, потому что хорошо разбирался в оружии, в том числе огнестрельном, но нечасто показывал эту свою сторону. Она, конечно, была всесторонне развита, но всегда забывала, что именно в этой области Зак её обскачет с закрытыми глазами.

И он не дарил ей пистолет, потому что не было других идей. Он в полной мере осознавал все риски, когда хотел дать ей оружие, и именно пистолет был его единственным выбором.

 — Так, — спокойно продолжил Зак. — У тебя есть навыки, и ты сможешь подгадать момент. Ну, то есть, скорее всего, он тебе не пригодится, но… — на секунду он осип. — …Кто знает, может, он однажды спасёт тебе жизнь.

И до неё внезапно дошло.

Она не знала, почему внутри похолодело — от понимания, зачем он дарил ей пистолет, или потому что он сам понимал, зачем он ей понадобится. Независимо от варианта, она была напугана, и портфель на её коленях почему-то стал донельзя тяжёлым. Теперь они оба знали, зачем ей нужен этот пистолет, почему Зак чувствовал необходимость именно в этом подарке. Невысказанная недвусмысленная истина повисла между ними фантомом.

Кто знает, вдруг, когда он нападёт на Рей — ей придётся стрелять в него, чтобы защититься.

 — Спасибо, Зак, — отмерла она. — Я о нём позабочусь.

И, несмотря на явный подтекст, она всё равно хотела его поблагодарить. В конце концов, это был его первый подарок ей. Он, наверное, тщательно обдумывал, старался, выбирал. Человек, не любящий много думать, задумался над её подарком. И она могла представить, что ему не просто в голову ударило — он много колебался, прежде чем всё-таки доверить ей оружие.

Но, в итоге, он сделал выбор, и это было очередным доказательством, как он ею дорожил и как далеко был готов зайти, чтобы она была в безопасности от него самого.

 — Десять.

Он крепко обнял её, прижался к волосам и, поцеловав в макушку, переплёл их пальцы.

Она непонимающе моргнула.

 — Десять?

 — Всего десять пуль, Рей.

Несмотря на мягкие жесты, она слышала издёвку в его голосе.

 — Так что, будет действительно лучше, если ты посчитаешь нужным сопротивляться вовремя.


* * *


Июль 2ХХ8

Было жарко. Слишком жарко. Он метнулся в постели, сбрасывая с себя одеяло. Разве так припекало, когда он засыпал?

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

 — Айзек Фостер.

Снова воспоминания. Он пытался не спать, но ночные кошмары терпеливо его ждали, и он хронически не высыпался.

— Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

 — Понял.

 — Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора.

 — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда.

 — Сихам…

 — Ты выжил, Айзек. Будет лучше, если ты и это переживёшь, а потом надерёшь мне задницу за всю хуйню, что я тебе сделала.

Сихам смотрела на него, он смотрел на неё. Он чувствовал себя пиздец каким кинутым, но она просто сказала, что не хотела его там оставлять, и что желала ему выжить, так что теперь он реально был сбит с толку.

Это был не просто сон. Это было воспоминание. Из разряда тех страшных воспоминаний, которые он забыл, с которыми не смел сталкиваться.

И теперь, когда он вспомнил, что она оставляла его в приюте, не имея другого выбора, он просто не знал, что делать дальше. Он так долго на неё злился, так долго у него горчило во рту от одного воспоминания о ней — и что теперь ему нужно было думать, когда она его кинула не просто, потому что захотелось?

Блядь, как же было жарко. Как будто температура продолжала подниматься. Его зрение размылось, но рябило, как будто он смотрел в огонь.

Огонь. Пламя.

О, нет.

Сихам обнимала его, но он уже ощущал другое воспоминание, и попытался вцепиться в эту память, в единственное объятие, которое он когда-либо от неё получал. Но этого было недостаточно. Это было мало, чтобы прогнать огонь. Он уже слышал треск, и когда Сихам говорила последние слова, он её не слышал.

 — …Монстр.

Из всех её слов он различил только это. И в мгновение ока он был в огне.

Везде горело, всё горело, он слышал свой крик и чувствовал запах собственной сгоревшей плоти. Смутно ощущал, как катался по полу, инстинктивно пытаясь сбить с себя пламя, но он не видел этого. Ничего не видел.

Один огонь. Имя этому миру — огонь.

Он горел.

Ему было так больно, было невозможно ни дышать, ни думать, ни сделать что-либо. Где воздух? Где свет? Где тьма? Где холод? Где он? Кто он? Он таял от огня, поглощаемый заживо. Больно. Везде было больно. Ничто из того, что он чувствовал до этого, теперь не могло называться болью. Вот это была настоящая боль, от которой хотелось сдохнуть, и было хуёвее некуда чувствовать её.

Как же было больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно-больно. Ничего не существовало, кроме боли.

Пламя и боль.

И больше ничего.

Хватит-хватит-хватит, пусть это просто прекратится. Просто дайте сдохнуть, облегчите страдания. Дайте, наконец, сдохнуть, рассыпаться пеплом. Хватит. Пожалуйста-пожалуйста, хватит, прекратите, умоляю, прекратите-прекратите-прекратите…

Но это было бесполезно — никто не слышал.

Выживание. Это бессмысленное слово прозвучало в его голове. И всё же он не мог выжить в этот раз, не мог пережить это. Он мог пережить что угодно, кроме этого.

 — Зак! — закричала Сихам.

Всё потемнело, и Зак проснулся в своей постели, вспотевший и задыхающийся. Он хватал ртом воздух, пытаясь вдохнуть, кашлял, и заставил себя встать на ноги, свалить подальше от нагретой его телом кровати.

Ноги не выдержали, он оказался на полу. И плевать. Сейчас первым желанием было просто дышать. Вдыхать, выдыхать, глубоко, снова и снова. Его сердце продолжало колотиться, мысли роились бессвязной кучей, руки дрожали.

 — Сука, — прошептал он. — Сука-сука-сука-сука… — Зак свернулся в клубок и, уткнувшись лбом в колени, начал медленно качаться взад-вперёд. — Merde, merde, merde, merde, merde, putain de bordel de merde!

Он ненавидел этот кошмар. Он ненавидел огонь. Для него это до сих пор было травмой и, как бы он ни старался, он всё ещё боялся этого. Он не имел ничего против взрывов — ему нравилось взрывать — но когда доходило до огня, он просто замирал, как парализованный. Когда пламя подходило слишком близко, он вспоминал тот раз, когда его подожгли, ту боль, которую он чувствовал и единственный раз, когда он хотел сдохнуть.

Это было убого. Он ненавидел то, что не смог это преодолеть, что оно до сих пор его преследовало. Он ненавидел, что одно воспоминание об огне делало его таким жалким. Он скрывал свою слабость, притворялся, что ненавидит огонь, потому что на самом деле он его боялся. Он мог обмануть других людей, но себя он в жизни так не обманет. Огонь был его злейшим врагом. И плевать, как сильно Зак хотел с этим справиться, он не мог избавиться от страха даже спустя все эти годы.

Какой жалкий.

Зак глубоко вдохнул и поднялся. У него был небольшой вентилятор, который он не включал, потому что вечером было достаточно прохладно. Обычно, когда было слишком жарко, он и Рей просто валялись перед включённым вентилятором и пытались остыть, одетые в самый минимум (в футболку на почти голое тело, плюс, подрезанные штаны у Зака). Сейчас хотелось сделать то же самое: включить и разлечься в попытке сбежать от жары.

Но этого будет мало — он это знал. В такие моменты спасал пиздецки холодный душ, что-то быстрое и ледяное. Тело продолжало гореть, с каждой секундой становилось всё хуже, и Зак даже не задумывался — пошёл в душ, открыл холодную воду и позволил ей смыть пылающие фантомные боли.

Через какое-то время звук тихо открывающейся двери вернул его в чувство. Послышались тихие шаги и звук отставляемой обуви.

 — Зак?.. — неуверенно позвала Рей.

 — Здоров, — надтреснуто прошелестел он.

Он услышал, как она подошла к ванной и остановилась у двери. Конечно, было темно, Рей слышала только шум воды и она в жизни не рискнула бы войти, пока он принимает душ.

 — Да зайди, — каркнул он.

 — Ты разве… не в душе?

 — Ага, — ответил он. — Я одетый, не кипишуй.

Она поколебалась, очевидно, не зная, как поступить. В итоге, она осторожно заглянула за дверь и вздрогнула, увидев его, свёрнутого калачиком в душевой кабине, пристально на неё смотрящего сквозь мокрую чёлку.

 — Зак, ты в порядке?

Он пожал плечами — наверное, удачнее ответа сейчас бы не придумал.

У неё было такое лицо, будто она сейчас задала бы тысячу вопросов, но она просто молча подошла, отложила рюкзак в сторону и, скользнув под холодную воду, села перед ним.

Его это тронуло. До глубины души.

Она вздрогнула, почувствовав на себе воду, и сжала зубы от контраста разгорячённого воздуха снаружи и ледяной воды в душе. Но она не перестала улыбаться. Зак прекрасно знал, что Рей плохо видит в темноте, но зато он её прекрасно видел, и для него было важно, что она разделяла с ним эту странную ситуацию, и при этом улыбалась.

 — Спасибо, — сказал он.

 — Да не так уж и плохо, — признала она. — На улице жара, холодный душ сейчас очень кстати… — она прищурилась. — Но если я заболею — виноват будешь ты.

 — Я не просил тебя лезть под воду.

 — И ты не говорил мне, чтобы я этого не делала.

 — Уф-ф-ф… — застонал он. — Ладно. Зато мне не настолько тупо тут сидеть.

И не только это: ему стало спокойнее. После того ужасного кошмара, ужасного воспоминания об огне, ему нужно было утешение, и он был невероятно счастлив, что она пришла. Она могла помочь ему справиться с этим. И ещё он был рад, что Рей не стала судить или расспрашивать — она просто присоединилась.

 — Что здесь делаешь? — спросил он через какое-то время. — Я думал, ты дома ночуешь.

 — Жарко было, и я не смогла уснуть, — объяснила она. — Потом ещё папа проснулся в плохом настроении, они с мамой снова начали ссориться, и я просто решила пойти к тебе. У тебя же есть вентилятор. У нас его нет.

 — …Справедливо.

 — Я так понимаю, у тебя тоже спокойная ночь не задалась? — рискнула она. Он молча покачал головой. — Долго сидишь?

Он молчал несколько секунд, но затем вздохнул.

 — Не знаю.

 — Кошмары?

К счастью, она была достаточно умна, чтобы обойтись без лишнего текста, с чего он оказался свёрнутый калачиком в душе, под ледяной водой, полностью одетый и до ужаса мрачный.

 — Ага.

 — Не знала, что ты теперь вот так снимаешь стресс, — попыталась она разрядить обстановку.

 — Так, я запаниковал, ладно? — проворчал он. — Просто… остыть хотел. Жарко было, просто невозможно.

Сжав челюсть, он потёр руки, когда старые шрамы начали покалывать от воспоминаний. Он ненавидел эти фантомные боли, когда ожоги, зажившие уже хрен знает сколько времени, начинали слегка припекать.

 — Ты в порядке? — тихо спросила она, протягивая руку.

Он схватил её за запястье и притянул к себе. Обычно в такую жару Зак такого не делал, но сейчас они были под холодным душем, она была нужна ему, и он решил не колебаться. Рей сначала удивилась, но вскоре обняла его за шею, и он потянулся руками к нижней части её спины, выводя что-то на коже кончиками пальцев.

 — Думаю, нет, — прошептал он.

 — Хочешь поговорить?

 — Э-э-э… — поколебался он, не зная, как сказать. — Я… да, кошмары. Воспоминания. Пиздец из прошлого.

 — Приют?

 — Хуже, — резко хохотнул он.

Он сейчас как будто просто разрыдался бы, но он не мог плакать, да и не хотел. Рей крепче обняла его, и он на автомате погладил её волосы, чтобы успокоиться.

Огонь был хуже всего, что он видел в приюте. Сгорание заживо научило его настоящей боли, показало, каково умирать и из чего были сотворены врата ада.

Но ещё он понял, что если выжил сейчас, когда должен был однозначно сдохнуть — потом его мало что убьёт.

 — Огонь, — сказал он, заметив, что дрожит. — Я вспомнил огонь. Причину, по которой я хожу в этих повязках. Момент, когда я… сгорел.

Зак прикрыл глаза и, пока он не увидел перед собой новое пламя, уткнулся лицом в шею Рей, прижимая её к себе. Она скользнула пальцами между его прядями, погладила голову, и он рефлекторно поцеловал её кожу.

Ох, блядь, как же оно было приятно. Как же оно было нужно — все эти сладкие прикосновения, нежные объятия, её присутствие, запах и голос, она сама.

Она нужна была ему раньше, и нужна до сих пор.

Рядом с ней он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы противостоять кошмарам, жажде крови и собственным страхам. Он чувствовал себя в безопасности, защищённым и успокоенным. Ничто его не достанет, ничто его не ранит. Тьма уползала обратно, воспоминания блекли, и даже огонь уходил в сторону.

 — Ненавижу огонь, — с болью выдал он. — Так ненавижу.

Это был единственный способ сказать ей, что он боялся.

 — У меня тоже нет приятных воспоминаний об огне, — мрачновато согласилась Рей. — Наверное, это пустяки по сравнению с твоими, но…

Она не стала вдаваться в детали. Наверное, это было из того прошлого, о котором она не была готова говорить, и он решил ни спрашивать, ни вынуждать продолжить. Он знал, что раньше она пыталась кому-то стукануть, и это обернулось против неё, задев других. Он не знал ни подробностей, ни обстоятельств, с какого чуда её родителям пришло в голову её во всём винить — хотя после увиденного в приюте он бы не удивился, если бы причины вообще не было. Впрочем, пусть она сама потом расскажет, когда почувствует себя достаточно смелой.

По крайней мере, ему было немного легче, зная, что не только он здесь пострадал от огня.

 — Это был… ёбаный ад. Я не хочу снова это пережить.

Именно поэтому он всегда насторожённо относился к спичкам, зажигалкам, дровяным печам и даже газовым плитам — он был осторожен ко всему, что было связано с огнём. Сколько бы ни прошло лет — страх сгореть заживо никуда не исчезал. И он не знал, исчезнет ли когда-нибудь.

 — Я… говорил, что Сихам на первое место ставила своё собственное выживание.

Наверное, с этого было легче начать. Зак до сих пор ощущал некоторую растерянность от первого сна, когда он понял, что она не была такой уж и плохой. Это тоже следовало обсудить. Он поднял руку и выключил воду, прежде чем снова крепко обнять Рей.

 — Говорил.

 — Один раз она на это забила. И мне кажется, я не хочу вспоминать об этом, просто потому что хочу дальше на неё обижаться, — горько добавил он.

Он знал, что как шрамы никогда не сойдут с его кожи — так и шрамы на душе не скоро исцелятся. Он до сих пор называл себя монстром. Его до сих пор преследовал монотонный шум дождя. Он до сих пор не переносил слово «инструмент». Ему до сих пор снились кошмары о приюте. Это место, этот ад тоже был его травмой, в каком-то смысле. Он вырвался, но не остался невредимым. И долгое время считал, что со всем этим легче справиться, обижаясь на Сихам, а не сталкиваясь с памятью.

Ненавидеть было легче, чем переносить боль.

Но он хотел исцелиться, не ходить с вечной раной на сердце. С тех пор, как начались кошмары, ему пришлось всё-таки столкнуться со старыми страхами и травмами, и он понял, что нельзя продолжать запихивать это подальше и просто забивать. С этим наверняка тяжело будет бороться, но если он этого не сделает — рано или поздно раны заболят снова, и он не хотел снова это переживать.

Он справлялся с ранами. Он справлялся с болью. Он был не из нытиков, проливающих слёзы над тем, что уже никак не изменить, и пора бы уже взять себя за яйца и начать идти вперёд, даже если будет трудно.

Даже если это будет горько.

Он делился горькими воспоминаниями с Рей, рассказывал о прошлом. Он позволил себе вспомнить всю Сихам, а не только её недостатки.

Теперь, если бы он попробовал простить её — даже не простить, просто смириться с памятью о ней — это было бы неплохим шагом к изгнанию тьмы его прошлого.

 — Когда мне было девять, у неё появился мужик. Он был просто самый редкостный ебанат, типа Макса, — хохотнул он.

Наверное, именно поэтому в их вторую встречу, он практически сразу же разрешил ей остаться в мусорном баке, стоило ей упомянуть маминого парня, который случайно зашёл к ней в комнату. Даже если он был серийным убийцей, он был приличным взрослым мужчиной, и вряд ли позволил бы кому-нибудь подвергнуться нападению Макса или бывшего Сихам. У него самого были плохие воспоминания о таких ублюдках.

Очень плохие воспоминания.

 — Сихам тоже не шибко его любила, но у неё не было выбора: он был её новым боссом, а ей нужны были деньги. Обычно она была пиздец какая принципиальная на эту тему, но выживание было превыше всего.

Зак вздохнул. Он знал, как много колебалась Сихам, но в итоге не смогла отказаться от работы, и сделала свой выбор между гордостью и выживанием. Разумеется, она не учла, каким куском дерьма оказался этот парень.

 — Я ему не нравился. Хотя, я тоже его ненавидел.

Он вспомнил, как бесил этот ебанат, и Рей наверняка тоже это почувствовала, потому что сейчас она медленно скользила пальчиками по его затылку, зарываясь в волосы, и дрожь мгновенно отвлекла его.

 — Ёбаный же ты по голове, — выдохнул он. — Ты бы хоть предупреждала.

 — Извини, больно?

 — Не-а… — смущённо каркнул он. Всё было совсем наоборот. Он откашлялся и решил продолжить, пока она не начала задавать свои вопросы. — Ну, так вот, я ненавидел этого мудака и думал, что Сихам в итоге выкинет меня, чтобы выжить самой.

Он на полном серьёзе думал, что она выкинула бы его на улицу выживать самостоятельно, что она могла бы быть с ним ещё большей сукой, чтобы угодить своему ебырю. Что ей хватило бы совести послушать его и избавиться от Зака.

 — Но она этого не сделала, — пробормотал он. — Она всегда была за меня. Она могла бы потерять из-за этого работу, но всё равно рискнула. И когда ебанат решил, что время пришло…

У него внезапно закончились слова, как будто страх внутри него просто приказал заткнуться, пока он не вспомнит всё слишком ярко. Зак почти выругался, когда Рей снова повторила тот жест.

 — Срань гос… — он закусил губу от очередной дрожи. — Рей, ну блядь! — тихо рыкнул он, раздражённо и смущённо одновременно.

 — Ты замечал, что почти ломаешь мне рёбра, когда вспоминаешь что-то плохое? — он мог буквально почувствовать, как она выгнула бровь.

 — Я… нет, — пробормотал он, ослабляя хватку.

Рей отпустила его и села перед ним на колени. У неё было такое мягкое выражение лица, и даже в темноте с налипшей на лицо мокрой чёлкой, он считал её красивой. Зак потянулся к её руке своей, и они переплели пальцы. Он потянул её немного на себя, чтобы уткнуться в её лоб своим, отгоняя последние опасения.

 — Этот ебанат воспользовался случаем, и мы с ним остались одни. Случился пиздец. У Сихам был выбор.

Было проще просто позволить ему сдохнуть, но…

 — Она предпочла меня своему выживанию.

И никогда не называла это ошибкой.

Он закрыл глаза.

 — После этого она уже не могла меня растить, и кинула в приюте. Но она всё равно выбрала меня, а не выживание — и теперь я знаю, что у неё была ко мне симпатия.

Сихам не ненавидела его, но этот выбор, что она сделала без колебаний, был самым настоящим и реальным доказательством её привязанности. Она всегда предупреждала, чтобы он не ввязывался, не доставлял ей проблем, и что она не будет вечно разгребать за ним дерьмо. Но она никогда его не обвиняла, и даже, пусть она была сукой, она оставалась рядом.

 — Что… случилось, если ты не против рассказать? — тихо спросила Рей.

Он снова открыл глаза и отпустил её руки, чтобы поправить пряди, упавшие ей на лицо. Едва он закончил, они молча смотрели друг другу в глаза, и с тяжёлым вздохом Зак снова включил воду.

 — А-а-а-а! — удивлённо вскрикнула Рей.

 — Извиняй, — пожал он плечами с видимым удовольствием. — Лучше остыну заранее.

 — Ты не обязан рассказывать, — но она всё равно переживала. В последнее время всегда переживала. — Я не хочу заставлять или…

 — Рей. Всё норм.

Она обхватила его лицо.

 — Уверен?

 — Ага, — мягко улыбнулся он. — Уверен.

Зак притянул её обратно к себе, стараясь на этот раз не сжимать слишком крепко, и Рей зарылась пальцами в его волосы, чувствуя на своей талии его руки. Как будто он этими прикосновениями старался не отключаться от реальности.

Он знал, что будет больно. Он до этого и вспоминать-то не хотел — не то, что говорить. Наверное, он будет изо всех сил искать нужные слова, даже если страх будет мешать высказаться. Будет трудно рассказать ей об… этом.

Но он хотел. Действительно хотел.

Хватит уже убегать.

 — Это было у нас дома, — Зак почувствовал, как растёт тревога, но отмахнулся от неё. — Он заехал, пока Сихам ушла в магазин. По пути они встретились, и она дала ему ключи, чтобы он подождал её в квартире. Вот отвечаю, он сказал, что уволит, если она не пустит, — мрачно предположил он. — Держу пари, она была уверена, что я не дома.

Когда ебанат открыл дверь, Зак как раз сидел на диване и думал, где бы так потусить. Он хотел уйти, но тупо остался, чтобы не создавать впечатление, что он сбежал. Ёбаная гордость. Если бы он знал, что произойдёт — убежал быстрее собственного крика.

 — Он сказал, что хочет со мной поговорить, и я решил, что можно послать его нахуй, потому что до этого Сихам мне запрещала. Но я должен был быть умнее. Я знал, что он желал мне смерти, но не думал, что у него есть яйца не просто базарить. Поэтому, когда он сказал, что сначала хочет выпить, я не понял.

 — Ты не мог этого знать, — тихо сказала Рей.

 — Ну… не знаю, — признался он. — Мог хотя бы заподозрить. Мы дома были одни, это, во всяком случае, закончилось бы плохо.

Он знал, что рано или поздно случится пиздец, но не знал, какой именно. Он вечно где-то косячил, и не мог представить, что пиздец случится именно по вине ебаната, который хотел его убить. И ещё меньше мог представить, что будет гореть живьём.

 — Он вернулся с бутылкой водки, — продолжил Зак. Здесь уже было трудно говорить. — И вылил на меня. Я думал, он просто бухнуть хочет, и не среагировал вовремя.

Теперь ощущения вернулись. Он закрыл глаза, и перед глазами пронеслись воспоминания — ебанат подошёл, открыл бутылку и прикинулся, будто сейчас выпьет, но выплеснул всё на него. Зак успел уклониться, алкоголь попал на туловище, но снова ёбаная гордость не позволила ему убежать, когда уже было ясно, что сейчас что-то будет.

 — Он схватил меня со спины, попытался удушить или просто удержать, не знаю, — тихо сказал он. — Сказал, что сначала будет ломать мне ноги, пока я не начну умолять его остановиться и оставить в живых. Я отбился и откусил хороший такой кусок его ручищи, — засмеялся он. — Потом он отошёл назад, и я уже подумал, что он просёк и больше не будет выкидывать такой хуйни.

Рей обняла его чуть крепче. Его собственная хватка вокруг её талии усилилась, потому что сейчас ему нужна была смелость.

Он не впервые боролся за жизнь и привык, что ублюдки быстро сдаются, получив от него. Он повидал многих, и едва эти люди понимали, что Зак — не самая лёгкая добыча, они пытались договориться, или просто возвращались к образу «крутого парня» и сваливали, сохранив остатки гордости. Он думал, что сейчас всё будет так же, и совсем забыл про алкоголь.

И забыл, что этот ебанат был особо хитрожопым.

 — Он вечно с собой спички носил. Типа, чтобы было пафоснее сигареты зажигать. Когда он достал коробок, я не понял. Я… — он сглотнул ком в горле. — Наверное, тогда не знал, что алкоголь пиздец как хорошо горит.

Воспоминание зарябило. В основном остались одни ощущения, потому что через секунду стало больно. Он не помнил, что было, но оно и к лучшему.

Он был уверен, что боль, которую он помнил, не равнялась боли, которую тогда чувствовал.

 — Он зажёг спичку и бросил в меня, — запнулся он. — Я даже осознать не успел, а через секунду уже…

Горел.

Зак напрягся, когда вернулись воспоминания, вернулись фантомные боли, проявилась его травма. Он схватился за Рей, словно таким образом хватался за реальность, и сосредоточился на холодной воде, напоминающей, что сейчас он не в огне. Он глубоко задышал, чтобы успокоиться, не поддаваться страху.

Всё было в порядке. Рей была рядом, всё было в порядке.

Он в порядке.

 — Я думал, что сдохну, но Сихам вовремя вернулась. Я помню, как она звала меня по имени, а потом я отключился… — он говорил так тихо, что не был уверен, услышала ли его Рей. Но у него не было сил говорить громче. — Я очнулся в больнице, весь перебинтованный. Сихам была со мной. Она одеялом сбила с меня огонь, потом отмудохала этого ебаната и понесла меня в больницу.

Зак больше не слышал, чтобы Сихам его упоминала. Она не говорила, сохранила ли работу, видела ли она его и что она с ним сделала. Просто сказала, что отмудохала.

Почему-то Зак подозревал, что она его на тот свет отправила.

 — Она никогда ничего не рассказывала, — внезапно дошло до него. — Я не знаю, что было с её работой. Я не знаю, как она жила, пока я был в больнице. Она просто приходила каждый день, и я знал, что она отдавала последнее, чтобы заплатить за лечение. Снова, — пробормотал он.

Она отдавала последнее, чтобы спасти мужа. Она отдавала последнее, чтобы спасти своего ребёнка. Это противоречило её выживанию, но она всё равно пожертвовала собой ради Зака и даже не думала жаловаться.

Она не хотела потерять кого-то ещё в этой ёбаной больнице.

 — Я не знаю, как она нашла приют, и кто ей посоветовал меня там оставить, но у неё не было выбора. Чтобы выжить, нам нужно было расстаться, и у неё скорее всего просто не было времени искать другое место. Она и так была в полной жопе.

Зак не мог сказать, что простил её, потому что она ничего даже не попыталась объяснить, да и всё было настолько внезапно, что походило на чистой воды кидалово. Но, вспоминая сейчас, он больше не видел смысла обижаться на неё.

Она сделала то, что должна была. Она спасла ему жизнь, поставила на ноги, но после этого не могла больше ничего. Для человека, которому принципиально было поебать на всё, кроме своего собственного выживания, она поступила слегка непривычно.

Хотя он был даже рад, что она соврала. Он был рад, что она его кинула, только когда у неё реально не осталось другого выбора.

Если бы однажды они встретились снова — он бы сказал ей «спасибо», прежде чем надрать ей задницу.

 — Огонь это моя ёбаная травма, — признал он вслух. — И я не думаю, что разговоры заставили меня меньше бояться этой хуйни.

 — Эй, — Рей слегка отодвинулась, чтобы нежно взять его лицо в свои руки. — Всё хорошо. От страхов и травм никогда не избавлялись простыми разговорами.

Он вздохнул и выключил воду.

 — …Ага. Я просто… не хочу, чтобы это повторилось.

 — Это нормально, никому не хочется переживать травмы во второй раз, — она стукнулась их лбами. — Я даже не представляю, насколько это больно. Не удивлена, что ты держишься подальше от огня.

 — Это просто пиздец как больно, — выдохнул он, закрывая глаза. — Как будто всё сущее медленно меня убивало. Это самое настоящее определение боли, с которым я могу сравнивать. Ножевое ранение? Хуйня. Пулевое? Хуйня. Сломанная кость? Хуйня. Это всё просто несуществующая хуйня в сравнении с огнём.

 — Зак…

Рей большими пальцами коснулась его висков, и он забылся в этом прикосновении, чтобы продолжить говорить без лишних воспоминаний.

 — Я так громко кричал, что сорвал голос. От ёбаной вони чуть не стошнило. Я ни хрена не видел — даже не помню, были ли открыты у меня тогда глаза. Я точно знаю, что катался по полу, тело пыталось само сбить пламя, но я этого не чувствовал.

Тогда он не мог ничего понять, но ощущения остались, и сейчас он мог их вспомнить. Он впервые выражал словами то, что чувствовал в тот день. Впервые осмелился снова столкнуться со всем этим.

Даже если она ничего не ответит, ему стало как-то свободнее.

 — Было так горячо и холодно. Я горел и замерзал одновременно, пока не оцепенел, и не осталась одна ёбаная боль. Всё остальное я помню плохо, но вот боль…

Она была острой, жгучей и, прежде всего, непреодолимой.

Рей поцеловала его в лоб. Это было словно волшебство, отгоняющее ноющую боль обратно в глубины воспоминаний и прошлого.

 — Нормально чего-то бояться, Зак.

Он вцепился в её слова так же крепко, как и в неё.

 — Ты имеешь право бояться. Ты имеешь право страдать от прошлого. Ты имеешь право переживать травму и исцеляться годами.

Она прекрасно знала, потому что сама продолжала исцеляться, и ей нужно было на это много времени. Она прекрасно знала, потому что боялась снова сорваться и снова сделать что-то, от чего она вновь поверит в своё проклятие. Она прекрасно знала, потому что если бы она не смогла принять решение двигаться вперёд, она осталась бы сломленной навсегда.

Она знала, что для людей нормально быть глубоко ранеными.

И не нужны были его слова, как ему не нравилось бояться, как ему хотелось бы поскорее это вылечить. Ему не стоило говорить, что она не имела ни малейшего понятия о его состоянии после кошмаров. Лишним было бы делиться мыслями, что он должен был давным-давно это преодолеть.

Она и так это понимала. Теперь ему нужно было понять, что даже если он не сможет справиться немедленно — это было нормально.

 — Я не могу позволить этому страху помыкать мною всю жизнь, — прошептал он.

 — И ты уже что-то меняешь, — мягко напомнила она. — Иначе ты бы не позволил мне увидеть себя в этом состоянии, да?

Он поколебался, и слегка улыбнулся.

 — …Ага.

 — Тебе хватило смелости снова это вспомнить и рассказать мне, и я знаю, что это было нелегко. Не знаю, гордишься ли ты собой за это, но я горжусь. Я рада, что ты со мной поделился.

 — Да ладно, ничего особенного, — промямлил он, смущённый её комплиментами.

 — Я всё равно рада, что знаю.

Сейчас она выглядела такой решительной, такой яркой, но он знал, что капли на её щеках — это слёзы. Это он должен был сейчас плакать. Она так сияла в его глазах, была настолько для него ценной, что именно он должен был проливать эти слёзы.

 — А я рад, что ты знаешь.

Она засмеялась, прежде чем расцеловать его в веки, щёки, виски, постоянно касаясь губами его кожи, и он позабыл о боли, огне и тьме. Забыл, что мир вообще существовал до того, как она появилась в его жизни.


* * *


Первое, что заметил Зак, когда проснулся — было пиздец как жарко. Солнце стояло яркое, хотя наверняка было утро, а воздух был до того горячий, что даже Рей, которая обычно поднималась раньше и уже где-то шарилась, продолжала лежать в том же положении, что и ночью.

 — Тьфу, — кашлянул он.

 — И тебе приветик.

Они молча согласились оставаться там же, где и ночью — на полу перед вентилятором, просто лёжа и пялясь в потолок. Сейчас было ну слишком жарко, чтобы что-то делать, а на улице было и того хуже. Они по-быстрому сыграли в «камень-ножницы-бумагу», чтобы проигравший принёс воды (пока они не сдохли от жажды), и продувший с позором Зак решил принести ещё и перекусить.

 — По ходу, сегодня будет день ничегонеделанья, — заявил Зак, когда они поели и отставили всё в сторону.

 — Извини, Зак, — вздохнула Рей, поворачиваясь к нему.

 — За что?

 — У тебя день рождения, а мы даже ничего классного сделать не можем.

 — А нафига? Просто быть со мной вроде бы тоже классно?

 — Ну, да… — порозовела она. — Но я не об этом. Можно было бы сходить в аквариум… — его глаза загорелись, и теперь она улыбнулась. — Вот, видишь? Я знала, что ты бы хотел сходить. Ещё можно было бы пойти в кино, это поближе.

 — Я не был в кино! — с энтузиазмом выдал он.

Всякий раз, когда Рей рассказывала о местах, где он не был, он действительно перевозбуждался, как ребёнок. Он много чего не пробовал в прошлом — то у них с Сихам не было денег, то он был в приюте, то он стал серийным убийцей, которому стоило держаться подальше от людей. Но с Рей он находил в себе силы пересечь черту между его миром и миром нормальных людей, и всякий раз, когда была возможность, она водила Зака в новые места.

 — Обязательно как-нибудь сходим, — мягко улыбнулась она. — Просто скажешь, какие фильмы тебе нравятся.

 — Да я не так много их видел…

Он смотрел все DVD и кассеты, что есть у Грея. Их было не так уж и много (хотя Грея оно не беспокоило), но они были хорошими — во всяком случае, Заку понравилось. Он не мог вспомнить названий: были старые, недавние, разных жанров, но это была классика. Было время, когда он тупо часами сидел и смотрел ВСЁ, потому что у него было подавленное настроение, но с тех пор прошло много лет.

 — Ужастики?

Он засмеялся.

 — О, боже блядь, тут в точку. Впрочем, мне не страшно.

Ладно, допустим, смотреть, как в фильме чуваку отрезали башку, не очень впечатляло, когда ты их отрезал наяву. У Грея было пару ужастиков, и большую часть времени Зак просто сидел и ржал.

 — …Думаю, это не моё, — призналась она. — Я не против посмотреть, но мне такое не очень. Я потом из-за них плохо сплю по ночам… — она слегка скривилась. — Ну, из-за большинства.

 — Много их видела?

 — Эдди любит такое, — проворчала она. — Вечно, когда он зовёт меня в кино или посмотреть что-то у него дома, мы смотрим ужасы. Я десятки их пересмотрела. Признаю, некоторые меня напугали, но так-то я пугаюсь нечасто, — гордо добавила она.

Ну, здесь удивляться не стоило: мало что пугало её. Если она спала по ночам в объятиях серийного убийцы, прекрасно осознавая, что его желание убивать растёт день ото дня, она могла позволить себе спокойно смотреть ужастики.

 — И даже если я поймаю тебя не спящей…

 — Такое может случиться, — засмеялась она. — Но не потому, что я испугалась. Потому что мы разговариваем, потому что ты снова начал петь… — подразнила она, и он хмыкнул. — Или потому что я просто тебе нужна.

Её тон и взгляд смягчились. Она говорила о той ночи, когда они ночь напролёт просидели в душе. Он был благодарен, что она тогда осталась с ним. Она тогда действительно была ему нужна, и без неё он вряд ли справился с этим кошмаром.

Если бы не она, ему бы не хватило смелости смириться с памятью о Сихам, и признать, что его ране нужно время затянуться.

После этого она немного простудилась, но и не думала злиться — просто смеялась, хотя он извинялся. Но слушать, как Рей постоянно чихает, как котёнок, и наблюдать её в одной толстовке с капюшоном, даже не потрудившуюся засучить рукава, было одной из приятнейших вещей в принципе. Она была похожа на маленького шмыгающего пингвина и в целом была просто пиздецки умилительной.

Да-а-а, оно того стоило.

Он нашёл её пальцы своими. Было слишком жарко, чтобы держаться за руки, но достаточно, чтобы просто переплести пальцы и передать прикосновениями всё, что не смог сказать словами.

 — Спасибо, — прошептал он, пристально глядя на неё.

В её глазах плескалось смущение, но она еле заметно улыбнулась, и блядь, если бы не жара — он бы уже сгрёб её в объятия. Зак сглотнул и прочистил горло, чтобы отогнать желание обнять её. Вот же бля, он сопротивлялся её улыбке гораздо меньше, чем ему казалось.

 — Какой твой любимый фильм? — спросил он, чтобы сменить тему.

 — Ну… он детский, правда, — с лёгким смущением ответила она. — Его сняли по книге, которая сильно мне понравилась. Называется «Матильда», — и глаза Рей снова загорелись тем мечтательным блеском, как обычно, когда она рассказывала о том, что ей нравилось. Это было настолько очаровательно, что он просто слушал её с лёгкой улыбкой. — Там про маленькую девочку, которая была очень-очень умной, но до школы она жила в равнодушной семье. Потом она встретила хорошую учительницу, поняла, что она гений и у неё есть телекинез… Типа, предметы двигала силой мысли, — объяснила она, потому что Зак явно не знал, что это такое. — Она училась, тренировалась, и в итоге смогла пойти против родителей и ужасной директрисы. А потом они с учительницей жили долго и счастливо.

 — Теперь ясно, почему тебе понравилось, — мягко сказал он.

 — Мне в детстве так хотелось быть, как Матильда. Я хотела быть такой же умной и… ну, от сверхспособностей тоже не отказалась бы, — и повернулась к нему: — А у тебя что?

 — Ты про суперспособности или про любимый фильм?

Она призадумалась, прежде чем просто улыбнуться.

 — Всё вместе.

 — Ага… — сказал он с каким-то теплом. — Я хотел уметь летать. Поэтому я тащусь с крыш и всего такого — я и в детстве залезал куда ни попадя. Даже если оттуда можно было грохнуться на раз-два, мне было пофиг, и мне всё равно никто не запрещал. Я же не из терпеливых, но вполне мог просидеть на дереве весь ёбаный день и просто… мечтать, что меня сейчас куда-то унесёт ветром.

 — Как это мило.

 — Может быть, — он улыбнулся. — А вот любимого фильма у меня нет.

 — Ладно… а что ты посмотрел впервые?

Краем сознания он услышал тихое, едва различимое шипение сломанного телевизора. Услышал, и внутри похолодело, несмотря на адовую жару. Как будто один невинный вопрос уже вызывал жажду крови — и в голове пронеслась вся история зарождения его первого желания убить.

В этот момент он понял, что пусть он смеялся, шутил и общался с Рей — это мог быть последний раз перед срывом. Завтра он вполне может быть на грани убийства. Завтра он вполне может не устоять перед желанием её убить. Завтра, послезавтра, через два дня — это было неважно. Главное, что скоро это случится, и он это чувствовал.

 — Впервые… — медленно повторил он.

Он потряс головой, отгоняя растущую тревогу. Если это был последний раз, когда он был с Рей, не хотелось портить его мрачными мыслями. Он отогнал образ шипящего телевизора. Тот фильм не был его первым, точно не был. Поэтому вместо плохих воспоминаний, он попытался вспомнить более счастливые вещи из жизни с Сихам и улыбнулся.

 — На самом деле не помню, — признался он. — Но мы с Сихам постоянно втихую смотрели ящик у хозяина.

Наверное, первым его фильмом был «Властелин колец» или «Звёздные войны» — он мог вспомнить только эти два названия, потому что они есть у Грея — или какая-то французская комедия. Просто зависать на диване хозяина, пока его не было дома, и смотреть его DVD, поедая (ворованный) попкорн было своего рода традицией, и одним из немногих случаев, когда Зак чувствовал, что они с Сихам действительно мать и сын.

 — Почему у тебя нет телевизора? — Рей, наверное, долго думала, прежде чем спросить. — Не смог с ним управиться?

Опять вернулось шипение. Рей была в каком-то смысле права, он не мог управиться. Когда он сюда переехал, его до сих пор преследовали кошмары о приюте, и он не хотел, чтобы перед глазами маячил сборник неприятных воспоминаний. Ему вообще потребовалось время, прежде чем он смог без лишних мыслей посмотреть кино. Когда кошмары прекратились, он просто привык смотреть что-то у Грея, и телевизор лично ему был не нужен. Сейчас можно было об этом подумать, но со всей этой нагнетающей тьмой в его голове, это вряд ли была заебись идея.

 — Нет, просто… получилось так, — вздрогнул он.

Рей заметила его тревогу.

 — Извини, если я лишнего сказала.

 — Да всё норм.

Она продолжала смотреть куда-то в сторону, поэтому он дотронулся до её щеки, пока её губы не растянулись в улыбке. Блин, ему действительно это нравилось. Зак до сих пор помнил, как уныло она улыбалась, как он говорил, что у неё отстойная улыбка — но теперь она прошла долгий путь. Теперь стоило ей хоть уголки губ приподнять — и у него в груди уже царила лёгкость. Вот блядь.

Она улыбалась слишком хорошо.

 — На самом деле, я хочу с тобой столько фильмов посмотреть, — заявила сияющая Рей.

И Зак тоже хотел посмотреть с ней много фильмов. Она рассказывала о том, что видела, когда ходила в кино — но он никогда не запоминал названий. Он точно знал, что «Матильда» вряд ли ему понравится, но всё равно хотел его с ней посмотреть. Он хотел посмотреть все её любимые фильмы, посмотреть с ней что-то новое и показать французские комедии. Он хотел посмотреть с ней слащавые любовные истории, тупо чтобы их комментировать, хотел восторженно смотреть боевики и фэнтези, которое ей нравится, поржать с ужастиков, которых она боялась. А если она слишком испугается — крепко обнять, чтобы она спокойно спала в его тёплых руках всю ночь.

Поэтому он не хотел безумствовать. Поэтому он не хотел срываться. Он не хотел терять рассудок даже на время, если это могло означать её смерть.

Он слишком многим хотел с ней поделиться, чтобы отказываться от вменяемости.

 — …Например, фильм «Леон», — с энтузиазмом продолжала Рей. — Он действительно хорош, мы с Адри его пересматривали на прошлых выходных и… — она внезапно замолкла и начала медленно краснеть. — Теперь, когда я подумала, сюжет там… — пробормотала она себе под нос, но покачала головой.

 — Рей, что-то не так?

 — Нет, порядок, — кивнула она. — Это будет первый фильм, который я тебе покажу.

Он прищурился. Она точно что-то задумала.

 — Почему?

 — Сюжет, — неопределённо ответила она, загадочно улыбаясь.

 — И что с сюжетом?

 — Без спойлеров.

 — Да ла-а-адно! — застонал он. — Ну, Рей!

Она упрямо молчала, но не смогла удержать расползающуюся улыбку. От досады он схватил её за запястья и потянул на себя, чтобы пощекотать в качестве мести.

 — Эй, ты же говорил, что летом щекотать не будешь! — хихикнула она, пытаясь защититься.

 — А вот и нет, это ТЫ сказала! Я не соглашался.

 — Предатель! — крикнула Рей.

Она попыталась пощекотать его в ответ. Он посмеялся с её жалких попыток, но зато он слегка отвлёкся от её бока, и Рей смогла застать его врасплох. Они изо всех сил пытались добраться до боков друг друга, блокируя руки, толкаясь ногами, и отвлекая друг друга любым способом. В итоге их конечности как-то странно спутались, и когда Рей решила встать, чтобы вырваться, он просто потянул её на себя ногами. Визгнув, она упала на его живот.

Они оба устало выдохнули, когда она приземлилась на него, и она тут же воспользовалась случаем, чтобы вырваться из его захвата.

 — Победила! — сев, гордо заявила она.

Зак не ответил. Он даже не пытался ни удержать её, ни атаковать в ответ. Он не мог ничего сказать. Он не мог ничего подумать. Как будто его мозг отключился в тот момент, когда осознал, в каком положении они находились.

Блядь.

Внезапно всё стало очень реальным — её лёгкий вес на нём, её обнажённые ноги на его теле, факт, что его футболка задралась чуть ли не до груди, обнажая пресс. Его бриджи слегка сбились, и её лодыжка касалась не перевязанной части его бедра. И, что самое главное — какой она сейчас была.

Божечки, какая же она была.

Как будто их физического контакта было мало. Как будто того, что она оседлала его, и их разделяли одни только бинты, было мало.

Было жарко, поэтому она была одета в одну из его футболок — светло-серую, слишком большую на неё, доходящую ей до середины бедра. Это он ещё старался лишний раз не думать, что она под футболкой в одном белье, потому что она изначально так и спала, а утром ей было лень переодеться. Её волосы растрепались, она тяжело дышала после их маленького сражения, но её глаза сияли, и она триумфально на него смотрела.

Он сам не знал, почему сейчас сердце так колотилось в груди. Она выглядела такой яркой и ослепительной, но дело явно было не в этом. Его поразило, что она в некотором смысле была какой-то другой. А какой — он не мог понять.

Но он только сейчас впервые понял, что она больше не ребёнок. Она всегда будет малявкой, даже когда станет постарше, но именно Рей уже не была ребёнком. Тринадцатилетка, которую он встретил в мусорном баке больше двух лет назад, росла, зрела и взрослела. Теперь он не мог назвать её ребёнком — она перестала быть маленькой девочкой и постепенно превращалась в женщину.

Да, раньше он это знал, но осознание встало перед его глазами только сейчас. Как будто раньше он не обращал внимания на то, что под носом, а сейчас он увидел очевиднейшую разницу.

Это было странно. Пиздецки неловко. Даже как-то жутко. У него не было никаких слов описать этот новый вид восприятия, и он надеялся, что в ближайшее время их так и не появится.

 — Зак?.. — тихо позвала Рей, обеспокоенная резким молчанием.

Их глаза встретились. Боже, как же сейчас он был смущён. Но всё равно не хотел отталкивать её — она наверняка будет задавать вопросы, а он не знал, как объяснить свою логику. Более того — он сам свою логику не понимал.

Рей открыла было рот, но тут же его захлопнула, и вот тут Зак, блядь, точно знал, что и до неё дошло, как она уселась. Он ждал, что она покраснеет, смутится чуть ли не сильнее его, даже отскочит, но как ни странно, ничего подобного. Вместо этого она осторожно провела ладонями по его телу — он со стопроцентной вероятностью мог сказать, что она почувствовала его бешеное сердцебиение. Она выглядела такой робкой, и её взгляд смягчился, как обычно, когда их прикосновения заходили за определённую грань. Она немного осмелела, хоть и выглядела смущённой и неуверенной, и позволила себе дальше исследовать их новую близость.

Они потратили много времени, чтобы научиться общаться друг с другом словами, полагаясь на одни эмоциональные и ментальные связи. Сейчас они будто пытались сделать связь более физической, материальной. Они выстроили прочные и сильные узы беседами и действиями, и раньше этого было достаточно.

Раньше. Теперь они хотели стать ещё ближе, они хотели отдать больше, чем давали до этого, больше, чем у них было в принципе. Они хотели проявить чувства, даже когда одного голоса не хватало, чтобы всё передать.

Они уже знали, как прикоснуться к сердцам друг друга. Хорошо знали. Им было легко достучаться до души.

Пришло время перейти к следующему шагу и научиться касаться тел друг друга.

Рей осторожно провела пальцами по его ключицам, шее, челюсти, щекам, и он тихо выдохнул. Нужно было сказать ей, что этого хватит, и ему определённо не стоило так сильно тащиться с её близости, но блядь, нельзя было просто так взять и её оттолкнуть. Было слишком приятно, слишком нежно, как будто Рей таким способом показывала, что она принимала его таким, какой он есть. Даже с такой странной рожей, даже с такой страшной внешностью. Она не боялась быть к нему так близко.

Касаться его.

Зак в итоге просто положил руки ей на талию. Во-первых, не знал, что ещё делать. Во-вторых — и что было важнее — таким образом он показывал ей, что разрешает экспериментировать дальше, без слов говорил, что он не против и что она могла продолжать.

Её прикосновения были лёгкими, тягучими, любопытными и невероятно заботливыми. Рей медленно обвела его черты, словно хотела запечатлеть их в своей памяти, стряхнула несколько прядей с его лба, коснулась его скулы и, наконец, задержалась на коже его висков.

Зак потерялся в океане её глаз, пока её пальцы скользили по его лицу, очерчивая контур его губ.

Он в жизни бы не подумал, что когда-нибудь позволит кому-нибудь так близко к нему подобраться ментально, эмоционально и физически. Он выстроил вокруг себя барьеры, очертил чёткую грань между собой и всеми остальными и успешно удерживал всех на дистанции, пока в его жизнь не влетела Рей, заставляя распахнуть всё, что он так тщательно запирал. Она пересекла все его грани, все барьеры, потому что именно он ей это позволил, сначала раскрываясь перед ней душой, а теперь ещё и телом.

Он бы не подумал, что кто-то будет так его касаться. В этом не было ничего особенного, но это всё равно было новым, неизвестным, как и любой другой новый опыт. Это вывело его сердце из равновесия, как будто все чувства накалились до предела — Рей не делала ничего сверх-интимного, но это был самый глубокий контакт, который они когда-либо устанавливали.

А каково было бы без бинтов?

В глубине его сознания уже начала цвести тайная фантазия о её кончиках пальцев, нежно скользящих по его обнажённой коже, но он знал, что это просто тупая выдумка. В жизни он ей не покажет, какой он урод под этими бинтами. Какой он монстр.

Он, разумеется, всё ещё мог касаться её кожи своей, без бинтов, но это было нечестно — ведь она для этого должна была спать. Он сделал это уже дважды и, хотя это было одной из самых крутых вещей на свете, он не собирался повторять. Да, он тоже не делал ничего сверх-интимного, но она всё ещё не давала своего согласия. Он словно украл эти прикосновения, словно скрыл позорную тайну, словно поступил втихомолку.

Словно соврал.

Он ненавидел враньё, и ненавидел делать что-то за её спиной, так что страдал. Он бы с радостью извинился, но у неё наверняка возникнут вопросы, на которые он не хотел отвечать. Он решил просто хранить молчание и вести себя так, будто ничего не случилось.

Потому что даже если бы она не почувствовала отвращения при виде его без повязок, он не был бы уверен, что ей хватит смелости до него дотронуться. Даже по-другому — он не был уверен, что ему хватит смелости позволить ей до него дотронуться. Взаимный контакт — это было одно, здесь он мог хоть что-то контролировать и мог отстраниться в любой момент. Если бы только она его трогала, это было бы всё равно, что отказаться от последней защиты — а это означало самую настоящую уязвимость. Пойти на такое было практически невозможно.

Поэтому его вполне устроят её прикосновения к непокрытой части лица. Этого ему хватит.

 — Зак?.. — тихо спросила она, убирая пальцы. — Извини, я слишком… навязчивая?

Она выглядела слегка обеспокоенной. Как обычно, когда он полностью замолкал, она боялась, что могла где-то налажать — но сейчас было совсем наоборот. Сейчас он просто задумался, и нужно было просто прекратить парить мозги какой-то хернёй.

 — Не-а, — сказал он. — Вообще нет.

Она кивнула, но не стала продолжать. Постеснялась? Разуверилась? Сейчас он не мог прочитать её выражение лица. Зак ждал, что их связь вот-вот оборвётся, что она отстранится подальше, но вместо этого Рей положила руки на пол по бокам от его головы и, робко осматривая его черты, она наклонилась вперёд.

Его сердце снова внезапно заколотилось. На её лице снова была та смущённая смелость, теперь он это понимал. Она не закончила свой эксперимент, не закончила с их близостью, и он понял, что сейчас тупо от этого счастлив. Он не смел дёрнуться ни в момент, когда она наклонилась ещё ближе, ни в момент, когда почувствовал на своей коже её дыхание. И совсем застыл, когда она закрыла глаза и нежно поцеловала его в щеку.

И его мозг просто взорвался.

Её губы были мягкими и нежными, но этот поцелуй ощущался чистым электричеством. Чувствуя, как током отдаёт от её рта по всему его телу, у него перехватило дыхание, в животе начало покалывать, и его охватила дрожь.

А потом сердце застучало на износ, отключая сознание и оставляя последнюю беглую мысль, прежде чем его рассудок отправился покорять ебучий космос.

Putain.

Она однажды станет его смертью. Определённо станет. У неё была какая-то странная власть над ним, и он даже не мог сопротивляться. У неё одной была эта странная сила в одно мгновение превращать его в лужу, одним прикосновением сбивать его с последних мыслей и без каких-либо попыток ломать его внутренние стены и всю его логику.

Но хуже того — он не мог ничего сделать, чтобы держать лицо. Он не мог забить, не мог успокоиться, не мог устоять перед ней.

Ага.

Потому что он был пиздец каким слабым по отношению к ней.

 — С днём рождения, Зак, — прошептала Рей ему на ухо.

И, отстраняясь, совершенно случайно на долю мгновения коснулась его губ своими.

Глава опубликована: 20.02.2019

3.6 Последняя капля, смерть ради друга и жизнь за него

Сентябрь 2ХХ8

Всё закончилось кошмаром в начале сентября.

«А что ты посмотрел впервые?»

Это был простой вопрос. Обычный, невинный. Без умысла, без подтекста, простое желание узнать его поближе. Ничего более.

«Почему у тебя нет телевизора? Не смог с ним управиться?»

Любопытство.

Он хорошо знал это чувство — он и сам был любопытным малым — но ещё лучше он знал, что у любопытства могли быть не самые лучшие последствия.

Он не мог винить Рей за то, что она поинтересовалась. И изначально не мог винить за то, что она неосознанно напомнила ему о прошлом — он и так слишком долго убегал, его бы всё равно рано или поздно настигло.

В прошлом было много вещей, которые он не мог пережить, которые он предпочёл бы похоронить под тоннами счастливых воспоминаний.

 — Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

Ага, типа вот этого.

 — Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

 — Понял.

 — Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора.

 — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда.

 — Сихам…

 — Ты выжил, Айзек. Будет лучше, если ты и это переживёшь, а потом надерёшь мне задницу за всю хуйню, что я тебе сделала.

Всегда на этом моменте воспоминание начинало рябить. Он видел, как Сихам обнимала его — в первый и последний раз за всю жизнь — и он знал, что в детстве этого не понял. Сихам не обнимала его. Она никогда не была ласковой, и в такой ситуации он бы ждал, что она его тупо кинет и уйдёт. Но он знал, что больше никогда её не увидит, не хотел, чтобы она бросала его там — и обнимал её так крепко, как только мог.

Но объятие длилось недолго. Скоро она отпустила его и выпрямилась. Он увидел её лицо.

Она улыбалась.

И плакала.

Она плакала с отчаянной грустной улыбкой на лице.

Она впервые плакала у него на глазах и, наверное, вообще впервые плакала после смерти Райса.

 — Зря я тебя полюбила.

И правда, зря. Если бы не полюбила — не стояла бы здесь в слезах. Если бы не полюбила — не была бы сейчас в жопе. Если бы не полюбила — просто бы развернулась и молча ушла.

Как в тот момент пацан отчаянно хотел, чтобы она осталась, хотя это было невозможно — так и сейчас невозможно было цепляться за эту память. Всё зарябило, растаяло, исчезло под ужасное шипение телевизора.

 — …Ты — монстр.

Он хотел закричать и протянуть ей руку. Это были её последние слова, и он знал, что это только конец предложения. Она могла назвать его монстром, но могла сказать что-то другое до этого. Раньше, когда он только обижался, он мог просто удобненько забыть всё хорошее, связанное с ней. Он вправду думал, что она первая его так назвала, но сейчас был не совсем уверен.

Точнее, совсем не уверен.

Сломанный телевизор пищал снова и снова, снова и снова, пищал и пищал и пищал, прямо в уши, прямо в мозг, пищал и пищал и пищал.

«А что ты посмотрел впервые?»

Первый.

Фильм.

Был.

Не тот.

«Почему у тебя нет телевизора? Не смог с ним управиться?»

Но.

Как раз он.

Был тем самым.

Который определил его.

Точнее всего.


* * *


Шипение.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.


* * *


Тишина.

На улице шумел дождь. Унылый дождь. Шумел очень громко. Пиздецки громко. Но в доме стояла тишина. И тишину прерывали только капли воды, капающие с его тела на пол.

Тик-так. Тик-так. Часы заработали. Тик-так.

Такие же унылые, как и дождь.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш. Телевизор был включён. Другого света в комнате не было. Вш-ш-ш-ш-ш-ш. Фильм продолжался. Вш-ш-ш-ш-ш-ш.

Он подошёл к телевизору, сел перед ним.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш.

И начал смотреть.


* * *


«А что ты посмотрел впервые?»

Девушка и парень в глухой подворотне в темноте ночи. Напуганные, переговаривались тихо. Они действительно боялись, не знали, чего ждать, жаловались, что воняет кровью, что за ними следят. Везде была темнота, они слышали шум, они боялись всё сильнее и сильнее. Кто-то засмеялся. Кто-то приближался.

Ах, как же они бесили. Бесили.

Вш-ш-ш-ш-ш-ш.

Появился огромный мужик с топором.

Он напал. Начал их резать.

Режь-режь-режь, всё в крови, поразлетались ошмётки и конечности, крики-крики, ещё больше крови, смех.

Мужик смеялся. Убийца смеялся. Он убрал помеху с пути.


* * *


 — Ага-а-а.

Убивать было легко. Убивать было ещё и быстро, если ты в этом хорош. Убийство могло решить проблемы. Убрать с дороги бесящих людей.

Убивать было круто. Убивать было круто.

Ведь так?

Не-е-ет.

Это было просто пиздец как потрясающе.

В его голове всё прояснилось. Он понял. До него дошло, поэтому он улыбался.

 — Я понял.

Медленно он начал вспоминать. Дни до приюта, когда он мог напороться на потасовку в подворотне и подраться с детьми. Дни, когда он даже против взрослых выходил, пусть в большинстве случаев приходилось сбегать. Дни, когда он был опасным. Дни, когда он мог постоять за себя.

И он понял, что может это до сих пор.

Он мог драться. Причинять боль. Быть быстрым и неуловимым. Он мог использовать свой потенциал не только для закапывания трупов.

Но и для убийства.

В подворотнях его пытались убить. Люди боялись быть убитыми — и этот мужик, говноебырь Сихам, тоже пытался убить Зака, оказавшегося на пути. Только, скорее всего, потом Сихам самолично его мочнула.

Убийство могло быть выходом. Наверняка же было.

Он всё это время считал себя бессильным, но он же был не прав, да? Он знал, как давать отпор и быть опасным. Да, несчастный случай его ослабил, и они воспользовались случаем, чтобы ослабить его, использовать в своих целях. Но он всё ещё знал, как ранить, да?

Он всё ещё знал, как убивать, да?


* * *


 — Так и должно быть.


* * *


Взял нож на кухне. Здесь всё равно нет хозяев, они ничего не сделают. Если бы он спиздил еды — получил бы пиздюлей по самое не балуй. Но больше они его не тронут. Он обхватил рукоять ножа.

Хорошо. Было хорошо. Всё было правильно.

Он с удивлением смотрел на клинок, вспоминая, что с ним делать. Да, не только овощи резать. Можно было и для веселья использовать. Разум забыл, но тело помнило.

Он принёс домой первый нож, когда ему было шесть.

Он был мелким, и нож был доказательством того, как хорошо он выучился воровать в подворотне. Он показал нож Сихам — это был нож того уёбка, которого она отпиздила, услышав, как он присвистнул ей вслед.

Ох, бля, как же она гордилась. Она тогда сказала, что ходить с ножом — это круто, но с ухмылочкой добавила, что ещё круче уметь с ним обращаться. Он до сих пор не знал, откуда она этому научилась. И этому не стоило учиться детям, это было опасно и рискованно — очередное доказательство, какой хуёвой Сихам была в воспитании. Вот только нож кучу раз спасал ей жизнь, и она его научила.

Она его учила драться с ножом.

Он знал, что с ним делать, он знал, как кого-то им убить.

Не то чтобы он до этого убивал — он не был убийцей. Но он и рабом раньше не был. Не был монстром. Не был инструментом.

Всё бывает в первый раз.

Быть убийцей было не так ужасно, как об этом говорили.

Да, люди убивали друг друга, чем он был хуже? Убийство было проще некуда, убийство могло раз и навсегда избавить его от этих уёбков, которые разрушили его жизнь. Они должны были просто сдохнуть. Стать ёбаными трупами. Он часто об этом думал.

Почему бы не стать их смертью?

Это было бы быстрее, чем тупо сидеть и ждать, что эти бесящие счастливые лжецы исчезнут, как по волшебству. Он мог помочь им исчезнуть! У него была для этого сила. И почему он так долго доходил до такого простейшего выхода?

Теперь нужно было просто найти их, вонзить нож им в глотку и они исчезнут, просто исчезнут — и он будет свободен.

Никаких хозяев, никаких инструментов, никаких рабов, никакого унылого дождя, никаких трупов, никакой борьбы за выживание.

Остался только монстр.


* * *


Он подошёл к их ебучей комнате, самой большой во всём доме, и открыл скрипучую дверь. Не мог перестать улыбаться, но от смеха нужно было сдержаться.

Унылый дождь стучал в ушах.

Он заглянул внутрь, увидел мужчину, сидящего на кровати. Уёбок услышал скрип и встал — взбесил одним движением — чтобы сдохнуть.

 — Какого хуя тут забыл? — о, какой бесящий голос.

Помни, чему тебя учили. Помни, как тебя тренировали. Помни, как тебя воспитали.

Выживай.

Кидай всех — но выживай. Забей на всё, будь безжалостным — но выживай. Будь одиноким — но выживай.

Убивай людей — но выживай.

 — Погоди…

О, да он и не подумал ждать. Он влетел, за секунду сокращая расстояние, и вонзил нож в его плоть.

Ах, сладкая кровушка. И послышался полный ужаса крик.

Бля-я-ядь, как же было хорошо.

Хозяин с паническим ором отшатнулся, но Зак снова и снова бил ножом в его руки, пока не заметил, что тот разрыдался и наложил в штаны.

Отвратно. Отвратный уёбок. Ну, ничего, зато ты больше не будешь лыбиться.

 — Хватит! Остановись, пожалуйста!

О, отчаяние на его роже стоило всего. Его самодовольный ебальник за секунду стал перепуганным и отчаянным — и Зак тут же осознал, что эта перемена вызывала в нём острейшие ощущения, которые он не прочь был испытать вновь.

Время уходило.

Его добыча истекала кровью, и куда бы он ни пытался сбежать — Зак всегда был рядом, чтобы нанести очередную рану. Это было похоже на забавную игру, в которой он снимал весь накопленный за три года стресс, и бог был свидетель, что накопилось прилично. Вся злость, ярость и обида, весь огонь, который они пытались подавить, теперь вырвался настоящей необузданной стихией.

Он убивал.

И это влекло.

 — Что за…

А вот и женщина. Сука. Она завизжала от ужаса, а потом и от боли, когда Зак ножом вспорол ей ногу. Да, теперь она никогда не пнёт его этой ногой. Под её очередные визги он вытащил лезвие, с которого стекала кровь, скользнул ей за спину и уже сам пинками отправил её жалкую тушку в спальню.

Хе-хе, а он и не знал, что у него была такая силища. Может, вся эта работа с лопатой не была такой уж бесполезной.

 — Не подходи!

Она пыталась сбежать, но он догонял. Её муж истекал кровью, полудохлый, но Зак хотел лично его прикончить. Было бы не так весело, если бы не он забрал их жизни в обмен на всех детей, что они угробили.

 — Пожалуйста!

Было так забавно не спеша догонять её, давать ей тщетную надежду, что она сможет сбежать, прежде чем застать врасплох и нанести новый удар. Было так забавно видеть выражение облегчения на её лице, сменяющееся чистым ужасом от осознания, что она сейчас сдохнет.

Влечение.

Он перерезал глотку мужчине, пронзил сердце женщины, и всё закончилось.

Игра закончилась. Все были мертвы. Он сделал своё дело. Кровь испачкала простыни, полы, стены и его самого. Да, теперь он точно всё сделал. Резня закончилась, месть была исполнена и свобода определённо была обретена.

Дождь продолжал уныло барабанить.

Зак резким смехом разрушил тишину.


* * *


Зак проснулся, открыл глаза и рассмеялся.

Бам. Наконец-то. Всё, что он пытался сдержать и подавить, теперь не поддавалось никакому контролю. Всё вырвалось на свободу, он проиграл.

Теперь пиздецки хотелось чьей-то смерти. Зачем он вообще подавлял это? Убивать же было так круто, так увлекательно. Зачем он сопротивлялся? Зачем пытался дать отпор? Он почувствовал, что башка сейчас просто лопнет, если он не убьёт кого-нибудь. Его крыша и так начала ехать. Он оделся и взял свой нож.

И взял косу.

Хочу убить, хочу убить, хочу убить… Теперь ничто его не сдерживало. Как же сильно хочется убить-убить-убить…

Ну, поехала крыша, и что с того? Он облажался, и ему нужно было убить, иначе сдохнет он. Да, он буквально чувствовал, что сдохнет, если кого-нибудь не прирежет. Ох, блядь, как же хотелось снова увидеть, как кровь окрашивает стены, услышать крики ужаса и ощутить то мгновение, когда счастье сменяется отчаянием. Он желал убивать.

В глубине души оставались какие-то ошмётки здравого смысла, вопящие, что он что-то забыл, что до ухода нужно кое-что сделать. Он не знал, нахуя что-то делать, но это было важно, потому что он обещал. Он мог быть поехавшим серийным убийцей без тормозов, но он не был ёбаным лжецом.

Зак взял ещё один нож и вонзил его в журнальный столик.

И этот глухой звук, разнёсшийся по комнате, отключил последний рассудок. Как будто его человечная часть исчезла, выполнив свою миссию. В любом случае, это было не важно. Может, он просто это сделал, потому что псих. Зак продолжал смеяться всё громче и громче, потому что открывалась самая настоящая, блядь, охота.

И больше ничто не могло его удержать.


* * *


Это было шестое убийство за неделю, и Рейчел была уверена, что это только известные журналистам. Жертв наверняка было гораздо больше. Она спрашивала у Кэти, но та лишь печально покачала головой, прежде чем рассказать, как сильно она всё это ненавидела: Переулочный Убийца снова убивал, и она ничего не могла с этим сделать.

Но не только она — Рейчел знала, что с ним никто ничего не сможет сделать. Независимо от того, как усердно работала полиция, сколько средств они бросили, какими осторожными были горожане и как далеко люди держались от подворотни — жертвы всегда были. Она знала, потому что с самого начала слышала. Наверное, ей было восемь, когда её папа впервые пришёл, жалуясь на нового убийцу — но спустя два года, когда ей было десять, появилось имя «Переулочного Убийцы». Именно тогда она ещё выслушивала Кэти, которой вечно некому было пожаловаться.

Переулочный Убийца не в первый раз проявлял такую активность. Раньше такое случалось раз или два — людей убивали часто и жестоко — но потом всё резко прекращалось, и жизнь приходила в норму.

Однажды было время, когда целую неделю или две трупы находили каждый день, город был в панике. Граждан просили быть бдительными, не приближаться к подворотням — но убийства продолжались.

Рейчел видела разницу. Обычно Зак убивал, если кто-то казался ему слишком счастливым. Такая активность значила, что он искал добычу в переулках или рядом с ними.

И он был в кровавом безумии. Он сломался, он искал жертв по всему городу, чтобы утолить жажду крови.

Никто не был от него застрахован.

Даже она.

Рейчел положила руку на сумочку — подарок от Адрианы ко дню рождения. Пистолет от Зака она носила там, всегда при себе, в лёгкой досягаемости, и без сумочки никогда и никуда не ходила. Она не планировала пользоваться пистолетом, но знала, что Зак этого хотел. Он хотел, чтобы она могла защититься, если он нападёт. Она была рада, что до сих пор они не пересекались, потому что вправду не хотелось в него стрелять.

Если у неё будет время выстрелить.

Она вздрогнула, стараясь не думать о таком развитии событий. Она сейчас уходила из квартиры Зака, потому что, раз уж он сломался, ей нужно было его избегать, пока всё не закончилось плохо.

Конечно, в квартире его не было, и она даже не знала, зачем приходила — наверное, просто по привычке. У него дома она чувствовала себя в безопасности, непринуждённо. В его квартире она была дома. Для неё уже было естественным приходить туда, спать в кровати Зака, отдыхать на его диване, делить с ним гардероб и шкафчик в ванной, готовить на его кухне, видеть, как их зубные щётки стоят рядом и убирать, когда дома копился бардак. И стало ещё естественнее делать всё с Заком — он говорил с ней, наблюдал, пытался помочь или чистил оружие. Это была огромная часть её жизни, и в этом месте она проводила большую часть времени.

Но без Зака здесь было странно невыносимо.

Ей всё ещё нравилось это место, но без него было пусто. Пусто и одиноко. Как в ту ночь, когда он напал на Кэти — как будто что-то было не так, как будто чего-то не хватало. Но сейчас было хуже. Было так пусто, было опустошённо, и она не знала, чем заполнить эту пустоту, поэтому просто ушла, пока пустота не поглотила и её.

Сейчас она прекрасно знала, где Зак и что он делал, и дело даже было не в газетах.

В журнальный столик был воткнут нож. Она увидела его, когда пришла к нему домой вечером, услышав о новом убийстве в начале той недели. Он до сих пор был на месте.

Это было сообщение. Зак сообщил, что он сломался и что он исчезнет, пока не вернётся в норму.

Если вообще вернётся.

Жажда крови копилась в нём, и он подавлял её, как мог, пока эта бомба, наконец-то, не взорвалась. Теперь Рей не знала, когда она прекратит пылать, и прекратит ли. У Зака были пределы, так что, в какой-то момент он остановится, но скольких он убьёт до этого? И даже если его ярость утихнет, он когда-нибудь станет снова… нормальным? Он будет тем же Заком, которого она знала, или его тёмной, извращённой версией?

Когда сломалась она — она была пустой, безумной, сломленной, непохожей на себя — и она осталась бы такой, если бы Зак не привёл её в чувство. Она боялась, что с ним случится то же самое. Даже если он успокоится без её вмешательства, он может больше не быть тем Заком, с которым она дружила.

Она на самом деле боялась, и поняла только сейчас. Боялась потерять Зака. Но что она могла? Она не знала, где он находится, и скорее всего, она погибнет, если подберётся слишком близко. Она не могла до него достучаться. Она не могла вернуть его. И даже попробовать не могла.

В доказательство, она в переулках — хотя до сих пор их не боялась — была бдительнее, чем раньше, просто чтобы не стать его целью. Он мог быть везде. Рей постоянно была настороже, и старалась ходить по улицам с лестницами, чтобы в случае чего спрятаться на крыше. Но даже принимая меры предосторожности, даже если нельзя было и мельком его увидеть — она продолжала каждый день ходить в подворотни.

В конце концов, она же сказала, что не убежит от него.

И почему-то пыталась сдержать обещание.

 — Я такая тупица… — прошептала Рей.

Она остановилась. Ей было плохо, она чувствовала отчаяние.

И одиночество.

Сейчас она полностью затерялась. Она не знала, что делать и куда идти. Всё, что было в голове — желание не терять Зака, но она не хотела из-за него терять и своих друзей. Просто хотелось, чтобы всё пришло в норму.

Просто хотелось, чтобы все эти убийства прекратились.

Слова внезапно её поразили. «Убийства прекратились». Если она их прекратит, все будут в безопасности, и она смогла бы остановить Зака и вернуть его в норму — по-другому она бы его не хотела останавливать. Но это же было невозможно, да? Проблемы оставались те же: она не могла связаться с ним, не могла просто сказать «хватит убивать», и не могла просто проехаться по его мозгам на тему риска потерять многое, включая самого себя.

…Или могла?

Основным препятствием был факт, что найдя Зака, она почти стопроцентно найдёт и свою смерть, но…

С каких пор это было проблемой?

Даже если она хотела жить и знала, что её смерть не пройдёт даром для этого мира, всё равно было трудно ценить свою жизнь наравне с жизнями других людей. Она не возражала, если бы Зак убил её, видя в ней проблему.

Она не осознавала этого раньше, но она могла попытаться вернуть его. Кроме неё, наверное, никто и не мог. А если у неё не получится — может, её смерти хватит, чтобы Зак вернулся в реальность, чтобы он перестал убивать других.

Или так, или никак.

Ей было плохо, когда она представляла тот момент, когда до Зака бы дошло, что он сделал, но она верила, что он сможет двигаться дальше. У него был ещё кто-то, на кого он мог положиться в трудную минуту.

Рей прищурилась, развивая эту мысль.

Да, был же кто-то, знающий всё про Зака, про его убийства, про его прошлое и способы остановить. Этот человек мог бы подсказать, сколько шансов у её плана, может, смог бы подкорректировать. И он смог бы помочь Заку справиться с её смертью.

Она была не одна. Она могла на кого-то положиться.

Рей немедленно возобновила шаг, ускоряясь. Нельзя было терять ни минуты, нужно было куда-то идти.

Она мало знала о благодетеле Зака. Не знала ни имени, ни примерной внешности, но из немногих рассказов было ясно, что этот человек заботился с тех пор, как Зак приехал в этот город около восьми лет назад. У него тоже не было красивого прошлого, и хоть Зак о таких подробностях не распространялся, он наверняка был богат, влиятелен и имел большую агентурную сеть. Рей подозревала, что Зак знал куда больше, просто ей не рассказывал.

Но однажды он упомянул, что знаком со священником местной церкви.

Священник… о нём она тоже мало знала. Родители брали её в церковь, когда она была совсем маленькой, и это довольно быстро прекратилось. Рей не возвращалась в церковь годами, и вообще не помнила, как выглядел тамошний священник. Она не знала, тот же ли там священник, что и раньше. Она не была там с тех пор, как ей было четыре, но знала дорогу, потому что часто проходила мимо.

Было достаточно поздно, когда она пришла на место, но дверь была открыта. Церковь в принципе никогда не закрывалась, если она правильно помнила. Но внутри должно было быть пусто — большинство людей старались попасть домой до заката — поэтому она надеялась, что священник всё ещё там. Честно говоря, она не знала, что ему говорить, и, слегка толкнув массивную деревянную дверь, она скользнула внутрь и помолилась, чтобы её догадка оказалась верной.

Внутри было довольно темно, единственными источниками света были редкие свечи, и атмосфера, хоть и отдавала таинственным, несколько угнетала. Рей почувствовала себя ещё меньше в просторном церковном зале. Было невероятно тихо и пусто, как будто она вошла в другой мир, на другую территорию, и вдруг стало ясно, почему церковь ещё не обокрали. Да тут любой впечатлится, если влезет ночью. Наверняка в кромешной тьме здесь всё смотрелось нагнетающим и жутким — даже хуже, чем в подворотне.

Да, всё определённо изменилось с её последнего визита.

В задней части церкви, перед алтарём, стоял человек в пурпурной церковной одежде, и Рей замерла. Если он и был нынешним священником — неудивительно, что его церковь была такой особенной. Он не двигался, не смотрел в её сторону, но она чувствовала исходящую от него ауру могущества. Он создавал впечатление не слабее огромной церкви.

Когда он резко обернулся, она просто захотела опустить взгляд, и чистым чудом не сбежала. Она не могла точно сказать, сколько ему было лет — выглядел он примерно на пятьдесят, волосы уже поседели, спокойное лицо покрыли морщины, и такого бледного цвета глаз она в жизни не видела. Всё в этом мужчине внушало уважение, но инстинкты кричали, что его не стоит воспринимать легкомысленно. Он смотрел пристально, словно видел насквозь, и она собрала всю решимость, чтобы не отводить глаз — Зак смотрел на неё точно так же пристально. И всё же он не смотрел ни враждебно, ни агрессивно. Он просто был внушительным.

Рей глубоко вздохнула, отгоняя дурные мысли. Она не могла сейчас позволить себе робость и испуг. Она в тишине подошла к нему, всё так же не отводя взгляда, даже если её горло сжалось и она не могла ни сказать ни слова.

 — Здравствуй, дитя, — тихо поприветствовал он. Очевидно, он понимал, какое впечатление производил, и Рей немного успокоилась. — Не думаю, что раньше тебя здесь видел. Я — отец Грей. Что привело тебя сюда?

Он производил впечатление повидавшего многое, пережившего многое, и Рей почти наверняка была уверена, что не прогадала, и именно он был благодетелем Зака. Всё, что она слышала, подходило этому мужчине.

Но доказательств никаких не было.

 — Я… меня зовут Рейчел Гарднер.

Она даже не знала, известно ли ему её имя. За два года Зак наверняка упоминал её, ведь так? Наверное, она не совсем удачно начала разговор, но раз уж не была уверена, что говорит с тем человеком, она не хотела сболтнуть слишком многого.

 — Рейчел Гарднер… — медленно повторил он. Его тон изменился. Теперь он пристально наблюдал, как будто знал, что она хотела что-то ему этим сказать, и пытался догадаться, что именно.

 — Может… Вы знаете меня как «Рей»?

Если бы Зак упоминал её, он мог назвать её только так. Это было единственным способом узнать наверняка, не выдав лишней информации. Она смотрела священнику прямо в глаза, и в его бледно-голубом взгляде что-то резко изменилось.

Теперь она знала.

Она глубоко вздохнула.

 — Я пришла поговорить про Зака.


* * *


 — Рей…

 — М-м-м?

 — Солнечный лучик. Ага, как раз ей подходит.

— Может… Вы знаете меня как «Рей»? — сказала девушка.

Солнечный лучик. Рей. Рейчел Гарднер.

Ну конечно.

Едва она вошла в церковь, он понял, что она здесь не за молитвой или паствой. Свет в глазах, стойка, выражение её лица… уж слишком она решительная пришла. А теперь, когда он знал, что это та самая — это не мог быть другой человек, она идеально подходила описаниям Зака, и Грей должен был вообще с первого взгляда её узнать — он понимал, зачем она пришла.

Она пришла из-за Зака.

И, судя по её глубокому вдоху, она тоже поняла, кто он такой.

— Я пришла поговорить про Зака, — заявила Рейчел Гарднер.

Он в тишине смотрел на неё и видел всё то же самое, что и Зак — свет, решимость, доброту — и понимал. Это была та самая девушка, которую Зак так обожал, о которой постоянно говорил, которую хотел несмотря ни на что защитить и которую так боялся потерять. Она была его другом. Его солнечным лучиком.

И то, как она произнесла его имя, сказало всё.

Лицо Грея смягчилось.

 — Мне жаль, что мы встретились в таких обстоятельствах, Рейчел. Я бы предпочёл, чтобы Зак лично нас друг другу представил, но в этой ситуации нам и так есть о чём поговорить.

Она кивнула, постепенно обретая уверенность.

 — Прошу прощения, я мало о Вас знаю и не была уверенна, что это всё-таки Вы.

 — За два с лишним года Зак ни разу не упоминал твоего имени, — пожал плечами Грей. Он прошёл мимо неё, жестом указал следовать, и она подбежала следом. — Но мне кажется, я хорошо тебя знаю, он постоянно о тебе рассказывал.

 — О-о-ой… — порозовела она, когда они вышли из церкви. — Я и не знала, что он про меня говорил.

Она не спрашивала, куда они идут, будто и так догадывалась, что Грей предпочёл говорить о такой личной теме вне церкви. Он восхитился, что Рейчел оказала ему такое доверие, хотя они только что встретились.

 — Зак говорит, что он не из болтливых, но о тебе он мог часами рассказывать, — удивлённо заметил Грей. — Ты много о нём знаешь?

Она задумалась.

 — Думаю, много.

Похоже, и она могла часами про Зака говорить.

 — Вы весьма близки, — они подошли к его дому, недалеко от церкви, и о, боже, он сейчас чувствовал себя отцом, который вот-вот выложит неприличную подноготную своего любимого сынишки. — Я не думал, что когда-нибудь увижу, чтобы Зак так сильно кем-то дорожил.

 — Я тоже очень им дорожу, — робко ответила она.

И он это видел. То, что она пришла к нему, доверилась, по сути, незнакомцу, многое говорило о её решимости идти за Заком.

Грей привёл её на кухню и подвинул ей стул. Даже в такой стихийной ситуации ему хотелось, чтобы она чувствовала себя комфортно. Это была их первая встреча — двух людей, знающих Зака лучше всех — и прежде, чем она бы выдала цели визита, Грей хотел узнать больше о ней. Что-то помимо того, что рассказывал Зак.

С ней было странно общаться, но приятно. Теперь он мог увидеть всё, что описывал Зак — свет в её глазах, движения её рук, её улыбку, её взгляд. Зак, должно быть, долго наблюдал за ней, чтобы обратить на это всё внимание и запомнить так чётко.

 — Ты пришла спросить, как его остановить, — сказал Грей, усаживаясь перед ней.

Она ведь так им дорожила. Очевидно, пришла сюда узнать, как вернуть его в норму.

 — Да. Вы долго были рядом с ним, и я подумала… Он ведь уже срывался, да?

От воспоминания на лице Грея появилась улыбка. Ах, старый добрый буйный подросток Зак. Рейчел Гарднер понятия не имела, как сильно его изменила.

 — Да, было такое. Это было давно, Заку было восемнадцать, если я правильно помню. Я не знаю, что привело его в это состояние, но мне кажется, он боролся со своими воспоминаниями, которые по какой-то причине его настигли.

Она молча кивнула. Она смотрела спокойно, серьёзно, и Грею стало интересно, действительно ли ей было шестнадцать. Её глаза были куда старше этого возраста, она смотрела так, будто уже успела многое в жизни повидать. Но эта девушка была решительно настроена оставаться с Заком, несмотря на убийства, опасность и прочее. Она владела оружием и безбоязненно ходила в подворотнях, пытаясь собрать саму себя по кусочкам.

Это и была Рейчел Гарднер, солнечный лучик Зака.

 — Он же специально забывает, да? Это не от времени, а потому, что он просто не хотел снова всё вспоминать. Память причиняла ему сильную боль — и он заблокировал её.

Она не спрашивала. Зак неосознанно заблокировал память, чтобы защититься в приюте, но затем вполне сознательно забыл всё, что больше не хотел видеть. А теперь, когда воспоминания вернулись, он попытался похоронить их под очередным кровавым весельем.

 — Он убивает в качестве защитной реакции, — Грей беззвучно усмехнулся. — Ему уже говорили, что это плохая идея, но он и не подумал слушать.

Рейчел сжала губы в тонкую линию. Она опустила взгляд на свои руки, спокойно скрестила пальцы и вновь посмотрела Грею в глаза.

 — Как вы остановили его в прошлый раз?

 — Я отправил кое-кого, чтобы его победили. Он не оценил. Настолько, что когда пришёл в себя, расценил это как личное оскорбление, — вздохнул Грей. — Он не понял, зачем его нужно было останавливать.

 — Я… не хочу его обидеть, — смущённо пробормотала Рейчел. — Да и сейчас всё куда хуже, верно? Это не сработает.

 — Думаю, да. Не сработает, — кивнул Грей. — В прошлый раз и Зак, и та, кого я отправил, могли… погибнуть. Я не хочу снова рисковать их жизнями.

Определённо нет.

Хадия этого не оценит, и он не собирался идти на компромисс, когда не видел вообще никакого смысла.

Рейчел Гарднер была куда лучшим способом вернуть Зака.

Если не единственным.

 — У меня есть план… — начала Рей, но Грей покачал головой.

 — Давай, сначала я тебе кое-что расскажу. Ты должна кое-что знать, прежде чем пытаться что-то делать с Заком в таком состоянии. Да и просто тебе нужно понять, почему он убивает в качестве защитной реакции, — застенчивое выражение её лица сменилось сконцентрированным, и он улыбнулся. — Зак говорил тебе о своём прошлом?

 — Я знаю о приюте и как он жил до этого. Но… я немного слышала о том, как он жил после приюта и как он оттуда сбежал, — призналась она. — Он немного рассказывал о том, что чувствовал, когда время от времени приезжал в родной город.

 — Я встретил Зака, когда ему было пятнадцать, — сказал Грей. — Он укрывался в моей церкви после стычки с бандитами в подворотне. Он был как дикий волчонок. Всегда настороже, никому не доверял, был агрессивным и готовым напасть. Он был похож на буйство природы.

Он привык к таким буйствам. Он повстречал многих детей, похожих на Зака, сломленных и необузданных, которые пережили слишком многое и не знали, что такое человечность. Они не заслуживали быть брошенными.

 — Дело в том, что до этой встречи я зарёкся брать детей под свою личную опеку. Я знаю очень хорошие детские дома, куда я отправлял детей, которых вот так встретил, или которых оставили на моё попечение.

Она не задавала вопросы, не уточняла личную жизнь, не пыталась раскрыть его тайны. Она просто сидела и внимательно слушала. Она смотрела на него так, будто она внимала не только словам — но и его движениям, взглядам. Будто хотела знать всё. Да, несмотря на оказанное доверие, она хотела знать человека, с которым разговаривала.

Он высоко оценил эту её сдержанность.

 — В прошлом я потерял дорогого мне человека. Это была самая большая моя ошибка, — Грей не позволил себе теряться в воспоминаниях. Он боялся своих ошибок, потому что те немногие, что он совершил, имели катастрофические последствия. — Это был, наверное, единственный человек, которого я мог считать своим собственным ребёнком. Дитя было таким юным, и погибло из-за моего упрямства, моей гордости и неуверенности. Я думал, что знал, как будет лучше. Но я оказался неправ и принимал решения одно хуже другого.

 — Я… соболезную Вашей утрате.

Он видел на её лице неподдельную скорбь, и мягко улыбнулся. Когда Зак впервые говорил о ней, он описывал её как эмоционального инвалида, но девушка перед ним явно преодолела этот недуг.

 — Всё в порядке. Я смирился, но ошибки так просто не отпускают, и я решил больше не заботиться о детях самолично. Ради Зака я сделал исключение. Он был… — Грей покачал головой. — Думаю, я никогда не видел настолько сломленного человека, как Зак в нашу первую встречу. Этот мальчик превратился в кровожадного убийцу, неспособного контактировать с миром без какого-либо насилия. Ему нужна была помощь.

Зак точно не был создан для приютов, для какого-либо общества. Слишком одинокий, слишком опасный, слишком сломленный. Но его никто не принуждал жить в одиночестве. Если бы Грей не принял его под своё крыло — Зак тьмой в своей душе сам себя бы уничтожил.

И Грей не побоялся протянуть ему руку.

 — Тебе не понравился бы Зак, когда он только сюда приехал. Он называл себя монстром с какой-то гордостью, хотя ненавидел это слово не меньше, чем сейчас. Но я признаю, что по-другому его тогда было не назвать. Он едва был похож на человека.

 — Нет!

Понимая, что выкрикнула слишком резко, она прикрыла рот рукой. Грей просто посмотрел на неё, и она расслабилась, чувствуя, что ей можно было повышать голос.

 — Отец, я понимаю, что Вы имеете в виду, — продолжила она. — Я знаю, что Зак сделал, и продолжает делать ужасные вещи, и я этого не одобряю. Я знаю, что он видит в себе только монстра, и многие люди с ним согласятся… — её тон смягчился. — Я видела, как он едва не убил одного из моих друзей. Я знаю, какой он может быть. Но я не хочу видеть его монстром.

 — Он вовсе не святой, — удивлённо улыбнулся Грей.

 — Зак — человек.

Он поймал её взгляд. Никакой враждебности, никакого смятения — она говорила неоспоримую истину. Самый обычный факт. Зак — человек, и всегда им был.

Она видела в нём человека, и никогда не перестанет видеть.

 — У меня… весьма странное понятие того, что можно было назвать богом, и Зак для меня к этому понятию ближе всего, — она выглядела немного смущённой, но быстро успокоилась. — Но я не вижу его святым. Это бы означало игнорировать все его недостатки и его тьму, а я этого не хочу. Всё это принадлежит Заку. Если бы я не хотела этого замечать или забыть об этом, это… было бы неправильно. Как будто я не полностью принимаю его.

Рейчел не была из мира переулков, не была из тёмной части города. Она была самой обычной девушкой, которая не должна была терпеть насилие каждый день. Насилие, что она видела, отличалось от того, что происходило в подворотне. Она не участвовала в каком-то подполье и не была преступницей.

Но, даже увидев худшие недостатки Зака, она решила быть рядом с ним и попытаться ему помочь.

Она решила видеть его полностью, а не только то добро, которое он к ней проявлял.

 — Зак — человек. И, как у всех людей, у него есть достоинства и недостатки. Мне могут не нравиться его недостатки, я могла бы хотеть что-то исправить, но я не могу это игнорировать и не буду. Я такая же. Я стараюсь быть хорошей, но до идеала мне далеко. У меня тоже есть отвратительные стороны.

В её голубых глазах плескалась решимость, нечто прекрасное и даже сломленное. Взглядом она выдала, что о своих недостатках ей проще говорить, всегда было проще, хоть она с этим боролась. Едва заметная нелюбовь к себе в словах давала о себе знать, хоть Рейчел и прилагала усилия, чтобы судить объективно.

Сколько же времени ей потребовалось, чтобы видеть в себе не только недостатки?

Голос Рейчел дрогнул.

 — И… несмотря на всё моё уродство, Зак, несмотря ни на что, считает меня человеком. Он принимает меня такой, какая я есть. И я тоже принимаю его таким, какой он есть. Он не должен быть идеальным, чтобы я им дорожила.

Как прекрасно было слышать это из её уст. Не нужно было лучших причин, почему Зак обожал её и старался обезопасить. Почему он чувствовал себя таким нормальным и человечным рядом с ней.

Почему он называл её своим солнечным лучиком.

Неудивительно, почему она так быстро засела в его сердце. Грей никогда не сомневался, что дело в её проявленной бескорыстной доброте, и отношении куда лучшему, чем он привык.

Если и был человек с властью вернуть Зака в норму, сделать его счастливым и спасти его от тьмы в его собственном сердце — это была только она. Рейчел Гарднер.

— Рад слышать, — на секунду Грей прикрыл глаза и улыбнулся. — Теперь я понимаю, почему Зак рассказывает о чувствах из другого, вашего мира.

Рейчел непонимающе моргнула.

 — Прошу прощения?

 — Во многих городах есть тёмная сторона, этот — не исключение. Зак всегда жил в тени городов, всю свою жизнь, и не было странным, что он быстро прочертил границу между своим миром, где царят насилие и тьма, и тем, что можно назвать нормальным миром.

 — А, да… он что-то такое говорил, — кивнула она. — Он поэтому считает, что ему не место в обществе?

 — Да, — ответил Грей. — Он думал, что никогда не пересечёт эту границу, что он не был рождён для этого мира. Потом в его жизни появилась ты, и он постепенно начал вливаться в общество. Я знаю, что он нашёл в себе смелость благодаря тебе. До вашей встречи он немногое себе позволял, и думал, что ему позволено куда меньше, но ты открыла перед ним много новых возможностей.

 — Я не… в смысле, я же не могла…

 — Могла, и сделала. Ты сделала ему много хорошего, Рейчел, даже если этого не видишь.

Жизнь Зака изменилась, когда он приехал в этот город. И изменилась вновь, когда появилась Рейчел Гарднер. Сбежав из приюта, он был настоящим монстром, сломленным, забывшим, что он человек. Приехав сюда, он был человеком, сбежавшим от самого себя, отказавшимся видеть свои раны, отказавшимся взрослеть и исцеляться.

Сейчас Зак больше был похож на исцеляющегося человека, забывшего, что он не монстр.

И в основном это благодаря ей.

 — Я… — кажется, всё ещё не была убеждена. — Не думаю, что всё так. Я же самая обычная девчонка.

 — Он много говорил о том, что чувствует рядом с тобой. Как будто вы создали другой мир, принадлежащий только вам. Своего рода мир нормальных людей, где могли принять даже такого, как Зак. Где даже монстром вроде него могли дорожить.

 — Я знаю, что он видит в себе монстра, но я не вижу, — отчаянно сказала Рейчел, сжимая кулаки на столе. — И я хочу показать ему, что он ошибается. Я дорожу им, несмотря на самые страшные и мрачные его стороны.

 — Вот, видишь? Рядом с тобой он чувствует себя человеком. Ты видишь в нём человека и относишься соответствующе, и он хочет стать лучше в твоих глазах. Он начал меняться, потому что ты показала ему кое-что другое.

Нечто большее, чем наблюдение за жизнью других людей.

Он мог быть счастлив, не убивая для этого.

Он тоже заслуживал чужой заботы.

Но ему определённо требовалось время, чтобы свыкнуться с этим. Зак так и не привык к привязанности. Грей немного смягчил это, но забота всё ещё была чужда Заку, особенно от кого-то вроде Рейчел.

Но она продолжала быть к нему доброй. Она была переполнена чувствами к нему — тёплыми, яркими, бесконечно нежными. Она давала ему гораздо больше, чем он когда-либо мог получить, и дружба с ней была для него первой в принципе. Раньше никто так им не дорожил, тем более человек, который первый должен был назвать его монстром.

Зак хотел просто утонуть в её свете, и Грей не винил его за это.

 — Н-но… — по её лицу было видно, что она такого не ждала. — Я не могла сделать ничего подобного. Я же сказала, я — всего лишь я.

 — Да, — мягко согласился Грей. — И этого достаточно.

Если и было что-то, на что Зак мог жаловаться бесконечно — Рей упорно не могла увидеть в себе то, что видел он. По ней было заметно. Она просто не знала, как это увидеть, как понять, что именно она заставила Зака меняться, взрослеть и двигаться вперёд. Она не признавала собственную важность.

И тем не менее.

 — Первое, что поразило Зака, когда вы встретились — ты отнеслась к нему, как к человеку, — сказал Грей. — Даже если тебе такое отношение кажется нормальным, для других людей, встретивших Зака, это было далеко не нормой.

 — Он… говорил, да, — она закрыла глаза, погружаясь в воспоминания. — Поэтому он привязался ко мне, хотя толком и не знал… — она снова открыла глаза, и потрясение из глаз так и не ушло. — Я просто… не знаю, не думала, что сделала что-то… исключительное.

 — Сделала, Рейчел, и как бы просто это ни прозвучало, ты никогда не видела в нём монстра, даже в первую встречу, — напомнил он. — Ты была из светлого мира, ты знала, что он Переулочный Убийца, ты не знала, кто он за человек, но не испугалась и была к нему добра. Ты проявила дружелюбие.

Их первая встреча была для Зака чем-то волнующим и тревожным — он даже «ёбнутой» её назвал. В своём первом рассказе о ней он дал понять, что она считала его человеком, и это беспокоило.

Зак спустя какое-то время снова вспоминал, как они познакомились и рассказал Грею, как тупо, но логично она объясняла отсутствие страха. Она знала, кто он. Она знала, что он убивал людей. В их вторую встречу она увидела его перевязанное лицо, разноцветные глаза, хмурое выражение и в принципе общую непривлекательность, но продолжала быть доброй. Она делилась своим, волновалась за него и даже немного рассмеялась.

Потом ситуация становилась всё страннее и страннее в каждую последующую встречу. Она всегда была дружелюбной и понимающей, пока они, наконец, не стали друзьями.

Она никогда не видела в нём кого-то, кроме человека.

 — Не знаю, — пробормотала Рейчел. — Я всякого ожидала от Переулочного Убийцы, но в момент, когда он запрыгнул в мусорный бак, я поняла, что он всего лишь парень. Наверное, поэтому я с ним заговорила. Он был таким нормальным по сравнению со слухами, так что даже не знаю, как мне ещё надо было к нему отнестись.

Грей надеялся, что однажды Зак сможет показать Рейчел то, что он в ней видел, и она примет себя, поймёт, что её было за что обожать и ценить. Сейчас же Грей видел сломленную девушку на пути к исцелению, которая по многим личным причинам нуждалась в Заке не меньше, чем он в ней.

 — Я очень благодарен за всё, что ты делаешь для него, Рейчел Гарднер, — улыбнулся он. — Зак мне стал как сын, и я очень счастлив, что он повзрослел. Я так долго был рядом с ним, и только сейчас он начал двигаться вперёд.

Раньше Зак в жизни бы не признал, что на его состояние стоит обратить внимание, пока он не подверг риску девушку, которой дорожил. Раньше он бы не принял решение подарить пистолет этой же девушке, просто чтобы уберечь от самого себя.

(И никогда бы он не согласился, даже неявно, что он даже самому себе доверять не может).

Он до сих пор не мог поставить кого-либо выше своего выживания.

 — Он был таким сломленным, когда я его встретил, — вспоминал Грей. — Он не хотел задумываться, хотел просто забыть, но его прошлое оставило шрамы на его душе. Он не знал, как их исцелить, поэтому решил жить так, будто их никогда не было.

 — А теперь из-за меня… — горько поняла Рейчел, прежде чем покачать головой. — Нет, Зак скорее убегал от прошлого, и оно, наконец, нагнало его. Но именно я была в каком-то смысле катализатором, и из-за меня ситуация приняла такой серьёзный оборот. Если он и сдерживался до последнего, то это чтобы уберечь меня, — тихо вспомнила она, и её лицо помрачнело. — Я… хочу остановить его. Ради него же, но и ради моих друзей, ради всех. Я хочу привести его в норму, хочу, чтобы он вернулся, и я бы снова была с ним.

В её голосе слышались нотки паники, она ссутулилась, и её маска хладнокровия начала давать трещины. Грей увидел за её решимостью ещё девочку, слишком юную и неподготовленную к жизни в тёмном мире, которая пришла к нему с отчаянным криком о помощи.

 — Я не хочу его потерять.

«Я не хочу её потерять».

Они оба отказывались терять друг друга, даже если для этого придётся пожертвовать своей безопасностью.

Рейчел глубоко вздохнула.

 — Я могу попробовать его убедить. А если он всё-таки убьёт меня — надеюсь, моей смерти хватит, чтобы его вернуть. Я просто хочу знать, сработает мой план, или нет.

Она была готова умереть. Она будто не боялась смерти, потому что не ценила жизнь, или потому что знала, что придётся рискнуть, если хочет что-то изменить.

 — Понятно. Признаю, твоей смерти с головой хватит, чтобы отрезвить Зака, но… — он покачал головой. — Надеюсь, до этого не дойдёт.

Зак никогда от этого не оправится. Он будет вечно винить себя. Потеря девушки, которой он дорожил сильнее всего на свете, его солнечного лучика, стала бы раной, которая никогда не затянется.

 — Я… — Рейчел поколебалась. — Я не верю, что Зак меня убьёт. Я знаю, что он может, но… какая-то часть меня упорно верит и надеется, что он меня не ранит.

Она верила в Зака больше, чем кто-либо, больше, чем он сам в себя верил. Но её вера не была слепой — она осознавала, что может найти свою смерть — то было доверие, построенное за долгое время вместе с их узами. Если она так сильно ему доверяла — у неё были веские причины.

 — Не исключено. Зак ведь, в итоге, сошёл с ума, чтобы обезопасить тебя. Вполне возможно, он даже в таком состоянии сдержится.

 — Но если нет, вы поможете ему двигаться дальше? — робко уточнила она.

 — Не думаю, что он когда-либо сможет двигаться дальше.

 — Оу…

Кажется, она хотела что-то сказать, но передумала. Грей погрузился в свои воспоминания более чем двадцатилетней давности, когда ещё были люди, считавшие, что умирать за него правильно.

Но это неправильно.

Всегда было неправильным.

 — Умирать за кого-то просто, Рейчел. Слишком просто. Жить ради кого-то намного сложнее, но именно так у тебя будет возможность помогать снова и снова. Смерть поставит точку. Жизнь даст тебе шанс.

 — …Я знаю, — задушено сказала она.

 — Пожалуйста, не умирай ради Зака. Ты всё ещё ему нужна.

Было что-то болезненное в Рейчел, принимающей мысль, что её жизнь сейчас была важнее смерти, что её смерть не могла ничего решить. Ещё несколько секунд она выглядела отчаянной маленькой девочкой, но затем взяла себя в руки, потому что так надо, и кивнула.

 — Тогда, каковы мои шансы привести его в чувство? И… что мне делать?

 — Сложный вопрос, — вздохнул Грей. — У тебя шансов больше, чем у всех остальных вместе взятых, но Зак… в таком состоянии никого не слушает. В кровавой ярости он едва может думать. Он как-то сказал, что не имел никакого желания переводить мысли в слова, и не хотел — да и сейчас не хочет — понимать, что ему говорят. Если ты попробуешь с ним поговорить, я не гарантирую, что твои слова до него дойдут. Хотя, это же ты, а ты для него особенная.

Она была всё такой же мрачной. Зак мог к ней прислушаться, но она должна была подобрать правильные слова и действия, потому что рядом с ним у неё будет очень мало времени.

Хотя, поэтому она и пришла к Грею. За помощью.

 — Ты знаешь, почему Зак убивает? — начал он. — Почему он начал убивать?

 — Я не хотела лезть в это, так что не спрашивала, — призналась она. — Я знаю, что он не любит очень счастливых людей, но…

 — Приютом, в котором он жил, заправляли несколько человек. То, что они делали с другими детьми, вызывало у них улыбку, — мягко объяснил Грей. — Так мне рассказал Зак. Они единственные, кто часто и искренне улыбался. Они улыбались, когда позволяли детям умирать, улыбались, когда их эксплуатировали, улыбались, когда лгали. Они были счастливы, принося отчаяние всем остальным.

 — О, и из-за них Зак ненавидит счастливых и улыбающихся людей. Это логично.

 — Он ненавидит, когда люди смеются и улыбаются, не зная, какой может быть жизнь в тёмном мире, — продолжил Грей. — В каком-то смысле, он завидует. Он прочертил чёткую границу между собой и обществом, между тьмой и светлым миром и, видя слишком большую разницу, он просто не может её вынести. Убийство стало его единственным способом избавиться от чего-то, чего он не может вынести.

Она понимающе опустила глаза. Будь то люди, которых он не любит, кто-то на его пути, или просто плохое чувство, первым рефлексом Зака было убийство. Убийство стирало любые преграды. Для кого-то вроде него, незаинтересованного в планировании, это было простейшим способом преодоления.

 — Если хочешь понять ход его мыслей — я расскажу, что было после того, как он сбежал из приюта.

 — Как именно он сбежал?

 — Даже я не в курсе всех деталей, но я читал полицейский отчёт, — Рейчел выглядела удивлённой, и он продолжил. — Да, приют был обвинён в некачественных условиях жизни и возможной… торговле людьми, и раз уж он был нелегальным, полиция приехала разбираться, — с горькой улыбкой Грей замолк. Нужно было узнать об этом месте раньше и уничтожить, пока он мог. — Зака там уже не было. Всё, что нашла полиция — кости детей, закопанных на заднем дворе, и зарезанных хозяев в здании. Их трупы были в глубоких колотых ранах, и должно быть, они приняли долгую и мучительную смерть.

Лучшего они не заслужили.

 — Это было его первое убийство, да? — спросила Рейчел. — Он убил их и сбежал…

 — Да, и после тщательного расследования, полиция вычислила единственного ребёнка, чьи кости не были обнаружены: некого Айзека Фостера. Но его впоследствии так и не нашли, о нём никто не слышал, и его объявили мёртвым.

К счастью, Рейчел не спрашивала, откуда он так много знал, хотя по глазам было видно, что ей хотелось. Она открыла рот, и тут же захлопнула, будто в последнюю секунду передумала, что спрашивать.

 — Это он Вам рассказал?

 — Большую часть, — уклончиво ответил он. — Я проводил своё расследование. Зак много путешествовал, прежде чем приехать сюда. Иногда один, иногда с другими бандами, и в это время он много убивал и много дрался. В эти годы он проявлял свою самую тёмную и нестабильную часть: никакого контроля, никакой сдержанности. Он просто делал, что хотел, и потерял самого себя в сплошном насилии. Потому что, как я уже сказал, по-другому он просто не мог справиться с трудностями.

 — Он убил хозяев, потому что… ненавидел их, — поняла Рейчел. — Они превратили его жизнь в ад, и он убил их, чтобы освободиться. И поэтому он считает убийство решением всех проблем… я правильно поняла?

 — Правильно. Я не знаю, с чего ему ударило в голову, что именно убийствами можно всё решить, но это действительно стало его панацеей. Как будто по-другому он не может ничего пережить.

Пережить врагов, пережить прошлое, пережить ночные кошмары, пережить душевные раны.

Это был его способ повеселиться, поднять себе настроение, доказать свою силу и избавить от колебаний. Это был извращённый, перепорченный, жестокий способ быть счастливым.

Грей никогда не пытался убедить его не убивать — и так знал, что это проигранная битва. Хадия пыталась, и Зак воспринял её слова как объявление войны (хотя это всё наверняка из-за не самых лучших обстоятельств и её отвратительного чувства такта). Он сам никогда не осознавал корня своих проблем, отказывался осознавать, и в прошлом было бы невозможно переубедить его.

После первого своего убийства он твёрдо верил, что для этого он и был создан, что не было пути назад.

А потом в его жизни появилась Рейчел Гарднер.

 — Заку больше не нужны убийства для выживания, — сказал Грей. — Он думал, что для собственного счастья мог только убивать и прятаться в тени, но теперь это не так. Думаю, тебе стоит ему это показать.

Он смотрел ей в глаза, и увидел проблеск надежды, чего-то прекрасного и сияющего, что могло бы и горы свернуть.

 — Ты знаешь, как он себя воспринимает. Ты знаешь, как глубоко в душе он верит, что он только монстр. Ты знаешь, как на него повлияло прошлое, и как до сих пор влияет.

 — Да, я знаю, — ответила она.

Знала лучше всех.

 — Докажи ему, что он не прав, Рейчел. Зак тоже заслужил света, и может быть счастлив без насилия. Он может быть не только убийцей, он изменился.

Может быть, это просто её глаза так сияли, или в глазах самого Грея посветлело, но теперь он знал, что Рейчел всё поняла.

 — Докажи ему, что он человек.

И он знал, что она докажет.

 — Я обещаю, — сказала Рейчел.

У неё был голос человека, который не страшился смерти, но и знал, что до этого не дойдёт. Она доверила свою жизнь милости мрачного жнеца.

Она встала.

 — Спасибо.

 — Не за что, — кивнул Грей. — Надеюсь, был полезен.

 — Ещё как. Спасибо, что так много рассказали про Зака…

 — Айзек Фостер.

Она так внезапно затормозила, что он не сдержался от смеха.

 — Он ненавидит своё имя, поэтому не сказал тебе. Но думаю, ты имеешь право знать.

Рейчел молча смотрела на него, прежде чем расплыться в улыбке.

 — Айзек Фостер.

Она так произносила его имя, что Грей был уверен — Зак определённо не будет против, что она всё узнала.

Грей поднялся, чтобы проводить её до двери.

 — О, и напоследок, — внезапно вспомнил он, увидев её на пороге.

 — Да?

Почему-то он уже знал, что она ответит, но всё равно хотел услышать. Это будет последнее, что он спросит, а потом просто пожелает ей удачи и будет молиться, чтобы она вернулась целой.

Чтобы она и Зак вернулись целыми.

Абрахам Грей улыбнулся.

 — Кто для тебя Зак?


* * *


Ах, ёбаный унылый дождь, замучивший его уши. Но дождя даже не было. Дождь стучал в его голове, и бесил чуть ли не до боли.

Хочу убить. Есть ли рядом добыча, которая стоит того?

Крик жертвы заглушил бы ёбаный дождь. Да и этот заебавший шипящий телевизор.

Блядь. Хочу убить.

Сквозь навязчивые звуки в его голове послышалось что-то ещё.

Шаги. Всё ближе и ближе.

Зак облизнул губы.

На территорию ступила новая жертва.


* * *


Рей бежала в ночь, летела между улицами быстрее ветра. Она должна была найти Зака. Должна была. Она знала, что делать, знала, что сказать, знала, чем рискует, и она была намерена вернуть его обратно. Разговор с Греем невероятно обнадёжил её, и того, что она узнала про Зака, было достаточно, чтобы составить план действий. И этого определённо было достаточно, чтобы набраться решимости.

Айзек Фостер.

Она несколько раз повторяла это имя себе под нос, и ей нравилось, как оно звучит. Она вряд ли когда-нибудь назовёт его иначе кроме как простого «Зак», но зная его настоящее имя, она чувствовала себя ближе к нему.

Рей скользнула в подворотню и, глубоко вдохнув, пошла уже медленнее. Она достала из сумочки пистолет, и навела палец на спусковой крючок, ступая на тихие улочки. Она собрала всю свою смелость и отвагу.

Она не хотела ранить Зака. Тем более не хотела его убивать. Она даже не думала, что сможет в кого-то выстрелить.

Но она обещала стрелять, когда момент прижмёт, и она не могла соврать Заку.

 — Зак?

Рей вообще не знала, где он может быть. Он мог быть рядом, или в другом конце города. Но, раз уж она на его территории, он был не стал просто её игнорировать.

Нет, она была почти уверена, что он рядом.

Она не могла никак доказать, но она чувствовала, интуиция подсказывала, и сердце колотилось в груди. Он придёт, чтобы убить её, и ей придётся сопротивляться. Счёт пошёл на секунды.

Но она не боялась. Она знала, что делать.

 — ЗАК!

Её голос эхом отразился от стен пустой улицы, и вскоре она услышала чужие шаги и раскатистый смех.

Он пришёл.

 — О-па-ньки.

Она могла представлять маньячный блеск в его глазах по одному его тону, хриплому и низкому, словно у охотника, загоняющего свою добычу. От его вида у неё пошли мурашки по спине.

 — Не ждал.

Он шёл к ней, безумно ухмыляющийся, с косой наперевес. Под его капюшоном она видела только улыбку и сияющие глаза, как будто он был призраком, посланным по её душу.

 — Что, подруга, смерти ищешь? — захохотал он.

 — Зак, это я, — сказала Рей. — Я пришла не драться с тобой, а чтобы остановить. Ты не должен так продолжать…

Он не ответил. Скорее всего, даже не узнал.

 — Я знаю, почему ты убиваешь, — с прежней решимостью продолжила она. — Я знаю, что ты не можешь по-другому справиться с болью, но всё изменилось!

Блеск в его глазах резко изменился.

 — Ебало завали.

 — Ты не обязан убивать, Зак. Тебе ничего не грозит, ты можешь пережить это иначе. Пожалуйста, послушай меня.

Он, кажется, и не думал понимать. Как и говорил священник, это было словно горохом о стену — он её видел, но не желал воспринимать, что она говорит. Но Рей не собиралась сдаваться. Она всё ещё была жива.

 — Зак, убийство — не выход, и ты это знаешь, — взмолилась она. — Ты же можешь положиться на меня, на господина Грея, ты не обязан переживать всё в одиночку. Всё изменилось, и ты тоже изменился.

 — Завали, я сказал! — угрожающе повторил он.

 — Пожалуйста, приди в себя. Пожалуйста, — попросила она. — Я не хочу тебя потерять.

Сейчас он слегка вздрогнул, и сердце Рей сжалось. Он её услышал. У неё был шанс, нужно было говорить дальше.

 — Зак, пожалуйста, я не хочу, чтобы ты сошёл с ума и исчез. Ты гораздо большее, чем просто убийца, но продолжая убивать, ты просто потеряешь самого себя. Ты перестанешь быть собой, я этого не желаю.

 — ЗАВАЛИ!

Он дёрнул рукой, и её рефлексы, выработанные часами тренировок в тире, заставили тут же поднять пистолет и нажать на курок.

Бах.

Её пуля отразила брошенный в неё нож, и послышался лязг металла о кирпичную стену.

Под нарастающую гробовую тишину Рей парализовало. Она медленно посмотрела на дымящееся дуло пистолета и перевела взгляд на Зака, удивлённого не меньше её. Она не могла поверить, и не знала, что потрясло её больше — реальная попытка убить её (нож летел ей в голову), или то, что она выстрелом отразила летящий нож.

Её руки дрожали.

Божечки. Божечки, она пулей перехватила нож…

 — Зак…

Его коса пролетела там, где секунду назад была её шея. Рей, отскочив благодаря непонятно откуда появившемуся инстинкту самосохранения, свалилась на землю.

Ох, блин!

Прежде, чем она отреагировала, пистолет выпал из её руки, и Зак захватил её в ловушку, одной рукой удерживая над её головой оба запястья. Он смотрел на неё горящими безумным весельем глазами, и лезвие косы скользнуло под её горло.

 — Хочу убить, — радостно прохрипел он. — Хочу убить, убить-убить-убить!

Рей глубоко вздохнула. До пистолета не добраться, она не могла двинуться, иначе Зак просто перережет ей горло. Наверное, сейчас она погибнет, и стоило бы начать паниковать, отчаиваться, плакать и просить пощады. Она знала, что он только этого и ждёт.

Но она никогда не боялась смерти. Тем более, от рук Зака.

 — …Понятно.

Рей нежно на него посмотрела.

 — Всё в порядке.


* * *


Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить

 — …Понятно, — сказала она, — всё в порядке.

Чего, блядь?

 — Вот значит как!

Она пришла на его территорию, бросила ему вызов, попыталась что-то там побазарить. Тупая мелкая добыча. Она просто сама потекала от желания сдохнуть.

 — Да, тебе это, значит, нравится?

Она хотела сдохнуть.

Он хотел убить.

 — Тогда…

Безумная улыбка. Ох, как же эта наглая мелкая овечка будет смотреться со вспоротым горлом?

 — …Сдохни.

Эта малявка будет самым лёгким убийством за всю историю. Он всегда поднимал себе настроение убийствами, так что он просто убьёт её.

Убить.

Убить.

Убить.

УБИТЬ.


* * *


 — …Но.

Она нашла его глаза, поймала его взгляд и посмотрела прямо в его душу.

 — У тебя рука повернётся?


* * *


Хочу убить.

 — А?!

Что за хуйня?

 — Между прочим, я не просила меня убить, и это было бы не лично для меня, — она говорила мягко, слишком мягко. — И я сейчас не приношу тебе проблем, да?

Хочу убить!

 — На понт меня взять пытаешься?!

 — Вовсе нет.

О чём она, блядь, там бормочет? Не понимаю, не понимаю… Она меня недооценивает?

 — Так мы друг другу пообещали, хотя ты наверняка дал себе много других обещаний, о которых я не в курсе. И знаешь, я такая же.

Если она не завалит сейчас же…

 — Я пообещала себе, что постараюсь тебя защитить.

Блядь, унылый дождь возвращается, блядь-блядь-блядь-блядь-блядь-блядь, её голос сливается с этим ёбаным дождём, блядь…

 — …Я не прошу тебя, не умоляю и не приказываю.

Завали. Завали!

 — Я просто спрашиваю.

Завали…


* * *


 — Зак, ты сможешь это сделать?

Ты сможешь убить меня? Ты сможешь нарушить свои обещания и снова удовлетворить свою жажду крови, даже если боишься меня потерять?

У тебя действительно повернётся рука перерезать мне глотку?


* * *


Она смотрела прямо ему в глаза своей яркой синевой, глубокой, мудрой и вечной, словно океан, и он увидел себя в её глазах. Он увидел монстра, в которого превратился, зверя, который сейчас собирался её убить. Но ещё он увидел себя таким, каким она видела его. И посмотрев в её глаза, Зак понял, что всё остановилось.

Унылый дождь прекратился.


* * *


Унылый-унылый шум дождя.

Тринадцатилетний Зак смехом разрезал тишину. Он смеялся, долго, заливисто, радостно, но в итоге его жестоко поглотила оглушительная тишина.

Ага-а, шум дождя. Его больше не было. Наконец-то закончился.

С глубоким вздохом, Зак посмотрел вверх.

Какой-то тусклый, но всё же…

Лучик света пробился сквозь облака.


* * *


Лучик света пробился сквозь облака его безумия.

Рей.

В его голове царило торнадо, просто ёбаный ураган, но сейчас всё поутихло. Сейчас он купался в её свете, и всё, чего хотелось — закрыть глаза и позволить себе утонуть в тепле, льющемся из её сердца. Этот просвет посреди бури длился не дольше минуты — и он собрал все свои чувства к Рей в глубине сердца, чтобы не забывать, что именно она должна остаться невредимой.

Зак медленно отвёл лезвие с её шеи, отпуская запястья.

 — Ты и вправду на голову ёбнутая.

На его лице появилась жёсткая улыбка, скрывающая всю внутреннюю борьбу, всё желание сдержать внутреннего зверя хоть на минуту.

 — Как бы хорошо я ни понимал, что ты — та женщина, которую я ценю больше всего в этом ёбаном мире, мне всё равно трудно сдерживаться, чтобы не убить тебя, понимаешь?

Он посмотрел на свою руку, держащую косу, и вспомнил себя тринадцатилетнего, с ножом в этой же руке, и белые повязки были залиты кровью. Как раз за секунду до того, как унылый дождь снова поглотил мир, и он убежал на улицы, свободный и потерянный. Ту ночь он провёл, сидя у стены, а перед ним открывалась дорога в ужасный мир неизведанного.

 — Потому что, если бы я смог остановиться в первый раз…

Он нежно обхватил её щеку ладонью. Её большие голубые глаза смотрели на него с надеждой, и ещё чем-то, чего Зак не мог понять, но именно оно укрепляло решимость обезопасить её.

Его улыбка погрустнела.

 — …Я бы не закончил вот так.

Жизнь у него выдалась довольно хреновой. Хреновой и полной анархии. Он был бездумным и безумным монстром, без правил и ограничений, без какого-то конца тьмы и насилия, без каких-либо законов и запретов. Он выживал любой ценой.

Но впервые убив, он дал самому себе обещание.

«Я хочу, чтобы ты хотела умереть ради себя. Не потому что тебе показалось, будто ты всем страдания приносишь, и всем будет лучше, а потому что ты сама так хочешь для себя. Только тогда я убью тебя».

С того дня он поклялся себе, что будет делать всё, что захочет: будет убивать, пытать, причинять боль, уничтожать, всё, что угодно и даже хуже того. Хоть сам в крови купаться будет, впадая в безумие.

Но он не хотел врать.

Зак поднёс руку Рей к себе и прижался губами к костяшкам пальцев.

 — Если я убью тебя здесь, — пробормотал он, — тогда всё… станет ложью.

Он пообещал убить её, если она будет приносить проблемы, или попросит смерти для самой себя — сейчас, ни одно из этих условий не выполнялось. Он просто убил бы её, потому что он слишком поехал, чтобы защищать женщину, которой так дорожил.

Она была для него дороже всего мира. Дороже собственного ёбаного выживания.

Зак дорожил ею, он жаждал её, она была нужна ему, и она никогда бы не принесла ему ни единой проблемы, не стала бы в его глазах ни монстром, ни ведьмой, ни проклятой. Никогда.

Она была его ошибкой, но лучших ошибок он никогда в жизни не совершал. Он бы ошибался, привязываясь к ней, снова и снова, если бы мог. Он хотел, чтобы её было ещё больше в его жизни. Он чувствовал, что с ней ему никогда не было бы скучно, и он бы в жизни ею не пресытился. Он бы никогда не жалел.

И он никогда не пожалеет о том, что встретил её.

Если она на самом деле однажды захочет умереть, окончательно и бесповоротно, и он не сможет ничего с этим поделать, если не будет другого пути — он убьёт её. Он не был лжецом, и он уважал её выбор и желание. Если только она захочет.

Но он сам этого не хотел.

Он хотел прожить всю свою ёбаную жизнь с ней.

Было больно осознавать это. Глубоко внутри него болело, как будто сердце пронзила его собственная коса. Болело, не переставая, и он не понимал, почему же так болит — но знал, что эта боль не была плохой.

Эта боль напоминала, что внутри него осталась какая-то человечность, и что за неё стоило держаться, хотя бы ради его солнечного лучика.

 — Но даже я ненавижу враньё.

Даже у такого поехавшего монстра были принципы, и он не собирался идти на компромисс.

 — Улавливаешь, к чему я?

Зак в секунду поднялся на ноги, следом поднимая и её, и, не сдержавшись, прижал её к себе. Его коса звякнула о землю, когда он зарылся рукой в её локоны, зарылся лицом. Он вдохнул сладкий аромат прядей, запах кожи, тепло тела, само ощущение её близости, и боже, как же он этим упивался.

 — …Да, — сказала Рей.

Она крепко держалась за него — он знал, что она не отпустит. Что бы ни случилось дальше, даже если она будет убегать, прятаться и бороться за жизнь — она его не отпустит.

Она не разочаруется в нём.

Зак мягко улыбнулся и склонился к её уху.

 — Какая умница.

Было ещё кое-что принципиальное, из-за чего он не пошёл бы на компромисс — она. Она заслуживала весь мир, всю ёбаную вселенную у своих ног, она заслуживала счастливой жизни, света и радости, добра и нежности. Он знал, что не сможет дать ей всё это, но всё равно хотел попробовать, просто потому, что он — эгоистичный ебанат, который отказывался от самой идеи потерять её.

Какая же умница.

Я знаю, что ты пиздецки умная, и ты прекрасно понимаешь, что я не могу позволить себе убить тебя. Ты найдёшь способ выжить. Может, даже придумаешь, как вытащить нас обоих, но поебать на меня. Главное, чтобы в безопасности была ты.

Моя милая умница, слишком хорошая для меня.

 — …Что ж, прошу тебя, — он просто, блядь, умолял.

Он просил, он умолял, он заклинал — не исчезай из моей жизни.

 — Прямо сейчас.

Сейчас, отныне и навеки, если только это не будет твоим желанием — а я знаю, что ты этого не желаешь — я запрещаю тебе, просто, блядь, запрещаю позволять мне убить тебя. Позволять даже близко ранить тебя.

 — Не дай мне тебя убить.

Глава опубликована: 27.02.2019

3.7 Планы, погоня и уготовленные роли

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить.

Но он не мог. Не мог.

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить.

Он возьмёт себя под контроль. Он приручит зверя. Подавит монстра. Пусть ненадолго — но он должен был.

Ради неё. Ради Рей.

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить.

Он сдержится, пока она не поймёт, что делать. Пока не поймёт, что ей нельзя быть рядом. Если затормозит — погибнет. Он должен был сражаться с собственной жаждой крови, пока у неё не появится хотя бы шанса выжить.

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить.

Но становилось всё невыносимее.

Хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить хочу убить.

И даже так он не хотел её убивать.


* * *


 — …Что ж, прошу тебя.

Она никогда не слышала, чтобы он говорил так. Отчаянно, сломлено, умоляюще.

 — Прямо сейчас.

Зак так крепко держал её. Даже если он дрожал, если руки его дрожали — хватка не ослабевала. Она могла почувствовать резкий стук его сердца, могла услышать его тяжёлое дыхание над ухом. Она знала, как он боялся её потерять, и как ему было трудно себя контролировать.

Но именно поэтому он умолял.

Чтобы ни случилось потом, даже если однажды она попросит его убить её ради себя. Прямо сейчас она не могла позволить ему этого.

Они оба этого не желали.

 — Не дай мне тебя убить.

Рей почувствовала горячие слёзы на своих щеках, медленно осознавая его слова. Прямо сейчас она боялась — не его, но потерпеть неудачу и погибнуть из-за собственной слабости, боялась, что не вернёт его, боялась причинить ему боль. Всё, чего сейчас хотелось — остаться в его объятиях, забыть обо всём и позволить себе раствориться в нём.

Она не хотела уходить, не хотела отпускать — не хотела потерять его. Сейчас она была такой потерянной, маленькой и ни на что не способной, но всё равно не хотела потерять его.

И это было самым главным.

Она глубоко вдохнула и вспомнила всё, что обещала себя, когда покинула дом священника. Она ещё помнила, что пусть она маленькая, слабая, хрупкая и неуверенная, но кроме неё никому не под силу привести в чувство Айзека Фостера.

Она была всего лишь сломленной девушкой на пути к исцелению. Обычной девчонкой, умеющей обращаться с пистолетом. Проклятым ребёнком, изменившим безумного маньяка.

И единственным человеком, которого не желал убивать Переулочный Убийца.

Возможно, она не была всесильной, но кое-что всё-таки могла.

Она подняла голову, чтобы посмотреть в его глаза, через секунду была просто заворожена разноцветным миром его золотого сияния и бездонной тьмы, и увидела себя в его глазах — его последний якорь рассудка и человечности. Ради них обоих, она не могла ни отпустить его, ни погибнуть.

 — Хорошо.


* * *


Он мягко отпустил её. Отпустил её нежность и тепло. Отпустил её аромат, её присутствие. Отпустил её свет.

Он должен был.

Перед глазами всё окрасилось в алый, раскалилось и потрескалось, и всё его существо завопило в желании наброситься и свернуть ей шею, но — нет.

Он не двинулся. Он наблюдал, как она отступила на шаг, вытерла глаза, в последний раз посмотрела на него, развернулась, чтобы поднять обронённый пистолет, и наконец-то убежать.

Один.

Ей нужно было бежать как можно дальше. И она будет убегать. Какая же, всё-таки, умница. Она знала, куда бежать, чтобы обезопасить себя. Она знала, как быстро скрыться.

Два.

Но его умница была ещё и доброй. Она бежала не чтобы спастись, но чтобы выжить на этот раз, и вернуться в противостояние. Он не мог отпустить её — но и она не могла отпустить его.

Три.

Зак рассмеялся, его глаза заблестели от жажды крови. Он забыл о Рей, о свете, о себе — и погрузился в жажду убийства.

Остался только монстр, открывший охоту.


* * *


Рей бежала по улице так быстро, как могла. Её сердце колотилось, что было больно, и она плохо видела из-за слёз, которым сейчас так нужно было пойти, но не медлила. Она быстро заметила лестницу, одним движением убрала пистолет в сумочку, подпрыгнула, чтобы добраться до первых прутьев, и полезла на крышу. Она выучилась быстро лазать, поэтому на полный подъём ушло не больше нескольких секунд — и побежала в противоположном направлении.

Она не знала, куда сейчас идти. Она не знала, что сейчас делать. Нужно было ещё раз поговорить с Заком, снова вступить в противостояние, но сейчас было куда важнее увеличить дистанцию между ними. Ей нужен был хотя бы шанс протянуть ему руку.

Она тщетно пыталась выровнять дыхание. Руки дрожали. Какая-то её часть хотела свернуться калачиком в тёмном углу и просто молиться, что она вот-вот проснётся, и это окажется всего лишь дурным сном. Другая часть хотела кричать от страха и отчаяния, пока не сорвётся голос, и она даже шептать не сможет.

Как вернуть его в чувство, когда он даже не узнавал её? Когда он не был собой? Когда он собирался её убить, не оставив и секунды на разговоры?

Она поняла, что была слепа, глупа и безрассудна. Она винила себя за эгоизм и глупость, потому что он же предупреждал, что может убить её без какого-либо тормоза, и он не шутил. Неудивительно, что от её наплевательского отношения он переживал только сильнее. Неудивительно, что он не доверял самому себе, лишь бы её защитить. Она была всего лишь маленькой надменной эгоисткой, а он понимал риск лучше всех вместе взятых. Он не просто тупо отталкивал её — это были отчаянные попытки её обезопасить, а она игнорировала и только доставляла больше хлопот.

Ей было жаль. Она ненавидела себя за собственную глупость.

Но сейчас согласиться с ним означало бы отпустить его, а она этого не хотела. Если бы он желал этого — она бы отказалась от попыток его спасти, но всегда, когда она говорила, что не убежит и будет рядом, он был счастлив.

Они оба тупо и упрямо цеплялись друг за друга, неспособные поставить собственную безопасность на первое место. Слишком они сильно нуждались друг в друге, слишком они дорожили друг другом.

Да, страх был просто пустяком против их дружбы.

Рей без колебаний перепрыгнула на другую крышу, зная, что она начала смертельную игру в кошки-мышки с опаснейшим серийным убийцей. В итоге, рано или поздно он найдёт её — и она это знала. В какой-то момент он догонит, и ей придётся выжить во второй раз, но если он найдёт её слишком рано — она должна была быть готова.

Нужно было для начала успокоиться.

Она пересекла ещё несколько крыш и спустилась по лестнице в другой переулок, возвращаясь в лабиринты, потемневшие от наступившей ночи. Несколько секунд она просто цеплялась за лестницу и пыталась отдышаться, прежде чем спрыгнуть на землю. Она должна была достаточно оторваться, но всё равно передвигалась на цыпочках, стараясь издавать как можно меньше шума. Как только единственным источником света будет какой-то фонарный столб — преимущество будет у Зака.

Спокойно, Рейчел Гарднер.

Спокойно.

Плевать, как сильно она хотела сейчас себя ударить за то, что не слушала Зака, плевать, как сильно она заслужила этого удара за то, что причинила ему боль — сейчас просто было не до этого. Она затерялась в собственном отчаянии, не веря ни в себя, ни в свои шансы спасти Зака, но сейчас она не могла позволить себе быть бессильной.

После разговора с отцом Греем её первым планом было просто поговорить с Заком — а вдруг получится вытащить его из безумия? Она знала, что говорить, и это могло сработать, но священник оказался прав, и Зак отказался её слушать. Хотя её слова точно на него повлияли: он говорил ей завалить, прежде чем напасть. Если бы она просто сморознула глупость — он начал бы отшучиваться.

А вот её запасной план сработал куда лучше. Она подумала об этом, когда Грей просил доказать Заку, что он всё ещё человек, потому что именно такое её восприятие подарило веру в то, что он не обидит. Теперь она знала, что если Зак её не узнает — он и думать не будет её щадить. Зато она на какие-то жалкие минуты вернула его в чувство.

Он был человеком, и он по-человечески боялся её потерять.

По-человечески умолял её не умирать.

Запасным планом было проверить, как сильно Зак хотел её убить, независимо от рисков. Если слов окажется недостаточно, если он снова не послушает — она вполне могла поставить его между двумя крайностями, к которым он в данный момент метался: желанием убить и страхом её потерять.

В этом случае она могла только полагаться на доверие, которое она взращивала больше двух лет тесного общения.

Но это была единственная идея, как отрезвить Зака, и она не имела ни малейшего понятия, как заставить план сработать вот сейчас. В прошлый раз ей удалось, потому что он не пытался как можно скорее убить её. В этой смертельной погоне она знала, что ей не хватит времени ни на одно слово.

Она могла только бежать, пока ему не надоест, и желательно бежать по подворотням, чтобы не вывести его на случайного прохожего. Нужно было выбраться невредимой, и вернуться позже, когда у неё будет реальный шанс доказать, кто она. Им обоим нужно было немного успокоиться, прежде чем она сможет что-то предпринять.

И она единственная могла выиграть для этого время.

Шум слева вызвал немедленную реакцию: она бросилась на землю, уклоняясь от широкого лезвия косы, только что укоротившего ей пару прядей. Рей сжала кулаки и повернулась, пока Зак счастливо смеялся позади неё, посылая очередной табун мурашек по её спине.

 — А кого я нашё-ё-ё-ёл!

Она ждала очередного выпада, теперь уже без промашки, но вместо этого он просто стоял над ней с угрожающей усмешкой, смеясь и удовлетворяя свою жажду погони.

Ой.

Ой.

Он не убил её на месте. Должен был — но не убил.

И он отпускал её.

Он не нападал, пока она вставала и бросалась прочь. Не сразу бросился в погоню, не стремился ударить ей в спину. Она и шагов-то его не слышала: одно эхо его хохота умирало позади.

Отчаяние в её душе начало медленно оттаивать, сменяться невероятным облегчением, пока не переросло в самую настоящую надежду. Её сердце забилось быстрее, пока она бежала, потому что теперь знала, что ещё может что-то контролировать. Он не потерял себя полностью, не настолько свихнулся, как им обоим казалось. Он до сих пор пытался её защитить.

Может, побег быть не единственным вариантом, и она могла сделать кое-что ещё. Может, она смогла бы найти подходящий момент, правильное время, чтобы снова поговорить с ним и добиться успеха.

Так что сейчас, даже если она продолжала убегать и прятаться, всё было по-другому. Она не убегала в попытке выжить.

Она убегала всё дальше вглубь подворотен — именно ради Зака.

Потому что она не могла умереть.

Следующие минуты игра в кошки-мышки начала действительно походить на охоту. У неё появилась пара неглубоких ран: одна на руке, вторая — на щеке. Как простое напоминание о том, насколько он был быстрее её, даже если она всё предусматривала и уклонялась прежде, чем он опустит косу.

Всё было как по нотам разыграно: она бежала и бежала, прежде чем остановиться на передышку, и когда она пыталась идти бесшумно, чтобы сохранить хоть какие-то остатки сил, он приходил будто из ниоткуда, чтобы напасть. Она за этот час посмотрела смерти в глаза уже бесчисленное количество раз. Его коса всегда была в каком-то сантиметре от её кожи — и всё же она чувствовала, что он играет с ней в поддавки. Потому что ему хотелось поиграть, или потому что какая-то его часть хотела защищать её до последнего — она не знала.

Но он всегда отпускал её.

И всегда давал ей на побег куда больше трёх секунд.

Именно так она и поняла, что, несмотря на всё безумие, несмотря на поглотившую жажду крови, Зак хотел дать ей шанс.

Рей не забывала, с какой болью в голосе он продолжал сдерживаться, с каким отчаянием целовал её руку и обнимал её, как он просил. Ему определённо было тяжело оставаться в здравом уме, тяжело защищать её от самого себя. Иногда она замечала, как он хватался за грудь, в очередной раз позволяя ей сбежать, как будто ему нужно было каким-то образом ухватиться за реальность. Бороться с собственным желанием убивать было больно. Наверное, даже слишком больно.

Эта мысль поразила её одновременно с осознанием: она не могла продолжать бегать. Она не могла просто прятаться и ждать подходящего момента — он мог никогда не наступить.

Она должна была создать этот момент. Создать ситуацию, в которой он не охотился на неё, прекратить эту смертельную погоню. Переписать их роли хищника и жертвы. Сделать их вновь равными.

Хватит игр. Хватит быть жертвой. Просто хватит.

Рей слишком устала быть чьей-то жертвой.

Но в следующую минуту она получила две свежих раны. Правая нога, левое плечо. На этот раз Зак быстрее её догнал, быстрее нашёл, как будто наконец-то стремился закончить их догонялки. Она чувствовала, что он просто поджидал её.

Наверное, на самом деле так и было.

Ночь давно вступила в свои права, поэтому не было другого выбора, кроме как держаться освещённых улиц. Она замедлилась и устала — он легко мог определить, куда она пойдёт в следующий раз, и ждать её наготове. Ему не нужен был свет, чтобы найти её.

«Да, он ждёт меня», подумала Рей.

И эта мысль всё изменила. Теперь она знала, как прекратить их игру, как подарить себе новый шанс.

В следующую их встречу именно она должна ждать его.

Она направилась в ночь. Ей не было никакого дела до фонарей — она так хорошо знала дорогу, что могла бы идти хоть с закрытыми глазами. Ей пришлось использовать последние крохи выдержки, чтобы ускориться и, к счастью, она выбила своим неожиданным решением Зака из колеи. Она дошла до финального пункта назначения, ни разу его не встретив.

Потом она остановилась.

Наконец.

Она тяжело дышала, у неё подкашивались ноги, но она и не собиралась продолжать бегать. Оставалось два развития событий: либо она потерпит неудачу и погибнет здесь же, либо она выживет, и бежать просто не останется никакого смысла.

Или так, или никак. Но она не собиралась сдаваться без боя.

Она решила закончить их игру на узкой площадке между четырьмя зданиями, освещённой двумя фонарными столбами. Она не загоняла себя в тупик, вовсе нет: её единственным путём отступления были двери здания.

Того самого, где находилась квартира Зака.

Это было глупо, но в каком-то смысле, она чувствовала, что она рядом с домом, рядом с ним, и это придавало смелости.

Достав пистолет из сумочки, она снова положила палец на спусковой крючок. Услышав смех мрачного жнеца позади, она спокойно, без толики страха, обернулась.

Она больше двух лет назад умоляла его о смерти. Она не боялась умереть.

 — Здоров, — с безумной улыбкой поприветствовал он.

У неё в голове роились тысячи слов, тысячи фраз, которые она жаждала сказать, но она знала, что не сможет. Он не послушает её, что бы она ни говорила. Могла сработать только одна вещь, поэтому она начала с простого имени, произнеся со всеми чувствами и со всей душой.

 — Зак…

Реакция пошла. Она знала, что он всегда реагировал, когда она его звала таким голосом. Она знала, что он её слушал. Но, к сожалению, этого было мало. Он продолжил идти к ней, облизывая губы и положив ладонь на рукоять косы, уже готовый опустить лезвие на её шею.

Рей всё равно не собиралась так просто разочаровываться.

 — Айзек… — умоляюще позвала она.

И на этот раз он остановился. Его шаги, его рука, его смех — всё остановилось.

Она снова посмотрела в его глаза, заглянула в душу.

 — Ты сможешь это сделать?


* * *


Вш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш

Он хотел убить, блядь, эта малявка заставила его побегать, хотя он мог покрошить её гораздо раньше, блядь, убить-убить-убить…

Шипение. Пиздецки бесящее шипение, но куда лучше унылого дождя.

 — Зак…

Зак. Что за Зак. Кто этот Зак. Имя. Это было имя. Это было имя, и что-то в её голосе, в её произношении, заставило его вздрогнуть.

Как будто пошла какая-то реакция.

Зачем? Почему?

Да похуй. Он отмахнулся и продолжил идти. Завали и сдохни, тупая малявка. Сдохни, чтобы я посмеялся. Хочу убить, хочу убить, хочу убить!

 — Айзек…

Имя. Снова имя. То самое имя. Блядь. Это же…

— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

— Айзек Фостер.

Это было его имя. Его звали Зак. Айзек. Айзек Фостер.

— Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

— Кто я…

Он остановился. Сердце бешено колотилось в груди. Как же тупо. Почему? Почему он отреагировал на какую-то малявку, зовущую его по имени? Почему он не мог дёрнуться? Просто потому, что она его позвала?

Она смотрела прямо ему в глаза, снова утопив его в океане своего взгляда. В глубине той бездны было столько всего — чувства, надежда, свет, спокойствие, терпение, сила, решимость — и что-то в его сердце дёрнулось.

 — Ты сможешь это сделать?

В глубине сознания шипящий сломанный телевизор смешался с памятью, которую он так долго и упорно топил.

— Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

А то. Убивай всех, но выживай. Это он всегда мог и умел.

— Понимаю.

— Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

— Ты меня понимаешь?

— …Понимаю.

Он прекрасно понимал, поэтому убийство этой малявки должно было быть проще некуда. Он хотел убить её, хотел так сильно, что нужно было занести косу в эту же секунду.

— Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

Ёбаный бред. Да, Сихам облажалась. И он облажался следом за ней. Он совершал ёбаную ошибку прямо сейчас, и если продолжит в том же духе, обязательно закончит, как она. Но почему? Почему он совершал ошибку, и почему не мог этого допустить?

— Понял.

Ну да, он же сказал «понял». Он пообещал, что не закончит, как она. Потому что она лажала достаточно, в итоге оказалась одна и потеряла всё. Потеряла то, что поставила превыше выживания. И он сейчас собирался сделать то же самое.

Если сейчас он пойдёт на поводу у жажды убийства, он потеряет самое важное. Что-то важнее выживания, что-то, что он просто не мог себе позволить потерять. Кого-то.

Рей.


* * *


 — Если собралась стрелять — не тормози, — наконец прохрипел он.

 — Зак!

Сердце Рей пропустило удар от нахлынувшего облегчения и надежды. Зак узнал её, слушал её, осознавал, что это была она, увидел пистолет в её руке, и сдерживался, выигрывая время, чтобы она собралась с духом. Она смогла вытащить его из кровавого веселья, пусть и на время — он вернулся, и у неё был шанс.

— Отвали! — огрызнулся он, когда она протянула руку. — Или я убью тебя!

Она резко убрала руку, чувствуя, как кровавая жажда в его глазах прожигает в ней дыру. Он тяжело дышал, его рука дрожала вокруг косы — он прилагал огромные усилия, чтобы не убить её в эту же секунду. Зов по имени и наводящий вопрос, мог ли он поступить согласно собственному решению, вернуло ему часть рассудка, но о полном сопротивлении речи пока не шло.

Она посмотрела на пистолет в своей руке и поняла, что сейчас слова Зака не были и на грамм аргументированы.

Всё, чего он хотел сейчас — чтобы она была в безопасности. Он предпочёл быть застреленным ради этого.

Слова могли не сработать — но пуля сработала бы, и они оба это понимали.

 — Если собралась стрелять, — медленно повторил Зак, — не тормози. Даже если не выстрелишь, меня это не удержит.

Рей прикусила губу. Никто из них не знал, сработает ли с ним тактика беседы. Но выстрел точно спас бы ей жизнь. Пистолет был на уровне его груди, он бы точно не поднялся после такого. Она ведь обещала дать отпор, когда посчитает нужным, а сейчас момент был лучше некуда. Она могла бы застрелить его насмерть, либо же просто ранить — это было бы просто и действенно.

Но она не хотела.

Он заметил, как дрожит её рука.

 — Что, ссышь нажать?

 — Да, — прошептала она.

Да, ей было страшно, и она не хотела нажимать на этот проклятый спусковой крючок, даже чтобы просто ранить его и надеяться, что боль отрезвит. Она думала об этом снова и снова, повторяла «я не хочу», пока оно её не переполнило.

Все её чувства к Заку сейчас грозились разорвать ей сердце, потому что было больно, до чёртиков больно, и хотя стрельба была самым очевидным выходом, она не хотела стрелять. Её взгляд наполнился отчаянным гневом и решимостью. Она подумала обо всём, что хотела ему сказать, когда была уверена, что через секунду умрёт, и приняла решение.

Она не хотела стрелять.

 — …Я не буду стрелять.

И опустила пистолет.

Он распахнул глаза.

 — Чего?

Его боль сменилась яростью, его жажда крови сменилась яростью. Но пока он злился, она успокаивалась. Она наблюдала, как он начинает чуть ли не дымиться от гнева, пока внутри неё тёплым штилем разливалось странное смиренное спокойствие. Она приняла решение и отступать была не намерена. Она собиралась пойти до конца, потому что знала — её выбор верный.

А потом будь, что будет — она ни о чём жалеть не собиралась.

 — Мозги включай, это не шутки, Рей! Я, БЛЯДЬ, УБЬЮ ТЕБЯ!

Он говорил то же самое, что и в мае, когда они поссорились, когда она упорно не хотела его бросать. Он, конечно, тогда был полностью прав. Но его слова тогда были неверными, и сейчас неверные, потому что независимо от грозящей опасности, умрёт, или выживет — она собиралась верить в него до конца.

Но не слепо, разумеется. Она никогда не доверяла ему вслепую. Доверие нужно было построить, заработать, заслужить. И Зак всегда заслуживал полного её доверия, пусть и не понимал, за какие заслуги. Она верила в него твёрдо и непоколебимо.

Может, он хотел защитить её, но и она не собиралась оставаться в стороне. Она верила в него.

Даже сейчас она доверяла.

 — Ты действительно этого хочешь?

Он на секунду опешил.

 — Блядь, нет. НЕТ! Выстрели в меня, ради всего святого! Выстрели, пока я тебя не убил! — он схватился за дуло пистолета и ткнул его прямо себе в грудь, где билось сердце. — Я же сказал, не тормози, стреляй! На таком расстоянии не промажешь!

В его тоне слышалось отчаяние, чистое и нарастающее. Даже своего рода мольба. Он не мог понять, почему она не стреляла, ведь другого шанса у неё просто не будет. Не мог понять, почему она так спокойно стояла, почему не видела в выстреле своего единственного способа выжить. Но Рей всего лишь покачала головой. Она мягко убрала пистолет из его руки и посмотрела на оружие, убирая палец со спускового крючка.

Она не чувствовала ни опасности, ни отчаяния. Она была уверена в себе и в своём решении.

 — Проси меня, сколько хочешь, — медленно ответила она. — Мой ответ не изменится. Я…

Она смотрела на него без страха, без сомнения — с чистой решимостью и абсолютным доверием, исходящим из глубины её сердца.

 — Я не хочу стрелять в тебя, Зак.

Пистолет звякнул об асфальт.

Зак смотрел на неё безумно, недоверчиво, отчаянно. Не понимая её мотивов, он ведь видел себя монстром и совсем забыл, что она никогда не переставала видеть в нём человека.

 — Ха-ха-ха… Что за хрень ты несёшь? — задушено прохрипел он. — Тебе наконец-то приспичило сыграть в ящик?

 — Нет, — она снова покачала головой. — Вовсе нет.

Ты неправильно меня понимаешь. Я отказываюсь стрелять не потому, что хочу умереть или мне плевать на жизнь. Ты ошибаешься. Ты считаешь, что я не выживу, если не убью тебя, а оба мы эту ночь не переживём.

И самое главное — ты ошибаешься в самом себе. И даже если ты не доверяешь себе — я доверяю тебе до самой своей смерти.

Рей взглядом передала все эти слова.

 — …Таково моё решение, — заявила она, положив руку себе на грудь.

Она приняла это решение независимо от опасности. Однажды она сказала ему, что даже если будет больно — это будет её выбор, и он не мог выбирать за неё. Она не отказывалась от своих слов. Она продолжала стоять, противостоять ему, не обращая внимания на все риски, потому что это был только её выбор.

Это была её решимость.

 — Я не против, если ты убьёшь меня. Но…

Зак вздрогнул. Они оба знали, каковы его условия для её убийства, и точно так же знали, что убей он сейчас — она не держала бы зла. В каком-то смысле, сейчас она стояла на его пути. Но убить её прямо сейчас, вот так, было бы неправильно. Она чувствовала, что задевает кровожадную сторону Зака, но сейчас ей в глаза смотрел тот Зак, у которого ещё остался рассудок.

 — Ты этого не хочешь.

Как и она не хотела умирать.

 — Ты не в себе. Это не твои мысли, не твои решения. Ты просто идёшь на поводу у собственной жажды крови, у своих убеждений, своих ран и своего прошлого, — её взгляд ожесточился. — Те люди хотели, чтобы ты был монстром, и сейчас ты продолжаешь идти у них на поводу.

Эти слова вывели его из равновесия, застали врасплох, но она ещё не закончила. В штиле её спокойствия начала разгораться злоба на тех людей, которые в прошлом ранили его, на все его незатянувшиеся раны, которые сейчас дёргали его за ниточки, и к словам «монстр» и «инструмент». Её голос оживился.

 — Но я не собираюсь плясать под их дудку. Я не хочу играть уготовленную мне роль девушки, которая просто, блядь, выстрелит в тебя, потому что тебе в голову вбили, что ты не создан ни для чего, кроме тьмы, насилия и убийств, — прошипела Рей. — Потому что так и должно было случиться, да? Ты же убийца, а у меня есть пистолет. Я могла бы просто поднять его и всадить тебе пулю в голову. Я была бы спасена, а ты был бы мёртв. И ты думаешь, что так твоя жизнь должна закончиться?!

Она это знала. Прекрасно знала, кем он себя видит, и со слов отца Грея уже знала, что его мало заботило собственное существование. Его убедили, что он родился, чтобы причинять боль, что он был монстром, что его место только в тёмной подворотне.

А теперь пришла она убеждать его в обратном.

 — Я не хочу, чтобы всё вот так закончилось. Просто не хочу. Не хочу стрелять, не хочу слушаться тебя, и не хочу, чтобы ты продолжал так думать. Я не хочу, чтобы продолжал цепляться за прошлое и эти извращённые убеждения, которые ты сам себе в голову вбил. Прямо сейчас они не имеют никакого значения, потому что ты меняешься, ты сам захотел измениться. Ты и я, Зак…

Рей сжала кулаки.

 — Мы — не чьи-то инструменты.


* * *


Внутри него оставался тот пацан, десятилетний пацан, который так и не вырос, который сейчас смотрел на неё и слушал, что она говорила. Этот пацан, сломленный, который знал, о чём она говорит, всё равно хотел услышать эти слова от кого-то помимо самого себя. Он не был инструментом, никто не был инструментом, и никто не должен был быть инструментом.

 — Ты и я, Зак, мы — не чьи-то инструменты.

Зак распахнул глаза. Хватка на косе ослабла, и он вспомнил.

— Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора.

— ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда.

— Сихам…

Сихам никогда не видела в нём инструмент. Когда он жил с ней, она орала на него, ругалась, злилась — но никогда не пыталась контролировать или манипулировать им. Он не был вещью, когда его бросили в приюте. Он просто выживал тогда, и выживал до сих пор. Хозяева видели в нём инструмент, и всё это время они были неправы.

Он просто выживал, как мог.

Он не был инструментом. Он никому не принадлежал. Ни этим хозяевам-пьяницам, ни своему прошлому, ни собственной жажде крови, ни травмам или страхам.

Айзек Фостер не был инструментом.

Он сейчас не был инструментом, сейчас не нужно было убивать, чтобы выжить. А убивать Рей тем более противоречило его выживанию.

Для выживания больше не стоило быть инструментом собственной кровожадности.

Рей положила ладони поверх его рук, всё ещё глядя в его глаза своей синевой, глубокой и яркой, что он утонул, теряясь в бесконечных волнах её мужества, решимости и веры.

 — …Убить, или быть убитым, — сказала она, — такие вещи решаем только ты и я, Зак.

«Но сейчас ты не принадлежишь себе».

Он знал. Но за кровожадным убийцей именно настоящий Зак сейчас наблюдал за ней и всем своим сердцем внимал её словам. Именно он смотрел на неё и видел, как застившая глаза тьма рассыпается осколками стекла. Именно он позволил сломленному ребёнку внутри себя, наконец, уйти обратно в недра воспоминаний.

И с каких пор Рейчел Гарднер стала такой сильной и прекрасной женщиной?

Она была сломлена — она и до сих пор сломлена — но она исцеляла себя, сшивая по кусочкам золотыми нитями. Она сияла так ярко, что освещала его.

Ослепляла его.

Да, монстр, которым он всё-таки был, не мог выдержать её света.

Всё в его разуме смешалось в кучу — телевизор, боль, дождь, жажда крови, грань между ним и нормальными людьми, бессмысленная ярость — и его существо заорало, взмолило убить её, пока она не сожгла. Он не мог этого вынести. Он должен был убить её за то, что она была такой яркой, пока она не разрушила всё, во что он верил, пока она не лишила его последних убеждений, пока он не стал уязвимым, хрупким и слабым. Пока она не увидела его слабость.

Он с болью рассмеялся.

 — И когда же в твоей башке столько силы набралось?

Его хватка снова жёстко усилилась, и он сделал шаг назад.

 — Зак?.. — позвала она.

 — Эх, бля, не могу больше терпеть, — сказал он. — Я же ёбаный монстр, помнишь, Рей? Даже сейчас, когда ты такую речугу выдала, даже если я сам не хочу — я не могу сопротивляться желанию убить тебя… — его голос совсем затих, ослаб от отчаяния. Она же должна была понять намёк, и выстрелить, пока он действительно не напал. — Ты просто слишком… хороша для меня, а я всего лишь маньяк. Терпеть не могу. Просто не выношу твоего… света.

Нет, он снова сказал не то. Он хотел быть рядом с ней, жить с ней, обнимать этот свет и растворяться в её доброте. Но он завидовал. Ей удалось исцелиться, и она была сильна, несмотря на все свои шрамы. Он завидовал, что она такая человечная, со своими достоинствами и недостатками, и завидовал силе её привязанности к нему.

Он завидовал, и ненавидел это. Всё ненавидел, начиная с осознания, насколько он был слаб, что он был просто инструментом собственной тьмы. Он был глупцом. Он просто монстр, монстр, монстр, монстр…

 — Я самого себя не выношу, — пробормотал он, потому что это и было чистой правдой.

Это было больно. Он однажды говорил ей, что ему было проще злиться, чем переносить боль, и ярость всегда брала над ним верх, когда ему было обидно. Сейчас происходило то же самое. Он чувствовал опасную близость к новому срыву, опасную боль, и многие годы въевшегося в его жизнь насилия просто начинали брать рассудок под контроль. Он пытался защититься от большей боли, он хотел убить.

 — Я монстр, Рей.

Извини, хотел закричать он. Прости меня, и просто застрели нахуй, пока я не убил тебя. Рань меня, выруби, если не хочешь убивать — ты же можешь. Убегай, уходи, не знаю, спрячься от монстра вроде меня, и никогда не возвращайся.

Не держись за меня. Отпусти и убеги подальше.

Пожалуйста.

Пожалуйста.

Но она сказала просто и ясно.

 — Нет.


* * *


 — Нет.

Рей чувствовала потрясение от собственной бури эмоций, вырывающейся из груди. Внутри неё бушевала такая сила и мощь, что она просто не знала, как прямо сейчас стояла на месте, сохраняла спокойствие. Наверное, потому что сейчас она старалась передать все свои чувства взглядом, голосом, связывая всё с одной простой мыслью «я не могу его потерять».

 — Нет, — упрямо повторила она. — Ты не монстр.

Она никогда не видела его таким, и сейчас не видела в нём никого иного, как напуганного человека, пойманного в ловушку собственной тьмы. Не знающего, как, наконец, отпустить тех старых призраков, которые так долго контролировали его жизнь. Он боялся себя и того, что может сделать, боялся осознать, что все его (пусть и ужаснейшие) убеждения, которыми он жил до этого, были неправильными.

Всегда тяжело и страшно расставаться со своими старыми принципами. Даже если они были прогнившими, извращёнными — но Зак жил на них. И понимая, что этот путь изначально был неверным, он мог уже не знать, как жить дальше.

 — А я — не проклятая девочка.


* * *


Завали.

Завали завали завали завали завали завали завали завали завали завали завали завали завали

Нужно было заткнуть ей пасть, пока она не сказала слишком много. Нужно было прямо сейчас вскрыть ей глотку. Нужно было убить её.

Но всё, что он мог — только слушать.


* * *


Она не была проклятой, Зак ей об этом говорил. Внутри неё какая-то часть продолжала в это верить — нелегко перестать ненавидеть себя, когда ненависть въелась тебе в душу — но Рей знала, что она не родилась, будучи «проклятой». Это неоднократно вбивалось ей в голову родителями, пока она не начала просто жить с мыслями и верой в то, что она разрушала чужие жизни.

Для неё было шоком понять, что она не была проклятой с самого рождения, что это всего лишь мнение её родителей, навязанное ей. Это было трудно понять и признать, да и сейчас было трудно просто отмахнуться от мысли, что она была куда лучшим человеком, чем всегда считала.

Но она прекрасно понимала, что для этого нужно время. Собирать себя по кусочкам было частью исцеления.

— Я смутно представляю, каким ты был до того, как приехал сюда. Каким ты был после приюта. Я знаю, что в то время назвать тебя «монстром» было бы самым точным. Но теперь нет. Сейчас ты не монстр.

Прямо сейчас она такового не видела. Она видела человека, который боялся перестать себя ненавидеть. Самоненависть облегчала отвращение от чужой ненависти, облегчала досаду от ошибок. Самоненависть и самоущемление могли защитить. После очередной ошибки ты просто вспоминаешь, что этому уже и не стоит удивляться — и справиться с болью становилось легче. Ты просто убеждаешь себя, что лучше быть уродом. Если тебя даже в тёмном мире ненавидят — в любом случае, никто не навредит тебе больше, чем ты навредил себе сам.

Это — самоуничтожение под видом самозащиты.

Но и это процесс. Этому люди учатся, сами, или с чьей-то помощью.

Никто не рождается, ненавидя самого себя.

 — Зак, ты не родился монстром. Ты не родился машиной убийств, не родился мерзостью. Ты стал монстром в своих глазах, когда эти люди тебя в этом убедили. После приюта ты отказался видеть в себе травму, и называть себя монстром стало твоим способом объяснить, что ты сломлен.


* * *


Нет-нет-нет, завали, не говори, не произноси этого. Он не хотел слышать, почему с самого ёбаного приюта продолжал цепляться за слово «монстр», хоть и ненавидел его. Завали-завали-завали. Больно-больно-больно.

Она была права, и слышать правду было больно. Нужно было её убить. Её правота причиняла боль. А его разумная часть продолжала бороться с жаждой крови, чтобы позволить ей договорить до конца.


* * *


 — Но эти люди уже мертвы, ты их убил, — заметила она. — Они убедили тебя в том, что ты монстр, но их больше нет, они больше тебя так не назовут, и у тебя нет причин им верить. Эти люди без доли сомнений причиняли тебе боль, почему какие-то их слова имеют смысл? Почему ты думаешь, что они сказали тебе правду?

Она не винила Зака за то, что он им поверил. Слова были подобны яду, подобны сложнейшему узелку в голове, и развязать его было тяжелее некуда, особенно, когда не знаешь, с чего начать. Зак предпочёл просто жить с ним. Он просто злился на этих людей за то, что они продолжали его преследовать даже после своей смерти. Он злился на её родителей за то, что они сейчас делали то же самое с ней. Он злился на любого человека, который травмировал, причинял боль другим, потому что это было неправильно.

 — Ты признал свою травму, ты не пытаешься сбежать от прошлого и ты встретился со своими воспоминаниями. Ты понимаешь, что ты сломлен, и понимаешь, почему хочешь меня убить.

Он не был одичавшим подростком из описания отца Грея. Он вырос, повзрослел и принял многое в себе, когда прошлое его догнало. Он знал, что не мог продолжать притворяться, будто с ним всё в порядке. Он знал, что это не так, но ещё знал, что он изменился. Возможно, даже благодаря ей (пусть она плохо в это верила).

 — Ты однажды мне сказал, — вспомнила она. — Из-за приюта ты забыл, как быть человеком. Но ты всё ещё человек, Зак. И единственная причина, по которой ты зовёшь себя монстром — ты забыл, что можешь быть кем-то другим, чем-то большим.


* * *


Нет, он не был. Это было невозможно. Монстр, он всего лишь монстр-монстр-монстр, и ничего более. Если он не монстр, значит, он ничто.

Поэтому завали. Завали, блядь, почему нельзя заставить её заткнуться? Почему бы не убить её раз и навсегда?

Почему он хотел, чтобы она говорила дальше?


* * *


Рей знала, почему ему так трудно избавиться от маски монстра. Если он не был монстром — он не знал, кем он был в противном случае, и это его пугало. Он так долго звал себя монстром, это так долго лежало в основе его самоидентификации, что без этого слова он мог думать, что у ничего больше и нет.

До того, как она сломалась — она была такой же. Зак вернул её к реальности, доказал, что она больше, чем просто проклятая. По иронии судьбы, именно тот человек, который не видел в себе ничего хорошего, показал всё хорошее внутри неё.

 — Трудно себя полюбить. Трудно увидеть в себе достоинства. Трудно понять, что можно измениться, стать лучше и трудно представить, что для тебя уготовлено нечто большее, чем казалось изначально, — сейчас она говорила, имея в виду скорее себя, потому что даже сейчас она боролась с ненавистью к себе. — Ненависть проще любви, всегда была проще. Мы с тобой… хорошо это понимаем, — горько добавила она. — Для ненависти хватает самой малости. Но нужно приложить усилия, чтобы заслужить любовь, или даже подумать об этом.

Была веская причина, почему она расценивала любую привязанность к себе божественным чудом. Почему человек, дороживший ею больше всего на свете, стал для неё самым близким к понятию Бога. Почему она думала, что насилие от родителей было её заслуженным наказанием.

И Зак, в каком-то смысле, был таким же. Они оба привыкли плевать на самих себя, и были уверены, что не заслужили всей проявленной доброты.

Она говорила спокойно, но в её голосе была ярость и горькая досада. Глаза застили предательские слёзы.

 — А знаешь, что хуже всего? Мы уверены, что это норма. Мы сами считаем, что нормально называть самих себя монстром или ведьмой. Мы думаем, что заслужили.


* * *


Убей, пока она не наговорила слишком много. Убей, пока она не причинила тебе боль. Убей, пока она не договорила свою ересь.

Монстр. Монстр. Да нормально, что его так называли. Он же и был монстром. Он убивал, ранил и не жалел об этом. У него была эта нечеловеческая сила, нечеловеческая внешность, и он жаждал смертей.

Убей и докажи ей. Сломай стену, защищающую её, и убей, чтобы защитить самого себя.


* * *


Зак думал, что это нормально, что быть монстром нормально — и ошибался.

Нет, это было не нормально. Точно так же, как насилие со стороны её родителей никогда не было нормальным или заслуженным. Точно так же, как её проклятие было просто бредом, вбитым в её голову. Он заставил её понять это, но сам считал себя правым, называя себя мерзостью.

 — Но какой монстр сейчас сдерживается от убийства? — спросила Рей. — Какой монстр стал бы меня слушать? Какой монстр стал бы столько для меня делать? Какой монстр спас бы мне жизнь, мой рассудок и какой монстр желал бы спасения?

Она могла бы поверить, что серийный убийца был монстром, но Зак был больше, чем просто серийным убийцей. Его улыбка, его смех, его прикосновения к её рукам или волосам, его поцелуи в висок, касание лбами, его утешения, поддержка и поощрения, его попытки быть добрым, его страх потерять её… Рей просто не могла поверить, что монстры на такое способны.

Она сжала кулаки.

 — Зак, я знаю, что так просто тебя не переубедить. Я знаю, что ты так просто не отпустишь своих призраков прошлого.

У неё не было такой силы, но и Зак не за раз убедил её, что она не проклята — он долго напоминал ей своими действиями, словами и взглядом. Ненависть к себе была процессом, и уничтожение её — тоже процесс. Долгий и жёсткий.

Но вполне реальный.

 — Ты человек. Ты не монстр, ты — человек, — сказала она, желая, чтобы до него дошло. — Такой же, как и я, как и все остальные. У тебя есть свои недостатки, свои проблемы, свои травмы и тьма. Но в тебе есть хорошее, у тебя есть достоинства, ты можешь исцеляться, в тебе тоже есть свет.


* * *


Она должна сдохнуть прямо сейчас. Он не мог просто цепляться за призрачную надежду, что она права. Она и так была слишком права. Так что, пусть она сдохнет, пусть он потеряет её, потеряет самого себя, чтобы больше никогда не сомневаться — он был монстром.

Убить её. Убить!


* * *


Он не был ни Богом, ни святым, ни монстром, ни чьим-то инструментом.

Он был человеком — не больше и не меньше.

Сломленным, разбитым, уязвимым, забытым богом, раненым, обожжённым, испорченным — но всё же человеком.

 — Даже если ты думаешь, что ты монстр — я не вижу в тебе монстра. Я вижу только Зака, и я дорожу тобой таким, какой ты есть. Сколько бы крови не было на твоих руках, сколько бы тьмы не было в твоей голове, каким бы сильным ни было твоё желание меня убить.

Не важно, как он был опасен — она не видела в нём опасности. Пусть он уже занёс над ней косу — она рядом с ним чувствовала себя в безопасности.

Поэтому она глубоко вдохнула, утихомирила бурю чувств внутри себя, и посмотрела в его разноцветные глаза.

 — Для меня, ты — не монстр. Ты человек.


* * *


Завали. Пожалуйста, завали. Не порождай во мне это желание света, желание перемен. Монстру не нужны перемены. Монстры живут только во тьме.

Сдохни.


* * *


Она не знала, почему он позволял ей говорить дальше. Может, он продолжал себя как-то контролировать. Может, он хотел послушать, что она скажет. А может, она просто говорила то, что нужно.

Но это было не важно.

 — Я верю в это, и знаю, что ты меня не убьёшь. Здесь и сейчас я доверяю тебе, потому что я дорожу тобой и знаю, что ты дорожишь мной не меньше. Я верю — ты меня не убьёшь.

Теперь всё, что было важно — он был человеком, и она в него верила.

Рей улыбнулась.

 — Ты же не монстр.


* * *


Убить…


* * *


Вш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш ёбаный сломанный ящик, но она сказала «ты же не монстр», и воспоминания о шипении сменились другими.

Старыми воспоминаниями.

Объятия и слёзы.

 — Зря я тебя полюбила.

Рука, протянутая ему в церкви.

 — Меня зовут Абрахам Грей.

И тем, что было совсем недавно.

 — ЗАК!

Труп в мусорном баке, оказавшийся живой девчонкой.

— Я не хочу тебя терять.

Сломленная девочка, рыдающая на его груди под дождём.

 — Ты гораздо большее, чем просто убийца, но продолжая убивать, ты просто потеряешь самого себя. Ты перестанешь быть собой, я этого не желаю.

Девушка, погрузившаяся в ненависть к себе, обидела его.

 — …Но.

Малявка пыталась с ним танцевать.

— Зак, ты сможешь это сделать?

Её запах, её кожа, вкус её шеи на его губах, ощущения её тела, её объятия. Её тепло.

 — …Хорошо.

Исцеляющаяся девушка под дождём проливала слёзы за него.

— Я не хочу стрелять в тебя, Зак.

«Мне плевать» и крепкие объятия.

— Ты этого не хочешь.

Шок на её лице, когда он собирался убить её подругу.

— Ты и я, Зак, мы — не чьи-то инструменты.

Ссора, она снова плакала и «je tiens à toi».

 — Нет.

Подаренный пистолет в её руках.

 — Для меня, ты — не монстр. Ты человек.

Похожий на волшебство поцелуй в лоб в душе.

 — Я верю — ты меня не убьёшь.

«С днём рождения», putain и ощущение её губ на щеке.

 — Ты же не монстр.


* * *


Зак опустил занесённую косу.

Глава опубликована: 06.03.2019

3.8 Коса, пистолет и призраки прошлого

Кровь.

По её груди потекла струйка крови, пачкая порезанную футболку.

Порез.

От левого плеча до верха её груди зиял неглубокий порез от лезвия косы.

Рей улыбнулась и задержала дыхание, когда Зак опустил на неё косу, но закрыла глаза и поморщилась, чувствуя, как лезвие разрезает её кожу. В этот момент она ни о чём не думала. Ей не было страшно, она не думала о смерти — просто почувствовала острую боль и услышала шум косы, звякнувшей у неё ног.

Она открыла глаза, чтобы посмотреть вниз, на клинок между ними. Кажется, косу, которой отняли бессчетное количество жизней, опустили с такой силой и отчаянием, что она чуть асфальт не проломила.

С кончика капала кровь. Скользила по краю лезвия, стекала и капала на асфальт. Одна капля, другая. После третьей до Рейчел Гарднер дошло.

Она была жива.

Он её не убил.

Он точно опустил косу, чтобы убить её — но не убил. Он её ранил, и больно, он хотел её зарезать, но всё-таки он её не убил. Неосознанно он удержался, скосил, чтобы всего лишь ранить, чтобы её не убить.

Рей резко подняла голову, её сердце колотилось так быстро, что могло разорваться.

 — Зак…

Её оборвал лязг выброшенной косы в паре метров от них. Она замолкла, но её мысли затихли, время остановилось, всё вокруг них остановилось. Как будто в гробовой тишине сама вселенная затаила дыхание.

И Зак сломался.

Словно мир затрещал по швам.

Айзек Фостер обнял её, падая на колени, утыкаясь лицом в изгиб её шеи.

И впервые он заплакал.

 — Прости, — он прижимал её так крепко, что было больно, но его руки дрожали. — Прости меня, блядь, извини!

В его голосе смешались отчаяние, злость, печаль — и прежде всего, неизмеримая боль, льющаяся из его сердца.

 — Почему ты не сбежала?! Почему ты просто стояла? Почему не выстрелила? По-поче… Почему, блядь, ты верила мне до последнего?

Она чувствовала его слёзы на своей коже, она могла буквально услышать, как они капали на землю, и она слышала его надтреснутый голос. Ей стало так больно за него, что она обняла его так крепко, как только могла. Скользнув пальцами в его волосы, она прижалась щекой к его голове, игнорируя собственные слёзы.

 — Потому что ты человек, Зак, — ответила она. — Потому что я дорожу тобой и верю в тебя. Потому что ты куда лучше, чем тебе кажется. И я просто не могу тебя отпустить.

 — Прости, — всхлипнул он. — Мне просто так, блядь, жаль. Извини. Я уже ни хуя не понимаю, извини.

 — Я жива, — ей было больно, но она улыбалась, потому что в каком-то смысле, ей эта боль нравилась. — Прямо сейчас я жива.

 — Я тебя ранил.

 — Но ты меня не убил.

Он продолжал плакать, и она нежно зашептала ему на ухо что-то тягуче-утешающее, поглаживая его по волосам и позволяя проливать все слёзы, что накопились в его душе за всю жизнь. На каждое его извинение она говорила, что всё хорошо, что она всё понимала. Всё хорошо. Пусть физически она была ранена, но эмоционально она в жизни не была к нему настолько близко. Прямо сейчас она даже могла назвать себя счастливой.

Она была жива, и он пришёл в себя. У них получилось. А другого она и не хотела.

 — Я не убегу от тебя. Я здесь. Я тебя не отпущу. Ты не потерял меня.

Нет, он не терял её ни на йоту.

 — Спасибо, — он наконец прекратил извиняться. — Спасибо, что… терпишь меня. Спасибо, что не испугалась. Спасибо, что продолжаешь мною дорожить. Просто спасибо, что ты есть, блядь, большое спасибо, что ты есть.

Он не хотел, чтобы его спас кто-то другой.

Рей хотела ответить, но от нового прилива слёз горло сжалось. Это было слишком — она не могла ничего сказать, теперь уже нет, особенно после этих слов. Так что она просто закрыла глаза и крепко обняла его — сломленного парня, который видел в ней целую вселенную. Она растворилась в его объятиях, потому что когда Зак того хотел — его слова тоже могли ударить в самое сердце.


* * *


Иногда просто было нечего сказать. Иногда молчание было лучше и приятнее, и ничего не нужно было говорить.

Прямо сейчас они ничего друг другу не говорили, но это не имело значения. Всё, что было важно — она была жива, она была здесь, в его руках, и они не собирались друг друга отпускать. Он так хотел, чтобы она продолжала быть рядом, чтобы самому оставаться в здравом рассудке, чтобы наконец-то переступить границу, которую он прочертил между собой и нормальными людьми. Чтобы он понял, что он до сих пор человек.

«Ты же не монстр.»

Она сказала это несколько раз, и действиями дала понять, что никогда не видела в нём монстра — но только сейчас он мог принять её слова. Когда она показала ему силу своей веры в его человечность.

Было трудно поверить, что он не монстр, но она могла быть права. Возможно, он рано или поздно позволит себе осознать себя самым обычным человеком. И даже если у других людей были все права звать его монстром, учитывая, сколько крови он пролил — он не обязан был им верить.

Он мог быть монстром, мог быть Переулочным Убийцей — но на этом ничего не заканчивалось. Он — тот, кто, несмотря на слепую жажду крови, сумел уберечь дорогого ему человека. Он — тот, кто всё-таки мог смеяться, улыбаться, злиться, смущаться, плакать, дорожить, позволять притрагиваться к своей душе и телу. Он — тот, кто облажался, совершил просто тучу ошибок, о некоторых пожалел и пытался двигаться дальше, и выжил, когда жизнь его ебала и выбрасывала, как побитую шлюху.

Он был другом Рей. Он был приёмным сыном Грея. Он был родным ребёнком Сихам. Он был просто Зак.

И в глубине души он всегда был и всегда будет Айзеком Фостером.


* * *


— Айзек Фостер. Вот, как тебя зовут. А теперь повторяй.

— Айзек Фостер.

 — Молодец. А теперь смотри мне в глаза и слушай, Айзек Фостер. Ты не забудешь своего имени. Никогда не забудешь, кто ты.

 — Кто я…

 — Ага. В первую очередь — выживание. Когда случается пиздец, у тебя не будет никого, кроме себя самого. Выживай, даже если ты один. Выживай, даже если нужно кинуть всех. Понимаешь меня?

 — Понимаю.

 — Хорошо. И, раз уж ты понял, я оставляю тебя здесь. Выживание, сам понимаешь.

Пауза.

 — Ты меня понимаешь?

 — …Понимаю.

 — Эй, я и сама знаю, что жизнь — дерьмо. Жизнь — сука похлеще меня. Она будет ебать тебя и выбрасывать, как побитую шлюху, потому что по-другому не бывает. А ещё ты будешь много и долго лажать, Айзек. Я налажала достаточно, и знаю, что совершаю очередную ёбаную ошибку прямо сейчас. Не закончи, как я, понял?

 — Понял.

 — Эй, милочка, закругляйтесь. Вам пора.

 — ЗАВАЛИ ЕБАЛО, Я ЖИЗНИ ЕГО УЧУ! Блядь, было бы у меня время, был бы у меня этот ёбаный выбор… Я бы никогда в жизни того ебаната к тебе не подпустила. Никогда.

 — Сихам…

 — Ты выжил, Айзек. Будет лучше, если ты и это переживёшь, а потом надерёшь мне задницу за всю хуйню, что я тебе сделала… Зря я тебя полюбила.


* * *


Оу.

Теперь он вспомнил.

Конец воспоминания.

Он наконец-то всё вспомнил.

Сихам смотрела ему в глаза с таким выражением, как обычно, когда она заставляла его что-то пообещать.

И сказала…


* * *


— И никогда, блядь, не позволяй никому говорить, что ты — монстр.


* * *


 — Рей?

 — Да?

 — Ты в порядке?

 — Ага, а ты?

 — Тоже норм.

Он не врал — он был в порядке. Он всё ещё плакал, дрожал и чувствовал себя так, будто по нему ёбаный ураган прошёл — слишком тихий, чтобы заметить заранее (в конце концов, Рей всегда была тиха, как штиль) — но он был в порядке.

Он задумался об этом, и это было немного странно. Прошло довольно много времени с тех пор, как он думал «я в порядке», и он действительно был в порядке. Он как будто посмотрел на жалкое состояние разбитого человека-монстра, осознал весь ущерб, причинённый самому себе, все старые шрамы и всё, что позже нужно будет исцелить и исправить, но при этом осознал, что он это пережил и, несмотря на всё это, он был в порядке.

Ему было ни классно, ни круто, ни плохо, ни ужаснее некуда. Ему просто было нормально.

 — Не уходи, — взмолился он.

 — Не уйду, — уверила она, и её дыхание пощекотало его ухо.

Он внезапно осознал, как сильно скучал по ней. Не только её прикосновениям, не только по голосу или запаху — но по ней, её присутствию, её существу. Он скучал по мыслям о ней, скучал по заботе о ней, скучал по ней в своей голове. Как будто жажда крови начисто стёрла её из памяти, и этот пробел был слишком болезненным.

 — Я скучал по тебе.

 — Боже, это я должна была тебе сказать, — слабо хихикнула она. — Ты знаешь, как я переживала?

 — Извини, — пробормотал он. — Я… нет, я знаю, рано или поздно это снова случится, — признал он. — Не сейчас, может, не скоро, не так сильно, но я могу однажды снова впасть в такое безумие, и тебе придётся снова возвращать мою задницу в реальность. Но! — уточнил он. — Зато я знаю, что не убью тебя.

Он понимал, что ему до стабильности и здравомыслия далеко. Пиздец продолжался, жажда крови никуда не исчезала и могла стукнуть ему в голову в любой момент. Даже если он стал спокойнее, уравновешеннее, даже если он менялся и хотел этого всей душой — опасность и готовность убивать были на месте. Он не жалел ни об одном из своих убийств, и мысль о невинных жертвах до сих пор его не тревожила.

Но теперь он мог лучше это контролировать. Он не нуждался в убийствах — и это было большим шагом вперёд.

 — И я это знаю. Я буду возвращать тебя столько, сколько потребуется, — пообещала она.

Она лучше кого бы то ни было знала, что он её не убьёт. Она до конца знала, что не убьёт, до конца верила в него и в его человечность. Она слишком сильно дорожила им, этим тупицей. И с самого начала она была права.

Он не мог убить её.

Почему-то эта мысль утешала.

 — О, кстати, — начал он.

 — Что?

 — Ты назвала меня «Айзек».

Ох, бля, как же она тогда его имя произнесла. Просто полное бля.

 — Я говорила с отцом Греем, — смущённо объяснила Рей.

Ну, разумеется, по-другому она бы и не узнала его полное имя. Он почувствовал странное смущение, зная, что она встретилась с Греем, что его приёмный отец теперь знал, кто она такая — но кажется, всё прошло более-менее хорошо.

 — И что ты… говорила?

 — Я, э-э-э, изначально хотела, чтобы ты меня убил, и пришёл в себя… Ну, я думала, что этого хватит, — позорно призналась она. — Хотела уточнить, сработает ли наверняка.

Пауза.

 — Я так понимаю, хуёвее плана ты не придумала.

Он сейчас действительно был счастлив, что Грей её отговорил. Да, это наверняка сработало бы, но этого поворота он хотел в самую последнюю очередь. Ей определённо нужно было больше ценить свою жизнь — она не особо колебалась, когда подвергала свою жизнь опасности. Зак даже не знал, существует ли у неё какой-то инстинкт самосохранения.

 — Ну, не знала я, что делать, ладно? Я пошла к нему, потому что мне нужен был совет. Хотя он мне чёткого ответа не давал, зато много рассказал о тебе, чтобы я лучше тебя поняла.

 — Например?

Она ответила не сразу.

 — Как вы познакомились. И… что ты думаешь обо мне. И то, что я… изменила для тебя.

О, нет. Боже, блядь, Грей наверняка кипятком ссал от возможности растрындеть, как часто Зак о ней говорил, что он называл её своим солнечным лучиком и чувствовал себя человеком рядом с ней. Конечно, этот приёмный папаша не пожалел подробностей, какой особенной Рейчел Гарднер была для Айзека Фостера, как сильно изменилась его жизнь после встречи с ней. Чем дальше Зак развивал эту мысль, тем сильнее чувствовал, как краснеет под бинтами, и стыдно стало просто донельзя.

 — Он рассказал всё это, чтобы я понимала, что у меня есть шанс вернуть тебя, — быстро оправдалась Рей. — Потому что меня ты бы послушал. Зато его рассказ отговорил меня от, э-э-э, экстремального запасного плана.

 — Э-это хорошо, — слегка заикнулся он.

 — Он рассказал, каким ты был до нашей встречи, — откашлявшись, продолжила она как можно спокойнее. — Ты сильно изменился с тех пор.

 — …Да, есть немного.

Если он смог вырасти и повзрослеть — то отчасти благодаря ей. До неё он медленно двигался в каком-то направлении, не думал, что ему стоит как-то меняться, да и не хотел особо — не видел смысла. А после неё? Совсем другая история. Он решил наконец-то созреть, исцелиться, и был счастлив, что принял это решение. Пусть оно было трудно, пусть было больно, но это того стоило. Так пиздецки стоило. Он, наверное, никогда не сможет полностью выразить, сколько хорошего она принесла в его жизнь, сколько радости и счастья.

Ну, из того, что он мог показать: он плакал.

Среди того множества, полученного от неё, он научился по-человечески плакать.

Раньше он не умел плакать, и думал, что никогда не сможет. Раньше ей приходилось плакать вместо него. А теперь вот он, сам проливал слёзы за себя, и если бы не она — он бы в жизни не смог выплакаться.

Она, наверное, была единственным человеком, который видел его таким уязвимым и беззащитным. Даже Грей, повидавший его в полном пиздеце, не удостоился такой чести. Зак просто не мог позволить себе быть настолько слабым перед кем-то, кроме Рей.

 — Грей рассказал мне, почему ты начал убивать, — осторожно продолжила Рей. Он напрягся. — Он рассказал, как ты сбежал из приюта, и каким ты был, когда… он тебя нашёл.

Зак молчал. Он не гордился тем монстром, которым был до встречи с Греем. За те с два половиной года он убил людей больше, чем Рей за всю жизнь встретит, и большинство его убийств были абсолютно бессмысленными. Конечно, он был абсолютно свободен, и это было круче некуда, но он был опьянён собственными убийствами, был невероятно жестоким и смертоносным.

В каком-то смысле, он уничтожал самого себя.

 — Много рассказал?

 — Всё, что знал.

Зак вздохнул.

 — Ясно, — она знала много, и одновременно самую малость. — Думаю, мне стоит самому всё рассказать.

 — Да не нуж… Зак! — вскрикнула она, когда он поднялся и в секунду подхватил её на руки.

 — Не-а, я хочу рассказать, — пожал он плечами. — Ты заслужила знать.

Она заслужила знать, как он докатился до такого срыва и кровавого веселья, как он привык убивать. Он понимал, что это ненормально, даже если долгое время это было его нормой после приюта. Даже Грей, повидавший всякое (повидавший Хадию), охренел после такого крышесносного веселья, продлившегося несколько дней.

Зак не был уверен, как в итоге стал настолько повёрнутым, но кое-как объяснить словами он мог. Конечно, приют сыграл здесь самую большую роль, но большинство людей просто получили бы травму на всю жизнь, не считая травмы от убийства двух людей в ходе спасения. Зак просто увидел в этом своё освобождение, понял, что он может убивать, и что это ему нравилось. Может, всё дело было в изначальной нулевой морали (Сихам же учила его пробиваться в жизни, а не тупо плыть по течению). Может, он просто ещё тогда привык к жестокой и тёмной жизни в подворотнях, пока рос.

И тот ужастик. Всё точно пошло с него.

 — Ну что, двигаем, — сказал он.

 — Я могу идти сама!

Он спокойно посмотрел на неё, в очередной раз проклиная себя за то, что её ранил.

 — Ты истекаешь кровью.

 — Зак, я в порядке, — настояла она. — Не так уж и болит.

За её словами он услышал «это пустяки в сравнении с тем, что я прошла», и что хуже, он понял, что ей всё-таки было больно. И от этого осознания заболело уже у него.

 — Даже если так, ты ранена, — покачал он головой и крепче ухватил её колени и плечи — блин, она была такой лёгкой, что он почти не чувствовал её вес. — Я понесу тебя. Ты на сегодня достаточно сделала… — он сделал паузу, и сказал уже мягче: — Пожалуйста, позволь о тебе позаботиться.

 — Но я… — Рей немного поколебалась, но затем просто обняла его за шею и прижалась к груди. Его сердце снова пустилось в пляс, и она, расслабившись, пробормотала: — Ладно. Спасибо.

Она звучала действительно уставшей. За сегодня она просто вымоталась. Наверное, всерьёз переживала, и вся неделя у неё выдалась не сахарная. Он напал на неё, вынудил побегать, едва не убил её не раз и не два, оставил на ней порезы, заставил плакать… А она просто поблагодарила?

Она реально не знала себе цену.

С другой стороны, он был просто последним ебанатом, нарушившим все данные себе клятвы и обещания. Он подверг Рей опасности, заставил пойти её чуть ли не на крайние меры, чтобы вернуть его в чувство — об этом он будет жалеть ещё долго и упорно. Его извинений никогда не будет достаточно, чтобы отплатить.

 — Нет, — прошептал Зак, направляясь в здание. — Это тебе спасибо, Рей.

Он чмокнул её в макушку, отчаянно желая найти слова лучше, быть мягче, и понёс её в свою квартиру.

Домой.

Позади них, абсолютно позабытые, остались лежать выброшенная коса, обронённый пистолет, а среди крови и слёз — отброшенные призраки его прошлого.


* * *


 — Ты в порядке? — в очередной раз спросил Зак.

Рей резко кивнула. Он продолжал винить себя за всё случившееся, поэтому смотрел до невозможности мягко; но его взгляд снова был таким пристальным и давящим, что она чувствовала себя маленькой. Они сидели на диване друг напротив друга, на его коленях покоилась аптечка, и он чувствовал под пальцами на её шее быстрый и какой-то нервный ритм её пульса.

Её волосы были влажными, она снова была одета, не считая белья, в одну толстовку. Контакт её голой кожи с мягкой текстурой ткани дарил тепло и утешение, наполняя успокаивающим ароматом Зака. У неё не болело ничего, кроме раны на теле, и это действительно были пустяки: в прошлом она переживала куда худшие раны. Во всяком случае, кровь больше не шла. Она вышла из душа несколько минут назад, Зак помылся раньше — она его отправила первым — и её раны уже были промыты. По возвращении в комнату, он уже ждал её на диване с аптечкой, и как-то было ясно, что он не собирался позволять ей в одиночку заниматься лечением.

 — Да всё нормально, — сказала Рей.

Сейчас он вёл себя очень нежно и обходительно, как будто не знал, как ещё ему извиниться. Все его жесты были мягкими, начиная с того, как он заправил волосы ей за ухо, и заканчивая его пальцами, скользящими по её шее, достигая молнии толстовки. На секунду он замер и робко на неё глянул, пока не получил от Рей успокаивающий кивок. Зак прикусил нижнюю губу, медленно расстёгивая толстовку на ней, и опустил левый рукав, обнажая ярко-красный порез — его последний удар. Он осторожно коснулся раны большим пальцем.

 — Болит?

Она уже собиралась сказать «нет», но одёрнула себя.

 — Чуть-чуть. До свадьбы заживёт.

Он опустил глаза, на этот раз без лишней скромности. Он посмотрел на её ногу, на руку, поднял взгляд на левое плечо и щеку — на порезы, которые он ей оставил во время погони.

 — Так и знал, что ты не убежала целой, — тихо рыкнул он.

 — Да я ничего не почувствовала даже, ты же знаешь, прилив адреналина…

Зак опустил голову ей на плечо.

 — Я такой ебанат. Мне так жаль, что я никакими словами передать не могу.

 — Всё хорошо, — она мягко похлопала его по спине. — Клянусь, я в порядке, Зак. Мне просто нужно продезинфицировать раны и…

 — Я сам, — и выпрямился, пока она непонимающе моргала. Он тоскливо посмотрел ей в глаза. — Позволь мне.

«Пожалуйста, позволь о тебе позаботиться».

Рей почувствовала, как покраснела.

 — …Ладно.

Он улыбнулся — донельзя грустно улыбнулся — и, открыв аптечку, распылил на компресс антисептик. Осторожно, мягко, словно боялся сделать неверное движение и причинить ей боль, он отточенными движениями скользнул по порезам. Достигнув последней раны — той, что на теле — его рука на несколько секунд задержалась над её грудью, чтобы ощутить трепещущее сердце.

 — …Ты нервничаешь?

 — Да, — выдохнула она.

Смущённый, он резко убрал руку.

 — О. Ой, э-э-э… Извини, — промямлил он, вынимая из аптечки свежий компресс и пластырь. — Мне просто… нравится слушать твоё сердце. Напоминает мне, что ты живая. Если тебе некомфортно, — протараторил он напоследок, — тресни меня.

 — Нет… Всё нормально. Я не знаю, почему нервничаю… Продолжай.

 — …Ладно, — облегчённо вздохнул он. Рей была рада, что он не стал задавать больше вопросов.

Он аккуратно положил компресс ей на плечо, закрепил несколькими полосками пластыря, и сделал то же самое на её груди, закрывая порез полностью. Его движения были отточены до автоматизма — он привык лечить раны — но он следил за каждым из своих движений, давая понять, что он старался сделать куда большее, чем простую перевязку. Не такие серьёзные раны он просто, но нежно и заботливо перемотал повязкой. Было на удивление приятно наблюдать обычно грубого и жёсткого Зака таким нежным.

Едва он закончил, он отложил всё на столик и мягко провёл руками по её коже. Начиная с ног, он дошёл до её ладоней, поднялся к плечам, провёл вдоль шеи, чтобы в итоге обхватить щёки, и ощущение его ладоней на коже посылало какой-то странный ток по её телу, отдающий дрожью вдоль её позвоночника.

 — Зак… — начала она, чувствуя, как сердце снова ускоряется.

Он прижался губами к её лбу, обхватывая рукой талию и притягивая её к себе на колени. Рей едва не растаяла. Она прижалась к нему, чувствуя, как он утыкается лицом в её волосы, мягко чмокая в макушку.

 — Тебе вправду чего-то не хватает, — заметила она и откинулась на его грудь, расслабляясь в его крепких объятиях.

 — Да ты, бля, не представляешь, как я по тебе скучал. Как будто на целую неделю тебя стёрли из моей головы, и теперь, когда я думаю об этом… Это так страшно, — невесело усмехнувшись, признался он.

В такой близости она могла услышать его сердце. Постепенно, пока она успокаивала бушующие нервы, всё сильнее нервничать начинал Зак. Его руки снова дрожали, но он не проявлял ни малейшего желания отпустить её. Слишком в ней для этого нуждался.

Она вправду не знала, что сейчас сказать.

 — Я…

 — Всё хорошо, — мягко перебил он, целуя её в висок. — Ничего не говори. Ты и так для меня сделала достаточно.

Любые протесты исчезли, не успела она открыть рот. В голосе Зака, в этой непривычной нежности звучало что-то очень зрелое, что она слышала нечасто. Рей решила не спорить.

 — Итак, — пробормотала она. — С чего начнёшь?


* * *


 — С чего начнёшь?

Зак легко усмехнулся.

 — А с чего бы так начать? Да хрен знает. Эта часть моей жизни — сплошной пиздец. Наверное, надо начать с того, как я… решился на убийство, — со вздохом он кивнул. — Ага, для начала будет неплохо.

Его большой палец медленно выводил круги на её плече, пока Зак погружался в воспоминания. Это было нелегко — перед Рей таким не погордишься — но он также не знал, как говорить о таком. Раньше он даже не задумывался на эту тему. Он просто убивал и убивал, не думая, почему ему оно так легко даётся.

Сейчас у него было несколько ответов. И может быть, причины будут лучше простого и приевшегося «я же монстр».

 — Наверное, есть три причины, — начал размышлять вслух Зак. — Во-первых, моё детство. Меня не учили глубокой морали, передо мной не ставили преград: я родился в подворотне, и там же вырос. В десять я попал в приют, а значит, у меня было десять лет, чтобы научиться сражаться, воровать, защищаться и выживать. Я уже привык к стычкам, потасовкам, постоянным ранам и травмам — что у других, что у… меня.

Тёмный мир уже был его родным, когда он жил с Сихам. Анархия уже была его нормой. Кровь, драки и раны были рутиной. Его нынешняя жизнь, не считая убийств, была отчасти такой же, как и в детстве, до приюта. Он с рождения не видел в хаосе и жестокости ничего ужасного или странного.

 — Жизнь есть жизнь, а в переулках она ничего не значит и ничего не стоит, — продолжил он. — Ты сам на себе. Выживай, как можешь, даже если придётся делать худшее. То есть, меня, по сути, даже не напряг сам факт, что меня поджёг какой-то чел, который меня ненавидел, — хихикнул он. — Я рисковал жизнью больше, чем посчитать смогу, и это было… нормально.

А в чём тут была норма?

Он усвоил, что каждому «норма» своя — а в подворотне все, без исключения, считали хаос и анархию нормой. Отчасти он понимал, что его «норма» не была чем-то нормальным для других людей, что его «норма» странная, что его мир изначально стоял особняком, на который все остальные смотрели сверху вниз. И эти все остальные были по-настоящему «нормальными».

Из светлого мира.

Зак прикрыл глаза.

 — Да, уже тогда насилие было для меня нормальным.

Светлый мир считал его монстром. Даже в подворотнях его считали монстром. И он это принял. В конце концов, когда все соглашаются называть что-то одним именем, это становится «нормой»?

Все же называют кошку «кошкой». И всем нормально её так звать.

И если все назовут что-то «монстром», значит, они правы? Он вправду был монстром?

Монстр. Мелкий монстр. Уродливый монстр. Он слышал это в свой адрес много раз, снова и снова, каждый назвал его монстром — и для него стало «нормой» быть монстром.

 — Но кем-то дорожить? Думаешь, я не знаю, что человеческая жизнь важна, и что убийство причиняло боль?

Он был уверен, она услышала невысказанное «так же, как и ты». У них были разные взгляды на мир, разные понятия «нормы», хоть они, как люди, и были похожи. Они оба привыкли к насилию, но насилие в их жизни было разным и, разумеется, по-разному на них повлияло. Если Рей выросла добренькой и топила себя в самобичеваниях всякий раз, когда кого-то обижала, то Зак вырос в поехавшего серийного убийцу, которому мало что мешало спокойно спать по ночам.

 — Не-а, — покачал он головой. — Меня этому не учили. Люди убивают друг друга каждый день, и мир, почему-то, до сих пор вертится.

Это было его нормой. Он был способен лишить кого-то жизни, пошутить об этом и даже найти в этом что-то хорошее. Он поставил своё выживание превыше чужих жизней. Это была норма, которую все остальные нормой не назвали бы. Норма, принадлежащая монстру.

 — Во-вторых, приют. Я говорил, что он из меня последнюю душу вытряс. Я действительно прочувствовал, что такое истинное выживание. Я делал всё возможное, чтобы выжить и… — Зак прикусил губу. — Да, я забыл, как быть человеком. Я забыл, что такое чувства. Никакой морали больше не существовало. Ты бы сейчас могла думать, что убийство хозяев меня травмировало, или ещё что-то. Всё, чего я хотел — чтобы они сдохли, и убить их оказалось самым быстрым и простым решением проблемы.

Он хотел избавиться от них. Он хотел, чтобы они исчезли. Он хотел свободы и расплаты за всё, что он вытерпел.

 — Решение, — горько повторил он. — Ага, это было решением.

Ещё до приюта он знал, что убивать плохо, ужасно и убийство никогда не стоило воспринимать легкомысленно. После приюта он забыл, что ему не стоило так сильно наслаждаться убийствами.

 — В моих глазах они заслужили убийства, но кроме меня, это некому было сделать. Я наконец-то был свободен, — подвёл итог он. — Это было просто освобождение. Способ выжить. Но ты, наверное, и так знаешь.

 — Да, — подтвердила она. — Отец рассказывал.

Она положила свои руки на него и подняла голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Она мягко уткнулась в его лоб своим, и он смутился, почувствовав её щекочущее дыхание на своих губах.

Блядь, ну так не хотелось сейчас думать, какая она милашка, но сейчас он всё-таки не удержался от этой мысли. Стоило продолжить рассказ, если он не желал сейчас потонуть в её прекрасных голубых глазах.

 — Так, ты ещё не знаешь, как мне ёбнула в голову мысль «ух ты, надо их мочнуть»? — слегка застенчиво продолжил он. — Я, э-э-э, и сам плохо тут уверен.

Ему показалось настолько очевидным, что убийство — лучшее решение, что он вообще не осознал, что большинство людей к этой мысли не пришли бы. Он и не думал сомневаться, не переживал по этому поводу. Убить их действительно было лучше и очевиднее всего.

 — Это «в-третьих». Фильм.

 — Фильм?.. — осторожно переспросила она.

 — Старый стрёмный ужастик. Не знаю, как он назывался. Я его увидел на сломанном телевизоре в приюте, и я видел только одну сцену — может, это концовка была, или типа того. Была какая-то парочка (наверное, главные герои), они были до усрачки перепуганы, о чём-то базарили в глухой подворотне, и они уже тогда меня взбесили, — легко проворчал он.

Только сейчас он понял, что, в каком-то смысле, та парочка напоминала ему хозяев.

 — А потом, ну ни себе ж хуя, пришёл маньяк и покрошил их топором, — вспомнил он. — И он так… счастливо смеялся, как будто порешить их было самой лучшей хернёй на свете. Там ещё везде была кровь, кишки, все дела…

Зак отстранился и отвёл взгляд. Было так странно снова думать об этом, снова восстанавливать эту сцену в памяти, пытаться анализировать свои мысли в тот момент. Это было странно, потому что сейчас он сам не мог понять, какого хрена настолько резко стал маньяком, которым жил до сих пор.

 — Не знаю, я… — поколебался он. — Думаю, это было каким-то катализатором.

Этот фильм пробудил в нём самую тёмную и жестокую часть, скрытые способности. Он почему-то подозревал, что он с этим родился. У Сихам была та же нечеловеческая мощь и жизненная сила, и она тоже могла впасть в раж, когда с кем-то дралась. А если её генов было мало — она и про своего Райса говорила, что он мог выключить доброго мужика и хорошенько так кому-то вломить.

Преступления были у него в крови.

Но никто из его семьи не докатился до увлечения убийствами.

 — Наверное, тогда я понял, как легко кого-то убить, — попытался объяснить Зак. — И какой это простой выход. Кто-то стоит на пути? Пусть сдохнут — и стоять не будут. Они никогда не тронут… — он резко улыбнулся, всё ещё избегая взгляда Рей. — В конце концов, именно это и делали в подворотнях, да? Именно это хотел сделать со мной бывший Сихам, да?

Зак обхватил тело Рей, медленно расплываясь в улыбке.

 — Так почему бы мне… не сделать так же?

Люди убивали друг друга, чтобы избавиться от помехи, а он хотел избавиться от хозяев, так почему бы не убить их? У него были навыки, у него было оружие, у него было абсолютное желание увидеть, как они сдохнут. Почему бы не ускорить этот момент?

Почему бы не сделать это самому?

Почему бы…

 — Зак, ты мне рёбра сломаешь, — слабо заметила Рей.

Он тут же осознал, как крепко её схватил, и его безумная улыбка исчезла, прежде чем он быстро убрал руки.

 — Бля, извини, пожалуйста, ты в порядке? — запаниковал он. — Я немного увлёкся…

Она положила палец ему на губы, и в ту же секунду он замолк. Ей не нужно было ничего говорить или объяснять. Она просто молча на него глянула так, что он понял — она не злилась, всё было хорошо, можно было продолжать.

Через секунду Рей прижалась к его груди, и он с каким-то тупым счастьем снова её обнял.

 — И ты подумал, «почему бы тебе не сделать так же», — напомнила она.

Она говорила так низко и задумчиво, что Зак сразу понял, о чём она сейчас думала.

 — Ну да, здесь я проебался, — проворчал он. — Я знаю. Я понимаю.

 — Я ничего не говорила.

 — Ты подумала, это ещё хуже.

Она еле слышно рассмеялась. Бля-я-ядь, как же сильно ему нравился звук её смеха. Он едва не начал умолять засмеяться снова, едва не сказал, как сильно скучал по её смеху, едва не осыпал её улыбающееся лицо поцелуями.

Вот такой её смех был лучшим доказательством, что она жива, здорова и счастлива.

А бог был свидетель, как сильно он желал ей счастья.

 — И тебя так сильно изменил фильм?..

Он и сам знал, как трудно поверить, что какой-то фильмец резко превратил его из инструмента в монстра, как он стал спусковым крючком. Даже он с трудом верил.

Зак выпустил хриплый смешок.

 — Если тебе интересно, как сильно эта хуйня на меня повлияла — вспомни мою реакцию, когда ты спросила про мой первый фильм, и почему у меня нет телевизора.

 — Оу… — и до неё дошло. — Да, я помню.

 — У меня всегда в ушах стоит это ёбаное шипение из телевизора, когда мне снятся кошмары, и мне потребовалось много времени, чтобы подойти к телевизору Грея без лишних нервов, — вздрогнул он. — Я долго не мог посмотреть какой-либо фильм. Это не было моей травмой, или ещё чем-то таким, но именно фильм окончательно превратил меня в монстра, и это было не самое приятное воспоминание. Я просто решил держаться подальше от этого и, как видишь, до сих пор держусь.

Это немного походило на её опасения по поводу маленьких животных после её срыва. Конечно, сейчас дело обстояло получше, но она никогда не могла расслабиться полностью. В глубине души всегда оставался страх проснуться с собственноручно зашитым трупиком на руках. И Зак был таким же. После первого срыва он не мог подойти к телевизору — вдруг тот сломается, начнёт шипеть и снова превратит его в монстра?

 — Так вот, почему… — поняла она, вспоминая тот день, когда они обсуждали фильмы, и его уклончивые ответы. Она побледнела. — Я знала, что этот разговор имел отношение к срыву, но не думала…

Теперь пришла его очередь класть ей на губы кончики пальцев.

 — Рей. Оно в любом случае не обошло бы меня стороной.

 — М-мне так паршиво из-за… того, что я всё запустила, — сказала она, опуская глаза.

Он поднял её за подбородок, чтобы посмотреть ей в глаза.

 — Я бы лучше тысячу раз своё прошлое пережил, чем никогда не встретился с тобой.

За всю его ёбаную жизнь, она — лучшее, что с ним происходило.

Рей неверующе на него посмотрела и густо покраснела, прежде чем смущённо уткнуться ему в грудь. Она крепко обняла его, очень крепко, а потом еле слышно поцеловала между его ключицами.

 — Спасибо, — пробормотала она. — Я чувствую то же самое.

Ох, блядь.

Ох, блядь-блядь-блядь, однажды она его до инфаркта доведёт. Его мысли заглохли на пару секунд, потому что она была ну такой милашкой, и всё, что он смог сделать — точно так же крепко и смущённо обнять её спину. Ну почему она была настолько прекрасной? Она не могла просечь, что в таком её ангельском виде он начисто терял все мысли и слова? Этот рассказ станет настоящей пыткой, если она каждые две минуты будет превращать его в лужицу.

 — Мне продолжать, или ты и дальше будешь умилять меня по самые не балуй? — незлобно рыкнул он.

Спустя какую-то паузу она прочистила горло.

 — Будь добр, продолжай.

 — Бля-я-я, — протянул он. — Убивать реально было проще, чем об этом говорят.

 — Немногие с тобой согласятся.

 — Мне с первого раза было легко.

 — У тебя не случилось шока?

 — Меня не учили морали, а последнее я растерял в этом приюте. Убить кого-то мне казалось не ужаснее всего остального, — пожал он плечами. — Я привык, что рядом вечно кто-то умирал, и раньше как-то шока у меня не было. Так что да, единственная разница заключалась в том, что именно я сделал дело и избавился от этих уёбков.

Он три года закапывал трупы. Он привык к смерти, крови и безжизненным телам. Люди жили, люди умирали — он видел это снова и снова. Только теперь причиной смерти был он.

 — Я взял нож и вспомнил, что умею с ним обращаться. Сихам в глубоком детстве меня учила, — усмехнулся он, впрочем, без лишней иронии. — И я вспомнил, как использовать его для сопротивления.

Пусть Сихам была плохим родителем — но она была хорошим учителем, когда доходило до боя. Либо так, либо Зак оказался слишком охуенным учеником, который очень хотел знать, как кого-то порезать. Наверное, для начала стоило научиться читать и писать, но в приюте это не спасло бы ему жизнь, в отличие от умения обращаться с ножом.

 — А остальное и так очевидно.

 — Ты их убил.

 — Ага, — и сделал паузу. — И насладился каждой секундой.

Она не ответила, просто скептически посмотрела на него. Со стоном он закатил глаза.

 — Ну бля, я говорил, что проебался! Я просто внезапно понял, что они сейчас отплатят мне за всё хорошее, и что они полностью в моей власти, и э-э-э… — к сожалению, у него не было менее косячных описаний. — Я тогда повеселился на славу. ТОЛЬКО БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ.

Он знал, о чём думала Рей. Наверняка в голове у неё было «ну что за хуйня?» (или версия повежливее), но она слишком хорошо его знала, чтобы удивляться, да и сама видела, как он давным-давно тащился от мысли, что убьёт её. Теперь Заку было немного стыдно признаваться, что с самого начала для него всё было похоже на игру.

 — Я был так счастлив избавиться от них, — в оправдание промямлил он. — Это были такие острые ощущения. Внутри меня так трепетало. Как будто влечение настигло.

Наступила долгая пауза.

 — Так, ладно, не спрашивай, почему мне оно было похоже на влечение, я сам не знаю.

 — …Серьёзно?

Зак тяжело вздохнул.

 — Может, я просто осознал свою силу и внезапную свободу. Может, я просто наконец-таки сорвал всю свою злость. Я не знаю. Но меня это увлекло, для меня убивать было просто, удобно, и я был в этом хорош. Как будто я раздавил бесящего жука.

Он вернулся в воспоминания, чуть крепче прижал Рей — и теперь, думая об этом, «раздавил бесящего жука» как нельзя лучше подходило под описание его чувств. Как будто над головой носились жуткие зудящие комары, и он почувствовал настоящее удовлетворение, окончательно от них избавившись. Они встали на его пути, и он убил. Было круто.

Он решил не задавать себе других вопросов.

 — Потом я сбежал. Вообще не знал, что мне делать и куда идти. У меня не было ничего, но я знал, что и каких-либо ограничений у меня тоже нет. Это была абсолютная свобода.

И она его опьянила, до глубины души. У него не было никаких границ, никаких тормозов. Его не удерживала ни мораль, ни осознание добра и зла. Всё, что имело значение — полученная свобода. Он собирался наверстать три года чистого ада.

 — И я умел убивать. Я только что открыл в себе нечто новое, и в моём случае, весьма полезное. Не советую, конечно, но это было полезно, — он не удержался от улыбки. — Полезнее некуда в выживании, даже если я убивал гораздо чаще, чем для простого выживания.

Улыбка медленно померкла. Часто выживание для него было просто оправданием. Он далеко не раз мог обойтись без убийства.

 — Но да, с этого всё началось.

Так родился Переулочный Убийца.

 — Потом пошла та часть моего прошлого, которой я вправду не горжусь. Заметь, я не жалею, — указал он. — Не знаю, почему, но я не могу заставить себя почувствовать хоть какие-то угрызения совести. Я типа как убиваю, но кошмаров об этом не вижу. Я даже не помню, как выглядели те, кого я убил.

Как бы он ни старался, он не мог вспомнить ни одну из своих жертв. Кого-то он помнил, вроде Макса или Чарльза, но их он до убийства знал. Остальные были как в тумане.

 — Но на самом деле я обожаю смотреть, как счастливые лица наполняются отчаянием.

Не считая её. При виде отчаяния на её лице, в его груди только паника нарастала.

 — Может, это всё пошло с моего первого убийства, — он вспомнил трепет, который чувствовал, когда увидел реакцию хозяев. — Когда я смотрел на их отчаянные рожи — это было всем, что меня зацепило.

Потом он захотел увидеть во второй раз. В третий, в четвёртый, снова и снова. Просто чтобы ощутить эту дрожь возбуждения при виде отчаявшейся жертвы. Больше он о жертвах не помнил ничего.

 — Да и после их смерти я мало внимания на них обращал. После убийства они меня не интересовали. Просто очередная жертва. Очередной человек. Забыл, забил, пошёл дальше.

Будь то кровавое безумие или полное спокойствие, выживание или веселье, независимо от причин и способов убийства — он не запомнил ни одну из жертв. Они вылетели из головы, едва испустили последний вздох.

 — Например, спроси, как выглядела моя последняя жертва… Я этого не вспомню. Мне это нахуй не было нужно.

Рей была человеком, старающимся дать как можно больше добра и заботы окружающим, даже случайным незнакомцам. Она не видела в смерти ничего рутинного, поэтому его логика могла быть поистине новым взглядом.

Она прищурилась.

 — Странно, я даже не удивлена.

 — Да, но и я тоже. Я никогда не задумывался об этом. Это же подворотня, люди дохнут каждый день и без моего вмешательства, так почему меня оно должно ебать? Я даже не думал, что другие своих жертв запоминают, — сказал он.

 — Ты…

Зак щёлкнул ей пальцами по лбу, чтобы перебить.

 — Без комментариев. Я не договорил. Я уже вижу твой осуждающий взгляд, и этого хватит.

 — У меня осуждающий взгляд?

 — Ты же явно осуждаешь.

Рей на секунду призадумалась.

 — …Типа того?

 — Вот, видишь? — простонал он. — А потом будет ещё много за что осудить. Бля, наверное, твоё осуждение будет единственным, почему я буду сожалеть, — усмехнулся он.

 — Ладно, вот, я тебя осуждаю.

Он зыркнул на неё.

 — ПРОСИЛ БЕЗ КОММЕНТАРИЕВ.

 — Не комментирую, — она подняла руки. — Просто сказала. Будь добр, продолжай.

Он закатил глаза, прежде чем продолжить, но не мог не признать, что такие лёгкие споры обнадёживали. Пусть он был стрёмным и пустившимся во все тяжкие, независимо от того, насколько у них были разные взгляды на жизнь — она принимала. Не соглашалась, но принимала.

Принимала его таким, какой он есть.

 — Я рассказывал тебе про всякую весёлую хуйню. Типа, взрыва в убежище бандитов или воровства у ёбаной мафии. Как я сбегал от копов по крышам… — Зак на секунду прикрыл глаза. — Был свободным.

В этот период его жизни было много классного, много весёлого и захватывающего, не имеющего отношения к убийствам. Новый опыт, скрасивший его жизнь. Он чувствовал себя живым.

Рассвет. Солнечное тепло на коже. Ощущение ветра в волосах. Прилив адреналина во время рискового дела. Вкус ворованных конфет. Старик, протягивающий ему кусок хлеба. Хоть это было раз в жизни, но вид океана. Езда на крыше поезда. Запах жары и спускающихся сумерек в городе после дождя. Солнечный душ посреди весны.

Каждый вдох свежего воздуха. Знание, что он всё ещё жив.

 — Ага, было весело и здорово быть свободным. Никто не указывал, что делать. Я даже взрыв устроил, и мне никто ничего не сказал.

Он открыл глаза и задумчиво посмотрел ей в глаза.

 — Но с другой стороны, я всё ещё был сломлен. Я не хотел признавать, что приют не обошёл меня стороной, думал, что это слабость… Так что я, типа, оправдал весь свой пиздец тем, что я монстр, — в его ушах до сих пор стояли её слова. Настолько верные, что он не хотел их слышать. — Ты была права.

Она обхватила его лицо руками и мягко прижалась лбами. Она всегда так делала, когда слов было катастрофически мало, чтобы передать все чувства, и Зак затерялся в её глазах.

 — Мне было трудно спать по ночам. Меня продолжал преследовать этот ёбаный телевизор и приют. Иногда я впадал в безумие, потому что мозг меня убедил, что я всё ещё там, я срывался и убивал снова и снова. Иногда я убивал просто чтобы доказать себе, что хозяева уже сдохли.

Ох, как же он ненавидел просыпаться посреди ночи в поту, задыхаться в убеждении, что рано или поздно его снова выпрут под ёбаный дождь закапывать очередной труп. Ад на земле продолжал преследовать его. Как бы он ни убеждал себя, что всё заебись — он не мог себя обмануть. Яд сомнений, что его свобода была всего лишь сном, был рядом, шептал ему на ухо, причиняя боль и вызывая злость. Но прежде всего, он был напуган. Даже попытавшись забыть или отмахнуться — дискомфорт и призраки прошлого никуда не делись. Единственным способом избавиться от тревоги и ярости было убийство. Любые воспоминания о приюте неотвратимо приводили к убийству.

 — В большинстве случаев я просто топил плохие воспоминания в этом кровавом возбуждении, — с грустью признал он. — Я действовал импульсивно. Я хотел почувствовать эту силу всякий раз, когда ночные кошмары заставляли меня чувствовать слабость.

Слабость. Его злейший враг. Сбежав из приюта, он пообещал себе, что больше никогда не будет слабым, что он выживет несмотря ни на что, и в нём всегда будет сила разрушить любую преграду на своём пути.

Зак безрадостно рассмеялся.

 — Всякий раз, когда я отдалённо чувствовал слабость, даже неосознанно, я шёл и убивал, чтобы чувствовать себя сильным.

Он слегка отстранился, чтобы лучше её видеть, лучше ощутить прикосновения её кончиков пальцев к его вискам. Одной рукой он плотно обхватил тело Рей, а свободную он положил на её пальцы, осторожно обхватывая между ними.

 — Я путешествовал с кучей банд, — продолжил он. — Я узнал о разном оружии от мафии. Очень долго я жил один, я побывал в бесчисленных городах, в их переулках и подворотнях, и убивал. Я убивал, чтобы выжить, я убивал копов, и убивал кучу людей, которых можно было и пощадить. Были необходимые жертвы, были просто подвернувшиеся под руку, — нахмурился он. — Я этим не горжусь.

Он мог не жалеть обо всех убийствах, но он ими не хвастался. Все эти ненужные жертвы никогда не будут в его глазах хорошими или пустыми. Случайными — да, привычными — возможно, но не пустыми.

Очередное доказательство, каким он был безумным и беспощадным.

 — Я был королём. Я чувствовал себя королём. Я хотел быть таким. Чуть ли не… богом.

Будучи таким сильным, его бы никто не поставил на колени. Будучи таким могущественным, он бы нагонял страх на всех и каждого. Будучи таким опасным, он был бы неприкосновенен.

У него не могло быть травм. И никогда не случилось бы вновь.

 — Но на самом деле я просто был сломленным пацаном, убегающим от своего прошлого.

Он просто не хотел когда-либо быть слабым. А в его глазах было бы слабостью признать, что он поступал неправильно, осознать, что он медленно уничтожал самого себя во тьме, вспомнить о времени, когда он был всего лишь инструментом.

«Со мной всё в порядке», хотел он убедить самого себя.

Так что он скрыл раны на своей душе ярко-алыми пятнами и безумием.

 — Я затерялся в крови. Я затерялся в сплошном насилии. Убийства, разрушения и чужая боль были наилучшими решениями проблем. В каждом из городов, где я был, на меня нападало безумие, и я не жалел. Я был зверем. Я был монстром, — резко заявил он.

 — Зак… — встревоженно начала Рей.

 — Не-а, — мягко перебил он. — Я знаю, что говорю. До встречи с Греем я не имел ничего общего с человеком.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, и она медленно кивнула.

 — Как вы познакомились? Он рассказывал, но мне и твоя история интересна.

 — Я был ранен после очередной стычки с копами. Наверное, меня тогда подстрелили, я не помню. Я спрятался в грузовике, который, оказывается, принадлежал одной из здешних банд. Они нашли меня, проехавшего зайцем, мы посрались, я получил ещё люлей… — Зак чувствовал, что лишние подробности здесь ни к чему. — В общем, потом я сбежал и укрылся в церкви, там было ближе всего и никого не было. Я поспал, а потом попытался свалить и наткнулся на Грея.

Встреча с Греем была просто что-то с чем-то. Зак попытался напасть, пытался убить, не собирался ничего слушать и изначально даже близко не доверял.

Но к концу встречи Грей был жив и невредим, и он убедил Зака, что церковь открыта для него в любой момент. Зак возвращался в церковь ещё несколько раз, пока, наконец, не доверился Грею и не стал ему кем-то типа приёмного сына.

 — …Ну, всё, что я могу сказать — говорить он умеет, — вздохнул Зак.

Он не мог сказать ей больше из уважения к частной жизни священника. Но, наверное, сейчас большее ей было ни к чему.

 — Наверное, он долго завоёвывал моё доверие, приучал меня к мысли, что он рядом и на него можно было положиться. Но за пять минут он убедил меня, что не представляет опасности, — вспомнив, легко хохотнул он.

Учитывая, что до сих пор Зак на него не нападал — это ему удалось.

 — Он сказал, что привык к таким, как ты, — вспомнила Рей.

 — Ага, определённо. Мне даже кажется, что я ещё не самый тяжёлый случай… — он прищурился, пока не понял, что Рей сейчас не может уловить его мысль. — Я… когда-нибудь расскажу тебе подробнее, — смущённо закончил он. — Я просто рад, что он всегда был рядом и никогда во мне не разочаровывался, как бы ни ехала у меня крыша. И всё ещё не разочаровался. Ага.

Однажды он смог бы всё высказать. Однажды он смог бы как полагается его поблагодарить. Однажды он смог бы отплатить.

Он пообещал себе в тот день, когда Грей подарил ему собственную квартиру.

Однажды Зак скажет Грею, как сильно благодарен за то, что он стал ему отцом.

Рей мягко улыбнулась, и внезапно в груди Зака заболело от желания расцеловать её лицо, рассказать по-французски, как сильно он ею дорожил, скользнуть пальцами по её коже и ощутить её сердцебиение. Крепко обнять и навсегда защитить от всего на свете.

 — И я рад, что ты здесь, что ты мне доказала, что я могу измениться, — сказал он, его голос слегка дрожал от переполняющих чувств. — Я говорил, что меня не учили заботиться о ком-то помимо себя. Когда я тебя встретил, я не знал, почему мне вообще это захотелось, и что теперь мне делать, и теперь я просто…

Ему не хватало слов, потому что ни одно слово не могло сейчас выразить его чувства по отношению к ней. Ни одно слово не было достаточно сильным, чтобы описать её значение в его жизни. Ему никогда не хватит слов ни сказать, ни описать его чувства.

Но кое-что он сказать мог.

 — Я просто…

Не могу тебя отпустить. Нуждаюсь в тебе. Боюсь потерять тебя. Представляю будущее с тобой и не могу представить без тебя. Хочу повзрослеть рядом с тобой. Счастлив, что ты стала для меня такой важной.

Я столько хочу для тебя сделать, что не знаю, будет ли правильным назвать это обычной «заботой».

 — Я просто хочу сказать тебе «спасибо» за то, что ты есть в моей жизни.

Да. Спасибо, что родилась.


* * *


Рей осталась у Зака на все выходные.

В каком-то смысле это напоминало ей то время, когда она больше двух лет назад впервые пришла к нему домой, и Зак два дня выхаживал её. Она до сих пор могла чётко вспомнить растерянную и разбитую четырнадцатилетнюю девочку, которая провела первые дни в месте, что позже стало ей новым домом, отчаянно полагаясь на мужчину, которого она знала меньше трёх месяцев. И этот же мужчина всегда был рядом, даже если это была чистая случайность, изменял своим привычкам, никогда не отталкивал и позволял положиться, поддерживая своим грубым способом, пока Рей не приходила в себя.

Теперь роли поменялись. На этот раз она его утешала, помогала обрести эмоциональную стабильность и уверенность, что Зак мог на кого-то положиться.

Теперь она была рядом с ним.

После первой ночи они проснулись глубоко за полдень, всё ещё сонные. Рей чувствовала, как тело ломит после пережитой погони, и с радостью осталась в объятиях Зака, не спеша просыпаться.

 — Ты в порядке? — это были их первые слова друг другу, вопрос, заданный одновременно.

Она засмеялась. Он надулся. В итоге, она первая ответила «да», поэтому он слегка улыбнулся и чмокнул её в лоб.

Потом, когда она вполне очевидно попыталась выбраться из постели, Зак начал категорически отказываться — и в итоге отпустил её, оторвался от её шеи, когда у них начало урчать в животах.

Он старался не показывать, не знал, как извиняться — но продолжал злиться на самого себя за то, через что заставил ей пройти. Он шесть раз проверил её раны, трижды спросил, как она себя чувствует и постоянно поддерживал физический контакт.

Она не возражала.

Зак всё ещё был уязвим, и даже если его обычная тупая грубость возвращалась, он продолжал быть нежным и обходительным с ней. Чуть где приложит больше силы — и тут же начинал извиняться и тревожиться, пока Рей не просила перестать суетиться. Он постоянно переживал, что снова ранит её, что уже нанесённые раны причиняли ей дискомфорт — в общем, метался, как мог. Он не доверял самому себе ни на каплю, но искренне хотел позаботиться о Рей. Он вёл себя так неловко, даже почти застенчиво и постоянно переспрашивал разрешения.

Рей всё ещё не возражала.

Именно он с невероятной осторожностью менял её повязки и следил, чтобы раны затягивались. Царапины, полученные во время погони, должны были вот-вот зажить и отправиться в недра воспоминаний. А вот на груди у неё навсегда останется тонкий шрам — Зак, поморщившись, сказал ей об этом.

 — Всё хорошо, — пожала плечами Рей. Она за эти выходные уже привыкла говорить «всё хорошо». — Это единственный шрам, которому я буду счастлива.

Он нахмурился.

 — Потому что я тебя не убил?

 — Ага, — ответила она. — Это доказательство, что ты человек.

После этого его, кажется, всё меньше напрягало, что останется шрам.

Во вторую ночь он уснул под звук её сердцебиения. Он прижался ухом к её груди, обхватив руками талию, пока она пальцами водила по его волосам. Как будто он наконец-то позволил себе побыть ребёнком, неуверенным, нуждающимся в успокоении.

Через два часа он проснулся в слезах и случайно её разбудил. Рей повторяла ему, что всё хорошо, всё будет хорошо, и шептала ему на ухо всякие нежности. Она снова и снова повторяла Заку, что он человек, а не монстр, и, поцеловав его в лоб, выводила на его коже какие-то узоры, пока он снова не уснул.

На следующий день Зак был смущён дальше некуда, но Рей до сих пор не возражала.

Даже если во время её срыва они были куда менее тактильными, он сделал для неё не меньше. Он был рядом, следил, чтобы она поправлялась, и тоже не думал возражать — с чего бы она возражала?

Потом он постарался не быть таким прилипалой (как он сказал) как раньше, но Рей всё равно наслаждалась, когда он был таким милашкой (как она сказала) и позволяла ему касаться себя, сколько он пожелает. В каком-то смысле, ей тоже хотелось чувствовать, что Зак рядом, что он не убежит, и была более чем рада так часто ощущать его близость. Она тоже скучала и боялась его потерять, что теперь не могла просто так отпустить. Даже если её сердце пускалось в пляс, а мозги отключались всякий раз, когда она чувствовала на своей коже его губы, тактильный контакт был невероятно тёплым и утешительным. Они оба в этом нуждались.

Им обоим нужно было почувствовать себя в безопасности.

Единственной проблемой было вырваться из его рук в понедельник утром, но она контратаковала парализующим поцелуем в щеку. Зак на секунду замер, и она воспользовалась случаем, чтобы ускользнуть в ванную, даже если он ворчал после этого.

 — Обманщица.

Ещё одного поцелуя в щеку было достаточно, чтобы растопить его сварливое настроение.

 — Я завтра вернусь, — успокоила она, и Зак неохотно отпустил её из последнего объятия.

Ей бы хотелось вернуться уже сегодня, но нужно было показать родителям, что к счастью, или, к сожалению, она не стала последней жертвой Переулочного Убийцы. Не то чтобы они горели интересом, когда она пришла домой, но хотя бы они не объявят её мёртвой. Она даже не была уверена, что её отсутствие заметили, но ей было плевать.

Она предпочла бы никогда не возвращаться в этот дом.

Когда она пришла к Заку на следующий день, ей на полном серьёзе казалось, что он её с порога захватит в медвежьи объятия. Что ж, обошлось без этого, но он всё равно спрыгнул с дивана и пошёл к ней.

 — Привет, — улыбнулась она.

Кажется, он изо всех сил сдерживался от объятий. Вместо этого Зак осторожно обхватил её лицо ладонями, прежде чем нежно поцеловать в лоб.

 — Здоров.

Сердце Рей продолжало колотиться, когда он отступил на шаг назад.

 — Тебе лучше? — спросила она, кое-как собрав мысли в кучу.

 — Просто соскучился, — неохотно проворчал он. — Но да, я в порядке.

Она расплылась в тёплой улыбке.

 — Зак, прошёл всего день.

 — Знаю, — ответил он. — Надо перестать быть таким прилипалой.

 — Ты милашка.

 — Прилипала.

 — Тебя всё равно нужно было утешить, — напомнила она.

Он нахмурился, но через секунду кивнул.

 — …Да, и ты до сих пор… нужна мне, но не так сильно, как на выходных.

Он, очевидно, до смерти хотел снова схватить её в объятия, но ещё он хотел перестать так зависеть от прикосновений. Рей тоже хотела бы пообниматься, но понимала, что он не хотел слишком привыкать к её присутствию и снова скучать, когда она уйдёт на один день. Она решила не настаивать.

Раньше она слишком на него давила, и не хотела повторять. В эти выходные Рей прочувствовала, как сильно Зак боялся её потерять, а она до этого просто заставляла его игнорировать этот страх из-за своей глупой привязанности. Она просто поставила свои чувства превыше этого. Даже если он сказал ей, что она могла быть эгоисткой, она поступила слишком эгоистично, а Зак был прав, что злился на неё. Она наверняка кучу раз обидела его своей напористостью, безрассудством и невнимательностью.

От этих мыслей заболел живот.

 — Зак… — нерешительно начала она. — Извини.

В тот момент, когда Зак просил, чтобы она не позволила ему убить её, она поняла, что должна была извиниться. Она поняла всю свою глупость и ошибку, когда бездумно пошла на такой риск. Она ещё тогда хотела извиниться за свою глупость, и сейчас, когда всё более-менее утряслось, появился шанс рассказать, как она сожалела из-за своего упрямства и высокомерия.

 — Ты боялся потерять меня, а я продолжала давить и игнорировать твои чувства, — она опустила голову. — Ты был прав, ты мог меня убить. Извини, что так сглупила.

Он удивлённо моргнул, и несколько секунд тупо не знал, что ответить. Он не ждал её извинений, и сейчас просто открывал и закрывал рот в попытке найти какие-то слова. Затем он просто тяжело вздохнул и встрепал её волосы.

 — Да не парься. В итоге я очень даже счастлив, что ты не сдавалась.

 — Нужно было послушать тебя и немного оставить в покое, — мрачно пробормотала она.

Она всё ещё винила себя. Нельзя было игнорировать чужие чувства, нельзя было давить на него из-за своего эгоизма. Как бы она не хотела расставаться с ним, нужно было думать дважды, прежде чем тупо отмахиваться от его предупреждений. Он куда лучше её знал, насколько опасен.

Он знал, что не сможет себя контролировать. Он знал, что не узнает её. Он знал, что не поймёт, на кого напал, пока не увидит её труп.

Рей могла в тот день расстаться с жизнью, и он знал это куда лучше, чем она. Даже если она была абсолютно уверена, что он её не убьёт, даже если она в конце концов оказалась права, нужно было воспринять его опасение чуточку серьёзнее.

 — Извини.

Стоило хотя бы попытаться воспринять.

Зак просто улыбнулся.

 — Извинения приняты.

 — …Ты имеешь полное право злиться на меня.

 — Не-а, — пожал он плечами. — Конечно, было бы неплохо, если бы у тебя прибавилось извилин, но ты всё ещё здесь, мне стало легче, и у меня нет причин на тебя обижаться.

Рей сейчас стоило огромных усилий не впасть в самоненависть. Она всё ещё винила себя, и эта жёсткость продолжала расти. В голове голосок шептал, что она его обидела, не заслужила его в своей жизни, могла поступить гораздо лучше. И гораздо больших усилий сейчас стоило отмахнуться и просто поверить Заку. К счастью, она знала, что он был абсолютно с ней честен, а не говорил из чистой вежливости. Она знала, что у него не было никаких подтекстов, и он не мог даже близко скрывать свои чувства. Он вправду не обижался.

Так что, она могла бы тоже не злиться на саму себя.

 — Ну, то есть, не всё в жизни малина. Иногда мы ссоримся, и это нормально, — добавил он. — Зато теперь ты выучила урок, и в следующий раз всё пройдёт лучше, да? — Рей твёрдо кивнула, и он встрепал ей волосы. — Ты знаешь, чего в следующий раз делать не нужно.

 — Я постараюсь.

Она, наконец, позволила себе улыбнуться.

Всю свою жизнь она была убеждена, что хуже неё никого не было, что вместо неё мог родиться куда лучший человек — но теперь этим словам необязательно было верить. Даже если это была правда, она научилась не сдаваться после ошибок. И она хотела постараться использовать эти ошибки, чтобы стать лучшим человеком.

Она сказала «я постараюсь» от чистого сердца.

Зак мягко ей улыбнулся.

 — Какая умница.

Ох.

Эти два слова запустили реакцию в её разуме, и на секунду у неё заболело в груди, а дыхание сбилось. Эти два коротких слова слишком напомнили о его губах, касающихся её уха, о его руках, прижимающих её, словно какое-то сокровище. О том, как его тело дрожало от сдерживаемой жажды крови, как он цеплялся за неё, и как он говорил — низко, мягко, достигая самого её сердца.

О, Боже. Он оказывал на неё слишком сильное влияние.

 — Рей, всё норм? — спросил он, обеспокоенный молчанием.

 — Я… — она сглотнула ком в горле. — Я…

Да. Она была в полном порядке. Просто её лицо покраснело до самых корней волос — и всё.

 — Кстати, я вчера нашёл.

Зак засунул руку в большой карман толстовки. Рей не обращала внимания, стараясь угомонить бешено колотящееся сердце, но потом всё же посмотрела на предмет в его ладони.

Он протягивал её пистолет.

Самообладание вернулось в ту же секунду.

 — Я… не знаю, пригодится ли он.

Конечно, она уже заметила косу у его стены, но не думала, что он и её пистолет подобрал. В конце концов, теперь она была в безопасности, и пистолет был ей ни к чему.

 — Ты не можешь знать наверняка, — покачал он головой. — Не обязательно носить с собой, просто… пусть будет. С твоими ебанатами-родителями чего только ждать не приходится.

Рей собралась было протестовать, но задумалась. Она вспомнила свою капризную маму, папу-алкоголика, о часах, проведённых без сна в страхе, что вот-вот к ней вломятся в комнату, о своём стремлении быть невидимкой, обо всех приобретённых в такой жизни навыках и рефлексах. Она помнила холодок страха, постоянно ползущий по её коже, когда она находилась рядом со своей так называемой «семьёй».

 — Да, — вздохнула она. — И правда. Мама может завести очередного жуткого любовника. Папа может бросить в меня что-то опаснее банки пива. Не думаю, что дойдёт до пистолета, но…

Но она помнила ту ночь, когда Макс пытался зайти к ней в комнату, и как сильно ей хотелось иметь какое-то оружие. Ей нужно было что-то более угрожающее, чем ручка, чтобы она чувствовала себя в большей безопасности и смогла отпугнуть Макса, если бы он действительно выломал дверь. Она хотела что-то, чем она могла бы пригрозить, и в этом смысле оружие не было такой уж плохой идеей.

Даже если бы она сейчас встретилась с Максом — она бы просто сбежала. С оружием или без него.

 — Но, как ты сказал… — горько закончила она, — я не могу знать наверняка.

И убрала пистолет в свою сумочку.

 — Почему ты не выстрелила в меня?

Вопрос прозвучал на ровном месте. Рей сделала паузу, прежде чем непонимающе посмотреть.

 — Я… вроде бы говорила?

 — Да, потому что… мы с тобой не инструменты, — вспомнил Зак. В его глазах что-то изменилось. — Я помню. Но ты отразила пулей ёбаный летящий нож. С таким навыком ты могла бы выстрелить и не убить. Ты могла бы меня ранить.

Она открыла рот, но захлопнула его, сглатывая ком в горле. Он был прав, у неё хватало точности. Она могла бы задеть пулей руку, но не прострелить, и рана была бы совсем несерьёзной. Она могла бы вывести его из боя без лишнего риска, и боль могла бы отрезвить его настолько, чтобы она могла что-то сказать, не боясь, что он её зарежет.

 — Ты же обещала дать мне отпор, если потребуется, — напомнил он. — И момент подходил как нельзя кстати.

Она не могла ему врать, и она всегда держала своё слово. Зак хотел знать, почему она не сдержала обещание, но даже без выстрела она привела его в чувство, так что он не обижался.

Рей прикусила губу.

 — …Ты прав.

 — Ну, и? — с нажимом спросил он. — Почему ты обращаешься со мной, как с барышней?

Почему?

Она колебалась. Она не знала, что ему сказать, и предпочла бы вообще не отвечать на этот вопрос. Она бы изначально предпочла, чтобы этого вопроса не прозвучало, чтобы он удовлетворился прошлым ответом, чтобы у неё было больше времени на оправдание.

Но она не могла. Не могла ему соврать.

Это было невозможно, нереально. Она обещала себе быть всегда искренней и честной с Заком, потому что он никогда не врал ей.

Рей посмотрела ему в глаза, слова вырвались, и она не могла их сдержать.

 — Потому что я люблю тебя, Зак.


* * *


Наверное, она немного им увлеклась, когда ей было четырнадцать, и он спел ей.

Увлеклась совсем чуточку, по-детски, потому что впервые её увидели в худшем из состояний, и человек, которому она и даром не была нужна, принял её со всеми недостатками. Он позаботился о ней.

Её жизнь была разбита, и Зак решил стать её частью.

Её раненое сердце, глупое раненое сердце воспринимало каждый его акт доброты истинным чудом. Её сердце желало ещё больше его утешающей близости, скрашивающей её жалкое существование. Желало больше этого чуда.

Тогда она ничего не поняла.

Трепет в груди, лёгкость настроения, волнующие чувства, которые она к нему испытывала — она приняла всё за простую, но глубокую привязанность к человеку, который становился для неё всё важнее. Она же раньше не влюблялась, у неё не было ни единой причины кого-то любить сейчас (особенно собственных родителей), и она была сломленным подростком, какое ей было дело до любви? Всё, что она чувствовала к нему наверняка было крепкой дружбой.

Но ей стоило об этом подумать.

Она узнала, что такое дружба в тот же год, когда встретила Ленни и Адриану, сильнее сблизившись с остальными друзьями. Она снова узнала, каково дружить с кем-то, проводить время — она училась заново, и запоминала всякий раз, когда была с Адрианой, с Ленни, с Эдди, с Кэти и Денни, даже с Эмили.

С Заком всегда было по-другому.

Она не чувствовала бабочек в животе, когда друзья ей улыбались. Она не чувствовала дрожи вдоль позвоночника, когда они на неё слишком пристально смотрели. Она не чувствовала настолько тупого счастья, когда слышала от них комплименты. Её сердце не сходило с ума от каждого акта привязанности.

Ни один из её друзей не превращал её в раскрасневшуюся лужицу, не способную ни думать, ни дышать, с болью в груди и рассудком, покоряющим космос.

Это делал только Зак.

Рей не знала, почему, не знала, как, но как бы там ни было, её привязанность к нему переросла во что-то иное, чем дружба — и до неё дошло, только когда они танцевали. Во время их танца она, наконец-то, поняла, что глупо и бесповоротно влюбилась в Зака.

«Почему?», спрашивала она саму себя.

И здесь, наверное, была своя последовательность.

Он всегда был рядом, когда она в этом нуждалась. Он предоставил ей место, где она могла в любой момент быть в безопасности. Он всегда был готов прийти на помощь, дал понять, что она может положиться на других. Он заставил её стоять за себя и не позволять другим относиться к ней, как к мусору. Он заверил, что она была в здравом уме. Ему нравилась — и сейчас нравится — её улыбка, и он сказал об этом. Он пытался подбодрить и утешить, даже когда не понимал, что с ней происходит. Он рассказывал ей истории, даже когда минуту назад сказал, что не был каким-то сказочником. Всякий раз, когда она засыпала на диване, он нёс её на кровать и укрывал одеялом. Он искал её, даже когда она его обидела. Он решил её куда-то сводить на день рождения в качестве извинения за грубость, и одновременно прощая её. Он спас её, он слушал её, он держал её за руку. Он танцевал с ней и обещал рассказать больше о себе.

Он изменял собственным привычкам, проявлял к ней доброту, о которой не подозревал, дорожил ею, был самим собой и вынуждал её не закрываться. Он неосознанно помог ей исцелиться. Он просто был.

Взросление — это процесс. Исцеление — это процесс.

Любовь тоже была процессом.

С каждой новой встречей он превращал это глупое подростковое увлечение в более глубокие, зрелые чувства, со всем комфортом сросшиеся с её сердцем. А она осознала уже на полпути.

Он пришёл в её жизнь, ворвался самым грубым образом, и она влюбилась, как последняя дурёха.

Но всё же не могло быть настолько идеально, да?

Зак не был — да и сейчас не особо — готов к любви. Рей на самом деле не была уверена, что у него могут быть к кому-то романтические чувства, или даже мысли об этом. В пятнадцатый день рождения, он начал подмечать в ней нечто женское, но она продолжала быть в его глазах малявкой, не представляющей никакого романтического интереса. Признание только всё бы испортило. Было бы неловко, некомфортно, даже странно. Он бы не знал, как на такое реагировать, и их дружба пошла бы коту под хвост.

А они оба нуждались в этой дружбе, в этой связи. Нуждались друг в друге. Она не могла просто пойти на риск, не могла так сильно смущать его и тревожить своими чувствами.

Она могла бы попытаться заставить себя забыть об этом и двигаться дальше. Но едва она поняла, что влюбилась, она поняла, что избавиться от этого будет непросто.

Даже, скорее невозможно.

Зак проник в самое её сердце, скрепил осколки её души своим расплавленным золотом и вернул жизнь в её глаза. Она не могла перестать его любить.

Поэтому решила молчать. Проще некуда.

Ему необязательно было знать, что она видит в нём больше, чем друга. Её любовь была не к месту. Молчать было не так уж и сложно — не стоило ничего скрывать, она просто избегала слов «я в тебя влюбилась» и сопротивлялась импульсу поцеловать его в губы. Но, чем больше времени проходило, тем чаще она мечтала, чтобы в один прекрасный день он ответил ей взаимностью.

Она думала пустить всё на самотёк, игнорировать любовь, пока они оба не станут достаточно зрелыми, и она смогла бы сказать ему без лишнего риска.

Тупица ты, Рейчел Гарднер.

Стоило думать дважды.


* * *


Ей стоило подумать дважды, прежде чем так сильно влюбляться в Айзека Фостера.


* * *


Зак смотрел ей в глаза, и в эту секунду на его лице отразилось лёгкое замешательство, смущение, и эта единственная секунда напряжённого трепета и молчания показалась Рей слишком уж длинной.

А потом он разразился хохотом.

 — Да ну, не-е-е-ет, это же нереально!

Его смех звучал как треснутое стекло, как чьё-то разбитое сердце.

Например, её.

 — Я на секунду реально испугался, не шути так!

Ох, больно.

В её груди заболело.

На самом деле болело везде — в голове, в сердце, в душе, во всём теле. Было больно, боже, так больно, что захотелось исчезнуть в тишине и пустоте.

Но она улыбнулась.

 — Извини, — засмеялась Рей. — Ты же знаешь, какое у меня ужасное чувство юмора.

И всё же, она впервые ему соврала.


* * *


 — Кто для тебя Зак? — спросил отец Грей.

Ей стоило бы извиниться и уйти, сказать «просто друг» и оставить всё, как есть. Стоило бы подумать дважды, прежде чем говорить правду. Стоило бы сохранить всё в тайне, похоронить чувства глубоко в сердце, забыть и двигаться дальше.

Стоило бы.

Но она уже не могла терпеть, и слова вырвались прежде, чем она смогла их сдержать.

 — Мужчина, которого я люблю.

Глава опубликована: 13.03.2019

4.1 Хэллоуин, Рождество и Новый год

Сентябрь 2ХХ8

Это утро было с запахом тёплого чая вперемешку с ароматом свежего кофе — солнце било сквозь жалюзи, и редкий лучик бил в стол в центре кухни Грея, украшая антиквариат золотыми линиями. Этим утром Зак привычно скользнул через чёрный ход, но целую минуту не спешил заходить на кухню, словно там был другой мир, совершенный и умиротворённый, а он принёс бы только хаос.

Он был ходячим бедствием.

Он не знал умиротворения.

Куда бы он ни ступил — за ним по пятам следовала разруха. Он был человек-кавардак, в его жилах бежала анархия, под кожей горело адское пламя, готовое низвергнуться на землю, а его бинты скрепляли не что иное, как осколки его самого. Уж слишком он не подходил для тихой гавани кухни Грея на рассвете.

Нет, он не принадлежал этому месту.

Но всё равно Зак прошёл, оттянул стул и сел. Больше не двигался, стараясь не нарушить размеренную тишину, и закрыл глаза.

После кровавого безумия, двух абсолютно противоположных дней принятия последствий (за которые в нём не одна буря побушевала), ему нужно было немного спокойствия. Дом Грея, как всегда, возвращал его к стабильности, в каком-то смысле, дарил чувство равновесия, ощущение безопасности.

Зак помнил, как несколько лет назад, когда ещё жил здесь, он, измученный кошмарами, приходил на кухню посреди ночи и сидел до самого рассвета, чтобы снова наполниться спокойствием.

Как ни странно, это было его убежищем.

Грей часто заставал его уснувшим на стуле — тогда он просто накрывал Зака пледом, и тот просыпался позже, от запаха хорошего завтрака. Иногда ему компанию составляла Хадия, рассевшаяся на столе в одной рубашке — и с ней он реально чувствовал понимание, пока они не поссорились.

Иногда в этой атмосфере Зак чувствовал себя чужим. Потому что он был не создан для света, не создан для спокойствия, не создан ни для тепла, ни для нежностей. Он чувствовал, что ему здесь не место.

Но не теперь.

Сейчас это был его «дом».

После года насилия и жестокости, когда он мыслями был где-то там, у него, наконец, возникло чувство, что он вернулся.

 — Айзек.

Грей вошёл на кухню, уже в своей церковной рясе. Он улыбнулся, не выдавая лицом ни единой мысли, и поставил перед Заком чашку чая.

 — Знал, что я приду? — удивился он.

 — Надеялся.

Даже после всех лет, учитывая, сколько Зак знал, Грей всё равно оставался для него настоящей загадкой. Он каким-то образом знал обо всём, что происходит в городе, даже за чужой закрытой дверью. Развивая эту мысль, Зак задумался, слышал ли Грей про Рей ещё до того, как они с Заком познакомились, и знал ли, что происходит у неё дома. Грей знал много, но рассказывал только половину — не было никакой уверенности, что именно происходит в его голове.

 — Как Рейчел Гарднер?

Он уже знал, что она жива. Если бы погибла — Зака бы здесь не было. Зак бы не был таким спокойным и сдержанным — ему бы сорвало крышу куда серьёзнее обычного. Он был бы разбит, сломан, уничтожен изнутри и оставлен гнить, как цветок без солнечного света. И с этим никто не смог бы ничего сделать.

Но всё же Зак был в норме. Рейчел Гарднер была жива.

Зак прикрыл глаза.

 — В порядке. Мы отдохнули на выходных, а сегодня она пошла в школу.

Наступила долгая пауза. Не то чтобы им было нечего сказать, просто Заку нужно было время подобрать слова — и Грей это хорошо понимал. Он решил не давить, пока Зак думал, как лучше сказать, выразить себя, правильно перевести эмоции в предложения.

 — Я её ранил, — сказал Зак с огромным сожалением и гневом. Даже отвращением. И какой-то грустью. — Я несколько раз её порезал. Ничего серьёзного, но…

Но у него перед глазами до сих пор стояла картина стекающей с косы крови. Он до сих пор видел эти алые линии, оставшиеся после погони. Он до сих пор видел след на её груди, который никогда не исчезнет. И он ненавидел себя за то, что сделал с ней.

 — Она верила мне до последнего, можешь поверить? — прорычал он, сжимая кулаки. — Я собирался её убить, я хотел её убить, а она не двигалась. Она говорила, она улыбалась, она…

Бля.

Он помнил всё, что тогда видел, несмотря на безумие, и всё ещё не мог понять, почему она не сбежала, почему верила, что он не убьёт. Она оказалась права. Он был бесконечно благодарен тому, что она оказалась права. Она так много для него значила, что если бы он её убил…

Нет, он отказывался её убивать. Несмотря ни на что, он не мог её убить.

Но задумываясь на секунду, если бы он её потерял, у него не осталось бы ни единого повода исцеляться. Как и не осталось бы причин просыпаться по утрам.

 — И ты её слушал, — терпеливо заметил Грей.

 — …Ага.

Он отчасти не хотел, но та его половина, что ценила Рей больше всего на свете, пьянела от её слов. Было до ужаса приятно слушать, как она повторяла, что он не монстр, что она ему доверяла и знала, что он её не убьёт. Учитывая, что он тогда был в худшем из состояний и не заслуживал этого слышать.

Он чувствовал, что это правда. Даже увидев его, с головой погружённым в собственный мрак, она была уверена в собственных словах.

 — Я не знаю, почему её слушал, как у меня получилось… — ему не хватало слов. — Получилось в итоге её не убить, потому что я хорошо помню, как этого хотел. Я хотел, чтобы она завалила. Она говорила слишком верные вещи, и я не мог этого слушать. Не хотел ни слушать, ни знать вообще.

Он сделал паузу и глубоко вздохнул. Его чай уже остыл, но пить холодный чай никогда не было особой проблемой — в прошлом он пил куда более отвратные вещи. Чай в любом случае был лучше мусора, лучше привкуса собственной крови и гораздо лучше сожалений.

 — Но я всё равно её слушал, — в каштановой чайной глади отражалось его лицо, скрытое повязками, и Зак поспешил отвернуться. — И я этому рад.

 — Рад слышать, — наконец ответил Грей. — Хорошо, что вы оба вернулись в целости и сохранности.

Прикипевшая маска на его лице на секунду дала слабину. Это длилось не дольше мгновения, но Зак увидел, как искренне Грей был счастлив. Даже если священник вечно вёл себя, как будто знает всё наперёд — в глубине души он не на шутку переживал.

 — Да, я уже наслышан о её первом… плане, — покривился Зак.

 — Айзек, эта девочка была готова умереть ради тебя.

Заку до сих пор не нравилось слушать, как его зовут полным именем. Но сейчас он не чувствовал настолько сильной антипатии — может, потому что Рей тоже его так назвала.

 — Я понимаю.

Действительно понимал. Он видел своими глазами, как ничтожно она ценит свою жизнь и как далеко она была готова зайти ради налажавшего серийного убийцы, который не заслуживал даже одним воздухом с ней дышать.

 — Большое тебе спасибо, что отговорил, — добавил он. — И за то, что… рассказал обо мне, наверное… — пробурчал он.

Грей улыбнулся.

 — Я подумал, что она заслужила знать.

 — М-м-мф-ф… — он закатил глаза. — Ага, заслужила.

Он был рад, что Грей оставил самую тяжёлую часть прошлого на его рассказ. Не только потому, что Грей всего не знал. Этой частью жизни Зак далеко не гордился. Это не самая лёгкая для него тема, но только он мог рассказать о произошедшем с правильной перспективы, правильными суждениями и правильными взглядами. Он прекрасно знал, что в то время был монстром. Он знал, что не было ни единого оправдания такому количеству смертей, и до сих пор не чувствовал вину ни за одну из них. Он знал, что сделал ужасные вещи и вовек не смоет кровь со своих рук.

И в то же время он знал, что была причина, по которой он так облажался и полюбил убийства.

 — Я почти всё ей рассказал, — пожал плечами Зак. Он пытался говорить небрежно, но они оба знали, что это для него очень важно. — Она знает про Сихам, про приют, знает, как я жил до встречи с ней.

 — И что она сказала?

Зак ухмыльнулся.

 — А ты как думаешь?

 — Разумеется, она тебя приняла.

Ухмылка Зака стала гордой. Разумеется. Разумеется. Сейчас это было самым очевидным ответом, но раньше он бы и близко так не подумал. Даже когда он рассказывал, он сомневался и боялся, что даже её это отпугнёт. Но — нет, она позволила ему говорить, выслушала и приняла без лишних обвинений или попыток умалить его недостатки.

Так что да, разумеется, она приняла его.

 — Я рад, — улыбнулся Грей. — Надеюсь, дальше ваши жизни будут спокойнее.

В выцветших глазах Грея отразилась ностальгия человека, слишком много повидавшего и слишком много познавшего, особенно из тёмного мира. Зак прекрасно знал, что он не был первым заблудшим ребёнком, о котором Грей позаботился. Он повидал и других детей, таких же сломленных, а иногда и хуже того.

Грей лучше других знал, какой безжалостной могла быть жизнь.

 — Вообще, — покачал головой Грей, — детям не стоит столько всего переживать.

Зак действительно ненавидел детей, но здесь он соглашался с Греем. Даже если его бесил вид веселящихся детей, он не желал бы им пережить то же самое, что и он. Или то же, что и Рей. Или Сихам. Или Хадия. Или то, что пережил любой другой ребёнок, которого Грей взял под своё крыло. И особенно, что пережил ребёнок, которого Грей потерял.

Или сам Абрахам Грей.

 — Старик, ты слишком много делаешь для нас.

 — Но, если не я — то кто?

Хороший вопрос. Не будь Грея, кто бы протянул руку монстру, укрывшемуся в церкви? Кто помог бы другим детям, похожим на диких животных, которые поставили насилие во главу своего существования?

Наверное, никто.

Эти дети принадлежали тёмному миру, который все предпочитали игнорировать. Да и нормальные люди ничего не смогли бы для них сделать. Их устраивало оставлять их гнить и исчезать в собственном безумии.

 — Слишком много людей отворачиваются от сломленных детей, и не дают ни единого шанса падшим. Слишком много людей отказываются видеть, что в тёмном мире есть дети, что они не обречены просто потому, что воспитывались в насилии. Кто-то должен им помогать.

Грей встал, и Зак почти на автомате поднялся вслед. Он знал, что Грей сейчас уходит в церковь, но как-то не хотел, чтобы они так быстро расставались.

 — Я, э-э-э… — нерешительно начал он. — Извиниться хотел. Я тебе столько проблем доставил, столько накосячил… Извини, ага. Спасибо, что всегда рядом.

Грей снова мягко улыбнулся, и слегка потрепал Зака по голове.

 — Всегда пожалуйста, Айзек.

От необычно ласкового жеста Зак опешил, но было не так уж и неприятно.

Сейчас он по-настоящему чувствовал себя сыном Грея. Сыном, положившегося на своего отца, потому что больше не мог справляться один.

 — Ладно, я пошёл, — смущённо пробормотал он, отходя назад.

Он не осмелился посмотреть в лицо ошеломлённому Грею и пошёл к двери, пытаясь вернуть себе обычную раздражённую мину.

 — И да, Айзек?

Он уже положил руку на дверную ручку, когда Грей его окликнул. Зак уже открыл дверь, но всё равно обернулся.

 — Чего?

С прежней улыбкой Грей кивнул.

 — Добро пожаловать домой.


* * *


Октябрь 2ХХ8

Жестокая серия убийств, потрясшая город, прекратилась так же резко, как и началась.

Почти семь дней город дрожал в страхе — люди могли либо погибнуть, либо наткнуться на свежий труп. На следующей неделе всё закончилось. Полиция обыскивала улицы снова и снова, но не было ни трупов, ни крови, ни следов убийцы.

Патрули продолжались, поддерживая безопасность и предупреждая честных граждан, но дни пролетали — а Переулочный Убийца снова не высовывался.

Это создавало только очередную головную боль.

 — Точно говорю, что-то случилось, — бушевала Кэти. Они вместе с Люси возвращались домой после долгого рабочего дня. — Мы мобилизовали всех, но ничего не нашли. Полиция штата тоже начала отчаиваться.

Люси пожала плечами. Не то чтобы ей было плевать — в конце концов, Кэти едва не погибла от рук этого маньяка — но она и привыкла ничего не понимать. Именно она выдвинула большинство теорий о Переулочном Убийце, и она уже мало чему удивлялась. Она уже ничего не предпринимала — просто смирилась, что они в жизни не поймут логику, которая привела бы к нему.

Он ничего не планировал, не подготавливал, не прилагал лишних усилий. Он был просто психом, следующим на поводу у инстинктов и желаний, и в этом смысле не было ничего странного, что его кровавое веселье прекратилось так же резко, как и началось. Он просто хотел убивать — и всё. Люси тоже хотела его понять, но у них больше не было никаких зацепок, чтобы выдвигать какие-то предположения.

 — У него есть жизнь, о которой мы ничего не знаем, — мягко заметила она.

 — Он должен эту жизнь провести за решёткой, — прорычала Кэти.

 — Мы… Нет, ты больше не пойдёшь в подворотню, чтобы его арестовать, — нахмурилась Люси. — Я понимаю твои чувства, но это слишком опасно.

Они обе ненавидели бессилие. Они прилагали все усилия, чтобы в городе царила безопасность, но мир переулков был вне их контроля. Как бы усердно они не работали — там они никогда не наведут порядок.

Это была не их компетенция, не их территория. Если бы они туда сунулись, рискнули бы практически всем — живущие там люди определённо не позволят копам хозяйничать. Даже если был способ беспрепятственно там перемещаться — никто до сих пор его не открыл.

Граница между нормальным миром и подворотнями была чуть ли не физическая. Её было не так просто пересечь. Как обеспечить себе безопасность? Силой, оружием, властью, деньгами? Отношениями с жителями тёмного мира?

С другой стороны, а эти люди когда-нибудь выходили в свет? Покидали ли они когда-нибудь полюбившуюся подворотню, чтобы выйти в мир нормальных людей? Может, люди каждый день проходили мимо преступников, и даже не подозревали об этом?

Конечно, да. Определённо, они выходили. Тот же Переулочный Убийца, к примеру.

 — Может, мы сможем опознать его в городе и поймать уже там, — предположила Люси.

Кэти ответила не сразу.

 — Люси, я лично с ним столкнулась, и я в душе не ведаю, как мы его опознаем. Он просто поиграл со мной. Я не знаю, сколько наших людей погибнет, прежде чем мы его всё-таки арестуем. А в городе, когда рядом куча невинных граждан? Сколько тогда будет жертв?

Повисла давящая тишина. Если одна вещь была им хорошо известна — у Переулочного Убийцы не было никаких известных границ. В подворотне, на его территории, ему никто не смог бы противостоять, а что бы он устроил в городе, в нормальном мире, не поддавалось никакой фантазии. Он мог убить людей, он мог взять кого-то в заложники, он мог причинить колоссальный ущерб.

Хоть Кэти и Люси хотели поймать его — они не желали рисковать таким количеством человеческих жизней.

 — Я бы не узнала его даже впритык, — покачав головой, заключила Кэти. — В прошлый раз было слишком темно, и он был слишком быстрый.

 — Да, нам нужно больше информации.

Девушки, измотанные патрулём, остановились перед дверью, прежде чем войти в их дом. Завтра был Хэллоуин, и несмотря на кровавый шок в городе, народ всё ещё хотел повеселиться в праздник. Полиция не отдохнёт и тридцать первого октября.

 — Должна быть у него какая-то слабость, — пробормотала Кэти, снимая пальто и разуваясь.

Они многое делали, чтобы вычислить Переулочного Убийцу. Они допрашивали пойманных бандитов, но все были до смерти напуганы одним упоминанием, чтобы что-то рассказать — много лет назад один преступник дал показания, и на следующий день он был найден мёртвым в собственной камере. Они пытались поймать хоть какие-то ниточки, уверенные, что легендарная мафия в подворотнях действительно существовала и покрывала его преступления. Но сейчас они не могли доказать существование этой самой мафии. Они пытались определить, где он живёт, пытались понять его привычки, найти магазины, в которые он мог ходить, надеялись узнать хоть что-нибудь.

Это ни к чему не привело. Как будто его не существовало вне убийств.

 — Он же монстр, — напомнила Люси. — Не думаю, что у монстров есть слабости.

Она знала, что сейчас скажет Кэти: монстр он, не монстр — Переулочный Убийца был человеком, у него должны были быть какие-то границы и слабости, он не мог быть тупо идеальной машиной убийств, и в итоге он рано или поздно совершит ошибку.

Люси была с этим согласна, но без лишнего оптимизма.

 — Он как призрак, Кэти, — они вошли в гостиную, и Кэти с нескрываемым удовольствием шлёпнулась лицом на диван. — Прошли годы, а мы ничего о нём не знаем. Не знаю, есть ли у него вообще слабости, а если и есть — понятия не имею, как их использовать.

 — Он изменился.

Кэти сложила руки под подбородком и повернулась к тупо моргающей от непонимания Люси.

 — Он изменился, — повторила Кэти. — Он целый год не убивал, потом начал убивать ещё жёстче. Случился тот инцидент с Максом Мартинсом. А тот случай со старшеклассниками? И его стычка со мной. А потом он внезапно начал убивать.

На самом деле это уже вторая такая нашумевшая серия убийств (и оборвалась она так же резко), но за остальным перечисленным он действительно ранее замечен не был. Он никогда так не контактировал с горожанами без лишних убийств. Он никогда не делал таких странных вещей.

 — И Рейчел.

Кэти и Люси встретились взглядами.

 — Да, Рейчел, — пробормотала Люси.

Девушка, которая гуляла в подворотне в любое время суток, как у себя дома. Девушка, которая, встретив Переулочного Убийцу, просто спряталась в мусорном баке и вообще не отреагировала на эту встречу. Девушка, которая спасла Кэти жизнь, потому что серийный убийца при виде её просто развернулся и убежал.

Девушка, которая так легко относилась к своей жизни, что не боялась смерти.

И они обе имели представление, почему так.

 — Ты думаешь, Рейчел не боится переулков, потому что…

 — Не знаю, — тяжело ответила Кэти.

Снова повисла давящая тишина. Давило всё, что они знали о жизни Рейчел, всё, что случилось и что могло случиться. Всё, о чём Кэти не рассказывала с того дня, как вернулась с новостью, что лучше не продолжать расследование.

В тот день Рейчел сказала, что всё в порядке. Они обе знали, что она соврала.

И они знали, что у неё была на это веская причина.

 — Мы когда-нибудь сможем ей помочь, — тихо пообещала Люси.

 — Мне страшно, — со слабым смешком призналась Кэти. Она звучала непривычно разбито, и Люси тут же вспомнила день, когда они поняли, что в доме Рейчел происходили страшные вещи. — Я боюсь, что когда у нас появится возможность помочь Рейчел, или поймать Переулочного Убийцу, будет слишком поздно.

 — Не будет, — со всей решимостью ответила Люси. Всю свою жизнь она была рядом с Кэти — сначала просто бегала и восхищалась, потом стала ей подругой, и разделила жизнь со всеми взлётами и падениями, которые Кэти не позволяла показывать кому-то другому. Она ценила эту женщину больше всего на свете и не могла позволить ей погрузиться в необоснованный страх и сомнения. — У нас всё получится, Кэти. Просто не будем взваливать на себя слишком много за раз. И я всегда буду с тобой — не сомневайся.

Кэти слабо улыбнулась.

 — Спасибо, Люси, — она села на диван и, когда Люси села рядом, просто обняла ту за шею. — Мне нужны эти слова.

Люси порозовела. Сколько лет прошло с их встречи, а Кэти до сих пор парой предложений заставляла её таять. Люси до сих пор было сложно поверить, что они были обручены.

 — Ты же знаешь, я сделаю всё, что захочешь.

 — Сейчас я хочу просто поспать, — зевнула Кэти, и Люси была более чем согласна. — Завтра будет тяжёлый день.

Она поморщилась.

 — Хэллоуин. Круглосуточный патруль.

 — Смотреть за детишками…

 — Помогать родителям искать потерявшихся отпрысков…

 — Разнимать подростков…

 — Постоянно быть бдительными…

 — И смотреть, чтобы никакой маньяк не появился на горизонте.

Они обе шумно выдохнули. Он был их головной болью, но скорее всего, этой ночью он не высунется — слишком людно на улицах, чтобы совершить убийство и скрыться незамеченным. Пусть он был психом и монстром, но осторожным. На Хэллоуин открывалась ночная ярмарка, там будет куча людей, везде будут висеть фонари, так что он не остался бы без свидетелей.

Пусть Кэти была настороже — Люси знала, что бояться нечего. Ничего не случится, если люди не сунутся в подворотню, а всем и так было известно, что тёмная сторона городе после заката не становится гостеприимнее.

Но опять же — нормальные люди не пойдут в подворотню, а что насчёт тамошних жителей?

Наверное, на Хэллоуин бандиты и преступники — а может, и легендарная мафия, которая ещё не факт, что существовала — будут наслаждаться праздником, отправятся за покупками, смешаются с толпой и будут бесстрашно ходить неузнанными.

А может, даже Переулочный Убийца выйдет.

 — Как думаешь, он явится? — спросила она.

Кэти покривилась.

 — А оно ему надо?

На несколько секунд они обе всерьёз задумались, но не смогли найти никакого адекватного ответа.

 — Значит, скорее всего, нет.

Если и была причина, по которой опасный и неуловимый маньяк выбрался бы в люди во время праздника, и это не было убийство — они действительно не знали, что могло быть ещё.


* * *


 — Не-а, не пойду.

 — Ну, пойдём, — настаивала Рей.

Зак прищурился.

 — Дай уточнить. Ты хочешь пойти со мной гулять в Хэллоуин — в ночь, когда по улицам будут шастать толпы счастливых идиотов, которым приспичило друг друга попугать, или типа того? При условии, что я ненавижу счастливых идиотов, везде будут копы, и я не вижу в этом ни малейшего смысла?

Она попыталась придумать причину достаточно вескую, чтобы Заку захотелось пойти на праздник, где будут люди, которых он не сможет убить. Как-то не получилось.

 — …Ну, да?

 — Не-а, хрена с два.

Она слегка надулась, но не собиралась сдаваться.

 — Ты же не был на ночной ярмарке? Вот тебе и смысл!

Зак слегка оживился, потому что она сейчас предлагала в очередной раз пересечь черту между ним и нормальным миром и сделать что-то новое. И она знала, что можно надавить на его естественное любопытство.

 — …Не-е-ет, — продолжил отказываться он. — Меня же куча людей увидит!

Рей вздохнула.

 — Ну, Зак, ну это всё равно, что фестиваль. Там, в толпе, мы мало кому будем нужны.

 — На фестивале люди танцевали, — ответил он. — А на Хэллоуин все друг друга пугают, и к нам точно кто-то приебётся.

 — Да, Хэллоуин, — подтвердила она. — Все будут в костюмах!

Он не понял.

 — И что?

 — Ты не будешь выделяться!

Она могла буквально увидеть, как в его голове вращаются шестерёнки, как он осознавал её слова и понимал, что причин отказываться у него всё меньше.

 — И всё равно, нет, — проворчал он.

 — Ну, пожалуйста? — протянула Рей, состроив щенячью моську.

Он слегка вздрогнул, прежде чем привычно нахмуриться.

 — Ты думаешь, я так и растаю, потому что ты сказала «пожалуйста»?

Какое-то время она молчала, обдумывая его последний аргумент. Она хотела убедить его, оправдать чем-то своё детское желание разделить с ним этот праздник и повеселиться, но не нашла хороших слов. Если он не хотел — она не могла с этим ничего поделать, и ей не следовало настаивать. Но она так сильно хотела провести с ним этот вечер, и попыталась снова.

 — Пожалуйста?

Десять минут спустя они, взявшись за руки, шли по главной улице. Мимо них сновала детвора в костюмах, группы подростков, и родители стояли у различных прилавков, присматривая за своими детьми.

Полиция тоже была рядом, но Рей знала, кто есть кто, и как их избежать, так что они с Заком довольно быстро смешались с толпой. Их никто бы не заметил, и плевать, сколько офицеров ходило мимо.

 — Ладно, не так уж и плохо, — в итоге признал Зак.

Она видела, какими глазами он смотрел на конфеты, и засмеялась.

 — Вот, видишь?

 — Нафига тебе вообще оно было нужно?

 — Знаешь, обычно я в Хэллоуин просто сидела дома. Несколько лет я ходила к Эдди, мы гуляли по кладбищу, и рассказывали друг другу истории про привидений. Но знаешь… — слегка застенчиво улыбнулась она. — Наверное, глупо прозвучит, но раз уж сегодня я у тебя, мне хотелось разделить Хэллоуин с тобой.

Зак раздражённо простонал, хотя и так было очевидно, что он смутился. Рей снова засмеялась.

 — И что в этом Хэллоуине классного… — пробурчал он себе под нос.

 — Люди хотят повеселиться, и всё, — ответила она. — Ты раньше не отмечал? К тебе дети не приходили поорать «сладость или гадость»?

 — Какой малявке взбредёт в голову шариться в подворотне ночью? — усмехнулся Зак. — Даже если бы они захотели — хрена их кто отпустит. И я всё равно ненавижу детей.

 — Ты бы их убил? — спросила Рей с искренним любопытством (и, чего греха таить, с тревогой).

Он немного смягчился.

 — …Не-а. Они же всего лишь дети, даже если они до усрачки счастливы. Они такого не заслужили.

 — Ты прав, — легко улыбаясь, на секунду она прикрыла глаза. — Хорошо, что дети радуются, да?

Она почти была уверена, что он начнёт ворчать и отнекиваться, но этого не случилось. Он просто пожал плечами, как будто ему было плевать, но Рей чувствовала, как его большой палец ласкает её ладонь.

 — ...Ага.

Им не нужны были слова, чтобы понять одинаковые мысли друг друга и скрытый смысл в этих словах. Она была счастлива, что Зак легко с ней согласился и не стал хамить, как обычно — теперь он не так сильно завидовал «нормальным» людям.

 — Ой!

Зак притормозил, случайно врезавшись во что-то слишком мелкое, чтобы заметить издалека. Рей буквально почувствовала тревогу на своём лице, когда увидела, как Зак опускает голову и явно охреневает при виде двух детей — наверняка старший брат и младшая сестра — наряженных под привидений.

Дети колебались: им нужно было испугаться, или просто посмеяться? Едва страх победил, они обратили внимание на Рей.

Её обнадёживающая улыбка всё изменила.

Внезапно только благодаря присутствию этот страшный мужчина перестал иметь какое-либо значение. Она в их глазах была настолько милой, что и этот огромный парень наверняка был хорошим — во всяком случае, так Рей расценила их полёт мысли.

Один из детей повернулся к Заку и восторженным голосом разрешил напряжённую тишину.

 — Классный костюм!

Зак почти отскочил в сторону, и Рей засмеялась, мягко сжимая его ладонь в успокоительном жесте.

Она наклонилась к детям.

 — Привет, ребята, — ласково поприветствовала она. — Смотрите по сторонам, ладно?

У мальчика глаза заблестели, как у всех детей, когда они знали об опасности, но видели в этом только острые ощущения.

 — Из-за Переулочного Убийцы?

Зак шумно выдохнул, и Рей снова рассмеялась. Ладно, тут было не до смеха — из-за Переулочного Убийцы гибли люди, да и она тоже едва не погибла (у неё остался шрам в доказательство), улицы тщательно патрулировались, и полицейские во все глаза наблюдали за горожанами. Но сейчас было смешно, что эти дети стояли перед застывшим, как изваяние, печально известным человеком-легендой.

Местного убийцу испугала пара детей. Как тут не смеяться?

 — Думаю, он не любит Хэллоуин, — подмигнула Рей. — Сегодня он будет немного занят.

 — Это хорошо! — воскликнула девочка. — Родители из-за него не хотели, чтобы мы пошли за сладостями, — пробормотала она.

Рей мельком глянула на Зака, который сейчас как раз закатывал глаза. Чем больше она общалась с этими детьми, тем больше она смогла бы его потом подразнить.

 — Всё будет хорошо, этим вечером он не придёт, — знающе сказала она.

 — А откуда вы знаете?

Она загадочно улыбнулась.

 — Это магия. Сегодня же Хэллоуин, а я ведьма. Я его заколдую!

Дети благоговейно на неё посмотрели. Рей подмигнула, удивляясь, как же всё-таки легко впечатлить детей, но на самом деле она очень их любила. Она не хотела, чтобы они боялись и жили в постоянном страхе перед городской легендой — особенно этим вечером, когда легенда стояла возле неё и сейчас хотела скорее поесть конфет, чем кого-то убить.

 — Вы обещаете, что всё будет хорошо? Точно-точно? — настаивал старший брат, хотя он очевидно поверил.

 — Обещаю, — от чистого сердца сказала она.

Дети переглянулись, хихикнули и яростно закивали. На душе у Рей мгновенно потеплело, ведь благодаря ей дети были спокойны и чувствовали себя в безопасности.

 — Но всё равно, будьте осторожны! — добавила она. — Держитесь друг друга, не лезьте, куда не надо — и всё будет хорошо.

 — Так точно! — девочка скрестила руки и в защитном жесте встала перед братом. — Я прослежу!

Рей хихикнула.

 — Отлично, а теперь бегите, пока все конфеты не разобрали.

От этой мысли дети нешуточно испугались.

 — Лили, — позвал мальчик, — нам пора!

 — Ладно, иду! — ответила она, пока он тянул её за рукав к ближайшему дому. — Спасибо, мисс!

Они помахали ей, умчавшись вперёд по тротуару, и Рей с тупым счастьем на лице махала им вслед. Она никогда не была хороша в общении с детьми и никогда не чувствовала непринуждённости с этими невинными созданиями, выросшими в семье куда благополучнее её. Сейчас, немного повзрослев, она могла только смотреть им вслед и надеяться, что они никогда не переживут то же самое, что она или Зак.

Они бы этого не заслужили. И никто никогда не заслуживал.

Эти беззаботные детишки не должны были переживать ни срыв, ни тьму, ни верить в то, что они не принадлежат этому миру, или то, что они его испортят. Они не должны были слышать в голове одни слова ненависти при виде своего отражения, и не должны были видеть, как огонь пожирает последние остатки детства.

Они просто заслуживали детского счастья.

Зак при виде такой радости и чистой невинности должен был чувствовать себя не в своей тарелке. Примерно поэтому он не выдал ни звука во время общения Рей с детьми, но он не выглядел ни злым, ни жаждущим чьей-то крови.

Он не позавидовал им.

Он был просто взволнован, что, несмотря на всю кровь на его руках и пугающую внешность, эти два мелких человечка заговорили с ним, как с «нормальным» — без опасений и задних мыслей. Он вообще не привык к тому, что «нормальные» люди как-то с ним контактировали — и вряд ли когда-нибудь привыкнет.

Но всё же, враждебность, которую он ранее испытывал к миру света, ко всем этим людям, постепенно угасала. Рей втайне гордилась, что Зак повзрослел в этом вопросе.

 — Хорошего свидания! — закричала им девочка прежде, чем её брат позвонил в чью-то дверь.

Зак и Рей уже ушли в противоположном направлении, но она услышала и поняла, что это говорили ей. Ей потребовалось меньше секунды, чтобы осознать слова и покраснеть до ушей.

О, нет. Теперь все мысли вылетели из головы.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы вернуть самообладание, пока они шагали по главной.

 — Значит, заколдовала меня? — спустя какое-то время прокомментировал Зак.

 — Видишь, какой ты ужасный? — засмеялась она. — Мешаешь детям веселиться в Хэллоуин.

Он явно был раздражён.

 — Не могу же я только из-за этого быть ужасным.

 — Нет, — она нежно посмотрела на него, не прекращая улыбаться. — Я не думаю, что тебе сейчас вообще стоит быть ужасным.

 — Стараюсь, как могу.

Старые демоны не умирали так быстро. Красивая речь не могла за секунду сделать из Зака другого человека — и Рей это понимала. Он до сих пор учился видеть в себе человека, привыкал к мысли, что теперь ему не обязательно убивать, чтобы исцелиться. И она была счастлива, что он так старался.

 — Не то чтобы мне было легко, но с тобой куда проще, — признал Зак.

 — Видишь? Это и есть моё колдовство.

Он будто опешил, но выражение его лица быстро смягчилось. Наспех осмотревшись, чтобы на них не смотрели, он чмокнул её в лоб.

 — Ага, оно работает.

Ох, нет-нет-нет. Её сердце пустилось в бешеный пляс, и на несколько секунд она попала под брошенное ранее невинное заклинание с названием «хорошего свидания». Они с Заком, держась за руки, выбрались, чтобы повеселиться на мероприятии, и он просто поцеловал её в лоб, от чего она смутилась.

Ну да, действительно было похоже на свидание.

Не просто дружескую прогулку.

Она внезапно заметила, что для всех окружающих они сейчас выглядели парой. Все сейчас воспринимали Зака как её парня, ведь не было другой причины, по которой они были так близки, обменивались взглядами, понятными только им, держались за руки и дарили друг другу улыбки. И он смягчался только когда говорил с ней.

Для всего мира они выглядели парой.

И хуже того — она совсем не возражала. Она хотела, чтобы это было правдой. Все сейчас называли их «парой», и Рей хотела, чтобы это стало новой нормой.

Но всё же, они не были парой.

И скорее всего, никогда не будут.

Она решила, что забудет о влюблённости. Всё было кончено, это было всего лишь глупое подростковое увлечение — и ничего более.

«Да ну, не-е-е-ет, это же нереально!»

Зак ведь сам сказал — это нереально. Он в это не верил. Он отшутился — и она отшутилась следом, она соврала, и теперь нужно было превратить ложь в реальность. Точно, ей всего лишь нужно было убедить себя, что она не была в него влюблена.

«Я на секунду реально испугался, не шути так!»

Да, это была шутка, это прозвучало, как шутка, это должна была быть шутка… Рей же пошутила? Да, пошутила. Всё, что она чувствовала к Заку — всего лишь глубокая дружба. Платоническая симпатия, так сказать. Она не чувствовала большего, она не могла чувствовать большее.

Развивая эту мысль, становилось всё меньше смысла влюбляться в Зака. Или в принципе влюбляться. Романтика была не нужна, не обязательна. Она просто переволновалась, а не влюбилась, всё было хорошо. Любовь же не была каким-то лекарством для её исцеления или счастья.

Да, романтика была не нужна.

Но это не значило, что она обойдёт Рей стороной.

Потому что всякий раз, когда она думала об этом, мысли неотвратимо приходили к Заку. А там всё, как обычно — одна мысль дарила лёгкость в груди, сердце немного ускорялось, и перед глазами вспыхивало слово «любовь».

 — Рей?..

Её задумчивость напрягла Зака, и она слегка вздрогнула, осознав, как близко сейчас были их лица.

 — Полный порядок! — пропищала Рей.

Она в очередной раз заперла чувства в своём сердце, выбросила ключ и забыла обо всём.

 — Смотри мне, — нахмурился он. Но его угрюмое лицо быстро смягчилось, и он слегка встрепал ей волосы. — С тобой всё хорошо?

Она колебалась с ответом, потому что правдой сейчас было бы ответить «нет», и она не могла этого сказать. Всё было очень плохо, её голова пухла от смущения, а в груди болело всякий раз, когда она даже мельком смотрела на Зака.

 — Всё образуется, не переживай, — покачала она головой. — Я о родителях подумала, вот и всё. Ничего особенного.

Это была полуправда, но всё же не совсем ложь. Рано или поздно всё образуется. Сердце прекратит болеть, мысли очистятся, она не будет до смерти желать обнять его за талию, чтобы раствориться в объятиях и не будет в эту самую секунду смотреть на его губы…

Нет, Рейчел Гарднер.

Ты больше его не любишь.

 — Уф-ф-ф, они всё ещё доёбывают? — поморщился Зак. — Я думал, ты на них забила.

 — Большую часть времени я их игнорирую, но…

Даже если она умела прятаться — она не оставалась полностью вне их внимания. В последнее время, из-за проблем с чувствами, она немного сдала в осторожности.

Зак цыкнул.

 — Не слушай их, они просто хуйню несут.

 — Я знаю.

Она знала, но сейчас, как ни странно, игнорировать было тяжелее. Когда на первом месте стояла помощь Заку, она не позволяла никому сломить себя или задеть, потому что ему нужен был кто-то сильный и стабильный. Теперь, когда всё более-менее пришло в норму, когда ей не нужно было быть несокрушимой стеной, кое-какие слова родителей начали достигать.

Конечно, это были пустяки. Она слышала одни и те же слова изо дня в день всю свою жизнь, и обычные оскорбления уже её не трогали.

Она знала, что сто́ит большего, чем родители ей навязывали.

Но, к сожалению, сейчас она ослабла из-за определённых мыслей, поэтому, несмотря на убеждения, яд родительских слов проникал ей под кожу.

 — Я просто устала, — призналась она. — Я мирилась с этим больше десяти лет, и сейчас хочется просто… отдыха. Подольше.

Навсегда.

 — Они же не бьют тебя? — осторожно уточнил он.

Она могла почувствовать его ярость на грани взрыва — он всегда так реагировал при упоминании её родителей. Рей знала, что Зак их ненавидит — он сам ей сказал. Но она сама не знала, ненавидела ли их, или просто устала от такой жизни, желая расстаться с ними. У неё были все причины их ненавидеть, но её воспитывали, чтобы она благодарила за то, что её вырастили и позволили жить. Её воспитали в уверенности, что она заслужила этого насилия и именно из-за неё жизнь родителей пошла под откос.

Её воспитывали так, чтобы она в итоге не чувствовала к ним ненависти. Если бы она их ненавидела — было бы проще увидеть со стороны всё, что родители ей сделали.

Рей не была уверена, что ненавидела своих родителей и, в каком-то смысле, была рада, что Зак с этим помогал. Он всегда был рядом, чтобы напомнить, что их действия не были нормой.

Насилие не было нормой.

 — Не бьют, — заверила она. Ей хорошо удавалось избегать семьи, и она уже наловчилась притворяться привидением, особенно по ночам. — Папа бросил в меня бутылку, но я увернулась.

Зак посмотрел ей в лицо и медленно коснулся её щеки свободной рукой. Ощущение его перевязанных пальцев на коже вызвало приятную дрожь вдоль позвоночника.

 — Ты плохо спишь, — кончики его пальцев задержались под её глазами. — Тебе бы выспаться, и чем скорее — тем лучше.

 — Да всё нормально, — ответила она, и прямо сейчас её сердце ну слишком сильно колотилось в груди. — Я вчера дома ночевала и почти не спала.

 — Нафига ты вообще туда ходишь?

Они оба понимали, насколько это тупой вопрос. Она должна была ходить домой хотя бы раз в два-три дня, иначе родители начнут что-то подозревать. Её папа, работающий с полицией («если не с кем-то похуже», с дрожью подумала она), мог бы предпринять меры, чтобы она вообще из дома не выходила.

Не то чтобы родители за неё переживали — они даже отдалённо не волновались — но нужно было поддерживать иллюзию приличной семьи. Если бы дочь неделями не появлялась дома — определённо возникли бы какие-то подозрения.

Обычно, когда она уходила на три дня — они ничего не замечали. А вот если дольше — начинались неудобные вопросы, подозрения и злость. В конце концов, они просто не могли прожить без своей груши для битья больше трёх дней.

 — Ты же и сам знаешь, — мягко ответила она.

Зак сердито отвернулся, и Рей буквально прочувствовала его разочарование от бездействия — но он и без того слишком много для неё сделал, просто этого не осознавал. Она нежно улыбнулась, и аккуратно дотронулась до его щеки в успокоительном жесте.

 — Всё в порядке, Зак. Надеюсь, они выставят меня из дома, когда мне стукнет восемнадцать.

 — Ты же можешь… — начал было Зак, но запнулся.

 — …Что могу?

Он снова отвернулся, теперь от смущения.

 — Ну… давай потом поговорим.

Рей непонимающе моргнула, но её сердце почему-то заколотилось — она подсознательно понимала, что Зак сейчас собирался сказать что-то важное. Она хотела задать больше вопросов, но решила не давить. Если он решил поговорить позже — сейчас не стоило настаивать.

 — Так, — откашлявшись, начала она, чтобы сменить тему и отвлечься от его фантомных прикосновений к коже. — Тебе весело?

Сейчас он улыбнулся.

 — А то.

Она сейчас глупо осознала, что всегда любила его улыбку, такую счастливую и дерзкую. Она просто таяла. Сейчас ей хотелось потянуть его за капюшон, самой встать на цыпочки и легко чмокнуть его в губы, но…

Нет, Рей. Этого с друзьями не делают. И с теми, к кому чисто платоническая симпатия, тоже не делают. Ты его не любишь, и ради себя же стоит это понять побыстрее.

И что важнее — ради него.

 — Народу больше, чем я ждал, — отметил он. — Особенно… после недавнего.

Они продолжали идти по освещённым улицам, но ближе к последним прилавкам толпа редела.

 — Я же говорила, — пожала плечами Рей. — Люди хотят повеселиться и немного отвлечься от всего, что навалилось за год.

Он почесал затылок.

 — Действительно…

Едва они дошли до последних лотков, Зак остановился. Она непонимающе на него уставилась, но он просто пошёл к ближайшему прилавку и что-то наспех сказал продавцу. Рей оторопело наблюдала эту сцену. Конечно, она знала, что он общался с «нормальными» людьми (в качестве постоянного гостя круглосуточного супермаркета) и был поистине профессионалом в области эффективного использования общественного транспорта, но она до сих пор ни разу не видела его в действии.

Он разговаривал небрежно, но в его позе было какое-то напряжение. Одну руку он держал в кармане, а другой натягивал капюшон едва ли не до подбородка, чтобы его лицо не заметили. Несмотря на то, что Зак слегка ссутулился, Рей всё равно отчётливо видела, насколько он был высоким и широкоплечим на фоне остальных. Он был и вправду очень худым — хоть и не таким костлявым, как она — но Рей знала, что он сложен куда крепче, чем могло показаться. Большинство людей не догадывались и о половине его силы, но Зак легко мог удержать в одной руке свою тяжеленную косу, да и бег его практически не выматывал.

Но, несмотря на всю его энергию и убийственную силу, он всегда был с ней осторожен. Он не сжимал её слишком крепко, не хватал её за руку слишком резко, не касался её слишком грубо. Не потому, что обращался с ней, как со стеклянной — просто боялся причинить ей боль.

Она не удержалась от нежной улыбки. Зак мог быть страшным и внушительным, нечеловечески сильным и выносливым, но она буквально доверяла ему свою жизнь, и лучше неё, наверное, никто не знал, сколько мягкости сокрыто под его привычным хамством.

 — Эй, — позвал Зак позади неё.

Рей вздрогнула. Оказывается, пока она витала в облаках, он уже закончил все свои дела и успел вернуться. Резко обернувшись, она увидела протянутое ей яблоко в карамели. Она непонятливо уставилась на угощение, и перевела взгляд на него, уже жующего своё яблоко. Сердце начало сходить с ума.

Он только что купил ей еду. Как же просто и банально, но всё же мысль, что он подумал о ней, отозвалась мягким теплом в груди и румянцем на щеках.

 — Я не буду стоять с ним всю ночь, — нетерпеливо напомнил он.

Она смущённо приняла яблоко.

 — Спасибо.

Она хотела было спросить, зачем, но Зак слишком хорошо её знал, и встрепал ей волосы прежде, чем она открыла рот. Это было красноречивее любого ответа, любых слов и оправданий — и Рей его доходчиво поняла. Между ними иногда такое проскальзывало: они были достаточно близки и слишком хорошо друг друга знали, чтобы можно было понимать и без слов.

Рей знала, что он хотел поблагодарить её за этот вечер, да и за её постоянные попытки вытащить его из зоны комфорта. Она знала, что Заку нравилось время от времени делать ей какие-то подарки, чтобы порадовать — точно так же, как и она любила что-то ему дарить.

И от этого в груди снова приятно заныло.

 — Ну что, домой? — предложил Зак, протягивая ей руку.

Рей не преминула её принять.

 — Домой.


* * *


Декабрь 2ХХ8

Зак проснулся, ощущая Рей в своих руках, вдыхая аромат её кожи и волос. Первой его мыслью было, что это достаточно охеренный рождественский подарок, чтобы продолжать спать.

 — М-м-м…

Он почувствовал, как Рей зашевелилась в его объятиях, устраиваясь поудобнее и плотнее прижимаясь к его груди. Он слегка ослабил хватку на её талии, обвёл пальцами изгиб её бёдер и прижался губами к её затылку. Сейчас больше, чем вернуться в сон, ему хотелось оставаться весь день вот так: под тёплыми одеялами, чувствуя Рей в своих объятиях.

Сегодняшнее утро было холодным, мороз уже разрисовал окна, и на улице осел небольшой туман — но это только из-за раннего часа. Это утро было определённо из тех, когда никто не поднимется с кровати, пока в животе не заурчит от голода — даже если сегодня Рождество, и нужно было заниматься чем-то особенным.

Рей зевнула, и он слегка хихикнул, прежде чем снова поцеловать её в затылок.

 — Проснулась?

 — Ага…

Она положила свою ладонь на его, переплетая пальцы. Зак чувствовал улыбку в её заспанном голосе. Сегодня вправду было замечательное утро. Как и почти все в последнее время.

Рей слегка повернула голову, чтобы посмотреть на него, и их глаза встретились.

 — С Рождеством, Зак, — прошептала она.

 — С Рождеством, — нежно улыбнулся он.

 — Надо бы вставать…

 — А вот и нет, — по-детски возразил Зак, утыкаясь в её шею.

Она хихикнула, и божечки, этот звук в его ушах был самым лучшим из всех.

 — Пусти. Я тебе подарок принесла.

 — М-м-м… — он несколько секунд думал о сегодняшнем дне, о том, что это Рождество, и в итоге слегка навис над Рей, чтобы посмотреть ей в лицо. — Ты не против вечером кое-куда со мной сходить?

Она выглядела удивлённой, и её щёки покраснели — но через мгновение её взгляд смягчился. Она потянулась к его лицу, чтобы кончиками пальцев коснуться его виска.

 — Куда?

Он этого не планировал — на самом деле, идея пришла в голову только сейчас, потому что Рей же всегда тащила куда-то в свой мир, а он едва познакомил её со своим. В каком-то смысле, это было понятно: в тёмном мире царила жестокость и тьма, но было кое-что, не наполненное сплошным насилием.

Например, Грей.

Самая первая и главная причина, по которой он скрывал её от своего приёмного отца — Грей, как правило, знает вообще, блядь, всё. Зак хотел, чтобы его маленький солнечный лучик оставался его личной тайной. Грей начал бы совать нос, куда не нужно, а потом узнал бы всю её подноготную, неизвестную даже Заку. Не такой важной причиной был маленький страх, что Грей о ней что-то не то подумает.

Или это всего лишь было эгоистичное желание заиметь что-то лично своё.

Зак осторожно взял её за руку и склонился к её ладони.

 — Я тебе как-то рассказывал…

Он был эгоистом, самым настоящим эгоистичным ушлёпком, и осознавал это. Но после всего, что она ему дала, он не мог оставаться в стороне, продолжать закрывать от неё свой мир и держать её на дистанции. Раз уж их отношения сводились к тому, чтобы отдать и получить как можно больше — Зак должен был следовать её примеру.

Едва он отпустил её руку, Рей поднялась, чтобы обнять его шею. Зак сел на коленях, с удовлетворённым вздохом притягивая её ближе к себе.

Вот чёрт.

Какая же простецкая штука была — просыпаться с ней — но Заку казалось, что жизнь, наконец-то, решила и ему немного подбросить добра и нежностей.

 — Я хочу сводить тебя в место, где я раньше проводил Рождество, — прошептал он Рей на ухо и почувствовал, как она вздрогнула в его руках. Он крепче её обнял, чтобы она не мёрзла. — Там не так уж и хреново, вот я и подумал, что стоит тебе хоть раз показать.

Рей слегка отодвинулась, чтобы посмотреть ему в глаза.

 — Ты же про… церковь отца Грея?

 — Ты помнишь, — хохотнул Зак. — Да, я про неё. Ну, то есть… — он резко смутился. — Только если захочешь, если нет — я не буду настаивать, и…

 — Зак, — усмехнувшись, она положила палец ему на губы. Хотя и одного произнесённого имени было бы достаточно, чтобы он замолчал. — Я с удовольствием пойду.

И ближе к вечеру Зак повёл её в церковь, даже если они оба не были верующими и не вписывались в толпу (но Рей подарила ему пару новых перчаток, так что он от счастья забыл про все тревоги). Они вошли через парадный вход, впрочем, старались быть незаметными, как привидения — и Зак понял, что на Рождество никогда раньше не входил в церковь через эту дверь.

Он снова выбирался из своей зоны комфорта, чтобы сводить её в новое место, но с её ладонью в своей не чувствовал никакого неудобства. Складывалось ощущение, что теперь Рей испытывала какой-то новый опыт благодаря ему, и это чувство ему довольно-таки нравилось.

К их приходу уже собрались хоры. Стульев на всех не хватало, люди стояли, и почти впритык друг к другу у стен церкви находились буфеты. Зак мог буквально услышать, как Рей затаила дыхание. Они не знали ни песню, ни людей в хоре, но это было великолепно. Было спокойно, тепло, даже не слишком тесно, даром, что толпа собралась приличная, и не веяло явной церковщиной. Просто… витал дух Рождества.

Наверное, как раз по этой причине Зак обычно проводил Рождество за алтарём, с закусками и лёгкой дрёмой. Именно это для него всегда значило Рождество: еду, тепло, музыку, мягкий свет и людей. Вместе с Сихам он ни разу не праздновал Рождество, но везде, куда бы их не закинула судьба, они находили повод выбраться в люди.

Хор прекратил петь, и люди медленно начали расходиться. Люди подходили к буфетам, дети расселись по скамейкам, группы знакомых разделились по всему зданию, чтобы пообщаться и обменяться подарками.

Хоры никогда не пели часами — всего несколько песен — но этого было достаточно.

 — Это было волшебно, — прошептала ему Рей. Они всё ещё держались на руки. — Спасибо, что привёл.

Он улыбнулся без тени сожалений.

 — Впервые не сижу за тем дурацким алтарём.

 — И как тебе?

Рей улыбалась мягко, но с явным подтекстом, и она подняла руку, чтобы кончиками пальцев коснуться его виска. Зак почувствовал лёгкую дрожь, но ему не было холодно. Она ведь знала, как сильно на него влияют даже самые невинные её прикосновения? Зак почти был уверен, что она осознавала, как сильно он тащился с тактильного контакта. Она же наверняка помнила, что при контакте с голой кожей у него не оставалось других мыслей, кроме адского желания унести её домой и заобнимать до смерти.

Хотя Зак надеялся, она всё же не помнила — такая стыдоба.

 — Довольно круто, — наконец, признался он. — Поражаюсь, как Грей всё это дело организовывает.

Он раньше об этом никогда не задумывался, потому что от тупых мыслей только голова болела, и он не любил вмешиваться в дела Грея. Теперь эта зазнайка-Рей слегка подкорректировала его привычки. Теперь Зак выделил время немного об этом подумать, и он, оказывается, знал, как Грей всё организовывал (скорее всего, Грей просто… звал их), точно так же, как и знал, что в этом хоре не все были стопроцентно верующими христианами.

Это были просто люди, которые любили петь перед другими людьми. Зак не знал, с какого им это так нравилось, но он любил послушать, так что не осуждал.

Он резко глянул налево. Почувствовал, что за ним наблюдают.

 — Что-то не так? — спросила Рей.

Зак нахмурился, увидев на лице Грея ухмылку — ага, самую поганую ухмылочку — адресованную ему.

 — Всего лишь старик.

Он резко выпрямился и осмотрел людей вокруг. Большинству действительно было плевать на него и Рей — подумаешь, просто дылда и девчонка пришли насладиться песнями и атмосферой — но вдруг возникло подозрение, что кое-кто другой всё же на него смотрел.

 — Зак, Рейчел Гарднер, — поприветствовал Грей.

Блядь. Зак не видел, как он подошёл, но он вообще не заметил его присутствия. Он бы воспринял это как наезд, если бы не знал Абрахама Грея, и не знал, что при желании его в жизни никто и никогда не заметит.

 — Здравствуйте, отец, — улыбнулась ничуть не удивлённая Рей.

 — Как поживаешь?

Зак ведь знал, что это не просто формальности. Обычно он плохо разбирался в подобных подтекстах, но с учётом всего произошедшего, Грей не просто справлялся о здоровье.

 — Всё хорошо, спасибо, — ответила она. Блеск в её глазах выдал всё, что она не могла сказать словами. — А Вы как?

Они продолжали обмениваться какими-то любезностями, наверняка с двойным дном, но теперь Зак не вникал. Он просто засмотрелся на Рей — на отблески многочисленных ламп и свечей в её глазах и сияющих волосах, её очаровательно раскрасневшиеся после мороза нос и щёки. Её хрупкое тело снова было облачено в многочисленные футболки и свитера, плюс, его толстовку, а на плечи был намотан теплейший шарф.

Вот блядь.

Обычно он начинал пристально рассматривать, если что-то в её виде отличалось. Сейчас он поймал себя на мысли, что пялился на неё даже в шмотках, которые видел на ней сто раз.

 — А ты, Зак? Как твои дела? — спросил Грей как раз вовремя, чтобы не застать Зака с поличным.

 — Всё как всегда, — пожал он плечами. — Норм.

Зак не был каким-то сраным телепатом, но самодовольного взгляда Грея было достаточно. Его всё же спалили.

Вот же блядь. К счастью, Рей была слепым котёнком в такого рода вещах. Однажды Зак извинялся за то, что снова пялился на неё, а она всего лишь сказала, что ему, наверное, проще смотреть на неё, чем на прохожих.

С одной стороны, она была права, и он не стал отрицать.

С другой стороны, он был счастлив и раздосадован одновременно. Рей не понимала, что она настолько ошеломительная, что он не мог заставить себя ни смотреть, ни думать о чём-то левом.

Он опустил глаза, чтобы не смотреть снова на Рей. Он отдалённо слышал их разговор, пытаясь понять, как с каждым днём Рейчел Гарднер всё сильнее на него влияла. Зак не знал, почему так случилось, или когда — просто не мог вспомнить, в какой момент его так сильно к ней потянуло, после которой из её улыбок началась эта слабость, в какую их встречу появилось отчаянное желание быть с ней.

Отчасти это его испугало. Он не мог понять, как это началось, почему это началось… Не знал, как это называется. Это страшило сильнее всего вместе взятого. Он не знал, куда заведёт это… странное чувство. Он не доверял себе (даже самому себе доверять не мог, ну блядь, только не снова), не доверял этому чувству и всему, на что это чувство его толкнёт. Он старался остерегаться всех странных побуждений.

Он не хотел этого чувствовать.

Он не понимал, что это такое, и хотел от этого избавиться.

 — Зак? — позвала Рей.

Он покачал головой, возвращаясь в реальность. Да, нужно было отвлечься от этих идиотских мыслей и взять себя в руки.

 — Извини, завтыкал.

 — Ты устал? — заволновалась Рей. — Может, домой пойдём…

И он был очень рад, что она это предложила. Он просто знал, что в этой церкви были люди, которых он не желал видеть. Пока что.

 — Да, будем двигать домой.

 — Что, так скоро? — с притворной жалостью сказал Грей (наверняка знал, что творилось в голове Зака).

 — Я знаю, кого ты сюда притащил, — отметил Зак.

Грей ухмыльнулся. Вот козёл старый, нельзя же так ухмыляться.

 — Оу, так ты поэтому уйти хочешь.

 — Я почти уверен, что увидел… — не договорив, он красноречиво посмотрел на Грея. Рядом была Рей, и ей (пока что) не стоило об этом знать. — Если кто-нибудь из них ко мне подойдёт — кто-то точно сдохнет, и виноват будешь ты. Я не желаю их видеть.

Зак внезапно ощутил на себе множество взглядов. Пусть никто не обращал на них особого внимания — он чувствовал, что определённые личности на него пялились, и этого хватало.

 — Она тоже здесь, да? — тихо рыкнул он. Эта баба была последней, кого он стремился увидеть в присутствии Рей, а встреча этих двоих сулила стать самым настоящим пиздецом. — Я её не видел, но она рядом, верно?

Грей одарил его самым красноречивым взглядом — как всегда, когда Зак говорил глупости.

 — Разумеется.

 — Тогда мы определённо сваливаем.

Рей смотрела на них во все глаза. Она наверняка не понимала, о чём идёт речь, и Зак вряд ли сейчас смог бы ей всё объяснить. Хотя, в один день ему придётся знакомить её с большей частью своего мира — сейчас он хотел оставить её при себе. Он и с Греем её так быстро знакомить не планировал, а этим её знать и подавно не было нужно. Сейчас он хотел оставить Рей в качестве своей личной тайны, как бы эгоистично это ни прозвучало.

 — Я… не поняла ничего, — призналась Рей, когда они вышли из церкви и медленно пошли в квартиру. — Я не хотела навязываться со своими вопросами. Наверное, это личное и ты мне не расскажешь, но…

Зак встрепал ей волосы.

 — Извини за секреты. Не переживай, всё равно рано или поздно узнаешь.

Да, он всегда говорил то, что думал. Рей заслужила узнать больше о нём, о его мире и других его знакомых помимо Грея. Раз уж она знала о его прошлом — стоило знать и о настоящем.

 — Там был кто-то, кого ты не хотел видеть? — спросила Рей, потому что она была такой любопытной, и Зак не мог даже её в этом обвинить.

 — Ага. Они типа… из друзей Грея. Так я с ними и познакомился. Не то чтобы я их ненавидел, но… они на Грея и похожи, — покривился он. — Вечно меня стебут. Сейчас бы с меня не слезли, особенно, когда у меня друг появился. Грей же наверняка им всё рассказал. Этот сраный старикашка в жизни такую тайну не скроет.

Рей засмеялась. Он даже не сожалел, что рассказал ей, даже если не мог сказать всего, даже если не хотел знакомить с ними. Было приятно немного рассказать о себе и понимать, что она всегда примет его без единого колебания.

 — Звучит так, будто они приятные ребята, — злобно ответила Рей.

 — Они бесят.

 — Но ты же их не ненавидишь.

 — Не знаю… — он слегка улыбнулся. — Наверное, я далеко не сразу к этому пришёл, но они мне типа как… семья.

Не то чтобы он спешил им всем об этом рассказать — до встречи с Рей Зак не мог принять, что мир желал ему не только сплошного зла и был абсолютно слепым к чужому присутствию в жизни. Кроме Грея, он не пускал никого. Эти люди тоже были, и он их не замечал — но теперь, немного повзрослев, он мог понять, что перестал быть одиноким в тот момент, когда принял помощь священника.

 — Думаю, они хорошая семья, даже если немного тебя дразнят, — улыбнулась Рей.

 — Да, получше твоей будет, — признал он.

Она снова хохотнула, прежде чем кивнуть.

 — Мы с родителями… не семья. А другие… Наверное, я когда-то раз видела своих бабушек и дедушек, но они ненавидят всех своих родственников, а меня считают исчадием ада. До сих пор единственным человеком, который был как-то рад моему рождению, была мамина сестра. Хотя я её видела всего пару раз — и то, в глубоком детстве.

 — Исчадие ада. Жаль, они меня не видели.

 — Их бы инфаркт схватил.

 — Ну, я же убийца. Чего ты ждала?

Рей строго смотрела на него ровно две секунды, прежде чем хихикнуть в свой шарф. Зак ухмыльнулся, встрепал ей волосы, и потянулся к её ладони, чтобы снова переплести пальцы. Он мало знал о семье Рей, не считая её родителей, но ей, кажется, совсем с этим не повезло. Даже Зак, с его странным, тёмным, хаотичным пиздецом вместо семьи, имел лучший опыт. Да, с Сихам неприятно в итоге получилось, но она не была настолько ёбнутой, как родители Рей.

 — А вообще, моя семья — это мои друзья, — заявила Рей. — Кэти, Люси и Эмили — мои мамы, Денни — мой папа, Эдди, Адриана и Ленни — брат и сёстры… Замечательная же семья.

 — А я не семья? — подразнил Зак.

Рей загадочно улыбнулась.

 — А ты особенный.

 — В смысле?

 — Не скажу.

Он закатил глаза и поворчал, и Рей снова засмеялась. Эта малявка была слишком упрямой, и если не хотела — не отвечала ему, сколько бы он ни спрашивал.

Но он не мог удержаться от мысли, с чего это он был особенным.

В его голове памятью раздался мягкий голосок Рей, тихо шепчущий «потому что я люблю тебя, Зак», но он быстро от этого отмахнулся.

Любовь? Он не знал о любви. Он не знал, что это, как это, и что с этим делать. Его не учили любить — ни Сихам, ни Грей — и он не знал точно, что такое любовь.

Ладно, Сихам давно рассказывала кое-что — но это прозвучало опасно и стрёмно, и Зак быстро пришёл к выводу, что жизнь проще, когда не любишь. В фильмах любовь выглядела сплошной слащавой тупизной, и сама идея романтики его бесила.

Что означало признание в любви? Что он должен был делать? Зак не имел ни малейшего понятия.

Но, к счастью, он правильно понял, и это была всего лишь шутка. Рей отшутилась, прояснила ситуацию и признала, что её чувство юмора было ужасным. Да, это не могло быть ничем иным, как шуткой.

Но в голове зашептал другой голос. «А вдруг она соврала?» — но это было невозможно. Зак ненавидел враньё, а Рей никогда ему не врала.

И она никогда бы не соврала.


* * *


 — Давай, заебись же придумал!

 — Ладно, учитывая, что больше никто не додумался — поверю на слово.

Они были в парке, времени было почти полночь, и снежинки мягко падали на уже заснеженную землю. Идея Зака состояла в том, чтобы встретить Новый год игрой в снежки, и Рей даже не была уверена, зачем согласилась. Скорее всего, потому что у Зака глаза чуть ли не горели, и она не могла ему отказать.

Но ладно, было довольно неплохо. Скорее всего, она после этого сляжет с простудой, но в парке, кроме них, не было вообще никого, и они могли веселиться на полную катушку.

 — Ну, держись, Айзек Фостер! — предупредила она и наклонилась, чтобы нагрести снега в ладони. — Я теперь лучше, чем год назад!

 — Год назад ты только бегала от меня.

 — А побег мне не раз жизнь спасал.

Она подмигнула, и Заку потребовалось три секунды, чтобы уловить намёк на ту смертельно опасную погоню и закатить глаза. Да, шутила она просто отвратно, учитывая, что она тогда имела почти все шансы погибнуть. Сейчас, вспоминая, она пыталась выставить всё в шуточном свете.

Даже оглядываясь назад, это было не самым страшным её воспоминанием. Самым напряжённым — это да, но встреча с Максом пугала куда сильнее необходимости убегать от Зака. Рей не могла без тошноты вспомнить о той ночи, когда Макс показал своё истинное лицо, но зато память о нападении Зака не вызывала никаких позывов. Она просто замечала, что слишком буквально восприняла мысль «бегу, только если за мной погонятся».

 — И как мне тебя терпеть? — застонал Зак.

Она бросила в него снежок — целилась аккурат в голову — и он уклонился буквально за долю секунды до попадания. Рей надулась. Слишком он был быстрым, а она так надеялась, что на этот раз достанет…

 — Я же терплю, и, к слову, ни разу не жаловалась!

С лёгким вскриком она уклонилась от брошенного в неё снежка. Увидев, что у него в руке уже был второй снежок наготове, она сделала то, что получалось лучше всего — убежала.

 — Вернись, язва! — прорычал Зак. — Ты же сказала, что стала лучше!

 — Но я же не сказала, в чём!

 — Блядь, хватит бегать!

 — А ты заставь!

Хихикая, она побежала дальше, и Зак погнался за ней. Всякий раз, когда она спотыкалась — нагребала немного снега, прежде чем встать и бросить в него. Каждый удар был точным, но Заку хватало скорости уклоняться, и в итоге они наматывали круги по всему парку, смеясь, как дети.

В итоге всё закончилось тем, что Зак повалил её на землю. Вместо борьбы, она рефлекторно обняла его, и он с ухмылкой навис над ней, одной рукой упираясь в землю, а другой — поддерживая её под спиной.

 — Разве ты не должна вырываться? — хохотнул он.

Рей шумно сглотнула. Они же просто играли, дурачились. Это было самое обычное веселье, она не должна была так реагировать.

Но Зак влиял на неё. Он делал это неосознанно, когда она не ждала, даже когда не хотела. Он просто был собой, а она улетала в облака.

«Нет, тупица, ты в него не влюблена», напомнила Рей самой себе.

 — Я… — Рей уже была профессионалом в секундном восстановлении самообладания, так что Зак ничего не заметил. — Слишком набегалась.

 — Это потому, что ты трусиха.

 — Вообще-то, это было стратегическое отступление!

 — Засунь эту стратегию себе в задницу!

Рей потянулась к нему, сопротивляясь желанию поцеловать его в губы («тупица ты, Рейчел Гарднер, такая тупица»), и прошептала ему на ухо:

 — Попался.

В следующую секунду она сунула горсть снега ему под толстовку, и Зак завизжал, выпуская её из своих рук и отскакивая подальше. Рей победоносно поднялась и отряхнулась от снега.

 — Сказала же, держись, — засмеялась она и показала язык.

От простых дразнилок, беззлобных споров её сердце забилось быстрее, и она почувствовала странное тепло, разливающееся от живота к груди.

Это всего лишь адреналин, тупица.

 — Вот же малявка, — прорычал Зак.

У неё не было ни секунды на реакцию или побег — Зак уже подобрался сзади и подхватил её на руки.

 — Попалась! — хихикнул он.

 — Оу? — она попыталась не удивляться — прекрасно же знала, насколько Зак мог быть быстрым, но его способности, наверное, никогда не перестанут удивлять. — И что будешь дальше делать?

Он куда-то пошёл с ней на руках. Если честно, сейчас ей было так удобно, что не хотелось двигаться вообще. Несмотря на холод, рядом с ним было так тепло, и даже от одной мысли о нём внутри становилось теплее. Это приятное чувство было тёплым, тихим и мягким, но Рей чувствовала, как оно становится всё сильнее и сильнее, словно скоро вырвется из её груди. Она не знала, как с этим быть.

Она винила во всём чёртов адреналин.

Зак остановился.

 — Ну что, будешь извиняться?

 — Нет! — гордо ответила Рей.

 — Сама напросилась.

Зак бросил её. И тут она поняла, что шёл он весьма целенаправленно, и что это дебилоид бросил её в парковый фонтан. Ага, который ещё коркой льда не покрылся, но уже почти. И вода была самая, что ни есть, ледяная.

 — БО-О-ОЖЕ ТЫ МОЙ!..

Было холодно, так холодно, что Рей почти выругалась, и вскочила на ноги так быстро, как только могла. Она вымокла до нитки, продрогла, зубы стучали, и одежда уже пошла кристаллами.

 — З-Зак! — крикнула она.

Но Зак смеялся, и она забыла обо всём.

Он смеялся, как ребёнок, обхватив руками живот — так искренне, так ярко, что Рей не была уверена, слышала ли когда-нибудь этот его смех. Он смеялся, как будто в её окно постучалось солнышко, как будто весна наступила посреди зимы, как будто рассвет засиял на ночном небе. Его смех был одной из самых прекрасных вещей на свете.

И внутри Рейчел Гарднер что-то сломалось.

 — Я победил, Рей! — воскликнул Зак с улыбкой такой яркой, что он наверняка затмил бы все звёзды.

Ох, боже. Она ведь так старалась избавиться от этих чувств.

Но каждый день, каждый час, каждую секунду всё глубже влюблялась в него.

 — Ага, — боже-боже, теперь слишком поздно. Тупица ты, Рейчел Гарднер. — Я проиграла.

Продула просто всухую.

 — Так, давай выбираться, — Зак протянул ей руку, и она с радостью приняла её, чтобы выйти из фонтана. — Полночь есть?

Едва он договорил, раздался шум фейерверков. Рей повернулась на звук, прижимаясь к Заку в поиске тепла, и он инстинктивно обнял её за плечи.

 — С Новым годом, — прошептала Рей.

 — С Новым годом, — ответил Зак. Она слышала по голосу, что он улыбался.

Она чихнула, чем вызвала очередную порцию смеха, и нерешительно на него посмотрела.

 — Я замёрзла.

 — Извини. Хочешь пойти домой?.. — он задумался. — Нет, ты же упрямая девчонка и будешь смотреть фейерверки, я угадал?

Теперь она улыбнулась. Он слишком хорошо её знал.

 — Да, угадал.

Первое января Рейчел Гарднер встретила по уши влюблённой в Айзека Фостера.

Глава опубликована: 20.03.2019

4.2 Месть, будущее и предложение, от которого нельзя отказаться

Март 2ХХ9

 — Будет буря, — отметила Ленни, глядя в окно кафетерия.

Адриана не ответила, набирая что-то в ноутбуке и телефоне, и Рейчел решила, что это говорили всё-таки ей.

 — Уверена?

 — Ага.

Рейчел задрожала, прикусив губу. Погода снова была пасмурной и ветреной, но она надеялась, что небо прояснится к концу занятий. Что ж, зря надеялась.

 — Интересно, это надолго? — она вздрогнула, услышав первые капли дождя на стекле.

Наверное, спрашивать такие вещи было глупо, но Ленни просто знала, о чём говорила и была надёжнее любого сайта, когда дело касалось погоды. Адриана говорила, что если Ленни надумает после выпуска остаться в США — ей светили блестящие перспективы в области метеорологии. Рейчел сделала ставку на биохимию. Эдди, который в последнее время не обедал с ними, зависая в библиотеке из-за дополнительных, считал, что Ленни вообще вернётся во Францию, потому что учёба там обходилась дешевле. (А если они все ошибаются — должны будут скинуться доктору Денни на ланч.)

У них оставался целый год до окончания старшей школы, но уже все крепко задумались о будущем. Адриана и Эдди уже знали, что пойдут в местный колледж учиться на специалиста по бизнес-аналитике и информационным системам, и мастера ритуальных дел соответственно. Ленни и Рейчел не имели ни малейшего представления, что им делать дальше.

Ленни не знала, вернётся ли на родину. Рейчел никогда не думала, что у неё было какое-то право или возможность задумываться о будущем, пока не встретила Зака и не поняла, что стоит большего, чем ежедневного выживания.

Будущее сбивало с толку. Не пугало — Рейчел до сих пор испытывала проблемы с правильными приоритетами страха — но нарастающая буря и планы на будущее одинаково сбивали её с толку.

 — Может, до вечера?.. — наконец, ответила пожимающая плечами Ленни за те пять минут, что Рейчел рефлексировала. — Разбушуется не на шутку. Ты как, нормально?

 — Порядок, — на автомате ответила Рейчел. Адриана отвлеклась от гаджетов, чтобы скептически посмотреть в её сторону, и она поспешила одёрнуть себя. — На самом деле, не знаю. Может быть, нет, — пробурчала она и обратилась к Адриане. — А что ты делаешь?

 — Да так, кое-какие приготовления. Мне просто нужна последняя… деталь. Надеюсь, что всё закончится сегодня, потому что мне нужно от этого отдохнуть, и бог свидетель, как я ненавижу ожидание.

Адриана снова говорила загадками, так что Рейчел не утруждала себя лишними размышлениями. Она уже более-менее поняла, что её подруги при активном соучастии доктора Денни планировали за её спиной нечто, что вполне могло бы поставить на колени Лизу Мейвис, королеву-тираншу их школы. Но как бы она ни спрашивала, её в это не посвящали.

 — Говорила же, буря грядёт, — хитро усмехнулась Ленни.

И отчасти Рейчел сама не хотела туда лезть. Её друзья были жуткими. Она думала, что связалась с какими-то страшными людьми, которые не боялись творить грязные вещи, но потом вспоминала, что она и сама была не совсем обычная.

 — Чем докажешь? — воскликнула Адриана, впрочем, не скрывая улыбку, расползающуюся по лицу.

Ленни подмигнула.

 — Чуйка.

(Рейчел на самом деле по большому секрету поспорила с Эдди, что Ленни и Адриана сойдутся к выпуску. Эдди сказал, что подруги ничего не поймут, пока риск выезда из страны не прижмёт Ленни. А Рейчел верила в них.)

В кафетерии раздался громкий шум, и Рейчел покривилась, не осмеливаясь обернуться к двери.

 — Она пришла, да?

 — Ага, — Ленни поджала губы. — Альфа-сучка на месте.

Со вздохом Рейчел начала медленно доедать, что было на тарелке. Она уже слышала, как Лиза спорит с кем-то — может, с кем-то из её шайки или просто с мимо проходящим учеником, которому не повезло попасть под её плохое настроение.

 — С дороги! Я сказала, свали в туман, тупица!

Адриана хихикнула.

 — Как думаешь, Эдди снова её проигнорировал?

 — Да, по ходу, — согласилась Ленни. — Она же с прошлого года с ним мирится, а Эдди… так и не оттаял.

 — Ну что ж, сама же виновата, что на Рей наехала. Она даже скрывать не пыталась — могла понять, что Эдди узнает и разозлится.

 — Ну, зато она больше меня не трогает. Ладно уже, не извинилась — и фиг с ним, — пожала плечами Рейчел. — Она меня даже не беспокоит присутствием. И Лиза начала вас ненавидеть… — с оттенком вины добавила она.

 — Ничего, она всегда нас ненавидела, — заметила Адриана. — Забей. Те её два «шкафа», которые мне пытались угрожать, пошли прямиком к директору, а тот, что приставал к Ленни, отправился в медпункт с разбитым носом. Мне на неё как-то фиолетово.

Ленни засмеялась, и Рейчел улыбнулась, чувствуя, что Лиза уже их заметила. Можно было услышать, как она цокала своими каблучками (вместе со всей шайкой) в их сторону, и когда подруги поменялись в лице, стало ясно, что позади Рей собралась вся братия.

Наверное, это Ленни и подразумевала под «бурей». Бушевать собиралась не только погода за окном.

За спиной донеслись шепотки, не самые приятные — но ничего, что Рейчел не слышала бы раньше. Зря сотрясают воздух. Это было пустяками в сравнении с тем, что Рей думала о самой себе — а вот на оскорбления в адрес друзей она начинала обижаться — так что она решила просто их проигнорировать и общаться с Ленни дальше.

Наконец, Адриана со вздохом закрыла ноутбук.

 — Мейвис, может, захлопнешься уже? Хватит позориться.

 — А тебе-то что, Рейнольдс? — фыркнула Лиза. — Я не понимаю, зачем ты суетишься вокруг этих отбросов, особенно Гарднер.

Адриана улыбнулась.

 — Мейвис, нас же слушают. Не стоит повышать голос.

Рейчел посмотрела на Ленни, сопротивляясь желанию обернуться и оценить лицо Лизы. Ленни немного подвинулась. Всё ещё расслабленная, но она обхватила края стола, готовая вмешаться в любую секунду.

Её друзья были боевыми, все по-своему. Никого из них нельзя было воспринимать легкомысленно. В их глазах горело пламя, которое вместе с напряжением должно было вот-вот взорваться. Рейчел в сравнении с ними чувствовала себя слабой и бесполезной, хотя знала, что в её душе тоже было что-то горячее. Зак зажёг её душу в их первую встречу, и Рей до сих пор пыталась это пламя разжечь. Пока что это были лишь тлеющие угольки, до полноценного огня не дотягивало, и кроме Зака никто не замечал — слишком оно было спокойным, слишком тихим, слишком аккуратным.

Но оно было.

 — Лиза, — внезапно обернулась Рей. — Не будешь так любезна оставить нас?

Тишина.

Если бы Рейчел могла, она бы тут же сказала «вот это я проебалась», но решила оставить ругань Заку. Сейчас она была слишком занята нарастающей в груди паникой. Сердце бешено колотилось в груди, и она смотрела в глаза шокированной Лизы.

А их действительно слушал весь кафетерий.

Эта девчонка заговорила. Любимая груша для битья Лизы заговорила.

Даже если она сказала со всей вежливостью, эти слова от Рейчел Гарднер в адрес Лизы Мейвис были словно объявление войны.

 — Ты заплатишь, — прорычала Лиза, белея. — За всё заплатишь, Гарднер.

На этой ноте она развернулась, чтобы уйти, и её компания поспешила следом, словно стадо овец. Послышался яростный грохот двери.

Рейчел знала, что ей конец.

Если это был последний день Лизы Мейвис на троне — пусть хорошенько запомнит Рейчел, прежде чем свалиться в грязь.

 — Ух ты, подруга, — присвистнула Ленни.

Кафетерий снова наполнился разговорами, и Рейчел развернулась к друзьям. Сейчас она могла бы почувствовать страх, тревогу, или хотя бы вину — но едва шок прошёл, она поняла, что всё не так уж и плохо.

В конце концов, Лиза ведь не была серийным убийцей.

(А учитывая, какие у неё каблуки, Рей три раза успеет от неё сбежать.)

Рейчел не могла удержаться от виноватой улыбки. Пожав плечами, она глупо спросила:

 — Ну что ж, кажется, мне конец?


* * *


Да, сейчас ей точно может наступить конец. Не буквально, Лиза бы точно не пошла на убийство (ей бы духу не хватило, а Рейчел и без того была напугана своим предчувствием поджидающей смерти), но ей грозили серьёзные неприятности.

Сразу после уроков Лиза позвала её за школу, куда обычно никто не ходил, и у Рейчел, разумеется, не было никакого выбора. За ней пришли два качка, оповестили, что мисс Королева-Тиранша старшей школы ожидает, и отказаться не было никакой возможности. Её держали за руки, чтобы, не дай бог, не вырвалась и не убежала.

Рей призадумалась. Отказалась бы она, будь у неё возможность? Убежала бы, если бы смогла?

Конечно, нет.

Не потому, что боялась Лизы и не могла дать ей отпор. Она пошла бы в любом случае — конец был близок, и стоило закончить их распрю раз и навсегда. Рейчел должна была прояснить для себя ситуацию и смириться со всем, что Лиза ей приготовила.

В конце концов, хуже папиных побоев ничего не будет.

Рейчел не была бойцом. Да, она могла стрелять, но это всё равно не порождало желания использовать кого-нибудь в качестве мишени, даже если это была главная школьная задира. Но, если она что-то и приобрела за свою жизнь — это была стойкость. Сломанные кости рано или поздно заживали. Сломленные люди не оставались беззащитными навсегда. Когда ты уже сломался и теперь собирал себя по кускам — как можно было позволить кому-то снова разбить душу на осколки?

Сопротивление.

Да, почему-то Рейчел предпочла так бороться с самого начала.

 — Гарднер, — протянула Лиза, когда приспешники привели к ней Рейчел.

 — Мейвис.

Её не спешили выпускать из захвата, и в каком-то смысле было понятно, почему. Отчасти она понимала, что с тех пор, как она проигрывала Лизе, прошло много времени. Не успела Рейчел подумать, что заслужила этого, как отогнала эти мысли подальше. Сейчас это не имело значения.

Она не хотела терпеть эту боль. Заслужила, не заслужила — она не спешила радоваться, что сейчас её побьют.

Даже если ядовитый голосок самоненависти шептал ей, припоминая все годы привычного насилия, пытался убедить в собственной вине, Лиза сама по себе оставалась всего лишь сучкой. Рейчел знала, что ничего ей не сделала — разве что изначально позволила вытирать о себя ноги и не сопротивлялась.

 — Извини, — начала Рейчел, и Лиза победоносно усмехнулась. — Мне жаль, что я позволила тебе зайти так далеко.

Лиза щёлкнула пальцами — Рейчел получила удар в живот. Откашлявшись, она от боли прикусила губу.

Больно.

Но папа бил её сильнее. Зак сказал бы «ну пиздец», раз уж избиение хулиганами казалось не таким ужасным на фоне пережитого. Да, но насилие было в её жизни так долго, что легко она бы не отделалась.

Вот же нелепица.

Но ещё глупее — она сейчас хотела извиниться, перестать сопротивляться. Зачем же — это было больно, это было тупо, и её изобьют только сильнее, пока Лиза не насладится. А Рейчел была слаба.

«Но ведь нет», подумала она. «Я сильна. Я четырнадцать лет терпела оскорбления и побои, думала, что это нормально и заслуженно — но я пытаюсь привести себя в порядок. Да, у меня есть право признать, что во мне хватит силы дать отпор».

 — Ты такая выскочка. Думаешь, что всё нормально, — выплюнула Лиза. — Скажи «спасибо», что я делаю это… не при всех.

 — Я скорее спрошу «с чего так?», — рявкнула Рейчел, позволяя себе улыбнуться.

 — Завали!

Рейчел получила пощёчину. Ах, как давно её по лицу не били. Как же нелепо, что пощёчина сейчас казалась пустяком.

 — Где же твои друзья, Лиза? — тихо спросила она.

 — Немного заняты твоими подружками, — со злой ухмылкой сказала Лиза. — Мы ведь не хотим, чтобы нам помешали.

 — Ясно, — ответила Рейчел. Сейчас стоило бы поволноваться, но, в отличие от неё, Адриана и Ленни не позволят так просто закрыть себе рот. Да и Лиза не тронула бы Эдди. — Что, в классе их закрыла?

Пинок в колено вынудил глотнуть воздуха. Конечно, силы удара было недостаточно, чтобы подкосить ногу, но Рейчел всё равно всхлипнула от боли. Эти парни были тем ещё хулиганьём без тормозов, но, к счастью, они не пытались нанести ей серьёзного вреда. Да и вряд ли они знали, как правильно кого-то ранить.

Рейчел надеялась, что они никогда не узнают.

 — Ненавижу, когда ты начинаешь умничать, Гарднер.

 — Вряд ли сработает. Ленни может сбежать через окно.

 — Идиотка, это второй этаж.

 — Тем лучше. Она любит препятствия.

Рейчел получила жёсткий толчок за наглость. Она знала, что играла с огнём, но не собиралась врать — друзья наверняка уже выбрались и искали её. Если они ещё не пришли сюда — у них точно был какой-то план, а Рейчел должна была исполнить свою роль и терпеть до конца.

 — Ненавижу тебя, Гарднер, и твою наглость! Ты же была такой жалкой в нашу первую встречу, и всё равно решила, что у тебя было какое-то право дружить с Эдди? Даже если я первая была его подругой? Ты возомнила, что пара подружек даёт тебе право присвоить Эдди и противостоять мне?

 — Так ты за это меня ненавидишь? — недоверчиво переспросила Рейчел.

 — Ты же никто! Пустышка, ничтожная и жалкая! Как тебе хватило наглости вести себя так, будто тебе весь мир принадлежит? Возомнила себя лучше других! Что ж ты никак не усвоишь, что мне дорогу переходить не стоит?

 — …Потому что старайся, сколько влезет, но ты меня не сломишь.

Повисло молчание. Лиза смотрела ей прямо в глаза, удивление в её взгляде смешивалось с чистой яростью. Следующий удар мог бы повалить Рейчел на землю, если бы парни не продолжали держать её.

 — О, нет. Ты сломаешься, Гарднер, — прошипела Лиза. — Я сломлю тебя настолько, что тебе будет стыдно показывать людям свою унылую мордашку.

Сломит?

Лиза хотела её сломить? Хотела довести её до предела, увидеть, как она плачет и умоляет? Рейчел даже не собиралась оказывать ей такую честь — и только поэтому издевательства ещё не прекратились?

Какой пустячный повод. Это вообще на повод не было похоже.

Она до этого думала, что успела как-то насолить Лизе, ещё до того, как та увлеклась Эдди. Это бы объяснило, почему Лиза так жаждала поиздеваться — а оказалось, она просто хотела показать миру сломленную Рейчел.

Лиза в жизни бы не догадалась, на что похожа сломленная Рейчел.

Она бы не догадалась о ночах, в которые Рей старалась вести себя как можно тише, потому что папа снова побил её, потому что мама снова назвала её проклятой, и Рей думала, что у неё даже нет права умереть. Как и не догадалась о том, сколько раз Рей желала просто исчезнуть. Или о том, насколько она была разбитой и пустой, когда встретила Зака. Ей бы в голову не пришло, как тяжело даже сейчас не пускать годы оскорблений и ненависти к себе в собственные мысли.

Лиза не знала, что Рейчел уже сломлена, просто пыталась исцелиться. Она ничего не знала о том, через что Рейчел прошла, и теперь, ради собственного самолюбия, пыталась снова её сломить?

Рейчел почувствовала, как от закипающей ярости в её душе что-то поднимается. Не совсем пламя, но если бы у неё была сила сжечь Лизу одним взглядом — боже, она бы сделала это, не задумываясь. Сжав кулаки, она вызывающе подняла голову.

 — Нужно было просто кинуть тебя в подворотне на съедение Переулочному Убийце, — захихикала Лиза.

И Рейчел, вспоминая, забила на всякое терпение.

 — Ты думаешь, это шутки?

Кэти рассказывала о преступниках, живущих в подворотне.

 — Думаешь, подворотня нужна, чтобы бросить там любого, кто тебе не понравился?

Банда Майкла заметила её много лет назад.

 — Думаешь, это просто детские игры?

Зак, не узнав её, метнул нож ей в голову.

 — Тебе приходило в голову, что я могу погибнуть?

Погоня в темноте и коса, опущенная с явным намерением убить.

 — Ты не видишь дальше своего носа, подставляешься сама и подставляешь других на верную смерть. Ты даже не пыталась замечать, что просто играешь чужими жизнями?

 — Но я…

 — Завали.

Лиза отшатнулась, впервые выглядя испуганной. Она испугалась Рей.

 — С каких пор твои фантазии о жизни с Эдди стали важнее жизни реального человека? С каких пор твоё эго стало важнее чужого счастья? С чего ты решила, что у тебя есть право угрожать сломить человека, когда ты сама ни хрена не знаешь об этом? ЧЕГО БЫ ТЕБЕ СТОИЛО ОТОРВАТЬСЯ ОТ СВОЕГО ЁБАНОГО САМОЛЮБИЯ И ОБРАТИТЬ ВНИМАНИЕ, ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?

Ох, она разозлилась. Боже, она сейчас была очень злая.

Она не собиралась жалеть ни об одном из произнесённых слов. Она жаждала сказать это Лизе с самого первого дня, но всё было так запутано, что ей потребовались годы, чтобы высказаться. Но эти же слова она могла бы сказать и своим родителям за всё, что они с ней сделали — за то, что убедили, что насилие было нормой.

Насилие не было нормой. Издевательства не были нормой. Повышение собственного самомнения за счёт унижений не было нормой.

Внутри Рейчел бушевал не огонь. Оно было гораздо мощнее.

Словно океан во время ёбаного шторма.

 — Это не какая-то тупая игра во власть. Здесь тебе не площадка для твоих игр с людьми. Ты говоришь, что сломишь меня, но поверь мне на слово — если бы я сломалась, ты бы не выдержала вида моей крови на своих руках.

Лиза побелела, как полотно. Её кожа блестела от дождевых капель. Ух ты, Рейчел даже не заметила перемены погоды.

То, что бушевало внутри неё, было сильнее любого урагана.

 — Я бы не зашла так далеко…

 — Если одна из твоих жертв покончит с собой — это будет всё равно, что ты убила.

Слова ошарашили Лизу, словно громом.

К сожалению, Лиза была одной из тех людей, которые не могли смириться с ошибками, особенно когда им тыкали их в лицо. Рейчел знала, потому что её родители были такими же, вот только они были готовы переписывать реальность под себя и обвинять в ошибках других. Лиза — пока что нет. Рейчел надеялась, что Лиза никогда такой не станет.

Вместо искажения правды, она её приняла. Выражение её лица исказилось от злости.

 — Заткнись! Заткнись, сучка! Заткнись, ИСЧЕЗНИ ИЗ МОЕЙ ЖИЗНИ!

Последние слова она буквально проревела, и Рейчел инстинктивно сжалась. Даже её друзья слегка испугались, и их хватка на её руках немного ослабла. Они никогда не знали, что делали и зачем — всего лишь слепо подчинялись Лизе, когда она просила пару раз ударить — но теперь, когда Лиза перестала просто играть, они не были уверены, что пойдут дальше.

 — Я тебя уничтожу, — предупредила Лиза с едва сдерживаемым гневом. — Я использую каждую каплю своей силы, чтобы раздавить тебя, пока ты в слезах не приползёшь на коленях. Я заберу у тебя всё. Я сотру тебя в порошок, Гарднер.

Как могла такая молодая девушка так сильно загордиться и возненавидеть, пойти так далеко ради своей ничтожной цели? В каком-то смысле Рейчел испугалась Лизу. Её испугала не девушка перед ней, а женщина, в которую она могла вырасти, если её никто не остановит.

Как бы она отреагировала, если бы кто-то погиб по её вине? Она бы осознала последствия своих действий, или же ступила бы на тёмную дорожку, ограждаясь от груза вины и ответственности?

Гнев Рейчел померк перед страхом. Она бы хотела не бояться — вот только тяжело это было, когда её четырнадцать лет учили, что она обязана молча преклониться перед такой ненавистью в глазах.

 — Ты — мусор. Тупой бесполезный мусор!

Рейчел не боялась этих парней, что пинали и били её. Она даже не была уверена, что держала на них какую-то обиду. Они просто были глупцами, и сейчас, столкнувшись с истинной целью своей так называемой королевы, они наверняка сожалели, что изначально пошли за ней.

Рейчел боялась Лизы.

Она хотела бы продолжать видеть в ней всего лишь школьную альфа-сучку, любящую позадаваться — но это было невозможно, даже при условии, что сейчас Рейчел могла что-то ответить. Лиза прожигала её своим пристальным взглядом. Язык её тела явно показывал, что она растеряла всякую сдержанность, а это искажённое от ярости лицо Рейчел знала слишком хорошо.

Она привыкла преклоняться перед этим выражением лица.

 — ЭТО ВСЁ ИЗ-ЗА ТЕБЯ!

Лиза занесла руку, и на долю секунды Рейчел увидела своих родителей.

Они смотрели на неё так же — яростно, желая переложить на неё вину за все ошибки, избежать горькой правды. Её родители быстро переходили к побоям, обвинениям, и так же быстро закрывали глаза на собственные недостатки.

Получать удары от приспешников Лизы было по-другому. Они не пытались и не старались как-то серьёзно её ранить. Это была обычная травля, подобная любой другой пережитой раньше, от глупых людей по глупым причинам. Они бы в конце концов прекратили бы, как только до них дошло бы, что они перешли черту.

А теперь?

У Лизы снесло всякие тормоза. За ту долю секунды, что она вкладывала всю силу в следующую пощёчину, стало ясно — она не остановится, пока не увидит под своими ногами истекающую кровью Рейчел.

Это было просто ясно.

Прямо сейчас Лиза до боли была похожа на её родителей, и… Да, Рейчел решила, что она не позволит дальше так продолжаться.

Её тело отреагировало неосознанно, благодаря рефлексу, выработанному в той погоне несколько месяцев назад. Она сделала шаг назад. Её уже не так сильно удерживали — и Лиза промахнулась.

Наступила короткая пауза.

Лиза подумала, что промахнулась случайно.

 — СУЧКА!

Она попыталась ударить снова, но Рейчел быстрым движением вырвалась, уклонилась и зашла ей за спину.

 — Ч-чего?

Лиза обернулась, уже не злая — но явно опешившая. Рейчел просто смотрела на неё, удивляясь собственному спокойствию, хотя внутри неё явно штормил целый океан.

Огонь разгорался. Или не совсем огонь, но что-то поднималось, и Рейчел это чувствовала.

 — Это конец, Лиза. Я поэтому и пришла. Не получать от тебя по лицу — просто сказать, что это конец.

 — Мечтай дальше! — гаркнула Лиза.

 — Эдди — не твоя собственность, равно, как и не моя. Какой бы выбор он ни сделал — это не касается ни тебя, ни меня, — тихо сказала она. — Но, насколько я понимаю, дело даже не в нём, да?

Лиза попыталась пнуть её, но Рейчел перехватила лодыжку. В сравнении с Заком — даже с родителями — Лиза была медленной, а её нога — слишком нежной. Лиза дёрнулась, возмущённая грубой хваткой, но в её глазах горело кое-что другое.

 — Ты издевалась надо мной, потому что я была унылой, — вспомнила Рейчел. — А когда я перестала терпеть, ты просто свихнулась. Ты, наверное, подумала, что твоя власть не так уж сильна, что я стала опасной. Да, ты же ненавидишь меня… потому что боишься, верно?

Лиза оторопела, как будто слова Рейчел стали для неё правдой именно сейчас. Невысказанной правдой, наконец-то, повисшей в воздухе. В последней попытке спастись, она сжала кулак и высоко занесла его, но Рейчел уже не боялась — у неё не осталось ни малейшей причины.

Лиза всегда боялась её, потому что Рейчел не ломалась, как бы она ни старалась.

 — Ах, ты…

 — Лиза Мейвис, Вас ожидают в кабинете директора, — все вздрогнули от внезапного объявления. — Повторяю, Лиза Мейвис, Вас ожидают в кабинете директора. Сейчас же.

Лиза застыла, и Рейчел выдохнула.

 — Чего? — она повернулась к парням, которые только качали головами в таком же замешательстве. — А это ещё что?

 — Познакомься, Мейвис, это твоё поражение.

Рей повернула голову, и облегчение волной накрыло её при виде Ленни. Она самодовольно улыбалась, держа перед собой телефон.

 — Валлетт, — напряжённо процедила Лиза. — Что ты здесь делаешь?

 — Лиза, может, тебе захочется улыбнуться на камеру?

Она распахнула глаза.

 — Чего?

 — Я подключена к ноутбуку Адрианы, и она в прямом эфире показывает всё, что здесь происходит, — игриво объяснила Ленни, но Рейчел слышала намёк на едва сдерживаемый гнев. — Всё записывается. Тебе стоит идти. Директор, наверное, хочет лично поговорить с тобой.

 — Как ты сбежала? — провизжала Лиза?

 — Через окно, — пожала плечами Ленни. — Ты же не заперла Эдди, вот Адриана и позвонила ему. Они с доктором Денни освободили её, и они разговорили твою шайку. Я носилась по всей школе, пока вас искала, а они пошли сразу к директору с замечательной папкой компромата, который мы на тебя весь год копали.

Лиза побледнела. Это было её поражение — и теперь она поняла, как сильно облажалась.

 — Сколько ты…

 — Как раз с момента, как один из этих мудил ударил Рейчел, — прорычала Ленни, сжимая телефон так сильно, что тот мог треснуть. — Поверь на слово, Мейвис, тебе нужно идти. Я пятнадцать минут стояла и тупо смотрела, как над моей лучшей подругой издеваются, пока директор не соизволил прекратить этот балаган. Я ничего не могла сделать, потому что мне бы за это влепили не один выговор, и сейчас я терпеть не намерена.

В эту секунду парни смотрели на Лизу, потом на Рейчел и перевели взгляд на Ленни, прежде чем решить, что оно того не стоит. Даже если их не вызвали к директору — они были близки к проблемам и, в итоге, не сговариваясь, просто убежали, оставляя Лизу одну.

 — Иди же, — сказала Рейчел твёрдо, но без лишней провокации. Так и стоило себя вести с Лизой изначально. — Тебя ждут.

Лиза бросила на неё взгляд, но все и так знали, что она не могла ничего сделать.

Она проиграла.

Королева-Тиранша слетела со своего трона.

 — Ненавижу тебя, — прошипела она, прежде чем отвернуться.

 — Я знаю, — просто ответила Рейчел.

Ненавидеть всегда проще, чем бояться.

 — И тебя тоже ненавижу, Валлетт, — прорычала Лиза, проходя мимо Ленни. — А Рейнольдс ещё сильнее.

Ленни опустила телефон, прекращая трансляцию. Улыбка на её лице была до того мрачной, что нагоняла страх.

 — А какая теперь разница?

Лиза показала им напоследок средний палец, и, когда она ушла, Ленни тут же бросилась к подруге.

 — Ох, блядь, Рейчел, ты как? Я такая злая, но не могла ничего сделать, потому что у меня были бы проблемы. Да и ваш директор — ёбаное трухло, только спустя триста лет на всё отреагировал. Боится её семьи, видите ли…

 — Ленни, всё хорошо, — устало улыбнулась Рейчел. — Я в порядке. Я крепче, чем кажусь.

Ленни помрачнела.

 — Так себе отмазка. Если ты можешь потерпеть — это не значит, что всё хорошо.

Она была права. Рейчел не могла сказать, что раньше переживала вещи куда худшие, так что просто прислонилась к стене и сползла. Она вымоталась сильнее, чем казалось.

— Черт возьми, подруга, — Ленни покачала головой. — Ты просто что-то с чем-то. Вот так в лицо высказала ей всё, что она не хотела слышать.

 — Она долго меня травила, — сказала Рейчел. — Я не должна была терпеть. Я… не жертва, Ленни. Я не хочу быть жертвой.

Казалось таким важным просто произнести эти слова.

 — Во-первых, ты не виновата. Это она над тобой издевалась, и ты в итоге смогла противостоять. Во-вторых… ты не жертва, Рей. Ты просто выживала, как могла, — улыбнулась Ленни, и Рейчел не удержалась от ответной улыбки. Ленни протянула руку. — Давай, идём в медпункт.

Рейчел приняла ладонь, позволяя поставить себя на ноги.

 — Идём, — и, наконец, подняла голову, замечая, что всё это время бушевал штормовой ветер и шёл ливень. — Ого, а что с погодой?

 — А это ещё с твоих криков началось, — ответила Ленни. — Я ещё удивилась, что ты не заметила, и… не испугалась.

 — Ну, не знаю, — пробормотала она. — Думаю, в другой момент я бы перепугалась, но сейчас мне… даже нормально, веришь?

 — Не знаю, — хохотнула Ленни. — Поверю тебе на слово.

Рейчел улыбнулась.

Трудно бояться урагана, когда в сердце бушует такой же.


* * *


Прошло довольно много времени с тех пор, как Рейчел говорила с Эдди наедине, и она поняла, что успела соскучиться по этой лёгкости общения, по непринуждённости. И она была знакома с Эдди уже восемь лет.

 — Извини, что так с Лизой получилось неделю назад, — пробормотал Эдди, когда они шли по главной улице.

Рейчел непонимающе посмотрела. Она никогда его не обвиняла в действиях Лизы, и он в итоге очень ей помог.

 — Ты не виноват.

 — Немного виноват, — покривился он, бросив взгляд на пластырь на её щеке. Ну, ей стоило немного подлечиться после этой встречи с Лизой, но всё было не так уж и плохо (Рей была уверена, что Зак пойдёт на очередное убийство, когда она в таком побитом виде заявилась к нему домой). — Я допустил такой ужас с её стороны. Нужно было быть твёрже, и поговорить с ней раньше.

 — Я тоже хороша, — возразила Рейчел. — Столько лет просто терпела, и не стояла за себя. Вот она и подумала, что может безнаказанно меня травить.

 — Но ты ни в чём не виновата.

 — Конечно, нет. Но нужно было с самого начала показать ей, что я не её груша, а не… стоять и терпеть.

 — Ты же прекрасно знаешь, что это не так просто.

 — Знаю, — призналась Рейчел. — Но и тебе было бы нелегко. Не вини себя одного. Теперь её накажут, а если она что-то снова выкинет — я сбегу.

Наконец, Эдди усмехнулся, и Рейчел почувствовала облегчение. Он нежно провёл рукой по её волосам, и она засмеялась. Сколько времени прошло с их последней ненавязчивой приятной беседы? Она так долго держала его на дистанции, была настороже, потому что знала о его чувствах. Наверное, всё же не стоило так поступать. Даже если у него что-то к ней было — оно не могло мешать их дружбе.

Дружить с Эдди всегда было легко и спокойно. Никаких лишних вопросов, никаких сложностей — они просто общались о мирском, не касаясь своих секретов. Она по этому скучала.

 — Ты не заметила, что мы отдалились? — резко спросил Эдди.

Рейчел затормозила на несколько секунд, избегая его взгляда.

 — Ага, что-то такое я почувствовала. Извини за это.

 — Нет, я тоже виноват. Всё началось, когда ты подружилась с Ленни и Адрианой, и я, наверное… приревновал. Так тупо.

 — Но и я тоже отталкивала тебя, — со слабой улыбкой ответила она. — За это мне стоит извиниться. Ты же мой друг, я не должна была так поступать.

Он улыбнулся в ответ и на этом они помирились. Рей понадеялась, что всё теперь будет, как раньше, но немного лучше. Теперь ей не нужно было так яростно его отталкивать, она была не такой пустой, как раньше и могла в полной мере оценить его привязанность, чтобы ответить взаимностью.

 — Ты сильно изменилась, — заметил Эдди.

 — …Да, есть немного, — признала она. — В каком-то смысле, ты тоже изменился.

 — Ты раньше всегда такая грустная ходила. Даже не грустная — как будто ты была не с нами, понимаешь? А потом тебе как-то стало лучше, и сейчас ты гораздо чаще смеёшься.

Рейчел посмотрела на него, но Эдди мягко смотрел перед собой, как будто затерялся в воспоминаниях. Он был прав, а она была полной дурой, раз уж не заметила, что он так часто обращал на неё внимание. Перемены были очевидны, хоть и не были резкими. Встреча с Заком мало-помалу изменила её жизнь.

От этой мысли Рейчел почувствовала, как в груди поднимается тепло.

 — Рейчел?

Она вздрогнула.

 — Извини, замечталась!

Он посмотрел на неё и, не переставая улыбаться, покачал головой. Рейчел почувствовала, как тыльная сторона его ладони (практически) случайно коснулась её, уловила этот нежный взгляд и заметила порозовевшие щёки. Она осознала, как они сейчас были близки, как он склонялся ещё ближе.

 — Ты выросла очень красивой, — прошептал Эдди.

Ой.

 — С-спасибо, — пискнула она.

Эдди отвёл глаза.

 — Я всегда обращал на тебя внимание, Рейчел. Я рад, что ты такая, какая есть.

У него до сих пор были к ней чувства. Это было сложно, но не потому, что она не хотела об этом знать, или не собиралась отвечать взаимностью — она знала выход гораздо лучше простого отвержения.

Было сложно, потому что Эдди был таким хорошим, вежливым, милым, весёлым, ярким, интересным и просто замечательным. Он был её дорогим другом детства, одним из лучших друзей. Он заслужил в жизни только самого наилучшего, он всегда тепло улыбался и старался изо всех сил, особенно, когда дело касалось помощи ей. Она обожала его.

Но не любила, и никогда не полюбит.

«Ну почему я не могу просто влюбиться в него?», думала Рейчел.

Его было трудно не любить, но у неё не получалось. Было бы гораздо проще, если бы она могла по волшебству ответить ему взаимностью. Она почти могла представить, как они гуляли бы на свидании, держались за руки, чмокали друг друга в щёки, и она клала бы голову ему на плечо.

Почти.

Её сердце не ускорялось рядом с Эдди. В душе не чувствовалось такой наполненности. Она не чувствовала себя в полной безопасности, защите и непринуждённости. В её груди не разливалось тепло от одной мысли, в животе не чувствовалось бабочек, она не сияла изнутри. Она его обожала — нежно, но не более того.

Эдди был её милым солнечным лучиком. Но она могла сгореть только в диком пламени Зака.


* * *


Апрель 2ХХ9

Зак скользнул в церковь через один из чёрных ходов. Он знал о трёх тайных путях в церковь, они все были хорошо спрятаны — но это были не все, и он рассчитывал найти остальные. Он осмотрелся вокруг, краем глаза отмечая чью-то тень где-то в верхней часовне. Времени было почти восемь вечера, прихожане все разошлись. Остался только Грей, Зак и тот, кто следил за часовней.

Грей уже шагал ему навстречу, совершенно не удивлённый визитом (хотя Зак очень редко приходил прямо в церковь). Его глаза тут же приметили телефон в руке Грея, и было довольно контрастно наблюдать его, использующим такую технику, хоть старик и разбирался в компьютерах. Да, как он и думал — Грея уже предупредили, что он придёт.

 — Я никогда не застану тебя врасплох, да? — чуть разочарованно протянул Зак.

Грей явно веселился.

 — Сомневаюсь.

Зак поворчал, запуская пятерню в волосы. Прошло четыре месяца, а он так и не был уверен, что Грей стуканул про него своим друзьям — той остальной «семье», которые на деле были самыми бесящими людьми на свете. Они вечно его стебали, и относились, как к малолетке.

Зак вообще удивлялся, как давно его отношения с Рей перестали быть для всех секретом, но тут и думать было нечего — наверняка Грей отчитывался с самого начала. Он же слишком гордый папаша, чтобы молчать.

А ещё Зак знал, что теперь, раз уж Грей знал её полное имя, он сделал то же, что и всегда — накопал на Рей компромат. Отчасти по этой причине Зак держал её в секрете — Грей был слишком любопытным.

Но у Зака на этот счёт были свои мысли, не самые приятные.

 — Я… — он замолк. Он слишком долго собирался с силами, прежде чем задать этот вопрос. Наполовину — потому что не задумывался об этом, наполовину — потому что не хотел слышать ответ. — Грей, у меня к тебе вопрос.

Он тут же поменялся в лице при виде замешательства Зака.

 — Слушаю.

Он глубоко вздохнул.

 — Ты… раньше знал про Рей? Слышал… о её родителях?

Он посмотрел Грею в глаза, но тот был спокоен, как удав.

 — Я знаю всех в этом городе, даже тех, кого не существует. Да, я слышал о Гарднерах и об их дочери, хотя до прошлого сентября ни разу её не видел.

 — Что за хрень творится в её доме? — задушено спросил Зак.

Грей должен был знать. Он знал обо всём, что творится в этом ебучем городе, у него повсюду были глаза и уши — на каждой улице, в каждом общественном месте. Он был единственным человеком, кому безоговорочно доверяли прихожане. Он много слушал, много наблюдал и был достаточно умён, чтобы читать между строк самые тонкие намёки.

Но Зак много раз упоминал Рей и её проблемы, и Грей ни разу не связал услышанное с Рейчел Гарднер или её семьёй, о которых он мог слышать. Даже он не знал их истинного лица.

Зак всю жизнь прожил в преступной среде, так что даже идиот вроде него мог догадаться, что это значило. Либо Гарднеры были настолько замкнутыми людьми, либо они тщательно заботились обо всём, что могло бы их подставить.

И чем дальше он задумывался, тем было понятнее, что здесь как раз был второй случай. Услышав про весь пиздец, происходящий в этом доме, увидев своими глазами последствия — было бы нереально, если бы за шестнадцать лет ничего не просочилось.

 — Гарднеры — скрытные люди, — подтвердил Грей. — Её родители иногда ходят в церковь. Для меня было очевидно, что идиллией в их семье и не пахнет, как бы они не убеждали остальных.

 — И всё? — прохрипел Зак.

 — Нет.

Грей был предельно серьёзен, но совершенно спокойно смотрел ему прямо в глаза. Именно в такие моменты всё понимающий святой отец вновь превращался в мужчину, который когда-то построил могущественную структуру. Перед ним обычно кланялись. Он за день мог в лёгкую подмять город под себя.

Он знал всё.

 — Я кое-что слышал. С тёмной стороны.

Прозвучало достаточно красноречиво. Зак родился и вырос на тёмной стороне, и знал, что если там за спиной человека говорят какую-то хуйню — он точно связан с преступным миром.

 — «Нормальные» люди видят в них чуть ли не святош, — продолжил Грей. — А вот в подворотнях могут рассказать побольше.

В груди Зака неприятно потянуло. Всё могло оказаться куда хуже, чем он думал, и сейчас хотелось одного — пойти караулить Рей возле школы и просить, чтобы она никогда больше не возвращалась домой.

Но он не мог, как ни прискорбно. И хуже того — Рей сама могла об этом подозревать. Наверное, она всегда это подозревала.

 — Однако о насилии я ничего не слышал, — признался Грей. — Я мало слышал о том, что происходит у них дома. Я почти не знал об их отношениях с дочерью и, собственно, о ней.

 — Но что-то ты всё-таки слышал, — настаивал Зак, чувствуя, как ему становится всё хуже.

 — Она несколько раз попадала в больницу. Так я узнал о её существовании.

Он вспомнил, как Рей рассказывала, что попала в больницу, потому что всё зашло слишком далеко, и до боли захотелось что-то сломать. Рей тогда старалась говорить небрежно, как будто это ничего не значило, но и подробности давать не спешила.

 — Дочь Гарднеров для меня была, по сути, привидением. Сомневаюсь, что я бы услышал о ней много всего, если бы не твоя встреча с ней. Признаю, я не старался раньше специально выяснять, потому что она не привлекала моё внимание… Однако, любая информация об этих происшествиях была скрыта.

Да. Именно это Зак хотел и одновременно не хотел слышать.

 — Значит, её папаша всё-таки связан с нашим миром, ха, — процедил Зак. Это было очевидно даже для него. Рей всегда больше всего боялась своего отца, и именно он следил, чтобы она никому не стучала.

 — Даже если о насилии я не слышал — о Гарднерах кое-что у меня есть. Элоиза Гарднер время от времени покупала наркотики, но помимо этого — ничего серьёзного. Алан Гарднер… связан с организациями куда мрачнее.

Зак резко выдохнул.

 — Бля, так и знал. Я просто, блядь, знал, что он не какой-то там обозлённый коп.

 — Ну, его связь с полицией ему очень помогает. Он не поддерживает регулярных контактов с этими организациями, но ясно одно: если нужно от кого-то или чего-то избавиться — для него это не проблема. В прошлом был прецедент.

Зак сейчас никак не мог прочитать выражение лица Грея, и стало интересно — вдруг ему хотелось вернуться к старому? Грей ведь был «спецом» в отслеживании таких организаций и их уничтожении. Вроде бы Грей завязал после того, как потерял того важного человека, но это не значило, что он растерял былую мощь.

 — Вот бля, — выдавил Зак. — Думаешь, Рей знает?

 — Скорее всего, нет. Но наверняка осознаёт, насколько опасен её отец.

И Зак вспомнил первую встречу с Рей. Она неохотно рассказывала, почему в позднее время сидела на улице, даже когда не было ни единого видимого риска. Он убедил её, что никто не узнает, прежде чем она высказалась.

Самой первой эмоцией, что он тогда увидел в её пустых, дохлых глазах, был именно страх.

 — Я его убью, — почти спокойно сказал он. Почти.

 — Когда? — буднично поинтересовался Грей.

Он не мог по-другому. Зак был убийцей, и он никогда не врал.

 — Не знаю. Не сейчас.

Даже если он до этого кучу раз задумывался об убийстве папаши Рей, он знал, что не сделает этого, пока не случится самый настоящий пиздец. Он не был уверен, что так будет лучше для Рей, потому что останется ещё и её мама, а убить всю её семью без последствий не получится. И (да, прозвучит тупо) он не сделал бы этого без согласия Рей. Она не ненавидела своих родителей, хотя должна была, и она была законченной пацифисткой, не желающей решать свои проблемы насилием.

 — Но он заслуживает сдохнуть.

Они оба прекрасно понимали, что привлечь его к ответственности честным путём не получится. Этот уёбок использовал связи, чтобы доказательства исчезли, а свидетели были запуганы. Даже Зак знал, что с сильными друзьями за спиной он мог сделать очень многое. И, развивая эту мысль, не сделал ли отец Рей что-то такое в прошлом.

Рей было семь лет. У неё были плохие воспоминания об огне. Она впервые сорвалась. Зашила птицу и забыла об этом.

 — Удивлён, что ты меня не останавливаешь, старик, — признался Зак.

Грей пожал плечами. Церковная одежда легко позволяла забыть, что его руки тоже не совсем чисты — прямо и косвенно.

 — Ты верно сказал, этот человек заслужил смерти. Но подумай дважды, прежде чем действовать.

 — Я знаю, — прохрипел Зак. — Последствия. Я думал о них с тех пор, как мне впервые пришла в голову идея снести ему башку. Если он зайдёт слишком далеко — я его убью.

 — Звучит как неплохой компромисс. Я постараюсь узнать подробнее о его делах и об организациях, с которыми он связан.

Грей говорил ровно и спокойно, но Зак слышал явную угрозу в его голосе. Да, если он узнает, что там замешано что-то, с чем он никогда не шёл на компромисс — Грей лично отдаст приказ его прибить.

И это были не шутки — в тёмном мире сплошь и рядом была столь ненавистная ему торговля людьми.

 — Но я не могу рассказать об этом Рей, — а при её упоминании тон Зака, как обычно, заметно смягчился. — Не люблю держать от неё секреты, но она и так знает слишком много.

 — Умное решение. Если она случайно проговорится отцу — для неё это плохо бы закончилось.

Зак кивнул, прежде чем отойти на несколько шагов назад.

 — Спасибо за информацию. Я пойду.

 — Тебе рассказать, если я узнаю больше?

Зак был на полпути к чёрному ходу, когда голос Грея его остановил. Он на секунду задумался.

 — Не-а. Чем меньше я знаю — тем лучше.

Грей даже не удивился.

 — Разумеется.

Зак улыбнулся — жёстко, мрачно, с явным намерением кого-то убить. Как улыбался человек, беспрепятственно лишающий других жизни.

 — Чувствую, если я узнаю что-то не то — на месте его прирежу.


* * *


И всё же, забыть разговор с Греем было не так просто, как Зак надеялся, особенно при виде Рей. Он не мог взять и забить, что её ебучий папаша куда страшнее простого ёбнутого копа, что она жила с человеком, который мог за неправильное слово не только всыпать — но и, к примеру, продать.

И сказать тоже нельзя было. Облом.

 — Зак? — позвала Рей, заметив, что он задумался.

Да, он определённо не мог выдать «знаешь, мы с Греем тут на днях обсудили убийство твоего отца, который связан с довольно мутными типами». Неважно, как сильно он ненавидел враньё и секреты — здесь он обязан был молчать ради неё же.

 — Рей, — но и полностью соврать он не мог, так что решил выразиться иначе. — Хочешь, я твоего батю убью? И мамку тоже. Я сейчас больше про твоего батю говорю, но я могу убить их обоих. Если хочешь.

Рей несколько раз непонимающе моргнула. Зак активно пытался провалиться сквозь диван, пока до неё доходило.

 — Что? — неловко крякнул он.

Зак только что спросил, хотела бы она, чтобы он убил её семью, таким же тоном, каким позвал бы её погулять. На самом деле ему нужно было как-то избавиться от засевшего в голове разговора с Греем, и он не знал, как сказать без упоминания смертоубийств и прочей такой херни. Он как-то подзабыл, что это не пустяки, что обычно не решали свои проблемы убийствами.

 — Так… э-э-э… — Рей прочистила горло. — Это… милое предложение с твоей стороны, и я ценю этот жест, но предпочту отказаться.

От такой формулировки он улыбнулся. Рей сейчас выглядела скорее сбитой с толку, чем перепуганной — за три года знакомства она уже попривыкла. Даже при условии, что речь заходила о её собственных родителях, пусть она и не горела к ним тёплыми чувствами.

 — Но почему? — а Зак вечно удивлялся, почему она не чувствует к родителям ненависти. — До сих пор не понимаю, почему ты ни разу не просила их мочнуть. Это же раз плюнуть. Я бы в подворотне твоего папашу на раз-два чикнул. Попроси Грея «случайно» избавиться от мамки. Ладно, это будет выглядеть подозрительно, и я не знаю, что с тобой потом будет, но…

Рей со вздохом запустила ладонь в волосы. Зак уже подметил, что она делала так всё чаще после знакомства с ним — за три года они переняли привычки друг друга. Это было мило. Хотя в Рей всё было милым.

 — Так, ладно, — она зажала переносицу. — Не могу поверить, что так спокойно отвечаю на подобный вопрос, но ладно. Давай думать логически. Если оба моих родителя погибнут, я попаду под опеку моей тёти — маминой сестры — потому что она моя единственная родственница, которая не ненавидит меня.

 — Так, логично.

 — Мне придётся уехать, потому что она живёт не в этом городе.

 — Ой.

 — Да, «ой», — перекривила Рей. — У меня здесь, как бы, друзья, и я не хочу уезжать. К тому же, если мои родители погибнут по очереди, это будет выглядеть странно. Я обязательно расскажу про насилие, и наверняка попаду под подозрение. И я не хочу, чтобы в полиции связали мои прогулки в подворотнях и убийство моего папы Переулочным Убийцей. Потому что все знают, что мы с тобой пересекались… два раза.

Точно, он же якобы напал на неё и ту мелкую сучку, которую он около месяца назад хотел замочить. А потом они встретились, когда он напал на её подругу. Рей упоминала — копы приметили, что эти встречи как-то не сильно её напрягли.

 — Вот же бля. Ладно, теперь понял.

 — Так что я не думаю, что убийство моих родителей — хорошая идея. Разве что Грей — профессионал в маскировке убийств под несчастные случаи.

 — Вообще-то, ещё какой.

Упс. Рей на секунду распахнула глаза, и Зак подумал, что слишком уж быстро ответил. Он не знал подробностей, но всякий раз, когда Грей от кого-то избавлялся, полиция даже не рассматривала вариант с убийством. Они просто такие «вот незадача, что за несчастный случай», и никто же, блядь, даже не подозревает!

Да, Грей пытался (хуёво пытался, Зак докажет) вести себя, как приличный священник, но даже он не мог удержаться и не похвастаться меньшими из своих возможностей.

Рей подозрительно на него посмотрела.

 — Ла-а-а-а-адно, тогда вот так. Лично я не хочу, чтобы мои родители умерли.

 — Но почему? — чуть не проскулил Зак.

Она покачала головой с едва заметным весельем. Зак надулся, и она откровенно рассмеялась.

 — Я же не убийца, Зак. Я не из «тёмного мира» и не такая, как ты. Даже если я выросла в насилии, это не значит, что я потворствую насилию. Даже наоборот — я не вижу в этом никакого выхода.

 — Даже если твои родители этого заслужили?

Она замолкла. Зак не говорил «я думаю, что твои родители этого заслужили», он просто заявил, что они заслужили. Как будто это было прописной истиной.

Были люди, заслуживающие смерти — и родители Рей были как раз из таких. Если бы Зак мог — он бы с радостью отправил их на тот свет и освободил Рей от них.

 — Я… не в том положении, чтобы знать, заслужили они, или нет, — спокойно ответила она. — Я их не люблю. Мы друг другу всё равно, что чужие, и признаю, без них моя жизнь была бы проще. Но я так же их не ненавижу… меня воспитывали быть благодарной за то, что они меня вырастили. Мне трудно от этого отмахнуться. И я просто не хочу, чтобы из-за меня кто-то погиб, заслужил он это, или нет. Вот и всё.

Зак пробурчал что-то на тему «слишком добренькая», но не стал спорить. Это же её родители, он не мог выступить против её желания в этом вопросе. Он собирался уважать её точку зрения, даже если не понимал.

 — И вопрос был странный, — заметила она.

 — Да я уже долго об этом думал. Просто не спрашивал. Слишком неловко.

 — Как будто сейчас неловко не было.

 — Сам знаю.

Рей подвинулась на коленях, и села Заку на ноги лицом к лицу. Его руки на автомате легли ей на бёдра, и это было настолько естественно, что на долю секунды возник вопрос, а куда ещё в таких случаях их положить? И никакого ответа он вспомнить не мог.

 — Я знаю, что ты многое для меня можешь сделать, но не делай глупостей, хорошо? — сказала Рей, и в её глазах плескалась такая нежность, что в груди появилось странное ощущение. — Сейчас всё хорошо. Я справляюсь.

Несколько секунд он мрачно смотрел на неё, а потом просто привлёк поближе, чтобы уткнуться головой в её шею. Блядь, он прекрасно понимал, что она не была ребёнком. Она была почти взрослая и могла о себе позаботиться, но Зак никогда бы не забыл сломленную девочку, которую он встретил три года назад. Он не мог просто отмахнуться от страха, что её снова доведут и сломают.

Что он её потеряет.

Рей аккуратно провела пальцами по его волосам.

 — Зак, всё хорошо. Я надеюсь, что меня выгонят в свободное плавание, когда мне исполнится восемнадцать. Я же не зря научилась в беде полагаться на друзей, особенно на тебя. Я не пропаду.

Его ответом был какое-то невнятное бурчание в её шею, и само по себе это было достаточно красноречиво. Она слегка хохотнула и прижалась губами к его виску. Зак почему-то вспомнил времена, когда её смех был настоящей редкостью, когда они едва смели друг к другу прикоснуться. Кажется, это было целую вечность назад. Как он вообще жил без этого?

 — Интересно, как твои родители вообще сошлись, — прохрипел он.

 — М-м-м, мама как-то мне рассказывала… — Рей пальцами забарабанила по его спине. — Ей всегда нравились плохие парни. Я считала это глупостью, а потом… — она сделала паузу на глубокий вздох, и Зак сейчас от чистого сердца не въехал, что это значило. — Как бы там ни было, однажды она увидела, как папа метал ножи в своём саду. Он одним чуть в неё не попал — так они и познакомились.

 — Метал ножи.

 — Да, он в этом хорош.

 — Так можно кого-то закадрить?

 — Я… не знаю. Может, да?

 — Кинь нож в подругу — и она вся твоя?

 — Ага?

Они немного помолчали, пока в итоге Зак не рассмеялся в её шею, и Рей захихикала следом. Зак сейчас припомнил, что тоже бросал нож в Рей, хотя с текущим контекстом, неясно, зачем он это вспомнил. Он отмахнулся и продолжил слушать.

 — Во всяком случае, так они разговорились, и в итоге сошлись. Я не совсем уверена, почему. Мама говорила, мол, ожидала, что жизнь с ним будет сказкой, но я у папы не спрашивала, так что точно сказать не могу, — сказала Рей уже спокойнее. — Думаю, они совсем не знали друг друга, когда начали встречаться. Их потянуло друг к другу, они поженились и думали, что всё получится. В итоге стало ясно, что ничего не получается, но они не собирались давать заднюю — и ты знаешь, чем всё закончилось.

Да, он знал.

Самое печальное в этой истории — их уничтожающие отношения не имели ничего общего с поспешным браком. Вот родители Зака тоже поженились с горячей головой, но не случись той ёбаной аварии — они могли бы стать прекрасной и счастливой семьёй. Да, из Сихам получилась так себе мамаша, этого он отрицать не собирался, но в целом он был ею доволен.

Просто люди делали выбор. Сихам решила не винить своего ребёнка в том, что она тогда не взяла в рот, Зак решил справляться с проблемами путём убийств, родители Рей решили сломать жизнь и себе и собственному ребёнку. Обстоятельства могли объяснить выбор, но не оправдать его — и Сихам была хорошим примером, как человек может пережить много дерьма в жизни, но оставаться более-менее порядочным.

Конечно, были вещи, которые не поддавались контролю, типа жизни в хуёвейших условиях или неумения пользоваться мозгом по назначению, но всегда можно было свести ущерб к минимуму.

Зак всегда оставался убийцей. Неважно, как жизнь его на это толкнула.

Точно так же родители Рей заслуживали смерти. Зака вообще не ебали их жизненные обстоятельства — они могли не трогать Рей, но всё же сделали это, и продолжали до сих пор.

Ответственность. Она играла роль, когда решение влияло на жизни других людей, и играла большую роль в принятии решения. И эту ответственность в итоге нужно было принимать, а не перекладывать на плечи левых людей.

(Нет, это не он такие заумные рассуждения придумал, ему бы слов для такого не хватило. Как ни странно, это был даже не Грей, хотя формулировка явно была его. Эти слова он слышал от Хадии.)

Сихам взяла ответственность за незапланированное рождение Зака на себя, а не переложила на него. Зак считал себя ответственным за все совершённые убийства, потому что именно он убивал всех этих людей — не его воспоминания, не хозяева приюта и не бандиты. Эти преступления были только на его совести, он этого не отрицал и не оправдывал. Родители Рей сделали свой выбор и переложили ответственность на Рей.

Вот так они стали хуже серийного убийцы.

Ну и ладно.

 — Ну и ладно, — подытожил Зак, не произнеся ни слова из всей той хуйни, о которой он сейчас думал, уж слишком там было много текста. Да и Рей наверняка сама это прекрасно понимала. — Всё равно ты живёшь.

Рей открыла рот, но тут же захлопнула, не сказав ни слова. Зак поднял голову, чтобы мягко посмотреть ей в глаза, огладил руками её бока, пальцами провёл по спине, прежде чем скользнуть ладонями под её футболку. Дождавшись её кивка, он повторил жест на её коже.

 — Я хочу сказать, что ты живёшь — и это хорошо. Даже если ты себе в голову вбила, что ты мешаешь.

Она поколебалась.

 — Ты же знаешь, у меня беда с самооценкой.

 — Ага.

Её научили, что она была ошибкой, обузой, проклятой. Рей не могла понять, что единственным плюсом её семьи стало её рождение, но Зак очень хотел, чтобы она это заметила.

Он тоже знал, каково смотреть на себя в зеркало и думать, что «да, всё-таки ты зря стоишь здесь и дышишь», но в отличие от неё, он не извинялся за собственное существование. Он не просил, чтобы его рожали, и всё же, он жил, даже если хуёвее жизни не придумаешь.

И оставалось только продолжать проживать свою жизнь, потому что у него ещё были причины просыпаться по утрам.

 — Но для меня ты очень важна, — прошептал он, хотя эти слова даже близко не передавали его чувств. — Я не могу представить мир, где я бы тебя не встретил. Не знаю, кем бы я был без тебя.

Рей обхватила его лицо ладонями, кончиками пальцев поглаживая виски.

 — …Скорее всего, таким же, как и до нашей встречи.

 — Психованным маньяком-социофобом, который убийствами сглаживает привкус хуёвой жизни?

 — Э-э-э… Я о том, что ты явно был несчастен, но ладно, это тоже.

Он фыркнул.

 — Да у меня и особых радостей жизни не было. Я уже говорил, что лучше сто раз прошлое переживу, чем в итоге тебя не встречу, помнишь?

 — Да, помню, — задушено прошептала Рей, как будто сейчас заплачет.

Она свернулась в его объятиях, крохотная и жаждущая чужого тепла, и он охотно прижал её к себе, поцеловал в макушку и зашептал на ухо. Да, было время, когда он не знал, что делать с её слезами, а сейчас он даже вспомнить не мог, почему просто не обнял её. Он мог, как и сейчас, просто позволить ей плакать и говорить ей, что она не была ничтожной, что он был рядом.

Рей была одной из самых смелых людей, что он видел в жизни, но не всегда же, блядь, быть сильной. Никого на это не хватало. Зак и без того гордился её вечной стойкостью.

 — Ты важна, Рей, — выдохнул он в её волосы. — Хорошо, что ты живёшь. Heureusement que t’es née. Putain, heureusement que t’es là.

Без неё и солнце бы не сияло.


* * *


Heureusement que t’es née. Putain, heureusement que t’es là. — 

Слава богу, что ты родилась. Блядь, слава богу, что ты есть.


* * *


Июнь 2ХХ9

Рей исполнилось семнадцать. Было даже как-то странно думать об этом. Семнадцать. Где-то в душе ей всегда было семнадцать — в той части, что давным-давно повзрослела от пережитого — а вот головой она не могла поверить, что прожила так долго. Рейчел Гарднер дожила до семнадцатилетия, несмотря ни на что. Звучало, почти как сон.

Она должна была погибнуть ещё три года назад, когда ей было четырнадцать, она убила щенка и упала в реку во время шторма.

Но, как бы там ни было.

Она посмотрела на Зака, спящего рядом с ней на кровати. Он руками обвил её талию и лицом зарылся в бедро, потому что она сидела, откинувшись на подушки. Его спутанные чёрные пряди падали на лицо, и он тихо посапывал. Рей не удержалась, чтобы зарыться пальцами в его волосы.

Ей было семнадцать, она была жива и влюблена, и в тринадцать, когда она была мертва и впервые встретила Зака в его (их) мусорном баке, она о таком даже мечтать не смела.

Она должна была погибнуть, но встреча с Заком изменила всё. Её жизнь. Его жизнь. То, кем они были и кем бы стали, если бы не встретили друг друга.

«Я люблю его», снова подумала Рей, и в горле стало тесно.

Любить было страшно, потому что впервые она испытывала такие сильные чувства. Те крошечные, мимолётные волнения (по отношению к Адриане, например), которые она раньше переживала, вообще не могли считаться за любовь.

Она впервые испытывала те странные чувства, о которых пишут в романах, и в итоге всё оказалось слишком похоже и совершенно по-другому.

Она хотела держать его за руку и целовать его. День становился ярче от одной мысли о нём. Каждая его улыбка вызывала трепет внутри. Ей было безопасно, комфортно и уютно рядом с ним.

А с другой стороны, это было словно грозное цунами, раз за разом ломающее её рёбра изнутри. Это были признания в любви, грозившиеся вырваться изо рта, если она не брала себя в руки. Это были огонь и лава, пожирающие её заживо, медленно и с головой, и чувство, что она сгорит дотла, но всё равно не могла не касаться пламени. Это был липкий ужас, что он уже догадался о её чувствах и болезненные воспоминания о его реакции, когда она призналась впервые. Это было удушье от необходимости скрывать чувства и мучительное напряжение от его близости — не той, которую она желала.

Постепенно, пока она взрослела — и он взрослел вслед за ней — становилось всё труднее игнорировать её чувства. Когда ей было четырнадцать, она ничего не поняла — да и как бы смогла? Когда ей было пятнадцать, забить было легко — она была маленькой и не готовой к любви. Когда ей было шестнадцать, у Зака были проблемы с его прошлым — куда серьёзнее её сердечных переживаний.

А сейчас ей уже семнадцать.

Она была почти взрослая, её жизнь стала куда стабильнее, а любовь стало почти невозможно контролировать.

Как дерево в теплице — сначала это был крошечный росток посреди пустыря, но теперь вырастая, дерево окрепло, пробило крышу и ветвями вытянулось далеко за пределы.

Проблема в том, что она должна была удерживать дерево в теплице.

Со вздохом Рей взглянула на будильник на тумбочке. Через несколько минут ей нужно будет начинать собираться в школу (к пребольшому сожалению, сегодня день рождения выпал на рабочий день), и она не могла весь день валять дурака с Заком, как бы ей ни нравилось просто наслаждаться теплом его дома. Хотя, она всё равно вечером вернётся.

 — T'fais chier, — проворчал Зак сквозь сон, и из своих скромных знаний французского Рей отметила, что он не сказал ничего приятного. Зак сейчас просыпался — он говорил во сне только, когда почти просыпался или едва засыпал.

 — И тебе доброе утро, — улыбнулась она.

 — C’est d’ta faute, tu ressembles trop à cette connasse… — его голос был низким и хриплым после сна, и Рей почувствовала дрожь вдоль позвоночника. Зак спросонья начал шевелиться, хоть и не до конца пришёл в себя. — Э-э-э-э, чего?

 — Утро.

Зак секунду осознавал, что происходит, прежде чем отпустить Рей и потянуться. С зевком он уселся и начал протирать глаза. Да, он определённо не был жаворонком.

 — Доброе, Рей, — всё так же хрипло пробормотал он, и ей сейчас чуточку захотелось его поцеловать.

Раз уж этого нельзя было себе позволять — она ограничилась клевком в щеку.

 — Плохой сон?

Зак снова обнял её и с довольным вздохом положил подбородок ей на голову. Сейчас это была такая напрягающая бытовуха — но в каком-то смысле, Рей понимала, что большая часть их времяпровождения и была бытовухой.

 — Типа того. Приснилось, как я базарю с кем-то, кого видеть не хочу.

Она подозревала, что речь шла о том человеке, из-за которого они с Заком ушли из церкви в Рождество. Заку там многие не нравились, но присутствие именно этого человека окончательно убедило его уйти.

«Она тоже здесь, да? Я её не видел, но она рядом, верно?»

Это было так тупо, но какое-то чувство опасности просочилось внутри неё. Может быть…

 — С кем? — слишком быстро спросила она, стараясь сдерживать полёт фантазии.

 — Эх… Она меня бесит… — Зак потёр нос. Он явно не хотел признаваться, и Рей снова почувствовала нарастающую тревогу, хоть и постаралась сдержать, пока он не договорит. — Ну, она не то чтобы плохой человек, — слегка выдохнул он, — но слишком уж похожа на Сихам, и я за это цеплялся. Наверное, я тогда был тупым ребёнком, но… мы несколько лет назад немного поскандалили, и я обиделся. Может, раз уж сейчас я более-менее повзрослел, нужно бы с ней поговорить…

 — Ясно, — выдохнула Рей, сглатывая комок в горле.

Тревога. Боже, как она ненавидела это чувство. Слишком долго она жила бок о бок с тревогой, и теперь, когда наконец-то смогла избавиться… Будь проклята эта тупая любовь, но тревога вернулась от мысли, что в жизни Зака уже был кто-то особенный, и…

 — Да пофиг, — Зак повернулся к ней, улыбаясь до ушей, и от неподдельного счастья на его лице вылетели все тревожные мысли. — С днём рождения, Рей!

Его глаза сияли, и для Рей не нужно было большего, чтобы этот день стал прекрасным. Он наклонился вперёд, чтобы чмокнуть её в макушку, пока она переплетала их пальцы — довольно интимный жест, но для них это была привычка.

 — Спасибо, — хихикнула она. — Мне собираться надо.

Он по-детски надулся.

 — Да ну нахуй. Ты не можешь ещё здесь посидеть?

 — Я же опоздаю.

 — Я в смысле «ты не можешь просто остаться»?

Она расплылась в нежной улыбке и подняла голову, чтобы уткнуться в его скулу.

 — Извини, но нет. Честно, я бы с удовольствием, но мы и так вечером увидимся. Не дуйся.

 — Я не дуюсь.

 — Ещё как дуешься.

Он поворчал, от чего она только сильнее засмеялась, и отпустил. Рей выскочила из постели, стараясь сохранить на себе его тепло.

 — Семнадцать, — протянул Зак, повторяя её собственные мысли. — И как тебе?

 — До сих пор не верится. До встречи с тобой я не верила, что до пятнадцати доживу.

Он тепло улыбался.

 — Но ты живая, Рей. Скоро вырастешь, станешь совсем взрослой и освободишься, даже моргнуть не успеешь.

 — Я даже не знаю, что мне после школы делать, — покривилась она. — Даже если я где-то найду деньги и поступлю в колледж, я всё равно не знаю, чем хочу заниматься.

 — Ла-а-а-дно. Я уверен, что на твоём месте чего-нибудь придумал.

 — Зак, убийства — это несерьёзно.

 — Зато как круто, когда тебе за это ещё и платят!

Рей закатила глаза в ответ на гордую улыбку Зака и зашла в ванную, чтобы собраться.

 — Да я про французский говорил! — крикнул он. Рей не закрывала дверь, потому что хотела поболтать и знала, что Зак ещё долго не выберется с постели. — В колледже учить.

 — Предлагаешь языки изучать?

 — Ага, хотя это не для тебя.

 — Нет?

 — Не-а. Готов поспорить, языки тебе даются хорошо, но это тебе не подойдёт.

Рей не отвечала. Закончив сборы, она продолжала обдумывать эту мысль, и на выходе из ванной ожидаемо обнаружила Зака на кровати — он зевал, будто сейчас снова собирался вздремнуть (и наверняка, после её ухода он так и сделает).

 — Может, на дому работать? — предложила она. — Я же хорошо шить умею.

Ей даже не нужно было уточнять, Зак сразу понял, что она просила его подумать над другими вариантами. Он поморщился. Эта идея его не убедила — но и Рей это не совсем нравилось.

 — Может, тебе стоит стать учителем, — внезапно пробормотал он.

Она уже шла ко входной двери, и удивлённо обернулась.

 — Учителем?

 — Ага. Ну типа, это не потолок возможностей, ты же такая умная и потрясающая, с таким охуенным потенциалом. Ты бы кем угодно смогла стать… — он почесал затылок. — Но с нашей встречи ты многому меня научила. Я уже сказал, что ты очень умная, и благодаря тебе я немного читать умею. Я так-то плохо разбираюсь в учителях, но думаю, что ты была бы неплохой.

Он смотрел на неё с искренней, чуть застенчивой улыбкой, и Рей еле сдержалась от адского желания влететь в его объятия и расцеловать.

Учитель.

Это слово, эта идея эхом голосила в сознании. Она могла бы представить это. Могла бы представить себя учителем. Может, в итоге она и не пойдёт по этому пути, но хотя бы был какой-то вариант. Наметилась хотя бы одна дорога в будущее.

 — Спасибо, Зак, — улыбнулась она.

Он отправил воздушный поцелуй, и Рей подмигнула, закрывая за собой дверь. Улыбка не сползала с её лица всю дорогу до школы.

Ей было семнадцать, она была влюблена, и у неё было будущее.

Сегодня намечался прекрасный день.


* * *


T’fais chier —

Бесишь, бля.

C’est d’ta faute, tu ressembles trop à cette connasse —

Сама виновата, ты слишком похожа на эту суку.

Глава опубликована: 27.03.2019

4.3 Мурашки, любовь и смысл её чувствовать

Июнь 2ХХ9

Первые признаки надвигающегося апокалипсиса Рей заметила ближе к концу июня, когда дни стали длиннее, а ночи — слишком тёплыми, чтобы спать с закрытым окном. Всё началось даже без разгорающегося адского пламени — они с Заком, как обычно, стояли возле дивана и болтали.

В тот день Рей совершила первую ошибку и самую тупую. Она прекрасно знала, почему не поднимала эту тему — но всё равно нарушила сложившуюся тишину, которая неосознанно сложилась с тех пор, как она призналась в любви, а он решил, что это шутка.

Рей рассказала про Эдди. Разговор зашёл о любви.

 — Мне кажется, у Эдди ко мне чувства.

Вот только ей не казалось — она это знала. Теперь это не было проблемой — она тоже переживала безответную любовь, знала, каково это, и знала, что было глупо отстраняться от Эдди. С другой стороны, она не смогла бы ему отказать, если бы её позвали на свидание.

И она до сих пор не знала, как его отвергнуть.

Рей не знала, как сказать мягко, но доходчиво, что она не ответит взаимностью, как бы ни была благодарна за его присутствие в её жизни. Она им дорожила и не хотела причинить боль. Она просто не знала, как объяснить, что уже влюблена в другого человека, близкого ей, но такого далёкого, и не могла разлюбить.

 — Чувства? — переспросил Зак. — Типа, он влюбился в тебя?

Сейчас она не могла понять его тон. Может, потому что не хотела знать, случайно так прозвучало, или у Зака эта новость вызвала какие-то новые эмоции. А может, Рей была просто не способна понять.

 — Именно.

 — Это плохо?

 — Не то чтобы, но…

Она глянула на Зака — он хмурился, ожидая конца предложения.

 — Но?

 — Я не люблю его, — объяснила она, стараясь сохранять хладнокровие. — Не так.

 — Почему бы и нет?

О, боже, здесь начиналось минное поле.

 — Просто не люблю, — повторила Рей. Она не могла врать Заку, просто не могла, но необходимость скрывать правду давила ей на горло ещё с самого первого признания. — Он мой хороший друг, но я не вижу в нём парня. Просто… не вижу, и всё тут.

Поэтому она и избегала этой темы. Зак не понимал влюблённости, не понимал, почему это отличается от фильмов и рекламы, где всё было просто — есть влюблённый персонаж, и ему автоматически отвечают взаимностью. Он, как всегда, ожидал, что Рей объяснит — вот только она не могла.

 — Он же, вроде бы, нормальный чувак, разве нет? — Зак был озадачен. — И он тебе нравится. Ты же вроде… не знаю, разве оно не так работает?

Ох, Зак. Такой зрелый в одних вопросах, но такой ребёнок в других. Эдакий ходячий контраст между парнем, который обнимал её и рассказывал обо всех ужасах своего прошлого, и ребёнком, искренне не понимающим процесс развития отношений. В каком-то смысле, это было почти трогательно.

 — Зак, всё не так просто.

Он наверняка подумал, что она прозвучала грубо, но пожал плечами.

 — Да, я в этой хуйне не разбираюсь.

 — Я заметила, — слишком быстро, слишком горько ответила Рей.

Он глянул на неё, и она подавила желание прикрыть себе рот. Сердце пропустило удар.

«Ты любишь его», прошептало что-то внутри неё. Оно всегда шептало, всё громче и громче, а сейчас и вовсе мешало нормально вдохнуть. «Не надо», сказала она самой себе в отчаянной попытке засунуть чувства куда подальше. Она не могла сорваться прямо сейчас. Только не после всех этих месяцев, что она запирала чувства в своей душе.

 — Рей…

Зак сейчас выглядел странно, почти что взволнованно. Сердце Рей забилось сильнее — но теперь от страха, тревоги и опасений.

 — В прошлом году ты сказала, что любишь меня. Ты же пошутила, да? Просто пошутила. Ты не врала.

Боже, нет.

Она искренне надеялась, что ветреный Зак обо всём забыл, как обычно — а теперь оказалось, что нет. И если он не забыл, то сейчас думал об этом, анализировал её ответы и реакцию, и Рей видела, как он насторожился. То ли из-за потенциальной лжи, то ли из-за её любви к нему — она не знала.

Его насторожённость причиняла боль. Её необходимость соврать, потому что он не принял правду, отравляла. Безысходность от постоянного вранья и сокрытия чувств давила на сердце.

И что-то сломалось.

 — Нет, я соврала.

Она сказала так, как умирающий испускает последний вздох. Потому что отчасти так оно и было. Сейчас чему-то придёт конец.

И она никак не сможет это исправить.

 — Я соврала, — повторила она, с горечью наблюдая, как на лице Зака проступают гнев, растерянность и боль. — Я врала, когда говорила, что только поэтому не хочу встречаться с Эдди. И я вру всегда, когда говорю, что вижу в тебе своего друга.

 — Рей, — ровным голосом произнёс он, но она видела, что у него тряслись руки. — Ты мне соврала?!

Сейчас было больно, потому что Зака заботил только сам факт её лжи. Его не волновало, почему она соврала и он, кажется, забыл, что сам превратил всё в шутку, потому что не хотел слышать в её словах правду. Он не хотел понимать, что Рей всё это время защищала его от слов, что он сам не желал слышать.

Он соврала ради него же.

А он ещё и злился?

 — Мне пришлось! — крикнула она, хотя и не хотела повышать голос. Она звала на помощь. А Зак не слышал.

 — Какого хуя ты мне соврала?

Ему хватило наглости об этом спросить?

 — ПОТОМУ ЧТО Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

А вот и правда. Она же не могла ему соврать. Всё закончилось, и теперь поздно — слов не воротишь, как бы сильно она ни хотела. Она обещала себе больше никогда не говорить ему этих слов, но стоило догадаться, что это будет невозможно.

Она сказала эти слова слишком жёстко. Она не хотела, но её признание прозвучало почти как обвинение, как выговор.

Любовь к Заку была подобна огню, пылающему в её груди. И сейчас этот огонь пытался проломить ей рёбра.

Зак отступил, в его глазах были отблески страха. Он искал какой-то выход, пытался сбежать — точно так же, как и месяцы назад.

 — Типа… как друга? — неловко усмехнулся он. — Как брата?

И Рей тут же совершила вторую тупую ошибку, порождённую привязанностью и собственными попытками убедить себя в других чувствах. Она отрезала ему все пути побега.

Она знала — Зак бы вернулся. Ей стоило отпустить его, и он бы вернулся, как только справился с собственными чувствами. Но сейчас она не могла трезво рассуждать. Все мысли, что остались в её голове — она не могла продолжать скрывать свои чувства. Она бы просто разорвалась от необходимости хранить секреты и опаляющей любви, от которой хотелось кричать.

Схватив воротник его толстовки, она притянула его к себе и на одну дурацкую секунду прижалась к его губам своими.

 — Нет, Зак, — отстраняясь, сказала она. — Типа вот так.

И Зака по-настоящему передёрнуло. Его лицо исказилось от смеси страха и отвращения, и Рей, чувствуя, как сердце ноет в груди, ощутила нахлынувшее сожаление.

Что она наделала?

Она сделала было маленький шаг навстречу, желая извиниться, объясниться, что-нибудь исправить — но Зак отшатнулся. Он смотрел так, будто не до конца верил в происходящее, будто одно прикосновение к ней могло запачкать.

 — Ты, — хрипло, беспокойно выдавил он.

Она застыла на месте, парализованная, неверующая, что Зак мог смотреть на неё с таким отвращением в глазах. Его кривая улыбка выглядела как-то отталкивающе, недоверчиво, он обхватил себя, словно пытался защититься от неё, и отвёл взгляд.

 — У меня от тебя мурашки.

Мир пошёл по швам.

Что она наделала?

Из её лёгких как будто выкачали весь воздух, вся комната будто начала давить на неё. Тянущее чувство от желудка поднялось прямиком в голову, чтобы надавить на мозг. Она ничего не видела, ничего не слышала, не могла даже вспомнить, что существовало что-то помимо факта, что она снова совершила ошибку. Она снова всё испортила, всё сломала, была виновата только она, и вряд ли что-то можно было исправить.

Она хотела исчезнуть.

«Нет, не надо», попыталась она ободрить себя, «не реагируй так остро, ты же можешь всё исправить, не позволяй ненависти затуманить голову, просто…»

У него от тебя мурашки.

Внутренний голосок снова и снова шептал, что она не должна была появляться на свет. И сейчас она совсем забыла, что это ложь, что она должна была игнорировать эти слова и ценить своё существование. Какая-то её часть старалась не тонуть в порочном кругу самоненависти, старалась сохранять спокойствие, но другая её часть уже была рядом, чтобы коварно и навязчиво нашёптывать: «не пытайся, ты только всё портишь, и теперь, очевидно, должна заплатить за содеянное».

Конечно.

Конечно же, с этими тупыми чувствами, тупой опрометчивостью и тупым упрямством она не могла сделать ничего лучше, кроме как надавить на Зака, обидеть его и всё испортить. Это же был самый вероятный исход — почему она вообще удивилась? Почему старалась сопротивляться чувству вины? Она абсолютно заслужила его отвержения, отвращения и этой боли в сердце. Зачем она продолжала здесь стоять? Разве не видно, что у него от неё мурашки?

Всё же очевидно, ведь она была…


* * *


Его лицо было всё таким же перекошенным, и он даже не смотрел в её сторону. Рей хотела исчезнуть.

И она убежала.


* * *


…Проклята с самого начала.


* * *


«У меня от тебя мурашки».

Эта фраза снова и снова гвоздями врезалась в её голову, ножом вскрывала её сердце, пока она мчалась в переулках.

Было больно. Божечки, как же было больно.

«У меня от тебя мурашки».

Рациональная её часть вполне осознавала, что Зак не имел в виду того, что сказал. У него выступали мурашки от очень немногих вещей, и Рей не было в этом списке. Но его слова, произнесённые с теми непонятными эмоциями, были ядом, и уже поздно было сопротивляться — яд проник в её вены, отравляя разум.

Она не знала, что Зак имел в виду на самом деле.

«У меня от тебя мурашки».

Рей уже не осознавала, были ли это воспоминания о голосе Зака, или же её собственный внутренний голос, умоляющий исчезнуть. Этот же голос постоянно напоминал, что она не заслужила жить, что она была проклятой, что счастье ей никогда не светило и само её рождение было ошибкой. Этот голос шептал ей на ухо, заглушая всё остальное, и даже путь до знакомого мусорного бака был словно в тумане.

Она не помнила, как оказалась в баке. Или зачем.

«У меня от тебя мурашки».

Рей свернулась калачиком, схватила себя за волосы, чтобы подавить растущий крик. Внутри так сильно болело, и впервые в её жизни чувства приносили такую боль. Она так долго отстранялась от эмоций, что не знала, как быть, когда они переполняли её — и теперь не могла ни отгородиться, ни сдержать их.

Они пронзали её сердце, и боль раздирала её на куски.

 — Извини, — прорыдала она, извиняясь перед Заком за то, что полюбила его, за поцелуй на ровном месте, за его испуг. — Извини, — она просила прощения у всего мира за то, что была такой обузой, но всё равно хотела жить. — Извини.

Она задрожала, захлёбываясь собственным дыханием, и обхватила себя за горло в надежде, что удушье очистит её разум. Кашляя, она вцепилась руками в горло, царапая кожу и не ощущая впившихся ногтей. Она задушено заскулила, но до конца сдерживала крики. Хотелось биться головой о стенку бака, пока она не выбьет из себя все мысли. Хотелось умереть и исчезнуть под землёй, как стоило сделать гораздо раньше.

«Сдайся», прошептала её ненависть. «Сдайся, откажись от этой любви. Откажись от него, от надежды, от будущего. Ты прекрасно знаешь, что Рейчел Гарднер не должна была появляться на этот свет. Сдайся».

«Я пыталась жить», подумала она. «Посмотри, куда меня это привело».


* * *


Плюсы дружить с доктором Денни: если Рейчел не хотела идти на занятия — он позволял ей лежать в медпункте. В прошлом она пользовалась этим преимуществом всего раз или два, и потом постоянно чувствовала себя виноватой, но сейчас слишком устала для этого.

Наверное, она выглядела просто ужасно, потому что он даже не задавал никаких вопросов.

Так она и провела весь день: лёжа на кушетке в медпункте, уткнувшись лицом в подушку, слушая, как Денни что-то монотонно набирал на клавиатуре. Она чувствовала себя просто мусором, хоть и понимала, что это глупо.

Семнадцатилетняя Рейчел Гарднер, пережившая домашнее насилие, травлю и охоту серийного убийцы, наконец, изнывала от горя. Было бы смешно, если бы не было так больно.

 — Ты как? — спросил Денни, когда она не пошла даже на обед.

Она пробормотала что-то неопределённое. Она чувствовала себя опустошённой и уязвимой, почти готовой снова разрыдаться. В последний раз такое состояние нападало очень давно, но сейчас это было не простое уныние, и Рей не знала, что с этим делать.

Отчасти ей сейчас хотелось встать, взбодриться, взять себя в руки и перестать поддаваться тупым мыслям. Но это же не так просто взять под контроль, и Рейчел знала, что сейчас ей было очень паршиво, как бы она ни убеждала себя и остальных. Ей просто нужно было время справиться.

Она повернула лицо к Денни.

 — Доктор, Вы когда-нибудь влюблялись?

Он почти выронил чашку кофе из рук. И она опять же рассмеялась бы, если бы не поглотившая грусть.

 — Чего это ты? — прокашлял он.

 — Что делать… с разбитым сердцем?

Денни посмотрел на неё и вздохнул.

 — Значит, разбитое сердце? Что стряслось?

 — Да ничего, — рефлекторно ответила Рейчел. Она так долго отвечала это на автомате, что трудно было с ходу сказать что-то другое. — Ну, я влюбилась, и меня отвергли.

Она не могла сказать большего, но и от этого признания стало больно. Рейчел прекрасно понимала, что её чувства не найдут ответа, но Зак её в итоге отверг наихудшим способом из всех.

 — Но ты всё ещё любишь.

Рейчел прикрыла глаза.

 — Да.

 — Вы друзья? — спросил Денни.

Она открыла глаза, наблюдая, как он откинулся на спинку кресла и скрестил пальцы на коленях. Сейчас он был похож на самого настоящего психотерапевта, и на самом деле таковым являлся — Рейчел вечно забывала, что он работал психологом до их школы. Денни даже время от времени читал лекции по психологии в городском университете.

 — Да, мы близки. Я знала, что моя любовь безответная, но… всё равно призналась. Это было очень глупо с моей стороны, — она перекатилась на спину, прикрывая рукой глаза. — Нужно было сдаться сразу же. И сейчас нужно сдаться.

 — А я с этим не согласен.

Рей застыла.

 — Почему?

 — Твои чувства принадлежат тебе, Рейчел, — сказал Денни. — Они не принадлежат тому, кого ты любишь, и никто не может запретить тебе его любить. Даже если эти чувства не дают тебе никаких прав.

 — …Да, я понимаю, — прошептала она. — То, что Вы сказали последним. Поэтому я должна сдаться. Я не хочу напрягать.

 — Даже если ты влюбилась, ты не пыталась вести себя по-другому?

Рейчел открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыла. А действительно, она даже сейчас не собиралась ничего менять в своём отношении к Заку — она просто хотела, чтобы всё было, как прежде.

 — Если вы двое так близки, как ты сказала, значит, твой друг сможет принять твои чувства и сообщить, если ты случайно зайдёшь за какие-то рамки. В конце концов, по сути, кроме твоей любви, ничего не изменится, да? И ты достаточно умна, чтобы не навязываться.

 — …Верно, — признала Рейчел спустя какое-то время.

 — Рейчел, не сдавайся. Даже если твои чувства не взаимны — любить тебе никто не запретит.

Она не ответила — слишком сдавило горло. Она закрыла руками лицо, чтобы скрыть слёзы — чувства были слишком сильными.

Она ненавидела такое состояние. Она ненавидела, что вишенкой на торте её хреновой жизни оказались тупые подростковые проблемы и разбитое сердце. Она ненавидела, что не могла в такой ситуации реагировать, как полагается взрослому человеку. Она ненавидела своё страждущее сердце. И саму себя ненавидела.

Она ненавидела своё желание просто довериться словам Денни, когда навязчивый шёпот просил её сдаться.

 — У меня есть какое-то право на эту любовь? — задушено спросила она.

Сдайся, Рейчел. Просто сдайся.

 — А почему его не должно быть?

Потому что мне кажется, что у меня нет права в принципе кого-то любить.

 — Потому что…

Потому что я проклята.

 — Я не могу, и не буду обещать, что эти чувства не принесут боли. Но скажу точно — ты не разлюбишь по своему желанию. Это исчезает только со временем.

«Сдайся», снова шепнул голос её разума.

«Нет, не могу», ответила Рейчел самой себе.


* * *


Рей не могла просто оставить эти чувства. Это было невозможно. С того самого дня, как она осознала свою любовь, она знала, что никогда не сможет разлюбить.

Она не знала, насколько верны эти слова.

Она не разлюбила бы, потому что, едва зашла в квартиру — Зак тут же подлетел и обнял так, словно она сейчас исчезнет. Потому что он сейчас выглядел слишком испуганным от мысли, что она могла никогда не вернуться. Потому что он тут же начал шептать в её волосы какие-то извинения и позволил ей снова расплакаться на его груди.

Боже, нет, она не могла сдаться и запереть в себе чувства к этому человеку.

Даже если у него были проблемы с чувствами, словами и отношениями в целом — Рей не променяла бы его ни на кого другого.

 — Я кретин, — пробормотал Зак. — Извини. Вот бля, я снова тебя обидел, да?

 — Сейчас всё… — она собиралась сказать, что всё в порядке, но одёрнула себя. — Не так уж и плохо. Мне нужно извиниться…

 — Тс-с-с, забудь. Здесь не один я пострадавший.

Он подхватил её на руки и понёс к дивану, где они прижались друг к другу, и Рей спрятала лицо в его шею, чувствуя тепло его кожи под повязками. Какое-то время они просто молча обнимались. Потом Зак нежно взял её лицо в ладони, но выглядел предельно серьёзным.

 — Извини. Я не имел в виду… то, что сказал. У меня не от тебя были мурашки, я… не это хотел сказать.

Он не вдавался в подробности. Он всегда говорил так рвано, когда не знал, как объясниться, или не хотел, но не мог врать. Она не давила. На сей раз она собиралась уважать его чувства и позволила говорить так, как ему было удобно.

 — Да, я знаю, — попыталась улыбнуться она. — Но… всё ещё обидно.

Его глаза потемнели.

 — Я… бля, как ни скажу, сути не поменяет. Я такой идиот, что тебя обидел. Но почему ты…

 — Так, — она положила палец на его губы, призывая замолчать. — Не спрашивай. Я знаю, что ты идиот. Я такая же дура.

Зак, наконец, слегка улыбнулся и прижался к её лбу своим. Закрыв глаза, Рейчел глубоко задышала, наслаждаясь таким близким, знакомым и утешительным жестом.

 — Рей, я… не знаю, что такое любовь, — неуверенно начал Зак. — Меня этому не учили. Грей не учил, банды не учили. Сихам… любовь, о которой она говорила, была пиздецки стрёмной. Ты сказала, что любишь меня, но я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Звучало странно, но довольно логично, и реакция Зака была понятна, если его никогда не учили справляться с любовью, и он вообще не знал, на что оно похоже. Возможно, он мог не осознавать, что сам кого-то любит (и здесь Рей припомнила девушку, которую он не хотел видеть, и которая могла или не могла быть для него особенной).

Зак отстранился, и она открыла глаза. Он выглядел обеспокоенным.

 — Это сложно объяснить, — призналась она.

 — А как ты поняла?

Она глубоко вздохнула.

 — Рядом с тобой я себя не ненавижу.

Это не было и половиной её чувств, но для начала достаточно. Сейчас ей не стоило говорить ничего большего, и он понимающе кивнул.

 — Понял.

 — Точно?

 — Ага.

Рей недолго помолчала, прежде чем нежно обхватить ладонями его лицо.

 — Что Сихам говорила тебе о любви?

 — Да хуйню всякую, — тут же ответил он и отвёл глаза. — Любовь опасная. Любовь рискованная. Любовь ослабит тебя, а когда ты потеряешь любимого человека, она просто… тебя уничтожит.

Стрёмно — вот как он это описал. Он боялся любви в принципе, чувствовать её и принимать, и всё из-за какого-то объяснения, которое он и сам не до конца понимал.

 — Привязываться к кому-то уже достаточный риск. А любовь?.. Это всё, точка невозврата, — невесело рассмеялся Зак. — Рей, я видел Сихам. Любовь толкнёт тебя творить хуйню и жертвовать собой, пока ты не сгоришь заживо. Я… не хочу, чтобы ты закончила так же, — мягко добавил он. — Ты не должна жертвовать собой ради меня, потому что ты уже почти это сделала, и я этого не заслуживаю.

 — Но ты…

 — Нет, — он дотронулся её губ кончиками пальцев, перебивая. — Совсем не заслуживаю. Рей, посмотри на себя и на меня. Этот мир считает меня мёртвым, и я не могу просто вернуться в прошлое и всё изменить. Я в нормальное общество не вписываюсь. Я могу потусить с тобой на праздниках, но ты не можешь проебать всю жизнь со мной в какой-то подворотне. Я не хочу этого. У тебя впереди вся жизнь, у тебя есть будущее. Не проёбывай всё впустую ради кого-то вроде меня.

 — Но я бы никогда…

 — Рей, ты была готова сдохнуть ради меня.

Она тут же замолкла. Боже, он был прав до последнего слова. Она была готова отказаться ради него от собственной жизни, и даже сейчас готова это сделать. Она была готова умирать или лезть во тьму столько, сколько потребуется, лишь бы он вернулся к свету, в трезвый рассудок и безопасность. Он боялся этой готовности.

 — Но я не хочу тебя потерять, — прошептала она.

 — Знаю, я тоже не хочу терять тебя.

Они оба были просто идиоты, которые дорожили друг другом, но были уверены, что такой чести не заслужили. Рей прекрасно знала, каково считать себя недостойным таких чувств, и понимала, как сильно Зак боялся её потерять, уничтожить собственными руками.

Но она не могла сдаться. Просто не могла.

 — Зак, я не могу отмахнуться от этой любви, — тихо сказала Рей. — Извини, но я не могу. Клянусь, я пыталась, старалась, но не смогла. Пожалуйста, не проси меня об этом. Я обещаю, между нами ничего не изменится, я не буду навязываться, но не проси меня подавлять это.

Он смотрел на неё, и она не могла ни прочитать его выражение, ни понять его мыслей, и почему-то это было страшно. Но всё равно, она чувствовала, что обязана это сказать. Она больше не могла ничего скрывать.

У неё не осталось на это никаких сил.

 — Пожалуйста, — повторила она. — Я не прошу отвечать на мои чувства, или типа того. Просто… позволь любить тебя.

Его взгляд смягчился, и внезапно в его глазах она смогла прочитать принятие, привязанность к ней, которая была сильнее страха перед любовью. Это её успокоило — их узы всё ещё были сильнее любого страха. Зак медленно кивнул, положив на её ладонь свою.

 — Хорошо, а ты… — он поколебался. — Тоже пообещай. Я понимаю, что ты ради меня на многое можешь пойти, и что ты… меня любишь, но всё равно пообещай, — он звучал слишком отчаянно, и её сердце снова заныло. — Ты не уничтожишь себя ради меня. Что бы ни случилось, я хочу, чтобы ты жила дальше и была счастлива. Я не хочу закрыть тебе путь к свету.

 — Хорошо, — ответила она, зная, что говорит искренне. — Я постараюсь.

Зак нежно улыбнулся.

 — Умница.

Боже, эти чувства причиняла столько боли, но Рей не могла даже думать о том, чтобы отказываться от них.


* * *


 — РЕЙЧЕЛ, СЕЙЧАС ЖЕ ВЫКЛАДЫВАЙ, КАКОЙ УБЛЮДОК ВЧЕРА ДОВЁЛ ТЕБЯ ДО СЛЁЗ.

Рейчел была уверена, что если бы не рука Адрианы на плече, Ленни уже всеми пытками вытащила бы из неё адрес Зака, и из этого же парка полетела к нему с огнемётом наперевес. Адриана выглядела куда спокойнее, но она и так практически никогда не опускалась до яростных криков. Впрочем, на её лице играла такая зловещая улыбка, что Рей невольно задумалась, кто бы победил в схватке между подругами и Заком.

По логике, бесспорно, победил бы Зак — но сейчас и вправду было интересно.

 — Да всё в порядке! — испуганно пискнула она.

Адриана головой уткнулась едва ли не впритык, как жуткая кукла из ужастика.

 — Уверена?

 — Да! — крякнула Рей. — Клянусь, всё хорошо! Теперь точно.

Но подруг она ничуть не убедила.

 — А Прекрасный Принц, оказывается, тот ещё дебилоид, — выдала Ленни.

 — Ты точно его любишь? — фальшиво забеспокоилась Адриана (она действительно переживала, но надеялась, что Рей скажет «нет», чтобы они могли отомстить с чистой душой).

Рей чуть нахмурилась.

 — Доктор Денни сдал меня с потрохами?

 — Ну, мы так за тебя переживали, и в итоге засыпали его вопросами, пока он не выдал «это любовные проблемы!», а уже там догадаться было несложно, — для приличия немного покраснев, объяснила Адриана.

Рейчел вздохнула. Стоило это предвидеть. Её друзья заметили, что она хандрила и плакала, прежде чем уйти в медпункт — можно было догадаться, что они от беспокойства осадят доктора. Она не винила ни их, ни Денни. В каком-то смысле, она даже была счастлива такому волнению — но хотелось бы, чтобы друзья не выглядели такими жуткими.

Она внезапно запаниковала.

 — А Эдди знает?

 — Не переживай, мы состряпали ему достойную отмазку. Это же любовь, так что мы убедились, что он ничего не понял, — успокоила её Ленни. Рейчел облегчённо выдохнула. — Что у вас стряслось?

Она подозрительно глянула.

 — Вы успокоились?

 — Да, — хором ответили они, но ничуть не убедили.

 — Всё в порядке. Мы поговорили и разобрались, — сказала она.

 — Но ты всё равно плакала из-за него, — пробормотала Ленни.

 — Такое бывает, — тихо ответила Рейчел. — Издержки общения. Обычно мы не ссоримся, но иногда что-то накатывает. Мы… в чувствах не очень хороши. Вечно, когда ссоримся, кому-то становится очень больно. Сейчас, например, больно было мне.

Она решила не говорить, что, по крайней мере, сейчас не рисковала жизнью. Они заметили её порезы в прошлом году, потому что она пришла в школу в пластырях и повязках после той смертельной погони.

 — Ладно, — сдавшись, сказала Адриана. — Я спокойна, мы в порядке. Можешь рассказать нам.

На этот раз Рейчел поверила.

Она рассказала, что знает этого человека уже три года. Она рассказала, что они всегда были близки, полагались друг на друга и поддерживали. Они вместе пережили худшее. У них была сильная и глубокая связь, они знали друг друга лучше всех.

Но потом она влюбилась, и ей пришлось это скрывать. По многим причинам — она была маленькая, они недостаточно сблизились, ей не хватало жизненного опыта, чтобы с этим справиться, он не был готов это услышать, в жизни у них обоих были проблемы, она боялась разрушить дружбу.

Теперь она выросла, они оба повзрослели, и с каждым днём подавлять любовь становилось всё сложнее. Скрывать чувства становилось всё труднее и больнее.

И однажды она сдалась.

Рейчел решила не рассказывать о первом признании, которое Зак посчитал шуткой. Эти воспоминания всё ещё были неприятными, и подруги наверняка бы разозлились. Она просто попыталась убедить их, что парень, которого она любит, хороший, просто в чувствах слегка туповат. Ну, или не слегка.

На самом деле он был полным идиотом.

 — Значит, ты призналась, и он плохо отреагировал? — спросила Ленни.

Рейчел покривилась.

 — Хуже. Он испугался, — она не вдавалась в детали их ссоры. Отчасти, потому что не хотелось вспоминать. — Он не имел в виду то, что сказал, но меня всё равно это обидело. Он иногда выражается просто ужасно, но вчера мы поговорили, он извинился и мы объяснились. Всё в порядке.

 — Рейчел, — Адриана мягко положила руку ей на предплечье. — Ты как?

Ей снова захотелось плакать. Она подумала, что уже всё — она наплакалась достаточно в последние дни: в мусорном баке, в кабинете Денни, на руках Зака — но необходимость снова расплакаться было трудно подавить. Она могла только сжать губы и кивнуть.

В порядке она. После разговора с Заком бóльшая часть давления на её сердце испарилась. Она знала, как сильно Зак сожалел, лучше понимала, почему он так реагировал на любовь, почему испугался и поступил именно так. Даже если его «у меня от тебя мурашки» до сих пор не поддавалось объяснению и причиняло боль.

Ей было немного лучше. Через несколько дней их отношения наверняка вернутся к норме. Их узы были сильнее неразделённой любви и недопонимания, хоть она и не могла так просто всё пережить. К счастью, Зак об этом и не просил — наоборот, зная его, он ещё несколько дней будет ходить с виноватым видом и извиняться.

 — Рейчел, ты заслужила немного хорошего в жизни, — сказала Ленни, обнимая её за талию. Рей склонилась к ней, и их обеих обняла Адриана. — Поэтому мы злимся, когда ты из-за кого-то плачешь.

 — Да в порядке я, — слабо пробормотала Рейчел.

 — Но обнимашки всё равно не помешают, — ответила Адриана.

Какое-то время они так и сидели — обнявшись посреди парка — игнорируя косые взгляды прохожих, пока Рейчел не уткнулась лицом в шею Ленни. Она решила совсем немного ослабить свою крепость.

 — Я люблю его, — пробормотала она. — И не знаю, что с этим делать. Сейчас всё в порядке, я не просила его отвечать на мои чувства, но… Боже, мне так плохо, мы с ним очень близки, но так далеки друг от друга, и мне было очень тяжело скрывать свои чувства. Но я не могу его разлюбить. Пыталась — не вышло. Я не могу отказаться от него… да и не хочу, — добавила она с лёгким отчаянием.

 — Это в порядке вещей, — ответила Ленни, поглаживая её волосы. — Особенно, когда ты влюблена.

 — Но стоило бы сдаться.

 — Нет, не стоило, — отметила Адриана. — Не дави на него, не заставляй, не веди себя жутко… и не сдавайся только потому, что он не любит тебя.

Они говорили то же самое, что и доктор Денни вчера — она не должна была сдаваться, хоть и чувствовала, что должна, что у неё не было никаких прав на любовь к нему (или к кому-нибудь в принципе). Наверное, всё-таки, они были правы.

Рейчел знала, что в любом случае никуда от этой любви не денется.

 — Кто знает? — продолжила Адриана. — Может, ему нужно время. Любовь за день не приходит. Люди влюбляются постепенно, сами того не замечая, а потом просто понимают, что уже с головой утонули в чувствах.

 — Да, я знаю, — прошептала Рейчел, слегка улыбаясь от мысли, что Адриана сейчас наверняка смотрела на Ленни.

 — Ты сможешь, милая, — кивнула Ленни. — Мы с тобой. Ну, и с ним, если ему нужно будет дать пинка.

Рейчел закатила глаза, но всё равно хохотнула. Эти слова так обнадёживали, особенно от лучших друзей, как будто, в конце концов, что-нибудь действительно случится. Просто ради этой крохотной надежды она позволила себе пожелать, чтобы они оказались правы, чтобы Зак когда-нибудь всё-таки полюбил её.

И если это случится — она обязательно примет его чувства со всей душой.


* * *


Июль 2ХХ9

Завтра был день его рождения — прошло какое-то время с тех пор, как Зак повёл себя по-скотски и сильно обидел Рей. Совесть продолжала пожирать его. Да, он кучу раз успел извиниться, Рей его, кажется, простила, и между ними, как она и обещала, ничего не изменилось. Но всё же.

Всё же, он был полным ебанатом, потому что вся эта хрень (любо-о-овь, ну пиздец, он же так долго пытался её избежать) взрывала ему мозги. Он не имел ни малейшего ёбаного понятия, что это такое, как оно работает, и умирал от желания расспросить Рей. Но не смел задать ни единого вопроса.

Возможные ответы до смерти его пугали.

Если она любила его, значит, хотела целоваться? В губы, как и тогда? Она хотела дарить ему шоколадки на говнопраздник в феврале? Он притормозил полёт мысли, пока фантазия не привела к вопросу, что, наверное, Рей хотела заняться с ним более интимными вещами? Не-е-ет, он определённо на это не согласился бы, никогда, ни за что — это слишком странно, слишком чуждо, слишком стрёмно и, к тому же, рано (стоп, рано?).

Вот блядь.

Мало того, что он признал, что не был против всего вышеперечисленного — стало ясно, что он не знал вообще ничего о вещах, которые влюблённые люди хотели друг от друга. И чем эти самые люди занимались, когда вступали в отношения.

Любовь. Отношения.

То, что Зак мог сказать, основываясь на наблюдениях за влюблёнными — это было смешно, тупо и пиздецки слащаво. Ему не довелось увидеть влюблённую Сихам — и слава богу, потому что он не мог себе представить, как она тупо хихикала, держалась с кем-то за ручки, целовалась и краснела. Фу.

Нет, она определённо таким не страдала. Она была из людей, которые злились, когда им было неловко, она и Райсу дважды чуть руку не сломала (за то, что он потянулся к той же коробке хлопьев, а потом заигрывал с тем же кассиром), и не была романтичной натурой. Если она вспоминала Райса — это была нежная ностальгия, как будто они были, скорее, идиотами-соучастниками, чем розово-сопливой парочкой (не говоря уже, что «парочка» в словаре Зака априори означала «слащавый тупизм»). Сихам хранила несколько их общих фотографий. Одна из них была сделана в день их свадьбы, и она выглядела там до усрачки счастливой.

Но вне этой фотографии Зак нечасто наблюдал искреннее счастье на её лице.

Отношения. Любовь.

А ещё был Грей. Вот он-то прекрасно знал о любви, но не считал нужным рассказывать об этом Заку, потому что его передёргивало всякий раз, когда Грей заводил беседу о всякой слащавой хуйне. Кто бы мог подумать, что настоящая, блядь, любовь придёт к Заку на порог?

Он вечно забывал, что Грей был далеко не одиноким мужиком, как бы странно ни звучало. Заку вечно казалось — и отчасти, кажется до сих пор — что это была какая-то ёбнутая шутка, потому что виденное им не совсем совпадало с той хуйнёй, которую крутят по ящику и тем, что творили тошнотворно-приторные парочки на улицах. Даже наоборот, ничего вызывающего — неслучайные касания пальцев, ладони на пояснице, знающие взгляды, нежные улыбки, соприкасающиеся плечи.

Или это была не шутка, и любовь была не просто тупизной с румянцем и хихиканьем и прочей такой хренью. Может, это просто значило быть рядом с кем-то близким, эмоционально и физически, легко разделять личное пространство и знать друг друга лучше всех на свете. Может, это значило улыбку от одной мысли об этом особенном человеке или при виде чего-то, напоминающего о нём. Или же любить — значило быть собой, чувствовать комфорт, безопасность и тепло, раскрывать перед кем-то душу и ничуть об этом не жалеть.

Если так — то это был пиздец, потому что именно это он чувствовал рядом с Рей.

Нет-нет-нет, никогда. Ни в жизнь.

Это же не была любовь.

Что угодно, но не любовь.

Если любовь — это была катастрофа. Зака до сих пор пугала сама идея любви и, если принимать чужие чувства уже казалось не таким страшным — то любить самому было сущим кошмаром. Любовь толкнёт его творить хуйню и уничтожит.

Ради бога, любовь уничтожила Сихам. Она влюбилась и потеряла своего любимого, а Зак слишком хорошо осознавал, насколько они были похожи. Однажды он едва не потерял Рей. И он отказывался её терять.

Блядь, ну не знал он, что такое любовь. Его чувства к Рей могли быть любовью — а могли вполне оказаться всего-лишь-навсего ёбаной дружбой. Он был в панике, неизвестное всегда настораживало, а любовь — так вдвойне.

Ладно, хрен с любовью. А вот то, что происходило после любви, бесило куда больше.

Отношения. Парочки.

Снова-здорово. Очередная херня, с которой он не знал, что делать. В отношениях нужно было, как он понимал, отдаваться партнёру — и здесь у него были проблемы. Он не мог поступить так с Рей. Он бы посвятил ей всю свою жизнь без единой лишней мысли — не беда — но она заслуживала кого-то лучше. Зак не мог позволить ей посвятить свою жизнь ему. Она заслужила хорошей жизни и светлого будущего — и они пообещали друг другу, что она не полезет ради него на рожон.

Да и просто, у неё вся ёбаная жизнь была впереди. Она бы встретила кого-то достойнее. Она бы смогла двигаться дальше и, в итоге, кинуть его ради какого-то другого мужика.

Зак не должен был возражать против этого её выбора, но отчасти до смерти боялся, что потеряет её вот так.

 — Ох, блядь!

Зак порывисто встал с кровати, не в силах больше тупо лежать. Ему надо… выйти на свежий воздух, да. Не за убийствами, даже если какая-то его часть адски хотела перерезать кому-нибудь глотку и отвлечься от ёбаной любви. Нет, он бы просто прошёлся, пока голова не проветрится, ну, или пока он не упадёт в обморок.

Пока он не сможет отмахнуться от неподдельного страха.

 — У меня от тебя мурашки, — прошептал он самому себе.

Он до сих пор не мог поверить, что сказал что-то настолько ёбнутое и так сильно обидел Рей. Он ведь совсем не это хотел сказать — Рей никогда не вызвала бы у него мурашки.

Он произнёс эти слова в её адрес, но должен был сказать самому себе.

Чувства Рей к нему, её любовь вызывала страх, потому что он боялся любви. Но его передёрнуло от того, что он почувствовал в тот момент, когда она выпалила своё признание, и особенно, когда она его поцеловала.

Будь оно всё проклято.

Она застала его врасплох, но если и была причина, по которой он не отреагировал, то лишь одна — он не хотел. Он видел, как она подошла — мог бы оттолкнуть или отойти. Вот только ощущать её губы на своих было правильно. Ничуть не отличалось от объятий, рук на её бёдрах или поцелуя в лоб. Это было не противно, не жутко — всего лишь естественно. Поцелуй длился не больше секунды, но какой же он был пиздецки приятный.

За эту единственную секунду Зак внезапно вспомнил, как начинал видеть в Рей женщину, а не малявку. Вспомнил о тех странных чувствах, что она вызывала, и как он не хотел им доверяться. Он не доверял самому себе.

(«Ты даже самому себе доверять не можешь», снова вспомнил он, и теперь даже не пытался возмущаться — эти слова были верными, и он прекрасно это понимал).

Вся эта катавасия вывела его из равновесия. Он думал о любви, о том, что вызывала в нём Рей, и у него забегали мурашки, потому что он не мог доверять самому себе, но вместо этого, как последний ебанат, выдал «у меня от тебя мурашки». У него со словами была полная беда, с правильным самовыражением — так тем более, и он даже не остановил Рей, когда она убежала.

И это была только первая его ошибка. Впереди предстоял долгий путь.

Он собирался косячить долго и упорно, и это больше всего его напрягало. Неважно, что будет в итоге — он примет её (и свои собственные) чувства, или пошлёт всё нахуй, или застрянет где-то между — ясно было одно: без косяков не обойдётся.

Он так боялся испортить их нынешние отношения, разрушить их с Рей узы, сделать что-то неправильное и потерять её. Он просто не знал, что такое любовь, как правильно любить и принимать чужие чувства, как быть нормальным человеком, что вообще нужно было делать и как создать настоящие, здоровые отношения. Назревали очередные ошибки.

И по иронии, он был уверен в единственном — в своей полной готовности их совершить.


* * *


 — Зак?

В квартире было темно, когда пришла Рей, но Зак был дома — растянулся на диване, прикрыв глаза тыльной стороной ладони. Она подошла к нему осторожно, на цыпочках, на случай, если он спал. И — нет, его дыхание было не таким глубоким, и он зашевелился, когда она подошла.

Рей встала рядом с ним на коленях, отбрасывая школьный рюкзак рядом, и выждала секунду. Зак свободной рукой нашёл её ладонь, чтобы притянуть ближе.

 — Иди сюда.

Он с видом полусонного ребёнка схватил её и уложил на себе, положив руки ей на спину и уткнувшись в её макушку щекой.

 — И что мы делаем?

 — Дрыхнем.

 — Зак, всё хорошо?

Он выдержал паузу, прежде чем клюнуть её в волосы.

 — Ага, наверное.

Она положила руку ему на грудь, чувствуя мерный и умиротворяющий стук его сердца. В тишине и темноте позднего вечера было так спокойно просто лежать и слушать его дыхание, наслаждаться теплом его тела. Она закрыла глаза.

 — С днём рождения, Зак.

 — Спасибо, — она почувствовала улыбку в его мягком голосе.

 — И каково быть старым?

 — Я не старый!

 — До ночи ещё жить и жить, а ты уже спать собрался.

 — Я сплю, когда захочу, малявка.

Она засмеялась.

 — Что, опять утром досыпать лёг?

 — Хватит издеваться.

 — Значит, всё-таки, «да»?

 — Ладно, угадала.

Она снова расхохоталась, но теперь Зак подхватил её смех, и сейчас ей просто захотелось подтянуться на локтях и чмокнуть его в губы, пока они дурачились, как дети. Хоть она не могла, и это было неприятно — но сейчас было не так больно, как раньше. Он как будто стал чуть ближе. Ей больше не нужно было врать ни ему, ни самой себе. На душе было приятно.

Рей предпочитала быть с ним искренней, даже если это порой играло злую шутку.

 — Извини, что врала тебе всё это время, — ни с того ни с сего пробормотала она. — И извини, что я так резко… тебя поцеловала. Я не должна была так навязываться. Извини, я поступила неправильно.

Она какое-то время об этом думала. Да, Зак уже говорил, что всё в порядке. Он и не принимал этот случай близко к сердцу. С его скоростью реакции, если бы он вправду тогда хотел уклониться от её поцелуя — он бы что-то определённо сделал. Застывать в ступоре было не в его привычках.

Но всё же.

Она действовала резко и импульсивно, испугала его, последовала на поводу у своих эгоистичных желаний и не подумала о последствиях для него. Она не дала ему возможности отступить и разобраться со своими чувствами — и теперь пообещала себе никогда не навязываться.

Даже если Зак в итоге её обидел — она тоже была хороша. Для него чувства, любовь и взаимоотношения были чем-то новым и пугающим, но и Рей теперь должна была кое-чему научиться. Нужно было поступить умнее.

 — Я уже говорил тебе…

 — Всё равно позволь извиниться, — мягко перебила она. — Я знаю, что ты не обиделся, но я всё равно не должна была так поступать. Я обещала сделать всё возможное и исправить своё упрямство, помнишь?

 — Ты… — выдохнул он. — Ладно уж. В следующий раз подумаешь дважды, прежде чем творить такую хуйню. Но не надо себя угнетать — я знаю, что ты сейчас себе мозги выносишь. Оно того не стоит.

На самом деле, она не любила вспоминать эту сцену. Всякий раз, когда вспоминала — просыпалось адское желание вернуться в прошлое и треснуть ту Рей по лицу, потому что она — упрямая дурёха, не думающая о чужих чувствах. Она что, не видела, как Зак испугался? Нужно было тогда мозгами шевелить.

Она не хотела просто забить и вести себя так, будто ничего не случилось. Зак заслужил услышать её извинения, потому что она не была идеальной, она всё ещё совершала глупые ошибки, и ей стоило поступить умнее.

Но ещё она знала, что самобичеваниями горю не поможешь. Мысли в духе «нужно было догадаться» или «нужно было сделать умнее» сейчас не имели ни малейшего смысла — больше пользы Рей бы принесла, если бы усвоила урок и поступала умнее впредь. Чем бесконечно загоняться из-за одной ошибки, лучше стоило взять себя в руки, двигаться вперёд и учиться.

Она выдохнула.

 — Спасибо.

 — За что же?

 — Ты меня терпишь.

 — Да ладно, — усмехнулся он. — Это тебе за терпение нужно медаль выдать. Я же… такой кретин.

 — Вообще-то, нет. Настоящий кретин ждал бы, что я вернусь, даже когда он меня обидел, и не задумывался о моих чувствах. Ты не такой. Если бы я хотела прекратить нашу дружбу — а я, как ты понимаешь, не хочу — я бы сделала это.

 — …Ладно, звучит логично. Ты всё ещё со мной.

 — Видишь? Я не из терпения, а из чистого желания!

 — Честно, не ебу, откуда столько желания.

 — А тебе в голову не приходило, — закатила глаза Рей, — что я, наверное, тебя люблю?

Наступила долгая пауза, и не успела она подумать, что снова накосячила — Зак прикрыл лицо рукой.

 — Ну, нельзя же просто брать и говорить такое, — проворчал он. — Предупреждай меня!

Он звучал таким смущённым, что Рей рассмеялась. Она чувствовала его резкое сердцебиение.

 — Ладно. Можно сказать, что я люблю тебя?

 — Вот же засранка, — беззлобно прошипел Зак.

— Ты всё ещё можешь отказать мне.

Зак несколько секунд думал, прежде чем еле слышно ответить — она подумала, что ей послышалось.

 — …Можно.

Упс. Теперь как раз-таки её сердцебиение расшалилось, и она смущённо спрятала лицо в ладонях. Она старалась не чувствовать себя так по-тупому счастливой и по уши влюблённой, но с треском провалилась.

И теперь не могла промолчать.

 — Я люблю тебя.

Божечки, как же приятно было ему это говорить.

Пока она продолжала уважать чувства и границы Зака — она поклялась себе, что будет уважать до конца — она не собиралась скрывать свои чувства, врать и притворяться. Океан эмоций, бушующих в её груди, больше ничто не сдерживало.

Ей было гораздо легче.

Зак издал какой-то звук между стоном и скулежом — и это прозвучало далеко не в плохом смысле — и крепче прижал её к себе.

 — Ну, блин, — выдохнул он. — Почему ты такая милашка?

 — Не знаю? Мне так не кажется.

 — А ну завали. Было бы проще думать, если бы ты была не такой умилительной.

Она слабо рассмеялась.

 — Извини.

Они какое-то время молчали, но тишина была приятной. Зак водил пальцами по её спине, вдыхая аромат её волос, и Рей чуть ли не засыпала в его руках.

 — Помнишь, как я… говорил тебе, что ошибки похожи на стены? — внезапно вспомнил он. — Через которые нужно прорываться. И если остановишься перед одной — не двинешься дальше?

Она кивнула. В каком-то смысле, она никогда не забывала, а теперь и вовсе могла искренне признать, что именно этот урок снова и снова напоминал ей не погружаться в пучины самоненависти.

 — Я к чему, — продолжил Зак. — Я теперь понимаю… почему ты боялась ошибаться. Ты вечно думала о последствиях. Раньше я двигался сквозь ошибки, потому что на последствия мне было фиолетово. Сейчас я задумался, — глубоко вздохнул он.

Рей не ответила. Не то чтобы она раньше не догадалась, но теперь он сам признал — с того момента, как до него дошло, что он может её ранить, он начал опасаться собственных действий.

 — Отчасти это круто, потому что теперь я научился извиняться, и могу себе представить, что моя хуйня влияет ещё и на окружающих… Рей, я знаю, что по отношению к тебе сделаю ещё много хуйни. Мне страшно. Однажды я могу облажаться слишком сильно, и ты не вернёшься. Я бы это заслужил, но я всё равно боюсь этого.

 — Эй, — она сдвинулась, чтобы посмотреть ему в лицо. — Зак, всё будет хорошо. Я сколько раз тебе говорила, что не убегу.

Он избегал её взгляда.

 — Мне как-то раз сказали, что я не могу доверять самому себе. Я тогда злился, что пиздец, и воспринял всё так, будто мне войну объявили. Я не хотел этого слышать, думал, что… у меня в жизни всё заебись, и я себя постоянно контролирую, — Зак невесело усмехнулся. — Я был такой дебил. Я думал, что сдох бы раньше, чем признал, что не могу доверять самому себе — но вот он я, именно это и говорю.

 — Враньё это всё. Ты даже в безумии сдержался и не позволил себе меня убить. Ты стараешься не обижать меня. Ты можешь доверять самому себе, просто… наверное, боишься.

Зак вздохнул и протянул к ней руку, чтобы убрать пару прядей с лица. От мягкости жеста она едва не растаяла, но он выглядел таким задумчивым — и Рей не знала, как вернуть его прежнюю улыбку.

 — Может, ты права. Надеюсь, что ты права. Я же, типа, изменился после встречи с тобой, и мне не так уж на всё поебать. Но я… до сих пор вспоминаю, что тогда это было правдой. Я не мог доверять самому себе ни тогда, ни теперь. Я творю всякую хуйню быстрее, чем обдумываю, и до меня слишком поздно доходит, что я неправ. Иногда я не замечаю, и тебе приходится тыкнуть мне этим в лицо. А иногда я просто не хочу этого замечать.

Она хотела успокоить его, провести пальцами по лицу, поцеловать, чтобы смягчить эту бесконечную боль в голосе. Она хотела бы заверить, что всё будет хорошо, что он не совершит страшных ошибок, и никогда её не потеряет.

Но это бы не сработало.

Он прекрасно знал, как она доверяла ему — свою жизнь и саму себя в принципе — и это лишь сильнее нагнетало страх перед ошибками.

 — Ты повзрослел, — наконец сказала она. — Ты признаёшь свои ошибки, и вряд ли будешь прикидываться, просто чтобы заткнуть совесть. Ты куда надёжнее, чем о себе думаешь.

Он слабо рассмеялся.

 — А ты слишком мне доверяешь.

 — Ты доказал, что достоин моего доверия.

 — Ага, доказал, — вздохнул он и куда решительнее продолжил: — Мне уже не восемнадцать.

В её памяти будто зазвенел колокольчик. Зак в восемнадцать что-то натворил. Внутри щёлкнуло. Ей же священник рассказывал.

 — …Ты, вроде бы, в восемнадцать впервые сорвался?

Застонав, Зак откинул голову.

 — Бля-я-ядь, Грей рассказал тебе. Я ненавижу вспоминать, я был таким… мелким и тупорылым.

 — Он говорил, что ты воспринял это… личным оскорблением.

 — Да, было дело.

Она тихо засмеялась, и Зак, наконец, улыбнулся — боже, она таяла от одного вида его улыбки.

 — Это он сказал, что ты не можешь доверять самому себе? — слегка удивлённо спросила она. — После того, как ты пришёл в себя?

 — Не-а, Грей как раз знает, где нужно промолчать, — прохрипел Зак. — Помнишь, я говорил, что посрался с одной бабой несколько лет назад?

В груди неприятно потянуло. Точно, та самая особенная-не-особенная для Зака девушка. Рей знала, что это тупая мысль, что она не должна была так себя чувствовать — но она всё ещё не умела ценить себя. В голове снова и снова повторялось «бывшая» и «она лучше тебя», и Рей приложила огромные усилия, чтобы засунуть эти мысли куда подальше.

 — Помню, — просто кивнула она.

 — Ну, мы с ней были довольно близки. Типа… — его лицо смягчилось. — У нас было много общего, и она понимала, в какой я жопе. Я… как бы к ней привязался и часто её слушал, — и Зак резко закатил глаза, от чего Рей захихикала. Внутри немного потеплело. — А потом она сказала «ты даже самому себе доверять не можешь». Так холодно сказала, с ножом под моим горлом, как будто я был ёбаным врагом. Ну, я и разозлился. Я не хотел этого слышать, но с тех пор её слова преследуют меня.

 — Звучит так… подло.

 — Тоже думаешь? И она сказала сразу после того, как… я в себя пришёл. Я так сильно разозлился, что кровавое безумие прекратилось. Я вспомнил кое-что из прошлого, и она мне очень сильно напомнила Сихам. Они похожи, и я просто не удержался от сравнения… В общем, не стоит удивляться, что мы не общаемся.

 — Стой, — прищурилась Рей. — Тебе тогда было восемнадцать. Сегодня тебе стукнуло двадцать четыре. Вы не разговариваете шесть лет?

 — Э-э-э… по сути, да, но не совсем. Я перестал с ней разговаривать, так что она начала стебать и бесить всякий раз, когда мы виделись. Наверное, с тех пор мы нормально не разговаривали.

 — Зак, шесть лет?

 — Мы такие дети, — проворчал Зак.

Рей покачала головой. Было так много поводов для неуверенности из-за потенциальной бывшей, которая могла быть куда лучшей подругой, чем Рей когда-либо станет. Пусть она не была уверена, но Зак всё ещё что-то нежное к этой женщине чувствовал — с его слов, она была хорошим человеком, несмотря на конфликт и его обиду — но её самооценка порхала на уровне абсолютного нуля. Ничего необычного.

 — Ты говорил, что когда-нибудь попробуешь с ней поговорить, — напомнила Рей, одновременно удивлённая и сожалеющая о собственных словах. Она выписала себе мысленную затрещину.

Он застонал.

 — Ага. Раз уж я более-менее управился со своим прошлым, я могу признать, что мой способ снять стресс был не самым правильным. Я не хочу перед ней извиняться, но кажется, что всё-таки стоит.

 — За то, что вёл себя, как ребёнок?

Он закатил глаза и покривился — Рей могла сказать, что он надулся — а потом протянул руку, чтобы заправить прядь волос ей за ухо.

 — За то, что не понимал, каково подвергать опасности дорогих мне людей.

Он резко смягчился. Сейчас он выглядел таким взрослым, что сошёл бы на собственный возраст (Рей постоянно забывала, что Зак её старше), и от этой мысли в голове опустело, а в животе начало странно покалывать. Он зарылся пальцами в её волосы, касаясь уха большим пальцем, и неосознанно потянул её к себе. Рей вздрогнула, почувствовав его дыхание на своих губах.

На одну глупую секунду ей подумалось — а может, он хотел сейчас её поцеловать? Интересно, что бы она сделала в этом случае. Интересно, сколько времени ей понадобится, чтобы взять себя в руки и сказать ему, что это неправильно. Он не должен был целовать её, если не любит — или, по крайней мере, если он не говорил, что её любит.

Они оба резко очухались в момент, когда их губы соприкоснулись. Она буквально слетела с дивана, пока Зак со скоростью света убирал руки куда подальше. Он тут же поднялся, чтобы помочь ей встать на ноги, и Рей рассеянно подумала, что вся её удача, по ходу, сводилась к тому, что она ещё ни разу не врезалась в журнальный столик.

 — Блядь, я… Рей, прости, я не знаю…

Они оба покраснели до ушей, неспособные даже посмотреть друг на друга. Она ни разу не видела его настолько смущённым — рука, которой он поднял её, всё ещё слегка дрожала, он был в полном ауте и свободной ладонью закрыл своё лицо.

Как будто она сейчас выглядела лучше.

 — Да всё… нормально… я сама виновата… — заикаясь, выдала она и, отпустив его руку, отвернулась и обхватила себя в попытке вернуть самообладание. — Я должна была… то есть…

 — Бля-я-ядство, — отчаянно простонал он. — Не знаю, что на меня нашло. Извини.

Её сердце так быстро колотилось, что он наверняка мог услышать. Значит, он всё-таки хотел её поцеловать, они чуть не поцеловались, и боже, сейчас она вправду не знала, что делала бы в этом случае. Она не знала, что их поцелуй мог бы означать сейчас, когда Зак прямым текстом сказал, что боится любить и быть любимым.

 — Да порядок! — слишком высоко пропищала она. — Всё норм!

Порядок порядком, но она не позволила себе сказать «это пустяки» — они оба знали, что ни черта это не пустяки. Иногда поцелуй ничего не значил — Ленни целовала её в шутку, но это же Ленни, и в её случае она пыталась таким вот образом получить поцелуй от Адрианы. Для Зака поцелуй не был пустяком.

И для неё — испытывающей к нему чувства — поцелуй тоже был далеко не пустяком.

 — Вот, видишь? — мрачно сказал он. — Поэтому я не могу доверять самому себе.

 — Да успокойся, — сказала она в попытке самой сохранять спокойствие и обернулась, чтобы (как она надеялась) обнадёживающе улыбнуться. — Я бы не обиделась, но просто… не делай этого, если ничего ко мне не чувствуешь, хорошо? Это было бы неправильно.

 — …Понял. Тресни меня, если снова полезу.

Она закатила глаза, и Зак с нерешительной улыбкой в этот момент осмелился глянуть на неё.

Рей встрепала его волосы.

 — Хорошо-хорошо, не переживай. Ложись спать. Думаю, ты слишком устал, чтобы мыслить здраво.

В этот момент он зевнул, и Рей захихикала. Напряжение ослабло, почти что исчезло. За это она любила их дружбу — они могли общаться как ни в чём не бывало независимо от обстоятельств.

 — Ладно, справедливо, — согласился Зак, снова плюхаясь на диван. — Вздремну немного.

 — А я чего-нибудь приготовлю, умираю от голода. Сладких снов, — усмехнулась она, стараясь не обращать внимания на собственные до сих пор дрожащие руки. — Ещё раз с днём рождения.

Он выпустил лёгкий смешок и поймал её запястье, когда она шла на кухню. Её сердце сделало кульбит от этого жеста, и Зак чмокнул её внутреннее запястье, прежде чем отпустить.

Он сложил руки за головой.

 — Спасибо, Рей.

Она сбежала на кухню, пока его улыбка не успела соблазнить на очередной поцелуй.

Глава опубликована: 03.04.2019

4.4 Дом, личные монстры и патологическая неуверенность

Сентябрь 2XX9

Прошла первая учебная неделя, но Рей до сих пор не могла свыкнуться с мыслью, что это был её последний школьный год. Она не имела ни малейшего представления, чем хотела бы заниматься в будущем, даже при условии, что Зак подбросил неплохую идею.

Она ведь не должна была появляться на этот свет.

Она не думала, что доживёт до этого момента.

Но плевать, думала она или нет, проблема оставалась всё та же — у неё в любом случае не было ни гроша на колледж, и родители вряд ли помогут ей с этим (она искренне надеялась, что после совершеннолетия её просто выставят на все четыре стороны). Сама она хотела поступить в колледж, получить диплом и образование, жить полноценной жизнью — и на сей раз она желала этого будущего.

Просто не знала, как этого будущего достичь.

— Итак, какие планы после выпуска? — спросила она у Ленни. В конце концов, именно для этого разговора они и выбрались в кафе.

Ленни скрестила ноги и поджала губы. За лето её кожа загорела до приятного бронзового оттенка, и она обновила рыжий цвет волос — в первый школьный день, несмотря на то, что они виделись раньше, Адриана, кажется, беспрерывно пялилась на подругу.

— А фиг его знает, — пожала она плечами. — Логичным было бы вернуться во Францию, там, всё-таки, дешевле, да и с визой ковыряться не нужно. Я бегло говорю по-английски, так что, теперь могу тупо получить степень и стать училкой английского. Ну, или могу преподавать у вас французский.

Этот вариант ей явно не нравился. Это был легчайший путь — они обе это понимали — но таким образом Ленни должна была отказаться от всего, что здесь приобрела. От своих друзей. От Адрианы.

— Но на этот вариант ты не рассчитываешь.

Это даже не было вопросом. Ленни молча смотрела на Рей, затем со вздохом скрестила руки за головой — красноречивее ответа не придумаешь.

— А ты?

Рей очень любила в своих друзьях это безмолвное понимание — она ничего не говорила, но они знали, что в её семье и жизни происходили ужасные вещи. Они не настаивали на откровенных беседах, не расспрашивали, но Рей мельком давала понять, что у неё не всё так радужно, как она пыталась показать — а большего они и не просили.

— Тоже не знаю, — ответила Рей, постукивая пальцами по чашке с чаем. — Я так… хотела бы пойти в наш колледж, вместе с Эдди и Адри. Ну, и с тобой тоже, — добавила она, и Ленни еле улыбнулась. — Я просто не знаю, будет ли у меня возможность.

— Мы можем чем-нибудь помочь?

— К сожалению, вряд ли.

— Хорошо, кто-нибудь ещё может тебе помочь?

Она почти открыла рот, чтобы сказать «нет», но тут же передумала. Раньше она бы не колебалась с отрицательным ответом — но теперь у неё был Зак (которому её папа ничего не мог сделать; о котором её папа даже не знал; который жил по другим правилам и мог найти другие выходы из проблем), и он всегда был готов доказать, что её жизнь была куда большим, чем Рей думала.

Её семья так долго вбивала идею, что она никуда бы не делась от этой жизни, что она была ничем иным, как ходячим проклятием на чужие головы, и что ей было суждено влачить жалкое существование изо дня в день до самой смерти. Ведь одного факта её рождения для её родителей было достаточным поводом для наказания.

Но они были неправы — её жизнь стоила куда большего. Рей стоила куда большего.

— Наверное, да, — наконец ответила она. — Кое-кто другой сможет.

— Вот и ладушки, — улыбнулась Ленни и взъерошила ей волосы. Чуть пискнув, Рей отшатнулась. — Пожалуйста, береги себя. Ты этого заслужила.

«Да уж, проще сказать», подумала Рей и не удержалась от мысли, что её жизнь была до того запутанной, что было тяжело сделать даже такую малость — подумать о себе, признать, что она была достойна заботы.

Иногда она фантазировала о том, что было бы, будь у них с Заком сотовые, если бы он умел читать (в последнее время он делал успехи — её личный повод для гордости). Наверное, Зак каждые пять минут спамил бы вопросами, как она кушает, как она высыпается, как она себя чувствует, «может, мне позвонить?». Её вовсе не напрягало это внимание (он и без того постоянно напоминал нормально питаться в родительском доме), и идея выглядела достаточно забавной.

— Уж попытаюсь, — улыбнулась Рей.

— Договорились, — подмигнула Ленни, прежде чем откинуться на своё место.

Рей отпила чаю, не сводя с подруги взгляд.

— Ленни?

— Ась?

— Я не спрашивала раньше… Почему ты приехала в США? Обычно иностранные ученики не задерживаются дольше, чем на год, а ты уже целых три, как с нами.

Глаза Ленни блеснули чем-то отрешённым. Рей давно уже хотела спросить, но до сих пор не могла себя заставить. Эдди тоже это интересовало, да и Адриана вряд ли знала причины, по которым Ленни жила в США. Это казалось довольно личным — и они не пытались спрашивать.

Но сегодня, как ни странно, Рейчел почувствовала, что момент наступил как нельзя удачный.

— Всё сложно, хоть и проще некуда, — пожала плечами Ленни. — Здесь живёт мамина родственница, моя тётя. Наша школа принимает иностранных учеников, и никто не был против, что взамен здесь буду учиться я. И английский я всегда хорошо знала.

— Действительно, как всё просто.

— Ага, — чуть усмехнулась она. — Сложность в том, что речь идёт обо мне. Во Франции средняя школа была сущим адом. Думаю, здесь ты меня поймёшь.

Рей на секунду прикрыла глаза.

— Школьная травля.

Очевидно, у неё дома людям тяжело было принять её эксцентричную натуру — здесь всё легко списывали на чужой менталитет — но зная её сильный характер, в голове не укладывался образ жертвы травли.

Ленни даже близко не была похожа на жертву, на Рей в её худшие годы. Ленни стояла за себя, никогда не понижала голос и не позволяла себя подавить. Ленни гордилась собой несмотря ни на что, и никогда бы не пожелала стать другим человеком.

Но именно это упрямство могло вызывать в ком-то ненависть. Рей хорошо это знала.

— Я уверена, ты знаешь, как люди могут пытаться сломить просто потому, что ты упрямо не склоняешь колени. — сказала она, и Рей согласно кивнула. — Я это пережила. Я не собиралась тупо терпеть, но иногда отдельные личности не знают, когда нужно остановиться. Я в школе была не особо популярна, потому что… ну, ты и так видишь. Крашенная полуазиатка с прибабахом, странным вкусом, громкая и хрена с два затыкающаяся. Наша школа в принципе не была очень терпимой, и я всё удивлялась, как у вас свободно.

— Так говоришь, будто у нас никто никого не травит, — покривилась Рей. — Но хотя бы за внешность здесь не трогают, здесь я согласна.

— Вот, а дружба с Адрианой априори защищает от нападок всяких говнюков, — и они обменялись понимающими улыбками, прежде чем Ленни покачала головой. — Но во Франции травля вытрепала мне все нервы, вот я и приехала сюда.

— Если честно, я рада, что ты здесь.

— Я тоже рада. Я помню, будто это было вчера, как сидела в комнате и думала, что же делать, потому что такая дерьмовая жизнь меня не устраивала. — Ленни посмотрела Рейчел в глаза. — Иногда ты можешь сделать очень немногое. Иногда не получается сбежать, как это сделала я, даже если тебе готовы помочь. Но если ты можешь, по крайней мере, облегчить себе жизнь… не думай дважды. Никто не заслуживает всю жизнь прожить в дерьме.

Рей опустила глаза и почесала затылок.

— Да… Наверное, мне стоит что-то сделать. Но чем я могу себе помочь?

Одна мысль была странной — помочь самой себе, сделать что-то для себя и наплевать на родителей, на все их слова. Это, в каком-то смысле, даже пугало. Рей предпочитала помогать другим, это всегда казалось куда проще, и она не знала, почему так.

Наверное, потому что она ненавидела себя. Потому что Рейчел Гарднер не должна была появляться на этот свет. А зачем заботиться о ком-то, кто в любом случае долго не протянет?

— Что ты хочешь сделать? — спросила подруга.

Рей показала язык.

— Вот именно, говорить здесь все умеют, но что ты хочешь сделать, Елена Валлетт?

— У-у-у, ну всё, если полным именем назвала — сейчас мне будет трындец.

— Ты когда Адриане предложение сделаешь?

— Когда кольцо достану.

— Значит, ты остаёшься в стране.

Ленни так широко улыбнулась, что у неё чуть глаза не закрылись.

— Ага, значит, остаюсь.

В груди Рей разлилось странное облегчение. Не то чтобы она была уверена в однозначном отъезде — напротив, в глубине души она знала, что Ленни останется — но её подтверждение окончательно расставило все точки.

— Твоя очередь, Рейчел Гарднер. Что ты хочешь сделать? — повторила она.

— …Не знаю.

Это был слишком новый, чуждый вопрос, и над ним стоило подумать чуть дольше, чтобы найти правильный ответ. Всё, что приходило в голову сейчас, казалось нереальным (в основном, из-за родителей), но теперь появлялся другой вопрос — оно действительно было таким уж нереальным, или это просто сказывались родительские издевательства?

— Я постараюсь найти кого-нибудь, кто мне поможет, — наконец ответила она.

«Найти» — в смысле, спросить Зака, потому что он точно знал людей, которые могли бы ей помочь и остаться невредимыми — до которых не добрался бы её папа.

— Хорошая идея, — подмигнула Ленни и протянула руку.

С улыбкой Рей дала «пять».

— Спасибо.


* * *


На улице шёл дождь, и папа снова напился. Она заметила его только когда прошла полгостиной — развалившегося на диване, не потрудившегося убрать с себя пустые пивные банки. Услышав её, он поднялся.

— Сука, — отпустил он.

На её лице не дрогнуло ни мускула, но она замерла, словно олень перед фарами. Чем больше Рейчел избегала отца — тем сильнее боялась его реакции, когда они встречались. Она не хотела даже подавать видимые ему признаки существования — просто желала, чтобы её проигнорировали и оставили в покое.

Отпустили и забыли.

Как будто он этого хотел — нет, он не мог позволить себе пройти мимо и не пнуть драгоценный мячик для битья, даже если при этом повторял, что не желал её видеть. Увидев, что он идёт навстречу, Рейчел могла только попятиться и обхватить дрожащими руками ремень рюкзака.

— Извини, — промямлила она. Как же было тошно-тошно-тошно.

Её тошнило от необходимости извиняться, когда она была ни в чём не виновата, тошнило от того, что это был её родной отец. Но его запой, кажется, только усугубился, когда она перестала попадаться ему на глаза, и Рейчел не знала, что ещё сказать в свою защиту.

К маме она ничего не чувствовала — разве что, лёгкую жалость.

Папа вызывал в ней настоящий животный ужас.

Обычно ему хватало тупых извинений, если он не был слишком пьяным. Извиняйся — и возможно, к тебе будут чуть-чуть добрее. Извиняйся — и может, он ударит не так сильно. Если в случае с Лизой она была готова выдержать побои, и в итоге высказаться, постоять за себя — дома за один неправильный писк папа вполне мог отправить её на тот свет.

Или даже сделать что-то хуже.

«Что ты хочешь сделать?», спрашивала её Ленни около двух недель назад.

Прямо сейчас, пойманная в ловушку семейного насилия, вынужденная молчать, чтобы защитить других, она не могла сделать ничего другого кроме как склонить голову, извиняться и молиться, чтобы не дошло до больницы.

— Нахрена ты вообще родилась? — продолжил папа. Она сжала губы. — Кто тебя просил? Не могла в роддоме сдохнуть?

— Извини, — она почувствовала пощёчину прежде, чем он успел занести руку и сердце всколыхнулось от подступившей паники. — Извини, наверное, мне повезло. Извини, что я родилась.

Ей было больно говорить это, даже чисто ради самозащиты.

Не то чтобы она никогда так не думала — думала, и часто. Просто больно было произносить эти слова, когда она начала привыкать к мысли, что её рождение было не таким уж плохим событием.

Он смотрела папе в глаза, помутневшие от опьянения, полные ненависти, и снова попятилась. Она думала про Зака, о его словах, о его благодарности за её существование — и как можно крепче вцепилась в это воспоминание.

— Нужно было сразу продать тебя.

Рейчел застыла.

Она не слышала этих слов с тех пор, как зашила птицу.

Она даже не знала, была ли слишком испугана, чтобы думать лишний раз, или уже была уверена, что рано или поздно снова это услышит. Её будто парализовало. Старая добрая пустота начала возвращаться словно спасение, словно последняя защита её гулко бьющегося сердца.

Папино лицо было перекошенным от смеси ярости, отвращения и садизма. Словно он сам не мог поверить, как умудрился столько времени протянуть без своего мячика для битья.

Рей чувствовала, будто умирала. Её одолевало старое желание исчезнуть, провалиться сквозь землю, подальше от этого человека — уйти в безопасное место. Но её единственным выходом была смерть, потому что Рейчел хорошо помнила, на что способен её папа, что именно вынуждало её молчать о насилии, независимо от того, как далеко могли зайти издевательства.

— ХВАТИТ МОРОЗИТЬСЯ, УНЫЛАЯ БЕСТОЛКОВКА!

Он уже занёс руку, его покосило от чистой ненависти, и Рейчел явно ощущала, как умирает-умирает-умирает, потому что всё повторялось, и она должна была расплатиться за более, чем год спокойной жизни…

Раздалась трель.

Папиного телефона.

Ему звонили. Рука замерла в воздухе.

Рей закрыла глаза и глубоко вдохнула. Она бы сейчас точно рухнула — а папа уже полез за телефоном в карман и нахмурился, увидев, кто ему звонил.

— Какого хуя он хочет? — рыкнул он и принял вызов, пьяный, озлобленный, всё ещё перекошенный. Рейчел сделала шаг назад. — Чего тебе?

И он резко застыл. Всё искажение в момент исчезло с лица, и он, кажется, чуть отшатнулся от собственного телефона. Рейчел отступила ещё на шаг и почувствовала, как упирается рюкзаком в стену.

— А ты ещё, блядь, кто?

Если что-то и можно было прочитать по лицу её пьяного папы — он терял последний контроль. Она не видела его таким уже долго, а может, и вовсе никогда не видела. В конце концов, сила — власть, и папа никогда не позволял себе проявлять слабость. Он всегда выглядел сильным, держал ситуацию под контролем; но теперь он выглядел безнадёжно утопающим.

Отчасти она была в ужасе. Она едва была знакома с этой папиной стороной, она понятия не имела, что он собирался делать дальше, как он мог реагировать, и чем закончится её экзекуция.

И отчасти, она злорадствовала. Тот, кого она так долго боялась, наконец, страдал.

— Какого хрена? — выплюнул он. Она никогда не видела его напуганным, но боже, кажется, сейчас он явно испугался. — Куда делся Джеймс?

Джеймс.

От одного упоминания этого имени сердце бешено заколотилось в груди. Этот вечер, кажется, был сплошным напоминанием о том, что случилось десять лет назад, потому что она не слышала про Джеймса с тех пор, как…

Она сжала кулаки так крепко, что ногти впились в ладони. Нет, она услышала всего лишь имя. У папы были коллеги по имени Джеймс, это имя было не таким уж и редким, и вряд ли имело отношение к тому самому Джеймсу, которому её папа звонил той ночью десять лет назад, когда её жизнь сгорела дотла.

По её собственной вине.

— Умер?

В реальность её вернуло зрелище папы, побелевшего, словно полотно. Он сжал телефон в ладони, случайно задел громкоговоритель, но даже этого не заметил.

— Так точно.

Голос был женским. Не Джеймса. Далеко не Джеймса.

— Откуда… ты знаешь?

Папа говорил со смесью страха, неверия, ужасной потери в голосе. Рейчел глубоко вздохнула в попытке отогнать нарастающую панику и уже привычную дрожь, сковавшую конечности, до боли сжавшую грудь. Для побега момент был как нельзя удачный, нужно было всего лишь заставить себя шевелиться.

— Дай мне пару секунд.

Послышался знакомый рингтон входящего сообщения. Едва папа отвлёкся, чтобы посмотреть на экран, Рей смогла сдвинуться с места.

Она убегала с его глаз долой, пока он шокировано вопил. Он не обращал на дочь ни малейшего внимания — и она, не оглядываясь, достигла лестницы. Она слышала его ругань.

Она не хотела знать, что случилось.

Это было не её дело.

Она знала, что что-то точно произошло, но не знала, что именно, и это её не интересовало. Прямо сейчас всё, что было важным — она сбежала от папы, испуганного и разъярённого одновременно, и она не знала, чем всё закончится для её семьи, лично для неё.

Она бросила рюкзак на пол и закрыла за собой дверь комнаты. Ладонь на дверной ручке нервно тряслась.

Она слышала, как внизу кричит папа, слышала грохот и звяканье. Он наверняка сейчас срывал злость на мебели, разбрасывал пивные банки. Рейчел не знала, чем закончился звонок — то ли он повесил трубку, то ли женщина всё ещё была на проводе — но она уже этого не слышала.

Она понимала, то это не важно.

Она опустилась на колени, повисла на дверной ручке и прижалась к холодной двери лбом.

И закрыла глаза.

Она уже скучала по своему дому.


* * *


Она не знала, как долго простояла на коленях под дверью, слушая, как папа громит гостиную в приступе ярости — да и страха тоже — но её ноги вскоре начали болеть, и пришлось подняться.

Она чувствовала, как внутри немеет.

Она слишком хорошо знала это онемение — за ним обычно следовала мёртвая пустота.

И сегодня она поняла, как сильно ненавидела это чувство.

Разумеется, нельзя было бесконечно радоваться вопреки всему, но это онемение тенью следовало за ней, когда она переживала внутреннюю смерть. Сейчас она была на пути к исцелению — и даже вспоминать о прошлом было невыносимо.

Она не хотела быть мёртвой. Только не снова.

Закрыв глаза, Рей сделала несколько вдохов, вспомнила разговор с Ленни. Что она хотела сделать? Прямо сейчас — пойти к Заку. Упасть в его объятия, уткнуться лицом в его шею, вдохнуть его запах, почувствовать на своей талии его руки, способные защитить от всего на свете.

Она хотела домой.

Она думала про Зака, и онемение чуть-чуть отступило — достаточно, чтобы можно было открыть глаза и отойти от двери. Отпустив дверную ручку, она скользнула пальцами по металлу, прежде чем опустить ладонь.

Вдох. Выдох. Ещё раз. Она старалась думать о нём — не так уж и сложно, Зак вечно занимал её мысли — и обернулась, чтобы поднять рюкзак, закинуть на плечо и распахнуть окно.

На секунду Рей застыла. Однажды отец уже застал её возле окна, готовую сбежать, и она могла только молча трястись от ужаса.

Сейчас её комната была заперта на замок.

В другой раз она бы подумала о неприятных последствиях — но сейчас все её мысли занял Зак и чувство уюта в его доме. Отбросив последние глупые сравнения, она перелезла через окно, чтобы уйти подальше от места, которое никогда не могла назвать своим домом.


* * *


Зак открыл дверь ещё до того, как она успела постучать — и Рей тут же налетела на него, ощутила его тепло, мягкую ткань толстовки, запах, тёплую твёрдую грудь, и боже, она уже чувствовала себя как дома.

Чувствовала себя в безопасности.

— Воу-воу, — с лёгким смешком выдохнул он.

Она плакала? Да, было бы неудивительно. Она провела дома не больше часа, но казалось, что они с Заком не виделись целое столетие.

— Извини, — промямлила она. — Ты куда-то собирался?

— Нет, я… — он замолк, нежно поглаживая её волосы. — Я просто услышал тебя на лестнице. Ты как будто дверь мне снести собралась.

Он подхватил её одной рукой и отошёл, захлопывая дверь. Она не отстранялась, даже когда скидывала рюкзак с плеча на пол.

Зак пошёл к дивану, чтобы присесть на подлокотник.

— Ты в порядке? — спросил он.

Не то чтобы он и так не догадался — но хотел услышать это от неё.

— Да, — она вцепилась в его толстовку, словно до сих пор не верила, что он был рядом. — Я в порядке. В порядке… — закрыв глаза, она глубоко вдохнула. — Я просто не заметила папу. Он напился, как никогда, и… случилось кое-что странное.

— В смысле, странное?

Рей не могла определить, это в его голосе было волнение или скептицизм — в конце концов, не ей, влюблённой в серийного убийцу, говорить о странностях — и от этой мысли она расплылась в улыбке. Она чуть повернулась, чтобы снять туфли и отбросить их в сторону двери.

— Ему позвонили. Кто-то из его друзей умер.

— Клянусь, я не при делах.

Теперь она в открытую рассмеялась. Его хватка на талии чуть усилилась — как обычно, когда Зак начинал волноваться и желал её защитить — и он заворчал, потому что говорил не просто, чтобы пошутить.

— Зак, я догадалась, что это не ты, — подразнила она.

— Ты не могла знать наверняка.

Его ладони скользнули по бокам вверх, очертили шею, прежде чем достичь её скул. Обхватив её лицо, он прижался к её лбу своим.

— Зак?

— Я рад, что ты всё ещё улыбаешься.

Этим было сказано всё, и одновременно ничего. Выдохнув, она положила руки на его грудь, чтобы почувствовать его сердцебиение. Зак чмокнул её в висок и ослабил хватку.

— Что случилось?

— Говорю же, ему позвонили. Наверное, это должен был быть… — она покривилась, вспоминая её первое столкновение с Джеймсом (в любом случае, покойным). — В общем, папин знакомый. Но это был не он, вместо него звонила какая-то женщина, сказала папе… что его друг умер и наверное… мне кажется, она прислала ему фотографии.

Зак прищурился, но не сказал ни слова. Она восприняла это, как разрешение продолжать.

— Я в жизни не видела папу таким… испуганным. Не думаю, что вообще видела его в подобном состоянии.

Зак опустил уголки губ.

— А та баба, он её знает? Он испугался, потому что позвонила именно она, или…

— Нет, скорее всего, он испугался, потому что умер именно этот его знакомый, — ответила она, но не стала рассказывать о догадках. — Его обеспокоило, что позвонили специально с номера этого человека. Они вряд ли были коллегами или близкими друзьями, но от одного факта, что ему звонил не тот, кого он ожидал… Папа почти что запаниковал.

На минуту воцарилась тишина. Зак только сильнее мрачнел.

— Значит, какой-то мутный тип.

Она сглотнула комок в горле.

— Возможно.

Дальше разговор не задался. Она не рассказывала о своей почти стопроцентной уверенности, что её папа был не просто злобным копом, как и о том, что эта уверенность появилась ещё десять лет назад (у неё были плохие воспоминания об огне. Она впервые сорвалась. Зашила птицу и забыла об этом). Папа после этого не подавал виду, но…

Она никогда не забывала о том страхе — первой эмоции, что Зак увидел в её пустых мёртвых глазах.

— Блядь, вот же сука, — тихо рыкнул он и едва слышно пробубнил себе под нос: — Старик всё же спустил монстрятину с цепи. Мог бы и меня попросить.

— Ты знаешь, кто это? — оживилась Рей, но тут же всё поняла, когда Зак чуть скривился. — А. Не можешь рассказать?

— Нет, извини. Если бы мог — сказал бы сразу, но…

— Всё хорошо.

Он вздохнул, и в следующую секунду она снова прижималась к нему, пряча лицо в изгибе его шеи, и чувствовала, как он вдохнул запах её волос, зарылся пальцами в пряди. Она почти задалась вопросом, кто из них тут сильнее разволновался — но его присутствие практически изгнало любое напряжение, страх из прошлого.

— Я не хочу больше отпускать тебя в это ёбаное пристанище ада, — прошипел он с какой-то горечью в голосе.

— Как будто у меня есть выбор, — пробормотала она в его толстовку.

— Я понимаю. Блядь, я хорошо это понимаю, но просто… Просто… Однажды я тупо сорвусь и нахуй прибью твоего папашу.

Сквозь явный гнев в его голосе слышалась мрачная решимость. Мрачное обещание. Рей даже не удивилась, но и возразить никак не смогла.

— Не знаю, — ответила она. Другого ничего сказать не смогла. Он не знала, что припасло ей будущее, но кажется, Зак был однозначно уверен. — Всё, что я могу точно обещать — после восемнадцатилетия я там не задержусь.

Она не могла звать это место домом — для неё оно было ничуть не лучше тюрьмы.

— Рей, давай жить вместе.

Она резко выдохнула — и все мысли вылетели из головы. «Давай жить вместе» — так он сказал. «Давай жить вместе».

Жить вместе с ним.

Дома.

На губах уже застыла тысяча возражений и отговорок, потому что так её воспитали — она не заслуживала чужого добра и собственного счастья (только наказания), но…

— Рей, нет, — сказал он прежде, чем она успела открыть рот. — Я знаю, о чём ты сейчас думаешь. Быстро, блядь, выкинь это из головы, потому что я уже хрен-знает-сколько месяцев набирался смелости это сказать. Ты, всё-таки, заслужила полноценной жизни, а я не хочу лишний раз привязывать тебя к себе.

На несколько секунд она даже не поняла, это было его жаркое нервное сердцебиение, или её — хотя, скорее всего, и то, и другое. Ей показалось, что у него дрожали руки — еле слышно — и сердце сжалось от отчаяния в его голосе.

— Если хочешь, можешь хоть всю планету объездить. Если хочешь, можешь жить у подруг, или хоть на другой конец страны переехать. Если хочешь, можешь уехать подальше от меня, даже если… я больше никогда тебя не увижу и сгнию здесь от тоски. Я отпущу тебя и не буду даже пытаться тебя отговаривать, потому что твоя счастливая жизнь гораздо важнее моих тупых желаний… — он сделал паузу, чтобы отдышаться, как будто до этого вообще не дышал. — Но именно ты превратила это место в настоящий дом. Если ты хочешь… действительно этого хочешь, если тебя устраивает… блядь… жить вместе со мной… Если тебе некуда пойти, и ты не хочешь никуда идти — останься со мной. Здесь. У нас дома.

Она хотела сказать ему, что не могла согласиться, что он был слишком добрым — но понимала, что отчасти уже давно жила здесь. Это место уже стало её домом. Она спала в его постели, готовила на его кухне, пользовалась его ванной, зависала с ним на его диване, здесь уже давно была её одежда и личные вещи — по сути, если бы её дом в один прекрасный день сгорел дотла, она бы просто пришла к Заку и ничего не потеряла.

— Рей, — тихо позвал он. — Рейчел.

На его губах её имя звучало чем-то совершенно новым. Чем-то куда более сильным, важным и бо́льшим, чем она была на самом деле. Он произнёс её имя словно молитву, словно последнюю в жизни просьбу, словно отчаянный зов к богине.

Пожалуйста, ответь, хотел сказать он, но сдержался. Впрочем, она почувствовала невысказанную просьбу.

— Да, — выдохнула она, хотя демоны в голове навязчиво доказывали, что она не имела права даже думать о согласии. — Да, — повторила она, подавляя собственные мысли, потому что наедине с Заком, чувствуя к нему безграничную любовь, любая ненависть к себе отступала. — Да, я согласна.

Она точно сейчас плакала. Боже-боже. Зак начал смеяться — облегчённо, по-детски, свободно.

— Умница, — сказал он.

— Я люблю тебя, — просто ответила она.

Он снова рассмеялся, и она отстранилась от его шеи, чтобы увидеть на его лице улыбку, способную затмить самое яркое солнце. Он убрал ладонь с её волос, чтобы погладить лицо, коснуться большим пальцем её губ.

Зак прижался к её лбу своим — ещё не поцелуй, но достаточно близко к нему.


* * *


Рей вернулась домой в разгар родительского спора. Они были на кухне, но слышно было до самой входной двери — и Рей поняла, что устала от их ссор, но не в том же смысле, что раньше.

Она не хотела освобождаться от этих бесконечных споров смертью — скорее, просто желала, чтобы они прекратили. Желала уйти из дома и никогда не возвращаться. Теперь её даже близко не интересовали их проблемы.

— Это всё ты, шлюха! Ты меня сдала!

Она притормозила, услышав папу. Обычно она не любила прислушиваться, но если это поможет ей лучше понимать ситуацию, или вовсе даст повод уйти из дома…

Услышав мамин голос, она прошла по гостиной ближе к кухне.

— Ты ёбнутый, я здесь при чём? Ты сам себе свинью подложил! Стоило лучше следы заметать — и на тебя бы никто не вышел!

Мама явно боялась. Она не стеснялась давать папе отпор, но если у него было настроение хуже обычного — дело заканчивалось лишними побоями. Рейчел почти было её жалко. Почти.

— Кто?! — гаркнул папа. — Я даже не знаю, кто это! Джеймс мёртв, у них наводка на меня, и кроме тебя, напиздеть было некому!

— А вдруг… — заикнулась мама, — вдруг это… Не знаю, может, твои знакомые слишком любят языком почесать? Я тоже о них никогда не слышала, и никому ничего не говорила. Я, как бы, тоже здесь не последним числом, забыл?

— Блядь. Да, наверное, кто-то из них. Эти уёбки не отвечают на мои звонки.

Рейчел на цыпочках отошла от двери, стараясь понять, что всё это могло значить — для неё, в первую очередь. Папа успокоился от мысли, что виноват кто-то другой, и наверняка будет вести себя так, будто ничего не случилось, да и мама тоже. Рейчел не могла утверждать, что она в безопасности — но сейчас ей ничего не грозило.

А потом её мама безумно захохотала.

— А вдруг их всех уже поубивали?

И теперь Рей не думала дважды, прежде чем развернуться и убежать.

Она мчала по улицам, пытаясь рукой прикрыть голову от начавшего моросить дождя. Спустя считанные секунды начался плотный ливень, и Рей взвизгнула, чувствуя, как нога заскользила по земле, и инерция отправила её прямиком в какого-то прохожего.

К счастью, кем бы он ни был, этот человек не только не упал следом — но и поддержал саму Рей. Она тут же смущённо отшатнулась.

— Прошу прощения!

Смущение только усугубилось, когда она рассмотрела перед собой одну из красивейших женщин, когда-либо виданных в жизни. Она была настолько прекрасной, что Рей пялилась ей в лицо куда дольше, чем следовало бы. Настолько прекрасной, что Рей могла бы с первого взгляда влюбиться, как когда-то запала на Адриану (но на её беду, идиот-Айзек-Фостер накрепко засел в её влюблённом сердце).

— Ничего, бывает, — уверила незнакомка. Она не выглядела злой, да и дождь её, кажется совсем не напрягал. — Будь осторожна.

Рей, всё ещё смущённая, кивнула.

— Постараюсь. Прошу прощения, я… Спасибо, что поймали. Я пойду. Хорошего дня.

Она чуть склонилась, и женщина отошла в сторону. Дождь даже близко не утих — и Рей прибежала к Заку домой вымокшая до нитки.

С её волос и одежды дождевая вода чуть ли не ручьём лила. Она включила свет, но Зака на диване не оказалось — прищурившись, она заметила его, свернувшегося калачиком на кровати. Учитывая его беспорядочный график, она бы не удивилась, если бы он сейчас спал «за ночь».

Рей разулась, стянула пальто и мокрые носки. Покосившись на спящего, она решила, что всё-таки, перспектива ходить в мокрых налипших джинсах немного хуже, чем если бы Зак увидел её нижнее бельё. И она на полном серьёзе разделась прежде, чем прошлёпать по квартире в ванную. Зак, к счастью, даже не шелохнулся, и Рей поблагодарила всё сущее за избавление от столь неловкой сцены.

Пока она приняла душ, переоделась в его толстовку и вышла, Зак успел проснуться и уже сидел на кровати, очаровательно умиротворённый, с растрёпанными волосами, одним видом соблазняющий подойти и поцеловать.

— Привет, — улыбнулась она и, не успела влезть на кровать, как он схватил её запястье, чтобы притянуть к себе. — Всё хорошо?

— Ага, — выдохнул он. — Всего лишь дождь. Ебучая тоска. Давно уже такого не было. — Рей встала на коленях и обхватила ладонями его лицо. Он лениво усмехнулся. — Спи спокойно, коротышка. Всё пройдёт.

Она выгнула бровь.

— Коротышка?

— А кто же ещё? — он поддразнивал, но явственно ощущалась его необходимость что-нибудь сказать, разрядить обстановку, отвлечься. — Мелкая.

— Дылда.

Чуть посмеявшись, он уткнулся лицом в её шею. Рей провела пальцами по его волосам и почувствовала, как он обхватил её талию.

— Поговори со мной, — прошептал Зак. Его дыхание опалило её кожу, и она подавила дрожь. — Пожалуйста. О чём угодно. Я просто хочу слушать твой голос, а не… дождь. Расскажи мне… — он чуть поколебался, — как у тебя дела? Твой папаша ничего не вытворяет? Тебя не трогают?

— Не трогают, — выдохнула она. — Не переживай. Я слышала, как сегодня они с мамой спорили. Папа думал, что это она его сдала, но в итоге… они сошлись на идее, что это могли быть другие его сомнительные знакомые.

Она не рассказывала о другой части их разговора, о том, что её родители принимали последствия собственных ошибок, о воспоминаниях, связанных с этими ошибками. Слишком было рано. Уж лучше она оставит эту часть своего прошлого на потом — сейчас она только набиралась смелости, чтобы с этим столкнуться.

— Наверное, — Зак сделал паузу. — Я немного переживал, что начнётся война за территорию — ну типа, зачем ещё мутной бабе мочить такого же мутного типа? — но вроде бы, всё спокойно. Тебя не тронут.

Она кивнула. Она всё ещё не привыкла к мысли, что от одного присутствия в её жизни Зака балансировала на границе светлой и тёмной сторон её города — но рядом с ним её мало что беспокоило.

— На самом деле, я больше из-за родителей переживаю, чем из-за делёжки территории.

— Вот скоты, — рыкнул он. — Быстрее бы уже тебя в покое оставили.

— Думаю, недолго осталось. Надеюсь. Мне в любом случае там никогда спокойно не жилось.

Рей вспомнила, как он просил её жить с ним — и в груди разлилось тепло. Она могла бы рассказать Заку, что он понятия не имел, как много для неё значило его предложение, но это было бы ложью.

Его дом (их дом) стал таковым благодаря совместным усилиям.

— Предложение убить их в силе, если что.

— Зак, нет, — она засмеялась, когда он начал по-детски ворчать, и решила сменить тему, пока Зак не привёл слишком соблазнительные аргументы. — Я, когда шла к тебе, на улице буквально влетела в очень красивую женщину.

Зак снова начал что-то ворчать под нос. Ей внезапно стало интересно, мог ли он приревновать.

А почему не мог? С него станется.

Было достаточно очевидно, что Зак не совсем глух к её чувствам, но Рей не собиралась на него давить. Пусть лучше он сначала разберётся со своими чувствами, потому что сейчас у него вполне могло не быть ответов на её вопросы.

Впрочем, это не значило, что она не могла чуть-чуть себя побаловать.

— Она чем-то на тебя похожа, — продолжила Рей. — Не только внешне, но… Наверное, она похоже держалась? Она была такая крепкая и уверенная.

— Крепкая, — повторил Зак.

— Ага, она меня успокоила когда я в неё врезалась, — Рей подавила улыбку. — Она очень красивая.

— Спорим, на самом деле она — старушенция за сорок.

Рей изо всех сил сдерживала хохот, но решила не отвечать.

— О, она мне и Адриану напомнила. Наверное, всё дело в осанке. Я говорила, что Адриана мне давным-давно нравилась?

Ей нравилось, как он напрягся от этих слов, нравилось чувствовать его внутреннюю борьбу, когда он отстранился, чтобы посмотреть ей прямо в глаза. По его глазам буквально можно было прочитать, что её слова его раздражали — но он сам не понимал, почему.

— Ты… что-то такое говорила, — пробормотал он. — Вроде бы. Но разве она не мутит с твоей французской подружкой?

Ага, точно.

Ревновал, очевиднее некуда.

Она пожала плечами.

— Ну, здесь ты прав, — она была уверена, что Ленни и Адриана успеют разобраться с чувствами до выпуска, и Эдди ей проспорит. — Знаешь, ещё до того, как мы с ней подружились, я ею так восхищалась… Она всегда казалась мне потрясающей.

Сейчас Зак выглядел настолько противоречиво, что захотелось рассмеяться. Она сжала его щёки, а когда отпустила — он надулся.

— Чего смешного?

Сейчас она не сдерживалась от смеха.

— Зак, у тебя такое лицо…

— Какое?

— Ты что, ревнуешь?

Настроение чуть переменилось. Зак отвёл взгляд, скользнул руками по её бёдрам — Рей по его хватке могла бы сказать, что сейчас в нём снова проснулся собственник. Она закусила губу и не смогла подавить дрожь, когда он пристально взглянул в её глаза.

— А если да, — сказал он, — что дальше?

Она не смогла ответить. Она проигрывала в схватке, которую сама затеяла, из головы вылетели все слова и мысли — она была начисто зачарована его глазами, золотом и тьмой, и это зрелище захватывало дух.

— Не знаю, — ответила она.

Сейчас правильным было бы сказать, что она не понимала его — он боялся любить, но продолжал желать её привязанности. Она не понимала, почему он позволял ей проявлять чувства, и даже отвечал ей чем-то своеобразным — но при этом уже дважды её отверг.

Она проиграла, продула ему в собственной игре, и теперь могла только молча ждать.

Зак смахнул несколько прядей с её лица, заправил ей за ухо, улыбался ей нежно, застенчиво, и господи-боже, она могла только надеяться, что он ответит ей как можно скорее.

— Чего смешного? — задушено спросила она.

— Рей, у тебя такое лицо…

Она хотела его поцеловать. Ей было интересно, чувствовал ли он то же самое — потому что сейчас он явно смотрел на её губы — но отогнала любые провокационные мысли, чуть подвинувшись в его объятиях и уткнувшись лицом в его ключицу.

Она думала, что он удивится, хихикнет или и вовсе рассмеётся — но ничего подобного. Зак крепко обнял её, окружил теплом своего тела, зарылся пальцами в её волосы, чтобы она была к нему ещё ближе.

Он тихо запел ей на ухо, заглушая и шум дождя, и стук её сердца — и она словно вернулась в прошлое, в ту ночь, когда он впервые ей пел, когда он вернул жизнь в её глаза, когда поселил в её сердце первые ростки любви.

Он пел, и почему-то она подумала, что он тоже мог в какой-то момент в неё влюбиться.


* * *


Октябрь 2ХХ9

В итоге, Рейчел рассказала о своих любовных переживаниях Адриане. Совершенно случайно к слову пришлось — потому что Адриана умела говорить, разбиралась в психологии, подбирала правильные слова, да и дело было не так уж плохо.

Для таких советов Адриана подходила лучше всех остальных. Можно было бы попытаться поговорить с Ленни, но всё наверняка бы закончилось тупым стёбом, а Рейчел этого не хотела. Доктор Денни… ну, к нему она уже однажды обратилась. Эдди — априори не вариант, и она не собиралась рассказывать Кэти или Люси про свою зазнобу (тем более, если вспомнить, кем он был на самом деле). Адриана обычно была предельно серьёзной, и сейчас как раз нужна была свежая голова.

— Значит, так, — Адриана сложила ладони в замок на коленях. Рейчел не знала, почему все сеансы вынужденной психологии проходили в одном и том же парке, но скорее всего, ей всегда здесь было спокойнее, чем в других местах. — Ты хочешь сказать, что твой дебилоид в тебя влюбился, но боится признаться?

— Я не это сказала.

— Но именно так я и поняла.

Адриана была проницательной. Рейчел не хотела питать пустых иллюзий, но в поведении Зака было что-то далеко не просто дружеское. Впрочем, принципиально ничего не изменилось. Наверное, она слишком преувеличивала.

Но.

Однажды они чуть не поцеловались. Он признал, что ревновал, когда она уделяла романтическое внимание кому-нибудь ещё.

Это определённо не было частью дружбы.

Она уже несколько недель об этом думала, но до сих пор не поняла, было ли оно правдой, или всего лишь её глупыми фантазиями. Мнение Адрианы сейчас пришлось бы очень кстати.

— Что ты можешь сказать? — вздохнула она, запустив руку в волосы. — Потому что я… уже ничего не понимаю. Я пыталась разобраться, и… думала обо всём, что между нами было. Он же в любом случае не знает, что такое любовь. То есть, мне кажется, раньше у него кто-то был, но…

— А вот это уже твои личные фантазии, — фыркнула Адриана. — И они не вяжутся. У этого парня наверняка бывших не больше, чем у тебя.

Эти слова её успокоили, совсем чуть-чуть. Она рассказала обо всех случаях, когда Зак упоминал ту девушку, с которой не хотел разговаривать, но Адриана была уверена, что Рей просто принижала себя.

— А вдруг, — продолжила она поток паранойи, — у него с ней было то же самое? Вдруг всё было точно так же двусмысленно и непонятно, и он просто не осознал?

Адриана закатила глаза, но всё-таки не нашла, чем возразить — в любом случае, ничего нового она сказать не могла, а повторяться лишний раз было не в её привычках. Рейчел восприняла молчание как знак согласия, но тут же отвесила себе мысленный пинок. Она ведь и сама была уверена, что эта идея — не больше, чем порождение заниженной самооценки, тем более, что Зак с этой бывшей-не-бывшей уже шесть лет не общался, и было бы глупо переживать или ревновать.

Ох, блин, ревность. Она же буквально недавно дразнила этим Зака — хотя сама сейчас была ничуть не лучше.

— Или он просто не уверен в себе, как и я, — предположила она. — Он ведь, всё-таки, ревнует.

Адриана вскинула руки, словно разочарованная этим потоком сознания.

— Мы не только о ревности говорим! У вас дофига всего, и он абсолютно точно полез бы целоваться, если был поуверенней, так?

Туше́.

— Ладно, я не знаю.

— Ты пыталась его спросить?

— Я не могу.

— Почему?

Рей прикрыла глаза.

— Просто не могу.

Адриана глубоко и устало вздохнула. Открыв глаза, Рей обнаружила на себе острый взгляд.

— Рейчел, милая, стучи — и тебе откроют.

— Как будто ты на моём месте пошла и всё высказала, — огрызнулась она и показала язык. — Кто здесь уже год, как боится признаться Ленни?

Адриана заметалась. Рейчел немного пожалела о таких внезапно резких словах, но Адриана просто смутилась.

— Всё не так просто.

— Как и у меня, — заключила Рейчел. — Всё не настолько просто. У нас есть свои причины молчать.

— Я просто не знаю, как подобрать момент, — хмыкнула она. — Вдруг, это не имеет никакого смысла, потому что Ленни всё равно уедет во Францию?

Рей хотела было возразить — но передумала. Отчасти хотелось сообщить, что Ленни планировала остаться, но лучше пусть Ленни скажет ей сама.

— Да, понимаю, — она сложила руки на животе, словно ей было холодно. — Мне тоже непросто, я… уже один раз сделала ему больно. Нет, даже не один раз — всегда, когда я ставлю на первое место свои чувства, я начинаю давить, не оставляю ему никакого времени обдумать, и причиняю боль. Что ему, что самой себе. Я не хочу снова наступить на эти грабли.

— Ох, действительно сложно, — слабо рассмеялась Адриана. — А если намекнуть?

— Если намёк будет слишком тонкий — он не поймёт.

— Ну что ж, ты сама влюбилась в этого дебилоида.

— Знаешь, если бы я могла выбирать…

Она замолкла. Адриана с нескрываемым удовлетворением смотрела ей в лицо, и Рей действительно задумалась.

Если бы она могла выбрать… Она бы влюбилась в Зака по своей воле? В Айзека Фостера — человека-катастрофу, абсолютного ребёнка, не знающего ни нормальных чувств, ни отношений, печально известного серийного убийцу и просто идиота? Она бы выбрала по своей воле всю эту боль, слёзы и все выпавшие на её судьбу трудности, связанные с любовью к нему?

Глупый вопрос.

Боже, конечно же, да.

— …Я бы хотела влюбиться в него сейчас, — закончила она, чуть сжав горло. — Когда наши жизни немного наладились, проблемы частично решились, и мы повзрослели.

Теперь Адриана откровенно рассмеялась.

— Боже, как у тебя всё запущено. Знаешь, мне до сих пор кажется, что взять Ленни и переломать ему коленные чашечки за каждую твою слезинку — хорошая идея, но я поверю тебе, — и предельно серьёзно посмотрела Рейчел в глаза. — Я не знаю, кто он, и я ему не доверяю. Но я доверяю тебе, потому что у тебя есть голова на плечах, ты знаешь ситуацию куда лучше меня, и ты не тупой наивный ребёнок. Так что, Рейчел, я с тобой.

Рейчел чувствовала всю искренность в её словах, в её взгляде. Она не знала, о чём Адриана и Ленни успели догадаться, но какое-то предчувствие про Зака у них точно было. Они не пытались делиться необузданными догадками и не обсуждали это в её присутствии — но она чуяла.

Рей постоянно отказывалась давать сколько-нибудь личную информацию про своего Прекрасного Принца. Они читали газеты. Ленни видела её танцующей с высоким парнем в капюшоне в ночь, когда на Макса напал Переулочный Убийца. Макс был маминым любовником, Рей его до смерти боялась, и после того инцидента он даже близко к ней не приближался.

Они видели, как непринуждённо Рей ходила в подворотню без малейшей тревоги или страха, даже если по городу гремели серии убийств.

И когда в прошлом году убийства прекратились — подруги в раздевалке заметили, что она была ранена.

— Спасибо, — от всей души поблагодарила она.

Адриана игриво хлопнула её руку.

— Ладно, а теперь начистоту. Знаешь, что я думаю про все эти твои переживания?

— Полный кавардак?

— Ага, но не только это.

Рей резко закатила глаза в притворном раздражении.

— Что тут ещё думать?

— Ты права, — улыбнулась Адриана. — До последнего слова. Тебе не показалось.

Рей хотела всё отрицать. Запротестовать. Чисто по привычке. Но это ведь сказала Адриана, рациональная, хладнокровная. Она выслушала Рей, проанализировала все причины, по которым ей казалось, что она для Зака не «просто друг», Адриана не была ни в малейшей степени заинтересованной и никогда бы не соврала, просто чтобы порадовать подругу.

И она доверилась вслепую её выбору.

— Твой дебилоид, скорее всего, по уши в тебя влюбился.


* * *


Декабрь 2ХХ9

— А ты сегодня в особом настроении, — подметил Грей.

Зак почти подскочил на месте. Почему он никогда не слышит этого ебучего старика? Грей облокотился на дверной косяк, и Зак, рассевшись на кухонном столе, вернулся к чашке с остывшим чаем.

— Наверное, ты прав, — неохотно признал он — Мы с Рей распланировали Рождество и Новый год, ничего особенного.

— С ней у тебя всегда поднимается настроение.

Зак пожал плечами. Отрицать не было никакого смысла.

Но он не спешил рассказывать Грею, что Рей ему в любви призналась и что было дальше, как и молчал о своей внутренней борьбе от одной мысли о любви. Просто не получалось заставить себя рассказать кому-либо — даже Рей, несмотря на то, что дело касалось её — было слишком уж лично, слишком интимно, слишком страшно.

Он смог бы справиться со всем в одиночку. Действительно, он сам смог бы справиться, обдумать и разобраться. И всё снова будет в порядке.

У него не было выбора.

— Итак, — начал Грей. — Что планируете? Снова придёте в церковь?

— Никакой ёбаной церкви. Мы пойдём на ярмарку и посмотрим новогодний фейерверк с крыши. Мне хватило прошлого раза — все на нас пялились, как в музее. Они же приебутся побазарить. Нахер нужно.

— Как будто ты этого не предвидел.

— Я не предвидел, что ты меня подставишь, — прошипел Зак.

Грей невинно улыбнулся.

— Сам виноват, — во-о-от, что Зак получил за то, что доверился Грею. Нож в спину. — Я просто был счастлив, что у тебя появился друг. А сейчас она, считай, часть нашей семьи.

— В смысле? Она же…

Он замолк. Что ж, несколько месяцев назад он (наконец-то) недвусмысленно предложил Рей жить с ним — ладно, теперь она могла считаться частью семьи. Он рассказывал об этом, но был уверен, что Грей записал её в семью ещё в тот день, когда они познакомились лично (потому что Грей тупо не умел не брать людей под своё крыло). Грей наверняка был в шаге от предложения Рей оплатить учёбу, потому что именно это он постоянно и делал — помогал своей семье.

— Да, семья, — закончил Зак. — Согласен. Но всё равно, я не хочу втягивать её в ваши разборки.

— Как будто в другие разборки ты её не втягиваешь. Во всяком случае, я своё дело знаю.

Зак посмотрел ещё пристальнее. Грей уж больно самодовольным выглядел, и был абсолютно прав. Не Заку было рассказывать о разборках — всё-таки, он ведь вовлёк Рей в свои убийства.

— Тоже мне, знает он. Тебе напомнить о последних новостях? — он не собирался сдаваться. Грей знал, что Рей слышала, как её папаше позвонили с новостью, что его связь с какой бы то ни было группировкой была разорвана. — Тебе повезло, что она не пострадала, потому что тогда бы дело закончилось куда хуже, — он захохотал слишком уж безумно. — Для её ебучей семейки.

— Только не говори мне, что ты рад отсутствию повода убить её родителей. Мы не первый год знакомы.

Зак напустил ладонь в волосы — что ж, здесь Грей был прав. Рефлексы убийцы так просто не забывались. Пусть ради Рей он старался не убивать, старался быть лучше, но мораль его всё ещё была почти на нуле, а старые привычки никогда не умирали за неделю.

— Я ей ничего не говорил. Я не сказал, что это твоя работа… — он ухмыльнулся. — И что любые сомнительные друзья её папаши… Ну, их больше не было.

Они переглянулись. Когда Зак впервые его увидел, он был уверен, что Грей — самый нормальный человек в его окружении — а потом выяснилось, насколько ошибочным бывает первое впечатление.

Разумеется, Грей не был монстром — даже близко не был. В сравнении в другими людьми тёмной стороны, он был очень даже человечным.

Но всё же, он тоже был с тёмной стороны.

И любой, кто встал бы на его пути, отправился бы кормить червей.

Но, в отличие от него, Грей не трогал мирных граждан — а каждый из жертв Грея прекрасно осознавал, что на тёмной стороне нужно быть готовым к смерти в любую секунду.

— Я ждал, что ты отправишь на эту работёнку меня, — сказал Зак. — Всё-таки, здесь Рей замешана.

— Я никогда не давал тебе работу.

— Но иногда ты слишком хорошо намекаешь, что было бы неплохо кого-то-там убрать.

Грей лукаво улыбнулся.

— Признаю, виноват. Но я предпочитаю просить кого-нибудь ещё, когда нужно покинуть город. Я знаю, ты не любишь уходить с территории и быть вдали от драгоценного солнечного лучика.

Зак закатил глаза, но в словах Грея была доля правды. Он не выполнял полноценную работу — скорее так, одолжения делал — и не хотел бы, чтобы его отправляли куда-то с «миссией», даже если суть была в тупом перерезании горла. Этот город принадлежал ему, и он старался чуть-чуть защищать свою территорию, особенно, если учесть, что здесь была Рей.

— Всё настолько хуёво? — спросил он. — Ты же спустил на них личного ёбаного монстра.

— Я кое-что узнал, и мне это не понравилось, — просто сказал Грей. — Не думаю, что ты хотел бы об этом знать. Эта организация… действовала на нашей территории около десяти лет назад, и даже я о них не знал.

Зак отставил чашку, стараясь лишний раз не притрагиваться — было бы неловко случайно раздавить — потому что он легко прочитал скрытый смысл. В жилах заиграла жажда крови.

Даже он мог посчитать. Десять лет назад Рей было семь. (У неё были плохие воспоминания об огне. Она впервые сорвалась. Зашила птицу и забыла об этом.)

— Да, — рыкнул он. — Не хочу этого знать.

Ему было любопытно, да, но он всё ещё ждал, когда услышит это от Рей. Он боялся, что её прошлое настигнет так же резко и жестоко, как получилось с ним. Разве он многого хотел — хоть раз в этой ёбаной жизни не пустить Рей на рожон?

— Как я и думал, — улыбнулся Грей. — Ты бываешь таким серьёзным, только когда дело касается её.

— Да, — он даже не смутился, это была простая истина. — Она очень важна для меня и заслужила счастья и мирной жизни, понимаешь? А я не могу ничего для этого сделать, только убивать, драться и думать о нормальной помощи, но всё ещё не могу ничего сделать. Я рад, что хотя бы дал ей безопасный дом и… кое-как поддерживаю.

Он взглянул на свои руки, обагрённые невидимой кровью. Он был убийцей, тем, от кого Рей должна была держаться подальше — и не мог этого изменить. Он не отказывался от всех преступлений и не знал, как благодарить Рей за любовь к нему, несмотря на все совершённые ошибки.

И как бы эгоистично ни звучало, он не хотел, чтобы она отдалялась. Она была нужна ему, он жаждал её присутствия, её существования. Он не просил, чтобы она пыталась его исправить (можно подумать, у неё были шансы), но хотел чувствовать её в своей жизни. Чувствовать её свет, её тепло. Чувствовать всё, что она был готова ему дать, и всё, что он мог для неё сделать.

И чувствовать её любовь.

Нелегко было признать, но он не хотел терять её любовь.

— Я готов на всё, — с тенью улыбки сказал он. — Ради неё.

Готов отказаться от убийств, попытаться измениться, противостоять призракам собственного прошлого, даже был готов столкнуться с любовью.

Если бы это понадобилось — он снова стал бы монстром.

Её личным монстром.


* * *


Рей… Была милашкой. Это было самое меньшее, что он мог сказать, потому что не было никаких слов, чтобы описать по максимуму её очарование. Она продолжала носить свои шортики даже зимой (ладно, она чаще бриджи носила, но иногда даже их не надевала), заворачивалась в шарф, пока он не укрывал её по самый раскрасневшийся нос, натягивала на голову шапочку, которая даже спутанные волосы не могла укрыть, и пряталась под курткой больше её на пару размеров. И Зак просто, блядь, таял.

Он всегда считал её умилительной очаровашкой вне человеческого понимания — но почему-то, всё стало куда хуже с того дня, как она окончательно призналась ему в любви. Наверное, потому что теперь он понимал, что Рей смотрела на него совсем не так, как на других, и это только прибавляло ситуации особого шарма (как будто до этого его было мало). Он не был уверен, что его сердце выдержит.

Наверное, ещё она лучилась счастьем, свободой, потому что теперь могла не скрывать чувств. На это было приятно смотреть, и Зак наслаждался видом её любви и эмоций, которых пока не мог понять, но любил принимать.

Это было из тех вещей, о которых он раньше никогда не задумывался — наслаждение чужой любовью. Он до сих пор боялся любви — но благодаря Рей уже не так сильно. В день, когда она призналась, он от страха был готов умолять её полюбить кого-то другого, ведь она заслужила кого-то лучше, правильнее, безопаснее. Кого-то, кто мог дать бы ей всё то, чего не мог дать Зак.

Но теперь проблема была в том, что он не выносил даже одной ёбаной мысли, что Рей могла дарить всё это внимание и привязанность кому-то левому. Бля, он никогда не считал себя собственником (опасным, да, но не собственником), и знал, что в жизни бы её не заставил продолжать его любить или быть рядом… Но блядь, когда Рей рассказывала о какой-то красотке, в которую она врезалась, он осознал, насколько был ревнивым. Он ненавидел саму мысль, что она могла влюбиться в кого-то ещё. Посмотреть на кого-то, как смотрела на него. Разделить с кем-то столько же, сколько делила с ним. Улыбаться кому-то так же, как улыбалась ему.

Блядь, он ненавидел самого себя за эту ревность. Рей была вольна жить, как она того желала.

Наверное, во всей этой любовной эпопее ничто не пугало его сильнее, чем он сам. Потому что он не мог доверять самому, блядь, себе.

— Зак! — крикнула Рей.

Он вздрогнул. Рядом с ним стояла Рей — длинные волосы были завязаны в небрежный пучок, рукава были закатаны по локоть, и обеими руками она держала миску с тестом. Ну точно, она же делала печенье — и он по-идиотски на неё уставился, потому что она слишком была очаровательной.

Она засмеялась.

— Извини, я тебя напугала? — и услышала в ответ тихое ворчание. Гордость хотела ответить «нет», но Зак ненавидел враньё. Рей снова хихикнула, вытирая руки о передник. — Пожалуйста, подай мне шоколадную крошку.

Кивнув, он протянул ей упаковку, впрочем, приворовав себе немного. Она закатила глаза, но улыбнулась, когда Зак скормил ей пару штучек. Он старался не думать о её мягких губах на его пальцах, пока она высыпала шоколад в тесто и снова замешивала.

Его глаза проследили линию её затылка от уха до плеча. Он точно знал, какова её гладкая кожа на вкус, и было так пиздецки сложно не наклониться, не поцеловать её в шею.

— Эй, Рей…

Она повернулась, и он сам не до конца был уверен, что хотел сказать — в голове было слишком много всего, и это было непривычно. Было так тяжело хранить все эти тупорылые секреты — про её папашу, про его собственные чувства, которым он не должен был доверять ради неё, про свой страх и неуверенность, о которых он самому себе поклялся молчать. Он ненавидел ложь и секреты, грызущие его сердце, грозящие вот-вот сорваться с губ.

Он не мог представить, каково было ей скрывать свои чувства. Неудивительно, что всё закончилось именно так.

— Я…

Нет. Он не мог ей сказать, не сейчас. Возможно, никогда не сможет.

— Мне просто интересно, чем ты, всё-таки, собралась заниматься… после школы, — закончил он. Отчасти даже не соврал, потому что он и об этом какое-то время думал. — Не знаю, с чего подумал.

— Знаешь… Я тоже задумывалась, — призналась она. Из пучка выбилась прядь волос, и он на автомате заправил её за ухо. — Я думала о нашем разговоре… я бы хотела поступить в колледж. Я понимаю, что это не единственный выбор, но мне кажется, что он верный.

— Значит, ты определилась?

— Да. Мне надо будет обсудить это с друзьями, Кэти и Денни, но… Думаю, я решила, кем мне быть.

«Ты можешь стать кем угодно», хотел напомнить он. Его милая Рей была такой сильной, такой яркой, что он никому бы не позволил отобрать у неё светлое будущее. Ни её семье, ни себе самому.

Он посмотрел на неё нежно, уверенно.

— И кем ты хочешь стать?

— Хирургом.

Она повернулась к нему с такой улыбкой, что у него перехватило дыхание. Боже, он знал, откуда шёл этот выбор — потому что знал, чем занимаются хирурги. Он отчётливо помнил её четырнадцатилетнюю, под дождём, с самым отчаянным взглядом, что он видел в жизни, кричащую, что она убила и зашила щенка, уверенную, что она была проклятой ведьмой, монстром. Он помнил её несколько месяцев спустя, не знающую, был ли милым живой котёнок на её руках, или же станет таковым, когда она его зашьёт. Он помнил, как она упоминала шитьё, словно не хотела об этом говорить, словно она этим больше не увлекалась.

А теперь она хотела стать хирургом.

— Я долго об этом думала, — сказала Рей. — Когда оно впервые пришло мне в голову, я решила, что идеи хуже не придумаешь. Но на самом деле всё не так плохо. Я знаю, как резать плоть и знаю, как аккуратно и незаметно сшить её обратно. Раньше я так убивала, это было моим преодолением. Сейчас я хочу так помогать другим.

Было странно, что рядом с ней, благодаря ей, он знал, что значит использовать худшие из своих пороков для чужого блага. До встречи с ней он бы просто рассмеялся от одной мысли — он не понимал Грея, когда он использовал свои связи, свои ужасные способности, своего личного монстра для чужого блага. Он не понимал эту сторону Хадии, пусть они и были похожи.

Убийцы только отнимали. Убийцы не могли прикидываться, что творили добро. Такие, как он, убивали не случайно или для самозащиты — и кровь на его руках никогда не смоется.

«Я готов на всё ради неё.»

Но даже кровь могла быть другой.

Его сила, навыки, репутация, мощь — он был и оставался убийцей, но был бы рад защитить Рей и её счастье всеми доступными ему средствами. Да и пофиг, что он всю жизнь ступал по тёмной дорожке. Пофиг, что он не умел делать ничего хорошего.

Ради Рей — а уж потом для себя, и может, даже для других — он мог бы попытаться.

— Да уж… — выдохнул он. Других слов сейчас просто не было. — Да уж, Рей, ты каждый день меня чем-то удивляешь.

Она вспыхнула.

— Но я не это…

— Ты не знаешь, как тяжело мне было… это понять, — сказал он, нежно прижимаясь костяшкой к её виску. — То, что можно использовать свои худшие недостатки во благо. Я думаю, это удивительно — что ты берёшь свои страхи, и превращаешь их в силу.

— Не знаю, Зак, мне до сих пор страшно. Я боюсь… что мне слишком уж понравится… зашивать людей. Мне нужно ещё немного свыкнуться.

— Но ты всё равно уже решила.

Она склонилась навстречу его прикосновению, и их глаза встретились.

— Но я уже решила.

Его рука прошла по её щеке, пальцы скользнули вдоль шеи, очертили изгиб плеча, спустились до лопатки, и Зак огладил её спину вдоль позвоночника. Она улыбнулась ему — легко, нежно, бесконечно мягко — и он снова решил сделать всё, чтобы она была счастлива.

После всего пережитого она заслужила счастья.

(Да кто угодно в её возрасте заслуживал счастья, безопасности и чужой любви, знания, что он для кого-то важен и нужен. Даже у него в этом возрасте был Грей, всегда готовый доказать, что он рядом.)

Рей чуть хихикнула и вернулась к тесту. Зак знал, что она сейчас собиралась сменить тему на что-то более обыденное, потому то сейчас чувства накрывали её с головой, а она не хотела снова превращаться в развалину.

— Так, я почти закончила. Подашь мне поднос? Я сейчас быстренько сделаю заготовки, и мы поставим их в холодильник.

И он подыграл ей, потому что в противном случае всё закончится взаимными бесконечными благодарностями, она, наверное, расплачется, они обнимутся, он будет целовать её в макушку, и печенье так никто и не приготовит. Они слишком хорошо знали друг друга и хотели всё-таки печенье испечь.

— Понял, — он не убрал руку с её поясницы и одними пальцами обхватил её тонкую бедренную косточку. Легко дотянувшись до подноса, он расположил его возле миски на столе. — Чем-нибудь помочь?

— Мне напомнить, как ты в прошлый раз помогал?

Её глаза сияли от веселья.

— Нет.

— Я честно не понимаю, почему у тебя печеньки не получились, хотя ты повторял за мной…

— Как будто я виноват, — проворчал он. — Я же готовлю, как кретин.

Рей засмеялась, и он дулся всего несколько секунд, прежде чем еле улыбнуться. Всё-таки, её смех был слишком заразительным.

— Так, хватит с меня стебаться, — беззлобно подразнил он.

Она вытерла руки о передник и закрыла ладонью рот, чтобы скрыть улыбку.

— Тебе показалось.

— Но ты же улыбаешься.

— Вовсе нет.

— Рей.

— Не понимаю, о чем ты.

Было что-то очаровательное, чуть дерзкое в её взгляде, в насмешке, в соблазне заставить её перестать врать. Но так же и жестокое в слишком хорошем его осознании, что она стояла перед ним, босая, в обычных зимних бриджах, тупорылом умилительном фартуке, надетом на розовый свитер, что ей недавно подарила Кэти. Её глаза счастливо сияли, волосы в пучке спутались, у неё были такие длинные голые ножки, такая нежная кожа на открытых по локоть руках…

Словно магнит.

В его жилы проникло что-то жаркое, и на одну дурацкую секунду Зак перестал сопротивляться притяжению.

— Врушка, — протянул он и наклонился, чтобы поцеловать её костяшки. Как раз там, где под ладонью были её губы.

Отстранившись, он всё ещё не жалел. Пока что. Уж точно не при виде покрасневшей до корней волос Рей, взбудораженной, с глазами-блюдцами. Может, сегодня вечером он захочет убиться головой об стену, тысячу раз повторит себе, что друзья могут так делать, точно такую же тысячу раз вспомнит, что, вообще-то, нет, и именно поэтому он не мог доверять самому, блядь, себе.

Но это будет потом.

— Ты сама напросилась, — с каким-то странным удовлетворением заявил он.

Рей спрятала лицо в ладонях.

— Ты ещё и специально! Я же тебя просила, чтобы…

— Ты мне соврала. Ненавижу враньё.

— Ты такой дурила, Айзек Фостер, — проскулила она. — Я теперь хочу по-настоящему тебя поцеловать.

Он снова почувствовал, как в жилах растекается жар, но на сей раз сдержался. Он не мог, просто не мог — не потому, что не хотел, но это было бы неправильно, нечестно. Он не мог тупо идти на поводу у своих потребностей и целовать её, не позволять ей сбегать от его эмоций. Он пытался игнорировать факт, что возможно, у него было название всему тому, что он к ней чувствовал — но всё же, хотел верить, что вёл себя чисто по-дружески.

Он не мог сейчас выбросить всё на ветер и принять её любовь. Не сейчас, когда он был в полной эмоциональной прострации, склонным к тупым ошибкам, неспособным понять ни романтику, ни суть отношений без проблем или страха в итоге закончить, как Сихам. Или что Рей закончит, как Сихам.

Он не мог, ради неё же, и потому что он — последний трус.

— Может быть, однажды… — сказал он. Это было ближе всего к правде, которую он не мог ей сказать, не вывалив на её голову ушат собственной ебучей неуверенности.

Рей опустила руки и закусила губу.

— То есть, «может быть», мы с тобой…

— Да, — ответил Зак, сердце колотилось как сумасшедшее. — Может быть.

Она будто могла одним взглядом прочесть его, словно открытую книгу — ужасное чувство. Ему отчасти было жаль, что на самом деле она ничего такого не умела. Наверное, было бы проще, если бы она просто знала о том, чего он не мог ей сказать, о том, чего не мог выразить словами… Но лучше пусть она бы так и не узнала, потому что её знание не отменит проблем, и всё стало бы только сложнее.

— Зак, что ты… точно ко мне чувствуешь?

— Слишком многое, чтобы просто перечислить, — выдохнул он, на секунду прикрыл глаза и провёл рукой по волосам. — Я просто… не знаю. У меня нет для этого слов, это слишком… сложно для меня, это не только… одна любовь, там до хрена всего, и я не могу… Просто… Я не знаю…

— Зак.

Её голос прервал поток сознания. Он знал этот тон, этот её взгляд: он говорил «хватит бегать». Он чувствовал себя обнажённым и беззащитным под её взглядом, но всё равно смотрел ей в глаза.

— Рей, ты для меня особенная. Мои чувства к тебе не идут ни в какое сравнение с чувствами к кому бы то ни было. Ты для меня особенная. Ничего большего я сейчас сказать не могу.

Она медленно кивнула. Она расстроилась? Чего она ждала? Он не мог понять её сейчас.

— Но когда-нибудь ты скажешь, — сказала она.

«Когда-нибудь» — точно так же он обещал ей рассказать о своём прошлом, когда они танцевали в ночь её пятнадцатого дня рождения.

— Да, — пообещал он. — Когда-нибудь я скажу.

Глава опубликована: 10.04.2019

4.5 Ревность, поцелуи и разбитые сердца

Февраль 2Х20

Если честно, Зак очень зря переживал по поводу всей этой празднично-февральской лабуды. Во-первых, смысл ему напрягаться? День святого Валентина — тупой, слащавый, не имеющий к нему ни малейшего отношения праздник. Во-вторых, он и вспомнил-то только потому, что Рей была в него влюблена и могла придумать что-то особенное.

Он был бы не против принять от неё шоколадку.

Но всё же, отвечать на её чувства было странно, потому что ему всё ещё было страшно, но ещё страннее — потому что он всё чаще ловил себя на мысли, что хотел принять их. Даже больше — ответить взаимностью. Но он не мог ни позволить себе эту слабость, ни совершать после этого тонну дерьма, которое уж точно даром не пройдёт. Он не мог заставить себя признать свои чувства ни вслух, ни в сердце. До тех пор ему не стоило позволять себе отвечать на её романтические жесты — это было бы нечестно и ничем хорошим бы не закончилось.

Звучало тупо, но он боялся. До чёртиков боялся — ошибок, будущего, да себя самого!

А ещё после всех этих романтических жестов от Рей у него от смеси обожания и страха сердце постоянно колотилось, как невменяемое, поэтому в итоге он сидел и психовал из-за чего-то такого глупого, как День святого Валентина. Грей бы поржал с него, если бы узнал (очевидная причина, почему Грей не узнает).

Но сегодня, в ёбаный день влюблённых, Рей припёрлась к нему с самого утра вообще никакая, её лихорадкой можно было дом топить, и она несла какую-то забавную, но тупую чушь.

— Рей, — не выдержал он. — Какого хера?

Она с лихорадочным блеском в глазах и алыми от румянца щеками скинула туфли, отбросила пальто, школьный рюкзак и, чуть пошатываясь, пошла к нему на диван.

— Эй, Зак, ты замечал, как сильно похож на феечку? Феечки никогда не врут, и ты не врёшь, — повторила ошалевшая Рей всё тем же тупорылым тоном.

Она больше не могла держаться на ногах — и он поймал её в свои объятия. Как будто все её силы ушли на то, чтобы прийти к нему, и он даже отчасти знал причину. Здесь было её главное убежище. Здесь ей не нужно было притворяться сильной, и зная, что он всегда поймает, Рей могла позволить себе упасть.

— Да ты бредишь, — простонал Зак. Он прижал руку к её горящему лбу, и действительно, почему эта тупая малявка вообще вставала? Хотя, учитывая, что в её доме даже постель не была безопасным местом — понятно, почему она ушла из дома с температурой. — У тебя же вроде бы есть друг-врач? Чего к нему не пошла?

— Я не дошла до школы. Была на полпути, как голова закружилась, и я просто пошла к тебе… — Рей сделала паузу. — Или надо было пойти в школу к доктору Денни…

— И ты додумалась только сейчас?

— Мне показалось, что я должна отдохнуть в нормальном месте, и вот я здесь.

Вздохнув, он запустил ладонь в волосы. Идиотизм. Скорее всего, она тоже это в каком-то смысле понимала, просто лихорадка не позволяла нормально об этом сказать, так что Зак взял её на руки. Она ни разу не сопротивлялась — наоборот, свернулась в его объятиях, еле сжала ткань его толстовки и полностью расслабилась, в очередной раз доказывая, как сильно ему доверяла, даже если она была больна и беззащитна, а он был серийным убийцей, в душе не ебавшим, как о ком-то заботиться. Ему всегда было странно об этом думать, потому что Рей, равно как и он, выросла в насилии.

Когда всю жизнь тебя учили, что даже малейшая слабость могла тебя уничтожить, было очень тяжело позволять себе быть уязвимым перед другими.

Но это не значило, что она не видела его слабым. Пусть не физически, но эмоционально — уж точно. Зак просто плохо себе представлял, что ему можно было довериться с такой же лёгкостью, с какой он доверялся Рей.

Она казалась такой бесконечно хрупкой, что Зак почти что боялся навредить ей любым резким движением.

— Отдыхай, — приказал он, укладывая её в постель, и завернул её в одеяло, словно ролл. — Пока не начнёшь нормально соображать — не выпущу.

— Нормально я соображаю, — по-детски пробурчала она. — Я же смогла найти дорогу!

— Тебя по инерции ноги приволокли.

— Одно и то же!

Закатив глаза, он встал с кровати. Неважно, как сильно ему сейчас хотелось скользнуть под одеяло и валяться с ней в обнимку до второго пришествия — нужно было дать лекарства, и с этим никто, кроме него, помочь не мог. Он перебрал пару ящиков, пока не нащупал аптечку. В основном она там просто пылилась, потому что он болел от слова «никогда» и в обычный день в принципе забывал о её существовании. Сегодня он надеялся, что у него были какие-то подходящие для Рей лекарства.

Не то чтобы он знал конкретное название, но в коробке обычно лежали инструкции (даже тупица вроде него мог отдалённо по картинкам понять назначение, но теперь он хотя бы немного умел читать), и Зак на них рассчитывал.

Насколько он знал, лекарства не портились. После истечения срока годности эффект немного притуплялся, но по сути, их можно было принимать — и он сам удивился, что это вспомнил.

— Знаешь, Зак, мне всегда было интересно, почему у тебя разноцветные глаза… Но они такие красивые, и если ты феечка, то это всё объясняет.

Сам Зак подозревал, что дело скорее в той биологически-генетической херне, о которой Рей уже пару раз вещала и в которой разбиралась куда лучше него, но сейчас ей, по ходу, было вообще по барабану.

— То есть… У феечек глаза одинакового цвета? Зак, а феечки существуют?

— Нет, — отрезал Зак, продолжая искать эту ебучую инструкцию. — Во всяком случае, мне так не кажется.

Рей резко села в кровати.

— Нет, кажется, это только эльфы не могут врать, я читала. Стоп, а эльфы и феи — не одно и то же?

— Рей?

— А?

— В душе не ебу, о чём речь, и ты, скорее всего, тоже. Просто ложись и попробуй уснуть.

— Ладно, — послушно тявкнула она, пожала плечами и снова легла.

Наконец он нашёл этот сраный кусок бумаги с нарисованным человечком с красным лицом, было написано что-то про «жар», и следовали обложки коробок с указанными дозировками. Он принялся искать в аптечке что-то похожее, попутно молясь всему несуществующему, чтобы он понял инструкцию правильно. Может, стоило спросить Рей — и тогда бы уже она из-за лихорадки поняла что-то неправильно. Вот блядь.

Зак прикусил кончик большого пальца, чувствуя под зубами текстуру повязок. Сиделка из него точно была не ахти какая. Ладно ещё царапины подлатать, но в простуде он точно был не силён. Он и сам пару раз болел, давным-давно, ещё когда жил с Сихам, но ему для выздоровления нужно было всего лишь хорошенько отоспаться. Проблема неестественной живучести — он понятия не имел, как нормальные люди справляются с тем, что для него практически ничего не значило.

Ну и хрен с ним. Он понадеялся, что понял тот листок правильно и был не таким неудачником, каким себя считал.

— Я бы на твоём месте подумал дважды, прежде чем довериться кому-то вроде меня.

— Но ты доверяешь мне, — сонно ответила Рей. — Поэтому я доверяю тебе.

Зак был буквально обязан перепроверить, что за таблетки в той коробочке — нужно ли было их растворять, или запивать (или тупо жрать всухую, как он обычно делал). А потом он пошёл к Рей.

— Я не знаю, сколько ты должна принять, — честно сказал он, оставляя лекарства на тумбочке.

Рей прыснула.

— Нормально. Выпью как обычно.

Он посмотрел с долей недоверия — в каком месте всё нормально? — но, к сожалению, о лекарствах он знал слишком мало, чтобы спорить. Наверное, знание лекарств было одним из тех необходимых навыков выживания, которые ему стоило приобрести, и сейчас оно выглядело куда полезнее, чем его практические знания о том, как сделать взрывчатку.

Зак принёс ей стакан воды, и она запила таблетки, прежде чем со вздохом снова плюхнуться на подушки.

— Не знала, что у тебя есть лекарства.

— Да они только пылятся. Я почти не болею.

— Счастливчик, — выдохнула она, прежде чем перевести взгляд с потолка на его глаза. — И ты никогда к доктору не ходил? Даже на медосмотр? Звучит как-то дико, если честно. Мы так долго знакомы с доктором Денни, что я уже и забыла, каково это, когда тебя никто не держит на постельном режиме.

— Ну, медосмотры были, — неохотно сказал он. — Я нечасто болею, но когда-то давно мне было вообще из рук вон херово. Когда я только-только приехал сюда, я был… не в состоянии даже руку поднять. Меня отправили в больницу.

Рей резко поднялась на кровати, но он тут же уложил её обратно, положив руку на лоб. Всё ещё горячий. Она не сопротивлялась, но забавно прищурилась.

— В больницу, значит? Вот это да, я бы в жизни тебя в больнице не представила.

— Почему нет?

— В больнице же нельзя шуметь.

Он буркнул под нос что-то невнятное. Больница не была самым подходящим для него местом, потому что он убивал людей, а в больнице обычно спасали жизни. Там место нормальным людям, а не преступникам вроде него. По крайней мере, так он считал.

— И тебя просто вылечили и отпустили, даже ничего не спросили? — игриво спросила Рей.

— Это была не государственная больница, — пожал плечами он. — Частная. Там Грей хозяин. Он отправляет меня, если нарвусь на совсем уж дерьмовые раны или когда он считает, что пора провериться, но в основном я стараюсь там не светиться.

— Отец Грей владеет клиникой?

— Ага.

— Мне снова не стоит уточнять?

— Да на здоровье. Я тоже ничего об этом не знаю.

Всё, что он знал — тамошние работники проливали кровь не только невинных пациентов. И он тоже мог бы найти там работу — да хоть тяжести какие-то таскать — если бы больницы не ощущались настолько чужой территорией. Так бы он поучаствовал в неоднозначном бизнесе Грея, как член его неоднозначной семьи.

Состоящей из убийц и защитников в одном лице.

Раньше ему казалось, что он годится только на роль «убийцы», но после знакомства с Рей он признал, что и «защитником» быть довольно неплохо.

— Почему ты не хочешь туда ходить? — спросила Рей. — То есть, это хорошо, что ты стараешься лишний раз не встревать, но прозвучало так, будто дело не только в этом.

Блядь, он всегда был таким открытым, или только с ней?

— Потому что там работает семейка Грея, — простонал он. — Я уже говорил, что они любят доёбывать. И там работает та баба, с которой я не разговариваю.

Рей кивнула, и он от всей души понадеялся, что она не будет задавать другие вопросы. К его счастью, она не настаивала, и воцарилась уютная тишина. Она выглядела так, будто лихорадка ещё долго не пройдёт, но бредить вроде бы перестала. Может быть, до неё тоже дошло, что она несла полную чепуху, и она решила замолкнуть, чтобы не сбивать с толку сильнее обычного. Когда она закрыла глаза, Зак почти что подумал, что она уснула, но Рей почти сразу же снова на него смотрела — наверняка опять хотела поболтать.

— Зак, если хочешь, садись. Это же твоя кровать, — протянула она, похлопывая по матрасу, и пронзительно захохотала. Нет, она до сих пор бредила. — Я сплю здесь чаще, чем стоило бы, хотя это всё ещё твоя кровать. Хотя, наверное, сейчас она моя? Нет, постой, — нахмурилась она, — ты первый в ней спал! То есть, не сегодня, а вообще. Ты был первым. Ага. Ты её забил. Но в мусорном баке всё равно первая была я! — с триумфом заключила она.

Зак подавил искреннее желание закатить глаза. Сейчас Рей, если честно, была даже немного милой, но для него она всегда была умилительной.

— Это всё ещё моя кровать, коротышка.

— А когда я буду жить с тобой, чья это будет кровать?

Зак чуть опешил. Спасибо бинтам — она не могла увидеть тупой румянец на его щеках.

— Наша, — в итоге ответил он. — Да, как-то так.

Рей засмеялась, на её щеках всё ещё играл румянец, и в этот момент как будто кто-то распахнул дверь, возвращая в его память всё, что они пережили, и осветил все плохие воспоминания этим видением её искреннего смеха. Наша.

Он взял её ладонь в свою, переплетая пальцы, и сжал с силой достаточной, чтобы она обратила внимание.

— Зак?

— Всё хорошо, не переживай, — он ненавидел собственный внезапно охрипший голос, но не собирался от неё ничего скрывать. — Я просто рад, что ты сказала «когда», а не «если».

— Ну, я же уже согласилась, — хихикнула она. — Знаешь, ты как будто просил выйти за тебя замуж, или типа того…

Ой.

Ой-ой.

— Рей, ты что, блядь, несёшь? — бля-бля-бля, теперь и до него это дошло, и он не хотел этого понимать. — Спи уже!

— Извини, — весело сказала она. — Да ладно, это всё равно было бы нереально. Ты же умер, да? То есть, по документам. Не прямо сейчас. Да, сейчас ты живой, и мне так больше нравится. Ты гораздо красивее, когда живой.

— Ты когда успела меня мёртвого повидать?

Улыбка резко померкла.

— В моих худших ночных кошмарах.

Он тут же успокоился и поднёс её руку к губам, чтобы поцеловать костяшки.

— Меня так легко не убить.

— Я знаю, — сказала Рей. — Если кто-то из нас и умрёт, то это буду я.

— Нет.

Он медленно выдохнул, изо всех сил стараясь не повышать голос. Рей уже привыкла, что он реагировал слишком громко и бурно, она знала, что он не кричал лично на неё, но бредящая Рей могла этого не осознать. Она до сих пор вздрагивала, когда слышала чьи-то крики. До сих пор подскакивала, когда резко открывалась дверь. До сих пор извинялась больше необходимого, благодарила за сущие мелочи, дважды думала перед тем, как что-то сделать или сказать. С ним она расслаблялась, но это потому, что они давно и хорошо друг друга знали, и потому что обстоятельства их внезапной дружбы сделали его в её глазах тем, кому она могла доверять, и плевать, насколько он был на самом деле опрометчив. Ну, ещё она знала, что он никогда не причинит ей боли, и это помогало, но далеко не значило, что она просто возьмёт и забудет обо всём, что нажила со своими родителями.

— И тебя никто не убьёт, Рей, — мягко ответил он. — Я не позволю тебе умереть. Если что-то случится — беги сюда, я буду рядом. Клянусь Богом.

Рей сжала его руку, улыбнулась настолько нежно, что его сердце готово было разорваться. Она подняла свободную руку, чтобы положить ладонь на его щеку, и кончики пальцев задели обнажённую кожу на висках.

— Ты же не веришь в Бога, Зак, — пожурила она. — Но я верю в тебя.

Их глаза встретились. Он никогда бы не подумал, что чей-то взгляд будет обладать такой огромной властью над ним. Но потом он встретил её, потом она посмотрела на него со всем своим внутренним светом и смелостью, и Зак понял, что никогда по-настоящему не знал значение слова «тонуть».

— Зак? — чуть неуверенно позвала она. — Можешь меня поцеловать?

Она не должна была уточнять, куда именно. Ему не нужно было знать, зачем. И в каком-то смысле он не должен был на это отвечать.

— Не могу, — повторил он, как и много раз до этого. Она знала, что он это ответит. — Ты меня заразишь, — игриво добавил он, чтобы разрядить обстановку. Но он имел в виду не только её болезнь, и наверное, она тоже это понимала.

С улыбкой она покачала головой.

— Точно. Плохая идея.

Она опустила руку с его лица, чтобы натянуть на лицо одеяло, пока на подушке не остались одни её встрёпанные волосы.

— Ты чего, Рей? — чуть удивлённо спросил он.

— Я стесняюсь, — послышался приглушённый голос. — Мы просто болтаем, я не понимаю, что несу, но я очень-очень сильно тебя люблю, и мне постоянно кажется, что сердце сейчас выскочит из груди, когда ты вот так смотришь.

Он честно попытался не принимать близко её слова, но ничего не получилось. Спасибо, что она сейчас его не видела — он закусил губу в отчаянной попытке быть хладнокровным. Да, Рей могла ощутить, что он чуть крепче сжал её руку, но ему хотелось вообще обо всём этом забыть и в очередной раз сказать себе, что её романтические жесты ничуть не трогают.

— И как же я смотрю?

— Сам знаешь.

Она стянула одеяло под нос, обнажая только верхнюю часть лица — красные щёки и робкий, но обвиняющий взгляд. Если бы она открылась полностью, он бы не удивился, увидев, что она надулась. Она была такой очаровательной, что Зак чуть рассмеялся, склонился над ней, опираясь на руку.

Поймав её взгляд во второй раз, он не упустил её сбившееся дыхание, её чуть сжавшиеся на его ладони пальцы и дрогнувшие ресницы.

Он наклонился ближе.

— Ты должна меня остановить.

— Если зайдёшь слишком далеко — ударю, — тихо пообещала Рей. — Если я почувствую, что это неправильно.

Он хотел возразить, но его хватило на один кивок. Он мало что мог сказать на этот её тихий голосок. Она пообещала. Она не бросала слова на ветер.

— Зря ты мне так доверяешь, — добавил он.

— Я знаю, что ты не доверяешь самому себе, но доверься мне. Я знаю свои границы. Я тебе верю.

Она не имела в виду его желания — но знала, что он не переступит черту. Рей любила его, но не слепо. Она сама знала, что он мог причинить ей боль.

И даже так она просто поверила, даже если он сам считал, что это тупая идея, потому что он каким-то образом дал ей на это повод. Он завоевал её доверие, поддерживал, и она вряд ли бы разочаровалась, если бы он один раз случайно оплошал. Не то чтобы он собирался позволять себе совершать ошибки — он хотел обезопасить её от той своей стороны, которой не доверял. Но…

Но.

Он тоже ей доверял.

Она долгие годы жила бок о бок с людьми, которые причиняли ей боль, хотела добиться от них любви. Она уже поняла, что это было неправильным. Она знала, что заслуживала лучшего.

Она бы не позволила ему совершить ошибку.

— Я тоже тебе верю, — прошептал он.

Он уткнулся губами в одеяло — именно там, где были её губы. Он повторял себе, что это всего лишь долбанное одеяло и ничего не значит, даже если и без этого было неловко. Он повторял себе, что просто потакает ей, потому что она заболела.

Несмотря на это, он представлял, что в самом деле целует её. Несмотря на это, он закрыл глаза и крепче сжал её руку.

Несмотря на это, он позволил себе задержаться дольше, чем следовало бы, потому что Рей зарылась пальцами в его волосы.


* * *


Той ночью ему впервые приснилось, как он целовал Рей.

Бороться с чувствами стало ещё невыносимее.


* * *


Апрель 2Х20

Рей ожидала признания от Эдди ещё с того дня, как поняла, что он был влюблён. Он был не из тех, кто хранит всё в себе, и разумеется, прямых признаний от него ещё не звучало, но подсказок и намёков было предостаточно (некоторые были совсем уж непрозрачными, как будто он ждал, что она сама у него всё спросит). Теперь она была уверена, что он уже вот-вот всё скажет, просто не знал, как подобрать момент.

Она позволила им снова сблизиться. Он был её другом детства, не было никакого смысла ни отталкивать его, ни отвергать их дружбу — теперь точно. Ей больше не хотелось держать любимых людей на расстоянии в страхе того, что о ней подумают. Если Эдди любил её — она не собиралась ему в этом мешать. Даже если она не могла ответить ему взаимностью, она не имела права запрещать её любить.

В любви было какое-то счастье, пусть и одностороннее — счастье быть с любимым человеком, быть честным в своих чувствах. Как и была какая-то радость в том, что тебя любят, и она была искренне благодарна Эдди за его привязанность.

Именно так она поняла, что Зак в каком-то смысле тоже испытывал к ней что-то романтическое. Отчасти она не могла поверить до конца — и не сможет до тех пор, пока он не откроет рот и не скажет внятно — но поскольку она сейчас переживала то же самое с Эдди, она могла точно сказать, что Зак вёл себя далеко не точно так же. Зак не просто позволил ей любить, и не просто принимал все её жесты.

Однажды они чуть не поцеловались по-настоящему. Он ревновал. Он признал, что его чувства к ней были особенными и такого он никогда и ни к кому не чувствовал. И они уже дважды как-то косвенно целовались.

Она не делала с Эдди ничего подобного, и никогда бы не захотела сделать.

Не то чтобы он был ей противен — просто она его не любила.

Отчасти ей хотелось, чтобы он уже наконец-то признался, и она раз и навсегда всё прояснила. Эдди, наверное, даже не осознавал, что его чувства односторонние. Иногда он приобнимал её за плечи или поджимал губы, когда она в шутку флиртовала с Ленни или Адрианой — сущие мелочи, от которых складывалось ощущение, будто он считал их взаимно влюблёнными. Она могла бы и ошибаться. Она искренне надеялась, что ошибается.

Но прошли уже месяцы с того момента, как она поняла, что чувства Эдди не утихли, он до сих пор ничего не говорил, между ними висела огромная недосказанность, и она действительно не знала, как быть.

— Просто подойди и объяснись, — посоветовала Ленни.

Да, звучало лучшим выходом из всех. Она могла бы спросить Эдди напрямую, доходчиво объяснить, что нет, она не чувствует к нему того же, и заверить, что они всё ещё были друзьями. Может быть, они могли бы остаться в таких же отношениях, и не ссориться.

Но было сложно подобрать момент. Эдди не вёл себя, как влюблённый, постоянно — в обычный день она легко забывала о его чувствах, легко откладывала важный разговор и так же легко обещала себе, что попробует позже, когда он будет чуть более очевидным.

К сожалению, как и в большинстве случаев, это обернулось против неё.

— Уделишь мне минутку? — спросил у неё Эдди после уроков. — Только ты и я. Мне нужно кое-что сказать.

Она кивнула, но украдкой глянула на Ленни и Адриану, которые точно всё услышали. Ленни осторожно показала большие пальцы, Адриана ободряюще кивнула, но когда Рей выходила из класса, та как-то взволнованно положила руку ей на плечо. Рейчел искренне надеялась, что ей всего лишь показалось.

— Всё хорошо? — уточнила она. Может, он вовсе не о чувствах хотел поговорить. Даже если она ждала этого разговора столько времени, ей стало по-настоящему страшно, что она скажет что-то не так и всё испортит.

— Да, не парься, — легко бросил Эдди. — Всё в порядке.

Он держал её за рукав, пока они шли за школу. Рей изо всех сил старалась не предаваться воспоминаниям о последней ссоре с Лизой Мейвис. Сюда обычно никто не ходил, здесь было идеальное место для травли или признаний, и Эдди, кажется, был заинтересован только в последнем. Её всё ещё немного смущала идея получать от кого-то признание в любви — в конце концов, Лиза была влюблена в Эдди — но прошёл целый год, и с этим местом были связаны не только одни плохие воспоминания.

В конце концов, с Лизой она справилась, доказала, что не сломается, и сказала Ленни, что она не была чьей-то жертвой.

Когда Эдди остановился, она глубоко вздохнула, вспоминая, что она стала сильнее духом, чем была когда-то.

Он взял её руки в свои, и Рей подавила желание отпрянуть — этим она бы только обидела, и сейчас он собирался сказать кое-что действительно важное. Он не сразу собрался с мыслями (стоял с отчаянным румянцем на щеках и избегал её взгляда), но когда начал говорить, до неё внезапно дошло, почему Адриана могла переживать.

Эдди был уверен, что она ответит ему взаимностью.

— Мы знакомы уже много лет, — начал он, и с каждым словом росла как его уверенность в себе, так и её ощущение, что это происходит не с ней, а она просто смотрит со стороны. — Мы всегда были рядом, и ты всегда привлекала меня, Рейчел, с нашей первой встречи. Я не хочу, чтобы мы были просто друзьями. Извини, что держал это в секрете так долго.

— Эдди…

Он не услышал. Наверное, не хотел её услышать. Всё, что она хотела ему сказать, любые способы его отвергнуть просто вылетели из головы. В животе неприятно потянуло, в горле застыл панический крик.

— Рейчел, ты будешь моей девушкой?

В голове опустело на несколько секунд, прежде чем она вернула голос.

— Прости, — сказала она так нежно, как могла. — Но я не разделяю твоего желания.

У него сейчас было такое лицо, будто она отвесила пощёчину. Она не хотела с ним ссориться, не хотела, чтобы он её ненавидел, но чувствовала, что кажется, именно этим всё и закончится.

— Но я люблю тебя, — нервно каркнул Эдди.

Она глубоко вздохнула, крепко сжала его руки в утешающем жесте.

— Я не чувствую к тебе того же, Эдди. Ты мой друг, один из самых дорогих мне людей, но я не люблю тебя в этом смысле и не думаю, что когда-нибудь полюблю. Это не твоя вина, просто так сложилось. Прости.

Он ответил не сразу — долго смотрел на неё с явной обидой, но так и не отстранился. Она искренне надеялась, что он и сам понимал, что никто из них не выбирал, в кого влюбляться, и что она не хотела из-за этого терять их дружбу. Но потом его лицо резко исказилось от ярости.

Пришла её очередь не понимать.

— Это неправда, — сказал он.

И через мгновение её поцеловал.

Не то чтобы Рей никогда не целовала друзей. Не то чтобы она не целовала Зака, чтобы показать ему, какую именно «любовь» имела в виду. Не то чтобы она считала поцелуи каким-то высоким и священным проявлением любви.

Этот поцелуй был не в шутку. Этот поцелуй был не на секунду. Эдди целовал её грубо, насильно, без каких-либо светлых чувств — он надеялся резко взрастить в ней чувства, которых она никогда к нему не испытает. Это было неправильно.

В момент, когда стало понятно, что Эдди сам от неё не оторвётся, она резко вырвала руки и оттолкнула его изо всех сил. Голова пошла кругом, она чувствовала себя как в каком-то плохом сне. Эдди выглядел озадаченным.

— Эдди, я этого не хочу! — она обхватила себя руками и сделала шаг назад. — Извини, но я действительно не хочу!

Она сделала второй шаг. Третий. Четвёртый. Наверное, он пытался что-то ей сказать, но она не слышала — кровь стучала в висках, заглушая всё напрочь. Наверное, она так и стояла на расстоянии, ожидая, что он извинится или она найдёт какие-то другие слова.

Не случилось ни того, ни другого.

Рейчел убежала.


* * *


Она не сразу пошла к Заку. Сама не знала, почему.

Наверное, потому что это снова касалось любви и Эдди, и она не хотела видеть его реакцию, потому что ей хватало собственной злости. Она не знала, как нормально объяснить — «хэй, мой друг детства признался мне в любви и поцеловал меня, и я сейчас хочу свернуть кому-нибудь шею» звучало так себе — и не была уверена, какой ответ хотела от него услышать. Лучше для начала остыть.

Она злилась на саму себя за то, что не разобралась с этим раньше, что дала Эдди ложную надежду. Она злилась на Эдди за то, что он не принял отказ и поцеловал так, как будто мог этим заставить полюбить.

Она пошла медленнее, когда достигла переулков, и пинала всё, что попадалось под ноги. Ей не нравилось злиться на друзей, и даже если Эдди совершил ошибку — он был её дорогим другом. Она бы его простила, если бы он извинился.

Её даже не столько напряг поцелуй — она сама всё настолько запустила — сколько его грубость и настойчивость. Даже если бы она могла ответить ему взаимностью, ей не хотелось бы таких грубых поцелуев. Да если бы Зак её поцеловал настолько же грубо, она бы и его оттолкнула (правда, первые пару секунд она бы этим насладилась, потому что она бы целовалась с Заком, но всё же).

— Наверное, надо было его ударить, — буркнула она, добираясь до старого доброго мусорного бака. Здесь было её второе убежище на случаи, когда она не могла пойти к Заку домой. — Он этого заслужил.

Или нет. Она всё ещё считала, что должна защищать Эдди, и она бы чувствовала себя виноватой, если бы влепила ему пощёчину, пусть даже это не особо его ранит (во всяком случае, физически). Он плохо принял её отказ — здесь и думать не надо было — и наверняка это ощущалось примерно так же, как если бы она молча пнула его в живот.

Наверное, это было второй причиной, по которой она не хотела никому об этом рассказывать. Если она будет выглядеть слишком этим задетой, Зак снова будет порываться снести голову, а Адриана и Ленни определённо заставят Эдди немного (или много) пожалеть о своём выборе. Сейчас Эдди будет лучше, если на него будет злиться только она.

Она уселась на крышку бака, по-детски махая ногами, и решила оставаться здесь, пока не успокоится. Она могла бы избегать Зака какое-то время, но решила, что это будет только в крайнем случае, если их чувства усложнятся настолько, что они не смогут никак их контролировать, и до сих пор всё было не настолько плохо. Даже если медленно, но верно, всё шло к полному срыву — потому что Зак активно отказывался признать свои чувства — но Рей надеялась, что до крайних мер всё же не дойдёт.

Зак был плох в чувствах, так что, границы должна была определять она. После того разговора с Адрианой о его возможной любви она начала принимать кое-какие меры предосторожности на случай, если у Зака случится конфликт с самим собой. В последнее время всё стало чуть похуже — наверное, он сам начал осознавать свои чувства, и ему это вряд ли нравилось.

Она любила его, но не сходила с ума. И если кто-то должен был строить планы на крайний случай, быть достаточно зрелым и хладнокровным — она была не против взять на себя эту ответственность.

Но при этом действительно надеялась, что до этого не дойдёт.


* * *


«Ничему меня эта ёбаная жизнь не учит», отругал Зак самого себя.

Тёмные круги под его глазами не скрывали даже повязки, и он нахмурился собственному отражению, прежде чем со стоном отвернуться от зеркала. Может, однажды он и сможет справляться с внутренним конфликтом лучше, чем бессонницей, но это был определённо не тот случай.

Он знал, что снова косячил, потому что в прошлом году было то же самое, и в итоге он сорвался и чуть не убил Рей. Но сейчас он не знал, что делать с этими чувствами, и с Рей поделиться никак не мог.

По крайней мере, он даже не пытался себя обманывать и думать, что всё под контролем. Он понимал, что должен с кем-то поделиться, спросить совета, сделать хоть что-нибудь, чтобы всё не закончилось пиздецом, но это казалось нереальным. В нём слишком укоренилась вера, что он должен справляться со своими проблемами в одиночку, что другим его нытьё только навредит и так далее.

Раньше он думал, что вопроса жизни и смерти Рей будет достаточно, чтобы его изменить. По ходу, всё же нет. Рассказывать ей об этих чувствах было ещё опаснее, чем держать их в себе.

Он был просто ебанат, который никогда не научится даже на собственных ошибках, и однажды ему придётся об этом пожалеть.

Ну и насрать. Похуй на всё, пока она в безопасности.

Даже если он в итоге оттолкнёт её от себя и сгниёт от тоски — ей же будет лучше.

Когда Рей пришла, он сидел на диване, и вместо приветствия он просто хотел попросить её свалить подальше на какое-то время. Прямо сейчас он не доверял самому себе, но ещё он жаждал её близости, жаждал своего солнца, и он слишком вымотался, чтобы сформулировать что-то адекватное — так что позволил ей подойти, пока над ними нависала тяжёлая атмосфера надвигающегося пиздеца.

— Зак, ты в порядке? — встревожилась она, провела одними кончиками пальцев по его щеке, и он задрожал. Чем больше они были вместе, тем сильнее ему хотелось просто отдаться собственным чувствам. Борьба с самим собой невероятно истощала. — Ты спал?

Он покачал головой. Теперь его мучили не кошмары, которых хотелось избежать — нет, это были его собственные мечты. Ему снилась она. Ему снилось, как он целует её, ощущает её губы на своих, да так реально, как будто это было на самом деле…

Блядь.

Эти сны начали доёбывать с самого февраля, будь трижды проклят тот день влюблённых, и теперь он избегал собственных снов, словно какой-то чумы. Он не мог позволить себе такие мысли о ней — не сейчас, когда он до сих пор отказывался признать собственные чувства, когда он не доверял самому себе.

— У тебя что-то случилось? — он угадал, потому что после этого вопроса Рей чуть напряглась. — Рей, ты в порядке? Ты какая-то… загруженная.

Наверное, она почувствовала, что им не стоит быть так близко друг к другу, но даже тогда не спешила отстраняться, и мизерная дистанция между ними его убивала. Он хотел протянуть руку, притянуть к себе на колени, обхватить её талию и уснуть в её крепких объятиях. Он ненавидел быть таким эгоистичным прилипалой… и лжецом.

Нет, он не хотел просто её обнимать. Он пиздецки хотел её поцеловать, и одной этой мысли хватило, чтобы смотреть куда угодно, но не на её губы.

— Да, — в итоге признала Рей. — Кое-что стряслось. Вчера. Мне нужно было немного остыть.

Он встревоженно поднял голову.

— Родители?

— Нет, здесь порядок. Они меня не трогают.

Это его не успокоило. Она выглядела напряжённой. Даже расстроенной. Она не могла постоянно радоваться жизни, но Зак мог отличить меланхолию от случившегося пиздеца. Даже если это не касалось её родителей — что-то определённо случилось.

— Ты в порядке? — повторил он.

Она одарила его долгим тяжёлым взглядом, и Зак снова поборол желание притянуть её к себе. Истощение не позволяло мыслить трезво, и его мысли сейчас медленно отходили на второй план, уступая инстинктам, которые в обычный день с переменным успехом подавлялись. Сейчас был идеальный момент, чтобы попросить её уйти.

Он не сказал ни слова.

— Думаю, я в порядке, — сказала она. — Но я думаю… нам с тобой стоит сделать небольшой перерыв. Может, на неделю.

Его сердце пропустило удар. Рей сейчас выглядела немного виноватой, как будто не хотела, чтобы всё прозвучало именно так.

— В смысле?

— Нет, я не говорю «сейчас» или «завтра»! Просто… если из-за наших странных чувств что-то случится… — она запнулась в явной попытке подобрать правильные слова. Из его головы вылетели последние мысли. — Я не хотела показаться резкой, но мне кажется, что тебя не устраивают собственные чувства ко мне. Если всё станет хуже, мы должны взять друг от друга перерыв, чтобы ты подумал наедине с собой. Я просто предлагаю, чтобы в случае какой-нибудь ссоры я осталась дома на несколько дней, и ты хорошенько подумал, пока всё не закончилось, как в прошлый раз.

«Да», должен был ответить он. «Это правильная мысль, тебе не нужно постоянно думать обо мне и моей неуверенности в себе. Если я снова проебусь, мне стоит взять перерыв и обмозговать всё, что я натворил, может, спросить совета у Грея и прояснить, чего мне хочется, потому что я хочу быть с тобой честным».

Он действительно так думал. Он должен был так сказать.

Но ещё в его голове отбойным молотом повторялось: нет-нет-нет-нет-нет.

Нет.

В жилах разлилась паника от одной мысли, что Рей будет вдалеке от своего убежища, вдалеке от него, что он не сможет увидеть её и убедиться, что она цела и невредима. Его солнце уйдёт по его же собственной ёбаной вине.

Та его часть, которая всё ещё оставалась рациональной, говорила, что это идиотизм, и Рей была всецело права, но он не слушал, он не хотел слушать, не собирался, и он просто…

Паниковал.

— Рей… блядь, да с чего ты это начала? — он потянулся было к ней, но она чуть заметно напряглась, и это было почти физически больно. — Я что-то натворил?

— Нет-нет, дело не в тебе! — теперь уже она паниковала. Чёрт, всё уже катилось по наклонной, но он не мог ничего поделать, не мог никак это остановить, потому что из головы вылетели последние ёбаные мысли. — Я… Эдди…

Эдди.

Тот друг.

Парень, который в неё влюбился.

Приглушённые мысли прорезала вспышка острой треклятой ревности. Ревности, неуверенности, желания никому её не отдавать, чистой ярости и ненависти к самому себе от мысли, что он сам спрашивал, почему бы ей не встречаться с Эдди.

Зак отдалённо осознал, что обхватил её запястье, и в его жилах ядом кипела злость.

— Рей, — низко рыкнул он. — Он что-то тебе сделал?

Она выглядела испуганной. В другое время одного этого зрелища хватило бы, чтобы он в секунду отпустил её и извинился; но сейчас он был уставшим, истощённым, напуганным и злым, и вот с этого момента он точно не мог доверять самому себе.

(В глубине сознания пронеслась мысль, что он мог бы заставить её себя ненавидеть, потому что ей было лучше без него, и он заслужил этой боли.)

— Он признался мне в любви, — пробормотала Рей с непонятным выражением, застрявшим где-то между страхом и пустотой.

Зак почувствовал, как под ногами разверзлась бездонная яма, и с каждым словом Рей он падал и падал и падал, всё глубже и глубже.

— Я его отвергла, сказала, что он просто друг. Он… меня не понял, — Рей сидела с каменным лицом. Хватка на запястье усилилась. — Он поцеловал меня.

Мир

внезапно

остановился.

Потому что он

уже довольно давно

мечтал

её поцеловать.

— Я убью его нахуй.

За то, что этот пацан поцеловал её несмотря на то, что она отвергла, поцеловал её, зная, что она его не любит, поцеловал её раньше, чем это сделал сам Зак — и он устал, так сильно устал от бессонницы, от неравной битвы со своими чувствами к Рей, от страха перед ошибками, так устал-устал-устал…

Уставший, тупой и склонный к ошибкам. Ненавидящий самого себя за все те мерзкие мысли, которые не должны были появляться в его голове — но стали громче любого здравого смысла.

— Не надо! — воскликнула Рей. — Я его оттолкнула. Я злюсь на него, и я подожду, пока он не придёт извиняться. Это его ошибка, и я не собираюсь легко его прощать. Я почти уверена, что он уже всё понял.

— Он полез целоваться, когда ты его отшила, — прошипел Зак.

— Ничего, это моя проблема, и я с этим разберусь. Ты даже самого себя не можешь в порядок привести!

За те несколько секунд, что они молча смотрели друг другу в глаза, между ними возникло самое настоящее электрическое напряжение. Если бы Зак мог думать — он бы заметил, что она устала не меньше него, он бы догадался, что на пределе не только он, и что они оба сейчас могут совершить страшные ошибки.

Если бы он мог.

— Да, — признал он. Рука задрожала от еле сдерживаемой злости. — Не могу. Я ненавижу его всем своим ёбаным сердцем и хочу снести ему голову за то, что ему хватило наглости тебя поцеловать.

«И себя я тоже ненавижу», в глубине души подумал он. «Я ненавижу себя за то, что несу тупой нелогичный бред, а ты заслужила лучшего. Я ненавижу себя за собственные ёбаные мысли, я так сильно себя ненавижу, что мне кажется, что ты тоже должна меня ненавидеть».

— За что? — злобно прошипела Рей. — За что ты его ненавидишь? За то, что он меня поцеловал, а ты — всё ещё нет?

Перед его глазами всё подёрнулось алой дымкой.

Блядь-блядь-блядь-блядь-блядь.

— Зак, прекрати это. Да, я была бы рада, если бы на его месте был ты. Но мы оба знаем, что этого не случится, потому что ты не скажешь мне… да ладно, ты не скажешь даже самому себе, что ты ко мне чувствуешь.

Он лжец, самый настоящий лжец. Даже если она этого не сказала — она подразумевала, потому что знала о его чувствах лучше него самого. Но она ждала, и ждала, и ждала хоть чего-нибудь, и наверное, ей это тоже уже надоело. Она устала ждать. Он — ёбаный лжец.

— Завали, Рей, — прорычал он.

Её руки сжались в кулаки.

— Ну, вперёд, Зак. Поцелуй меня, если тебе так хочется. Поцелуй меня, если тебе хватит наглости.

Он смотрел на неё сквозь призму всепоглощающей ярости, отвратительных мыслей и ненависти к самому себе — а она откровенно провоцировала. Он не знал, что сейчас должен сказать, да и поздно было для слов. В его голове в принципе никаких слов не осталось — один крик желания и страха, и ничего больше.

Та часть, которая отчаянно хотела её поцеловать, кипела от злости.

Та часть, которая осознавала, что он сейчас пускал их отношения по наклонной и был меньше, чем в шаге от огромного проёба, призывала отстраниться, призывала снова и снова, но он не мог.

Та часть, которая боялась её любить, даже не шевелилась.

Та часть, которая была уверена, что она должна держаться от него подальше, и он заслужил её ненависти, не подавала никаких признаков жизни.

Из головы давно вылетели последние мысли.

Давно.

Он мог только смотреть на неё и желать — отвратительно, мерзко и пошло.

— Видишь? — выдохнула Рей. — Ты этого не сделаешь. Ты просто не можешь.

Тупой лжец.

Трусливый лжец.

Лжец.

— Ты уже давно бегаешь что от меня, что от себя самого, и я порядком устала от твоей игры в «тяни-толкай». Ты устанавливаешь какие-то границы, но ведёшь себя так, будто их не существует. Ты даёшь мне надежду, но ни намёка на какой-то определённый ответ. Эдди тоже с этим столкнулся, но, спасибо ему хотя бы за то, что он был со мной честен. Пожалуйста, Зак, прекрати злиться, потому что лично тебе незачем переживать. Ты просто кормишь собственный эгоизм и…

И Зак, наконец, притянул её к себе на колени, положил руку ей на затылок и резко накрыл её губы своими.

Время замерло.

Он поцеловал её, чтобы этот спор прекратился, чтобы снять всё напряжение, стресс и эмоции, которые так долго подавлял, чтобы стереть одну мысль о том, что Эдди сделал с ней то же самое. Он поцеловал её грубо, глубоко и влажно — именно так, как не должен был.

Это было ошибкой.

Он сам не осознал, что творит.

Дрожа, Рей сдалась. Её тело расслабилось в его руках, рот чуть приоткрылся, и он почувствовал на своей коже её ресницы, когда она закрывала глаза — рефлекторно, бездумно, словно какой-нибудь вздох облегчения или жадный глоток воздуха после погружения под воду.

Спустя мгновения она сдержала своё обещание.

Она ударила его кулаком в челюсть.

Этого удара ему хватило, чтобы полностью отрезветь. Рука, которой он удерживал её запястье, обмякла, и Рей отскочила.

Когда он поднял голову, то встретил её наполненный чистым ужасом взгляд. Она как будто не могла поверить в то, что сейчас случилось — он действительно её поцеловал, и она забылась на несколько секунд, прежде чем его ударить.

Внезапно до него дошло, что именно она почувствовала в момент, когда он выдал про мурашки.

— Зак, что за хуйню ты творишь? Что за хуйню творим мы оба?

Он сам не знал.

Не знал, не знал, не знал, и блядь, ему уже было жаль.

— Рей…

Она резко повернулась, чтобы схватить школьный рюкзак. Он до сих пор не заметил, но она даже не снимала туфли, как будто чувствовала, что сегодня уйдёт.

Его солнце уходило.

По его собственной ёбаной вине.

Он вспомнил каждый случай, когда она уходила после их ссор, но он никогда не звал её, и сейчас так сильно себя возненавидел, что стало тошно.

— Рей!

Но теперь он её звал.

— РЕЙ!

И точно знал, как ей было хреново во все те разы, когда он просто молча её отпускал, потому что Рей убежала, не оглядываясь, и хлопнула за собой дверью.


* * *


Официально, медпункт — её лучшее место для решения сердечных переживаний, потому что именно здесь всё всегда и заканчивалось, когда Зак в очередной раз косячил с собственными чувствами. Она надеялась, что Денни готов слушать её нытьё, потому что ей определённо было, что сказать.

По крайней мере, сейчас она не прятала своё лицо в подушке — но лежала на спине, поджав губы, и буравила взглядом потолок.

Боже, как же она злилась. Такого уже давненько не было.

— Ну, что на этот раз? — вздохнул Денни.

Она даже не повернулась. Её правая рука — именно та, которой она ударила Зака — всё ещё ныла. Чёрт, какой же он оказался крепкий. Конечно, она никогда и никого до сих пор не била, но не ожидала, что это будет для неё настолько больно. Наверное, пощёчина сказалась бы лучше, но Зак слишком уж глубоко её целовал, и она не была уверена, что смогла бы правильно прицелиться.

Она изо всех сил старалась не думать о том поцелуе. Это было грубо и жёстко, но с другой стороны, она бы соврала, сказав, что первой мыслью не было «господи, блядь, боже, наконец-то». Это уже потом до неё дошло, насколько это было неправильно.

В последнюю очередь ей хотелось, чтобы Зак поцеловал её посреди очередной ссоры, из-за гнева и ревности. К сожалению, она снова и снова продолжала об этом думать, и лучше не становилось. Поцелуй был ошибкой. Она не хотела, чтобы всё получилось именно так.

И она обещала держаться подальше.

— Я злюсь на Эдди и на парня, который мне нравится, — прохрипела она.

— На обоих?

— Да, — она не вдавалась в подробности, и Денни не вынуждал продолжить. На самом деле, это не было её главной проблемой. Она и так постоянно получала в жизни всё то, чего не хотела. — Я просто не знаю, как продолжать на них злиться.

Её никогда не учили ни злиться, ни обижаться, ни уж тем более чувствовать это заслуженно. Разумеется, раньше она переживала мелкие обиды, но не по отношению к людям, которыми дорожила. Теперь было трудно отговаривать себя сделать первый шаг и думать, что эти отношения важнее её чувства собственного достоинства. Она всегда прощала слишком легко.

— Ты просто слишком добра, — сказал Денни. — Ты привыкла ставить себя на чужое место и ставить чужие чувства превыше своих.

А он, в свою очередь, слишком хорошо её знал. Он и словом не упомянул её страх потерять любимых людей, но они оба знали, что это — одна из причин, по которым она предпочитала отмалчиваться.

Если что-то случится — это всегда было на её совести. Если она злилась, если обижала других людей, если пыталась стоять за себя и этим задевала — это всё было только её виной. Так и полагалось жить проклятой девчонке.

Ей до сих пор было тяжело отвыкнуть от этой мысли.

— Я знаю, что толкнуло их поступить так, как они поступили. Я знаю, что они, скорее всего, уже поняли свою ошибку и ужасно себя чувствуют, — она прикрыла глаза ладонью. — Это хуже всего. Мне так плохо из-за этого. Мне плохо, потому что это из-за меня они ужасно себя чувствуют. Я должна что-то сделать.

— И ты хочешь легко простить их, или предложить всё забыть, или извиниться самой, просто чтобы они перестали ужасно себя чувствовать, и всё было, как раньше, — спокойно закончил он. — Я рад, что ты сама понимаешь, насколько это плохая идея. Наверное, несколько лет назад ты бы даже не попыталась задумываться.

Она вспомнила, как впервые зафрендзонила Эдди и как была готова пойти за ним с извинениями, потому что ему было больно. Не останови её Ленни с Адрианой — она бы ещё тогда начала с ним встречаться.

Она поёжилась от одной мысли.

— Я тоже рада, но всё ещё чувствую себя виноватой. Ничего не могу с этим поделать.

— Вспомни, что даже если им действительно плохо из-за твоей вполне очевидной обиды — они на это напросились. Пусть признают это и сами придут извиняться. Не только же тебе постоянно всё исправлять.

В его голосе звучала своя доля презрения, и Рей улыбнулась. Денни мог быть обычным школьным доктором — но оставался её хорошим другом, и он тоже ненавидел видеть, что ей больно. Она повернулась к нему лицом, сворачиваясь калачиком.

— Что мне делать?

— А что ты хочешь сделать? Точнее, чего ты делать не хочешь?

Ответ занял меньше секунды.

— Вы правы, я не хочу извиняться, всё исправлять и… делать первый шаг. Они меня ранили и я не хочу прикидываться, будто всё в порядке.

Зак уже один раз пошёл за ней, на её пятнадцатилетие — она пряталась ото всех в мусорном баке, потому что не знала, куда ещё пойти. Ситуация была немного другой, потому что тогда они одинаково друг друга обидели; но боже, она была до умопомрачения счастлива, что он пришёл.

После этого только она возвращалась к Заку, чтобы всё прояснить и исправить.

Она об этом не жалела. Она не поддавалась чувству вины.

В этот раз она тоже поддаваться не собиралась.

Она не хотела игнорировать свои чувства, делать к Заку первый шаг, отдавать больше сил, чем стоило бы и мешать ему самому усвоить этот урок. Она была права, когда говорила, что им нужно провести немного времени порознь, потому что только расстояние могло заставить Зака включить мозги, понять, где же он облажался и как всё исправить. Она прекрасно знала, как сильно он боялся её потерять.

На секунду она прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

Если она вернётся — разумеется, Зак извинится перед ней, но она не хотела, чтобы он воспринимал её возвращение как должное. Не хотела, чтобы думал, что она всегда будет возвращаться первой, потому что в их отношениях она была самой зрелой. Не хотела, чтобы он вбил себе в голову, что она обязательно вернётся, даже если облажался только он, и после очередной ошибки ему стоило тупо ждать.

И если быть до конца с собой откровенной — она просто хотела, чтобы теперь он за ней побегал, как она бегала за ним не один год.

— Думаю, мне стоит подождать. Буду ждать, пока они не придут извиняться и не покажут, что не одной мне не плевать на наши отношения.

Она поднялась и села на кровати, скрестив ноги. Денни смотрел на неё, легко ей улыбался, и, несмотря на все запутанные чувства по поводу случившегося, она улыбнулась ему в ответ. Она прошла долгий путь от тех дней, когда врала ему, что всё в порядке и не придавала собственной жизни никакого значения.

— Звучит отлично. Если бы ты придумала что-то другое, я бы, наверное, попросил Ленни и Адриану вмешаться.

— Пожалуйста, не надо. Этот город повидал достаточно убийств.

— Справедливо, — рассмеялся он. — Надеюсь, тебе не придётся ждать слишком долго.

— Я тоже надеюсь, но я готова ко всему.

О да, в ожидании она была хороша. Как бы хорошо она ни понимала, что иногда без вмешательства никак — она всё ещё умела просто ждать, готовиться и убеждать себя, что некоторые вещи требуют времени, и не обязательно всё торопить. Она могла проявить терпение. Ей было плевать, сколько времени это займёт — но сдаваться первой она была не намерена.

Избегать и Эдди, и Зака, безусловно, будет огромной дырой в её жизни, но у неё были другие друзья, другие люди, на которых она могла положиться, другие вещи, на которых она могла сосредоточиться. У неё была своя собственная жизнь. Да и просто было приятно осознавать, что она могла не зависеть от своих близких.

Эдди сначала был немного против других её друзей, но она всегда понимала, что одной дружбы с ним будет мало.

Что касалось Зака — он всегда хотел, чтобы у неё была жизнь вне подворотни, всегда радовался её новым знакомствам и всегда поощрял быть независимой. Даже если он был дебилоидом, не разбирающимся в чувствах (особенно в своих собственных), он был вполне сносным парнем. Единственным человеком, с которым ему грозили токсичные отношения, всегда был только он сам.

— Спасибо, доктор, — сказала она. — За всё. Вы постоянно меня выслушиваете, поддерживаете, помогаете. Спасибо, что вы стали моим другом. Вы — один из тех, кому я обязана своей жизнью.

Денни долго смотрел на неё, но в итоге улыбнулся и кивнул.

— Я просто сделал всё, что было в моих силах. Я знал тебя ещё ребёнком, я видел, как ты взрослеешь, и я горжусь тем, как сильно ты изменилась. Я всегда к твоим услугам.

К горлу Рей подступил комок. Она и сама это знала — он молча доказывал снова и снова, но услышать вслух стало совершенно другим опытом. Он всегда был ей кем-то вроде отца.

От родного папы она никогда и ничего подобного не слышала.

— И что же изменилось больше всего? — попыталась она разрядить обстановку.

Денни тепло, любяще посмотрел на неё.

— Ты начала бороться за своё счастье.


* * *


— Я так понимаю, ты всё испортил?

Зак, не отрывая лица от столешницы, что-то невнятно простонал. Грей, как обычно, неслышно скользнул на кухню и теперь стоял рядом в каком-то издевательски-сочувствующем настроении. Зак держал в руке нож (свой собственный, потому что Грей накрепко запирал свои кухонные ножи даже от Хадии) и поигрывал пальцами с лезвием. Он так снимал стресс. Они с Рей не виделись уже около недели, и каждый одинокий день тревога росла.

По крайней мере, он снова мог спать. Правда, больше это было похоже на сонный обморок, но всё же.

Он прекрасно знал, что у Рей нет причин возвращаться — это он проебался, и он должен был первым пойти извиняться. Это он должен был вернуть её, если только она позволит. Но он застрял между страхом проебаться ещё серьёзнее (если так было возможно), страхом, что она его отвергнет и незнанием, что вообще нужно было говорить и делать. Он просидел дома всю неделю, как последний трус.

И блядь, его не отпускала мысль, что это было правильно. Он заслужил ненависти Рей, он заслужил всех страданий, и ей так будет лучше.

Разумеется, он не должен был в одиночку разрывать их отношения и вынуждать её ненавидеть. Но в итоге все его ужасные мысли и действия в любом случае привели его сюда.

— Я всё испортил, — проворчал он. — Кто бы сомневался.

Он же именно здесь принял решение сдерживать собственные чувства, чтобы в итоге не совершить ошибку. Именно здесь он убедил себя, что всё станет только хуже, если он ответит на её чувства.

Он ошибся. Он ошибался с самого начала. Он трусливо лгал самому себе, и теперь оставалось только жалеть самого себя.

Ему до сих пор не верилось: он ненавидел этого пацана Эдди за поцелуй, но через пять минут сделал ровно то же самое. Какой же тупица. Последний ублюдок. Неудивительно, что в итоге он решил, что для Рей будет лучше его ненавидеть.

Эти мысли в итоге никому из них не помогут.

— Я не хочу давить своими вопросами, но наверное, мне стоило бы. У тебя есть такая ужасная привычка замыкаться в себе, когда тебе очевидно нужна помощь.

— Не нужна мне помощь.

— Сейчас это не так, — Грей щёлкнул языком, когда Зак снова зарычал и крепче ухватился за нож. — И не порть своим ножом мой стол.

Зак услышал, как Грей сел на столешницу. Беглого взгляда хватило, чтобы сказать: сегодня он был не «Отец Грей», а просто «Абрахам Грей» — он был в каком-то деловом костюме без пиджака, а не в обычной церковной рясе. И Грей снова начинал вести себя, как папаша. Зак почувствовал, будто ему снова пятнадцать.

— Что, бизнесом рулил?

— Да так, пара встреч, — Грей ослабил галстук. Без своей церковной одежды он выглядел на десять лет моложе и излучал совсем другого рода харизму. — Не меняй тему. Что с Рейчел Гарднер?

Зак ответил не сразу. Поколебался. Застонал, провёл рукой по волосам. Выхода не было — Грей будет ждать, пока он не расколется, и они оба знали, у кого здесь больший запас терпения.

И они оба точно так же знали, кому здесь нужно было выговориться.

— Ладно, я расскажу, — он бросил на Грея быстрый взгляд. — Но не рассказывай им. Я и так проебался, не хочу, чтобы вся… семейка была на ушах.

— Понял. Значит, сам им расскажешь, как оттолкнул от себя Рейчел Гарднер, и как, я надеюсь, в итоге наверстал упущенное.

Зак убрал нож и прижал пальцы к вискам. Действительно, Грей имел глаза и уши в любой точке города. Рей не появлялась у него неделю, и это было достаточно долго, чтобы его шпионы доложили о её отсутствии в подворотне.

— Если ты и сам знаешь — смысл мне рассказывать?

— Я знаю только результат, но не знал, как или почему это случилось. У меня есть пара теорий, но мне бы хотелось услышать истину от тебя. В крайнем случае, я могу подослать кого-то и узнать от Рейчел.

Зак дёрнулся, ладонь снова легла на рукоять ножа.

— Не смей, — и резко затих, встретив искренне весёлый взгляд Грея. — Пожалуйста, не надо.

— Я бы этого не сделал. Твоя жизнь — это твоя жизнь, и я не собираюсь вмешиваться больше необходимого, — Грей сделал паузу. — Даже если мне иногда кажется, что это ошибка с моей стороны.

Зак покривился. Грей не совершал ошибок. Если бы он нашёл в себе смелость поделиться своей дилеммой о чувствах немного раньше, попросить совета… может быть, всё закончилось бы иначе. Он ненавидел моменты, когда практически терял Рей, потому что именно тогда до него и доходило, что ему нужно как-то измениться, и в одиночку он не справится.

— Я же должен был это усвоить с прошлого раза, — пробормотал он. — Я должен был… понимать, потому что я уже наступил на эти грабли, решил, что справлюсь сам и в итоге чуть её не убил. И теперь я снова вступил в то же дерьмо. Я думал, что теперь всё будет лучше, что… страх её потерять меня чему-то научит. В каком-то смысле, да, я чему-то научился. Но мне кажется, что этого мало, и я это ненавижу. Почему до меня не может нормально дойти с первого раза? Почему я не могу просто… научиться раз и навсегда?

— Зак, исцеление, изменение и взросление не обязательно идет друг за другом, — мягко начал Грей. — Мне ли не знать. Наверное, у кого-то так получается — потому что им везёт, или потому что их ошибки не так уж велики, или потому что внутренняя борьба не отнимает столько сил. Но обычно реабилитация — это долгая дорога со своими неровностями и тупиками. Всё то, что сделало нас такими людьми, и все мешающие факторы не исчезнут за пять минут. Иногда, если тебе везёт, так и происходит. Иногда тебе приходится бороться с одной и той же проблемой несколько раз, снова и снова, пока ты не научишься преодолевать. В этом нет ничего странного, ведь в конце концов… ты всего лишь человек.

Человек.

Тупой, непонимающий и склонный к ошибкам, но всё-таки человек.

Всё же лучше, чем урод или монстр.

Зак кивнул и прикусил губу. Было как-то больно слышать это от Грея. Независимо от того, сколько раз он это услышит — он должен был быть готовым сражаться с собственными проблемами и ошибками снова и снова, чтобы не забывать: он всего лишь человек. Может быть, если бы Грей появился в его жизни гораздо раньше, если бы в его жизни никогда не было того приюта, если бы он всё ещё жил с Сихам, кто знает — может, он бы так не проебался. Может, ему бы не пришлось для собственного взросления рисковать жизнью самого дорогого ему человека.

Но жизнь продолжается, и Зак должен был довольствоваться тем, что имел.

Он сложил руки на столе, утыкаясь подбородком.

— Но я не могу ранить Рей и говорить, что всё в порядке и я только учусь. Я не могу постоянно лажать и оправдываться тем, что мои проёбы меня научат.

— Разумеется, нет. Но и не стоит считать себя последним неудачником или монстром. Ты всё ещё учишься и взрослеешь, даже сейчас, и ни один из усвоенных тобой уроков не прошёл даром. Возьми на себя ответственность, исправь ситуацию. Это в твоих силах.

И только потому, что Грей в нём не сомневался, потому что Грей верил в него и в его силы всё исправить, потому что да, Зак несмотря ни на ошибки и прошлые неудачи кое-как повзрослел — Зак всё рассказал.

Он рассказал о том, как Рей призналась ему впервые, но он решил, что это шутка.

Он рассказал о том, как она призналась во второй раз, об их первом недопоцелуе и «у меня от тебя мурашки». Рассказал о том, как они помирились и том, как сильно он боялся любви.

Слово за слово он рассказал о собственных растущих чувствах, желании близости с ней, привязанности и том, как и без того мизерная дистанция между ними мало-помалу исчезала, пока не стало ясно, что они уже больше, чем просто друзья.

Он рассказал о ревности и желании её поцеловать. О ёбаных чувствах, которые он решил скрывать. О страхах и опасениях, обо всём, чего он надеялся избежать, если только сделает вид, будто ничего не чувствует.

Он рассказал об их ссоре. Рассказал, как сильно себя за это ненавидел, до смерти боялся, что пустил их отношения под откос, и искренне жалел, что не смог удержать себя в руках. Он рассказал об их последнем поцелуе, о том, как Рей его ударила, и как убежала, не оглядываясь.

Это было больно, он с каждым словом чувствовал себя всё тупее, и просто хотел вернуться назад во времени, чтобы рассказать всё гораздо раньше вместо своих идиотских решений, не игнорировать очевидные риски и не позволять себе делать то, чего он хотел меньше всего — отталкивать от себя Рей.

Может, его внутренний мазохист хотел, чтобы всё вот так закончилось, и сейчас упивался собственными страданиями. Но Рей всё ещё была далеко, он её обидел, и прямо сейчас хотел, чтобы она вернулась и была счастлива — это было гораздо сильнее его ненависти к себе.

Он должен был понять это гораздо раньше.

— Я… должен пойти к ней, поговорить и извиниться, — сипло заключил он. — Я должен сказать, что облажался, что мне жаль и… нет, этого мало. Это же просто ёбаные слова. Как-то слишком легко будет тупо ей пообещать, что я больше не буду. Она теперь мне не верит, и у неё нет причин разгребать моё дерьмо. Мне нужно сделать что-то другое. Я, правда, не знаю, как ей показать, что я… готов повзрослеть и не быть таким трусом, но я должен.

Грей за всё это время не произнёс ни слова и честно говоря, Зак боялся худшей реакции. Он неплохо читал чужие лица, но с Греем это было всё равно, что читать стену. Зак не мог разглядеть ни единой эмоции в его неестественно-бледных глазах.

Но кое-как язык тела он понимал. Он прожил со своим приёмным отцом несколько лет. Когда Грей лёгким движением чуть скрестил ноги, Зак понял, что тот немного раздражён.

— Поправь меня, если я не прав. Ты сначала притворился, будто её любви не существует, целый год игнорировал её чувства, не признавал того, что у тебя тоже что-то к ней есть, но всё равно вёл себя не как друг, а скорее, как романтический партнёр? А потом ты разозлился из-за поцелуя от её друга, но не потому, что это он переступил её границы, а потому что ты приревновал?

— Э-э-э, — поник Зак. От Грея это звучало ещё хуже, но это была прописная истина. Он проебался и заслужил всё это услышать. — В принципе, ты прав.

— Я бы похлопал, но мне слишком жаль Рейчел.

— Пожалуйста, не надо. Мне и так хуёво из-за всего, что я наворотил, а Рей наверняка ещё хуже.

— Ты её любишь?

Вопрос прозвучал слишком внезапно. Зак ожидал сначала какую-нибудь лекцию или нагоняй — он действительно как будто вернулся на десять лет назад — но Грей перешёл сразу к сути. Наверное, посчитал, что разлука с Рей ему и так достаточное наказание, и это вовсе не было бы ложью.

Любил ли он Рей? Что он чувствовал к её любви? В принципе, любовь его пугала. Блядь, да он столько раз об этом задумывался, но всё равно никогда не стремился как-то определённо обобщать свои чувства к Рей. Он всегда считал, что если это любовь — всё станет хуже.

Теперь он не был так уверен. Хуже в любом случае будет некуда.

— Не знаю, — спустя секунды колебаний ответил он. — Я не знаю, что значит любовь. Я бы, наверное, смог понять со стороны, но… откуда мне знать, что это не дружба? Может, я просто хочу с ней дружить.

Грей пожал плечами.

— Романтическая любовь и дружеская обычно похожи, но ведут к разным результатам. Всё зависит от людей.

— У меня до неё не было друзей.

— Наверное, в этом проблема. Ты не видишь разницы. Но знаешь, я не думаю, что ты ведёшь себя просто «дружелюбно». Теперь точно.

— Но я… не веду себя как влюблённый, — слабо парировал Зак.

— Нет, ты ведёшь себя так, будто вы уже встречаетесь.

— Эй, неправда! Мы же… даже не целовались, — он замолк, вспоминая, как Рей прижималась к его губам своими, как он целовал её костяшки и одеяло, когда она прятала под ними свои губы. Он вспомнил, как в последний раз чуть не засунул ей язык по самые гланды, как она расслабилась в его руках, даже почти ответила, пока не поняла, насколько это было неправильно. Он закашлял. — То есть… нормально мы точно не целовались.

Грей одарил его искренне печальным взглядом.

— Зак, ради Бога, романтические отношения — это не только поцелуи. Твоё понимание любви настолько узкое, что ты, наверное, и не понял бы, что люди перед тобой в отношениях, пока они не начали бы перед тобой лобызать друг другу лица.

Ой. Ой-ой. Зак сразу уловил посыл и нервно переплёл пальцы.

— Значит, ты и Хадди… всё серьёзно? У вас любовь-морковь?

— Неужели до тебя дошло, — легко улыбнулся Грей. — Я не собирался ничего скрывать, но ты и так всё видел.

— Ничего я не видел!

— Я тебя умоляю. Она вечно ходила при тебе в одних моих рубашках. Я подумал, что это очевидный намёк.

Зак проворчал что-то себе под нос. Он не хотел задерживаться на этой части откровений (он всерьёз думал, что Хадия просто любит воровать чужие рубашки и ненавидит ходить в брюках, точно так же, как Рей взяла в привычку носить его толстовки с шортами), но если вспоминать сейчас — да, это было более чем очевидно. Взгляды украдкой, идеальная непринуждённость, случайный физический контакт, нежные улыбки, понимание с полуслова, а то и без слов. Теперь всё сложилось в целую картинку.

Но когда он жил у Грея, он не мог этого понять.

И если сравнивать с его «дружбой» с Рей — выглядело довольно похоже. И да, он должен был признать, что давненько вёл себя с Рей так, будто у них тоже давно устоявшаяся любовь-морковь.

Ох, блядь.

— Но я думал, это просто… Ну ты понял, дружба, — промямлил он.

— Наверное, мне стоит за это извиниться. Думаю, в итоге тебе понадобилось так много времени осознать свою любовь, потому что ты принял всю романтику, которую здесь наблюдал, за простую дружбу.

На последних словах Зак не удержался, чтобы не закатить глаза, но он точно знал, что сейчас покраснел до самых ушей. Почему он был таким тупицей?

Делить одну комнату? Это дружба! Ходить практически голышом в той же комнате? Почему бы и нет, дружба! Спать в одной постели в обнимку и ютиться на одном диване? Тоже дружба! Обниматься, переплетать пальцы, играть с волосами? Дружба! Сидеть на коленях, класть руки на бёдра и целовать в шею? Всё дружба!

Ага, щас.

Внезапно вся его дружба начала рушиться на глазах. Может быть, всё было не так уж плохо, но только если не думать обо всём, что они делали с Рей — список был приличный, и если честно, «дружеского» там с каждой секундой осознания становилось всё меньше и меньше. Особенно, если помнить, что примером дружбы в его глазах была самая настоящая романтическая любовь.

— Но я не говорил, что влюблён, — прохрипел он.

А влюблён ли он?

Даже не так: сможет ли он признаться самому себе в том, что да, он действительно влюблён?

На самом деле, он знал, что должен сказать Рей: «Пожалуйста, прости меня, я знаю, что я — самый последний ебанат, и я пойму, если ты сейчас снова молча развернёшься и уйдёшь, но просто я хочу сделать всё как полагается, потому что я дорожу тобой больше, чем ненавижу самого себя, и я решил не бояться признать, что всё-таки люблю тебя».

А хватит ли ему, тупому и не понимающему самого себя Айзеку Фостеру слов и смелости всё это высказать? Он ведь хорошо умел только рушить всё на своём пути.

— В словах ты никогда не был силён, — просто ответил Грей.

Заку стало даже обидно, что ему нечего сказать.

— А если будет лучше ничего не говорить? Если ей будет лучше без меня?

— Ты хочешь жить без неё?

— Нет.

Он даже не раздумывал. Его ответ прозвучал быстрее и громче любого порыва себя возненавидеть, любого страха, любого сомнения и навязчивого шёпота «ей стоит держаться от тебя подальше».

— Я не думаю, что без тебя ей станет лучше. Ты дал ей безопасный дом, помог ей исцелиться. Вы много лет были друзьями, а в последнее время куда больше, чем друзьями, и я не думаю, что она согласилась бы выбросить всё это на ветер. Ты желаешь быть с ней — это понятно — но я не читаю её мысли. Мне кажется, что решать, как для неё лучше должна только сама Рейчел. Это её жизнь. Ты не можешь сделать этот выбор за неё.

Он смутно припомнил, что Грей давным-давно говорил ему то же самое — и Заку в тот момент тоже казалось, что им не стоит сближаться. Вот только он забыл, как последний ебанат.

В отношениях всегда участвовали двое. Неважно, что он считал для неё лучшим, он не мог выбирать за неё. Но за себя ответить он мог — и он знал, что не хочет быть от неё вдали.

Именно поэтому он пытался взрастить в ней ненависть к себе. Он хотел спровоцировать её саму разорвать их связь.

Но теперь до него дошло, что провоцировать её было неправильным.

Если судьба всё-таки их разведёт — пусть. Но это должна была быть судьба, а не его собственная неуверенность, сомнения и отвращение к самому себе.

Их отношения были сильнее страха.

— А вдруг я это заслужил? — тихо спросил Зак. — Не её обиду — здесь и так понятно — но, типа… прожить жизнь без неё? Может, я заслужил жить с этой дырой в сердце?

— Не стоит, — успокоил его Грей. — Ты не заслужил дыры в сердце. Тебе в жизни тоже нужно немного счастья и любви.

— Но что, если…

— Ты несколько лет помогал Рей прийти в себя и исцелиться от насилия в её семье. Вспомни то, что ты ей говорил. Она не заслужила боли и страданий. И ты не заслуживаешь.

— Но у меня нет такого дерьмового семейства, — неловко каркнул он.

— Ты сам себе дерьмовое семейство, и это ничуть не лучше. Я знаю, что тебе кажется, мол, у тебя есть право ненавидеть самого себя — но это не так. Ты боишься своих будущих ошибок и своих чувств к ней. Но ты не любишь бояться — и вместо этого ты просто ненавидишь.

Зак ответил не сразу.

Ненавидеть было легче, чем бояться. Ненавидеть себя за всё то, что ему взбредёт в голову сотворить и за каждую уже сотворённую ошибку было легче, чем позволить себе неуверенность и страх будущего. Легче, чем пытаться с этим бороться.

Гораздо легче, чем проявлять смелость.

И теперь, когда он понял, что собственная ненависть делала его трусом, он ненавидел ещё сильнее, запирая себя в этом порочном кругу.

— Ладно, — вздохнул он. — Ладно. Что дальше? Я уже сказал, что… постараюсь быть смелее, перестану считать, что я — ебанат, которому нужно собрать лицом все грабли. Я — идиот, но теперь я не хочу всё усугублять и прошу совета. Что мне делать?

— Прямо сейчас? — выгнул бровь Грей. — Беги к Рейчел со всех ног, извиняйся, говори ей всё, что считаешь нужным и позволь ей самой решать, что с этим делать.

Так, ладно, он почти ни хрена не понял. Наверное, ему нужно было подобрать правильные слова, доказать, что он всё ещё заслуживает её доверия, потому что это дерьмо Грей за ним не разгребёт. Звучало не так уж сложно — он сам знал, что Рей так же, как и он, хочет, чтобы всё было по-прежнему, но было бы неправильным тупо принять её доброту как должное и положиться на неё, пока она сама всё исправляет. Она имела все права кинуть его, как только увидит, что от него — узколобого маньяка-социофоба — в её жизни больше вреда, чем пользы.

— А потом? — напряжённо спросил он.

— Потом? — протянул Грей. — Потом молись всем, в кого веришь, чтобы она решила, что всё это стоит того, чтобы прожить с тобой всю жизнь.

Глава опубликована: 26.07.2019

4.6 Выстрелы, исцеление и последние школьные проблемы

Май 2Х20

«Интересно, как там Зак», подумала Рей. Они не виделись уже три недели, и она порядком соскучилась.

С того дня она и с Эдди не разговаривала, даже с днём рождения не поздравляла. Он и сам её избегал — можно было догадаться, что от стыда и вины, но скорее всего, дело было ещё и в Адриане с Ленни, которые одним взглядом были готовы убить. Она не вдавалась в подробности, но её подруги не были дурами, да и она не скрывала, что злилась.

Изначальная чуть ли не слепая ярость давно уже отпустила, но не обида — и она безусловно не собиралась просто его прощать, пока он сам не извинится, пока она не почувствует, что конфликт полностью исчерпан, и что об этом всём можно было бы если не забыть, то хоть не ворошить лишний раз.

Она не была обязана его прощать. Точно так же не обязана была прощать и Зака. Это зависело только от её желания. Она могла перестать держаться поодаль, могла держать всё в себе, но не должна была обязательно всех за всё прощать.

Она была счастлива, что узнала эту простую истину.

 — У меня дела, — сказала она Ленни и Адриане, прежде чем покинуть их после занятий. Она и сама не до конца понимала, зачем это затеяла, но твёрдо сказала себе, что сразу к Заку не пойдёт. Даже если ей до смерти хотелось с ним увидеться, идти к нему не стоило. Она решила пройтись до парка и немного погулять там (а там ноги сами начнут вести в сторону его квартиры).

 — Ты как, справишься одна? — спросила Адриана.

Она выглядела обеспокоенной, как и Ленни. В конце концов, с того дня, как квартира Зака стала запретной зоной, Рей всё чаще ночевала у подруг. Родной дом казался ещё опаснее прежнего.

 — Не волнуйся, — кивнула она. — Всё будет хорошо, я просто схожу в парк.

Спустя одно утешительное объятие её отпустили. До сих пор было странно ощущать рядом людей, которые старались защищать её, показывали, что им не плевать — наверное, она никогда к этому не привыкнет. Помахав на прощание, она увидела вдалеке Эдди с каким-то непонятным выражением лица.

Развернувшись, Рей скользнула в привычные подворотни.


* * *


«Интересно, как там Рей», подумал Зак. Ему стоило пойти к ней намного раньше, но он внезапно узнал, что не мог вот так сразу найти нужные слова, да и хотелось дать ей немного свободного пространства. Но он скучал.

Жить вот так было тяжко — она так долго была неотъемлемой частью его жизни, что он попросту не привык так долго её не видеть, не говорить с ней. Но вспоминая обо всём, именно из-за него их отношения свелись в подобный пиздец. Рей никогда не просила большего, чем простого разрешения его любить.

Да и если подумать, разве вся эта любовь не была той же дружбой? Ничего бы принципиально не поменялось, если бы она начали… типа, встречаться. Они бы всё так же зависали на диване, обнимались в постели, она бы готовила ему, а он заваривал ей чай. Она бы слушала, как он поёт в душе посреди ночи. Он бы встречал её в их доме после очередной вылазки с подружками.

Почему он вообще решил, что что-то поменяется? Может, будет дополнительный бонус: он сможет целоваться с ней и слушать её признания в любви… Но погодите-ка, это у него и так было. Просто она не будет спрашивать разрешения. Между ними не будет ничего принципиально нового, большего. Он на самом деле в душе не ебал, что значит быть парнем, но если это всё равно, что быть другом, то ничего сложного он не видел.

Ну что ж.

Он и так давно знал, что тупица. Сейчас поздно было биться головой об стену.

Зак скользнул в привычные подворотни, намереваясь сходить в парк. Он очень полюбил это место, особенно, после того, как Рей постоянно его туда вытаскивала. А теперь, раз уж они были в разлуке, он просто так там шлялся, когда слишком сильно скучал по ней, и предавался приятным воспоминаниям.

Как бы там ни было, он попросил Грея присматривать за Рей на случай, если что-то случится дома или в подворотне, или её папаша начнёт что-то мутить. Не то чтобы Грей до этого не обращал внимания, Рей ведь часть семьи.

Лично для него Рей уже долго была частью семьи — ровно с того дождливого вечера, когда юная сломленная девушка прижималась к нему и плакала на его груди — но сейчас это было немного в другом смысле. Зак и сам не был уверен, когда его чувства и отношение к ней начали меняться, но всё точно случилось не за секунду.

«Ты её любишь?»

Сложный вопрос. Его до сих пор пугало любить и быть любимым, всё же, именно это чувство в итоге сгубило его родную мать, и они были слишком похожи в этом плане. Отчасти, он до сих пор был уверен, что не имеет права так думать о Рей и рушить её жизнь своими чувствами. Какой хорошей ни была бы мысль о них вдвоём — в самом тошнотворно-слащавом смысле — страх и ненависть к самому себе никуда не девались.

Но он над этим работал. Он старался принять себя, принять свои ошибки, как принимал сотни раз до этого. Старался не быть трусом. Раз за разом напоминал себе, что не ему решать, как для неё лучше.

И даже так не мог ответить на вопрос Грея.

Он часто задумывался в отсутствие Рей — по ходу, его мозг вообще не мог соображать, когда она находилась рядом — и решил, что ему тоже стоило бы задуматься о своём будущем. Его проблема была не такой, как у Рей — ему ни разу не казалось, будто он третий десяток не разменяет, учитывая, сколько всего он пережил — но он никогда особо не думал, что будет дальше. У него не было ни единого плана. Было как-то уныло признавать, что он проёбывал впустую свою жизнь за убийствами и бесконечным изучением подворотни. По сути, дружба с Рей была его единственным приемлемым достижением, но с другой стороны, он был слишком испуган, чтобы даже пытаться что-либо в жизни изменить.

Ага. Кто же знал, что пацан, который убивает, чтобы справиться c психическими проблемами, не будет видеть себя кем-то другим, помимо убийцы?

Теперь, раз уж его жизнь стала постабильнее, раз уж он смог снова пережить прошлые травмы и не избежать их, как болячки (проблем всё ещё было до фени, но всё было не настолько хреново), раз уж у него был человек, которого хотелось защищать и никуда не отпускать… Раз уж он перестал тупо резать людишек, он начал задумываться.

Он считался мёртвым, во всяком случае — пропавшим без вести. Айзек Фостер исчез из подпольного приюта и, наверное, в последующие годы умер. Наверняка можно было попросить Грея состряпать фальшивое удостоверение и вернуться в нормальную жизнь, но он не был уверен, что так уж сильно этого хотел. Он просто не вписывался в понятие «нормальной жизни». То, что ему не хотелось поубивать всех счастливых людей на пути, было тем ещё плюсом, но его до сих пор напрягало находиться рядом с чужой радостью, так ощутимо бередящей старые шрамы.

Его понятия «нормы» оставались исковерканными в хлам. Кровь на его руках никогда не смоется. Он всё ещё мыслил, как убийца.

Но можно было бы подработать на Грея, что угодно — таскать что-то в его больнице или полы мести. Он гордился, что теперь хотя бы видел в этом какой-то вариант.

А ещё ему хотелось бы найти Сихам. На первый взгляд это звучало обосраться какой тяжкой миссией, и без Рей он ничего не сможет, но и за эту идею он тоже гордился собой.

Погружённый в свои мысли, Зак слишком поздно осознал слабый приглушённый звук — но узнал бы его где угодно.

Выстрел.

Зак развернулся, потянулся за ножом, но было слишком поздно — дротик уже пробил бинты и впился в шею. Ему как раз хватило времени сорвать с себя иголку, прежде чем перед глазами поплыло.

 — Блядь!

«Беги", приказал себе Зак. "Беги, блядь!»

Он смог дойти только до другой стороны улицы. Перед ним возникли три каких-то парня, и дальше он на одних только рефлексах уворачивался и парировал.

 — Блядь, этот ублюдок ещё цел!

Зак ушёл в сторону, едва услышал второй выстрел, и пуля прошила руку. Он сжал зубы от жгучей боли. Блядь-блядь-блядь, полная непруха. Он мог бы их всех нарезать на салат, будь у него с собой коса, и если бы всё не плыло перед глазами, но сейчас был вообще не его день.

 — Ладно, ребята, доза начинает давать эффект. На крайняк, вколем ещё.

Зак с кривой улыбкой повернулся к стрелку.

 — Майкл Джонс, сукин ты ёбаный сын.

 — И тебе привет, Зак, — помахал пистолетом он. Позади Майкла наготове стоял другой парень с винтовкой, и скорее всего, это он стрелял первым. Зак крепче схватился за нож, чувствуя, как реальность уплывает всё дальше с каждой секундой. — Не думал, что ты выдержишь столько снотворного, но ты всегда был крепким говнюком.

Нож Зака разрезал воздух, но Майкл прекрасно видел все его движения и влёгкую ушёл. Те три парня, что преграждали дорогу, взяли его в захват, и самой большой борьбой для Зака было оставаться в сознании. В подворотне начал собираться народ, его удерживало всё больше людей, а силы на сопротивление утекали как вода.

 — Соскучился, Зак? — протянул Майкл и присел, чтобы взглянуть ему в глаза. — Пока ты здесь резвился, я год старался не высовываться, и знаешь, спасибо, что убрал всю эту шваль. Территория полностью моя. А теперь я закончу с твоим баловством.

 — Да хватит пафос лить, — буркнул Зак, чувствуя, как голова кружится снова и снова и снова. Он уже почти не чувствовал собственное тело. — Прибьёшь меня, или как?

 — О, да, — помрачнел Майкл. — Но сначала ты заплатишь за моих убитых людей и за все те дни, когда ты водил меня за нос.

Он резко поднялся. Зак смотрел на него снизу вверх, скрипел зубами и старался не терять последние крупицы сознания. Нет, ни за что его ёбаную жизнь не прервёт Майкл Джонс в какой-то вонючей подворотне. Нет. Даже не в смерти было дело — будь он проклят, если тупо отрубится и без малейшего сопротивления позволит этому ебанату пришить себя.

 — Уёбок, ты заплатишь за это, — прорычал Зак.

Майкл прищурился, прежде чем отдать издевательский приказ.

 — Ребята, выбейте из него всё дерьмо.


* * *


Выстрел.

Едва услышала, Рей побежала — и побежала навстречу, наплевав на все инстинкты самосохранения, призывающие развернуться и уйти в другую сторону от выстрелов. Наверное, это было глупо, подворотни давно стали её домом, но она и выстрелов не слышала с тех пор, как Зак слетал с катушек. Если кто-то в кого-то стрелял — это что-то значило. И почему-то она чувствовала, что ничего там хорошего не было.

«Нет, всё в порядке", успокоила она саму себя. "Наверняка это бандиты отношения выясняют. Там не будет трупов. Если меня увидят — то не тронут, как и всегда».

Но даже так Рей скользнула рукой в сумочку, чтобы обхватить пальцами пистолет.

Она пошла за звук ругани и ударов и скользнула за стену, едва заметила толпу в конце улицы. Осторожно, чтобы никто не увидел и не услышал, она выглянула.

Сердце пропустило удар.

Это был Майкл Джонс.

Он и вся его банда зажали Зака на асфальте и теперь избивали до потери сознания.

Рей…

Рей видела Зака слабым. Видела его уязвимым. Видела, как он дрожит, чувствовала, как он ворочается в постели от очередного кошмара, и знала вид его слёз.

Но она никогда-никогда-никогда не видела, чтобы его буквально ставили на колени. Она никогда не видела, чтобы его бинты блестели его собственной алой кровью. Она никогда не видела, чтобы он сжимал кулаки и скрипел зубами от физической боли. Зак всегда был этаким образом непобедимого всесильного бойца, опаснее которого в подворотнях не было вообще ничего. Он выживал любой ценой и в любых обстоятельствах. А теперь это зрелище было словно пощёчиной.

В жилах закипела кровь. Она очень сомневалась, что Майкл Джонс победил в честной схватке. В такой глухой подворотне в принципе ничего честного случиться не могло, и этот бандит не заслужил даже краем пальца дотронуться до Зака. Ей сейчас хотелось выскочить из-за угла и орать на всех, пока толпа не разойдётся, и понимание, что это ничем не поможет, только лишний раз убивало её.

 — Ладно, парни, хватит уже. Думаю, мы доходчиво ему всё объяснили, — захохотал Майкл, поднимая пистолет. Рей подавила судорожный выдох, когда толпа начала отходить, оставляя Зака валяться на земле. Если бы не его дрожащий кулак, она бы решила, что он уже умер, но облегчение было недолгим, потому что Майкл добавил: — Пора заканчивать.

Нет.

Нет-нет, никогда, она не могла позволить допустить, чтобы её худшие кошмары воплотились в реальность. Она не могла позволить им убить Зака. Она мало того, что не могла позволить кому-то умереть на её глазах, так ещё и тому самому человеку, который спас её, защищал и превратил её жизнь во что-то, за что хотелось бы цепляться.

Рей вышла из-за своего угла с пистолетом наготове. Бандиты так увлеклись Заком, что не заметили её.

А с чего они вообще должны были её замечать? Она же всего лишь мелкая девчонка, метр с кепкой, и женской фигуры — практически полный ноль. Она была словно призрак в тени, словно пародия на свежий труп. На таких обычно не смотрели. На таких обычно и внимания-то не обращали.

Таких, как она, только презирали, ненавидели, избивали и оставляли гнить в забытье.

Во всяком случае, так делали её родители.

 — Стой, где стоишь, или я выстрелю.

Её полный энергии голос разрезал запах крови. Всё замерло.

Майкл Джонс медленно обернулся, но заметив, кто это, только бросил на Зака быстрый взгляд и заметно расслабился.

 — А, и тебе привет, юная леди. Давненько не виделись, да?

 — Отойди от Зака, — спокойно сказала она.

 — Эй, твой парень всего лишь получает по заслугам.

Он смотрел ей в глаза, как будто ждал, что она сейчас смутится и растеряет концентрацию от небрежно брошенного «твой парень». Она даже не вздрогнула. Ей было плевать, что он там придумал себе об их отношениях. В отличие от этого ублюдка, Зак был приличным мужчиной, и не загонял в подворотни тринадцатилеток.

 — Отойди от Зака, — твёрдо повторила она. — Вы все, уходите, или я выстрелю в вашего босса.

Они захохотали и заулюлюкали, и у Рейчел возникло странное чувство, будто она стояла против Лизы и её прихвостней. Впрочем, она бы не стала угрожать Лизе пистолетом.

Майкл Джонс взял её на мушку и удивлённо выгнул бровь, когда Рей не отреагировала и на это.

 — Ты стойкая девчонка, но это тебе не поможет. Боюсь, ты не в моём вкусе.

Рей уже сейчас захотела прострелить ему череп, и Джонса спас только тот факт, что она не потакала насилию с такой же страстью, как и он.

 — Ну ладно, — просто сказала она.

И спустила курок.

Майкл Джонс даже не заметил. Если честно, вообще никто не заметил, но от идеально выпущенной пули Рей пистолет в его руке выскочил, и главарь вскрикнул, хватаясь за запястье, словно раненая птица, и Рей прицелилась уже в его лицо, наводя палец на курок.

 — Давайте ещё раз, ребята, — небрежно сказала она. — Уходите, или я выстрелю в вашего босса. Разумеется, вы можете пристрелить меня и Зака, но до этого момента некоторые из вас умрут. Как думаете, кто будет первым?

Она по глазам видела, что они всё прекрасно понимали, когда обменивались тревожными взглядами и косились на руку Джонса. Их было больше, они были вооружены и готовы к бою. Если нападут все вместе — ей не выстоять.

Но они все увидели, что она умеет стрелять. Она бы не промазала, даже если на неё броситься.

И никому из них не хотелось стать «первым».

Один мужчина отступил. Рей не двигалась, даже когда вслед за ним потянулся другой парень, и ещё пара.

 — Дебилы, вы куда смываетесь?! — зарычал Майкл Джонс.

Толпа продолжала редеть, а к главарю обратился парень с винтовкой.

 — Майкл, смотри, я не буду рисковать жизнью ради такой тупости. Мы можем прийти и потом, с нас не убудет. Да и малявка никого из нас не подстрелит. Я лучше уйду, чем потом все будут говорить, что меня ранила какая-то ссыкуха.

 — Это же просто ёбаная малявка, — прошипел он.

 — Но ты же сам, блядь, видел, как она стреляет!

От прежней толпы осталось не больше половины — Рей примерно понимала, что жизнь в подворотне волей-неволей учит, когда нужно уйти, чтобы выжить. Эти люди знали, что могут уйти, и гордость даже не особо бы пострадала. Может, им даже на Зака по большей части было плевать, в отличие от Майкла. Или они вспомнили, что Зак не совсем одиночка, и что по слухам, здешняя мафия добралась бы до них даже за решёткой, если бы они начали давать какие-то показания.

 — Но это всё равно одна ёбаная малявка! — не унимался Джонс.

 — Ты прав, — сказала Рей.

Она выстрелила в него снова.

Парень с винтовкой убежал, оставляя Майкла Джонса оседать на землю, схватившись за подстреленную руку. Вроде бы, он был правшой, так что пуля удержала бы его от любых фокусов. Она налегке пошла к нему, и последние оставшиеся бандиты приняли очевидное решение.

Даже если они и убьют её и Зака, это случится не сегодня.

Пока она дошла до главаря, он уже был совсем один, и самой большой её борьбой было не смотреть на Зака, хрипящего на земле, не обращать внимания на все его раны, не показывать всё своё волнение.

Она не думала, что их следующая встреча окажется такой.

 — Сучка, — выплюнул Майкл. — Ты…

 — Когда мне было тринадцать, ты посреди ночи загнал меня в подворотню. За это я отплатила, — сказала Рей. — И за то, что ты недавно сказал, тоже. Я не обязана быть в твоём вкусе. И я отплатила за всё, что ты сделал с Заком, но это и так понятно, да?

Он смотрел на неё, и его руки тряслись от ярости.

 — Ты изменилась.

 — Молодец, что заметил, — изящно ответила она.

Рей убрала пистолет обратно в сумочку — Майкл Джонс не представлял для неё никакой угрозы. Она знала, что он мог окликнуть своих людей, пнуть её ногой или ударить здоровой рукой, но её уверенность была мощным оружием, и он не посмел её трогать. Может, ему было слишком больно. Наверняка его рука сейчас адски болела, а гордость была раздавлена.

Ей слишком сильно понравилась эта мысль.

Во всяком случае, он ничего не выбрасывал, пока она склонялась над Заком, неуклюже закидывала его руку на свои плечи и помогала ему подняться. К счастью, он не отключился — она чувствовала, как он пытается сам стоять на ногах, в основном опираясь на неё. Едва она убедилась, что Зак не рухнет после первых двух шагов, бросила на Майкла последний взгляд.

 — Ты всего лишь получил по заслугам.

И придерживая дрожащего Зака, она сделала первые шаги вперёд.

Домой.


* * *


Майкл Джонс дошёл до банды, отсиживающейся на соседней улице, шипел и сжимал зубы, чтобы как-то утихомирить боль в руке. Сучка хорошо стреляла. Да он вообще от неё выстрела не ждал — кто такая эта бледнющая плоская пигалица? Привидение, что ли? Кто ждал, что настолько мелкому созданию хватит наглости выйти против вооружённой банды и дважды выстрелить в лидера?

 — В следующий раз так легко её не отпустим, — процедил он, прежде чем гаркнуть на своих людей: — А ты? Позволил тупой девчонке приказывать тебе, совсем, что ли, не стыдно?

 — Не-а, — пожал плечами один из парней.

Разумеется, Майкл понимал их решение — он и сам частенько сбегал от Фостера, чтобы сохранить жизнь. В переулках обычно не рисковали, если всё могло обойтись малой кровью. Но Фостер уже был в его руках, ещё минута — и испустил бы дух, если бы эта ёбаная малявка всё не испортила.

 — Босс, мы же можем попробовать снова, — успокаивающе заявил другой парень. — Нам просто показалось, что это не стоит нашей смерти.

 — Да, можно хоть прямо сейчас пойти за ними, — согласился Джонс. — Наверняка эта девчонка тащит Фостера в его берлогу. Сейчас хера с два она выстрелит.

Парни все, как один подхватили его злобное рвение. Не нужно было разбрасываться словами, чтобы раззадорить на хорошую драку, и Майкл мрачно улыбнулся. Эта подруга явно знала о рисках жизни в подворотне, но на себя примерять не спешила. Она наивно думала, что сразу же мести ждать не придётся, и скоро об этом пожалеет. Боль в руке его убивала, о ране нужно было позаботиться как можно скорее, но боль только разжигала в нём желание завершить свою месть.

 — Погнали, ребята, пришьём Фостера и его сучку.

Он услышал звук чьих-то шагов.

Настроение резко переменилось, как будто кто-то задул свечу или выключил обогреватель.

Майкл обернулся.

По ту сторону улицы стояли два человека, преграждая путь к Айзеку Фостеру и его малолетней снайперше. Мужчина средних лет в костюме, его пепельного цвета волосы были зачёсаны назад и бледные глаза сияли, словно отражение в зеркале. Смуглая женщина с каштановыми волосами, в олимпийке и свободных брюках цвета хаки держала ножи наготове и прожигала своими чёрными как смоль глазами.

 — Здравствуй, Майкл Джонс, — спокойно поприветствовал мужчина, только сильнее напрягая своей снисходительной улыбкой. — Наслышан о тебе.

Майкл был ранен, но драться всё ещё мог, за его спиной стояли люди, не раз показавшие себя в стычках. Они были крутыми малыми, их боялись в подворотнях. Какая-то парочка перед ними вряд ли была какой-то проблемой, особенно если из оружия у них только пара ножиков в бабской руке.

Но даже так никто не шевелился лишний раз.

 — Знаешь, я обычно в территориальные войны или стычки не вмешиваюсь, но раз уж ты пошёл против моей семьи, я не буду стоять в стороне.

 — Семьи… — смято повторил Майкл. — Айзек Фостер, что ли?

Мужчина улыбнулся шире.

Майкл прищурился. Эти люди, кажется, вообще не волновались из-за численного превосходства, как будто весь этот город принадлежал им. Он точно слышал о них, но вспомнить не мог. Это что, какая-то новая банда? Дуэт киллеров? Нет, он начисто забыл.

Но был уверен, что именно они всё это ёбаное время покрывали Айзека Фостера.

 — Ты ведь умный малый, Майкл Джонс. Вряд ли ты выжил одними убийствами. Ты должен понимать, что в твоих же интересах не трогать ни Айзека Фостера, ни его подругу… и желательно, о них помалкивать.

Он скрипнул зубами. Малявка уже унизила его на глазах у его людей, он не был готов к очередному унижению. Под его контролем были все переулки, он был лидером на своей территории. Он не мог пресмыкаться перед какими-то левыми ублюдками, и уж тем более следовать их приказам. Теперь он рисковал куда большим, чем лёгким унижением.

 — Я без боя не уйду. Мне нужна месть, и я её получу.

Это был его ответ, пусть и тупой. Это было его решение. Его не заставят убегать, он не будет снова преклоняться. Кто-то позади начал отступать, но большая часть банды с согласными криками встала на его сторону. Если бы они ушли сейчас — хана их банде, и за это стоило рискнуть жизнью. Прибить Фостера? Да чёрт с ним, это подождёт каких-то пару дней, и та малявка не была особой угрозой их гордости. Но пойти на поводу у каких-то первых попавшихся людей означало конец их как банды.

И он не собирался этого допускать.

Перед ними просто стояла какая-то тупая, хоть и симпотная цыпочка. Они бы сделали её и не чихнули.

(«Нет, парень, с ней ты ничего не сделаешь», подсказал внутренний голос. Майкл просто не собирался этого признавать.)

 — Как знаешь, — пожал плечами мужчина и бросил на спутницу мимолётный взгляд. — Будь добра, позаботься о них.

 — Мог бы и не просить, — женщина глянула на Джонса, прежде чем убрать ножи в рукава. — Ты ранен, я буду драться честно.

Честно? Майкл чуть не подавился собственным смехом. Она собиралась пойти против вооружённой банды с голыми руками?

Он открыл было рот, но мужчина перебил любой звук.

 — На твоём месте, я бы придержал язык. Сомневаюсь, что тебя устраивает сегодня умереть.

Майкл тут же заткнулся, зажимая раненую руку. Женщина с почти что скучающим видом пошла навстречу. Она была красива — симпатичное лицо, чувственная грация, пусть фигура и была скрыта под мешковатой одеждой. В обычный день он бы посмеялся, что она ещё хиджаб могла напялить, но что-то в ней напоминало Фостера.

Нет, не внешность. Дело было в осанке.

Она излучала ауру настоящей хищницы.

Женщина остановилась прямо перед ним, глянула ему в глаза и перевела взгляд на банду.

 — Знаешь, ещё не поздно извиниться, сдаться и мирно разойтись.

Да, он должен был так и поступить. Инстинкт вопил, что должен. В первую очередь — выживание, даже ценой гордости. В подворотне по-другому было не выжить.

Он бы так и поступил, если бы его не подстрелили и не унизили каких-то полчаса назад.

 — Да пошла ты к ёбаной матери, — выплюнул он вопреки любому здравому смыслу.

 — О, с моей стороны было бы честно предупредить, — женщина склонила голову, растягивая губы в подобии улыбки, и хрустнула костяшками пальцев. — Я даже Айзеку Фостеру задницу не раз надирала.

Он начал вспоминать в тот момент, когда она двинулась, всаживая в его живот колено.

Он вспомнил имя мужчины. Вспомнил женщину, способную в одиночку позаботиться о любой банде — так же, как мог Фостер, если его не накачать наркотой. Он всю жизнь должен был держать в памяти их имена.

Абрахам Грей и Хадия.

Бессменные главы мафии.


* * *


 — Эй, Хадди, тебе вправду нужно было так сильно их бить?

 — Но я же их не убила.

 — Ты почти убила.

 — Да Зак и без меня им всем головы отрежет, как только на ноги поднимется. В их же интересах усвоить урок и разбежаться побыстрее.

 — …Ну, для начала он встретится с Рейчел.

 — О. Точно. Скажешь, когда он снова прибежит плакаться, я захвачу попкорн!

Повисла тишина.

 — Вот примерно поэтому Зак с тобой и не разговаривает.


* * *


Самый большой страх Рейчел так и остался страхом — Майкл Джонс и его люди не пришли мстить исподтишка. Дорога до дома была утомляющей, но хотя бы спокойной, и самой большой проблемой было подняться по лестнице до третьего этажа. К счастью, Зак начинал приходить в себя, и она уже не тащила его на себе.

По прибытию, она уронила его в постель, извиняясь за грубую посадку, и сама рухнула на пол. Наверное, стоило лучше стараться на физкультуре. Таскать на плечах раненого серийного убийцу наверняка не входило в стандартную школьную программу, но какая-никакая физическая подготовка сейчас бы не помешала.

В итоге, она собралась и пошла искать аптечку. До сих пор Рей старалась не оценивать состояние Зака, но сейчас, возвращаясь и наблюдая его избитым и обессиленным, она чувствовала себя не в своей тарелке.

 — Ох, Зак, — прошептала она и села на кровать, смахивая с лица налипшую чёлку.

Он дышал рвано и хрипло, но по крайней мере был жив, и сейчас можно было этим себя утешить. Он пережил куда худшие ситуации. Он сгорел, но выжил. Побои заживут.

 — Блядь, — выплюнул Зак. Она вздрогнула. — Блядь. Пиздец как болит.

 — Зак, ты!..

Он поднял руку, мягко призывая её замолчать, и нащупал её ладонь.

 — Прости меня, — прохрипел он. — Прости. Они накачали меня наркотой, говорить тяжко. Не могу нормально извиниться. Но прости меня.

 — Я… — неуверенно сказала она, прежде чем крепко обхватить его пальцы. Ему разбили губу, рот был в крови, и она почти была уверена, что ему сломали рёбра. На лестнице он хромал. Рука была прострелена. Очевидно, одной аптечкой здесь не обойтись. — Сейчас это можно оставить. Давай потом, ладно? Но за извинения спасибо.

Он попытался улыбнуться ей, но в итоге покривился, и Рей принялась лечить его — во всяком случае то, на что ей хватало знаний: смыла кровь с ран и порезов, положила лёд на рёбра и опухшую лодыжку. К счастью, для этого не нужно было особо его раздевать и уж тем более снимать бинты. Наверное, забота о нём должна было стать в воображении какой-то убер-интимной сценой, но на деле оказалась диаметрально противоположной этому. Она слишком привыкла лечить собственные раны, чтобы думать о чём-то помимо механических отточенных движений.

 — Повезло, ты мог закончить гораздо хуже, — мягко заметила она. Любого другого на его месте уже привезли бы в больницу. — Ты мог погибнуть.

 — Ты меня спасла, — сказал он.

 — Просто услышала выстрелы. У меня было дурное предчувствие, и я пошла посмотреть. Тебе очень повезло.

Он издал полувздох-полусмешок.

 — Ты такая удивительная.

 — Нет, я просто стрелять умею.

 — Я не только об этом, — Зак попытался сесть, но она удержала его. Пусть он был крепким, раны никуда не делись. — Я о тебе в целом. Ты смелая. Добрая. Я поступил с тобой, как последний ебанат, а ты всё равно вытащила мою задницу из беды.

Рей покачала головой.

 — А чего ты хотел? Чтобы я осталась и молча смотрела, как Майкл Джонс всаживает пулю тебе в голову? Ох, нет, Айзек Фостер, не дождёшься. Никогда. Может, ты накосячил пару раз, но не забывай, что ты сам кучу раз спасал мою жизнь и дал мне дом, когда мне некуда было идти.

 — Это не оправдало всё говно, что я тебе сделал.

 — Не оправдало, — согласилась она. — Но это далеко не повод обрекать тебя на смерть.

Их глаза встретились. Он смотрел на неё с такой нежностью, таким обожанием и благодарностью, что она не выдержала и отвернулась.

 — Спасибо, Рей, — сказал он.

 — Просто лежи и отдыхай, ладно? Мы потом ещё поговорим, когда ты выздоровеешь.

 — У тебя же вроде итоговые, да? — продолжил Зак, как будто они как ни в чём не бывало болтали на диване. — Удачи. Бля, да ты и школу свою скоро закончишь. Как быстро летит время, согласись?

В груди стало тесно. Она до сих пор не могла заставить себя посмотреть в его глаза, наполненные такой нежностью, и ей захотелось плакать, когда он погладил её ладонь большим пальцем. Он пытался подбодрить её, даже будучи избитым в хлам.

 — Да, — хрипло выдохнула она. — Надо сконцентрироваться, в конце мая и первого июня у меня итоговые экзамены. Но я не волнуюсь из-за них, всё будет хорошо. Седьмого числа будет мой выпускной.

 — Как думаешь, я могу прийти тебя повидать?

На секунду она задумалась.

 — Да, приходи. Вряд ли мы там поговорим, но… я была бы рада, если бы ты пришёл. Доктор Денни и так там будет, а Кэти и Люси работают.

Наконец она смогла найти себе силы посмотреть ему в лицо. Он улыбался. Они всё ещё могли просто разговаривать, как будто их отношения пришли в старую добрую норму. Свободной ладонью он провёл по её щеке, и Рей вздрогнула.

 — Сейчас думай о своём выпуске, хорошо? Я не пропаду. Потом ты вернёшься, и я как раз буду в форме для разговора посерьёзнее.

 — Ладно, — она закрыла глаза и выдохнула. Как бы ни хотелось приходить к нему каждый день, следить, чтобы он ни в чём не нуждался, всё равно было приятно знать, что они способны жить отдельно друг от друга, расставаться на относительно долгий срок безо всяких ссор. Во всяком случае, Зак был большим мальчиком, и в няньке не нуждался. — Хорошо, приду позже.

 — Умница, — усмехнулся он.

 — А ты отдыхай, — она подарила ему долгий поцелуй в лоб. — Увидимся через несколько недель.

Рей прошлёпала до двери, готовая уйти, но умирающая от желания остаться и нянчить его, пока им обоим плохо не станет — и он позвал её.

 — Эй, Рей…

 — Да? — тут же обернулась она.

Но Зак всего лишь устало махнул ей рукой. Почему-то по его глазам она понимала куда больше и яснее, чем он смог бы сформулировать словами.

 — Ничего. Просто захотелось сказать твоё имя.


* * *


Июнь 2Х20

От выпускного Рей бил мандраж чуть ли не сильнее, чем от всех экзаменов вместе взятых. Их-то она сдала без единой проблемы, но была удивлена, когда по итогу заняла второе место — очевидно, после Адрианы. Зак часто говорил, что она умная, но она до сих пор не поняла, как смогла так вытянуть баллы. Теперь она могла доказать родителям, что они были неправы, когда называли её тупицей. Да и было что-то приятное в окончании школы с высоким баллом.

Один минус — она должна была читать выпускную речь. Выступления на публику никогда не были её достоинством.

 — Мне конец, — прошептала она Адриане в тот самый страшный день выпускного.

 — Да ладно тебе, — засмеялась та. — Это просто речь. Ты её вызубрила. Всё будет пучком.

Но намного легче не стало. Единственное, что удерживало от побега — друзья и то, что Зак тоже был где-то там, в толпе из друзей, родителей и других членов семьи, и сейчас так хотелось посмотреть за ворота, найти его хотя бы взглядом…

 — Рей, уделишь мне минуту, пока не началось?

Она обернулась. Это был Эдди, такой же наряженный в мантию и шляпу, смущённо смотрел ей в глаза, и Рей почувствовала, как Адриана и Ленни помрачнели. Но Эдди подошёл впервые за пару месяцев, она не так обижалась на него, как раньше, и если он хотел помириться, она не видела причин ему отказывать.

 — Без проблем, — сказала она. — Но у нас времени в обрез, давай побыстрее.

Он повёл её чуть в сторону от входа в спортзал, где ученики толпились в ожидании, когда уже им откроют. На этот раз он не искал безлюдного места — но отошёл достаточно, чтобы их не перебили случайно.

 — Ну, я… извиниться хотел, — начал Эдди. — Прости, я поступил по-идиотски, полез целоваться… Прости за это и за то, что я тянул с извинениями до самого выпускного. Знаешь… мы давно дружили, надо было ещё раньше уяснить, что я дебил, и поговорить.

Рей улыбнулась, чувствуя, как в груди разливается облегчение.

 — Я так скучала, — сказала она и тут же продолжила, невзирая на его удивлённое лицо, потому что времени действительно было мало. — Спасибо за извинения. Я не буду врать, что это пустяки, ты действительно поступил, как последний дебил, но я больше не злюсь.

 — Спасибо, — облегчённо выдохнул он, прежде чем мягко добавить: — Всё-таки любишь того, кого любишь, Рей, желаю тебе с ним удачи. А я… должен немного повзрослеть, и уже тогда пробовать с кем-то встречаться. Мне многое нужно узнать.

 — Думаю, нам обоим есть чему поучиться. Если ты хочешь продолжить дружбу…

 — Рейчел, — перебил Эдди, с улыбкой закатывая глаза, и теперь она знала, что её друг детства окончательно вернулся. Не было больше неловкости, каких-то нераскрытых чувств и недоразумений. Остались Рей и Эдди, друзья с одной школьной скамьи. — Разумеется, я хочу дружить. Дурёха, я тоже соскучился. Мы так долго общаемся, ты вправду думала, что это всё отправится в помойку, если ты меня отошьёшь?

 — М-м-м… — протянула она. — Мало ли.

 — …Я не настолько кретин, — покачал головой Эдди. — Мне очень не хватает нашей дружбы, и хотелось бы как раньше ходить без мысли, что сейчас по мою душу придут Ленни с Адрианой.

Теперь Рей откровенно рассмеялась. Им стоило многое наверстать, потому что ей тоже не хватало их дружбы: шутить и смеяться с ним, делиться какими-то проблемами, полагаться и не думать о каких-то невзаимностях между ними.

 — Значит, друзья? — улыбнулся он, протягивая руку.

Она заключила его в объятия.

 — Конечно, друзья.


* * *


Они скользнули в спортзал через несколько минут после открытия, и Рей оставила Эдди, чтобы сесть рядом с Адрианой ближе к сцене. Сегодня они обе должны были произнести свои речи, и даже если разговор с ним её немного расслабил, мандраж никуда не исчез.

 — Извинился, смотрю? — прошептала ей Адриана. Школьные ворота открыли, толпа гостей потянулась к спортзалу, и Рей подавила желание оглянуться. — Всё стало, как прежде?

 — Ага, — улыбнулась она. — Осталось только не свалиться в обморок на этой грёбаной сцене.

В итоге, вся церемония прошла как в тумане. Она помнила, как хлопала, когда на сцену пригласили Ленни и других иностранных студентов для отдельного награждения, а потом всё слилось в одну неясную кучу.

В реальность она вернулась, когда на сцену вышла Адриана. Она стояла на сцене с идеальной осанкой, сияя уверенностью и харизмой, и произносила свою речь, не обращая на бумаги никакого внимания. Её твёрдый голос наполнял весь огромный спортзал.

«Там её место", подумала Рей. "Люди вроде Адрианы должны стоять на сценах, в свете софитов, говорить громко и чётко, и все будут слушать».

Сцена была создана для Адрианы.

А для неё? Нет, она не знала.

Она тепло поздравила подругу, когда та вернулась со сцены под радостные крики одноклассников. Рей была уверена, что Ленни кричала громче всех.

 — Ты была удивительна, — похвалила она.

 — Спасибо, — подмигнула Адриана. — Твоя очередь. Удачи.

У Рей не было никакого времени на ответ, её уже пригласили. Теперь она была сама по себе.

Она благодарила всё сущее за то, что смогла подняться и дойти до микрофона и не споткнуться. Ноги предательски дрожали. Зато теперь она могла хорошо рассмотреть толпу, и…

Зак тоже пришёл.

Она заметила его, практически самого высокого в толпе — он стоял чуть поодаль, прислонившись к стене.

Он улыбался своей обычной тёплой улыбкой, и весь мандраж как рукой сняло.

 — Сегодня важный день для нашего будущего. Да, я хочу поговорить о нашем будущем. Для меня это понятие всегда было чем-то недостижимым, и ещё несколько лет назад я не могла представить себя там… в смысле, в будущем. Было у меня такое смутное ощущение, что это не моё, что мне там не место. Буду с вами откровенной: мне раньше казалось, что я не доживу до пятнадцати.

Потом в моей жизни появились новые люди, и я открыла старых друзей с новой стороны. Не думаю, что смогу отблагодарить всех, кто был со мной, кто помог мне преодолеть трудности в жизни, когда я была готова сдаться. Знаете, когда мне всё-таки исполнилось пятнадцать… я задумалась, а доживу ли до двадцати? Но это казалось куда более реальным. Будущее стало для меня более реальным.

Но не то чтобы перед моими глазами просто встала истина. До недавних пор всё было в полном сумбуре, и даже сейчас я не до конца уверена, что со мной будет через несколько лет — даже через несколько дней. Мне трудно представить себя в будущем. Я учусь представлять себя старше — когда буду учиться в колледже, когда буду работать, или когда совсем постарею. Со стороны может показаться, что это я по инерции, но на самом деле всё не так. Во всяком случае, мне так не кажется. Я не знаю, может, люди обычно этому учатся, а я не научилась, или с этим рождаются, а меня это обошло стороной, но… я далеко не сразу сказала себе «планируй, потому что к тому времени ты всё ещё будешь жива».

Это был процесс, и он не из лёгких, поверьте мне. Хотела бы я сказать, что мне для этой перемены хватило пары-тройки мотивирующих бесед с друзьями и учителями, или что меня просто однажды утром осенило. Всё было не так. Это заняло несколько лет работы над собой.

Я училась видеть себя человеком, заслуживающим счастья и будущего. Я училась тому, что боль, которая была и которая всё ещё есть в моей жизни, не означает конец света. Я училась вещам, которые могла и должна была сделать ради самой себя. Я училась принимать саму себя со всеми недостатками и проблемами, училась чувствовать и исцелять. Я училась брать себя в руки, когда жизнь сбивала меня с ног, ждать завтрашний день с нетерпением, а не бояться его. Я училась бороться за своё счастье.

Это процесс, который до сих пор не закончился. Не буду врать, что я не спотыкалась на этом пути, как и не буду врать, что уже пришла к чему-то определённому, но я не думаю, что я когда-нибудь остановлюсь. Я всегда могу желать большего, и этому я тоже научилась — не довольствоваться середнячком, но стремиться к лучшему. Я хочу продолжать этот путь, продолжать процесс, чтобы однажды построить своё будущее и не разочароваться в нём.

Сегодня мы закончили старшую школу, и с этим закончился какой-то период в нашей жизни. Случилось многое, ещё больше случится потом, и это немного пугает, потому что мы как будто собираемся сделать шаг во взрослую жизнь, но до сих пор не знаем, как именно его сделать. Кто-то из нас пойдёт в колледж, кто-то уедет за границу, кто-то сразу пойдёт работать, а кто-то уедет, чтобы снова вернуться домой. Кто-то вообще ни на что пока не решился, но знаете, что? Всё нормально.

Не стоит брать на себя слишком много. Сейчас я этому учусь. Мы все принимаем решения, делаем определённые шаги, и нам всем нужно на это разное время. Здесь нет ничего постыдного или неправильного — вы такие, какие есть.

Но я в любом случае хочу для себя счастливого будущего, моего личного хэппи-энда. Думаю, мы все этого для себя хотим.

Пока она произносила речь, она осматривала спортзал, смотрела на всех учеников, их родных и близких. Но когда она произнесла последние слова, она смотрела только Заку в глаза.

 — И я думаю, что мы все его заслужили, несмотря ни на что.

Благодарность, поклон, занавес.

Воздух взорвался от аплодисментов.


* * *


Десятого июня ей исполнилось восемнадцать. Она не умерла, отец не убил её, планета не перестала вращаться, всё было как всегда. Десятого июня она стала взрослой по закону, и день не начался с того, что спозаранку родители подняли её, чтобы выставить из дома. Их и самих дома не было — они были на работе, так что Рей наспех позавтракала и ушла как можно скорее.

Она чувствовала себя здесь чужой.

Она пошла на встречу с друзьями, чтобы отметить день рождения в кафе. На улице она встретила Денни, и он тоже уделил ей немного времени, пока не подъехал автобус до его дома. Люси и Кэти поздравили её и вручили подарок ещё вчера, когда им выпал редкий выходной, и теперь у неё была очаровательная футболка с рисунком вроде того, что был на второй розовой кружке, который Кэти ей подарила несколько лет назад. Первую родители разбили, когда ей было тринадцать.

(Боже, пять лет назад, а казалось целой вечностью.)

А теперь, ближе к вечеру, Рей отправилась в знакомый лабиринт переулков, чтобы пойти домой. Она решила, что сегодня был подходящий день для встречи с Заком, потому что на выпускном он выглядел довольно здоровым. Теперь они оба были в состоянии нормально поговорить, разобраться в отношениях и… обсудить, что будет дальше.

Она задалась смутным вопросом, каким был Зак в его восемнадцать. Она помнила, что он тогда бушевал не на шутку, у него был очередной срыв, он убивал, чтобы с этим справиться и верил, что кроме тьмы, у него в жизни никогда ничего не будет. Не ахти какой он был. Она до сих пор помнила их первое знакомство, помнила, каким она его видела в свои тринадцать, когда она была мертва внутри. Теперь, с высоты пяти прожитых лет, она могла легко увидеть, что они оба прошли долгий и тернистый путь.

Однажды она спрашивала у него, каково быть взрослым, и он тогда дал очень смутный ответ, но теперь ей стало понятнее. До своих восемнадцати, она была подростком, которого насильно засунули во взрослую жизнь, но теперь, когда она официально стала взрослой, ей не казалось, что всё стало принципиально иначе. Боли плевать на возраст, как и насилию. Она была вынуждена повзрослеть куда раньше, чем следовало, и временная душевная смерть плохо помогала с этим справиться. У неё было детство, но она прекрасно знала, когда оно закончилось. После этого она сразу училась быть взрослой. Пережитая травма сразу закинула её во взрослую жизнь — наверное, в качестве преодоления — потому что считать себя взрослой казалось не так страшно, чем осознавать себя ребёнком, живущим в постоянной смертельной опасности.

У Зака всё было наоборот. Она постоянно забывала, что он старше её — да и он тоже частенько об этом забывал. Жизнь и его вынудила повзрослеть раньше обычного, но у него была какая-то детская, незрелая сторона, за которую он продолжал отчаянно цепляться, потому что нормального детства у него практически не было. Она подозревала, что до встречи с Греем он едва был похож на человека — Зак и сам говорил, что тогда больше походил на монстра. И только когда он поселился в этом городе, обрёл стабильность в жизни, ему удалось вернуть какие-то осколки себя. Как и в её случае, оставаться вечным ребёнком стало его преодолением, способом вернуть ту детскую невинность и наивность, которые ему пришлось отбросить. С тех пор он навёрстывал упущенное, потому что взрослая жизнь была для него слишком тяжёлой, недостижимой, потому что это было куда легче, чем вспоминать, что он уже прошёл через ад и вернулся.

Он всегда казался застрявшим в одной возрастной категории с ней — где-то между семнадцатью и двадцатью, потерянный, разбитый и зовущий на помощь. Наверное, поэтому они так хорошо поладили, несмотря на разницу в возрасте. Они просто нашли друг друга где-то между — девочка, которая была старше, чем выглядела, и парень, который должен был быть гораздо младше. Она никогда бы не устала благодарить всё сущее на небесах за их встречу.

Она дошла до дома Зака и скользнула в подъезд с лёгким облегчённым вздохом. Она была немного обеспокоена, что Майкл Джонс или его люди попытаются отомстить, но в подворотне было безопасно, как всегда (ну, для неё — уж точно безопасно). Может, она слишком долго не ходила этой дорогой, и он устал её караулить, или сегодня её никто не ждал — не важно, она была счастлива прийти домой. Рей старалась не бежать по той лестнице, хотя внутри всё вопило от желания ворваться в квартиру Зака и влететь в его крепкие объятия.

В итоге, она просто тихо открыла дверь и зашла в прихожую — всё как всегда. Зака не было ни на кровати, ни на диване, она сомневалась, что он на кухне. Он мог быть в ванной, или уйти на улицу. Разувшись, она откинула сумочку в сторону и села на диван в ожидании.

А потом…

 — БЛЯХА-НАХЕР!


* * *


Нет, Зак не должен был так орать. Нужно было молчать, нужно было… а что вообще? Он не знал, что сейчас делать, но орать уж точно не стоило. Не с такой паникой, не с таким отчаянием.

Но суть была в том, что пришла Рей, и у него закончились повязки.

Её не было здесь несколько недель, и пока выздоравливал, он нечасто выходил из дома — разве что воздухом подышать и на выпускной прийти. Раз уж он днями сидел дома в полном одиночестве, то часто ходил без бинтов.

Он не додумался проверить свои запасы.

И оказывается, у него было бинтов гора-а-аздо меньше, чем он себе думал. В последний раз он выходил из дома несколько дней назад, чтобы убедиться, что он полностью поправился, и заодно увиделся с Греем. Тот заверил, что Майкл Джонс и большая часть его шайки свалили из города (Зак был не настолько тупорылый и понял, что это работа Грея), но больше ничего такого они не обсуждали. Зак не подумал попросить Грея купить ему бинтов. Он вообще не подумал, что они ему нужны.

Обычно он за этим следил, потому что менял их каждый день, а не потому, что лишний раз задумывался. А теперь, просидев три дня с голой кожей… всё вылетело из головы.

Теперь Рей пришла, ему хватало бинтов едва ли на одно предплечье, и последнее он от паники содрал к чертям.

Отсюда и «БЛЯХА-НАХЕР».

Полный пиздец. Несколько секунд он не мог собрать мысли в кучу. Его будто парализовало, мозг будто уже сдался. Содранные бинты валялись у его ног. Нужно было двигаться, бежать, делать хоть что-нибудь.

Он не шевелился.

Его вырвало из ступора только в тот момент, когда дверь открылась и Рей зашла в ванную.


* * *


 — Зак, ты там в по…

Ой.

Ой-ёй.

Ладонь соскользнула с дверной ручки, потому что сейчас полуголый Зак смотрел на неё так, будто увидел настоящее привидение.

Она в жизни не видела такого ужаса на его лице.

Она в жизни не видела его без повязок.

Боже, она не могла оторвать взгляд, и теперь в открытую пялилась на его обнажённую бронзовую кожу, прослеживала шрамы, отмечала где-то полностью сгоревшую плоть. Лицо тоже пострадало, но не настолько — ожоги испещряли щёки, лоб и переносицу, но обошли рот и глаза, как будто он пытался специально закрыть их от огня. Рей сосредоточилась на его мозолистых руках, тоже без единого ожога. Они дрожали.

Сейчас ей хотелось бы спокойно извиниться, улыбнуться как ни в чём не бывало и выйти из ванной — но это было бы враньём.

Вместо этого она бесстыдно пожирала взглядом его стройное тело, этот скульптурный торс, очерченный пресс, широкие плечи и вплоть до выступивших на руках вен.

«А бровей всё-таки нет», пронеслась запоздалая мысль.

 — СВАЛИ ОТСЮДА!

Она вздрогнула, когда Зак своим криком вернул её в реальность, и теперь смотрел на неё, словно раненый зверь. Он обхватил себя руками, как будто пытался закрыться и вообще провалиться сквозь землю. Спустя секунду колебаний, Рей всё-таки сделала шаг вперёд.

 — НЕ ПОДХОДИ!

Она замерла, пока Зак пятился. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

 — Но почему? — со всей нежностью спросила она. — Нет, если ты хочешь, я уйду, но не стесняйся меня.

 — Не… — выдохнул он и сделал очередной шаг назад. — Не стесняться? Рей, разуй глава. Нет, правда, сними свои розовые очки, посмотри мне в глаза и скажи, что я не хочу, чтобы ты съебалась отсюда сейчас же.

Она посмотрела в его глаза, и Зак спиной уткнулся в плиточную стену. Он сполз на пол, выставив перед собой руки, как будто защищался от неё, и отвернулся. Он резко задышал, когда она безо всяких колебаний подошла вплотную и опустилась перед ним на колени.

 — Зак, — мягко позвала она. — Вот, я смотрю на тебя. Мне не противно.

Он покачал головой, но ничего не ответил, и Рей очень медленно положила на него ладони. Он всё ещё дрожал от страха, и она вздрогнула следом, ощущая пальцами его грубую тёплую кожу. Она опустила его руки, и те безвольно повисли по бокам.

 — Я не хотел, чтобы ты меня таким видела, — каркнул он.

 — Извини, надо было постучать, прежде чем вламываться.

 — Тебя не должно здесь быть. Ты не должна меня видеть.

 — Но, Зак, это и мой дом тоже, — он не ответил, и она положила руки ему на плечи. — И я не против тебя таким видеть.

Его веки дрожали, когда она пальцами обвела его лицо, но в итоге он поднял голову, чтобы подарить ей долгий, смущённый и неуверенный взгляд. В груди стало тесно. Боже, ей так сильно хотелось заставить его понять, что её не отвращали его шрамы, что с ней он мог не стыдиться самого себя.

 — Зак. Если хочешь, я уйду. Но у меня сегодня день рождения, так что позволь мне любоваться тобой. Не прячься от меня. Я от тебя не убегу.

Зак вздрогнул от её слов.

 — Я… — нервно выдохнул он, но вздохнул. — Ладно, раз уж день рождения и всё такое… Но если будешь ночью мучиться от кошмаров — я не виноват.

 — Кошмары? — весело переспросила Рей. — Дурила, это будут самые сладкие сны.

Она наклонилась вперёд, чтобы прижаться губами к его щеке. Зак заметно напрягся, но теперь она могла увидеть, что дело не в дискомфорте — он просто покраснел.

 — Я люблю тебя, помнишь? Ты для меня самый привлекательный, с бинтами или без них, — она оставляла лёгкие поцелуи на его носу, лбу, второй щеке. — Ты не урод. Ты такой же красивый, как и всегда.

 — Любовь так слепа, — пробормотал Зак.

Она немного отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза.

 — Я вижу твои шрамы. И я начинаю злиться, что тебя приучили к мысли, что этого стоит стесняться. Твои шрамы не делают тебя отвратным. Они не делают тебя монстром.

Зак распахнул глаза, пока она пальцами прослеживала шрамы на его лице, пытаясь разделить с ним всё, что он пережил от огня. Разумеется, он ещё не скоро согласится снять перед ней повязки, и ещё больше времени ему понадобится, чтобы подойти к открытому огню. Иногда он делился с ней ночными кошмарами, иногда рассказывал о фантомных болях, как мимолётном напоминании о том, что он уже пережил много лет назад.

Спасибо, что говорил. Он объяснял ей, что с ним не так. Он всё чаще оставался рядом, когда она включала плиту или духовку. А сегодня он позволил ей себя увидеть, принимал её прикосновения и слова.

Он глубоко вдохнул.

 — Мне пиздец как страшно.

 — Я так сильно напугала?

 — Честно? Ещё сильнее.

 — Зак. Во мне роста метр шестьдесят с хвостиком. Вешу я меньше, чем пачка лапши. Да ты одним чихом меня в стену сдуешь. Это же просто ощущение… всего лишь тупое ощущение, так? Не думаю, что тебе есть чего бояться.

Зак моргнул, но тут же кривовато улыбнулся, словно незавершённая версия той улыбки, которую она знала и любила. Сердце забилось немного быстрее.

 — Ну да, я об этом и говорю. Жуть ещё та.

 — Ой, знаешь, — хохотнула она. — Пора бы тебе заткнуться.

А потом она его поцеловала.

Она не до конца понимала, зачем, но сейчас это казалось правильным. Было приятно вот так доказывать любимому человеку, что его шрамы не отталкивают. Да и они не виделись толком несколько недель… Нет, они несколько недель не говорили, не касались друг друга, не смеялись с какой-то чепухи, и она слишком соскучилась, чтобы задумываться, прежде чем делать.

Зак чуть ли не таял в поцелуе. Его губы нежно, но жадно сминали её, и Рей чувствовала, как его ладони скользнули по её бокам, прежде чем уткнуться в плечи. Она провела пальцем вниз по щеке и ощутила бешеное биение жилки на его шее. Его кожа была сплошным полем битвы с ожогами, и ей нравилось прослеживать это всё кончиками пальцев. Дрожа, он сжал ткань её футболки на спине.

 — Зря это я, да? — чуть отстранившись, спросила она.

Зак потянулся за её губами, чтобы оставить дорожку коротких поцелуев. Она чувствовала, что он улыбался.

 — Вообще нет, — он легко чмокнул её в уголки рта, и теперь дрожала только она. — Очень даже в тему.

Она снова его поцеловала, но теперь прижалась к нему ещё и телом. Зак задержал дыхание, его руки сначала чуть застенчиво огладили её спину под футболкой, но он смело обнял её, стоило ей углубить поцелуй. Он чуть прижался языком между её губ, и она приоткрыла рот, чтобы принять его.

Вот это и был настоящий поцелуй — не детское касание губ к губам, не яростное насилие, полное неудовлетворённости. Этот поцелуй был приятным. Как будто она посреди жары погружалась в прохладную воду. Как будто она вернулась в тёплый дом после дня, проведённого в снегу. Было похоже на сон: на тот момент, когда все мысли смешиваются в одно, и последняя реальность уходит.

Это были бабочки в её животе, разливающие тепло по всему телу, это был ток в её венах, это были негнущиеся конечности. Это было ощущение его обнажённых рук на коже, его губ, его языка, ласкающего её собственный. Она слышала, как Зак что-то приятно мурлыкал ей в рот, когда она зарывалась пальцами в его волосы.

Любовь… не стала бы её панацеей, вовсе нет, но как же умиротворяюще было ощущать, как их тела словно сплавлялись в одно там, где они соприкасались голой кожей. Он принимал её такой, какая она есть, со всеми недостатками, шрамами, ошибками и проблемами, а в ответ она старалась подарить ему чувство домашнего уюта, комфорта и снова и снова касалась его кожи своей со всей нежностью. Она чувствовала на себе стук его сердца, и знала, что они оба всё пережили, они всё пережили, они всё пережили.

 — Мне это снилось, — вздрогнул Зак, — каждую грёбаную ночь, с самого дня Святого Валентина. Я этого не хотел. Я не хотел, чтобы мне это снилось. Я не хотел этого желать. Мне казалось, что я не заслужил. Я был уверен, что разрушу твою жизнь.

Она отстранилась, чтобы снова обвести пальцами его щёки.

 — Почему?

 — Потому что я был в ужасе, — еле слышно прошептал он. — И я в ужасе до сих пор.

 — Что тебя пугает? — она посмотрела в золотисто-ночной контраст его глаз, чтобы там и затеряться. Его руки задрожали на её спине.

 — Да всё, начиная с меня самого, — чуть хохотнул Зак и покачал головой. — Или то, что я причиню тебе боль. Или в принципе любовь к тебе. Рей, ты же сама знаешь, как я себя вижу. Я не из тех, кто любит, я только рушу всё на своём пути. И чем меньше я контролировал свои чувства к тебе, тем сильнее я себя ненавидел. Мне показалось, что это единственный способ заплатить за любовь — заставить тебя ненавидеть. Если бы ты меня ненавидела… ты бы ушла. Это стало бы моим наказанием за то, что я протянул свои поганые руки на то, чего не заслужил. А ты была бы далеко, в безопасности от меня.

Она не сказала, что это тупая идея, как и не сказала, что он мог хотя бы попытаться подумать ещё раз, и покапать на мозги, мол, чего же он ждал. На самом деле, она не была уверена, что на его месте не поступила бы так же. Она слишком хорошо знала, как тяжело было бороться с ненавистью к самому себе.

 — А сейчас? — просто спросила она.

 — Сейчас… — поколебался Зак. — Я над этим работаю. Стараюсь не бояться, а просто… позволить себе иметь что-то хорошее в жизни, не считая убийств. Не буду врать, это очень тяжко, и не могу сказать, что скоро я с этим справлюсь и больше о такой херне не думаю, — он выдохнул, но уже с куда большей уверенностью. — Но теперь я так легко на эти мысли не поведусь. Всё будет примерно вот так, пока я окончательно не поверю, что заслуживаю в жизни счастья. Я не позволю ничему встать между нами, я этого не хочу. И я не хотел тебя обижать. То, что между нами, дружба это или что-то ещё… Оно сильнее страха. Я не должен был этого забывать.

В груди осела нежность, и она не могла скрыть тупое обожание в своём голосе.

 — Ты гораздо лучше, чем о себе думаешь, Айзек Фостер.

 — Может быть, — он попытался улыбнуться. — Стараюсь как могу.

 — Мне было больно, — продолжила Рей. — Я разозлилась на тебя и обиделась, потому что ты поступил глупо и неправильно. Но теперь я понимаю, почему ты не знал, что делать, почему ты так рассердился, и почему всё закончилось вот так. И теперь я счастлива, что ты решил бороться за своё счастье.

Зак сдвинул руки к её бёдрам, и они начали подвигаться, пока в итоге она не оседлала его, опираясь спиной на его согнутые ноги.

 — Так лучше, — улыбнулся он.

 — Спасибо, у меня уже колени затекли.

Зак рассмеялся и смахнул с её лица чёлку.

 — Я всё ещё хочу как полагается за всё извиниться. Прости меня, Рей, я поступил, как последний ебанат. Как я говорил… я постараюсь больше подобного не допустить. Я знаю, что это просто пустые слова, но если ты мне поверишь — я докажу. Но всё равно, ты не обязана, — почти что застенчиво добавил он.

 — Посмотрим, как всё получится, — она уткнулась в его лоб своим, и Зак заметно расслабился от этого близкого сердцу жеста. — Я знаю, что не разочаруюсь.

Сейчас их взаимное доверие можно было почувствовать — на его обнажённой коже под её пальцами, через нервное сердцебиение, что она чувствовала на своей груди, в его глазах, пристально смотрящих в её собственные. Можно было даже показать — она без малейшего колебания разделяла с ним личное пространство, даже если он боялся самого себя, она позволяла ему касаться её и быть рядом независимо от количества крови на его руках, она звала это место своим домом несмотря ни на что.

Зак глянул на её рот, и время снова начало замедляться. Рей выдыхала ему в губы снова и снова, снова и снова, пока они не разделили один кислород на двоих.

Как будто она тонула в глубинах морей. И всплывать совсем не хотелось.


* * *


Назавтра она должна была встретиться с Ленни и Адрианой в парке — пополудни намечался заслуженный пикник для выпускников — но она предупредила Зака, что заскочит утром к нему домой на случай, если он захочет сказать ей что-нибудь ещё.

(Да, он до сих пор не сказал прямо, что её любит. Наверное, это было чистым эгоизмом, но ей вправду хотелось это услышать.)

Она шла домой в хорошем настроении — и даже лучше того. В груди царило приятное тепло, на губах играла память об их поцелуе, она чувствовала на своей спине фантомные прикосновения его мозолистых ладоней и сама словно снова ощущала под пальцами его покрытую шрамами кожу. Ей всегда было забавно, когда она читала в книгах мысли главных героев о поцелуях, как они сравнивали это со своими мечтами, и в итоге всё оказывалось гораздо лучше.

Теперь она понимала. Как бы глупо ни звучало, но ни одна книга не подготовила бы её к тому, что она увидела Зака без повязок и вот так запросто его поцеловала. Они в первый раз по-настоящему поцеловались. И может, даже не в последний.

«Может, даже не в последний», снова подумала она, когда заходила домой. Рей отчаянно цеплялась за память о Заке, о его коже, глазах, голосе, о нём самом — за всё то, что все эти годы удерживало её в здравом рассудке несмотря на домашний хаос. За всё то, что не позволяло ей сломаться с того самого дня, когда ей было четырнадцать, и он спас её жизнь.

Может, даже не в последний.

Рей открыла дверь, чтобы обнаружить в прихожей родителей, скрестивших руки на груди.

Они её ждали.

 — И куда ты запропастилась, неблагодарная? — начала ругаться мама. Сегодня она была идеально накрашена — неважно, что они хотели сказать Рей, сегодня они ещё не цапались. Она заметила, что мама сегодня надела почти все свои кольца. — Мы весь день тебя ждали!

 — Тебе восемнадцать, — сказал папа. Он выглядел таким злым, как будто надрался в ту секунду, как только она переступила порог. Теперь Рей не знала, что делать, да и что она могла? Убежать? — Если честно, я бы прямо сейчас бросил твои шмотки тебе в лицо и выставил ко всем чертям, но ты же просто пойдёшь бомжевать, да? Нас и так постоянно спрашивают, какого хрена ты вечно на улице.

 — Ты нас подставляешь, — покачала головой мама.

Рей почувствовала, как внутри холодеет-холодеет-холодеет. Память о поцелуе и тепле начала исчезать, а в венах вместо крови побежала тьма, окутывающая её разум.

 — Я хотел сдать тебя кое-куда, — сказал папа настолько небрежно, как обычно о таких вещах никто не говорит. Рей забыла, как нужно дышать. — Сдать за хорошие бабки и забыть, как тебя зовут, как хотел уже давно, но ребята, которые согласились на это, куда-то пропали, так что… пока что тебе повезло, да?

Сдать. За деньги.

Он самого себя слышал? Он понимал, что вообще несёт? Он осознавал, что это не банальщина, каковой пытался всё выставить? Ему хоть на секунду приходило в голову, что он говорил о продаже своей родной дочери тому, кто больше заплатит, как какой-то скот?

Он же был полицейским. Он должен был знать статистику, факты, знать в принципе о торговле людьми и всех связанных с этим ужасах. Как он мог знать о людях, которые согласны купить человека, и не пытаться их арестовать?

Боже. Господи-боже.

Это ведь не было выходом, чтобы избавиться от нежеланного ребёнка, это вообще не было никаким выходом — да он первый должен был с этим бороться, это же…

Это было аморально.

Но…

 — Извини, — сказала Рей, потому что не знала, что ещё в этом случае говорить. — Извини. Извини.

«Беги", приказал какой-то инстинкт. "Беги. Беги сейчас, пока не стало слишком поздно. Они не сделают тебе ничего хорошего. Они куда хуже обычных преступников — эти люди были готовы продать тебя, лишь бы только избавиться. Беги».

Но она не могла пошевелиться. Даже если она сбегала раньше, её слишком хорошо научили, что склонить голову и терпеть — единственный способ выжить. Если бы она убежала — её бы поймали, и ей досталось бы сильнее.

Мама сделала шаг вперёд.

 — Рейчел, твои извинения нам жизнь не исправят.

Рей закрыла глаза, пытаясь ухватиться за последнее счастливое воспоминание, пока она не провалилась во тьму. Воспоминание о том, как они с Заком целовались в первый раз.

Может, даже не в последний.


* * *


Рей брела по улице. Бесцельно, в никуда. Даже не задумываясь. Просто шла так далеко, как только сможет, позволяя негнущимся ногам куда-то себя вести. Она слишком долго пролежала на полу гостиной. Слишком долго. Но достаточно, чтобы её оставили одну. Достаточно, чтобы можно было добраться до входной двери.

Одна боль. Не было ничего, кроме неё.

Хотелось исчезнуть, скрыться, спрятаться. Туда, где никто не найдёт. Туда, где никто её не ранит. Только не снова — нет, не надо боли, пожалуйста, только не это. Она искала темницу, вроде той высокой башни из сказки, которую в далёком детстве читала мама. Раньше её жизнь не была адом. Раньше она могла представить себя принцессой. Она могла, пока ей не исполнилось семь, и она не познала истинное несчастье. Если бы она была принцессой, кто-то бы её спас — то ли крёстная, то ли рыцарь, то ли ещё какая-то принцесса, может, даже волшебник или принц. Ей всегда казалось, что этого хотела её мама: она ждала, что ворвётся принц на белом коне и заберёт её от ненавистной дочери и мужа-изверга.

Рей тоже ждала.

Ждала смерти, или спасения — она не знала, чего хотелось сильнее. Жить было страшно. Жить было тяжело. Больно. Если бы она была мертва — ей не было бы больно. Она видела в смерти своё спасение.

Жаль, что никто так и не пришёл. К маме никакой принц не явился, и Рейчел Гарднер на своего тоже могла не надеяться. Принцев не существовало.

Принц мог бы найти её где угодно, где бы она ни пряталась, спасти от любой чёрной полосы в жизни и помочь встать на ноги одним щелчком пальцев. В реальной жизни такого не бывает.

Рей побежала — отчаянно, как будто могла сбежать от собственной жизни, погрузиться в фантазию, где всё было прекрасно, где родители её любили и она никогда не знала несчастья. Там её родители были бы милыми законопослушными людьми, и даже думать не стали бы о продаже людей.

Всё то, что присматривало за ней свыше, вряд ли допустит очередное чудо. Наверное, Зак был прав, и Бог умер.

Зак…

Нужно было пойти к нему. Он был её убежищем. Он помог бы ей исцелиться. Защитил бы. Он бы не позволил кому-либо ранить её.

Но память о поцелуе утекла, словно вода, было слишком больно, и Рей так устала — слишком устала, чтобы идти к кому-то, кто вдохнёт в неё желание жить. Она этого не заслужила, как и не заслужила всего, что Зак для неё сделал.

Боже, она ведь столько раз клялась самой себе, что не допустит этих мыслей, но посреди сплошной боли слово «проклятая» не заставило себя долго ждать.

Рей врезалась в кого-то на углу улицы, и побежала со всех ног. Тело болело, и сейчас она бы закричала, если бы почувствовала, что может что-то сказать. Она споткнулась, но не упала.

 — Ты же…

Какой-то смутно знакомый женский голос, но Рей не стала задерживаться. Она не упала, и снова убегала в надежде, что никто за ней не погонится.

Особенно из тех, кому может быть на неё не плевать.

Пожалуйста, пусть это будет не тот, кому на неё не плевать.

Рей остановилась, потому что не смогла больше дышать, потому что лёгкие и ноги болели сильнее, чем всё остальное, потому что она не могла заставить себя сделать ещё один шаг. Она какое-то время просидела на асфальте, прежде чем приказала себе подняться. Она могла ходить. Она должна была идти. Она… не до конца понимала, почему, но чем больше было расстояние между ней и остальным миром — всем тем, что могло её ранить — тем было спокойнее.

Она встала во весь невысокий рост и осмотрелась, осознавая, куда пришла.

Это была школа.

Начальная школа.

Та самая — старая, заброшенная, сгоревшая.


* * *


Ой-ёй.


* * *


Судьба… забавная штука.

Кто-то связывал это с предначертанным свыше, кто-то считал совпадением. Кто-то думал, что судьбы не бывает, кто-то делал её своим божеством. Но плевать, как быстро ты пытаешься от неё сбежать — судьба всегда настигнет.

Как и прошлое — можно было запихивать его хоть в глубины ада, но если его не принять, оно вернётся и укусит побольнее в момент, когда ожидаешь меньше всего.

Теперь Рейчел столкнулась со своей судьбой, со своим прошлым, и что-то

Щёлкнуло.

Что-то старое, невысказанное, до сих пор не исцелённое. То, чего не должно было происходить — настолько нечеловеческое. Насколько она знала, у нормальных людей такого не бывало.

Они не теряли способность ясно мыслить. Они не шли к сгоревшему зданию, пока под кожей отбойным молотом били старые воспоминания, не ходили вокруг в поиске так никем и не залатанной дыры в заборе, не проникали во двор заброшенной школы.

Она была закрыта уже много лет.

Но дымом воняло до сих пор.

Древесным углём и бензином, пеплом и сгоревшей бумагой, расплавленным металлом и битым стеклом. У неё были плохие воспоминания об огне.

Рейчел скользнула в здание, гораздо меньшее, чем она помнила — школа для ребёнка, коим она больше не была. Стены почернели. Двери покорёжило от огня. Она побрела, и свет лился в окно коридоров и пустых классных комнат. Здесь было не страшно. Не жутко.

Просто мертво.

Как и она сама.

Даже при условии, что только она умерла в ту ночь, когда всё сгорело дотла.

Когда-то это место стало её домом. Она сбежала, решила никогда больше не возвращаться домой и сидеть здесь, пока её не заберут родители получше или какой-нибудь прекрасный принц. Прекрасный принц, принцесса, добрый учитель, чью жизнь она бы не превратила в кошмар своими жалобами, кто угодно. Она спала на чудом уцелевшем после пожара диване в учительской. Она искала перекусить в помойке у супермаркета в пяти минутах ходьбы отсюда — знала, что они всегда выбрасывали что-то съестное.

Маленькая Рейчел скушала печенье, сделала чай. Маленькая Рейчел бродила по обгоревшим коридорам и так и не понимала, что сломлена. Через два дня она к этому привыкла. Это стало её новой, идеальной жизнью.

Новая жизнь продлилась недолго.

Папа нашёл её через неделю. Одна неделя — ровно столько её родители смогли протянуть без мячика для битья. Она до сих пор помнила, как выставила на него нож, не в силах мыслить здраво или мыслить в принципе. Она просто желала, чтобы всё закончилось.

До неё доходило, что он отрезал все пути побега. Он отрезал от неё всех людей, которые могли бы помочь. До неё доходило, что она обречёт весь мир на кошмар, если попытается жаловаться.

Но этот процесс был медленным, и она наивно думала, что сможет бороться.

Ничего она не смогла.

Он заломил её, вывернул запястье, чтобы она выпустила нож из руки, и бил, пока от криков не пропал голос. Потом привёл домой, где ей добавила ещё и мама. Ведьма, обуза, проклятая. Ведьма, обуза, проклятая. Проклятая. Проклятая. Проклятая. Проклятая.

Проклятая. Проклятая. Проклятая.

Проклятая. Проклятая. Проклятая.

Проклятая. Проклятая.

Проклятая.

В ту же ночь, семилетняя Рейчел Гарднер зашила птицу и всё об этом забыла.


* * *


Рей села на пыльную кушетку, скрестила ноги. За окном занимался рассвет.

Здесь её никто не будет искать. Здесь никто её не достанет, не ранит. Никто не пытался отстроить эту школу после пожара — все как один твердили, что здесь живут привидения, и от этой мысли ей хотелось смеяться громко, заливисто, как она никогда не смеялась.

Здесь не было ни единого привидения, кроме неё самой.

Сумочка давила на плечо знакомым весом пистолета. В магазине было восемь пуль.

Если кто-то придёт — она знала, что делать.

Глава опубликована: 16.10.2019
И это еще не конец...
Отключить рекламу

1 комментарий
Здравствуйте, мне очень понравилось!😊Прочитала все главы за два дня и по ночам не спала, ну мне и не хотелось🙂 Очень интересный сюжет! С нетерпением жду продолжения!😁
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх